Аннотация: Лучше мы запомним это, как грустную историю любви, чем как биографии двух сломанных людей
We"ll never say "Goodbye"
Когда моя жизнь покатилась ко всем чертям? Дайте-ка подумать... Должно быть 7 сентября, в тот самый вечер, когда порог нашего дома переступила детская ножка. Он приехал со своими родителями. Обычный 11-летний мальчишка. Я даже не посмотрела на него: меньше всего хотелось принимать гостей, поэтому я, поздоровавшись лишь ради приличия, тут же ушла к себе в комнату. Рыдать по разбитому сердцу. Настолько ничтожный повод для слез! Знать бы мне тогда то, что я знаю сейчас. Ну, вернусь к своей нынешней жизни, точнее расскажу хотя бы здесь, с чего это все началось. Сумасшествие началось 7 сентября, в тот самый вечер, когда порог нашего дома переступила детская ножка.
Он вошел в наш дом, а я даже не посмотрела на него - ушла к себе в комнату, оплакивать свое разбитое сердце. Боже, как это было глупо, но тогда, 7 сентября я так не думала и прорыдала весь вечер, тот самый вечер. Когда же началось сумасшествие... Я не могу сказать точно. Тогда он появился, но все началось на следующий день... или еще позже. Черт, все как в тумане. Этот туман не рассеивается уже много дней. Или месяцев.
Врач сказал, что мне нужно записывать свои воспоминания и перечитывать их, но я ведь ничерта не помню. У меня каша в черепе вместо мозга или как положено говорить в таких случаях? Что-то с кашей, хотя по мне, это звучит так, будто в моей голове убрались миксером. Я пишу, получается плохо, но ничего, я постараюсь.
Итак, 7 сентября, в тот самый вечер.. (кажется, это уже было). Я плакала у себя в комнате до глубокой ночи, а потом решила начать все заново. Мне казалось, что я все смогу и все сумею. И я пошла поесть. Курица с лимоном и рисом. Кажется, салат был уже съеден.
И вот я сижу на кухне, с заплаканным лицом и жирными руками, жую курицу, вокруг тарелки валяются рисинки. Я жирной же рукой беру пакет сока и наливаю в стакан. Дверь открылась, на пороге стоит тот самый мальчишка. Он внимательно разглядывает меня, на его лице я вижу удивление. Он сказал мне: привет. А я отчего-то разозлилась.
- Выйди. - Он ответил, что хочет налить себе молока. А я ответила, чтобы он закрыл рот и дверь. Но он вошел в кухню. Я тяжко воздохнула - этот момент я помню хорошо. Он сказал мне, что я дура, а я расплакалась. Так и началось наше знакомство. Тогда мальчишка довел меня до слез в первый раз. Мы сидели на кухне часов до 5 утра или 5 ночи... Он пил свое молоко, я давилась рисом пополам со слезами. Он говорил мне что-то про глупости, которые рождаются в голове у девочек-подростков, я тихо поражалась его начитанности и в то же время, думала о том, какой он показной умник. В пять я ушла в душ, а он спать.
Я проспала полдня, потом ко мне в комнату ворвалась рассерженная мама и заставила подняться из постели. Было очень поздно, есть не хотелось. Ничего не хотелось, поэтому я тупо сидела на террасе в кресле и мерзла, так как была лишь в толстовке и домашних лосинах, даже без тапок и носков. Рунни возвращался домой с родителями и моим отцом из супермаркета.
- Глупым девочкам полезно. - Сказал он и бросил мне яблоко. Я зло сощурилась на него, снова поразившись этому мерзкому и наглому мальчишке - как сейчас помню, именно так я его назвала в мыслях, едва удержавшись, чтобы не озвучить это. Вскоре мне надоело мерзнуть, и я зашла в дом. В моей комнате пылесосила мама, она была отчего-то злая, и я не хотела встречаться с ней лишний раз, поэтому осталась в гостиной.
- эй ты, умный мальчишка - Позвала я, Рунни подошел, кивнул головой, как бы спрашивая "чего надо?". - Не хами мне, я старше. - Он только противненько улыбнулся и ушел. Я покачала головой, на самом же деле я мечтала треснуть его тапком по башке. - Лови витаминки. - И швырнула в него тем самым яблоком. Рунни засмеялся, поймав его.
Вскоре они уехали, а моя жизнь потекла дальше. Я снова ездила на учебу, гуляла с подругами, строила глазки новому объекту своих девичьих грез. "Объект" легко поддавался дрессировке, и вскоре мне стало довольно скучно. Вечерами я сидела в социальных сетях, болтая с подругами или со своим новым парнем. И вот мне пишет неизвестный пользователь. Сначала я не очень хотела завязывать знакомство, но потом, поразмыслив над пресностью своих отношений с новым парнем, решилась. Так началось мое общение с парнем из "инета".
Прошло 3 месяца. Мой интернет-друг возбуждал во мне все больше симпатии, я понимала, что этот человек "мой" - мне нравилось слушать его и говорить с ним, нравилось то, как он говорит, и то, что он говорит. Мне были ясны его слова и поступки, его принципы. В общем, я влюбилась. Однако, лучше синица в руках, думала я и продолжала встречаться со своим парнем. Впрочем, наверное, этому обману способствовало еще и то, что я опасалась начинать отношения с парнем из "инета". Я боялась даже встретиться с ним: не потому что опасалась, что он окажется взрослым дяденькой, которому взбредет в голову изнасиловать меня или убить, а потому что не хотела разочаровываться: "а вдруг он страшный?" - думала я и искала новые причины для отказа. Несколько раз я даже согласилась, а потом, сославшись на обстоятельства, отменяла встречу.
Но вот настал день, когда я решилась. "Пан или пропал" - сказала моя лучшая подруга, отправляя меня на свидание. Она же помогала мне собираться.
Сегодня, прочитав мои записи, врач сказал, что у меня получается все лучше. Я рада этому, хотя чем больше я вспоминаю, тем мне тоскливее. Лучше бы я и дальше ничего не помнила. Он сказал, что мне нужно писать дальше, иначе я опять начну потихоньку сходить с ума. Лучше сойти с ума. На этом точка.
Сегодня пришла мама и слезно просила меня писать. Черт возьми, неужели так важно делать эти проклятые записи? Что ж, я начну сначала, но не для вас, док, а для своей мамы.
Итак, то был... Все началось. Нет, не так. Все началось в сентябре, в начале сентября, если верить моим первым записям - 7 сентября. В ночь с 7 на 8. Он приехал к нам со своими родителями. Они пробыли около недели. Перед самым их приездом я рассталась со своим парнем. Тогда я была названа дурой и выслушала целую лекцию о глупостях, совершаемых девочками-подростками."
- Я не буду это писать!! - вопила Мэрли. Она категорически отказывалась продолжать делать записи в тетради и вообще где бы то ни было. Тогда врач был вынужден предложить ей рисовать: все, что угодно. Первое время она часами сидела перед чистым листом бумаги, не прикасаясь ни к чему, просто глядя на бумагу. Первая попытка порисовать закончилась слезами. Как и вторая, и все последующие. Она начала рисовать на втором сеансе, но потом все же расплакалась.
Ее корявые закорючки: маленькие, узловатые, расположенные где-то в самом углу, нацарапанные красным карандашом - вот и все, что удавалось "выжать" из нее первые пять сеансов. А потом ее как прорвало: она начала рисовать путанные узоры - просто красное кружево, постепенно этот образ все усложнялся - добавлялись цвета, и "закорючки" становились еще причудливее.
- Дайте мне тетрадь. - Врач довольно улыбнулся и протянул ей потрепанную тетрадку. Мэрли начала что-то быстро писать все тем же красным карандашом. Она не останавливалась ни на минуту до самого вечера. Потом доктор Трули прочитал:
"Я все помню, Рунни. После того, как вы прочитаете это, док, вы точно решите оставить меня здесь до конца жизни, но вы ведь просили меня писать. Итак, 7 сентября - он появился в первый раз в моей жизни, тогда же довел меня до слез. Не сомневайтесь ни в одном моем слове, какой бы ересью не показалось вам то, что я напишу дальше. Итак, я остановилась в последний раз на том, что пошла на свидание с Расти - так звали моего интернет-друга. Признаться, я нисколько не была разочарована: он оказался в моем вкусе - высокий и подтянутый, с русыми волосами и серыми глазами. Его лицо, оно появлялось в моей жизни не так часто, как я бы того хотела, но я отлично его помню - небольшие, но очень красивые глаза, красивый же нос и "скромные" губы. Гораздо чаще передо мной мелькало лицо мальчишки: у него были такого же русого цвета волосы и те же серые глаза, он был довольно высок для своих 11 лет и явно слишком умен.
Итак, вернусь к свиданию с Расти. Мы замечательно провели время, погуляв в парке аттракционов - это было подобно взрыву в затхлой комнате - только тогда я поняла, насколько серой была моя жизнь. Что ж, они внесли много красок в мое существование, жаль, что все закончится здесь - в психлечебнице. Весь день мы веселились и катались на аттракционах, ели мороженное и сладкую вату, помню от всех этих сладостей меня ужасно тошнило, а Расти смеялся надо мной. Кретин - вспоминая это, я не могу не улыбаться.
Домой я вернулась поздно и тут же получила свежий нагоняй от родителей - они не могли дозвониться до меня, и как бы Джулия меня не покрывала - у нее ничего не получилось. Ночью я пожаловалась Расти, а утром он приехал, чтобы извиниться перед родителями. Знали бы вы, док, как я была удивлена, увидев его в 9 часов на пороге моего дома. Как ни странно, он понравился отцу, а мама, как человек более сдержанный и подозрительный, начала присматриваться к нему. Это было многообещающее начало. Расти позавтракал с моей семьей, и мы пошли гулять. Сказать, что я симпатизировала ему, значит не сказать ничего о моем к нему отношении. Я не просто была влюблена в него, не просто любила его, нет. Это было что-то другое: он был настолько моим, настолько понятным и родным. Мы дышали в унисон. Я не знаю, как описать это единение, это полное понимание. Я хотела быть с ним всегда, хотела вечно держать его за руку, целовать его и никогда-никогда не расставаться, ни на минуту. Я вся стремилась к нему. В моей груди что-то постоянно щемило и рвалось к нему, абсолютное счастье накрывало нас с головой, и никто не был нам нужен. Я смотрела на него, слушала его голос, его смех - как же я была счастлива тогда. Он был настолько моим, что всякие границы между нами таяли с каждым часом, что мы проводили вместе.
К вечеру кто-то начал усиленно названивать ему на мобильный. Поначалу я не обращала внимания, но потом не выдержала и спросила. Он ответил, что это родители. Я попросила его ответить, но Расти, как я видела, вовсе не хотел этого делать. Я подумала, что из-за того, что его родители не хотят, чтобы мы встречались.
- Они знают про нас? - как я и предполагала, они ничего не знали. Я расстроилась. Расти вышел из кафе, где мы засели перекусить, и ушел куда-то. Вернулся довольно быстро.
Мы встречались каждый день. Это было самое счастливое наше время. Он уговорил меня участвовать в университетском конкурсе талантов, состоящим из нескольких этапов. Я начала готовиться к первому этапу - отбору, который, кстати, преодолела очень быстро и безболезненно. Расти был рядом - он стоял в кулисах, и я чувствовала, что он волнуется даже больше меня. Когда прозвучал последний аккорд, я тут же встала и пошла к нему. Его объятия были для меня лучшей наградой и утешением. Что бы не происходило потом, я всегда находила успокоение и утешение с ним. Жаль, что сейчас..." - на этом тогда запись и закончилась. Мэрли, молча, встала со стула и ушла к себе в палату. На следующий день она отказалась выходить оттуда. Ее не стали принуждать. Но вот еще через день врач был вынужден заставить ее побеседовать с ним. Девушка крайне нехотя отвечала на его вопросы и ничего не рассказывала сама. Наконец, устав вытягивать из нее слова, док ее отпустил.
За свои записи она села через почти три недели. Ее состояние снова ухудшилось.
"Конкурс... Отбор. Я волновалась, а он волновался еще больше. Расти-Расти, ты бы сейчас сошел с ума, узнай, где я. Конкурс. Второй этап - я волновалась больше: казалось, что вокруг меня одни профессионалы с безупречными голосами, он в меня верил. Я пела провокационные песни провокационных исполнителей. Я бы и сейчас не отказалась от Мэрилин или Курта, Корн и других.. Наверное, этим я и брала жюри: я не была очередной девушкой со слащавым, хоть и сильным голосом. Я пела хрипло и отрывисто, с жаром, с любовью к музыке и настоящим чувством того, что я пела. Ты смеялся надо мной на репетициях, но всегда волновался во время выступлений. Даже больше чем я. Когда был четвертьфинал, точнее вечер перед ним(а он должен был состояться на следующий день), мне позвонила женщина и попросила о встрече. Я согласилась, потому что она представилась как его мама. Мне было странно, что мы знакомимся вот так - явно в тайне от Расти. Кошмар постепенно раскрывался передо мной. Она была заплаканная, ужасно заплаканная и несчастная, первые минут десять я успокаивала ее, официантка беспокойно и сочувственно поглядывала на нас, каждые пять минут приносила новый стакан воды.
Я не поверила сначала ни единому ее слову, и если бы она не плакала так горько, я бы ушла оттуда почти что сразу после начала ее рассказа.
"Расти болен. Нет, не болен, он здоров, но. Ты должна была заметить, как изменилось его лицо со дня вашей первой встречи и сейчас" - сказала она, а я все с нарастающим ужасом понимала, что она права. Он изменился. У его глаз наметились "гусиные лапки", как их называет моя мама. А ведь мы были вместе всего 9 месяцев.
И она рассказал мне это все: то, что когда Расти было два месяца он выглядел на 2 года - "какой бред" подумала я тогда и ушла из кафе.
- Он умирает с тобой! - Крикнула она мне вслед. Я была зла. Я спрашивала себя: неужели она не могла придумать что-нибудь более реалистичное? К чему было городить весь этот бред.
Утром позвонил Расти. Мы встретились. Поневоле я начала вглядываться в его лицо, руки, шею - все те места, где так отчетливо можно разглядеть следы возраста. Я понимала, что он уже не выглядит на 21 год.
Был преодолен и четвертьфинал. До финала оставалось два с половиной месяца: конкурс в полуфинал и сам финал.
Мы пошли праздновать победу в четвертьфинале. Я не выдержала и рассказала ему о встрече с его матерью. Он переменился в лице. Я начала выспрашивать.
- Она не врет. - Тогда мне казалось, что в моей голове одна за другой взорвалось множество мин. Расти снес все этим признанием.
Я требовала объяснений. Он начал. Док, лучше бы вам сейчас закрыть эту треклятую тетрадь и сжечь ее, но вы ведь так не сделаете. А все же, я не могла не посоветовать.
Элиот была обычной беременной молодой женщиной, она выносила его положенных 9 месяцев под сердцем без осложнений, родила его в срок, он был здоров, но потом. Врачи не понимали, почему он растет ТАК быстро. Он как будто начал развиваться по безумно ускоренной программе - все так же, но в разы быстрее. За месяц он проживал год обычного человека. Если бы он и дальше продолжал "такими темпами", он бы умер уже давным-давно.
У них не было времени на долгие исследования, они в отчаянии искали лекарство, способ замедлить этот безумный, дикий рост. И нашли. Самый неожиданный из всех, которые можно предположить. Вечный аутсайдер. Человек, совмещавший в себе как мистика, так и ученого. Он был чужим, как в мире науки, так и в экстрасенсорном мире. Он пришел к ним в дом как-то утром и сказал, что знает об их несчастье, о мальчике, который растет на год за месяц. Расти выглядел на 5 лет в свои 5 месяцев. "Лишний" (так он сам себя называл в шутку, не упоминая впрочем ни одного другого имени) научил его управлять его "безумным" телом. Так Расти научился превращать себя в юношу, который, наоборот, становился младше, но он изменялся, напротив, ужасно медленно - за год на месяц. Кем бы он ни был в течение какого угодно срока, который позволяло обличие, другая личина не подвергалась никаким изменениям.
Он, как ему казалось, прожил безумно долгую жизнь. Должно быть так оно и было. Изредка он возвращался в свою личину, предпочитая, однако, жить в той, которая умирала медленнее. А теперь, большую часть времени он был собой и сгорал. Как я не замечала этих изменений? Наверное, потому что, когда мы познакомились, ему был 21, соответственно за эти 9 месяцев он постарел на 9 лет.. Не такой уж и старый. Это было ужасно и нелепо, но я видела своими глазами доказательства его слов. Вот он сидел передо мной, 30-летний уже мужчина.
Я попросила его обратиться в мальчика. Он отказывался. Но я заставила. И вот передо мной стоял Рунни. Ночь, последовавшая за тем разговором, была отвратительна. Расти пытался успокоить меня, но я не могла. Он должен был быть мальчиком, чтобы жить дольше. Но как это было возможно? Как может человек так быстро стареть? Как он может превращаться по своему желанию то в мужчину, то в мальчишку, и, в конце концов, как мы можем быть вместе, когда он сгорает со мной? Так ад разверзся перед нами.
Я, мне нечего скрывать теперь или стыдиться, тогда я испугалась и растерялась. Я думала, что схожу с ума. Я бросила Расти. Я не могла понять того, что свалилось на мою голову. Я была полнейшей эгоисткой." - Запись в очередной раз прервалась еще на неделю. Доктор Трули никак не комментировал записи пациентки, не назначал никаких новых лекарств, и, кажется, никому не рассказывал о прочитанном. Он явно ожидал продолжения. За одно то, что он не начал колоть ее психотропными препаратами, Мэрли была ему ужасно благодарна. Она уже и сама захотела дорассказать то, что сводило ее с ума.
"Я отказалась от него, назвала психом и ушла. Я видела все эти доказательства и свидетельства, он честно рассказал мне все и признался, но я испугалась и сбежала. Расти, если бы я могла знать тогда то, что знаю сейчас, я бы никогда не сделала так. Без него мне было ужасно. Не тоскливо, не страшно, не одиноко - просто ужасно. Я была как будто без рук и ног, без зрения, без слуха, я не ощущала ничего, кроме пустоты, давящей на меня изнутри и извне. Я понимала, что лучше сойду с ума вместе с ним, лучше умру, но не буду продолжать это. Только вот он пропал. Он уехал, сменил номер и себе, и родителям - я не могла найти его.
Близился полуфинал. Я была не готова к нему. И не хотела готовиться, мне нужно было найти Расти. Я могла думать только об этом. Но он ушел, я знаю, он хотел дать мне шанс жить нормально, но у нас не получилось. Он пришел на полуфинал. Выйдя на сцену, я начала искать его взглядом, и нашла. Он стоял на балконе, за группой людей - не хотел, чтобы я увидела его. Я знала, что он волнуется. Больше всего на свете мне хотелось, сказать ему свое жалкое "прости", умолять остаться, уговорить быть со мной, но я должна была выступить.
Я ужасно боялась, что не успею сказать ему это все, что он уйдет, как только я закончу. Я подменила песню: начала совсем не ту, которую заявила. "Последний день на Земле", она как никакая другая подходила для того, чтобы сказать ему то, что я хотела, то, что нужно было услышать нам обоим, чтобы поверить в возможность, чтобы получить второй шанс.
Вчера было так давно, будто миллион лет назад,
Я всегда была ничтожеством,
Но вот я встретила тебя,
Кажется, уже слишком поздно,
Мир вокруг рушится.
Мы немощные калеки,
Величественные и мертвые -
Наши доспехи сделаны из стекла...
Мне так пусто здесь, без тебя,
Я сломлена.
Я знаю, это последний день на Земле,
Мы будем вместе, пока мир летит к чертям,
Я знаю, это последний день,
Но мы никогда не скажем "Прощай".
С той же нежностью, что собаки перегрызают друг другу глотки,
Любовь уничтожает своих рабов.
Пути к побегу утеряны,
Мы рассыпаем семена у ног наших сынов.
Я так пуста здесь, без тебя,
Я знаю, они хотят, чтобы я умерла.
Я знаю, это последний день на Земле,
Мы будем вместе, пока мир летит к чертям,
Я знаю, это последний день,
Но мы никогда не скажем "Прощай".
Я знаю, это последний день на Земле,
Мы будем вместе, пока мир летит к чертям,
Я знаю, это последний день,
Но мы не скажем "Прощай"
Я знаю, это последний день,
Мир умирает,
Но мы не скажем "Прощай",
Мы никогда не скажем "Прощай",
Мы НИКОГДА НЕ СКАЖЕМ "ПРОЩАЙ"!
- вырвалось у меня так громко и горько, с такой мольбой. И я поняла, что он услышал. Мне оставалось только молиться, чтобы он решил то же самое, что решила и я.
Да, док, он простил меня. И мы и правда были вместе, пока мир вокруг нас рушился. Я упросила его быть ребенком хотя бы днем. Так мы жили почти год. Мы гуляли, смотрели ТВ, рисовали, готовили. Это сводило меня с ума, это было так тяжело. Я не могла дотронуться до него лишний раз, потому что это был гребанный ребенок, но в то же время, мне безумно хотелось быть с ним. Я разрывалась, мне дико хотелось убежать от него, но я не могла этого сделать. Я не могла снова предать его. Я начала понимать, как ему тяжело. Мы старались не говорить об этом, но порой я не справлялась, в очередной раз проявляя слабость. Расти приходилось обращаться обратно, чтобы успокоить меня. Я понимала, что убиваю его, что каждый час, проведенный со мной, каждая ночь - это очередной акт убийства. Он сгорал рядом со мной. Он не хотел быть ребенком, потому что мы были отстранены, но я не позволяла ему быть собой целыми днями.
Я засыпала с моим Расти, а утром видела спящего Рунни. Я вскакивала, как подорванная, как будто меня кто-то застукал с чем-то непристойным. Но так оно и было, по крайней мере, для меня. Он ведь был 11-летним мальчишкой, а я лежала голая с ним в постели. Он просыпался и смотрел на меня своими красивыми глазами, удивленно и расстроено. Однажды я проснулась у него на груди. Чертовой мальчишеской груди. Я так хотела быть с Расти, моим Расти - веселым и сильным, но была с наиумнейшим и остроумнейшим Рунни. Я иногда думала о том, что наш сын был бы точно таким же, как и этот мальчишка. Я не хотела и до сих пор не хочу и не могу отождествлять их - мой Расти и чертов Рунни. Ему было не понять, почему я разделяю их так, а я и не могла объяснить в чем дело. Наверное в том, что одного я могла обнимать и целовать, спать с ним, заниматься любовью, а на второго и смотреть боялась, учитывая характер наших отношений ночью. Боже, это кажется мне невероятно мерзким и преступным: засыпать с любимым мужчиной, а просыпаться с ненавистным мальчишкой. В Рунни был все тот же Расти - мой, такой родной и понятный, но мальчишка был лучшим ограждением его от меня, за это я его так ненавидела. Сейчас я бы плясала, как очумевшая, окажись он здесь. Это ведь была одна из форм моего Расти.
- Ты хочешь, чтобы я был ребенком, но боишься посмотреть на меня лишний раз! - То была самая серьезная наша ссора. Я с отвратительной отчетливостью помню каждое наше слово, произнесенное тогда.
- Пойми, черт возьми, ты долбанный ребенок! Я не хочу быть педофилом!
- Что ты несешь? Я не прошу тебя ни о чем, кроме того, чтобы ты перестала вести себя так, как будто мы едва знакомы!
- Я не могу- не могу! Я хочу нормальной жизни! - Сколько раз я проклинала себя за эти слова. Расти ничего мне не ответил, молча выйдя из комнаты. Он пришел только к ужину. Поели в тишине.
- Я знаю, чего ты хочешь. Тебе нужен мужчина, тебе нужно чертово нормальное тело. Думаешь, я этого не хочу? Думаешь, мне нравится этот психодел?
- При чем тут тело? - Взвилась я.
- Да потому что именно это тебя коробит, но пойми наконец, что кем бы я ни был - мальчиком, или стариком, я это и есть я, и никто другой! Тебе нужен секс? Или чего ты хочешь?
- Я хочу быть с тобой!
- Ты итак со мной! Ты просишь меня обращаться, но не можешь общаться со мной. Ты хочешь нормальной жизни, которой у нас не может быть. - Мне ужасно хотелось заплакать, обнять его, но передо мной сидел ребенок. - Давай, давай я буду тем, кем должен быть.
- Нет!
- Но я не хочу такой жизни, Мэл! Я хочу быть с тобой. Как тогда, когда мы только познакомились! Я хочу снова видеть тебя счастливой и беззаботной. - Он обратился и подошел ко мне, обнял мою голову и прижал к себе. - Мэл, - тихо позвал он, я не могла ничего ответить.
- Обратись. - Он покачал головой, отказываясь.
- Обратись! - Закричала я, а он сжал меня еще крепче.
- Нет, я буду таким до конца, насколько меня хватит. - И он был, док. Был до самого конца, как бы я ни просила его, он оставался собой. Он старел, неумолимо, так быстро, все ускоряясь. Мы видели все новые морщины, все новые болезни нападали на него, его волосы редели и седели, зубы выпадали - время сжирало его. Как бы я не просила - он оставался собой. Это дикое упрямство сводило его в могилу, а меня с ума.
Его хватило на полтора года. Он умер старым, очень старым в возрасте 25 лет. Он был со мной на финале конкурса(тогда он выглядел уже за 40). Мы победили. Ту песню я, конечно же, посвятила Расти. И мы победили. А еще мы так и не сказали прощай.
Док, я знаю, ты считаешь меня сумасшедшей, но под моим матрасом ты найдешь много наших с Расти фотографий. Ты не сможешь вылечить меня, потому что тоска не лечится. Я всегда буду чувствовать себя виноватой за то, что Расти умер так рано; за все те слова, что наговорила ему когда-либо; за то, что не верила и предала; за весь эгоизм по отношению к нему. Я буду винить себя за то, что сожгла его меньше чем за три года.