Каждую весну старик-хозяин доставал с засиженного голубями чердака, приводил в порядок и устанавливал на огороде пугало.
Для солидности, надевал на соломенную голову огородного сторожа старую шляпу, очки с треснувшими стеклами, вешал на шею полинявший галстук.
- Ерофей Ерофеевич пришло время послужить, - говорил старик, закапывая шест-ногу в землю.
Пугало очень гордился подарками хозяина, своим греческим именем, и считал себя интеллигентом.
- Собственно, я выполняю трудную работу, но вместе с тем нужную людям, - говорил сам себе Ерофей Ерофеевич.
Хотя какая жизнь у пугало!? От зори до зори стоишь на своем шесте. Днем жарит солнце, ночью холодный ветер пронизывает насквозь, а если дождь промокаешь до нитки. Ерофей Ерофеевич стойко переносил все тяготы, согреваясь мыслью, что он нужен обществу.
Как-то во второй половине лета, тихим солнечным утром, когда даже на шесте жизнь не кажется такой мрачной и монотонной, пугало стоял на своем месте мурлыкал, что-то под нос, может, писал стихи. Как не сочинять в такую погоду! Над огородом шумно пролетела стайка скворцов. Одна птичка деловито уселась на соломенную голову Ерофея Ерофеевича, стала чистить перышки.
- Сударь, я приношу свои извинения, вы не можете перелететь на другое место? - робко заговорил пугало.
- Нет.
- Почему, позвольте полюбопытствовать?
- Я свободная птица! Летаю - где хочу, делаю - что хочу, - скворец гордо поднял голову, - Ах, свобода! Тебе, привязанному к шесту, этого не понять!
- Зачем мне свобода? Я стою на своем месте, делаю нужное людям дело, - попытался оправдываться Ерофей Ерофеевич.
Скворец, наконец, освободил голову пугало: перелетел на помидорную грядку, выбрал самый спелый овощ, начал аппетитно завтракать.
- Сударь, я вынужден не позволить вам клевать помидоры, - взволнованно попросил Ерофей Ерофеевич. При этом пустые консервные банки, привязанные к его растопыренным рукам, громко зазвенели. Услышав шум, громко залаяла хозяйская собака Жучка. Через минуту из сада показалась сгорбленная фигура хозяйки:
- Кыш! Кыш! Окаянный!
Скворец громко и недовольно защелкал языком, передразнивая старуху, и обиженно улетел, не попрощавшись с интеллигентным сторожем. Хозяйка собрала наклеванные помидоры, похвалила сторожа:
- Молодец, Ерофей Ерофеевич гони их ненасытных! - и недовольно причитая, ушла домой.
Солнце скрылось за белевшей на пригорке березовой рощей, с пруда потянул ветерок, наполненный запахом свежести и тины, но пугало не замечал красоты летнего вечера:
- Свобода! Даже не уговаривайте меня! -по привычке, сам с собой, говорил разволнованный сторож, - Я счастлив, быть на своем месте. Говорит красивые слова, а кушать прилетел в чужой огород! Это и есть - свобода!?
- Птицы глупые, что с них взять, - услышал Ерофей Ерофеевич хриплый простуженный голос из зарослей клубники.
- Извините, вы кто? Надеюсь, вы не хотите, что-нибудь украсть?
- Я твой сосед снизу - крот. Живу и питаюсь я под землей, а это не твоя территория: ты охраняешь все, что наверху. Разве две-три клубнички, как они ароматно пахнут, от запаха я не могу заснуть в своей норе.
- Позвольте с вами, не согласится: я хозяин огорода. Все здесь и недра, в том числе, под моей охраной.
- Хозяин, - глухо засмеялся крот, - Надел шляпу, а в голове мякина. Когда осенью будут собирать урожай, тебе не перепадет ни зернышка: забросят на чердак и забудут до будущей весны. Я знаю твоего хозяина - скверный старик: всегда жалуется на неурожай картошки, на низкую цену на огурцы и чеснок, а сам на базаре никому не уступит, даже копейку.
Крот подполз к ягодам клубники. Пугало заволновался на своем шесте:
- Но позвольте, а как, же совесть, долг!
- Поверь, дружище. Эти громкие слова произносят, чтобы запустить камень в чужой огород, или оболванивать простачков, вроде тебя: наше давно стало кому-то своим. Не стесняйся, угощайся: пользуйся, пока есть возможность. Ах, какой аромат!
- Извините, я не могу вам позволить уничтожать общественное достояние, господин крот: это противоречит моим принципам!
- Я всего пару ягод - жалостливо попросил гость, смачно откусывая спелую клубнику.
Может Ерофей Ерофеевич не хотел, и от волнения зазвенели на руках сигнальные банки, только в это время отвязанная с цепи Жучка прогуливалась по саду. Всего на десяток сантиметров опередила крота, убегавшего к спасительному входу в нору, проворная собака.
Ночь накрыла притихшую деревню. Лягушки на заросшем пруду завели громкий, многоголосый концерт. Яркая, загадочная луна осветила огород, нарисовав на земле длинные черные тени.
- Я не мог поступить иначе, - успокаивал себя пугало, - господин крот славный, мы даже подружились. Только сделай я исключение одному, и правило перестанет быть законом.
Ерофей Ерофеевич с высоты шеста слышал, как деревенские собаки, задорно повизгивая, играют с тем, что осталось от его соседа.
- А как славно мы болтали, - грустно вздохнул пугало, - Кто это крадется по моему костюму?
- Это мы - гусеницы, - писклявыми голосами, из ночного мрака, отозвались гости.
- Надеюсь, вы не хотите, что-нибудь украсть с огорода?
- Нет, что вы! Мы ищем укромный уголок, чтобы превратится в куколок, и спать всю зиму. Весною мы станем красивыми белыми бабочками.
- Надо же! - обрадовался Ерофей Ерофеевич, - Я видел белых бабочек порхающими над огородом. Забирайтесь ко мне в карманы и дырки на одежде. Хозяин на зиму кладет меня возле трубы, что - бы солома внутри была сухой. Мы славно перезимуем вместе!
Пугало вздохнул с облегчением: он снова кому-то нужен.