Иван Иванович Иванов проснулся утром голодным. Жены рядом не было, и это было ему понятно - ушла на работу. И в соседней комнате - тишина, дети в школе. Он хотел насладиться покоем, так как больше не нужно торопиться на работу, больше не нужно производить железо - сегодня первое утро его отпуска. И он, не торопясь, поднялся и поддёрнул трусы, но всё же удовольствие умиротворения было нарушено слишком сильными спазмами голода в желудке, и ему пришлось поспешить на кухню.
Утра́ми, уходя на работу, он никогда не завтракал и даже не пил чая - не имел такой привычки. Но сегодня, наверное, был особенный день. А день и был особенным - первый день отпуска - и, наверное, организм Ивана Ивановича каким-то образом понял это и хотел набраться сил для полноценного отдыха.
Иван Иванович заглянул в холодильник: там был вчерашний суп и начатый батон колбасы. Он достал всё.
Поставил кастрюлю с супом на газовую плиту, а колбасу принялся поедать с белым хлебом. Суп разогрелся. Он налил во вместительную миску супа и отрезал ещё хлеба. Съел всё это. И всё равно ощущал голод. Съел ещё колбасы. Странно, но голод не проходил.
Тогда он наклонился к кухонному столу и вцепился зубами в его край. Почему-то древесностружечная плита стола поддалась зубам Ивана Ивановича, и он откусил приличный кусок, стал жевать. Откусывал ещё и ещё.
С его губ падали опилки и кусочки облицовочного пластика. А он ел и ел - ощущая голод.
Остановился лишь, натолкнувшись на тарелку, оказавшуюся у обкусанного края. Схватил её и стиснул челюстями - фаянс с громким хрустом раскололся, осколки упали на стол. Иван Иванович собрал их в руки и стал откусывать от нескольких сразу, фаянс по-прежнему крошился, и маленькие кусочки падали на пол, но что-то удавалось и проглотить.
Выбежал из кухни, оставив там лишь три четверти стола балансировать на трёх ногах и замусоренный пол. Убежал напуганный непонятным голодом.
Метался по комнате, пробуя откусывать от различных вещей. Выскочил на балкон и стал есть "сырой" картофель из полиэтиленового пакета, что был там. И пришёл в ужас: ему показалось, что так и умрёт от голода - его желудок просто невозможно было насытить.
Иван Иванович бегал по своей квартире, хватаясь то за голову, то за спазмирующий, урчащий живот.
Но вдруг на глаза ему попал телевизор, Иван Иванович впился в него взглядом и замер. Его рот наполнился, каким-то, небывалым количеством слюны; не отводя взгляда от пустого экрана, он принялся шарить по комнате в поисках пульта дистанционного управления. Найдя, нажал кнопку включения так сильно, что ноготь на пальце стал белым.
На экране появились говорящие головы, Иван Иванович прибавлял и прибавлял звук, нажимал кнопки, сменяя каналы, и вдруг не выдержал, подскочил к телевизору и погрузил правую руку, по локоть, в экран, схватив то, что было там, подтянул к себе и стал быстро обгладывать.
Он бесконечно щёлкал кнопками, переключая программы, наполняя экран всё новыми картинками, ухватывал что-то и тащил к себе.
Погружая руку всё глубже и глубже, доставал разное: обгорелый труп, и обломок разбившегося самолёта, трибуну и стол политического деятеля, щит полицейского - разгоняющего демонстрацию, и клочок плаката протестующих - и всё съедал. Но ему оказалось мало этого, и он стал выхватывать с экрана целые эпизоды и втягивать в себя наподобие густого киселя - прозрачные прямоугольники подрагивали у него в руках и были живыми: там двигались люди и машины, небо было глубоким, в микрофоне комментатора гудел ветер.
И неожиданно Иван Иванович понял, что совершенно сыт, в желудке образовалась приятная тёплая тяжесть, и всем своим существом он почувствовал абсолютное умиротворение. Тогда он оделся в спортивный костюм, всунул ноги в шлёпанцы и, находясь в прекрасном расположении духа, стал спускаться по лестнице со своего четвёртого этажа на улицу, чтобы поиграть в домино с соседями. Он уже слышал, как задорно стучат во дворе костяшки.