Аннотация: Альтернатива о Белой России. Белые победили в гражданской, Кутепов Верховный правитель, Большая Игра продолжается.
Сувальская губерния, г. Сейны, 10 апреля 1938 г.
В городском парке было многолюдно, а на пяточке подле помосток летней эстрады и вовсе не протолкнуться. Пары кружились под звуки вальса, но ещё больше публики обступило полукругом танцующих, ожидая своей очереди. Звучало "На сопках Манжурии", вальс исполнял военный оркестр.
Елисей Твердов стоял в толпе, жадно поедая глазами кружащихся в вальсе счастливчиков. Пары и молодые, и зрелые, и даже совсем юные мальчишки и девчонки. Публика весело галдела, восторгалась и предвкушала. Громкие голоса ожидавших очереди потанцевать перекрывались силой и напором духового оркестра.
Твердову даже взгрустнулось, выйти к помосткам ему хотелось до жути. Но барышни были все нарасхват - у каждой кавалер, муж, жених. "Ещё не вечер", подумал Елисей, озираясь. Сегодня он впервые выбрался в Сейны, добравшись до городка попуткой из части. Пожалуй, после прибытия к новому месту службы это был его первый полноценный выходной.
Он осмотрелся, надежда всё-таки найти пару ещё теплилась. Но озирания по сторонам были тщетны. Все создания прекрасного пола были расхватаны, видать поздновато он в городишко этот попал. Елисей бросил взгляд на часы, до полудня оставалось почти сорок минут. Торопиться ему было некуда, просто по разговорам в толпе он уяснил, что после полудня народу в парке добавится чуть ли не вдвое. Так было всегда по воскресеньям. По вечерам - кинотеатр, и стадион, где играла местная футбольная любительская команда с такими же командами из других волостных городков губернии. Днём же люди стремились в парк, где проводили время в аттракционах и прогулках, где на пруду можно было покормить лебедей, диких гусей и уток, покататься на каруселях и качелях, мужчинам хвастнуть своей силушкой перед дамами - для чего имелся немалый выбор силовых аттракционов, можно было посидеть с детьми в кафетерии, а всего и не перечислить.
Твердов вздохнул, глаза просто разбегались от обилия барышень. Девушки в шляпках и платочках, в сарафанчиках и платьицах. Эх, кабы было времени вдосталь... Но служба на то и служба, что ею буквально живёшь. Да и как иначе? Знал ведь куда шёл, надевая погоны юнкера.
Прицокнув от досады языком, он начал выбираться из толпы, зацепив глазами дирижёра. И приостановился. До этого момента на дирижёра он внимания не обращал, ну машет себе и оркестру руками и пусть машет. Теперь же, когда ракурс обзора сменился, Елисей невольно просверлил его взглядом. Седой с изрезанными морщинами лицом капитан, кисти рук в перчатках, не смотря на погоду и пришедшую весну. На груди орденская колодка и Владимир, а лицо, вернее левая щека и часть видимой из-под стойки воротника шеи, обезображены давним ожогом. Наблюдать этого капитана в качестве дирижёра было по меньшей мере странно. И тем более странно, что эмблем на погонах хоть и не различить, но военно-музыкальные белые наугольники на рукавах просто не давали права ошибиться. Вот вам и капельдудкин.
Теперь Твердов словно другими ушами услыхал знаменитый вальс русско-японской войны. Сами собой под мелодию всплыли слова:
Пусть Гаолян сон навевает вам,
Спите герои русской земли,
Отчизны родной сыны...
Он выбрался из толпы и не спеша пошёл по дорожке, обрамлённой постриженным кустарником и аллеей молодых ив. Ноги спустя минут десять сами вынесли к аттракционам. Силомеры, мишени для дротиков, детские игровые эстафеты, тир. Он приостановился, стало вдруг интересно отчего собралась возбуждённо гомонящая стайка детворы - мальчишки лет десяти-двенадцати. Да и пара старичков благообразного вида с газетой под мышкой у одного и шахматной коробкой в руках у другого что-то активно обсуждала. Елисей обошёл закрывавшие обзор липы. Вот и разгадка ажиотажа - хрупкая на вид барышня с винтовкой в руках. В лёгком синем платьице, туфельках, в модных среди молодёжи полосатых гольфах, она смотрелась несколько несуразно с винтовкой. Он протиснулся сквозь строй мальчишек и подивился насколько ловко она управляется с оружием.
Тир был самым обыкновенным - длинное кирпичное здание без окон, пятидесятиметровое поле для стрельбы, ростовые и грудные мишени для малокалиберных винтовок, стенд в 15 метрах от огневого рубежа для пневматических ружей, на котором в виде мишеней были представлены разнообразные паровозики, зайчики и птички - этот стенд был рассчитан на детей и барышень. Но девушка стреляла из 5,08-мм спортивной тульской винтовки, причём стреляла уверенно, долго не выцеливая и по наблюдению Твердова, да и по обсуждениям детворы и старичков, ни разу не выбила меньше восьмёрки. Так и казалось, что приклад вот-вот больно ударит в хрупкое плечико, она заойкает и бросит винтовку, но девушка вновь и вновь загоняла изящными пальчиками патроны, досылала кулачком затвор и вскинув винтовку стреляла.
Владелец тира стоял в стороне у прилавка, перед ним лежали опустевшие патронные пачки. За стрельбой он следил не отрываясь, с прищуром и азартом. А когда барышня настрелялась и отдала ему винтовку с открытым для контроля затвором, он лишь молчаливо покачал головой.
- А знаете, - улыбнулась она, - я пожалуй ещё постреляю.
Барышня приподняла отложенную в сторону на прилавок шляпу, вытащила из-под неё дамскую сумочку и выложила четвертак. Хозяин подгрёб его ладонью к себе и выдал новую пачку патронов, вернув девушке винтовку.
У Елисея созрел план. Он подошёл к прилавку, встал в метре от барышни.
- Желаете пострелять? - вскинулся хозяин.
- Да, есть такая мысль.
- Двадцать пять копеек пачка.
Получив от офицера четвертак, хозяин выдал патроны и винтовку.
- Посоревнуемся? - предложил Твердов девушке, надеясь завязать знакомство.
Она одарила его озорным взглядом. Премило улыбнулась, пожала плеча и скорее не спросила, а заключила:
- Офицер хочет победить девушку в стрельбе...
- Он просто заметил, что девушка умеет стрелять не хуже иного офицера.
- А вы всегда так от третьего лица беседуете? - она вновь улыбнулась, поправляя непослушную прядь тёмно-русых волос.
- Но вы ведь первой начали...
- Хорошо... Я принимаю ваш вызов.
- Тогда к барьеру, сударыня, - отшутился Елисей.
В пачке было двадцать патронов. Он вскинул винтовку, приноравливаясь к весу и конструктивным особенностям, и для пробы прицелился. Зарядил жирный от смазки патрон.
- Стреляем в ростовую, - сусловилась она.
- Договорились.
Глухо стукнул её выстрел, следом прозвучал и его. Перезарядка, короткое выцеливание и новый выстрел. Двухсантиметровые листы мишеней звенели от попаданий. А когда Елисей открыл затвор и вытащил последнюю стрелянную гильзу, владелец тира поднёс к глазам театральный биноклик, хекнул да объявил результаты:
- Сударыня... шестнадцать десяток, три девятки и восьмёрка. А у вас, штабс-ротмистр... У вас восемнадцать десяток и две девятки.
- Обскакали вы меня, - девушка нахмурилась, но всё же улыбнулась.
- Обскакал да не намного. Где ж вы так стрелять-то научились?
- Меня отец научил. Будь тут наган или браунинг, у вас не было б шансов.
Он не нашёл что ответить, настолько неожиданны и главное очень уж уверенны были её слова. Он пошёл с нею рядом, не обращая внимания на детвору, крикливо предлагавшую продолжить соревнования. Самые нетерпеливые из мальчишек уже рванули к прилавку, сыпанул мелочью чтоб пострелять из воздушных ружей.
- Меня Елисеем зовут...
- Редкое нынче имя. Старинное.
- Это смотря где оно редкое. У нас в Прибайкалье попадается.
- А меня Ириной. Вот и познакомились.
- На "ты"? - предложил он.
- Хорошо, давай на "ты". Здесь, в Сейнах часто бываешь?
- Честно сказать, впервые.
- Я тоже. Решила вот на выходной городок посмотреть.
- Без подружек?
- Подружки остались далеко... - вздохнула она. - Я тут никого ещё не знаю, я недавно приехала.
- Как и я... В первый раз из своего гарнизона выбрался.
- А я в первый раз вижу так близко от себя небесного гренадёра.
- Так... стрелять умеешь, в форме разбираешься... Папа у нас очевидно военный?
- И муж у меня тоже будет военный.
Он улыбнулся. Она тоже. Они шли, а он ждал разъяснений. Но она молчала, ей конечно хотелось романтических свиданий, не ни к чему не обязывающего флирта, а отношений, итогом которых стала бы свадьба. Ей шёл двадцать первый год и терять время попусту она не хотела, у сверстниц по двое деток давно, сколько же можно ходить в старых девах?
- Ир, я почёл бы за честь... Девушка ты красивая, к гарнизонной жизни привычная, даже стрелять умеешь.
Она весело хихикнула и взяла его под локоть.
- Нахрапистый ты, Елисей. Смелость города берёт?
- Ага. Со мною не соскучишься.
- Да уж... Скорее не с тобою, а за тобою соскучишься. Ладно, мой небесный гренадёр, погляжу каков ты кавалер.
Он расплылся в улыбке и почти на распев ответил изменённо-вкрадчивым голосом:
- Я знал, я знал, что неотразим!
- Прекрати, - она хихикнула, - а то моя крепость падёт раньше времени... Ах, я забыла, ты не жалуешь долгие осады. Нахрапом штурм, победа на клинке. Сразу видно гренадёра.
- Небесного гренадёра.
- Да ладно, "парашютиста" от "штурмовика" я отличу. Уже отличила ведь. Ты забыл, что мой папа военный?
- С тобой забудешь, как же... Кто б со стороны наш разговор послушал, романтика вперемешку с милитаризмом.
- Кто в гарнизонах не жил, не поймёт наверное.
Они свернули с дорожки совсем не заботясь о маршруте. Солнце начало припекать и Елисей пожалел, что надел шинель. А ведь когда ехал в открытом кузове грузовика даже подмёрз от ветра. Вот Сейны - казалось бы тёплая Европа, а с Казанской губернией не сравнить. Там в начале апреля в шинели упреешь. А здесь... или просто весна выдалась холодной?
- По мороженому? - предложил он.
- Я ванильное люблю.
У палатки мороженщика скопилась стайка вездесущей детворы. Очередь двигалась быстро, у детей и подростков надолго терпения не хватало, они шустро напирали, совали мелочь и разбегались по своими делам. Мороженщик - парень лет семнадцати, быстро и сноровисто взвешивал вафельные трубочки или стаканчики на выбор да накладывал в них мерной круглой ложкой из холодильника мороженое. Затем вновь взвешивал и протягивал покупателям. Елисей ванильное недолюбливал и предпочёл пломбир.
- А давай на чёртово колесо, - предложил он, - округу посмотрим.
- Давай.
Контролёр - дед в полувоенном френче, начищенных ваксой и натёртых до блеска сапогах и в старинной бескозырной фуражке с пятном от кокарды на тульи, молча взял купленные в кассе билеты и открыл калитку ограды. Они уселись в подъехавшую кабинку друг напротив друга. Разговор пошёл о личном, то соскакивая на впечатления от видов парка с высоты, то возвращаясь на рассказы о себе. Ирина, как и Елисей, оказалась сормовцем. В Союз Русской Молодёжи она вступила в выпускном классе гарнизонной школы. Родилась Ирина в 1917-м в Киеве в семье преподавателя физики Киевского Императорского университета святого Владимира. Родилась когда её отец уже полгода как одел погоны осенью 1916-го и воевал на Юго-Западном фронте.
- Погоди, Ириша, - попросил Елисей, когда чёртово колесо завершило последний из оплаченных - пятый круг и они выходили из аттракциона, - твой отец военный, а был университетским преподавателем...
- Нет, не так. Мой отец был преподавателем, а воспитал и вырастил меня отчим, его я тоже папой зову. Мой родной отец приехал к нам в Киев в конце семнадцатого, когда фронт уже развалился, месяца два домой добирался. Мама рассказывала, он приехал ужасно злой и несчастный, побыл меньше недели и подался на Дон к Корнилову. Но не доехал, где-то по дороге его ранили и судьба забросила его в Пятигорск. Там в госпиталях много раненых находилось на излечении, с Великой Войны ещё. Потом в Пятигорск пришли большевики...
Она осеклась и на секунду сжала его руку. Елисею не надо было объяснять про резню на Тереке, где в госпиталях Пятигорска, Минвод и Ессентуков скопилось свыше шестнадцати тысяч раненых и больных, объявленных комиссарами резервом Корнилова. Когда-то он побывал в Пятигорске, посетил музей памяти невинно убиенных офицеров, унтер-офицеров, старых солдат и сестёр милосердия, был у подножия горы Машук, где в начале двадцатых поставили памятник жертвам комиссаров. Туда к Машуку отводили горожан и раненых офицеров - тех кто мог передвигаться и пытался покинуть город. Их ловили и рубили им головы.
- Отца спасла женщина из местных, - продолжила Ирина, - на чердаке его укрывала. А когда добровольцы в Пятигорск вошли, он вступил в Добрую Армию. Он умер от тифа в октябре девятнадцатого во Владикавказе.
- А мама?
- Мама всё это время была в Киеве со мною. Не знаю даже как мы уцелели... - она запнулась, вспоминая слышанные в малолетстве рассказы матери. Голод, красная вакханалия конца семнадцатого, Центральная Рада австрийского агента Грушевского, потом Скоропадский, за ним немцы, потом красный террор и террор блакытный, потом поляки. - После войны мама поехала на Кавказ, чтоб поближе к могиле отца быть, меня с собою... Она служила учителем в сельской школе. Потом началась война с вайнахами... Её зверски убили чеченцы в двадцать пятом... Меня отправили в приют, сначала в Горячий Ключ, потом нас группу человек пятьдесят в Менск отправили, в детский дом. Мне тогда восемь лет было, когда мама и папа меня удочерили.
- А ты как, старшая у них? Или...
- Выходит, старшая, - улыбнулась Ирина. - Вадимка у них в двадцать первом родился. Мама Люба... Я её по имени называю, потому что родную маму помню, а вот отчима просто папой. В общем, мама Люба за папу в Курске в двадцатом вышла. Она дочь полицейского околотничего, он пропал без вести в восемнадцатом, ушёл утром на службу и сгинул... В двадцатом папа в Курске был, тогда Кутепов на Москву наступал. Поженились они быстро - на третий день знакомства, только чудом наверное священника сыскали, тот и повенчал... А Лёшка у них в двадцать третьем родился, потом Лавр в двадцать седьмом, а Николка совсем маленький, - выражение лица Ирины стало мечтательным. - Николка в тридцать пятом на свет появился. Вот ведь порода у отца - одни сыновья.
- А кому одни девки, - вспомнил Твердов своего фельдфебеля роты в Испании, мечтавшего о сыне, а жена ему шестерых дочерей нарожала.
- Для тебя есть разница?
- Да нет, наверное... Пошли к пруду? Там чёрные лебеди.
Все беседки у пруда и скамьи у деревьев оказались заняты. Впрочем, не все, чудесным образом одна скамейка под одинокой плакучей ивой таки пустовала. На воде, совсем не опасаясь людей, плавали утки и селезни - их было больше всего, серых лапландских гусей было меньше, а вот лебедей видно не было. Пруд, вырытый года три назад, оказался не маленьким, скорее миниатюрное вытянутое в овал озерцо. Как сообщила пробегавшая мимо девчонка, лебеди уплыли куда-то в тихий уголок.
Ирина рассказывала о себе, об увлечениях, об учёбе. После школы она поступила в Уссурийский Сельскохозяйственный университет на факультет народного образования, избрав поприще родной матери, решив стать учителем школы или гимназии. Второй и третий курс она сдала экстерном, теперь же на четвёртом проходила практику, успев перевестись из Уссурийска в Пинский Государственный университет. Отец (отчим) получил перевод по службе в Сувальскую губернию и оставаться в отрыве от семьи на другом конце страны Ирине не хотелось. Переводом в Пинск Ирина озаботилась заранее - ещё в феврале, когда отец служил на Дальнем Востоке. В Пинске досрочно сдала экзамены за 4-й курс и получила направление на практику. Выбирать место прохождения практики ей разрешили как отличнице.
- Значит, ты учительница у нас, - сказал Елисей.
- Правильно говорить "учитель", - поправила Ирина.
- Да я знаю, но дети всё одно говорят по-своему.
- Может быть они и правы...
Елисей пожал плечами. Сейчас он смотрел на Ирину по-новому. Пусть она ещё студент-практикант, но будущий учитель. А ведь эта профессия в России считается одной из первейших по важности, что уж говорить о почёте и ответственности Учительского Корпуса? Отбор на факультеты народного образования весьма жёсткий, помимо хороших отметок и рекомендаций сормовских отделений школ и гимназий, абитуриенты проходили ряд собеседований в специальной госкомиссии от РНС, где у соискателей выявлялся нравственный стержень. Да и в ходе учебы на всех курсах спецкомиссия не отстранялась от опеки над студентами. Стране нужны были достойные граждане, а значит и достойные учителя школ, гимназий и реальных училищ.
Елисей задумался, уставившись на водную гладь пруда и не замечая её.
- Мечтаешь? - Ирина тронула его за рукав.
- Что? А, нет... Просто вот попытался тебя представить в учительском вицмундире. Не очень-то выходит.
- По правде, я и сама пока что себя в нём не представляю.
- Интересно... а что преподавать-то будешь?
Ирина пожала плечами.
- Посмотрим. От вакансий зависит.
- Это как? Хочешь алгебру, хочешь черчение, а захочешь и литературу?
- Примерно так, но не совсем, - она слегка смутилась, потом улыбнулась и объяснила: - У меня две аттестации. По истории и по расологии.
- Расология... В моё время её не изучали.
- Не удивительно. До большевистского переворота она преподавалась только в нескольких университетах. Летом-осенью семнадцатого были убиты все русские учённые-расологи, большая часть их трудов исчезла. Научные публикации сохранились лишь в некоторых библиотеках и только там, где комиссаров не было. Или где они пробыли недолго. Да лет на десять, наверное, революция развитие расологии затормозила. А в школах, а в школах её четыре года как ввели, вместе с евгеникой.
- Ладно расология, она для меня... не сказать что лес дремучий, лекторы и к нам в часть иногда наезживают, зато по истории у меня отменно было.
В глазах Ирины вспыхнул огонёк, она улыбнулась. И как-то даже не снисходительно улыбнулась, а жалостливо.
- Понимаешь в чём штука, Елисей, возникни у тебя надобность вновь учить историю, тебе пришлось бы переучиваться.
- Это почему ещё?
- Потому что лет шесть как новая программа введена. Историю теперь преподают по Классену, Флоренскому, Татищеву. И по Ломоносову.
- Погоди... Быстьтворию Михайла Ломоносова и нам в юнкерском училище давали.
- Сейчас немного по-другому её дают. После смерти Ломоносова его архивы по быстьтвории попали к Шлёцеру. А тот, подлец, частично извратил труды великого учённого. Да так и издал.
- Что ж теперь в школах учат? Про Арктиду-Гиперборею? Про Мировой Лёд?
- Положим, теория Мирового Льда у нас не преподаётся, а в Германии... Они там с ней как с ума посходили.
- И шут с ними, махнул рукой Елисей.
На скамье они сидели в полуметре друг от друга, постепенно их покидала лёгкая взаимная напряжённость. Разговор для Твердова выдался интересным, никогда прежде он не касался в беседах с девушками подобных тем. Горячим сторонником новых научных теорий он не был в силу одной простой причины - банальной нехватки досужего времени, однако в общих чертах в современных научных изысканиях как русской науки, так и зарубежных учённых понятие имел. Знаком был и с теорией Мирового Льда, основывавшейся на постулатах Фридриха Шлегеля, что много тысяч лет назад существовал некий высокоразвитый народ, Родиной которого были Индия, Гималаи, Европа и Персия, и что потомками этого народа были созданы в последующем все великие цивилизации древности. Шлегель назвал протонарод ариями. Саму теорию создал Ганс Гербингер и гласила она о древней доисторической катастрофе, погубившей прошлую высокоразвитую цивилизацию ариев. Причиной катастрофы являлось падение гигантских ледяных метеоритов, от вхождения в атмосферу которых гравитационное поле Земли создало гигантские волны, смывшие с суши всё живое. Гербингер утверждал, что катастрофа эта произошла около 10 тысяч лет назад. Последствиями катастрофы стала гибель значительной части древней растительности и животного мира, а также множества людей, в том числе ариев, обладавших парапсихическими способностями. По Гербингеру, арии смогли выжить в высокогорьях Южной Америки и Тибета, спустя время они начали экспансию по всему миру, вытесняя огнём и мечом неполноценные народы, смешивая с ними свою благородную кровь. Арии де растворились в низших народах, но наиболее концентрированная арийская кровь сохранилась в Германии, Скандинавии и Англии. Славяне также объявлялись потомками ариев, но менее чистыми, так сказать неполноценными ариями. В интересах политики в Германии последний постулат не афишировался, кому надо, тот знал, в России же этот постулат вызывал самый разный спектр реакций: от улыбки, до раздражения. В России существовала собственная теория академика Светланова о величии древних праславян, в которой он о древних готах, как о потомках изгнанных некогда из славянского лона "племён", отзывался весьма не лестно.
- Мне милее теория Светлова, - сказал Елисей. - Он и про другие планеты писал...* Только почему-то академия наук на Сибири зациклилась. Немчура вон по Тибетам, да по Андам шастает.
- У нас и своего много интересного и не только в Сибири. Про раскопки слышал?
- На Печоре? Или на Алтае?
- Значит, слышал, - удостоверилась Ирина. - А про раскопки курганов в Манжурии, которая наше исконное Заамурье не доводилось слышать?
- Про это - нет, - Елисей пожал плечами. - Всё как-то времени нету за наукой следить. Что в газетах да кине освещают, то и знаю. Хотя... хотя у нас в полку есть на этом деле помешанные.
- Ты бы поинтересовался у них о Заамурье. Там ведь много интересного в курганах раскопали. Праславянская культура... Арийская...
- Арийская? Понятно откуда у РНС эти арийские идеи.
- Не только оттуда, кстати говоря. Тот же Алтай, Беловодье, Олонецкая губерния... да мало ли...
- И Триполье...
- Нет, Триполье - не наша культура. Профессор Лопухин доказал, что она ранне-семитская, ветвь протоэллинской. Наши предки их вытеснили.
- А вот, скажем, арийские идеи в Германии, с ними как?
Ирина повела плечами.
- Господин Гитлер писал свою книгу в двадцать четвёртом. А раскопки у нас ведутся последние несколько лет. Мало того, он ещё и ошибся или его подтолкнули к ошибке в отнесении англичан к арийцам. Правда в последнее время он и Розенберг ознакомились с трудами Светланова... Что заметно по последним статьям Розенберга.
- А шотладцы?
- Шотландцы из наших, ирландцы и валийцы тоже. Но не англичане. Истинные англичане сгинули при Кромвеле.
- Понятно отчего они нас так ненавидят. Слушай, Ир, ты вот про Заамурье говорила. Откуда там китайцы тогда взялись?
- Им эти земли Екатерина Вторая отдала после войны с Пугачёвым.
- Катенька? Вот не подумал бы!
- Это ещё что! - Ирина усмехнулась, убирая упавший на лицо локон. - А ты знаешь, что с продажей Аляски история таинственная? Есть сведения, что на самом деле она сдана в аренду, но это неофициальные сведения. Официально, как понимаешь, ни "да", ни "нет".
- Я читал, что срок аренды истечёт где-то в шестидесятых, - подтвердил Елисей. - По мне бы так и пораньше надо.
- А что индейцы Северной Америки бледнолицыми только янки называли, слышал? Казаков наших они называли белыми.
- Русская Калифорния...
- Она самая... Давай-ка прогуляемся вон там, - кивнула она, - к оркестру сходим.
- Замётано, - Елисей встал и подал руку. - Давно же я не танцевал.
- Не поверишь, но я тоже.
По парку разносился венский вальс. Они шли прогулочным шагом, делясь впечатлениями о городке и парке. Во мнении о Сейнах сошлись, что городишко заштатный, если б не текстильная фабрика, молокозавод и завод железобетонных изделий, быть бы ему в разряде большой деревни, как оно и было лет двенадцать назад. Зато парк обоим понравился - милое и уютное место для семейного отдыха.
Между тем, звуки оркестра стихли, видимо музыканты взяли перерыв. Народ не расходился и когда Ирина и Елисей подошли к эстраде, их тайные опасения рассеялись. Если горожане тут, то оркестр ещё вернётся. А через пару минут Ирина заметила и показала кивком на собравшихся в беседке за деревьями военных музыкантов, устроивших перекур и полдник одновременно.
На эстраду в это время вышел здоровенный мордатый пожарный в праздничном кителе и сверкающей на солнце медной каске. В руках он держал гармонь, казавшийся при его габаритах, игрушечным. В толпе раздались приветственные крики, видимо гармонист был местной знаменитостью. Он разулыбался, помахал кому-то рукой и поставил в центре эстрады стульчик. И вот развернулись меха, зазвучала Барыня.
- Пошли? - поманил Елисей, наблюдая как начали выплясывать под гармонь охочие.
- Неа, давай ты сам, - упёрлась Ирина. - С моими туфельками только и плясать... Иди, иди... Я потом на вальсах натанцуюсь.
Она стояла в толпе, грустила и веселилась одновременно. Елисей отплясывал лихо, со всеми притопами и прихлопами, шинель свою он перед выходом накинул на ограду помоста. Плясали многие. Зрители хлопали в такт и подбадривали криками. За Барыней последовало Яблочко и много других мелодий.
А несколько часов спустя, когда отыграл задорный пожарный да вернулись, отыграли и разошлись до вечера военные музыканты, Ирина и Елисей шли из парка довольные, весёлые и чуть утомлённые танцами. Потом была кафэшка, вечерний сеанс кино и первый поцелуй. Расставались они уже затемно на автобусной остановке, обменявшись адресами и условившись о следующей встрече.
------------
*Идея множественности обитаемых миров преподавалась юнкерам и кадетам по меньшей мере с XVIII века, в том числе об обитаемости Марса и Венеры, но в иноматериальном плане мироздания.