За неделю Крис полностью втянулся в учёбу. Слушая заливистые переливы знаменитого в округе Ричарда Третьего, заочно спорившего с самими мариокскими соловьями, - красота пения которых для повелителя куриного гарема оставалась загадкой, а потому, считал он, их искусство не стоило даже бесполезной ныне левой шпоры, потерянной в бое с краснопёрым соседским задавакой, - юноша просыпался. Заправлял постель, без напоминания распахивал окно, шёл в туалет, умывался (иногда принимая душ, что ему понравилось больше, чем долгая возня с ванной) и как ни торопился, всегда опаздывал на завтрак, за что непременно нарывался на поучение Фрэнси:
- Лежебоки, сьер Баркер, ничего путного в жизни не добиваются, запомни это! Не в филингрийских джунглях живёшь, где кокосы сами в руки валятся, а в цивилизации родился, юный джентльмен, изволь трудиться!
Первые два дня подобные намёки на его мать - якобы дикарку, жутко бесили, но потом, получше изучив характер бабушки, он разобрался, что Фрэнси таким образом повышает собственную самооценку, изрядно подточенную самим фактом жизни в деревенской глуши, по сути, в той самой дикости. Ей приходилось подниматься раньше всех (даже самой себе не признаваясь, что торопится ради Роберта, чтобы он поспал хоть чуточку подольше), одновременно с пением петуха выходить к ограде и открывать загон овчарни. Встречать Эдди или его сына Гарварла, пересчитывать количество вручаемых на его попечение овец и баранов, - занятие в целом не нужное, но придающее хозяйке значимости, - и идти готовить своим мужчинам завтрак. Слово "своим", именно во множественном числе, вызывало в её сердце тепло, топившее ледышку, которая давно и, как ей думалось, навсегда поселилась там, где когда-то бушевали страсти, стремления, надежды.
- Отстань от мальчика, - оборонял обычно Роберт, потягивая кофе или читая приносимую раз в неделю "Вестник Разлома" - провинциальную политическую "толстушку" с замашками республиканской прессы; дед также выписывал журнал "Авиатор", любимый Крисом, и "Военное обозрение". - Будущее его ждёт прекрасное. Садись, Крис, завтракай, пока не остыло.
- Спелись! - бросала Фрэнси и нервно ставила перед внучатым племянником тарелку с кашей, обычно - овсянкой.
Крис ел, пил, говорил "спасибо". Заглядывал в сарай, любовно гладил Принцессу, мечтательно вздыхая, и шёл погулять по окрестностям.
Пышная природа радовала Криса. Сосущая яма, сконцентрированная где-то в районе солнечного сплетения, затянулась сразу, как только он погладил фотокарточку матери, и жизнь снова засияла яркими красками. Случайно найденная тропинка, по которой будущий авиатор полюбил совершать утреннюю пробежку, подымалась на два холма и спускалась на луг, будто бы обрызганный мелкими невзрачными цветами. Воздух здесь был пропитан густым терпким запахом, приятно щекочущим ноздри. Далее дорожка петляла по осиново-берёзовой рощице и упиралась в реку, в этом месте удивительно спокойную. Сполоснув чистой водой лицо, возвращался в усадьбу Любек и приступал к учёбе, будучи бодрым и полным сил.
Неделю ничего особенного не происходило: шли обычные деревенские будни, разбавляемые вечерними спорами о будущем авиации либо "политинформацией" от Роберта.
- Венетарцы никак не угомонятся, - сообщил как-то он, отрывая взгляд от страниц газеты недельной, а то и месячной давности, изобилующей нечёткими печатными фотографиями военной техники рядом с улыбающимися людьми в красивых чистых мундирах. - На наши филингрийские провинции зубы постоянно точат, но руки у них коротки. Постоянно провокации утраивают, большую войну хотят развязать и наши силы прощупывают. Только не на тех напали! В последнем столкновении, слышишь, Крис, два их аэроплана были сбиты, три бронемобиля сожжены и пленены две роты живой силы. Ну, писанину репортёров можно смело делить на два, однако наша победа несомненна. Мы всего один бронемобиль потеряли и вся авиация на аэродромы вернулась. Всего пятеро офицеров убиты, тринадцать ранены. Нижних чинов, значит... - Роберт в задумчивости прищурился, склонив голову к плечу, и заключил: - Один к десяти примерно, полроты где-то убитыми. Неплохой расклад, верно? Венегарцев-то, пишут, до тысячи полегло. Врут, конечно, раза в два преувеличивают, но всё равно солидно. Как тебе?
- А никак, - пожал плечами Кристофер, по уличному прозвищу - Праведник. - Людей жалко. За что погибли? За какую такую справедливость?
- Кого жалко? Кто погиб ни за что? - опешил Роберт.
- Да все. И наши, и венетарцы. Тоже ведь люди. Родителей, детей имеют... имели... глупость какая-то война эта.
Дед потерял дар речи. Лохматые брови встали под невообразимо острым углом, став похожими на крутые скаты крыш храмов Всевышнего. Лоб пробороздили такие глубокие морщины, что можно было смело кидать зерно - прорастёт.
- Ты что, совсем ничего не понимаешь? - наконец просипел он, когда почувствовал, что с голосовых связок начал сходить паралич. - Это что же, ты предлагаешь Венетарии нашу Филингрию отдать? В коробочку упакованную, розовым бантиком обвязанную, держите, мол, подарочек, владейте! - голос Роберта креп, и старый техник неожиданно для Криса заводился.
- Да ты... ты... хуже предателя! Пацифист тоже нашёлся! Из-за таких как ты Республика может лишиться всего! Гордости, влияния, богатства, славы! Благосостояния граждан, наконец! Да те же венетарцы, терпящие у себя тиранию, о гражданских свободах слыхом не слышавшие, за животы от смеха схватятся, колики заработают и пальцем в нас тыкать будут, приговаривая - посмотрите на идиотов, наследие предков нам отваливших! Солдатиков они, видите ли, пожалели! А солдатики те, между прочим, Крис, присягу державе давали! Ты этого хочешь, внученек, венетарцам паршивым успеха желаешь?!
- Нет... - проблеял Крис, ошалевший от преображения умного ироничного деда в горячечного пафосного патриота. - Я не предатель и не пацифист, и очень люблю нашу Республику, нашу Родину и только добра ей желаю...
- Надеюсь... - рыкнул остывающий от несвойственной ему горячности Роберт. Но уж очень неожиданно прозвучало для него утверждение, что война, которую он искренне считал со стороны Республики справедливой, - глупостью. Там тиберцы гибнут, интересы страны защищая, а внук говорит - ни за что умирают, зря.
- Я совсем не против защиты Родины, даже если для этого придётся громить врага в его логове, в чужой стране, но не понимаю, Роберт, при чем здесь Филингрия? Зачем мы за неё вцепились, жизнями наших парней расплачиваясь? Другой континент, тысячи километров... если не ошибаюсь, восемь тысяч по прямой на аэроплане. Я подсчитывал как-то. Отстать надо от страны. И если сами филингрийцы попросят, то тогда уже можно помочь им защититься. Хотя бы от тех же венетарцев. Вот так будет справедливо.
Дед откинулся на спинку скамейки, удачно поставленной в тени немногочисленных кустов усадьбы, и затянулся трубкой.
- А! Понял тебя, Крис, за своих родичей со стороны матери переживаешь, - заключил он, говоря уже вполне спокойно. Даже сочувственно. Захлестнувший было Роберта угар дремучего патриотизма, схлынул почти полностью; как прибрежная волна, истратив былой напор, неизбежно откатывается, ворчливо оставляя за собой следы грязной пены. - Тебе обидно, что их родину делят какие-то два пришлых хулигана с разных улиц, разрешения у филингрийцев не спрашивая. Но ты пойми, несмышлёныш, судьба у колонии такая. Не может она быть самостоятельной, никак! Послушай-ка лучше небольшой экскурс в историю, на уроках которой ты видимо дрыхнешь.
- Когда тиберцы пришли в Филингрию, то застали там жуткую усобицу; кровь лилась, что водица. Князьки многочисленные друг с другом воевали и народ свой за пыль считали. Конями топтали, слонами приручёнными давили, головы налево-направо рубили, целые селения жгли - лишь бы соседу нагадить. А люди терпели и только ниц перед князьками падали. Никакого свободолюбия не проявляли. Даже по сравнению с тиренцами, тогда ещё от власти императоров страдавших.
- С помощью доброго Всевышнего и ещё более доброго пороха наши быстро навели там порядок. Огнестрельное оружие, сынок, лучший проводник цивилизации, я тебе скажу. Князьки остались сидеть в своих уделах, а споры стали решать как положено в нормальных странах, в судах. Суды, разумеется, наши, при тиберской администрации. Стали организовываться школы для местных деток, больницы. Чем плохо? А стоит нам только уйти - всё вернётся на круги своя, Филингрия опять впадёт в дикость. Такие уж у них обычаи неискоренимые. И Бога единого принимать не хотят, своим божествам продолжают молиться. А их там, я читал где-то, около тысячи! Есть и те, кто требуют жертвоприношений. Учить нам их ещё и учить, Крис, и колониальные товары за это, за приобщение к высокогуманной цивилизации, жалкая подачка, а не полноценная плата. Филингрийцы молиться на нас должны, а не ресурсами да продуктами откупаться. Дешёвые чай, кофе, перец, тропические фрукты в основном оттуда идут, ты же знаешь. С чёрной Негории меньше - климат суше. Так что не зря наш последний Император Якоб Десятый заявлял: "Филингрия - бриллиант на моей золотой короне, усыпанной изумрудами. С короной я готов расстаться, но в бриллиант зубами вцеплюсь - не отдам!". И ведь прав оказался, стервец! Короны вместе с головой лишился, но бриллиант не выпустил, - усмехнулся Роберт. - Филингрия единственная от Республики не откалывалась... остальные колонии пришлось возвращать.
- Тоже цивилизацию внедрять? - горько сыронизировал Крис, неожиданно осознавший, что старик изъясняется старыми избитыми газетными штампами. "Другое дело Гринделл-старший...", - вдруг подумалось ему чуть ли не с любовью.
- Ну... - одним междометием согласился с сарказмом Роберт. - Железо, бокситы, уголь, а тем более плантации Гевеи республике не помешают. Эбонита и резины требуется всё больше и больше, а самые обширные посадки сего ценнейшего дерева как раз в Филингрии. Очень для него там климат подходит. Золотом и самоцветами по сравнению с теми богатствами можно пренебречь. Как родником перед озером. Отдельному человеку струйки воды на всю жизнь хватит, а государство и озеро, пожалуй, вычерпать может и не напиться...
- Грабёж это получается! - резко заключил Крис, почему-то разволновавшийся.
- Ну зачем ты так, Крис? - искренне удивился Роберт. - Обычная колониальная торговля. Метрополия туда машины, механизмы разные поставляет. Знания, в конце концов, которые, как ты понимаешь, бесценны. К правилам цивилизации население приобщает. Всё честно. Взять хотя бы твою мать. Она наверняка учиться приехала, а не служанкой работать, так ведь?
- Она - да, - Рейнолд рассказывал сыну, что встретились они в университете. Он оканчивал последний курс, а она только поступила. Полтора семестра протянула. Когда беременность стала сильно мешать учёбе, пришлось уходить.
- Вот видишь! Правительство приглашает одарённых выходцев из колоний, стипендию им даёт. Даже в Корпорации я видел загорелых и узкоглазых, даже чернокожих встречал! А о закрытости моей бывшей организации легенды ходят!
- Вот, Роберт! Вот в чём корень! - Крис от возбуждения вскочил. - Да если бы Корпорация захотела, она бы все войны на свете прекратить могла! Раз - отказывается поставлять Искры агрессору; два - он на лопатках! У неё огромная власть! Ну чего ей стоит, а?
- У-у-у молодой человек, как вы наивны... поменьше читай фантастических романов, Крис! Будь ближе к реальности. Мало того, что всё твоё предложение чистейший бред - разберись сначала кто агрессор, а кто жертва и кто в принципе это определять будет, а с другой стороны: зачем Корпорации это надо, скажи мне? Она не благотворительная организация.
Крис, кусая губу, удручённо промолчал.
- Открою тебе секрет, Крис, известный, кроме тебя, всем думающим людям. Корпорация, по сути, владеет всем миром; ей всё равно где и кому сбывать Искры и другие технические товары. Строптивое правительство любой страны сменит походя, даже не заметив этого. Вливает гигантские суммы в подкуп чиновников, издателей, репортёров, проповедников. Иерархов единого храма Всевышнего подкармливает! Никто из правителей старается с ней не ссориться, включая надменного императора Венетарии; потому что чревато. Да, Тиберии повезло, что Провал находится на её территории, за что Республике предоставляются некие преференции. Какое-нибудь невмешательство во внутренние дела, возможно, поддержка внешней политики - хруст разберёшься. Но я точно знаю, что наш остров охраняется Республиканской гвардией чуть ли не плотнее, чем столица. И флот, и авиация, и бронекорпуса - всегда наготове. Не за просто так ведь, верно?
Крис, задумавшись, не ответил. Сейчас он остро жалел, что никогда не заводил подобных бесед с отцом - раньше бы просветился. Нет, интуитивно всё сказанное Робертом чувствовалось; как бы витало в воздухе, сплетаясь из газетных статей, слухов и недомолвок, из разговоров в школе, в магазинах, на улице. Но не дома. Общение с Рейнолдом ограничивалось темами быта, местечковыми новостями, научными вопросами, мягкими ненавязчивыми советами Крису, да уроками бокса, по которому когда-то Рейнолд был чемпионом Лимбургского университета.
Вдруг сердце Криса заныло. Получается, что если к покушению причастен сам член совета директоров Корпорации, то дела у него - швах. И главное - за что? Неужели за Стива? Это совсем в голове не укладывалось. Быть такого не может! Могущественнейшая организация и мелкая подростковая разборка! Не сходится как-то... если только Гринделл-старший совсем придурок, на внуке свихнувшийся. Но что-то кружилось в мыслях Криса, путалось: шторм - катер - мама; интерес к этой истории со стороны маркиза Гринделла, владельца части Филингрии. Раздумья вертелось морским смерчем, одной частью взмывая из волн, второй выползая из тучи. Вихрь грозился слиться в один мощный столб. Вот-вот, ещё чуть-чуть и всё станет ясно, мозаика сложится в чёткий рисунок, ответит на все вопросы, но... не складывалась. Не хватало каких-то важных элементов, до которых невозможно было докопаться, даже если приложить усилия целой толпы мудрецов...
Крис тряхнул головой, освобождаясь от тягостных мыслей:
- Спасибо, Роберт, что просветил. Представляешь, я об этом редко задумывался. О роли Корпорации и вообще... пойду я спать.
- Покойной ночи, - важно кивнул довольный собой дед.
Учёба шла своим чередом, с пробуксовками. Остро не хватало живых учителей, которые могли бы разжевать зубодробительные термины, прояснить запутанные вопросы. Техник Роберт в обширных школьных знаниях помощником не был. Крис листал справочники, вслух проговаривал термины, ершил волосы и упорно вгрызался. Убьют - не убьют, а экзамены сдать надо и точка! Отдыхал он на природе, пробегая или проходя привычный маршрут.
Завершилась вторая неделя деревенской жизни. Кончилась короткая островная весна и воссияло лето.
Однажды Крис спросил у Гарварда, двадцатилетнего сына пастуха Эдди, куда же, собственно, они скот гоняют. Тот объяснил:
- По старой гравийке пойдёшь и вместо того, чтобы к платформе сворачивать, движешься прямо, к мосту. А дальше увидишь - вытоптано всё, выстрижено. Через Лобаску переходишь - мост знатный, каменный, оцени, - и держишься овечьей дороги. За первым же крупным холмом, на подкову похожим, откроется поместье Лобсток. Там, в округе и пасём. Договор! Отец говорит в других местах нельзя. А газон там, что яйцо гладкое: травка густая, мягкая, хоть спать ложись! А этим скотинам блеющим не хватает, хруст бы их забрал! Гоняем вниз, ближе к лугам, чтобы нажрались твари ненасытные! Сколько идти? Я-то верхом за пять минут долететь могу, а тебе пешком с полчасика топать придётся...
Поместье Лобсток издалека выглядело запущенным. Трёхэтажное здание классического стиля с портиком было полностью серым, с огромными пластами отвалившейся штукатурки, из-под которой выглядывали грубо отработанные валуны, скреплённые толстым слоем белого цемента. Стены, способной выдержать длительную осаду, вопреки представлению Криса вокруг дома не было. Кованая железная ограда вдоль фасада и невысокий каменный заборчик по флангам и с тыла. Почти так же, как у Любека. Единственное отличие - окружающий усадьбу травяной ковёр нежностью и мягкостью готовый поспорить со своими шерстяными аналогами. Действительно, можно было лечь и хорошо выспаться.
Крис старался держаться вдали и обходил обиталище некогда могущественного лорда по краю стриженного поля. Знакомиться с местными обитателями он не собирался. Вскоре вошёл в рощицу, постепенно переходящую в настоящий дубово-вязовый лес, без перерыва тянувшийся до далёких белоснежных вулканов.
Роща была явно окультурена. Ни крупного хвороста, ни завалов преющей многолетней листвы. Аккуратные тропки, пересекающие лесной массивчик вдоль и поперёк, следы мелких зверьков, пение птичек. Городской парк, а не лес.
Крис расслабленно шёл по одной из тропок, насвистывая популярный мотивчик, и отдыхал всей душой. Блаженство, казалось, пронизывало его насквозь. Так бы всю жизнь идти и идти, в никуда, без цели...
Лёгкий сквознячок почувствовался затылком, не прикрытым широкополой соломенной шляпой - популярным деревенским головным убором, который для форса был сдвинут на лоб, а не надет на темя. Крис рефлекторно обернулся и поймал движение непонятной зелёной массы плечом, а не спиной. Ни испугаться, ни выйти из расслабленного состояния он не успел. Возможно, именно поэтому падение на землю, на левый практически заживший бок, не вызвало боли. Разве только мечтательное состояние сменилось недоумением; которое, впрочем, быстро переросло в испуг: у тёплой "зелёной массы" оказались руки, весьма крепкие, и перекошенное злобой и недовольством лицо, специально украшенное полосками чёрной грязи. Цепкие ладони как-то хитро переплели правое плечо Криса и попытались пригнуть его земле, заставив тело юноши распластаться на животе, но молодой джентльмен успел опомниться. Коротко взвыв, как мотор, за секунду выдавший полную мощность, Крис завертелся пропеллером, закрутился ужом и не дал напавшему завершить болевой захват. Ловкий удар коленом - куда бог направит, обманное расслабление левой стороны тела и резкий перекат через ту же сторону позволил ему освободиться от рук противника, перевалиться через него, подобного манёвра не ожидавшего, вскочить, отбежать и развернуться, приняв привычную Крису боксёрскую стойку.
Борьба в партере длилась не более пяти секунд. Мысль "убежать", конечно, промелькнула, но была отброшена: хотели убить, не валили бы на землю. Да и не факт, что противник один, а не целый десяток, и в какую сторону прорываться пока неясно.
Зелёная, будто бы травяная куча взвилась стремительно. Обернулась и, превратившись в человека одетого в бесформенный комбинезон с капюшоном весь обшитый ленточками тёмно-салатного цвета, что, несомненно, несколько сковывало движения, зато делало своего хозяина на фоне леса практически незаметным, дёрнулась было к Крису, но вдруг застыла. Фигура лесного призрака оказалась высокой (на пол головы выше Криса, которому до полных шести футов не хватало всего пары дюймов) и плечистой (с Баркером-младшим и сравнивать нечего), а на лице, разлинованном чёрными параллельными линиями, сверкали ярко-голубые глаза, полные удивления и злости, да белели идеально здоровые оскаленные зубы. Впрочем, и его противник, потерявший в борьбе шляпу, которая скрывала, оказывается, хорошо знакомую смуглую физиономию, тоже был поражён. Ошарашен не меньше, чем бархатистое лесное пугало, напавшее подло, как трус, со спины.
Крис, стоявший в правосторонней боксёрской стойке, выглядел потрёпано. Одна лямка подтяжек, держащих простые полотняные штаны со множеством карманов, болталась на уровне колена, лёгкая серая рубашка потеряла половину воротника и все пуговицы, распахнулась и больше не скрывала смуглый мускулистый торс. Крестьянин-работяга или пастух, только что угомонивший взбунтовавшееся коровье стадо.
- Я хотел разобраться с ним тихо, не привлекая особого внимания властей. Что может быть красивей убийства на глазах у множества свидетелей, которые ничего не замечают! Ничегошеньки! Глухо, как в океанской пучине. Не вламываться в дом, попутно устраняя консьержку и домработницу, - фу, как грязно, - а на центральной улице славного Торберга. Чисто и со вкусом. М-да, - при этом маркиз Гринделл зачем-то щёлкнул пальцами. Дважды. - Ну, а раз рыбка уплыла, то тебе её надобно изловить и самому, да, внук, самому, лично! - вместе с повышением голоса у маркиза поднимался указательный палец и скоро он смотрел прямо в лоб Стива-младшего, точно дуло пистолета. - Разобраться с мерзавцем так, как это принято в нашей семье... кровью! - последнее слово прозвучало как выстрел. Стив вздрогнул, лицо его сделалось суровым, и он встал по стойке "смирно".
- Запомни, внук! - голос маркиза гремел, как раскаты грома. - Любое нанесённое нашей семье оскорбление, любому из рода Гринделлов, смывается только кровью! На этом стояли и будут стоять Гринделлы, основатели и руководители величайшей в мире Корпорации! А ты, Стив, хочешь её унаследовать? Тогда вперёд! Найди Баркера и убей! Да пребудет с тобой сила Провала!..
... - мерзкая мартышка! - Крис, захваченный самим же выдуманной сценой, расслышал лишь конец фразы Стива. - После всего, что случилось, после того, как ты побежал стучать на нас к директору, ты ещё поимел наглость обратиться к моему отцу! За сколько он тебя нанял?! Отвечай, макака филингрийская! - Обычно надменный, уверенный в себе Стив буквально трясся от ярости. От немедленного нападения с целью раздавить "филингрийскую макаку" как жука навозного, его удерживало всё ещё сохраняющееся удивление и желание услышать ответы на свои вопросы. Крис - последний человек, которого он рассчитывал встретить в этой Всевышним забытой глуши.
- Хочешь меня убить? - прошипел Крис сквозь зубы. Он полностью собрался и ждал только первого движения противника. Оскорбления, выплюнутые грязными устами Стива, он, похоже, даже не расслышал. - Ну, давай, нападай... или поджилки трясутся? Со спины оно как-то надёжней, правда, Стив? Подло выследить в подлой одежонке - на это ты способен, а лицом к лицу? Ну же, я весь в нетерпении... ножичек можешь вынуть, разрешаю... - говорил, внимательно следя за поясом с ножнами, из которых торчала ухватистая рукоять, тщательно обмотанная полосками сыромятной кожи. - Щенок - ты, а не я, до волкодава тебе ещё лет пять соску сосать, выродок белолобый!
Выслеживать и нападать со спины на ни в чём неповинного человека - мерзко и подло: Крис всей душой чувствовал свою правоту. Страх исчез, словно его не бывало. Он весь, каждая жилка его тела пропиталась решимостью постоять за себя и наказать негодяя свершившего несправедливость. Если бы Крис в это время чуточку более внимательно прислушался к своему состоянию, то ощутил бы, как к нему потекла сила. От травы, от деревьев, отовсюду; от самой природы.
- Ну, держись, макака косоглазая... - выплюнул Стив, с силой сжав рукоять охотничьего ножа. Сталь оголённого клинка блеснула и... впилась в ствол дерева, стоящего позади Гринделла. И только тогда, освободившись от манящего к себе оружия, он сделал ложный выпад. Убивать щенка он не собирался. Допросить с пристрастием - да.
Противники кружили друг вокруг друга, изредка, лёгкими ударами, попытками подсечек и подножек, прощупывая оборону. Бесформенный балахон хоть несколько спутывал движения Стива, но Криса обманывал: понять за какой частью одежды прячется нужная для удара точка, было крайне сложно, а борцовской техникой, на уровне того же Стива, он не владел.
Постепенно юноши теряли терпение (все же они не были взрослыми опытными воинами, собаку съевшими на поединках) и первым сорвался Стив, за что чуть не нарвался на мощный апперкот, прошедший вскользь. Но и Крис развить успех не сумел: пришлось уклоняться от хитрых заломов и захватов, попрыгать ногами, спасаясь от подсечек. Удары, которые он для верности целил только в лицо, если и достигали скулы-виска-носа-подбородка, то выходили не акцентированными; больше беспокоящими, а не разящими. Стив, дышавший как загнанный кабанёнок, заметил это и, плюнув на боль от жалящих, туманящих разум тычков, всем весом, который был фунтов на двадцать больше, навалился на вёрткого противника и уронил-таки его на землю. Подростки завозились в партере. Рычанию обоих могла бы позавидовать любая матёрая пантера. В конце концов Стиву удалось надёжно зафиксировать лёгкого Криса и предплечьем вдавиться в его горло.
Перед глазами мутилось. Нос забивался шумным, горячим, влажным дыханием Стива, что ещё больше усиливало нехватку воздуха. Горло, казалось, было пережато до позвоночника. На лицо капало что-то горячее и солёное. Сознание вот-вот уйдёт, накатится темнота...
Откуда взялись силы, Крис так и не понял. Одна рука, захваченная Стивом в локтевом сгибе и перекрученная, сумела выскользнуть; вторая, заломленная за голову, тоже освободилась, чуть ли не выскочив из плечевого сустава, и Крис, не раздумывая, со всей силы хлопает противника по ушам... промахивается, но Стив вынужденно ослабляет хватку. И тогда Крис неимоверным напряжением мышц и связок разводит его руки и бьёт лбом в падающее на него лицо. Раздаётся глухой хруст, лоб прожигает боль от удара чего-то острого и... Стив расслабляется, превращаясь в неподвижную тяжёлую давящую тушу.
- Х-х-р-р... - только и смог выдавить из себя Крис, как аналог победного клича, и в глазах темнеет окончательно.
Глава 7
Крис очнулся от надсадного кашля. Сначала не разобрался кто это напрягает грудь и зачем, но скоро с удивлением понял, что кашляет он сам и что на нем по-прежнему лежит поверженный Стив. Горло болело и саднило. Да так сильно, будто на его до сих пор давило колесо грузового мобиля. Только дышалось относительно легко.
Чувствуя себя слабее букашки, подросток все же выбрался из-под огромной, как ему показалось, туши противника и, испивая последнюю капельку сил, перевернул его на спину. Задержав собственное надсадное дыхание, прислушался. Стив, слава богу, сопел. Но стоило Крису перевести взор на лицо Гринделла, как его сердце ёкнуло от испуга: кровавое месиво. Юноша со стоном сел на землю, ими же в схватке от травы вытоптанную, и, запустив пальцы в вихры, уткнулся лбом в ладони, в надежде привести в порядок разболтанные мысли. Только этому не суждено было случиться: острая боль пронзила лоб и Крис вынужденно отдёрнул руки, которые оказались в крови. Тогда он просто упал на спину и предался меланхолии.
Изуродованного Стива Гринделлы точно не простят - в этом он был убеждён свято, поэтому... а вот о том, что делать "поэтому" думать не хотелось совершенно. Жизнь кончена и точка. Жаль отца, жаль добрых стариков Любеков, а что поделаешь? Нет, потрепыхаться, конечно, надо, но... потом. Всё потом...
- А-а-а... - тихо простонал очнувшийся Стив.
Крис не приподнялся и даже не повернул голову в сторону звука. Послышалось шебаршение, шевеление и тихие уставшие слова:
- Что, хруст раздави, со мной случилось?.. ой, как больно... эй! Ты там жив, Баркер? - в голосе не слышалось ни угрозы, ни заботы. Лишь, пожалуй, испуг.
"Испуг?!", - щёлкнуло в голове Криса. По его умозаключениям, уж кому-кому, а представителю рода Гринделла бояться за какого-то щенка точно не предстало. Им позволено всё.
- Эй, Баркер! - голос Стива окреп и звучал уже с явным беспокойством. Были бы у него силы, он бы обязательно поднялся и подошёл к лежащему в двух шагах победителю. Или? Кто кого победил, пожалуй, и хруст Провальный не разберёт.
- Слава Всевышнему! - облегчённо высказался Стив и до Криса донёсся звук шуршащей травы - Гринделл сделал так же, как и его бывший противник - удобно растянулся на земле.
Тишина, прерываемая постаныванием Стива, свистом каких-то пичужек, лёгким потрескиванием сучков, шуршанием травы, стрёкотом насекомых и гудением мух, так и норовивших сесть на окровавленный лоб, подействовала на Криса умиротворяюще. Всё не так уж страшно.
- Эй, Гринделл! - расслабленно позвал он и, дождавшись недовольного ответа "Чего тебе?", спросил. - А зачем ты меня всё-таки выслеживал?
Ответ последовал через долгую минуту раздумий.
- Я не знал, что отец конкретно тебя нанял. Искал того, кто за мной сюда приедет: не верил я, что без присмотра оставят... и прав оказался.
- Да нихруста ты не прав, - лениво отозвался Крис. - Я просто гулял. Решил посмотреть на усадьбу местного лорда. Так себе, разруха. У нас дом куда ухоженней, хоть и поменьше...
- Подожди, подожди, Баркер! - в голосе Стива звучали нотки недоверия. - Ты хочешь сказать, что здесь, в этом нашем парке, оказался случайно?
- Меня зовут Крис.
- Да хруст с тобой! Ты, Крис, значит, за мной не наблюдал?
- Век бы тебя не видеть.
- И отец тебя не нанимал?
- Не люблю повторяться, Стив.
- Врёшь! - категорично заключил Гринделл-младший.
- Не хочешь - не верь, мне без разницы, но я стараюсь никогда не лгать. Мне это противно.
- Ха! Противно ему! Тоже мне, праведник нашёлся...
- В Лимбурге во дворе ребята так меня и звали.
- Ага, и поэтому ты честно всё доложил директору! Тьфу, праведник, - это слово произнёс с ядовитым ехидством. - Это ты так стукачество своё оправдываешь? Думал, никто не узнает?.. Ой! - ойкнул Стив, от возмущения готовый было подняться, но не смог это сделать - дико заболела голова, готовая треснуть по швам и разлететься по косточкам. Аккуратно лёг обратно. - Как голову ломит, не передать...
- Ты ещё лица своего не видел, - успокоил его Крис, сам подняться не пытаясь.
Хорошо ему вдруг стало на вырванной-вытоптанной траве. Стив оказался совсем не чудовищем, а очень даже наоборот. Мир вновь стал прекрасным, как полчаса назад, когда он просто шёл по тропинке и ни о чём не думал. Боль из повреждённых борцовскими заломами суставов потянулась куда-то вниз, как вода в сухую губку; а со лба, из горла и головы будто бы выдулась порывом свежего, приятно холодящего ветра. Крис дотронулся пальцами до ран и без удивления обнаружил, что они покрыты толстой коркой давно спёкшейся крови, под которой начинало немилосердно зудеть, как это всегда бывает при заживлении. Рот юноши растянулся в блаженной улыбке, от уха до уха...
Крякнув, заставил себя сесть, а потом подняться. Почувствовал лишь лёгкое головокружение, которое длилось не дольше нескольких секунд.
- Где здесь по близости родник? - спросил Крис, склонившись над Стивом.
Гринделл довольно долго разглядывал противника недоумённо-недоверчивым взором. Слишком он был бодрым, кровь на лице давно свернувшейся.
- Там, - ответил, неопределённо махнув рукой, - ручей. Если поможешь подняться, я покажу.
Пока они полчаса, огибая кусты, спотыкаясь о корни, спускались по ложбине, на дне которой призывно журчал ручей, Стив, вцепившийся в шею Криса, как клещ в соломинку - не оторвать, пытал его.
- Скажи честно, Крис, ну признайся! Воспитатель тебя поймал, видит - щенок побитый, он и давай вопросы задавать. Ты, так как лгать тебе, видите ли, противно рассказал ему правду. И назавтра нас всех... ты просто не знал, что и тебя тоже накажут... - Видя, что Крис улыбается, думая о чём-то своём, разразился гневной тирадой:
- Да мы никому в общежитии ни слова! Всевышним поклясться могу! Ни одному воспиталу на глаза не попались! Никто из на не мог, слышишь, никто! Всем же влетело!
- Так-таки и всем? - не согласился Крис, не скрывая иронии.
- Конечно! Андреас, Берман и Лукас до сих пор в пять утра поднимаются и на физподготовку. Думаешь, это легко? Врагу не пожелаешь! Нас с тобой, вот, выгнали. Тоже ничего хорошего - на экзаменах увидишь, нервы нам потрепят...
- А сьерры?
- Линда и Джулия? Ну ты насмешил! Да они обе влюблены в меня как кошки! Я начинал с Джулией - надоела. Скучная она, занудливая. Берману уступил. Он и она довольны. Теперь с Линдой встречаюсь... не, не верю. Бабы на меня вешаются. Ха! Как сейчас я на тебя...
- А с чего ты вообще взял, что это я о драке рассказал? Дед что ли поведал?
- Де-е-д?! - от удивления Стив запнулся, и Крису пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать на себе почти сто девяносто фунтов живого веса. - С ума сошёл?! Очень ему надо в школьные дрязги встревать, а тем более за меня заступаться! Да если хочешь знать, это по его настоянию меня в интернат отдали. Чтобы я там "шишек себе набил - зарастёт" и "лидерские качества в себе воспитал". Случайно совпало. Он как раз по каким-то своим делам в районе вольфмановского поместья был, вот и заскочил со мной повидаться... повидался, хруст бы его помял. Пошли, что встали? Умыться хочу - сил нет!.. Да кроме тебя, извини - щенка, больше просто некому! Тем более, если у тебя принцип - не врать... Да пойму я, сознайся же... - Стив и сам не заметил, как по привычке перешёл на командный тон. Крис на это лишь усмехнулся и потащил бывшего врага дальше.
- Вот что я тебе скажу, Стив, - заговорил Крис, спустя некоторое время, за которое рушилось его представление о жгучей любви деда к внуку, за жалкий синяк под глазом которого старик был готов организовать убийство... - Перед дракой я заметил как на вас с Линдой Джулия глядела. Могла бы - сожгла на месте. И Линду, и тебя заодно. Думай. Эй! Хватит валиться! Пара метров осталось, потерпи...
Когда Крис умывал лицо Стива, от боли шипящего, то чувствовал, как через его ладонь из ран Гринделла утекает боль - в точности, как из его суставов, когда он сам лежал на земле и блаженствовал. Крис и сейчас пребывал в похожем состоянии: будто долг выполнил, правое дело совершил, справедливости восторжествовать позволил и получает заслуженную награду. Даже не награду, а так, ничего особенного, то, что должно. И так обязано быть всегда, пока стоит мир... Это знание или, точнее, ощущение некоего знания воспринималось им так органично, что он совершенно не видел в подобном своём состоянии ничего сверхъестественного, словно эти способности свойственны всем людям и они ими пользуются ежечасно. Говорить же об этом, а тем более хвастаться - моветон, ужасно стыдно и неприлично. Все и молчат. И он не проговорится. Удивительно, как раньше не замечал такой простоты...
Вскоре Стив нашёл тихую заводь и вгляделся в своё отражение. Голова больше не болела, и он готов был поклясться, что чувствовал, как повреждения смывались и лечились обычной студёной водой. И этот факт его почему-то совсем не удивлял: было и было. Ну и что? Вода отразила сломанный нос и разбитые, кое-где прокушенные губы с чистыми ранками. Зубы стояли крепко и больше не шатались, норовя выпасть.
- Нос - ерунда, - пробормотал он, трогая искривлённую переносицу. - Значит, не зря за мной в имение врач увязался - поработает, выправит... губы подошьёт... - в целом, он остался собой доволен и покосился в сторону Криса, который ниже по течению вовсю стирал свою простецкую одежонку, теребя её травой с тиной. Голая фигура его оказалась тонкокостной, но мускулистой и одновременно жилистой; движения были на удивление плавными, такими, что неверно воспринимались как медленные.
- И этот глист меня вырубил? - в очередной раз подивился Стив и нехотя принялся раздеваться. Самому тоже не помешает простирнуться - кровь почти везде. Хорошо, что ткань для балахона снайпера (в нем очень удобно устраивать засады), включая многочисленные ленты, состояла наполовину из синтетической целлюлозы, поэтому отстирывалась чрезвычайно легко.
Возвращаться в сырой одежде было зябко, но в то же время приятно: редкий лес от духоты не защищал. Стив разговорился:
- Хоть бы нож никто не украл! Да некому, вообще-то. Прислуга по деревне мотаются, а репетиторы по парку, который для них слишком, видите ли, дик и не ухожен, да со змеями - не ходят. Охрану отец, как и обещал, не прислал... это я тебя за соглядатая отцовского принял - не поверил родителю. Хотел пошутить. Ну и умения показать, не зря же нас на следопытов и разведчиков учили.
- Здесь прабабушка моя живёт, ведь по материнской линии я - Лобсток. Ох как достал меня город!.. А больше, конечно, отцовские усмешки и ещё больше мамино сочувствие: "Ах, какой он несчастный! Досталось мальчику, а его же наказали! Скажи, Джорж, почему твой папа за нашего мальчика не заступился?!". Надоело слушать. С отцом серьёзно поговорил, отпросился в деревню. Мама папу непременно убеждать будет, чтобы он охрану со мной отправил, поэтому я отца заранее предупредил, чтобы ни-ни, ни одного! Он согласился. Но я до сих пор сомневался, а гляди-ка, выполнил! За неделю уже непременно приехали бы. А если скрытно наблюдали, то драки бы нашей не допустили бы - совершенно точно.
Через некоторое время Стив стукнул себя кулаком по лбу:
- Как я мог забыть, Крис! Ты даже не подозреваешь, какое будущее тебя ждёт! Если, конечно, от университета не откажешься... - сказал и высокомерно отвернулся, ожидая заинтересованного приставания.
- А тебя какое? - неожиданно спросил Крис, чем сбил весь настрой.
- Меня? - переспросил Гринделл-младший, спустя несколько секунд, остановившись и повернувшись лицом к Крису. - Моё-то известно какое - один из двадцати директоров Корпорации, чуть ли не повелитель мира. - И непонятно было говорит ли он серьёзно или шутит. В васильковых глазах его клубились грустные хмурые тучи. - Если, конечно, сам не соскочу. А я - не решусь... наверное...
- А чем плохо, Стив? Деньги, власть. Всё можно на хорошее дело употребить, было бы желание...
- Корпорация - крупнейший благотворитель на планете, - ответил Стивен каким-то чужим, механическим голосом. - Как бы тебе объяснить... Раньше, когда я был маленький, мне ужасно нравилось, что мои родители самые сильные, почти волшебники. Они могли достать практически все, что я ни захочу. Няньки вокруг меня крутились, ложки с едой в рот вставляли, а я капризничал. Потом появился дед и я понял, что мои родители по сравнению с ним такие же дети, как я, если не ещё более маленькие. Я стал страстно желать походить на него. Потом, когда попал в интернат, где без исключения на равных, я понял, что стать таким как дед очень сложно. Но я старался. Зубами грыз и, по-моему, кое-что у меня получилось. Я стал лучшим в школе. Сам! Без посторонней помощи! Так я думал... - последнее произнёс с грустью.
- Год назад я сделал открытие, которое меня потрясло. Неделю потом спать не мог... как-то ночью, тихо возвращаясь из туалета, я случайно подслушал разговор Лукаса и Бермана - их кровати стоят рядом... в общем, суть его заключалась в том, что меня надо держаться, всегда быть рядом со мной, потому что я - Гринделл. Понимаешь, Крис, не потому, что меня уважают, не потому, что я сильный и смогу, если понадобиться защитить, а просто потому, что я - Гринделл, маркиз, наследник деда и будущий директор Корпорации... только из-за этого и ни из-за чего больше! Я их некоторое время оскорблял, унижал, а они только хвостиком виляли! Тьфу! - Смачно харкнув, расчувствовавшийся наследник сел на поваленное дерево. - Да, Крис, плюнул и стал жить по-прежнему: самым сильным, красивым и всё такое... подозреваю, что и девчонки ко мне липнут не только из-за моего безмерного обаяния. Даже не столько из-за него. Будь я хоть горбуном с ослиными ушами, приставали бы не меньше...
- Эт ты уже наговариваешь на себя, - не согласился Крис, сидевший рядом со Стивом. - Что в головах у женщин - загадка. Но уважать надо всех.
- Ха! - хохотнул Стив, хлопнув себя по коленям. - Джулию же ты вычислил! Тоже мне, теорема Фергасса! А как она со мной прощалась? Это просто песня! Пиджак слезами насквозь промочила, втайне от Линды конечно, будто я на войну собираюсь, и два письма уже сюда прислала, стерва, в которых любовь до гроба. Я удивился им сильнее, чем если бы снег летом выпал. Не ведал я о её страсти к эпистолярному жанру... её тоже, что ли уважать, по-твоему?
- Как и любую другую. - Подтвердил Крис. - Понять можно всех. А вот принять и простить - далеко не каждого... Идём, дело к вечеру движется.
- Сейчас, пять минут. Что-то я о себе разболтался, а моя дорожка давно проторена. А вот твоя... ладно, не тяну больше. В тот день, когда нам приказы выдали, дед со мной встретился и о тебе подробно расспрашивал. - Крис напрягся, но виду не подал. - Когда я тебя впервые встретил, интересовался, как ты себя вёл, как дрался. Очень он удивился, что мы тебя только вчетвером скрутить смоги. Подколол меня тогда как-то обидно, я не запомнил как именно. О глазах твоих зачем-то подробно расспросил и выдал, что редко, мол, у филингрийцев такие, с поднятыми внешними углами встречаются, на семечко миндаля похожие. Они у тебя, не пойми меня превратно, женские какие-то, и ресницы будто всегда подкрашены. Барышни, наверное, желчью от зависти исходят, на тебя глядючи, или влюбляются как в пирожное, слюну глотая. А ты их, эх, только уважением и пользуешь... - не удержался Стив от привычной для себя колкой остроты. Крис в ответ промолчал. Он вообще стал каким-то отстранённым, словно находился не здесь, не сидел рядом, а пребывал в ином мире. Гринделл, задетый таким отношением к своему монологу, закончил глухо и коротко. - Ну и, наконец, похвалил тебя. А похвала деда стоит многого - редко кто её удостаивается, а значит, перспективы в Корпорации у тебя имеются.
Крис не отмирал. Так и продолжал витать где-то в иных сферах. В его голове крутились, сменяя друг друга: глаза-мама-шторм-катер, повторяясь и повторяясь. И появлялась в этом хороводе едва неуловимая связь, исключительно на уровне ощущения. Словно ниточка ускользающая, никак в руки не дающаяся...
- Эй, Крис! Ты чего? - Стив всерьёз обеспокоился и толкнул Баркера в плечо.
Тот, наконец, тряхнул головой:
- Да, Стив, пора. Идём.
Расстались они на месте схватки. Не то, что бы закадычными друзьями, но не противниками - точно.
- Доктору скажу, упал, - ответил Стив на вопрос Криса: "Тебя уже потеряли, наверное, солнце к шести вечера подходит. Чем травму объяснишь?". - Пока умылся, пока постирался... да неважно это. Обо мне не волнуются - я часто в парк, а то и в лес ухожу... нравится мне там. Запахи, звуки, свобода... не описать. А когда возвращаюсь, то аппетит... не подберу слов. Волк холодной зимой меньше жрать хочет!
Он и думать забыл, какое страшное изначально у него было лицо, как еле ковылял к ручью при помощи Криса. Вроде всё это было, но воспринималось отстранённо, будто со стороны на себя - избитого смотрел и никаких эмоций по этому поводу не испытывал. Исцеление случилось самое заурядное, обычное; такое, какое и должно быть. Немного обижала "ничья" с Крисом, весившим почти на четверть меньше его, зато радовало обретение хороших отношений с человеком, которому плевать на твоё общественное положение, которому ценен ты сам, как личность - это Стив чувствовал каждым закоулочком своей сложной, многомерной и многоплановой души.
- А меня, Стив, я точно скажу - потеряли. Беспокоятся старики. Ох и достанется мне от Фрэнси!
Гринделл обещался заскочить в гости, а Баркер от ответного визита уклонился. Ничем не мотивируя отказался, но в удивительно необидной форме. И намекнул, что о нём дома лучше не упоминать. Стив, недолго поразмыслив, согласился. Действительно, ни к чему. Придётся лгать, скрывая обстоятельства встречи, а зачем? Нынешний граф Гриндорский, а в будущем полноправный маркиз (согласно почти забытой в республиканской Тиберии лестнице титулов) о новой драке точно решил никому не рассказывать, даже деду. На том и разошлись.
На следующей неделе Стив дважды гостил у Любеков. Вопреки опасению Криса, Фрэнси приняла гостя с распростёртыми объятиями:
- Наконец-то мой внук хоть с кем-то подружился! А то или один дома, или мой старик ему уши греет, а того не переслушаешь. Я-то могу его на место поставить, а Крис у нас малыш скромный, стесняется.
Объяснять кто такой Стив и как давно они знакомы не пришлось: старикам было достаточно узнать, что он правнук старушки Лобстер и все вопросы отпали. О Корпорации, о школе Вольфмана речь даже не зашла: Стив соврал, что по собственному желанию приехал на природу, так как в городе смрад, и готовится к экзаменам так же, как Крис, самостоятельно, по книгам.
- Похвально, молодой человек, - оборонил на это Роберт, в уме с подобным методом обучением не соглашаясь. Живых учителей заменить трудно, в чем он раз за разом убеждался на примере нервно рыскающего по справочникам Криса.
- Эх, жаль, что молодёжи кроме вас в округе нет! - посетовала за обедом Фрэнси. - Хотя... слышишь, Роб, близняшки к Вотчерсам ещё не подъехали?
- Вроде нет...
- Завтра совершу визит, узнаю. Красавицы! В самом соку девицы. Вам бы не помешало с ними подружиться. Настоятельно советую. Крис... Стив... - и вынудила обоих согласно покивать. Мол, непременно.
- Кончай сводничать, старуха, - проворчал Роберт. Фрэнси не обратила на него внимания. И "старуху" ради гостя мимо ушей пропустила. Иначе...
- Нос тебе хорошо вправили, - похвалил Стива Крис, когда они остались наедине. На берегу речки, на любимом месте Баркера-младшего, где он завершал свой утренний пробег. - Ровненький, отёка почти нет.
У него самого на лбу краснел свежий шрам в виде неровной, сильно вытянутой вдоль, над бровями, буквой "W". Он, конечно, побелеет, опадёт, но след останется.
- Вильям, мой доктор, сказал, что лучше прежнего будет. Но хрустело так, что я все легенды о Провале вспомнил! Смотри, - Стив развернул сначала верхнюю губу, где на внутренней стороне красовалось три шва, потом нижнюю, с четырьмя стянутыми ранками. - Тоже повыл, как раненая волчица. Слава богу, конскими жилами зашил - снимать не надо, сами рассосутся... а ты где так здорово драться научился? - задал давно беспокоящий вопрос. Не привык Гринделл-младший проигрывать.
- В Лимбурге, - охотно ответил Крис. - В припортовом районе жизнь беспокойная. Всякие там живут. В основном моряки их дети. Мой отец чемпионом университета по боксу в своё время был, так он нас, меня и ребят со двора, по вечерам тренировал, чтобы за себя постоять могли. Ну и так, чтобы заняться было чем, чтобы на пакостили разные времени меньше оставалось. Только шпаны в районе и кроме нас с избытком хватало, и они часто нас на прочность проверяли... и другие случаи происходили, со стороны моих приятелей... хм, Праведником я там единственным был... - последнее прозвучало с сожалением и Крис резко сменил тему. - А ты тогда, когда на деньги меня разводил, правду о радении за честь звания вольфмановца говорил? Нет, то, что ты на советь давишь, я понимал, а вот полностью ли ложными были твои слова, не совсем разобрался...
Стив с минуту смотрел новообретённого приятеля недоумённо, ту свою речь вспоминая. Потом уточнил:
- Это про участие вольфмановцев в университетских спортивных клубах? Об этом да, переживаю. Но не за щенков, конечно, а за наших же, волкодавов. Неумехи они в большинстве своём. Таких как я по пальцем можно пересчитать, без ложной скромности тебе говорю. И обидно мне, что я пашу, как трактор в страду, а многие отлынивают: то к доктору бегают на больной пальчик жаловаться, то так себе тренируются, на "отстань". Я пытался приструнивать - без толку. А вольфманец - это да, это марка! Я так считаю... и ты уж извини за наезд. Давно такой порядок установлен - с щенков деньги брать, и не мной, разумеется. И никто из этих дохляков не отказывался! Хруст бы им всем, трусам, в зад... и я рад, что нарвался на тебя. Честно...
Далее приятели бросали в воду с трудом разыскиваемые на луговом берегу плоские камни, запуская их "блинами" и считали, кто напечёт больше. Болтали "за жизнь", споря, а чаше молчали. И молчание выходило совсем не тягостным.
Во время второго визита Крис неожиданно спросил:
- А ты случайно не знаешь, как Искры энергией наполняют? Может дед однажды разоткровенничался.
После этих слов Стив схватился за живот и в припадке хохота повалился на землю.
- О-о-х, о-о-х... Кри-и-с... ну-у... ты... насме-шил... в-в П-п-ровал-л-е, к-как же ещё-о!!! - смеялся Стив до слёз и не мог остановиться. - Д-е-е-д... од-од-од-нажды! Ха-ха-ха!
Крис не мешал истерике, а терпеливо ждал. Наконец, отсмеявшись, Стив пояснил:
- Это табу. Абсолютный запрет в нашей семье. Дед, если и знает, а я думаю, что он-то как раз лучше всех информирован, ни однажды, ни дважды никогда никому ничего не расскажет. И если бы я тебя знал меньше, не дрался бы с тобой дважды, то подумал бы, что ты иностранный шпион. А что? Похож! Филингрийский наймит! - и снова закатился. Давненько Стив так не веселился. - Зайти со стороны семьи - отличный ход! Хвалю вас, майор!
Крис спокойно объяснил:
- Есть мнение, что Искры - живые. Более того - разумные. По крайней мере, с зачатком разума, имеющим определённое стремление - разрушить дубину, бочонок или кулачок, когда они пустые. Когда стали пустыми, истратив энергию. С новыми изделиями такого не происходит. - Последнее добавил он себя, заключив логически. Роберт о прочности свежеизготовленных эбонитовых стержней не ведал. Цеха Корпорации между собой не сообщались и их работники с семьями жили в разных городках.
Стив, перестав хохотать, приподнялся на локте:
- Ты, случаем, со скалы не падал? Головой вниз? Мнение - это статейка из развлекательной газетёнки? Или из фантастического романа? Откуда ты взял этот бред?
- Так, не обращай внимания. Значит, не знаешь. Жаль...
- Да забери меня Провал, Крис! - Стив окончательно принял сидячее положение. - Ты серьёзно в это веришь? Слушай, я тебе даже завидую. Копаешься в науках, ищешь любые сведения об Искрах... а меня, увы, отучили. Когда я, как любой любознательный школьник, обратился за разъяснением к деду, которого, кстати, еле выцепил, оторвал от важной работы, он посадил меня на стул напротив себя, улыбнулся, щёлкнул по носу и предупредил: "Я разговариваю с тобой на эту тему в первый и последний раз. Расскажу тебе то, что можно знать не члену совета директоров. Вот когда займёшь моё место, тогда и получишь доступ к более обширной информации; но и она будет не полной. Домыслов об Искрах много, а истину ведает только Всевышний".
- В общем, Провал как только не изучали! Спускали добровольцев - стальные тросы рвались и слышался знаменитый хруст. Любые приборы постигала та же участь. Аэрофотосъёмка фиксировала туман и ничего более. Да, сам туман влияет на психику, вызывает галлюцинации в виде фигур людей и чудовищ - детище нашего подсознания, но и только. Фотоаппарат их не видит и никакого тайного знания, никаких предсказаний они не несут. В Корпорации работает много учёных и, как бы выразиться культурней - дед их называл шарлатанами-мошенниками... скажем, медиумов. Они и пустые Искры изучали, их подозрительную хрупкость.
- Мозголомы своё слово сказали - структура эбонита не нарушена и почему он рассыпается в пыль, сказать не могут. Медиумы выдали свой вердикт - такое же как у Провала влияние на подсознание. В тысячи раз меньшее, конечно, поэтому действует далеко не на каждого. А вот зачем туману вызывать видения, зачем желать разрушения пустых стержней из-под Искр - неизвестно. Такая же загадка, как сами Искры... Наличие у Провала некоего псевдоразума, который какими-то эманациями воздействует на человеческую психику - никто не отрицает. Но пока, на современном этапе развития науки, природа того воздействия исследованию не поддаётся. Так что твоё предположение о разумности самих Искр - лишь отражение Провала... - сказав это, Стив лёг на траву и раскинул руки:
- Я завидую тебе, Крис. - Повторился он. - Для тебя всё открыто, куда хочешь, туда идёшь, а для меня... может, ну его, этот семейный бизнес?.. Нет, - вздохнул с горьким сожалением. - Дед не поймёт...
Крис и так повертел всё сказанное Стивом, и эдак. Ни к чему путному не пришёл, но принял к сведению. И осторожно подобрался к главному, к деду Стива:
- Ты так тепло о деде отзываешься... а я слышал, что он скор на расправу...
- Тьфу, хруст разящий! Опять, Крис? - в этот раз Стив возмутился не на шутку. Вскочил и заходил кругами. - Ладно, - сказал, остановившись. - Ради наших хороших отношений просвещу тебя, но это будет в последний раз. Хватит. Больше о моей семье ни слова. Идёт?
- Разумеется! Я совсем не хотел тебя обидеть, просто... мой отец тоже в Корпорации работает и когда он узнал о моей встрече с самим Стивеном Гринделлом, то рассказал историю о некоем клерке, который случайно наступил твоему деду на ногу. У них в отделе этот слух постоянно циркулирует... - Не солгал, но и не открыл правду Крис.
- А! Вот оно что... - Стив явно расслабился. - Сплетни, слухи - их не пресечёшь. Да и не нужно, наверное. Надо же о чём-то в курилках трепаться...
- В той истории не дед главный герой, а служба безопасности Корпорации. Его попросили сыграть роль, он и сыграл. Просто никому другому, кроме как одному из директоров корпорации, офицер службы безопасности не позволил бы трогать бумаги, выпавшие из его рук. А тот безопасник, служивший под видом менеджера отдела складирования, давно находился под наблюдением. Его в работе на чужую секретную службу подозревали. Ну, в общем, подстроили встречу в узком коридоре, дед спровоцировал столкновение и принялся любезно помогать собирать рассыпавшиеся бумаги. Наткнулся на те, которых конкретно у этого офицера быть не должно. Далее тайное следствие и, увы, самоубийство. Корпорация свои проблемы решает сама, ни одну государственную структуру не привлекает. Вот так дело было. Дед в семье открыто об этом случае рассказывал, смеялся. Шутил, что теперь без работы не останется, можно на сцене выступать. Мол, любой театр его с руками-ногами...
- Спасибо, Стив, - искренне поблагодарил приятеля Крис, почувствовавший облегчение. Вряд ли Гринделл-старший разыгрывал в семье целый цирк. Похоже, так оно и было, а значит, директор Корпорации точно не психопат-убийца, все сомнения отпали. Но! Кто-то же его заколоть пытался! Копать надо, похоже, в другом направлении и надеяться, что преступник просто-напросто спутал жертву. - Всё, больше приставать не буду, честное слово!
- Ого! Так ты оказывается всё это время мне врал?!
- Ты это о чём? - Не понял Крис.
- Как это о чём? Смотри, он ещё и спрашивает! А догадаться?
- Что-то я не пойму тебя, Стив, - совсем отупел Крис.
- Ты дурака-то из себя не строй... ну? - спросил, грозно глядя в янтарные глаза Криса, в которых легко читалось полнейшее непонимание и растерянность. Стив решил, что поглумился достаточно. - Ты зачем даёшь честное слово, если и так всегда говоришь правду. Объясни-ка этот парадокс, Кристофер...
- Ах ты... сволочь! - Крис задохнулся от возмущения и толкнул Стива, который, увернувшись, в свою очередь толкнул Криса. Завязалась весёлая подростковая возня. Молодые тела устали от неподвижности.
Глава 8
Крис проснулся до рассвета. Резко, толчком, словно невидимые пружинки заставили веки распахнуться. Ричард Третий ещё потчевал, раз за разом топча во сне милую белушку: скромную молоденькую курочку, только вчера вышедшую из цыплячьего возраста. Ричард давно на неё заглядывался и вот, наконец, пора её настала. И если петух свой сон не только помнил, а вовсе смотрел, то в голове Криса растекался туман. Что-то вырвало его в явь; что-то тревожное, крайне опасное, угрожающее самой жизни. Сердце бешено билось о рёбра, спину холодил липкий пот, руки, казалось, заледенели.
Юноша с детства отличался устойчивой психикой и никогда не видел кошмаров: ощущения внезапного просыпания от привидевшейся опасности, которая мгновенно забылась, оставив в голове лишь зыбкий, липкий точно пот на спине туман были для него внове. Он потрогал руками лицо - ладони оказались тёплыми. Ничего не понимая, сел на кровати. Потряс головой. Сердце унималось очень медленно, тревога не уходила. Тянуло куда-то бежать. Куда, зачем - не ясно. Вроде жизни что-то угрожало... вдруг Крис чётко осознал - не его жизни, но кому-то близкому и этот "близкий" не отец. И находится этот "кто-то" буквально рукой подать, совсем не в Торберге... и в сердце, наконец-то вошедшим в ритм, странным, необъяснимым образом появилось чувство направления: надо туда, скорей!
Крис еле-еле дождался рассвета, чуть ли не руками удерживая ноги, готовые сорваться немедленно. Где-то в глубине живота немилосердно зудело и унять чесотку, до которой невозможно добраться ногтями, чтобы разодрать кишки в кровь, можно было только, если побежать. Устремиться туда, куда тянуло сердце.
Дрожащими от нетерпения руками юноша натянул штаны на подтяжках, ругнувшись, снял лямки, сорвал ночную рубашку и надел уличную сорочку, выбрав ту, которая поплотнее. Накинул на плечи подтяжки, поправил их длину. Медленно, мысленно торопя Ричарда Третьего, пения которого решил дождаться, как сигнала к действию, напялил носки.
По усадьбе разлетались первые слоги "Ку-ка...", а в спальне Криса уже хлопала дверь. По деревянной лестнице простучал дробный топот, у выхода из дома исчезли резиновые калоши, распахнулась и закрылась калитка, и Фрэнси, выходя из-за овчарни, в редком летнем утреннем тумане, прозрачней пара от горячей каши, разглядела быстро удаляющуюся фигуру внука.
- Разбегался, негодник, взял привычку, - проворчала она, от недовольства морщась. - И шляпу, как всегда, не надел... простудится ещё... внучек, - а вот последние слова почти пропела. И слышались в них беспокойство и забота. А может даже любовь, не растраченная на собственных детей.
Крис, ведомый чувством направления, бежал по холму напрямки, сбивая крупную росу в пыль. Соскользнув по травянистому берегу Лобаски, упёрся в реку и грязно выругался. Надо на другую сторону, а где мост? Крутнувшись на одной ноге, выполнив фуэте на зависть лучшим балетным танцорам, быстро определил - там, выше по течению, и припустил.
Путь его прошёл по лугу, минуя поместье Лобсток, по краю окультуренного леса, называемого обитателями усадьбы парком, углубился в дубово-вязовую чащу и завершился на полянке меж зарослей густого колючего кустарника, сквозь который городской юноша проскочил словно заправский следопыт, не колыхнув ветками и не повредив мокрую от росы одежду. От разгорячённого бегом тела валил пар. Зуд в животе пропал.
Крис опустился на колени перед кучей прелой прошлогодней листвы и принялся осторожно разгребать. Грязное человеческое тело появлялось постепенно. Плечо, рёбра, бедро. Судя по размерам и характерной форме - женские. И скоро Крис смотрел на свёрнутую плотным калачиком, лежащую на боку представительницу слабого пола, тихо спящую. Одежда превратилась в лохмотья, длинные чёрные волосы спутались в растрёпанные култышки - когда-то несомненно скрученные специально, кожа, свободная от грязи, отливала загаром - светлым кофе с молоком, точно таким же, как у самого Криса...
Подросток шумно сглотнул. Внутри него лопнула давно, с раннего детства натянутая жилка, привычная, как сама жизнь. Спина, будто потеряв стержень, согнулась колесом, а дрожащая, неимоверно ослабшая рука потянулась к лицу женщины с намерением откинуть волосы, скрывающие, как он сейчас безумно надеялся и страшно боялся ошибиться, дорогие черты...
- Аль-ля ми... - облегчённо прошептала женщина усталым хриплым голосом и Крис от неожиданности вздрогнул. Сама вытянула из-под щеки руку и откинула прядь.
Распахнулись большие миндалевидные глаза: бесконечно усталые, мутные, с радужкой цвета мокрого песка - будто вычерпанные до дна колодцы, и зрачки, черные, как грозовые тучи и такие же разряженные скрытым огнём, забегали, словно что-то выискивая в юноше.
А Крис, разочарованно застонав, опустился на пятую точку и закрыл лицо руками. Это была не мать. Её единственная фотография отпечаталась в памяти с чёткостью, недоступной самым лучшим плёнкам и пластинам; возраст был просчитан точнее, чем это сделал бы электро-арифмометр: где и какие морщинки появятся, как изменится глубина глаз...
- Благодарю тебя, мальчик, ты спас меня, - тихо и медленно сказала женщина, будто тщательно подбирала каждое слово, и прикрыла глаза.
С комом в горле и пустотой в душе Крис нашёл в себе силы снова загрести иноземку листвой, чтобы не проснулась случайно, от утренней прохлады озябнув, и уселся рядом, понурив голову. Не думалось ни о чём. Да и не хотелось ни о чём думать. Слишком сильна была надежда, вспыхнувшая сверхновой звездой, слишком сильное постигло разочарование. Сколько он так просидел, Крис понял потом, когда женщина проснулась и вылезла из согревающей прелым теплом кучи. Солнце приближалось к зениту, а значит, юноша провёл в неподвижности около шести часов. Но тело, как это ни странно, не затекло.
- Я - грязная, - медленно сказала иноземка, дождавшись, когда Крис поднимет голову и взор его не обретёт осмысленное выражение. - Пойду к ручью, помоюсь. Ты - жди здесь.
Стоя перед юношей, она не пыталась скрывать свои "прелести", выглядывающие из обрывков одежды, в которых угадывался бывший брючный комбинезон совершенно неопределённого, из-за грязи, цвета.
Она была высокой, почти с Криса ростом, и худой. Кости ходили под кожей, как шарниры в оболочке из вощёной бумаги, острые скулы, казалось, хотели прорезать натянутый на них пергамент; сбитая прядь волос закрывала лицо, а два развалившихся колтуна болтались около тонкой, как спичка, шеи. Мягких округлостей, делающих женщину женщиной, а не угловатым подростком или, упаси боже, ходячим скелетом не хватало катастрофически. Ворон пугать на огороде самое её место.
Сквозь заросли кустарника выскочила она беззвучно и только тогда у сына, воспитанного отцом на одной давней истории, вдруг щёлкнуло в голове. Сложилось всё. Калейдоскоп собрался. Вечер, шторм, невразумительная речь матери, которая уговаривала Рейнолда посидеть с годовалым Кристофером, мол, ей необходимо выйти из дома, а остаться невозможно: надо куда-то бежать, кого-то спасать; всего на несколько минут выйти и вернуться. Отец пытался её остановить, но Джанка, со скандалом, вырвалась. Молодой инженер был зол на жену, - да и Крис заплакал некстати, - не выскочил за ней...
К приходу ведьмы Крис подготовился. Он совершенно уверился, что это именно она вызвала его мать точно таким же способом, как его самого - невыносимым зудом, и утопила бедняжку. Обзавёлся оружием, выломав увесистую ветвь - дубину, и принялся ждать, горя жаждой праведной мести.
Ведьма вернулась часа через два и Крис, готовый было ударить злодейку по голове и бить до тех пор, пока мозги не разлетятся по всей поляне, дрогнул. Он увидел не то пугало, что уходило мыться, а настоящую дикарку, аборигенку тропических островов, не тронутых цивилизацией. Высокую красивую смуглую женщину, - несколько сухопарую, - с необыкновенными, волшебными глазами, до краёв наполненными спокойствием, уверенностью, добротой и... стыдом. Одним своим взглядом она просила прощения. Вместо лохмотьев, в которые превратилась некогда добротная одежда, тело островитянки покрывали лиф и длинная юбка, сплетённые из свежей осоки, чудесным образом ставшую мягкой, как отлично выделанный лён, волосы сплетены в толстую косу, которая была венцом обёрнута вокруг головы. Шпилями на башне преображения являлись обезоруживающая, извиняющаяся улыбка, корзинка из ивовых прутьев с живой, ещё трепещущей рыбой и свёрнутый в кулёк большой лист лопуха с чистой и даже на вид вкусной холодной водой:
- Ты хочешь пить, попей, - сказала колдунья (в воображении юноши, жаждущего мщения, в эту нейтральную категорию она переквалифицировалась из ведьмы - злобной по определению) и протянула подростку воду. На вздёрнутую дубину, дрожащую от гнева, от горячего желания опуститься на её голову, спокойная филингрийка, казалось, не обратила внимания.
Крис почувствовал себя глупо. Надо бить немедленно или уже никогда; а сейчас... рука не опускалась. Слишком велико было преображение злодейки. Точнее, накрутил он себя чрезвычайно, вопреки всем своим принципам. Пусть незнакомка была хоть сто раз виновной, но она - женщина, а значит... по крайней мере, сначала её надо выслушать, проявить уважение. Выяснить всё точно, скрутить и в полицию! Вот если бы вернулась в прежнем виде, грязной оборванкой в рубище... всё равно не ударил бы.
Застонав с досады, Крис сильно, до боли в висках зажмурился и выпустил из рук дубину. Толстая ветка упала с глухим обиженным стуком. Будто бы высказалась: "Ты зачем ломал меня, придурок?". Глубоко вдохнул, резко выдохнул, открыл глаза и, малодушно смотря в сторону, медленно протянул руку. В горле пересохло страшно: восемь часов под палящим солнцем - неудивительно.
Крис с жадностью набросился на вкуснейшую, сладчайшую воду, приятно ломящую зубы и обжигающую саднящую глотку, отметив, что мягкий, легко рвущийся лист лопуха стал необычно прочным. Ничего вкуснее этого напитка, набранного в ближайшем роднике, он в жизни не пробовал. Правда, и от жажды до такой степени никогда не страдал.
Выпил всё до капли и не напился. С грустью всмотрелся в зелёный конус, убедился, что он пуст и расслышал:
- Тебе мало? Я могу набрать ещё...
- Нет, спасибо, - по привычке поскромничал он и пожалел о сказанном: выпил бы, казалось, ещё целый галлон - сладкая, словно медовый напиток родниковая вода только раздразнила. И встрепенулся: "Какого хруста! Она меня водой покупает?!".
Схватил коварную соблазнительницу за запястья и строго, со злобой в голосе произнёс:
- Признавайся! Ты мою мать так же погубила?
Женщина недоумённо посмотрела на схваченные руки, на корзину в правом кулаке, где три крупные форели уже не шевелились, а лишь, выпучив глаза, беззвучно глотали воздух, и подняла голову:
- Я не понимаю тебя... - сказала, честно глядя в зрачки возбуждённого подростка. - Ты - наш, наполовину Аланору, и должен знать...
- Ты вызвала её так же, как меня - зудом в животе; она побежала, - юноша обратил внимание на одно только "не понимаю" и перебил колдунью. От охватившей Криса лихорадки его кисти сжались сильнее, наверное, сделав ей больно. - Ты была в катере. Шторм, волны. Мама упала с пирса и утонула... или? - последнее слово он судорожно выдохнул, так как выражение лица незнакомки из честно-удивлённого вдруг превратилось в испуганное.
- Стой, мальчик! - взмолилась она. - Это не я! Это всё они! Они гонятся за мной. Барабанщик даёт ритм, матери Аланору невозможно сопротивляться! Надо идти, бежать на зов! Если бы не твоё сердце Аланору, если бы ты не оказался рядом, то я вернулась бы к ним!
- Какой к хрусту барабанщик!!! - заорал Крис. Он был вне себя. - Я прибежал к тебе!!! Это - факт! Ты, ведьма, наколдовала, заставила меня примчаться сюда! К тебе, а не к какому-то хрустовому барабану! И мама бежала так же, не думая! Бросила всё! Мужа, сына! Где она, слышишь?! Отвечай, ведьма! - в его лице сквозило безумие, иноземку он держал уже за плечи, и теребил, как яблоню, желая вытрясти дерево полностью, добыть заветный плод правды.
- П-послу-ш-шай, м-маль-ч-чик! - заикаясь от вибрации, возопила женщина, голова которой болталась, словно мячик на ниточке. - Я с-слы-ш-шу т-тво-ю-у боль и м-не б-боль-н-но, от-пус-ти... я рас-с-скажу-у...
Крис, тяжело дыша, немного придя в себя, перестал дёргать плечи ведьмы, но не выпустил. Сильные пальцы ощущали твёрдые косточки ведьмы, почти не прикрытые мышцами, смуглая кожа над ними побелела до мертвенной синевы. Вдруг его взгляд зацепился за ранее незамеченный рубец на горле женщины, шириной в дюйм. Приглядевшись, юноша увидел, что блеклая полоска охватывает шею петлёй, как след от ремня... ошейника? Руки разжались сами собой. В чистые снежные пятна на ключицах - отпечатки больших пальцев, поступила кровь, окрашивая их уродливыми багряными разводами. Крис сделал шаг назад.
Он угрюмо сопел и, опустив взор, смотрел на свои руки, казавшиеся чужими. Разве он мог сделать больно женщине, ранее носившей ошейник? Но... мама?!
- Говори, - сорвавшимся голосом скомандовал он.
- Это не я. Не я звала твою мать. - Потирая плечи и запястья, заявила женщина. - Я - Аланору, я - не умею лгать. Ты не можешь мне не верить, ты сам - наполовину Аланору, тебе должно быть трудно говорить неправду. - С чем Крис, чувствуя в ногах тяжесть, не мог не согласиться. Но садиться не смел, чтобы не потерять из виду глаза женщины, в которые внимательно вглядывался, пытаясь отделить правду от лжи.
- Я не ведаю, что случилось в твоей семье, но понимаю, что всё кончилось плохо. Но это не я! Я такая же жертва, как твоя мать. Барабанщик стучит и сопротивляться ему невозможно... если бы не ты. Я сбежала из рабства, за мной пустили барабанщика. Я нашла твоё сердце неподалёку, сердце настоящего Аланору, и перенаправила зов тебе. Зов, указывающий путь ко мне, а не к барабанщику. Сколько сил мне это стоило! Видишь же, какая я тощая! - и только лишь с этими словами из её правой руки выскользнула корзинка с форелью. Рыба рассыпалась и забила по траве хвостами.
- Теперь, когда мы рядом, проклятый ритм на меня не действует. Ни на меня, ни на тебя. Но я его слышу и могу предупредить приближение погони... - с этими словами, посчитав, что все подозрения Криса развеяны, иноземка села на корточки и принялась собирать рыбу в корзину.
- Да я нихруста не понял! - возмутился Крис и тоже присел на корточки. - Скажи мне, что это за хруст такой - зуд в животе, будто тысяча комаров накусала! Он требовал от меня бежать. Требовал, понимаешь?! И мама так же сорвалась, шестнадцать лет назад. Если не ты, то кто виноват? Объясни мне, незнакомка. И да, я чувствую, что ты не врёшь мне напрямую, но есть много вариантов...
- Зуд в животе? - заинтересованно переспросила иноземка. - Вот, значит, как это у тебя... А для Матери это беспокойство, стремление бежать на зов. Словно твоему ребёнку грозит опасность и его надо непременно спасти. Идти на ритм барабанщика тянет так же сильно, как дышать, когда перехвачено горло. Я выдержала зов не больше двух минут и хвала Душе Мира, что услышала биение твоего сердца... Видишь, я - скелет, а была нормальной. Это перенаправление зова так меня иссушило. Очень много сил я отдала, чтобы до тебя дотянуться. Прости, что доставила тебе боль, зато теперь нам обоим ничто не угрожает - в тебе есть Душа Мира. - Заявив это, колдунья, отвернувшись от Криса, принялась перебирать рыбу, словно их было не всего три, а целый садок. Остановилась и снова подняла на него взор. - И я не понимаю, откуда она взялась. Ты же никогда не был на острове? Аль-мюрре ни дагрэ?
- Да какой ещё остров, рухнул бы он в Провал! - Крис рванул женщину за руку. Она чуть не упала. - Какое рабство в наше время?! Зуд - зов, плевать! Мама! Что случилось с моей мамой, ты так и не ответила. Барабанщик какой-то, погоня! Ты совсем меня запутала. Кто, если не ты, всем этим занимается?! У меня каша в голове!.. Сердце она нашла! Аланору какие-то... Душу Мира, хруст бы её сжевал, ещё приплела...
Островитянка нежно коснулась руки Криса. Поладила успокаивающе.
- Давай, покушаем, мальчик. Я очень голодна. Мои мысли тоже путаются. Потом я отвечу на все твои вопросы, мне скрывать нечего.
Скрепя сердце, Крис согласился немного потерпеть. Колдунья ловко, ногтём мизинца, вспорола брюхо форели, большим пальцем выпотрошила и вывернула рыбу наизнанку, розовым мясом наружу.
- Ешь, - сказала, протягивая еду Крису. - Эта рыба чистая, её можно сырой.
Городской юноша, поражённый ловкостью разделки рыбы голыми руками, недоверчиво принял деликатес, в лимбургских ресторанах стоящий зубодробительно дорого. И попробовал только тогда, когда увидел, как сама ведьма впилась в свою рыбину. Попробовал. Ничего так, не противно. Но сильно непривычно и ужасно не хватает соли.
Крис вяло жевал одну форель, тщательно выбирая косточки, а дикарка за это время, не смущаясь, съела две. Терпеливо, не торопя "мальчика", подождала, пока он одолеет свою порцию, собрала в кучу отходы, накрыла их ладонями и, к изумлению Криса, кости-шкуры-головы буквально всосались в землю, прямо сквозь траву.
- Лесу тоже нужно питание, - пояснила она, заметив изумление юноши. - В земле останки живого быстрее станут частью новой жизни. Идём к ручью, сполоснём руки и я объясню тебе всё, что смогу.
По пути к ручью Крис встретил родник. Не выдержал, встал перед ним по-кошачьи, и хотел было испить, втягивая воду губами, как перед ним буквально материализовался "стаканчик": свёрнутый из листа лопуха конус.
- Возьми, - сказала колдунья, держа ёмкость у Криса под носом. - Так человеку удобней.
Заморив червяка и напившись вдоволь, юноша заметно подобрел.
- Давай познакомимся, что ли, - пробурчал он, вытирая о прибрежную траву только что вымытые в ручье руки. - Меня зовут Кристофер Баркер, я - ученик школы Вольфмана.
- Да, мальчик, прости, - засуетилась женщина, поправляя свою нехитрую одежду. - Я опьянела от свободы, словно забродившего сока напилась, совсем приличия забыла.
Наконец, островитянка приняла горделивую позу, став похожей на легкомысленно одетую, босую, побитую жизнью, но, вне всякого сомнения - царицу и торжественно произнесла:
- Я - Данкоя из рода Ланку, представитель народа Аланору; Мать третьей ступени посвящения, поднимавшаяся к Душе Мира. Ещё раз благодарю тебя, Кристофер, сын народа Аланору, за спасение и прошу прощения за доставленную боль. - С лёгким поклоном кивнула и выпрямилась снова преображённой: обычной тощей полураздетой дикаркой. Разве что в лице угадывались, несмотря на молодую кожу и малое количество морщин, серьёзный возраст и мудрость. Природная, варварская, не тронутая общемировой цивилизацией мудрость.
- Надо вернуться на нашу поляну - там, среди густых кустов, безопасней, - сказала уже обычным, не царственным тоном. - Барабанщик ходит зигзагом, от вулканов к побережью и обратно, и я слышу, что пока он идёт в нашем направлении.
- А сквозь кустарник он что, не полезет, что ли? Я бы такие местах с особой тщательностью обыскивал, - ехидно заметил Крис, зажав волю в кулак. Хотелось спрашивать и спрашивать и совсем не о каком-то мифическом барабанщике. Но Данкоя, раз обещала, сама всё расскажет - надо подождать. После торжественного представления, в её честность он поверил безоговорочно.
- Нет. Он его не заметит, обойдёт. Лес нам помогает. Оглянись, следов за нами не остаётся, - и Крис с изумлением увидел, как распрямляется примятая трава. - И собаки запаха не учуют, - добавила Мать третьей ступени.
На поляне они сели друг против друга.
- Мы - Аланору живём на острове, таком же большом, как Разлом... но тебе, я вижу, не терпится узнать главное. Ты - первенец? Тогда твоя мама - Мать первой ступени. Их требуется больше всего. Да и не любит Корпорация ждать...
- Кто? - переспросил Крис сорвавшимся в фальцет голосом.
- Корпорация, - терпеливо повторила Данкоя. - Она следит за всеми женщинами Аланору, живущими не на родном острове. Он называется Алан-дрогу, Туманная Гора... об этом потом. Как только Аланору рожает, присылают барабанщика. Тебе ещё повезло, что Корпорация почему-то задержалась, и ты был вскормлен молоком Аланору... возможно, поэтому в тебе смогла проявиться Душа Мира... Твою маму доставили сюда, на Разлом...
- Так она жива?! Ты точно знаешь?! Джанка её зовут. Джанка Баркер! - Крис не смог сдержаться и, схватив собеседницу за руки, приблизился к ней. С надеждой заглянул прямо в глаза, в тёмно-песочный колодец - уже не пустой и почти высохший, а наполовину полный; и грозовая туча во тьме зрачков изменилась - едва угадываясь, она по-прежнему клубилась, где-то в самой глубине. Смотрели глаза грустно.
Колдунья мягко отстранилась, нежно освободив свои руки (Крис даже не понял каким образом), и сожалеюще покачала головой.
- Я не могу ответить точно, извини. Других Матерей я видела с расстояния не ближе пяти шагов, и все они были третьей ступени, как и я. Но я знаю, что с барабанщиком работает целая команда и они страхуются от случайностей. Мы - Матери Аланору, любой ступени, слишком ценны для Корпорации и я ещё не слышала, чтобы барабанщик вернулся ни с чем. Но мир непредсказуем. Даже Душе Мира подвластно далеко не всё... Надейся. Скорей всего она там, рядом с Провалом, в тюрьме для Матерей... И я не думаю, что ей повезло. Тебе тяжело это слышать, но лучше бы её душа слилась с Душой Мира, поверь мне... - теперь она сама коснулась руки Криса, успокаивая.
В душе парня разыгралась буря. Мысли заметались: "Жива! "Скорей всего" из уст этой женщины означают, что точно жива. Но в тюрьме! Где ей приходится очень несладко... Но какая тюрьма может быть в Корпорации? Зачем?! А как её оттуда забрать?.. Но Данкоя же сбежала!.. Да какая может быть тюрьма в частной компании?! В свободной стране! Пусть даже это сама Корпорация, никто ей не позволит!.. Или? Всевышний, Провал, все хрусты Провальные - подскажите, что мне делать?!".
- Ну же, мальчик, приди в себя. Ты родился и вырос в Тиберии, поэтому не знаешь ничего, как новорождённый младенец. Здесь Искры в порядке вещей, все пользуются благами, которые они дают, но никто не ведает о Матерях народа Аланору, как и о существовании острова Алан-дрогу, где на вершине центральной горы живёт Душа Мира, не подозревают. Родина твоей мамы вычеркнута из всех карт. Однако тиберийское посольство у нас есть. Ваши правители делают из вас дураков...
Крис, в голове которого рефреном звучала мысль "спасти мать", зацепился за последнюю фразу:
- Правители? Так правительство знает о тюрьме? Так значит можно обратиться к властям! Они разберутся и отпустят маму! Правда, Данкоя? - говорил, понимая нелепицу предложения (в полиции в лучшем случае покрутят у виска пальцем), но всё равно высказался...