Аннотация: попытка написать рассказ, сюжетная линия которого пролегает в сфере чувственного восприятия. возможно, немного переусердствовал экспериментируя со сравнениями, гиперболами и т.д.
Проникающее ранение.
Автор: В. Вайно
1.
Поезд летел в утренней дымке, пронзая насквозь клочья тумана. До восхода солнца оставалось около часа, когда огромный солнечный диск, вздымаясь над горизонтом, обрушит свои по-летнему жаркие лучи на покрытую капельками росы землю. Деревья за окном проносились с огромной скоростью, словно их распугал, ворвавшись в размеренную и степенную жизнь состав из пяти вагонов. Полупустые вагоны светились изнутри желтым электрическим светом. Движение поезда, как и движение судьбы, казалось неумолимым. Стук колес эхом разносился по застывшему в своем величавом спокойствии лесу.
Парень сидел в последнем вагоне, и тряска заставляла его, стиснув зубы постоянно бороться за равновесие. В этом же вагоне были еще пара человек, один из них, пьяный вдрызг, несмотря ни на что, спал, свернувшись на лавке калачиком, как, бывает, дворняги спят в самых неприветливых местах.
Через рокот и рев парень чувствовал, как огромная волна вопля подкатывает к нему, и при этом растет с каждой секундой, словно цунами, приближаясь к берегу. Эту волну он почувствовал еще вчера, но тогда она не была такой сильной. Вчера он был в Таллинне, и боль, вцепившаяся в его плоть, хотя и казалась неотвратимой, но была далекой. Теперь он стал явно ближе, и все еще не знал, где находится ее источник. Волна затмевала собой все вокруг, он перестал чувствовать что-либо, кроме нее. Кажется, еще немного и до нее можно будет дотронуться рукой, но она все медлит, набирая силу. Парень почувствовал страх. Что если она в этот раз сметет его, что если боль, наполнив тело, все-таки взорвет его, разбрасывая осколки разума во мраке бесконечности? Что если он на этот раз не выдержит? Дрожь пробежала по телу. Он сжал кулаки так, что затрещали кости. Ожидание неизбежности наводит ужас, тем более, когда знаешь, что боль уже возросла до невиданных размеров. Неожиданно для себя он обнаружил, что стоит возле своего сиденья. Превозмогая собственный страх, сковавший судорогой тело, он потянулся за своей сумкой и зажал в кулаке ее кожаный ремень. Вновь распрямившись, он на негнущихся ногах направился в тамбур. Поезд трясло, но парень был на столько напряжен, что казалось, держится за воздух. Каждый мускул его тела дрожал. Теперь он хотел только одного, добраться до тамбура, прежде чем волна захлестнет, погружая сознание в водоворот страдания и мук. Он успел как раз во время. Волна ударила как всегда внезапно, вонзая стеклянные когти в его грудь, и голову, и руки. Судорожным движением, почти теряя сознание, он вынул из сумки нож с острым ребристым лезвием и ткнул им в свою ладонь. Взрыв собственно живой боли, словно вспышкой, озарил мрачную бездну чужого страданья. Но, все-таки он опоздал...
Ему не удалось избежать самого страшного виденья, которого он боялся с каждым днем все больше. Видения, которое иногда приходит к нему в чудовищных, кошмарных снах, когда он вскакивает с постели в слезах, от собственного бессилия. Он увидел жертву, истекающую предсмертным воплем, в котором слились и боль, и страх, и ненависть, и молитва. Молитва, обращенная не к Богу, а к собственному мучителю, терзающему душу. Он увидел, как последняя капелька жизни покинула ее тело, унося страдания прочь. Волна миновала. Дрожь, охватив парня, бросила его на колени на грязный пол тамбура. Он плакал. Каждый раз одно и тоже. Он плакал, и ему казалось, что жгут глаза не слезы, а кровь, застилающая розовой пеленой его взор. Он плакал, чувствуя, как напряжение в его мускулах спадает, как гаснут искорки боли, он чувствовал горечь оттого, что снова не может ничего изменить, и от обиды.... Неужели судьба не могла обойтись с ним как-то иначе?
Кровь, словно смывая остатки боли, стекала по его запястью на пол, образовав уже небольшую лужицу, почти невидимую в темноте. Ее запах кружил голову, пробуждая давние воспоминания. Парень опустил заточенную сталь в ножны и достал освободившейся рукой из кармана кусок льняной тряпки, которую он постоянно носил с собой, в том числе и для таких случаев. Он намотал ткань на кулак и крепко сжал его.
В вагоне ничего не изменилось, только свет, словно стал ярче. Парень болезненно щурился, постоянно отводя взор к темным углам. Он сел на свободное место и только тогда позволил себе расслабиться. Как это обычно с ним бывало, после волны, наступила слабость, с которой не хотелось бороться. На несколько долгих минут все окружающее потеряло для него всякий смысл. И поезд, и ночной пейзаж за окном, и даже эхо стонов жертвы, чьи отголоски он все еще слышал, все это превратилось в картинки из книги, которую можно отложить в сторону, и страсти, кипящие в умах персонажей, станут далекими и ненужными. Короткое забытье, сменилось сном, покрывшим его тяжелым темным покрывалом, в котором не было ни единой дырочки, чтобы сквозь нее могло просочиться хотя бы одно сновидение.
После волны он никогда не помнил снов, и в этот раз случилось также. Однако ему показалось, что он проснулся с криком.
Похороны проходили под аккомпанемент дождя. Капли выбивали дробь, стуча в крышку гроба, которую уже успели опустить. Почти сразу, после того как лицо молодой девушки скрылось во тьме, раздались материнские причитания. Она держалась все это время как могла. Слезы комом стояли в горле, не позволяя вдохнуть полной грудью. Она уже ничего не могла различить сквозь пелену из дождя и слез. Некоторое время она стояла, опираясь на плечо мужа, но теперь отпустила его и, превозмогая боль, выпрямила спину. Она стиснула зубы.
Отец.... Он не плакал. Те, кто был с ним знаком раньше, могли сказать, что морщины за последние два дня до неузнаваемости изменили его лицо, безжалостно изрыв сухую кожу, и превратив мужчину в старика.
Девушку хоронили возле семейной могилы ее предков в старой части кладбища. Кустарник здесь разросся, превратившись в непролазные дебри. Вокруг толпился народ, в основном школьные друзья и подруги. Люди стояли среди деревьев и чужих могил. Все это обычно для любых похорон - слезы, горечь и печаль. Необычным было только присутствие полицейских, хотя их никто и не замечал. Они стояли подобно деревьям.
Подростки стояли молча, не зная, что сказать, словно обескураженные тем, что жизнь их одноклассницы смогла оборваться так скоро. Никто не чувствовал себя сейчас в безопасности. Все понимали, что в гробу мог оказаться любой из присутствующих.
Гроб, приковавший к себе десятки взглядов, опустили в яму. Никто не шелохнулся. После, вниз полетели комья земли. Впервые многие узнали, что нужно бросить три горсти. Когда рабочие соорудили над могилой холмик, сестра убитой встала одна в стороне. Она стояла, сомкнув веки, и раскачивалась соснам в унисон. Капли слез и дождя бежали по ее щекам. Она чему-то улыбнулась и тут же гримаса тоски скомкала лицо. Простая истина о том, что ничего не вернуть, открылась так жестоко и прямолинейно. Она прислонилась спиной к дереву и медленно опустилась на корточки. Там она закрыла лицо ладонями, и вытерла слезы, огляделась вокруг. Невольно она подумала о том, что будет завтра, когда все окунутся в быт с головой. Ей самой нужно вернуться в университет, как это сделать? Она посмотрела на мать с отцом, прижавшихся теперь друг к другу, и слезы вновь навернулись на глаза.
Не плакал только убийца, который тоже был здесь. Алешка стоял особняком и, глядя на эти гнусные постные лица, думал, что ОНА не стоит и его слезинки, слезинки каждого. Что сделала она, когда он потащил ее в лес за собой? Поцеловала в губы. Как жег тот поцелуй! Как жарко было тело.... Он обнял ее, в ответ она ласкала. Она легла в траву, скрывшись от полной луны в тень. Как был чудесен вечер... "Что есть ее желание?" Он ударил ее затылком о гранитную глыбу, выступавшую из земли. "Стремление заполучить кого-то, желание обладить всем вниманием, на какое он способен". Ей этого хватило сполна, как и теперь, все смотрят на нее, не понимая, что их влечет туда же. Он кромсал кожу крохотными лоскутками, неумолимо приближаясь к сердцу, которое оказалось обычным мясом, какое можно купить на рынке, что бы наесться до отвала. Он остался сыт.
Сестра увидела, как парень, не обронивший ни слезы, терзает зубами собственную руку. Сочится кровь. Их взгляды встретились. Он, словно пробудившись ото сна, смотрел то на девушку, то на могилу, потом, сорвавшись с места, кинулся с кладбища прочь туда, где начинался лес.
2.
Город встретил его холодом и проливным дождем. Он никогда здесь прежде не бывал, но место было ему знакомо, как и любое другое, где можно было встретить зверя. Сумка оттягивала плечо, хотя в ней было не так уж много поклажи. Он кружил по городу около часа в поисках места для ночлега, пока не набрел на крохотный бар на окраине, расположившийся в двухэтажном деревянном доме. Над трубой струился легкий дымок. Судя по вывеске, бар уже не работал, но приоткрытая дверь приглашала войти.
Сойдя с поезда, он шел сюда весь день, пока не сгустились семерки, и вот теперь...
Свет в баре мигнул яркой вспышкой, когда в двери вошел молодой человек, лет около двадцати, по внешнему виду которого можно было сказать, что он в пути уже несколько дней. Заношенные светлосиние джинсы, такая же куртка. Истертые складки его одежды покрылись бахромой. Девушка за стойкой бара, с черными, как смоль волосами, переглянулась с кем-то невидимым на кухне. Мужчина лет около сорока выглянул оттуда.
--
Мы уже закрылись, - громко сказал он.
--
Молодой человек окинул бар медленным взором. Посетителей не оказалось. У стены возле стойки он увидел цветную фотографию, на которой была изображена молоденькая девушка. Он никогда ее не встречал прежде, но узнал, задержав на ней свой взор лишь не на долго. Черная лента пересекала угол снимка, а впереди догорала свеча.
--
Я знаю, - ответил он, - мне нужно где-нибудь остановиться на несколько дней, но я немного стеснен в средствах, - прекратив рассматривать бар, он пристально посмотрел на мужчину, - вы не могли бы мне помочь, - выдержав паузу, он добавил, - я впервые в вашем городе.
--
Трудно сказать, что повлияло на решение хозяина дома. Возможно то, что на лице почти еще подростка увидел взгляд зрелого мужчины. Возможно, просто сам бывал по молодости в подобных передрягах.
--
Мне нужен помощник на кухне. Платить не обещаю, но крышу и еду, ты получишь.
--
Что нужно делать? - по-деловому серьезно спросил парень.
--
Прямо сейчас есть много грязной посуды. Если готов, приступай.
--
Хозяин дома поселил его на веранде. Ремонт в ней еще был не закончен, и всюду торчали голые доски, но здесь была крыша, стены, занавески, и этого оказалось достаточно. Он уснул на жестком топчане сном младенца, на редкость спокойно и безмятежно. Следующий день оказался солнечным. Бар был еще закрыт. Супруга хозяина накрыла на стол и пригласила всех к завтраку. Стол венчал большой глиняный кувшин с пенистым парным молоком. Здесь они все и познакомились. Черноволосая девушка оказалась их дочерью. За время завтрака она не проронила ни слова. В этом она походила на своего отца. Мать оказалась более общительна. Хотя в этом было что-то от отчаяния. Мило, но несколько напряженно, улыбаясь, она и представила всех. После чего наступила некоторая пауза. Молчание парня привлекло к себе внимание. Он поднял от тарелки голову и увидел, что все взгляды направлены на него. Немного настороженный взор Аркадия, отца семейства, безразличие Зои, черноволосой девушки, тактичная терпеливость Ирины, матери.
--
Андрей, - назвал он первое пришедшее ему в голову имя.
--
После этого все вернулись к трапезе. Закончив, девушка беззвучно покинула столовую. Поблагодарив жену, Аркадий обратился к парню:
--
Ты можешь остаться у нас на пару дней, мне потребуется помощь не только в баре.
--
Я буду рад помочь, но мне потребуется немного времени, скажем, до полудня.
--
Хорошо, - кивнул он в ответ, - я буду ждать. Крыша над котельной дала ночью течь, так что придется ее сегодня залатать. До вечера должны управиться.
--
Парень отправился прямиком на кладбище. Найти его оказалось нетрудно. Совсем недалеко, за городской чертой. Практически безошибочно он вышел на одинокую свежую могилу в старой его части. Холмик оказался усыпан цветами, а в изголовье лежала фотография девушки. Дождя не было, но лес хранил влагу, словно все здесь оказалось пропитано слезами. Ни сторожа, никого вообще из живых он здесь не встретил, только сосны, болтающие без умолку своими громадными кронами, где-то над головой. Метрах в пятнадцати от могилы парень остановился, прислушался к шелесту веток. Он закрыл глаза и стоял так несколько минут. Безмятежность и отрешенность были на его лице. Вздрогнув, он словно очнулся и пришел в движение. Быстрыми шагами он подошел ближе, и взглядом принялся пристально изучать могилу. Вскоре он нашел то, что искал. На песке, образовавшем холм, у самого подножия, он увидел следы рук. Словно кто-то, сгреб песок вокруг, и холм чуть-чуть подрос.
--
Почему бы тебе ее не оставить, - тихо сказал он.
--
Зоя вошла на веранду. Странно, но ничто не указывало на то, что кто-то провел здесь ночь. Место показалось неприветливым. Подойдя к окну, она присела на край старой кровати, покрытой узорчатым гобеленом, уже выгоревшим за долгие годы. Ее влекло любопытство, глазами она обшарила комнату, но ничего так и не нашла. Вдруг она вспомнила, что в руках у парня, когда он появился здесь, была дорожная сумка. Зоя встала и обошла все еще раз. Сумка оказалась убрана за кровать. В нерешительности она замерла, но все-таки достала ее. Сумка показалась тяжелой. Когда Зоя поставила ее на кровать, послышался металлический звон. Она потянула за молнию.
--
Зоя, - позвала ее мать, - ты куда подевалась, - в голосе слышалось легкое беспокойство.
--
Ближе к полудню, парень вернулся. В зале бара он нашел сестру убитой девушки, она рассматривала фотографию. Когда он вошел, девушка обернулась.
--
Что с ней случилось, спросил он.
--
Оторвавшись от снимка, она посмотрела на парня.
--
С твоей сестрой.
--
Я поняла, - только и сказала она, после чего вернула фотографию на место.
--
Пару минут они стояли неподвижно. Потом, девушка подошла к ближайшему столику, сняла стул, перевернутый ножками вверх, с крышки и, поставив на пол, уселась на него, скрестив при этом руки у себя на груди.
--
Я не знаю, что произошло, и никто не знает.
--
Ее убили? - сказал он то, что ему давно было известно.
--
Да, ей вырезали сердце. Прямо здесь. Неподалеку есть лесок, - каждая фраза давалась ей с трудом.
--
Она еще раз вздохнула.
--
У нее были друзья? - спросил он.
--
Не сомневаюсь, - твердо ответила она, глядя ему в глаза, - но расскажи, кто ты, - ее руки, разомкнувшись, опустились, словно приглашая к разговору.
--
Рассказывать нечего. Путешествую по миру, - он смущенно пожал плечами, теперь действительно походя на двадцатилетнего, вчера еще, подростка.
--
И много повидал? - продолжила она, уже не глядя в его сторону.
--
Его лицо помрачнело:
--
Много, - хрипло произнес он, - но мне пора, твой отец просил помочь.
--
Она осталась одна. "Что будет дальше?"
--
В четыре бар был уже открыт. Посетителей было не так уж много, но ни минуты зал не пустовал. За стойкой работал бармен, его тоже звали Андрей. Он был немного старше Зои, лет около двадцати пяти. Парень не показывался с кухни, дел хватало. Около семи часов Зоя вошла в бар, явно чем-то взволнованная.
--
Где отец? - спросила она бармена.
--
Тот молча кивнул в сторону кухни. Девушка зашла за стойку:
--
Папа! - она встала молча перед ним словно вкопанная.
--
Говори, - подтолкнул он ее.
--
Они... Полиция его поймала.
--
Парень, полоскавший в раковине посуду, поднял голову, так что успел застать момент, когда в глазах Аркадия вспыхнуло холодное пламя.
--
Они взяли Юру, но это же не он...
--
--
3.
--
Юра - местный юродивый. Дети потешались над ним, взрослые отводили взгляд в сторону при встрече. Его мать, будучи беременной, в пылу белой горячки, перерезала себе вены. Говорят, потому он не такой как все. Не знавший слов, кроме мата, он жил с матерью и маленьким братом, который стеснялся родства с ним. Говорил он с трудом, но близкие легко понимали его речь. Он был вполне безобиден. Он мог бросаться камнями в дразнивших его детей, но не более. Он никогда не поднял руку на девочку. Мать одна растила его. Она, и еще бабушка. Они, должно быть, были словно светлые боги, и женщины всего мира, для него, входили в этот пантеон.
--
Юра был на один год старше убитой девушки. Его не было на похоронах - мать не пустила, но на могилу ходил каждый день. Возможно, что полиции именно это и не понравилось. Каждый раз, приходя на кладбище, он усаживался возле холмика, и, мягко поглаживая его, сгребал вокруг песок, перемешанный с сосновыми и еловыми иголками. Посчитав это чересчур странным поведением, полиция попыталась расспросить Юру, на что он прореагировал весьма бурно.
--
"Оказал сопротивление", так было записано. Спустя два дня выяснилось, что у него есть безупречное алиби. Каждый вечер, можно было слышать, как люди приходившие в бар, говорили об этом. Когда Юру выпустили, он сбежал из города. Говорили, что в лесу у него есть шалаш, но никто кроме матери не пытался его искать.
--
Все это не прошло мимо парня незамеченным. Поначалу и он подозревал Юру - для него давно стало привычным, что зло принимает каждый раз необычные формы, но стоило Алешке однажды появиться в баре, и парень понял все. Как искусствовед, безошибочно угадает руку мастера, так и он, едва взглянув в его глаза, нашел в них тщательно скрываемую бездну. Алешка крутился вокруг Зои, и парень чувствовал, как нестерпимый зуд, сжимая его кулаки, толкает в спину. Он вышел из кухни и направился в сторону веранды, служившей ему пристанищем. Войдя, он отодвинул кровать, мысленно он уже перебирал содержимое спрятанной там сумки. Там были огромный тесак, тонкий стилет, охотничий нож, нож сделанный искусно в форме серпа, который можно было взять в руку как кастет, и тогда лезвие выстроится широкой ребристой дугой вокруг пальцев...
--
Сумки на месте не оказалось. Холодный пот прошиб парня от осознания того, что кто-то раскрыл его. "Я был неосторожен?" Он не стал рыскать по комнатке в поисках пропажи. Выйдя, он вернулся в зал. По пути, размышляя, он пришел к выводу, что сумку нашла Зоя. Любой из родителей давно выгнал бы его. Нашла дочь, скорее всего, но никому не рассказала. В баре на этот раз никого не оказалось. Зоя убирала с освободившихся столов. Парень не подал вида, а просто принялся за работу.
--
Ночью, когда в доме все стихло, Зоя вошла в его комнату. Парень не ложился, зная, что она придет. В ответ на легкий стук он предложил ей войти. Оказавшись внутри, она встала возле окна. Несколько секунд ничто не нарушало тишины.
--
Откуда ты? - спросила она, - у тебя есть дом?
--
Я уже давно нигде не живу постоянно, - ответил он немного задумчиво.
--
Что-нибудь произошло?
--
На его лице показалась грусть.
--
Да, - ответил он.
--
Я нашла твою сумку, - чтобы увидеть его реакцию она обернулась.
--
На его лице она обнаружила схожее по своей природе с ее чувствами любопытство.
--
Тем не менее, я почему-то тебя не боюсь, - это прозвучало словно в ответ на его немой вопрос.
--
Она снова отвернулась к окну.
--
Все это.... Смерть сестры, твой приезд, и даже Юра, мне кажется неслучайным, - продолжала она, - ты пришел сюда ради этого?
--
Я не знаю, - он немного смутился, словно впервые сам задумался над причиной своих поступков.
--
Когда, сегодня днем я открыла твою сумку, я, впервые за последние лет пять, отправилась к гадалке, - она говорила это с улыбкой, насмехаясь над собственным суеверием, но улыбка пропала, когда она продолжила, - сестру убил не ты. Она сказала, что "незнакомец" очень болен, - Зоя изучала его отражение в окне.
--
И без того бледное лицо молодого человека вдруг потемнело.
--
Она сказала, что ему недолго осталось, что его чаша уже почти опустела.
--
Она права, - жестокая холодность почудилась в его интонации и взгляде, - я уже давно тяжело... ранен, - подобрал он слово, - вот уже больше года я истекаю кровью.
--
Он посмотрел на свои, покрытые шрамами, руки.
--
Откуда у тебя это?
--
О чем она спросила? Вопрос вместил в себя весь их разговор.
--
Мой родной брат одарил меня.
--
Тишина повисла в воздухе, но продолжения так и не последовало.
--
Скажи, тот, кто это сделал, будет снова и снова...?
--
Я в этом не сомневаюсь. Так уже было не раз. Он только почувствовал вкус безнаказанности. Не сейчас, они всегда осторожны, но потом, он увидит в себе силу и поймет собственное превосходство над окружающими. Он подумает, что Бог помогает ему, - парень издал смешок, - или подумает, что он и есть этот Бог.
--
Молодой человек пристально посмотрел в спину девушке, и та обернулась.
--
Мне слишком больно, каждый раз, когда он...
--
Тебе известно, кто? - спросила она, будучи уверенной, в его ответе.
--
Думаю, что да.
--
Их разговор не закончился ничем. Зоя ушла к себе, а он остался, наедине со своими страхами, не отпустившими его еще ни разу, с тех пор как брат вырезал, тем самым тесаком, который Зоя теперь нашла вместе с сумкой, всю его семью, и почти уже добрался до него самого. Та сумка - единственное наследство. Лезвие не задело тогда, но рана оказалась глубже.
--
Вопль вскинулся внезапно, ночью, пока он спал. Он не стал закрываться, пришла пора действовать. Он оделся, и посмотрел на часы, рассвет начнется через пару часов. Все точно так же, как и с первой жертвой, но теперь гораздо ближе. Боль утихла. Он замер, прислушиваясь. Нет, время смерти не пришло пока, но что случилось? Покинув веранду, он тихо, держа в руках свои ботинки, крался по дому к комнате Зои. У ее двери он, почувствовал, что за ним кто-то наблюдает.
--
Ты что тут делаешь?! - сказал резко хозяин дома.
--
Он стоял на лестнице, возле спальни. Он начал спускаться, и в движениях его и в голосе была неприкрытая угроза. Не будет объяснений, и парень вылетит отсюда стремительней ошпаренной собаки.
--
Мне необходимо кое-что забрать? - сказал он, глядя на дверь.
--
Что может тебе понадобиться посреди ночи в комнате моей дочери? - он оскорбился, подумав, что его водят за нос.
--
Но робости в парне больше не осталось. Он посмотрел в глаза мужчине снизу вверх.
--
Нет, ничего.
--
Парень ушел, не прощаясь, оставив Аркадия в недоумении. Оказавшись на улице, он одел ботинки.
--
Он не знал, куда идти, но чутье подсказывало ему, что алтарь находится в лесу, а значит, зверь, во что бы то ни стало, туда затащит свою жертву. Едва парень ступил туда, лес сомкнул свои ветви над его головой. Темнота поглотила разум, но не испугала. Он привык к полной тьме. Он не мог видеть, словно кошка, но его шестое чувство, подстегнутое всплеском адреналина, обострилось. Он осязал каждую ветку, каждый ствол, и где-то там, вдали показался глубокий провал, словно там был не лес, а пропасть. Он брел в кромешной тьме, и его окружали только лесные шорохи. Ветер поднялся, став вдруг порывистым, кроны деревьев зашумели в вышине, придя в яростное движение. Лес задрожал. Воздух гудел, словно напоенный электричеством... Кругом невидимое пламя....
--
"Что-то происходит". Порыв утих, и тут же все пропало. Лес снова стал самим собой. Теперь неподалеку ощущалось чье-то присутствие. Послышались тихие всхлипывания. Одинокая тень впереди покачнулась.
--
Юра? - позвал парень.
--
В ответ раздался плач. Парень приблизился. Юра стоял, прижав плотно сжатые кулаки к вискам, слюни стекали по его дрожащему подбородку, глаза зажмурены.
--
Им больно, больно, - причитал он.
--
Тише, все прошло, - попытался парень его утешить, но, пуще прежнего:
--
Нет, еще не все!
--
Парень подошел вплотную, и положил голову дрожавшего как в лихорадке себе на плечо. В том месте, где она легла, рубашка сразу увлажнилась.
--
Где они сейчас? Ты знаешь?
--
Юра отстранился, и посмотрел на незнакомца. Его правая рука сама поднялась вверх, словно ветка лозы, над подземным ручьем.
--
Там, - тихо произнес он.
--
Парень опустил плотно сжатые тиски рук, и Юра, освободившись, бросился наутек, хотя за ним никто и не гнался, кроме разве что ветра. Парень снова посмотрел, туда, где бездна раскрыла свою уродливую пасть.
--
"Ты обманул меня. Кричал ты сам. Ну, что ж, я жду".
--
--
4.
--
Как только отец разбудил ее, Зоя поняла, что произошло. Она схватила сумку, спрятанную в комод возле ее кровати, выбежала во двор. Оказавшись там, она почувствовала страх, но не остановилась. Как глупо девушке рыскать по лесу в поисках парня, о котором знает только то, что он сам рассказал. Но было что-то еще. Была уверенность, что сейчас и здесь решится все, и узел, сплетенный неведомыми руками, развяжется, обнажив всю правду. Над городом сияли огни, в лесу же не было ничего, кроме теней. Она не помнила, как долго это продолжалось. Она лишь заметила, что небо заметно посветлело, когда раздался крик. Что почувствовала она? Испуг? Не совсем. Страх опоздать. "Что же делать, если охотник пошел на медведя, не прихватив с собой ружья?"
--
В сумке полно острейших ножей, готовых рвать любую плоть. Они бряцают внутри от тряски, и, кажется, тоскливо скулят, стремясь вернуться в дело, но она их не слушает. Их нельзя слушать, иначе станешь частью той компании. Что ей это подсказало? Глаза парня, чью душу они выпили.
--
Картина, которая открылась ей, когда солнце позолотило верхушки облаков, заставила сердце сжаться. Алешка стоял посреди поляны, склонившись над телом того, кому принадлежала ее ноша. Парень лежал, распластавшись на огромном валуне. Убийца, словно хирург, зажав в руке скальпель, перед сложной операцией, примерялся с разных сторон. Его рука опустилась ниже. Он сделал небольшой надрез в области груди. Ей вспомнился урок по анатомии и беспомощные лягушки. Зоя пошатнулась. Тошнота подступила к горлу. Словно кролик перед удавом, она шагнула вперед, не выпуская сумку из рук. Парень на валуне тихо застонал, он был явно не в себе. Алешка поднял голову, оторвавшись от своей работы.
--
Зря, - прохрипел он.
--
Зоя поняла, что имел в виду парень, говоря о силе, которую почувствует зверь. В глазах Алешки не было ни стыда, ни страха, только полная уверенность в собственной неуязвимости. Жестом, он пригласил ее подойти ближе. Улыбка на лице возвестила о его блаженной отрешенности, когда Зоя, повиновавшись, подошла. Он поверил в себя, в собственное величие и несокрушимость. Теперь он будет убивать чаще, быть может, каждый день. Он равен Богу, сотворившему его.
--
Когда Зоя подошла к "алтарю", Алешка спихнул с него тело парня, которое, рухнув вниз, откатилось к ее ногам. "Словно овцы на заклание", - его улыбка превратилась в оскал, ощущение безграничной власти опьяняло. Зоя подошла ближе, заслонив собой лежавшего на земле. Сумка осталась возле него.
--
Руки Алешки задрожали от возбуждения, ноздри расширились. По скальпелю стекала капелька крови, она увидела это, когда Алешка поднес его к ее глазам.
--
Моя, - прошептал он, но, вдруг, он испуганно отшатнулся.
За ее спиной выросла фигура парня. Его лицо было влажным от выступившего пота. Он смотрел на убийцу исподлобья. Алешка, совладав с собой, оттолкнул Зою в сторону, и замахнулся скальпелем. Только теперь, когда девушки между ними не стало, он смог увидеть, что парень держит в руках широкий тесак длинною с локоть, начищенный до блеска.
Зоя увидела, как силы, словно возвращаются к нему, вливаясь через кисть, сжимающую огромных размеров нож, обратно в тело. Он дышал полной грудью, боль пропала. Парень поднял нож на уровень глаз, совместив его, словно перекрестие прицела, с шеей противника. Прежде чем парень успел обрушить свой удар, Алешка пронзительно завизжал. У Зои заложило уши. Алешка попытался отмахнуться, но бесполезно. Парень чувствовал, как неудержимый поток струится через него, даруя силы, и, рубя наотмашь, сталь заплясала, разбрызгивая в своем стремительном танце красные искорки крови. Оружие жило своей, независящей ни от кого жизнью. Чтобы отнять все без остатка, оно вложило в парня свою энергию. Он вибрировал, как высоковольтная линия под напряжением. Он чувствовал, словно за его спиной столпились призраки, лесные духи, вся природа. Все те, чье спокойствие возбудил хладнокровный убийца
Все кончилось, и тишина опустилась на них. Позже показалось солнце, окунув весь мир в розовые тона. Кто-то, стоя у окна, восхищался восходом, а эти двое тащили мертвое тело к ближайшему болоту, чтобы похоронить правду.
Когда он садился в автобус, Зоя все еще пыталась разобраться, в том, что же с ними произошло, но что-то осталось недоступным, мозаика была неполной.
Он уехал, потому что услышал новый зов, унося свое израненное тело, и, в надежде, заслужить прощение, и умереть однажды. А город, спустя несколько месяцев, забыл обо всем, стыдливо избегая пересудов.