Аннотация: Повесть о девушке, превратившей мою жизнь в мечту.
Мое Солнце.
Глава 00001. Я и мое Солнце.
Формула вечного самодовления -
Стимул, реакция плюс подкрепление.
По утрам вместо кофе я пью росу,
Брожу по гектарам родного жнивья.
Бред, который порой я несу -
Не тот дикий бред, что несу не я.
Буквам в тетради устрою разминку,
Будут негодные молодцом -
Кто там пытался наполнить свинцом
Узкое горло полового инстинкта?
До месива лаков и бигудей
Не донесется моя свирель.
Стреляйте же в белый поток лебедей,
Раз недоступна другая цель.
Космами цвета начищенной меди
Играйте со мной, ворожите, кружитесь.
Се аз воздадутся и буки, и веди -
Держите мне руки и сами держитесь!
На запах цветов наступает мигрень,
Мне тошно от лабиринтов роз,
В клетках тетради завянет сирень
Даже от разовых розовых доз.
Где та прекрасная толика сна?
Где обитает в покое волна?
Зачем сумасшедший взбивает пену
И бритвенным лезвием режет вену?
"Должно быть, красиво сегодня в раю -
Там я найду половинку свою,
Электропилы и прочие штучки,
Любимую бритву со штампом на ручке."
Тот сумасшедший, что смерти хотел,
Райскими яблоками захрустел.
Совсем ничего не оставил Еве -
Страдать не придется девственной плеве.
Обобщение опыта значит - вывод.
Я жив и здоров как электропривод,
Не обижаюсь никем и ничем,
Побольше бы в жизни хороших тем.
Было страшно. Холод батарей вызывал мурашки по спине. Я пытался растопить в них лед, обнимал синеющими озябшими руками, но это не помогало. Источником тепла служила бензиновая горелка в центре каморки. Я сам соорудил ее из подручных материалов и ждал, что придут компетентные лица и наложат на меня штраф за нарушение пожарной безопасности.
Но, за несколько часов до прихода Солнца я погасил огонь, чтобы хоть немного устранить тяжелый бензиновый дух. Отяжелевшая голова падала на подушки. Они были чистыми, хотя порядком слежавшимися. Я называл свою подругу Солнцем! Я безумен! Как эта хрупкая девчонка могла сравниться с центром вселенной? Но она стала центром вселенной.
Солнце стряхнула снег со своих вьющихся золотистых волос и вошла в комнату, оценивая состояние моего здоровья. Из угла на нее приветливо глядели канистра с газом 'Циклон-Б', а также многочисленные снаряды всех калибров. Я очень гордился своей военной коллекцией.
- Война! - поджала аккуратно накрашенные губки Солнце. - У вас на уме одна война! Вы можете хотя бы мне объяснить, в чем причина такой ненависти друг к другу? Мы же все люди, у всех есть недостатки, но с этим надо мириться!
- Орудия войны - еще не война, - изрек я, - равно как и ненависть - тоже не великая причина. Ты ненавидишь многих, но ты же не ведешь с ними войну?
- Не веду, - согласилась прелестная, - потому что не знаю и не могу знать, как это происходит. Что нужно для того, чтобы началась война?
- Наверное, нужно обратить внимание на экономические предпосылки любой войны, - сказал я.
- Ты снова ударился в свой марксизм, - улыбнулась она, - а там недалеко и разбиться!
Солнце слегка вскрикнула, когда из темного чердачного окна в потолке вылетел дикий нетопырь, сел мне на плечо и впился в мою сонную артерию. 'Он выпивает всю дурную кровь', - объяснил я. Девушка поднялась на чердак, осмотрела убранство, вытряхнула из волос нескольких летучих мышей, напавших с задором очкастых академических зануд - поборников чистого русского языка.
Я оглядел ее с ног до головы, хотя ей, насколько мне известно, не совсем приятно подобное обозрение. Из-под ее платья виднелись ножки в обтягивающих брючках из темно-красного бархата. Она поставила одну из них мне на лицо, и я смог поближе рассмотреть эту прелесть в бархате, стразах и вышивке. Коготки ухоженных пальчиков стопы слегка царапнули меня и соскользнули в мою ладонь. Я сжал руку, но девушка тут же прекратила игру. Ей была ненавистна близость.
- Я принесла тебе поесть, - сказала Солнце.
- Зачем? - спросил я. - У меня и так холодильник ломится от продуктов, даже порой не успеваешь все проглотить за месяц!
- Нет, - покачала она головой, - это особый яблочный пирог. Я пекла его своими лучами специально для тебя. В нем кроется вся сила величайших мужей, когда-либо бывших на свете.
Девушка уселась на мое лежащее тело боком, как раньше дамы ездили на лошадях, и поднесла мне к губам кусочек своего произведения.
- Благодарю, я не голоден, - отказался я.
- Открой рот, - приказала она, склонив голову и уронив на мои глаза нескончаемый поток золотистых локонов.
Пришлось проглотить ее пирог, действовавший подобно афродизиаку. Обнажившаяся белая ножка девушки обожгла меня как медуза, потому что была полна мелких острых волосков. 'Сама я - колючая, - сказала Солнце, - это только сверху кажусь мягкой и бархатной.' Но она согревала своим теплом всю комнату.
- Мне пора идти, - сообщила прелесть, приводя себя в порядок перед антикварным венецианским зеркалом.
- Я отвезу тебя на машине, - предложил я.
- Не стоит, - отрезала девушка, - мне ненавистна эта железная ламия.
Она сковала себя высокими ботинками, набросила длинное черное пальто, покрыла голову нелепой вязаной шапочкой и выпорхнула в дверь.
Я наблюдал в окно, как Солнце подошла к моей машине, укоризненно сказав: 'Бездушная неблагодарная тварь! Ты получаешь все по первой же прихоти: новые запчасти, резину, масло. Тебе не приходится стоять у плиты, ходить в обносках, жертвовать своими интересами. А ты так и не отблагодарила его верной службой. Вспомни, сколько раз ты ломалась, не желая трогаться с места? А ведь он тебя любит! Наверное, больше, чем меня...' В сердцах девушка подняла обледенелый камень и запустила в нее: 'Это тебе за того, кого ты терзаешь, 'железная дева'! В салоне вылетели два стекла, но я не был сердит на подругу. Она не могла не отомстить сопернице. Похоже, теперь она поняла, что такое война и как ее нужно объявлять.
Глава 00002. Зарисовки с полетами наяву.
Морозы крепчали. В жестокую февральскую стужу я почти не мог ходить. Ревматизм загнал меня в тупик и нелюдимость. Я даже не хотел отвечать на телефонные звонки. Мне предстояло написать множество прекрасных картин, совершенно не бывая на природе. Это должны были быть картины о сверхъестественном, невероятно-зачарованном, волшебном, мистическом.
Накануне, я пожаловался на самочувствие приятелю, он сообщил обо всем Солнцу и та, не заставив себя долго ждать, среди ночи взяла такси и приехала ко мне как была - в атласном домашнем костюме. Теперь же, днем, она расхаживала по комнате, затягивая поясок на без того тонкой талии и надувая губки перед зеркалом.
Я снимал с нее наброски, но мне не удавалось. Крутится, глупая, не дает почувствовать свой земной объем. Кисть оставила лишь несколько пестрых линий, но на холсте запечатлелась она - никакого сомнения! Меня назовут потом за выставку 'абстракционистом', 'халтурщиком', 'маргиналом'. Ну как еще объяснить появление столь оригинальных работ в моей практике?
Солнце поднесла к своим огромным желтым глазам блокнот и прочла стихи собственного сочинения:
Бесконечная зимняя полночь.
Бесконечная зимняя полночь -
Не двенадцать ударов часов,
А бездушная черная сволочь,
Что закрыла мне свет на засов.
Мне хотелось встречаться с желанным,
Но дороги объяла метель,
Тут депрессия злом многогранным
Расстилает у двери постель.
Ну скажите, ужели так много
Предстоит до бурлящей весны,
Где неведомы страх и тревога,
Где приходят чудесные сны?
Эти розы на стеклах оконных
Рисует на славу мороз,
А в их начертаниях сонных -
Остатки несбыточных грез.
Тех грез, что заставили душу
Страдать в одиноком углу...
Но я ничего не нарушу,
Низвергнув их в талую мглу,
Во мрак тех весенних потоков,
Смывающих с лиц грязный снег,
Засилье людских пороков
И тени безнравственных нег.
Мне нравились ее стихи, ее слог, ее умение создать особую атмосферу для слушателя. Она была способна превосходно декламировать на большую аудиторию.
Я тем временем завершил картину. Теперь-то Солнце полностью оказалась на холсте - как живая! Меня аж передернуло от одухотворенности получившегося портрета.
- Мне она не нравится! - критично заявила девушка.
- Но почему же? - недоумевал я.
- Она здесь лучше, чем я в жизни. Ты рисовал не меня, а идеальную женщину, похожую на меня, но с совсем другими качествами, деталями, свойствами. Я не такая!
Мне стало просто обидно за свой труд. Зато Солнце забралась на подоконник и разлеглась на нем, заслонив окно, так что в комнате наступил полумрак.
- Мне ничего не видно из-за тебя, - пожаловался я.
- Ну как же так? Раз ты называешь меня Солнцем, значит я должна быть источником света. Почему же тебе вдруг стало темно?
- Нет, теперь мне по-настоящему светло. Настолько, что глазам больно.
Я приступил к работе. Сначала, на загрунтованном полотне появился космос. В нем одно за другим вырисовывались сказочные существа: единороги, крылатые кони, драконы, василиски. Три слона держали Землю стоя на огромной морской черепахе, плывущей по звездому океану. Солнце над ними - лицо той самой девушки, возлежащей на подоконнике, Ее улыбка пронзила меня настолько, что перехватила мое дыхание.
Я сделал финальные штрихи и покинул мастерскую. Солнце на цыпочках подошла к одному из полотен, ударила пальцем в бок единорога и засмеялась образовавшемуся пятну, за которым выступил космический фон. Тогда она всей кистью руки провела по телу животного, пока оно не превратилось в ажурный скелет с изящно завивающимися ребрами.
Девушка сняла со стены ружье, долго вертела в руках, не переставая повторять мою фразу: 'Орудия войны - еще не война.' Она подняла оружие, навела на свой портрет, но случайно выстрелила. Похолодев от ужаса Солнце упала на колени, обняв полотно и зарыдала: 'Что я наделала? Этого не может быть! Я - убийца...' Ее пришлось долго успокаивать, но ничего не помогло. Она торопливо оделась и бросилась вон из дому. Я ринулся вдогонку.
Соседи с ненавистью посмотрели на меня, сочтя виновником случившегося. А я и впрямь был виноват - не стоило держать заряженное оружие на виду, не стоило даже на мгновение оставлять девушку в одиночестве. Я настиг Солнце у обочины дороги. Она метнулась в сторону. Заскрипели тормоза милицейского автомобиля.
- Ты чего, пьяная что ли? - закричал водитель в форменной фуражке.
- Я знаю, что такое война! Я убила! - Солнце часто всхлипывала, прижавшись ко мне.
- Так, граждане уважаемые, что там у вас случилось? Кто кого убил? Разберемся! - сказал водитель.
Из салона вышли милиционеры, затолкали нас внутрь и повезли в отделение.
Участковый, сидя в кабинете, посмотрел на нас поверх очков и расхохотался: 'Даешь, гражданочка! А ведь племянницей приходишься самому Владимиру Михайловичу Гольдштейну, перед которым мы тут все шляпы снимать должны за спасение от ужасов Холодной войны! Вам, товарищ, не мешало бы вручить протокол о ненадлежащем хранении огнестрельного оружия и боеприпасов к нему. Но я не могу иметь ничего против хорошего знакомого этой замечательной девушки. Идите с миром!'
Солнце уже давно забыла про свои слезы. Я провожал ее до дома.
Глава 00003. Концерт в ожидании весны.
Девушка ушла с головой в научную работу. Я все прекрасно понимал: таксономия лихенофлоры, эдификаторы, доминанты и содоминанты растительных сообществ, мутагенные изменения вида Ceratias Tentaculatus, исследование вертикальных миграций Allocareproctus и белоперчаточника Беккера в Прикамчатской абиссали. Не стоило ее особо тревожить в период наивысшего творческого подъема.
Порой, я появлялся в библиотеке и издалека наблюдал за ней. Она быстро утомлялась, заполняя тетради.
...Когда в зените вспыхнет счастье,
Даст знать Гермес о смене вех,
Лишит завистников их власти,
Любовь заполнит лица всех...
Мне пришлось бродить по коридорам университета за отсутствием пары в середине дня. Я успел возненавидеть преподавателей - какие надменные взгляды! Китайские императоры обладали куда меньшим самолюбованием, чем какие-то несчастные доцентишки, с трудом защитившиеся на степень благодаря хвалебным речам в адрес марксизма-ленинизма на страницах откровенно бездарных и никому не нужных диссертаций.
Вечером мне предстоял концерт, поэтому я отправился репетировать свою программу. Настройка аппаратуры заняла больше часа, чем нимало вывела меня из себя. Ноты так и уходили из сознания, вместо них появлялся образ прекрасной девушки - девушки Солнца. Она то серьезно внимала, то хохотала над моими неудачами, то вовсе норовила закрыть мне глаза.
Солнце более не приходила на мои концерты - она не любила громкий звук. Ближе к ночи в зал подтянулась пьяная праздная публика на пару с истинными ценителями музыки. Несколько раз на сцену пробивались особо целеустремленные личности из числа зрителей, которых приходилось вежливо выпинывать обратно. Я не обращал внимания на время, продолжая концерт до третьего часа ночи. Администратор площадки заснул у себя в кабинете, в рядах царило буйство. Где-то уже слышался треск ломающихся стульев.
Со сцены ушел гитарист. Затем снялся барабанщик, выжимая майку. Я остался один - можно было исполнять что угодно, даже лирику. Зрители тоже порядком притихли, прекратилась деструкция стульев, но кто-то размахивал в воздухе отломанными спинками, в такт музыке.