Габдул торговал мороженым в кооперативе. Той зимой я час простоял в очереди чтобы купить у него кофейное мороженое.
Было тепло, градусов минус двадцать пять. Я шел домой довольный, ел мороженое и нырнул погреться в филателию. Там положил свой стаканчик на столик и стал разглядывать картинки.
К началу девяностых в филателии продавали не только марки. Был отдельный стенд с наклейками и фотографиями. Больше всего восхищало огромное фото Дольфа Лундгрена с тремя трехствольными базуками в каждой из рук. Стоило оно, кажется, рублей десять, а у меня никогда не было больше трёшки.
"Красный скорпион" - было написано на фотографии. Я был уверен, что это очень крутой фильм, настолько крутой, что его так и ни разу не показали в наших видеосалонах.
А ещё там был стенд с книгами, и в тот день я увидел ее. Обнаженную девушку с наручниками в одной руке, плеткой в другой и томным взглядом соответственно - в глазах. Она буквально говорила "Делай со мной что хочешь". Так называлась книга.
Я смотрел на нее заворожённый. Мне очень хотелось что-то с ней сделать, но я ещё не знал, что.
Когда я бросил взгляд на кофейное мороженое, оно уже превратилось в бурую лужу. Та начала капать со стеклянного столика на чистый паркет. Пока меня не застукали, я выскочил из магазина и месяц там не появлялся.
"Делай со мной что хочешь" было моим самым сильным книжным впечатлением детства. Потому что многозначительная недосказанность в названии и скрытый в нем вопрос "что" давали волю воображению. А воображение, как я понял потом, бывало смелее некоторых книг.
Я поздно научился читать. Нет, я много времени проводил за книгами. Но каждая страница давалась с трудом. Когда я заканчивал предложение, я забывал, что происходило в его начале и приходилось возвращаться. Это сейчас каждая мать знает, что такое дислексия и СДВГ, но тогда эти премудрости легко заменялись словом "рассеянный".
"Рассеянный с улицы Бассейной", - говорила учительница, когда я пялился в окно за десять минут до сдачи сочинения. Правда я жил на улице Дзержинского, а он-то уж точно не был рассеянным: когда стреляешь по врагам революции, нужно помнить, сколько у тебя осталось патронов.
На самом деле мне просто не повезло с книгами. Перед книгами я испытывал трепет фетишиста, я покупал их исходя из предпочтений старшего поколения. Что у нас там для детей? Дюма, Берроуз, Купер.
В "Трех мушкетерах" с первых страниц началось насилие, там люди убивали друг друга за так, главные герои казались мне подонками. Тарзан же был идиотом.
И, наконец, Купер, который про "Зверобоя". Опытный следопыт, герой Купера всегда находил индейцев подкрадывавшихся к нему сзади одним способом - по хрусту сучьев у них под ногами. Казалось, что индейцы Купера были не из гуронов, магикан, и делаверов, а из единственного племени "хрустящих веточек".
Но самое главное - Купер был скучным.
Итак, по одну сторону баррикады оказались все подростковые классики, по другую - я. Мне казалось что, раз их так много, а я один, то дело во мне. И потому мыши плакали, но продолжали читать про Зверобоя, он же Натти Бампо, он же Длинный Карабин, он же Кожаный чулок, он же Гоша, он же Гога.
А потом появились книги издательства "Северо-запад", серия Бестселлеры Голливуда и детективы. "Меченый против безухого", "Месть щербатого", "Жженый наносит ответный удар". Казалось, что любой герой современной эпохи должен обладать изъяном.
Тогда в начале 90х пышногрудая блондинка и рыцарь с большим артефактом пялились на меня с каждой второй обложки, обещая море приключений и секса, о котором я в свои десять только догадывался.
Сначала я прочитал про Конана, потом про Стальную крысу. А потом так вышло, что для меня не фантастическая книга перестала существовать.
Я понял, что книги нужны не для того "чтобы быть умным". Они для удовольствия.
Я стыдился своего guilty pleasure, пока старшие, и даже сверстники, цитировали классику. В мороз я шел сдавать бутылки по 30 копеек за штуку, чтобы купить "Конана" (3 рубля 40 копеек). И никто меня не понимал в этом мире.
Пока я не встретил его.
Подростки больше всего тянутся не к взрослым и не ко сверстникам, а к ребятам чуть постарше.
Валера приехал к нам погостить из самого Санкт-Петербурга с целым ящиком фэнтезийных книг. Ему было что-то в районе четырнадцати, он обладал странным низким тембром (теперь подозреваю, что поддельным), рассказывал о себе удивительные истории (подозреваю, что выдуманные). В свои немалые четырнадцать он успел поторговать турецкими жвачками, отслужить в армии досрочно (почти доехал до Афгана) и поработать в кочегарке с неким Витей Цоем.
У него даже был секс.
- А что это? - спросил я и в моем мозгу всплыла фотография девушки с наручниками и рыцаря с артефактом.
Он объяснил.
Мы сидели в его комнате за столом его старшего брата, усыпанным карандашными огрызками и чертежами. На нас со стены смотрел рыцарь в доспехах: "Квентин Дорвард, стрелок королевской гвардии".
Валера взял "Кохинор" и нарисовал мужские и женские половые органы. Мужские я узнал, а с женскими я как-то ничего не понял. Но не подал вида. Не хотелось ударять лицом в грязь перед таким опытным человеком, как Валера.
- Когда это делают, женщине всегда больно, - объяснил он, - И потому они всегда кричат.
- А зачем они соглашаются?
- Потому что зов природы. Женщины, они такие, брат. Никогда не могут остановиться. Уж я-то знаю.
- А мужчинам зачем это?
- Ну не всегда же дрочить.
- Чего?
Он смерил меня оценивающим взглядом
- Неважно.
Мой секспросвет шел семимильными шагами.
- А ещё есть пид....сты, - сказал Валера и начертил на листе бумаги две трубы, одна из которых с трудом пыталась влезть внутрь другой.
Я смотрел ошалело.
- Вот так они это делают. Извращенцы.
- Ага, - сказал я, не поняв значения последнего слова.
- И вот эти тоже были пед....стами, - сказал он, указав на рыцаря на плакате, - Римские легионеры все е...сь друг с другом.
- Это наверно больно, - сказал я, взглянув на Квентина Дорварда с восхищением.
- А то, - усмехнулся Валера, - на то они и извращенцы.
Акт, описанный Валерой, показался мне мужественным и самоотверженным, достойным настоящих извращенцев, не знающих боли. И с тех пор в каждом киношном и литературном персонаже я видел его адепта. Будь то Конан или Коннор Маклауд из клана Маклаудов, борец с нечистью или простой звездный десантник, Повелитель драконов или Погонщик молний.
И только Натти Бампо, он же Кожаный чулок, он же Зверобой, остается для меня простым гетеросексуальным занудой.