Валевски Дара : другие произведения.

Дракула

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.54*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Валахия, пятнадцатый век. Господарь Дракула пытается отстоять независимость своей страны. Против него - мощь Османской Империи, интриги католического мира, заговоры собственных бояр... Но вот в Валахии появляются вампиры. Кем они станут для господаря - союзниками или противниками? Как все начиналось...
   Необходимое вступление для читателей этого текста.
  
  
   Некоторые исторические факты умышленно искажены автором.
   В тексте описание Влада Дракулы не соответствует историческому облику.
   Раду чел Фрумос (Раду Красивый), который в реальности был сводным братом Влада III (Влада Дракулы) и ставленником турецкого султана Мухаммеда, в тексте представлен родным братом Влада и его сторонником, как в антитурецкой борьбе, так и во всех остальных деяниях. В тексте так же упоминается о том, что отец Влада Дракулы, Влад II наследовал трон от Мирчи Старого, тогда как в реальности трон перешел к нему от Александра I. Побега Влада из Эгригез, как такового, не было; султан Влада отпустил занять валашский трон, когда стало известно о казни его отца. Резиденция Влада Цепеша располагалась в замке Бран, в Сигишоаре, в тексте же резиденция перенесена в Тырговиште. Ценное замечание от Яны Казаченко: цыгане у румынов всегда были рабами-крепостными, низшей касты и абсолютно бесправными. В тексте же фигурирует свободные крестьяне.
  
   Warning!
   Текст содержит элементы гомосексуальных отношений.
  
  
  
  
   ...Два ветра гуляли над брошенным полем
   Они меж собою вели разговоры
   А солнце садилось, а поле - к закату
   А ветры гуляли, вели разговоры....
  
   "Два ветра",
   Tikkey A. Shelyen, Rowan Tower
  
   Пролог.
   Лето, 1456 год.
  
   Нога соскользнула, не удержавшись на каменистом выступе.
   - Драчь1! - приглушенно выругался человек, ухватившись за торчащий из земли корень.
   Несколько камней, сорвавшихся вслед за первым, полетели в пропасть. Метнув быстрый взгляд им вслед, человек извернулся, как змея, плотнее вжался в каменистый склон и очень эмоционально добавил несколько нелитературных эпитетов в адрес обрыва, и замка на другой его стороне. Немного подумав, помянул и своего брата, по милости которого ему приходится сейчас висеть над пропастью и мечтать о том, чтобы не сорваться вслед за камнями.
   Сердце несколько раз возмущенно стукнуло о грудную клетку, но подчинилось выдержке своего хозяина.
   Нужно было перебраться на другую сторону. Любой ценой.
   Отрезанный от лесных холмов пропастью, обрывающейся в аду, не иначе, замок сливался с грядой гор, перебраться через которые можно было разве что на крыльях.
   Ладони ветра развели ползущие по небу тучи, и луна залила светом всю округу, что не добавило хорошего настроения человеку, перебирающемуся через пропасть - обитателям замка, кем бы они ни были, достаточно было бросить один лишь взгляд с крепостной стены и вся тайная миссия провалится.
   Действовать нужно было быстро.
   Человек, балансируя на небольшом каменном выступе обрыва, отцепил от пояса свернутую кольцами веревку с крюком на конце. О хорошем замахе нечего было и думать, но выбирать не приходилось. Раскачав крюк, человек исхитрился вывернуться так, чтобы дать руке место для небольшого размаха. Крюк глухо стукнулся о противоположный склон пропасти, скользнул вниз, но не оборвался.
   Человек потянул другой конец веревки, проверяя, прочно ли та закреплена.
   - Надо же, - пробормотал он. - С первого раза. Ну, с божьей помощью...
   С этими словами, наспех перекрестившись, он перехватил конец веревки, плотно обмотал вокруг кулака и прыгнул вниз. Ветер, как плеть, просвистел в ушах, и соседний склон обрыва мгновенно вырос перед ним. Оттолкнувшись от каменистой стены пропасти, человек повис на веревке. Переведя дух, он нащупал ногой камень, торчащий из земли. В голове как-то совсем некстати прозвучал резкий голос старшего брата: "Абсолютно гладких стен не бывает, меньшой". Голос успокаивал.
   ...Конечно, кому еще он мог доверить эту миссию? Если в этом замке действительно обосновались мятежники, то опасно было посылать с разведкой кого-то, кому не доверяешь полностью и безоговорочно. А старшой доверял только ему.
   Извиваясь, как ящерица, человек осторожно пополз вверх по склону.
  
   ***
   В оружейном зале замка горел свет, в лучах которого четверо подростков, пятнадцати-семнадцати лет отроду, внимательно следили за поединком двух мужчин. Те кружили друг напротив друга с двумя бастардами1, обмениваясь ударами и шуточками. Звон клинков разносился по всему залу, перемежаясь со смешками фехтующих. Один из них, высокий, черноволосый мужчина, лет тридцати пяти, уводя клинок противника в сторону, отбросил с глаз длинную челку и насмешливо хмыкнул. Второй - чуть ниже ростом и годами младше, невозмутимо усмехнулся и хорошо поставленным голосом изрек какую-то гадость.
   Старший отреагировал стремительным перекатом, перехватил клинок в левую руку и, словно кобра метнулся к противнику. Атака была отбита, а контратака заставила черноволосого развернуться спиной.
   - Жиль, побереги свой маршальский... тыл.
   Вслед за этими словами противник черноволосого молниеносно развернулся. Длинные темно-каштановые волосы хлестнули его по лицу, клинок, как молния, очертил полукруг и замер у горла второго мужчины.
   - Туше.
   Брови последнего насмешливо приподнялись:
   - Этьен, по-твоему, мой... тыл располагается здесь? Тебя ключница в детстве учила? К слову...
   Жиль кивнул, предлагая противнику самостоятельно определить положение его клинка. Конец лезвия застыл на полметра пониже горла Этьена.
   - Туше, - ухмыльнулся Жиль. - Так что ты там говорил о моем маршальском тыле?
   - Чтоб тебя, - с чувством прокомментировал Этьен.
   - И тебе доброй ночи.
   Мужчины усмехнулись, отсалютовали друг другу клинками и отошли к оружейной стойке.
   - Птенец, коль скоро превзойдет Хозяина, оставит последнему право смиренно удалиться на покой, забраться в кровать, надеть ночной колпак и пить куриный бульон? - резким движением головы Этьен отбросил за спину тяжелую волну вьющихся волос.
   - Вряд ли, - его собеседник, носящий имя Жиль, пожал плечом. Черные глаза сверкнули, скользнув по юношеским фигурам в другом конце фехтовального зала. - У нас знатная разница в возрасте, а значит и в опыте. Сто тридцать лет, если не ошибаюсь? Ты тоже на месте не стоишь... Удалиться на покой и при этом - забраться в постель? Мессир Храмовник, вы противоречите сами себе.
   - Н-да, мессир маршал?
   Этот голос оживил в памяти Жиля картину золотистого, терпкого меда, льющегося из больших лоханей, в которые его собирали когда-то в поместье деда... Голос, отзывающийся жгучей мелодией, кипящей в голодных венах, мелодией, затягивающей в тугой комок все нервы в теле...
   Оставив оружие у стойки, Этьен и Жиль обернулись к ожидавшим их подросткам.
   Старший - неулыбчивый темноволосый юноша, с серьезными глубокими глазами - внимательно наблюдавший за поединком и старавшийся не упустить ни одного движения Жиля и Этьена, сейчас явно осмысливал ход поединка. Двое других, обнявшись, стояли поодаль. Внешне они совсем не походили друг на друга. Старшего из пары природа наделила темными волосами и зелеными глазами, взгляд которых - глубокий и затягивающий в кружащуюся темно-зеленую бездну, казалось, проникал сквозь любой предмет, любое тело - взгляд за пределы существующей реальности. Подросток обнимал за плечи младшего - мальчишку, лет четырнадцати на вид. Светловолосый и сероглазый, тот походил на неуправляемого чертенка - порочная лукавинка во взгляде, устремленном на своего собеседника, насмешливый, капризный изгиб губ. Несмотря на внешнюю несхожесть этих двоих, что-то родственное неуловимо мелькало в движениях, манерах, взгляде. Особенно - взгляде.
   Пара подростков, в отличие от старшего, была занята не поединком, а друг другом.
   Последнему - утонченному сыну Востока - на вид сложно было дать более пятнадцати лет. Темные сверкающие глаза, черные кудри, тяжелыми волнами спускающиеся на плечи, тонкие черты лица - словно кристаллы льда, укрытые тонким покрывалом снега. Полускрытые тенью, они мерцали, как предрассветный Млечный Путь. Юноша молча стоял у стены, скрестив руки на груди и наблюдая за приближающимися Этьеном и Жилем.
   - Ну что, котята, - улыбнулся Жиль подросткам, - проголодались?
   - Мессир Жиль, - томно отозвался светловолосый, - вы имеете в виду "проголодались" или "проголодались"?
   - Я имею в виду, Мишель, обычную человеческую еду, - сверкнул глазами Жиль, но без злости во взгляде, - И хватит тискать братца во время тренировки.
   - Мессир Жиль, - лукаво прищурился Мишель, - а вы ревнуете?
   - Мишель! - сурово одернул его Жиль, но глаза Хозяина смеялись.
   - Все-все, молчу-молчу, мессир. Считайте, что я не вампир, а рыба.
   - Мишель, - свел брови старший подросток. - Не дерзи мессиру.
   - Пресвятая дева, - картинно вздохнул Мишель, вывернувшись из объятий брата, и укоризненно взглянул на старшего. - Рене, почему все обитатели замка считают своим долгом воспитывать меня?
   - Я не воспитываю, - звоном горного хрусталя влился в разговор новый голос.
   - Амалек, ты - редкое исключение, - фыркнул Мишель в ответ на эту фразу.
   - Да ладно тебе, братик, - примирительно обнял его зеленоглазый. - Ты же любишь быть в центре внимания, так что не нужно жаловаться. Мессир Этьен, мессир Жиль, мы идем?
   Мишель улыбнулся брату, прижавшись щекой к его плечу.
   - Два брата-ренегата, - пробормотал Рене.
   - Н-да? - не замедлил отреагировать Мишель, хитро прищурившись в сторону Рене. - А как там дальше? Два брата-ренегата: Рене-гад...
   Договорить он не успел. На месте Рене внезапно возник волк, и волк этот был разозлен. Мишель попробовал увернуться, но не успел - одногодка с угрожающим рычанием бросился на него, ударив передними лапами в грудь... И вот уже два волка - темный и пепельный, сцепившись, катаются по полу.
   - А ну - хватит! Оба! - рявкнул Жиль.
   Резкий окрик подействовал, как удар плети в собачьей стае. Два молодых волка моментально прекратили возню и уселись, едва ли не по команде "смирно".
   - Быстро, назад, в людское обличье, - скомандовал Жиль.
   Мишель и Рене, все еще кося друг на друга недобрым глазом, подчинились приказу Хозяина. Амалек и зеленоглазый Рауль переглянулись: эти двое друг друга стоили.
   - А теперь все - немедля в столовую!
   Подростки, следуя указанию старшего, вышли из залы.
   Этьен хмыкнул.
   - Маршальский тон не пропьешь. Воспитатель...
   - Твоими стараниями, Этьен. Так как насчет постели, мессир Храмовник?
   - Я подумаю, мессир маршал, - усмехнулся Этьен.
  
   Вспышки багровых отблесков камина в серебре кубков, мерцание свечей, ветер колышет тяжелые портьеры на окнах. Над ароматом блюд - смех и говор шестерых, сидящих за столом. Неслышные шаги служанки, мелькающей, чтобы убрать пустые блюда, принести смену.
   - Ой, чеснок!
   - Ну и что? Мы его все едим, Мишель - не бойся, не от одного тебя разить будет.
   - Фу... Рауль, ты тоже это есть собираешься?
   - Почему бы и нет? Я люблю острые приправы.
   - Кроме того, - отозвался Амалек, - позволю себе заметить, что ты, Мишель, не брезгуешь местными, у которых, с позволения сказать, кровь насквозь пропиталась этим чесноком.
   - Ем... А альтернатива? Между прочим, мы должны соответствовать обычаям страны, в которой проживаем, а по здешним поверьям вампиры, вернее эти... как они их называют... стригойи - от чеснока шарахаются.
   - Ну да, конечно! - спокойно кивнул Рене. Казалось, потасовки в зале и не было. - Здесь считается, что вампиры должны пересчитывать рассыпанные по земле зернышки. Что ж ты теперь предлагаешь - каждый раз, как кто-то зерно рассыплет, останавливаться и считать зерна, как блаженный? Ничего себе способ обучения счету!
   - Следующего Птенца мессира так учить и будем? - прищурился Мишель.
   - А у нас в стране, - Амалек пригубил вина, - тебе бы пришлось залечивать свои раны в прахе мертвых. То есть в усыпальнице, в чьем-то гробу. Приятная перспектива, не правда ли?
   - Бр-рр...
   - А будь ты вриколакс древнего Рима, пришлось бы тебе откусывать носы своим жертвам, а в Греции, плюс к тому, каждую ночь спать в прахе и пепле, среди костей мертвых на Санторине, - продолжал Амалек.
   - Да ладно тебе живописать, - отмахнулся Мишель. - Я всего лишь хотел сказать, что нужно уважать законы той страны, в которой обитаешь.
   - Но не до такой же степени!
   - Да ладно вам...
   - Мишель, - глубокий, чуть хриплый голос Жиля волной накрыл голоса Птенцов, - мне показалось, что ты не любишь чеснок.
   - А? - обернулся тот.
   Проследив за взглядом Хозяина, он понял, что с аппетитом доедает чесночный соус.
   - О, я не заметил, мессир... Это действительно вкусно. - Мишель вскинул томный взгляд на Жиля. - Вас не смутит запах?
   - Развлекайтесь сами, котята. Я и мессир Этьен сегодня будем заняты.
   - М-мм, как всегда, - разочаровано потянул, было, Мишель, но под взглядом брата разочарование мгновенно испарилось из его глаз.
   Амалек и Рене деликатно промолчали.
   - Мессир Этьен.
   Рауль внезапно отстранился от Мишеля. Голос подростка был напряженным.
   - Что случилось, Рауль? - моментально отозвался Этьен. Его Птенец панику зазря не поднимал.
   В бойне, случившейся в замке Жиля несколько лет назад, погиб Франсуа, а выплеснутая одним из охотников святая вода сожгла глаза Раулю. Несколько лет потребовалось Птенцу, чтобы восстановить зрение, но, как говорил Жиль, нет худа без добра. Магия Сознания - именно эта магия была ведущей у Рауля - за несколько лет вынужденной слепоты развилась так, как у обычного вампира лишь спустя лет пятьдесят планомерных тренировок.
   - По-моему, у нас гости.
   - Люди?
   - Да.
   - Сколько?
   - Один. Только один.
   Жиль и Этьен отреагировали мгновенно. Гости, кем бы они ни были, после памятного визита ренегата Мортимера, не пользовались благорасположением хозяев замка.
   Этьен сосредоточился, и спустя несколько минут в зале появилась Жоржетта - молодая девка-служанка, заправлявшая прислугой не хуже, чем конюх лошадьми.
   - Всем удалиться из замка. Кружите поблизости, но к замку не приближайтесь, пока я вас не позову. Ясно?
   - Да, мессир, - поклонилась служанка и испарилась быстрее ветра.
   - Так, птенчики. Полетели, посмотрим, кого это к нам занесло, - Жиль был настроен более чем воинственно.
   Мгновение - и шесть фигур растаяли молочно-белым, густым туманом.
  
   ***
   Человек неслышной тенью крался к замку.
   Пропасть оказалась не такой уж непроходимой - немного ловкости, и ты на другой стороне. Годы, проведенные в Эгригёз1, не прошли даром. Своих воинов, янычар, османы готовили на совесть. Уже пятнадцать лет, как атнаме2 султана вынудил страну выплачивать, помимо обычного харажда3, дополнительный - еще на десять тысяч. Возросла сумма пешкешей4, но самым страшным была "живая дань". Мальчишки от шести до двенадцати лет раз в три года увозились в Турцию и воспитывались там, как будущие воины Османской империи. Однажды - он плохо помнил то время - его, семилетнего, посадили в повозку; старшой, которому уже исполнилось двенадцать, гордо ехал рядом с отцом. Он помнил, как воины отца то и дело повторяли: "Адрианополь... Адрианополь...". Адрианополь оказался большим и шумным городом, с уходящими к небу куполами мечетей, людьми, закутанными в странные одежды. "Это столица", - важничая, пояснил тогда ему старшой. "Наша?" - удивленно переспросил он. "Нет, дурачок ярмарочный, турецкая!". Их принял сам султан - в блеске одежд и драгоценных камней семилетка даже не разглядел его лица - и долго говорил о чем-то с отцом... Несколько месяцев они жили в роскошном, сверкающем дворце, и он не понимал, почему старшой скрипит зубами и недобро косится на мужчин и даже на женщин, которые улыбались младшему и угощали замечательно вкусными сладостями. А по прошествии нескольких месяцев их снова посадили в повозку и увезли из дворца - пыльными дорогами, под немилосердно пекущим солнцем, давая выпить воды только четыре раза в день. Отца с тех пор они не видели...
   Крепость Эгригёз встретила их сурово. И такими же были последующие пять лет - а некоторые дни, проведенные там, хотелось навсегда вычеркнуть из памяти... Но старшому, казалось, все было нипочем. Он учился драться, читать и молиться по-мусульмански - как несколько мальчишек, что тоже обучались в крепости - и очень скоро на него стали обращать внимание.
   ...Они спали рядом - и однажды он услышал: "Гореть вам в огне... твари подколодные". "Ты чего?" - спросонок не понял он. Рука брата легла на плечо, судорожно сжав его: "Тихо, малый. Тихо... С тобой все будет в порядке. Теперь с тобой все будет в порядке...". Он удивленно распахнул глаза: никогда раньше старшой не выглядел таким странным. Старшой обнял брата, прижал к себе, словно успокаивая, но тому показалось, что старшой сам искал поддержки. "Я ненавижу их", - сквозь зубы, тихо, чтобы не услышали, - "зажравшиеся наглые боровы, твари... Мумтаз эйялети2 - черта с два! Не видать им Валахии, как своих ушей. Клянусь Богом, они за все заплатят".
   Пять лет...
   Человек хмыкнул, припомнив, как однажды ночью, когда вся ала, к которой они были приписаны, спала мертвым сном после дня показательной муштры перед Али-пашой, брат, которому тогда едва исполнилось семнадцать лет, растолкал его и, ничего не объясняя, потащил за собой. На все расспросы младшего, он ответил коротким: "Бежим". Скакали без передышки, пока не вернулись в Тырговиште3. Он помнил, как спустя сутки той скачки наперегонки со временем он выпал из седла, задыхаясь от усталости, и старшой, остановив коня лишь на мгновенье, пересадил его к себе, придерживая сильной рукой и увозя из ненавистной Турции.
   Но столица не ждала их. Всего два месяца брат был господарем земли, принадлежавшей им по праву рождения. Отца и Мирчи не было в живых. И слишком ярким пятном осталась в памяти картина раскапываемой по приказу брата могилы Мирчи - его тело, перевернутое на спину, воззрилось в осеннее небо пустыми глазницами. Зловещие слухи подтвердились: Мирчу ослепили и закопали живьем. А потом - казни. Суровое лицо брата со сведенными к переносице черными бровями. Улыбка - когда последний из убийц Мирчи задергался на колу. Если бы было так же просто добраться до того, кто вынес приговор отцу...
   На Косовом поле старший Хуньяди потерпел неудачу и оставил добрую часть своей армии поить кровью землю. Вернувшись, он объявил себя господарем Валахии, но недосуг было ему заниматься делами страны в кольце гор - регента ждала Венгрия. На господарский трон, под покровительством Яноша, взошел Владислав Дэнешти. А последний валашский нищий знал, что Дэнешти ответственны за смерть их отца не меньше самого Яноша.
   Им пришлось бежать и искать помощи у Богдана Молдавского. Он учился, глядя на образованного брата и его нового друга - Штефана, а сердце старшого долгие три года рвалось на юг - на страну в кольце гор, страну его отца и деда, его страну под рукой ставленника Яноша. Три года терпения. Три года ожидания. Три года молчаливых доказательств.
   После расправы над Богданом, они втроем: старшой, Штефан и он вернулись в Валахию - под крыло Яноша.
   А сейчас Дэнешти, в лихую пору лисьим хвостом метнувшийся под османов, как только забрезжила более выгодная политическая перспектива, покоился в своей могиле с надстроенной над ней новенькой церковью - традиции есть традиции - а старшой горел неукротимым желанием показать своим учителям, что хорошо усвоил все преподававшиеся ему науки хитрости, жестокости и предательства. Турки получили опасного противника, обученного ими же самими, а Матиашу, сменившему Ладислава на венгерском престоле, не следовало бы забывать, по чьему приказу старшему Дракону отрубили голову...
  
   В высоких окнах замка горели огни. Доносчики не солгали: здесь действительно кто-то обитал.
   Человек замер. Затаился, стараясь уловить малейшее движение в открытых окнах. Пусто. Ни одна фигура не мелькала в освещенных оконных проемах, обитатели, кем бы они ни были, словно затаились в ожидании его визита.
   Человеку вдруг стало не по себе - чей-то взгляд на спине: острый, внимательный, изучающий. С таким лучше не шутить. Он резко, но бесшумно, упал на землю, ожидая услышать свист стрелы или ножа над головой.
   Ничего. Тишина.
   - Драчь! - со смаком и с чувством ругнулся человек.
   "Пуглив стал, как девка нецелованная", - подумалось ему.
   Осторожно - мало ли, какая здесь стража - он встал и стал пробираться дальше, неслышно, как легкий рассветный ветер, ступая по сухим веткам.
   Тучи вновь заволокли небо, погасили лунный свет, а туман, клубящийся в пропасти, поднимался выше и выше, заволакивая замок молочно-белой пеленой.
   Туман густел...
  
   ***
   "Вот он", - остроглазый Рене первым заметил человека под стенами замка.
   Тот крался вдоль стены, сливаясь с ней. Темные одежды, в которые был закутан лазутчик с головы до ног - даже лицо было закрыто по мусульманскому обычаю - делали его ночной тенью среди ночных теней.
   "Он не похож на охотника, мой господин", - отметил Амалек, подключаясь к общей мысленной волне.
   "Если бы охотники были похожи на себя, они не были бы охотниками, Амалек", - в голосе Жиля, однако, напряжения не было. Кем бы ни был этот странный ночной гость, опасности от него не исходило. Хотя... Мортимер, в свое время, тоже не излучал опасности.
   "Так, котята, не мешайте ему. Пусть делает то, зачем он сюда пришел. Пока только наблюдаем. Этьен, что в твоем квадрате?"
   "Пока чисто. Хвоста за ним нет. Похоже, что этот герой народной разведки явился сюда в гордом одиночестве"
   "Какой квадрат наблюдения?"
   "Что-то около лье. Ага...", - голос Этьена четко давал понять, что в поле его зрения объявилось что-то небезынтересное.
   "Жиль, здесь его лошадь. Насколько я могу судить, это арабский скакун. Причем, с полным дорожным снаряжением. А это значит..."
   "...что наш гость не беден и приехал издалека. Нет, Этьен, все-таки на охотника он не похож, разве только совсем зеленый"
   "Что так?"
   "Ребята здесь уже битый час под его носом летучими мышами кружат, но наш гость упорно не обращает на них внимания. Стандартного снаряжения на нем я пока не обнаружил. Кстати, на лошади что-то есть?"
   "Чиста, как утренняя роса. Ни черта... Жиль, тогда кто он?"
   "Черт его знает!"
   "Не богохульствуй"
   "Претендуешь на лавры Жанны? Она хоть сама не ругалась"
   "Ладно, что там?"
   "О, мессиры, он в моей комнате", - подал голос Мишель.
   "Что, уже добрался?", - удивился Этьен.
   "Если мне позволено будет заметить, мессир Этьен", - включился Амалек, - "то для смертного этот человек ловок и гибок, словно змея. Он либо очень юн, либо это девушка. В этой стране взрослые мужчины обладают совсем другой грацией. Либо... воспитывался на Востоке".
   "Хорошо. Что там?"
   "В комнате ничего не трогает. Просто осматривает", - продолжал комментировать Мишель, - "И кажется, мессир, он очень сильно недоумевает..."
   "Конкретнее"
   "Очаг даже погаснуть окончательно не успел, мои вещи там разбросаны... я хотел переодеться после ужина"
   "В общем", - подытожил Жиль, - "В глазах нашего таинственного незнакомца ситуация выглядит таким образом, что хозяева здесь, в замке, только очень тщательно прячутся"
   "А разве это не так, мой господин?", - голос Амалека даже по мысленной связи отозвался серебром струн арфы.
   "Именно, котенок",- хмыкнул Жиль. - "Играем в прятки. Рене, Рауль, что у вас?"
   "Все тихо, мессир. Ни души вокруг. Ни живой, ни мертвой... А, простите, Рауль со мной. Слушай, Рауль, у тебя душа живая или мертвая?"
   "Разумеется, живая", - серьезно ответил Рауль, не понимавший таких шуток.
   "Тихо вы там!" - приструнил их Жиль. - "Этьен?"
   "Тихо, маршал"
   "Мессиры", - включился Амалек, - "Наш таинственный гость в главном зале. Осматривает камин, теперь отошел к столу, к окну... Кажется, он пытается определить: не мог ли кто-то увидеть его из окна замка"
   "Интересно", - задумчиво прокомментировал Этьен, - "лазутчик не дурак - наше расположение в замке определил верно. Логично было предположить, что сидящие в трапезной зале могли его заметить из окна... Интересно, кто его послал?"
   "Наводка. Хотя - чья?"
   "Мессиры, он уходит из замка. Через кухню"
   "Этьен, возвращайся"
   "Уже в пути"
   "Рене - остаешься в замке"
   "Но, мессир Жиль..."
   "А на кого ты предлагаешь его оставить? Остаешься здесь"
   "Как скажите, мессир Жиль" - особой радости в голосе старшего Птенца не было, но перечить Хозяину было не в его правилах.
   "Жиль, давай-ка проведем нашего гостя почетным воздушным караулом"
   "Встретимся по дороге, Этьен!"
   Тенью над лесом - шелест кожистых крыльев.
  
   ***
   В замке никого не оказалось - мятежники, если они, и правда, были здесь, бежали, не закончив ужин. Судя по приборам на столе - их было шестеро. Угли в камине еще полыхали жаром, а это значит, что огонь горел в очаге всего полчаса назад. Мятежники бежали...
   Удивляло одно: отсутствие следов и смысла побега. Шестеро от одного не бегут. Значит - покинули замок. Недавно... Далеко уйти за полчаса не успели бы. Но почему? Что их спугнуло?
   И где они?
   "Что-то здесь не так..." - размышлял человек, неслышной кошачьей поступью направляясь на кухню. - "Если бы они внезапно сорвались бежать, то обстановка не была бы такой мирной. Где разбросанные по полу вещи, оброненные в спешке? Где беспорядок в комнатах? Почему нет пепла от сожженных в камине бумаг?.. Нет... Они не бежали. Они... словно вышли на прогулку. Нет - если бы они вышли прогуляться, то что это за прогулка, которая заставила их прервать трапезу? Они где-то рядом..."
   Никого. Ни в коридорах, ни на кухне.
   Замок будто вымер.
   Взгляд.
   Взгляд в спину.
   Человек резко развернулся, выхватывая из-за пояса турецкий кинжал. Взгляд черных глаз метнулся по темным углам кухни. Никого. Все тихо... Только...
   Шорох!
   Падая на пол, человек исхитрился развернуться и метнуть кинжал в сторону окна - в сторону, откуда донесся звук. Кинжал глухо стукнул о стену и упал на пол, не встретив на своем пути преграды.
   Никого. За окном - туман, скрывающий окрестность от самых острых глаз. Туман... ползущий из пропасти туман...
   Его вдруг охватил страх. Никогда не боялся, ни в Турции, ни в боях, ни при дворе...
   Но, не зря ведь говорили, что в сердце земли Страны-За-Лесами спит Дракон, а его присные - здесь, на земле, следят за каждым шагом живущих... и ведь пропадают же люди в лесах да горах. И кто знает, может, и не в пропасть падают?
   Присные Дракона... может, именно поэтому они покинули замок - ведь все-таки он был младшим сыном своего отца. Он был младшим в роду Дракона... А если нет?
   Ветер, холодный ветер пахнул в лицо, отрезвляя мысли.
   "Так, спокойно. Нечисть - нечистью, а мятежники - мятежниками. Брат ждет вестей. И чтоб меня гром побил, если я сейчас сбегу!"
   Гибкая фигура лазутчика скользнула к двери... обратно в комнату.
  
  
   ***
   Самый темный час - час перед рассветом. К рассвету летела ночь, расплетая седые косы туманом по сонным лесным лощинам. Серебряная пыль звездного света оседала на папоротнике, искрилась смарагдами на дне. Ночные тени скользили меж нитей паутины, шорох ломкой травы - то здесь, то там - чья легкая нога ступает по ней в призрачном сне ночного леса? Вила? Водяник? Купальница?
   Кто прядет полотно ночной тишины, и кто расшивает его бисером шорохов в Стране-За-Лесами?
   Кто хранит сон папоротника, кто поднимает стебли травы на рассвете и волну в лесном озере?
   Они все еще здесь.
   Что им - силам земли и ветра - род людской? Только смотри - смотри внимательно, осторожно - они все еще здесь, они рядом. Смотри внимательно... Не спугни... Видишь... Рука мелькнула в сплетении ивовых веток? - Вила сплела качели, ан как резвится в полнолуние!
   Слушай - там смех, серебром рассыпался по траве. "...Пакуль жито красуе на житней, русалки у жите ходять..." До Русальей недели далеко, а как расходились!
   Слушай...
   Смотри...
   Самый темный час - час перед рассветом...
  
   Пора было уходить.
   Где бы ни были хозяева, они могли вернуться в любой момент. Это не мятежники - он понял это практически сразу - в замке жили несколько людей, и жили они мирной жизнью, вряд ли даже показываясь в свете. Кто-то облюбовал себе Лугошоар. Странно... Эта крепость уже давно считалась заброшенной, восстанавливать было как-то недосуг - да и кто бы этим занимался? Расположение, конечно выгодное - с трех сторон в кольце гор, а с четвертой - отрезана пропастью. Но Лугошоар, как выражался старшой, был у черта в заднице - кому могла понадобиться заброшенная, отрезанная от жизни крепость?..
   Человек непроизвольно поежился... Это не мятежники - но кто?
   В библиотеке не было ничего, что хоть как-то разоблачало бы мятеж - ни карт, ни записок. Ничего. Могли, конечно, спрятать... но если обитатели - кем бы они ни были - так быстро покинули замок, хоть какие-то следы должны были остаться.
   Кто же обитал в Лугошоаре?
   Быстрым шагом лазутчик удалялся от замка. Перебравшись через пропасть, он направился в сторону, где оставил лошадь. Если лешак не утянет... да нет, не станет - недосуг нынче, по полнолунию ему лошадей таскать. Занят.
   Фигура лазутчика тенью среди теней мелькала среди игры лунного света в нитях паутины. Полуночный лес спал, даже ветер молчал, убаюканный в колыбели листьев.
   Тихо. Слишком тихо.
   "Матерь Божья, сохрани", - скользнула мысль - дрожью по мышцам, когда в переплетении ветвей, лунного света и хмари мелькнула спина лошади, оставленной им здесь несколько часов назад. Храп животного заставил человека ускорить шаг. В полупризрачной полуночной пляске, перебирающая копытами Полуденица казалась единственным живым существом.
   Полуденица узнала хозяина и всхрапнула.
   Человек подбежал к лошади, рывком поправил седло и...
   - Далеко собрался?
   Он мгновенно обернулся, доставая кинжал - голос, внезапно прозвучавший за его спиной, явно принадлежал человеку - но размахнуться для удара или броска не успел. Кто-то перехватил его руку, резко и уверенно. Человек вскрикнул от внезапной боли - перехват был настолько сильным, что кости чудом не сломались в тисках чьих-то пальцев.
   - Я спрашиваю - далеко собрался?
   Волна боли разлилась по затылку и только спустя несколько мгновений он понял, что кто-то второй рывком запрокинул ему голову назад. Воздуха не осталось даже на вдох - не то, что на связный ответ.
   Он смог только прохрипеть что-то отдаленно напоминающее: "Отпусти!" - сам себя не понял, но тот, кто удерживал его за голову, ослабил хватку.
   - Ну, и кому это ночью не спится? - вмешался другой голос - из-за спины. Это был тот, кто держал руки.
   Хватка ослабла, но не настолько, чтобы позволить пленнику вырваться, и тот, кто чуть не сломал ему руки, сорвал с головы ткань, закрывающую лицо.
  
   ***
   Лазутчик оказался юношей лет двадцати, невысоким и гибким.
   В первую секунду Этьену подумалось: уж не девка ли это? - Черные вьющиеся волосы ниже плеч длиной, глубокие черные глаза, черты лица слишком утонченные для мужчины. Но это был юноша - жесткий взгляд, упрямо сжатые губы, волевой подбородок и смачное ругательство, которое пленник прошипел сквозь зубы, как только смог вдохнуть, наталкивали на мысль о принадлежности лазутчика к сильному полу.
   - Кто вы такие?
   Жиль усмехнулся: он уловил, как лихорадочно забилось сердце у пленника, но тот еще пытался гонориться.
   Этьен слегка прикрутил руки пленнику. Реакция последнего - болезненный стон, вслед за которым с губ лазутчика невольно сорвалась разудалая польская ругань - почему-то никого не удивила. Хотя, комбинация всем хорошо знакомых слов заставила прислушаться даже Жиля, который, слышал от Ла Гира и не такие словесные навороты.
   - Вопросы задаем мы, - спокойно осведомил лазутчика Этьен, аргументируя свою настойчивость очередным поворотом кисти пленника.
   "Самый понятный язык - язык жестов", - подумалось бывшему тамплиеру. Умозаключение де ла Марка наглядно подтвердилось реакцией лазутчика: пленник кивнул и решил, что на данный момент самой безопасной для жизни тактикой будет тактика послушания и предельной вежливости.
   - Ну, - повторил Жиль. - Мы готовы выслушать долгий и, несомненно, занимательный рассказ. И будь любезен, опусти такие захватывающие подробности, как совершенно случайная прогулка вдоль рва перед замком. Оставь так же в стороне чистосердечное признание в том, что через ров ты перебрался, в надежде получить в замке приют на ночь, но, не обнаружив никого, ты из вежливости проверил целостность имущества в библиотеке, личных покоях обитателей, et cetera. Итак?
   - Чего? - Глаза лазутчика, постепенно стекленевшие на протяжение вдохновенного монолога Жиля, к концу его речи распахнулись на пол-лица.
   - Кто ты и что тебе нужно было в замке? - перевел Этьен и мысленно хмыкнул: "Жиль, твой юмор могли бы оценить французы, но здесь, извини, острить перед местными, все равно, что читать проповедь медведю".
   Пленник задумался - секунда, но этого хватило, чтобы вампиры насторожились.
   Жиль жестко усмехнулся и кивнул Этьену. Не самая приятная ухмылка из арсенала бывшего маршала Франции, а уж засевшим в Орлеане англичанам в былое время она успела порядком набить оскомину. Как и далекие от куртуазных шуточки Ла Гира. Как фигура женщины у городской стены, не выпускающая из рук знамя с изображенными на нем двумя ангелами, держащими лилии...
   - Ну-ка, - скомандовал де ла Марк и перехватил пленника за подбородок, заставляя его взглянуть в глаза. - Смотри на меня.
   Взгляд человека по инерции метнулся навстречу его взгляду. А этого было достаточно.
   Словно факелом рассекая полотно полуночной хмари - броском воли по сознанию человека.
   Приказ открыться. Хлесткий удар, разбивающий заслоны разума.
   Внутрь. Вглубь. К мыслям. К памяти.
   ...не позволю.
   Рывок внутрь.
   И не таких ломал, мальчик.
   ...не позволю. Назад. Прочь.
   Воля против воли.
   Воля лазутчика оказалась сильной - голос крови, древний сильный род.
   ...прочь... убирайся...
   - А как же, - усмехнулся де ла Марк. - Уже бегу. Только пятки сверкают.
   Бросок воли - навстречу заслонам, вглубь сознания.
   Противостояние затянулось лишь на несколько минут...
   - Ты будешь отвечать на мои вопросы. Отвечать правду, ничего не утаивая. Ясно?
   Пленник молча кивнул - остекленевшие глаза неотрывно следили за взглядом вампира.
   - Итак. Как твое имя. Полное имя?
   - Раду, - прозвучало в ответ. Раду, сын Влада из рода Дракулешти.
   - Дракулешти? Дракула? Это господарь - или как вы его здесь называете - что ли? - переспросил Этьен. Правду говоря, после ужина ему было лень удивляться.
   - Нет. То есть я - Дракула. Меньшой сын.
   - Да? А господарь здесь при чем? - Этьен почувствовал, что медленно начинает...
   "...тупеть?" - услужливо переспросили его мысленно.
   Де ла Марк вежливо отослал своего Птенца по известному адресу.
   - Так еще раз. Какое отношение имеет правитель этой страны к тебе?
   - Он мой брат.
   - Интересно... Ладно, предположим. Что ты здесь делаешь?
   Пленник напрягся, все еще пытаясь сопротивляться довлеющей над ним воле...
   ...нет... нет, не должен говорить...
   ...но воля вампира оказалась сильнее.
   - Я... - помимо воли.
   - Ну! - еще один хлесткий удар по сознанию.
   - Я должен был разведать, кто поселился в замке, - сквозь зубы, почти шепотом. - Господарь подозревает, что в Лугошоаре обосновались мятежники.
   Вампиры переглянулись.
   - Ну, маршал, что делать? Они же теперь от нас не отвяжутся.
   - Альтернативы? Изменить память? Правитель, подозревающий кого-то в мятеже или предательстве, всецело отдается во власть навязчивой идеи - этот господарь не успокоится, пока ему не приведут мятежников. А если их нет? Все равно: вынь да положь. Нет. Не дело это.
   - Есть предложения?
   - Да. Отпустить, ничего не меняя.
   - То есть? Объяснитесь, маршал.
   - Этьен. Здесь - не просвещенная Европа, а дикая Валахия. Если у нас верят в колдовство и дьявола, в каббалистику и оккультизм, то здесь - в лешаков и вурдалаков. Оставь ему память. Если он заявится с докладом к господарю, что в замке никого нет, то тот, скорее всего, решит, что мальчишку нае... обвели вокруг пальца. Последует еще один отряд. Потом еще один. А потом и охотники на горизонте замаячат. Оставь все, как есть.
   - Да? А тебе не приходит в голову, что господарь, прознав о том, в Лугошоаре обитает нечисть, найдет парочку профессионалов и просто-напросто передаст дело в их руки?
   - Не думаю, Этьен. Ты слышал, что говорят о нынешнем господаре?
   - Да-да... Разумеется. Но я не думаю, что слухи правдивы. В слухах народных ты до сих пор фигурируешь, как людоед. И сколько из того, что говорят - правда? Ты действительно думаешь, что местный господарь связан с дьяволом, и на этом основании оставит тебя в покое?
   - Этьен. А теперь, хоть на несколько минут, посмотри на это другим взглядом. Даже если слухи о сношениях господаря с нечистой силой - неправда, то... Итак, представь себя на господарском троне, на который ты залез с большим трудом, спихнув оттуда весьма влиятельную задницу. Далее. С одной стороны - турки, как саранча, с другой - регент Венгрии, который спит и видит, как бы перетянуть в свою тарелку такой аппетитный кусок земельного пирога, как Валахия. С третьей стороны - твои собственные бояре с флюгерным вассалитетом: если ты направляешь собственного брата с разведмиссией за несколько сотен лье - это значит, что тыл тебе, кроме этого самого брата доверить некому. Подумай: в такой ситуации для тебя большой значение будет иметь, что где-то, у черта под хвостом, в заброшенной старой крепости поселилось двое... этих, как они здесь называются... стригойи?
   - Говорят, нынешний господарь отличается благочестием. Если это правда, то... Во-первых, святая вера, Жиль, это не хрен под соусом. Сам знаешь. А во-вторых, если каноны веры держатся в его голове - а у людей со святой верой сей неприятный для нас факт имеет место быть - он может поднять против нас своих священников. Проклятье! - чертыхнулся де ла Марк. - И трех лет спокойно не прожили.
   Жиль усмехнулся.
   - На основании чего ты сделал такое заключение? Господарь регулярно посещает службы в церкви? Строительство храмов? Соблюдение поста? Молитвы? А тебе не приходит в голову, что предписания святой церкви исполняются слишком уж педантично? Сдается мне, что все это - дань традициям... Ладно. Если мы сейчас изменим память мальчишке, то рано или поздно сюда заявится еще один отряд, потом еще один - с намерениям вытравить из Лугошоара мятежников. А если отправим этого как есть - это может грозить визитом Охотников. Но - во втором случае - прежде чем представители уважаемой профессии переберутся через ров, мы успеем допить вино и спокойно уйти. Может рискнуть?
   Этьен задумался, прислушиваясь к своей интуиции. Интуиция предательски помалкивала.
   - Хорошо, - согласился бывший тамплиер. - Черт с ним.
   Он обернулся к юноше. Взгляд в никуда - Раду все еще был под властью воли вампира. Де ла Марк недовольно хмыкнул и снял контроль над сознанием жертвы. Глаза Раду мгновенно загорелись очень нехорошим огнем. Жиль уловил его страх - тяжелым камнем на сердце - но юноша рывком освободил руки и вопросительно взглянул на вампиров.
   - Что происходит? - Он вдруг поймал себя на мысли, что не помнит, как этот, который постарше, черноволосый - оказался за его спиной: странное чувство, что кто-то прощупывает твои мысли, словно раздевает тебя изнутри - а потом... пустота. Пустая яма в памяти. - Кто вы такие?
   - Мы? - Этьен повел рукой и усмехнулся. - Мы вампиры. Или, как вы нас называете - стригойи.
   - Да, ну? Правда? А почему не перевертни? Или вилы?
   Этьен незаметно покачал головой и хмыкнул, отводя взгляд. Волна волос заструилась по плечам, закрывая лицо. Жиль отступил в тень.
   - Смотри.
   На поляне внезапно стало тихо. Ночные шорохи замерли.
   Голос ушел в землю.
   ...Раду так и не понял, что произошло. Порыв ветра - шелестом крыльев, ударом холода по щеке.
   Рывок - его тело отлетело к копытам Полуденицы. Плечо сковало льдом. И - холодное дыхание у шеи.
   - Что...
   Теперь он увидел.
   Два клыка - два кинжала у шеи. В луче лунного света за спиной склонившегося над ним вампира - черный волк. Матерый крупный одиночка. С таким встретишься в лесу - заказывай заупокойную.
   - Что... - больше не смог произнести ни слова.
   - Вернешься домой и передай своему господарю, что мы останемся здесь. - Голос в голове. - Мы предлагаем ему сделку: он дает спокойно жить нам, а мы гарантируем, что не станем вредить ему. - Клыки вампира почти касались кожи, а сильная рука, держащая Раду за волосы не давала пошевелиться. - Ясно, брат господаря?
   От улыбки, тронувшей губы стригойя, Раду стало нехорошо. Страха не было - как ни странно, лишь чувство нереальности происходящего. Словно детский сон, в котором картины меняются слишком быстро - иногда не давая возможности проследить за тем что произошло, не оставляя ни секунды на понимание тех или иных событий. Заставляя плыть по течению - или, вернее - кружится в вихре событий, как кленовый лист на осеннем ветру.
   - Да. Я понял. Я передам твою просьбу.
   - Не просьбу, малыш. Мое предложение.
   - Не называй меня малышом. Я...
   - Я старше тебя на сто с лишним лет. И я буду называть тебя, как захочу и когда захочу. Запомни мое предложение и передай его своему брату.
   Губы в последний раз коснулись шеи, шепот затих, и холод дыхания растворился в ночном воздухе.
   Волк за спиной вампира встал, подошел к Раду, обнюхал его и оскалился. Оскал подозрительно смахивал на ухмылку. Волк смеялся.
   Волк? А где же тот второй, черноволосый?..
   Стригой кивнул Раду.
   - Уходи.
   Раду молча поднялся. Не отрывая взгляд от двух стригойев, он запрыгнул в седло и тронул коленями бока Полуденицы. Лошадь, послушная своему хозяину, сдвинулась с места.
   Раду ехал не оглядываясь - плохая примета: оглянуться на нечисть. Потом, говорят, можно и не вернуться. Но даже спиной он ощущал взгляд нечистых. Они по-прежнему стояли на поляне и смотрели ему вслед...
   Домой. Нужно рассказать старшому об увиденном. Он может не поверить - Раду был готов к суровой реакции брата.
   Но Влад должен знать...
  
  
   Глава 1.
  
   - Нас там не было. А потому никто сейчас с полной уверенностью не может сказать, как все произошло...
  
   Фраза одного умного человека
  
   ***
   Лето, 1456 год.
  
   Солнце клонилось к горизонту, накрывая город багровым покрывалом предзакатного света. Золотисто-алый луч скользил по куполам церкви, флюгерам домов, башням замка. Скользнув по стене, он замер у одного из окон, заставляя поморщиться человека, наблюдающего за закатом над Тырговиште.
   Черноволосый мужчина, стоящий у окна, хмурился.
   Он был не в духе с того самого момента, как вернулся Раду. Послал мальчишку разведать обстановку, а тот плетет байки о стригойях. Может, конечно, нечисть и существует - как же без того - но только вряд ли нечистые будут показываться людям. Живут они в лесах да в банях, а к людям если и лезут, то поделом. Но чтобы вурдалахи в замках обитали - о таком не слышал. Привиделось мальчишке с пьяных глаз. Хлебнул, небось, для храбрости, да сил не рассчитал.
   Вот и плетет теперь. Хоть на Раду это и непохоже было: не стал бы меньшой надираться, выполняя его приказ. И уж точно - врать бы не стал. С перепугу привиделось? - Так не пуглив ведь, бабьих сказок никогда не боялся. Чтоб не сказать больше, иной раз безрассуден и горяч по молодости.
   "Нечисто дело", - думалось господарю.
   - Стригойи? Раду, сколько ты навернул для храбрости?
   Господарь хмыкнул и развернулся к брату.
   Раду поежился под тяжелым взглядом старшого.
   - Мне не привиделось. Влад, я не девка нецелованная, пуганая - могу отличить собственных похмельных чертей от того, что было на самом деле. Двое вурдалахов, молвят по-нашенски, но говор чужеземный. Один постарше выглядит, второй помоложе... Влад! - Раду повысил голос, видя, что брат наблюдает за ним с усмешкой. - Я не был пьян! Леший тебя забери, я говорю правду!
   - Не сомневаюсь. Вот что я тебе скажу, Раду, - господарь отодвинул кубок с вином и приобнял брата за плечи. Раду поморщился - Влад делал так каждый раз, когда готовился изречь очередную гадость. - Как-то раз у Богдана я знатно надрался на пару со Штефаном. Был повод... Выпили мы, стало быть, по четыре кувшина на рыло, а потом отправились приключений искать на свою... голову. - Тон господаря был спокойным и серьезным, но Раду знал своего брата достаточно хорошо для того, чтобы понять: Влад ехидничает. - Так ты не поверишь - кого мы только не видели: и чертей разномастных, и русалок, и перевертней. Наматывают они круги вокруг нас, а сами в сторону поглядывают. Ну, развернулся я и вижу - сидит на бревне белка, здоровая такая, жирная, что твой боров. И палкой машет. Ну, так вот черти-то наши и поглядывают на нее, она палкой вправо махнет и черти туда, влево - ну, как водится, влево... Так и бегали до утра.
   Влад хмыкнул еще раз и плеснул себе в кубок вина.
   - Влад, - встал Раду. - Вот что. Твое дело - верить или нет. Но повторяю еще раз: в Лугошоаре живут стригойи. Они себя только называли по-другому... как же... А! Вампирами!
   Господарь вздрогнул и метнул быстрый взгляд на брата.
   - Как ты сказал? Вампиры?
   Раду с удивлением посмотрел на брата. Тон, которым была произнесена последняя фраза, отличался от того, который Влад взял с самого начала беседы. Господарь внезапно встал и подошел к Раду.
   - Как ты сказал?
   - Вампиры, - недоуменно повторил Раду, не понимая, что именно так насторожило брата.
   Влад тряхнул головой, и густые, черные, как смоль, волосы рассыпались по плечам. Мальчишка мог выдумать что угодно - ну, привиделось ему с пьяных глаз, с кем не бывает - но вот чужестранное слово "вампир" он знать не мог. Влад и сам бы его не знал, да вот только вчера путник один с Запада приехал, байки тамошние рассказывал - Раду никак не мог этого слышать.
   - Так, - Влад снова уселся в кресло, подпер щеку рукой и внимательно посмотрел на брата. - А ну-ка давай с начала. Еще раз. Только спокойно. Постарайся ничего не упустить.
   Раду вздохнул, прикрыл глаза и начал рассказывать...
   - ...значит тот вампир, что помоложе, и говорит: "Вернешься домой и передай своему господарю, что мы останемся здесь. Мы предлагаем ему сделку - он дает спокойно жить нам, а мы - гарантируем, что не станем вредить ему".
   - Как он узнал, кто ты такой?
   - Я не знаю, Влад... - Раду опустил голову, стараясь подавить досаду, сдавливающую сердце. - Я не знаю, почему я сказал ему... да, видимо я выболтал - иначе, как бы он узнал? - но я ни черта не помню. Прости, я не...
   - Я знаю, что ты язык на привязи держать умеешь, так что - не оправдывайся, - прервал Влад брата. - Если все так, как ты говоришь - а ты не врешь мне, знаю - значит, мы столкнулись с силой, с которой раньше не сталкивались. Так...
   Он снова отошел к окну и задумался. Солнце уже скрылось за окоемом, закатный туман окутал холмы за городом. Но Тырговиште не затихал даже ночью - загорались окна в боярских домах, и даже здесь, в личных покоях господаря было слышно, как шумит внизу, в пиршественной зале, застолье. Пиры начинались обычно часов в восемь вечера и гремели до самого утра. Кто покрепче, тот высиживал до рассвета, иные бояре и воеводы разбредались пораньше - тискать девок. Хоть для всех прочих с момента его вступления на престол Валахии существовал неписаный закон целомудрия - а для девок да молодиц особенно - своему двору Влад позволял расслабиться. Что далеко заглядывать: Раду вечно в овес норовит прыгнуть, да подальше. Давеча в монастыре чуть не застукали - совсем стыда неймет меньшой. Бояр да мужиков казнишь за непокрытое прелюбодеяние, а собственный брат под носом монашек топчет. Сам Влад по девкам бегал редко - не до них было.
   ...Три года назад, в 1453 году, Мухаммед захватил Константинополь, А это означало окончательное падение Византийской империи. В октябре, спустя два месяца после вступления Влада на валашский престол, после победы в Белградской битве, на время остановившей движение турок на запад, от чумы, разразившейся в военном лагере, скончался Янош Хуньяди - убийца старшего Дракона. Нельзя сказать, что это опечалило господаря.
   Влад усмехнулся, вспомнив, как ему сообщили о смерти Яноша. Он едва сдержался от торжествующей улыбки - все-таки, дань приличию стоило отдать. Но после того как отбыли послы, они с Раду напились на радостях.
   "Он сделал то, что должен был сделать. Он признал мое право на престол. А теперь - пусть горит в аду. За тех чертей, что будут его поджаривать!", - произнес тогда господарь, поднимая кубок.
   Глядя на брата, Раду не мог понять: как можно так сильно ненавидеть? Да, он тоже недолюбливал Хуньяди, но, вглядываясь в тот вечер в бездонные зрачки Влада, он понял, что значит: ненавидеть по-настоящему. Черные глаза старшего полыхали ярым пламенем, казалось, еще немного и огонь ненависти, сжигающий его душу, вырвется из-под контроля и накроет леса и горы Валахии...
   "У тебя сердце Дракона", - только и смог сказать тогда Раду.
   Слова брата крепко врезались в память господарю...
   Со смертью Яноша со старыми счетами было покончено. Матиаш, заменивший Ладислава Постума на престоле Венгрии, сразу же начал поглядывать в сторону Земли-За-Лесами. Больших трудов стоило отстоять свое право господаря, но ценой интриг, обещаний и угроз он удержал трон. Коалиции Сигизмунда уже не существовало, а потому вся тяжесть борьбы против османов упала на плечи валашского господаря, не располагавшего столь мощными ресурсами для ведения военных действий, какие были в распоряжении бывшего фактического правителя Венгрии Яноша, а теперь и его сына. Нужно было делать все возможное, чтобы приобрести влияние и силу. И делать быстро - еще в юности он понял, что судьба государства иногда решается за несколько дней. Как только он захватил власть, собственными руками отрубив Дэнешти голову над заранее заготовленной могилой, то сразу же, вопреки желанию Яноша, он направил послов к Мухаммеду с предложением заключить перемирие, при этом, со своей стороны, он обязался выплачивать ежегодную дань Османской империи. Влад понимал, что при нынешнем положении в стране, с существующим разбродом в армии, он не был противником султану. Мухаммед мог бы стереть его с лица земли одним движением руки. Не с войны нужно было начинать. Охота на волков начинается тогда, когда своя свора не грызется меж собой. А свора бояр тянула на себя одеяло власти так, что треск был слышен даже в Польше. Сейчас нужно было приструнить расходившееся боярство и показать, кто в стране настоящий господарь, а заодно и добиться реальной власти над всеми владениями, которые принадлежали ему по праву и формально. За стенами города выросли колы и виселицы...
   Ему нужно было добиться прочного союза с Матиашем, тем самым обеспечить себе дружественное соседство и быть уверенным, что Венгрия нуждается в его силах. Значит, необходимо было формировать новую армию, новое боярство, оживлять торговлю, почти загубленную Дэнешти. В общем - начинать все сначала.
   ...Турки удовольствовались обещанием нового валашского господаря. Хотя Мухаммед не поверил в его лояльность, начинать военные действия не имело смысла. А Влад слишком хорошо помнил и Адрианополь и Эгригёз. Но эта месть была пока впереди.
   Он понимал, что для успешного ведения любой войны, а уж тем более с таким грозным соперником, необходимо было укрепить свою власть и навести порядок в собственной державе...
   А теперь еще и это. То, что произошло с Раду лежало за пределами человеческого понимания. Гибкий и быстрый ум господаря пытался найти реальное объяснение произошедшему. Итак, Раду не лжет - не водилось такого в его семье: врать друг другу. Если бы меньшому привиделось все это, то он не знал бы этого слова "вампир". Упыри и стригойи здесь водились. А вампиры... Значит правда - что-то было. Стали бы мятежники создавать себе такую славу? Вряд ли, слишком опасно: можно доиграться в стригойев и перевертней до того, что окрестные крестьяне засадят осиной промеж глаз. Да и не смогли бы они так убедить Раду - несмотря на молодость, у парня была сильная воля. Да и в голове не кисель был.
   Вчерашний гость, назвавшийся Мортимером, упоминал о вампирах. Говорил, что они такие же, как и местные - кровососы - только выглядят пристойно, не дикие. Но от людей можно все-таки отличить: бледные они, тени не отбрасывают, святого креста и воды боятся...
   - Раду, - не оборачиваясь, задумчиво спросил господарь. - Как они выглядели? Тебе ничего не показалось странным?
   Раду задумался. Если не считать того, что один из этих вомпёров превратился в волка, что они заставили его выболтать все, что он мог выболтать, что они едва не поужинали братом господаря - ничего необычного не произошло.
   Влад, казалось, спиной увидел как Раду недовольно дернул плечами.
   - Спокойно, меньшой. Постарайся сосредоточиться. Мне нужны даже самые мелкие детали...
   Раду, потер руками виски. Итак, мелочи...
   - Они были слишком бледные, как для людей. Перемещаются быстро, глазом не заметить. Один в волка превратился. И вот еще... когда я уходил, то услышал, как крылья захлопали - знаешь, как кожан летает? - Может, они кожанами оборачиваться могут? И... кажется, они мысли читают. Перед тем, как я отключился, один из них - тот, который верховодил - заставил меня взглянуть ему в глаза...
   - Так... Хорошо...
   Влад снова вернулся в кресло. С привычкой старшого не сидеть на одном месте Раду свыкся уже давно. Господарь скрестил руки под подбородком и, по-прежнему наблюдая за хороводом вечерних туманов, произнес:
   - Вчера путник один приехал, ночлега просил в замке - так вот он рассказывал о вампирах. Говорил, что упыри и стригойи - это дикие вампиры. Говорил еще, что кожа у вампиров - будто лед под снегом на Рождество - бледная, гладкая и холодная. Волками да кожанами оборачиваться могут. Раду, - господарь медленно обернулся к брату и пристально посмотрел на него. У Влада был тяжелый взгляд - те, кто видели его впервые, очень редко не опускали глаза, но Раду привык к нему еще с детства. - Как ты мыслишь, а не слишком ли это удачное совпадение, чтобы быть таковым? Ты возвращаешься из Лугошоара, где натыкаешься на вампиров, а я за день до того встречаюсь со случайным путником, который подробно объясняет мне, кто такие вампиры и чего они боятся?
   Младший брат господаря хмыкнул.
   - Что ты хочешь сказать? Что это все подстроено?.. Хотя, погоди, Влад. Давай-ка разберемся с самого начала. Так ты мне все-таки поверил? Пытаться сообразить стратегию, когда думаешь о том, что противник просто может быть, это все равно, что тешить себя на сухую руку.
   Влад сцепил пальцы рук и поморщился, услышав шум, доносящийся снизу. Бояре гулять умели.
   "Только это они и умеют делать", - подумалось господарю.
   - Я не ставлю под сомнение твои слова. Я знаю, что ты не лжешь мне. И слово "вампир" тебе не должно быть знакомо. А это значит, что ты действительно видел кого-то. Что ж, давай предположим, что у нас в Лугошоаре действительно обитают вампиры.
   - Уже лучше, - буркнул Раду, чувствуя себя совершенно обессиленным. - Проще заставить черта перекреститься, чем тебя в чем-то убедить.
   - Ты что-то сказал, меньшой? - нехорошо прищурился господарь.
   - Ничего, Влад, - быстро ответил Раду. - Может, не будем отвлекаться?
   Влад хмыкнул. Он прекрасно слышал слова брата, но решил не обращать на это внимания. Назревала более серьезная проблема, чем воспитание меньшого.
   - Расскажи, лучше об этом госте, - Раду встал с кресла и пошел к окну. На полпути он поймал себя на мысли, что они с братом, вроде как, почетную стражу сегодня у окна несут. Подумал - и вернулся обратно в кресло. Но на месте не сиделось.
   Влад вдруг поднялся.
   - Микош! - кликнул он.
   На зов господаря незамедлительно явился невысокий, коренастый слуга и склонился в откровенно раболепном поклоне. Нынешнего господаря боялись - не приведи Господь, не так что сделаешь - казнит не задумываясь. Хотя нет, этот-то - не чета его папеньке - как раз и задумается. Казнить он любил, как говорили в народе, "с выдумкой".
   - Оседлать Полуденицу и Ворона. И быстро.
   - Что ты надумал, Влад? - спросил Раду, когда слуга быстрее ветра вывинтился в коридор.
   - Ты можешь здесь нормально думать? - сверкнул глазами господарь. - Я - нет. Поэтому поедем, проедемся. Поговорим спокойно. И...
   Влад на мгновенье замер, над чем-то раздумывая, а затем стремительно вышел в коридор. У дверей развернулся и бросил меньшому:
   - Подожди меня.
   Когда за господарем захлопнулась дверь, Раду фыркнул: Влад снова что-то задумал. Это значило, что старшой затевает очередную интригу. Ничем хорошим интриги господаря просто не должны были заканчиваться, но Владу фантастически везло - даже самые на первый взгляд провальные затеи оборачивались успехом.
   Быть может, дело не только везении, впервые задумался Раду.
   Задумался и содрогнулся. Идея ввязаться в историю с стригойями прельщала ровно столько же, сколько идея снять штаны перед султаном и покрутить перед его носом голым задом.
   Раду сглотнул внезапно подступивший к горлу холодный ком необъяснимого страха.
  
   ***
   На Тырговиште опустилась ночь, и засыпающие лесные холмы за городом укрывались одеялом туманов, сквозь которые то здесь, то там вспыхивали мерцающие искры - светляки. Казалось, покрывало туманов покрыто серебряной вышивкой упавших с вечернего неба звезд. Постепенно смолкали голоса птиц, едва слышный шум предзакатья. Ночь расплетала косы над долинами и виноградниками, щедрой горстью разбрасывая семена сна по людским домам, лесам и холмам. Ночь пробуждала спящих днем. Осторожные шорохи крыльев, тихий смех вил, скрипучее недовольное бормотание водяника, отчитывающего русалок... А в домах домовики уже допивали выставленное для них заботливой хозяйкой молоко и готовились к еженощным делам - гриву ли коню вычистить, банника от хаты отвадить, да хозяйке молоко скислить.
   Туманы плели узоры по долинам...
  
   Господарь Валахии держался на лошади так, словно родился в седле. Выпрямившись, он слегка прикрыл глаза и вдохнул аромат ранней ночи - запахи тимьяна и бессмертника.
   Он любил такие вот ночные прогулки один на один с просыпающимися ночью духами земли. Своя земля давала силу даже тогда, когда все летело в преисподнюю. Сила Земли-За-Лесами поддерживала своего хозяина и за сотни верст от дома - земля виноградников, лесов и духов, которые так и не покинули ее с приходом Бога Единого. Эта земля предназначена его роду по праву: никого больше она не примет - на крови и костях осмелившегося посягнуть на ее силы взойдут высокие травы, а предсмертный вздох станет ветром, раскачивающим ивовые качели вил да русалок. Никто не придет на эту землю господарем, никого не примет Земля-За-Лесами...
   Господарь спрыгнул с лошади и кивком приказал брату спешиться. Раду последовал за ним. Они стояли на небольшой, поросшей чабрецом, поляне, и сладкий густой аромат висел в воздухе, навевая сон. Но Владу ночное марево было нипочем. Господарь слыл в народе неутомимым - в бою ли, в пирах ли, на ложе ли.
   Откинув назад смоляные вьющиеся волосы, он уселся на траву.
   - Итак, меньшой.
   Раду опустился рядом с братом.
   - Вампиры... Стригойи.
   - Влад, - осторожно начал Раду. Уже позже станут говорить, что младший унаследовал рассудительность и осторожность отца, тогда как среднему и старшему сыну досталась огненная душа матери. - Послушай, что ты задумал? Я же вижу, что тебя заинтересовала эта нечисть.
   Господарь только хмыкнул.
   - Этого, меньшой, не увидит только слепой. Да, меня заинтересовали те, кто поселился в Лугошоаре. Те кровососы, что обитают в нашей земле, тупы и дики. Я о стригойях. Они похожи на человека так же, как я на девку. Да, они бессмертны, они способны молниеносно перемещаться, говорят, они могут так же обращаться в зверье разное. Только вот мозгов в них, как воды в дырявой бочке. Нет, мне это не подходит... - Влад растянулся на земле, задумчиво глядя на загорающиеся звезды. Казалось, он забыл о присутствии меньшого брата и рассуждал вслух. - И вот странно - появляется странник, который рассказывает мне о "вампирах", как я понял это что-то вроде наших варколаков. И силой равны... только вот затмения вызывать не могут - хоть в это-то мне слабо верится: ну представь, что наши каждый раз, когда им угрожала бы опасность, вызывали затмения. Нет. Это легенды... Дети Дракона уже давно не ходят по нашей земле... Когда последний раз было затмение... Легенды. Но то, что сказал этот Мортимер - похоже на правду. Только зачем ему все это рассказывать, вместо того, чтобы рассказать об обычаях других стран, о политической обстановке, как бы так молвить... глазами изнутри. Нет - он начинает рассказывать легенды о вампирах. Возможно, он прибыл сюда с какой-то целью?.. Он подробно рассказывает мне эти байки, описывает, как выглядят вампиры, что они делают... он смотрел на меня странно: так, словно ожидал от меня реакции. Он здесь не случайно, меньшой. Он здесь не случайно, - повторил Влад, не меняя положения и, все так же, не глядя на брата.
   Казалось ему удобнее размышлять, ни на кого не глядя. Глаза господаря по-прежнему изучали ночное небо, но смотрел он внутрь себя. Еще в Эгригезе он сошелся с одним турком - старый дед был и мудрый. Не похож был на остальных янычар - диких, неуправляемых, развратных и грешащих мужеложством. Карим был одиночкой. В крепости он доживал дни - руки в бою оставил, а воин без рук - не воин. Держали из милости. Влад поморщился, вспомнив, как агалары крепости обращался со стариком. С тех пор Влад дал себе слово помнить не только предательство да трусость, но и воздавать своим воинам за храбрость и верность. Карим-то и надоумил Влада бежать. А еще научил многому. Карим говорил: "Если не можешь чего-то понять, и думаешь: "Быть того не может!" - ложись на землю, закрой глаза и весь мусор из головы выкинь. Запомни: все воля Аллаха, Христа - по-вашему. Если поймешь, что все в этом мире может быть даже самое невозможное, тогда для тебя не будет загадок". Влад запомнил слова старика. В Стране-За-Лесами может случаться все.
   - Если допустить, что тот человек пришел сюда не просто так, то что его могло привести? Рассказывая о вампирах, он ждал от меня чего-то. И в тот же вечер возвращаешься ты со своим рассказом о вампирах в Лугошоаре. Итак, у этих вампиров, говоришь, выговор бы не наш? И в замке они обосновались недавно. Значит - они чужаки и перебрались сюда недавно. Зачем им заброшенный замок? Говоришь, на мужичье они были не похожи... А этот вчерашний гость так подробно рассказывал мне о том, как изничтожить тварей... Так вот в чем дело...
   Глаза господаря медленно разгорались огнем догадки. Расслабиться и вымести из-под ковра сознания весь мусор - это помогало. Картина четко складывалась в его голове. Раду только молча следил за братом. Иногда ему казалось, что старшой чарует - иначе, как он мог так легко догадываться о том, что происходит?..
   - Вот что, Раду. Представь себе, что двое - или несколько - вампиров живут в одной стране, может Англия или Франция. Кровь сосут у окрестных жителей. Что бы наши мужики сделали, а Раду?
   - Взяли бы колья да крестным ходом на кладбище пошли, стригойев бить, - пожал плечами меньшой.
   - Правильно. А кто сказал, что чужаки другие?.. Так, давай дальше. Эти допекают округу, а селянам это не нравится. И, стало быть, находится рано или поздно кто-то, кто точно знает, как с ними бороться и кого эти вампиры бояться. Бояться настолько, что бегут в другую страну. Охотник идет по следу. Как проще всего ему получить поддержку в чьей-то земле? Правильно: добиться поддержки от самого хозяина земли... Вот кто наш гость, Раду, - охотник. И ищет он тех, кто скрывается в Лугошоаре. То-то я смотрю он с нашим отцом Николае пошел языком чесать, да резво так... Что ж, похоже, это действительно совпадение - его приезд и твое возвращение.
   Влад усмехнулся. Он знал, что перевес всегда будет на стороне того, кто мыслит на два хода вперед противника. Сейчас спутанные нити сплелись в стройный узор истории.
   Раду с удивлением смотрел на брата. Точно говорят: сердце Дракона.
   - Что ты собираешься делать, Влад?
   - Мне нужны сильные союзники. Причем такие, каких нет ни у Мухаммеда, ни у Матиаша. И мне все равно от кого они придут. Если я смогу поставить себе на службу вампиров...
   - Даже не думай, Влад! - Раду даже вскочил с земли.
   - Что такое? - с легким оттенком раздражения переспросил господарь. - Ты боишься?
   На сей раз, в голосе Влада явно слышалась нотка презрения.
   - Нет, старшой, - медленно и четко произнес Раду. - Ты знаешь, что я никого и ничего не боялся. Потому не гневи Бога. А с нечистью связываться - грех, каких мало.
   Господарь приподнялся на локте. Голос зазвучал спокойно и очень тихо, но звучал он подобно звону двух скрещенных клинков, отдавал металлом - звучал как всегда, когда Влад был крайне разозлен. Глаза господаря потемнели от гнева.
   - Грех, говоришь? Грех? Убивать - не грех? По монастырям монашек топтать, с мужами на ложе возлегать да прелюбодействовать - не грех? Предавать не грех? То, что сделали с отцом и Мирчей - забыл? А? Ну, так что скажешь, праведник сопливый?! Что в этом мире не грех?..
   - Влад... Душу погубишь.
   Взгляд Раду был настолько теплым, что злость на брата погасла, как вспышка молнии.
   - Меньшой. Я хочу удержать свою страну, - чуть сбавил тон господарь. - Я всего лишь хочу остаться хозяином на своей земле и не отдать ее на разграбление мусульманам. И если мне нужно будет душу продать - продам. Но Господь со мной, Раду. Со всеми нами. И мое дело - его дело. Я им не по зубам, брат. Я знаю это.
   В голосе господаря звучала уверенность, накрывавшая всех, кто был рядом. Только сейчас Раду понял, почему за Владом шла его армия: они не просто боялись его до смерти. Воины его любили за непоколебимую святую уверенность в собственных силах. Влад мог достичь невозможного.
   Раду покачал головой. Ладно, чем леший не шутит - кто знает, может и удастся.
   Господарь уже гнал своего коня по направлению к городу...
  
   ***
   Чад от факелов мешал разглядеть то, что происходило в двух шагах. Но боярам это не было помехой. Пир гремел уже третий час - иные уже тискали служанок по углам, иные громко спорили о целесообразности введения последнего права "первой покупки" при транзитном следовании товаров: любой приглянувшийся товар местные купцы имели право приобрести, даже если хозяин намеревался везти его дальше.
   - ...запретил купцам-колонистам розничную торговлю у нас?
   Вистерник1 Илиаш мотнул головой. От выпитого на лице проступили малиновые прожилки, сквозь шум пира его голос прорывался без труда. Прозвище "Козлиная Глотка" он заработал не зря - за глаза поговаривали, что Илиаш переблеет хоть черта лысого. Однако в глаза боялись слово поперек молвить - род его был старым и влиятельным, да и сам боярин пост немалый имел. На него, небось, и нынешний-то господарь руку не поднимет, даром, что косит боярские головы, как косарь ниву.
   - А я говорю, что все это - очередной выпад господаря против трансильванцев. Ох, допросится он - на этих трехразовых ярмарках и так цены выросли, что твой хрен пред девкой в бане. Шелка, вон, по какой цене загоняют! Чего он пытается добиться? На рожон лезет. А турки? Папашка-то его такой же был - не сиделось на месте, все в драку лез. Жигмонд все это начал, а тот, стало быть, продолжил. А где сейчас Жигмонд? А Дракул где? Вот-вот... А наш-то папашу своего переплюнул на три версты. Сиди себе спокойно, дань плати и живи припеваючи... С воинством чего делает? Издревле закон вели - а наш-то рушит все, по их обычаям все делает - подавай ему личную гвардию! Одним словом: на рожон лезет. Да весь его род такой - что Дракул, что Мирча Старый, да и брат его старшой таким был - что из пекла выскочил...
   Илиаш разгорячился, крепкое виноградное вино ударило в голову. Он не замечал, что остальные бояре давно притихли и слушают его, опустив глаза. Молча.
   - И многих ты господарей помнишь, Илиаш? - низкий, хрипловатый голос разом накрыл речь боярина.
   Илиаш встряхнулся. Хмель моментально выветрился из головы, и червячок страха затрепыхался внизу живота.
   Напротив, небрежно откинувшись в кресле, подперев щеку рукой, сидел господарь.
   Влад смотрел на боярина, спокойно ожидая ответа. Тот сглотнул подступивший к горлу ком. В голове лихорадочно проносились мысли: "Не посмеет... Наш род старый... Казнит меня - остальные вскинутся. Да и казна... Просто к словам не придерется - повод мал"
   - Ну? Так скольким же господарям ты служил? - все так же спокойно переспросил господарь.
   Илиаш поморщился и, не усмотрев в вопросе ничего подозрительного, стал перечислять:
   - Как же, мэрия-та1, хорошо помню... Владислав Дэнешти до тебя господарствовал. Потом до него Бесараб был, наместник Яноша, вечная ему память, а до того брат твой старший - Мирча, а до него - батюшка твой - Дракул. Мирчу Старого, деда твоего помню. И Дана-старшего...
   - И ты всем им служил?
   - Верой и правдой, господарь, - ответил Илиаш, внутренне поежившись.
   Ему почему-то вспомнилась та ночь, когда старшего брата господаря - Мирчу - его слуги вытаскивали из покоев на растерзание толпе.
   "Дракон вернется!"
   Илиаш вздрогнул - здесь в зале, в застывшем от напряжения, звенящем воздухе он явственно услышал голос сброшенного ими с трона двадцатилетнего господаря. Именно эти слова выкрикнул Мирча, когда ему к глазам подносили раскаленный прут. Видение скользнуло перед его внутренним взглядом и сменилось другим. Илиаша снова передернуло: вспомнилось, как по приказу тогда еще семнадцатилетнего Влада вскрыли могилу Мирчи, вспомнился взгляд юного господаря, устремленный на перекошенное судорогой лицо покойника: он словно смотрел в пустые глазницы старшего брата... Картина вновь сменилась: колья с дергающимися на них телами, хрип обреченных, их лица с выжженными глазами...
   Илиашу повезло в прошлый раз - сумел отговориться, выкрутиться, смолчать, где надо, указать, на кого надо...
   "Дракон вернется!"
   Боярин почувствовал, как липкий холодный пот заструился по спине.
   В воздухе натянулась незримая нить растущего напряжения. Влад молча наблюдал за боярином. Этот тяжелый взгляд не мигающих черных глаз был страшнее любых слов. Господарю не исполнилось и тридцати, но под его взглядом каждый чувствовал себя словно пред оком легендарного Карпатского Дракона - всезнающего и безжалостного.
   "Да что я - девка слабая!", - подумалось Илиашу. Он скрипнул зубами и решил не отводить взгляд.
   Пир затих. Бояре наблюдали за этой молчаливой схваткой.
   Взгляд господаря давил к земле, и, наконец, Илиаш не выдержал - опустил глаза долу.
   - Ты один - и служил стольким господарям. Так что ж причиной тому, что правители так часто меняются? Уж не ваше ли, боярское, вероломство, Илиаш? - голос Влада был тихим. Очень тихим. - Хороший боярин не переживет своего господаря. Служил, говоришь, верой и правдой моему брату и отцу?.. Негоже заставлять их ждать такого верного слугу. А службу твою верную, земную я уважу. Кол с позолотой для тебя поставят, как и положено боярину высокого рода. Стража!..
   Окрик господаря, как раскаленный кинжал, разрезал пелену напряжения. Бояре сидели, словно громом пораженные - впервые господарь осмелился поднять руку на боярина такого старого и высокого рода. Это значило, что отныне никто не может чувствовать себя в безопасности под прикрытием титула.
   Где-то в глубине сознания, вперемешку с облегчением и леденящим душу страхом, роились нечеткие мысли о том, что и повода-то не найдется придраться к словам господаря. Все чин чином обставил.
   Помертвевшего Илиаша вывели из зала армаши1, воины из личной охраны Влада - Псы Дракона называли их в народе.
   Господарь отхлебнул из кубка вина и обвел глазами бояр.
   - Может еще кто-то желает перечислить господарей, которым служил?
   Желающих не нашлось.
   Господарь кивнул сидящему по правую руку брату, поднялся и стремительной походкой вышел из зала. Раду не стал задерживаться и вышел следом.
   Догнав брата, он рассмеялся.
   - Хорошо ты его, старшой!..
   Влад пожал плечами и усмехнулся. Илиаш ему давно не нравился.
   - Ну и шуточки у тебя, - снова хмыкнул Раду.
   Потом, вдруг посерьезнев, произнес:
   - Как бы только они снова против тебя заговоры не стали плести.
   Влад отбросил за спину волну черных волос и пренебрежительно бросил:
   - Пусть плетут... если осмелятся. Ладно, пойдем-ка ко мне, обсудить кое-что надобно.
   ...В зале висела мертвая тишина. Бояре переглядывались, понемногу приходя в себя.
  
  
   ***
   Мортимер был высоким, мускулистым человеком. Яркие серые глаза выделялись на странном матово-белом лице без единой морщинки. На вид ему сложно было дать больше тридцати лет, однако глаза говорили, что на самом деле этот человек намного старше. Время было далеко заполночь, но гостю господаря, видимо, не спалось - он сидел за столом и писал.
   Внезапно он оторвал взгляд от листа бумаги.
   Внизу, в пиршественном зале воцарилась странная тишина. Скорее всего, объявился господарь. А нынешний господарь редко радовал своих вассалов хорошими новостями. Мортимер усмехнулся. Странный человек он - этот Дракула: жестокий, безжалостный, казнящий своих подданных с какой-то варварской фанатичностью, и в то же время его можно было назвать праведником. А вера? Нынешнее положение Мортимера позволяло очень чутко улавливать подобные вещи. Вот из кого получился бы отменный охотник: фанатичная целеустремленность, внутренняя сила, способная вести за собой, непробиваемая вера вполне могли бы сделать своего обладателя главой Второго подразделения. Поначалу он согрешил на господаря, заподозрив в нем вампира. Однако, как оказалось, ошибся. Ну, что ж... В любом случае следы исчезнувшего Дома де ла Марка вели сюда, в Валахию. Он с уцелевшими вампирами из своего выводка должен быть где-то поблизости.
  
   ...правило второе: в живых никого не оставлять...
  
   Мортимер задумался...
   Де ла Марк со своим выводком некогда обретался в замке казненного Жиля де Рэ. Сведения об Этьене де ла Марке, находящиеся в распоряжении Второго подразделения, говорили о том, что Храмовник, как стали называть его в последнее время, в 1429 году принимал участие в снятии осады с Орлеана в войсках Жанны д'Арк, в качестве наемника некоего барона де Рэ, из партии арманьяков. А де Монморанси-Лаваль барон де Рэ был одним из приближенных Жанны. Затем на одиннадцать лет Храмовник исчез из поля зрения охотников Второго подразделения. По прошествии этого времени он снова объявляется во Франции - 1440 год, год казни одного из маршалов Франции - Жиля де Рэ, колдуна, убийцы и содомита. Мортимер это очень хорошо помнил. Именно де ла Марк встретил его тогда, на дороге...
   Мортимер прикрыл глаза, вспоминая минувшие события, произошедшие около двадцати лет назад. Памятный 1440 год... Дорога... Воины Селима бросили его на дороге, сразу после Превращения. Он не мог двинуться, боль все еще разливалась по телу, а за горизонтом медленно разгорался рассвет. Он знал, что скоро наступит Сон - с особенностями существования вампиров он был очень хорошо знаком... От первого Сна его пробудило чье-то прикосновение. Да, это был де ла Марк - Мортимер позже узнал, что в тот день на дороге он встретился с Храмовником. За спиной бывшего тамплиера маячила крытая повозка... Де ла Марк сказал тогда, что не может уделить ему внимания - у него в повозке раненный. Это решило все. Мортимер слышал об охотниках, которые становились вампирами и меняли мировоззрение. Возможно, он бы его тоже изменил - если бы... если бы не тот холод, которым встретили его первые дни вампирской жизни. Селим, который в качестве мести охотнику превратил его в вампира и бросил на дороге, наедине с пропастью неизвестности, де ла Марк - первый встретившийся и отказавший в помощи вампир... Если бы, если бы...
   Мортимер тряхнул головой. В любом случае сейчас он тот, кто есть: вампир-охотник. Вампир-ренегат. Это его уже не волновало. А с де ла Марком они встретились еще раз, во Франции - именно благодаря его, Мортимера, наводке машкульское гнездо было уничтожено. Что ж, третья группа тогда была уничтожена, но Дом де ла Марка так же понес потери.
   "Так, стоп", - одернул себя Мортимер. - "Не об этом речь сейчас. Итак, Храмовник участвует в снятии осады с Орлеана. Затем пропадает на одиннадцать лет. Затем я встречаю его на дороге, и, по его словам, он везет раненного. Возможно, кого-то из его Птенцов. Спустя несколько лет, де ла Марк объявляется в замке Машкуль, замке покойного Жиля де Рэ, с новым Птенцом. Еще спустя несколько лет я встречаю в Машкуле Птенца де ла Марка, назвавшегося Жильбером де Краоном. А де Краон - это девичья фамилия матери барона де Рэ. Интересный Птенец у де ла Марка..."
   Мортимер усмехнулся. Жильбер де Краон, прозванный Оборотнем, появившийся двадцать лет назад - как раз, когда некий маршал Франции закончил свой земной путь - уже успел приобрести известность в рядах Второго подразделения... Жиль де Рэ?
   ...Стук в дверь выдернул Мортимера из размышлений.
   - Да, я не сплю, - откликнулся он. - Заходи.
   В дверь просочился слуга.
   - Господина желает видеть господарь. Если господин не спит.
   Мортимер удивленно вскинул брови - с чего бы это он понадобился Дракуле под утро? Однако Мортимер не стал ожидать повторного приглашения. Он отложил бумаги, встал и молча последовал за слугой.
   ...Замок спал. Бояре, оглушенные неожиданным окончанием веселой попойки, не перемолвившись ни словом, разошлись по домам, слуги в замке были вышколены и мелькали незаметно, подобно теням, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания.
   Поднявшись вслед за слугой по витой лестнице к покоям господаря, Мортимер задержался у двери, ожидая, пока слуга доложит хозяину.
   ...Когда он понял, что господарь Валахии не является вампиром, и, обругав себя за глупую идею: как правило, вампиры предпочитали не появляться в высших кругах - слишком много внимания приковано к персонам королей, их министров и временщиков - Мортимер решил, что неплохо было бы заручится поддержкой господаря. Отец Николае сообщил, что господарь чтит закон Божий, много времени уделяет церкви, является ктитором1 многих монастырей и - как его здесь называли - является защитником Храма Божьего. Припомнив фразу священника, Мортимер хмыкнул: "защитниками Храма Господнего" в свое время называли тамплиеров. Каламбур: заручится поддержкой рыцаря Храма против рыцаря Храма.
   - Господарь просит зайти, - сообщил слуга, с видимым облегчением вынырнув из покоев хозяина.
   Мортимер кивнул и переступил порог.
  
   ***
   ...Господарь Валахии, откинувшись на спинку, сидел в стоящем у окна кресле и наблюдал за спящим Тырговиште. Тяжелый взгляд скользнул по гостю, не предвещая ничего хорошего. Однако Мортимер был не из трусливого десятка, и он смутно догадывался, что именно такие личности нравятся правителю этой страны - он больше уважал дерзкого и отважного врага, чем угодливого, трусливого слугу.
   - Мортимер.
   Вампир-охотник поклонился.
   - Ты пригласил меня зайти, господарь.
   - Да. - Влад принял свою любимую, как успел подметить Мортимер, позу: слегка откинувшись на спинку кресла, подперев подбородок рукой. - Я бы хотел еще раз услышать о тех существах, о которых ты говорил - о вампирах. И если я сочту, что ты заслуживаешь помощи, то я помогу тебе... охотник.
   Глаза господаря оставались все такими же непроницаемыми, словно черные озера, а взгляд, казалось, видел все мысли. Мортимер вздрогнул, но очень быстро взял себя в руки.
   - Твое слово на твоей земле, господарь - закон.
   - Я знаю, что ты ищешь нескольких вампиров из... Франции. - Влад бил наугад. - Эти вампиры сейчас на моей земле, и если ты сможешь меня убедить в том, что их следует уничтожить, то я помогу тебе.
   Мортимер привык реагировать быстро, однако его поневоле передернуло: казалось, что господарь прочитал его мысли. Откуда он мог узнать? - Никто из высших мира сего, обычно, не догадывался о существовании вампиров и, тем более, охотников на вампиров. В этом отношении гораздо более опасным был простой люд. А если кто и догадывался, то не воспринимал всерьез. Вот рай и ад - это правда, а вампиры... А уж охотники - тем более суеверная чушь для черни. Но господарь не шутил. Значит - знает. А если так, то как много он знает? Слышал ли подразделениях? Знает ли он о том, кем Мортимер являлся на самом деле?
   Мортимер слегка поклонился правителю, и, следуя кивку Влада, занял место в кресле напротив господаря.
   - Что ж, господарь. Я не хотел беспокоить тебя подобными проблемами, но...
   - Не лицемерь. Именно за этим ты и прибыл в Тырговиште. Рассказывай.
   Еще один кивок.
   - Вампиры, которых я ищу - это старые вампиры, которые ранее обитали во Франции. Один из них - был человеком еще во времена Филиппа Красивого - это времена разгрома Ордена Тамплиеров.
   Мортимер сделал паузу и пояснил:
   - Это было в 1314 году. То есть сейчас этому вампиру почти двести лет, если учитывать его прижизненный возраст.
   Влад поднял на Мортимера тяжелый немигающий взгляд.
   - Я знаком с историей Франции. И я умею считать. Не искушай судьбу, Мортимер. Если мне понадобятся твои пояснения, я поставлю тебя в известность.
   - Второй вампир - это его Птенец. Так они называют тех, кого превратили в вампиров. Ему сейчас, в общей сложности, около пятидесяти пяти лет. Возможно, при них есть еще несколько вампиров - их Дом.
   Влад задумался.
   - Что собой представляют вампиры?
   Мортимер некоторое время помолчал, обдумывая свои слова.
   - Вампиры - не мертвые и не живые. Они проходят сквозь смерть, чтобы возродиться на Грани. Между жизнью и смертью. В сумерках, если будет угодно. Они не могут умереть своей смертью, но они не бессмертны.
   Господарь, не отрываясь, смотрел на собеседника, однако на его лице не отражалось никаких эмоций. Нельзя было понять, какие чувства вызывает в нем рассказ Мортимера - страх, интерес, зависть? Когда Мортимер остановился, то Влад лишь кивнул ему, мол, продолжай.
   - Вампиры - существа, которые обладают силами, недоступными человеку. Силами Ада.
   - Подробнее.
   Мортимер внимательно взглянул на господаря, пытаясь понять, что тот задумал.
   - Их сила - это сила, данная Дьяволом. Проклятая сила, обрекающая душу на вечные адские муки.
   - Да, разумеется, - нетерпеливо повел рукой господарь. - Конкретнее, Мортимер. В чем заключается эта адская, проклятая, обрекающая душу на вечные адски муки, сила?
   Вампир-охотник начинал понимать. За долгие десятилетия жизни он успел повидать людей, которые дорого бы дали за бессмертие и могущество, которого нет ни у одного земного правителя. Похоже - господарь Валахии из их числа. Впрочем, добровольно он не отречется от трона, а, если бы он стал вампиром, другого бы выбора не было. Значит, его интерес кроется в чем-то другом...
   - Каждый их них обладает своей силой. Силой управлять животными. Силой управлять сознанием людей. И самая редкая их способность, которая есть у очень немногих - способность управлять погодой. Они могут превращаться в волков, летучих мышей и туман. Они способны молниеносно перемещаться и в полнолуние парить в лучах лунного света. Вампиры способны быстро регенерировать - то есть восстанавливать поврежденные участки тела - не зря поговорка в народе ходит: "Заживет, как на вампире". Они обладают нечеловеческой силой и... после Превращения новоиспеченный вампир обретает то, что они называют "вампирской красотой" - их черты лица изменяются, становятся тоньше и четче, кожа становится бледной, слегка прозрачной и гладкой. Волосы и глаза обретают особый блеск - сложно не отличить от обычного человека.
   Влад внимательно прислушивался к словам охотника. Черные глаза неотрывно следили за взглядом Мортимера. Еще в юности Влад понял, что чтение мыслей - не такая уж недостижимая способность. Достаточно внимательно следить за собеседником - за движениями его глаз, уголка рта, дрожанием ресниц... Немного тренировки, и мысли твоего собеседника становились видны, как линии на ладони. Мортимер не лгал. Пока.
   - Хорошо, - прервал он монолог собеседника. - Чего боятся вампиры? В чем их слабое место?
   Мортимер незаметно поежился. Тон господаря был жестким и опасным, как шипение змеи: один неверный шаг - и ядовитые зубы вонзятся в тело.
   - Вампира может уничтожить лишь осиновый кол, забитый прямо в сердце. После того, как сердце вампира пробито - нелюдь рассыпается прахом. Пылью по ветру. Чеснок, боярышник, серебро, рассыпание зерна - это суеверия. Вампира этим не остановить. Кресты, облатки и святые мощи обретают силу только тогда, когда подкреплены истинной верой применяющего их. Будь то вера во Христа, Деву Марию, Аллаха или Будду.
   Господарь подался вперед, и бархатно-черные глаза сверкнули гневом:
   - Аллаха? Вера в их нечестивого Бога так же способна остановить вампира?
   Мортимер кивнул - спокойно, не суетясь:
   - Господарь, когда люди поймут, что нет различия меж именами Бога, вампирам тяжело придется. Вампира останавливает не имя Бога, но сам Бог - его сила. А сила Господа - в каждом из нас, а это значит, что мы сами останавливаем вампиров: своей верой и своей силой. У тебя, господарь, ее предостаточно, - как бы невзначай, бросил Мортимер.
   Влад откинулся на спинку кресла и кивнул на кувшин с вином и серебряный кубок, стоящий рядом с ним:
   - Можешь налить себе, если хочешь.
   Мортимер поблагодарил хозяина, плеснул себе в кубок вина и продолжил:
   - Далее. Святая вода. Она действует независимо от веры применяющего ее.
   - В чем причина?
   - Дело в том, что обряд освящения воды - сам по себе обряд очень сложный и, я бы сказал, насквозь пропитанный верой. Вера священника, который проводит обряд, как бы передается воде, цепляется к ней, что ли... Я не священник, господарь, и потому мне сложно объяснить, в чем причина. Однако это действует.
   - Каким образом?
   - Примерно так же, как кипяток действует на человеческую кожу.
   Влад поднял руку, приказывая Мортимеру замолчать, и некоторое время наблюдал за черным полотном неба.
   - Как я понимаю, вера способна остановить вампира, а святая вода - вместилище чьей-то веры? Если это так, то вампира возможно удержать в замкнутом пространстве, если все выходы окропить святой водой?
   Мортимер хмыкнул.
   - Теоретически - да. Но ты упускаешь из виду, что любой, даже самый желторотый вампир способен оборачиваться туманом. А это значит, что он выскользнет в любую щель. Некоторые из нас пробовали поступать таким образом...
   - Значит - плохо пробовали, - отрезал Влад. - Дальше.
   Мортимер пожал плечами. Некоторые новоиспеченные охотники уже пытались применять подобную тактику, но вампиру всегда удавалось выскользнуть. Если уж и удерживать вампира...
  
   ...правило четвертое - никогда не оставляй вампира в плену, правило не распространяется только на командоров Второго подразделения...
  
   ...то нет ничего лучше старого проверенного способа - железной камеры, обшитой снаружи осиной. Или - просто осиновой камеры... смотря для каких целей.
   - Итак. Помимо святой воды, осины и веры на этих нелюдей не действует ничего. Однако есть несколько особенностей, мешающих им существовать. Они не отбрасывают тени. Они не отражаются в зеркальных поверхностях. Они не могут ступить на освященную землю. - Мортимер благоразумно смолчал о том, что практически все вампиры умеют лавировать в светотени и избегать зеркальных поверхностей. Незачем этому господарю знать о его, Мортимера, истинной сущности. Промолчал он так же о том, что основная ошибка людей заключается в том, что никто не обращает внимания на тени окружающих. - Вампиры, вопреки легендам, которые так распространены на ваших землях, могут показываться днем. Хотя, они предпочитают этого не делать: вампирам неприятен солнечный свет, хотя и не смертелен. Но каждый из них спит на рассвете и на закате. Это время называется временем вампирского сна - сна-смерти. Именно в эти минуты или часы - а время сна сокращается с возрастом вампира - он беспомощен. Поэтому нелюди так стремятся спрятать свои убежища, и именно это время наиболее удобно для зачистки.
   Влад вновь кивнул Мортимеру на кувшин, предлагая пополнить кубок, слегка прикусил губу и задумался. Мортимер притих, не мешая ему размышлять. Сейчас он получил возможность рассмотреть господаря Валахии как следует - не в угаре факелов в пиршественной зале и не с другого конца стола - а прямо перед собой.
   Повелителю Земли-За-Лесами было около двадцати пяти на вид. Среднего роста, господарь обладал прекрасно сложенным телом, натренированным битвами и охотой. Резкие, точеные черты лица, упрямо сжатые, тонкие губы, густые черные волосы, тяжелой волной ложащиеся на плечи... Но более всего притягивали к себе внимание глаза. Тяжелый, всепроницающий взгляд глубоких, черных глаз-озер мало кто мог выдержать - глядя в них глаза можно было забыть о том, кто ты есть, зачем ты есть, откуда пришел и куда ведет твой путь - забыть и провалиться в бездонную, черную пропасть взгляда. Глаза - мудрые, жестокие, манящие заглянуть вглубь - глаза Дракона...
   Господарь Валахии был умным, расчетливым - "лукавым", как говорили здешние жители - яростным, бесстрашным и диким. "Такие люди рожаются для особой судьбы", - вспомнилась Мортимеру брошенная кем-то фраза.
   Способностью Мортимера была магия Сознания, но даже с ее помощью он не мог проникнуть в сознание господаря. Все попытки заканчивались одинаково: мысль вампира-охотника наталкивалась на непробиваемую стену бессознательного сопротивления. Господарь даже не замечал, что кто-то пытается проникнуть в его мысли, память или душу. Он просто не давал этого сделать - даже не напрягаясь. "А ведь он - всего лишь человек", - подумалось Мортимеру. - "И я - отнюдь не самый слабый вампир... Кто же ты такой, господарь Валахии?.. Что же ты за человек, Влад Дракула?.."
   Словно услышав свое имя, господарь оторвался от созерцания черного бархата ночи, усеянного кристаллами звезд, и обернулся к Мортимеру.
   - Ну что ж, охотник. Я помогу тебе.
   Мортимер улыбнулся и наклонил голову в знак признательности. Однако господарь повел рукой, давая понять, что разговор еще не закончен.
   - Это не все, Мортимер. Те, кого ты ищешь, будут здесь в моем замке - на одном из пиров. И ты будешь здесь. У тебя, как и у них, будет несколько минут - или часов? - чтобы вычислить друг друга. Тот, кто первым узнает своего противника, остается жить.
   Мортимер едва не поперхнулся - такого поворота событий он не ожидал.
   Влад наблюдал за своим собеседником с усмешкой на губах. Не отбрасывают тени? Не отражаются в зеркальных поверхностях? - Или этот чужеземец думал, что Валахия сплошь населена дикарями, не способными к наблюдению и не умеющими делать выводы?
   Господарь пригубил вина из отполированного серебряного кубка, еще раз полюбовался отражением пустого кресла напротив и усмехнулся Мортимеру:
   - Считай это все забавным развлечением... охотник.
  
  
   ***
   Зарево заката догорело над Лугошоаром. Хрустальные блики звезд уже рассыпались по траве - цветами папоротника и разрыв-травы. Полнолуние раскинуло свой плащ над ночными туманами, бросило пояс лунной тропинки с небес на землю. Травы - прибежище ночных духов - едва слышно шептались между собой, словно опасаясь быть услышанными. Даже ветер затих - незачем этим двоим, сидящим на крепостной стене, слушать тихие голоса духов Земли-За-Лесами. Те чужаки, которые обитали в Лугошоаре, уважали законы земли, но все же они были чужаками - их души были открыты силами такими же древними, как и силы Дракона, но их глаза были затуманены пылью людских тысячелетий. Они умели видеть, но они не были готовы видеть. Чужаки. А потому -тишина на тропах, покрытых туманами. Тишина...
   - Франсуа бы понравилось... Он всегда любил такие места.
   - Жаль, что его нет с нами...
   - Мортимер. На войне, как на войне, но... Ты знаешь, я помню, как он появился в Машкуле. Мессиры предоставили ему приют - змею на груди пригрели - а он предал нас. Я легко отделался, а вот Франсуа... Когда я в себя пришел после той бойни, спрашиваю, все ли в порядке? Мишель, Рене - живы. А Франсуа... прикрыл собой мессира Жиля, и...
   - Рене говорит, что Мишель чем-то на него похож.
   - Да... Знаешь, а Мишель изменился.
   - Я не знал, какой он был раньше. Рауль, как вы попали к господину Жилю?
   Усмешка мелькнула серебром на тонких губах.
   - Мы были циркачами... Может, начать стоило бы и не с этого - не знаю. Наверное, следовало бы сказать, что мы родились во Дворе Чудес - но я не уверен в этом. Кто были наши родители - я не помню, а Мишель - тем более. Однажды, во Дворе Чудес, я подслушал разговор о том, что нас с Мишелем собираются продать Крысолову - он покупал детей, лет до семи. Точнее, не подслушал, а услышал... ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Это было самым страшным: попасть к Крысолову. Кое-кому везло - их перепродавали в хорошие дома. Некоторых, у кого был хороший голос, оскопляли и отдавали певчими в собор или кому-то из дворян в услужение. А из некоторых Крысолов делал уродцев. За ним постоянно таскался какой-то лекарь - я даже думаю, что он был колдуном и чернокнижником. Вот он-то и был самым страшным... Я схватил Мишеля в охапку и сбежал. Не знаю, как мне это удалось - даже не спрашивай. Нас охраняли строже, чем ваши гаремы. А потом нас подобрала труппа "Mere Sotte". Я так обрадовался: можно было не беспокоиться за крышу над головой и еду. Хотя нас кормили не слишком роскошно, я мог не волноваться, что Жак Крысолов нас отыщет... Я выступал как святой пророк и работал с толпой. А Мишеля всегда использовали на ролях юных мучеников в библейских мистериях - ну ты же знаешь, каким он может выглядеть. Мне всегда хотелось уберечь Мишеля - от всего: от голода, холода, нищеты, злости и жестокости. А оказалось - это он меня от всего берег...
   Рауль замолчал, вглядываясь в ночную темноту. Там - в ложбинах, под покрывалом тумана - кто-то очень внимательно слушал их разговор. Им было интересно, и они не были злыми. Рауль видел это. Видел.
   Амалек удивленно взглянул на Рауля, но промолчал - переспрашивать не стал. Это было не в его правилах. Захочет - расскажет сам.
   - Понимаешь, - Рауль аккуратно открыл бутыль вина, позаимствованный в бездонных и, к слову сказать, не пустых погребов замка. Что в Машкуле, что здесь, в Лугошоаре, что в дороге, мессир Этьен и мессир Жиль не любили надолго оставаться без вин лучших сортов, - я старше Мишеля на год, и мне всегда казалось, что я гораздо лучше него знаю жизнь... Однажды я свалился с лихорадкой... это случилось тогда, когда мы были в бродячем театре.
   Слабо помню, что происходило, пока я лежал в горячке...
   Рауль снова замолчал: слова рождались медленно, медленно приходили воспоминания.
   - Только помню, что каждый вечер Мишель поил меня чем-то горячим и вкусным... Как потом оказалось - это была мясная похлебка... Знаешь, Амаль, я никогда не задавал себе вопрос: откуда у Мишеля были деньги на все это?.. - И снова пауза. - Помнишь, когда мессир Жиль отказал Мишелю в его просьбе сделаться вампиром? Я знал - почему так... Мы всегда ценим, когда нас любят за нас самих, а не за те блага, которыми мы обладаем, а Мишель... всегда казалось, что он использует мессира Жиля. Я тоже считал Мишеля корыстным, но... Помнишь тот вечер, когда Мишель сорвался? Когда он закричал мессиру Жилю, чтоб тот... подавился своими подарками?.. В ту же ночь у нас с ним был разговор... И тогда я понял, что не я оберегал его от нищеты, холода и голода, а он - меня. Именно он платил за кров над нашими головами, за еду, которую мы ели. И я - старший - оказался намного наивнее, чем он. Знаешь, может, тогда я и понял - как сильно мы связанны друг с другом. Так сильно, что мне наплевать на то, что такие отношения между братьями считаются среди людей грехом.
   - Я знал это.
   - Да, наверное. Я был наивным дураком. Может, даже сейчас я таким остаюсь. - Рауль усмехнулся. - Знаешь, я ведь до сих пор не могу проявлять свои чувства... ну ты понимаешь... так... открыто, как Мишель.
   - Я тоже, Рауль. Хотя в гареме нас приучали не стесняться ничего и никого.
   - Знаешь, ты был странным, когда попал к нам.
   - Ты бы казался странным, если бы попал к нам, - улыбнулся Амалек. - Два мира - два образа жизни.
   - Наверное... Ты не осуждаешь нас?
   - Вопрос риторический, я полагаю? Потому что если нет - я могу и обидеться.
   - Спасибо, Амаль.
   - А разве - по большому счету - тебе и Мишелю не все равно, что о вас говорят или думают?
   - Что касается других - да. Но только не наш Дом.
   - Наш Дом всегда все поймет. Ведь все мы - кровь от крови и мысль от мысли наших Хозяев...
   Амаль снова пригубил вина и задумался, глядя в бездонное, темное ночное небо. Господин Жиль и господин Этьен, Мишель и Рауль... Избранники.
   Где-то в глубине сердца кольнула тонкая, пока еще не оформившаяся, игла одиночества.
   - Амаль. - Рауль коснулся руки собеседника. - Кто-то у рва.
   Амалек отставил кубок и внимательно вгляделся в темноту, Рауль последовал его примеру.
   На другой стороне пропасти, как раз над обрывом замерла фигура всадника. Закутанный в темный плащ, который, однако, не мог скрыть ни силу, ни осанку ночного гостя, всадник так же внимательно вглядывался в очертания замка. На мгновение Амалеку показалось, что незваный гость смотрит ему прямо в глаза... Но это не могло быть правдой: ночь была довольно темной, а всадник на другом конце рва был всего лишь человеком.
   - Кто это? - обеспокоено спросил Рауль.
   - Я не знаю. Но я чувствую, что он здесь не случайно.
   - Я уже предупредил мессира Этьена.
   Амалек внезапно выпрямился, прислушиваясь к голосу внутри себя. Голос был голосом Хозяина, и тон его не терпел возражений.
   "Все вниз! Рене, вниз, я сказал!"
   Старший Птенец, видимо, рвался к подвигам. Однако перечить Хозяину не посмел. Амалек, настроившийся на общую мысленную волну, услышал, как Рене уходит с крепостной стены, и хмыкнул:
   - Слушай, Рауль, похоже, все сегодня вышли на крепостную стену погреться.
   - А может гостя встретить, - прищурился Рауль. - Интересно, кто это?
   Амалек промолчал.
   В сознании, словно каленым железом, отпечатался след горящего взгляда незваного ночного гостя...
  
   ***
   Ночь уходила за горизонт, ее черное покрывало светлело, пока звезды не растаяли в лучах ленивого, холодного утреннего солнца. В час перед рассветом шумный Тырговиште спал мертвым сном. Бояре, притихшие после казни Илиаша, старались расходиться пораньше, и славные разгульные попойки уже не затягивались до самого рассвета. Замок спал. Слышно было только перекличку Псов Дракона - армашей господаря, и тихие, быстрые шаги проснувшейся прислуги.
   Девушка спала чутко. Прикорнув на широкой груди господаря, вернувшегося из отлучки только сегодня, почти под утро, она сквозь сон ловила любое движение его тела. Здесь, в замке господаря она находилась уже полтора года. В его спальне - всего месяц. Темные кудри девушки, рассыпавшиеся по шкурам, которыми было застелено ложе, переплетались с волосами господаря, словно две грозовые тучи. И как вспышка молнии между ними - лицо мужчины.
   Даже сейчас его черты не смягчались, как часто бывает со спящими. Казалось, что сквозь прикрытые веки пробивается черный огонь. Он спал спокойно, не разговаривая и не вздрагивая сквозь сон. Его тело пахло сандалом, дубовыми листьями и речной водой.
   ...Когда кто-то из бояр или воинов оказывался рядом, то ей начинало казаться, что, считающие турок дикарями, христиане совершают омовение только дважды в жизни: при рождении и перед погребением. В промежутке между этими двумя эпохальными событиями этот, естественный для правоверных, процесс здесь был сродни необходимости нести ночной караул: неприятной, но вынужденной обязанностью. Она была рада, что, воспитывавшийся в Турции, господарь Валахии перенял много привычек правоверных. В том числе и привычку совершать омовение не реже, чем раз в день.
   Господарь повернулся во сне, заставив девушку проснуться и устроиться поудобнее. Почувствовав холод, он притянул к себе любовницу, а его рука зарылась в густые кудри девушки.
   Девушку звали Шаджарат, но господарь с самого начала называл ее Танг - "утренняя заря". Она помнила, как однажды ее, выросшую в бедняцкой семье, среди голодной и грязной ребятни, забрали в огромный дворец. Очень скоро Шаджарат узнала, что теперь она принадлежит господину Юнус-бею. Там она и выросла. Юнус-бей был слишком занят государственными делами, чтобы обращать внимание на еще одну наложницу. Шаджарат оставались только изящные искусства, литература и ядовитые насмешки других наложниц, пользовавшихся у господина большей популярностью. А однажды ее позвали в покои господина, который давал ей наставления всю ночь, а наутро ей пришлось покинуть дом Юнус-бея... Но лучше об этом даже не вспоминать - если не помнишь, то и проболтаться не сможешь.
   Так она попала в Валахию. После гарема здешние нравы и порядки казались ей дикими. Невыносимо было, например, ходить с открытым лицом и ловить на себе мужские взгляды. А в грязных огромных помещениях, именующиеся здесь пиршественными залами, поначалу на нее накатывали волны отвращения. Господаря, которому ее подарили, она видела только мельком. Казалось, он не проявляет никакого интереса к дружескому подарку Юнус-бея, посла великого султана. Она была близка к отчаянью. Но однажды вечером, когда Шаджарат, закончив читать главу из Корана, уже готовилась укладываться, дверь в комнату внезапно открылась. Она вскочила, закрываясь первым попавшимся куском ткани. На пороге стоял господарь.
   ...Она никогда не думала, что дикий валашец может быть таким же страстным и нежным, как мужчины ее родины, с молоком матери впитывавшие в себя искусство получать и дарить любовь.
   Шаджарат улыбнулась, вспомнив, как в первую их ночь Влад, обняв ее так, что она и пошевелиться не могла, прошептал ей что-то ласковое и ничего не значащее, заснул сном праведника. Не веривший никому, кроме собственного брата, он почему-то доверял ей.
   Девушка погладила господаря по волосам. Спать уже не хотелось. Еще в Турции она привыкла подниматься с зарей. Может, поэтому господарь и прозвал ее так - "утренняя заря"...
   Шаджарат попыталась высвободиться из тяжелых объятий Влада. Осторожно, чтобы не разбудить господаря, она приподняла его руку, и... пальцы Влада стальной хваткой перехватили ее запястье. Господарь молниеносно перевернулся на постели и прижал девушку к подушкам. Постоянно ожидавший предательства и удара в спину, он не расслаблялся даже во сне. Разумеется, для воина это неплохая привычка, но любовник, который каждое утро путает твою шею с рукоятью меча в драке - знай, сжимай покрепче! - это небольшой перебор в любовных играх.
   Шаджарат подумала о том, что неплохо было бы заказать себе стальное ожерелье на всю шею. А заодно и кольчугу - вдруг господарю придет в голову оставить рядом с кроватью кинжал?
   - Господин мой, - простонала она. - Я знаю, что моя шея вам нравится, но, поверьте, мне она нужнее...
   - Танг? Ты уже проснулась?
   - Вы тоже, как я погляжу, мой господин.
   Влад хмыкнул. Танг язвила без злости - скорее, по-доброму посмеивалась над его привычкой спросонок на малейшее движение реагировать захватом.
   - Хватит зубоскалить. Одевайся, душа моя.
   Танг прекрасно помнила окончание этой байки, и потому не заставила себя ждать.
   - Меня здесь уже нет, мой господин. Пойду, прогуляюсь огородами.
   Влад снова хмыкнул. Девка язвить перестанет, разве что если ей язык вырвать. И то он не был уверен, что поможет. Любовница испарилась быстрее, чем он успел что-то ответить.
   Господарь поднялся с ложа, быстро оделся и приказал слуге принести накрыть столы в трапезной.
   - Найти Раду. Пусть в трапезную явится.
  
   ...Влад уже сидел за столом, когда в залу влетел запыхавшийся Раду.
   - Что случилось?!
   - Я решил, что ты хочешь поприветствовать меня после моей долгой отлучки, да все зайти не решаешься.
   Глядя на его перекошенное недовольством лицо, господарь готов был поставить фамильную золотую цепь против дырявого гроша, что меньшого только что выдернули с ложа. Причем не со своего. И он бы не сильно удивился, узнай, что еще один из его бояр в эту ночь порос рогами, как луг травой.
   - Садись, - кивнул он. - Снова бояр рогами наделял?
   - Влад, - смущенно фыркнул меньшой. - Ты не сильно обидишься, если я скажу тебе, что это не твое дело?
   - Нет. Я - не обижусь. А вот пострадавший, если узнает, в большой обиде будет.
   Раду отхлебнул вина из кубка, стараясь скрыть раздражение. Да, да, разумеется. Он понимал все не хуже, чем Влад. Но старшой считал, что если он ушел в политику по самые чресла, то все остальные обязательно должны принести обет целибата и заодно, для пущей надежности, совершить добровольное оскопление.
   - Ладно. Погоришь на своих любовных побегушках - с боярами сам объясняться будешь, ни слова в защиту твою не скажу. Но сюда я позвал тебя по делу.
   - В общем - я тебя тоже рад видеть, - резюмировал меньшой.
   - Ох, меньшой, пойдешь ты завтра к лекарю зубы лечить, - покачал головой господарь, показывая кулак.
   - Почему? - недоуменно переспросил Раду, но, натолкнувшись на смеющийся взгляд старшего брата, рассмеялся и сам. - Ну, ладно, ладно... все понял. Так что за дело?
   - Сегодня у нас будут гости. Из Лугошоара.
   - Влад! - Раду поперхнулся вином. - Ты все-таки...
   - Да.
   - Так вот куда ты ездил! Ты ничего не сказал мне!
   - А ты хотел бы, чтобы я всю Валахию осведомил о цели моего путешествия? А заодно Турцию и Венгрию?
   - Ты виделся с ними? - Раду были уже побоку подначки старшого.
   - Да.
   - Теперь ты мне веришь? - не смог удержаться Раду. - Говорил с этими вомпёрами?
   - С вампирами. Да. Их там целый выводок, как ты и говорил, но я видел лишь одного. Видимо, это старший.
   - И как они тебе показались?
   Влад задумался, вспоминая подробности разговора.
   - Я был около замка. После твоего визита они должны были насторожиться, а потому мне даже не пришлось звать их. Стоило отъехать от замка, как меня попытался остановить один из них. По виду рыцарь. Не слишком высокий, темноволосый, кудри - до плеч, вьющиеся, глаза - карие. Ухмылка наглая. Представился Этьеном де ла Марком - француз, в этом я не ошибся. Но по-польски и по-немецки говорит не хуже нашего. Спрашиваешь, как он мне показался? - Решительная натура, я бы сказал. За словом в карман не лезет, но воспитан и выдержан, как и положено рыцарю. Не дурак... совсем не дурак. Сели мы с ним, под деревом, поговорить, в замок приглашать не стал. Они здесь уже давно. Говорит, что хотел бы остаться.
   - Ну? А ты?
   Влад усмехнулся.
   - Разумеется, я не против. Но в качестве ответной любезности, я пригласил его погостить в моем замке.
   - Он не отказался?
   Господарь откинулся на спинку кресла и усмехнулся.
   - Я же сказал, меньшой: вампир этот далеко не дурак. Там в замке, как я понял, есть кто-то, чьей жизнью - или спокойствием - он дорожит. Отказать мне в просьбе - значило бы для него привлечь к замку мое излишнее внимание. И он прекрасно осознавал, что внимание это будет не слишком доброжелательным. Нравится ему это или нет - но он будет у меня в качестве гостя.
   Раду снова охватила странная дрожь: он понял, что Влад уже выработал план. Но дурные предчувствия не оставляли младшего брата господаря - что-то было не так. Неправильно, нехорошо, не по-доброму. Он не боялся - и не с такими напастями приходилось сталкиваться, но последний раз он чувствовал себя так, когда в далеком детстве сбежал на весь день, ни слова не сказав своему дядьке, а вечером возвращался домой, зная, что его там ждет не самый теплый прием. Раду вздохнул - отступать было некуда. Ну, как объяснишь самоуверенному старшому, что он тылом чувствует, что не стоит ввязываться в это дело?
   - Может, расскажешь, что ты задумал?
   Господарь принял свою любимую позу и внимательно посмотрел на брата. Он прекрасно понимал, что ощущает меньшой. Раду ничего не нужно было говорить или объяснять - они пробыли вместе долгое время и научились понимать друг друга без слов. Да, связываться с нечистой силой было опасно - все равно, что крутить дули перед носом голодного медведя - но дело того стоило. И разве священники не размахивали деяниями святых налево и направо, в коих - в деяниях - на чистом валашском языке было сказано, что святые неоднократно вступали в схватку с нечистой силой, побеждали ее именем Божьим и даже использовали по своей необходимости? Влад не претендовал на лавры и мощь святого, но о нечистой силе знал не понаслышке. С одной стороны, свято веривший в силу Божью, он был истинным сыном своей земли. Земли, наполненной духами и оборотнями, земли под защитой Карпатского Дракона. А родная земля всегда дает силу.
   - Я знаю, что ты хочешь стравить между собой этого Мортимера и вампира. Зачем, Влад?
   - Можешь назвать это проверкой на вшивость, меньшой. Я хочу знать, каков в деле тот, чьи силы я планирую использовать. На что он реально способен.
   - А в твою большую и умную голову не приходит мысль о том, что этот вомпёр может не понять твоего чувства юмора? Или просто - по-человечески - обидеться?
   - Что? - вскинул брови господарь. - Обидеться?
   - Ты настолько привык быть сильнее всех, что тебе даже в голову не приходит, что кто-то может таить на тебя обиду. Если это бояре - так хрен с ними. Но если это кто-то, с кем ты собираешься союз держать - придержи в узде свои проверки, старшой... Не могу поверить в то, что это говорю, - покачал головой Раду. - Союз с нечистью... Ну ладно, тебя уже не отговорить. Тогда послушай совета моего, брат: не выйдет у тебя вампиров под себя подмять. Не такие они - говорил я с ними. Между прочим - побольше твоего. Они так твои планы перевернут, что ты, Влад, потом будешь долго разгребать, и разгребать ты это будешь большой нужниковой лопатой. Это - нечистая сила! Неужели ты не понимаешь, кем ты пытаешься командовать?!
   - Высказался? - тон Влада, в отличие от горячего тона брата, был ледяным.
   Господарь, несмотря на выдержанный характер, имел бешенную, неукротимую душу, а спокойствие и выдержка были всего лишь налетом воспитания, полученного за годы вынужденной осторожности вдали от родины. А потому Влад к критике относился так же, как к перспективе сдать Валахию султану - крайне отрицательно.
   - А теперь послушай, что я тебе скажу. Если ты не забыл, то ты - не только мой брат, но еще и подданный. А потому дело твое, любезный брат, выполнять приказы мои и не раскрывать рот, когда я тебя о том не прошу! Ясно?! Ты слишком много воли взял себе. Распустился за последние годы. Все, Раду - хватит!
   - Влад!
   - Раду!
   Младший замолчал, кусая губы, старший - напрягся в кресле, сверкая глазами на брата.
   Раду не выдержал первым: с досады ударил кулаком по подлокотнику кресла, он залпом опрокинул кубок вина и отошел к окну.
   - Не закончится добром это, Влад. Это последнее, что я тебе скажу. И вот еще что: не надо говорить со мной, как с несмышленым отроком. Я в боях был не меньше твоего. Если ты не забыл - с тобой рядом всегда был. И напомни мне хоть раз, когда я не выполнил твой приказ или предал тебя.
   Влад встал, подошел к брату и обнял его за плечи.
   - Успокойся, меньшой. Я знаю, что во всей Валахии, если я и могу на кого положиться - то только на тебя. Я никогда ничего не забываю.
   - Нас всего двое осталось, Влад - из нашей семьи. Так чего мы грыземся, как голодная свора диких волков? - Раду опустил голову и глубоко вздохнул.
   - Может, просто потому, что нам не наплевать друг на друга?
   - Я... - начал, было, Раду, но передумал. Владу уже ничего не докажешь. Раз старшой решил - значит, поступит по-своему, не слушая ничьих советов. - Что нужно делать?
   Влад развернул брата к себе лицом.
   - Прежде чем выслушаешь, вот что... Запомни раз и навсегда: для меня на этой земле нет никого, ближе тебя. Ты - моя семья. И какие бы свары между нами не случались, я не хочу, чтобы ты забывал о том, что у тебя есть старший брат, а не только господарь. Ясно?
   - Слушай, ты уж как-то определись, - ухмыльнулся Раду. - То ты мне брат, то - господарь.
   - Раду, ты, как в той старой байке о раздражительной бабе, что Штефан рассказывал. Когда приходит она к священнику и говорит: "Отец, грех на мне - все меня раздражает. Вот с мужем моим законным зачать пытаемся, а я не могу - раздражает!" Тот, стало быть, ей предлагает на практике проверить. Ну и... А она ему: "Ты, святой отец, давай, либо - туда, либо - обратно. Меня это раздражает!"
   Братья посмотрели друг на друга и в голос расхохотались...
  
   - Значит, поговорить с отцом Николае?
   Раду поигрывал кубком, что не мешало ему внимательно слушать господаря.
   - Да. Все входы и выходы должны быть перекрыты. И чтоб ни одной щели не пропустили. Я не хочу, чтобы наши вампиры откланялись раньше, чем я этого захочу.
   - Влад, они спят на рассвете и на закате, так? Значит, этот Этьен де ла Марк будет дурачком деревенским, если появится здесь раньше. А он не дурачок. Потом, стало быть, Мортимер - тоже вампир? Значит, игра начнется после заката. А это значит, что и тот и другой будут при своей нечистой силе.
   - Я знаю, - кивнул господарь.
   - И ты не боишься, что они порвут твой замок на тамплиерский крест?
   - Присказку слышал, меньшой? На хитрую задницу всегда найдется резной клистир. Мы перекроем все входы и выходы святой водой - вампиры не смогут выйти. Помнишь, что говорил Мортимер: вампира можно так же остановить святой верой. Он сам дал мне оружие против себя. Поэтому, если они попытаются что-то выкинуть, рядом будет отец Николае.
   - Ты бы святой водой запасся.
   - Обойдутся.
   - Влад, лавры святого тебе великоваты будут. Ты думаешь, что сможешь их остановить только силой своей веры?
   Господарь хмыкнул.
   - Не знаю, хватит ли моей веры на то, чтобы заработать себе посмертное прощение перед ликом Господа, но вот чтобы заставить вампира попридержать свои клыки на безопасном расстоянии от моей шеи - хватит.
   Раду покачал головой.
   - Я все-таки не понимаю: зачем тебе нужно устраивать этот цирк?
   Влад не ответил.
   Можно было бы повторить, что он хочет посмотреть на этих вампиров в деле, а выжившему предложить службу, но... Как говаривал Карим, у каждого решения есть две причины: одна сверху, другая - внутри.
   Он - сын Карпатского Дракона, он - преемник его силы. И здесь, на его земле - на земле, которую еще не покинули духи земли и огня, появились чужаки. Чужаки, которые бросают вызов его силе.
   Вызов принят.
  
   ***
   - Приглашаешь, господарь?
   - Да. Входи.
   Слуги переглянулись. Можно было не сомневаться в том, что через несколько часов новость разойдется по всему Тырговиште: господарь лично вышел приветствовать гостя. Угодливые улыбки сразу же расцвели на лицах прислуги, а несколько пышно одетых бояр, стоявших поодаль, многозначительно переглянулись. Даже послов господарь никогда не встречал лично, приветствуя у порога. Впрочем, обитатели Тырговиште давно перестали ждать от своего правителя адекватного поведения.
   Гость обвел взглядом присутствующих, которые не замедлили улыбнуться незнакомцу, которого так отличил господарь, не ставший утруждать себя объяснениями.
   Господарь вообще редко утруждал себя объяснениями.
   Незнакомец был молод, и особым богатством одежды, на первый взгляд, не отличался. Его одежда была лишена украшений и волн кружев - как было принято на западе, и не была отделана ни мехами, ни золотом, по венгерской моде. Однако, присмотревшись внимательнее, можно было заметить, что рубашка на нем - из китайского шелка, а не бросающаяся в глаза отделка бархатного камзола стоила немногим дешевле хорошего арабского скакуна. С упряжью вкупе.
   - Прошу, де ла Марк.
   Господарь жестом пригласил гостя следовать за собой.
   Гость, именовавшийся де ла Марком, проследовал за ним, по пути успев одарить галантной улыбкой стайку придворных дам, спустившихся вниз, чтобы не пропустить знаменательного события. Манеры незнакомца расположили к себе женские сердца, страдавшие в простоте валашского двора от недостатка галантности. Мужчины же проводили де ла Марка настороженными взглядами, и только когда господарь развернулся спиной, тихо зашептались.
   Невозмутимыми остались только Псы Дракона. Телохранители господаря, не обращая внимания на улыбающихся девиц и бояр, замолчавших при их приближении, молча проследовали за своим господином.
   Де ла Марк привычным движением отбросил за спину длинные волосы.
   Они поднимались по лестнице. Походка господаря была стремительной, летящей, движения - резкими, взгляд - острым, пронзительным. Это могло бы смутить кого угодно, но за все эти годы де ла Марк вдосталь насмотрелся на проявления буйного характера. Его старший Птенец и при жизни не отличался спокойствием характера. Бывший маршал Франции действительно был бешенным, и Этьен научился не замечать вспышек темперамента.
   - Рад приветствовать тебя в моем доме, де ла Марк.
   Господарь имел привычку смотреть прямо в глаза собеседнику. Этьен ответил ему ровным, спокойным взглядом. Напугал девку хреном, подумал он, прекрасно знакомый с этим приемом - не опускать глаза, заставляя собеседника почувствовать себя неловко. Господарь, похоже, пользовался этим нехитрым приемом совершенно неосознанно. А может быть, он прекрасно был осведомлен о силе взгляда и интересной особенности черных глаз...
   Одно время Этьена удивляло: почему цыгане, глядя человеку в глаза, могут почти полностью подчинить его своей воле? Решение оказалось на поверхности - черные или почти черные глаза всегда производят впечатление бездонных, глядя в такие глаза, люди проваливаются в них, и легче поддаются силе такого взгляда. Так что Этьен спокойно продолжал смотреть в глаза господарю. Влад одобрительно и, как показалось Этьену, слегка разочарованно хмыкнул.
   - Взаимно, господарь. Я вижу, венгерский тебе привычнее, поэтому мы можем говорить на этом языке.
   - Я свободно владею латынью, немецким, венгерским и турецким. И польским. Хотя, Штефан - Штефан Молдавский - всегда критикует мое произношение, - усмехнулся господарь. - К сожалению, я не имел возможности выучить твой родной язык, а потому не могу оказать тебе любезность и говорить на французском. Что касается остальных, перечисленных мною языков - мне все равно на каком общаться.
   Этьен де ла Марк хмыкнул.
   - Удивлен? - прищурился Влад. Глаза господаря смеялись. - Гости из западных стран обычно так и думают. Считают, что здесь - страна медведей и лыковых лаптей. Вещи не всегда есть то, чем они кажутся.
   - За свою жизнь я научился не стричь всех под одну гребенку... Хотя, страна у вас... хм-мм... необычная. На главной площади - если только это главная, прошлый раз в Тырговиште я был... проездом, поэтому не особо хорошо знаю город - у колодца я заметил позолоченную чашу. Странно, что она простояла там больше двух минут. У нас бы стянули меньше чем за минуту.
   - Золотая.
   - Что?
   - Чаша - золотая. А то, что воровство до сих пор не пресекается монархом Франции - это его личный недостаток. Эта чаша стоит там уже несколько месяцев.
   - Ты думаешь, господарь, что это показатель того, что в твоей стране не воруют? Люди - везде люди.
   - Знаю. Но мои люди хотя бы не крадут на глазах у собственного правителя.
   Этьен де ла Марк молча усмехнулся. Господарь Валахии, безусловно, был человеком интересным. Но бывший тамплиер видел, какими взглядами проводила его группа бояр. Здесь, в доме господаря, кожей чувствовалось повисшее напряжение. Атмосфера страха давила на всех, кто здесь обитал. Правитель этой страны держал своих людей в подчинении страхом. Как говаривал Аль-Хазред, его Хозяин, награждая Птенца очередным тяжелым подзатыльником: "Повиновение, основанное на страхе, долго не продержится. А потому бью тебя, любя". У язвительного алхимика было своеобразное чувство юмора... Но он был прав: слишком сильный страх очень быстро облекается в одежды неукротимой ненависти. Страх перестает быть страхом, и ненависть проливается дождем из крови.
   В этой земле ненависть наполнила чашу терпения почти доверху, и кровь уже струится по ее стенкам.
  
   ...Закат отгорел за горизонтом, и пирушка была в самом разгаре. Первые здравицы уже прошли по кругу, и хмель постепенно обволакивал головы приближенных ко двору валашского господаря.
   Правителя пока не было в зале. Что само по себе не могло не добавить радостного настроения большей части присутствующих.
   Брат господаря занимал место во главе стола. Те, кто неплохо знал Раду, с самого начала заметили, что тот весь вечер выглядит встревоженным и напряженным. Однако уже давно поговаривали, что господарь думает женить брата, а младшего эта перспектива радует так же, как вора - виселица. Видимо, господарь в очередной раз пугнул своего не в меру пылкого брата грядущим событием.
   Шитые золотом скатерти на столах покрылись уже пятнами вина, разговор стал громче и непринужденнее. Девицы, в одеждах, расшитых жемчугом, заманчиво улыбаясь, переговаривались с мужчинами, мужчины радовали скромный женский слух скабрезными шутками. Дамы ревниво следили за взглядами своих благоверных и обменивались последними сплетнями.
   Обсуждать политику и критиковать решения господаря стало считаться дурным тоном... особенно после последней казни. Теперь за хлебосольным столом правителя предпочитали говорить обо всем, что не касалось его личности. Тем более что брат господаря, как известно, тоже терпением не отличался, и прежде, чем внести непочтительные слова в уши господарю, с него сталось бы развернуться и проверить твердость своих кулаков на зубах говорившего.
   - Слышь, Раду, а что правда, что правами Золотой Буллы трансильванцы теперь могут огороды унавоживать? - обратился к брату господаря молодой боярин, невысокого роста, гладко выбритый, в отличие от прочих, щеголявших друг перед другом длинными усами, как издревле велось в Валахии.
   Остальные гости за столом внезапно заинтересовались яствами, расставленными на столе.
   Раду, очнувшись от своих мыслей, метнул быстрый взгляд на боярина.
   - Что ты сказал, Тедош? Я не расслышал.
   - Говорю, что правда, что господарь зажимает секеев в Трансильвании? Я давеча оттуда. Слышал, что их купцы сговорились Польшу поддерживать. Зря господарь так...
   Боярин покачал головой и отпил вина из серебряного кубка. Некоторым из присутствующих срочно понадобилось выйти по нужде. Трое бояр по очереди выскользнули из-за стола и поспешили к выходу.
   - Ты так считаешь?
   Тедош вздрогнул. Низкий голос, прозвучавший рядом, был голосом господаря.
   - Матка Бозка... - Тедош шумно выдохнул. - Мэрия-та, следующий раз я богу душу отдам. Ты хоть предупреждай, что рядом.
   - Не дите малое, чтоб каждого шороха пугаться. Или только вчера из-под подола няньки вылез? Так о чем беседа велась?
   Тедош покачал головой.
   - Ты хоть и постарше меня будешь, мэрия-та, а советом не пренебреги. Ты вот права купцов в Трансильвании совсем на нет свел. Торговля у них нынче совсем плохо на твоих землях идет, пошлины немереные платить приходится. А Валахия для них - дверь и в Польшу, и в Венгрию. Да что я тебе говорю... сам знаешь. Если собаку ударить, она и укусить может.
   - Колени трясутся? Трансильванцы сами виноваты. Я обещал соблюдать их старинные привилегии и призывал к сотрудничеству. Однако они не считали зазорным платить налоги не мне, а Дэнешти. - Взгляд Влада скользнул по младшим наследникам рода Дана - двум мальчишкам, лет тринадцати, потупившихся под взглядом правителя. - Привыкли там хозяйничать и разбойничать. Дэнешти запустили торговлю, а наших купцов ободрали, как липку. Разумеется, что никакого соперничества трансильванцы не видят, вот и стараются, каждый во что горазд. Трансильвания - искони наша земля. Еще мои предки ею владели. Трансильванцы же решили под Венгрию уйти - вольготнее им там, видите ли. Так я не прав?
   Тедош покачал головой.
   - Не в том не прав, господарь, что свои законы устанавливаешь, а в том, что полумерами ограничился. Уж коль взялся волка пугать - бери с собой факел. Злобу на тебя трансильванцы взяли немалую - сам недавно оттуда, знаю, о чем говорю.
   Влад откинулся в кресле, усмехнулся и пригубил вина.
   - Откуда тебя такого умного занесло, а Тедош?
   - Из поля капустного, - буркнул Тедош. - Я дело говорю, мэрия-та. Ты вот своих бояр запугал, вот они и боятся тебя слово молвить. А иной раз дело надо сказать.
   Влад сверкнул взглядом на молодого боярина. Однако тот, отбросив падающие на глаза волосы, не отвел взгляд.
   - Вот что, мэрия-та. Ты прости меня дерзость...
   Влад выпрямился в кресле, лицо застыло ледяной маской.
   - ...но дозволь лично с тобой поговорить. Мне есть, что тебе сказать.
   Некоторое время господарь и молодой боярин сверлили друг друга взглядами.
   "Играешь с огнем, мальчишка", - говорили глаза господаря, - "Ты еще здесь только потому, что отца твоего помню, который погиб, защищая Мирчу".
   "Знаю, господарь, что не любишь, когда тебе на недостатки указывают. Но отец мой вам служил, и не боялся правду в глаза говорить, и мне завещал. И выслушаешь ты меня, господарь, нравится тебе это или нет. Выслушаешь, потому что я знаю, как обстоят дела в Трансильвании. Выслушаешь, потому, что твои бояре дельного не посоветуют, а одним седалищем на двух тронах даже тебе не усидеть".
   Тедош прикусил губу - не от страха, а от злости: ну нет уж, господарь, не получится меня казнить, как Илиаша! А сделаешь это - лишишься последнего боярина, который тебе нож в спину не всадит при любом удачном случае. Что не нравится, когда тебе на ошибки указывают? Не боги горшки обжигают - этой нехитрой поговорке Тедоша еще в детстве научил отец, погибший, когда боре подняли в народе восстание против Мирчи, старшего брата Влада. "Даже господари могут ошибаться. А мы здесь и есть для того, чтобы быть им опорой". Отец никогда не боялся высказывать свое мнение прямо в глаза старшему Дракону.
   Внезапно оборвав мысленный поединок, господарь улыбнулся.
   - Ладно, Тедош. Если у тебя есть, что мне сказать, значит скажешь. Завтра жду тебя в своих покоях.
   - Да, мэрия-та, - почтительно поклонился Тедош.
   Влад спокойно кивнул молодому боярину. Мальчишке явно не объяснили правил поведения, или он совсем одичал, вдали от двора. Дело поправимое.
   Опыт воспитания молодых да горячих у него был. Не раз говаривал себе господарь: воспитаешь младшего братца - воспитаешь кого угодно. А Тедош... Голова на плечах есть, огонь в сердце есть, да и в роду предателей не водилось. Со временем выйдет неплохой подручный. Но своих людей нужно и воспитывать своими руками...
   "Завтра этим и займусь", - усмехнулся Влад.
   Тедош верно ухватил суть: полумерами в Трансильвании не обойтись. Политика захвата уже началась. Купцов он уже взял за глотки так, что им дышать стало нечем. Теперь нужно, чтобы они сами пощады запросили. Трансильвания жила торговлей, а потому голос колонистов саксов да секеев был ведущим в нестройном хоре трансильванских жителей. Грабежами и пожарами их уже не удивишь: отстроятся, вновь добро наживут и забудут науку господарскую. Пора лично разбираться с местными трансильванскими конкурентами.
   Титул князя Трансильвании перестал устраивать сына Дракона. В скором времени о нем будут говорить, как о господаре Трансильвании.
   Гости, следившие за этой перепалкой, облегченно вздохнули, видя, что она не завершится традиционной казнью, вновь занялись едой и сплетнями и не заметили, как Раду исчез, а в зале появились еще двое...
  
   - Оцепить зал!
   Псы Дракона, молчаливые воины, тренированные не хуже янычар султана, не подчинявшиеся никому, кроме своего господина, сегодня они получили распоряжение от своего хозяина слушать приказы брата, как его собственные.
   Свое дело они знали. Тихо и быстро воины оцепили зал. Казалось, ничто не могло вызвать удивления на невозмутимых, словно мертвых, лицах воинов из личного отряда господаря. Ни присутствие отца Николае, который разбрызгивал святую воду и читал молитвы, освящая выходы из пиршественной залы, которые были закрыты сразу же, как в зал вошел Мортимер, а через несколько минут, в другую дверь, слуги проводили нового гостя. Не вызывало удивления и странное вооружение, которое приказал взять им Раду, оно представляло собой короткие отточенные с одной стороны деревянные колья. Не удивил их так же странный приказ брата господаря: по знаку господаря использовать оружие по назначению на Мортимере или этом новом госте - Этьене де ла Марке.
   - Бить прямо в сердце, - бросил Раду. - Промажете - считайте себя покойниками.
   От тревоги и настороженности Раду, которая светилась на его лице в зале, не осталось и следа.
   - Вы, пятеро - на галерею. Ждите там. Если кто сунется - стреляйте.
   Пятеро воинов из личного отряда мелькнули неслышными тенями и скрылись на галерее.
   - Господин! - Окликнул Раду один из Псов. - Все выходы оцеплены, как приказал господарь. Охрана расставлена. Мы готовы.
   - Где отец Николае?
   - Уже в зале.
   - Всем быть на своих местах.
   - Да, господин.
   Раду молча кивнул и, перекрестившись, вступил в зал.
   Времени для размышлений больше не было. Умно или глупо поступает брат - теперь не важно.
   Теперь - время действовать.
   И победить.
  
   ***
   Этьен де ла Марк переступил порог пиршественной залы, где звуки и ароматы трапезы окутывали пришедших незримым облаком. Господарь восседал во главе стола, как и положено правителю, и вел беседу с молодым боярином. Гости - иные из которых сидели за длинными столами, иные неспешно прогуливались по залу - не обратили внимания на нового гостя.
   Де ла Марку показалось, что господарь заметил его появление, но не показал виду. Видимо, ожидал, что де ла Марк приблизится к нему.
  
   Что-то неправильно...
  
   Мысль, ледяным осколком царапнувшая сознание, была острой и резкой, как порыв зимнего, снежного ветра.
  
   Что-то неправильно...
  
   Магия Сознания была его ведущей магией, и своим, даже самым призрачным ощущениям Этьен доверял больше, чем логически обоснованным, доказанным фактам.
  
   "Не лезь в центр событий, Храмовник"
  
   Тихий голос подсознания - того, что, по словам Аль-Хазреда, древние жители земли Египетской назвали "ху" - после двух предупреждений отдал четкий приказ.
   И де ла Марк не собирался его нарушать. Своему голосу он верил. Именно голос не раз вытаскивал его и Жиля из передряг, в которые им доводилось попадать, шествуя дорогами земли.
   Этьен отошел к окну, сливаясь с пышно одетыми гостями, и замер, пытаясь понять: что именно насторожило его до колик в печени. Что произошло за те короткие минуты, которые он провел в отведенной ему комнате, готовясь к предстоящему торжеству?
   Ответ пришел так же внезапно, и прозвучал с холодной, бесстрастной четкостью.
  
   Ловушка, Храмовник. Это ловушка.
  
   В тень.
   Спокойно лавируя между гостями, бывший тамплиер кошачьим движением мгновенно скользнул в тень. Рефлекс сработал быстрее, чем сознание успело понять - зачем?
   Ловушка.
   Господарь заварил всю эту кашу - заманить вампира в замок, пригласить на ужин, где будет не только вампир. Как-то не возникал вопрос, о том, кто еще будет гостями на этом пиру.
   Нужно уходить. Уходить, пока не поздно.
   Этьен де ла Марк, легко, словно тень, перемещаясь по неосвещенным участкам пиршественной залы к выходу, вглядывался в лица.
  
   Кто? Кто из вас?
  
   - Де ла Марк?
   Каждый нерв в теле Этьена напрягся, готовясь к удару по сознанию - будь то сознание человека или охотника. Храмовник привык размежевывать две эти категории. Однако, долгая, годами выработанная выдержка, позволяющая держать себя в руках при любых обстоятельствах, позволили Этьену спокойно обернуться к говорившему.
   - Господарь?
   Обмен взглядами - две темные вспышки. В одних глазах - насмешка, в других - холодная ярость.
   Секунда. Глаза сказали больше, чем уста.
  
   ...Ты бросил вызов моей силе.
   ...Ты предал.
  
   - Я хочу предложить тебе игру, Храмовник.
   Бывший командор Руанского Дома ответил господарю высокомерным, ледяным взглядом. Ярость уже испарилась из темных глаз Храмовника, и лишь холодным, вязким ручьем струилось презрение.
  
   Ты в ловушке, вампир.
  
   - Какую же, господарь?
   Господарь усмехнулся ядовитой улыбкой дракона.
   - Все просто, де ла Марк. В этом зале, кроме тебя, находится еще один человек...
   - Не стоит продолжать, - холодно оборвал господаря Этьен. - Это Охотник. Я так понимаю, тебе мало замковых шутов, запуганных тобой донельзя. Свое чувство неполноценности ты решил потешить дешевым трюкачеством? Понимаешь меня или я сложно изъясняюсь?
   Глаза Влада полыхнули яростью. Господарь прикусил губу...
  
   ...неправильно. Все идет не так, как должно. Нет страха в его глазах - чисты, как озера по утру. Неправильно...
  
   ... сдерживая желание отдать Псам приказ на уничтожение. Нет, спокойно. Держи себя в руках, сын Дракона.
   - Из этого зала живым выйдет только один из вас. И кто это будет - зависит только от твоей - или его? - наблюдательности. Победитель получит жизнь проигравшего. Славен приз?
   - Ты считаешь, что я могу поверить слову того, предает своих гостей в своем же доме? Собака - и та не гадит в конуре... Ты не боишься, что я устрою тебе здесь небольшую резню, и все твои планы, которые ты, видимо, так долго обдумывал, рассыплются в прах?
   - Нет, вампир. Зал окружен людьми из моей личной охраны, и я знаю, какое дерево вам особенно не по нраву. Все входы и выходы освящены - если сможешь, попробуй найти щель. Попробуй сделать то, о чем ты мне только что так красочно рассказывал, и я скормлю твои кишки собственным собакам.
   Бывший рыцарь Ордена Храма брезгливо скользнул взглядом по господарю.
   - А я твои - даже собакам не скормил бы.
   Знал, как ударить. А потому и бил - беспощадно и грубо. В самое сердце.
   От гнева Влад захлебнулся собственным дыханием. Перед глазами закружились черные круги, свет от факелов померк, и лицо стоящего напротив вампира на мгновение исчезло в водовороте неконтролируемой ярости.
   Этьен с некоторым удивлением наблюдал за его реакцией. Верхняя губа господаря по-волчьи вздернулась кверху, обнажив клыки, чуть более острые, чем обычно. Полыхнули глаза, как вспышка молнии в предгрозовом душном полумраке. Лицо судорожно дернулось, и на мгновенье...
  
   ...сердце дракона...
  
   ...Этьену показалось, что по залу пронеслось холодное, темное дыхание Грани.
   Где-то в глубоких дебрях подсознания, в его самых темных уголках мелькнула отстраненная мысль: "Прирожденный". Некоторые из людского племени рождались для того, чтобы стать вампирами - их души были сильными, кровь - яркой, изначально они были предназначены для силы Древних Богов.
   Однако мысль быстро угасла, словно последняя искра отгоревшего костра.
   - Не испытывай судьбу, де ла Марк. - Влад с трудом сумел взять себя в руки. Ярость все била хвостом по разгоряченным камням сознания. - У тебя есть несколько минут, чтобы сохранить себе жизнь.
   ...Он не сделал этого.
   Шевалье, отпрыску знатной французской фамилии, не пристало нарушать нормы приличия.
   Но господарь, поймав на себе последний взгляд скользнувшего в тень вампира, почти увидел плевок у своих ног.
  
   Мерцание свечей.
   Мерный шум разговоров, как шум прибоя.
   Гости группами разошлись по залу. Здесь, в Валахии нравы проще. Женщины, пытаются подражать моде Европы, Византии и Польши одновременно. И потому, непременный атрибут одежды знатной женщины, передник, сочетается с шитыми золотом юбками, незатейливые прически, в большинстве своем - пряди волос, мягко падающие на плечи, перевиты жемчужными нитями. Мужская одежда богато разукрашена золотым шитьем, вышивкой и драгоценностями.
   За окнами сверкает мириадами звезд полночь, теплым ветром, словно листва паутиной, заткан зал.
   Разговоры, разговоры... Здравицы. Улыбки. Марионеточные движения. Приглашенные на княжеский пир пьют и веселятся. Веселятся, как могут...
   Кто-то из них сквозь гул голосов слышит, слышит отрывочные звуки мелодии, которые накатывают, как холодная волна в ключевом озере, проникают в самые потаенные уголки сознания, остаются где-то на дне души, разрывая когтями-звуками слепое чувство покоя. Однако даже те, кому дано слышать эту музыку, стараются отогнать ее от себя - не видеть, не слышать, не знать.
   Но для троих в этом зале не существует ничего, кроме музыки.
   Музыка. Тихая, тонкая, пронзительная мелодия - раскаленным железом по коже, молнией по нервам. Ее слышат только трое.
   Высокий, бледный чужеземец. Цепкий взгляд мглистых серых глаз. Черты лица спокойны, однако собранные в тугой узел нервы выдают себя: напряженная, как тетива стрелы, фигура чужака выделяется на фоне остальных гостей. Он замер у стены, смешавшись с толпой гостей. Взгляд, подобно плети, отчаянно рассекает толпу. Ищущий взгляд.
   Второй - он замер в тени. Непозволительная роскошь в убранстве зала - свет восковых свеч - оставляет некоторые уголки полутемными. Теплая, душная мгла застилает не только глаза, но и гасит звуки. В полумраке черным серебром блестят глаза второго, кто слышит эту музыку. Он так же спокоен. Мягко скользит по тени, потому что знает - нельзя оставаться неподвижным в движущейся толпе. Он сливается с тенями, мелькает от одного затененного угла к другому. Он смотрит. Ищет.
   Третий. Черные бездонные глаза Дракона наблюдают за чужаками. Жесткая улыбка уже несколько раз мелькнула на его губах: те, кто пытаются отыскать и узнать друг друга уже несколько раз проходили друг мимо друга, но так и не заметили. Судьба играла в свои игры, разводя пути тех, кому суждено увидеть друг друга спустя несколько мгновений. Или часов? У третьего, слышащего музыку, это время было.
   Этьен, неторопливо перемещаясь по неосвещенным участкам залы, следил за веселящимися гостями. Цепкий взгляд бывшего тамплиера отмечал все мелочи, на первый взгляд, казалось бы, бесполезные. В группе бояр, обосновавшихся подле окна, охотник затесаться не мог: уж слишком рьяно эти люди следили за тем, чтобы никто не нарушал их мирной беседы. Дам в центре так же можно исключить - юные и перезрелые валашские красавицы так рьяно выставляли себя напоказ, что мысль о том, что одна из них могла быть охотницей, отпадала сама собой.
   "Смотри внимательно, наблюдай", - шептал голос из глубин сознания. - "Он не станет прятаться так, чтобы это стало заметно, но и не будет выставлять себя напоказ. Смотри, слушай..."
   Этьен замер в углу залы. Сквозь чадящее мерцание свечей он видел, как наблюдал за ним господарь, время от времени отхлебывая из кубка. Рядом с ним Этьен, наконец, разглядел Раду. Тот выглядел, как на суде - напряженный, сосредоточенный, и, как показалось Этьену, - недовольный. Он склонился к брату, что-то прошептал ему на ухо, однако господарь отмахнулся и вновь окинул зал орлиным оком.
   - Осторожнее!
   Этьен обернулся на звук голоса. Подле него стоял молодой боярин, недовольно взирающий на гибкую фигуру вампира.
   - В чем дело? - Этьену было сейчас не до церемоний.
   - Ты бы смотрел по сторонам, - фыркнул боярин.
   "А я, по-твоему, что делаю?", - мелькнуло в голове у Этьена, но озвучивать свою мысль он не стал. Только смерил собеседника холодным взглядом, ясно дающим понять, что ввязываться в конфликт боярину не рекомендуется. Тот намек понял и ретировался - взгляд чужака недвусмысленно говорил о возможных неприятностях.
   Этьен отошел, продолжая перемещаться по затененным участкам зала, как вдруг чуткий вампирский слух уловил разговор. Говорили двое за его спиной. Один из голосов принадлежал боярину, с которым только что он говорил, другой - незнакомый.
   - Блаженные.
   - Это точно. Тот, второй гость господаря, тоже сегодня, как перца объелся.
   - Хлебнули лишнего. Непривычные они к нашей цуйке1. Головы у них, как у младенцев - ты в них чуток влей, они и откинутся.
   Смех.
   Этьен резко обернулся и, не говоря худого слова, ударил взглядом, разбивая хрупкие преграды сознания говорившего. Что-то несмелое, робкое на донышке души боярина сопротивлялось, но магия вампира властной рукой разбивая бастионы веры, ударила еще раз.
   "Ты будешь отвечать на мои вопросы"
   Разорванная на части воля, теперь была податливым воском в руках вампира.
   "Да... Я буду отвечать на твои вопросы..."
   "Второй гость господаря - кто он?"
   "Я не знаю..."
   "Кто?!"
   "Не знаю, не знаю! Я не знаком с ним! Он больше с отцом Николае да с господарем общается. Он англичанин..."
   "Где он? Где он сейчас?"
   Боярин повернул голову и кивнул в другой конец зала.
   Этьен проследил за его взглядом, выхватывая из полумрака фигуры людей. Зрение вампира позволяло видеть дальше и глубже, чем человеческое. У стены - группа мужчин и женщин... Целующаяся пара в самом темном уголке... Вот кто-то подошел к столу, налил себе вина...
   Внезапно взгляд вампира наткнулся на фигуру, замершую у стены, в полумраке.
   Словно огненная вспышка - серые мглистые глаза, черные волосы, правильные черты лица - узнал бы их из десятков тысяч лиц, через сотни лет.
   Зал исчез... Поплыли перед глазами свечи, люди, стены. Воздух стал серым, будто наполненным едким дымом. Этот дым, гасящий звуки, застилал глаза, оставляя зримым лишь фигуру напротив. Мортимер.
   Мразь, на совести которого до скончания веков камнем будет лежать машкульская резня. Предатель, свой среди чужих, чужой среди своих.
   Мортимер.
   Миг - миг этой вспышки, раскаленным железом по глазам.
   Миг - старая ненависть ударила молнией - до кончиков пальцев.
   Вспышка, полоснувшая по глазам, вспышка памяти...
  
   Лестницы, коридоры, анфилады Машкуля...
   Час после рассвета.
   - Этьен! Сзади!
   Поворот - упасть на пол. Тонкий свист над головой - осиновый кол глухо стукнул о стену. Помедли он хоть мгновенье, рассыпался бы прахом в рассветных лучах. Рвануться к охотнику, перехватить руку с арбалетом, разворачивая того к себе спиной, прикрыться охотником, как щитом. Охотник задергался, пытаясь вывернуться из захвата, однако нечеловечески сильные руки вампира не позволили этого сделать. Нащупав спусковой крючок арбалета, Этьен развернул живой щит и надавил на крючок. Осиновый кол вонзился в горло стоящему вблизи охотнику. Жертва в руках вампира дернулась - кто-то из его сообщников попытался выстрелить в Этьена...
   Отбросив тело, вампир оглянулся. Главная винтовая лестница, ведущая на второй этаж, по которой еще вчера они с Птенцами поднимались наверх в библиотеку, чтобы обсудить "Канцоньере" Петрарки: Рауль грозился найти в тексте доказательства тому, что прекрасная Лаура - это Лаура де Новес, жена рыцаря Гуго де Сад. Эта самая лестница, на которой еще вчера они шумно спорили о том, что привело Рауля к такому выводу, сегодня была заполнена охотниками.
   В центре группы охотников он заметил Жиля, и сложно было его не заметить: кольчуга в крови, сверкающие черные глаза - словно озера, полные адского пламени - бывший маршал Франции был разъярен. Тот, кто теперь звался Жильбер де Краон, не забыл как держать моргенштерны. Расшвыривая охотников в стороны - "утренние звезды" раскалывали людские черепа, как ореховые скорлупы - он спускается вниз по лестнице.
   Тонкий ятаган Франсуа вспышками молнии рассекающий кольчуги. Франсуа, Франсуа-котенок, утонченный, мягкий - любимчик Жиля - тенью мелькает среди охотников.
   Рауль и Мишель - спина к спине - одинаково сосредоточенные, только глаза Мишеля сверкают азартом, а Рауля - подернуты пеленой беспокойства.
   Рене, прикрывая собой Франсуа - однажды именно он нашел его для Жиля, и с тех пор эти двое были неразлучны - с холодной сосредоточенностью прирожденного воина дерется на верхней галерее.
   Кровь...
   Бывшему тамплиеру, нынешнему вампиру не привыкать к крови. Сколько ее пролилось во время следствия, в камерах, на допросах - до сих пор перед глазами каменное лицо мессира Гийома де Ногарэ, утопившего Орден в крови... "Во благо Франции... Я все делал для блага Франции... Только для блага Франции..." - почерневшими от рвоты губами повторял он на смертном ложе, уже не понимающий, где он - на суде ли Всевышнего или все еще в земной юдоли... Для блага Франции пролилась кровь сотен храмовников - от Великого магистра до сержантов Домов.
   Кровь лилась и потом...
   Освобождение Орлеана... Под стенами города - тонкая фигурка девушки, чуть опущенные плечи под тяжестью кольчуги, она смотрит на искалеченные тела убитых, одно на другом, обломки мечей, пыль от разрушенных стен и странная тишина над городом. Кровь стекает по стенам, застывает черной коркой на камнях...
   Кровь льется и теперь...
   - МЕССИР!!!
   Отчаянный крик Птенца взлетел под потолок - тонкой звенящей струной прерван хриплый мерный хохот Морриган.
   - МЕССИР!!!
   Этьен рванулся на крик.
   Словно во сне, когда пытаешься бежать по воде - он видит: Франсуа медленно, так медленно падает на руки Жилю... Светлые, пшеничные волосы рассыпаются по плечам...
   - ФРАНСУА!!!
   Крик Рене.
   Огонь, взорвавшийся в глазах Жиля - черное пламя ярости и боли накрыло замок.
   Так медленно - падает. Так медленно.
   Луч солнца - рассвет ладонью закрывает глаза Птенцу...
  
  
   В тот раз, в Машкуле, победа все же осталась за ними... но какой же дорогой монетой пришлось за нее заплатить... Искусанными в кровь губами Жиля, потерявшего своего любимца - а не для кого не было секретом, что Франсуа всегда занимал особое место в сердце Оборотня... Бессонницей и молчанием Рене, утратившего своего друга... и кто знает, только ли друга? Слепотой Рауля, слезами Мишеля...
   Уезжая из Машкуля, они оставляли за собой полыхающий костер, в котором горели тела охотников. Всех, кто напал на замок.
   Всех, кроме Мортимера.
   Но судьба справедлива - затаившееся время пробудилось ото сна.
   Мертвое сердце ударилось о грудь, застучало, как пойманная птица в силке.
   Не помня себя в сером дыму, окутавшем зал, глядя в одну точку - в противоположный конец зала, на фигуру предателя.
   Того, кто именовал себя хозяином страны, также поглотил серый дым. Что за дело теперь до того, кто был так неуверен в своей власти, что преступал законы чести, чтобы сохранить за собой трон? Что за дело теперь до того, кто презрел законы гостеприимства, уподобив себя предателю, за которым неотступно следили глаза вампира?
   Мир проснулся - звезды дрогнули в сером дыму.
   Этьен, не спуская глаз с Мортимера, властно отодвинул с дороги какого-то вельможу и направился к фигуре предателя.
   Судьба нынче сняла с себя вуаль и закрыла им ненавистно яркие глаза напротив. Нет, не увидит, ибо часы перевернуты, и последние песчинки уже просыпались на дно - их шорох слышен сквозь мелодию, звучавшую для троих.
   Мортимер оглядывал зал, надеясь вычислить вампира. Кто это будет? Храмовник или Оборотень? Или кто-то из их выводка? Нет, вряд ли они отпустили бы своих Птенцов. Значит, кто-то из старших, собственной персоной. Он еще раз окинул взглядом зал. Никого...
   Внезапно, чья-то не по-человечески сильная рука легла на плечо и с резко развернула вампира-охотника к себе. Не успев понять, что происходит, Мортимер ощутил, что те же руки толкнули его к стенке, а вслед за этим последовал сильный, сбивающий с ног удар - ребром ладони по шее. На миг перехватило дыхание, удар бросил вампира-охотника на колени. На периферии сознания он услышал, как общий вздох пронесся по залу, слышал властный приказ господаря, отзывающего охрану: "Назад!" Когда Мортимер поднял голову, на него смотрели серебристо-черные глаза вампира. Эти глаза он прекрасно помнил. Именно они смотрели на него на пыльной дороге в Аравии, именно эти глаза смеялись вместе с ним у камина в Машкуле.
   - Храмовник.
   - Вот и встретились.
   Этьен не стал тратить время на бесплодные оскорбления и выяснения отношений.
   Серебристо черной молнией взгляд Храмовника рассек мглистый туман серых глаз охотника.
   - Смотри на меня.
   Мортимер принял бой - он понимал, что ему ничего другого не оставалось. Господарь отнял от него руку свою, и теперь в Валахии ему не найти защитника. Да, не ошибался он, когда думал, что господарь этой дикой страны благоволит только силе и удаче...
   Прежде чем ответить на вызов Храмовника, Мортимер успел услышать, как гости спешно покидают пиршественный зал, повинуясь приказу своего господина. В дверях же появилась охрана господаря. Псы Дракона были вооружены арбалетами. Охотники тоже использовали арбалеты, для них на Втором Латеранском соборе Его Святейшеством было сделано исключение - тайным повелением папы, передающимся от одного к другому, охотникам было разрешено использовать богопротивное оружие против богопротивных тварей, как против иноверцев. Некогда Орлеанской Деве, решением богословского суда в Пуатье, позволено было носить мужскую одежду, выполняя мужские дела. В былые времена Мортимер часто задумывался над тем, как часто церковь воинствующая идет на уступки самой себе... Впрочем, сейчас не было времени на размышления. Господарь покровительствует силе. Чтобы спасти жизнь, нужно выиграть этот поединок.
   Исчез дымный свет факелов, исчезли стены помещения, остались только глаза напротив - два бездонных провала в память, сознание и волю противника.
   Мортимер не спешил атаковать - пусть начинает противник.
   Удар был резким - Храмовник ударил памятью и злостью. В сознании Мортимера закружились образы крови, стекающей по ступеням Машкуля, пепла, кружащегося в лучах рассвета. Образ-эмоция-память - глаза Оборотня. Отчаянье, боль, бессилие - такими эти глаза были только два раза... Вглубь сознания - когда? - вижу: Оборотень обнимает беловолосого юношу, чей взгляд видит глубже и дальше живых - кто он? - вижу: первый, он был его первым Птенцом. Повенчан со смертью. Второй раз - глаза Оборотня. Это раньше. Проблеск сознания в безумии. Вижу: молящие, беспомощные глаза - "прости!" - вижу...
   Образ-эмоция-память...
   Это - чужая боль. Я научился не видеть боли. Я научился не видеть смерти. Не выйдет, Храмовник! Ты выбрал это оружие? - Тогда смотри.
   Образ-эмоция-память...
   Этьен прикрыл глаза. Удар памятью - растерянность, отчаянье, боль - старые эмоции, как запекшаяся на виске кровь.
   Пыльная дорога, восходящее солнце, фигура, стоящая на дороге - новорожденный Птенец, брошенный, он смотрит вослед удаляющейся повозке.
   Ты бросил меня. Ты, Храмовник, говоришь о предательстве? Ты предал меня.
   Смотри.
   Этьен не отвел взгляд. Но образ в сознании Охотника всколыхнул вопрос, который, подобно червю, подтачивал его память. Возвращаясь к тому эпизоду в Аравии, Этьен снова и снова задавал себе вопрос: если бы тогда он не оставил Мортимера одного на дороге?.. А мог ли он это сделать, когда в повозке лежал якобы казненный после скандально известного судебного процесса маршал Франции - а в то время его Птенец, раненный охотниками? Мог ли он позволить увидеть англичанину своего Птенца?.. Как знать, может, частично он виноват в том, что произошло с Мортимером?..
   Мортимер продолжал давить образом-памятью. Промелькнуло лицо Селима, отдающего приказ своим воинам выбросить его на дорогу. Промелькнули лица вампиров, отвернувшихся от изгнанника...
   Что ваша раса сделал для меня? За что я должен быть ей предан?
   Этьен отступил на шаг.
   Ответь мне, Храмовник!
   Еще один удар эмоцией-злостью, эмоцией-обидой.
   Ответить тебе? Хорошо. Я отвечу.
   Этьен удержал удар Мортимера.
   Ты помнишь де Брикассара?..
   Образ-узнавание. Высокий, черноволосый, никогда не улыбающийся вампир - охотник на охотников. Одиночка.
   Да, того самого. Того, кого вы прозвали Скитальцем? Ты знаешь его историю? Он тоже изгнанный. И у него нет Хозяина. Так же, как и ты, был Превращен против воли. Он бежал от своего Хозяина и стал изгнанником. Что ты скажешь на это, Мортимер? Что помешало ему мстить всем вампирам? Всем без разбора? Быть может то, что его научили не предавать законов гостеприимства? Может потому, что он - крестоносец - нашел в себе силы принять свою новую суть? Может потому, что он не струсил, как ты - сумел не побояться новой жизни? - А ведь было время, когда и его гнали отовсюду, как прокаженного. Что дало ему силы не сунуть голову в песок, как страус, если ты знаешь, кто это?
   Серые мглистые глаза Мортимера, все таким же туманом окутывали черные молнии-вспышки глаз Храмовника.
   Совесть? Страх? - Это твое новое оружие, Храмовник? Не взывай к этим чувствам. Я не знаю, что это, по отношению к врагам. Вы - мои враги. Вы всегда были моими врагами. Я всего лишь вернулся к старому ремеслу.
   Образ-память.
   Еще молод. Еще человек. Принимает присягу, слышу: я, отказавшийся от собственных желаний, во имя Бога Отца и Сына и Святого Духа, самолично присоединяясь к Священному Воинству Церкви и давая суровую клятву, обещаю хранить обет добровольного и строгого послушания быть верным слугой и защитником Храма Божьего, беспрекословно подчиняться приказам...
   Смех. Смех - глубокий, искренний, заразительный.
   Да вы даже собственного текста присяги составить не могли! Церковь, папа, обвинившие мой Орден в ереси и дьяволопоклонничестве, вложили слова нашей присяги в ваши уста. Мортимер, да вы, охотники, - это просто насмешка над законами бытия. Вы надеваете маски и подражаете силам, существовавшим до вашего рождения и тем, что будут продолжать быть после вашей смерти. Вы, словно дети, играете в ваши игры - и слова, некогда услышанные от взрослых, слова, что для взрослых полны истинного, изначального смысла, вы наполняете своим искаженным смыслом. Эмоции, что...
   Стоп.
   Ловушка, храмовник!
   Этьен быстро отступил - и в то же мгновенье в брешь-эмоцию, что существовала лишь короткий миг назад, последовал удар воли. Сильный, сокрушающий - но он не достиг цели, натолкнувшись на ответный бросок воли.
   Не выйдет, Мортимер. Тебе не поймать меня. Враги? Мы - твои враги? Селим - твой враг? Я? Наш Дом, давший тебе приют в Машкуле? А твои друзья - кто они? Есть ли они у тебя? Есть ли друзья у предателей? Я бы поостерегся, ибо предавший один раз, предаст еще. И еще. Знают ли об этом твои "друзья"? Или у тебя их нет?
   Шаг назад. Этьен ощутил, как дрогнула защита.
   Друзья? Нет, Храмовник. У меня нет друзей. Я не могу позволить...
   Неужели? Не можешь позволить? Может потому что никто не хочет тебя в друзья? Потому что никто не желает открыть свою душу предателю? Кому ты нужен, Мортимер?
   Я...
   Селим отказался от тебя, просто потому, что не хотел возиться с тобой, как с вшивым бродягой. Никто из твоих собратьев не выскажет и слова боли и сожаления после твоей смерти. Потому что люди умеют ценить верность, а ты - предатель. Предатель, который не нужен никому на этой земле.
   Твой Птенец - Жиль де Рэ, так ведь? - он кому-то был нужен тогда, во время суда?!
   Да. Мне, Мортимер. Даже на дне ямы, под осиновой сеткой, под контролем сознания диких вампиров - как ты думаешь, где я был одиннадцать лет, рассказывали ведь тебе об этом? - даже там я помнил о маршале. Да, Мортимер - о буйном, прекрасном, верном, самоотверженном маршале Франции, который жизнь готов был отдать за Деву. А ты? Есть ли у тебя человек, за которого ты готов отдать жизнь? Есть ли человек, который готов отдать жизнь за тебя?
   Шаг назад. Мортимер попытался опустить голову. Однако жесткие пальцы Храмовника рывком приподняли подбородок, не позволяя опустить глаза.
   Что скажешь, Мортимер?
   Удар воли.
   Молчание.
   Снова удар воли, рушащий преграды над сознанием - одну за другой.
   Зрачки Мортимера расширились.
   Удар.
   Что ты можешь мне ответить, Мортимер, никому не нужный на этой земле?
   Воля была сломлена - и перед мысленным взором Храмовника открылась огрубевшая от боли, искалеченная душа.
   Что ответить тебе, вампир? Дай тебе твои боги счастье никогда не познать одиночества...
   Боль в словах.
   Я не познаю одиночества, Мортимер. Потому что я никогда не предавал ни себя, ни других. Потому что, в отличие от тебя, я умею любить и прощать. А ты, охотник, слушай мелодию последних просыпающихся песчинок в часах твоей жизни... Вот так - слушай ее Мортимер! Я знаю, что ты слышишь в ней - стук топора о плаху, крик Франсуа, слушай, предатель, слушай. Слушай крики тех, кого ты предал, пусть души их придут к тебе, пусть голоса их вплетутся в эту мелодию, пусть их тени восстанут перед тобой - из-за Грани - так, как однажды тени восстали пред Гийомом де Ногарэ... Слушай эту мелодию, Мортимер... Я знаю - ты слышишь ее.
   Так слушай. Слушай шорох последних песчинок в часах, слушай...
  
   Этьен отступил на шаг, отпустив охотника. Мортимер, проигравший поединок, медленно осел на пол.
  
   ...А ты - именующий себя хозяином страны? Ты слышишь - ты слышишь, как серебром бубенцов звенит поступь уходящих духов? Они - чужие людям, они, хранящие время, они осколки старого мира - и наш народ им подобен. Кого ты предал, господарь? Чужаков, пришедших на твою землю? Слушай, господарь, полуночные танцы духов твоей земли, слушай их легкую поступь - ты слышишь? Они уходят. Они не останутся... Мне страшно оказаться тобой, господарь - ты предал осколки старого мира, так бережно хранимые руками бесплотных духов твоей земли.
   Ты одинок на своей земле. Кровь, пролитая тобой, не взрастила травы на земле - души исторгнутые тобой, станут тенями за твоей спиной. Ты одинок, господарь - и нет иного ада, страшнее этого. Ты предал закон открытых дверей, ты предал закон преломленного хлеба - а духи не простят тебе этого. Нет в твоих глазах отныне взгляда Дракона - не сын ты тому, кто не прощает предательства своих братьев.
   Слушай музыку, господарь. Слушай...
  
   Этьен очнулся.
   Он видел, как попытался метнуться к двери Мортимер, видел, как Псы Дракона не дали ему выйти. Он видел, как сам господарь встал на пути охотника-вампира. Видел, как схлестнулись взгляды Мортимера и Дракулы - железная воля и ослепляющая вера господаря не дала сбежать ренегату.
   А теперь господарь стоит напротив Этьена, стоит, не в силах слова вымолвить и кусает губы. Что-то нечеловеческое мерцало в глазах победившего вампира, нечто, что не оставляло места ни гневу, ни оправданиям, ни возражениям.
   Этьен встряхнул головой, отгоняя наваждение.
   - Вот что, господарь. Хватит разговоров. Ты сказал, что отдашь мне противника, если я выиграю. Так как? - Приглашающий жест. - Он мой? Или у тебя есть еще пара сюрпризов для победителя?
   Влад сжал губы так, что те побелели. Рвалась какая-то нить - что-то обрывалось, заканчивалось. Что-то уходило - безвозвратно, неотвратимо.
   Однако господарь подавил поднимающееся из груди отчаянье -
  
   ...откуда это, что это?..
  
   - и кивнул.
   - Я умею держать слово. Мортимер твой.
   Этьен поморщился. Ему было неприятно смотреть на самоуверенное лицо господаря, который, видимо, впервые в жизни получил щелчок по носу собственного самолюбия. В глазах стоящего перед ним - непонимание, досада - досада человека, который впервые в жизни не получает того, что хочет получить. Где-то в глубине души Этьен почувствовал мрачное удовлетворение. На большее не хватало души - лишь на краю ее, переполненной злостью и радостью, ненавистью и усталостью долгого ожидания, оставалось немого места.
   - Хорошо, - сказал, словно сплюнул, вампир. - Тогда прикажи доставить сюда моего пленника, убери своих шакалов и... постарайся больше никогда не попадаться мне на пути.
   - Если ты...
   - Я даже кровь из тебя пить не буду. Гнилая кровь оскомину набивает.
   Глаза господаря потемнели, однако Влад молча кивнул. Только сын Дракона будет знать, каких усилий стоил ему этот спокойный кивок. Жестом подозвал Раду.
   - Приведи сюда Мортимера.
   - Как прикажешь, мэрия-та, - поклонился Раду, стараясь не смотреть в глаза брату.
   Влад проиграл в первый раз. Он вступил в схватку с силой, которую считал равной себе, и проиграл. Он говорил, что хотел бы поставить себе на службу вампиров. Ложь. Раду всегда понимал это. Это была ложь перед самим собой. Влад, посчитавший, что ему, сыну Дракона, бросили вызов, сам ввязался в схватку с нечистой силой. Он желал доказать - себе доказать - что его сила не только над людьми. И проиграл. "Правитель, подозревающий кого-то в мятеже или предательстве, всецело отдается во власть навязчивой идеи" - кто же сказал это? Раду передернуло: как можно так жить, когда каждого подозреваешь в предательстве, когда не доверяешь никому, когда не находишь ни одного места, где бы мог не думать об этом?.. Такой человек половину ошибок совершает именно потому, что постоянно ждет предательства, вызова, угрозы и боится довериться кому-либо. Такой человек одинок. Влад жил именно так. Никогда ранее его не подводило одиночество, но сейчас он проиграл. Хотя какой выигрыш мог быть в случае, если бы победил Мортимер? Раду не сомневался, что повернись судьба так - Влад, не задумываясь, казнил бы Мортимера. Старшой не выносил лжи, а Мортимер солгал, когда не раскрыл господарю свою истинную суть, и тем самым он приговорил себя к смерти.
   Но такой проигрыш стоил больше, чем несколько дней разочарования. Раду знал, что Влад надолго запомнит его, надолго запомнит слова, брошенные вампиром, от которых мурашки по коже бегут до сих пор.
   Раду было страшно представить, как Влад постарается возместить перед самим собой этот проигрыш...
  
   ***
   Ветер...
   Карканье воронов над лощиной близ замка.
   Руки ночи легли на траву, застилая глаза спящим. В деревне неподалеку - звон колокола, два удара, третий - ниже. Мерные удары колокола. Люди не выходят в эту ночь из домов. Ночь летнего солнцестояния - прыгать бы девкам да парубкам через костры, жечь бы Марену да Ярилу, венки плети, бабам бы травы искать - но нет, сидят по домам, наглухо закрыв двери да ставни.
   От сельской церквушки доносятся мерные удары колокола. Долетают до холма.
   Шестеро.
   Шестеро стоят на холме, под лучами полной луны. Шестеро смотрят на горящий костер.
   Ветки полыхают, освещая их лица. Только одно огнище горит в окрестностях Лугошоара в эту ночь. Никто не прыгает через это пламя, очищаясь от грехов, накопившихся за год. Никто не бросает в костер старую одежду. Не Марена и не Купало горят на костре.
   Шестеро неотрывно смотрят на костер.
   Языки пламени отражаются в черных горящих глазах Оборотня. Холодный мрамор - лицо Храмовника. Братья - Мишель и Рауль - стоят поодаль, обнявшись, прижавшись друг к другу. Взгляд Рауля, обычно полный тепла, сегодня наполнен льдом. Рене помертвевшими от ненависти глазами взирает на костер. Амалек положил руку на плечо старшему Птенцу.
   На костре - не Марена и не Купало.
   Огонь, поднимается все выше и выше.
   Языки пламени охватывают фигуру, прикрученную к столбу в центре костра. Люди в селении крестятся, их губы шепчут молитву за несчастного.
   И только эти молитвы, молитвы людей, не знающих его, никогда не видевших его, шелестом скользят рядом, только их ощущает черноволосый человек с серыми мглистыми глазами, прежде чем пламя накрывает его полностью, отпуская истерзанную душу за Грань времен...
  
   Глава 2.
  
  
  
   - Нас там не было. А потому никто сейчас с полной уверенностью не может сказать, как все произошло...
   - Но мы можем рассуждать логически...
  
   Из разговора двух умных людей
  
   Лето, 1461 год.
  
   - Он испуган.
   Господарь отбросил королевское послание и удовлетворенно рассмеялся.
  
   ...Последние пять лет владычества сына Дракона не прошли впустую. Трансильвания покорилась.
   На крови десятков посаженных на кол трансильванцев возводился трон для нового повелителя земель лесов и виноградников. Поставленные на колени, жители приняли нового правителя, и теперь свои послания он подписывал не иначе как "Влад, сын Влада, господарь Валахии и Трансильвании". Король Венгрии, Матиаш Корвин, укреплявший свою власть в Венгрии, был вынужден отказаться от владычества над Трансильванией. Передавая земли Владу, он считал так: раз господарь Валахии принимает от него земли Трансильвании, то тем самым он признает над собой владычество венгерской короны. Влад не стал спорить.
   Валахия, на которой последние десятки лет не гасли пожары, не всходили травы под ногами османов и мятежных бояр, в железном кулаке сына Дракона стала оживать. Торговцы, исправно платившие налоги, могли быть уверенны в процветании: старая боярская клика, раздиравшая казну на части, как воронье добычу, уже несколько лет горела в аду. Впервые за несколько десятилетий господарь пережил своих бояр, руководствуясь старой, как мир, поговоркой "вера в бозе, а сила в руце". Этой же самой рукой, казнившей налево и направо, устанавливая порядок в стране, господарь объединенной Валахии сдерживал не в меру ретивых соседей. Матиаш решил не рисковать: ссорясь со своим соседом, он открывал свои юго-восточные границы османам. Несмотря на то, что формально Молдова поддерживала Польшу, господарь Валахии мог быть уверен в лояльности молдовского правителя, Штефана, который взошел на трон не без помощи своего валашского друга.
   Однако намеченный несколько лет назад крестовый поход на турок все откладывался. Как всегда, отделываясь громкими фразами, правители большинства стран отговаривались, как только дело доходило до прямых действий - кто внутренними войнами, кто экономическими трудностями. Большая часть денег, выделенных на поход папой, как водится, осела в кошелях коронованных особ и их присных.
   Валахия осталась в одиночестве...
  
   Влад с нетерпением ждал от Матиаша ответа на свое послание, в котором он намекал венгерскому королю на весьма тяжелую обстановку на границах и возможную вынужденную необходимость заключить более прочный союз с лояльно настроенными претендентами на венгерский престол. Говоря попросту, это был шантаж чистой воды: "Или вы, Ваше Величество, соглашаетесь помочь мне, или я помогу вашим противникам". Зная о том, что недавно папа в очередной раз посулил Матиашу большую сумму денег на организацию похода, господарь решил не ограничиваться полумерами. Папа посулил пряник. Оставалось пригрозить кнутом.
   - Я этого и ожидал. Матиаш понял, что шутки становятся серьезными.
   Раду удивленно поднял брови.
   - Если ты ждал подобного ответа, тогда зачем...
   - Потому что если бы я продолжал смиренно просить о помощи, то Матиаш в очередной раз не обратил бы внимания на мое послание. Я знаю, что сдерживать Мухаммеда нам по-прежнему придется в одиночестве. Пока я в состоянии это сделать. Однако в том случае, если дело станет совсем плохо, я должен быть уверен в том, что Матиаш будет менее нерешителен, чем его отец.
   - Проще говоря, ты припугнул его на будущее?
   - Вроде того. Он не дал прямого отказа - вот смотри сам. - Влад бросил брату королевское послание. - Матиаш, как всегда отговаривается напряженной внутренней обстановкой, сложностями с казной... Но он готов придти на помощь в крайнем случае. А именно это мне от него и нужно было. Он любит деньги папы, но не желает рисковать своим животом ради призрачного крестового похода. Но, если он не поддержит меня, то откроет прямой проход туркам прямо к Венгрии. А этого он не хочет. Так что... пока можно быть спокойными.
   - Ты решил прекратить выплату дани?
   - Да. Моя армия достаточно сильна, чтобы противостоять османам. Кроме того, я хорошо знаком с их карательной политикой, я знаю, как Мухаммед ведет войну. Он сам научил меня, - недобро усмехнулся Влад. - Поскольку он не сможет открыто нарушить мир, он пришлет послов для переговоров. Если послы и охранный отряд просто не вернуться домой, как мыслишь, что он сделает после этого?
   - Направит еще один отряд, более многочисленный, - пожал плечами Раду.
   - Именно. А представь себе, что и они не вернутся, никто из них, а? Как сквозь землю проваляться.
   - Он направит армию, во главе которой пойдет сам... Влад, ты просто не сможешь остановить его войско.
   - И это мне говорит сын нашего отца? - хмыкнул Влад. - Успокойся, Раду. Пока что султан сидит в Адрианополе.
   - Он готов к сюрпризам, Влад.
   - Я знаю, меньшой... Но он даже не подозревает, какие именно сюрпризы его ждут.
   Раду вернул бумагу брату. Влад распутал шнурки, стягивающие ворот верхней рубахи, и стащил ее. Летний день выдался жарким. Кроме брата, официальных лиц в покоях господаря не наблюдалось.
   - Хороший день, - вытянулся в кресле Раду. - Микош!
   Слуга, дежуривший у дверей, не замедлил появиться на пороге.
   - Еще вина.
   Тот кивнул и испарился. Личные слуги господаря в совершенстве овладели наукой испаряться быстрее ветра.
   - Ты не упьешься, меньшой? - хмыкнул господарь. - Жарко нынче.
   - Не учи меня.
   - Кто ж тебя будет учить, если не я? - продолжал подразнивать брата Влад. Раду слишком уж трепетно относился к своей независимости.
   - Слушай, Влад, может, хватит, а?
   - Отец завещал мне приглядывать за тобой...
   - ...а не заглядывать в кубок!
   Влад расхохотался, перегнулся через стол и взъерошил густые волосы Красавчика Раду, как в последнее время стали называть младшего брата господаря. Как и следовало ожидать, тот фыркнул, вскочил и сверкнул глазами в сторону Влада.
   - Влад!!! Еще раз ты это сделаешь и я...
   Глядя на хохочущего брата, Раду бессильно махнул рукой.
   - Да что с тобой говорить...
   - Серьезный ты стал, - никак не унимался господарь. - А помнишь, как я тебя в детстве за уши драл? Знали б о том твои девки... Может рассказать им, как ты мыслишь?
   Раду покраснел. Даже наедине с братом, он не любил таких душераздирающих воспоминаний.
   - Я все не могу решить, как лучше: когда ты в плохом настроении или когда в хорошем?
   - Ладно. Пока ты делаешь свой важный выбор, предлагаю тебе прогуляться по городу. Вечерком, э?
   Раду хмыкнул. Старшой любил иной раз переодеться горожанином, спрятать лицо под капюшоном и выйти погулять в Тырговиште. Как он говорил: "Глядишь, чего нового о делах в городе узнаю. Не все ж бояр слушать". Каждая из таких прогулок заканчивалась сюрпризом. Приятным или нет - зависело от настроения Влада.
   Раду поднял наполненный кубок и улыбнулся.
  
   ***
   Ясный летний вечер проливал потоки солнечного света на камни мостовой. Лучи не делали различия между знатными вельможами и простыми горожанами, заставляя щурить глаза и даму в роскошном, покрытом вышивкой платье, и молодую девку, торгующую яблоками.
   В центре площади расположился табор бродячих цыган-ловари. Баро - старый цыган, лет за шестьдесят, наклонив голову, советуется с пхури - еще молодой женщиной, в белой кофте. Черные блестящие глаза гадалки скользят по снующим по площади жителям Тырговиште. Цыганчата носятся по площади, как заведенные, их не отличить от местных ребятишек. Только и слышно от табора:
   "Воздухо - тхуд сы тато!"1
   "Золотой! Руку дай, правду скажу, всю правду скажу!"
   "Молодая-красивая, дорогу дальнюю тебе вижу..."
   Для цыганок это просто работа. Не берут денег за гадание цыгане, знают, деньгам не место в предсказаниях. Да и гадать по-настоящему может только пхури - предсказательница. А кто найдется из доверчивых жителей, кто поверит, сам виноват - вон, молодая девка пошла, щеки раскраснелись, отдала гадалке все монеты из кошеля.
   Площадь шумит.
   Торговцы предлагают хлеб, вино, молоко, на все лады расхваливают товар. Женщины до хрипоты торгуются, доказывая хозяевам, что молоко прокисло, вино перебродило, а хлеб зачерствел. А потому, просить за товар такую немыслимую цену - это живодерство и нарушение законов господаря!
   То и дело слышно:
   - Управы на тебя нет, живодер! Вот погоди, доберется до тебя господарь!
   - Молчи, старая, как бы до тебя не добрался, да не вырезал тебе места срамные: поди, весь Тырговиште знает, сколько рогов ты Андрушу наставила!
   - Люди добрые, посмотрите, что язык его поганый мелет! Тьфу в глаза твои, чтоб тебя черти взяли! Когда ж это я Андрушу рога наставляла?! Сам девок по сеновалам топчешь, ирод!
   - А чтоб тебя, ведьма старая. Иди хоть в пекло с чертями целуйся, только рядом не стой. Пошла отсюда!
   - Ах ты, собака старый!..
   Вокруг лотка мгновенно собралась толпа любопытствующих. Не каждый день старая Рада пускает в дело кулаки. Но уж если такое случается - есть на что посмотреть.
   Толпа зевак хохотала, глядя как Рада, оседлав торговца молоком, с силой таскает "живодера" за волосы, учит его порядочности и скромности и слезно жалуется на свою несчастную женскую долю, старость и немощность.
   - Что стряслось?
   Торговец вином, хватаясь за бока от смеха, даже не обернулся на голос, чтобы не пропустить захватывающего зрелища.
   - А что, не видишь? Рада Костаса жизни учит.
   - А что ж он натворил такого-то?
   В это время Костас, изловчившись, выскользнул из-под грузной Рады и повалил ее на землю. Мужская половина толпы зааплодировала.
   - Будешь знать, карга старая, как язык распускать!
   - Ой, люди, помогите! Жизни лишит, живодер!
   - Давай, ее Костас! Учи уму-разуму, чтоб язык не распускала!
   - Ой, бабы! - завопила Рада. - Что ж вы стоите? Чай попустите сейчас мужикам, они же с вас дома три шкуры спустят!
   Женская половина толпы выразила горячую солидарность словам Рады и устремилась на Костаса доказывать это на деле.
   - Мужики! - раздался голос торговца вином. - Бабы Костаса бьют!
   Мужская половина ринулась выражать мужскую солидарность. И тоже отнюдь не на словах.
   ...Влад и Раду едва выбрались из общей свалки.
   - Тьфу ты! - отплевывался Раду. - Точно, ведьма. Вот зараза - ты посмотри, чего натворила.
   Влад хмыкнул.
   - Правду говорят: не гневи бабу - прогневишь бога. А с этими я завтра разберусь. Проследи, чтоб эту бабу с торговцем завтра ко мне доставили. Пускай бы себе дрались, так посмотри, как площадь вверх ногами поставили. Да... Пристава завтра тоже ко мне.
   - Как прикажешь, мэрия-та, - кивнул Раду.
   Бросив взгляд на брата, он непочтительно рассмеялся.
   - Что такое? - нетерпеливо отозвался Влад.
   - Посмотри на себя!
   - В куда мне на себя посмотреть? - язвительно отозвался брат. - В твои ясные глаза? Что стряслось?
   - Влад! - смеялся Раду. - Бабам щеки подставляешь?..
   - Раду! - рявкнул господарь, отирая кровь с расцарапанной щеки. - Прикуси язык!
   - Уже молчу...
   Однако меньшой брат продолжал давиться смехом.
   - Иди сюда, мил человек.
   Влад резко обернулся. За спиной стояла цыганка, которая несколько минут назад разговаривала с баро. Пышные волосы свободно спадали по плечам, на кофте звенели медные украшения. Черные немигающие глаза неотрывно смотрели на Влада.
   - Ступай за мной, мил человек. А брат твой пусть тут подождет.
   Тринадцать лет постоянных опасностей научили господаря мгновенно оценивать обстановку. Он, не задавая вопросов, кивнул Раду. Тот мгновенно проглотил смех, кивнул в ответ и скользнул в сторону, затерявшись в толпе.
   - Не надо звать своих псов, мил человек. Пусть врагов твоих собаки кусают. Пойдем-ка со мной. Руку твою посмотрю.
   - Откуда ты меня знаешь?
   - Не я знаю, - последовал спокойный ответ. - Алако1 знает.
   Господарь метнул быстрый взгляд на женщину, и кивнул. Как только она развернулась спиной, он нащупал у пояса кинжал, спрятанный под одеждой.
   - Оставь, - не оборачиваясь, произнесла цыганка. - Не будет зла тебе от нас.
   - Что нужно тебе?
   - Говорю тебе: руку твою велено мне посмотреть.
   - Велено? Кем велено? - Голос господаря зазвучал металлом.
   - Ромы - свободный народ. Мы не служим никому, не берем денег за предательство. Ступай за мной.
   Влад перехватил цыганку за руку.
   - Если ты...
   Спокойный взгляд был ему ответом.
   - Не от меня тебе беды ждать. От другой женщины жди. Заходи, мил человек.
   Цыганка откинула полу шатра и зашла внутрь.
   Влад еще раз оглядел округу. Цыганский баро сидел у повозки и внимательно наблюдал за шатром пхури. Драка на площади продолжалась, но в переулке уже замаячила городская стража.
   - Заходи.
   Господарь, положив руку на кинжал, ступил в цыганский шатер.
   - Садись. Не простой ты человек. Не простой...
   - Откуда знаешь?
   - Глазами смотрю.
   - Ну, вызвалась гадать - так гадай. Сколько тебе заплатить?
   - Не беру я денег. Не место им на ладони, с которой читать буду. Вытяни руку.
   Цыганка уселась на пол, подвернув под себя ноги. В полумраке шатра немигающие глаза пхури казались мертвыми. Цыганка вздохнула тихо, одной грудью и кивнула гостю, призывая его сесть напротив. В шатре пахло странно. В Эгригез Влад однажды побывал в комнате Али-паши, главным агалары2 крепости. Хотелось бы забыть те несколько часов, но Влад знал, что запомнит их. Запомнит до тех пор, пока не встретится с Али-пашой снова. В покоях ага стоял такой же запах: одурманивающий, сладковато-горький, поднимающийся с жаровен, на которые прислуга капала душистое масло.
   Память нахлынула, словно волна запаха, охватила всю голову, возвращая мысли на тропы прошедшего, заставляя забыть об осторожности... Вся тревога, подозрительность растаяли в одурманивающем запахе.
   Влад, слабо отдавая себе отчет в том, что делает, уселся напротив цыганки, так же подвернув под себя ноги.
   Пхури медленно протянула руку, взяла руку господаря, развернула ее ладонью. Задумалась, шевеля губами, произнося невнятные слова.
   - Мысли твои неспокойны.
   Снова молчание, снова губы шепчут невнятные слова.
   - Прошлое вижу. Раны у тебя. Кровь твою ранили, душу ранили, сердце ранили. Вижу еще: нанес тебе рану мужчина, мужчина ее и исцелит. Будет беда тебе от женщины. Еще вижу: предаст тебя женщина... Любишь ты дом свой. Большой дом у тебя - под стать сердцу. Но вижу дорогу - уйдешь надолго. Оставишь в доме кровь свою. Будет твоя кровь в доме жить, пока не вернешься. Ненадолго вернешься. Снова уйдешь. У порога жить будешь, охранять дом свой и кровь свою. А кровь в доме жить останется. У тебя другой дом будет. Про него - не вижу.
   Снова молчание. Пхури переворачивает руку, разглядывает хитросплетение линий на ладони.
   - Вижу еще. Нет веры в сердце. Шакалы вокруг. Да не только шакалы. Вижу: будут у тебя трое. Вижу - два крыла рядом. Придут они за мальчиком - над ним будут да над тобой тоже. Ранил ты крыло одно, но заживет крыло. Хранить тебя будет.
   Пхури молчит, переворачивает руку, и шепчет, и шепчет одной ей понятные слова. Долго молчит. Потом отпускает руку и долго смотрит в глаза мужчине.
   - Уходи.
   - Что?
   - Не стану больше говорить тебе.
   - Что увидела?! Говори.
   Пхури молчит, качает головой. Потом, не глядя в глаза мужчине, произносит:
   - Душу твою не земля, ни небо не примет.
   Поднимает голову. Мертвые глаза смотрят прямо.
   - На руке твоей смерти не вижу.
   Влад отшатнулся от гадалки.
   - Что?
   - Иди.
   Некоторое время господарь еще смотрит на гадалку, но та молчит, опустив глаза. Не двигаясь. Запах все так же плывет по шатру, навевая странное ощущение нереальности происходящего. Что-то происходит, но не здесь, не сейчас, не с тобой. Что-то странное... Влад читал однажды о том, что у греков были богини Мойры. Три старые женщины, что так же, не глядя в глаза, пряли нить жизни, завязывали на ней узелки и обрывали нить. Сейчас у господаря в груди когтями скребло чувство, что он говорил с той самой, что нить жизни обрезала. Как бишь, Штефан ее называл? - Атропос. Пропустила Атропос его нить.
   Влад тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
   - Ладно, - кивнул он. - Сколько тебе заплатить, женщина?
   Пхури вновь подняла кажущиеся мертвыми глаза.
   - Заплатишь. Но не мне. И не сейчас.
   Не говоря больше не слова, господарь поднялся с места и вышел из шатра.
  
   Баро все так же неотрывно наблюдал за шатром и не отвел взгляда, когда оттуда вышел черноволосый человек, лет тридцати, с горящими глазами. Пхури редко кого звала в шатер. Значит, увидела что-то.
   Человек остановился возле шатра, вздохнул полной грудью и быстро зашагал прочь от площади.
   Через некоторое время из шатра вышла пхури.
   Подошла к баро.
   - Что?
   Женщина ответила цыгану долгим взглядом.
   - Дракон вернулся, баро. Карпатский Дракон вернулся.
  
   ***
  
   Господарь сидел за столом в своих покоях. Горели свечи - за окнами шел дождь, и пасмурное серое небо давило на плечи. Разразившаяся посреди летней жары гроза была сродни характеру нынешнего валашского правителя.
   Сам господарь перечитывал доставленное ранним утром послание от султана Мухаммеда.
  
   ...Мухаммед прекрасно помнил дикого валашца - яростные огненные глаза юноши надолго отпечатались в памяти владыки правоверных. Его с его братом отправили в Эгригёз, где султан повелел установить строжайшее наблюдение за отпрысками непокорного валашского господаря. По докладам Али-паши, Влад показал себя примерным юношей... Теперь это был уже далеко не юноша. Перестал он им быть, думал султан, в день, когда до его ушей дошла весть о смерти Дракона. После того, как семнадцатилетний Влад узнал о казни отца, так и не заплатившего дань, не остановившего военные действия, он сумел сбежать из крепости. Как ему это удалось - только Аллах ведает. Двое суток без воды и еды в пустыне... Дикое сердце. Варвар. Только тогда, после побега, Мухаммед понял, что мальчишка перестал быть мальчишкой уже давно, что покорность юного Влада была хорошей игрой, длившейся несколько лет, терпеливым выжиданием, которое позволило улучить момент для побега.
   Вот и сейчас. Влад Дракула писал об очередном нападении приграничного гарнизона Османской империи на валашские границы. В своем послании, он писал о том, что "...валашский господарь, покорный раб султана, в очередной раз вынужден был покарать Мурад-пашу, который, несмотря на двусторонний договор, осмелился напасть на дружественную султану страну, и, в силу этого, нарушить волю своего господина. Валашский господарь выражает надежду, что его действия предвосхитили желание султана, который, несомненно, поступил бы точно так же с тем подданным, что нарушает прямую волю господина..."
   На самом деле прямая воля господина и заключалась в том, чтобы пощипывать перышки у Валахии, но от прямых приказов Мухаммед воздерживался, предоставляя подчиненным угадывать волю. Договор есть договор. А господарь Валахии строго следил за соблюдением формального договора и не давал спуску его войскам на границах.
   В ответ владыка правоверных выражал согласие с действиями господаря, однако намекал на то, что валашский господарь и сам нарушает условия договора, вот уже два года не выплачивая дани. Негоже так поступать хозяину дружественной страны. А потому, владыка правоверных выражает надежду, что господарь Валахии примет его предложение покрыть задержку выплаты за счет увеличения размера дани. Так же господарю Валахии предписывалось передать представителям султана указанное количество овец и выслать в качестве "живой дани" не триста, как обычно, а пятьсот мальчиков.
   Поклоны, поклоны, поклоны...
   В отместку за уничтожение гарнизона Мурад-паши султан увеличил размер хараджа...
  
   Господарь отложил послание султана, стиснул руками ноющие виски.
   "Рано", - думалось Владу. - "Не время для открытого противостояния. Не сейчас. Лето - слишком выгодное время для ведения боевых действий. Мои люди более привычны к холоду.
   Маневренность армии султана к зиме упадет, вот тогда придет время развернуть крылья".
   Господарь обмакнул перо в чернила и склонился над бумагой
  
   "Мой господин", - писал он, зная, что султан ни на йоту не поверит в искренность этих слов. И правильно сделает. Но нужны были официальные отговорки. - "Сложившееся в моей стране положение не позволяет мне в ближайшее время надолго отлучиться из столицы. А потому я покорнейше прошу владыку Великой Империи предоставить своему всепокорнейшему слуге время для урегулирования внутренних проблем. Заверяю моего господина, что дань собрана и лишь внутренние проблемы, требующие моего неотлучного присутствия в Тырговиште, не позволяют мне осуществить передачу дани моему господину
   Влад, сын Влада, господарь Валахии и Трансильвании".
  
   Перечитав послание, Влад отложил бумагу в сторону, присыпал ее песком и откинулся на спинку кресла.
   Мухаммед не поверит, что все написанное - правда, он поймет, что господарь всего лишь тянет время. Важно было скрыть от него истинную причину - готовящееся нападение на приграничные гарнизоны. Все эти годы Влад укреплял страну, формировал армию и худо-бедно налаживал отношения с соседями. Главной целью этой политики была возможность бросить открытый вызов главному врагу - туркам. Теперь время пришло. Армия, ранее раздробленная, была централизована, и каждый из отрядов теперь подчинялся не боярам, а лично господарю. После пяти лет кропотливой чистки боярского состава, можно было оставить столицу, не опасаясь, что мятежные бояре поднимут смуту. Народ - эта бесформенная, безликая, но грозная сила - не позволит предать господаря, поднявшего Валахию с колен. Матиаш, занятый утверждением собственной власти, желающий получить от папы кусок денежного пирога и осознающий реальную опасность, которую может представлять для него мятежный валашский господарь, в случае, если не получит от короля венгерского поддержки, готов бы эту поддержку оказать. Влад знал, что поддержка Матиаша не будет стоить многого, однако сейчас хватало и того, что Матиаш не станет дышать в спину.
   Итак, время пришло - пора покончить с почтительными поклонами, и открыто бросить вызов османам.
   - Мэрия-та.
   Влад очнулся от своих мыслей. Поднял глаза.
   На пороге стоял вожак Псов, великий армаш - высокий, под два метра, коротко стриженый детина, с гнилыми зубами.
   - Мой господин, на площади все готово.
   Господарь кивнул.
   - Хорошо, Тынэр.
   Воин коротко поклонился и вышел.
   Господарь знал, что показательные суды и казни не дают ослабевать страху перед правителем. Штефан как-то рассказал, что народ в Древнем Риме требовал от императоров "хлеба и зрелищ", и Влад хорошо запомнил сказанное. Правитель может опираться либо на своих высокородных вассалов, либо на народ - две эти силы всегда враждовали между собой, пока не находился третий враг - чужак. Дракон отдал предпочтение первой силе: он пытался купить верность бояр. Старший брат - Мирча - сделал ставку на народ, но не сумел управлять столь могущественной силой. Влад поступил иначе. Силы нынешнего валашского господаря хватило на то, чтобы удержать в руках и бояр и народ. Он знал, что трудно будет только в первое время - пока не появится возможность объединить эти две силы и бросить их на внешнего врага. Но до этого времени нужно было все же сдержать две стихии: боярскую алчность и неуправляемую толпу того, что бояре презрительно называли "народ". Для первых нашлось хорошее оружие - не в пример лучше отцовского. Деньгами нельзя купить повиновение. Страхом можно. Народ же всегда хотел от правителя "хлеба и зрелищ". Новый господарь дал своему народу хлеб и зрелища.
  
   Люди славного Тырговиште уже собрались на площади. Зная о том, что сегодня господарь будет вершить публичный суд, на площадь сбежался весь бедный на развлечения город - от мала до велика. Суды и казни были чем-то сродни ярмарки - веселым народным гуляньем, на котором доводилось видеть господаря.
   Незамужние городские девки, одетые в нарядные платья, стояли кучкой, перемигиваясь с парубками. Бояре с женами и рады были бы пропустить зрелище, которое слишком живо напоминало им о том, что все под богом ходят, но господарь настойчиво выразил желание видеть их на публичных судах. А если господарь настойчиво выражает желание, то лучше это желание исполнить беспрекословно. По толпе сновали торговцы хлебом, вином и сладостями - жадные до зрелища чужих невзгод, люди часто не отказывали себе в удовольствии угостить себя чем-то вкусным. Шумная толпа смеялась, шутила и показывала друг другу на колья, уже установленные на площади. Торговка маслом проталкивалась сквозь толпу, расхваливая товар.
   - А ты не нам масло предлагай, в другом месте товар лучше пойдет, - раздался голос стражника.
   - Да кому ж продавать, голубок?
   - А осужденным нашим.
   - Зачем?
   Стража, знавшая острый язык своего товарища, притихла, ожидая очередной шутки.
   - А вон видишь колья? - кивнул стражник. - Говорят, без масла тяжело идут!
   Слышавшие этот короткий разговор разразились смехом.
   Однако веселый шум на площади прекратился, как только на площади показался конный отряд личной охраны господаря. Воины, облаченные в кольчуги, из-под которых проглядывали подкольчужники и черные рубахи, медленно ехали позади господаря. Псы Дракона успели нагнать страху не только на людей Тырговиште, их знали и в дальних провинциях Валахии. Бесстрашные, отлично обученные воины, они были в равной степени безжалостными, не знавшими человеческого сострадания. Для Псов был один повелитель - господарь, и только его слово было для них словом божьим. Из всех солдат только им было дано неоспоримое право убить любого простолюдина в мирном городе - и за таким поступком не следовало судебного разбирательства. Поначалу боярская оппозиция господаря пыталась подкупить Псов - недовольные господарской политикой, бояре справедливо решили, что никого ближе личной охраны к господарю нет, и легче всего убрать неугодного будет, подкупив его охрану. Справедливо подумали. Не прошло и суток, как заговор мятежников был раскрыт, тела задергались на кольях, а окружение господаря хорошо усвоило, что Псы Дракона верны лишь Дракону. Как и чем удавалось господарю держать их в слепом повиновении оставалось загадкой и поныне. Они следовали за ним по пятам, готовы были защищать повелителя ценой не только своей жизни, но и ценой жизни своих детей, а, допуская ошибку, сами молили господаря о казни. Поговаривали, все больше шепотом и никогда к ночи, что Псы - нечистая сила, вызванная из недр земли для служения Дракону.
   Глядя на темные фигуры, следующие за господарем, люди по привычке вжимались в стены домов - от греха подальше. А ну, как кому-то из Псов померещится нападение на правителя? - Зарубит и не спросит, как звали.
   Сам господарь, ехавший впереди, был одет по польской моде - длинный жупан из черной, мягкой ткани, повязанный широким, шитым тюркским золотом, тканым поясом. Наброшенная сверху летняя делия из темно-зеленого бархата, без рукавов, застегивалась на пятнадцать серебряных пуговиц, однако по летней жаре, господарь расстегнул верхнюю одежду. Других украшений, кроме богато отделанных серебром ножен меча, не было. Правитель Валахии любил роскошь, но не излишества. Еще издали, завидев господаря, толпа радостно зашумела.
   Влад, въехав на площадь, поднял руку в приветственном жесте и улыбнулся. В конце концов, подумалось ему, каково бы ни было настроение правителя, подданные не в ответе за это: они пришли сюда полюбоваться на уверенного в себе грозного, но справедливого господаря. Каким бы ни было положение дел в государстве, толпа должна видеть только успешного правителя - этот урок Влад усвоил еще от отца.
   Подъехав к выставленному в центре площади креслу с высокой, резной спинкой, Влад спрыгнул с Ворона, и занял место на кресле. Тянуть с разбирательством не хотелось - а разобрать нужно было два дела.
   Господарь кивнул головой страже, и те вывели вперед вчерашних скандалистов: старую Раду и Костаса. Женщина и мужчина, побелевшие от страха - утром двери их хат распахнулись, стража ворвалась, не обращая внимания на крики невесток и детей, вытащила их из дома. Так бывало часто - в соседних домах, да и боярские чаша сия не миновала. И каждый раз, когда городская стража выводила арестованных из дому в последний раз. Следовал скорый суд, и тела осужденных украшали колья или головы их - частокол перед въездом в город.
   Толпа примолкла, с интересом наблюдая за судом, зная, чем обычно заканчивались суды правителя. Смакуя чужой час предсмертья, чужую боль, чужой страх - холодное, отстраненное, острое наслаждение. И еще большее наслаждение при мысли, что все это происходит с другим.
   Влад, глядя на помертвевших от страха подсудимых, помолчал, дожидаясь, пока они не покроются липким, холодным потом, со своего места он видел, как тот заблестел на солнце - вначале маленькие едва заметные капли становились больше, пока, наконец, пот струйками не потек по лбам женщины и мужчины. Глаза в глаза - старый, испытанный прием, который еще ни разу не подводил господаря - и вот глаза женщины, а потом и мужчины, остекленели от ужаса - они были готовы даже к казни. Только бы побыстрее.
   - Рада и Костас - верно? - известно ли вам, почему вы стоите сейчас здесь? - голос господаря рассек повисшую в воздухе нить напряжения.
   Баба тяжело повалились правителю в ноги.
   - Мэрия-та! - завыла Рада. - Все он, ирод поганый наклеветал! Не виновата я, хоть перед богом присягну! Не виновата!..
   - Не виновата? - разом пресек вытье женщины Влад. - В чем ты не виновата? Коль вины за собой не чувствуешь, что ж правды просишь?
   Рада поняла, что допустила ошибку и заикнулась, продолжая судорожно всхлипывать.
   - Так как же? - настаивал господарь.
   - Не знаю я, что он тебе наговорил, мэрия-та, только не виновата ни в чем!
   - Стало быть, на себя право берешь вину свою мерить? Право это только господу принадлежит, а ты, видно, плохо закон божий знаешь. Не чтишь его. Хватит. Выслушал я тебя. Что ты скажешь? - обернулся господарь к Костасу.
   Тот, вслед за Радой, бухнулся на колени.
   - Управы на бабу прошу, мэрия-та. Вчерась, стало быть, драку учинила, товар мой разнесла. А еще и других баб подбила...
   - Нехорошо вышло, Костас. Что ж ты, с бабой управиться не можешь, приструнить ее без драки да помощи мужицкой? Или сил мало?
   - Так ведь я, мэрия-та, эта... - замялся мужик, не находясь с ответом. Ведь и верно выходит - с бабой не справился.
   - Вы двое, - кивнул господарь на обвиняемых, - учинили драку на городской площади, а это указом моим запрещено. Волю мою нарушили. Да не признались в том передо мной. Правды у меня просите, а сами правду не говорите - справедливо ли это?
   Господарь замолчал, глядя на осужденных. Те замолчали - стало ясно, что не оправдаться им перед господарем. Внезапно, старая Рада не выдержала и зарыдала, размазывая слезы по щекам.
   - Прости, мэрия-та! Как на духу скажу: виноваты мы, и я, дура старая, виновата: за товар поругалась, да в драку полезла. Обидел меня Костас, наговорил мне всякого, я ж и обозлилась - вот и баб-то подбила. Помилуй, мэрия-та, - дите-то свое младшее как оставлю, малое оно у меня еще, а сноха-то, одна баба, окромя меня в хате, не справится одна!
   Костас помалкивал, глядя на бабу.
   - Ты что скажешь? - обратился господарь к Костасу.
   - Так что сказать - сама во всем призналась. Я ей цену на товар сказал, она сразу в драку и полезла.
   Рада метнула затравленный взгляд на Костаса:
   - Врешь, ирод. Хоть перед господарем-то не осрамись. Пусть люди скажут, мэрия-та - все вот слышали, что ирод мне наговорил. Скажите!
   Толпа молчала. Никто не хотел привлекать к себе внимания господаря. Кто знает - как он посмотрит слово в защиту Рады. Лучше промолчать. Не знать, не помнить, не видеть, а главное - не попадаться на глаза правителю - эти нехитрые правила помогали выжить в Тырговиште. А если кому охота на себя огонь вызывать из-за старой бабы - сам виноват. Оно, конечно, может, и не по-доброму - соседке не помочь, но свой живот дороже. Рада обводила глазами площадь.
   - Люди, ну что ж вы?..
   - Не нужно свидетелей. Знаю я, как дело было, - голос правителя заставил Раду вздрогнуть. - Добро, что призналась. А ты? - снова обратился к Костасу Влад. - Говорил, стало быть, только о ценах?
   - О ценах, мэрия-та, - медленно сглотнул торговец.
   - Ложь.
   Костас что-то хотел добавить, но Влад, резко подняв руку, заставил его замолчать.
   - Вы оба учинили разгром на площади, нарушив мою волю. Вина ваша одинакова. - При этих словах господаря стража подобралась, готовясь немедленно исполнить приказ повелителя. - Ты, Рада, вину свою признала. Просила правды - правду сказала. Ты, - господарь спокойно перевел взгляд на торговца, - лжец. Вину всю на чужие плечи сложить хотел.
   Господарь перевел взгляд на стражников, коротко кивнул головой, и те, привыкшие понимать хозяина с полуслова, схватили торговца за плечи и потащили его к месту казни - к краю площади, где были приготовлены колья. Хриплый крик торговца, разрывающий легкие, отчаянный, пронесся над толпой. Люди на площади вытянули шеи, приподнимаясь на носках повыше, чтобы разглядеть все подробности казни. Уже немолодая женщина посадила не шею ребенка, жующего кусок хлеба, засахаренного в меду. Мальчишка тут же забыл о лакомстве, круглыми от любопытства глазами наблюдая за казнью.
   Палач, повинуясь знаку господаря, выбрал один из кольев с заостренным концом и кивнул подручным. Те бросили торговца на землю, сдернув перед этим одежду. Звук рвущейся такни особенно отчетливо прозвучал в мертвой тишине. Так же отчетливо, перекрывая хриплый, надрывный крик обреченного. Подручные палача заставили его встать на колени и пригнуться к земле, выставив зад. Один из подручных уселся на плечи осужденного, второй набросил на голову веревку и затянул покрепче, не давая пошевелиться. Чуть обреченный пытался отстраниться, веревка затягивалась, перекрывая доступ воздуху. И все-таки, во всей ясности, в предсмертном ослепляющем осознании происходящего, он рванулся, стараясь покрепче затянуть узел на шее, рванулся с хрипом, пытаясь приблизить смерть. Или сейчас - или предстоят несколько дней страшной, разрывающей внутренности боли. Однако подручные не позволили веревке затянуться на шее осужденного. Прозвучали удары молотка, забивающего кол. При первом ударе толпа возбужденно выдохнула - в унисон с уже нечеловеческим, срывающимся криком казнимого.
   Влад, подперев щеку рукой, откинувшись на спинку кресла, спокойно наблюдал за казнью.
   Кол с торговцем подняли.
   В глазах казненного, который еще несколько минут назад стоял рядом с живыми, не было уже ничего человеческого. Воздуха на крик уже не осталось в легких, дикий крик разорвал голосовые связки, и теперь, повисший на коле, он мог только хрипеть от боли, харкая кровью.
   Господарь перевел взгляд к Раде. Женщина стояла на коленях, глядя на господаря мертвым взглядом. Она уже не видела живых, спиной чувствуя холодное дыхание Грани.
   - Ты, - кивнул ей Влад. - Что еще хочешь сказать?
   - Воля твоя на все, мэрия-та. Только мучится страшно...
   Господарь усмехнулся.
   - Хорошо, что волю мою признаешь. А вот смирению тебе поучиться надобно. Вот и научат тебя в монастыре, в Хуморе - мать-настоятельница, знаю, святая женщина.
   Женщина в первый момент не поняла, что ей сказали. Все такими же остекленевшими глазами смотрела на господаря. Когда смысл сказанного дошел до сознания, она бросилась на землю всем телом, обнимая ноги правителя, покрывая их поцелуями, бормоча молитвы, вперемешку с надрывными всхлипами.
   - Благодетель, батюшка, защитник ты наш, милосердный... Пошли Господь тебе здравствовать, и детям твоим, роду твоему править над нами... Господарь, хранитель ты наш, благодетель...
   Стража подняла ее, отводя ее в сторону. Стоящие на площади женщины, только что спокойно смотревшие на казнь, вытирали передниками проступившие на глазах слезы.
   Господарь обернулся к стоящему впереди стражи городскому приставу.
   - Подойди.
   Дородный мужик, лет сорока, не чуя ничего плохого, выдвинулся вперед и склонился перед господарем.
   - Слышал я, что вчера тебя на площади не было?
   - Как не быть, мэрия-та? Появился сразу же, как драка началась.
   - Вот оно как... Приказ был - дежурить на площади. - Влад устало потер лоб. - На кол его.
   Процедура повторилась, только на сей раз люди на площади следили за казнью с куда большим азартом. Пристава не любили в Тырговиште: уж больно местом злоупотреблял. Как пойдет по рядам - житья торговкам нет. Давно пожаловаться на пристава хотели, только вот до господаря-то как доберешься? А вот как получилось - сам пожаловал, да без прошений так сразу и на кол пристава. Снова хриплый, разрывающий воздух крик взвился над крышами домов. Здесь, в столице, такие звуки были не редкостью, то тут, то там можно было наткнуться на трупы посаженных на кол горожан, бояр, воинов, стражников... разной степени свежести. Когда те совсем высыхали, их снимали, освобождая место для новых жертв.
   Кровью и страхом пропиталась земля в Тырговиште. Страхом засевались души, на крови восходили зерна ненависти. Медленно, робко пробивались ростки, прячась от любопытных глаз.
   - Михал, - окликнул Влад молодого, невысокого, крепко сложенного стражника.
   Тот подошел, спокойно поклонившись господарю. Только побелевшие сжатые губы выдали охвативший его страх.
   - Место его займешь, - Влад кивнул на сведенное судорогой тело того, кто еще несколько минут назад был приставом Тырговиште, - И службу свою исправно исполняй.
   Михал бросил еще один взгляд на кол с телом своего предшественника. Новоиспеченному приставу подумалось, что при таких условиях назначения на должность кто угодно будет рад службу нести исправно. Отказаться от высокой чести было бы куда большим счастьем, чем получить ее.
   - Благодарствую, мэрия-та.
   Снова поклонившись правителю, он занял свое место.
   Влад, явно скучавший во время казни, выпрямился в кресле и обвел взглядом толпу.
   - Кто еще жалобы ко мне имеет?
   Люди пожимали плечами. Глядя на своего господаря, многие из тех, кто неоднократно грозил нажаловаться "батюшке" на своих врагов, решили, что дешевле будет дело меж собой разрешить.
   Господарь молча ожидал. Он знал, какое впечатление наперво производит его обращение. Сейчас сыщется кто-то.
   - Господарь, выслушай.
   Влад усмехнулся.
   Вперед выдвинулся дородный седой мужик, по одежде явно купец. Снял шапку, поклонился в пояс.
   - Кто таков? - прищурился Влад.
   - Купец я новгородский. Андрей Владимирович, из Елчановских.
   - Что за жалоба у тебя?
   - Я, стало быть, с товаром в Венгрию еду, от новгородской гильдии. Уже не первый год товар через Тырговиште вожу, всегда у Матея останавливаюсь. Слышал я, господарь, что в твоей земле народ честный, и до сей поры все ладом было. Оставил я, как водится возы свои во дворе, с товаром да с кошелем - уж, поди, не первый раз так делаю. А утром выхожу, поклажу проверить: а кошеля моего и нет. Знаю, господарь, в земле твоей не водилось такого, чтоб воровали. Тому и оставил товар с мошной. А поди ж ты - украли. Прошу тебя - найди вора. - Купец еще раз поклонился господарю в землю и замер, ожидая ответа.
   Влад внимательно изучал Андрея. Посмотреть на других купцов - красные прожилки на щеках и носах которых говорили об уважении купеческой братии к первачу - так не похож, кожа светлая, чистая. Глаза - серые, ясные. Такие купцы всем любы - и девкам, и молодицам, и бабам старым. Да и с мужиками столковаться могут. Коль надо будет, и кулаки в ход пустит - рука у новгородца знатная была.
   - Матей подтвердит слова твои?
   - А то, господарь. А ну, подь сюды, кум! - окликнул он кого-то.
   На зов купца выдвинулся худощавый, похожий на высохшую рыбу, Матей - первый на Тырговиште купец оружием, тканями и благовониями. Влад хорошо знал Матея: купец честный был, товар всегда хороший возил, да и за словом в карман не лез. Когда Влад прижал трансильванских купцов, дело Матея стало идти в гору. Пользуясь особыми привилегиями и называя Влада не иначе, как батюшкой-благодетелем, Матей никогда не злоупотреблял доверием господаря, знал, что в противном случае Влад и для него кол найдет.
   - Что скажешь, Матей?
   - Правду Андрей сказал. Ко мне вчера приехал, товар, как водится, оставил. А на утро - кошеля нет. Отродясь такого не было, батюшка. Уж я дом весь свой обыскал - думал, может, кто из прислуги на руку нечист оказался. Так нет. Не нашли. Не иначе, как со стороны вор забрался. Вот уж думали к тебе сами идти.
   Откинувшись на спинку кресла, Влад подпер подбородок рукой и задумался. Размышления господаря продлились недолго - спустя полминуты в глазах сверкнул нехороший огонек.
   - Добро, Андрей. Завтра ко мне на ужин приходи. Деньги свои назад получишь. Найду вора. Да и народ славного Тырговиште мне в том поможет, - Влад бросил взгляд на притихших людей. - Если вор здесь есть, пусть вперед выйдет.
   Люди попятились, спинами ощущая недоброе. Господарь вновь окинул толпу тяжелым взглядом.
   - Еще раз вам говорю: если вор здесь - пусть вперед выйдет. Нет? Добро. Михал, - окликнул господарь нового пристава. - Любого из них - ко мне.
   Пристав бросил взгляд на господаря. Быстро оценив обстановку, он понял, чего Влад ждет от него. Догадываясь, что станет с человеком, на кого падет его выбор, Михал в мгновенье ока принял решение и подошел к жене городского старосты. Женщина - уже немолодая, но все еще красивая, побелела, как полотно. Поклонившись правителю, Михал вытолкнул ее вперед под пронесшийся над площадью общий вздох. Побледнел даже новгородский купец, он уже открыл рот сказать что-то, но Матей, пихнув его под бок локтем, заставил замолчать.
   Стража привычными движениями скрутила женщине руки за спиной и уже собралась разорвать на ней одежду...
   - Стой, мэрия-та!
   Влад поднял руку, остановив стражу и обернулся к говорившему.
   Городской староста протолкался вперед и, сбиваясь на ходу, упал в ноги господарю.
   - Постой, батюшка! Чем баба виновата? Дай нам срок до завтра - отыщем вора. Как перед господом, перед тобой присягаю - отыщем! - стоя на коленях, истово крестился мужик.
   - Добро, - ответил господарь, вглядываясь в глаза старосты: страх был сильнее, не давая воли вырваться отчаянному порыву ненависти. - Жена твоя у меня до завтра будет. Если завтра к утру вор не будет найден, то сидеть тебе рядом с женой на колу. Если же вора не найдут к вечеру, то еще десять женщин, старше пятнадцати, за старостовой женой пойдут. Коли и к ночи не найдете - еще десятку на колу сидеть. Поняли меня, или повторить?
   Люди медленно отступали подальше от кресла. Зная своего господаря, они не сомневались в том, что он выполнит свою угрозу, ибо Влад Дракула, как и отец его, слов на ветер не бросал.
   С его приходом жизнь стала не в пример лучше той, что была при Дэнешти, бывшем господаре. Цены на базарах теперь не заламывали, бояре нынче народ не грабили, молоко стало дешевле воды, да и мальчишек при нем туркам в дань отдавать перестали. Только тяжелой ценой платить приходилось - ценой жизни. Суровые дела творил нынешний правитель. Люди смотрели на него, как на охраняющее их жизни зло. С радостью они вернули бы времена Влада Дракула, но он лежал в могиле уже много лет, а его сын шагнул куда дальше своего отца.
   Староста поднялся с колен, все так же кланяясь, отступил.
   - Добро, - еще раз повторил господарь и встал. Уже направляясь к лошади, он развернулся к новгородцу. - Андрей, завтра я жду тебя к ужину. Подходи к вечеру - слышал?- народ мой деньги тебе вернет.
   Одним движением вскочив на Ворона, господарь кивнул Псам, простоявшим, словно мертвые, все это время за креслом, и через несколько минут на площади остались только горожане да стража.
   Люди переглядывались меж собой, пытаясь совладать со странным чувством злости, смешанной со страхом...
  
  
   ***
   Обычный ужин, не более того: всего лишь приближенные бояре, кое-какие гости, да сам господарь, по обычаю восседавший во главе стола.
   Откинувшись на спинку кресла, Влад молча наблюдал за боярами. На сей раз, за ужином не было никого из партии, противостоящей господарской власти. Тедош, в последнее время возвысившийся при господаре, как умелый посол, развлекал гостей рассказами о нынешних обычаях венгерского двора, откуда только что вернулся.
   Влад был рад, что кто-то взял на себя заботу о том, чтобы развлекать гостей за столом. Вопреки рассказам о мрачных господарских вечерях, протекающих в гнетущем молчании под тяжелым взглядом правителя, Влад прекрасно помнил правила приличия. Что бы там ни говорили, но если намечался обычный ужин, то он умел поддержать беседу и не допускал, чтобы его гости и приближенные скучали. Странные люди, думалось Владу, малый страх и боль помнят больше и дольше, чем большие радость и веселье. Впрочем, это и к лучшему. Некогда отец сказал ему: "Жадность - сильнее любой армии", но за время своего правления Влад понял, что есть то, что сильнее жадности.
   Страх.
   Пока люди боятся, они не посмеют ударить в спину. А ведь именно так - предательством и ударами в спину - здесь, в Валахии, было принято расправляться с неугодными господарями. Часто, слишком часто, предательство открывало пути османам - все дальше и дальше на север. Но пока страх мертвой хваткой держал за глотки людей Валахии, а это значило, что хотя бы в своей стране пока нечего было опасаться.
   Владу вдруг вспомнился его разговор с Штефаном...
  
   Пять лет назад, когда Штефану нужна была помощь против Петру Арона, господарь Валахии не забыл своего друга, отец которого некогда дал ему убежище. Пятитысячное войско Влад сам довел до границы, где и передал под командование Штефана. Спустя год, когда трон Молдовы был отвоеван у дяди Штефана, они снова встретились. Уже тогда стало ясно, что Штефан правитель совсем иного склада, чем Влад. Вместо того чтобы казнить бояр, бывших в чести у его дяди, как поступил бы любой умный господарь, домнул Штефан ограничился тем, что свел их власть к минимуму. Лишь сорок бояр, открыто выступивших против его власти, казнил правитель Молдовы.
   Влад терпеливо объяснял своему другу, что те, кто не показывает своих клыков до поры до времени, вовсе не беззубы.
   - Ты пойми, - втолковывал Влад, - Те, кто подчинился тебе сейчас, всего лишь ждут удобного момента. Они помнят твоего дядюшку, который, к слову сказать, еще жив. Найди причину для казни бояр, что служили ему, после чего устрани Петру Арона - или ты не сможешь спокойно править!
   Штефан тогда в ответ только покачал головой.
   - Хороший ты воин, Влад. Только политик из тебя никакой.
   - Это еще почему? - фыркнул валашский господарь.
   - Нельзя долго править, основываясь только на страхе. Люди привыкают ко всему - даже к страху. Для того чтобы постоянно заставлять их пребывать в этом состоянии, ты будешь все усиливать и усиливать свою линию, доводя испуг до страха, страх - до ужаса. Рано или поздно твои бояре и холопы поймут, то ужасный конец лучше бесконечного ужаса.
   - Словоблудие, Штефан.
   - Нет, друг мой. Рано или поздно ты нарвешься на то, что забитые тобой собаки тяпнут тебя же за...
   - Не нужно уточнять! - рассмеялся Влад. - Штефан, мой отец сделал ставку на жадность, брат - по младости лет, поверил в преданность холопов. А те - что дворовые псы: кто им кусок больше кинет, да пнет сильнее, к тому и ластиться будут. Штефан, ты помнишь, во что превратилась Валахия за годы правления Денешти? Нельзя мне было иначе. Не время сейчас для мирного правления.
   Штефан задумчиво улыбнулся.
   - Политика террора затягивает, Влад. Даже если ты захочешь, ты уже не сможешь остановиться.
   - Мудреные латинские слова, - хмыкнул Влад.
   - Ты знаешь, что это означает, не хуже меня. Я говорю серьезно, Влад.
   - И я серьезно: сейчас, когда Валахию пытаются растащить на куски Османия и Венгрия, да еще и свои же пытаются урвать ломоть побольше, я не могу поступать иначе. И останавливаться я не собираюсь, - Влад стукнул кулаком по ладони. - Ни Матиаш, ни Мухаммед, ни мои же собственные бояре не примут иной политики, посчитав ее трусостью и слабостью.
   - Силу не всегда нужно выставлять напоказ. Страх - это не метод демонстрации собственного могущества. Юлий Цезарь тоже был могущественным правителем и сильным воином.
   - Ну, друг мой, до могущества Юлия Цезаря мне далеко - он отвоевывал новые земли для своей короны. Я пытаюсь защитить свою. Он создавал империю, а я господарь небольшого куска земли. Когда ты живешь, зная, что никто не посягнет на твои земли, может и можно позволить себе быть милосердным правителем. В моем случае - нет.
   Подняв вверх руки, словно останавливая монолог друга, Штефан улыбнулся:
   - Представь себе - просто представь - что Османская Империя больше не угрожает христианскому миру Что ты будешь делать дальше?
   - Просто представить? Штефан, к чему ты клонишь? - подозрительно сощурился Влад.
   - Считай, что это игра.
   - Не время сейчас для игр... Ну, хорошо. Если бы османы окончательно захлебнулись в своей же крови, я бы вплотную занялся Трансильванией. Мне не нужно государство в государстве.
   - Положим, что и это бы тебе удалось. Дальше?
   - Слишком хорошо, чтобы быть правдой... Ну, что ж, если уж мечтать, так мечтать на широкую руку. Я постарался бы объединить Валахию и Молдову. Вместе мы могли бы противостоять и Польше и Венгрии.
   - Интересно, Влад... И под чьей же рукой ты бы попытался объединить наши государства? - усмехнулся Штефан. - Зная тебя, слабо верится, что ты бы уступил эту почетную обязанность мне.
   - Это уже не столь важно.
   - Ну-ну... Хорошо, предположим, что я совершил немыслимое и передал бы тебе свою страну. Дальше?
   - Война с Венгрией силами Польши. А потом...
   - А потом тебе станет тесно на территории того государства, которое, по возможности, ты бы создал и ты станешь искать все больше и больше. И рано или поздно ты создал бы свою Османскую Империю. Ты не тот человек, который придерживается Богом данных границ. Прости, друг, но по натуре ты такой же захватчик, как османы или Темучин. И это будет империя страха, потому что, ступив на этот путь, свернуть уже нельзя. Влад, помяни мои слова: рано или поздно твое же оружие обратится против тебя самого...
   Н том они тогда и закончили. Штефан вернулся в Молдову, Влад - в Валахию. С тех пор он не виделся с другом - уже несколько лет...
  
   Господарь тряхнул головой, возвращаясь с троп памяти.
   Штефан был прав...
   Влад вдруг поймал себя на мысли, что думает об этом без неприязни. Как там пелось в одной старой песне? - "Нам нужен мир... И по возможности - весь!" Империя, выросшая из небольшого государства - разве не так начинали Македонский и Тимур-Ленг, разве не так начинали османы? Они создали империи сильные, смертельные, пропитанные осознанием людской ответственности за землю, на которой живешь - ее были готовы защищать и умножать ценой собственных жизней. А здесь? - Все так и норовят отсидеться где подальше, пока османская гроза пройдет стороной. Здесь были готовы продать захватчикам Землю-За-Лесами по дешевке. Волки, и те рвут глотки собакам, посягнувшим на территорию.
   Он знал, что народ боится его, бояре - ненавидят.
   "Вы", - обводил он взглядом гостей, даже не стараясь подавить в себе разгорающееся презрение, - "Трясетесь за себя, как девки на сеновале. Вы готовы продаваться всем, кто подороже заплатит. Вы готовы променять землю и веру, стоит только поманить вас папскими монетами. Ты говорил, Штефан, что можно править по-другому? - Посмотри на них! С ними - по-другому?.."
   Глаза господаря сузились - темный огонь разгорался в зрачках.
   "Ты был прав, Штефан, друг мой. Во всем прав: я убрал бы с дороги любого, и тебя, если бы ты встал на моем пути. А террор... Ты смог бы управлять по-другому? Кто смог бы? Отец и брат пробовали - ты знаешь, что с ними сейчас. (ти знаєш, що з ними зараз? J) Ты говорил, что мое оружие обернется против меня же? Да я скорее черта в задницу расцелую, чем позволю им переиграть меня! А если уж моей судьбой станет судьба моего отца - мой сын получит сильную страну"
   Влад провел рукой по волосам, отгоняя неприятные мысли. В конце концов, господари рождаются и погибают, кто-то раньше, кто-то позже - он сам предпочел бы позже - а Земля-За-Лесами будет жить, и переживет всех - османов, венгров, своих и чужих захватчиков. Крыло Карпатского Дракона всегда будет над этой землей.
  
   ...Крыло Карпатского Дракона...
  
   "Где я слышал это? Что-то о Драконе, о Крыльях... О двух Крыльях... Загадки. Загадки во тьме... "
   Внезапно холодная дрожь прошла по телу господаря - кто-то неслышным шагом прошел рядом, коснувшись щеки рукой, показавшейся холоднее зимнего ветра.
   Что-то было сказано о смерти... Кем сказано? Что?
   Почему так не по себе?..
   "Драчь!", - мысленно ругнулся господарь и точно обозначил адрес, по которому следовало пойти этим всем внутренним ощущениям, прихватив для компании мысли подобного рода. Ощущения и мысли привыкли слушать своего хозяина, а потому незамедлительно покинули уставшую голову господаря и отправились в указанном направлении.
   Влад залпом осушил кубок вина и огляделся вокруг.
   Тедош продолжал развлекать гостей. Раду с интересом прислушивался к речам посла и изредка отпускал скабрезные шуточки, на диво благосклонно принимавшиеся дамами.
   "Красавчик Раду", - хмыкнул господарь, оглядывая брата.
   Женская половина поедала младшего изголодавшимися глазами - и было за что. Младший брат господаря характером удался в отца: спокойный, веселый, пылкий - а что еще нужно женщине? Красив - в покойную матушку. Глядя на повзрослевшего брата, Влад иногда вспоминал глаза матери: черные, жгучие, со сверкающими, золотыми искрами в глубине - такими глазами часто наделяли Марию Магдалину на полотнах. Еще с детства звуки голоса, смеха...
  
   "Влад, где Раду?.. Я просила не оставлять его одного..."
  
   Серебристым эхом - голос...
  
   "Влад, смотри - это папоротник. Осторожнее - вилы не любят, когда рвешь папоротник без надобности, нажалуются водянику, потом бед не оберешься...
   Тише...
   Смотри, слушай...
   Кто прядет полотно ночной тишины, и кто расшивает его бисером шорохов в Стране-За-Лесами?
   Кто хранит сон папоротника, кто поднимает стебли травы на рассвете и волну в лесном озере?
   О, Влад, они все еще здесь.
   Что им - силам земли и ветра - род людской? Только смотри - смотри внимательно, осторожно - они все еще здесь, они рядом. Смотри внимательно... Не спугни... Видишь... Рука мелькнула в сплетении ивовых веток? - Это вила сплела качели, видишь, как резвится в полнолуние!
   Слушай - там смех, серебром рассыпался по траве. "...Пакуль жито красуе на житней, русалки у жите ходять..." До Русальей недели далеко, а как расходились!
   Слушай, сын Земли-За-Лесами...
   Смотри, сын Земли-За-Лесами..."
  
   Мать умерла в монастыре, не дождавшись возвращения сыновей из Османии, а он узнал о ее смерти спустя несколько месяцев. Говорили - ушла тихо, не встретив рассвета. Похоронили рядом с монастырем. Монашки показали могилу тогда еще юному господарю и его малолетнему брату. Слезы в первый и последний раз в жизни текли по щекам...
   Сейчас на месте ее могилы - богатый склеп, а рядом - недавно возведенный Храм Воскресения.
   Голоса...
  
   ...Ой, мамочка-мама,
   Что же мне так странно?
   Отчего мне сердце
   Железом сковало?
   Ой, мамочка-мама,
   Где мои руки?
   Где мои крылья?
   Что со мной было?..
  
   ... Ой, мамочка-мама,
   Что же мне так странно?
   Почему я вижу
   Даже то, что скрыто?
   В море - вижу камни,
   В цвете - вижу семя,
   Только тебя я, родную,
   Не вижу...
  
   "Да, что ж это такое? На погосте веселее... Ну, хватит", - приказал себе господарь. - "Эти еще, стонут, точно по покойнику..."
   Влад обернулся вглубь зала, где женские голоса перекликались, вплетая слова в старую протяжную песню, кивнул головой, приказывая замолчать:
   - На поминках вы? Кого хороните? Волки в лесу, и те веселее воют. Хватит стонать, словно по покойнику. А то накличете на свою голову, не ровен час.
   Дамы резко оборвали пение, недоуменно глядя на господаря. Что ему не понравилось? - Не раз эту песню пели, ни слова не говорил, а сейчас, словно вожжа под плащ попала. Тедош переглянулся с Раду, оба почувствовали недовольство господаря. Тедош направился к женщинам и стал рядом, как бы невзначай попадаясь на глаза Владу.
   - Ты что взбеленился? - тихо бросил Раду. - Ну, чем тебе снова не угодили? Поют, так пусть поют.
   Влад, не терпевший возражений, многообещающе посмотрел на Раду.
   - Мэрия-та! - назревающий неприятный разговор, к вящему удовольствию обеих сторон, был прерван появившемся в зале начальником стражи. - Там купец, Андреем назвался. Сказал, ты звал его.
   Влад кивнул:
   - Зови его сюда. Раду, - наклонился он к брату, - еще одна такая выходка, и я тебя высеку. Своими руками. Ясно?
   - Следующий раз и поговорим, - буркнул Раду.
   Господарь провел рукой по волосам, понимая, что был несправедлив. Так что делать, если песня, как плетью по сердцу. Не время сейчас слезы по умершим лить.
   В зале постепенно нарастал обычный гул - придворные поняли, что вспышка недовольства господаря грозой не разразится.
   Влад кивнул брату:
   - Ладно, меньшой. Убедил.
   Раду удивленно взглянул на брата и негромко ответил:
   - Влад, лихорадки нет? Не отравился?
   - Что?
   - Ты меня правым признал? Головой не повредился? - заботливо спросил Раду. Глаза брата господаря смеялись.
   - Да иди ты, меньшой! - рассмеялся Влад вслед за Раду. - Коль кто из нас лихорадкой и болен, так не я: только лихорадка у тебя любовного свойства. Поглядеть любо: как увидишь юбку неопробованную, так и горишь весь, слюна капает, глаза бешенные делаются...
   - Ну, я за двоих стараюсь, брат. Ты, видно, по обету целибат соблюдаешь.
   Братья рассмеялись.
   - Ну что, Раду, купец-то наш на честность свою уповал, так? Вот и проверим, как оно дело обстоит с чистотой намерений.
   - Вора нашел?
   - На колу уже. На рассвете притащили.
   - А что собираешься с купцом делать?
   - Прежде всего - вернуть пропажу. - Влад бросил на стол кошель. - А там - посмотрим.
   - Влад, что ты задумал?
   - Я же сказал - увидишь.
   Двери зала распахнулись, пропуская купца. Стража посторонилась, не препятствуя ему подойти к столу господаря. Тем более, что сам господарь поманил рукой Андрея. Подойдя к столу, купец поклонился в пояс и, по обычаю, снял шапку.
   - Здрав будь, господарь.
   - Здрав будь, Андрей. Нашли твою пропажу.
   С этими словами Влад кивнул на стол, на котором лежал кошель с деньгами.
   - Возьми, купец, да пересчитай, все ли правильно.
   По губам купца расплылась улыбка.
   По губам господаря - тоже.
   - Пересчитай, Андрей, - широкий жест рукой. - Все ли дукаты на месте? Ничего не украдено?.. И будь гостем на моем ужине - садись, где свободное место видишь.
   - Благодарствую, господарь. - Еще один поясной поклон.
   Андрей подошел к ближайшему свободному месту. Первым делом, по обычаю перекрестившись, он опрокинул кубок во здравие господаря, после чего, с исключительно купеческим проворством взялся пересчитывать монеты.
   - Влад, - Раду уже начал догадываться. - Ты же знаешь о том, что из кошеля ничего не было взято.
   - Да. В кошеле было 160 дукатов. Но он не знает о том, что я знаю.
   - Влад. Там сейчас больше, чем было изначально.
   Медленный кивок головой в ответ:
   - Да.
   - Испытание на честность?
   - Да. Когда-то отец говорил, что жадность сильнее любой армии. Сейчас посмотрим, может ли страх пересилить жадность.
   - Зачем тебе это?
   - Хочу проверить одно измышление.
   - Влад...
   - Что?
   - Ничего... - вздохнул Раду.
   То, что происходило в последнее время, не нравилось ему все больше - старший брат, получив в свои руки абсолютную власть на своей территории, изменялся день ото дня. Зачем он продолжает давить своей волей на волю других? Ведь воля - как тетива: чем сильнее натянешь, тем сильнее ударит. Зачем сейчас, в относительно мирное время, испытывать судьбу и играть с огнем общей воли? Но говорить об этом брату - в этом было не больше смысла, чем стучать горохом о стену. Влад в последнее время не слышал его. Он не слышал никого.
   Где-то в глубине души у Раду теплилось ощущение, что Влад с каждым днем становится все более одинок. Он был ему братом, за спиной Влада стояли верные Псы, горстка сторонников, преданных ему по зову сердца, но не по необходимости. Но что-то засасывало душу брата в голодную, бездонную пасть одиночества.
   Чего ему не хватало? Женщины? - Он не доверял им дольше одной ночи. Друзья? - Только пока совпадают цели...
   Глядя на суровое лицо брата, сведенные к переносице брови, улыбку - на губах, ледяное пламя - в глазах, Раду внезапно понял, чего лишен брат.
   Ему не хватало огня, который горит только для него одного, который мог бы растопить лед памяти, научить прощать и понимать. Мятежной, огненной душе Влада не хватало ласковой, прохладной руки, которая могла бы унять пламя в сердце Влада, пламя, которое рано или поздно может сжечь его дотла.
   "Не мне жениться нужно, братец", - подумалось Раду. - "Это тебе впору добрую жену в дом вводить. А не то сгоришь на собственном же костре..."
   Вздохнув еще раз, Раду отставил кубок в сторону. Походя, подмигнул молодой боярыне и стал наблюдать за купцом.
   Тот ловко пересчитал деньги. Опрокинул еще один кубок настойки, вытер усы и встал из-за стола.
   Влад незаметно подобрался, не отрываясь, следя за реакцией купца.
   - Господарь?
   - Я слушаю тебя, Андрей, - спокойно отозвался Влад.
   - Спасибо, что пропажу отыскал. Тут, почитай, вся моя казна, что я с собой в Венгрию вез.
   - Все ли так?
   Андрей коротко глянул в глаза господарю. Еще вчера он понял, что с этим человеком шутить все равно, что играть с сытой змеей: после кормежки она сонная, да кто ж знает, что в голову взбредет? Сейчас глаза господаря Валахии напоминали Андрею глаза готовой к броску заморской змеи, что однажды он видел в Венгрии - коброй называли.
   Купец точно помнил, что в кошеле было сто шестьдесят дукатов.
   - Господарь, - усмехнулся в бороду Андрей. - О твоей стране я слышал много. Говорят, справедлив хозяин, честны люди. Ну, скажу тебе так: сегодня видел я диво честности. Вор не только вернул все до дуката, но и свой положил. Верно, извиниться хотел. Может и так, только мне чужого не нужно. Возьми лишний дукат, да отдай его человеку, что с кошелем моим похозяйничал. А тебе, господарь - поклон низкий да благодарность моя.
   Влад коротко переглянулся с братом.
   "Ну что, проверил? Страх сильнее жадности? Он не боится тебя, Влад", - мелькнуло в глазах Раду.
   Влад кивнул брату, мол, потом поговорим, и обернулся к Андрею. Широко улыбнулся.
   - Я положил лишний дукат в твой кошель. Вижу, ты человек честный - не только на словах. Молодец, выдержал испытание. Ответил бы по-другому - быть бы тебе рядом с вором. Уже и кол заготовили.
   - На все воля твоя, господарь. Ты в своей земле хозяин, я - твой гость и слуга.
   Влад кивнул головой и на этот раз рассмеялся во весь голос.
   - Хорошо у тебя язык подвешен, купец. Ты у Матея в учениках ходил, али он у тебя?
   - Хорошим купцом без хорошо подвешенного языка не быть, господарь.
   - Так что ты Венгрию вез, а Андрей?
   - Оружие. Ткани. Благовония турецкие.
   - Вот что эти собаки умеют делать, так это благовония... Хочу тебя за честность наградить, Андрей, потому что вижу - ты меня не боишься, но место свое знаешь.
   Влад бросил на стол кошель с золотыми монетами. Купец поклонился и принял дар господаря, еще раз улыбнувшись. Не гонись за малым, получишь большое - не раз любил говаривать его дед, многому научивший Андрея.
   - Привози свои товары завтра ко мне. Мыслю я так, что дамы наши будут рады шелкам, а бояре мои не побрезгуют оружием. Заплатят щедро.
   - Благодарствую, господарь.
   - Посмотрю, если хороший товар у тебя, будешь ко мне возить. Согласен?..
   - Да, господарь, - поклонился в пояс купец. - Я к осени с новым обозом идти буду...
  
   Глава 3.
  
   Когда разбудит чащу рог,
   И в ножнах запоет клинок,
   И новым битвам грянет срок,
   Приди ко мне...
   Когда восход моей звезды
   Окрасит небо золотым,
   Когда растает ночь, как дым,
   Приди ко мне...
   Приди ко мне...
   Через тьму и мрак с востока
   Приди ко мне,
   Через сотню лиг, через пропасть лет
   Приди ко мне...
  
   Белег Мориквенди
  
   Зима, 1461 год.
   ... Осень кружила серебро паутины в холодном золотом дожде ветра. Осень ослепляла синевой холодного неба. Осень кровавым дождем осыпалась на землю. Туманы змеями спускались с гор, обнимая умирающую землю. Звезды опадали с неба - стремительным осенним звездопадом, звезды падали в туман, расцветая не ко времени цветами папоротника.
   Осень властной рукой срывала покровы с теплой земли, осень смеялась дождями, осень кружилась в безумной пляске с холодами...
   Зимний холод крался по засыпающим лощинам, сковывая руки земли хрустальными ледяными цепями. Клинки поздних трав еще пытались срубить оковы с тела земли, но холод смеялся. Льды, снежный ветер, голодный волчий вой, словно дикие псы, бежали по пятам холода...
  
   Сквозь туманные долины сна - чей голос?
   Избранники...
  
   Да быть тебе для меня крылом в Полете, сквозь время и безвременье, да быть тебе моим спутником на дорогах Грани, да будет у нас с тобой одно сердце на двоих, одна воля на двоих, одна душа на двоих. И да будут открыты двери дома, что ждет нас в конце пути...
  
   ...Избранники.
   Сквозь туманные долины сна - чей голос?
  
   - Амаль? Ты здесь?
   - Рауль? - черные глаза блеснули навстречу голосу. - Что случилось?
   - Я ищу тебя по всему замку.
   - Что-то случилось?
   Рауль поплотнее закутался в теплый плащ - он знал, что вампиры не чувствуют холода, но человеческие привычки иногда сильнее законов бытия. Рауль и раньше ощущал, что с Амалем происходит что-то странное. В последнее время младший из Дома все чаще пропадал, чтобы побродить в одиночку, глаза подергивались поволокой, когда тот смотрел на Хозяев или на него с Мишелем.
   - Что происходит, Амаль? Что с тобой происходит в последнее время? - Рауль опустился на холодный камень крепостной стены рядом со своим младшим братом по Хозяину.
   Голос Рауля проникал в самое сердце. Внутренним взглядом, открывшимся однажды в год слепоты, юный вампир видел дальше и глубже самого дна души.
   Амаль покачал головой, пытаясь избавиться от навязчивых, нечетких мыслей.
   - Я не знаю, Рауль. Я стал одиноким среди своей семьи. Дом по-прежнему наш Дом, но...
   - ...но для кого-то он роднее, чем для тебя, и это ощущение - как холод, проникающей, сквозь щели в стене?
   - Да. Ты и Мишель...
   - Мессир Жиль и мессир Этьен?
   - Да.
   Птенцы, дух от духа, кровь от крови своих Хозяев, понимали друг друга по началу фразы.
   - Ночи стали холодными. Здесь в Карпатах гораздо холоднее, чем у нас.
   - За все эти годы ты так и не привык к холодным зимам?
   - Рауль...
   - Да?
   - Я... Не понимаю, что со мной происходит.
   - Ты не чувствуешь тех нитей, что связывают меня и Мишеля, наших Хозяев.
   - Это одиночество?
   - Ты чувствуешь себя одиноким?
   - Нет... Не знаю.
   - "...Просите с Любовию - и дано вам будет, стучите сердечно - и откроют вам, ищите со Светом душевным - и обрящете в Духе..."
   - Так говорит ваш Бог?
   - Наши Боги давно ушли, Амалек. Но Тот, Кто пришел - Он не ваш и не наш. Он Един. Да, Он говорит так.
   - Просить любовью, стучать сердцем, искать в Свете?
   - Можно и так сказать...
   - Теплые слова.
   - Да.
   - Иногда я слышу голос. Я не знаю, кому он принадлежит. Спокойный, глубокий голос - он словно зовет... Там, в Приграничье, я слышу его.
   - Однажды такой голос позвал мессира Этьена, однажды он позвал меня... Он особенный, правда?
   - Да. Я его... словно помню.
   - Ты узнаешь его, когда увидишь. Возможно, сразу, возможно - пройдет много времени, прежде чем ты поймешь, что его голос - этот тот голос, который ты слышал.
   - Откуда ты знаешь, что это его голос, а не ее?
   - Что-то подсказывает мне, что твоим Избранником станет мужчина...
   - И кто здесь собрался обзаводиться Избранником? - вмешался звонкий третий голос.
   - Мишель...
   Светлые волосы вспыхнули во мгле зимней ночи. Любимчику всего Лугошоара прощалось многое, в том числе и любовь к внезапным появлениям за спиной ничего не подозревающих старших.
   - Может, следующий раз тебе стоит задуматься о том, чтобы предупреждать о своем появлении, братик?
   Серые бесенята, давно поселившиеся в глазах Мишеля, навострили свои трезубцы.
   - Задуматься? Я удивлен, Рауль, что ты мне об этом говоришь. В последнее время ты воспринимаешь окружающую реальность только своими пятью органами чувств, и то частично, упорно забывая о наличии мыслей. Тем более - здравых.
   - А у тебя все мысли, братик, вертятся только вокруг любовных утех и мелких пакостей.
   - Ты так думаешь? - неожиданно серьезно спросил Мишель, пристально посмотрев в глаза Избраннику. - Когда-нибудь я докажу тебе, что это не так. Когда-нибудь я стану Хозяином страны. Какая тебе больше нравится?.. В такие зимы я начинаю задумываться об Италии - там круглый год цветут апельсины.
   - Апельсины не могут цвести круглый год, - улыбнулся Рауль, прижимая к себе брата. - Я знаю, братик - когда-нибудь ты станешь Хозяином страны. Я всего лишь хотел попросить тебя не доводить меня до Грани своими выходками. И Амаль... Где он?
   Рауль развернулся к стене, но его собеседника там уже не было. Амалек исчез тихо и незаметно, слово легкий ветер прошелестел над выкошенным полем.
   - Что с ним? - недоуменно спросил Мишель. - Он обиделся на меня? Я, кажется, ничего плохого не сказал?
   Мишель редко проявлял искренние чувства, но сейчас его голос прозвучал неподдельно расстроено.
   - Нет, - мягко ответил Рауль, поглаживая брата по льняным волосам. - Ты не сказал ничего плохого. Амалек просто взволнован. Он слышит голос.
   - Ты думаешь, его Избранник где-то рядом?
   - Да.
  
   В главной зале было шумно: Птенцы Дома де ла Марк - де Краон скучали редко, а сейчас Мишель развлекался тем, что планомерно доводил Рене до белого каления едкими шутками. Некоторое время усилия ангелоподобного чертенка пропадали втуне - старший не обращал внимания на мелкую язву, сидящую напротив. Не было худшего удара по самолюбию для Мишеля, чем игнорирование его персоны, поэтому младший вампир удвоил усилия. Рене, устав выслушивать остроты Мишеля, перегнулся через стол, схватил светловолосого братца за уши и, не обращая внимания на визг последнего, стал наставлять на путь истинный, время от времени награждая нравоучительным подзатыльником. Рауль, кинувшийся было на помощь брату, справедливо рассудил, что младшему ничего не угрожает, и уселся возле камина с книгой. Драк он категорически не понимал, не любил и предпочитал не ввязываться.
   - Рауль!!! - возопил Мишель.
   - Двое дерутся, третий - не мешай, - спокойно ответил Рауль, не поднимая глаз от книги. - Сам виноват - не нужно было издеваться над Рене.
   - Я не издевался! Ой!!! Он же мне сейчас уши оторвет по самое е... извините... с корнем! Рене!!! Рауль!!! Хва-а-атит!
   Рауль перевернул очередную страницу под неутихающий аккомпанемент воплей младшего брата.
   - Рауль, учти, если он мне оторвет уши, то я больше вам не дам!
   - А кому дашь? - живо заинтересовался происходящим Рауль. Рене продолжал методично драть уши четырнадцатилетнему чертенку.
   - Никому! Рене-е!!! Пусти меня!
   - Не пущу. Ты, маленький мерзавец, проси прощения!
   - Не буду!
   - Тогда запомни, Мишель, - звонкий звук подзатыльника. - Нехорошо говорить такие слова старшим, - звук подзатыльника. - Нехорошо мешать старшим, когда они ужинают.
   - Это кто тут старший?
   - Я. По всем возрастным меркам.
   - Отцепись! - в очередной раз воззвал к милосердию Мишель, пытаясь увернуться из цепкого захвата Рене.
   Рене не пожелал отпустить добычу, пожал плечами и перехватил уши противника поудобнее. Мишель снова рванулся, пытаясь перехватить руки Рене. В процессе возни юные вампиры упали на пол, зацепив кресло, стоящее во главе стола. Треск ломающегося дерева был ответом на акт геноцида против мебели.
   Рауль молча посмотрел на обломки кресла и пожал плечами:
   - Премного вам сочувствую. Это любимое кресло мессира Этьена.
   - Проси прощения за кресло!
   - Ни за что! Сам виноват!
   - А ну тихо! - вмешался третий голос - низкий, с хрипотцой.
   Рене мгновенно прекратил экзекуцию - не узнать голос мессира Жиля было сложно. А шутить он не любил.
   - Что здесь происходит? Откуда дрова? Кто ответственен за этот бардак? - Он кивнул на обломки кресла. - Та-ак... Кресло Этьена.
   - Это он виноват! - мгновенно надулся Мишель, прекрасно зная, какое впечатление производит его обиженный вид на де Краона. - Мессир Жиль, он схватил меня за уши, избил так, что живого места не осталось, да еще бросил на любимое кресло мессира Этьена, вот оно и сломалось. Мессир Жиль...
   Мишель прильнул к Жилю, понимая, что таким жестом он окончательно заставит Хозяина встать на его сторону.
   Когда его, как и всех Птенцов, предупреждали: весь остаток жизни вампира - долгий или короткий - ты проведешь в том возрасте, в котором прошел Превращение, Мишель уже тогда понимал, какие выгоды сулит никогда не меняющаяся внешность четырнадцатилетнего херувима. Уже тогда он не хотел терять ни месяца, чтобы не повзрослеть, пусть даже до пятнадцати лет. Мишель понимал, что ради него было сделано исключение - Кодекс Брана запрещал проводить Превращение до пятнадцати лет. Но тогда Мишель упорно стоял на своем.
   И вот теперь можно пожинать первые плоды принятого несколько лет назад решения: семнадцатилетний, замкнутый Рене - с одной стороны, и хрупкий четырнадцатилетний, соблазнительный, как ангел, он - с другой стороны. Только хорошо зная характер светловолосого херувима, можно было с уверенностью сказать, что под ангельской внешностью и соблазнительно-капризными манерами кроется железная, цепкая воля и холодный, расчетливый разум - разум, который не посрамил бы и взрослого опытного интригана.
   Жиль улыбнулся: в который раз он поймал себя на мысли, что, зная об уловках своего любимца, он снова и снова попадается на ту же удочку - весь праведный гнев таял, как вешний снег под лучами солнца. Каждый шаг светловолосого Птенца сопровождал незримый дух страсти и нежности, порочности и искренности. Как Мишелю удавалось быть таким - совмещать несовместимое - оставалось только гадать.
   - Ладно. Уберите отсюда эти обломки - скоро вернется Этьен. Вы же не хотите доставить ему несколько неприятных минут лицезрения героических останков кресла, погибшего в неравном бою?.. Нет? - Тогда давайте, поработайте на благо Дома.
   - Мессир Жиль, но кресло такое тяжелое... - начал было Мишель, под любым предлогом старавшийся увильнуть от работы.
   - А ты такой слабый, что поднять обломок кресла не в силах. Ну, что ж, котенок, теперь в тренировочный зал - ни ногой. Нечего тебе надрываться, мечом размахивать. Думаю, бутыль вина, которое ты регулярно таскаешь из моего погреба, тебе теперь тоже покажется неподъемной ношей. Значит, и думать забудь о вине... о прочей выпивке тоже. Ну и, разумеется - никаких постельных утех: это окончательно тебя убьет.
   - Мессир Жиль, - подключился Рене, что не помешало ему собирать будущий растопочный материал. - Я так подумал: если Мишель избавлен от столь тяжелой, непосильной работы, то пусть таскает что-то легкое - например, корзины с грязным бельем и портянками? И сладостей ему больше не давать - в тренировочный зал ему теперь ведь нельзя, а на меде и без тренировок он растолстеет так, что в дверь не войдет. А раз так, то ему надо есть поменьше.
   - Да ну вас, - отмахнулся Мишель. - Рене, ты вот несешь всякую ерунду, так лучше молчи. Молчание - твое главное достоинство.
   Презрительное фырканье из уст Рене и Жиля ясно давали понять, что увильнуть на этот раз не получится. Мишель тяжело вздохнул и стал помогать Рене собирать бренные останки того, что некогда было креслом.
   - Я помогу, - подошел Рауль.
   - А где Амаль? - обернулся по сторонам Жиль.
   - Он где-то на прогулке, - по-военному отчеканил Рене. - Он попросил поднять мост за ним - взял лошадь и выехал из замка. Около двух часов назад.
   Рауль и Мишель переглянулись.
  
  
  
   ***
   Холода сковали землю.
   Грозным предзнаменованием над Землей-За-Лесами летели всадники холода. Ледяной ветер хлестал землю кнутом зимних дождей, сковывая тропы льдом, перекрывая дороги, останавливая реки. Карпаты горели высоким, алым рассветным солнцем и сверкали бриллиантами льда.
   Вой ветра, словно голодный пес, носился по городу...
  
   Господарь Валахии вдохнул ледяной воздух, пробирающий до костей, прикрыл глаза, наслаждаясь холодом. Даже зимой окна в личных покоях распахивались настежь, открывая ветрам дороги в замок.
   - Влад? Ты звал меня?
   - Да, Раду. Садись.
   Господарь отвернулся от окна и пристально взглянул в глаза младшему брату.
   - Время пришло, Раду. Мухаммед не выдержал первым. Смотри, - Влад бросил на стол грамоту.
   Раду, отбросив за спину спадающие на лицо длинные волосы, взял бумагу, осторожно развернул и углубился в чтение. По мере того, как он вчитывался в текст, лицо младшего брата господаря менялось: побледневшие губы сжались в тонкую линию, спокойный взгляд посуровел и где-то в глубине глаз разгорался неясный пока огонек.
   - Ну, прочитал?
   - Он желает "оговорить спорные вопросы" в Джурджиу? На юге? В его крепости?
   - Как видишь.
   - А как насчет того, чтобы предложить ему потешить себя на сухую руку?
   - Раду, это хороший вариант, но я не думаю, что Мухаммед всерьез воспримет твое бесценное предложение.
   - Он же приведет с собой, по меньшей мере, три тысячи! Еще и Джурджиу - там же наших почти нет, только турки и албанцы!
   - Вот именно поэтому я ответил его послу, что я не против "оговорить спорные вопросы" на нейтральной, открытой территории. Там, Раду, где за спиной турок не будет поддержки крепости, и им придется столкнуться с более сильной армией, чем моя.
   - А?
   - С холодами, братец. Турецкие отряды потеряют большую часть своей маневренности, перемещаясь по скованным льдом дорогам. Они плохо переносят наши холода, и у них не будет возможности укрыться в крепости. А вот на переговорах мы с ними и поговорим.
   - Как мыслишь - он согласится?
   - Я не оставлю ему выбора.
   - Каким образом?
   - Вежливостью и отказами. У него не будет прямого повода нарушить перемирие, но, зная Мухаммеда, он не оставит меня в покое, и не пустит дело свободно плыть по течению, поэтому он вынужден будет согласиться. Тем более, сейчас у него более серьезные проблемы в Греции. Он не станет уделять все свое внимание нам. А тот, кто ведет войну на два фронта, на обоих и проиграет.
   - Влад, что ты задумал? Как я понимаю, это мирные переговоры?
   - Пусть Мухаммед так думает. Ты, вроде, дурачком ярмарочным не был. Мирные переговоры, говоришь? Ты предлагаешь мне согласиться на условия Мухаммеда? Хватит. Отряд, который он пошлет, не вернется с переговоров. Никто не вернется.
   - Влад, он пошлет еще один отряд - куда больший - с карательной миссией. Тебе с ними не справиться.
   - Кто это говорит - мой брат или девка на выданье? Здесь - моя земля! И ноги Мухаммеда на ней не будет. Да, он поднимет армию в Греции и направит сюда. А когда его армия придет на мою землю их встретит такой заслон, что волосы на голове дыбом встанут... А за этим заслоном будут сидеть дети и играть в свои игры! - Верхняя губа господаря вздернулась, как у готового к броску волка, глаза сузились от гнева. - Пусть только сунется на мою землю - Фатих уйдет отсюда с позором!
   - Влад, ты сильно рискуешь. - По глазам Раду было незаметно, чтобы идея брата ему не понравилась.
   - Да. Но риск - самая верная дорога к победе. Разыщи Тедоша, пусть зайдет ко мне. Скажи Милошу, чтобы был готов через час - поедет с письмом к Матиашу. Тынэра - ко мне, немедленно.
   Раду, широко улыбнулся и, поклонившись господарю, вышел исполнять его распоряжения.
   Время ожидания, поклонов и игр в политику закончилось - война стояла на пороге и стучала в двери дома Земли-За-Лесами...
  
   ***
   - Нет. Ты никуда не поедешь, - тоном, не терпящим возражений отрезал Жиль. - Никаких сражений.
   Взгляд юноши, словно плеть, хлестнул по лицу де Краона.
   - Я уже не Птенец, а такой же полноправный вампир, как и вы, господин Жиль. И вы не сможете меня остановить! Но... - Он задумался на мгновенье, после чего продолжил уже более спокойным тоном - казалось, он сам внезапно устыдился столь несвойственной ему резкости. - Что с того, что я хочу попробовать себя в боевой обстановке? Разве не этому вы меня учили?
   Де ла Марк скептически посмотрел на Жиля, отхлебнул вина и хмыкнул:
   - Жиль, маршалом ты был, чернокнижником был, хочешь попробовать себя в роли наседки?
   - Помолчи, Этьен! - Рявкнул бывший маршал, в гневе забывавший все правила приличия. - Я сказал, он никуда не поедет! Хватит нам наших разборок с охотниками! Вот мы еще в человеческие войны не ввязывались!
   Несколько пар глаз с неподдельным изумлением воззрились на де Краона. Этьен картинно поперхнулся вином.
   - Ну, кто бы говорил! Жиль, это ты-то не ввязываешься в человеческие войны? Тебе ничего не нужно напоминать?
   - Мессир Жиль, - удивленно поднял брови старший Птенец. - Вы же сами говорили, что вам не хватает сражений.
   - Мало ли, что я говорил! Разговор окончен!
   Жиль, подхватился с кресла. Ужин, на первый взгляд, был безнадежно испорчен, однако Птенцы и Этьен, знавшие характер Жиля слишком хорошо, как ни в чем не бывало, продолжали есть, спокойно переговариваясь между собой.
   Пока бывший маршал бегал по стенам, время от времени прикладываясь к бутылке, и рявкал на "распустившихся, сопливых Птенцов, без году неделя, первая кровь на губах не обсохла, а туда же!", те, кого столь обличительно склоняли уста Жиля, спокойно сидели за столом и продолжали неспешный ужин, время от времени кивая в ответ на гневные речи бывшего маршала.
   Когда вино в бутыли подошло к концу, Жиль упал в кресло и мрачно оглядел сидящих рядом. Этьен ответил ему невозмутимым взглядом:
   - Наорался? А теперь послушай умного человека. Назови хотя бы три разумные причины, по которым ты не желаешь отпускать Амаля на границу.
   - Там сейчас идут военные действия! Пусть войны пока нет, но стычек тоже хватает! - вновь было завелся почти выдохшийся де Краон.
   - Хорошо. А ты думал продержать Птенцов под подолом всю жизнь? Как ты собираешься воспитать воина в тренировочном зале?
   Жиль зыркнул на своего Избранника - взгляд обещал многое, но Этьен ответил на пылкий призыв в глазах де Краона энтузиазмом мертвого, которому ставят припарки.
   - Меня тоже не радует идея того, что Амаль собрался поработать на нынешнего господаря, но наш Птенец - взрослый, самостоятельный вампир, которому нужно научиться жить среди людей. Не дури, маршал.
   Амаль встал из-за стола, подошел к Жилю, все еще кусающему губы, и прижался к плечу Хозяина.
   Руки юного вампира заскользили по волосам мужчины.
   - Господин Жиль, я понимаю, что вы волнуетесь за меня, но - подумайте сами - что со мной может случиться? Я же вампир, вы обучили меня всему, что должен знать каждый из нас. Со мной все будет в порядке. Я хочу попробовать пожить самостоятельно. Я ведь не ухожу из Дома, я просто хочу несколько месяцев повоевать.
   Жиль, в глубине души пытавшийся бороться с воспоминаниями о Франсуа, прижал к себе Амаля.
   - Война, котенок, это не тренировки в зале. Именно районы военных операций - самая благодатная почва для охотников.
   - Я буду осторожен, Хозяин. Я обещаю, что буду постоянно держать связь с вами. Если что-то случится, я позову вас. Все будет хорошо, я обещаю вам.
   Де Краон вздохнул, понимая, что эта семейная схватка безнадежно проиграна...
  
   ***
   Нахмуренные брови господаря не предвещали ничего хорошего.
   Сегодня утром прибыл посол от Мухаммеда с письмом к господарю Валахии, в котором владыка всех правоверных с поразительной легкостью соглашался на ответное предложение "своего друга" встретится на нейтральной территории. Эта подозрительная покладистость и ласковый тон послания навели Влада на мысль, что дело здесь нечисто.
   Посла Влад знал. Юнус-бей, бывший византийский дьяк Катаволинос, ныне слывший хитрейшим послом Мухаммеда, не был обременен честью, совестью, скромностью и прочими качествами, ценящимися духовным сословием и мешающими работе политиков. Сочетая знание нескольких языков, наглость османов и византийское двоедушие, Юнус-бей направлялся султаном для выполнения самых деликатных и щекотливых поручений, и всячески преуспевал в выполнении приказов своего господина.
   Краткая беседа с послом давала ясное представление о намерениях султана: Юнус-бей получил от своего владыки приказ пол любым предлогом заманить господаря Валахии в Турцию. Отсюда - подозрительная покладистость, сладкие, велеречивые и туманные обещания посла.
   Да, мой господин готов встретиться на нейтральной территории, да, в сроки, угодные господарю Валахии, да владыка правоверных готов снизить размеры дани... Встреча должна состоятся близ Джурджиу, на открытом месте, где он, Юнус-бей, покорный слуга господаря, встретит обозы с данью и препроводит их далее...
   "Да", - мрачно подумал Влад, - "Вот сейчас только соберем обозы. А потом догоним и еще раз соберем. Кого ты пытаешься обмануть, расстрига?.."
   - Я с великой благодарностью принимаю приглашение моего господина, - ответил Влад, умеющий льстить не хуже посла. - Разумеется, встреча состоится, и дань будет передана моему господину. Передай его султанскому величеству, что обозы с данью подойдут к Джурджиу. Я буду сопровождать их. Через... месяц.
   Юнус-бей улыбнулся. Прожженный интриган, он прекрасно понял, что обвести господаря вокруг пальца не получилось. Поклонившись, он молча вышел из зала.
  
   За окнами замка догорал закат.
   - Мэрия-та, султан - что собака - сбрешет и глазом не моргнет.
   Великий спэтар1 Стефан, один из немногих доверенных людей господаря, несмотря на годы, проведенные в приграничных и местных стычках, держался прямо. Раскатистый голос спэтаря, натренированный годами командования, гулко отдавался от стен зала. Напротив Стефана разместился брат господаря, поглощенный изучением карты. В ответ на слова спэтаря он лишь поднял брови и утвердительно кивнул, не отрываясь от своего занятия. Недавно назначенный великим логофэтом2, Тедош молча стоял у окна, озирая городской пейзаж. Ему вместе с Раду предстояло остаться в столице.
   - Знаю, Стефан, - довольно резко оборвал Влад. - Только слышал поговорку? "На хитрую задницу найдется резной клистир". Султан превыше всей дани меня хочет заполучить... вот он и получит в полной мере.
   Господарь кивнул советникам, и четыре головы склонились над картой.
   - Вот, - палец господаря заскользил вдоль границы, обозначенной на карте, - Мы договорились о встрече здесь - южнее Джурджиу, между Дунаем и Ведей. Если мы окажемся зажатыми в этом треугольнике, между крепостью с албанско-турецким гарнизоном и двумя реками, нас перережут, как младенцев.
   - И ты дал свое согласие на встречу в таком месте? Ты же...
   Раду, который моментально понял, к чему клонит Влад, поднял руку, останавливая возражения, которые были посыпаться из уст боярина.
   - Погоди, Тедош. Ты у нас политик хороший, а стратег из тебя никакой.
   - Ну, и на том спасибо, уважили.
   Влад поднял бровь, ожидающе глядя на обмен репликами между боярином и братом, которые под взглядом господаря мгновенно осеклись.
   - Тедош прав, Раду. Именно так и должна выглядеть сложившаяся обстановка в глазах османов. Я сам предложил именно это место, а Юнус-бей с радостью схватился за такое предложение с моей стороны. Вот, что они сделают: подведут сопровождающий отряд через Дунай, вот здесь - выше по течению, почти у гарнизона. Обойдут Джурджиу и постараются зажать нас в долине. Таким образом, гарнизон Джурджиу будет прикрывать им тыл. Но, если мы окажемся там раньше и возьмем Джурджиу, то в тупике между реками будет их отряд - ты, Стефан, со своим отрядом останешься с обозами, а я с основным отрядом пойду сзади. Мы прижмем их к Дунаю и столкнем в него всех, кто останется. Вода ледяная, частью льдом покрыта, их лошади по льду не пойдут - тяжелы, а проплыть и пятидесяти шагов не смогут.
   - Мэрия-та, - осторожно произнес Стефан, - даже если турки минуют Джурджиу, ты думаешь, они не отличат своих от наших?
   Влад усмехнулся.
   - Поэтому гарнизон мы возьмем уже после того, как основной отряд, который султан вышлет сопровождать дань, пройдет крепость.
   - Мэрия-та, это невозможно!
   - Еще как возможно! Наши люди привычнее к холоду, мы будем перемещаться куда быстрее османов. От Джурджиу до назначенного места встречи около дня пути. Для турок - это не меньше суток. Мой отряд, что останется позади, подойдет, как арьергард турецкого отряда - в одеждах османов, в таком же порядке и используя такую же сигнальную систему. Разумеешь, Стефан? Мы возьмем Джурджиу, а потом ударим в тыл османам.
   Стефан покачал головой. Уже не первый год он воевал рядом с Владом. Поначалу планы господаря казались спэтарю изначально обреченными на провал, но он помнил, что, еще не достигнув двадцати лет, будущий господарь одержал несколько побед, поддерживая Богдана Молдавского в его борьбе за трон. И позднее, когда молодой Влад вернулся из полыхающей кострами Молдовы под защиту Яноша, его талант тактика и стратега восхитил Венгрию и порядком припугнул приграничные крепости. Но только на службе у господаря, Стефан понял, что все победы, что одерживал Влад, становились возможными благодаря, как поговаривали, колдовскому умению Дракулы читать мысли противника. Влад часто действовал против всех законов здравого смысла и логики, и его планы иногда казались планами безумца. Хоть не всегда все осуществлялось так, как задумывал господарь, но ни одного поражения он не потерпел. Только гораздо позднее Стефан понял, что никакого чародейства тут нет - Влад знал обычаи османов настолько хорошо, что мог предугадать их действия, задав себе только один вопрос: "А что бы я сделал на его месте?". Османы хорошо обучили будущего врага.
   Оставалось только привыкнуть и не удивляться, когда молодой господарь с уверенностью наставляет старых вояк.
   Стефан незаметно ухмыльнулся в усы, с интересом глядя на Влада. Тот сидел, прищурив глаза, и изучал карту, стараясь не упустить ни одной детали.
   - Спустимся вдоль Арджеша двумя отрядами. Ты, Стефан дальше поведешь обозы со своим отрядом вдоль Телеормана, держаться будешь поближе к реке, подальше от Джурджиу. Я свой поведу дальше вниз по Арджешу, восточнее Джурджиу. Здесь непроходные топи, в них и схоронимся с лошадьми, обозы вот здесь оставим - с этой стороны. Там тропы сквозь трясину есть, я их знаю, они зимой подмерзают и становятся видны. Пока турки не пройдут, отсидимся в топях... Так что мы будем спрятаны у них под самым носом, и как только они отойдут к месту передачи дани, мы возьмем Джурджиу, отрежем им путь назад и к тебе, Стефан, двинем. Ежели я не поспею к сроку, к основному сопровождающему отряду не подходи - договаривайся о времени передачи дани, о встрече с посольством.
   Спэтар растеряно нахмурился.
   - Как же так, мэрия-та?..
   Влад усмехнулся.
   - Не тревожься, Стефан. Все пойдет именно так, как говорю я. Пока будешь тянуть время - они не осмелятся напасть, потому что тем самым нарушат договор со стороны султана. А Мухаммед за это по голове не погладит. Вот ежели б меня в плен удалось захватить - другое дело, победителей не судят. Если все совсем плохо пойдет, то отряд заберет дань и назад к Джурджиу двинется. Там я их и встречу. Но это - на самый последний случай. Я должен успеть подойти в эту ложбину. Надо порешить их там. Не должен уйти ни один человек. Ни один!
   - Не беспокойся, мэрия-та. Не уйдет, - хмыкнул спэтар.
   Раду откинулся в кресле, с тоской глядя на карту, с завистью - на Стефана. Отсиживайся тут, в Тырговиште, пока старшой мечом машет.
   Короткого взгляда, брошенного Владом на брата, хватило, чтобы понять, о чем тот думает.
   - Остынь, Раду.
   - Я остывший, как тот мертвяк, что третьего дня схоронили, мэрия-та, - даже не стараясь скрыть недовольство в голосе, отозвался Раду. Понимал, что не ко времени обиды сейчас, но за язык, словно, черт тянул. - Я тут отдохну, пока ты будешь воевать. На санях покатаюсь, отосплюсь, как след. Чего уж тут напрягаться?
   Господарь наклонился вперед, пристально поглядев в недовольные глаза брата.
   - За Джурджиу последует Новиград, за ним - Туртукай, - спокойно, почти ласково, заговорил он, не обращая внимания на удивленные глаза Стефана. - Нечего так на меня смотреть, спэтар. Или сам не разумеешь? Мало толку будет с того, если мы очистим от турок только один приграничный гарнизон. Они же через неделю снова Джурджиу заселят, как вши - собаку. Раду, на кого я еще могу оставить гарнизон Тырговиште? Я буду отсутствовать, по меньшей мере, месяц. Подумай сам: самое удобное время натворить тут дел супротив меня - в мое отсутствие. Кого еще, как не тебя и не Тедоша, оставить? - Тедош боярам спуску не даст, а ты за гарнизоном приглядишь.
   Раду вздохнул - тяжело давалось понимание государственной необходимости.
   - Ладно. Я что - спорю?.. Понимаю.
   - Вот и славно. Я...
   Внезапно осекшись, господарь поднял руку. Разговоры мгновенно смолкли. Рука спэтаря привычно потянулась к лежавшему рядом ятагану, Раду молча опустил руки на кинжалы, Тедош - на рукоять меча.
   Осторожно встав, Влад, словно кошка, скользнул к двери, ведущей в его покои, и рывком отдернул тяжелую портьеру...
   Открывшийся за ней проход был пуст.
   "Что?" - три пары глаз обеспокоено воззрились на господаря. Их обладатели, напряженно застывшие в креслах, по первому жесту готовы были сорваться с мест.
   - Ничего. - Недовольно поморщившись, Влад вернулся на место. - Померещилось.
   Откинувшись в кресле, он на мгновенье задумался. Не водилось за ним такого - слышать то, чего нет. Не оставляло ощущение, что за дверью кто-то был.
   - Вот что, Раду, - развернулся он к брату. - Кликни сюда Тынэра.
   Не задавая лишних вопросов, брат господаря кивнул и скорой походкой исчез за дверью.
   - Мэрия-та, - подал голос Тедош. - Могу узнать, что Матиаш тебе отписал? Ты его поставил в известность о встрече?
   Господарь коротко кивнул.
   - Да. Написал, что еду дань передавать. Что около Джурджиу встречаемся с Юнус-беем. Да не беспокойся ты за эту венгерскую лису. Будет сидеть в своей норе, пока охотники к самому носу факел не сунут.
   - Он может предупредить султана.
   - На кой ляд? Пока я на троне, через Валахию османы не пройдут, и Матиаш об этом прекрасно знает.
   Тедош покачал головой.
   - Мэрия-та, поразмысли. Матиашу все равно, каким образом Валахия будет преграждать пути Мухаммеду. Матиаш получает деньги от папы, но не желает тратить их на крестовый поход. Поэтому ему выгоднее иметь собственного ставленника на троне Валахии, того, кто будет обязан ему положением, кто будет платить дань и сдерживать продвижение османов за дунайские гарнизоны. Ты стал слишком силен для него, мэрия-та. Силен и независим. При этом ты развязываешь войну, в которой Матиашу, волей-неволей, придется принять участие. А это значит, что придется потрясти казной. А Корвину проще убрать тебя, чем выступать в крестовый поход, в котором против османов окажется только Валахия, Венгрия и - может быть - Молдова. Западу сейчас не до того - у них свои проблемы.
   - Как всегда.
   - Вот именно, мэрия-та. Разумеешь, о чем я?
   - Умно ты говоришь, Тедош. Только скажи мне, как Матиаш оправдает свое предательство?
   Тедош недовольно хмыкнул - самоуверенность господаря иногда переходила все разумные границы. Или забыл Влад, как отца его предали, брата живьем закопали, а до него сколько господарей порешили?
   - Долго ли, умеючи?.. Я это не к тому говорю, чтоб ты бросил все и продолжил дань платить - на то твоя воля, а подмечаю то, что ты, часом, недосмотрел. Осторожнее с Матиашем. Он хоть и младше тебя будет, а хитрее.
   Господарь досадливо поморщился и отмахнулся от слов Тедоша.
   Не сейчас. Именно сейчас, когда Валахия окрепла настолько, чтобы вступить в открытое противостояние османам - сейчас просто не может ничего произойти.
   - Мэрия-та?
   В дверях стоял Тынэр - вожак Псов.
   - Звал, мэрия-та?
   - Немедля выстави своих ребят на всех открытых и закрытых выездах из города. Пущай в городское платье переоденутся, чтоб внимания не привлекали. Каждого, кто из города до завтрашнего утра выйдет - обыскать.
   Тынэр кивнул, открывая в ухмылке гнилые зубы.
   - Чего искать, мэрия-та?
   Влад на мгновенье задумался, покусывая губы. Может, за дверью никого и не было... Но, как часто любил повторять Рыжий Андруш-Зубоскал, лучше перебдить, чем недобдить.
   - Письмо. У кого таковые отыщутся - ко мне. Немедленно.
   Коротко поклонившись, Тынэр быстро вышел из зала.
  
   ***
   Южные ворота славного города Тырговиште, распахнутые, словно руки матери, не желающей отпускать своих сыновей из дому, терпеливо ожидали войско господаря.
   Сам господарь подъезжал к храму святого Георгия-Победоносца. Конница, следовавшая впереди его на протяжении всего пути от замка, выстроилась у ворот храма. Псы Дракона расположились полукружьем во дворе храма, молчаливые, неотступными тенями следующие за своим хозяином, не оставляя его ни на поле боя, ни в храме. За спинами армашей расположилась ымблэтори1 - сколько могло поместиться.
   Под приветственные крики войска, господарь сошел с лошади, по обычаю передал меч великому спэтарю, обнажил голову и подошел к паперти. Обычай позволял господарю не обнажать головы в храме, но Влад не поддерживал старый обычай, утверждая, что перед Господом равны все.
   Крики войска смолкли, когда на пороге появился митрополит, за спиной которого выступали дьяконы с кадилами и храмовыми иконами. Господарь преклонил колени и поцеловал протянутое ему евангелие. На несколько минут над храмом и прилегающей площадью повисла тишина, по которой плыл раскатистый голос священника, произносящего слова благословения и напутствия сыну Храма Христова. Губы присутствующих шевелились в унисон, повторяя слова молитвы.
   За вратами храма, в окружении сопровождающего отряда, с интересом озираясь по сторонам, стояли триста мальчиков, собранных со всех цинутов1 Валахии. Недостаточно взрослые для того, чтобы понять, что происходит, и куда их везут, они воспринимали происходящее, как интересную забаву. Некоторые из них недоуменно озирались на матерей, стоящих в толпе и отчаянно кусающих губы, чтобы не завыть в голос - многие из женщин собрали последние деньги, чтобы проводить сына как можно дальше. Матери шли за местными вистерниками до самого Тырговиште.
   Приняв благословение, Влад поднял голову, встретившись взглядом с митрополитом.
   - Святой отец, молите Господа за нас.
   Отец Иоанн, восприемник от купели младшего брата господаря, хорошо знал сыновей Дракула-старшего. Достаточно хорошо, для того, чтобы понять: Влад просит больше, чем молитвы за успешный поход для передачи дани, не зря же господарь пожелал принять благословения в храме Георгия-Победоносца, а не в центральном храме Вознесения. Коротко взглянув на коленопреклоненного господаря, он кивнул и едва слышно зашептал слова молитвы:
   - Господи Боже наш, послушавый Моисея, простерша к Тебе руце, и люди Израелевы укрепивый на Амалика, ополчивый Иисуса Навина на брань и повелевый солнцу стати: Ты и ныне, Владыко Господи, услыши нас молящихся Тебе: сохрани воинство Его: посли Ангела Твоего укрепляюща их: подаждь им вся яже ко спасению прошения: брани умири и мир утверди. Посли, Господи, невидимо десницу Твою, рабы Твоя заступающую во всех: а имже судил еси положити на брани души своя за веру, и землю, тем прости согрешения их, и в день праведнаго воздания Твоего воздай венцы нетления: яко Твое Царствие и Сила от Тебе помощь вси приемлем, на Тя уповаем, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
   Митрополит понял намерения Влада без слов и намеков...
   Сев на лошадь, господарь принял от Стефана меч, и приветственный крик воинов вновь взлетел над крышами домов и смешался с гулким звоном колоколов на колокольнях храмов Тырговиште.
   Взгляд Влада скользнул по повозкам с хараджем и по детям, предназначенным в качестве "живой дани" султану и прикусил губы. Перед внутренним взором вновь встала картина Эгригез - пятилетки быстро забывали свой дом, свою землю и свою веру. Проходило всего десять лет и те, кого родила и вскормила Земля-За-Лесами, обнажали против нее ятаганы. Янычары не знали никого, кроме своего ага и Аллаха, который по смерти воздаст им за деяния во славу владыки правоверных. Они становились глухи к стонам земли, которую поили кровью своих матерей.
   "Хватит этого", - скрипнул зубами господарь. - "Это мои люди. Мои воины"
   Вскинув руку, как молчаливый приказ воинам следовать за ним, Влад выехал со двора храма и направился к Южным Воротам, не обратив никакого внимания на невысокого, встрепанного солдата из личного отряда спэтаря Стефана, в то время как последний проводил проезжающего мимо господаря пристальным взглядом горящих черных глаз...
  
   Стены города давно скрылись за горизонтом, медленно разгорающимся костром заката. Тлеющие угли догорающего солнца - рубиновыми бликами пожара по заснеженным холмам. Ветер, словно безумная плакальщица у могилы, швырял горсти снега в лица воинам армии господаря. Ветер метался меж повозками, как дикая горная ведьма, плетью холода рассекая незащищенную кожу. Покрытия на повозках почти не защищали от непогоды.
   До привала осталось несколько часов, и ымблэтори, подбадриваемые надеждой на скорый отдых, не сбавляли шага. Там, за третьим-четвертым холмом разожгут костры, поставят на огонь котлы - там, на привале, можно будет согреться, обсушить одежду, промокшую под снегом, сменить обмотки на ногах.
   Дети в повозках жались друг к другу, дрожа от холода, мечтали о скором привале и горячей еде. Их кормили несколько часов назад, но кусок хлеба с мясом не согревал в такие холода, хотя и поддерживал силы.
   Влад поежился под меховой накидкой. Пронизывающий ветер с гор не способствовал бодрости в рядах армии, хотя не доставлял особых неприятностей господарю. Окинув взглядом пеших воинов и детей, мерзнущих в повозках, господарь понял, что нужно делать привал.
   - Стефан, - обернулся Влад к спэтарю. - Пора останавливаться на ночь. Отдай приказ.
   - Остановиться!
   Сильный голос спэтаря перекрыл свист ветра, и через несколько минут приказ, передающийся от сотника к сотнику, достиг арьергарда армии, и спустя час в лагере горели костры.
   Влад вытянулся перед огнем. Господарю по обычаю полагался шатер, как и великому спэтарю, однако, Влад небрежным взмахом руки отослал своего шатрара1, и уселся возле ближайшего костра. Спэтар разместился рядом, с наслаждением вытягивая ноги, онемевшие в стременах от холода.
   - Андруш! - окликнул Влад одного из Псов - рыжеволосого юношу, на вид не старше двадцати лет, прозванного Зубоскалом за острый язык и веселый нрав.
   Тот мгновенно оказался рядом с костром.
   - Звал, мэрия-та?
   Улыбка мелькнула на губах юноши, словно не было изнурительного похода, холода и усталости. Андруш уже несколько лет служил среди армашей господаря и был одним из немногих, кто не потерял способности шутить и смеяться.
   - Звал, - откликнулся Влад. - Цуйка при тебе?
   - Как можно, мэрия-та! Это в походе-то!..
   - Ладно, врать-то. Знаю, что припас. Принеси лучше сюда бутыль.
   - Так ты б так сразу и сказал, мэрия-та! - широко усмехнулся Рыжий Андруш и исчез из круга света, отбрасываемого костром.
   Спэтар обернулся к Владу:
   - Мэрия-та, что там с письмом? А то все недосуг было тебя спросить перед походом - почти не виделись после совета.
   - С каким письмом? - тряхнул головой Влад, соображая, какое именно из десяти писем, что пришлось написать перед отъездом, имеет в виду Стефан.
   - С тем, что ты приказал искать у выезжающих из города? Подозревал что-то или как?
   - Или как. - Господарь, наконец, сообразил, что хочет от него Стефан. - Кто-то подслушивал нас на совете.
   - А тебе не послышалось?
   - Нет, не послышалось, - раздраженно ответил Влад. - Эта троица - Дан, Андруш и Вайда - схватили одного немого бродягу на выезде из Тырговиште.
   - При нем что-то было?
   - Полный отчет о наших планах в этом походе.
   - Драчь! Перехватить успели?
   - Спэтар, а иначе, откуда бы я об этом знал? Разумеется, перехватили. Ты вот меня в подозрительности упрекаешь, а если бы я решил, что шорох в покоях мне почудился, то гонец был бы уже на полпути к Турции.
   - Кому было адресовано послание?
   - Не знаю, - покачал головой господарь. - Не успели допросить. Гонец меня не дождался - голову о стену темницы разбил.
   - Значит, где-то предатель завелся.
   - Стефан, - рассмеялся Влад. - Да неужто ты это только сейчас понял? Другое дело, что кто-то с османами уже сговорился, да скоро так... Принес?
   Влад обернулся к Андрушу, почтительно стоящим за спиной господаря, не позволяя себе вмешаться в разговор. Протягивая бутылку с крепкой цуйкой, Андруш спрятал глаза, чтобы скрыть усмешку.
   - Иди отсюда, - хмыкнул господарь. Этому - хоть язык вырви, а смеяться не перестанет.
   - Да, мэрия-та, - Андруш испарился в темноте.
   Влад откупорил бутылку и отхлебнул из нее добрый глоток.
   - Значит так, Стефан. Завтра к вечеру мы должны выйти в долины. Там и разойдемся. Я подниму свой отряд, ночью поедем. Ты останешься с данью. И смотри, спэтар, чтоб никто не пикнул.
   Спэтар задумчиво покрутил ус.
   - Мэрия-та, а если кто прознает, что тебя с нами нет?
   Влад молча улыбнулся, отхлебнул цуйки и протянул бутылку Стефану.
   Господарю вдруг вспомнилось, как несколько лет назад они со Штефаном сидели у такого же костра, точно так же распивали сливовую настойку. После третьей бутылки благоразумный Штефан опомнился, сообразил, что негоже пить, не закусывая, и протянул Владу невразумительной формы предмет, оказавшийся ломтем хлеба. Влад пожал плечами и покорно прожевал кусок. Выпив на посошок, будущие господари в обнимку направились к лошадям, привязанным у деревьев, однако дойти до опушки леса не успели: путь лихим молодцам решительно преградило полчище зеленых бесов, возглавляемых огромных размеров белкой радостно-сиреневого цвета. Черти маршировали в образцовом порядке, а белка командовала с таким сосредоточенно-возвышенным выражением на морде, с каким священник обычно читает отходную. Вдоволь налюбовавшись парадным маршем, Влад схватил друга за грудки и авторитетно заявил: "Вот что твоя закуска наделала!"...
   Всего несколько лет назад. А, казалось, все это было в другой жизни - Штефан, молдовские леса, относительно спокойное время. Впрочем, можно было закрыть глаза и не препятствовать образам прошлого всплывать в памяти...
   - Мэрия-та!
   - Да, Стефан. - Влад тряхнул головой. - Задумался я. Так что ты спрашивал?
   - Говорю, если заметят, что господаря при нашем отряде нет, заподозрить чего могут, - терпеливо повторил спэтар.
   - Не заподозрят. Вместо меня с вами Дан поедет - он с меня ростом и сложением похож. Переоденется в мое платье, да под знаменами поедет. А издалека никто меня с ним не различит. Будь осторожен.
   - Да, мэрия-та. Только вот еще что...
   - Что?
   - Следы на снегу останутся. Одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, что к чему. Может крюк сделать да в горах разделиться?
   Влад жестко улыбнулся, даже не удостоив взглядом спэтаря.
   - Снег пойдет завтра, Стефан. Следов не будет.
   - Откуда знаешь?
   - Своя земля всегда силу даст и от дурного глаза скроет. Только надобно знать, как просить.
   Стефан с удивлением взглянул на господаря. Поговаривали, что Дракулой его величать не только по батюшке. Что сам Карпатский Дракон свое прозвание господарю дал. Кто знает, может и есть доля правды в тех словах?..
   - Ну, тебе виднее, мэрия-та.
   Влад кивнул и опрокинул еще пару глотков. Сливянка разлилась по жилам горячим огнем, согревая промерзшее тело. Господарь прислушался к шуму лагеря: ровный гул голосов, прерывающийся отдельными выкриками, блики от мечей и ятаганов, темные провалы мрака, яркие пятна костров.
   Над лагерем простерли свои крылья седые горы. Мерцая негранеными алмазами снега, скрытые под покровом лесов, они хранили многие тайны. Где-то там, вверху, над горами, небо...
   Небо...
  
   Свист ветра...
   Звезды - искрами по глазам...
   Золотом - покрывало осени. Серебром - кристаллы льды... Расправить крылья - черным бархатом над сверкающими горами.
   Золотом - лучи полуденного солнца. Серебром - лунная вязь полуночью. Расправить крылья. Ветер...
   Ветер - свистом шелковой плети, изумрудами - трава на склонах, сапфирами - дикие озера...
   Домой...
   Вы ждете меня - все, кто остался здесь. Я вижу вас. Я слышу вас. Я чувствую вас.
   Звезды - искрами по глазам...
   Свист ветра...
  
   Спэтар молча глянул на Влада. Черные глаза господаря в бликах костра казались налитыми золотом. А взгляд, устремленный вверх, видел сквозь пелену ночного неба.
   - Мэрия-та! - окликнул его Стефан. - Господарь!.. Влад!
   В воздухе разлилась тишина, как бывает в летний полдень - в толпе ты вдруг перестаешь слышать шум, и во внезапно разливающейся тишине отчетливо слышишь собственное имя - ровно зовет кто-то. Да так зовет, что мороз по коже.
   На какой-то момент спэтарю стало не по себе, показалось, что у костра напротив сидит совсем не тот, кого он знал уже несколько лет...
   При звуке своего имени господарь вздрогнул и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, золотые блики исчезли из зрачков.
   - Этот год очень многое изменит, спэтар, - произнес Влад, пристально взглянув в глаза Стефану. - Судьба уже рядом.
  
   Вернувшегося к своему костру Андруша ждал ужин, неразлучные Дан с Вайдой и молодой незнакомец, по виду младше самого Андруша.
   Дана и Вайду Андруш знал. Дан - старший из неразлучной троицы Псов, раньше всех стал армашом господаря. Наиболее серьезный, он категорически не выносил шума и беспорядка. Даже независимый Вайда, который, как знал Андруш, был из старого рода Мургулешти, оставлял за Даном право распоряжаться и командовать. Сам Вайда предпочитал быть на третьем месте, с усмешкой наблюдая за выходками Андруша, за серьезностью Дана и отпуская такие комментарии, что спустя месяц его появления среди армашей, никто из телохранителей господаря не хотел попадаться к нему на язык. Сам Вайда был военным лекарем, и Андруш не раз задавал себе вопрос: откуда у сына бывшего пыркэлаба1 Южной Валахии такие познания в том, что Вайда называл незнакомым словом "медицина".
   Этих двоих Андруш знал уже несколько лет, а вот третьего присутствующего видел в первый раз.
   Юноше было едва ли больше шестнадцати лет. Из-под плаща виднелись только растрепанные волосы и блестящие черные глаза. Грязь равномерными разводами покрывала лицо незнакомца, впрочем, как и лица всех присутствующих, однако это не мешало разглядеть юношу. Смуглокожий, как все местные жители, он отличался от остальных валашцев большими, блестящими глазами, какие встречались разве что у турок.
   Андруш вопросительно посмотрел на Дана, тот пожал плечами и кивнул на Вайду. Последний, поправив мечом угли костра, невозмутимо произнес:
   - Садись, Андруш. И не нужно на меня смотреть, как на икону Пресвятой Богородицы, ожидая ответа на вопрос о смысле жизни. Познакомься: это Амаль из отряда Стефана.
   Андруш кивнул:
   - Ну, здрав будь, Амаль. Замерз?
   Юноша кивнул:
   - Немного. Холодно здесь.
   - В Турции теплее? - с едва уловимым оттенком насмешки в голосе спросил Андруш.
   - Конечно, - спокойно ответил юноша, словно не замечая двусмысленности в вопросе Андруша. - Она же южнее Валахии.
   - Ты сам из Турции? - Дан внимательно посмотрел на юношу. Что-то странное неуловимо сквозило в каждом плавном, словно кошачьем, движении нового знакомца. Дан принимал странности, как данность, но... только тогда, когда понимал, что они из себя представляют и чего от них ждать. - Мусульманин?
   Юноша едва заметно улыбнулся и покачал головой.
   - Я был в Турции, но я не турок. И не мусульманин.
   - Крещенный?
   - Можно и так сказать, - снова улыбнулся Амаль.
   - А к спэтарю как попал?
   Андруш хмыкнул, прищурив глаза:
   - Дан, ты что, за допрос взялся? Дай ребенку отдохнуть с дороги.
   Вайда и Дан прыснули со смеху.
   Амаль пожал плечами:
   - Я убил своего первого противника, когда ты под стол пешком ходил. А спэтарю Стефану меня подарила моя хозяйка - госпожа Маргет.
   Армаши уважительно присвистнули: жена спэтаря стала притчей во языцех уже давно. Пока муж находился при дворе господаря или был занят делами военными, госпожа Маргет держала оборону родового поместья, заправляя гарнизоном не хуже пыркэлаба, растила сына, вела хозяйство, не давала спуску соседям и готовила отличные сливовые настойки.
   - Ты не свободный?
   Амаль пожал плечами и улыбнулся, приглашая к разговору.
   - Я принадлежу господину Стефану. Но что есть свобода?
   - Ты не видишь разницы между свободным человеком и рабом? - поднял голову Андруш.
   - А ты ее видишь?
   - А то!
   - Если господарь прикажет тебе убить себя, ты сделаешь это? Думаю, что если ты откажешься выполнить его приказ, то тебя казнят. Так в чем свобода?
   - Я служу тому, кого считаю достойным.
   - Я тоже.
   - Я сам выбрал себе хозяина.
   - Ничто в мире не происходит только в силу твоего желания. Судьба ведет тебя от начала и до конца жизни. И ты можешь сопротивляться ей, можешь думать, что сам делаешь свой выбор - если тебе предназначено было служить господарю, то иначе не случится. И в чем тогда свобода? Человеческая свобода - это лишь условность.
   Трое армашей с удивлением воззрились на нового знакомца - тот говорил складно, ровно по книге читал.
   - На богохульство похоже, - пробормотал Андруш.
   Вайда задумчиво наблюдал за пляской пламени.
   - А ведь Амаль прав, Андруш. Мы думаем, что над нами нет хозяина, и мы сами решаем свою судьбу. Однако, на службе у господаря - он и есть хозяин нашей жизни. Можем ли мы быть свободны от тех, кто над нами? Можем ли мы быть над рождением, над судьбой? Можем ли мы быть над смертью?
   Вайда замолчал, продолжая ворошить костер длинным лезвием клинка. Глаза лекаря потемнели. Андруш и Дан знали, что до того, как стать армашом господаря, Вайда был хозяином большого родового поместья Мургулешти в Южной Валахии. И трех лет не прошло, с тех пор, как поместье было сожжено турками, а нареченная Вайды сбросилась с крепостной стены, чтобы не отдавать себя в руки турок. Вайда искал смерти - может, поэтому он и прослыл одним из самых бесстрашных Псов - но смерть не желала принять его.
   Андруш только покачал головой. Столько времени уже вышло, а тот все не может успокоиться. Каждому из них приходилось не сладко в свое время: у самого Андруша отец был казнен по приказу господаря за сокрытие части налогов, а семья, отреклась от него, продолжающего служить убийце отца. Так что ж с того - повеситься теперь на первом суку?
   - В жизни и смерти только Господь волен. А мы все рабы божьи.
   - Ну вот, - улыбнулся Амаль, убирая с глаз растрепавшуюся прядь волос. - А ты говоришь "свободен".
   Андруш недовольно фыркнул - еще никто не заводил его в споре в тупик настолько легко, двумя фразами.
   Дан внимательно прислушивался к спору между товарищами и новым знакомым. Что-то было не правильно. Не мог раб размышлять подобным образом. И слишком уж грамотно говорит, ровно в священник или ученый какой. "Подозрительно это, - решил для себя старший армаш. - Надо бы приглядеть за ним".
   - Мне было бы неприятно знать, что мои слова обидели тебя, - продолжил Амаль, обращаясь к Андрушу. - Я лишь хотел, чтобы ты понял: меня устраивает моя несвобода. Я занимаюсь делом, которое люблю - и я такой же воин, как и ты. Я свободен от многих забот - о доме, о семье. И свободен своими мыслями, которые никто не в силах сковать, продать или подарить. Так что... Не держи зла за мои слова.
   - Я хотя бы жениться могу по собственному желанию, - рассмеявшись, бросил Андруш. Голос собеседника прозвучал искренне, и армаш не нашел причины, стоящей продолжения спора, который вполне мог окончиться мордобоем.
   - А если господарь возжелает женить тебя, греховодника? - оторвался от костра Вайда. На лице лекаря блуждала усмешка, а в глазах - словно захлопнулись врата в бездну - вновь мерцал привычный насмешливый огонек.
   - Ну, кто бы говорил, ты, старый безбожник!
   - Ты не ответил на мой вопрос.
   - А что отвечать: если бы да кабы... Повесился бы! На кой мне жена? Мне мать и оглоедов младших кормить надо. Упал бы в ноги к господарю и выложил бы, как на духу: мол, хоть режь меня, хоть ешь меня, а лучше на кол, чем под венец. А ежели бы господарь не помиловал, так я бы и сам на кол взобрался бы, - рассмеялся Андруш, доставая из костра запеченный кусок мяса, и обернулся к Амалю. - Голодный?
   Новый знакомый с едва заметным смущением кивнул, и Андруш протянул ему кусок мяса.
   Вайда переглянулся с Даном. Лекарь покачал головой, старший кивнул в ответ, словно слова прозвучали:
   "Ты чувствуешь?"
   "Да..."
  
   ***
   Холодное карпатское солнце - золотом на алом покрове рассвета. На зеленом бархате лесов - серебряное кружево снега. Медной струной - звон ветра в горах. Трелью свирели - шорох обледеневшей травы под ногами.
   - Первая сотня, встать!
   - Встать!
   - Третья сотня!..
   Дан протер глаза, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и огляделся вокруг. Хриплые голоса сотников вороновым карканьем взлетели над рассветом. Войско господаря просыпалось. Дети, предназначенные в качестве живой дани, протирали глаза, дрожа спросонок от холода, жались друг к другу. Кто помладше, те, еще не проснувшись, хныкали, а кто и в голос звал родных - мать, сестру или отца.
   Вайда и Андруш как раз поднимались с земли, разминая затекшие в кольчугах плечи, а вот вчерашнего знакомца нигде не было видно.
   Скользнув взглядом по повозкам с детьми, Дан приметил Амаля. Тот, присев возле плачущего взахлеб мальчишки, что-то рассказывал ему, растирая руки малыша. Мало-помалу, ребенок успокоился и улыбнулся Амалю. Тот взял его на руки и пересадил в повозку.
   Дан пожал плечами. Маленькие дети всегда казались ему непонятными существами, доверчивые и глупые, как месячные щенки, зато шкодливые и вредные, как лесные духи. А уж успокоить орущего ребенка было для него сложнее, чем научиться грамоте. А вот у этого Амаля, гляди-ка, как все ровно да скоро вышло. Не иначе, как много с детьми возился. Дан еще раз пожал плечами, глядя, как вчерашний знакомец улыбнулся еще какому-то ребенку - ну точно нянька! - и отвернулся. Вчерашняя подозрительность немного притупилась под яркими рассветными лучами, но не угасла окончательно. Ладно, будет время разобраться. А пока - глаз с него не спускать.
   Ымблэтори, приставленные надзирать за повозками, где - ударом плети, где - просто прикрикнув, успокаивали детей. Один из надзорных замахнулся хлыстом.
   - Потише там! - бросил господарь, проезжая мимо повозки. - Не переусердствуй с хлыстом-то. Дети все ж, а не скот безголосый.
   Надзорный поклонился господарю и убрал хлыст за пояс. Взгляд господаря мельком скользнул по черноволосому подростку, который стоял возле повозки с детьми.
   Внезапно, словно взорвавшееся перед глазами солнце, словно две бездонные, черные пропасти - глаза.
  
   Я видел их!
   Я видел...
   Я знаю этот взгляд...
  
   Влад тряхнул головой и снова взглянул на мальчишку. Однако того уже не оказалось на месте - поклонившись господарю, он исчез среди повозок.
   "Пора с цуйкой завязывать", - подумалось Владу. Господарь еще тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и тронул бока коня.
   Войско господаря снималось с места - гасили ночные костры, собирали дорожные мешки, ымблэтори, смеясь, обменивались шутками. Солнечное морозное утро и ночной отдых сделали свое дело: от вчерашней усталости и подавленности в войске не осталось ни следа.
   - Дан! - окликнул господарь своего армаша. - Подойди.
   - Да, мэрия-та, - старший армаш, проспавший всего два часа, бодро взглянул на Влада.
   - Вот что, Дан. Сейчас войско разделится, и дальше пойдем двумя отрядам. Спэтар повезет дань вниз по Телеорману, а мой отряд пойдет по Арджешу.
   Дан коротко глянул на господаря. Мгновения хватило, чтобы армаш понял, что задумал его хозяин. Влад хмыкнул: именно за это умение схватывать любую ситуацию на лету он ценил своего второго армаша. Со временем, Влад планировал сделать Дана своим первым армашом, вот только опыта парню не хватает. Придет со временем.
   - Я понял, мэрия-та.
   - Хорошо. Тогда ты понял, чего я жду от тебя. Ты ростом с меня будешь, сложением похож.
   - Я должен буду заменить тебя при отряде спэтаря Стефана?
   - Да. Наденешь мою одежду, возьмешь второго коня и поедешь со Стефаном. Никто не должен догадаться, что с отрядом меня нет.
   - Мэрия-та, войско меня знает.
   - Вот и приглядывай за ними, да и своим людям накажи смотреть в оба. Чтобы ни один из войска не сбежал с весточкой к туркам. Понял меня или повторить?
   - Я понял, мэрия-та, - поклонился Дан. - Не подведу тебя.
   - Я знаю, Дан. - Влад бросил ему дорожный мешок с запасной одеждой. - Ну, с Богом. По коням!
   Псы Дракона и воины из личных отрядов господаря вскочили на коней. Еще до выезда из Тырговиште, им передали приказ господаря - не брать иных вещей, кроме тех, что в походе пригодятся, да турецкой одежды, наказали, кроме того, все в строжайшей тайне хранить.
   А за нарушение приказа у господаря один подарок был. Деревянный да высокий.
   Личный отряд господаря, тысяча конников, единым движением вскочили на лошадей и, повинуясь приказу господаря, тронулись с места.
   Дождавшись, когда отряд господаря скроется в лесах, Стефан поднял основной отряд, и повозки медленно двинулись вдоль Телеормана. Вскоре только следы на снегу напоминали о ночной стоянке.
  
   После полудня небо вновь затянулось низкими тучами и мягкий снег, словно верный слуга хозяина, стер с земли все следы разделившегося отряда...
  
  
   ***
   Крепость Исркёкю - так назвал ее первый хозяин, Мухаммед Челеби. Больше шести сотен лет простояла она на берегу Дуная, переходя то к христианским странам, то к законным, изначальным владельцам. Стены крепости служили защитой и отбрасывали атаки турков и христиан, войны многих поколений разрушали и укрепляли ее стены. Ветер столетий осушил не одни потоки крови, стекающей по стенам Джурджиу. Мелькающие лица хозяев были всего лишь мимолетным сном для старых, поросших мхом камней крепости. Ветер шептался с камнями - что им за дело до людей! - ветер приносил вести.
  
   - Близко люди...
   - Снова все повторится...
   - Всегда все повторяется...
   - Снова будет кровь...
   - Кровь льется всегда...
   - Близко люди...
   - Близко люди...
  
   Кутаясь в теплые меховые плащи, в надежде укрыться от холодного зимнего дунайского ветра, по крепостной стене прогуливались двое. По убранству одежды в одном из них можно было узнать главного агалары крепости - Али-пашу. Второго Али-паша называл Хамзой-пашой. Гарнизон Хамзы-паши, посланный к Джурджиу в качестве сил подкрепления, считался одним из самых лучших. Сам Хамза-паша, комендант Никопольской крепости, слыл образцом агалары - суровый воин, закаленный годами службы в пограничной крепости. Тонике, орлиные черты лица, смуглая кожа Хамзы-паши, подтянутая, натренированная фигура, состоявшая, казалось, только из одних костей, мускул и сухожилий, резко отличалась от начинающей полнеть фигуры и обмякшего лица его приятеля молодости - Али-паши.
   - Казыклы2 должен подойти через несколько дней. Славнейший владыка правоверных - да продлит Аллах дни его! - считает, что передача хараджа не пройдет без осложнений, если ты понимаешь о чем я говорю, Али-паша.
   - Я понимаю. Эта христианская собака подобна шакалу - он не упустит свой кусок, как шакал - падаль.
   - Именно поэтому необходимо будет в точности исполнить высочайшее повеление славнейшего владыки. И я надеюсь, что твой гарнизон готов.
   - Ждать ли мне иных войск, кроме твоего гарнизона?
   - Возможно. Я, по крайней мере, ничего о том не знаю. Что тебе известно о передвижении Казыклы?
   - Он едет во главе отряда, численностью полторы-две тысячи, сопровождающего повозки с хараджем. Спускается по Телеорману, и в условленном месте передачи дани он будет спустя несколько дней.
   - Прекрасно. Как только его отряд встретиться с Юнус-беем и моим гарнизоном, твой гарнизон выйдет из крепости и отрежет дорогу к отступлению. Мы зажмем Казыклы между двух рек. Две тысячи его войск против наших четырех. Казыклы нужно взять живым, иначе трон наследует его преемник, в то время как, официально находясь в плену, он будет перекрывать доступ к трону прочим претендентам, разбираться с которыми у великого владыки нет времени. Понимаешь?
   - Да, Хамза, - раздраженно откликнулся Али-паша, которого начинал злить высокомерный тон старого товарища, потому почтительную приставку "паша" он пропустил намерено. - Я понимаю серьезность служения не хуже тебя.
   - Что тебе известно о Казыклы? Ты сталкивался с ним чаще. - Казалось, Хамза-паша не обратил никакого внимания на раздраженный тон бывшего военного товарища.
   Незаметная презрительная гримаса скользнула по губам коменданта Никополя при встрече с Али-пашой, но то было единственное проявление эмоций. Что говорить, бывший комендант Эгригёз сильно сдал в последнее время. Они не виделись почти десять лет, и время сильно изменило Али-пашу, некогда бывшего хорошим воином. Непонятно только почему великий владыка решил назначить его комендантом Джурджиу - приграничной крепости, чаще всего подвергающейся нападениям. Не удержать Али-паше крепость. То лишь случайность, что Джурджиу до сих пор не взяли христиане. Слабым стал его друг молодости, что-то подтачивало его силы с утра до вечера. Сын коменданта Джурджиу, служивший сотником у Хамзы-паши, хоть и младше своего отца, и то был более достойным воином.
   - Итак, - повторил Хамза-паша. - Рассказывай.
   Али-паша дернул плечом, плотнее закутался в меха плаща и помянул недобрым словом тот час, когда его перевели в эту придунайскую крепость.
   Того, кого сейчас называли Казыклы, он помнил. Еще как помнил. Этого неуправляемого мальчишку он невзлюбил с первой встречи, когда сыновей тогдашнего валашского господаря привезли в Эгригёз. Такие люди иногда встречались ему - слишком гордые для того, чтобы подчиниться, и слишком сильные для того, чтобы умереть. А ведь именно такой негласный приказ он получил от владыки - добиться от сыновей валашского господаря смирения и покорности. Младшего сына валашского господаря сломать, казалось, несравненно проще. Не будь рядом старшего, младший давно принял бы истинную веру и стал одним из самых преданных слуг Великой Империи. А благодаря смазливой внешности вполне мог завоевать благорасположение любого эфенди при дворе. Возможно даже - самого султана... Но старший змееныш не только не позволял согнуть себя, он не давал взять окончательную власть над душой младшего. Взбешенный видимой покорностью и тайным упрямством да почти неприкрытой ненавистью, светившейся в глазах четырнадцатилетнего гаденыша, Али-паша решился на крайние меры. Хотел окончательно раздавить, унизить и уничтожить эту маленькую, но исключительно ядовитую душонку. Валашский выродок пытался, было, кричать, что султан обо всем узнает, но быстро захлопнул пасть, когда его любезно осведомили о том, что до того, как султан что-то узнает, Раду, которому, к слову сказать, не исполнилось и десяти, побывает в той же комнате. Змееныш заткнулся. И молчал всю ночь. Ни стона, ни крика. Только утром, выходя из покоев Али-паши, едва передвигая ногами и хватаясь за стены, чтобы не упасть, уже на пороге он поднял голову, смерил коменданта ледяным взглядом и спокойно бросил: "Ты заплатишь за это. Слово Дракона". И так сказал, что мороз по коже пошел. Будущий Казыклы не сломался. Три года он молчал, выполнял все, что от него требовалось, и завоевал расположение всего гарнизона. Но Али-паша знал, как все обстояло на деле. Мальчишка лицемерил так искусно, и иногда даже коменданту казалось, что тот покорился своей судьбе. Но стоило вспомнить глаза змееныша, чтобы понять - такого не сломаешь. Точно так кобра прячется в песке, прежде чем ударить. Не признаваясь в том даже себе, комендант Эгригёз начал бояться мальчишки. Али-паша понял, что проще отвечать перед султаном за несчастный случай, который мог вполне произойти с сыном бывшего господаря, чем оставлять его в живых. Решение было принято слишком поздно - наутро оказалось, что двое пленников сбежали...
  
   Ты заплатишь за это. Слово Дракона
  
   Почти тринадцать лет прошло с тех пор. В покорной до того Валахии появился новый правитель, однажды утративший трон, но вернувший его себе снова. Эгригёз сменился на Джурджиу - все ближе к Валахии. Иной раз Али-паше казалось, что сама судьба ведет его к этой встрече...
  
   - Ну, так? - резкий голос Хамзы-паши выдернул коменданта Джурджиу из размышлений.
   - Он очень опасен, Хамза. Очень.
   Хамза-паша только покачал головой, глядя на бывшего товарища. С первого взгляда становилось ясно: боится. Боится до дрожи в коленках. Али-паша и ранее не отличался безудержной храбростью, но чтобы так...
   "Посмотрим, чья возьмет", - подумал Хамза-паша и улыбнулся. Он почувствовал, как в груди разгорается знакомое чувство азарта - похоже, он встретил одного из немногих достойных противников.
  
   ***
   Лесная ложбина, окружавшая Джурджиу, спала. Над заснеженной долиной проносился только вой ветра. Не было слышно даже обычных ночных шорохов - хруста ветки, скрипучего стона старой ели, вздохов земли. Ночь набросила покрывало тишины и сна на долину.
   - Открыть ворота!
   Хриплый возглас, словно клинком рассек тонкую ткань полуночной тишины.
   Приказ выполнился незамедлительно. Подъемный мост опустился, тяжелые, окованные железом, ворота медленно открылись, выпуская из крепости небольшой, в полсотни всадников, турецкий отряд. Выехав из Джурджиу, отряд, выстроившись в походном порядке, галопом сорвался за своим предводителем. Ворота сразу же закрылись, мост так же медленно пополз вверх, и, спустя четверть часа, ночная тишина вновь вступила в свои права. Охрана на стенах крепости, проводив взглядом отъехавший отряд, вернулась к исполнению долга, расхаживая вдоль по стене.
   За ночным выездом наблюдали двое.
   Али-паша, проводив Хамзу-пашу, в сопровождении личного отряда к месту встречи с данниками, спустился вниз, в крепость, поближе к жаровне. Все-таки, зимы здесь были суровыми, ледяной ветер, налетавший с Дуная, пробирал до костей. Как только эти дикари-валашцы переносят такой холод?.. Али-паша поежился, спускаясь по ступеням: в покоях можно будет снять промокшую верхнюю одежду, вызвать кого-то из наложниц-албанок и на время забыть о том, что тот, о ниспослании смерти которому он каждый день молил Аллаха, находится совсем близко.
   Второго человека, наблюдавшего за ночным отъездом отряда Хамзы-паши, надежно скрывали переплетения ветвей густого подлеска. Темная одежда отводила даже самые зоркие глаза. Вороной ночного наблюдателя застыл, словно каменный, повинуясь малейшему движению хозяина и ничем не выдавая их присутствия. Проводив взглядом отряд, человек дождался, когда поднимут мост, закроют ворота, и, едва тронув поводья лошади, развернул вороного. Копыта лошади, плотно обмотанные тканью, неслышно ступали по снегу, а ветер, побиравшийся даже сквозь переплетения ветвей, заметал следы...
   Пробираясь одному ему известными тропами, человек углублялся все дальше в лес. По мере его продвижения, наносы снега становились все меньше, а копыта коня все глубже проваливались в болотную грязь. Однако, несмотря на это, человек уверенно вел лошадь через топь, время от времени останавливаясь, словно прислушиваясь к голосам, которые звучали только для него, и вновь продолжал путь. Топи становились все глубже, и очередной поворот открыл глазам всадника ожидавший его отряд.
   Влад с видимым удовольствием размотал ткань, закрывающую его лицо, быстро оглядел своих людей, замерших в седлах в гробовом молчании. Лошади с обмотанными тряпьем копытами и мордами, казались призраками некогда почивших лошадей - ни отзвука копыт, ни тихого, недовольного ржания.
   Господарь обернулся в сторону только что пройденной тропы и наклонил голову, словно в жесте благодарности кому-то, кого видели только его глаза.
   - Тынэр, - негромко окликнул господарь своего первого армаша. - Поднимай войско. Хамза только что выехал из крепости. Он направляется в долину, к Стефану. Отряд спэтаря, по моим расчетам, подойдет к следующей ночи, армия Хамзы уже там, и их не меньше четырех тысяч. У нас не так много времени, чтобы взять Джурджиу - до рассвета.
   Вожак Псов усмехнулся, показав гнилые зубы, и вскинул руку. Отряд Псов Дракона понял вожака без слов. Не слезая с лошадей, воины, привычные к жизни в седле, извлекли на свет турецкую одежду и так же молча стали переодеваться, не обращая внимания на ледяной ветер. Только по загоревшимся азартом взглядам, которыми обменивались конники, можно было понять, что уже не первый день они провели в топях, почти не слезая с лошадей, не разжигая костров - в полнейшем молчании.
   - Подержи.
   Влад бросил клинок Тынэру и быстро переоделся в турецкое платье. Закрыв нижнюю часть лица темной тканью, господарь быстро оглядел свое преобразившееся войско. Теперь даже самый опытный взгляд не отличил бы в их темноте от османов.
   Господарь вскинул руку над головой, отдавая сигнал следовать за ним, и двинул коня к неразличимой тропе в топях. Войско, слепо доверяя своему господарю, потянулось следом. Лошади скользили по тропе, словно кони всадников Дикой Охоты - молча, неумолимо, оставляя на пройденных ими дорогах лишь пыль, смерть и страх.
  
   Серые, поросшие мхом камни крепости издали приметили отряд османов, приближающийся к своим стенам. Люди, несущие караул на стенах, заметили их позднее.
   - Агалары! Агалары!
   Настойчивый стук в дверь Али-паши означал только одно: весть, не терпящая отлагательства. Никто не позволил бы себе прерывать его сон столь бесцеремонным образом. Впрочем, у коменданта мелькнула слабая надежда на то, что прервавший его сон был просто ополоумевшим стражником, коему надоели прелести и невзгоды земной жизни или коего обуяло желание поскорее направиться к праотцам.
   Однако чтобы там не думал о нем Хамза, Али-паша некогда был комендантом Эгригёз, а сейчас комендантом Джурджиу. А ранг агалары получил отнюдь не за красивые глаза.
   - Что? - Мгновенно проснувшись, он распахнул двери.
   - Отряд, мой господин. Почти у крепости. Что-то около тысячи человек.
   Али-паша похолодел. Здесь в гарнизоне осталось семьсот человек, из них всего полтысячи воинов.
   - Пограничный отряд валашцев?
   - Нет, мой господин. Судя по одежде и оружию - это наши воины.
   Агалары встряхнулся. Действительно, что за паника спросонок? Откуда здесь взяться отрядам Казыклы - со стороны Дуная невозможно, подъездные дороги патрулируются его людьми, а недавно по ним прошли отряды Хамзы-паши. Оставались еще северо-восточные топи, но провести по ним тысячный отряд было не в силах ни одного человека. Хамза что-то говорил о подкреплении, которое должно подойти. Возможно, это они и есть.
   Быстро накинув верхнюю одежду, Али-паша, несмотря на свой возраст и немалое телосложение, стрелой взлетел на крепостную стену.
   Отряд, о котором говорил слуга, стоял за рвом, перед северными воротами крепости, спокойно ожидая коменданта. Предводитель отряда, со знаками отличия сераскира1, поднял голову, и в свете факела, который держал стоящий рядом оруженосец, черты лица показались Али-паше странно знакомыми. Горящие черные глаза, такие глубокие, что тень от них падала на пол-лица.
   "Игра света", - успокоил себя комендант Джурджиу.
   - Кто такие?
   Ответ агалары, стоящего у рва, прозвучал приказом - спокойным, повелительным голосом, на чистейшем турецком языке:
   - Мое имя Мурад-паша, милостью Аллаха, сераскир Второго корпуса. Великий владыка правоверных - да продлит Аллах дни его! - направил мой отряд в Джурджиу для сопровождения хараджа от валашского господаря Влада. Я должен встретиться с отрядом Хамзы-паши а так же передать фирман2 великого владыки правоверных коменданту Джурджиу Али-паше.
   Мурад-паша достал из седельной сумки свернутую грамоту, на которой четко виднелась печать владыки правоверных. Затем поднял над головой правую руку и, развернув ее особым образом, начертил в воздухе несколько знаков. О подобном пароле знали только агалары и специальные послы - прочие же предоставляли верительные грамоты - и воспроизвести знак столь точно не мог ни один непосвященный.
   Али-паша еще раз глянул на отряд и кивнул охране у ворот:
   - Опустить мост! Открыть ворота!
   Охрана тут же бросилась выполнять приказ агалары.
   "Знакомый голос", - спускаясь по ступеням крепости, Али-паша мучительно пытался вспомнить, где раньше он мог встречаться с сераскиром Мурадом-пашой. Не зря в его облике мелькнуло что-то до боли знакомое. - "Глаза... Я точно помню, что видел такие глаза у кого-то..."
   Глухой стук возвестил о том, что подъемный мост полностью опустился.
   "Глаза... И голос..."
   Тяжелые, окованные железом наружные ворота крепости медленно открывались. Стража столпилась у внутренних ворот, ожидая гостей. Факелы отряда Мурада-паши уже маячили в образовавшемся проеме.
   "Голос... Глаза..."
   Мерный стук копыт о каменный пол коридора между двумя воротами - наружными и внутренними - гулко отражался от стен прохода.
   "Голос..."
  
   Ты заплатишь за это. Слово Дракона.
  
   Догадка-воспоминание вспышкой молнии взорвалось в памяти Али-паши.
   Эгригёз. Шестнадцать лет назад. Валашский выродок, змееныш.
   Дракула.
   "Нет... Нет! Не может быть! Нет!"
   - Закрыть ворота! Закрыть ворота! - хриплый, срывающийся крик агалары ударом хлыста упал на плечи охраны. - Закрыть ворота!
   Стража пограничной крепости, не раз подвергавшейся нападениям, привыкла мгновенно реагировать на приказы. Люди налегли на ворота, пытаясь совместными усилиями закрыть тяжелые, окованные железом, внутренние ворота. Внешнюю стену конники уже миновали. Как только под сводами воротной башни прозвучал крик агалары, всадники пришпорили лошадей и стрелой понеслись по коридору.
   - За Дракона! - раздался клич со стороны отряда лже-Мурада-паши.
   Валашский язык резанул слух османов и отсек какую-либо надежду, подобно тому, как остро отточенный клинок отсекает голову врага.
   Лучники, не успев добежать до нижних бойниц, не могли открыть огонь, опасаясь попасть по своим, а стрелы, выпущенные поверх голов закрывающих, попали в своды коридора и упали к ногам валашских конников.
   - За Дракона!
   - Быстрее! Быстрее! - отчаянный крик Али-паши, раненной, испуганной птицей метался над головами стражи. - Закрыть ворота! К оружию! К оружию!
   Делом одной минуты для валашского отряда было преодолеть короткий коридор между внутренними и внешними воротами башни. Волна конников ударила в полузакрытые внутренние ворота и единой силой распахнула их настежь.
   - За Дракона!
   - Аллах велик!
   На ходу выхватывались ятаганы и мечи. Первая линия обороны турок под копытами коней и ударами мечей валашцев уже через секунду оказалась смятой. То, что еще несколько минут назад было живыми людьми, превратилась в месиво из костей и мяса.
   - За Дракона!
   - Аллах велик!
   - За Дракона!
   Выхватив из ножен меч, Влад бросил поводья и перехватил рукоять обоими руками - в бою Ворон обходился без всадника - обученный боевой конь сам помогал хозяину, поворачивался, останавливался, бил копытами нападавших.
   Конники рассредоточились по внутреннему двору крепости, разделяя османов на небольшие группы. Звон стали, крики заполонили самый темный час перед рассветом.
   Час Волка.
   Спрыгнув с коня, господарь развернулся в сторону одного из нападавших, обрадованных тем, что один из всадников оказался на земле.
   Головная повязка, скрывающая нижнюю часть лица, в драке упала с головы господаря, открыв глазам нападавших почти волчий оскал.
   Длинное лезвие клинка отразило свет луны, и глаза господаря сверкнули серебряным светом. Клинок молнией просвистел в воздухе, и голова нападавшего покатилась по снегу. Кровь, брызнувшая из шеи, попала на лицо господаря. Не обратив на это никакого внимания, он развернулся к очередному противнику, по ходу отбив ятаган третьего нападавшего. Напротив - двое, за спиной - еще один. Резко отклонившись назад, Влад перехватил руку нападавшего и рванул ее на себя, разворачивая турка спиной. Прикрывшись им, как щитом, господарь бросил турка на клинки нападавших. Двое нападавших замешкались лишь на мгновение, оказавшееся роковым - клинок господаря вонзился в живот одному из них, а кинжал, спустя мгновение пробил голову второму.
   - Накир! 1 - прохрипел умирающий. В последние мгновения жизни его глаза встретились с глазами Дракулы. Глаза господаря Валахии горели золотым огнем, а зрачки - обрывались в бездонной пропасти черными нитями, словно у дракона.
   Самый темный час перед рассветом.
   Час Волка.
  
   Али-паша понял, что потерял крепость, практически сразу - слишком внезапным и стремительным, словно огненная буря, было нападение валашцев. Обливаясь холодным потом, комендант рванулся в личные покои, чувствуя за спиной холодное дыхание ангелов смерти. Нужно прихватить на первое время... Что прихватить? - Бежать! Спасать жизнь, потому что смерть будет неизмеримо хуже позора, который ляжет на его плечи после побега.
   "Бежать, бежать!"
   Другие мысли исчезли из головы, которой в эти минуты единовластно правил почти суеверный ужас.
   "Он пришел за мной! За мной! Аллах..."
   Али-паша медленно осел на пол, сползая по стене - он понял, что слова молитвы исчезли из памяти так же, как все прочие знания.
   "Бежать... Бежать... Нужно бежать... Дверь..."
   Оглянувшись вокруг, Али-паша осознал, что и зрение отказывает ему. Все знакомые предметы потемнели, открывая черные провалы в иной мир, открывая врата демонам загробного мира.
   Их шаги...
   "Я слышу их шаги!"
   Последним усилием воли, комендант метнулся к двери, опуская тяжелый засов, и вновь опустился на пол, рядом с дверью - ноги не держали внезапно отяжелевшее тело. Сползая по стене, он почти не слышал тяжелых ударов в дверь. Холодный пот ручьем стекал по спине, и внезапно опустившаяся на глаза тьма полностью застила мир.
   "Бежать... Но - поздно. Поздно!.. Он пришел за мной - это демон... Это не человек! Я всегда это знал... О, Аллах, почему я не удавил его ребенком?! Бежать... Поздно, поздно!"
   Внезапно прояснившимся внутренним взором Али-паша увидел...
  
   ...ранее зимнее утро.
   Окровавленное тело молодого мужчины - кисти рук и ступни отрублены, глаза выжжены, но он еще жив. Он молча открывает рот, на крик уже нет дыхания, горло сорвано.
   Чей-то голос...
   - ...кол. Персидский.
   Кого-то, в одежде турка волокут к приготовленному колу.
   Лица. Эти двое.
   Знакомые до боли. Кто это?..
  
   Внезапно Псы Дракона, ломавшие дверь, услышали донесшийся изнутри нечеловеческий, полубезумный крик. Видавшие виды, армаши господаря вздрогнули.
   Когда дверь в покои коменданта крепости упала под напором мощных согласованных ударов, они увидели лежащего на полу седого человека.
   - Проверь, жив ли, - бросил Андруш Вайде. - Не ровен час, помер, так с нас господарь потом шкуру живьем спустит, не посмотрит на боевые заслуги.
   Вайда склонился над телом и положил руку на запястье турка.
   - Чего творишь? - Любопытный Андруш отер кровь с лица и наклонился над телом вслед за лекарем.
   - Проверяю наличие жизненной искры в сем бренном теле. Ну, что ж, к моему великому разочарованию, твоя шкура пока при тебе останется - правда, надолго ли, не знаю. Жив. Без памяти упал. Хотел бы я знать, что ему привиделось, - задумчиво произнес Вайда.
   - Рожа твоя похмельная... Вайда, господарь!
   Псы Дракона вскочили, кланяясь вошедшему господарю.
   - Ну? - улыбнулся Влад, отбрасывая за спину мокрые от крови и пота волосы. - Кто здесь?
   - Комендант, мэрия-та, - откликнулся Андруш.
   - Живой, - добавил Вайда.
   - Ненадолго, - хмыкнул господарь.
   Проведя рукой по лицу, пытаясь хоть немного отереть кровь, Влад шагнул ближе к грузному телу.
   Мельком глянув на распластанного на каменном полу агалары, господарь побледнел так, что стало заметно даже под слоем полузастывшей крови.
   Картины прошлого раскаленным железом ударили по глазам. Комната коменданта Эгригёз, душный запах благовоний, угрозы, угрозы - "или ты, или младший пащенок - выбирай!" - и...
  
   Ты заплатишь за это. Слово Дракона.
  
   - Али-паша.
   Армаши отшатнулись от господаря, им показалось, что воздух рядом с их повелителем накалился, как в геенне огненной.
   - Встретились, - сквозь стиснутые зубы процедил господарь.
   Несколько секунд он стоял над потерявшим сознание бывшим комендантом крепости, как каменное изваяние, а затем, обернувшись к Вайде и Андрушу, бросил:
   - Отвечаете за него головой, поэтому берегите его пуще, чем девица невинность. Если сбежит - я не знаю, что я с вами сделаю.
   Вайда и Андруш поклонились. Не проронив больше ни слова, господарь стремительно вышел из покоев, словно задыхался в сильно натопленном зале.
  
   Нужно было дать передохнуть и людям, и лошадям, прежде чем выступать навстречу отряду Стефана. В каменных коридорах плясало эхо криков, доносившихся из крепости, отданной на разграбление. Времени было мало, приказ господаря - выступать ранним утром. Всего несколько часов оставалось воинам, чтобы пополнить свой кошелек золотом и серебром турок.
   Влад медленно брел по крепостной стене. Солнце уже просыпалось, выплетая узор рассвета над горизонтом, и прозрачные тени скользили по лицу господаря.
   Остановившись на парапете воротной башни, господарь глубоко вздохнул, провел рукой по лбу и замер, вглядываясь в ленту дороги, черневшую на белом покрывале снега. Холодный рассветный ветер, казалось, нисколько не беспокоил мужчину, замершего на стене, словно каменное изваяние.
   Ветер шептался с камнями...
  
   ***
   Спэтар Стефан, окинув взглядом маячившие впереди отряды Хамзы-паши, обернулся к Дану.
   - Ну, с Богом. Вот они.
   ...Несколько часов назад к стоянке валашских данников неспешно подъехало посольство от Юнус-бея. Самого султанского посла с ними не было, на что и рассчитывал спэтар - только Юнус-бей видел господаря в лицо и, если бы он выехал в первом посольском отряде, то живо бы признал подмену. Дан, не поведя и бровью, приветствовал турок, кивнув на стоящие поодаль повозки с хараджем и "живой данью". Глядя на их удовлетворенные лица, спэтар внутренне порадовался, что пышные, спускающиеся до подбородка, усы, которые он отрастил еще в молодости, скрывают усмешку.
   Пока Дан и первый посольский отряд договаривались о встрече с Юнус-беем, Стефан озирал окрестности. В ближайшей роще осталась часть отряда, туда же необходимо будет перевезти повозки с данью и детьми. И нужно будет это сделать, пока не прибудет основной отряд Хамзы.
   Через несколько часов первый посольский отряд отбыл к Юнус-бею, и Стефан подъехал к Дану.
   - Ну, что там?
   - На вечер сговорились. Как думаешь, успеет господарь подойти?
   - Должен. Если нет - только на себя да на Господа придется рассчитывать.
   Дан молча кивнул...
   Поле клонилось к вечеру.
   Отряды турок черной змеей маячили на горизонте, над их головами, подобно ядовитому болотному туману, зеленело облако знамен.
   - Не поспеет господарь. Они через пару часов здесь будут.
   - Продержимся, спэтар, - спокойно ответил Дан.
   Стефан только покачал головой. Войны с турками и с не менее воинственными соседями закалили его еще с детства. Свой первый отряд он возглавил еще при Мирче Батрине, деде нынешнего господаря, а с тех пор в войнах и мелких стычках прошло больше пятидесяти лет. По младости лет он испытывал перед боем острое возбуждение, отдававшееся во всех мускулах тела. Возраст научил относительному спокойствию. Но, взглянув на Дана, Стефан понял, что его собственное спокойствие - благоприобретенное, привычка сдерживать себя, ставшая второй натурой. Старшего Пса, казалось, абсолютно не волнует численное превосходство вражеских отрядов, отсутствие господаря с подкреплением и предстоящая бойня. Армаш просто спокойно смотрел на приближающихся турок. Все Псы были похожи. Сколько раз, один из наиболее приближенных к особе господаря, Стефан ловил себя на мысли, что нечисто с этими ребятами. Не могут люди совсем уж не бояться смерти.
   "Только не эти", - подумал в который раз Стефан, глядя на непроницаемое лицо Дана.
   Расстояние между валашским и турецким войском сокращалось.
   - Поднимай войско, Дан. Единственное в чем мы сейчас можем выиграть - это внезапность. Через полчаса они смогут разглядеть нас и поймут, что у овцы отросли волчьи зубы. Пора.
   - Да, спэтар, - так же спокойно откликнулся Дан и, развернув лошадь, поскакал к ближним отрядам. - Первая сотня!
   "Вознесыйся на Крест волею, тезоименитому Твоему новому жительству...", - губы спэтаря шевелились в унисон с криком Дана.
   - Вторая сотня!
   "...щедроты Твоя даруй, Христе Боже..."
   - Третья сотня!
   "...возвесели силою Твоею верныя люди Твоя..."
   - За Дракона!
   "...победы дая нам на сопостаты, пособие имущим Твое оружие мира..."
   - За Дракона!
   "...непобедимую победу..."
   - За Дракона!
   "...Аминь..."
   Конский топот смешался с лязгом железа. Выхватывая мечи, валашские всадники направили лошадей с места в галоп, рванулись вперед, как неудержимое пламя лесного пожара. Турецкие отряды конников, следующие впереди пехоты, дрогнули, но, спустя несколько мгновений разобравшись в происходящем, пришпорили и своих лошадей.
   - За Дракона!
   - Алла Акбар!
   Ветрами - южным и северным - мчались навстречу друг другу две армии. Холодный серверный ветер развевал алые знамена с вышитым на них золотым драконам, южный - зеленые полотна с полумесяцем. Две волны знамен стремительно катились друг навстречу другу, и через несколько мгновений алая волна схлестнулась с зеленой. Схлестнулись лошади с лошадьми, люди с людьми, крики турков и валашцев сплелись в единый поток, накрывший равнину в устье Веди.
   Битва за Валахию началась...
  
   ...К закату клонилось солнце, и день закрывал глаза, не желая видеть пропитанную кровью землю и курганы из мертвых человеческих тел.
   Стефан так же прикрыл глаза, устало отирая пот и кровь с лица.
   - Что стряслось, спэтар? - шлепок по спине принадлежал не иначе, как руке господаря.
   Стефан глубоко вздохнул, поднял глаза к ночному небу, вдыхая запах плывущего над землей запаха костров, снега и османской крови.
   - Ты выиграл, мэрия-та.
   - Рано праздновать, Стефан. Это - только первая победа из тех, которые мы должны одержать. До рассвета дай людям отдохнуть, а с рассветом выступаем на Туртукай. Отдай приказ второй сотне выдвинуться раньше. До подхода основных войск все поселения албанцев возле Джурджиу должны быть сожжены. Колодцы пусть не трогают до тех пор, пока мы не подойдем. После отхода из Джурджиу - колодцы отравить.
   - Как прикажешь, мэрия-та. Детей-то куда?
   - Как и говорил - первый отряд четвертой сотни сопроводит повозки к Букурешти. Там переправят на остров, в Снагов. И чтоб ни одна живая душа не узнала.
   Спэтар отошел в сторону, отдать приказы.
   Еще до заката небо покрылось снежными облаками, и сейчас мягкие хлопья снега кружились над долиной, засыпая курганы мертвых тел.
   ...Войско Влада подоспело вовремя. Ударив в тыл османам, сбитым с толку турецкой одеждой и турецкими знаменами, отряд господаря оттеснил войска Хамзы-паши к Дунаю, и объединенными усилиями, валашская армия сбросила турок в реку. Хамза-паша и Юнус-бей были мертвы.
   Славным воинам - славная смерть, говорили в Карпатах. Но трупам турецкого агалары и посла была предназначена особая роль.
   Быстрой походкой пробираясь сквозь ряды воинов, из которых некоторые, сев на промерзлую землю грели руки у костров, а некоторые, не теряя времени, обыскивали трупы турок, Влад думал о том, что служившие при жизни турецкому султану, послужат господарю валашскому в посмертьи. Схлестнувшись с никопольским комендантом, Влад понял, что имеет дело с хорошим воином. Этот-то хороший воин и оставил ему сочащуюся кровью рану на шее. Хорошо еще, что жилу не задел или по глотке не прошелся. Но все ж, царапина на шее - неплохая цена за жизнь коменданта Никопольского гарнизона.
   А пока - самое время разобраться с другим старым знакомцем.
   За лесом бредущая прочь от рассвета ночь, снимала покрывало тьмы с придунайской равнины. Ровным светом окрашивался снег в пятнах крови, а предрассветная тишина нарушалась нестройным гулом голосов, сквозь которые то и дело прорывались выкрики готовящихся к отходу воинов.
   На снегу, свернувшись, насколько позволяли веревки, лежало двое мужчин - единственные оставшиеся к рассвету в живых турки. Младшему на вид нельзя было дать больше двадцати пяти, и в его чертах лица угадывалось определенное сходство со старшим пленником. Присмотревшись внимательнее, можно было предположить, что эти двое были родственниками, и, учитывая разницу в возрасте, скорее всего, отцом и сыном. Младший, судя по одежде, не так давно являлся булук-баши1 ныне несуществующего гарнизона Хамзы-паши. Старший, седой турок с безумными глазами, когда-то был Али-пашой. Пленники молча лежали на траве, и если Али-паша несвязно мычал, затравленно озираясь по сторонам, словно не понимая, что происходит, то младший пленник сохранял достоинство.
   Широкой походкой, прижимая к шее свернутую комом чистую тряпицу, чтобы остановить кровь, господарь подошел к пленникам.
   При его приближении Али-паша вскинул глаза, и побледнел так, что смуглое лицо перестало отличаться от снега. Молодой булук-баши, напротив, спокойно и с вызовом посмотрел на господаря.
   Влад не обратил никакого внимания на младшего и подошел к Али-паше.
   - Ну что, агалары, встретились?
   Али-паша, мыча, замотал головой. Язык ему вырвали еще в Джурджиу - Али-паша слишком хорошо понимал причины, побудившие Казыклы отдать подобный приказ.
   - Я ведь говорил тебе, что ты ответишь за то, что сделал, - присев около тела, Влад говорил тихо, чтобы не слышали окружающие их воины. - Вот и пришло время расплатиться. И передо мной, и перед братом моим, и перед Валахией. Все ваши планы провалились - твои люди, люди Хамзы-паши и посольство Юнус-бея уничтожено, а Валахия, пока я жив, не станет выплачивать харадж султану.
   Встав, господарь обернулся к одному из ымблэтори.
   - Этому, - он кивнул на булук-баши, - отрубить ступни и кисти рук. Глаза - выжечь. Дурную траву рвут с корнем.
   Молодой турок побледнел, но не произнес ни слова.
   - Пашу - на кол. Персидский.
   ...Спустя несколько часов придунайская равнина опустела. Начинающаяся метель белым покровом накрыла исчезнувшую валашскую армию, тела убитых турок, одиноко возвышающийся кол, и брошенного под ним в луже крови молодого турецкого ага. К закату холод и изголодавшиеся волки довершили то, что не закончил господарь.
  
   ***
   ...Огненным ураганом армия господаря пролетела вдоль Дуная. Опережая вести о своем продвижении, господарь захватывал одну за другой крепости, оборона которых стоила жизни его отцу. Деревни, населенные албанцами-мусульманами предавались огню, а для муллы и старосты в центре каждой сожженной деревни воздвигались колья. Дым от сожженных домов уходил в небо, а земля Карпатского Дракона жадно пила кровь врагов. День за днем, за несколько недель господарь Влад очистил половину территории Южной Валахии, захваченную турками. Но слухи не остановить - из второй половины началось повальное бегство. Паника накрыла и Константинополь, еще не забывший крестовые походы. Казалось, волна завоеваний, поднятая султаном, докатившись до Валахии, натолкнулась на каменный порог, который и развернул ее обратно.
   Подходя к крепостям, валашское войско, благодаря нехитрой тактике переодевания в турецкие одежды и используя знаковую систему, отлично известную господарю, под покровом ночи беспрепятственно проникало в крепости. Коменданты, уже слышавшие о подходе валашской армии, были рады увидеть у стен своей крепости подкрепление из трех тысяч войск под знаменами Великой Империи, возглавляемых властным сераскиром с горящими черными глазами...
   И лишь когда ворота крепостей гостеприимно распахивались, становилось понятно, что под зелеными знаменами шли не дружественные войска подкрепления, а бесстрастный Накир, принявший облик огненноглазого валашского господаря.
   Но передать весть в другие крепости об этой Дикой Охоте и ее хозяине было уже некому. Из крепостей живым не уходил ни один турок.
   На грабеж крепости и отдых отводилось всего несколько часов, и воины могли сами выбирать - отдохнуть или пополнить свои кошельки. Вопреки традициям, каждому разрешалось брать с собой не более одного мешка добычи, а за нарушение приказа господарь карал беспощадно.
   В другом видел выгоду валашец - не турецкое золото в кошель опустить, а напоить кровью османов иссохшую землю Страны-За-Лесами.
   От крепости к крепости, уничтожая гарнизон за гарнизоном, Карпатский Дракон летел по Южной Валахии...
  
   Вы ждете меня - все, кто остался здесь. Я вижу вас. Я слышу вас. Я чувствую вас.
  
   ...Штурм последней крепости дался с трудом - уставшее валашское войско, движимые отчаяньем, и оттого вдвойне яростные в бою турки, внезапно упавшая на землю оттепель, превратившая снег в мокрую кашу, в которой постоянно тонули ноги...
   "Пора возвращаться", - думал господарь, греясь у очага в комнате наспех посаженного на кол коменданта. Вайда только что закончил промывать и перевязывать раненую руку, и, наградив господаря длинной речью, в которой поминался некий мусульманин Ибн-Сина, лихорадка крови и необходимость ежедневных промываний раны какой-то дрянью, название которой звучало хуже ругательства, лекарь вышел, оставив господаря в одиночестве. Влад знал, что теперь молодой Мургулешти от него не отстанет - вежливо да тихо заставит-таки неделю выполнять его указания. Господарь поморщился, не понимая необходимости два раза в день менять повязку на обычной, даже не гноящейся, разве что чуть покрасневшей да горячей ране, но знал, что если Вайда в кого вцепился, то клешней своих не разожмет, пока сам не захочет - и будь то хоть господарь, хоть сам Господь.
   Но на сегодняшний вечер он был предоставлен самому себе. Приказав согреть воды, чтобы смыть с себя грязь и кровь последних нескольких недель, Влад уселся у очага и, глядя в окно на ночное небо, раскинувшееся над стенами крепости, раздумывал над тем, что делать дальше.
   Продолжать поход не представлялось возможным. Уставшие, измотанные войска, оставленный без присмотра Тырговиште, оттепель не ко времени - все говорило о том, что пора уходить. Этот поход уже принес свои плоды - политический лед тронулся раньше, чем тот, что намерз на водах Дуная. Султан не простит такого самоуправства и откровенного выпада в его сторону - обязательно вышлет карательный отряд. Когда этот отряд дойдет до отвоеванных крепостей - вот тогда снова придет время расправить крылья. А пока усталым людям нужно дать вернуться домой, принести награбленное турецкое золото в семьи или в кабаки, и отдохнуть. Ничье терпение и вера, даже подкрепляемые постоянными победами, не могут быть вечными. А домой лучше возвращаться, не имея ни одного поражения за плечами. Да и самому пора отдохнуть, до весны предстоит еще одно сражение.
   От размышлений господаря отвлек стук в дверь, и вошедший слуга объявил, что вода для чана согрета.
   В комнате, где поставили чан, уже густо клубился пар. Влад сбросил с себя одежду и с удовольствием окунулся в горячую воду. После двадцати дней зимней походной жизни, горячая вода казалась раем на земле. Мышцы, затекшие в кольчуге, которую не приходилось снимать по неделе, расслабились в тепле воды. Намыливая голову, Влад хмыкнул, подумав о том, что одно неоспоримое достоинство у мусульман было - всех их воспитывали в уважении к собственному телу, что подразумевало и регулярные омовения. Баня раз в неделю - это, конечно, хорошо, но мало. Если бы не эта страсть османов к омовениям, во всей крепости не сыскалось бы и куска мыла. Сполоснув голову, господарь приказал принести чистую одежду и согреть мальвазии с медом и чабрецом - эти победы стоило отпраздновать.
   Вернувшись в личные покои бывшего коменданта, Влад вновь уселся в кресло и с удовольствием пригубил вина.
   Закрыв глаза, Влад почувствовал, как тепло от камина обнимает тело, а горячая мальвазия с травами согревает изнутри. Перед глазами поплыл сладковатый туман дремы, и господарь отставил недопитый кубок, готовясь нырнуть в спокойный, впервые за весь месяц, сон - сознание одержанных побед согревало лучше огня и вина. Дождь, начавшийся сразу после заката, превращал в кашу размокший снег, но непогода оставалась за закрытым окном, и необходимость уже не гнала в дождь и снег.
   Смех и выкрики воинов отмечающих внизу, в обеденном зале, очередную победу, не мешали засыпать. Стоило, конечно, спуститься вниз - присутствие господаря добавило бы сплоченности в рядах войска, но Влад чувствовал, что сейчас его не поднимет с кресла даже известие об окончательном уничтожении Османской империи, добровольной сдаче султана в плен и женитьбе брата. Поэтому, махнув рукой на государственную необходимость присутствия на разгульной пьянке, господарь устроился поудобнее в кресле и натянул на себя покрывало из овечьей шерсти, позаимствованное с кровати казненного коменданта.
   Сон пришел быстро.
  
   ...Описав сверкающий полукруг, клинок турецкой сабли столкнулся с валашским мечом. Сильным толчком господарь отбросил от себя нападавшего турка, и развернулся - как раз во время, чтобы принять на рукоять удар второго нападавшего. Раненая в последнем бою рук ныла, но в горячке драки он почти не замечал боли. Удерживая руку нападавшего, не давая сабле соскользнуть с крестовины меча, господарь свободной рукой выхватил из-за пояса короткий кинжал, резко сбросил клинок противника и, не оставив турку времени для разворота, ударил в горло. Резко выдернув кинжал, Влад отбросил тело в сторону, предоставляя умирающего самому себе пред суровыми глазами смерти, и обернулся. Шестым чувством заметив блик, господарь понял: увернуться, отвести удар не успеет, хотя рука с мечом, действуя уже не по воле хозяина, взметнулась навстречу. Но удар турецкой сабли цели так и не достиг.
   Нападавший турок упал, как подкошенный - чей-то клинок пробил сердце насквозь.
   Метнув быстрый взгляд в сторону, Влад столкнулся глазами с совсем еще юным воином - не старше пятнадцати лет на вид.
   Время на выражения благодарностей не было.
   - Кто таков? - коротко бросил господарь.
   - Амаль, из войска спэтаря Стефана.
   - Я запомню. Сзади!
   Юноша развернулся, и волна боя снова захлестнула его...
  
   Дернувшись в кресле, господарь рывком вынырнул из объятий сна. Образ-воспоминание отступал на второй план, но четкости не терял.
   Влад спросонок чертыхнулся - случившееся накануне вечером событие, под давлением вина и тепла, напрочь вылетело из головы, а забывать того, кто спас тебе жизнь, Влад считал, по меньшей мере, неблагодарностью.
   "Вот и поступил, как последняя свинья", - еще раз обругал себя господарь и, отбросив одеяло в сторону, распахнул дверь. Стоящие у дверей армаши вытянулись перед господарем.
   - Разыщите Амаля из войска спэтаря и проведите его ко мне.
   - Да, мэрия-та, - поклонившись в пояс, один из армашей исчез в глубине коридора.
   Влад вернулся в кресло, набросил на плечи верхнюю куртку и подбросил дров в очаг - огонь успел догореть, а это значит, что он проспал несколько часов. Разгульные крики внизу смолкли, и господарь знал, что те, кто не на страже, сейчас спят сном младенцев. Стоило ли будить уставшего воина, который наверняка предпочел бы здоровый сон неожиданному благоволению господаря? "Ладно", - подумал Влад, - "Поздно пить снадобье, если голова отвалилась. Разбудили уже, небось".
   В дверь постучали.
   - Да, - ответил господарь.
   Дверь со скрипом открылась, открывая взору господаря юного воина, с которым его столкнула недавняя драка за крепость.
   Воин молча поклонился, не двигаясь с места - застыв на пороге.
   - Можешь войти, - коротко кивнул господарь.
   Юноша улыбнулся и переступил порог.
   - Приветствую тебя, мэрия-та, - глубокий голос прозвенел серебром бубенцов в ночной тишине.
   Взглянув на вошедшего юношу, Влад с удивлением отметил, что тот выглядит еще моложе, чем могло бы показаться с первого взгляда. Неизвестно где тот достал воду, но разводы грязи исчезли с лица, открывая чистую матово-смуглую кожу. Ни следа усталости или сна не было в глазах, и, глядя на юношу, можно было подумать, что он провел последние дни не в походе, а на развлекательной прогулке. Чистая одежда, вымытые волосы говорили о том, что даже если он и не мусульманин, то долгое время был в Турции. Влад знал, что привычка к чистоте пропасть не может - тело начинает требовать свое.
   - Ты приказал мне прийти, мэрия-та, - поклонился юноша.
   - Да. Садись.
   Юноша опустился в кресло, отклонившись подальше от огня, опустив глаза долу. Некоторое время господарь внимательно изучал своего ночного гостя, и тот, не выдержав, поднял взгляд. Две пары черных глаз пересеклись неожиданно для себя - не успев защититься непроницаемой невозмутимостью, они оказались во власти друг друга - открывая врата к темным глубинам души своих хозяев.
   "Кто ты?", - вопрошали глаза господаря. - "Ведь я знаю тебя. Я наблюдал за тобой и вижу, что в тебе есть что-то большее, кроме того, что дали родившие тебя. Откуда мне знаком твой взгляд?"
   "Кто ты?", - вопросом на вопрос отвечали глаза Амаля. - "Почему, каждый раз, когда я вижу твои глаза, я вижу в них больше, чем в глазах обычного человека? Ведь я помню, как ты посмотрел на меня тогда, у повозок..."
   Первым нарушил молчаливый шепот господарь:
   - Ты показал себя хорошим воином, Амаль, - произнес он, продолжая наблюдать за сидящим
   напротив юношей. - Что ты хочешь в награду?
   - Ты уже одарил меня, мэрия-та.
   Влад вопросительно поднял бровь. Амаль улыбнулся - и поднял глаза:
   - Я всегда хотел быть воином. И твое "добро" для меня награда.
   - Ты свободен?
   - Я принадлежу к войску спэтаря Стефана.
   - С этого вечера ты принадлежишь к моему личному войску.
   От неожиданности Амаль закашлялся: сам того не зная, господарь оказал ему не лучшую услугу. "Или он знает, о чем говорит?", - мелькнула неожиданная мысль. - "Он же знает о нас. Может?.."
   Влад молча наблюдал за реакцией собеседника, и от взгляда господаря не укрылось его кратковременное волнение. Эта реакция могла означать все, что угодно - от радости до страха. Длись она чуть подольше, Влад не сомневался в том, что смог бы определить причину замешательства Амаля. Но юноша быстро взял себя в руки.
   - Благодарю тебя, мэрия-та. Служить тебе - честь для любого.
   Амаль улыбнулся и посмотрел прямо в глаза господаря - сверкнувший взгляд господаря, клинком натолкнулся на щит, отбросивший его назад. Господарь непроизвольно нахмурился: что-то не так было во взгляде, отбросившим его назад. Словно на стену натолкнулся: и стучи, не стучи в нее - не достучишься, пока сами не откроют...
   "Ладно", - мысленно встряхнулся Влад. - "Усталость свое берет. Шутка ли - трое суток не спать. Вот и мерещится всякое..."
   "Ты ощутил? Я понял - ты ощутил, как я отбросил тебя. Ты не можешь этого объяснить, но ты все почувствовал это... Что же ты за человек, господарь?", - думалось Амалю.
   Ставни были закрыты, но воздух в комнате дрожал, разлетаясь искрами, не видимыми человеческим взором, разлетался и вновь сгущался, словно туман, переливался и звенел. И сидящий напротив господарь чувствовал это...
   - Ну, кто ты таков, Амаль?
   - Мне казалось, господарь, что ты прежде узнаешь человека, а уж потом берешь его к себе в войско. А со мной наоборот вышло?
   - Если кажется - креститься надо. Рассказывай.
   Амаль улыбнулся - надо же, креститься. Хотя, его народ не мог противостоять не кресту, а вере крест держащего - словом, не в символе дело - никому из вампиров не приходило в голову креститься. Только Этьен де ла Марк, в силу никем не объяснимых обстоятельств, мог входить на святую землю, и не боялся веры, если только та не была направлена исключительно на него. Может, дело в том, что Этьен был рыцарем Храма Христа? Но Мартен де Крэссе тоже был храмовником, а де Брикассар сражался в войске Филиппа Августа - и вере противостоять не могли. Нет, дело не в принадлежности к духовному ордену...
   - Ты не заснул, Амаль?
   - Нет, господарь, - покачал головой юноша. - Я просто обдумываю, как лучше начать свой рассказ.
   - Начинай с начала. Времени у нас достаточно. Можешь налить себе, - господарь кивнул на кувшин с вином, за несколько часов оно успело остыть, но запах трав сохранило. - Да и мне плесни для беседы.
   Амаль бросил короткий взгляд на стол, и сердце дернулось, как на наковальне - свет от камина и свечей перекрещивался как раз в центре - там, где стоял кувшин и кубки. Медленно встал. Разум лихорадочно метался в поисках решения, но мысли растворились, как туман поутру. Выхода не было - оставалось только надеяться, что господарь не обратит внимания. Боясь вызвать еще больше подозрений явным нежеланием выполнять приказ, Амаль подошел к столу, быстро наполнил оба кубка. Передав один господарю, он с облегчением нырнул в тень.
   - Ну, юный воин, - улыбнулся Влад. - Кто таков и откуда ты в войске Стефана?
   Амаль неслышно вздохнул - похоже, не заметил. Подняв на господаря взгляд, он ощутил волнение сидящего напротив - под внешним спокойствием клокотало тщательно сдерживаемое волнение. Не заметил?..
   - Имя мое ты знаешь, господарь. Как мне рассказывали, я родился в стране, которая называется Индия. Но я почти не помню ее. Меня забрали из дома, когда мне было два или три года. Помнится только медленное движение, скрип колес телеги, в которой меня везли, крики птиц, которые здесь не водятся, и огромные, яркие цветы - красные, синие, желтые... Меня продали в Турцию, где воспитали в корпусе янычар. В одной из пограничных стычек я попал в плен к одному из ваших... признаться, я даже не помню его имени. Меня снова продали - жене спэтаря Стефана, а она направила меня к нему - совсем недавно. Так я и оказался в его войске. Сопроводительные письма есть - они у спэтаря. Вот и все, пожалуй.
   Амаль улыбнулся, и господарь ощутил, что по его спине пробежали мурашки. Улыбка сидящего напротив юноши всколыхнула в сердце Влада давно забытые ощущения детства. С тех времен, когда деревья казались большими, он тоже помнил цветы и деревья. Он помнил, что с замиранием сердца мог наблюдать за пауком, раскачивающимся на ветке тимьяна, за гладью воды, в которой отражается небо и кроны лесных дубов. Мать говорила, что если долго-долго лежать в траве, не шевелясь, то лесные духи, осмелев, могут показаться...
   Да, они приходили - сперва робко, показывались и ныряли или скрывались в ветвях, потом все смелее и смелее. Зимой они засыпали. Мать запрещала будить лесных духов для забавы - говорила, что если осерчают, то не придут даже на зов именем Матери Земли. Влад хорошо запомнил эти слова...
   - Мэрия-та? - донесся голос извне.
   Господарь встряхнулся и не без труда вернулся из закоулков памяти.
   - У кого ты служил до того, как попал в плен?
   - Отряд Садака Джалала-ад-Дина, второй корпус, сераскира Муниса аль Хаддима.
   - Ты принял ислам? Ты мусульманин?
   Амаль почти незаметно улыбнулся.
   - Господарь, а ты принял ислам, когда был в плену? Ты считаешь себя мусульманином?
   Влад сжал губы, он не любил напоминаний о пяти годах плена. Юноша сидящий напротив и отвечающий вопросом на вопрос непринужденно перехватывал инициативу в свои руки.
   - Я не получил ответа, Амаль из войска Стефана.
   - Прости мою возможную дерзость, мэрия-та. Но мне показалось, что ответив тебе вопросом на вопрос, я смогу лучше объяснить тебе свое отношение к исламу. Я принял ислам, я прошел все необходимые ритуалы и соблюдал условия...
   - ...которые ты сейчас нарушаешь, вкушая вино, запрещенное исламом?
   - Разве ты никогда не нарушаешь обетов, которые требует твоя вера? Разве праведник до конца следует обязательствам, возложенным на него верой? Я знаю... человека, которого назвал бы праведником самый взыскательный суд вашей Святой Церкви, хотя некоторые обеты, возложенные на него его верой, он не соблюдал. Что значат условности веры, если есть вера в душе?
   - Кто вложил тебе в голову подобные мысли, мальчишка? Кто дал тебе право поднимать свой голос в вопросах веры?
   - Кто может запретить мне это?
   Господарь замолчал, глядя в глаза сидящему напротив. Подобные разговоры не мог вести янычар, раб и обычный ымблэторь. Значит, подозрение верно?.. Значит...
   - Ты мусульманин?
   - Словами да, сердцем - нет.
   - Ты сражался в войске султана. Теперь ты сражаешься против своих товарищей по оружию. Разве любая - любая! - вера может одобрить предательство?
   - Господарь, снова прости мою дерзость, но разве я сказал, что османы - мои товарищи по оружию или братья в вере?
   - Снова вопросом на вопрос. - Господарь усмехнулся. - Мне нравится с тобой беседовать. Ты не дурак, но ты выдаешь себя. Я тоже был среди янычар, я знаю, как их воспитывают, и какие мысли им вкладывают в голову с детства. Я так же знаю, как мыслят рабы или пленники. Ты же, юный воин, выдаешь себя с головой своими рассуждениями. Ты лжешь, говоря, что был янычаром. Ты лжешь, утверждая, что принадлежишь Стефану.
   Взглянув в глаза господарю, Амаль ощутил холодную волну волнения, смешанного со странным возбуждением - разговор с этим человеком походил на балансирование на краю пропасти. Воздух в покоях продолжал звенеть тысячами неслышных человеческому уху бубенцов. Что-то происходило. Судьба задумалась, выплетая узор человеческих судеб - заслушалась разговором сидящих друг напротив друга человека и вампира. Человек, в жилах которого, как говаривали по деревням, текла кровь самого Карпатского Дракона, и вампира - далекого потомка крови Древних. Судьба слушала, принимая решение, прежде чем наложить стежок на свое полотно...
   - Я не лгу, мэрия-та. То, как ты понимаешь мои слова - не есть ложь. Понимание истины - это и есть твоя и моя правда.
   - Понимание истины - не есть истина. Хватит этой игры словами. Я знаю, кто ты.
   Господарь резко поднялся, вскидывая руку.
   - Во имя Отца, Сына и Святого Духа - стоять!
   Амаль отшатнулся - пламя веры ударило по глазам, заставляя непроизвольно вскинуть руку, заслоняясь, словно от слепящего света. Вера, бьющая слепящим пламенем, не давала пошевелиться, сковывая движения не хуже цепи. Влад быстро подошел к двери, распахнул ее и рявкнул охранникам:
   - Отца Николае сюда, живо. Да скажи, чтобы воду святую прихватил. Ты - принесешь веревки. Быстро!
   Стоящий на страже воин сорвался выполнять приказ, а господарь, захлопнув дверь, вернулся в комнату.
   - Истина, говоришь? Сейчас я выясню, в чем истина. Я понял, кто ты, еще когда ты потянулся за бокалом. Я сталкивался с вашим племенем, и знаю, что вы из себя представляете. Что нужно здесь тебе - вот это я сейчас и выясню. Стоять! - Волна веры снова прошла раскаленной плетью по телу вампира.
   Тщательно сдерживаемое господарем волнение выплеснулось наружу, его глаза заблестели уже знакомым Амалю неукротимым огнем. Вампир съежился в кресле, понимая, что даже пошевелиться не сможет, пока его сдерживают оковы веры. Несложно было предположить, что может сделать подозрительный, настороженный и безжалостный валашский правитель. Амаль понимал это... но не хотел уходить. Даже если смог бы.
   Глядя на съежившегося в кресле вампира, господарь ощущал злую радость - в памяти слишком живо всплыли слова де ла Марка: "Я даже кровь из тебя пить не буду. Гнилая кровь оскомину набивает".Что его задело в этой фразе, Влад не мог себе объяснить даже спустя несколько лет. Все эти годы лугошоарское гнездо сидело спокойно - не высовываясь, не привлекая к себе внимания. И вот сейчас - а в этом господарь не сомневался - перед ним сидит один из этого выводка. Что-то в манере поведения этого вампира, что-то в его разговоре, в суждениях - напоминало этого де ла Марка, словно его тень стояла за спиной Амаля.
   Отец Николае не замедлил появиться. Бросив короткий взгляд в сторону юного гостя господаря, застывшего в кресле, и господаря, не сводящего глаз с гостя, святой отец, видавший виды, молча поставил требуемое на стол, поближе к господарю. Молча, не задавая лишних вопросов и не удивляясь.
   - Благодарю тебя, отец Николае. Иди отдыхай, - произнес Влад, не сводя глаз в вампира.
   Как только за священником закрылась дверь, господарь, все так же глядя на вампира и удерживая концентрацию веры, взял со стола моток веревки, откупорил небольшую бутыль со святой водой и обильно смочил веревки:
   - Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.
   Глядя на господаря, Амаль краем сознания отметил, что тому не пришлось даже возложить крест для освящения. Хозяин Этьена де ла Марка - Аль-Хазред сто раз был прав, когда говорил, что вера подобна свету - проникает в любые щели, и меду - стоит провести рукой по банке с медом и рука сладкой станет. И не столь важно, чем ты провел - ладонью или пальцем. Так и вера - иногда оставить отпечаток своей веры на каком либо предмете мог любой человек, чем и пользовались охотники Второго подразделения - для освящения веревок и цепей в походных условиях. Господарь, сам того не зная, использовал тактику профессиональных охотников. Вера господаря пламенем обжигала сознание, не давая пошевелиться.
   Быстро размотав влажные от святой воды веревки, Влад подошел к застывшему в кресле вампиру и, не обращая внимания на сдавленный стон, вырвавшийся из груди вампира, связал ему руки за спиной.
   - Теперь кусайся, если сможешь, стригой, - криво усмехнулся господарь.
   Освященная веревка жгла руки, как раскаленный железный прут, обмотанный вокруг запястий.
   - Я и без того не собирался причинять тебе вред, - напряженный голос вампира выдавал его боль. - Ни тебе, ни кому бы то ни было из твоих людей. Я действительно пришел сражаться под твои знамена.
   - Вот и поговорим об этом. Будешь отвечать правду.
   - Я не лгал тебе, мэрия-та, - на лбу юноши выступил пот, освященные веревки почти сжигали кожу на запястьях. - Я лишь не договаривал часть правды.
   - Твое имя? - резко бросил господарь.
   - Амаль. Меня всегда называли просто Амалем.
   - Откуда ты явился?
   Амаль на мгновенье поморщился, не в силах совладать с нарастающей болью в запястьях, коротко выдохнул, но голос не дрогнул:
   - Мне кажется, ты и сам догадался, мэрия-та.
   - Ты слышал, что я говорил тебе? - Если кажется, креститься надо. Тебя перекрестить, стригой? Я повторяю свой вопрос.
   Амаль замешкался - говорить ли? Ведь по глазам видно - и без подтверждения знает.
   - Я из Лугошоара.
   Влад поморщился. Перед глазами вновь встал образ де ла Марка, бросающего в лицо презрительные фразы...
   - Сколько вас в Лугошоаре?
   - Шестеро. Со мной.
   - Назови их имена.
   - Их имена тебе ничего не скажут.
   - Тебе помочь выбрать правильную тактику поведения? - Господарь выразительно посмотрел на бутыль со святой водой.
   Амаль сжал губы и покачал головой. Все получилось совсем не так, как хотелось. Мысленно связаться с Домом было делом нескольких минут - но что потом? Хозяева будут здесь к рассвету - и мессир Жиль камня на камне не оставит не только от крепости, но и от Южной Валахии. Мессир Жиль, который и так-то мирным нравом не отличался, становился совершенно неуправляемым, когда кто-то поднимал руку на Птенцов Дома, а мессир Этьен, всегда умеющий сдержать беспокойного де Краона, в подобных случаях оставался слеп, нем и глух. И что после? Этот господарь - не самая легкая добыча для вампиров, а значит, снова польется кровь. А так хотелось спокойной жизни после того, что произошло во Франции, где сам он не был, но отголоски кровавой резни в Машкуле, которая выгнала его Дом в поисках нового обиталища, спокойного места, вдали от охотников и политики, до сих пор мелькали в их глазах.
   "Я не хочу быть причиной новой резни", - подумал Амаль и закусил губы, стараясь хоть как-то совладать с болью. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль о том, что господарь, получив от него всю интересующую его информацию, не остановится перед убийством...
   Внезапная резкая боль вспыхнула во всем теле, вернув вампира к реальности. Амаль не удержался от стона. Несколько мгновений спустя боль сосредоточилась на груди и шее. Открыв глаза, в клубящемся перед глазами багровом тумане, Амаль понял, что так жжет выплеснутая на тело святая вода.
   - Я спросил об их именах, стригой, - спокойно повторил Влад.
   - Господин Этьен, господин Жиль...
   - Полные имена.
   - Этьен де ла Марк, Жильбер де Краон... и еще несколько.
   - Тебе снова освежить память?
   - Разве тебе что-то скажут имена Рене, Мишель и Рауль?
   - Это не твое дело, стригой. Дальше. С какой целью ты прибыл в войско Стефана?
   - Мэрия-та, с какой целью можно прибыть в войско? Я не лгал тебе. Я всегда хотел быть воином, я хотел попробовать себя не в тренировочном зале, а в боевом походе. Я не замышлял против тебя ничего. Слышишь? - Ни-че-го.
   - Повоевать захотелось? - недобро усмехнулся Влад.
   - Да, мэрия-та. Повоевать захотелось. И сейчас я жалею об этом. Я подвел свой Дом, потому что ты подозреваешь мой Дом в заговоре, а меня - в шпионаже или тайной миссии. И сколько бы я сейчас не утверждал обратное - ты не поверишь. Ты принимал при своем дворе Этьена де ла Марка, ты приезжал к нам в Лугошоар. Ты отдал нам Мортимера. Ты позволил нам остаться в замке на твоей земле... Мы - никогда не напоминали тебе о своем существовании и не привлекали к себе внимание. Мы никогда не стали бы сотрудничать с твоими врагами. Я пришел под твои знамена... Все складывалось так удачно - так почему ты так резко изменил нашему союзу?
   Влада передернуло. Слова мальчишки - или не мальчишки? - прозвучали так искренне, что едва ли не впервые в жизни господарь почувствовал стыд за содеянное.
   "Они могут очаровать кого угодно"
   Господарь встряхнулся, вспомнив слова Мортимера. Были у него какие-то раздоры с этим Домом или не было - сейчас не важно. Важно то, что Мортимер знал, о чем говорил.
   Этот стыд, неловкость и неприятие своих же действий могли быть только внушением. Вампиры, по рассказам Мортимера, могли взять власть над сознанием человека так, что жертва даже не понимала, что происходит.
   - Вопросы здесь задаю я. Тебе это ясно, стригой?
   - Более чем, мэрия-та. Ты не поверишь мне, даже если святой скажет тебе, что я не лгу. Что сделал тебе наш Дом? Ты же сам пришел к нам искать союза, и мы не хотели войны.
   - Плохая игра, стригой. Ты знаешь.
   - Знаю? Что?
   Недоумение в голосе вампира было настолько правдивым, что господарь стал сомневаться. Вампир перед ним был или нет, господарь ощущал ложь. Сейчас вампир не лгал. Мог ли де ла Марк умолчать о том, что произошло между ними пять лет назад? Если да, то почему? Задавая себе эти вопросы, Влад не находил ответа. Как де ла Марк мог представить произошедшее перед своим Домом? Если он умолчал о том, что произошло, то ситуация менялась, и в глазах обитателей Лугошоара господарь был хозяином земли, который не только выдал им их врага, но и предоставил право жить на своих землях. Тогда становилась понятной реакция этого стригойя, который не мог взять в толк, почему Влад, бывший до того союзником, или, в лучшем случае нейтральной стороной, вдруг резко изменил своей позиции. Но если это не так, и вампир ведет двойную игру? Если так, то зачем он так поступает? Амаль не производил впечатления мальца, который решил сыграть роль героя-мученика. Да и смысла в том особого не было - что он мог скрывать? Если только... Если только после произошедшего пять лет назад де ла Марк не бросил господарю Валахии отравленный кинжал в спину - предложив свои услуги султану. Тогда становилось понятным, откуда султану известна политика, которую он вел. Кто из шпионов мог сравниться с вампирами? А из рассказов Мортимера Влад почерпнул многое - возможность проникать в мысли, властвовать над сознанием, скрываться в тенях, оборачиваться туманом или летучими мышами, лететь ветром... Этого вполне достаточно, чтобы шпионить, не будучи приближенным к его особе. Влад припомнил перехваченное накануне похода письмо к султану, в котором содержался подробный отчет о планирующемся походе. Вспомнил шорох в покоях...
   Нет... Что-то не складывалось. Зачем вампиру было направлять посыльного, если он сам мог дождаться ночи и обернувшись, доставить послание самостоятельно?
   Загадок становилось все больше... Прав был его брат, когда говорил, что связавшись с нечистой силой, не найдешь покоя.
   - Кто тебя направил в мое войско и с какой целью?
   Амаль закрыл глаза.
   - Господарь, я ведь говорил, что мой Дом ничего против тебя не замышляет. Почему ты не принимаешь истины?
   - "Понимание истины - это и есть твоя и моя правда" - не твои ли это слова? Твои слова можно понимать по-разному. Хватит этой игры словами!
   - Я не лгу, мэрия-та. Я пришел в твое войско, потому что хотел воевать. Ни я, ни мой Дом не были сторонниками султана и не поддерживали никого из твоих врагов. Я не знаю, что произошло между тобой и одним из моих Хозяев, хотя ощущаю какое-то противостояние. Тебе нет зла от нас.
   Амаль закрыл глаза, понимая, что долго не продержится. Вампиры не теряли сознания, и юноша не знал, что будет с ним через несколько часов, если сейчас освященная веревка жжет кисти так, что крик наружу рвется. Господарь, мельком глянув на сведенные судорогой боли губы вампира, мысленно хмыкнул: хорошо держится.
   Влад ощущал, что сидящий перед ним вампир не лжет, отвечая на вопросы. Он не шпион. Но если допустить, что в войске Стефана он оказался по тем причинам, о которых он говорит, то всплывало слишком много случайностей. "Случайно" пришел именно под его знамена, "случайно" оказался рядом в битве, "случайно" спас жизнь...
   "Почему ты это сделал?"
   "Потому что я сражался на твоей стороне".
   Амаль понял, что господарь даже не обратил внимания, что задал вопрос не голосом, и не голосом получил ответ.
   Прирожденный.
   Может, именно поэтому он ощущает странное стремление к господарю? Амаль никогда раньше не сталкивался с Прирожденными, и потому не знал, какого рода ощущения возникают у вампиров при встрече с подобными людьми. Несмотря на боль, Амаль сохранял трезвость мышления и понимал, что не желает уходить - его влекло к человеку, которому он спас жизнь и который сейчас выступал в роли палача и допросчика.
   "Прирожденный. Ты - Прирожденный"
   Влад дернулся, словно от внезапного толчка - возникло ощущение, что кто-то незаметно прикоснулся к сознанию, осторожно постучался в мысли.
   "Что? Ты?.. Это делаешь ты?"
   "Ты слышишь меня"
   Взгляд господаря метнулся вверх, столкнувшись со взглядом вампира.
   "Не смей. Убирайся из моей души"
   "Лишь из мыслей. Я не касаюсь твоей души. Даже вампиры не могут прикоснуться к душе, если только не... особые, связывающие их обстоятельства"
   "Я предупредил, стригой. Убирайся"
   "Ты не боишься. Тебе просто незнакомы эти ощущения - мысленных разговоров. Но я вижу твой интерес"
   Господарь резко поднялся с кресла, вскидывая руку для крестного знамения.
   "Не нужно. Прошу тебя, мэрия-та... Я не читаю твои мысли. Разве ты не чувствуешь?" - спокойно, без страха. Он не умолял, просто просил - как просят дать напиться. Владу вдруг вспомнился Али-паша. Когда его волокли к приготовленному колу, он кричал, изо рта, вперемешку с кровью, текла слюна... Господаря поразил контраст между юношей, который и в боях-то побывать толком не успел, и закаленным воином, комендантом крепости... Что бы там не говорили, а Влад умел уважать мужество - даже если это мужество врагов.
   Да, он ощущал это. Вампир просто говорил с ним - не так, как говорят люди - но он просто говорил, не пытаясь проникнуть глубже, увидеть или услышать то, что Влад не хотел ему показать.
   "Что со мной?.." - мелькнула непрошеная мысль, и господарь опустил руку.
   Амаль улыбнулся. В улыбке не было торжества или злости - он словно протянул руку, ладонью вверх.
   "Ты просто не привык. Это - интерес к неизвестному. Интерес без страха"
   Господарь внимательно посмотрел на вампира. Сидящий перед ним стригой ошибался - подобные мысленные разговоры не были для господаря снизошедшим откровением. Духи земли тоже говорили так - иначе они не умели. Но так четко, так оформлено их мысли-образы никогда не звучали.
   "Я играю с огнем", - вновь мелькнула мысль. Но эта игра захватывала, заставляя кровь звучать древними отголосками.
   "Громко думаешь, господарь", - улыбнулся Амаль.
   "Я не боюсь тебя..."
   "Я вижу. Ты необычный человек. Ты видишь глубже и дальше людей"
   "Лесть не поможет, стригой"
   "Разговаривая так - лгать невозможно. А я не скрываю перед тобой своих мыслей. Смотри..."
   ...Он не лгал. Ни словом не лгал.
   "Если ты посмотришь вглубь, туда, куда я открываю тебе дверь - ты увидишь, что я не желаю тебе зла. Смотри..."
   Прикрыв глаза, господарь посмотрел в распахнувшиеся перед ним мысли вампира. В них не было злого умысла, в них не было предательства. Он не был посланником чужой воли. Вампир говорил правду: он пришел сюда воевать - воевать за господаря земли валашской.
   "Ты видел?"
   "Ты показал мне то, что хотел показать. Кто может поручиться за правду твоих мыслей?"
   "Никто, мэрия-та. Никто, кроме меня самого"
   "В таком случае твои мысли стоят немногим больше твоих слов"
   "Разговаривая так, лгать невозможно"
   "Это лишь твои слова"
   "Разве ты сам не чувствуешь это?"
   Да. Он ощущал. Можно внушить мысли - равно так же, как опытный посол может лгать с честнейшим выражением лица и присягать во лжи на кресте - но знание о том, что ты лжешь скрыть невозможно. Так же, как невозможно скрыть принятие своего естества: мужчина не сможет думать о себе, как о женщине.
   Вампир не лгал.
   - Как звали посланника к Мухаммеду?
   - Что?
   В глазах вампира вспыхнуло изумление.
   - Какого посланника?
   Влад окинул пленника непроницаемым взором.
   Господарь Валахии не принадлежал к числу людей сомневающихся в своих поступках, но то, что происходило сейчас, выходило за рамки привычного течения событий - взгляд-разговор-анализ-вывод. На каждом из этих этапов личного допроса возникала заминка - острой иглой будоражило ощущение двоякости произнесенного и услышанного.
   Лжет?
   Или нет?
   Вампир, который просто пришел сражаться на его стороне - это выходило за рамки воспринимаемой реальности.
   - Ты поедешь со мной. Я не советую пытаться сбежать, стригой. Ты не сможешь далеко уйти - и когда я найду тебя, то пощады не будет.
   Вампир поднял взгляд на господаря Валахии.
   - А ты уверен, что я хочу сбежать?..
  
  
   ***
   "Как только мы приняли сан понтифика, еще до того, как мы приехали в Лион, чтобы принять знаки нашего достоинства, и, затем позже, многократно нам секретно доносили, что магистр, приоры и другие братья воинства Храма Иерусалимского и весь орден совершили ужасающие преступления вероотступничества, идолопоклонничества, впали в низкий грех содомии и различные ереси..."
   Де Краон отвел взгляд от документа, отхлебнул вина и замер, размышляя над прочитанным.
   Недавно в его руки попала копия пресловутой буллы "Faciens misericordim". При всех своих недостатках, Климент обладал недурным слогом.
   Де ла Марк отбыл из Лугошоара, надо полагать, в поисках жертвы - в последнее время Этьен стал задумчивым и немного резким, что служило явным признаком голода. Появилось время предаться греху одинокого пьянства и чтения недавно доставленной копии.
   Словам Избранника нельзя было не верить - открывая душу, лгать невозможно, а де ла Марк и на распятье мог присягнуть, что Орден был невиновен. Де Краону был интересен ход мыслей плачей, осудивших и приговоривших Сионский Орден.
   "Наш дорогой сын во Христе Филипп, славный король Франции, тоже был извещен, в свою очередь, об этих преступлениях; он провел расследование, так как это было возможно, чтобы сообщить нам об этом подробно"
   А как же. "Дорогой сын во Христе Филипп" начал расследование, приведшее тебя на Святейший престол. Настало время платить, не так ли?
   Ты еще шевелил лапками, Климент, не правда ли? Упразднив Орден, отняв от него руку свою, ты бы лишился доброй части доходов, поставляемых тебе храмовниками. Ты стал бы одной из центральных фигур общеевропейского скандала, а тебе, нерешительному бесхребетнику, этого так не хотелось. Ты тянул до последнего, но 12 августа 1308 года сделал первый шаг по дороге поражения...
   "Рыцарь ордена, принадлежавший к знатному роду и пользующийся безупречной репутацией среди братьев..."
   А, так же, возможно, ободренный надеждой на всевышнюю индульгенцию, отпущение всех грехов и относительно спокойную жизнь. Вы умели подбирать свидетелей...
   Жиль прикрыл глаза, вспоминая слова Этьена: "Все началось с отступника де Флуарака. Он впервые свидетельствовал против Ордена. Я не знаю, за что его изгнали из Ордена - возможно за то, что его нарушения устава были чрезмерными. Знаешь, Жиль, я тоже был не идеальным храмовником - например, никогда не мог неукоснительно следовать обету целибата. На многое командоры и священники Ордена закрывали глаза - все мы люди, святых среди нас нет. Но иногда грех действительно становится грехом, а не нарушением устава... Некоторых изгоняли из Ордена, когда их проступки становились преступлениями. Многие бывшие братья свидетельствовали против Ордена на процессе. Лишиться звания храмовника - это было позорным в мое время. Вот такие бывшие братья и делали "добросердечные признания". Единственные - не под пыткой.
   Сначала Флуарак произнес свои якобы признания перед Хайме Арагонским, но тот не принял его свидетельств, видимо, не желая ввязываться, отправил его к Филиппу, а тот не мог не ухватиться за такую удачную карту..."
   "...во время приема братьев в орден можно было наблюдать следующий обряд (мы должны сказать - позорный поступок): по требованию того, кто принимает в орден, неофит отрекается от Иисуса Христа и плюет, с ненавистью к распятому, на крест, который ему подносят..."
   "Отрекался устами, но не сердцем..."
   "Устами, но не сердцем, говорил..."
   "Устами, но не сердцем..."
   Так говорили допрашиваемые.
   Жиль вспомнил, как однажды задал этот вопрос Избраннику. "Да, меня так же принимали в Орден. Это было испытание, которое нужно было пройти на тот случай, если мы попадем в плен, и неверные заставят нас отречься от Господа. Да, Жиль, от нас требовали отречения от Христа. Да, от нас требовали плевков на распятье. Но никогда не карали и не угрожали смертью тем, кто решительно отказывался от предложенного - для них это испытание завершалось сразу же. Те же, кто исполнял требуемое, через ощущения понимали что значит - жить, отрекшись от Господа. И, попади они в плен, даже под угрозой смерти не согласились бы предать веру - жить с таким камнем на сердце невозможно. Это действительно было испытание, позволяющее понять, насколько близок Господь каждому, принимающему тамплиерский плащ".
   "После чего, желая допросить магистра и высших сановников ордена, мы попросили..."
   Попросили?..
   "... предстать перед нами в Пуатье самого магистра, приоров Франции, заморских земель, Нормандии, Аквитании и Пуату. Но многие из них были слишком больны, чтобы совершить путешествие с этой целью..."
   Больны?.. Палачи Жанны вынуждены были прервать процесс из-за болезни обвиняемой. И стоит ли вспоминать сейчас, что привело к этой "болезни". Пытки, хлеб и вода - три раза в неделю могут подорвать даже здоровье ангела.
   "...произнесли клятву на Евангелие и без малейшего давления или угроз признали..."
   О, да. Великий магистр Ордена... Старец, шестидесяти четырех лет, сломленный голодом, цепями, давлением, отлучением от святых таинств исповеди, причащения и месс. Если в чем и была его вина, то лишь в том, что помраченное сознание заставило магистра признать все, что от него требовали неумолимые, "беспристрастные" судьи.
   "Возможно", - говорил Этьен, - "что Фредоль и де Сюизи действительно были неподкупными и честными людьми; они выслушали лишь то, что сказали им наш магистр. Но были ли они свидетелями того, что было с магистром до того, как он "откровенно и без давления" признался в том, чего не совершал?.."
   Помнится, Этьен рассказывал о том, что Брикассар-Скиталец, бывший крестоносец, сражавшийся под знаменами Ричарда - сказал однажды: "Я приходил к нему. Я всегда оставался рыцарем Ордена Храма, вне зависимости от того, кем меня сделали против моей воли. Я предложил Великому магистру бежать... Это было уже после того, как он отрекся от своих признаний в соборе Парижской Богоматери, и я понял, что последний магистр Ордена принял решение: его смерть - это плата за слабость и оправдание Ордена. Это последнее, что он мог сделать, прежде чем уйти. Он понял, кто я. И хотя история о том никогда не узнает, мне было достаточно - ощутить вампира может только праведник или святой... Я оставил ему возможность выбора".
   Последние чтение обвинений в соборе Парижской Богоматери.
   Жиль помнил, как Этьен рассказывал об этом.
   "Вы признались в отречении от Христа!"
   "Признался под пыткой!"
   "Вы признались в идолопоклонничестве!"
   "Признался под пыткой!"
   "Вы признались в..."
   "Признался под пыткой!"
   Костер...
   "Папа Климент... рыцарь Гийом де Ногаре, король Филипп... не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздастся вам справедливая кара! Проклятье! Проклятье на ваш род до тринадцатого колена!"
   Спустя год все проклятые последним магистром Ордена были мертвы. Климента пользовали толченными изумрудами от болей в желудке. Де Ногаре был отравлен. И здесь не обошлось без помощи. Карающая рука Господа стала рукой тамплиера. Жиль прекрасно знал того, кто изготовил отравленную свечу для Гийома де Ногаре. Бывшему рыцарю-храмовнику, ныне известному среди Охотников под прозвищем Хромой, сослужило хорошую службу увлечение алхимией... Последний час жизни рыцаря Гийома де Ногаре Этьен-Храмовник был рядом с его кроватью и называл ему имена: "Жак де Труа... Ему вырвали язык, потому что он довел своих палачей до белого каления своими ответами. Они не смогли вырвать у него признания... Эврар де Вьенн, Дени Д"Альби..."
   "Я делал все для блага Франции! Все - для блага Франции! Пощадите!", - шептали пересохшие, потрескавшиеся от крови губы хранителя печати.
   "Жоффруа де Шарне, Гуго де Пейро, Жоффруа де Гонневиль... Жак де Моле..."
   - Жиль!
   Жиль вздрогнул - так неожиданно прозвучал голос.
   - Этьен? Ты уже вернулся?
   - Нет, это мой призрак. Что тебя так удивляет?
   - Ничего, - улыбнулся де Краон. - Все в порядке. Задумался.
   Де ла Марк удивленно воззрился на Избранника - в кои-то веки Жиль не отвесил в ответ очередную язвительность из своего богатого арсенала словесных колкостей и гадостей.
   - О чем задумался? Поделишься?
   Этьен подошел к креслу и опустился у ног Избранника.
   - Три костра, Этьен. Три костра.
   - О чем ты?
   - Первый - бросил Францию в ненасытную, кровавую глотку войны - на нем сожгли праведника - и породил тебя. Второй - дал Франции свободу и породил чудовище. На нем сожгли святую. И третий уничтожил чудовище и соединил нас. На нем - сожгли меня. Как причудливо судьба выплетает свои узоры.
   - Фаталист, - улыбнулся де ла Марк. - Мой неуемный фаталист.
   - Если бы не мой фатализм, Этьен, то не было бы "странных кубков" и не было бы нас с тобой.
   Этьен снова улыбнулся. Да, он помнил первый вечер с Жилем де Рэ, первым бароном Бретани, своим, на тот момент, хозяином и нанимателем.
   ...Однажды, в 1430 году, от разговора с Селимом Аравийским его отвлек внезапный вызов Мартена де Крэссе.
   "Этьен! Возвращайся во Францию"
   "Что-то случилось?"
   "Да, случилось. Карл отдал приказ выдвигаться на Орлеан"
   "В который раз?.. И кто теперь ведет войска? Удиви меня и скажи, что ля Тремуйль?"
   "Нет. Деревенская девушка".
   "Смеешься? Девушка?"
   "Нет, Этьен. Посланница Господа..."
   Так все и началось. Поход, освободивший Францию и столкнувший его лицом к лицу с будущим Избранником...
   Этьен знал, что Мартену, как и ему самому, было больно видеть падение Франции, а после позорного договора в Труа, они оба уехали из Франции, потому что не могли видеть, как родина становится пылью. Но появилась простая сельская девушка, которая собрала под своим белым знаменем наиболее могущественных сторонников дофина - Жана Орлеанского, Этьена де Виньоля, более известного, как ля Гир, Жана Дюнуа, де Сентрайля.
   Жиля де Рэ.
   Жиль де Рэ был богатейшим феодалом среди арманьяков, и, выбирая того, к кому можно было наняться на службу, не обращая на себя особого внимания, они с Мартеном остановили свой выбор на Жиле де Рэ - на том, кто мог позволить себе нанять больше наемников, чем прочие. В числе наемных войск которого можно было затеряться. После снятия осады с Орлеана, барон де Рэ пригласил его и Мартена к себе, разделить ужин - редкая честь для простого наемника - но де Крэссе отозвал герцог Алансонский, упавший со своим приказом, как снег на голову...
   - Жиль, слушай, признайся честно: это ведь ты попросил тогда Алансона отозвать Мартена?
   - Честно? Я.
   - Ты тогда уже знал - кто я?
   - Нет. Не знал. Но, когда я говорил с вами - помнишь? - сразу после входа в Орлеан, я заметил, что ты не отражаешься в доспехах...
   - ...и, как человеку, искушенному во всяких мистификациях, тебе это о многом сказало, - рассмеялся Храмовник.
   - Да.
   - А Мартена ты не "заметил"?
   - Заметил, но... - де Краон задумчиво отпил вина. - Ты потянул меня к себе. Позвал, если ты понимаешь, о чем я...
   - Нет. Не понимаю.
   - Не обращай внимания. Это были только мои ощущения.
   - Фаталист.
   - Да. Фаталист, верящий в "странные кубки"...
   ...Первое, что пришло в голову Храмовнику - Охотник. Но, рассудив здраво, Этьен отверг это предположение. Не мог быть богатейший человек в Бретани и один из самых известных людей во Франции - как там выразился Карл: "Его уважают мужчины, его любят женщины - и все боятся одинаково" - быть Охотником.
   А за ужином Жиль де Рэ вдруг поднял на него свои блестящие черные глаза, словно две пропасти, обрывающиеся в пламени бездонной души, и произнес: "Странные бокалы, мессир де ла Марк. Они не ловят вашего отражения..." И внезапно, без долгих разговоров, полоснул себя по запястью кинжалом, а, спустя минуту протянул ему наполненный кровью серебряный кубок.
   Так все началось...
   Потом был безумный, рвущий сердце на части роман, когда Этьен впервые услышал: "Ты пришел за мной. Ты предназначен мне. Ты - мой Избранник". Жиль всегда был мистиком, но что-то в этих словах заставило почти окаменевшее сердце де ла Марка дрогнуть. Горящие верой глаза Жиля не оставляли места для сомнений и размышлений. Потом - уже потом была коронация в Реймсе... "Война закончена, Этьен. Скоро мы вернемся в Машкуль, и я стану твоим Птенцом. Я получил то, что хотел. Я - маршал Франции, я видел святую, я был в боях за свободу Франции и за короля". Потом были эти одиннадцать лет плена у диких вампиров. Потом было это безумное возвращение во Францию - наперегонки с ветром - только бы успеть.
   Потом были безумные глаза Жиля. "Я проклял Бога Этьен. Я проклят им".
   Превращение, костер, долгие вечера в Аравии, в одном из оазисов Селима - слезы, раскаяние, мольбы и проклятия Жиля.
   Потом было Избранничество...
   Но "странные кубки" навсегда остались, как остались и те слова, когда он держал голову своего Птенца на коленях, зажимая ему рот, чтобы тюремщики не услышали криков рождающегося вампира: "Положи меня, как перстень на руку свою, положи меня, как печать на сердце свое, ибо крепка, как смерть любовь моя и люта, как преисподняя, ненависть, и стрелы ее - стрелы огненные. Большие реки не погасят любви, большие воды не зальют ее, и, если бы кто давал все богатство мира за любовь - отвергнут был бы с презрением..."
   - Жиль?
   - Что?
   - Я люблю тебя.
  
   Смятые простыни вызвали бы очередной вздох Лизетты, в обязанности которой, помимо швейных дел, входила так же стирка и глажка белья, и озорную усмешку Аннеты. Но возлежащих на ложе Жиля и Этьена беспорядок волновал мало. Упомянутый беспорядок, можно сказать, был творческим.
   Де Краон вытянулся на скомканных простынях и блаженно зажмурился. Сердце уже восстановило своеобычный ритм, а бокал вина, заботливо преподнесенный Избранником, влил новые силы.
   - Ты прекрасен, - прошептал Этьен, проводя рукой по спине Жиля.
   - Я знаю. - Бывший маршал Франции излишками скромности обременен не был.
   Этьен хмыкнул, перекатившись на противоположный край любовного ристалища, и цинично заметил:
   - Я имел в виду только внешность.
   - Да что ты говоришь? Тебе мало было?
   - Нет, помилуй. Дай дыхание перевести.
   - То-то же, - хмыкнул Жиль.
   - Видишь ли, любезный друг...
   - Ну почему я так не люблю фразы, начинающиеся с этой словесной конструкции?..
   Де ла Марк не выдержал и засмеялся в унисон с Избранником.
   - От Амаля что-то долго не вестей.
   - Свяжись с ним сам и узнай в чем дело, - пожал плечами Этьен.
   - Правда, надо бы. Три дня не на связи. Не произошло бы чего...
   Этьен фыркнул. Он волновался за их общего Птенца не меньше Жиля, но инстинкты наседки Избранника иногда перехлестывали через край.
   "Амаль?" - мысленный зов.
   Молчание.
   Жиль вздрогнул. Обычно Амаль отзывался сразу же.
   "Амаль!"
   Через сотни верст, глухо, тихо:
   "Господин Жиль?"
   "Что случилось, Амаль? Почему ты не отзываешься?"
   "О, простите, господин Жиль, я просто очень устал. Здесь было такое кровавое месиво. А до этого - поход, несколько дней подряд, без передыху. Просто очень устал..."
   "Возвращайся, малыш. Хватит, навоевался".
   "О, нет!", - смех Амаля, как всегда, серебром бубенцов. - "Я прошел через весь поход и бои. Неужели вы отлучите меня от жатвы почестей и торжественного возвращения в Тырговиште с победоносным войском господаря? Я хочу, чтобы мне бросили цветы под ноги..."
   "Зима, Амаль. Какие, к дьяволу, цветы?"
   "Ну, хоть в горшках...", - снова смех.
   "Ладно... У тебя все в порядке?"
   "Да, господин Жиль, все в полном порядке. Как поживает господин Этьен?"
   "Поживает пока. Велит тебя поцеловать..."
   Тень улыбки - через сотни верст.
   "Я скоро вернусь, господин Жиль".
   "Мы ждем тебя, птенчик..."
   Жиль прервал мысленный контакт.
   - Все в порядке?
   - Говорит, да. Только...
   - Только что?
   - Неспокойно мне. Очень неспокойно...
  
  
   ...Амаль с трудом перевел дыхание. Мысленный разговор отнял больше сил, чем трехдневный переезд. Ночь неумолимой поступью приближалась к рассвету, а господаря все еще не было в шатре.
   Вот уже третью ночь Амаль проводил в шатре Влада, которого, похоже, совсем не волновало, какие слухи могли пойти. Амаля - тем более. Выйти отсюда было невозможно. Как и в первую ночь, господарь запечатал святой водой шатер по периметру, но Амаль и не хотел никуда бежать. Хотелось только одного - закрыть глаза и спать. Если бы вампиры это умели...
   Освященные веревки с него сняли, господарь лично перевязал сожженные запястья, чтобы вид его не вызывал подозрений в войске, а весь переход его лошадь в поводу вел кто-то из троицы - Андруш, Вайда или Дан. По-разному реагировали армаши господаря на то, что всем троим господарь лично приказал не спускать глаз с него. Дан молча кивнул, и так же молча вел его лошадь, не оборачиваясь, но тело старшего армаша казалось натянутой тетивой. Андруш, несмотря на строгий приказ и суровое настроение своего господина, время от времени появлялся рядом - то байку рассказать, то словом подбодрить. Вайда внимательно посмотрел на него, казалось, что взгляд молодого лекаря проникает куда глубже глаз обычных людей, странно улыбнулся, в своей манере, и на второй день принес вина... Вкус его Амаль не перепутал бы ни с чем. В вине была кровь.
   - Ты?.. - Амаль не закончил вопрос.
   - Думаю, тебе не помешает. Хорошее укрепляющее средство. Еще даки его использовали, - добавил он спокойным голосом. - Я думаю, у нас будет время поговорить, если господарь против не будет. Интересно...
   Впрочем, что именно было ему интересно, Вайда не уточнил. Но Амалю это и не требовалось. Он хорошо был знаком с Аль-Хазредом и его учеником, похоже, все лекари одним миром мазаны - им только дай в руки что-то необычное...
   Думать не хотелось.
   Амаль свернулся клубком, и попытался заснуть. Безнадежное занятие - он это понимал. Но даже просто закрыть глаза, и лежать, ни о чем не думая - было так похоже на человеческий сон.
   Влад обычно поднимал войско до рассвета, как успел заметить Амаль за много недель похода, но с той самой ночи в крепости, войско поднималось после заката, а если приходилось передвигаться на рассвете или закате, господарь сам вел его лошадь...
   "Почему я не могу ненавидеть его?" - Мысли всплывали и исчезали, сами по себе, не подчиняясь никакой внутренней логике. - "Странные глаза... Еще дома, когда я увидел его взгляд со стены... Он не оставляет меня. Сказал, что не смогу сбежать, чтобы даже не пытался. А спроси он меня - хочу ли я этого... Я ведь должен его ненавидеть. Но, думаю, что на его месте я бы поступил так же. Он просто ждет удара с любой стороны - и так всю свою жизнь... Что же он не поделил с моим Домом?.. Он что-то говорил, какие-то намеки, но что? Что произошло? Это было как-то связано с Мортимером?.. Не знаю, даже представить не могу. Господин Этьен не любит его. Рауль знает - наверняка знает, но не скажет, ведь он слышит мысли Хозяев не по собственному желанию... А мессир Этьен заподозрит что-то нехорошее, если я задам ему этот вопрос... И все-таки я не могу ненавидеть тебя, Влад Дракула".
   Легкий шорох заставил Амаля вынырнуть из водоворота мыслей.
   - Спишь? - голос принадлежал господарю.
   - Нет, - ответил Амаль. - Разве ты, столь хорошо изучивший наши повадки, не знаешь, что мы не можем спать?
   - Не дерзи мне. - Вопреки обыкновению, голос Влада был не холодным и напряженным, а каким-то уставшим.
   Амаль обернулся.
   Господарь уже снял кольчугу и верхнюю куртку.
   - Я не дерзил тебе, мэрия-та... Правда.
   В первую ночь Амаль спал на земле, а на вторую, пробудившись от закатного сна, он обнаружил, что лежит на кровати. "Будешь спать здесь", - бросил господарь, вышел и вернулся только под утро.
   В эту ночь Амаль снова лег на землю, возблагодарив древних богов за то, что вампиры не так чувствительны к холоду, как люди. Не говоря ни слова, господарь подошел к нему, и, не успел он произнести не слова, поднял на руки и уложил в кровать:
   - Тебе нужно все по два раза повторять? У вампиров память отшибает раз в сутки?
   В голосе Влада не было злости или раздражения.
   - Почему ты настаиваешь на этом?
   - Потому что, когда ты в нескольких сантиметрах, мне проще перерезать горло, чем если бы ты был от меня в метре. Еще вопросы есть?
   - Нет.
   Господарь стянул сапоги и рухнул рядом.
   - Голоден?
   "Чего греха таить?" - подумал Амаль. Он не ел уже неделю. То, что Вайда напоил его вином с кровью (где он ее достал - свежую?) только разбудило голод.
   - Да.
   Влад оценивающе посмотрел на вампира. Вынул кинжал, разрезал себе запястье и молча протянул руку.
   - Так пьете? Или только из шеи?
   - Нет.
   - Зря порезался?
   - Я не буду пить из тебя кровь.
   Влад побледнел. Не нужно было быть вампиром, чтобы ощутить ярость, вспыхнувшую в глазах правителя Валахии.
   - Что?.. - почти прошептал господарь.
   Молча убрал руку.
   - Гнилая кровь оскомину набивает? И ты говоришь, что ты ничего не знал?
   Амаль вдруг понял, что стояло за этой яростью.
   Обида - как старая, гноящаяся рана.
   - К черту...
   Влад молча отошел, достал бутыль с цуйкой и сделал несколько глотков. Судя по его виду, это была далеко не первая, распитая им в эту ночь бутылка.
   - Ты не понял меня.
   Вампир встал с кровати, подошел к господарю и прикоснулся к плечу.
   - Лучше отойди, стригой.
   Что-то...
   Что-то произошло не так. Амаль прислушался к собственным ощущениям и вдруг понял - ведь только что господарь сам, быть может, впервые в жизни сделал шаг кому-то навстречу, протянул руку - ладонью вверх. Он попытался... довериться.
   - Я... Я, правда, голоден. Позволь мне.
   Влад обернулся к собеседнику.
   Две пары глаз - одинаково черные, одинаково горящие - снова скрестились во всей своей незащищенности.
  
   ...Древняя кровь Карпат в первую секунду заставила его задохнуться - все изведанные краски жизни кипели в ней, подобно ведьмовскому вареву. Сильная, яркая, она кружила сознание тропами давней памяти, былого могущества. В этой крови все еще звучали отголоски силы Древних - колоколами, бубенцами - на тысячи разных ладов. В этой крови звенела зимняя метель, и пели летние травы.
  
   ...Кто прядет полотно ночной тишины, и кто расшивает его бисером шорохов в Стране-За-Лесами? Кто хранит сон папоротника, кто поднимает стебли травы на рассвете и волну в лесном озере?
   Они все еще здесь.
   Что им - силам земли и ветра - род людской? Они все еще здесь, они рядом...
   Чье янтарное око золотом сверкает во льду Карпатских гор? Чьи крылья цвета ночи? Чей голос творил эту землю? Чей сон хранит покой духов земли в Стране-За-Лесами?..
   Свист ветра...
   Звезды - искрами по глазам...
   Золотом - покрывало осени. Серебром - кристаллы льды... Расправить крылья - черным бархатом над сверкающими горами.
   Золотом - лучи полуденного солнца. Серебром - лунная вязь полуночью. Расправить крылья. Ветер...
   Ветер - свистом шелковой плети, изумрудами - трава на склонах, сапфирами - дикие озера...
   Домой...
   Вы ждете меня - все, кто остался здесь. Я вижу вас. Я слышу вас. Я чувствую вас.
   Звезды - искрами по глазам... Свист ветра...
  
   ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Оценка: 6.54*12  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"