Христиане кажутся странными людьми. Они верят, что Бог спустился с небес, воплотившись в Иисусе Христе. Они верят во второе пришествие Мессии, и что мир будет разделен на праведников и грешников. Они ходят в храмы по выходным и молятся на длинных богослужениях, они читают молитвы утром и вечером, поминают умерших родственников. Они причащаются в храме вином и хлебом, веря, что хлеб превращается в тело Христа, а вино в кровь.
Моя бабушка являлась ярой христианкой. Поэтому я не любила ездить к ней в деревню на летние каникулы. Но то лето я запомню на всю жизнь. Мне недавно исполнилось восемнадцать, я цвела и порхала над землей как бабочка, даже не подозревая, что скоро мне обрежут крылья. Я не задумывалась о смысле бытия, вопросы, связанные с Богом, меня не интересовали. Мои родители никогда не ходили в церковь, и я не стремилась туда попасть. Богослужения, на которые водила меня бабушка, казались мне мукой.
- Папа, я не могу на лето остаться здесь? - В десятый раз я пыталась вызвать милость отца.
- Маша, я тебе сотый раз повторяю, что ты едешь к бабушке! - Мой суровый родитель сдвинул брови, и я поняла, что перечить бесполезно.
Мои летние планы рушились на ходу. Я планировала подработать летом и купить цифровой фотоаппарат, чтобы делать красивые фото. Но моим мечтам не суждено было сбыться.
- Мама, может ты уговоришь отца оставить меня здесь? - Я начала приставать к маме: - Я вам мешаю?
- Нет, что ты! - Она всплеснула руками: - Не говори глупостей! Бабушка соскучилась по тебе. - Мама улыбнулась: - Ты еще совсем ребенок.
- Я не ребенок! - Меня возмущали такие заявления мамы: - Скучно в этой деревне...Да и бабушка кроме своего монастыря никуда не ходит. Опять мне будет нотации читать, что я в храм не хожу!
- Не обращай внимания. Она старый человек.
Мама всегда так говорила. Только я понимала, что это лето я проведу в Башмаково, а осенью начнётся университет, и я снова останусь без фотоаппарата.
Автобус до Башмаково идет два часа. Мне показалась, что прошла вечность, прежде чем водитель прокуренным голосом заявил:
- Башмаково! Кому надо - выходите!
Я, схватив рюкзак, выбежала из автобуса. На дороге меня встречал Егорыч. Он был привратником Преображенского монастыря и очень хорошо знал мою бабушку.
- Тамара приболела, вот меня послала тебя встретить. Давай рюкзак!
Я отдала рюкзак Егорычу. Бабка рассказывала, что когда-то давно он был жутким пьяницей и пропил все, что можно. Его приютили в монастыре, и с тех пор он не взял и капли в рот. Несмотря на то, что Егорычу было уже за шестьдесят, мне нравилось с ним общаться. В отличии от моей бабушки, он никогда не давил на меня, принуждая идти на службу.
- Как там городская жизнь? - Поинтересовался он.
- Цветет и пахнет! Не то, что в деревне. - Усмехнулась я.
- Да. Мне уж чего... - Махнул рукой старик: - Мне и тут хорошо! Природа, спокойствие. Это вам молодым нужна жизнь кипучая.
Я про себя усмехнулась. Егорыч в чем-то был прав. Я бы не смогла жить так, как моя бабушка в деревне, в окружении пожилых людей, где лишь на летние каникулы приезжают дети.
Привратник был частым гостем в доме бабы Тамары. После смерти деда она осталась совсем одна, и старик приходил в дом, помогал по хозяйству. Они коротали вечера за длинными беседами о жизни. С раннего детства меня отправляли в Башмаково, где я являлась свидетелем скучных разговоров о церкви, Боге и людях. В тот день я тоже мысленно настроилась на подобные беседы, но бабушка где-то простудилась, что даже не пошла встречать меня. Егорыч отвел меня в дом и прошептал:
- Тамара уснула. Пускай поспит. Ты не шуми.
- Егорыч, а ты не останешься? - Спросила я старика: - И чай не выпьешь?
Привратник виновато посмотрел на меня, словно я уличила его в чем-то постыдном.
- Ей Богу не могу... - Он развел руками: - На всенощную надо. Сегодня первый раз новый наместник служит. Надо показаться, а то монастырь без присмотра оставлю. Еще ругаться будет на меня, поговаривают, что игумен то строгий попался. Не забалуешь у него. Это отец Игнатий - добрая душа! Подойдешь к нему и скажешь: "Батюшка, разреши навестить знакомых в деревне". А он улыбнется так ласково - ласково: "Иди с Богом!". Благословит, да перекрестит на дорожку. - Старик печально вздохнул: - А нового то наместника не видал еще. Но слухи среди братии ходят, что мол, игумен - жесткий человек, будет весь монастырь в узде держать.
Я видела, как изменилось лицо Егорыча, когда он говорил о смене руководства Преображенского монастыря. Бабушка рассказывала мне о тяжкой жизни старого привратника. Еще в детстве он остался сиротой, сбежал из детского дома, долгое время был беспризорником, связался с плохой компанией, промышлял воровством, а потом и вовсе угодил в тюрьму, где пробыл три года. Когда освободился, то идти было некуда, начал пить, приблудился в Башмаково, тут его и подобрал отец Игнатий. Дал кров, накормил, обогрел. А в ответ тот должен был верой и правдой служить монастырю, раз и навсегда прекратить употреблять спиртное. Егорыч видимо и правда покаялся во всех грехах и сейчас походил на праведника. Я понимала, как сильно расстроился старик, узнав, что отец Игнатий больше не будет управлять монастырем. Я знала отца Игнатия, мне казался он очень добрым монахом, которого любили в деревне. Бабушка была его духовной дочерью, он иногда заходил к нам на чай. Своей простотой он покорил многих жителей деревни. Несмотря на то, что к богослужебной жизни я относилась равнодушно, но известие о смене наместника вызвало во мне грусть.
- Куда же делся отец Игнатий? - Спросила я: - Почему его заменили?
- Старый уже... - Обреченно выдохнул старик: - Ему же восьмой десяток пошел. Захворал тяжело. Вот начальство церковное отравило его на покой. Батюшка и так за весь монастырь, за всех прихожан как за детей переживал, два инфаркта схватил, да и кроме них сколько болезней! - Егорыч перекрестился: - Храни его Господь. Святой человек! - Егорыч посмотрел на меня: - Ты, Марусь, не обижайся, что не остаюсь у вас трапезничать, надобно мне быть в монастыре.
- Егорыч, не называй меня Марусей! - Меня бесило, когда привратник называл меня так: - Я - Маша!
Егорыч посмеялся и заботливо потрепал по щеке.
- Эх, молодежь... - С этими словами он зашагал прочь от нашего дома.
Баба Тамара в тот вечер не пошла на службу. Она свалилась с температурой, и я приносила ей горячего молока. Она сетовала на то, что пропустит первую службу новоявленного наместника.
- Жаль прям, что нового батюшку не увижу. - Ворчала она: - Егорыч то пошел?
- Да. - Кивнула я: - Даже чай попить не остался.
- Пущай идет. А то разгневается новый игумен и с работы выгонит. Бабы то деревенские уже кудахтали, что наместник порядок наведет.
- Они что видели его?
- Да нет еще. Сегодня увидят!
- Чего тогда сплетничают? - Никогда не понимала сплетен. Поэтому и не любила деревенских жительниц, которые собирались у кого-то в гостях и обсуждали разные события, иногда приукрашивая действительность.
Накормив бабушку, я легла спать. Спалось на новом месте отвратительно. За год я уже отвыкла от жесткой деревянной кровати, и меня немыслимо тянуло домой на мягкую софу. Я хотела укрыться теплым пледом и провалиться в мир сновидений. Но я в Башмаково. И здесь вместо просторной кровати узкие деревянные доски, накрытые матрасом.
Утром, едва петух пропел, я вскочила на ноги. Меня всегда пугал этот петушиный вопль, который будил всех в округе. Значило, что сельчане должны проснуться и заняться делом. Деревня - не город, спать до обеда не получится. Я прошла в горницу, где лежала баба Тамара.
- Полночи не спала. - Проворчала она: - Кашель замучил. Ну хоть жар спал, теперь вот кашлять буду, как окаянная.
- Молока нагреть? - Спросила я у бабушки, предлагая помощь. В доме был газовый баллон, поэтому не было нужды готовить на печи.
- Сходи к тете Марусе, попроси... Я у нее всегда молочка беру.
Мне пришлось согласиться. Я не очень любила мою тезку - тетю Марусю. Она слыла сварливой женщиной, которая собирала сплетни и обсуждала личную жизнь других людей. Бабушка говорила, что ее муж умер давно, а дети выросли и уехали в город. Маруся осталась одна и коротала время за собиранием сколок и сплетен.
Увидев меня, она широко улыбнулась.
- Маша! - Воскликнула она: - Какими судьбами?
- Бабушка заболела, попросила за молоком к вам сходить.
- Ой, какая печаль! - Мне казалось ее сожаление слишком наигранным: - Вот держи! - Она протянула мне бидон: - А тебе сколько лет то?
- Восемнадцать. - Как мне не хотелось разговаривать с этой женщиной.
- Совсем невеста! Жених то есть?
Я готова была наговорить грубостей тете Марусе за ее вопросы. Какое ей дело до моей личной жизни? Я что-то пробурчала себе под нос и ушла.
Жениха у меня не было. Когда-то в шестнадцать лет, я общалась с одним мальчиком из параллельного класса. Симпатичный, умный, веселый. Ходили вместе в кино, посещали кафе, смеялись над глупыми шутками и ели поп-корн. К более серьезным отношениям я была не готова. Тогда в восемнадцать лет, я хотела свободы и цифровой фотоаппарат. Парни для меня были кем-то вроде подружек мужского пола, с которыми можно было повеселиться и посмотреть кино.
- Чего там Маруся? - Поинтересовалась баба Тамара.
- Опять с вопросами про женихов пристает. - Недовольно отозвалась я.
- А ты чего?
- А я что? - Мне не нравились эти разговоры: - Я ничего! Я цифровой фотоаппарат хочу.
Бабушка казалось не слышала этого. Она задала совсем другой вопрос.
- Ирина так и живет в блуде?
Это касалось моей старшей сестры. Ей был двадцать один год, она закончила мединститут, сейчас работала в больнице. Уже как полгода она жила у своего парня без росписи и венчания. Бабушку приводило это в ужас. Зато моя сестра казалась счастливой. Ирина, как и я, питала полное равнодушие к религии, а ее парень и вовсе был атеистом.
- Бабуль, они любят друг друга.
- Какая это любовь! - Всплеснула руками та: - Блудное сожительство - вот как это называется! Покаяться должны, пойти в храм, пусть батюшка епитимью на них наложит.
Я уже не слушала бабу Тамару. Но что за взгляды дореволюционной России? Сейчас каждый второй живет без росписи, а тем более без венчания. Мои родители ничего не имели против.
- Что-то Егорыч не заходит. - Говорила бабка: - Он, когда я болею, всегда мне перцовочки приносит. Она от кашля помогает! Наместник, наверное, и правда строгий. Не отпускает.
- Бабуль, может мне сходить к Егорычу? - Предложила я. В конце концов, мне не составляло труда проделать путь от дома до монастыря. Я не раз там бывала.
- И то правда! - Согласилась баба Тамара: - Только, знаешь, что... Не сейчас! К вечеру ближе, после вечерней службы. Щас больно много прихожан там, да и паломников. Работы у Егорыча много, не надо отвлекать, да и как он тебе перцовочку давать будет? Ты уж лучше вечером!
Я согласилась. Вечером так вечером. Я бывала в монастыре не раз. Бабушка все мое детство водила меня на службы, пытаясь, приобщить к православию. Но я оставалась равнодушной к религии и всему, что с ней связано. Верила ли я в Бога? Несомненно. Я считала, что высшая сила существует, вот только для веры необязательно посещение храмов и участия в таинствах. Меня вполне устраивало верить в душе, знать, что все мы созданы кем-то свыше.
Набросив легкую кофточку, я покинула дом бабушки и направилась в монастырь. Башмаково - большая деревня, хотя жителей с каждым годом становилось все меньше и меньше. Преображенский монастырь был древним и очень известным в России. Во многом благодаря отцу Игнатию, монастырь восстановился после разрушения большевиками и стал снова действующим. Теперь отца Игнатия не было, он отдыхал от административных дел и полностью посвятил себя Богу.
К моему удивленью, Егорыч не встретил меня у ворот. Вероятнее всего он находился в своей сторожке и быть может ужинал. Я вошла на территорию монастыря и напряглась. Фонари, которые обычно освящали дорогу, не горели. Темнота уже опустилась на деревню и внушала страх. Как-то непривычно было находиться в гордом одиночестве посреди Преображенского монастыря. Все казалось чужим и незнакомым, словно я первый раз находилась здесь. Быстрым шагом, я направилась к сторожке, где обитал старик. За моей спиной я услышала шаги и резко обернулась:
- Егорыч? - Позвала я, разрезая тишину.
Но к моему удивлению передо мной стоял не привратник монастыря. В полутьме я едва различала мужской силуэт неряшливого вида. От него за несколько метров несло перегаром, что было недопустимо в таком месте, как святая обитель. Человек приблизился ко мне, и я увидела мужчину непонятного возраста со спутанными грязными волосами, недельной щетиной, одетого в мятую рубашку и старые потрепанные брюки. Я испугалась, так как глаза этого пьяного типа не пылали дружелюбием, а скорее наоборот, в этих глазах затаился какой-то недобрый огонек. Я зашагала обратно, но небрежно одетый мужчина нагнал меня. Он схватил меня за плечи и попытался повалить на землю.
- Пустите! - Закричала я: - Что вам от меня надо?
- Не ори, девка, а то хуже будет! - Рявкнул пьяный мужик, продолжая рвать на мне кофту.
Минуты жуткого ужаса охватили меня. Я понимала, что надо было этому пьяному типу. Но как же так? В святом месте происходит такое? Разве это возможно? Знала бы моя бедная бабушка, что все обернется так, никогда бы не пустила в монастырь поздно вечером.
Мужику удалось свалить меня на землю. Я продолжала вырываться и кричать. И видимо мои старания увенчались успехом. За спиной этого пьяного типа возникла чья-то высокая фигура и оттолкнула его от меня.
- Аркадий, что это значит? - Услышала я в темноте голос моего нежданного спасителя.
- Ох, батюшка... Бес попутал! - Отозвался мужик: - Не знаю, что на меня нашло! Отец игумен, помилуйте!
- Аркадий, вы пьяны. Не так ли? - Строго спросил игумен.
- Батюшка, помилуйте, бес попутал...
- Не надо приплетать сюда беса. Я даю вам два часа на сборы, чтобы завтра утром духа вашего здесь не было. - Он сказал, как отрезал.
- Да как же так? Отец Даниил... - Завопил Аркадий: - Я ж отцу Игнатию служил верой и правдой.
- Я не отец Игнатий. - Ответил игумен: - Насколько мне известно, вас взяли в монастырь с условием, что вы навсегда искорените в себе тягу к пьянству. Но вы кроме этого зловредного порока еще пытались изнасиловать девицу.
- Простите, отец игумен, простите Христа ради... - Взмолился мужик, готовый броситься на колени.
- Бог простит. - Заметил отец Даниил: - Два часа на сборы. Ступайте, Аркадий!
Тот еще пытался вымолить прощение у нового наместника, но игумен был неотступен. После того, как Аркадий скрылся, в поле зрения отца Даниила попала моя особа. Я все еще сидела на земле, и меня била мелкая дрожь.
- Поднимайтесь! - Скомандовал игумен и протянул мне руку.
Я, опершись на его ладонь, встала. Меня еще трясло, я никак не могла отойти от пережитого за эти кошмарные минуты. В полутьме я едва смогла разглядеть игумена. Новый наместник был высоким мужчиной, на вид не больше сорока. Лицо смуглое загорелое, глаза непонятного оттенка, я так и не смогла разглядеть их в темноте. Волосы и борода черные, еще не затронутые сединой. Новый игумен пристально осмотрел меня и спросил:
- Что занесло столь юную девицу в мужской монастырь в позднее время? - Вопрос звучал, как на допросе у прокурора.
- А где он? Странно, почему его нет на посту. - Он снова обратил на меня свои глаза: - Зачем вам нужен был привратник? Он - ваш родственник?
- Нет. Он знакомый моей бабушки. - Ответила я. Постепенно дрожь проходила: - Бабушка заболела и попросила меня пойти к Егорычу и взять перцовки.
Игумен сложил руки на груди и усмехнулся.
- Значит вот как! - На несколько секунд он задумался: - Ступайте домой и не ходите в монастырь в столь позднее время, чтобы греха не случилось.
- Откуда я знала, что в монастыре пьяные мужики? - Воскликнула я: - Бабушка всегда говорила, что монастырь - это безопасное место.
- Увы... - Покачал головой игумен: - В наше время даже монастырь не может считаться безопасным местом.
Глава 2.
В дом моей бабушки я вернулась глубоко за полночь. Я пребывала в диком шоке после того, что случилось в монастыре. В моем понятии монастырь был священной обителью, где живут праведные люди, не способные причинить зла. Так учила меня моя бабушка. Да, я считала христиан странными людьми, но в основе их религии лежало добро. Но, как выразился новый игумен Даниил, что монастырь уже нельзя назвать безопасным местом. На мое счастье он оказался поблизости, когда этот мерзкий пьяница Аркадий пытался взять меня силой.
В разорванной кофте и с дрожью в руках я вошла в дом. Навстречу мне выбежала взволнованная баба Тамара.
- Слава Тебе Господи! Пришла! - Сказала она и, заметив мой невзрачный вид, ужаснулась: - Да что с тобой случилось? Свят, свят, свят...
Я не могла рассказать бабушке правду, и мне пришлось солгать.
- Я поскользнулось и упала в кусты. - Ответила я, опустив глаза. Отец всегда говорил: "Врать - это плохо! Наберись смелости сказать правду дабы в ней сила". Но я отошла от слов родителя, соврав. Бабушка продолжала длинные причитания по поводу того, что отпустила меня ночью гулять одну. Я поторопилась лечь в постель, чтобы не слушать ее. Мне становилось стыдно при мысли, что я - лгунья. Но не могла я сказать ей правду, не могла! Бабушка свято верила в Преображенский монастырь, любила отца Игнатия, каждые выходные стояла долгие богослужения. Для нее это - святое место. Я не посмела разрушить эту слепую веру.
Заснуть я смогла не сразу. Ужасные мысли начала мучить меня, как только я легла. Опять образ отца, велевшего всегда говорить правду встал перед моими глазами. Я поворачивалась с боку на бок, но сон не шел. И только под утро мне удалось немного поспать. Встала я утром и сразу услышала в горнице знакомый хрипловатый голос Егорыча. Я поспешила покинуть спальню и направиться туда. Вчера я не застала его у ворот, так где же пропадал старик?
Егорыч сидел за столом напротив бабушки. Он хлебал окрошку, которую, скорее всего, она успела приготовить утром. Значит болезнь отпустила, и бабушка снова могла взяться за готовку. Привратник уныло ковырял ложкой в тарелке и выглядел хмурым и печальным.
- Вот ведь какие дела, Тамар... - Пожаловался старик: - Теперь Бог весь куда идти? В соседнюю деревню подамся. Там наймусь аль плотником, аль по огороду может помощь кому нужна? Баб одиноких много, мужики то поумирали, то старые совсем. А я в хозяйстве помогу да хоть за тарелку супа! - Как-то невесело сказал Егорыч.
- У нас оставайся! - Предложила добрая бабушка.
- Ну уж нет.. Тут не останусь. Слухами земля полнится. Бабье опять сплетничать начнет.
Я стояла в дверном проеме и ничего не понимала. Наконец, я зашла.
- Доброе утро, Егорыч... - Поприветствовала я.
Старик невесело усмехнулся и пробурчал:
- Эх Маруся, коль бы оно доброе было...
Я уже не обратила внимания на "Марусю" и поспешила спросить:
- Что-то случилось?
Бабушка опередила старика с ответом:
- Выгнал его новый наместник из монастыря. Иди, говорит, куда хочешь и на глаза не показывайся. - Она покачала головой: - Не даром бабы судачили, что наместник суровый.
- Как это выгнал? - Испугалась я за судьбу привратника.
Бабушка приоткрыла рот, чтобы снова что-то мне сказать, но старик перебил ее и заговорил сам:
- Вот, Маруся - дурья я башка. - Егорыч бросил ложку в тарелку с недоеденным супом и продолжил: - Вчера вечером провинился я...После вечерни народу никого в монастыре не было. Думаю, пойду в сторожку чайку выпью, вот и пошел. Ворота без присмотра. Отлучился на пяток минут, да задремал прямо за столом. - Старик вздохнул так, словно это был его последний вздох: - Дурья я башка... - Не переставал себя ругать: - Заснуть на посту! Я глаза открыл, когда меня будить стали. Гляжу, а передо мной наместник стоит! Я чуть со стула не грохнулся. Это ж надо так попасть!
- Он что - уволил тебя из-за того, что ты уснул? - Моему удивленью не было предела. Еще вчера вечером отец Даниил заступился за меня, а сегодня выставил бедного старика за двери обители.
- Да не токо из-за этого. - Развел руками Егорыч: - Разбудил он меня, значит... Ругать стал, мол чего не на посту? Я извинялся, ей Богу, говорю, не повторится более. А он мне: "Александр Егорович, вы опять за старое?". Я клялся и божился: "Нет, отец игумен, что вы, вот крест даю - не пил!" А он мне не верит, говорит, что мол перцовку хранишь в сторожке. А ведь и правда! Откуда он про перцовку узнал- ума не приложу! Я сознался, что храню. Ну и пошло, поехало... - Старик говорил, и каждое новое слово давалось ему с огромным трудом: - Подумал он, что снова я запил. И все.
Мои ноги вросли с деревянный пол. Наместник узнал про перцовку, которую хранил Егорыч! Ведь это я сказала ему об этом вчера вечером. Что я наделала? Я стояла в полном оцепенении, осознавая, что подставила старого привратника. Он был другом моей бабушки, я хорошо к нему относилась и за то время, что я приезжала в Башмаково успела привязаться к нему. Я не хотела, чтобы его выгоняли из монастыря. Я знала, как для Егорыча важна эта работа. Я знала, что он не начал пить снова, и перцовка хранилась не для выпивки, а для леченья кашля.
- Аркашу то, тоже выгнали... - Заметил старик.
- Это какого же? - Спросила бабушка.
- Да в котельной, который работал. - Пояснил Егорыч: - Он опять к бутылке прикладываться стал. Поговаривают, что какую-то девку изнасильничать хотел.
- О свят, свят, свят... - Взмолилась баба Тамара: - Прости Господи! Поняла, что за Аркаша. Да. Не нравился он мне никогда, не люблю уголовников. Ведь был шанс исправиться. Да толку не вышло.
Я понимала про какого "Аркашу" говорил Егорыч. Тот самый пьяный мужик, который напал на меня ночью. Я ничего не говорила бабушке и дальше собиралась хранить молчание. Но надо было что-то делать. Нельзя, чтобы Егорыч ушел в другую деревню. Его место быть в Преображенском монастыре.
- Егорыч, оставайся у нас на ночь. Завтра утром, если ничего не изменится, то уйдешь. - Предложила я.
- Чего уж тут изменится? - Горестно усмехнулся тот: - Но коль Тамара не против, подожду до утра.
- Да, конечно, жди! - Согласилась бабушка: - Хоть навсегда оставайся!
- Ну уж нет... - Замотал седой головой привратник: - Только до утра.
Я виновата в том, что его выгнали с работы. Я должна восстановить справедливость. Отступать некуда. Я твердо решила пойти в монастырь и поговорить с наместником лично.
В Преображенском монастыре я встретила группу паломников, которые приезжали в Башмаково, чтобы приложиться к мощам. Впереди них шла экскурсовод - немолодая женщина в светлом платке и строгих очках. Она громким голосом рассказывала историю обители и велела группе не отставать. Смогла бы я работать в паломнической службе экскурсоводом? Не знаю, почему этот вопрос вдруг возник в моей голове? Наверное, для этого нужно призвание. Надо любить паломников, любить монастырь и верить в Бога. Я училась на юрфаке, и даже не мыслила, что когда-то я свяжу свою жизнь с церковью. Но сейчас я стою на территории старинного монастыря, в который раньше ходила с большой неохотой. И где искать наместника? Я не знала, поэтому подошла в какому-то монаху, который стоял у ворот трапезной палаты. Я раньше видела этого служителя, но понятия не имела как его зовут, и кто он по сану.
- Извините, - позвала я его: - не подскажите, где я могу найти отца Даниила? - Я не знала, как общаться со священниками, поэтому говорила неуверенным голосом. Мне легче было прийти неподготовленный на экзамен и начать нести чушь.
Монах с интересом посмотрел на меня и ответил:
- Отца игумена нет. Преосвященный владыка вызвал его в город. Если вам что-то нужно, то вечером отец Даниил будет служить.
Я понятливо кивнула и покинула обитель. Ничего не оставалось, как пойти в монастырь на службу. Но когда я успею с ним поговорить? Отец Даниил будет служить, затем исповедовать прихожан. Исповедь! Я вспомнила, что бабушка всегда ходила к отцу Игнатию на исповедь после вечерней службу, чтобы утром причаститься на литургии. Я ни разу не стояла перед аналоем и не раскрывала душу постороннему человеку, которого вижу первый раз в жизни. Баба Тамара доверяла отцу Игнатию, а я не могла понять, как можно доверять священнику? Другого выхода не было. Я должна была спасти Егорыча. До завтрашнего утра есть время.
Бабушка была искренне рада, когда узнала о моем намерении посетить службу.
- Вот это я понимаю - дело! - Говорила она: - Крестик то на шее есть?
- Я не ношу. - Честно ответила я. Когда-то в младенчестве меня крестили, но с тех пор, я ни разу не надела нательного креста, так как не видела надобности. Но ради такого случая, как поход на службу, наверное, стоило изменить традицию.
Я, не торопясь, надела на шею и вздохнула. Да, сегодня вечером мне предстоял серьезный разговор с малознакомым игуменом. Он заступился за меня, хотя и отругал за столь позднее посещение монастыря.
В храме я стояла, переминаясь с ноги на ногу. Никогда не понимала, что находят люди в постоянном посещение церквей? Хор поет непонятные песнопения, люди крестятся, а священник возносит молитвы и совершает какие-то действия. В далеком детстве бабушка заставляла меня посещать службы, став взрослее, я наотрез отказывалась тратить время на столь нудное времяпровождение. Если уж родители отправили меня в Башмаково, то лучше я почитаю интересную книжку на природе во дворе дома или прогуляюсь до ближайшего леса. Но обстоятельства изменились. Мне нужно было поговорить с игуменом Даниилом.
Внимание прихожан было приковано к новому наместнику. Бабушка Тамара внимательно наблюдала за новым игуменом, а потом наклонившись ко мне, прошептала:
- Ему лет тридцать пять-сорок. Молодой еще!
Я усмехнулась. Он почти ровесник моего отца. Но для моей бабушки он был молод и юн, как самовлюбленный нарцисс. Бабе Тамаре перевалило за шестьдесят, поэтому сорокалетние люди казались ей молодыми.
Исповедь началась сразу после вечерни. Игумен Даниил в черной рясе и епитрахили проследовал к аналою, попутно благословляя прихожан, подходящих к нему, чтобы поцеловать руку.
- Я к нему пойду. - Шепнула я бабе Тамаре, давая понять, что занимаю очередь неслучайно.
- Вот видишь, не даром тебя родители ко мне отправляют. В Бога надо верить и в таинствах участвовать! - Умничала бабка и говорила что-то еще, пока деревенские старухи не попросили помолчать, мотивируя тем, что мы находимся в святом месте.
На моем лице появилась саркастическая усмешка. Они называют монастырь "святым место", еще вчера меня чуть было не лишили невинности в этом самом месте. Но об этом надо было молчать и не разрушать веру пожилых женщин в непогрешимость церкви.
Меня тянуло к аналою лишь одно - восстановить справедливость и вернуть на место привратника Егорыча. Передо мной стояло несколько старушек, которые подолгу исповедовались игумену. Я не представляла, в чем они могли ему каяться полчаса? Может перечисляли грехи за всю свою жизнь? Так ведь эти бабули каждую неделю ходили в храм, и каждую неделю они говорили одно и тоже? Увидев, что я стою в очереди, некоторые тихо закудахтали: "Тамаркина внучка что ли? Исповедаться решила! Вот чудеса". Мне было не приятно слышать подобные высказывания в свой адрес, но я чувствовала вину перед Егорычем и понимала, что если я не поговорю с игуменом, то старик навсегда покинет Башмаково. И кто знает, что его ждет в соседнем селе? Вдруг опять начнет пить или умрет в диком поле.
После долгих покаяний деревенских жительниц наступила моя очередь. Бабушка кивнула мне в знак того, чтобы я не боялась и смело шла к этому таинству. Я неторопливо подошла к аналою и стояла молча. Игумен Даниил поднял на меня взор своих глаз. Я не знала, как общаться со священнослужителями и поэтому открыто смотрела в его карие очи. Тогда, вечером, когда мерзкий пьяница Аркадий напал на меня, а новый наместник заступился, я не разглядела в темноте цвет глаз моего спасителя. Сейчас, в отблеске, свечей я ясно видела их темно-коричневый оттенок. Игумен смотрел проницательно несколько секунд, а затем темные густые брови метнулись вверх, словно задавая вопрос: "Зачем вы подошли к аналою?" Я не знала, как начинается исповедь. Я не спросила у бабушки ничего про это таинство, а она не сочла нужным мне рассказать. Но я ведь пришла не каяться в грехах, а просить за Егорыча.
- Я слушаю вас. - Прервал молчание игумен. Я начала понимать, что дальше отмалчиваться нельзя, я должна быть честной и прямой.
- Отец Даниил, - я снова подняла на него взор: - я скажу напрямую, что пришла не каяться, а поговорить...
Наместник резко прервал мой и так неуверенный голос:
- Если вы пришли по какому-то вопросу, несвязанному с покаянием, то приходите в другое время. Сейчас идет исповедь и попрошу вас не задерживать остальных прихожан. - Голос звучал как приговор - холодно и строго.
- Простите, но речь идет о судьбе человека... - Я не сдавалась: - Привратник Егорыч... Александр Егорыч, помните? Вы выгнали его из монастыря. Он ни в чем не виноват!
- Я не обсуждаю свои решения, тем более во время исповеди. - Отрезал игумен Даниил. Его взор вмиг из проницательного превратился в ледяной. Были правы сельчане, когда считали его строгим и суровым. Он не был похож на добряка отца Игнатия.
- Но, вы должны выслушать. - Попыталась я снова начать уговоры.
- Послушайте, девица, я не собираюсь с вами спорить. Вы меня слышали? - Он заглянул в мои глаза ледяными зрачками: - Что я вам сказал? Покинуть место исповеди.
Мне ничего не оставалось, как повиноваться его воле. С поникшей головой без разрешительной молитвы я отошла от аналоя. Старухи, которые стояли за моей спиной приговаривали: "Видать так нагрешила, что батюшка к причастию не допустил".
Я присела на скамейку в храме и едва не плакала. Игумен и правда строг, суров, жесток. Он даже не выслушал меня. Мне хотелось убежать из монастыря, но я осталась. Я должна была дождаться окончания исповеди. Пока все бабули назовут свои прегрешенья, и новый наместник освободиться. Если он не хочет говорить о Егорыче у аналоя, то пусть выслушает меня после. Я готова прождать до самого утра. Мне хотелось бросить все и уйти, но я осталась, понимая, что должна помочь старому привратнику.
После того, как последняя старуха отошла от аналоя, я снова подошла к игумену, который уже взял крест и Евангелие, готовый удалиться в алтарь.
- Вы еще здесь? - Его невозмутимое лицо, точно восковое, взирало на меня с негодованием. А карие глаза из-под сдвинутых черных бровей испепеляли.
- Отец Даниил, прошу вас, выслушайте...
- Я вам уже все сказал, юная особа. - Заявил наместник и повернулся ко мне спиной. Он собирался подняться и уйти в алтарь, но я остановила его за рукав рясы. С моей стороны это выглядело непозволительной наглостью, и отец Даниил выдернул свой рукав из моей руки и впился в меня карими очами, которые теперь налились проблесками гнева. Наверное, этот гордый монах привык, что все слушаются его и просят благословения, а я позволила подобное поведение.
- Вы же священник! Почему вы не можете выслушать меня, вы так заняты?
- Что вы хотели? - Он отвел от меня взгляд и посмотрел на иконостас.
- Егорыч невиновен. - Начала я: - Он хранил перцовку, чтобы лечиться. Он не начинал пить, я говорю вам честно. Вы его выгнали, а ему некуда идти. Он так привязан к Преображенскому монастырю, что больше нигде уже не сможет. Поверьте, отец Даниил, он исправился, он больше не пьет, как дал зарок, так больше и в рот не брал.
- Как часто вы посещаете храм? - Вдруг спросил игумен. Я была удивлена. Я говорила с ним про такое важное дело, а он задавал глупые вопросы. Но я решила не спорить.
- Давно не посещала. - Честно призналась я: - В детстве бабушка приводила на службы, но я их не любила. А сейчас вообще не хожу.
- В таинствах, когда последний раз участвовали?
- Никогда. Я ни разу не причащалась и не исповедовалась. - Я готова была к тому, что сейчас на меня обрушиться гнев служителя Божьего, и он, обозвав меня "безбожницей", гордо вскинув черную голову, проследует в алтарь. Но к моему удивленью игумен совершенно спокойно сказал:
- Я верну привратника на место. Но вы должны обещать мне, что начнете ходить в храм и участвовать в жизни Церкви.
Я в ответ лишь кивнула, давая понять, что готова пойти на это. В тот момент для меня определяющую роль сыграло то, что Егорыч снова будет при монастыре.
Глава 3.
Утром следующего дня к нам пожаловал молодой послушник Федор. Он принес радостную весть о том, что игумен простил Егорыча, и тот может вернуться в монастырь и приступить к непосредственным обязанностям привратника.
Услышав хорошую новость, я вздохнула с облегчением. Новый наместник выполнил свое обещание и вернул старого привратника на место. Баба Тамара поспешила в дом, чтобы обрадовать старика. Егорыч сидел за столом и уныло ковырял в тарелке с гречневой кашей. Он уже был готов отправиться в путь и навсегда покинуть Башмаково.
- Радуйся, Егорыч! - Довольно вбежала в горницу бабушка, а я вошла следом.
- Чему радоваться то? - Недовольно бросил ложку на стол пожилой человек: - Чего это ты раззадорилась? Аль радуешься, что уйду нынче?
- Да брось ты! - Всплеснула руками бабушка: - Как тебе в голову то такое могло прийти? Радуюсь я... - Она явно была немного обижена таким заявлением старика: - Федька вот только приходил. Келарь. Да сказал, что игумен то новый вернуть тебя велел на место.
- Федьку из поварни знаю. - Заявил старик: - Коль сказал малой, врать не будет. Коль так, то слава Христу! - Он перекрестился с особым воодушевлением.
Я стояла, наблюдала за этой сценой со стороны. Добрая новость вернула привратника к жизни, он снова расцвел и стал прежним Егорычем.
Отец Даниил выполним свое обещание, теперь настал черед выполнить свое. Я собиралась пойти на всенощную в субботу, а затем сделать новую попытку покаяния. Я решила для начала поговорить с бабушкой.
- А как правильно исповедоваться? - Спросила я бабу Тамару и застала ту врасплох.
- Ты ж прошлый раз ходила, так и не поняла?
Я усмехнулась. Странный человек моя бабушка! Разве можно за один неудавшийся раз понять суть?
- Как-то у меня не вышло... - Развела я руками: - Так как?
- Да как, как... Подходишь к батюшке, мол, "грешна я, грешна...". И начинаешь грехи перечислять.
- Какие грехи? - Поинтересовалась я.
- Это уж какие у кого. Разные у всех. - Сказала бабушка: - Ты лучше у батюшки спроси. Он ведь лучше моего знает, как надо каяться.
Она была права. Священник мог сам мне объяснить таинство покаяния. Ведь в конце концов, игумен Даниил велел мне приобщаться к церковной жизни, тогда и наставлять на эту жизнь должен он сам.
На всенощную по обыкновению пришла половина деревни. В основном это были пожилые женщины, несколько стариков и молодых мам с детьми. Мужчинам отчего-то не нравилось столь необычное времяпровождение. Отчасти я понимала их. Какая радость в том, чтобы стоять на службе и слушать пение на непонятном языке? Я считала христиан странными людьми, которые находят покой в молитве и посте, а посещение храма входит в их обязательную программу по спасению души. И если бы не мое обещание начать ходить в церковь, я бы не переступила порог монастыря после того злосчастного случая с Аркадием. Бабули опять зашептались, увидев мою персону в Преображенской обители. Я дала им почву для разговоров. До начала службы они подошли к бабе Тамаре и замучили ее расспросами: "Внучка то твоя вот уж опять пришла в место Божье. Не уж то твое влияние?" Бабушка кое-как отговорилась от них и пошла покупать свечи. Я замечала, что хотя она и общалась с деревенскими жительницами, но меня обсуждать наотрез отказывалась.
Как же было приятно видеть Егорыч на старом месте! Когда служба началась, он вошел в притвор, помолился там и опять ушел на ответственный пост. Его глаза сияли радостью и благодарностью. Казалось, он уверовал в Бога еще больше чем раньше. В этом был и мой скромный вклад. Ради этого стоило помучить себя стоянием в храме. Всенощная длилась вечность. Я пожалела, что надела туфли на каблуке. Ноги немыслимо болели, хотелось присесть прямо на пол. Я боялась, что не достою до исповеди и уйду. Надо было идти в балетках, а я не подумала о последствиях.
После помазания наместник вышел из царских врат и направился к аналою.
- Отец Даниил, благословите... - Подбежали к нему старухи. И он благословил их крестным знаменьем, а они приложились к его руке.
Положив крест и Евангелие на аналой, игумен прочитал какую-то молитву, которую обычно читали перед началом таинства. Тогда я не поняла ни слова кроме рассказа о некоем Давиде и Нафане. Когда прихожане выстроились в очередь, я поняла, что мне придется стоять еще неопределенное время. С учетом того, как долго принимает исповедь отец Даниил, я понимала, что после этой службы ноги будут ломить нещадно.
Подойдя к аналою, я сначала решила поприветствовать священнослужителя:
- Здравствуйте...
- Добрый вечер! - Ответил он и наклонился, готовый слушать.
- Я не знаю, как строится исповедь, потому что никогда не ней не была. - Честно призналась я: - Но как и обещала вам, пришла.
Священник едва слышно усмехнулся и приподнял темноволосую голову.
- Это нужно не мне, это нужно вам. - Спокойно произнес он: - Без покаяния не может быть причастия, а без причастия святых Христовых тайн нет жизни со Христом.
- А зачем она нужна, эта жизнь? - Спрашивала я, признавая неосведомленность в вопросах религиозной жизни.
Отец Даниил тяжело вздохнул, но ответил по обыкновению спокойно, как того подобает монаху.
- Бог воплотился в Иисусе Христе и сошел на землю, чтобы спасти людей после грехопадения, которое совершили Адам и Ева. Христос дал нам заповеди, которые прописаны в Евангелие. Их необходимо выполнять, чтобы спастись. Вы ведь даже не открывали Библию?
- Даже не открывала. - Призналась я: - У нас в доме даже нет такой книги.
- Насколько я понимаю, семья у вас неверующая? - Игумен сложил руки на аналое и продолжал пристально смотреть в мою сторону.
- Да, именно так. - Кивнула я: - Мои родители крещенные, но в храм не ходят, посты не соблюдают, не молятся... Меня в младенчестве тоже крестили. Но в храм не водили, никакой церковной жизни не было. Бабушка всегда была верующей, когда в детстве меня летом отправляли к ней в деревню, она заставляла меня ходить в храм, но я сопротивлялась. Выросла, поняла, что лучше провести время за чтением книги или погулять, нежели стоять на длинных службах. - Я говорила честно, как есть, ничего не скрывая от игумена.
- Вы в Бога верите? - Спросил он.
- Да. Кто-то там, наверное, есть. - Я пожала плечами: - Но ведь не обязательно ходить в храм, чтобы в Него верить?
- Обязательно! - Отрезал отец Даниил: - В Церкви есть таинства, которые являются необходимыми для спасения души. Если человек не участвует в них, то он не сможет жить с Богом. Многие сейчас верят в "душе", так же, как и вы, не понимая, что без Церкви не может быть жизни с Богом.
Я слушала игумена и с трудом понимала его слова. Он, конечно же понимал мое непонятливое состояние и сказал:
- Чтобы прийти к Богу некоторым людям требуется не один год, а некоторым и целая жизнь.
- А вы пришли к Богу? - Решила задать я вопрос человеку, который наставлял меня.
Отец Даниил выпрямился и посмотрел куда-то в сторону, точно сквозь стены храма. Потом вновь перевел коричневые глаза на меня и ответил спокойно с расстановкой:
- Я - служитель Бога и стараюсь выполнять Его заповеди и жить в соответствии с теми обетами, которые давал при моем рукоположении и пострижении в монашество. - Дальше он снова перевел разговор в мою сторону: - Ваш главный грех - маловерие. Это все можно понять, исходя из той семьи, в которой вы родились. Верить или нет - выбор каждого. Вы верите в Бога - это хорошо, теперь вам следует посещать храм и участвовать в таинствах. Для начала купите молитвослов, читайте утренние и вечерние молитвы. Знаю, это непросто, особенно для человека невоцерковленного, но нужно тренировать силу воли. Завтра на литургии вы должны причаститься. Но для этого, чтобы подойти к чаше с чистым сердцем, вы должны покаяться в грехах. И помните, что вы каетесь не перед священником, а перед Богом. Перед таинством исповеди читается молитва: "Се чадо, Христос невидимо стоит...". Каясь в грехах, человек кается самому Христу. - Игумен Даниил начал задавать мне вопросы: - Сквернословие?
- Нет. - Покачала я головой: - Не ругаюсь.
- Блуд?
Этот вопрос привел меня в смущение.
- Нет.
- Непослушание родителям?
- Да, наверное... - Кивнула я: - Бывает иногда спорю с мамой, не слушаюсь папу.
Игумен продолжал задавать вопросы, и я односложно отвечала на них. Когда вопросы закончились, он спросил:
- Как вас зовут?
- Маша.
- Кладите голову на аналой.
Наместник накрыл меня епитрахилью и прочитал разрешительную молитву: "Господь и Бог наш Иисус Христос щедротами Своего человеколюбия да прости тя се чадо Мария, и аз недостойный иерей властью Его мне данною, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов во имя Отца, и Сына и Святого Духа. Аминь".
- Целуйте крест и Евангелие.
Я сделала, как он сказал.
- Возьмите благословение.
- Как это делают? - Поинтересовалась я.
- Вот так. Кладите правую ладонь на левую.
Я видела, как просили благословение прихожане и сложила ладони, как сказал игумен. Я приложилась к руке отца Даниила и задержала на нем взор.
- Приходите завтра на литургию.
Я кивнула и отошла от аналоя. На этот раз я получила разрешительную молитву, и деревенские женщины уже не обсуждали меня так рьяно как в первый раз. Дождавшись бабушку, я вернулась в дом.
- Вот какая молодец! - Похвалила меня она: - Завтра обязательно причащайся.
Я ответила кивком и пошла спать. Ноги ужасно ломили, и я просто рухнула на кровать. Но заснуть сразу не получалось. Перед моими глазами стоял образ отца Даниила - высокого, черноволосого наместника Преображенкой обители. Эти темно-карие глаза, которые смотрят то пристально, то серьезно, излучают какой-то особый свет, который способен испепелить. Эта черная густая борода, не тронутая сединой, эти темные густые брови, приятные черты лица, уверенный громкий голос. Вот он стоит рядом со мной у аналоя, склонившись, и задает вопросы. Я мысленно прокручивала в голове весь наш разговор. Игумен истинно хотел привести меня к Богу, он настоящий Его служитель, готовый на любые жертвы ради воли Христа. Я пыталась убедить себя, что первый опыт исповеди так повлиял на меня. Так почему игумен Даниил все мелькает в моих мыслях? Он просто первым рискнул попробовать привести меня к Богу. Я раньше ничего не знала о церкви, а наместник взялся за эту трудную проблему. Возможно, все ни так безнадежно, как казалось на первый взгляд. И я даже готова снова пойти в храм.