Это случилось более десяти лет назад, когда я из сельской больницы перевелся в Жердянскую ЦРБ на должность участкового терапевта. До этого я после окончания лечебного факультета Ярославского медицинского института поддался на уговоры чиновников облздравотдела, уехал на село, в забытую Богом и людьми участковую больницу, где проходил и заочную интернатуру, и положенные по закону три года "отработки". И вот, после четырех лет "земской" медицины мне удалось перебраться в Жердянск, небольшой по численности населения поселок городского типа, одновременно являвшимся районный центр. Единственная ценность Жердянска заключалась в его расположении на железной дороге.
Жена устроилась на работу в аптеку (она по профессии - фармацевт), для дочери удалось получить место в детском саду. На первое время предоставили нам комнату в "малосемейке" и поставили в очередь на квартиру. Короче, жизнь помаленьку налаживалась.
А я лично словно на другой планете оказался. Не надо вздрагивать по ночам от шума случайного автомобиля: "Может, зовут к больному?" Исчезли вечные проблемы с бензином для санитарной машины, разбирательства с пьяными истопниками и хитроватым завхозом. Остался в прошлом бесконечный поток приказов, инструкций и прочих ненужных бумаг, которыми мне приходилось заниматься, как главврачу участковой больницы. Теперь я - только врач, у меня есть свой участок, строгие часы работы, а прочее - забота администрации.
Одно плохо - денег не хватало. Получал я в поликлинике всего 135 рублей "грязными", а совместительства пока не давали - не было свободных ставок. Чего-чего, а нытиком я не был, милостей никогда не ждал, надеялся лишь на самого себя. Работать неопределенное время на одну ставку я не собирался и, немного осмотревшись, начал энергично искать возможный приработок. Тут-то и подвернулась мне шабашка в медицинском вытрезвителе: ушел на пенсию один из фельдшеров и на освободившееся место приняли меня. Так я стал работником антиалкогольного фронта.
Незабываемое первое дежурство. Инструктаж. Знакомство с документацией.
Медвытрезвитель помещался в одном здании с районным отделом милиции. Правда, имелся отдельный вход. Страшная теснота: три комнаты для клиентов, кабинет начальника и приемная - небольшое помещение размером три на четыре метра. Обстановка в приемной скудная, точнее - нищенская: деревянная кушетка, сейф с документами, сейф с медикаментами, несколько стульев и два стола - для медработника и дежурного офицера.
Сегодня на смене лейтенант Рыбалко - высокий плечистый блондин примерно одного со мною возраста. Аккуратист, коммунист, карьерист (забегая вперед, замечу, что лейтенант здесь долго не задержится - пойдет на повышение). За помещенными в палаты (слово "камера" тут не употребляется - вытрезвитель считается медицинским учреждением) пьяницами присматривает старшина Володя - средних лет двухметровый флегматичный верзила. И наша "группа захвата" - два сержанта и водитель, которые на старом автофургоне собирают по райцентру упившихся граждан.
Первыми посетителями оказались два работника пилорамы. Прихватили их в парке, на травке, за распитием очередной поллитровки водки. Моя задача - определить степень опьянения, исключить болезни и травмы, препятствующие помещению в медвытрезвитель.
Немного волнуясь, я приступил к осмотру.
Один из них, небольшого роста, от выпитого зелья шарахался из стороны в сторону. Травм не наблюдалось.
- Средняя степень опьянения. Оформляйте, - сказал я дежурному офицеру.
Пообещав при случае распилить меня на тонкие фанерки, клиент пошел отдыхать.
Второй был здоровяком - из таких, кто ведро водки выпивает и ни в одном глазу. И хотя пил он со своим собутыльником на равных, но выглядел не в пример трезвее. Он без труда выполнил все предложенные мной тесты. Легкое опьянение. В медвытрезвитель он не подходит, о чем я и сообщил Рыбалко.
Тот недовольно поморщился.
- Легкое опьянение, - повторил я, решив с самого начала настоять на своем, чтобы не превратиться в мальчика на побегушках.
Работа закипела. Заведение постепенно наполнялось разношерстными поклонниками Бахуса. В пустынных недавно палатах зазвучали брань, пьяные выкрики и сочный храп...
Вечером из дежурной части привели хулигана - затеял драку на улице. Это был восемнадцатилетний молодчик с длинными грязными волосами и грубыми манерами. Пьян изрядно. Агрессивен. К вытрезвлению годится.
Юнец заупрямился.
- Не буду раздеваться... Пошли все...
Старшина печально вздохнул, подошел поближе... И, подцепив своими ручищами одежонку юнца, разом стащил все - и пиджак, и рубаху - через голову. Только пуговицы отлетали в разные стороны. (Это у Володи называлось - "вывернуть душу наизнанку".) Затем подобным маневром он стащил брюки с ботинками. Ошарашенный такими изысканными манерами хулиган послушно ушел на указанное место.
А потом наступило затишье, и несколько часов мы провели в приятном безделье.
Ближе к полуночи решили разгрузиться. По инструкции на вытрезвление клиента полагается не менее трех часов, и тех пьяниц, кто успел за это время обрести благопристойный вид, мы отпустили домой. Остались самые упившиеся. И когда я поглядывал на часы, рассчитывая вскоре часок-другой подремать, позвонили из гостиницы - буянит пьяный постоялец. Рыбалко послал машину.
Привезли пузатого лысого мужчину в дорогом костюме, при галстуке. Какой-то чиновник из областного центра. С пьяной заносчивостью он еще с порога объявил, чтобы все мы готовились к увольнению.
Я молча осмотрел доставленного: движения неуверенные, походка шаткая, раскрасневшееся недовольное лицо с блестящими "маслеными" глазами. Средняя степень опьянения бесспорная.
- Раздевайтесь.
- Вам это... так не пройдет, - нетвердым голосом промычал тот и медленно стащил пиджак. Видимо, понял, что сопротивляться бессмысленно.
А я обратил внимание на его зубы - неестественно белые и ровные. Скорее всего, съемные протезы. Оставлять их по инструкции у пьяного нельзя - могут во сне выпасть и закупорить глотку.
- У вас во рту протезы? - спросил я напрямик.
- Да... челюсти, - нехотя ответил тот.
- Вынимайте.
- Не дам! Это без-з-зобразие... Издевательство над личностью!
Рыбалко вопросительно взглянул на меня:
- Может, оставим зубы?
Хорошо быть добреньким за чужой счет! Здоровье клиентов в вытрезвителе - прежде всего забота медработника, и рисковать из-за какого-то пьяного беззубого чинуши я не собирался.
Взяв в руки металлический шпатель, я выразительно кивнул старшине. Вдвоем мы моментально уложили строптивца на кушетку, и я, невзирая на вопли и призывы к гуманности, ловко извлек шпателем обе челюсти. Утратив столь важные запчасти организма, толстяк загрустил и отправился спать.
Ночь прошла спокойно.
Утро в медвытрезвителе - оно у каждого свое. Позевывая от недосыпа, мы с Рыбалко подводим итоги - десять человек за смену. Очень неплохо для районного медвытрезвителя. Наш начальник, капитан Качалкин, в качестве неофициального плана рекомендует помещать хотя бы шесть клиентов. Значит, мы сегодня на высоте!
В палатах стоит густой запах пота и мочи. Протрезвевшие постояльцы один за другим облачаются в одежды. Их трясет от абстинентного синдрома. На лицах - с трудом скрываемое желание скорейшей опохмелки.
Приезжий чиновник уплатил за услуги вытрезвителя и получил назад остатки денег и обе челюсти. Сейчас он, тихий как мышка, чуть слышно топчется в коридоре. Вчерашний гонор пропал, на лице - заискивающая улыбка. Толстяк ждет нашего начальника - будет упрашивать капитана не посылать сообщение по месту работы. Иначе хоть "караул" кричи - могут понизить в должности, а о перспективах карьеры и говорить не приходится.
Проверив документацию - не забыл ли чего! - я неторопливо собираюсь и выхожу на улицу. Вздремнуть бы еще пару часиков! Но это нереально - сегодня у меня утренний прием в поликлинике.
ГЛАВА 2. КЛИЕНТ С ПРИВИЛЕГИЯМИ И БЕЗ
Идет четвертый месяц моей работы на антиалкогольном поприще. Новизна первых впечатлений сгладилась. Я постепенно втянулся в беспокойную жизнь медвытрезвителя и теперь относился к нему, как к обыкновенному медицинскому учреждению, только с несколько специфическим контингентом больных. (Алкоголизм, да будет вам известно, не только социальный порок, но, прежде всего, коварное заболевание, формирующееся постепенно, шаг за шагом, и лечится он длительно и очень часто - безрезультатно) Для пользы дела я не поленился повторить институтский курс наркологии, и совместно с постоянной практикой это стало приносить заметные успехи. Теперь я не стремился проводить полностью все тесты - мне достаточно было взглянуть на походку человека, на его движения, глаза, речь.
Седьмое ноября стало первой "красной" датой, которую мне пришлось встретить в стенах медвытрезвителя. Праздник в те годы проводился с большой помпой, с обязательной для всех демонстрацией и традиционными застольями после оной.
В начале дежурства капитан Качалкин, одетый в щегольскую парадную форму, долго и нудно читал политинформацию о международном положении и происках империалистических держав. Потом он погладил свое уверенно выпиравшее брюшко, сложил бумаги в портфель, поздравил коллектив с праздником и в приказном тоне посоветовал нам сегодня уменьшить служебное рвение и брать только лежащих или ползающих. Мы не возражали.
После демонстрации и праздничного митинга трудящиеся массы разошлись по домам, а наш автофургон отправился в традиционное турне по центральным улицам и злачным местам. Поездка оказалась неудачной - народ еще сидел за столами, и "группа захвата" ни с чем воротилась назад. Водитель заявил, что он лучше займется ремонтом.
Ремонт - дело необходимое. Со стола в приемной убрали все бумаги, приготовили закуску и две бутылки водки. Надо почтить память героев революции! Литр на шестерых мужиков - пустяки, водка исчезла в мгновение.
Мы с лейтенантом откололись: Рыбалко ушел в дежурную часть, а я решил поспать в соседней палате.
Проснулся я под вечер. Старшина с экипажем фургона резались в карты. Судя по пустым бутылкам, они "уговорили" еще литр водки, хотя по внешнему виду на пьяных не смахивали - движения уверенные, запаха почти нет - чем-то зажевали, только глаза выдают неестественным блеском. Настроение у них - самое развеселое, и сидеть они так смогли бы сколько угодно.
Но тут пришел лейтенант и все испортил: водителя отправил в гараж ремонтировать машину, а сержантов - на патрулирование улиц...
Вскоре в коридоре затопали, закричали, заругались - ведут клиента.
На пороге нарисовалась троица: два приземистых плотных сержанта и меж ними - взъерошенная длинная фигура пьяного интеллигента (очки, шляпа, долгополое пальто). Интеллигент нецензурно выражался и стращал нас всевозможными карами. И эти угрозы не были пустыми - в доставленном пьянице я с удивлением распознал здешнего председателя поселкового совета, в народе называвшегося "мэром".
- В нетрезвом виде шатался по проезжей части дороги, - доложил черноволосый сержант Саша. - Создавал помеху движению и возможность аварийной ситуации.
- Сопротивлялся, оскорблял словами, - добавил его напарник, рыженький Паша.
- Замолчите, остолопы! - рявкнул на них высокопоставленный клиент.
Будь это простой смертный, разговор с ним получился бы короткий - ночь в медвытрезвителе, а потом, возможно, десять-пятнадцать суток отсидки в местном ИВС (изоляторе временного содержания). Но... "мэр" относился к районной номенклатуре, даже - к верхушке районной номенклатуры, а с этой публикой мы обычно не связывались, подчиняясь очередному негласному распоряжению начальника медвытрезвителя. "С начальством ссориться - все равно, что против ветра мочиться!" - говаривал капитан Качалкин. Умен наш капитан, осторожен в поступках.
Но и лейтенант Рыбалко, несмотря на молодость, в предусмотрительности не уступит капитану. Пропустив мимо ушей нелестные высказывания пьяного "мэра", он сразу снял телефонную трубку.
"Звонит Качалкину", - догадался я.
- Отпустите гражданина, - распорядился лейтенант после краткого телефонного разговора.
Все ясно - капитан Качалкин решил не осложнять своей карьеры.
В подавленном настроении сержанты стояли у окна и от нечего делать глазели на прохожих.
- Вон пьяный идет, качается, - заметил дальнозоркий сержант Саша. - В кармане - пузырь "красного". На вокзал повернул. Сейчас выпьет, "созреет" - и можно брать.
Действительно - мужчина вошел в помещение железнодорожного вокзала.
Через полчасика сержанты деловито поднялись - пора за клиентом...
Невысокий худосочный мужчина, которого под руки привели сержанты, уже вполне дошел до необходимой кондиции: передвигался медленно, с опаской, словно на неустойчивой палубе морского судна, куртка расстегнута и серенький в полоску пиджак залит красным вином.
- Ши-ш-ш-кин, - представился он. - Из деревни Шиш-ш-кари. К теще еду.
Мужчина не шутил - по паспорту все сходилось.
- У нас... вся деревня... Шиш-ш-кины, - похвастался клиент и, окинув взглядом приемную, уселся на кушетку.
- Раздевайся, приехал, - сказал Рыбалко.
Шишкин раздеваться не пожелал. За дело взялся старшина Володя: куртку, пиджак и рубаху стащил через голову (как обычно, одним движением), вытряхнул мужичка из штанов - и пожалуйте в палату, на коечку.
Шишкин спать не хотел. Пинал пятками в дверь и забористо, по-деревенски, ругался.
- Ты головой попробуй. Головой, - дал дельный совет старшина.
Володя, при всей своей недюжинной силе, был человек добродушный, задержанных зря не бил, не обзывал, и обычно только позволял себе короткие шутливые высказывания. Но подвыпившие клиенты обычно воспринимали его шуточки сильнее самых грубых оскорблений.
Удары в дверь усилились.
Как известно, излишек спиртного всегда расслабляет. Вскоре Шишкин выдохся и затих. Володя посмотрел в маленькое смотровое окошечко.
- Сломался, - прокомментировал он. - Теперь до утра продрыхнет.
Немного погодя в соседней палате улеглись спать и оба сержанта - устали за день. Старшина с лейтенантом вытащили шахматы, а я открыл детективный роман...
После полуночи Рыбалко отпустил "группу захвата" домой. Мы остались втроем. Тишина. В дальней палате чуть слышно похрапывал Шишкин. Не пора ли и нам на боковую?
Наши крамольные замыслы сорвал приезд патруля - доставили пьяного. Взяли его после танцев у клуба - слегка побитого, исцарапанного.
Мужчина был высокий, крепкий, под стать нашему старшине. Одет в хороший костюм, плащ, но почему-то в одном ботинке.
- На меня напала шпана! - горячился он. - На танцах, точнее - по окончании их. Требую разыскать и наказать.
Для начала я оценил опьянение - легкая степень. Не вступая в дискуссию с пьяным, я объявил патрульным свой вердикт:
- Не берем.
Патрульные обиделись - зря, что ль тащили! - и позвали дежурного по райотделу.
Пришел капитан Алешин, прозванный "Менялой" за свое патологическое пристрастие к различным обменным комбинациям: увидит у сотрудника красивые часы или зажигалку и уже не отвяжется, пристанет, как репей - "Давай меняться!" В свои сорок лет Алешин мечтал получить звание майора и потихоньку доскрипеть до пенсии. В сущности, это был безвредный, обремененный семьей служака, из тех, кто "пороха не выдумает", но лямку тянет долго и безропотно.
Алешин знал - приказывать мне бесполезно. Экспертизу опьянения в медвытрезвителе по инструкции проводит медработник и никто более. Демонстративно меня не замечая, капитан повернулся к доставленному.
- Кто такой?
- Как стоишь, капитан, перед майором Советской Армии! Выпрями спину, убери брюхо! - неожиданно рявкнул тот хорошо поставленным командным голосом. - Из Москвы я.
Капитан насторожился.
- У вас есть документы?
- С собой нет.
- Тогда отвечайте на вопросы.
- На каком основании? Ты... шибздик, - совершенно не к месту брякнул мужчина, чем очень обидел низкорослого Алешина.
Капитан покраснел, в глазах засверкал нехороший мстительный огонек.
- Хулиган. Я тебя научу приличным манерам. Если вытрезвитель его не берет - повезем на экспертизу в больницу. В машину его.
Уже на улице произошла некрасивая сцена (я наблюдал из окна): майор заупрямился, стал вырываться из рук патрульных и ненароком задел локтем Алешина. И разбил губу.
Меняла разозлился всерьез. Майора ткнули дубинкой в солнечное сплетение, заломили за спину руки, надели наручники. Еле-еле его запихали в задний отсек милицейского "козлика" - майор сопротивлялся даже в наручниках, за что и получил еще удар дубинкой. Наконец дверь захлопнули. Прижимая к губе носовой платок, Алешин сел рядом с водителем.
Уехали.
- Теперь мужичку хана, - резюмировал лейтенант Рыбалко. - Алешин за свою губу раздует дело, может и про 191-ю статью вспомнить. Переведут вояку в какой-нибудь дальний гарнизон.
Через час машина вернулась. Задержанного - все еще в наручниках - перевели в дежурную часть. Значит, в больнице тоже поставили легкую степень опьянения. Из любопытства я решил зайти в дежурную часть.
Майор от всей этой суеты стал почти трезвым. Агрессивность и заносчивость исчезли, но держался он с достоинством, без подобострастия, как и положено офицеру. Уразумев, что "плетью обуха не перешибешь", он кратко сообщил свои данные, объяснил, что приехал в гости.
- К кому? - оторвался Алешин от составления протокола.
В ответ прозвучала фамилия военкома.
Военком в районе - фигура не из последних. После некоторых колебаний - все же два часа ночи! - Алешин решил позвонить. Задержанный не соврал - да, майор, учится в Академии Генштаба, бывший сослуживец нашего военкома.
С майора сняли наручники, и он с наслаждением стал растирать онемевшие запястья.
- Ну, твое счастье, майор. Выкрутился, - Меняла резким движением скомкал и бросил в урну начатый протокол допроса.
Вскоре приехал военком и забрал своего приятеля.
Майору крупно повезло. У капитана Алешина заканчивал школу сын-оболтус, в институт ему не поступить (успеваемость слабенькая), значит - не за горами служба в армии, и портить отношения с военкомом - глупо. Про разбитую губу капитан наверняка забудет, шуметь не станет и занесет этот эпизод в свой актив.
Я вернулся на свое рабочее место. Патруль привез позднего гуляку. Пьяный в дым - на ногах не стоит. Это известный всему райцентру алкоголик - "почетный" житель вытрезвителя. Месяц назад он вернулся из наркологического диспансера, где проходил курс принудительного лечения. К военным, а тем более - к районной номенклатуре никаким боком не касается. Шагом марш в палату к Шишкину!
Теперь и нам можно отдохнуть. Пьяных не предвидится - патрульные ушли спать в дежурную часть...
ГЛАВА 3. АЛКАНАВТЫЧ И ДРУГИЕ
В декабре навалились ядреные морозы. Как-то очень быстро, всего за сутки, температура воздуха упала от -5 до -30 да так и застыла на этой отметке. Все чаще стали попадаться обмороженные. В целях профилактики обморожений "группа захвата" подбирала всех пьяных, независимо от степени опьянения, и уже в вытрезвителе я проводил сортировку.
А сегодня загрипповал сержант Саша, что очень огорчило нашего водителя, Николая Агафоновича, длинного сутулого мужчину предпенсионного (для милиционера) возраста. За большое пристрастие к "зеленому змию" его все за глаза называли Алканавтычем. Но пил Алканавтыч с умом: утром на смену приходил трезвехонький, а напивался поздно вечером, когда начальник был дома и машина поставлена в гараж.
Работать вдвоем с Пашей водителю неохота - придется и ему на морозе пьяных таскать. Он принялся было ссылаться на ломоту в суставах, больную поясницу. Но в милиции не поспоришь, приказали - выполняй.
- Если заболел - иди на прием в поликлинику и лечись, - заявил лейтенант Рыбалко.
И пришлось Алканавтычу отправляться на "охоту".
Днем на улицах совсем пусто. Многие на работе, а если кто и попадается, то - вполне трезвый. Брать некого. Проехались по улицам, заглянули во дворы. Наконец, рядом с обшарпанной пятиэтажкой, их остановила закутанная в теплую шаль бабка - мол, в третьем подъезде Ленька-алкаш, напившись до безобразия, выламывает дверь своей сожительнице, и по пьяному делу Ленька всегда очень буйный.
Вот и первый клиент!
Я сидел в медвытрезвителе один-одинешенек: лейтенант Рыбалко ушел в райотдел на партсобрание, а старшина - в магазин за пряниками к чаю.
Неожиданно в приемную с грохотом влетел сержант Паша - шапка набекрень, возбужденный, раскрасневшийся. За собой он тащил за рукав мужчину неопределенного возраста: ему в равной степени можно было дать и тридцать и сорок лет. Это и был Ленька-алкаш. Паша пихнул его в угол, на кушетку и с ходу припечатал носком сапога по физиономии.
Вообще-то в нашем медвытрезвителе избиения не практиковались - этого не любил осторожный и человеколюбивый капитан Качалкин. Дадут иной раз затрещину обнаглевшему молодчику, который, привыкнув к вседозволенности на улице, продолжал и перед нами свой кураж. Но с подобными личностями только так и надо обращаться: они уважают лишь силу, а вежливость принимают за слабость и, соответственно, презирают. Но, повторяю, просто от скуки никого не били, и меня, естественно, удивил такой недружелюбный поступок сержанта. (Я еще не знал, что при задержании Ленька активно сопротивлялся, плюнул Паше на шинель, сшиб с него шапку и с наслаждением топтал ее ногами.)
Ленька в долгу не остался: схватил Пашу за грудки и, хотя был пьян, ловкой подсечкой свалил его на пол. Помятая шапка сержанта укатилась под стол. Ленька оказался не хилым - через пару секунд Паша только хрипел. Я торопливо вскочил, но помощь не понадобилась - в дверях выросла гориллоподобная фигура старшины.
Володя навел порядок моментом - Леньку отшвырнул обратно на кушетку (только голова об стенку щелкнула!), а Пашу усадил на стул.
На несколько секунд Ленька потерял сознание, но быстро очнулся. Больше его не били, он успокоился и, не дожидаясь понуканий и применения силы, стал раздеваться. Стащил куртку, рубаху и... засинели купола церквей, замелькали выразительные аббревиатуры воровских изречений. Для него вытрезвитель не страшнее детского садика.
В палату Ленька пошел смирно: понял, что самое разумное сейчас - хорошо выспаться. И заснул он сразу - спокойным глубоким сном, словно честный работяга после долгого трудового дня.
Следующий клиент поступил лишь вечером - семейный скандалист. История заурядная. Пришел мужик с работы пьяненький - жена ругаться. Он тоже в долгу не остался. Последовало битие посуды и звонок в милицию: "Забирайте алкоголика!" И о чем думают! До утра-то она от мужа отдохнет. А потом? К тому же за услуги вытрезвителя придется платить - опять же из семейного бюджета.
Семейный скандалист был крохотный мужичок с ноготок. Еще с порога он попросился в туалет - дескать, невмоготу терпеть. Справив свои дела, он послушно разделся...
А вот и капитан Качалкин - короткие ноги, отвислый животик, строгое лицо. Полдня он просидел в райотделе - сначала на партсобрании, потом еще неизвестно где - и теперь, перед уходом домой, решил нас проверить. Он был в хорошем расположении духа - наличие в медвытрезвителе клиентов всегда улучшало его настроение. Капитан пожелал нам дальнейших успехов, и Алканавтыч вызвался подвезти его домой.
Сегодня у нас, похоже, день семейных разборок. На обратном пути экипаж вновь наткнулся на клиента. Они проезжали по частному сектору и у небольшого одноэтажного домика заметили весьма колоритного пьяницу: немолодой, лысый, с большим брюхом, он напоминал гигантского колобка. Перемахнув через изгородь, Колобок настойчиво колотил кулаком по оконной раме. Машина подъехала под звон разбитого стекла и истеричные женские вопли. Как оказалось, пьяный зять выяснял отношения с тещей.
В машину он залез на удивление спокойно, но в вытрезвителе вздумал "качать права". Даже знакомство с резиновой дубинкой в прок не пошло - еще больше разорался. Тогда, в качестве эксперимента, беспокойного зятя запихнули в палату, где мирно почивал Ленька-алкаш.
В первые минуты из-за дверей доносились возмущенные крики Колобка. Потом сюда вклинились энергичные матюги Леньки-алкаша. Подойдя к двери, старшина с интересом наблюдал в окошечко за происходящим. Колобок стал было орать на своего соседа, но это ему не с тещей воевать: несколько увесистых оплеух и... тишина. Старшина с довольным видом показал мне большой палец. Ясно - Ленька навел порядок.
С уголовниками в нашем заведении особых хлопот не было. Для них, проживших годы за колючей проволокой, в экстремальных условиях, переночевать в медвытрезвителе было то же самое, что для обычного законопослушного гражданина - остановиться в гостинице. С той лишь разницей, что они - уголовники, как правило, нигде не работали, и денег с них было не взять. "Права качали" обычно мелкие хулиганы, еще не побывавшие всерьез в объятиях правоохранительных органов, интеллигенты - вследствие повышенной жажды справедливости, и попадавшие к нам иногда начальники (мелочь, не выше директора какой-нибудь пустячной конторы) - по профессиональной привычке...
Хорошо зимним вечером коротать время в тишине, теплоте и безделье. За окнами мороз - только уши береги, редкие прохожие суетливыми тараканами пробираются по домам. В медвытрезвителе жаром пышут радиаторы отопления, в чашках на столе дымится крепко заваренный грузинский чай.
Если быть точным, чай только у меня и лейтенанта. Алканавтыч спроворил где-то (магазины уже закрыты) бутылку водки и в компании с Пашей и Володей произносит тосты. Рыбалко недовольно косится в их сторону, но молчит: распивать вечерами водку в медвытрезвителе - добрая старинная традиция. Да и не до этого сегодня лейтенанту - перед ним стопка тетрадок и книжек, готовится к зимней сессии - он студент-заочник юридического факультета.
Такое приятное времяпровождение нарушил приезд оригинальной парочки: муж доставил в вытрезвитель свою жену. На собственной машине. Когда-то он сам регулярно посещал наши стены, обычно - по заявлению супруги. Но потом одумался, "завязал" с пьянством и в итоге - приобрел себе "Москвич-412". Казалось бы, в семью пришло долгожданное благополучие. Муж не пьет, рвет деньги и на основной работе и на шабашках - живи да радуйся. Но неожиданно его супруга, лишенная привычных стрессовых ситуаций, стала испытывать дискомфорт - с мужем не поскандалить, дома тишина. Со скуки помрешь! Дабы восполнить сей пробел, она стала попивать сама. И сегодня, когда жена в очередной раз явилась домой в изрядном подпитии, муженек, припомнив былые обиды, привез ее в знакомое заведение. У нас в стране - равноправие!
Обиженный муж собственноручно стащил с супруги шубу и шапку, втолкнул спутницу жизни в указанную ему свободную палату и уехал.
Некоторое время она сидела спокойно, привыкала к новой обстановке, а потом началось...
Много пьяных фокусов насмотрелся я за время работы в вытрезвителе, но сегодняшний концерт превзошел все. Сначала она осыпала нас вычурными ругательствами (не поверишь, что у человека высшее педагогическое образование!), потом с ней началась истерика. Мы к дверям не подходили, и истерика прошла сама собой. Не дождавшись от нас никакого внимания, она рассвирепела, стала пинать ногами в дверь, а так как сапоги с нее не были сняты, удары получались увесистыми - толстая деревянная дверь ходила ходуном, трещали косяки.
Вот ситуация! Усмирять скандалистку самому Володе неудобно, старшина пошел попросить помощи в дежурную часть - там, при ИВС дежурила Тамара, единственная женщина в сегодняшней смене.
Тамара была из тех женщин, кто "коня на скаку остановит и в горящую хату войдет...". Рослая, крепкого телосложения, со старшинскими лычками на погонах, она невозмутимо прошла в палату и - в одиночку! - связала нарушительницу порядка по рукам и ногам. Связала основательно, "ласточкой" - руки и ноги стянула сзади, за спиной, друг к другу так, что тело бесноватой дамы выгнулось дугой. Подобный метод фиксации в большинстве случаев хорошо усмиряет гнев и способствует быстрейшему протрезвлению.
Через час ее развязали, и до утра она о себе не напоминала.
После полуночи проснулся мужичок с ноготок, семейный скандалист - опять попросился в туалет.
Желание естественное. Разрешили. Просидел он там с полчаса.
- Наверное, запор? - с юмором предположил старшина.
Наконец клиент вышел. Точнее - выполз. Он опять был пьяный, с идиотской улыбочкой, с запахом свежевыпитой водки.
В палату он пошел с песнями.
Водка в туалете из крана не течет. Проводив клиента на место, Володя приступил к обыску и в бачке, который был верхнего расположения, обнаружил пустую "четвертинку" (0,25 л) из под водки.
Русский пьяница изобретателен. Водка у мужичка была припрятана в кармане пальто, и в вытрезвителе, до обыска, он отпросился в туалет и положил ее в бачок. А ночью, когда душа "горела", пошел и опохмелился. Впредь нам наука - обыскивать доставленных клиентов надо незамедлительно.
Вот так, в курьезах и развлечениях, незаметно пролетела ночь.
Под утро стали разгружаться. Отпустили изобретательного мужичка. За протрезвевшей супругой приехал муж. Леньку-алкаша и Колобка переправили в дежурную часть: им за хулиганство скорее всего навесят по 15 суток отсидки.
ГЛАВА 4. КАПИТАН КАЧАЛКИН
У нашего начальника медвытрезвителя семейная драма - ушла жена. Вместе с сыном! Ушла к теще, с которой у капитана были довольно сложные взаимоотношения, и поэтому о переговорах на ее территории не могло быть и речи. И не сказать, что все это свалилось на Качалкина нежданно-негаданно: семейные неурядицы тянулись давненько в форме хронических и затяжных скандалов и склок. Причины прозаические - сварливый характер жены, скромная зарплата капитана и отсутствие перспективы блестящей карьеры. В вину ставилось даже его увлечение рыбалкой. Качалкин, как водится, не переставал надеяться на лучшее, и окончательный разрыв совсем не входил в его планы на будущее. Супруга оказалась изобретательна: дабы посильнее ужалить мужа она приурочила свой уход на святой мужской праздник - 23 февраля и до последнего момента о своих замыслах помалкивала. В день Икс Качалкин спозаранку ушел на пруд помечтать у лунки (была суббота), а когда вернулся - обнаружил, что стал холостяком. В квартире исчезла часть вещей, а на столе лежала короткая злая записка.
В понедельник у меня был утренний прием в поликлинике. В коридоре - толпа страдальцев, половина из которых - симулянты, мечтающие отдохнуть на больничном листе (болеть в те годы считалось престижным и выгодным делом). Я принял два десятка пациентов, когда в кабинет вошел капитан Качалкин Его приход меня очень удивил, так как обычно наш начальник болел редко, лечился самостоятельно - водкой и парилкой, и в больницу, с его слов, не показывался уже целую пятилетку. Но сейчас, видимо, припекло капитана основательно. Разумеется, он не бился в стенаниях и не размазывал сопли по щекам. И внешне был спокоен и невозмутим. Но я то его знал хорошо и по выражению лица, излишней скованности движений понял, что капитан явно не в своей тарелке.
- Нервы совсем сдали, - пожаловался он. - Места не нахожу.
Выписал я ему больничный лист на неделю и отправил в аптеку за лекарствами. Лечись, капитан!
В среду я дежурил в медвытрезвителе. День выдался замечательный - пьяных не было, и я решил заняться сугубо медицинскими делами - заканчивался запас лекарств и приходилось готовить требование в аптеку.
А сержант Паша пришел на смену в состоянии крепчайшего похмелья. Похоже - пьянствовал всю ночь. Лицо опухшее, непричесанные рыжие волосы торчат во все стороны, такая же рыжая щетина покрывает щеки и подбородок. И перегаром разит метров на пять! Ему бы отлежаться. Так нет же! Вскоре он где-то "подлечился", судя по запаху - водкой, и, естественно, моментально опьянел.
Лейтенант Рыбалко разозлился, но поступил достойно: от дежурства Пашу не отстранил, рапорт начальству составлять не стал, а отправил спать в пустую палату.
У меня к тому времени уже было составлено требование на медикаменты - не хватало подписи начальника. Пришлось отправляться к нему домой.
Капитан жил в центре, в пятиэтажном доме. Оставив Алканавтыча скучать в машине, я поднялся на второй этаж. На мой звонок поначалу никто не реагировал. Но я был настойчив, и в итоге за дверями послышался легкий шорох, заскрежетал замок, приоткрылась дверь, и на пороге появился сам хозяин квартиры. Капитан был одет в старый спортивный костюм, небрит и слегка пьян.
- Николай Палыч, проходи! - сказал он обрадовано. - А я думал - кто-то из начальства нагрянул.
В скромной двухкомнатной квартире было по-холостяцки тихо и тоскливо.
- Самолечением занимаюсь, - сказал Качалкин и пригласил меня пройти на кухню.
Здесь я увидел незабываемую картину: на газовой плите могучим бастионом возвышалась молочная сорокалитровая фляга, сверху к ней был прилажен небольшой самогонный аппарат (изготовленный из нержавеющей стали), соответствующие гибкие резиновые трубки обеспечивали постоянную циркуляцию холодной воды из крана, и в трехлитровый бидончик быстро капал исходный продукт. Пронзительно пахло сивухой.
- В магазин стыдно часто бегать. Да и дороговато - не по моей зарплате, - словоохотливо, как всякий подвыпивший человек, объяснял Качалкин. - Вот я и разместил лабораторию на дому. По стопочке?
Выпили за здоровье капитана. Закусили. Качалкин подписал мои бумаги. Потом я выпил с ним на "посошок" и удалился, оставив капитана продолжать "лечение"...
Патруль доставил нашего старого знакомого - председателя поселкового совета. Взяли его в фойе кинотеатра, где "мэр", ожидая начала сеанса, энергично критиковал группу подростков. А так как он был пьяный, наглый, агрессивный и сопровождал свою речь нецензурными присловьями, то кто-то из будущих зрителей вызвал милицию.
Дальнейшие события развивались по обычному гнусному сценарию: председателя поссовета привезли в дежурную часть милиции, где благоразумный капитан Алешин не нашел в его действиях ничего противозаконного и переправил "мэра" в медвытрезвитель.
И вот он, развалясь на кушетке - нога на ногу, пальто нараспашку - снисходительно посматривает через стекла очков на лейтенанта и ждет, когда его отпустят. В этом "мэр" не сомневается. Не сомневаемся и мы с Рыбалко, тем более что клиент еще достаточно уверенно держится на ногах, адекватно ориентируется в окружающей обстановке, в состоянии самостоятельно добраться домой и поставить ему среднюю степень опьянения можно с большой натяжкой.
На всякий случай лейтенант позвонил Качалкину. Тщетно. Наверное, отключил телефон.
- Долго мне здесь торчать? - раздраженным тоном спросил "мэр". - Завтра всех на улицу выгоню.
Лейтенант посмотрел на меня.
- Легкая степень опьянения, - ответил я.
Рыбалко кивнул старшине:
- Отпускаем.
Настроение у лейтенанта окончательно испортилось, и он пошел будить проштрафившегося Пашу.
Сержант едва протрезвел, и по затуманенному тоскливому взгляду можно было безошибочно догадаться, что вершиной всех его желаний сейчас является бутылка пива. Пашу напоили крепким чаем и - в одиночку! - отправили на патрулирование улиц.
- И без пьяного не возвращайся! - напутствовал его Рыбалко.
Через час Паша вернулся, ведя под руку грязного небритого алкаша. После процедуры оформления и раздевания клиента завели в палату, где недавно почивал его конвоир, а трясущийся Паша вновь налил себе чаю.
- Водки ни грамма, - предупредил лейтенант.
Паше бы обрадоваться благополучному исходу, так нет - надулся, как мыльный пузырь, и позднее, в отсутствие лейтенанта, сказал мне по секрету, что будет просить перевода в ГАИ - лишь только появится свободное место.
Ничего я ему, конечно, не посоветовал, только подумал, что таким личностям, как Паша, излишняя свобода противопоказана. Если в медвытрезвителе сержанта все-таки сдерживает постоянное присутствие дежурного офицера, частые проверки капитана Качалкина, то на пустынных дорогах, особенно вечером и ночью, он будет предоставлен сам себе, а это с его характером и пристрастиями ни к чему хорошему не приведет.
В течение вечера "группа захвата" доставила еще шесть человек, и всех мы разместили по палатам (степень опьянения вполне позволяла). План перевыполнен! Потом Алканавтыч, Саша и Володя, по обыкновению, играли в карты и пили водку, Рыбалко изучал юридическую литературу, а Паша, чтобы не растравлять душу зрелищем поглощаемой водки, ушел в дежурную часть...
На следующую смену, в воскресенье, позвонил капитан Качалкин.
- Николай Палыч, выручай, - прохрипел он в трубку. - Подыхаю.
Смекнув, в чем дело, я собрал растворы, шприцы, одноразовую "капельницу" и уехал с Алканавтычем по знакомому адресу.
За неделю "лечения" наш начальник печально преобразился. Теперь он напоминал не бравого капитана милиции, а обыкновенного завсегдатая пивнушки: отечное серое лицо, трясущиеся руки, ядреный запах перегара.
Что ж, в жизни всякое бывает! Все мы в чем-то грешны. И оставлять капитана без помощи просто опасно. Сколько раз в моей практике случалось, что такие вот многодневные пьянки у доселе здоровых мужиков заканчивались инфарктом миокарда, опасными нарушениями ритма или инсультом.
Я уложил Качалкина на диван и осмотрел: сердце молотит с частотой свыше ста ударов в минуту, артериальное давление достигает 170\100 (обычно у капитана было не выше 140\90). Надо снимать алкогольную интоксикацию. Поставил капельницу с гемодезом, добавил к нему еще ряд необходимых медикаментов и стал ждать результатов лечения.
По окончанию флакона с гемодезом я переключился на бутылку глюкозы с аскорбиновой кислотой, и, когда и это стало подходить к концу, добавил мочегонных.
Потом я сел смотреть телевизор - началась интересная передача, а капитан Качалкин в течение получаса бегал в туалет.
- Как хорошо быть трезвым! - наконец воскликнул Качалкин и с удовольствием развалился в кресле. - Кажется, немного полегчало.
Ну, допустим, до полной нормы ему еще надо два-три дня восстанавливаться, но работать он завтра сможет и по внешнему виду будет таким примерным, что никто ни о чем не догадается.
Напоследок я сделал ему внутримышечно две ампулы реланиума - успокаивает, предотвращает судорожный синдром и, наконец, способствует хорошему сну - и зашагал вниз, на улицу, где меня, наверное, уже заждался Алканавтыч.
ГЛАВА 5. БИТЫЙ ЗАЯЦ
Середина марта, а о наступлении весны можно узнать только по календарю: на улице до -5 градусов мороза, осанистые сугробы ежедневно покрываются слоем свежевыпавшего снега, и холодный ветер по-прежнему хозяйничает на обледенелых дорогах и тротуарах.
В медвытрезвителе с утра полным-полно народа: капитан Качалкин, личный состав других смен, "группа захвата", лейтенант Рыбалко.
- Николай Палыч, остаетесь вдвоем со старшиной, - сообщил мне начальник медвытрезвителя. - Все остальные поедут со мной.
Такой же аврал и в райотделе: собраны абсолютно все, в том числе и те, кто на выходных или отгулах. Выдается оружие.
На железной дороге - ЧП, ночью через Жердянск проходил поезд и там, в арестантском вагоне, солдат-конвоир перестрелял из автомата всех своих сослуживцев. О причинах можно только догадываться. Трупы были обнаружены утром в соседней области. За ночь поезд миновал несколько районов и где теперь искать солдата - неизвестно.
Медвытрезвителю выделен для прочесывания участок железной дороги с прилегающей территорией. Все загрузились в автофургон (охотники-любители прихватили собак, широкие охотничьи лыжи), и во главе с капитаном Качалкиным двинулись в путь. Им придется целый день бродить по сугробам, рискуя нарваться на автоматную очередь.
Мы со старшиной остались нести службу, а доставка пьяных поручена патрулю. Ребята в экипаже молодые - работают всего два-три года после армии, интересы соответствующие и наши вытрезвительские планы им безразличны.
Весь день мы с Володей били баклуши и лишь вечером, после пяти часов, патрульные привезли первого клиента. Он лежал на обочине дороги и, будучи не в силах подняться, вяло размахивал руками.
Выпито у него было предостаточно - мужичок даже не понял, что попал в медвытрезвитель. В палату его поволокли под руки. Грязную одежду старшина бросил в углу раздевалки, а деньги - двадцать пять рублей бумажкой и немного мелочи - я пересчитал, записал в протокол и спрятал в сейф.
И опять часы безделья.
Следующего - и в эту смену последнего - пьяного привезли около девяти часов вечера на... рейсовом автобусе. Ситуация нестандартная. В то время в райцентре ввели новую форму оплаты проезда: убрали кондуктора и установили в автобусе компостеры. Талоны следовало покупать в киосках или у водителя. И вот, некий молодой человек возвращался вечером из гостей. Естественно, находился в алкогольном опьянении. Талонов на проезд при себе не оказалось, а у водителя, как назло, закончились. Не было лишних талонов и у немногих пассажиров. Пешком идти - далеко и холодно, и молодой человек поехал "зайцем". И по "закону подлости" именно в это время в салон вошли две контролерши.
"Ваш билет! Нет? Платите штраф!"
"Заяц" попытался объясниться, но его доводы были бесполезны. Тогда бедолага вспылил и решил сойти на ближайшей остановке. Не тут то было - контролерши вцепились в него голодными щуками.
"Платите штраф!"
Молодой человек штраф не хотел платить из принципа, так как считал себя правым. Он, по неопытности, не понимал, что алкогольное опьянение автоматически делает его виновным практически во всех конфликтных ситуациях.
Водитель автобуса притормозил у здания милиции и упрямого "зайца" передали представителям власти.
Меня позвали в дежурную часть на экспертизу.
Есть в дежурной части просторная комната, дальний угол которой огорожен с двух сторон прочными решетками - так называемый "обезьянник". Сюда и поместили безбилетного пассажира. Скамеек в "обезьяннике" не было, задержанный стоял, навалившись спиной о стену, и недружелюбно смотрел на дежурного офицера - капитана Алешина, который, сидя за столом напротив решетки, старательно заполнял протокол.
Я выпустил "зайца" из "обезьянника", и он, не спрашивая разрешения, тут же уселся на свободный стул. Дорогой кожаный плащ (в те годы подобная одежка была по карману очень немногим - мне, к примеру, понадобилось бы в течение полугода откладывать свою врачебную зарплату) небрежно распахнулся, длинный белый шарф свисал до пола.
- Встаньте. Будем проводить экспертизу алкогольного опьянения, - сообщил я ему.
Молодой человек - на вид ему было лет 28-30 - смерил меня презрительным взглядом и отвернулся.
Всегда стараюсь быть сдержанным и беспристрастным с клиентами медвытрезвителя - человек в стенах милиции фактически бесправен и срывать на нем свое плохое настроение просто грешно. Но сейчас, каюсь, не мог сдержать раздражения. Не люблю эту, так называемую, "золотую молодежь". Богатые родители или высокооплачиваемая работа, а чаще всего - и то и другое одновременно, формирует у них чрезвычайно преувеличенное мнение о собственной персоне. Этакий двуногий центр мироздания. Всегда красиво и модно одетые, по жизни они шагают легко и уверенно и считают всех окружающих и все окружающее только необходимой средой для собственного процветания. Они превосходно чувствуют себя во всех, даже в незнакомых, компаниях, любят произносить остроты или тосты, частенько скучные и глуповатые, но почему-то неизменно вызывающие одобрение слушателей.
- Проведем экспертизу, - повторил я.
- Отказываюсь.
- А как насчет штрафа за безбилетный проезд? - подключился к разговору Меняла.
- Я заплачу только за проезд. Штраф я платить не обязан, надо талоны в автобусах продавать.
- Это вы разбирайтесь с начальником автоколонны. А для нас важен факт - в алкогольном опьянении находился в общественном транспорте без билета или проездных документов. Скандалил, отказывался платить штраф.
Алешин взял в руки изъятый у "зайца" бумажник, открыл.
- Деньги имеются. И не малые. Могли бы и уплатить.
И тут, совершенно неожиданно, молодой человек подскочил к столу и силой выхватил у капитана бумажник.
- Не трогать. Я тебе не уголовник, - с брезгливой гримасой сказал он.
Вообще-то эти действия можно было рассматривать, как сопротивление сотруднику милиции, и я думал, что капитан позовет патрульных (они находились в соседней комнате) и начнет оформлять новый протокол.
Но Алешин молча встал и подошел к "красавчику". Тот был значительно выше и массивнее капитана, и смотрел он на капитана, как и следовало ожидать, сверху вниз снисходительным взглядом. Что и говорить, силачом Меняла не выглядел.
Удар капитана оказался неожиданным и для меня и для "зайца". Удар, направленный в живот, был столь мощный, что "заяц" сразу сложился напополам. Следующий удар в область правой почки кинул его на пол. (Как мне объяснили позднее, в молодости Алешин долго занимался боксом, считался хорошим спортсменом, да и сейчас не забывал дорогу в спортзал.) Виновник инцидента - черный бумажник - упал в сторону. Капитан поднял его, положил на стол.
- Никогда не сопротивляйся власти, - назидательно сказал Алешин "зайцу" и потом, повернувшись ко мне. - Как, доктор, считаете - подходит он для вытрезвителя?