Вацлав. Во Граде Петровом

ВАЦЛАВ, "ВО ГРАДЕ ПЕТРОВОМ -- ДОЖДИ"

СБОРНИК СТИХОВ, 2020

БАЮН

Над Веной плывёт зачарованный кот,

чеширской улыбкой сразив

всех, кто не успел лишиться забот,

тех, кто голоден и некрасив.

А мне рассказали, что он -- Кот Баюн,

просто сбившийся где-то с пути

среди финских заливов и юрмальских дюн.

Я шепчу ему: Не лети!

Присядь на скамейку, попей кофейку.

Каким ветром ты в этих местах,

где деду-Дунаю, как мертвяку,

панихиды поют на мостах?

Ты здесь очутился словно древний герой,

лихо сбросивший ковы седин!

Вот, возьми эти гусли. Они были со мной

для тебя и твоих былин!

ВЬЮШКА

Так будет ли свадьба?

Какой уже месяц

Стенает деревня

В надежде на снег...

Печётся оладья,

Ветра куролесят.

На паперти древней

Их короток век.

Прядёт, и мечтает

Увидеть пастушка

Гоньбу и ловитву

В полях белизны.

Вздохнув, задвигает

Печи тёплой вьюшку.

Простую молитву

Окутали сны.

Любовь, что излилась

Ей в сердце когда-то,

Хоть углями тлеет

В преддверии дня,

Но, это случилось...

-- Как невероятно! --

И то, что умеет

пастушка моя --

Глотая надежды,

Подкладывать чурки

Чтоб высохли слёзы,

О светлом мечтать...

Кудряшки овцы,

Как кудряшки дочурки,

Смотря в никуда,

Жёстким гребнем чесать.

СТУДЕНЧЕСКАЯ

Однажды ты выйдешь из дома

С гитарою наперевес.

Расскажешь друзьям и знакомым:

Мол, "песня нужна, позарез!".

В углу институтского сквера,

При трепетных бликах костра,

В помятом сомбреро,

С улыбкой Вольтера,

Ты глаз не сомкнёшь до утра.

"О, что это за ахинея?!

И чей там бивак средь коряг?" --

Рванут на балконы, глазея,

Насельники местных общаг.

А ты -- будешь петь им, горланя,

О боли разбитых сердец.

И вынесут люди,

На праздничном блюде,

Тебе -- в знак любви -- ... холодец.

Печально и томно вздыхая,

Студенты тебе подпоют,

"пиитом сибирского края"

От чистой души, нарекут.

И та бесподобная песня

Не стихнет уже никогда.

Пленит без натуги,

Помимо округи,

Столичные все города.

ВОЛХВЫ

Ни зги не видя пред собой,

Ошеломлённые звездой,

Бредут впотьмах, страной чужою

Волхвы, нестройною гурьбою.

Звезда на запад их влечёт,

Где -- знает каждый звездочёт --

Явился царь новорождённый,

Небесной властью наделённый.

По поколеньям -- иудей,

Но, стать спасеньем всех людей

Его призвал Отец Небесный.

И Он им стал. Смиренный, честный.

Супруги отворяют дверь

В дом, где живут они теперь,

Одной семьёй с Младенцем Чудным,

Гостям, чей путь был долгим, трудным.

А те -- вдруг поняли, зачем

Узнали имя: "Бейт-Лехем".

Пред Хлебом Жизни ниц упали,

Едва лишь взгляд Его поймали.

Привстали, маги-мудрецы,

Достали фляги и ларцы.

В них -- злато, фимиам и смирна

Для зыбунка, что смотрит мирно.

Для Безначального Царя,

Чьим Словом создана земля,

Чей Ангел -- фразою сухою --

Велит пойти иной тропою!

ВНУЧКА

За сорок земель, собирает к обеду

Девчонка, открывшая мир.

Она приготовила бабе и деду

И кашу, и щи, и пломбир.

Прилежная внучка решила, с получки,

Порадовать стариков.

Они не зевают, и с ней предвкушают

Игру в "подкидных дураков".

Льёт дождь-горемыка. Не вяжут ни лыка

Извозчики на мостовой.

А в доме -- девица, под скрип половицы,

Читает вслух паре седой

Стихи, что писала она прошлым летом

На даче, в уютной тахте:

О ржавой телеге, о пористом снеге,

О маминой красоте.

Я не тороплю её повествованье

И знаю уже наперёд

О том, как расскажет она на прощанье,

Что скорo от мамы уйдёт.

Посуду помоет, все ставни закроет,

Забросит свой ключ в лебеду...

Ей быть на Парнасе, на белом Пегасе

Написано на роду!

КАЛОШИ

Две остановки

до дома, где ты живёшь.

Ночь за окном --

застывают следы калош.

Сам не свой от любви,

я куда-то бреду

по извилистой тропке,

словно в бреду.

Но, к тем кто сердит,

вряд ли я уже подойду.

Тополиным бульваром,

знакомым трамвайным путём

мы скитались на пару,

утешая себя, что растём.

Во хмелю и слезах,

целуясь раз в год,

всё срывали, по дури,

заповеданный плод

и в подол, и за пазуху.

Да только -- в оскомине рот.

Звёзды бледнеют,

их света уже не вернуть.

Мы так зло разминулись...

Каждый выбрал, упрямо, свой путь.

И все краски смешались,

и пришли холода.

За неделю-другую стала чёрной вода.

На дворе -- никого.

Крепко спят в тепле господа.

Две остановки

до дома, где я не жил.

Там, где утлое судно трещит,

без руля и ветрил.

Где, продрогнув, пред дверью

я закрытой стоял

и, смириться с судьбою

всё себя умолял.

Счастья же, королевам,

которым я не угодил!

ВАЛААМ

Дорога, мотор, смотровое стекло...

И много с тех пор вольных вод утекло,

как, в утренней мгле, вторя древним словам,

приплыл я по озеру на Валаам.

Здесь -- место пристанища: давний причал.

Он яхт приозёрских спокон не встречал,

извечно любуясь лишь дружбой лесной

картины Куинджи -- берёзы с сосной.

Вот инок кормилом тут воду рассёк.

Умаялся, милый... Твой шаткий челнок

на луду* тянуть за пеньковый канат,

давай подсоблю тебе, строгий мой брат!

А ты -- поведи вдоль тенистых аллей

туда, где разносится полиелей

ликующим пеньем церковных ладов

над тихим забвеньем плодовых садов.

За белой оградой -- погост чернецов:

пренабожной братии, славных отцов.

Лежит здесь под камнем, -- поверить изволь --

во схиму постриженный, шведский король.

Ещё я сниму мой холщовый картуз

пред каждым, познавшим презрения груз,

героем-солдатом из "дома калек".

Беззвучным набатом: "И я -- человек!"

Скуфьи преклонённых в молитве голов,

да воздуха смоль, да лазурь куполов --

как яблочной патоки приторный смак,

за чаем, в кругу балагуров-трудяг**.

Начнёт меня дрёма вдруг одолевать --

Покажется, словно сумею признать

В толпе богомолиц при том ручейке

Тебя, кареглазую, в синем платке.

*Луда -- каменистый остров.

**Трудяги, (они же -- трудники) -- люди, живущие и работающие в монастыре на добровольной и бескорыстной основе, но не принадлежащие к братии.

ЛЕДИ

Когда распустятся цветы,

Проснутся бурые медведи,

Начнут писать стихи все леди.

Но самой первой -- будешь ты!

С изящной родинкой на лбу,

С осоловевшими глазами,

Оплачешь горькими слезами

Несправедливую судьбу.

Волной расплывшейся строки

Поведаешь подробно миру,

Как пали прежние кумиры,

Какие гады мужики:

"Всем нужно было лишь одно!

Не накормили, не одели...

И с первым рейсом улетели,

Пред этим, выпив всё вино!"

А если встретишь дурака,

Пришедшего к тебе с приветом, --

Отлупишь ты его букетом,

И дверь запрёшь на два замка.

Когда ж осыплется листва,

Медведи убредут в берлоги,

Ты станешь на пустом пороге,

Как в детстве, подбирать слова.

МУСЬЁ

Мой друг, пожалуйте в карету --

поедем в загородный сад!

Вернёмся мы уже к рассвету,

покуда все лакеи спят.

Мы повстречаем там фазанов,

оленей, зайцев, глухарей...

Нарвём супружницам тюльпанов.

Ну что ж Вы? Едемте скорей!

Мусьё, откиньте Вашу шляпу,

откупорьте бутыль вина!

Не бойтесь Ваш сюртук заляпать,

ведь жизнь -- для радости дана.

А если после вдруг взгрустнётся,

и больше пить не захотим --

Нам ясный месяц улыбнётся,

и мы... на небо улетим!

ОМСК

Расплываются тоскою

Песни на моих чистовиках.

Все они полны тобою --

Пьяный Омск в галошах и чулках.

Партитуры в дрожащих руках,

Дворы в кривых снеговиках.

И твой автобус не придёт,

Ты ждёшь напрасно.

С неба сыплет белый прах.

Нерифмованным названьем

Для твоих поэтов, Город-Сад,

Ты пребудешь наказаньем

Или даже болью, как де Сад:

Кующий холодом рек,

Плюющий на щёки снег,

Прорезающий туннелем

Сам себя,

Но замышляющий побег.

(Красный Путь, прости-прощай!

Я полюбил невзначай твою пыль.

Вмиг Транссиб меня умчит --

Различит ли кто сказку и быль?!

И куда нас занесёт,

И в каком водовороте -- Бог весть --

Знать, что ты ещё живёшь и поёшь,

Что... ТЫ ВСЁ ЁЩЁ ЕСТЬ.)

Мы с тобою так похожи!

Только, мне не хочется ко дну.

Твой покой меня тревожит.

Мне -- пора отплыть на глубину.

И ветер, попутный мне,

Дует навстречу тебе.

Но, знаешь, Он -- один и тот же,

И не нам его судить.

Представь себе!

ДУНЯ

Спасибо, Дуня-тонкопряха!

Твоя посконная рубаха

Пришлась мне впору. И с тех пор,

Я петь ходил к тебе на двор.

Спасибо, что тебе на святки

Понравились мои колядки,

Что не считала за врага,

Подавши ломтик пирога.

Благодарю тебя покорно,

Что хохотала так задорно,

Когда за талию обнял,

Как записной провинциал.

Особое благодаренье --

За превосходное варенье,

Что наварила из цветков

Всех сватавшихся женихов.

Метели снежные отвыли,

Пока мы чай с вареньем пили.

Теплынь стояла на дворе.

Все были рады той поре.

Днём ты играла на жалейке.

Я -- поливал редис из лейки,

Затем, улёгшись в лопухи,

Лишь о тебе слагал стихи.

Когда же, наконец, решился

Сказать, что "без ума влюбился",

Сбежала Дуня в Ереван...

Тем и закончился роман.

КУКЛОВОД

Я помню как, в тот новый год,

Хватил мороз и утёр нам нос.

Он, как искусный кукловод,

Соединил нас в хоровод.

Ты помнишь как, в тот новый век,

Въезжали мы на конях зимы?

Санями правил дровосек,

Вонзя полозья в скрипучий снег.

Ну вспомни, как в тот новый дом,

Не зная код, перекрыли вход;

С каким укором и стыдом

Судачили о пережито́м!

ЭВТЕРПА

День слопал все силы,

скинул бахилы

и завалился спать.

Я оставлен в столовой,

пустой и дубовой,

перлы стихов низать.

Зола, чечевица...

Желтогрудая птица,

куда тебя занесло?

И, как в прошлом веке,

с наклейкой на деке

расстроенное весло.

О, Эвтерпа родная,

я, себе позволяя

гостем быть

у Ночной Тиши,

вдруг увидел так ясно,

что чинил не напрасно

дочкам

школьные карандаши;

что они тебя знают,

и они тебя слышат!

Ты -- в их каждом

черновике!

Я -- отец поэтесс,

хотя, каждая пишет

стихи на своём языке.

У них -- те же слова

и идеалы,

да мотивы уже не те.

В беге дней не заметил,

как сам, мало-помалу,

вдруг стал петь

на иной частоте.

Тёртый сыр и спагетти.

Безмятежные дети

плещут радостью.

Вновь и вновь!

И пусть нет с ними сладу,

получаешь в награду...

неожиданную любовь.

КРИТИК

Я -- не Ключанский и не Шелленберг,

ни молодой, ни знатный литератор;

и Омск искусством слога не поверг

в растерянность, как разгильдяй-новатор.

Вагановой -- в тиши её химер --

стихи любил послушать на досуге;

да Чурсина Андрея взял в пример

как рифмоплёта, радуясь о друге.

Всё удивлялся росчерку пера

родной Потёмкиной Елизаветы,

при этом Фотю -- пусть она мала --

так полюбил за светлые сонеты!

Других поэтов -- вовсе не знавал.

(А, может быть, их просто не расслышал?)

Сам же -- на кухнях пел и в стол писал.

В итоге... Никудышный критик вышел.

ДОЖДИ

День и ночь в капюшоне... Куда ни пойду --

всюду ненастья след.

Атланты на музейном фронтоне -- к стыду --

съёжившись, ждут рассвет.

Перед сном, задержавшись у радиолы,

поправляя свои бигуди,

Ты услышишь всё тот же прогноз невесёлый:

"Во граде Петровом -- дожди."

Лабиринт водной ряби, в который я влез --

не перемахнуть прыжком!

Порываюсь замкнуть эти "хляби небес"

междугородным звонком.

Только каждый твой слог отзывается глухо

болью в моей груди.

Быть может у вас там ясно и сухо,

но во граде Петровом -- дожди.

А проспект, так наивно посеребрён,

будто нету пути назад.

И в посудную лавку, как увалень-слон,

так просто -- войти наугад!

Торговец в бадлоне, полируя поднос,

пожмёт лишь плечами: "Ну жди,

раз надеешься ноне снова высунуть нос..."

Во граде Петровом -- дожди.

ТРУБА

Я подошёл к тебе,

видимо, по резьбе,

нарезанной в семидесятых

на питьевой трубе.

Там, где кухонный гарнитур,

флейтистка и трубадур

скручивают под песню

Захламино и Порт-Артур.

Песня льётся, струёй звеня,

через форточку -- в ворох дня,

туда, где выбивает паласы

и сушит бельё родня.

Озирая подтёкший мир,

так бы сказал бригадир:

"Просто, пакли на вас не хватило,

вот и хлещет... изо всех дыр!"

ВЕЛОСИПЕДИСТ

Не уезжай, велосипедист!

На, почитай этот мокрый искомканный лист!

Пускай в соплях он и в слезах...

Там -- мой последний твист.

Твой конь привык слушаться руля.

Вдоль трасс твоих, отнюдь не растёт конопля.

Её давно сжевал чувак,

Сложный, как три рубля.

Твои мечты высоки!

Забыв про ссадины и синяки,

Стремглав ты мчишься с горы,

К потехе детворы.

Во мне живёт романтик и артист.

Под Новый год, торжественен и неказист,

Я репетировал всю ночь

Художественный свист.

Возьми с собой всё что я понаплёл!

Неси домой -- чёрный ворон мой, сизый орёл --

Той, что закрыла на засов

Вечный свой мюзик-холл!

Колёс восьмёрки -- как знак:

Кто мудр, тому не попасть впросак.

Стань светлым вестником, брат,

Даже тем, кто не рад!

ФОТЯ

"Двух маленьких флейт

голоса-чудотворцы..."

(А. Денисова)

Облезлость нарумяненной лошадки,

кошачьих лап неверные следы...

Накрыли, пологом залатанной палатки,

собой Зарю прибрежные сады.

На Яблоневой -- запахи арбуза

и выпечки несдержанной маман.

На грядках собирает тихо Муза

слова мечты в надтреснутый стакан.

"Любовь, Надежда, Вера не проходят.

Душа моя, не унывай, не плачь!", --

карандашом старательно выводит

твой близкий, но неведомый Рифмач.

Там, за оврагом -- Светлые напевы.

А на мосту -- шальные поезда.

В золе пред домом, светит юной девы

Фотинии прекрасная звезда.

Сборник окончен.

Вацлав, 1-е февраля 2020 г.

Вацлав : другие произведения.

Во Граде Петровом - Дожди, 2020

Оставить комментарий © Copyright Вацлав (dersucher@yandex.ru) Размещен: 01/04/2020, изменен: 07/04/2022. 24k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка: