Аннотация: Это очень взрослая почти выдуманная история, которая вполне могла произойти в настоящей жизни. Почти - потому, что все события были. Выдуманная - потому, что это события из разных жизней.
Пагода Китайского Дракона.
Часть I
Аглая. Август.
Дом был большой. Для дачного участка - это здорово - двухэтажный терем, из только что вошедших в моду оцилиндрованных бревен, плотно подогнанных и сложенных на мху, он выглядел добротно и наводил на мысли о купечестве и умении жить основательно. Это мой дом. Я его купил в виде наполовину собранного сруба и оставшихся бревен, разбросанных на площади полторы тысячи квадратных метров. Их надо было собрать и сложить на мху и шкантах. То, что у мастеровых, скорых на руку крестьян, занимало две-три недели, у меня заняло два полных дачных сезона. И то сказать, одному таскать и складывать шестиметровые брёвна - задача не из лёгких. Чудеса современной техники в виде очень удобной, купленной за бешенные деньги, немецкой пилы и отличной канадской ручной тали, для поднятия бревен наверх позволили справиться самому, без наёмной рабочей силы. В свои игрушки надо играть самому, иначе пропадает смысл игры. Сейчас, в августе, когда дом уже под крышей, я спокойно занимаюсь внутренней отделкой, а это значит, можно неторопясь бродить между кустами крыжовника, царапаясь о колючие шипы и выбирая самые зрелые ягоды, набивать рот маленькими кислосладкими арбузиками. Приятно ходить босиком. Первое, что я сделал купив дачу, это сложил разбросанные бревна в высокий штабель рядом с будущим домом, вычистил весь участок, сгреб и глубоко закопал весь мусор. Сермяжная правда дачи, для горожанина заключена в единении с природой, а какое может быть единение, если не чувствуешь под босыми ступнями свежую траву, землю, пусть при этом даже попадаются сучки и шишки. Поэтому я не стал вырубать пару сосен, несколько берез и липы, которые оказались в моих владениях. В конце лета, когда зелень сильно разрастается, здесь красиво и диковато, что не радует соседей, привыкших думать, что дача это крестьянский огород.
В дальнем углу сада, где за очень редким и хлипким соседским забором из кривых штакетин, сделанных из ошкуренных молодых елок, заросли черной смородины, кто-то громко шуршит в кустах. Я пробираюсь к забору, тихонько чертыхаясь когда под пяткой оказывается колючая крепкая шишка. Треск в смородине продолжается, но никого не видно.
- Здравствуйте - говорю я, обращаясь к кустам. Треск разом смолкает, а потом из самой середины смородиновой чащи появляется медно-рыжая копна густых волос, в которых сияют ярко голубые глазищи.
- Привет - фамильярно отвечает копна и рыжие ресницы взмахнув, посылают в меня целый каскад голубых молний.
- Я думала тебя ещё нету. Ого какой домище отгрохал! - это Аглая, внучка бабы Жени - соседки. В прошлом году, весной, когда я вступил во владения своими угодьями, она сразу прибежала знакомиться и все про себя рассказала - что зовут её Аглая, что ей уже давно одиннадцать лет, и она здесь у бабы Жени и дедушки Аркаши. А сводный брат Толик уехал к бывшему папе, а она, Аглая, только в июне и августе бывает на даче, потому, что две смены проводит в лагере, где тоже хорошо, но мальчишки всё время подглядывают. При этом, она лукаво стрельнув голубизной из под медных ресниц и хихикнув сообщила, что они сами очень смешные, эти мальчишки, когда голые! В ответ на мои вопросительно поднятые брови пояснила - у нас в лагере такая баня - всё насквозь видно. Прошлым летом эта длинноногая голенастая девчонка выглядела почти гадким утенком, но у неё великолепные густые рыжие волосы, вздернутый носик с веснушками, хитрющие голубые глаза и удивительный характер. Кусты зашуршали, Аглая оцарапавшись и ойкнув несколько раз оказалась у забора.
- Я приехала сразу со смены. А бревна еще остались? Хотелось бы посмотреть, как ты на такую вышину их запихивал-сказала она, мотнув головой в сторону конька и подняв рыжий ветер вокруг головы. Она ела черную смородину, и ее язык был синим.
- Мне дракон помогал - сказал я,- В-о-он тот, - на коньке крыши действительно была голова дракона. На её изготовление очень хитрым способом ушло всего четыре дня. Аглая, подставив ладошку козырьком внимательно принялась рассматривать морду дракона, а я смотрел на нее. Не было больше гадкого утенка. Она подросла, макушкой была уже на уровне моего носа, окрепла и скорее напоминала молоденькую игривую лошадку. Застиранное васильковое платьишко было прошлогодним, а потому стало ей совсем узким и коротким. Выше загорелых коленок до подола исцарапаные ноги были гораздо светлее, и я спросил:
- А ты что же такая полузагорелая?
- Мы в походы ходили, а там надо до колен - косо стрельнув глазами, не поворачивая головы от дракона ответила Аглая.
- Тут загорю. Успею. Красиво получилось - похвалила она драконову морду.
- Приходи в гости, дом изнутри посмотришь и вообще, как в прошлом году посидим, поболтаем - пригласил я.
- Только смородины наберу - и она с треском ринулась обратно в кусты.
Прошлой весной, когда ещё не было забора и я ночевал в машине рядом со срубом будущего дома, как-то проснувшись утром, я обнаружил коней, свободно щиплющих травку на моей усадьбе. Я люблю коней, но чувства собственника оказались сильнее, и я поставил плотный и высокий забор со стороны улицы, а калитку держу запертой, так как ценю одиночество. Аглая - человек моего мира, я это понял, когда мы познакомились и подружились, поэтому она зовет меня на "ты", кроме того у нас есть тайна, которая, как я думаю, позволяет ей считать меня своим парнем. Потом, в конце лета, когда забор был построен, Аглая вернулась из лагеря, а штабель из бревен был ещё высок, но уже пущен в дело, она, побегав с лейкой между грядками, а остаток дня за бабочками, стрекозами и по другим девчачьим делам, вечером приходила ко мне, забиралась и усаживалась высоко на бревнах. Оценив сделанную мной за день работу, она критически замечала, что "мужик нонче измельчал, но я всё равно молодец, только мне надо как следует умыться". Первая часть замечания несомненно принадлежала деду Аркаше, а вторая была несоменно её собственная. После этого она спрыгивала с бревен. Легкое васильковое платьишко при этом парашютом взмывало вверх, Аглая, сверкнув голым животом и свободными бледно лиловыми трусиками, приземлялась и тут же их подтягивала потуже вверх. Меня она не стеснялась. Из бочки она зачерпывала большой кружкой нагревшейся за день колодезной воды и струйкой поливала сначала мне на руки, а потом, когда я наклонялся совсем низко - на спину. Мы сидели у догорающей летней печки и я кормил её, вечно голодную, бутербродами. Мы разговаривали обо всем, и что удивительно прекрасно понимали друг друга. Не прошло и двух недель, а мы уже подружились, так что казалось знаем друг друга целую жизнь.
В один из таких вечеров середины августа, умывшись с помощью Аглаи и кружки, растеревшись большим полотенцем, я принялся готовить ужин, а Аглая снова забралась на бревна, и сверху поглядывая на меня принялась рассуждать о собаке с соседней улицы, у которой по её подсчетам скоро должны появиться щенята, потому, что она сама видела, как Черкес, черный ничейный кобелёк, на неё несколько раз запрыгивал, а потом долго не мог от неё отлепиться. Наверно ей очень понравилось - сделала вывод Аглая - не хотела его отпускать! Аглая поёрзала на бревнах и поправила трусики, врезавшиеся ей спереди. Я неопределенно хмыкнул. Было как-то непривычно обсуждать такие темы с одиннадцатилетней девчонкой. Что бы не показаться полным профаном в этом вопросе я сказал:
- Конечно понравилось, иначе она бы удрала!
- Вот! - убежденно сказала Аглая, а я спросил:
- Перловку с мясом будешь?
- Баба Женя пошла к тете Насте. Буду - с этими словами Аглая снова слетела с верхушки штабеля и снова подтянув трусики уселась рядом на широкой крепкой лавке из толстой струганой доски. В летней печи догорали поленья, было тихо, тепло и начинало смеркаться. Аглая, собрав волосы на затылке в хвост и стянув резинкой, принялась за кашу.
- В чай надо положить лимонник - наставительно сказала она, - Он около забора растет - и она направилась к забору. Некоторое время оттуда слышалось шуршание, потом раздалось громкое ой! Через пару мгновений она появилась, передвигаясь на широко раздвинутых ногах, держа в руке пучок лимонника. Она шмыгала носом и морщилась.
- Там у бабы Жени шиповник, и я в него попалась!
- Где? - спросил я, начиная догадываться.
- Там - неопределенно вниз показала Аглая и смутилась в первый раз за наше знакомство.
- Там наверное остался шип - она сморшилась, - Придется растопырившись топать к тете Насте.
- А если я попробую помочь раненому другу? - предложил я.
- Угу - весьма неопределенно буркнула Аглая.
- Во - первых я не боюсь вида крови, помнишь, как я себе по пальцу пилой резанул и ничего!
- Во-вторых у меня есть зеленка, а в третьих скоро стемнеет и пока ты таким циркулем дотопаешь до тети Насти будет совсем темно, а у меня есть фонарик. Я был очень убедителен.
- Так что твоя задача - доковылять до моего терема, а лучше я тебя донесу. Аглая была худая и легонькая, я её взял так, чтобы она как бы сидела в кресле раздвинув ноги - нести было неудобно, но совсем недалеко. Аккуратно поставив её на пол, я поправил платьице и пошел за фонариком, а за одним за ватой и зеленкой, по пути прикидывая сложность операции. В пустом доме гулко раздавалось шмыганье.
- Больно? - вежливо осведомился я.
- Угу - мрачно отвечал раненый друг.
- Там ещё и крапива была - сообщила она,- Здоровущая!
- Уничтожим - пообещал я,- Показывай рану!
Аглая решившись высоко подняла платьице, и держа его одной рукой на животе, пальцем осторожно провела у себя в паху, у самого края трусиков.
Я осторожно подтянул трусики вверх, невольно любуясь получающейся картиной и сказал:
- Держи вот так одной рукой платье и резинку, а второй свети!
Я внимательно осмотрел внутренние стороны бедер. С правой стороны в промежности была здоровенная кровоточащая ссадина, в которой я разглядел черные точки глубоко сидящих заноз от шиповника.
- Пальцами не достать - подумалось мне.
- Ну что?- терпеливо осведомилась больная.
- Операция будет сложной, но не опасной, хотя и длительной. Справой стороны большая ссадина и занозы, слевой-только крапивный ожог. Тебе придется сесть и широко раздвинуть ноги!
- Ого! - сказала Аглая странным голосом. Я постелил на сложенную у стены пачку обшивы кусок толстого брезента и подхватив Аглаю подмышки усадил лицом к себе. Ноги она раздвинула сама, так, что узенькая перемычка трусиков глубоко вошла между губок уже почти ничего не закрывая. Я был не готов к такому и в замешательстве, чувствуя как неожиданно быстро напрягся мой член, посмотрел на Аглаю. Она прищурившись подозрительно внимательно и с интересом разглядывала мою промежность. Я быстро опустился на пол, чтобы скрыть смущение и наклонившись оказался как раз против места предстоящей операции.
- Будет больно или щекотно - не дергайся - предупредил я и взглянул вверх.
- Она молча кивнула и подтянула трусики ещё выше.
Я осторожно, языком провел по ссадине и почувствовал в середине как занозы царапнули по языку, а носом я крепко ткнулся прямо между доверчиво раскрытых губок. Я начал медленно лизать ссадину пытаясь зацепить зубами или высосать обломоки шипов, каждый раз тыкаясь носом между её губок. Через некоторое время я почувствовал, как она напрягается и вздрагивает от каждого легкого тычка. Фонарик выпал из её руки и светил в стену. Я, продолжая лизать почувствовал, что внизу у меня готовится взрыв, стараясь не отвлечь Аглаю одной рукой осторожно и спустил свои трико и плавки, а второй оттянул перемычку её трусиков в сторону и начал осторожно и нежно поглаживать её маленький напрягшийся клитор. Занозы от шиповника я уже вытащил, и стал вылизывать девочку, что было необычно и очень приятно, тем более, что я чувствовал, что она наверное может кончить. Я подсунул ладони под маленькую круглую попку и крепко сжав её ягодицы стал кончиком языка быстро толкать клитор и лизать его всем языком. Ягодцы её напряглись, она судорожно задергалась и когда я осторожно попробовал втолкнуть внутрь влагалища язык, то почувствовал, как маленькое упругое влагалище конвульсивно охватило его тугим колечком не желая отпускать.
Я аккуратно обмакнул ватный тампончик в зелёнку и легко провел по свежей ссадине. Аглая охнула, очнувшись, а я поцеловал её в ожег крапивы, а потом широко раздвинув её губки, в самую середину, поправил сбившиеся в сторону трусики и шепотом сказал, - Операция успешно закончена. Ты будешь жить долго и счастливо.
А про себя добавил - очень часто и с большим удовольствием.
- Спасибо - тихо сказала Аглая.
Она всё ещё сидела широко раздвинув ноги на пачке обшивы покрытой брезентом. Внизу на брезенте теперь было пятно, с которого на пол медленно сползали густые белые капли. Потом она встала и одернула платьице. Я тоже встал и мы оказались на одном уровне.
- Ты самый замечательный доктор на свете - серьезно сказала она. Она обняла меня за шею и неумело поцеловала в губы, а я почувствовал, что мой ещё тяжелый и упругий член оказался как раз между почти сомкнутых бедер и головкой упирается прямо в трусики. Аглая это тоже почувствовала, её глаза расширились и она шепотом спросила:
- Можно я посмотрю?
Я неуверенно пожал плечами, ощущая вновь нарастающее возбуждение.
Аглая снова подняла платье вверх. Она стояла верхом на моем уже совсем твердом члене и я, отодвинувшись от неё позволил ему выскользнуть между её ног и крепкой пружиной встать вверх. Лоснящаяся тугая головка была на уровне её пупка, а я вдруг представил, как густое семя выплескивается на её живот. Аглая как завороженная смотрела на мой торчащий член и вдруг быстро потрогав его рукой с уважением прошептала,- Какой твердый!
Я, опомнившись натянул плавки и трико, и легонько шлепнув её по попке сказал:
-Каша остыла, чай тоже, а бабушка тебя потеряла!
Она, сразу став обычной, сказала, что баба Женя ещё точно не пришла, потому, что сама полуночница и будет наоборот очень здорово подкрепиться после операции, тем более, что есть очень хочется. При этом она постоянно искоса стреляла глазами на мои всё ещё торчащие спереди трико. Мы с аппетитом съели кашу, чувствуя себя настоящими любовникам, у калитки она меня поцеловала уже смелее, а я в это время осторожно и нежно погладил её между ягодиц.
Нашатырь.
Следующий, за этим странным днем, день середины прошлогоднего августа я тоже помню очень отчетливо. Я строгал верхний ряд бревен под укладку потолка первого этажа. Второго этажа ещё не было и с высоты трёх метров обзор во все стороны открывался до самого леса. Было утро. Вот выскочила Аглая из избушки деда Аркаши и послав мне воздушный поцелуй, побежала умываться к крашеному жестяному умывальнику, прибитому к стене бревенчатой баньки. Она была в матросской тельняшке, которая судя по всему служила ночной рубашкой. Плеснув себе в лицо пару пригоршней холодной воды, она встряхнулась как кошка и снова кинув мне воздушный поцелуй скрылась за скрипучей дверцей досчатого туалета. Я продолжал выглаживать бревна, заготовленные для потолка, подумывая, что здорово бы и сегодня пригласить Аглаю. Скажем, на пирог с яблоками. За одним и раны осмотреть... Вопрос где его взять, этот пирог? От этих занимательных мыслей меня отвлек тонкий пронзительный крик.
-Не надо Капочка!
-Пожалуйста! Ой Капочка!
Только деревенских семейных сцен нехватало! Кричали недалеко. Наверно пьяный Капочка с поленом гоняет свою правоверную по участку? Не люблю пьяных скандалов! Я по лестнице поднялся на перекрытую потолочными бревнами половину второго этажа и посмотрел по сторонам. Через участок бабы Жени сверху был виден и следующий нарез дачных угодий, откуда неслись вопли. Однако ни пьяного мужика с поленом, ни убегающей от него простоволосой испуганой бабы видно небыло. У почерневшего старого сруба на земле сидела Лиза, тетка лет сорока, и голосила. Капочка лежал рядом. Он не двигался.
- Однако... - подумал я и быстро спустившись побежал к Лизе. Навстречу, с другой стороны улицы, бежал прихрамывая какой-то мужик. У лежащего Капочки мы оказались одновременно. У ноги его валялась промышленная цепная электропила с проводами в старой, осыпавшейся изоляции и искрила. Длинные "усы" от пилы были наброшены на провода линии электропередачи, идущие вдоль улицы. Я зацепил метлой один ус от пилы и сдернул с провода, со вторым поступил также. Мужик, не долго думая, принялся дуть Капитону в рот, полагая, что делает искусственное дыхание.
- Подожди - сказал я - на счет пять ровный вдох, только нос ему зажимай!
Я начал делать закрытый массаж сердца и не отвлекаясь от счета крикнул Лизе, чтобы принесла нашатырь или водку. Она кудахча убежала. Капочкина голова с рассыпанными по земле длинными волосами и задранной кверху редкой бороденкой безжизненно болталась, почерневший серебрянный крестик на простой веревочке съехал на левое плечо. Я оттянул веко. Зрачок был широкий. Боковым зрением я видел как вернулась Лиза и мне показалось очень быстро.
- Видимо нашла, - как - то отрешенно подумалось мне.
-Давай! - скомандовал я продолжая массировать сердце. Лиза растерянно охнула, но тут же, откуда то сбоку мне протянули кусок ваты и ампулу с нашатырным спиртом. Я быстро отломил носик ампулы, тщательно стряхнув в сторону осколки вылил нашатырь на вату и стал тереть Капитону виски.
Потом, вечером, я вспоминал, как мы впихнули бездыханного Капитона в его старую "Волгу" и пока везли в поселок, я не переставал делать закрытый массаж сердца, хотя видел, что зрачки не реагируют, а из свежего пореза на руке не вышло ни капли крови... В поселке врач сказал, что Капитон умер мгновенно от удара током. На даче, успокоившаяся было тетка Лиза заголосила снова, когда Виктор, знакомый Капитона, что помогал делать искусственное дыхание, сообщил о его смерти. Аглая, неизвестно как оказавшаяся тут же, опустив голову чертила сандалем песок и молчала. Я поплелся в сторону своей усадьбы, она шла рядом, а потом потянула меня за руку и сказала:
- Ты решительный молодец, только я сразу поняла, что он мертвый!
- Это как же тебе удалось? - вяло удивился я.
- Зрачки были широкие и не реагировали - это рефлекс, я знаю!
- А ты видела?
- Я же рядом с тобой была. Тебе вату кто дал? Я остановился и посмотрел на Аглаю. Она была спокойна и сосредоточена.
- Хм... А про рефлекс откуда знаешь?
- Читала. Я наверное врачом буду.
- Будешь, будешь, когда поужинаешь! - у низенького полисадника участка деда Аркаши стояла баба Женя.
- Ничего не боится и везде лезет - толи с гордостью, толи с осуждением сказала она.
- Что Антоша не вытащил Капку?
- Нет, баба Женя. Врач сказал он сразу умер.
- А я - то сколько страху натерпелась! У него пила только вжикнула, а он, как подкошенный и рухнул! А Лиза - то его сначала за руки трясла, а потом завыла, у меня прямо мороз по коже!
Я неопределенно дернул плечами, незаметно пожал Аглаину руку и пошел к себе. В этот вечер Аглая сидела дома, так как и бабка и дед были на месте и долго говорили о смерти Капитона.
В конце недели приехал Толик, сводный брат Аглаи. Хотя ему тоже было одиннадцать лет, он оказался меньше ростом и был гораздо более инфантильным. Днем они с Аглаей скакали по моим густозаросшим полянам и пока я рубанил оставшиеся потолочные бревна играли в прятки, причем Аглая пробегая мимо меня всегда успевала задеть или рукой или плечом или просто пихнуть попкой. Ей видимо нравилось, что между нами есть взрослая тайна. Потом я учил Толика забивать гвозди, а Аглая, неодобрительно глядя как он гнет их подряд, криво молотя по шляпкам, бурчала, что руки у Толика растут из... ну, в общем, понятно откуда. Вечером дед Аркадий устроил баню и хорошенько пропарил сначала Толика, потом Аглаю, а потом крикнул мне, приглашая помыться. Баня на даче нужна, даже необходима, она снимает усталость, вызывает в каждой клетке трепет, восторг, пробуждает необыкновенную силу и желания. Я пошел мыться, жалея только о том, что Аглаю уже вымыл дед.
- Лучше бы он доверил её мне - бормотал я про себя. Ей бы очень понравилось. В бане пахло горячим мокрым деревом и горела свеча. Я разделся в маленьком предбаннике, набрал горячей воды в таз, плеснул ковшиком на каменку и задыхаясь в пару стал намыливаться. Мысли теперь уже неотвязно вертелись вокруг Аглаи, и я, вспоминая её длинные ноги, круглые упругие ягодицы, трусики, врезающиеся спереди и едва ощутимый вкус влагалища, начал мастурбировать намыленный, уже давно крепко торчащий член. Я был сильно возбужден и быстро кончил, обильно толчками выплескивая сперму на пол. Дверь предбанника хлопнула от ветра, а я вымылся, и переводя дыхание, туго намотав полотенце на бедра, вышел под чистое летнее ночное небо. На утоптанной дорожке у крыльца, полосатой мумией стояла Аглая и держала кружку.
- Хочешь морса? Ягодный...
- Спасибо, госпожа маленькая лесная фея. Как Ваши раны?
Я выпил густой и ароматный морс, а потом быстро обнял Аглаю поцеловал в открытый рот. Она видимо что - то собиралась сказать, но не успела. Я провел рукой по её спине сверху до самого низа и сказал - тридцать два.
- Чего? - не поняла она.
- Позвонка - пояснил я - самый последний - мой любимый.
Аглая тихо прыснула. Дверь домика скрипнула, вышел дед Аркаша.
- Ну - ка, дуй домой - приказал он Аглае, - Как Антоша помылся?
- Знатно - сказал я - низкий поклон вам дедушко.
- Она тебя тут с морсом давно караулит, сначала в предбаннике торчала, бесстыдница, он хмыкнул.
- Хороший дом строишь - с удовольствием сказал он и помолчав спросил:
- Так и не женат? - и не дожидаясь ответа тут же добавил - женись, парень ты хоть куда, а жена для огорода штука нужная, да и вообще...-
Дверь домика возмущенно хлопнула - это Аглая выразила своё мнение по этому поводу.
- Ишь ты, тоже что-то понимает! - дед Аркаша кашлянул и пошел в дом.
На следующий день Аглаю и Толика увезли в город и последнюю неделю перед началом учебного года я её не видел. За эту неделю я в полной мере понял правоту теории Фрейда, так как нереализованные желания выразились в необычайно плодотворном процессе возведения моего терема днем, а ночи были полны фантастически неприличных сцен с неприменным участием Аглаи. Первого сентября, во второй половине дня, знакомое тарахтение Уазика возвестило прибытие Сереги - Аглаиного отца, а потом я услышал и её голос. Я слетел с готовой стены второго этажа и через мгновение уже стоял у калитки с колотящимся сердцем.
Уазик продолжал тарахтеть, а калитка приоткрывшись пропустила вихрем влетевшую Аглаю, которая неуспев затормозить воткнулась в меня, но тут же подпрыгнув повисла на мне обхватив руками и ногами и с размаху припечатала такой поцелуй, что наши зубы звонко цокнули. Спрыгнув с меня рыжее торнадо скрылось так же мгновенно, успев что-то сунуть мне в руку. Несколько секунд я стоял неподвижно, чувствуя как ноют зубы. В руке был маленький пакетик из тетрадного листка. Я его развернул. Там было простое колечко, пояснительная записка гласила - Я тебя люблю!
Мой дачный сезон закончился неожиданно - пришлось срочно уезжать по работе в командировку, и вернувшись, перед самой зимой побывав на даче, я уже не встретил Аглаю - учебный год был в разгаре.
Видеофайл.
Я много работал, лето, дача и лесная тишина стали казаться чем-то далеким, сказочным, принадлежащим другому миру. Даже тихий августовский вечер, о котором я часто вспоминал, теперь вызывал во мне странное чувство приключения, произошедшего не со мной. Тогда я доставал маленький тетрадный листок и разглядывал написанные на нем слова. Как - то раз, я совершенно механически, думая об автоматизации процесса формирования базы данных, зашел в ювелирный магазин и купил тонкую платиновую цепочку. Дома, продолжая размышлять о запросах и выборках, достал из бюро подаренное Аглаей колечко, разомкнул купленную цепочку, надел на неё колечко и украсил себя этим талисманом. Первый снег лег на землю в двадцатых числах октября. Я это событие пропустил, так как опять был в командировке. Быть молодым, энергичным и при том холостым, в таком месте, в каком работаю я - это значит постоянно находиться разъездах. С одной стороны это позволяет путешествовать за счет фирмы, но с другой - не всегда эти путешествия приносят удовольствия, потому, что работать в командировках приходится больше и напряженнее. Хотя и здесь есть свои плюсы - мне хорошо платят, меня ценят и мной дорожат. Если человек в канун Нового Года запросто садится на самолет и вылетает к черту на кулички - он достоин многого и ему кое-что прощается. А так как я лишен слабостей и недостатков, не позволяющих особям мужского пола после праздников, или просто в понедельник чувствовать себя вполне работоспособными, то на некоторые вольности мои руководители смотрят сквозь пальцы. Из командировки я вернулся в ноябре, снег был уже не первым, а бог знает каким, и настроение у меня соответствовало зимнему. Зиму я не люблю. В качестве компенсации отрицательных эмоций от дурацкого десятичасового перелёта, дурацкой двадцатичасовой поездки в поезде, дурацкой трёхнедельной командировки и очередной дурацкой зимы я вёз с собой чудо - машинку - маленький "наколенный" компьютер - ноутбук с поразительными характеристиками. Чудо капиталистических технологий, оснащенное новой для меня графической операционной системой, умело делать массу полезных вещей, в том числе работать со звуком и видео, что натолкнуло меня на некоторые мысли. У меня чесались руки проверить смогу ли я перегнать видео со своего камкодера на компьютер. Разбираться с техникой мне всегда удавалось легко и быстро с одной стороны потому, что я всю технику от утюга до компьютера чувствую душой и вижу внутренним зрением, а с другой стороны - это моя специализация в жизни, что заставляет держать нос по ветру.
Кассета в камкодере почему-то оказалась смотанной до конца. Я поставил её на перемотку, а сам удобно устроившись в любимом кресле с удовольствием принялся гонять встроенным трэкболом курсор по четырнадцатидюймовому экрану ноутбука. Я был в восторге от этого маленького мощного агрегата. Безукоризненная работа во всех приложениях дополнялась новейшей возможностью просмотра видеофильмов с компакт-дисков. Я эту возможность в полной мере использовал накануне вечером с интересом и удовольствием просмотрев "Камасутру", на компакт-диске, купленном там же, в командировке, в капиталистическом магазине. Навигация по всему видео файлу позволяла как замедленный просмотр, так и по-кадровое перемещение. В конце вечера я был совершенно обессилен, а в голове моей вертелась фраза из фильма "Косильщик лужаек", сказанная женой про главного героя - "Дрочит за своим компьютером!"
Кассета перемоталась, я подключил камеру и программу захвата видео. На экране появилась картинка, где была видна верхняя часть моего дачного штабеля из брёвен, труба от летней печи и сплошная стена густой зелени на заднем плане. Картинка была статичной. И тут я вспомнил. В тот день, когда умер Капитон, я с утра установил камеру в задней части моего "Чероки" и настроил её объектив на то место на верхушке штабеля, где обычно любила сидеть Аглая. Вставив кассету, я хотел проверить её на запись и включил камкодер. После этого я услышал вопли тетки Лизы и всё, как говорится, завертелось. Чертыхнувшись, я было подумал, что вся кассета оказалась записанной видом брёвен, но тут в картинке на экране что-то промелькнуло. Потом камера вздрогнула и я услышал звук открываемой двери джипа. В объектив краем попало лицо Аглаи. Она что-то достала из машины и пошла к штабелю. Сверкая из под короткого платья круглыми ягодицами она забралась на своё постоянное место и села по-турецки, держа в руках красную пластиковую коробку. Это была моя автомобильная аптечка. Так вот откуда взялись ампулы с нашатырным спиртом и вата! Она открыла аптечку, положила её рядом с собой и устроившись по-удобнее принялась внимательно перебирать содержимое. Аглая была в центре кадра и сидела так, что мне были очень хорошо видны и её замазанная накануне зелёнкой ссадина и съехавшие в сторону бледно лиловые трусики и то, что они уже не закрывали. Она поёрзала на бревнах, от чего трусики съехали ещё дальше, нашла наконец нашатырь и пакет с ватой. После этого, она приподняв платье согнулась и принялась рассматривать свою ссадину в паху. Сделав из ваты тампончик, она нашла в аптечке зелёнку и смазала ссадину, потом, отложив тампончик в сторону она оглянулась по сторонам и запустила ладошку себе между ног. Тут послышался звук калитки и прерывающийся голос Лизы громко спросил - Ну, нашла?
- Нашла! - крикнула Аглая, вспорхнула со штабеля вниз и пропала из объектива. Остаток кассеты был пуст и неинтересен, а через час кассета кончилась и камкодер автоматически выключился. Я отредактировал получившийся файл, убрав статичные куски. Тогда, вечером вернувшись из поселковой больницы, куда мы увезли мертвого Капитона, я мельком устало удивился, что аптечка лежала на штабеле, а про камеру я и вообще забыл, и до самого отъезда с дачи она так и была в машине. Зато теперь у меня был бесценный материал. Моя домашняя Камасутра... После того как у меня появился этот видео-файл я засел за изучение профессиональных видеоредакторов и здорово в них преуспел. Сказать точнее, моим сознанием двигал тот самый Фрейдовский мотив, позволивший мне за очень короткое время в мельчайших деталях изучить каждый кадр, где была Аглая. Я улучшил качество картинки - повысил четкость, оптимизировал тона, применил сглаживание и изменил формат кадра, убрав всё лишнее. В течение зимы я проводил почти всё свободное время изучая под увеличением каждый миллиметр Аглаиного тела, попавший в объектив. Я ещё больше влюбился в её тело и ещё больше хотел его. Удивительно, но нескольких минут видео оказалось достаточно, чтобы разглядеть какая у неё гладкая, чистая кожа и как соблазнительно оттопыривается её попка когда она забирается по брёвнам и как сокращаются и расслабляются мышцы когда она садится и устраивается по - удобнее. Кадры, где она сидит по - турецки, а трусики опять съехали в сторону сильно меня возбуждали и я увеличивая масштаб разглядывал как сомкнутые губки немного приоткрываются, когда она усаживается или меняет позу, как они плотно сжимаются когда она сдвигает ноги. Когда она поправила трусики, они снова вошли между губок и в момент, когда Аглая спрыгивала с брёвен объектив зафиксировал рельефно обтянутый лобок с аккуратной и глубокой полоской посередине, плоский живот и вытянутые в прыжке ноги с напряженными мускулами.
Adobe.
С какого-то момента моя профессиональная деятельность стала расширяться и захватывать довольно неожиданные области. В начале нового года меня вызвали в отдел, который теперь гордо называется иностранным словом Security, а раньше тихо и скромно прятался за номером один. Нельзя, правда сказать, что первый отдел и его функции были неизвестны сотрудникам предприятия. Раньше, в таких отделах сидели люди, закончившие высшие юридические факультеты или школы милиции, сотрудники управлений государственной безопасности и тому подобное. Кто теперь работает в таких отделах, тоже не секрет. Со мной переговоры вел очень незаметный, прямо как из учебника для шпионов, начальник этого самого Security. Избегая всяких вступлений, он сразу сказал, что нужно приготовить компромат на отдельных людей. После этого наступила очень долгая пауза, в течение которой я с интересом ждал продолжения, и потому не задавал никаких вопросов, хотя их возникло очень много, а он разглядывал меня и ждал, что я на это скажу. Его терпения оказалось меньше, и он спросил:
-Вам уже приходилось этим заниматься?
Я отрицательно покачал головой. Пауза продолжилась. Тут терпенья у него оказалось еще меньше и он опять спросил:
-Вы не спрашиваете почему мы выбрали Вас и что нужно делать?
Надо было что-то говорить и я ответил:
-Для такой работы людей тщательно отбирают, раз Вы вызвали меня, значит я такой отбор прошел?
-Да, о Вас сложилось очень хорошее мнение как о...- он замолчал, старательно подбирая нужное слово.
-Как о специалисте, умеющем делать очень многое - утвердительно сказал я. Он облегченно кивнул головой.
-На вопросах конфиденциальности - он с удовольствием произнес это слово, видимо оно недавно попало в его лексикон, - я останавливаться не буду.
-Нужно сделать фотографию одного человека в... ну, скажем так, в необычной для него обстановке.
-Нужно его сфотографировать в такой обстановке или... - я с ожиданием посмотрел на Security.
-Или - быстро ответил он - сфотографировать его в такой обстановке пока никому не удавалось, хотя мы думаем, что он в ней вполне мог побывать.
-Ага - подумал я - монтаж.
- Очень интересно, а главное, я как раз сейчас занимаюсь с графическими редакторами - на моей физиономии что-то отразилось и начальник отдела безопасности вопросительно поднял бровь.
-Мне нужны его фотографии или негативы, очень качественные в любых ракурсах и детальное описание обстановки или ситуации, в которой его могла зафиксировать скрытая камера. В ответ мне был многозначительный понимающий взгляд и кивок головой.
Фотографий было не очень много. Уверенный, улыбающийся человек с неприятными нагловатыми глазами, хотя для кого-то эти глаза наверное и добрые и ласковые и все-такое прочее. Он был снят в деловой обстановке. Профиль, фас. Решительный поворот головы, волевые складки на переносице. Хороший костюм, видно даже на фотографии, что это дорогой костюм. Хотя нет, вот он в рубашке с закатанными рукавами, а на левой руке, на предплечьи, хм, неужели татуировка? Этакий боевой руководитель, четко проводящий на пластиковой доске линии графиков красным фломастером. Конечно, все его графики идут только вверх. А вот одна фотография - очень интересная. Иногда камера срабатывает в тот момент, когда человек находится в какой-либо фазе движения - моргает, улыбается и тогда получается вот такое фото. Я внимательно рассматривал лежащую фотографию. Это была удача. Лицо было повернуто в полоборота, аккуратно зачесанная челка от резкого движения упала на лоб, глаза были полуприкрыты, а рот наоборот приоткрыт и на губах блестела слюна. В следующее мгновение, наверное, челка уже была поправлена, губы облизаны и веки моргнули, но это было в следующее мгновение... Я отсканировал фотографию с максимально возможным разрешением и принялся искать что - нибудь подходящее для создания описанной ситуации.
Вечером, в одиннадцатом часу в кабинет с надписью "Служебное помещение, вход воспрещен" без стука вошел начальник отдела безопасности. На семнадцатидюймовом мониторе, подключенном к самому мощному компьютеру у меня красовалась очередная картинка весьма откровенного содержания.
- Хм - сказал начальник отдела безопасности приблизив лицо к экрану, внимательно рассматривая сладострастно изогнувшуюся красотку над которой с упоением трудился довольно мясистый мужчина.
- Экая досада - сказал он - по комплекции этот стервец точь в точь как наш клиент, но мордой даже издали совершенно конкретно отличается!
- А ты ночевать тут будешь? - обратился он ко мне всё ещё бросая косые взгляды на экран,
- А шлюшка-то как хороша! Сам бы не отказался... Какая задница, а титьки!
- Нет - сказал я - ночевать я конечно тут не собираюсь, но судьба клиента, с Вашей помощью можно сказать решена.
- Только вы уж воздержитесь от нескромных желаний по отношению к этой дамочке, она теперь уже занята.
- Не понял - откровенно сказал Security - они же абсолютно непохожи! Тут никакой ретушью не обойдешься, да и видно будет невооруженным глазом, а ведь нам нужно неопровержимое свидетельство!-
- Доверьтесь выбранному Вами специалисту - сказал я. - Для исключения подозрений в подделке я Вам завтра изложу мой вариант - и я убрал с экрана картинку.
Дома я оказался только в двенадцатом часу. У меня было несколько оригинальных на мой взгляд идей, но для их реализации мне нехватало знаний. Я принял душ, выпил не закусывая рюмку коньяка и отправился на боковую. Ночью мне почему-то снились коровьи туши. Они были освежеваны, но не болтались на крючьях, как это бывает на мясном рынке, а парили в воздухе, поворачиваясь во все стороны, как бы демонстрируя обнаженные мышцы и сухожилия. Иногда мышцы сокращались, формируя красивые рельефы и плавные линии.
Последующие три дня я трудился над реализацией идей, ведущих к беспроигрышному варианту, который я изложил, как и обещал начальнику службы безопасности. Воплощение в жизнь, как это обычно бывает, оказалось сложнее, чем казалось в начале. Мне пришлось в неправдоподобно короткий срок прочитать толстенное руководство к програмному обеспечению фирмы "Adobe" и научиться в нем творить чудеса. В результате, кропотливым и очень аккуратным образом я вырезал интересующую меня часть из файла отсканированной фотографии и наложил её на картинку с активно занимающимися любовью мясистым мужиком и грудастой красоткой. Получилось ужасно. Все дальнейшие манипуляции по тщательному масштабированию, подгонке цветов и замене отдельных деталей поэтому оказались самыми сложными и трудоемкими. Но самым трудным, как выяснилось, является применение фильтров и масок. Результатом, правда, я остался доволен и в душе гордился собой. Даже при самом большом увеличении невозможно было предположить, что голова моего героя не принадлежит этому упитанному самцу, крепко обхватившему бедра похотливо прижавшейся к нему задом красавицы. Фактура кожи, тона и даже цвет волос не вызывал подозрений. Это была очень хорошая фотография, снятая скрытой камерой в какой-нибудь богатой загородной бане, где так любят развлекаться народные избранники. Первый этап был выполнен. Я отпечатал и отнес фотографию на суд заказчика. Наградой мне было недоумение, смешанное с благоговейным ужасом.
-Как тебе удалось?! Даже татуировка...
-Да, на одной из фотографий она была отчетливо видна, что дало возможность переместить её на полагающееся место.
-Фантастика!
-Нет, возможности цифровой обработки. Но не забывайте, что это первый этап, для второго мне понадобится изготовить снимок в натуральную величину и сосчитать все видимые родинки. Да, кстати, а не было ли у нашего клиента каких-нибудь меток или отличий на теле кроме татуировки?
-Я узнаю, а в остальном нет проблем, я уже обо всем договорился. Тебя отвезут и привезут обратно, и за все уже заплачено.
-Ого! - подумал я без удивления. Когда речь идет о выборах, все делается очень быстро и, как говорится, невзирая на суммы.
Через день, я положил на стол начальнику службы охраны два слайда - один - негатив, для печати и его инверсный двойник в маленьком пластиковом пакетике. Взяв пакетик, он принялся его открывать.
-Осторожно - предупредил я, - слайды чистые и обезжиренные, без отпечатков -
Он важно кивнул, достал из ящика стола тонкие хирургческие перчатки, надел их и достал позитив. В кабинете стоял слайдпроектор и на большом настенном экране мы увидели кандидата в народные избранники, самозабвенно совершающего половой акт c девушкой, в позиции, которую профессионалы называют doggy style. От неимоверных усилий его мягкая челка рассыпалась на слегка вспотевшем лбу, глаза были полузакрыты, а на губах блестела слюна. Судя по всему, он был близок к оргазму.
Через час меня снова пригласили в знакомый кабинет, где мой слайд был продемонстрирован двум солидным джентльменам, лица которых мне были неизвестны. После почти минутного молчания, наполненного уважением к моему творчеству, один из джентльменов удовлетворенно кивнул и не глядя ни на кого вышел. Второй наоборот, внимательно осмотрел меня и сделал неуловимое движение в сторону начальника службы безопасности. Тот мгновенно выскочил из кабинета. В молчании мне был передан довольно пухлый запечатанный конверт, затем, он также молча вышел. Я с трудом запихнул конверт в задний карман брюк и поправил пиджак.
SQL 1.
Моя основная работа по автоматизации процессов, связанных с формированием баз данных успешно продвигалась. Как у меня часто случалось, в какой-то момент количество проделанной работы скачкообразно переросло в качество. Вернее сказать, у меня самого появилось новое качество. Я научился быстро обрабатывать крупные массивы информации. Это привело к появлению ещё одной идеи. С самого окончания дачного сезона, я пытался придумать как мне найти Аглаю. Осеннее видео, с ней в главной роли, постоянно подхлестывало мои умственные способности. Я напряженно искал способ узнать где она живет, не совсем представляя, что буду делать дальше в случае если мне это удастся... Я не знаю её фамилии, правда, знаю Сергея, её отца и Лену, широкую шкафоподобную жену Сергея, мать Аглаи. У Аглаи ещё нет паспорта. В развитом капиталистическом мире этот случай был прост - человек, из компьютера в какой-нибудь публичной библиотеке запросто заходил в некую глобальную базу данных, в течение нескольких секунд на экране появлялась исчерпывающая информация о нужной персоне, начиная с полных данных на дату рождения и заканчивая уже совсем необъяснимыми подробностями, что спит он сложив ноги кренделем и посвистывая носом через каждые шестнадцать секунд. Отметая авторский домысел, я тем не менее понимал, что и в нашей стране, с трудом зарождающейся компьютеризации, уже формируются, хотя и разрозненные, но всё-таки базы данных, доступ к которым может открыть пытливому уму солидные залежи бесценной, а точнее наоборот, очень дорогой информации. Деньги, полученные за проделанную в период выборов творческую работу, я истратил на благо развития прогресса. Попросту говоря, я купил адресную базу данных жителей нашего города, она оценивалась доброй полной тётей - сотрудницей паспортного стола, на мой взгляд поразительно дешево, базу данных автовладельцев, за которую замухрышка, занимающиийся её созданием и поддержкой в главном управлении автоинспекции содрал с меня наоборот совершенно грабительскую цену, и только начинающую формироваться базу налогоплательщиков, за чисто символические деньги. Многие данные в базах дублировались, а при проверке оказалось, что ошибок не просто много, но очень много, поэтому я решил объединить для начала базу, содержащую данные о прописке граждан с базой автовладельцев. Это позволило бы найти Сергея с его "Уазиком", и найти адрес, где он прописан, а затем по этой прописке определить, кто прописан по этому же адресу. Только и всего.
Объединение баз заняло почти неделю, объем записей составил почти полтора миллиона, хотя исходных записей набиралось около шестисот тысяч. Появилось много дублей. В самом интересном месте фильм обычно прерывается рекламой. В самом интересном месте моих упражнений с информацией меня послали в очередную командировку. В аэропорту, перед посадкой на рейс, я продолжал мысленно наблюдать за полётом значков и цифирек из одного места в другое. Мне доставляло огромное удовольствие явственно представлять, как данные потоком вылетают из одной колонки и устремляются в другую, как одни данные группируются с другими, как числа разбиваются, сортируются и раскладываются по предназначенным им ячейкам.
-Всё происходит автоматически - бормотал я, и вдруг увидел, как одинаковые номера паспортов вдруг встали не в одну строку, а в две и запись содержащая какого-то Охлумина Олега Олеговича удвоилась! -А-а-а-а! - почти закричал я, но тут объявили посадку на мой рейс.
Командировка была напряженной, я почти забыл о своих делах, полностью погрузившись в решение рабочих проблем. Только перед самым отъездом, у меня появилась минута, и я забежал в магазин с программым обеспечением. То, что во всем виден промысел господень, можно было не сомневаться. На первом же стеллаже я увидел диск с программой, о которой уже много читал, но найти её не удавалось. На остальные диски можно было не смотреть. Я мысленно представил, как тихо шурша десятки тысяч чисел перелетают из одной колонки в другую, выстраиваясь в строках. Процесс был впечатляющим. Дома я оказался глубокой ночью, и выпив для разрядки рюмку коньяка провалился в глубокий сон. Почему-то опять снилась освежеванная коровья туша, но теперь мышцы сокращались в такт с толчками пролетающих мимо неё в клубок скрученных цифр. Цифры были разные по размеру и просеивались через несколько сит с разными ячейками отчего получалось несколько кучек с единицами от самых крошечных, вроде спичек, до крупных, похожих на черенки от лопат. То же происходило с двойками и другими цифрами. Коровья туша повернулась ко мне освежеванной головой и сказала - Хоть это и единицы, но они все разные!
Я проснулся. Я вспомнил, как одинаковые номера паспортов удваивались.
- Вроде бы одинаковые, но они все разные - пробубнил ещё раз коровий голос в моей голове.
- Почему же они разные? - задал я вопрос коровьей туше.
- Потому, что записаны по - разному - буркнула она.
Ах, черт! Ведь любое отличие в написании одного знака заставляет программу воспринимается их как разные! На часах было без четверти пять утра. Я вышел на кухню и сделал крепкого чая с лимоном. За окном март близился к концу, было много снега, но на термометре красная полоска едва доползла до отметки -8 градусов. Перед объединением всех таблиц, надо привести их к общему, так сказать, виду. Ноутбук, ставший верным товарищем, принялся за работу. А я на работу пришел только после обеда. Отметил командировку и заглянул к начальнику. Потом ушел домой, где шла систематизация, классификация, оптимизация и нормализация.
Вторая попытка с объединением оказалась удачнее. Результирующая база содержала около восьмисот записей, и это был отличный результат.
И времени это заняло только три дня.
В первых числах апреля решительное весеннее солнышко подогрело и без того недремлющие инстинкты. Я чувствовал возбуждение, когда писал запрос на выборку из базы людей, имеющих в качестве признаков отбора "Уазик" и имя "Сергей". Не худо, не бедно, а таких оказалось сорок шесть персон. Второй запрос был к сорока шести Сергеям и предполагал выбор из них только того, чью жену звали Лена. Поразительно, но и таких оказалось четверо. Выгрузив получившуюся выборку, я принялся внимательно изучать всех четырёх и нашел ошибку. Мне нужно было получить выборку людей имеющих Уазик, жену Лену плюс тех, кто проживает по этому же адресу. Я вооружился чашкой крепкого чая с лимоном и поминая добрым словом горячо мною любимых Стругацких, приступил к написанию многоэтажного запроса.
"Пусть тахорги в страхе воют,
Издавая визг и писк!
Ведь на них идет войною
Структуральнейший лингвист!"
Вадиму из "Попытки к бегству" было легче, он был хоть и молод, но многоопытен. Мне уже, как-никак тридцать лет - зрелый возраст, но большого и многообразного опыта в структурированном языке запросов я не имел. Рифмы сложились как-то сами-собой и получилось:
"Базы данных поддаются
Издавая слабый писк
К ним сурово подступает
Структуральнейший лингвист!"
Я нарисовал структуру собранной мной базы данных. Она слабо попискивала. Запрос оказался не очень сложным.
Результатом была строка, в которой вместе с Сергеем и "Уазиком" значилась и Аглая Сергеевна и Анатолий Александрович, сводный брат Аглаи - Толик. Адрес тоже имелся. Это был противоположный конец города, старый район панельных хрущевок, который в народе почему-то назывался "Тупой угол". Я достал из чашки горячий ломтик лимона и задумчиво его съел. Потом я в очередной раз посмотрел любимые места из видео, где Аглая копалась в моей аптечке, выключил ноутбук, залез в джинсы, с трудом застегнул замок и вышел, защелкнув за собой автоматический дверной замок.
В машине было тепло. Я почти полтора часа стоял во дворе Аглаиного дома. Когда она придет из школы, или она уже дома я не знал, можно сказать, я просто на удачу ждал неизвестно чего. Вечерело и быстро смеркалось. Я включил задний ход и аккуратно развернувшись поехал домой.
Нэля.
На автоответчике мигал красный диод, желая привлечь моё внимание к новому сообщению. Сообщение оставил Гриша, мой давний знакомый, а теперь заместитель директора по экономике художественной студии "От классики до авангарда". Я в его студии ставил компьютерную сеть, потом интернет, а потом, какое-то время, даже занимался обслуживанием всей компьютерной техники. Гриша решил, что мои услуги будут гораздо дешевле, а результаты надежнее, чем всё то-же от компьютерной компании. Но это его дело, как-никак он заместитель по экономике. По срокам запуска всей техники я его приятно удивил, а исходя из моих трудозатрат, вознаграждение оказалось тоже очень неплохим. Мы остались довольны друг другом. Я два раза в месяц наведывался с регулярной профилактикой в художественную студию, а внеочередных вызовов было мало - техника работала надёжно. Сегодняшнее сообщение от Гриши было внеочередным вызовом, но предмет предлагалось обсудить при встрече. Я набрал Гришин номер и когда в трубке раздалось солидное "Да, слушаю -, сказал - Гриша, здравствуй, когда ты хочешь меня видеть?
Гриша хотел меня видеть как можно скорее. Я вздохнул и несмотря на глубокий вечер поехал в студию. Как все свободные художники, Гриша засиживался допоздна, правда, и приходил на работу тоже не рано. В кабинете творца и заместителя директора по экономике был приятный беспорядок. Он создавал удивительное чувство уюта на месте, где работа приносит удовольствие. Гриша демократично сидел за журнальным столом с толстой стеклянной столешницей, а рядом сидела девушка или молодая женщина в облегающем свитере. Я узнал, что её зовут Нэлли, и в ответ на моё вежливое - добрый вечер, - она неопределённо кивнула, глядя на офорт, висящий на стене. Мне был предложен свежесваренный кофе, куда я щедро насыпал сахару, затем меня посвятили в новый замысел Гриши. Замысел был прост как всё гениальное. В студию пришла Нэлли в обтягивающем свитере, и предложила открыть класс компьютерной графики и дизайна. Гриша был в восторге.
- Доктор Хэло, Фотошоп, Иллюстратор и Корель-Дро? - спросил я Нэлли.
- Видишь, Нэлли, - тут же солидно включился Гриша, это многогранный специалист - он великолепно знаком с графическими программами!
Нэлли села очень прямо, поставила чашечку на стол и впервые посмотрела на меня. До этого, её взгляд неопределенно бродил по кабинету, ни на чем не останавливаясь.
- Мы будем работать и с растровыми редакторами и с векторной графикой. Что это будет...ну...скорее всего...да...наверное продукты компании "Adobe". Их проще покупать в России и они обладают легким интерфэйсом.
Глаза у Нэлли оказались тёмными, задумчивыми и спокойными, пожалуй даже очень. Она смотрела на меня, как на модель, и мне подумалось, что если бы она чего-то не рассмотрела на моём лице, она могла бы так же спокойно потрогать, что бы понять, выпуклость это или просто игра света.
- Предполагается установка лицензионных копий - утвердительно сказал я, глядя ей в глаза.
- Да, конечно - солидно отозвался Гриша. Он не смотрел на меня. Он тоже смотрел на Нэлли.
- Но нам нужна будет мощная машина для компьютерной графики, и мы собираемся приобрести лазерный крупноформатный принтер.
- Бюджет? - спросил я, чувствуя на лице взгляд Нэлли.
- Выдержит - отрубил Гриша. - Нэлли покажет, что мы хотим, а ты мне завтра скажешь как, где и во сколько нам обойдется наше начинание. Грише нравилось солидно руководить. Ему никто не перечил - он был пробивной и на хорошем счету там. Имелась ввиду конечно Москва. Я согласно кивнул и встал. Нэлли тоже поднялась.
Облегающий свитер оказался платьем. Она его слегка поправила, совершив изящное и плавное движение бедрами и пошла к двери. Я посмотрел на Гришу. Гриша посмотрел на элегантную задницу Нэлли, обтянутую шерстяным платьем, потом перевел взгляд на меня и вздохнул. Гриша был толст и солиден, но женские задницы особенно такие ему очень нравились. Я усмехнулся, кивнул ему вышел за дверь. Нэлли спокойно дефилировала впереди покачивая бёдрами. Я некоторое время шел за ней, потом мы подошли к двери, её мастерской и вошли. Она, неоглядываясь на меня, уверенно взяла из стенного шкафа папку и положив её на стол открыла. Я встал рядом, и посмотрел на лист бумаги. Это был карандашный эскиз мужского торса, поверх которого ручкой было написаны желания художника к современным технологиям.
- Это будет очень красивая машина - пробормотал я, оперевшись ладонью на крышку стола, разглядывая бесстыдный торс и прикидывая, во сколько может обойтись требуемая конфигурация.
- Красивая? спросила Нелли. Она нечаянно прижалась бедром к моей руке и так осталась стоять.
- Металлическая коробка может быть красивой? - она спокойно смотрела мне в глаза.
- Зависит от того, как её воспринимать -
- А как её можно воспринимать? - она слегка изогнула бровь.
- Функционально. Когда внешний облик совпадает с функциональностью это красиво. Например, когда у грузовика крошечный кузов и огромные колеса он некрасив, так как нефункционален. От него требуется перевозка грузов, значит в идеале он должен состоять из одного кузова, остальное лишь необходимые дополнения к его основной функции. Посмотри... - можно я буду на ты?
- Тогда Нэля -
- Хорошо, посмотри Нэля на гепарда. Он безусловно функционален - он должен быстро бегать - у него длинные ноги. Он должен быть быстрым - он легок, он хищник - у него острые зубы и когти. Он красив со всех точек зрения и его красота объяснима, она функциональна.
Моей руке было горячо. Она продолжала на неё опираться.
- Интересно - задумчиво сказала Нэля - Пожалуй, я тебе покажу кое-что, скажем, когда ты снова будешь в студии.
- Надеюсь, это будет скоро - ответил я забирая листок с эскизом мужского торса.
- Я на машине. Могу подбросить тебя до дома - за окном было как в чернильнице. Она согласилась и скользнув бедром по моей руке, направилась за шкафу за верхней одеждой.
Мы молча ехали по ночному городу в сторону нового района, и только когда я остановился около современной девятиэтажки, она неторопясь выходить из машины спросила:
- Ты что-нибудь знаешь о Джулии Бэлл?
- Только то, что её стиль такой же, как Бориса Вальехо.
Нэля посмотрела на меня очень внимательно, кивнула и открыв дверцу спрыгнула с высокого сиденья Чероки. Я махнул рукой на прощанье и не заметив был ли ответный жест, покатился домой. Перед мысленным взором соблазнительно покачивалась классическая попа Нэли, а на руке осталось ощущение прикосновения её бедра.
На столе стояла чашка недопитого чая, из которого я перед отъездом съел лимон. Я допил холодный чай и пошел в душ. Что-то было в Нэле непонятное. Никак не согласовывались между собой отчужденный и спокойный темный взгляд и то, что она прижалась бедром к моей руке. Я поймал себя на том, что тру намыленной поролоновой губкой торчащий кверху напряженный член. Чертыхнувшись, я смыл пену и включил холодную воду. Спал я крепко, но утром обнаружил, что испачкал простыню.
Конфигурация суперкомпьютера для Нэли была готова к обеду. К вечеру я составил прайс на всё желаемое студией для осуществления смелых художественных замыслов. Оставалось решить, когда ехать. Я решил ехать завтра. Сегодня я буду волком. Я буду выслеживать свою козочку. Я поехал к Аглае.
Наша жизнь очень отличается от жизни людей, давно живущих при капитализме. Правда, теперь слово "социализм" пропадает из лексикона, а назвать наше государство капиталистическим тоже никак невозможно. Так думал я сидя в машине и мечтая о горячем вредном для здоровья гамбургере и запотевшей баночке кока-колы. Свет в квартире Сергея горел давно, но за древними, наверное бабушкиными, тюлевыми занавесками никакого движения видно не было. В подъезд тоже никто не входил. Имеется ввиду конечно Аглая. Около десяти часов, голодный и злой я поехал домой, по пути заскочив в новый торговый центр, купил свежий ароматный батон, твердого сыра, колбасы, лимон и бутылку коньяка. Дома я оказался в половине одиннадцатого. Я сделал "тяжелую" гимнастику с шестнадцатикилограмовыми гантелями и поужинав лег спать. Завтрашний день обещал быть интересным.
Красота с точки зрения анатомии.
В студии "От классики до авангарда" днём шумно и все бурлит, что напоминает известный "Дом Народов". Странно, но почему-то к искусствам живописи, ваяния, да и к авангарду тоже, тянулась в основном женская часть постсоциалистического общества. Среди массы девочек от десяти до пятнадцати лет было штук пять - шесть пацанов. Они явно чувствовали к себе всестороннее внимание, но в силу молодости и повышенного эстетизма вели себя как телята. Было забавно видеть, как полнотелая пятнадцатилетняя дама притискивала пышными грудями худосочного романтического мечтателя к мольберту и спрашивала его красного и вспотевшего:
- Кирюша, ну в каком ракурсе мне писать эту модель?
Моделью был стандартный гипсовый Давид с большим, словно от лопуха, гипсовым листом, прикрывающим гипсовый же член.
На рабочем месте Гриши не было. Он, в департаменте культуры, как я понял пробивал увеличение бюджета для класса компьютерной графики. У Нэли было окно между занятиями и она, довольно равнодушно скользнув спокойным взглядом по моему листку с расписанной конфигурацией и проставленными ценами, взяла какой-то толстый том с полки своего шкафа и пошла вперед. То, что я последую за ней, подразумевалось. Я шел на пару шагов сзади и любовался небесными ягодицами, сегодня облаченными в обтягивающие джинсы. Она оставила в кабинете Гриши мои писания и направилась в дальний конец коридора, где лестница вела вниз, в хранилище, гончарную мастерскую и скульптурный зал. Это были великие свершения Гриши, который пробил в департаменте строительства перепланировку подвальных помещений и оснастил эти довольно обширные пространства вентиляцией, необходимым оборудованием и уютом, так умело им создаваемым на рабочих местах. Наш путь лежал в сульптурный зал, ключи были у Нэли. Я предусмотрительно щелкал включателями, творя свет на нашем пути, так как в пору создания компьютерной сети имел возможность хорошо познакомиться с обустраиваемым тогда подземельем. В зале было тихо. От центра, где находился подиум для моделей, лучами расходились рабочие места для учеников. Зал имел форму сегмента, по крайним радиусам которого стояли известные копии известных творений. Тут были "Диодохи" и "Три Грации", "Спартанский мальчик, достающий занозу" и "Бегунья", довольно неудачная "Вечная Весна" Родена и "Венера Милосская", "Аполлон", "Афродита" и "Вакх" и другие, не узнанные мной. Нэля села в центре на подиуме. За её спиной пытался создать ощущение полёта голый Гермес в крылатых сандалиях. Он их ещё не передал храброму Персею, и самостоятельно наслаждался возможностью легкого перемещения в пространстве. На лице его блуждала лукавая усмешка. Пенис бога расслабленно висел маленькой сморщенной сосиской. Я сел на табурет рабочего места в первом ряду и стал разглядывать Нэлю. Она не вставая протянула мне книгу, которую я взял и не раскрывая положил себе на колени.
- Ты очень удачно объяснил функциональность красоты. Это то, что я давно пыталась кратко сформулировать. На уроках академического рисунка художникам дают основы анатомии. Вот... так как это основы, речь идёт лишь о форме, расположении и о правильном отображении возможных диапазонов действия мышечного корсета.
Она сказала так - "корсэта".
- Назначение каждой мышцы упоминается отвлеченно, то есть для чего она предназначена, а вот насколько... - Нэля остановилась раздумывая - важна она и соответствует характеру выбранной модели, приходится додумывать самой. Понятно, что изображая балерину, я постараюсь придать её легкость, но как и насколько развиты её икроножные мышцы и насколько растянуты сухожилия мне нужно догадываться. Джулия Бэлл, хорошо поняла функциональность типажа. Её "Фантазмы" очень популярны из-за полного соответствия типажа ситуации, в которой он находится. Женщины и мужчины - сексуально привлекательны из-за гипертрофированной достоверности отображения сексуальных особенностей, что заставляет думать об особых функциональных возможностях.
Я продолжал внимательно разглядывать Нэлю, следя за мыслью. В том, как она говорила был заметен лекторский опыт и хорошо развитая речь.
- На любой странице книги "Фантазмов", несмотря на полное единостилье, есть кое-что, новое, каждый раз тревожащее воображение - голос Нэли звучал спокойно и, как мне казалось, равнодушно. Мне было трудно поверить, что в мире есть что-то способное потревожить её воображение, хотя... Я машинально открыл наудачу книгу. На высоком обломке скалы, крепко уперевшись когтистыми лапами в камни, стоял летучий дракон Цзяо, длинные усы его плыли по ветру. Рядом мускулистая широкоплечая женщина сжимала в руке секиру, левая её рука лежала на шее дракона. Круглые груди стягивала полоска довольно ветхой ткани, через которую явно угадывались крепкие соски. Другая полоска с неровным краем чуть прикрывала бедра. Ткань была ощутима мягкой, так как встречный ветер рельефно прижимал её к телу, обрисовывая переднюю часть лона. Ягодицы были хорошо развитыми и тренированными. Да, эта женщина могла здорово работать такими ягодицами! Я перевернул страницу. Воин с чудовищными бицепсами держал за рога прижав к земле голову странного создания размером с быка, но с чешуйчатой кожей и трехпалыми лапами когтистыми лапами. В фигуре воина чувствовалось огромное напряжение и сила. Я почти слышал, как гудят его мышцы. На груди была рана, но кровь запеклась. Из одежды на воине были только грубые трусы из чьей-то шкуры. Они топорщились спереди. Схватка возбуждала воина. Я вздрогнул. Нэля стояла рядом и тоже смотрела на картину.
- Обрати внимание - сказала она на разницу изображения и результат восприятия "Стигля" и, например, Гермеса. Она подошла к подиуму и встав рядом с позирующим Гермесом, положила ему руку на живот.
- Динамика есть - Нэлина рука медленно поползла вниз и остановилась на Гермесовом сморщеном пенисе - но ощущения мужественности не возникает. При том, что грудные мышцы развиты хорошо, пресс и область таза выглядят энергично, вот это - она поглаживала маленький сморщенный пенис, делает картину спокойной и довольно аморфной. Её пальцы скользнули в промежность и погладив мошонку остановились на внутренней поверхности бедра. Я беспокойно пошевелился на табурете. Моя аморфность была потеряна и восставшую мужественность нужно было слегка привести порядок.
- Форма портняжной мышцы создаёт неуловимый намек на женственность формы бедра, а ягодицы расслаблены и нетренированы. Он не сможет их сильно напрячь. Говоря это, Нэля положила ладонь на зад Гермесу. Она стояла спиной ко мне, я встал, и сунув руку в карман установил торчащий вперед член в вертикальное положение. Держа книгу перед собой, я подошел к Роденовским любовникам и спросил:
- А что можно сказать о них?
- Копия очень неудачна - пояснил лектор. Оригинал гораздо более чувственен, после создания, его даже запрещали экспонировать первое время, потом обсуждение эротичности скульптуры привело к установившемуся мнению о платонизме чувств.
Нэля стояла рядом, касаясь меня джинсовым бедром.
- В этой копии потеряна детализация, в оригинале, у девочки отчетливо видны её половые органы и напряжены соски. В нашей копии этого нет, а мнение о платонизме появилось благодаря мальчику. Он не чувствует состояния девочки и сам не возбужден.
- Для юношеской гиперсексуальности это неправдоподобно. Поцелуй и объятие нагого тела не могло бы оставить здорового нормального мальчика равнодушным - сказал я - он явно тяжело и непоправимо болен, этот юный импотент.
- Мужчин редко изображали в возбужденном состоянии. Официальное искусство придерживалось пуританской морали, но было ещё культовое искусство где морали не было. Римские жизнеописания содержат много красочных сцен эротически возбужденных и совокупляющихся людей. Причем это было за долго до классической Камасутры и содержало множество элементов Содомии, групповых сцен и педофилии, которая была в порядке вещей. Сейчас, только намёки на особое состояние изображаемых героев создают определенное настроение, как здесь, у Джулии - Нэлина рука легла на книгу, прикрывающую мой напряженный член. Я поднял книгу с опасного места, и ощущая тепло её бедра, перевернул лист, туда, где был дракон и его повелительница.
- А здесь?
Нэля взяла книгу и взглянула на картину. Я осторожно обнял её за талию и прижал к себе.
- Да, и тут есть особенность - так же задумчиво сказала Нэля и спокойно посмотрела мне в глаза.
- На картине присутствует ветер. Он здесь недаром. Развевающиеся усы дракона и волосы женщины показывают, что это сильный ветер, но нужен он вот для чего - тонким указательным пальцем она провела по полоске ткани, едва прикрывающей низ живота хозяйки дракона. Существут анатомические особенности, вызывающие инстинктивное чувства. Один знакомый художник, говорил мне, что форма лобка одной из его моделей вызывает в нем постоянное яростное желание трахать её, чем она в конце концов и воспользовалась. Нэля усмехнулась. Ветер нужен чтобы показать то, что скрыто тканью. Это должно подхлестнуть воображение.
Левой рукой я поглаживал Нэлины космические ягодицы, а правой, растегнул молнию на её тугих джинсах спереди и стал проникать внутрь.
- У Бориса Вальехо всё более тщательно прописывается - продолжала она - если у Джулии расставлены основные акценты, то...- она втянула живот, чуть качнула бедрами и моя рука сразу оказалась внизу - у Бориса можно долго рассматривать картину, постоянно находя что-то новое... - её голос стал приобретать отрешенные интонации. Там, внизу, мои пальцы стали скользкими. Они стремились внутрь. Она крепче прижалась бедром ко мне и глядя сквозь книгу продолжала говорить.
- На одной из его ранних картин было изображено пленение одного племени другим. Среди порубленных, разбросанных тел поверженных мужей и мальчиков медленно движется вереница связанных девочек и жен, в окружении захватчиков, на лицах которых откровенно видна похоть и предвкушение предстоящего обладания пленницами. Я внимательно рассматрива-а-а...- Нэля глубоко вздохнула. Мои пальцы непрерывно и настойчиво работали у неё в расстёгнутых джинсах.
- А если кто-нибудь войдет? - спросила она. Голос был тих, а глаза широко открыты и устремлены на статую Геракла, разрывающего пасть льву.
- Почти у всех на одеждах...я сейчас, сейчас, сейчас...- она снова глубоко вздохнула и посмотрела на меня остановившимся взглядом без выражения.
- Двери закрыты - тихо ответил я и спросил - а что было у них на одеждах?
- Я сейчас, сейчас... - механическим голосом отрешенно бормотала она, я почувствовал как зад её напрягся, а спереди, где лежала моя ладонь прижатая к животу резинкой трусиков судорожно что-то задергалось и на мои скользкие пальцы горячо брызнуло. "Фантазмы" с грохотом упали на пол. Я крепко прижал её зад к себе и взорвался внутри брюк. Через пару мгновений Нэлин взгляд вернулся от туда, куда он улетал.
- Там были пятна - как бы со стороны донесся её голос. Я левой рукой достал из кармана пиджака носовой платок и переложив его в мокрую правую руку принялся за уборку в Нэлиных джинсах.
Приведя всё в порядок, я спрятал мокрый платок в карман. Нэля подтянула и поправила джинсы и подняла книгу с пола. Правую руку она положила мне на грудь под пиджаком и изучающе провела сверху вниз до ремня брюк.
- У тебя хороший рельеф - сказала она - можно попробовать что-то написать.
- Раздеваться? с готовностью предложил я.
Она впервые улыбнулась и сказала, - Не сейчас. Это займет больше времени... несколько сеансов.
У двери мигал сигнал. Закончилась пара и начался перерыв, а потом у Нэли должны быть занятия.
- А что за фокус с дверями? - вспомнила она - как они оказались закрытыми?
- Дом строили при развитом социализме. Тогда по системе гражданской обороны нужно было строить укрытия. Их строили в подвалах жилых домов. Поэтому подвальное помещение такое большое. Когда Гриша получил разрешение на переоборудование, он оставил основные двери. Ты, наверное, обратила внимание какие они мощные и плотные. На них оставлены старые блокирующие системы. Внешний замок, ключи от которого у тебя, можно сказать декорация. Основное запорное устройство включается изнутри. Я знаю где оно включается.
Мы заглянули в кабинет Гриши. Он уже вернулся и был воодушевлен. Сумма возможных расходов его не смутила. Он стоял перед Нэлей, пожимая свои пухлые руки и ласково глядя на неё, говорил об авангардизме и грядущих успехах на заграничных выставках. Думаю, он видел себя солидным работником министерства культуры, которому президент вручает медаль и памятный подарок.
Вечером я опять дежурил во дворе Аглаиного дома и опять безрезультатно.
В пятницу я не пошел на работу. Такое мне иногда сходило с рук, тем более, что я накануне договорился с "шефом". Я собирался к Нэле, у которой с утра была только одна пара по предмету, называемому "Текстурирование сложных поверхностей". От "Текстурирования" она должна была освободиться к одиннадцати часам, а без четверти одиннадцать я уже стоял недалеко от студии "От классики до авангарда". У меня была роза, фруктовый торт, бутылка французского "Фергюссона", привезенного из Германии, кассета с "Аморальными историями" Валериана Боровчика и "Большой жратвой" Марко Феррери. Оба фильма были на французском языке. Нэля вышла ровно в одиннадцать. В узком приталенном пальто с меховым воротником стойкой опушкой на рукавах и высокой меховой шапочке была похожа на смолянку. В машине она сняла шапочку и сказала - Здравствуй. Я сдержанно кивнул головой, вручил розу, и мы покатили. Однокомнатная квартира Нэли на седьмом этаже знакомой девятиэтажки казалась огромной и пустоватой. Встроенные шкафы не занимали свободного пространства, один угол представлял собой спальную зону со странным произведением мебельного искусства из квадратного толстого поролонового матраса, таких же подушек и массивного деревянного основания. Угол напротив был рабочим, там стояли мольберт и компьютер. Вся стена, облицованная светлой панелью из вяза оказалась с секретом - удивляясь расположению бордюров между панелями, я случайно обнаружил, что они сдвигаются и за ними находится огромный планшет для кистей, карандашей и вообще на нем было много всего, в том числе пинцеты, пассатижи и пара канцелярских ножей с разными лезвиями. В нише стены напротив постели встроенный стеллаж содержал телевизор, книги и так называемые "малые формы".
- Эклектика... - подумал я, разглядывая глиняные кувшинчики, бутылки с замысловатыми этикетками, фарфоровые фигурки, шкатулки и чудесным образом вписавшуюся в эту кунсткамеру новую упаковку батареек "Duracell". На корешок одной из книг кнопкой был прикреплен кусок папируса со знаком глаза. Пока я рассматривал диковинные штучки на полках, Нэля уже успела переодеться и тихо стояла сзади. Обернувшись, я встретился с ней взглядом. Она была теперь в тонкой лиловой майке без рукавов с надписью на груди "Imaginetix" и мягких облегающих штанах. Волосы она скрутила и забрала большой зубастой скрепкой. Они торчали метёлкой вверх.
- Вот это вино принято пить носом, - сказала она, показывая на довольно уродливую бутылку со странной этикеткой, на которой красовался муравьед.
- Выглядит примерно так: вино наливают в специальную плошку и втягивают носом. Так как слизистая носа насыщена капиллярами, алкоголь попадает в кровь без потерь и почти мгновенно. Мне довелось наблюдать одного бразильца, который напился вдрызг таким образом буквально тремя каплями. Очень экономно и эффективно. Нэля усмехнулась, в упор посмотрев мне в глаза. - А вот здесь - специальная курительная трава - коричневая деревянная шкатулка оказавшаяся у неё в руках щелкнула и открылась перед моим носом. Я втянул горький тяжёлый запах.
- Какой только дрянью люди не пытаются улучшить свою жизнь. А сушеных мексиканских грибов у тебя нет? Я бы пожевал...
Она подняла брови, а я усмехнувшись сказал - Я идейный противник ухода от действительности и всегда предпочитаю получать оригинальные, а не суррогатные впечатления.
- Для людей с богатым воображением... - начала она.
- Для людей с богатым воображением нет необходимости подхлёстывать его. Они с его помощью могут обходиться без внешних катализаторов.
- Это твоя точка зрения?
- Нет, это глубокая внутренняя убежденность.
- Тебе приходилось позировать? - сменила тему Нэля. Мне не приходилось. Тогда мне было предложено принять естественную для меня позу. Я взял компьютерное кресло и изобразил Роденовского мыслителя. Нэля ходила вокруг, уверенно поправляя позу, касаясь кончиками пальцев шеи, руки, головы, невзначай задевая меня при этом то бедром, то грудью. Когда она была передо мной и начала отводить мою руку, глубокомысленно прижатую к подбородку, я обхватил её за талию и встал с кресла. Она, оставаясь в моих руках медленно отклонилась назад как бы испытывая удержу ли я её.
- Если я отпущу руки, ты упадёшь - сказал я.
- А ты хочешь отпустить? Она выпрямилась и прижалась ко мне грудью. Мне стало жарко и я действительно отпустил руки.
- Позировать - непросто - откуда-то со стороны прозвучал её голос - надо попробовать стать пластилином и принимать в руках скульптора не только нужную позу, но и форму. Смотри - Нэля встала в пол оборота ко мне и выставив немного вперед правую ногу, левую поставила на вытянутый носок далеко сзади. Она прогнулась в спине, грудь оказалась впереди и приподнятой вверх. Майка обтянула торчащие соски. Левая ягодица округлилась в напряжении. Опущенные вниз руки были отведены назад, а лицо с чуть прикрытыми глазами было устремлено немного вверх. В фигуре чувствовалась энергия и динамика. Это были одновременно агрессия и стремление. Я любовался несколько мгновений. Тело было очень красивым и функциональным. Особенно функциональными оказались обнаженные руки. Рельефные тренированные бицепсы и хорошо развитые трицепсы. Руки с такими рельефами мне уже приходилось однажды видеть. Ту девушку звали Фольке Ройд, она занималась базами данных и профессиональным боксом.
Часть II
Аглая. Август.
Шашлыки с мадерой.
- Приходи в гости, дом изнутри посмотришь и вообще, как в прошлом году посидим, поболтаем - пригласил я.
- Только смородины наберу - и она с треском ринулась обратно в кусты.
Я пошел отпирать калитку. Литровая кружка была наполовину заполнена крупной смородиной. Аглая протиснулась мимо меня, крепко скользнув грудью, несмотря на то, что широко открытая калитка оставляла много места. Я закрыл засов. Аглая озадаченно рассматривала четырёхскатную крышу дома. Я постарался придать ей форму пагоды. Крыльцо получилось высоким, с широкой лестницей из шести ступеней, и Аглая смело двинулась вперёд. Я хитро отстал на несколько шагов и теперь снизу любовался видом её длинных ног. Ещё через пару шагов мне был предоставлены на обозрение круглые ягодицы, ладно обтянутые светло зелеными трусиками в горошек, где в середине, в промежности, неожиданно оказалось большое расплывшееся красное пятно. Оглянувшаяся через плечо Аглая увидела моё потрясенное лицо и сразу всё поняла.
- Это я села на ягоду не смущаясь объяснила она. А ты что подумал?
Что подумал я никто не узнал потому, что она тут же добавила - Кстати, надо бы постирать, не ходить же в таком виде.
- В доме есть мыло, а в душе горячая вода - наконец нашелся я. Аглая уже в доме, и слышно её восторженное - Ух, ты-ы-ы! Там действительно здорово. Пахнет свежим деревом, прохладный чистый выструганный пол из широких толстых плах основателен. Кроме огромного надувного матраца на полу, в доме только деревянный стол, пара стульев и высокая лавка, которую я использую как верстак. У окна, на покрытой гладкой обшивой стене, шкафчик для мелочей. Вся мебель моего изготовления. В дальнем углу первого этажа - лестница на второй этаж. Она тоже основательна и вызывает уважение и доверие толщиной струганных и шлифованных досок. Я хожу по пятам за Аглаей, а она искоса бросая на меня взгляд через плечо, задаёт каверзные вопросы - Это "та" обшива? - Это "тот" брезент? - Это "то" место? Потом она ставит на подоконник кружку со смородиной и поднимается на второй этаж. Я поднимаюсь за ней. На верхней ступеньке она неожиданно останавливается, и я натыкаюсь головой на её попку. Она хихикает. Лестница крутая, поэтому стоя на несколько ступеней ниже, я головой оказываюсь у неё под платьем.
- Вечно ты ко мне под платье лезешь, - повернувшись говорит коварная Аглая. Мои руки лежат на её бедрах, а нос плотно упирается в холмик внизу живота. Наступает нерешительная пауза, в ходе которой я чувствую, как её руки опускаются на мою голову.
- Клубничка, - горячо говорю я прямо в упругий холмик.
- Что? - спрашивает Аглая.
- Клубника - повторяю я, делая глубокий вдох - ты села на клубнику, я чувствую её запах - и я легонько тыкаю её носом.
На втором этаже в окнах еще нет стекла и проёмы затянуты пленкой. Аглая целует меня, стоя на цыпочках, крепко ухватив за шею. Это получается у неё непосредственно, но уже не по-детски, потому, что при этом языком она любознательно изучает мой рот. Мной овладевает полубезумное состояние, какое бывает только во сне, когда можно всё. Я сдергиваю свои шорты и жадно впитываю ощущения Аглаиного тела, которое прижимаю к себе, держа за ягодицы. Всё так же, не выпуская моей шеи, Аглая чуть подтянувшись обхватывает меня ногами и устроившись поудобнее начинает энергично тереться об мой, колом упирающийся в её трусики, член. Несмотря на охватившее безумие у меня хватает силы воли сдержать себя и не сдернуть их. Однако она этого не ценит, и я слышу требовательный порывистый шепот - Я хо-чу по-нас-то-я-ще-му-у-у-у! Я закрываю её рот поцелуем и не отпускаю до тех пор, пока мой горячий фонтан не ударяет в неё снизу. Аглая переводя дух сидит на мне, я сильнее прижимаю её, запускаю пальцы между ягодиц, потираю и слегка надавливаю на задний проход. Аглая смеётся близко глядя в глаза и говорит - Какое же ты всё-таки чудовище! Она намеренно медленно сползает с меня и снимает испачканные и промокшие трусики. Мой член, похожий на налитый кабачок тяжело висит книзу и Аглая глядя то на меня, то на него говорит - Ну я тебе покажу! В душе, юное создание, стирая свои бледно зелёные в горошек трусики, бурно кончило ещё раз потому, что я, усевшись внизу между раздвинутых ног мастурбировал ей клитор сначала языком, а потом пальцами. Сверху на голову мне текла вода и падала мыльная пена. А потом её позвал дед Аркаша, и она убежала довольная, в неуспевших высохнуть, но чистых трусиках.
Ближе к полночи, когда на небе ярко разгорелись звезды, а сверчки завели бесконечные ночные перезвоны, я сидя у летней печи жарил шашлыки и мечтал... Впрочем, о чем ещё мечтать, после такого дня? Воздух наполнен густым летним ароматом, в котором смешаны запах свежего пиленого дерева, смородины и сосновой смолы, а к ним добавляется невообразимо вкусный дух, испускаемый мясом, шипящим над углями. Плотная калитка из гладко струганных досок закрыта на пару засовов. Я один в своем небольшом первобытном раю.
Соседи угомонились. Дед Аркаша несколько раз перед сном прошаркал в калошах в сторону бани и обратно. Потом свет в его рубленом из толстых бревен домике погас. Потом снова зажегся и снова погас, а в доме что-то загремело, кажется, пустое ведро. Ближе к полуночи, когда на небе ярко разгорелись звезды, сверчки завели бесконечные ночные перезвоны и всё такое, наконец стало тихо.
- Аглая наверное уже спит - думал я поворачивая шашлык и глядя как с него капает жир на раскаленные угли и вспыхивает маленькими факелами.
- А если бы она не спала, можно было бы сидеть вместе, и глядя на звёзды жевать шашлыки, запивая... Хм она ещё маленькая, что бы запивать шашлыки чем-то крепче газировки. Впрочем, не такая уж она маленькая. Сегодняшний день не хотел кончаться, и прокручивался в который раз в голове, как магнитофонная лента.
- Ишь чего захотела - вспоминал я её требовательный шепот - "По настоящему!" В мангале разгорелся огонь - накапало слишком много жира, и он вспыхнул. Я сдвинул шашлыки в сторону и помешал угли. У деда Аркаши заскрипев открылась дверь. Потом раздались странные каркающие и булькающие звуки. Я пробрался через густые заросли за свой дом и подошёл ближе к редкому штакетнику. В темноте было видно как дед Аркаша покачиваясь стоял на своём крыльце. Потом он свесился через перила. Раздались булькающие звуки. Его тошнило.
- Дед Аркаша - позвал я - тебе плохо?
- Ничего ему не плохо - раздалось у самого забора рядом со мной.
- Обожрался, старый черт, вот и блюёт теперь! - спокойно сказал Аглаин голос в темноте.
- А ты чего не спишь? - обрадовался я.
- Как же, уснешь тут! Во - первых болтает не весть что, во - вторых воняет луком, а теперь еще и рыгать начал, хорошо хоть не в доме! - сердитым голосом громко возмутилась невидимая Аглая. Дед Аркаша прокашлялся, высморкался и неожиданно гаркнул - К стенке сволочь!
- Вот - снова раздался Аглаин голос из кустов - теперь слышал? Она вынырнула у самого забора и решительно сказала - Я с ним не могу, я у тебя ночевать буду!
- Угу, - согласился я, - А дед утром меня пристрелит.
- Он с похмелья долго спит. А сегодня много выпил.
- С чего бы? - поинтересовался я и начал отрывать штакетину у забора.
- Дата сегодня какая-то. Он каждый год этот день отмечает - Аглая легко пробралась через проем в месте оторванной штакетины и раздувая ноздри потянула носом воздух.
- Шашлыки? - подозрительно спросила она.
Она была в своей ночной тельняшке, лихо торчащей на маленьких грудях. На ногах были матерчатых тапочках. За забором гулко бабахнула дверь, и в доме приглушенно послышалось - Всех под трибунал! -
- Без меня? с плохо скрытой обидой продолжала она, не обращая внимания на дедов бред.
Я неопределенно пожал плечами.
- Ещё никому не удавалось ускользнуть из монастыря ночью, что бы лопать с разбойниками шашлыки, запивать их мадерой и предаваться разврату - менторским тоном произнес я, благочестиво сложив руки и закатывая глаза к звёздному небу. Потом я поцеловал её в губы и снова стал благочестивым.
- Еих! - успела выдохнуть она.
- Чем, чем запивать? - поинтересовалась Аглая и потом быстро добавила - не развратом, а любовью - и тоже поцеловала меня.
- А они не сгорят? Это, видимо, уже про шашлыки.
- О-о, ч-ч-ерт! шепотом взревел я и бросился сквозь заросли к шашлыкам. К счастью, перед тем как пробираться к забору, я предусмотрительно отодвинул их в сторону от жарко тлеющих углей. Мимо бесшумно полосатой тенью проскользнула Аглая, и оказалась у шашлыков впереди меня.
- Так чем надо запивать шашлыки? - повторила она, по - хозяйски разглядывая шампуры с жареным мясом - Они уже готовы ...
Она стояла перед мангалом и растрепанная медная грива была такой же ширины как плечи. Я чуть наклонился к тому месту где предположительно должно быть ухо и вдыхая запах её волос сказал - Был такой удивительный человек - Григорий Распутин...
- А-а-а, знаю - так же тихо ответила Аглая - У него был здоровый пэнис и от него все бесплодные беременели - она косо глянула на меня вверх.
- Эх ты, латинянин, "пэнис"! Lingva latina non penis canina est!* А в общем, н-ну...да, размер был выдающийся, но я не про это. Так вот любимое вино Распутина - это мадера. Её ему специально привозили. Очень издалека.
- И у тебя есть мадера?
- Нет у меня есть...м-м-м...Мартини -
Под моей ладонью маленькая крепкая грудь сначала зябко покрылась пупырышками, а потом на её вершине окреп и стал упругим сосок.
- Отвлекаешь латынью, а сам меня опять лапаешь - совсем тихо сказала Аглая, потому, что я действительно засунул левую руку ей под тельняшку, а правую под резинку трусиков.
- А тебе не нравится? -
- Нра-авится...
- Хочешь... знать... перевод?
- Хо-о-о-ч-...ох...
Но она уже плотно прижата оттопыренной назад попой ко мне, и даже немного елозит ей вверх и вниз благодаря моим умелым действиям правой рукой у неё в трусиках между ног.
- Посмотри сколько звёзд - шепчу я, хотя мне сейчас наплевать на звёзды - я устроил торчащий напряженный член между её ягодиц и двигаю им, пока пытаясь сдерживаться.
Аглая поднимает лицо к небу, но её глаза закрыты, она полностью занята своими ощущениями. Мои легкие поглаживания и мягкие раздвигания половых губ теперь уже превратилось в уверенную ускоряющуюся мастурбацию клитора. Я чуть отодвинувшись от неё быстро сдергиваю трусики вниз, а Аглая, вдруг наклонившись вперед, пытается сзади надеться на мой онемевший от напряжения член. Я в панике дергаю им к верху, хватаю её и прижимаю теперь уже голой попой к себе.
- Я хочу понастоящ-щ-щему! - шипит небу Аглая как рассерженная кошка.
Набрав на пальцы слюны, я запускаю их туда, откуда только что вытащил и скользкими пальцами глажу набухший столбик клитора.
- Я х-о-очу п-о-о на-а-а-асто-я-я-я-аах-аах!! - не сдерживаясь громко ноет Аглая.
Она двигает бёдрами, я не выдерживаю, сильными движениями тру своим членом между ягодицами и попадая головкой в анус густо на него брызгаю. Аглая глубоко дыша и вздрагивая трется попой о ещё упругий, но уже не такой твердый член. Снова попав в анус скользкая головка наполовину в него входит. Ещё легкий толчок и..., но я осторожно вытаскиваю её обратно. Мы стоим обнявшись несколько минут и я чувствую, что начинаем склеиваться.
- Шашлыки - хрипло говорю я и пытаюсь отодвинуться от Аглаинова зада. Снизу горячо и очень липко. Аглая, закинув руки назад держит мою голову и смотрит на звёзды.
Я вежливо освобождаюсь и окончательно снимаю с неё трусики, на что она не обращает внимание и перешагивая через резинку легко вздохнув говорит - четвертый раз и всё по - детски!
- Первый раз не считается, ты была совсем маленькая, - резонно замечаю я.
Она презрительно хмыкает и поворачивается ко мне лицом. - Да я уже два года назад знала, как это делается! Учти, я этого так не оставлю, - добавляет она решительно и подняв глаза к звёздам, что - то припоминая серьёзно говорит - Ты лишаешь меня самого прекрасного, что может быть в отношениях мужчины и женщины - она фыркает и смеётся. Вода в душе почти горячая, мы моемся вдвоем в темноте. Через несколько минут я ставлю на стол бутылку Мартини и пару чашек. На большом блюде c щербатым краем испускают ароматный пар шашлыки, а в плетеной хлебнице, вместе с хлебом лежат нарезанные яблоки. Аглая сидит на лавке в моей фланелевой ковбойке и болтает ногами. В свете потухающего мангала видно, что она улыбается.
Я усаживаюсь рядом. Воздух неподвижен, сверчки смолкли, и при полной луне, наш маленький пятачок среди густых зарослей становится отдельным миром, далёким от всего знакомого и привычного. Мне кажется, что я нахожусь в другом времени и в другой жизни. Здесь всё просто и понятно - со мной рядом моя девушка, мой дом и мой мир, который я могу изменить и сделать удобным для себя. Жизнь, которую я живу в этом мире, приносит мне радость и желание жить именно так, как я живу. Яркая ночь сказочна и неправдоподобно романтична. Я чувствую вселенную, вспоминаю сколько удивительных тайн нас окружает и начинаю пристально вглядываться в темное небо, надеясь увидеть что-то, что поможет разобраться в загадках космоса.
- Шашлыка бы - требовательно возвращает меня на землю моя девушка.
Она с хитрой улыбкой смотрит на меня и протягивает свою чашку. Налитая четвертинка чашки заставляет её удивленно поднять брови и презрительно скривить рот.
- На пробу - поясняю я и предлагаю - ощути букет!
Аглая храбро тянет носом над чашкой и довольно щурится. Она устраивается поудобнее на лавке и подняв чашку, глядя на меня говорит - За нас!
Мы чокаемся. Я тяну свой мартини медленно, краем глаза наблюдая за Аглаей. Она проглатывает всё разом и на всякий случай зажмурившись замирает. Потом открывает глаза и легко переведя дух облегченно докладывает - я думала, будет как водка!
- А ты пробовала?! - удивляюсь я.
- Угу. В прошлом году. Один раз. В школе, на дискотеке. Немножко.
Она уже держит шампур и стягивает с него зубами кусочек мяса.
Я тоже жую сочное жареное мясо и интересуюсь - Ну и как?
Аглая хихикает - Я вовремя домой удрала. Пока голова нормально работала, почувствовала неладное и смылась.
- А что?
- Ну-у-у... вроде страшно стало. Там потом даже скороспелые малолетки трахались!
Я понимающе киваю головой и пытаюсь делать это с осуждением.
- Юношеская гиперсексуальность, высвобожденная с помощью алкоголя - страшная штука,- говорю я назидательно подняв палец вверх и наливаю ей половину чашки. Аглая тут же запивает мясо и слегка заплетающимся языком неопределенно бормочет - Вот это да!
Она садится ближе ко мне, и так же запинаясь, спрашивает - А с тобой что-нибудь в жизни случалось?
- Чего? - не понимаю я.
- Ну, н-н-еобъяснимое, чтобы ты тоже почувствовал неладное, а объяснить не мог? - в её взгляде появляется легкая поволока, пока глаза бродят по моему лицу. У меня в голове после мартини присутствует легкость, а в душе сладкий трепет предвкушения. То, что молоденькая девушка сидит рядом прижавшись ко мне, то, что эта девушка любит и хочет меня, действительно наполняет сердце предчувствиями.
- Да, - говорю я - Кое-что неладное в моей жизни случалось.
Сказание про Угу. Вертолёт
После окончания института я был распределен для работы по специальности в одну из северных областей, богатую теми природными ресурсами, которые приносят стране большую часть всей твердой валюты. На преддипломной практике я уже бывал в промысловых поселках и для меня не были неожиданностью условия, в которые я попал. Дрянная общага с вечно пьяными соседями по койкам в одной комнате, постоянные драки из-за баб или групповые случки, глухой непролазный мат, застоявшаяся вонь блевотины и говна - вот картина северного быта поселян. Непривычный к таким прелестям, я не мог относиться философски к превратностям жизни, меня бесили до глухой ненависти и огромного желания убить этих ублюдков всех сразу или по очереди пьяная болтовня, вопли среди ночи и приставания на предмет, почему я не пью как все нормальные люди.
Я старался, на сколько это было возможным, меньше бывать в этом гадюшнике и неделями пропадал на промыслах, перемещаясь с одного месторождения на другое вахтовыми вертолетами - "вертушками". Постепенно свыкаясь с кочевой жизнью, (видимо в моих жилах течет кровь, где есть капля дикой крови кочевников) я находил приятно - возбуждающей близость природы, окружающей маленький технократический кусочек буровой непроходимыми болотами или лесами... Это обостряло все чувства и заставляло рассчитывать только на свои силы в случае чего. А это "чего" в виде аварий случалось часто, и тогда, прибывшие комиссии обнаруживали провалы в земле, куда уходили целые буровые вышки, сгоревшие балки, скрюченные обугленные тела людей - иногда целой буровой вахты, иногда только бурильщиков, кто не успел вовремя свалить со станка во время выброса пластового газа. Ходило много историй о таких авариях и было ещё больше такого, о чем не передают в диспетчерских сводках об обстановке на месторождениях. Много историй рассказывают летуны - пилоты вахтовых вертушек. Работа у них крутая, и для расслабухи они обычно набирали спирта, количество которого для летного состава неограничено никакими нормами, и падали с неба куда-нибудь в хантэйское поселение, где устраивали бешенную фиесту, в ходе которой жрали сырую рыбу, пили спирт и перетрахивали подряд всех хантэек вдоль и поперек, на что благодаря огненной воде, туземные особи мужского пола смотрели почти благосклонно. И вот, как-то раз, утро понедельника началось как обычно - голова раскалывалась после двух бессонных ночей выходных дней. С субботы на воскресенье были всеобщие трахалки, так как откуда-то навалило посторонних баб штук пяток и делить их было не надо, просто пустили по кругу, а так как участия в коллективной случке я не принимал, то спать мне не удалось из-за мата сношающих, сопенья сношаемых и победных воплей кончающих. Под утро в воскресенье я выполз из гадюшника пустой и усталый, будто сам протрахался всю ночь и покусав какое-то дерьмо в столовке пошел в библиотеку, как я делал в выходные. Библиотека была моим спасением и очищением от грязи реальной жизни, тихой заводью и доком, в который приходит разбитый бриг после шторма для ремонта. С воскресенья на понедельник план повторных трахалок у моих соквартирников сорвался, так как двух затраханных бабов из проблеванной комнаты увезла милицейская машина под названием "спецмедслужба". Случилось так, что под утро некий Юрча с другого этажа, шарахаясь по квартирам гадюшника в поисках папирос, завалился туда, откуда я выполз полчаса назад. Его взору представилось то, о чем было сказано - "и ядрам пролететь мешала гора кровавых тел" - над полем брани витал тяжелый дух, но несмотря на это, соблазненный видом халявных бабов, дрыхнувших нагишом в совершенно доступных позах, и не обращая внимание на неприхотливо разбросанные тут же мужские тела, Юрча нашел потухший бычок, закурил и расстегнул штаны. Работая с перекурами он дошел до третьей особи женского пола и был неприятно поражен синюшным цветом мордоворота, закатившимися глазами и смешным оскалом ротового отверстия из которого торчал почти черный язык.
- Заклинило что ли? - подумал он, - Щас расклиним, - и он попытался засадить член, но это ему не удалось. Озадаченный отсутствием мимики или каких-нибудь ответных телодвижений со стороны особи Юрча заподозрил неладное. Он потом рассказывал, что до "скорой" доскакал очень быстро и обратно приехал аж на двух машинах - скорой помощи и той самой "спецмед...".
- А два баба окочурились - Видимо съели что-то не то - не без юмора пояснял Юрча, - Или выпили -
Так вот, с воскресенья на понедельник резко сократившееся количество женских особей привело к междуусобице, в ходе которой заскочившему на огонек Юрче проломили башку, так как один из оставшихся в живых "бабов" вспомнил, что данная чужая ей мужская особь трахала ее с утра по-раньше, пока все свои почивали. Витяну выбили зуб и выгнали к е...й матери, а Вольдемар - здоровенный парняга в ходе батальи был ударен головой об "чугуняку" - батарею отопления, провалялся без сознания часа два, после чего уполз спать у ванную. Оставшиеся победители в количестве опять же трех парней решили перед тем как пустить бабов по кругу отпраздновать победу, и пили до тех пор, пока под утро, не свалились без всяких других желаний, что впрочем, было и хорошо, ибо возникшая духовная потребность в женском обществе все равно уже не могла быть удовлетворена в силу чисто физиологических причин. А я с раскалывающейся от боли головой поехал на работу. День обещал быть трудным - передвижка на буровой - это вся работа механика. А я и есть этот самый механик. Было очень скверно, если учесть, что куст далеко, и что осенью, когда идут дожди, по нормальному ничего никогда не бывает, и что подготовительных работ может быть и не проведено, а вместо головы шаровая молния, она трещит и светится от боли. Одним словом жизнь, это вам не пиво с пирожными, как переводится английская пословица для подобных случаев. Вертолетная площадка радовала наличием винтокрылой машины, готовой перенести меня и других бедолаг через болота и тайгу на отдаленный куст, в списке диспетчера я присутствовал, и спустя четверть часа свежий ветер уже пытался остудить мою пылающую голову, врываясь через открытый иллюминатор. Моя высадка была последней, то есть к обеду я надеялся выбраться из тарахтящей жестянки на твердую землю. На последний куст со мной направлялись еще двое парней - сменный мастер и слесарь с ремонтной базы. Глядя, как внизу проплывают необозримые таёжные просторы, я через общий шум двигателя стал различать дополнительные стуки, не вписывающиеся в мерный рокот и по бегущей внизу тени, заметил, что мы поменяли курс. Сменный мастер, поднявшись с лавки заглянул в пилотский отсек и что-то громко крича стал показывать то в грузопассажирский отсек, то вниз, то на сверкающий диск вращающихся лопастей. Очень было похоже на то, что я могу попасть в диспетчерскую сводку об очередном свалившемся в тайгу вертоплане. Как ни странно я не испытывал особого страха от перспективы рухнуть в пылающем вертолёте с высоты сотни метров - частично я отупел от головной боли, частично от того, что я не верил, что такое может случиться со мной. Тем более, пилоты не показывали особого беспокойства, просто хмуро покивали головами сменному мастеру и что-то прокричали в ответ. Как бы там ни было, мы поменяли курс и стали снижаться. Над головой продолжало сильно стучать, но двигатель работал равномерно без сбоев. Это вселяло надежду, что приземлиться всё-таки удастся не в виде сгоревшего шашлыка. Парень, подходивший к пилотам, сел на свою лавку около иллюминатора и закурил. Минут через пять дальнейшего полета, то, что сильно стучало сверху, бабахнуло в последний раз и крышка двигателя, а это она стучала, оторвавшись полетела на землю, а ещё через несколько минут мы сели на поляне, оказавшейся довольно большой гарью.
Летуны заглушили двигатель, и пока лопасти ещё не остановились, один из них, открыв дверь и отцепив легкую дюралевую лестницу, стоял, загораживая спиной выход.
- Отдыхаем, мужики - сказал второй пилот, выходя из кабины.
- Дня три, а может и четыре. Пока отремонтируемся, пока то - да сё...-
- А жрать какого х..я будем пока то, да сё ? - вежливо поинтересовался слесарь ремонтник.
- Не ссы - прозвучало в ответ - Не в жратве счастье -
Я молча вылез из брюха предавшей меня вертушки. Жрать, тем не менее, хотелось ощутимо, и перспектива трех - четырехдневной вынужденной голодовки была жутковатой. Вспомнился "Ченслер" Жюль Верна. Жрать кого-нибудь из пилотов было нельзя - как никак лететь ещё надо, сменный мастер наверняка был вонючим и вызывал отвращение, как, впрочем и слесарь, оставался один я, но себя есть как-то неловко и вообще нехорошо. Летуны наши не очень расстраивались, а даже как-то оживленно суетились около грузового отсека, бренча чем-то стеклянным. Как бы то ни было, уже и то хорошо, что вертушка не рухнула на тайгу, и что нашлось место для посадки, и что сейчас не зима, и что в сезон можно найти много чего съестного в лесу, в конце концов у летунов наверняка есть хотя бы одно ружьё. Я огляделся по сторонам. На выжженой земле, как и полагалось, буйно рос иван-чай и было не так тоскливо, как бывает, когда гарь образуется из-за разлива нефти, и потом её сжигают. Такая гарь стоит годами, пока природа наберётся сил, закрыть ожог свежей травой и поднять молодые сосны из мертвой земли. Такие гари обходит стороной всё таёжное население и в горелой земле не селятся ни бурундуки ни какая другая живность. Краем уха прислушиваясь к разговору летунов я поймал слова:
-...четыре-пять километров в тумане - говорил один.
- но зато по лесотундре - возразил другой.
- ладно попробуем - согласился первый,
- тропы знаем, так что нормалюк !- подвёл он итог.
Так как я практически ничего не понял, то не стал особо напрягаться на счёт того, к чему относился весь этот разговор, и побрел в сторону, где лес казался ближе.
- Эй, механик! - Далеко не уходи - пропадёшь!- крикнул один из вертолётчиков мне в спину. Далеко уходить я не собирался, но природная деликатность мне всё ещё не позволяла снимать штаны, чтобы справить нужду на глазах пусть даже у заскорузлых в своей простоте мужиков. К моему возвращению картина катастрофы приобрела почти домашний вид, благодаря неизвестно откуда взявшейся булке чёрного бородинского хлеба, накромсаной охотничьим ножом на толстенные ломти, нескольким открытым банкам мясных консервов, охотничьего салата и небольшой алюминиевой канистре, которая, как и всё прочее добро, стояла на раскладном столике, какие обычно используют туристы и рыбаки. Ремонтный слесарь с просветленным лицом неумело пытался сотворить костер, но посланный сменным мастером к известной матери уступил ему место у наваленной кучи сучьев.
- Ты, б...я, как будто не разу в артек не ездил - беззлобно досадовал мастер, быстро и ловко раскладывая сучья тем хитрым способом, каким костёр можно зажечь даже под дождём, на сильном ветру. Из винтокрылой машины был извлечен удивительной формы закопчёный чайник и свареная из арматурных прутков тренога с крючком. Всё сооружение было установлено над костром, который уже начал потрескивать, пуская легкие струйки дыма. Подвешенный на крюк чайник был оставлен нагреваться и закипать. В моей дорожной сумке была банка сгущенки и пачка чая - то, чего обычно не бывает или "..вот - вот только что кончилось..." в столовках на сборных пунктах или не обустроенных ещё буровых. Так как чай на столе уже был, и надо сказать очень не плохой - у летунов всегда всё самое лучшее, я выставил свою сгущёнку и побрёл к вертолёту поискать что-нибудь, на что можно будет присесть.
В вертолёте тихо переговаривались пилоты.
- Да продрыхнут они до зорьки - говорил один.
- Если крышку не найдем, придется так вернуться - говорил второй.
- Надо предупредить, чтобы с утра пошли грибков поискать. Слесарюга-то с мастером конечно пустое - куда они от дармовой выпивки - тягачём не оттащишь, а вот механик - нормальный парень, я его знаю.
- Х... с ним, давай с собой возьмём, говорят в стойбище Уга пришла - поглядим.
- Уга...-задумчиво протянул первый, - ну её от греха подальше, там какая-то чертовщина с ней водится.
- Не ссы, прорвёмся, а вот механик твой потом стуканёт диспетчеру, улетишь к е...й матери !
- Да, не-е-е...Он вроде не из тех.
Интересные дела. И ребята тоже интересные... Что они задумали я не понял, что такое Уга не знал, понял, только, что быть надо настороже. Ну, ладно, там видно будет, пить горькую, я не пью, тут они правы, стало быть поглядим. Я нарочно громко грохотнул у дверцы, летуны высунулись из кабины.
- Мужики, - сказал я, - а кресел раскладных у вас часом нет?
- Легок на помине, - усмехнулся один, - нетути кресел, вон там ящики от дымовух возьми.
Был уже пятый час после полудня и жрать действительно хотелось здорово. Разгоревшийся костёр пылал вовсю, чайник закипал, и щедро насыпанная в пустую стеклянную литровую банку заварка готовилась стать густым крепким напитком. Стакана мне, как это обычно бывает, не досталось, потому, что после изумлённого - не пьешь?!- мне было сказано, что в таком случае стакана мне не положено иметь до самого чая. Открытая алюминиевая канистра густо пахнув спиртом выдала четыре раза по полстакана "живой воды", и парни, кто крякнув, кто охнув, а кто просто вытаращив глаза дёрнули по первой. А я тем временем уже наворачивал здоровенный бутерброд с тушёнкой, поддевая ножом охотничий салат. Было свежо, костер трещал, челюсти работали так, как дай бог каждому работать на своём рабочем месте. Некоторое время ели молча, по очереди поддевая куски тушёнки и салат из банок, потом мужички наплескали себе по второй, хотя натощак и первая уже сработала здорово, снова ахнули, крянули, вытаращились и зажевали дальше. Я пошёл наливать чай... Пилоты, правда, после первой "чисто символической" вторую хитро пропустили, проследив, чтобы пролетариат не остался обиженным. Пролетариат по своей сущей душевной простоте уже размяк, и в нём пробудились интернациональные чувства как то - солидарность - "механик, а ты, ик, чё не пьёшь-то, больной что ли? Я в твои годы...". Сменный мастер в силу своей интеллигентности, а стало быть мягкотелости уже прикорнул и начал похрапывать с недожёванным ломтем во рту, а слесарь, будучи покрепче плеснул себе ещё в стакан, лихо его опрокинул, вытаращился и некоторое время сидел неподвижно и очень прямо, как будда, но потом как то обмяк и взяв щепотью салата из банки стал сопя, меланхолически его жевать полуприкрыв глаза.
Ополоснув освободившийся стакан кипятком, я налил чаю себе и летунам. Лётный состав молчаливо сидел за столиком и ковырял тушёнку в банке. Я сел, и нацедив в стакан сгущенного молока стал с удовольствием прихлёбывать густо сладкий чай.
- Механик, ты про Угу слыхал? - неожиданно спросил, угрюмый летчик.
- Что-то вроде национального праздника? - предположил я.
- Эх... тебя как зовут? - сказал он с сомнением глядя на меня.
- Антон -
- Так вот Антон, Уга - не праздник, не рыба, и не национальное блюдо. Уга - это баба такая хантэйская. Говорят, она шаманка, а по сему, много в ней странного, и даже очень.
- Не знал, что женщины бывают шаманами - сказал я - И что же в ней странного? Четыре ноги и две п...ды?
- Иш ты! юморист-сатирик! - засмеялись вертолётчики.
Угрюмый уже не был таким угрюмым, как вначале. Спирт как бы размягчил его лицо, и теперь оно разгладилось, посветлело и слегка лоснилось.
- Слушай - сказал второй лётчик, - с п...дой у этой бабы полный порядок, хотя я и не проверял - усмехнулся он.
- Говорят, что она появляется неизвестно откуда и никто не знает когда. Куда она уходит тоже неизвестно, но главное никто не замечает, когда она исчезает. Конечно, она не растворяется в воздухе, просто уходит так незаметно. Прошлой зимой, она спасла жизнь Чебаку, а ханты говорят, что она воскрешает мёртвых, но не тех, кто по старости помер, а кого на охоте или медведь задрал, или под лёд провалился, или какое несчастье произошло.
- А я слышал, - сказал тот, который лоснился - что она из очень древнего рода. Ханты считают что в начале каждого рода стоит зверь. Так вот, Уга из рода, в начале которого стоит... -
Слово, которое он сказал я не понял, и вопросительно посмотрел в оживлённо блестящие глаза. Летун некоторое время молчал, как бы пытаясь понять насколько я проникся сказанным, и видимо поняв, что я не только не сражён, а напротив считаю, что всё нормально, хмыкнул и пояснил - я у аборигенов спрашиваю - А, что мол это за зверь такой? - А они отвечают - Это, мол, не зверь, мил человек, это демон -
- То есть, с их слов получается, что нормальные люди произошли от вполне нормальных зверей, а шаманы - от демонов? - попытался проявить сообразительность я.
- Нормальные люди - от зверей, шаманы - просто колдуны, а Уга произошла с их слов от демонов, если только сама не демон - ответил летун.
Я налил себе ещё кипятка, и добавил заварки. Кто такой Чебак я знал. История с Чебоксаровым, таким же сменным мастером, как тот, что уже дрыхнет за нашим столиком, была такова.
Сказание про Угу. Чебак.
Во время проходки ствола скважины, на уже значительной глубине попался пропласток попутного газа под большим давлением и случился мощный выброс. По тому, как зашипело у ротора, бурила, (так называют бурильщика), догадался, что сейчас будет, и шустро свалил со станка, благо была зима, снега много, и он как кузнечик, несмотря на тяжёлую робу совершил удивительный прыжок почти с пяти метровой высоты в глубокий снег безо всяких для себя последствий. Что потом началось, знают все, кто хоть раз видел, что такое выброс. Из земли, со всё увеличивающейся скоростью, поползла обратно буровая колонна под усиливающийся свист газа, перешедший потом в оглушительный рёв. На высоте метров сорок колонна ломалась на отдельные трубы, которые как спички летели во все стороны, а потом очень громко бабахнуло и полыхнуло красно-оранжевое пламя высотой метров шестьдесят. Чебоксаров не успел сам убраться с вышки. Он был в лебёдочном блоке, но когда бурилки полетели по небу как спички, раздался взрыв и вспыхнуло пламя, его, пылающего как праздничная ракета высоко швырнуло в воздух. То, что упало в снег, уже трудно было назвать Чебаком, Чебоксаровым, или вообще человеком. У него сгорели до костей кисти рук, которые не были защищены ничем, и лицо. Одежда тоже сгорела вся, но благодаря тому, что он упал в снег пламя было сбито, хотя это уже не волновало его жареные останки. Как его перенесли в стоящий далеко от пылающей буровой вагончик не помнил никто, обстановка была аварийная, а журнал мастера, в котором это могло было быть записано сгорел вместе с вагончиком. Известно, что потушить буровую так и не удалось, но недели через две огонь потух сам. Насмерть сгорело трое - Чебоксаров, верховой рабочий, от которого не осталось ничего, и слесарь, возившийся во время выброса под полом буровой - его тоже не нашли. Температура у устья скважины была такой, что всё, что было металлического - расплавилось. Говорят, что на второй день после выброса, на горящем кусту была маленькая хантэйская женщина, появившаяся неизвестно откуда. В общей суматохе она у кого-то узнала о сгоревшем мастере, где он находится, и попросила ей показать, что от него осталось. Что она с ним делала в оттащенном далеко от ревущего устья скважины промёрзшем без отопления вагончике неизвестно, и как она ушла тоже не видели, но когда на третий день вертолётом увозили останки Чебоксарова в город, с изумлением обнаружили, что то, что лежало на досках, не окаменело от зимней северной стужи и дышит, а самые страшные раны на лице и на руках занянуты тонкой прозрачной розоватой пленкой кожи. Дальше были вообще чудеса - парни рассказывали, что после двух недель в столичной больнице, (а его увезли в Москву) Чебоксарова, живого и практически здорового, отправили на юга по профсоюзной путевке-долечиваться. Я полагал эту историю одной из многих сказок севера, изобретаемых в избытке, спившимися вахтовиками для Большой Земли и не верил, хотя, внутренне чувствовал, что дыма без огня не бывает. И вот теперь эта самая Уга.
- Так вот, Антоша, мы полетим искать крышку двигателя - сказал неожиданно второй пилот.
- Тебе оставаться дежурным - следить за костром, кипятить чай, и жрать тушёнку. Эти - он кивнул на постепенно косеющего слесаря и спящего мастера, - Эти будут спать, так что забот у тебя никаких. Если что-тут стойбище должно быть рядом, идите к хантам.
- И в этом стойбище Уга? - неожиданно для себя спросил я.
- С чего это ты взял ?- удивился лоснящийся первый.
- А с чего это вы про неё вспомнили? - в тон ему сказал я и прямо посмотрел в глаза.
- Давай Никита, расскажи механику - сказал второй пилот.
Первый пилот имел фамилию Хрящёв, которая в ходе простого общения была переделана в Хрущёв, за что потом его прозвали Никитой. На самом деле Никита был Шурой Хрящёвым, а второго звали Борис. Никита, помолчав некоторое время, сумрачно поглядывая на меня, рассказал ещё вот что.
От собратьев по пропеллеру он знал, что есть такая хантэйская женщина, которая творит с мужчинами чудеса. Летуны, кто у неё побывал, рассказывали, что она умеет увеличивать мужской член до невиданных размеров, а потом приводит сразу нескольких женщин - красавиц, как она сама, которые сначала по очереди, а потом все вместе совершают половые акты с одним мужчиной заставляя его испытывать оргазмы такой силы, что бедняга впадает в состояние транса и превращается в брызжущую спермой машину, пока не высыхает и не становится мумией.
- Причём член после каждого акта не опадает, а кайфа с каждым разом всё больше и больше - добавил Борис.
- Подпаивает летунов ваша Уга какой-нибудь дурью - подумав сказал я.
- Погоди это ещё не всё. И кстати, насчёт дури ты не прав, когда к ней приводят мужчин им не дают ни пить ни есть, просто она им что-то говорит, а потом приходят остальные женщины. Так вот...
Борис кивнул - В общем, если что, не поминай лихом, и помни, что стойбище рядом. Компас есть, пользоваться умеешь? Молоток!
Вертушка, тарахтя громче обычного, легко поднялась в воздух и неторопливо на небольшой высоте пошла обратным курсом. Летуны, высматривая оторвавшуюся крышку двигателя, принимая во внимание ветер, шли вдоль обратного курса расширяющимися дугами. Я довольно долго видел поблескивающую в воздухе машину и слышал звук двигателя. Потом они взяли выше, чтобы увеличить площадь обзора, а через несколько минут пошли на снижение и я потерял их из виду. - Неужели нашли? - подумал я, - с высоты блестящая на солнце крышка должна быть хорошо заметна -
День закончился неожиданно и очень странно. Примерно через полчаса я снова услышал знакомое тарахтение, а ещё минут через двадцать вертушка неаккуратно плюхнулась недалеко от костра. Из неё, не глуша двигателя выскочил Борис и побежал ко мне.
- Свертываемся, Антошка! - кричал он.
Я без лишних слов начал раскидывать костер, а Борис подбежав уже тряс одной рукой спящего мастера, а второй - слесаря.
- Что случилось? - закричал я, заливая костер из чайника.
- Потом, потом, собирай манатки, - прерывающимся от бега голосом быстро говорил Борис. Он уже растаскал мужиков и потащил их, ничего не понимающих, к вертолёту. Весь остальной, наскоро собранный скарб, с моей помощью был у вертолета минутой позже. Я вернулся чтобы залить оставшиеся тлеющие головни. В чайнике воды не было, поэтому выпитые четыре кружки чая в этом здорово помогли.
В вертушке, которая взмыла сразу, как только я захлопнул и затянул дверь, было полно народу. Это были незнакомые мужики, все абсолютно пьяные, с застывшими физиономиями идиотов. Один, особнячком притулился в самом хвосте на огромном рюкзаке. Он казался трезвым, но взгляд вытаращенных глаз был неподвижен и тоже вызывал мысли о слабоумии. Трезвого я узнал. Это Андрей Маркелов из изыскательской партии.
Сказание про Угу. Маркел.
В одном из хантыйских племен, чьи родовые угодья находятся далеко за Северным Салымом, в течение долгих лет почему-то рождаются только девочки. Геологи, первые обнаружившие странное племя, назвали его второй загадкой Северного Салыма, хотя племя кочует гораздо выше Салымской границы. Первой, на их взгляд, загадкой является мощная нефтяная залежь, проходящая широким клином на глубине около полутора километров. Клин начинается на Южном Салыме, и расширяясь уходит вертикально на север. Предполагается, что край залежи выдается на шельф. Самая широкая часть клина находится как раз под племенными родовыми угодьями, поэтому бурение там запрещено. Затем залежь снова начинает сужаться. Проследить её на всю длину изыскательской партии не удалось, но уже разведанная и нанесенная на карту часть показывала правильный очень сильно вытянутый ромб. Возникновение странной залежи объяснить сложно, она лежит в четко очерченных границах без сопутствующих обычно ветвлений нефтеносного пласта. Ответвления возникают из-за неоднородности слагающих пород, позволяющих нефти размещаться в поровом пространстве.
Совсем недавно, изыскатели из разведпартии, вышедшие к хантыйскому стойбищу, хотели на несколько дней расположиться на постой в племени, но получилось так, что их, появившихся в стойбище рано утром, уже после обеда забрал вертолёт. Рассказывали, что все до одного разведчики были в дым пьяны и мололи какой-то вздор о бабьем племени, великом празднике, о великой жратве, великой выпивке и ещё чём-то таком же великом. Диспетчер вертолетной площадки пряча глаза махнув рукой нехотя и уклончиво бурчит, что они были невменяемы. Кроме Маркелова, который оказался трезв, но чем-то потрясен. В последующие дни, никто, из разведпартии о племени, где за полдня им удалось так хорошо погулять не вспомнил. А потом, со сменой вахты они уехали на Большую Землю. Андрей Маркелов, топограф, среди товарищей известный как Маркел-Самодел, или просто Маркел, проболтался о том, что с ним случилось, будучи сильно под мухой. Угощал я. Поводов было несколько. Во-первых, он не помнил, что в поселок возвращался вместе со мной в одном вертолёте. Во-вторых, он не говорил, что не помнит, что с ним было. В третьих, он стал странным, этот Андрей Маркелов, после того как побывал в стойбище, где как мне говорили летуны должна быть Уга. Что пьяных изыскателей вертолетчики подобрали именно там, я не сомневался. С Маркелом мы пили, как водится, спирт, в ходе употребления определенного количества такой выпивки, человек сначала теряет контроль, потом рассудок, а потом память. После этого его бывает трудно убедить, что это он, специалист по топографии, вчера бегал нагишом по коридору общежития, воображая себя северным оленем в период гона, призывая к себе своих и чужих важенок трубными воплями.
У меня, наконец оказался свободным день в середине недели, и я пригласил Маркела по перечисленным трем поводам. Раньше Маркел слыл хоть и очень уж неказистым, но весёлым и жизнерадостным парнем, быстрое превращение во мрачного молчуна было необъяснимым. К тому же, обычно хорошо и тщательно выбритый Андрей Маркелов, теперь ходил сильно заросшим, что у мужчин тоже кое о чем говорит. После очередной порции, в момент потери контроля, Маркел, подцепив на вилку очередной кусок холодной тушенки из жестянки и глядя, как ему казалось вдаль, хотя один глаз смотрел на тушенку, а второй был печально прикрыт, выдал очень длинное и сложное по построению предложение, состоящее из многочисленных "если" и "хотя". Звучало примерно так - Если бы вертолет, чудом не оказался над стойбищем и если бы еще большим чудом не решил тут сесть, хотя никто снизу даже и не махнул рукой, при этом если бы один из летунов не решил просто так заглянуть в дальний чум, хотя никто его туда не приглашал, то если бы это произошло чуть позже - никого из разведпартии больше бы не увидели. "Чуть позже" - было сказано с очень многозначительным выражением лица. Не встречая наводящих вопросов, Маркел самостоятельно повел рассказ, дополняя его иллюстрациями вилкой на клеёнчатой скатерти. Получалось, что разведпартия вышла к стойбищу рано утром. В туманной тиши их издалека почуяли собаки и залаяли. Ориентируясь по звуку, изыскатели вышли к чумам. Чумов было не больше десятка из них навстречу вышло несколько хантов, которые все оказались при ближайшем рассмотрении женщинами от совсем молоденькой "пички", как сказал Маркел, до старухи лет как ему показалось двухсот.
- И ни одного мужика - Маркел открыл печально прикрытый глаз и без выражения посмотрел им на меня. Второй глаз так и был устремлен на тушенку.
- Они нас окружили, разглядывали. Было видно, что рады. Галдели непереставая, потом потянули за руки и повели к большому чуму, стоящему в центре. Обычно это бывает чум старейшины. Из него появилась фигура, ростом выше остальных. Как вначале полагал Маркел - либо председатель, либо шаман, - Шут их разберет - усмехнулся он тушенке.
- Правда, высоким-то он казался для ханта, по-нашему, так, средний рост, а когда капюшон меховой оленей парки был отброшен назад, оказалось, что и это баба, но какая! - Маркел попробовал поцокать языком, покачал головой и замолчал. Желе с тушенки капало ему на руку, но он не замечал.
- Черт знает какая куколка!
- Ну, для мужика после месяца в экспедиции, любая кочка с дыркой - баба, а любая хантыйка - куколка! - с сомнением заметил я. Маркел удивленно уставился на меня, с трудом сфокусировав оба глаза, будто я неожиданно оказался перед ним, появившись из воздуха. Проверяя материальность он потрогал мою щеку и убедившись, что я есть, вернулся к повествованию.
- Цыц! - сказал он - Галку, ПЁтрову жену знаешь? Маркел так и сказал -"ПЁтрову", сделав ударение на букве "Ё". Галку Пидгурскую знали все. Она была удивительной красавицей с шикарной задницей, от желания по которой подыхало практически всё мужское население посёлка. Фаир, высокий татарин, жадно пожирающий Галку своими зелеными кошачьими глазами где-бы её не увидел, (она, дура, это знает и не скрывая гордится), как - то мне сказал - Я, Тоник, не могу, я как ейный попа вижу, так каждый нощь сильно канщаю! У Петра по этому поводу, правда, особых заморочек "нэ було". Пётр "бул" хохол, Галка "була" хохлушка. Ревность Петру "була нэ трэба", так как Галка, казалась всегда полностью удовлетворенной (Петька хвастал, что они привозят на вахту почти сотню презервативов которых до конца вахты иногда даже не хватает), себя скорее всего поэтому и соблюдала, что спасало от ненужных конфликтов.
- Так вот Галка ПЁтрова по сравнению с хантыйкой той - пУгалка! Маркел с каким-то хлюпающим звуком проглотил кусок тушенки и чуть заикаясь продолжал.
- У неё б-было совсем не к-круглое лицо, высокие скулы и ч-чистый г-гладкий лоб. Ты же знаешь - ханты обычно грязные и прышавые - антисанитария, там и всё такое. А тут... Черные волосы убраны назад, но самое удивительное это её глаза! Они большие, немного косоватые, сиреневого цвета! Маркел ткнул вилкой в жестянку с тушенкой, не попал, но не замечая этого, понес пустую вилку ко рту.
- Она, глядя на меня, что-то сказала, хантыйки смолкли, а самая маленькая "пичка" прочирикала ей ответ и она, улыбнувшись, кивнула головой. Снова поднялся галдёж и стали расходиться. Я оглянулся. Ребят разводили по чумам, я остался один с этой шамаханкой. Маркел рассеяно поискал неуправляемым взором стакан, с трудом определил его положение, бросил пустую вилку и потянулся за ним. Я успел плеснуть туда из бутылки. Он забросил в себя содержимое не поморщившись и не обращая внимание, на то, что текло по подбородку повторил - Один с эт-той шаманкой! Она поманила меня в свой чум и я пошёл! - его передёрнуло и он тихо засмеялся.
- Никакой это был не чум! Маркел поднял голову и уставился на меня. У него были очень страшные глаза. Зрачки сузились в точки, а цвет стал серебристо-белым.
Сказание про Угу. Сонька.
На грязном заднем дворике, окруженном старыми сараями, за которыми растёт крапива и дикий виноград, стоят четыре карапуза. Это я, рядом со мной Моня Калкин и Витька Спорыхин, а перед нами по - взрослому уперла руки в бока Сонька - Витькина сестра.
- А-а-а, так, вы никогда не вырастите, говорит она, - если вас не наддувать! Моня, самый маленький из нас, шмыгает носом.
- Тада пусь мня дують пегвого - просит он. Моня - рахитик. У него тонкие кривые ножки и вздутый животик с торчащим пупком, а под носом всегда мокро.
- Тебя дороже будет - прицениваясь отвечает Сонька с сомнением глядя на него - Шесть копеек!
- Я пгинесу потом, тока ты дуй сищас - хочет заключить сделку хитрый Моня.
- Какой шустрый, - щурится Сонька - сейчас наддую, а мне фигу с маслом?
- Давай меня первого - нетерпеливо предлагает переминаясь с ноги на ногу Витька.
- Ага, понравилось! Тебя не буду - сердито отрезает Сонька, - я тебя и так уже наддувала, а деньги где?
- Дура! - с досадой бормочет Витька, - я же тебе тоже...
- Заткнись! - торопливо прикрикивает Сонька и топает ногой.
- У тебя есть деньги? - смотрит она на меня.
У меня в кулаке пятак. Мне Витька утром сказал, чтобы я взял деньги, если хочу подрасти. Подрасти я хочу, потому, что, тогда можно будет покататься на большой карусели в парке, куда меня не пускают. Я протягиваю потный горячий пятак Соньке. Она прячет его в кармашек замурзаной кофтёнки и вдруг сдергивает мои синие сатиновые трусы вниз. Я пытаюсь ухватить их за резинку, но Витька, поймав мою руку спокойно, со знанием дела говорит, - Да не боИсь, не больно!
- У-у-у, какая у тебя пиписька маленькая - говорит Сонька, прищурившись её разглядывая.
- Небось меньше чем у Мони... Моня покажи! Моня послушно спускает свои трусы и показывает свою пипиську. У него она и правда больше. Мне стыдно и неудобно.
- А у меня во какая! - с гордостью кричит Витька и оттянув резинку трусов вниз большими пальцами выпятив вперед гордо показывает всем странно торчащую толстую сосиску.
- Ух ты-ы-ы... - с нескрываемой завистью тянет Моня.
- Ну ладно, деловито говорит Сонька - сщас я тебя поправлю. Она присаживается передо мной на корточки, берёт двумя пальцами мою пипиську и глянув на меня снизу делает губы колечком. Я с интересом смотрю как меня будут "наддувать". Её застиранное платьице, соскользнув с худых коленок сползло далеко назад, я вижу, что Сонька ходит без трусиков. Я смотрю и начинаю смеяться.
- Сонька, а у тебя, так и совсем там ничего нет! - хохочу я.
- Дурачок, ты Тошка, спокойно и солидно говорит Сонька шире раздвигая коленки и глядит себе между ног,- У меня всё по другому. Я могу не только наддуть но и сдуть обратно. Она встает, подходит вплотную к Витьке, который теребит свою торчащую пипиську и взяв её рукой, задирает подол и запихивает себе между ног. Сонька начинает вертеть попкой, а Витька замирает, краснеет и напрягается, пока она быстро двигает низом живота вперед и назад. Чтобы не отскакивать от её толчков он держит её руками за попку и тоже начинает быстро пихаться. Моня не понимает что происходит. Он стоит и открыв рот во все глаза смотрит на них. Витька тужится и пихая Соньку в такт бормочет - щас, щас, щас... Они несколько секунд громко пыхтят, быстро толкают друг друга, потом вдруг голая Витькина попка несколько раз судорожно сжимается, он замирает, вытягивается, шипит - Всё, всё Сонька, уйди! - и отталкивает её. Сонька красная и запыхавшаяся не сразу отодвигается от него и я с удивлением замечаю, что Витькина недавно торчавшая толстенькая сосиска теперь висит. Моня, ничего не понимая, так и стоит открыв рот, переводя взгляд с Витьки на Соньку. Я тоже смотрю на неё. Сонька, не обращая ни на кого внимания, задрав платье и засунув ладошку между ног, что-то там быстро делает. Она смотрит прямо перед собой, но взгляд её сиреневых чуть косящих глаз стеклянный и пустой как у куклы, а из угла рта к подбородку ползёт блестящая полоска слюны. Снизу я чувствую себя как-то необычно, и опустив голову с удивлением вижу вместо своей маленькой, сморщенной пиписьки, толстую сосиску, не меньше, чем была у Витьки, торчащую кверху!
Сказание про Угу. Наташа.
Я поднимаю голову, Наташа Пакулькина, с которой мы вдвоем спрятались под простынёй во время сончаса шепчет - Потом когда все гости уходят, они раздеваются догола, лежат вместе и невеста по-любви должна сосать писю мужу. Наташа мне нравится. У неё кудрявые каштановые волосы. Старшая сестра ей делает на затылке коротенький хвостик, завязывая волосы не бантом, а узкой зеленой ленточкой. Мы с Наташей дружим и всё время играем вместе. Сегодня перед обедом, когда все складывали фигурки из новой мозаики, Наташа сделала две фигурки, которые держались за руки. Одной фигурке между ног она приставила палочку. - Давай играть в мужа и жену - говорит Наташа, пытаясь из оставшихся кусочков что-то сделать рядом с человечками. - Давай, говорю я, - а как? Домик у Наташи, который она собиралась сложить, не получается. Слишком мало кусочков. Тогда она делает фигуру, похожую на букву "П" на очень низких ножках с очень длинной верхней палочкой. - Это будет кровать - говорит Наташа. Она начинает рассказывать про Веру, свою старшую сестру, недавно вышедшую за муж, но тут зовут на обед. После обеда - сончас. В спальной комнате моя и Наташина кровати стоят рядом, но мы хитро устроили на моей кровати палатку из простыни и подушек теперь вместе в ней спрятались.
- А ты откуда знаешь? - недоверчиво спрашиваю я. Пока мы лежали, Наташа трогала и мяла мою писю, а теперь пытается стянуть с меня трусы, зацепившиеся резинкой за вставший упругий столбик.
- Мне сестра рассказала, когда замуж вышла. Сама Наташа уже без своих трусиков - она сняла их сразу, как только мы спрятались под простынёй. Через тонкую белую ткань, полуденное солнце без теней освещает маленькое пространство. Ей, наконец, удается потянув кверху резинку освободить торчащий столбик, и она спустив мои трусы чуть ниже яичек, ползком перебирается повыше, и повернувшись ко мне спиной, становится на четвереньки. Чтобы не задеть головой простыню сверху и не разрушить наш дом ей приходится нагнуться и перед моим лицом оказывается её маленькая попка и чуть приоткрытая щелка между двух пухлых складочек.
- Так, - деловито бормочет Наташа и склоняется еще ниже. Каштановые кудряшки щекотят мне между ног. По моей коже пробегают мурашки. Я чувствую, как она снова трогает мой тугой столбик и пытается сдвинуть кожицу вниз, но ей это не удается, тогда она, опустив голову, сделав губы дудочкой, начинает его посасывать. Она делает это старательно, но неумело, часто переводя дыхание и задевая кончик зубами. Я вздрагиваю, мне приятно, внизу появляется легкая ноющая боль. Я хочу попросить Наташу сосать посильнее и начинаю трогать Наташину щёлку и раздвигать складочки в разные стороны. Внутри них видны розовые полосочки, я хочу их потрогать и запускаю туда палец. Наташа перестает сосать и опустившись щекой на ноющий надутый столбик, руками раздвигает свою щёлку ещё шире. Между розовых полосочек я вижу появившуюся дырочку, а дальше, где они сходятся - отчетливо набухший бугорок и решаю его пощупать. Наташа вздрагивает, когда я провожу по нему пальцем, засунуть палец в дырочку я не решаюсь, хоть и интересно. Она осторожно разворачивается и ложится рядом со мной на спину, и шепотом говорит - Теперь ты мне тоже пососи.
Устроившись у неё между коленок я разглядываю щёлку спереди.
- У тебя нечего сосать - шепотом сообщаю я,
- Тогда полижи - просит она.
Я опускаю голову, пробую лизнуть и чувствую слабый мандариновый запах детского мыла. Честно, говоря я думал, что будет пахнуть как у нас в туалете, но теперь мне приятно, и я уверенно лижу. Наташе щекотно, она тихо смеётся, устраивается по-удобнее и растягивает свои пухлые складочки пальцами шире. Я вижу тот бугорок, который трогал пальцем, пробую лизнуть его языком и смотрю вверх на Наташу. Она тоже смотрит на меня прямо в глаза чуть раскосыми сиреневыми глазами, и положив правую ногу мне на плечо толкает мою голову вниз.
Сказание про Угу. Ирка
Я наклоняюсь. Чтобы удержаться от толчка опираюсь рукой на парту. В классе никого нет. Я получаю ещё один толчок - он приходится опять в ягодицы. Опираясь на парту второй рукой, пытаюсь оглянуться. Меня кто-то придерживает за бедра, и пока я силюсь вывернуться, я получаю еще пару толчков в зад. С силой выпрямившись, я резко разворачиваюсь вокруг себя и получаю очередной толчок. В промежность. Лицом ко мне, прижимаясь бедрами к моим бедрам стоит Ирка Ивлицкая - плосковатая голенастая одноклассница.
- Ты что, - непонимаю я - Свихнулась?!
- Ох, - порывисто выдыхает она, поддав меня снизу так, что я чувствую её лобок. Её сиреневые глаза через тонкие стекла очков в золотой оправе чуть насмешливо и с интересом встречаются с моим испуганным взглядом. Я отталкиваю её от себя. Чтобы не упасть навзничь, она хватается за мою руку пальцами с остро-заточенными покрытыми бесцветным лаком ноготками. От боли я вздрагиваю.
Сказание про Угу. Наваждение.
Маркел, ткнув наугад вилкой в тушенку, попадает мне в руку. Черные точки зрачков его страшных глаз всё ещё направлены на меня. Я встряхиваю головой.
- Никакой это был не ч-чум! - убежденно повторяет пьяный топограф и опустив голову припоминающее бормочет - Это был пионерлагерь. Мне одиннадцать лет, вторая смена заканчивалась и мы, несколько мальчишек хотели попробовать "по-настоящему" с одной взрослой девушкой, Зиной, которая всё лето жила в лагере, потому, что работала в медпункте фельдшером и была дочерью поварихи из столовой. Как это делается "по-настоящему" мы точно не знали, но заманчивых и невероятных рассказов "с картинками про это" слышали много. Про Зину ходил слух, что она кому хочешь "даёт".
- Она потом... Н-нет... это не главное. - вдруг опомнившись, сказал Маркел и поскрёб густую щетину на щеках.
- Между прочим, я сегодня с утра был как огурчик - вдруг сообщил он, так и не поднимая головы.
- Надо расслабляться - сказал я, неверно истолковав его признание, - Так что она потом?
- Да, не-е-е... я не про это... я брился с утра! - сказал Маркел и быстро глянул на меня. Глаза были совершенно обычные, жидкокофейные, с чуть расширенными зрачками.
- После этой шамаханки, - он ткнул вилкой куда-то через плечо, - Мне приходится бриться по два раза в день... Это бы ничего, но постоянно нужна баба, а по ночам я... Я посмотрел на его осунувшееся лицо. Популярность раньше почти незамечаемого женщинами Маркела, за последнюю пару - тройку недель выросла невероятно. Ему теперь многие знакомые женщины нежно и многозначительно улыбались, а постель в общежитии по ночам пустовала.
- Так вот, я вошёл в её чум, где было, пожалуй, всё обычно, только очаг посередине не дымил, не вонял, и света было больше, чем от него ожидалось.
- Позавтракаешь со мной, Андрейка? спросила шамаханка. По - русски она говорила очень чисто, не коверкая слов.
Я резко обернулся. Она была без парки, в коротком платье из тюленьей шкуры украшенной орнаментом и очень хорошей выделки. По тому, как оно сидело, даже на взгляд было понятно, что оно тонкое и мягкое. Я ещё подумал, что наверное под ним больше ничего нет, ведь ханты не знают нижнего белья. Она улыбалась, и я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь. Ничего не нашлось лучше, как спросить - А ты кто? Голос прозвучал неуверенно и видимо испуганно.
- Баба Яга! - сказала она и звонко засмеялась.
- Посажу тебя на лопату и заброшу в печь!
Маркелу тоже стало смешно, он засмеялся. Он сам налил себе из бутылки и стукнув стаканом об мой стакан, глядя куда-то в бок сказал - Вот так я познакомился с Угой.
В чуме, у очага, обычный складной походный столик, сидеть приходится на полу, на подушке из оленьей же шкуры, чем-то набитой. Сидеть удобно, хотя и непривычно. Незаметно и быстро на столике оказались две плоские тарелки, на которые из вполне современной сковороды со стеклянной крышкой были выложены ломтики тушеного оленьего мяса, посыпанные то ли какой-то ароматной травкой, то ли нарезанными соломкой листьями и пара простых стаканов с горячим чаем. В отдельной плошке горкой красовались ягоды. Хлеба не было, но были плотные небольшие лепёшки. Я сидел и только смотрел на неё, не зная, что сказать.
- Я Уга, - улыбаясь, вновь заговорила хантыйка.
- Шаманка!? - вырвалось непроизвольно и видимо не очень прилично.
- Знаешь, - удовлетворенно промолвила она.
- Только не шаманка, а женщина-шаман, а если уж совсем точно, то дипломированный специалист изогеронтолог с углубленной специализацией в палеогенетике. Я закончила Питербургский институт микробиологии и по распределению вот уже семь лет работаю тут, у себя.
- О тебе столько сказочного говорят - поясняю я своё удивление.
Она уже жует ломтик жареного мяса и отломив кусочек лепешки кивает им и головой.
- Темные люди - соглашается она, намекая неизвестно на кого, и её сиреневые глаза смеются.
- Кроме того приходится заниматься и защитой родовых угодий, - продолжает Уга - а то всякие изыскатели, того и гляди наделают лишних дырок в земле. Она осторожно отпивает маленький глоточек горячего чая.
- В прошлом месяце я четыре раза была в объединении, у юристов, добивалась свертывания нескольких экспедиций. Добилась, а вот про вашу партию мне не сказали, хитрецы. Положи в чай ягодок, - замечает она, что я поднимаю свою чашку - Правда, это не чай, а напиток, но он вкусный.
Я смотрю, как она боком сидит на подушке. Платье сбоку не сшито, а зашнуровано длинным кожаным шнурком. Под ним видна светло серая трикотажная фуфайка и такие же кникерсы с различимой эмблемой "Адидас". Чайная ложечка с несколькими крупными брусничинами оказывается в чашке, и я отхлебнув, начинаю жевать попавшую ягодку.
- Изыскания мы проводили восточнее ваших угодий, а как сюда забрели, сам не пойму, - пытаюсь оправдаться я - хоть и туман несколько дней, но шли по компасу, да и карта у нас подробная.
- Раньше бы сказали - лешак кружит, но теперь можно свалить на геомагнитную аномалию местного значения.
Уга улыбается. Я проглатываю ягодку, смотрю на костяную застёжку скрепляющую концы кожаного шнурка на её платье и делаю ещё глоток, стараясь захватить ещё одну ягодку. В чуме тепло и стоит ватная тишина - не слышно ни лая собак снаружи ни даже треска огня в очаге. Уга сидит, как мне кажется задумавшись, опустив голову.
- Уга?
- Да...
- Как ты узнала, что меня зовут Андрей?
- Я всё про всех знаю, я же шаман. Она легко встает и открыв крышку короба, стоящего у стены чума рядом с высокой ширмой, что-то там перебирает. Я смотрю на узкую гибкую спину и пытаюсь вспомнить, не встречался ли я с ней в городе, коль она часто бывает в объединении... Я то - хорош, не заметить такую красавицу... Хотя не припомню, что бы кто - то из хантов - кочевников вообще бывал в городе. Правда, Уга не просто кочевница, а "дипломированный специалист". Дипломированный специалист. Чего?
Уга закрывает крышку короба, у неё на указательном пальце на черном блестящем шнурке висит полированная костяная пластинка, на которой искусно вырезан тонкий сложный рисунок. Она поворачивается к Андрею Маркелову и он, вскрикнув резким фальцетом, замирает, взглядом встретившись с серебристо-белыми глазами женщины - шамана, в которых зрачки превратились в крошечные сиреневые точки.
Сказание про Угу. Зина
- Никакой это не чум. Это пионерский лагерь. Мне в апреле исполнилось одиннадцать лет, я уже в четвертом отряде и вторая смена заканчивается. В комнате темно, все, затаив дыхание слушают Толика Паташова, которого у нас зовут просто "Пташек". Гипертрофированная подростковая сексуальность Пташека густо выливается на нас вот уже несколько вечеров в виде фантастических историй о том, как он "по-настоящему" "делает это" с разными девочками. По большей части это девочки, которых мы знаем и которые всем нам нравятся, мы испытываем к ним застенчивое, но вполне определенное влечение. Каждую неделю в лагере устраивают баню. Если не бояться зарослей дикого злого шиповника за стеной бани, и суметь подобраться по нижней толстой ветке сосны, которая стоит рядом, к крошечному запотевшему окошку под самым потолком, то можно заглянуть моечное отделение, куда во время банного дня по очереди запускают мыться то мальчиков, то девочек. Толик знает это - он несколько раз в прошлые смены подглядывал. Рассказывая об этом, он обычно засовывает руки в карманы и старается скрыть наступившую эрекцию. Пташек старше нас - он второгодник, но не из-за глупости, а из-за обстоятельств. Родители у него совсем молодые они постоянно ругаются, а потом, то сходятся, то расходятся. Между периодами совместной жизни Пташек, остающийся с мамой, имеет дополнительную возможность наблюдать её отношения с партнерами "на ночь". Он самый просвещенный в половой жизни взрослых и охотно делится с нами своими знаниями. Сегодня он рассказывает о том, как после всех отрядов в бане мылись вожатые.
- На прошлой неделе я на сосну в сандень (санитарным днем в лагере называли день когда водят в баню, так как перед баней проверяли на вши) только к вечеру успел забраться - начинает он вполголоса - на главных воротах дежурил, напротив "бочки". "Бочка" - маленький круглый домик сторожа у ворот и дежурных из его окна очень даже хорошо видно, поэтому улизнуть с "главного поста" не удается.
- Все уже ушли, ну думаю, пропало - продолжает повествование Пташек, - а тут нет, дверь открывается и в мойку заходит... - Пташек делает эффектную паузу и продолжает - Зинка заходит, вот! В комнате напряженная тишина.
- Голая, конечно. Красивая! Груди большие, она же взрослая и между ног не пирожок, а кунка с волосами - она идет, груди подпрыгивают. Пташек не матерится. По общему уговору он заменяет слова, обозначающие женские половые органы названиями из собственной классификации - "пирожок", "повидло", или "кунка". Для мужских разнообразия больше - "торчок", "палец", "колбаса", "хобот". В исключительных случаях, чтобы показать насколько велик орган он говорит "членище".
Зинка к самой стене подошла тазик поставить, я смотрю, а соски, то точат! Пока она воду набирала, я сверху хорошо рассмотрел - тёмненькие такие. У молоденьких девчонок они розовые или красноватые, а у Зинки почти коричневые и торчат - значит, она легко возбуждается - делает вывод знаток Пташек. Она воды набрала и понесла полный таз к скамейке. Зад у неё - мечта! Она идет, а я думаю вот бы её везде пощупать! И тут открывается дверь, и что бы вы думали? Никола "Паровоз" и Генка Трофимов - "Трафарет" заходят тоже совсем голые! У Николы членище тако-о-й висит! Не поверите!
- И что Зинка ?- спрашивает кто-то в темноте взволнованным шепотом.
- Что Зинка? - загадочно переспрашивает Пташек - да ничего засмеялась только и стала намыливаться!
- Да ну! - хором недоверчиво сразу несколько голосов.
- У Генки, у "Трафарета", колбаса сразу встала и он на Зинку как солдат в атаку пошел. Начал её гладить везде и зажимать, то есть прижиматься, а она даже не уворачивается, видно привычная! Генка её прижмет и колбасой своей трет, потом опять снова. То об ляжку её, то об зад, то спереди норовит об кунку поелозить. Зинку видно возбуждает - она уже и не смеётся, только подставляется, а сама в мыле вся! Никола - Паровоз мочалку мылит, на них поглядывает, членище у него хоть и висит ещё, но раздувается, я заметил. И вот пока Трафарет Зинку спереди трет, он сзади подходит, и давай ей булки мочалкой обрабатывать. Зинка задом водит - приятно, что её с двух сторон чистят! А Николка ещё и как лобзиком мочалкой её между булок наяривать принялся. Я смотрю, она уже Генкину колбасу губкой мылит. Генка стоит, ахает, а колбасень, что сначала как сарделька была, теперь как толстая, любительская в оболочке, раздулась, и головка вся вылезла красная!
В комнате тихо, тишина сдавленная и напряженная. Вдохновлённый Пташек продолжает.
- Дальше, как в кино. Окошко, правда, запотело чуток, но я все равно вижу. Генка на лавку уселся, колбаса, башней кверху торчит, Зинка к нему наклонилась и продолжает её мылить, сама ноги расставила и задницу кверху, а там Николка, только он мочалкой уже Зинке груди трет, а средний палец ей зад воткнул, крутит, и хобот его слоновий, теперь как пушка торчит.
Пташек на время умолкает, а потом вдруг говорит - Я, теперь парни, знаю, почему его "Паровоз" зовут. Помните, в бане у внутренней стены стол длинный стоит? Все помнят.
- Так вот, когда Зинка Трафарету колбасу домылила до того, что ему уже невтерпеж стало, и он дергаться начал, она, парни, пока он на лавке сидит колбасой в потолок кажет, на него сверху сама куночкой своей наделась аж, заохали оба от удовольствия. В темноте комнаты кто - то возбужденно дышит, но на него не обращают внимания. - Дальше Пташек, дальше!
- Тут Трафарет как швейная машинка строчить снизу вверх начал. Зинку за бока держит и строчит, она наклонилась и ему в плечи уперлась, потому, что Николкин палец у неё в заду так и сидит. Генка строчит как бешенный Зинку даже вверх чуток подбрасывает, хоть за бока её крепко держит. А примерно через минуту, кричит - Ох, ох, Зинка, спускаю! Её тоже уже здорово разобрало - она плотняком сидит на Генкиной башне и во всю работает задом. В темноте комнаты кто-то громко порывисто дышит.
- Вот тут-то Николка вытаскивает палец из Зинкиной задницы и выливает на них полный таз воды. Генка вскрикивает, Зинка с него вскакивает. Генкина колбаса шлепается набок. Николка смеётся. В тазу была холодная вода. Зинке не по себе - она - то не кончила, а Никола снова трет её куночку и засовывает в неё палец. Зинка взяла его здровенный членище у самого корня и тянет его вниз. Николка, все ещё поглаживая её кунку, второй рукой мнет её зад и снова засовывает в него палец. Зинка на двух штырьках вертит бедрами и приседает. Трафарет в это время намыливается, трется мочалкой и обливается горячей водой. Сосиска у него снова колбасеет, и он подойдя к Николке и Зинке берет в ладонь её грудь и начинает взасос целовать в рот. Зинка одной рукой дрочит хобот Николки, а второй начинает делать тоже с Генкиной надувшейся колбасой. Трафарету она дрочит сильнее, потому, что он её целует. Тут Николка тащит Зинку к тому самому столу, что у стены. Он низкий и очень широкий. Генка забирается на него и ложится на спину свесив ноги вниз. На него сверху широко разведя колени как лягушка ложится Зинка, он тут же всаживает в её кунку свою колбасу и они снова начинают целоваться взасос. Николка смотрит на них и сам дрочит свой намыленный хобот. Потом он гудит паровозом и кричит - Даю заднюю тягу! - подходит и начинает толчками запихивать его Зинке в растопыренный зад. Она замирает и сильнее выгибается на Генке, а он в это время продолжает глубоко всаживать в её кунку свою колбасень. Николка уже засунул хобот наполовину и кричит - Ту - Ту-у-у, поехали! Как он тут начал хоботом туда - сюда ездить! Пташек рассказывает уже громко, и взахлеб.
- Ну и шумели же они! Зинка стонет и вскрикивает, Генка мычит, Николка пыхтит, да ещё и паровозом гудит, когда на полный ход в неё въезжает! Потом Генка опять завопил - Спускаю! - кончил, и вяло уже потом подмахивал, пока Зинка на нём дергалась от сильных Николкиных толчков. Мне кажется, она раза два или три кончила, потому, что очень уж сильно стонала, вертела задом и вцеплялась в Генку, пока он держал её за булочки. Как Николка кончил я незаметил. Он просто глубоко вздохнул, перестал пыхтеть и вытащил из Зинкинова зада опавший хобот.
Если бы не свет, они бы ещё что-нибудь проделали - сказал Пташек, переводя дух, но потом свет потух им в темноте уже не так интересно было, да и мне ни фига не видно, я еле с ветки слез, ещё и шиповником весь оцарапался.
В темноте начинается шевеление. Все сильно возбуждены рассказом Пташека, у всех "стоит" и хочется попробовать, чтобы тоже "кончить". Начинаются истории, о том, кто что "про это" знает. Многие подглядывали за родителями, когда они занимаются любовью. Неслышно только Герку. Он очень тихий и замкнутый, но я знаю две его тайны. Он всегда и везде подглядывает за девочками и при этом мастурбирует.
Уже поздно, мы долго успокаиваемся, а потом начинаем засыпать. Мне дольше всех не удается заснуть, у меня до сих пор "стоит", я ворочаюсь пытаясь не скрипеть пружинами. Наконец, когда возбуждение спадает и я почти засыпаю, кто-то тихо подкрадывается к моей кровати и жарко шепчет на ухо - Андрюха, давай Зинку попросим, пусть она нам даст! - Это Герка. Я открываю глаза и в слабом лунном свете вижу его, стоящего у моей койки с торчащими впереди трусами. Я, подогретый рассказом Пташека, тоже хочу Зинку, поэтому сразу соглашаюсь, и мы решаем завтра же начать её уговаривать. - Только Паташову не говори, - просит Герка - а то он её первый...
Нет, Пташеку, я конечно ничего не скажу.
Утром, после линейки и завтрака, мы с Геркой отправляемся к хозяйственным складам. За складами широкая полоса земли до самого забора из ржавой сетки "рабица" оккупирована свежей ядовито - зеленой крапивой. План прост. Что бы попасть к Зине в медпункт нам надо заболеть, что мы будем делать попав в медпункт мы не думали.
- Главное, - говорю я Герке не очень уверенно, - Оказаться с ней наедине, а там мы её раскрутим! В душе мне страшновато, от этого я ощущаю холод где-то в животе. Герка ничего не отвечает, но мятые шорты топорщатся спереди. В крапиву мы лазили по - очереди и без трусов, чтобы сыпь была везде и выглядела натуральнее.
Наша вожатая - Майя Кулькова. Она толстая, в очках и всегда выглядит очень занятой и озабоченной. Майя ведет нас в медпункт. У неё на верхней губе под носом блестят капельки пота. Она как обычно очень строга, озабочена, но сейчас она ещё и испугана. Надо же в её отряде инфекция! Майя ведет нас в медпункт, передает Зине и облегченно вздыхая отправляется в отряд. Мы сидим на кушетках, обтянутых розовой прорезиненной тканью. Зина в белом халате и косынке, под которую убраны черные волосы. С градусником в руке она смотрит на Герку. В её глазах таится подозрение, но сыпь действительно похожа на настоящую скарлатину. Перед этим, Зина прикладывала прохладную ладонь к нашим лбам. Лбы нормальные и это тоже вызывает её подозрения. Мы сидим в трусах и без рубашек. Она уже послушала нас, посмотрела наши языки, а теперь хочет измерить температуру.
- Вы почему такие грязные? - вдруг строго спрашивает она.
- Мы же прямо с уборки территории. Почувствовали себя плохо, решили потерпеть, но Майя Федоровна сказала, что это опасно - излагаю я нашу легенду.
Пока Зина слушала Герку, прикладывая крышечку фонендоскопа к его груди, он не отрываясь смотрел в расходящиеся полы Зининого халата и у него наступила эрекция, поэтому он старательно прикрывается спереди руками, пытаясь делать это незаметно и естественно. Зина с тем же подозрением смотрит на его трусы и говорит:
-Гера, иди в душ.
Мне смешно, но я сдерживаюсь. Зина смотрит на меня и добавляет:
- Ты тоже иди, Андрейка!
Душ - маленькая выложенная молочным кафелем комнатка с цементным полом, на котором лежит плотная деревянная решетка из струганных реек. В углу, в полу, углубление в виде воронки, куда в дырку сливается вода. Перед душем на стене вешалка с крючками. На крючках висят наши рубашки, шорты и трусы. Мы с Геркой нехотя намыливаемся хозяйственным мылом. У Герки по прежнему "стоит", и он намыливается, повернувшись ко мне спиной.
- Ну, - говорит он уныло, - что дальше?
Я пожимаю плечами. Что делать дальше я не знаю и уже начинаю жалеть, что ввязался в эту историю.
Пока мы моемся, я прошу Герку, чтобы он показал свой "палец". Он поворачивается. Я рассматриваю довольно солидную колбаску, с туго надутой головкой темно-красного цвета, бодро торчащую вверх. Такого я ещё никогда не видел. Герка - обрезанный. У меня, даже когда встает, головка ещё ни разу не вылазила целиком из своего чехольчика.
- Ну вы что тут, уснули? - раздается голос Зины, заглянувшей в душ. Она сразу видит Геркину мужественность, но не ойкает стыдливо и не выскакивает из душа. Она спокойно закрывает воду и заходит в душевую. Мы растерянно стоим и смотрим на неё. Несколько больших запоздалых капель из душа сверху падают ей на грудь и плечи. Белый тонкий медицинский халат тут же промокает и прилипает к голому телу. Под халатом у Зины ничего нет. По крайней мере сверху. Она поворачивается спиной к Герке и внимательно меня рассматривает. Я чувствую что краска бросается в лицо и пытаюсь прикрыться снизу руками.
- Подними руки, мне нужно осмотреть тебя - спокойно говорит Зина. Она наклоняется и кончиками пальцев проводит по моей "скарлатиновой" сыпи на плечах. Там её немного - было очень больно шлепать себя крапивным веником, я боялся попасть по лицу. Она скептически смотрит на меня, наклоняется ниже и внимательно рассматривает и ощупывает сыпь на животе. Между полами халата я близко вижу её висящие полные груди. Соски действительно очень тёмные. Я чувствую, что у меня быстро встаёт, но ничего не могу поделать и смотрю через Зинину спину на Герку, стоящего у неё сзади. Зина одной рукой ощупывает мой живот. Вторая рука бесстыдно держит мои яички и осторожно оттягивает их вниз. Геркино лицо покрыто пятнами - он очень сильно возбужден, потому что Зинин халат, когда она наклонилась ко мне, сзади высоко поднялся, и Герка видит её зад и промежность, обтянутую плавками. Душевая маленькая и Герка, прижатый своим членом к Зининому заду испытывает страшные муки. Он почти не дыша, стараясь делать это незаметно, трется об неё членом. Обе Зинины руки занимаются мной. Она потирает мой член и пытается стянуть с него кожицу. Мне больновато, но сладостно и приятно.
- Будь мужчиной, Андрейка ласково и тихо говорит она и потом также тихо - Ну-ка Гера попробуй, - и отпустив меня, стягивает свои плавки. Она крепче прижимает Герку задом к стене и я догадываюсь, что она ловит своей "кункой" Геркин торчащий член. Герка выпучивает глаза, когда чувствует, что вошёл в неё по - настоящему. Он начинает торопливо и сильно толкать её сзади.
- Да не торопись, ты дурачок, - тихо смеётся Зина и снова берёт в руку мою торчащую колбаску с наполовину вылезшей головкой. Вздрагивая от Геркиных толчков она сдвигает ноги и плотно их сжимает. Герка кряхтит. Он прилип к её заду, крепко держит за бедра и всаживает с осатанелым механическим упорством взрослого мужчины.
Зинины поглаживающие движения постепенно становятся порывистыми мне уже не больно, и я взглянув вниз вдруг вижу полностью вылезшую красную и лоснящуюся головку моего члена! Зина мне его дрочит оттягивая яички книзу. Я чувствую быстро разгорающийся снизу огонь и начинаю непроизвольно дергаться навстречу Зининой руке. Зина наклонившись ниже берет головку в рот и продолжая дрочить член рукой сильно сосет головку. Каждая мышца во мне дрожит от напряжения ягодицы судорожно сокращаются и из меня вылетает длинная раскалённая стрела.
- Вы оба симулянты, - говорит Зина. В черных глазах её прыгают чертики. Мы стоим в её кабинете в медпункте.
- Если появится ещё кто-то со "скарлатиной", - буду сразу в город отправлять без проверки и письмо в школу. А вы, Маркелов и Равельсон в наказание три дня дежурите по столовой. Идите, мужчины.
По правде говоря, дежурство по столовой это не наказание, а подарок, или даже награда. Это мясо и подлива от гуляша, это сколько угодно сухофруктов из компота, это свобода от сончаса. Это, в конце концов, возможность ложиться гораздо позже отбоя, не ходить утром на зарядку, линейку и первым приходить в столовую к завтраку! Утром, когда я пришёл в столовую, Зина уже сидела за отдельным столиком и завтракала чаем и бутербродами из булки с любительской колбасой.
- Позавтракаешь со мной, Андрейка? - спрашивает она и смотрит смеющимися сиреневыми глазами. Я киваю головой и пробираюсь между столиками к Зине. В середине пути под ногу попадается ножка стула, зацепившись носком я лечу на деревянный крашенный пол, успевая протянуть вперёд руки.
Снег неглубокий. Он даже не доходит до локтей. Я поднимаюсь, отряхиваюсь и торопливо бегу в чум. Слышно, как громко плачет маленький ребенок. В тусклом свете очага видно, что около лежанки покрытой оленьими шкурами стоят две женщины, а на лежанке сучит толстенькими ножками крошечный ребеночек. Это он вопит во всю силу своих крошечных легких. Женщины улыбаются. Они опускаются на колени перед лежанкой и рассматривают ребеночка. Это мальчик. У него полоское круглое личико, узенькие глазки и нос пуговкой. Одна женщина достает погремушку из костяных полированных шариков на костяной же палочке и трясет её перед лицом мальчика. Он успокаивается, замирает и не дрыгает ножками. Он привлечен погремушкой, протягивает к ней пухлые ручки, гукает и пускает пузыри. Вторая женщина склонившись между ножками мальчика быстро засовывает в рот его маленькую мошонку и два раза резко смыкает зубы. Мальчик выгибается изумленно выпучив узкие глазенки дико взвизгивает от боли и заходясь орет размахивая ручками и ножками, разбрызгивая кровь по оленьим шкурам. Это последнее, что я вижу перед тем как очнуться.
- Как прилетел вертолет, я не слышал. Просто Уга надела мне амулет на шею и вышла из чума. Я быстро встал, подошёл к коробу и открыл крышку. Внутри два отделения. Отделение побольше закрыто ещё одной крышкой, а во втором костяные амулеты на черных блестящих шнурках, как у меня. Тишина пропала, я слышу шум вертолетного двигателя и приближающиеся к чуму голоса. Я быстро заглянул за высокую ширму. За ширмой, высокий шалашик, накрытый несколькими сшитыми вместе шкурами нерпы, связанными сверху кожаным ремнём. Не ожидая что-то увидеть я отдернул шкуру в сторону. Маркела передергивает.
В шалашике сделанном из нескольких остолов*, на подушке из оленей шкуры, по - турецки сложив ноги сидит мумия. Это голый, высохший коричневый человек с огромным, бесстыдно торчащим вверх, черным, блестящим, словно из полированного дерева, членом.
Голова с оскаленным ртом чуть приподнята, в провалах глазниц не прикрытые веками ссохшиеся глаза направлены прямо. Он сидит, откинувшись назад, опираясь руками сзади себя. На коричневой сморщенной грудине, отчетливо выделяется белизной костяная пластинка с замысловатым узором. Маркел знает, кем раньше был высохший человек в шалаше из длинных каюрских шестов. Это полгода назад пропавший без вести геолог Витаус Швирикас.
Маркел роняет вилку, вздрагивает и чешет грудь под рубашкой.
- Черт, - говорит он и неожиданно трезвым голосом.
- Я специально узнавал. Нет в Питере института микробиологии. И специальностей таких - изогеронтология и палеогенетика нет!
Он снова чешет грудь и расстёгивает рубашку. На груди, на черном блестящем шнурке полированная костяная пластинка, на которой искусно вырезан тонкий сложный рисунок. Пластинка не висит. Она наполовину вросла в тело Андрея Маркелова.
- Вот это да-а-а... - громким шепотом произносит Аглая.
- Значит, ты на Севере работал? А кто эта Уга на самом деле? А что это было? А дальше?
- Я не долго там работал - четыре года. Что было дальше - не знаю - это же не сказка. Я не знаю конца, я потом уехал. Что бы встретиться с тобой.
Аглая согласно кивает головой, - Я ждала. У меня были предчувствия. У меня бывают предчувствия. Вот и сейчас...
- А вот и дудки...
- Почему? Я что сказала? Что я тебе ещё покажу!
- Àга, любимая, нельзя конфеты превращать в трехразовое ежедневное питание. Они престанут быть конфетами.
Аглая крепче прижимается ко мне и вздыхает, - Ну, я думала... А ты меня не бросишь?
- Вот. Вот это настоящий разговор! Знаешь что? Пошли на реку?
Утро оказалось неожиданно суматошным. Аглая, вернувшись в дом деда Аркаши, нашла его лежащим на полу без сознания. Мне довольно легко с помощью нашатыря и холодной воды удалось привести его в чувство, но выяснилось, что у него "острый живот". Наспех собравшись, мы помчались в город и в "неотложке" обнаружилось, что это аппендицит. Через полчаса на такси прибыли баба Женя, потом Сергей. Осторожно описывая события прошлой ночи, мы сообщили, что дед был очень пьян и угомонился поздно. Аглая после этого тоже крепко уснула, а проснувшись, нашла его на полу в бессознательном состоянии и сразу побежала за мной. Дальше было всё просто и понятно.
Незаметно поцеловав Аглаю в шею, я посочувствовал ещё раз, и что-то выдумав про срочную работу уехал.
Часть II
SQL 2
Аглая. Февраль.
Конец декабря это пятница всего года. Я, признаться, очень не люблю пятницы. Люди считают, что именно в пятницу надо завершить все те дела, которые были начаты и незакончены на неделе. Почему они так считают, для меня загадка. Декабрь похож на большую пятницу года. Дела на работе - суматошное лихарадочное подписывание документов, перенос этапов, завершение запуска схем взаимодействия, всё это не только отнимало свободное время, но и отвлекало мысли от того течения, которое они обычно принимали при возможности думать на вольные темы. С работы я плёлся в бассейн, чтобы восстановиться, а приходя из бассейна - падал на свое холостяцкое ложе и мгновенно засыпал. Утро начиналось рано и без всяких вступлений. Двадцать восьмого декабря, когда накал канцелярских страстей по подписанию, сдаче и переносам достиг апогея, я неожиданно обрел душевное спокойствие, и глядя со стороны на безумные метания мелкоофисного планктона решил, что то, что должно совершиться может совершаться в автоматическом режиме, с моим минимальным участием. В мозгу наступило просветление, и когда я с пустой, звонкой головой пришел поздно вечером домой и лег спать, неожиданно в глубине ночного провала, ко мне пришел сон. Я увидел жаркий июльский день, солнце, сверкающее на боку синей бочки, стоящей высоко над зарослями малины и Аглаю, топающую босиком по мягкой зеленой тропике впереди меня. Складочка под по очереди напрягающимися ягодицами появлялась то слева, то справа. Потом, я оказался в душе и вместе с водой на моё лицо хлынул теплый медный дождь её густых тяжелых волос и я ощутил на себе её тело. Оно обволокло меня и начало медленно двигаться вверх и вниз. Я чувствовал, что твердею и превращаюсь в костяного идола. Плотно обволакивающая меня Аглая уже превратилась в руки, которые крепко меня держат. Когда я окончательно отвердел, стало понятно, что я бутылка шампанского, из которой Аглая хочет вытащить тугую пробку. Левой рукой она держит меня за горлышко, правой тянет раскачивает пробку, а я чувствую, что во мне уже все кипит, но мне приятно, что она так надо мной трудится. И тут происходит взрыв. Шипящая белая струя обливает руки и они снова превращаются в Аглаю. Она, опрокинувшись на спину хохоча ловит струю ртом. Теперь я не бутылка, а уже шампанское. Меня много и я вырываясь широкими струями из бутылки стекаю по лицу Аглаи, забираюсь ей в рот, скольжу по шее, прокатываюсь пощипывая легкими пузырьками по маленьким крепким грудям и пробежав по животу и наполнив пупок, устремляюсь вниз, в промежность. И пока она смеясь дрыгает ногами я успеваю затечь внутрь её. Из горлышка бутылки поднимается легкий дымок. Я проснулся. Ощущение пустой бутылки шампанского мне стали близки и понятны. Легкость, необремененная давлением изнутри, радостная приятная усталость, сознание полностью выполненного долга и желание снова наполниться бурлящей, стремящейся вырваться на свободу жидкостью. Не так плохо быть шампанским, думал я собирая в комок запятнанную простынь. Клетчатые испачканные трусы тоже отправились в стиральную машину. Я принял теплый душ, пошел на кухню и включил чайник. Ощущение пустоты быстро проходило и заварив крепкого чая я открыл крышку ноутбука. С начала сентября я не думал о том, как искать Аглаю. С одной стороны видимо не хватало идеи чтобы снова заняться поисками, с другой стороны, я наверное слишком увлекся эклектичным искусством и объяснением функциональности красоты. Нэле. А она, понятно, преследовала свои личные профессиональные интересы. Я усмехнулся. То, чем занималась Нэля со мной напоминало поездку Сатаны на паровозе, когда безумец Сатана отправляет в топку лопату за лопатой сверкающий антрацит и доведя себя до полного исступления, а паровозный котел до грани взрыва, вдруг тянет за ручку гудка и не отпускает её пока не выпустит весь пар, и сам не свалится без сознания. Нэля, конечно, была совсем другое-она была "тело". Пожалуй, ТЕЛО-большими буквами, но и только... Я, не переставая думал об Аглае, и о том как её найти. И вот теперь родилась новая мысль.
Собирая в прошлом году общую базу данных, я увеличил количество возможных ошибок объединив в одну три разные базы. Это тоже самое, как если бы драже разных цветов из разных баночек были пересыпаны в одну большую. Найти в ней драже определенного цвета стало бы сложнее. А если бы драже одного цвета были ещё и разного размера, найти в общей баночке драже желательного цвета и размера стало бы ещё более сложной задачей. Было бы просто, если бы я мог быстро выбирать например только красные драже диаметром пять миллиметров. В системах управления базами данных это называется фильтрами. Фильтры могут быть очень сложными, со многими условиями, например - только красные драже диаметром пять миллиметров, с белой буквой "С", весом десять миллиграммов. Их надо уметь создавать, эти фильтры, чтобы единственное драже, которое я ищу не оказалось потерянным среди десятков тысяч похожих.
Если бы мне удалось нормализовать получившийся массив, избежав при этом потерь, то тогда поиск с помощью фильтров был бы возможным и успешным, но я только сейчас понял, что при объединении часть записей у меня могла пропасть, а другая часть, может быть даже большая, принесла дублирующиеся записи, что и усложнило задачу. Значит надо провести независимый поиск по трем отдельным базам, а потом сравнить результаты. Я выудил из чашки ломтик лимона, и задумчиво жуя его, сполоснул и убрал чашку.
На работу я решил не ходить.
Поиск по базе налогоплательщиков дал неожиданный результат. Рядом с моей фамилией в выборке налогоплательщиков нашего дачного кооператива, при сортировке по признаку "улица, номер дачного участка" оказался Журов Аркадий Мелентьевич 1928 года рождения, идентификатор налогоплательщика номер такой-то, номер паспорта такой-то.
- Позвольте, - сказал я, ощущая себя на пороге великого открытия - это же дед Аркаша! Следующим шагом, был поиск в базе прописки Аркадия Мелентьевича. Через несколько минут работы запроса по вновь написанному фильтру передо мной на экране была единственная строка. Это был адрес. Насколько я мог представить - конец города, прямо противоположный "Тупому углу", где живет Сергей с семьей.
- Позвольте, - сказал я себе второй раз, начиная вспоминать двор со старой панельной пятиэтажкой. Судя по номеру и расположению окон, квартира Сергея была однокомнатной, а судя по количеству прописанного народонаселения, спать им приходится всем в одной комнате.
- Позвольте, - пришлось мне сказать в третий раз, но ведь Лена, уже этим летом несмотря на природную обширность выглядела довольно беременной, значит, то что привело её к этому, происходило в позапрошлом году. Аглае тогда был двенадцатый год и она уже все прекрасно понимала, потому, что многое видела. Я представил себе маленькую квартиру, где в одной комнате спят уже совсем большая девочка, мальчик одногодка, и взрослые люди, которые изредка, а может и часто, принимаются пыхтя в корчах совокупляться. Может они даже кричали и стонали при этом. Получалось как-то неудобно. Мне, по крайней мере. А потом я вспомнил, что в те несколько вечеров, когда я ждал Аглаю у этого дома, она так там и не появилась. У меня возникли подозрения.
Я собрался и поехал по адресу, где был прописан дед Аркаша. Поколесив по городу, я наконец оказался во вполне приличном районе. Тут были девятиэтажки, хотя и не новые, но из тех, квартиры в которых получали уважаемые и заслуженные люди. Дед Аркаша становился интересным. В подъезде оказалось чисто, наверное потому, что железная дверь автоматически закрывалась и имела новинку - домофон. Проникнуть внутрь мне помогла почтальон, которая бойко набрав код крикнула в домофон "Почта!" и вошла в подъезд, придержав дверь полагая меня местным. Прикинув на каком этаже квартира Журова, я улыбнулся почтовой девушке и нажал на кнопку вызова лифта. Дед Аркаша жил на шестом этаже, я поехал на восьмой. Не очень новый лифт, поскрипывая и попискивая дополз до восьмого этажа и раскрыл двери. В то же время где-то ниже звякнула железная дверь и знакомый голос произнес - До восьми - за дверью что-то ответили, но я не разобрал, что и дверь звонко защелкнулась, оставив гулкое эхо. Я быстро глянул вниз и увидел подсолнух. Аглая, вид сверху. Черная вязанная шапочка в обрамлении червонного золота волос. Я судорожно сглотнул и не спуская глаз с яркого летнего цветка стал на цыпочках подниматься вверх по лестнице. Вызванный Аглаей лифт скрипуче открыл двери на шестом этаже, а потом, бренча и позвякивая, пошёл вниз. Проход на крышу на девятом, последнем, этаже был открыт. Несколько секунд спустя я, опершись на бордюр уже смотрел вниз, туда где был выход из подъезда. Аглая, с высоты девяти этажей больше похожая не на подсолнух, а на ромашку, направилась в сторону автобусной остановки, но вдруг резко остановилась перед машиной, припаркованной на площадке во дворе. Это была моя машина, и она её узнала. Некоторое время она смотрела на машину, потом обошла её вокруг и снова остановившись, принялась оглядываться по сторонам. Потом она сняла с плеча спортивную сумку, что - то достала из неё, и через мгновение под левой щеткой на ветровом стекле белел малюсенький клочок бумаги. Я боролся с желанием завопить - Я здесь, я здесь! -, но удержался и провожая глазами уходящую, часто оборачивающуюся назад Аглаю, пытался придумать какой-нибудь план.
На бумажке в клетку было крупно написано "Ты где? А я здесь живу! Я в дюшесе до восьми. Аглая".
Дюшес - одна из четырёх спортивных школ города. Первая называется "Спарта", дорогое, хорошо оснащенное заведение с бассейном, которое содержит милиция, другая - "Срезка" или "Резак" - называемая так из-за сокращения "спортивный резерв", над которым шефствует город, "Фига" - школа юных фигуристов, получившая такую кличку из-за своих претензий на исключительность и плохих преподавателей. "Дюшес" - детско-юношеская спортивная школа, оставшаяся с советских времен, старое и бедное заведение, но работающее постоянно из-за оставшихся там преподавателей - энтузиастов. Преподаватели тоже старые, поэтому их энтузиазм вызван необходимостью как-то выжить и хоть что-то заработать. Когда они все вымрут школа закроется. Я включил зажигание и поехал домой. Времени до восьми было полно, а плана не было никакого.
В семь тридцать я подъехал к Дюшесу. Приземистое двухэтажное здание из грязно - серого силикатного кирпича стояло в стороне от дороги. При чистке сюда сталкивали кучи снега и ко входу - древней разбитой двери на мощной пружине, вела единственная, но довольно широкая протоптанная ногами будущих спортсменов дорожка. Пока я разглядывал тупик, мимо, увязая в снегу пробрались два будущих спортсмена. Несмотря на довольно юный возраст, они матерились как пожилые извозчики. Я стоял на единственной подъездной дорожке, и это было нехорошо. Выбравшись задним ходом обратно, я припарковался за автобусной остановкой и поглядел на часы. На зеленовато светящемся дисплее цифры показывали девятнадцать сорок. Вздохнув, я выбрался из уютного тепла "Чероки" в морозный февральский вечер, и ощущая приятную тяжесть и некоторое неудобство внизу, пошел по скользкому утоптанному тротуару в переулок, ведущий к Дюшесу. Я остановился у киоска, похожего на сарай, и принялся разглядывать яства, выставленные за замерзшим стеклом. Непременные "Марсы" и "Сникерсы" в измятых, сильно потертых обёртках вызывали думы о средних веках. Пиво и освежающие напитки были представлены широким ассортиментом пустых бутылок. Было девятнадцать пятьдесят, начали мерзнуть уши, и мне пришлось накинуть капюшон на свою дубленую шапочку. От киоска хорошо виднелась дорожка ко входу в школу, да и дверь впуская и выпуская входящих выстреливала как пушка.
- Удивительно крепкая дверь,- думалось мне, - столько лет, ежедневно с размаху влетать в косяк с такой силой, и до сих пор не разлететься в щепки! Вот как раньше люди строили! В этот момент раздался очередной оглушительный "бабах", и в конусе света от фонаря, висящего над дверью, показалась Аглая. Если бы не фонарь, я бы её сейчас не узнал - волосы были убраны под шапочку и вообще она выглядела гораздо взрослее, чем я её помнил. Она затянула пояс куртки, надела варежки и быстро, не оглядываясь по сторонам пошла к остановке. Когда она проходила мимо киоска я громко сказал - Мадемуазель, Вы на балу оставили веер, я осмелился его для Вас сохранить". Думаю если бы я сказал что-то другое, например - Э-эй!пойдем бухнЁм и потрахаемся как кролики! " она бы просто буркнула "Отстань, к-козел!" и неоглядываясь быстро прошла мимо, но когда ночью кто-то на чистом французском вспоминает о твоем веере...Эффект был произведен. Но уже следующий момент, с веселым визгом "Антоша!" я был чуть не сбит с ног. Она висела на моей шее и её губы прижатые к моим совершали довольно смелые вещи. Когда она отпустила руки, оказалось, что я держу её так крепко, что вздох после длинного поцелуя получился похожим на судорожный всхлип утопающего.
-Наконец ты меня нашел!- прошептала она с трудом переводя дыхание.
-Но ты же сама оставила подробное письмо... - сказал я вглядываясь в её глаза.
-Как ты узнал адрес? Я сама не знала, где я буду...
-Да что мы всё о пустяках, это заняло каких-нибудь шесть месяцев.
Она снова обняла меня.
-Если Вы не очень заняты сегодня вечером, я бы пригласил Вас на ужин, Ваше медное Величество. Невесть правда что - мясо, сыр, фрукты...
Такого счастья я не видел ни в чьих глазах. Потом счастье немного померкло и Аглая смутившись сказала - Да я грязная как...
Она не нашла подходящего сравнения и с досадой махнув рукой в сторону Дюшеса добавила - И воды в мойке совсем нет!
-У меня в душе горячая вода, только полотенце возьми - сказал я, припоминая июльский яркий день.
- Угу - сказала Аглая, серьёзно исподлобья глядя на меня.
- Мы заедем к тебе, ты оставишь сумку и что-нибудь придумаешь для деда Аркаши - сделал я следующее предложение.
- Надо папе сказать, задумчиво протянула она.
- А добрый дедушко?
- Он все равно докладывает - сморщила нос Аглая.
Я стоял, почтительно склонив голову.
- Экипаж ожидает, моя принцесса - сказал я.
Пока мы ехали, Аглая повернувшись к дороге боком, рассказывала, что происходило в её жизни за те полгода, что мы не виделись. Она несколько раз упомянула, что приезжала в конце августа, но меня всё не было. При этом голос её становился пасмурным и немного обиженным. После очередного упоминания, что - ...и двадцатого я была, еле - еле упросила приехать...- я наконец не выдержал.
- Я, Ваше Высочество, был отправлен с секретной миссией... За границу... Вернулся только в начале ноября - Мы остановились на светофоре, и блики красного света отразились на крупных блестящих передних зубах. Она сидела с полуоткрытым ртом и недоверчиво смотрела на меня.
- Мне часто приходится бывать в командировках. Подолгу.
- Где? -
- Ну-у -... там...
- За бугром?!
Я неопределенно пожал плечами:
- В мире победившего капитализма.
- Здорово, - тихо сказала она.
- Я что-то в этом роде подозревала, женское сердце и интуиция - меня не подвели заключила она.
- Интересные физиологические подробности - пробормотал я озадаченно, и повернувшись чуть не врезался в близко придвинутое к моему лицо Аглаи.
- Я уже вполне взрослая девушка серьёзно сказала она, сделав ударение на слове взрослая.
- Поехали, наш светофор! - но я уже и так тронулся, и Аглая неловко поцеловав меня в щеку, добавила - Ёжик!
- Она обратила внимание на дорогу, когда мы уже оказались в "Тупом углу".
- Ничего себе сюрприз - протянула она. Так ты знаешь...-
- Знаю - сказал я.
- Мало того, я тут одно время регулярно дежурил, чтобы тебя выловить.
- Правда?! - её глаза сверкали темно-синими агатами.
- Правда, - пробурчал я, - буржуазия. Понабрали квартир в разных частях города, а живут в других местах вообще без прописки...
Но Аглая уже мчалась к подъезду, на ходу размахивая спортивной сумкой. Обратно она выскочила почти сразу уже без неё, и стоя под козырьком подъезда, махнула рукой куда-то в сторону и туда же бегом и направилась.
- Конспирация, - догадался я, глядя на потухшее окно кухни, где призрачно виднелся силуэт. Или Сергей или Лена вели наблюдение, куда пошла их дочь.
- Эх, ты, - сказал я силуэту, ухмыляясь, ощущая сильное желания расстегнуть замок на брюках.
Когда свет на кухне снова засиял, я включил зажигание и медленно, с необычайным достоинством развернулся и выехал из маленького дворика. Собственно, быстро бы и не получилось бы по двум причинам - во-первых было очень тесно, а во-вторых я всё пытался устроить согнутый как тугой лук, напрягшийся член как-нибудь по удобнее.
Аглая стояла за домом. Фонарей не было, я бы не заметил её, если бы фары скользнув по стене дома не осветили одинокую фигурку.
Дверка закрываясь интеллигентно щелкнула и Аглая повернув к себе мою голову прижалась к моим губам. - Я уже вполне взрослая девушка - эхом кстати пронеслось в моей голове, и тут я почувствовал её правую руку. Рука храбро, но несовсем умело поглаживала мою готовую лопнуть ширинку. Фары выползающей со двора "Газели" чиркнули по стеклам багажника и раздался требовательный сигнал.
- Да, - сказал, я с подчеркнутым сожалением - в такой момент!
- Аглая прыснула.
Мы ехали по вечернему городу. Между ног мне было горячо и неудобно, Аглае по моему тоже. Она ерзала на сиденье и иногда судорожно сглатывала. Когда она смотрела на меня, в её глазах была решимость и что-то ещё. Она с любопытством поглядывала на дорогу, боковым зрением не впуская меня из вида. Потом она вздохнула и сказала - Если у тебя есть женщина, я тебя прощаю и не против!
- Эй! - вскричал я пораженный таким альтруизмом, - если у тебя есть парень, я убью его, потом тебя, а потом всех остальных! Причем его я прикончу самым страшным способом. Я знаю один!
Аглая хохотала. Это был бурный, сметающий всё на своем пути, шквал искренних эмоций. Так может смеяться только счастливый человек, наслаждающийся жизнью. Я тоже начал смеяться, а потом поинтересовался - и чего - же тебе стоил этот широкий жест?
- Ну, ты же тоже взрослый - отвечало многоопытное создание, делая многозначительный акцент на слове "тоже". Мы были в одном клубе.
- Да - сказал я - И что?
- Взрослым людям нужен регулярный секс! - пояснил ни мало не смущаясь знаток жизни взрослых людей.
- Вот я например...
- Что!? испуганно вскричал я.
- Ну, наблюдая за жизнью своих родителей...
- Фу, ты как ты меня напугала!
Аглая мгновенье смотрела на меня, потом всё-таки опустила глаза и жалобно спросила - а ты меня вспоминал?
Мы сидели в машине около моего дома и я очень нежно её целовал. Губы были чуть солоноватые, видимо от пота, высохшего под носом и на подбородке. Она гладила меня по щеке. Небритая щека шуршала.
Под довольно легкой для февраля курткой Аглая была в шерстяной вязаной кофте и водолазке. Новые джинсы плотно сидели на крепкой и уже не худой попе, а вместе с сапогами Аглая сняла и теплые носки. Под носками, насколько я мог судить, были простые черные колготки. Я развешал верхнюю одежду на плечиках в шкафу, чем видимо удивил Аглаю, но она только тактично сказала "хм". У меня было тепло - пожалуй даже жарко и Аглая, начала было снимать шерстяную кофту, но тут же нерешительно остановилась и сказала - Я - то с тренировки... Я, одной рукой закрывая шкаф, другой уже включил свет в ванной комнате и доложил - Душ, Ваше Высочество. Ванна, Ваше Высочество. Соль морская, хвоя, эвкалипт... ну и так далее... В ответ мне был послан взгляд, который должен был быть снисходительным, но получился таким довольным, что я чуть сам не захихикал от радости. Я достал новое огромное, как простыня банное полотенце, второе - шелковое длинное, похожее на шарф и приоткрыл дверь в ванную, где уже громко шумел душ. На стиральной машине лежали джинсы, голубая водолазка с бледными разводами подмышками, синие трусики и такой же бюстгалтер. Чашки, были, пожалуй, чуть больше, чем я мог бы накрыть ладонью... Занавеска слегка отодвинулась. Из - за занавески выглянула медная красавица и убрав одну прядь с глаз, вопрошающе взглянула на меня. - Полотенца - торопливо сказал я, и быстро оставив высокую стопку свернутых полотенец на стиральной машине добавил - белье я положу в машину и завтра ты будешь сверкать. На покрытую мыльной пеной грудь с аккуратным соском я старался не смотреть. Потом выскочил из ванной. Где - то в глубине горячая лава булькала и поднималась к жерлу. Я вытер лоб тыльной стороной левой руки. В правой я сжимал трофей. Синие Аглаины трусики. Они были влажные сверху у самой резинки, там, где по спине стекает пот и снизу, где перемычка между ног. Я закрыл глаза и уткнул нос в кусочек материи, соприкасавшийся с её телом. У резинки пахло потом. Этот запах бывает очень разный, потому, что разные люди потеют по-разному. От страха, от работы, от слабости, от болезни. Запах, которым я заполнял себя был крепкий и спортивный. Так пахнет здоровое, работающее в полную силу тело. Пот выводит соли и вредные вещества, если они есть, терморегулирует организм при интенсивных нагрузках, но когда человек здоров его пот не содержит тех составляющих, которые есть у больных. Аглая здоровая и крепкая девушка думал я глубоко вдыхая запах её тела. - К тому же она уже вполне взрослая девушка - похотливым шепотом добавил внутренний голос, потому что мой нос уткнулся во влажную перемычку трусиков. Запах был свежий, острый и гораздо сильнее, чем всего шесть месяцев назад.
Легко пахнуло свежей хвоей. Я быстро сунул в карман руку с Аглаиными трусиками и обернулся. Она стояла туго обернутая в махровое полотенце лицо было пунцовое, а глаза слегка утомленные.
Червонное покрывало густых волос закрывало спину и плечи.
Наверное в моих глазах что-то мелькнуло, потому, что она сильно тряхнув головой отбросила назад волосы и начала развязывать связанное на груди в узел полотенце. Развязать его до конца ей не удалось - я её крепко прижал к себе и вдыхая запах хвои блеющим голосом сказал - медные красавицы не должны увлекаться козловонючими сатирами, - и тут же добавил, - Я пошел в душ!
Включив воду на полный напор я смотрел как струи лупят по торчащему как каменный идол члену. Потом выдавил на ладонь немного геля после бритья и уже не сдерживаясь, стиснув зубы начал яростно дрочить прижав к лицу Аглаины трусики.
Похоже выражение моего лица было таким же как и у Аглаи, когда я вышел из душа. При этом, несмотря на приятную облегченность, я чувствовал, что внизу у меня не кабачок, а солидная и тяжелая, налитая соком дыня.
В полотенце, намотанном вокруг бедер на манер римской тоги я выглядел как центурион, а вот Аглая фантастически преобразилась и выглядела как Рыжая Соня - королева воинов. Длинное и узкое шелковое полотенце она превратила в откровенный наряд, пропустив его между ног и связав за четыре конца на плечах. Верхняя часть лишь слегка могла прикрыть или левую или правую грудь, но это ни мало не смущало Аглаю, а собравшееся складками шелковое полотно между ног спереди прикрывало лобок и совсем не прикрывало круглые половинки попы, собравшись в жгут между ними. Талию туго охватывал какай-то пестрый пояс, в котором я узнал один из своих галстуков. Для меня это было слишком, упав на колени, я схватил её за крепкие ягодицы прижал бёдра к своему лицу. Аглаины руки оказались на моей голове и скользнув по волосам быстро сбежали вниз. Пальцы неожиданно сильно впились в плечи. Голос прозвучал сдавленно, хрипло и требовательно, - Мне сейчас нужно по - настоящему! Можешь не сдерживаться!
- Да не притворяйся, я же чувствую, что ты не спишь! И вижу... А я у уже всё мясо в холодильнике слопала... и сыр... Ну?
- Чего, ну? Áга, милая, не безумствуй. Тебе нельзя так много сразу. Тебе сейчас это неполезно.
- А я хочу. Сам лапаешь... Тоже хочешь! Неполезно... Мне лучше знать! Зато приятно... Значит полезно! Я и так ждала долго, а это - в самом деле "неполезно"! С того самого раза, как ты обещал перевод сказать смешной фразы...
- А сказать?
- Не, я и так поняла... - Аглая хихикает, но не по этому. Да и мне уже нет дела до латыни...
Наверное, это был самый счастливый период в моей жизни. Я обнаружил, что для того чтобы чувствовать счастье, нужно не думать о будущем. Нужно без оглядки отдаться прекрасному мгновению, и если оно длится хоть какое-то время, то это и есть счастье. Мы с Аглаей стали одним существом, которое присутствовало в этом мире в состоянии удивительной гармонии. Даже события обыденной жизни как-то не особенно на это влияли... Потом умер дед Аркаша. Потом у меня началась череда командировок.
Аглая закончила девятый класс. Ей очень хотелось стать врачом, и она усиленно готовилась, надеясь попасть на бюджетное место. Выпускной балл к сожалению оказался невысок, а конкурс был огромным. Сергей, её отец работал один, так как Лена - мать, ушла в декрет. Скоро у Аглаи появились брат с сестрой - близнецы Полина и Никита.
Вторая половина года у меня выдалась особенно напряженной, я уехал в конце августа, а вернулся только в двадцатых числах сентября. Из аэропорта ходил экспресс, и не долго думая, я забросил в багажный отсек потерявшую форму в бесчисленных командировках крепкую дорожную сумку, и устроился в продавленном кресле. Автобус быстро наполнялся - прибыло сразу несколько рейсов. Когда все места были заняты, дверь зашипев закрылась и кондуктор направилась собирать дань с путешественников. Моя голова давно уже была занята совсем не рабочими мыслями, когда вдруг совсем рядом раздался, голос от которого я вздрогнул так, что через продавленное сиденье очень хорошо ощутил его металлическую раму.
- За проезд пожалуйста...
А ещё через мгновенье Аглая, всхлипывая совсем по-детски уже сидела у меня на коленях.
В моей голове что-то быстро сработало.
- Притворись, что тебе плохо, - прошептал я ей на ухо.
Для любительского театра сцена оказалась сыгранной великолепно.
Сдавленным от волнения голосом (я действительно был очень взволнован) я закричал - Остановите! Девушке плохо!!
Водитель очень резко затормозил, и началась легкая паника. Я вынес бездыханное, безвольное тело Аглаи на улицу. К счастью мы остановились около остановки и тут были такси. Пассажиры бушевали - многим было нужно на вокзал- ехать дальше и водитель был в совершенной ратерянности. Сняв с Аглаиной шеи кондукторскую сумку я швырнул её водителю.
- Я сам отвезу её в "Скорую". Только достань мой багаж.
Автобус отчалил. Через пару такси уносило актеров от места представления.
Это было удивительное, длинное мгновенье счастья.
Аглая сдала вступительные экзамены, но ей нехватило баллов для бюджетного места. На платное обучение в семье денег не было. Будучи целеустремленным оптимистом, она, продолжая усиленно готовиться, устроилась кондуктором на автобус. Планы были простыми - за год Аглая предполагала подготовиться лучше и скопить денег. На следующий год снова пытаться поступать. Я согласно кивал головой, задумчиво перебирая густые рыжие пряди. Во мне жило удивительное чувство. Я любил эту девушку от ноготка на мизинце до последнего волоска. И я знал, что надо делать. Кондукторская работа с крошечной зарплатой, возросшие семейные сложности конечно не дадут возможности ни накопить денег, ни нормально заниматься. Я же очень легко могу...
- Постой, постой, Тоник, милый, я не возьму у тебя денег!