Аннотация: Солнце поднялось над лесом, и нити паутины засверкали в утренней дымке. Задрожали в воздухе. Невесомые, словно детские волоски. Различимые только пристальным взглядом... Непростая паутина.
Солнце поднялось над лесом, и нити паутины засверкали в утренней дымке. Задрожали в воздухе. Невесомые, словно детские волоски. Различимые только пристальным взглядом... Непростая паутина. Не мух ловит засевший в перекрестье сплетенных нитей паучок. На кончике каждой нити - человек. Со своей судьбой, своими радостями и горестями. С тем, что никому порой не открыто и неведомо. Никому, кроме затаившегося паучка... А паучком в паутинке - я.
Просыпается вслед за солнцем моя добыча. Моя жизнь. Потому что нет для меня другой возможности слышать, видеть, ощущать движение. Только оказаться там, на кончиках паутинок. Только питаться чьими-то жизнями. Укорачивать срок этих жизней. Отбирать то время, которые люди бессмысленно транжирят, тратят на изнуряющую работу или никчемную суету. Смотреть на мир человеческими глазами, наслаждаться звуками, дышать полной грудью - в те моменты, когда сами люди не видят и не слышат. Старить людей раньше времени. Впрочем, зная: никто из них не заметит потери. Их удел - не чувствовать, как утекает отпущенный им срок жизни. А мое дело - приглядывать за своим аппетитом. Не жадничать. И никогда не ловить своими паутинками детей: они еще не научены "проживать" свои жизни, и отбирать у них время - это забирать все.
Он появился после полудня. Мальчишка лет тринадцати. В опрятной, чересчур нарядной одежде. Будто только что вышел из дома в праздник, а не пробирался несколько дней по лесу. Серьезный и даже мрачноватый на вид.
Это было по меньшей мере странно. Никто в лесу не мог приблизиться к моему убежищу незамеченным. До сих пор моего умения хватало на то, чтобы не подпускать к себе непрошенных гостей. Но когда он ступил под своды сухой известковой пещеры, я поняла, что он не заблудился и не потерялся. Он пришел ко мне.
Мы разглядывали друг друга с интересом, хотя и настороженно. Потом мальчик произнес:
-Так вот ты какой!
Я представила, что он видит: белый, словно бы перевитый нитями кокон выше себя ростом. С плотной, чуть ребристой поверхностью. Кроме расходящихся в разные стороны паутинок (которых мальчишка все равно не мог углядеть), я ничем не напоминала обыкновенного паука. А ведь это люди именуют нас пауками (те немногие, которым хоть что-то о нас известно). Впрочем, какое мне дело до людей?
-Вообще-то, тебя здесь никто не ждал, - спохватившись, ответила я (конечно, мои слова не были "настоящими" словами - пауки не умеют разговаривать, но я могла не сомневаться в том, что мальчишка их услышит). - Но раз уж ты явился сюда, может быть, скажешь: для чего ты пришел?
-Я пришел убить паука.
Если бы (как в прежние времена) я умела смеяться, я бы рассмеялась в голос. Он пришел убить паука. Да что он знает обо мне? Знает ли он, что я ничего и никого не боюсь в этих дебрях, даже самых опасных хищников. А уж тем более - слабого ребенка.
Но я давно забыла, что такое - человеческий смех. Поэтому я спокойно возразила:
-Сожалею, но этот подвиг тебе не по плечу.
-Посмотрим.
Он совершенно не боялся меня. И это поневоле зарождало сомнения. Заставляло присмотреться к противнику повнимательнее. Собираясь "убить паука", нужно иметь при себе хоть какое-нибудь оружие... Что он задумал? Попробует пропороть мой кокон ножом? Разожжет огонь? Я решила, что вернее всего будет накинуть на нежданного гостя паутинку. И заставить уйти. Забыть о том, что он вообще сюда приходил. Я была так довольна простотой принятого решения, что не сразу поняла - мальчишка не ловится в сеть. Наброшенная нить легко опутывала его и тотчас же легко соскальзывала. Я ощутила досаду, но не удивилась: порой встречались люди, которых нельзя было поймать в мою паутину. Хотя мне так и не удалось выяснить, от чего это зависит.
Словно смеясь над моими усилиями, мальчишка шагнул вперед. И я поняла, что он что-то прячет от меня в ладонях.
-Что ты там держишь?
Он просиял, словно ждал моего вопроса. Потом протянул вперед руку. Сначала мне показалось, что он сжимает птичье яйцо. А потом я испугалась. Потому что этот ребенок, и правда, принес сюда мою смерть. На его ладони лежала еще не вылупившаяся личинка осы-наездницы (впрочем, считать этих тварей обыкновенными осами так же глупо, как считать меня обыкновенным пауком). Эти создания откладывают свои яйца в тела других насекомых. Хотя личинки способны передвигаться самостоятельно. Достаточно оставить яйцо в моей пещере, и вылупившаяся личинка проникнет сквозь мой непроницаемый для любого другого воздействия кокон. И начнет поедать меня изнутри. Пока из опустевшей оболочки не появится на свет новорожденная оса. Этот проклятый мальчишка принес единственное, что способно было меня прикончить. И как он только узнал?
Впрочем, я не собиралась признаваться в том, что напугана.
-Ты хочешь сказать, что меня может убить какая-то личинка? - нахально спросила я. - Возможно, для обычного паука это представляет опасность. Но я - не обычный паук.
-Тогда я положу яйцо рядом с тобой. И подожду. Личинка, похоже, вылупится до захода солнца.
Я замерла. И отпустила нити трех мужчин, которые уже спешили к моему убежищу (как только я узнала личинку, я потянула их к себе со всей силой принуждения, на которую была способна). Люди, в отличие от меня, с легкостью бы справились и с настырным ребенком, и с угрожающей мне опасностью. Но теперь стало ясно, что я опоздала. Два дня пути. А моя судьба должна была решиться до захода солнца.
-Прошу тебя, не надо, - сдаваясь, попросила я. - Может быть, прежде чем убивать, ты поговоришь со мной?
-Давай поговорим, - самоуверенность мальчишки выводила меня из равновесия. - Но тебе все равно не убежать от этой личинки.
Во мне почти не осталось человеческих воспоминаний. Например, я помнила лица своих родных, но не могла вспомнить имен. Мама, отец, сестры, братья - эти слова давно стали для меня пустым звуком. Я помнила, что они означают, но не могла почувствовать. У меня сегодняшней не было родственников. Я была здесь, а люди - там, на концах паутинок.
Впрочем, некоторые воспоминания по-прежнему оставались со мной. И одно из них - всеобщая нелюбовь. Меня НЕ ЛЮБИЛИ. Что-то было во мне такое, что заставляло даже родных отворачиваться от меня. "Убогая, калечная", - эти слова, произносимые ими почти ежедневно, до сих пор болью отдавались внутри. Хотя смысл самих слов ускользал от меня.
Последнее яркое воспоминание - утро, крупные капли росы, от которых мгновенно намокает одежда. Я медленно бреду прочь от деревни. Мне страшно. Но я не могу повернуть обратно. Меня словно утягивает потоком. Если я помедлю, то захлебнусь. Я с трудом передвигаю ноги, но упрямо плетусь вперед... Если бы я осталась человеком, я бы, наверное, до сих пор удивлялась тому, как прошла этот путь. Дорогу до своего нынешнего жилища.
Он возник передо мной в полдень - белый вытянутый в высоту кокон. И в отличие от моего гостя я не знала, что это такое. Потом та сила, которая всю дорогу подгоняла меня, перестала действовать. И я рухнула на землю.
Тихий голос произнес:
-Я боялся, что ты опоздаешь. Поэтому так торопил тебя. Сделай еще несколько шагов.
-Зачем? - все еще задыхаясь, спросила я.
-Мне нужно дотронуться до тебя. Подойди. А потом у нас будет время поговорить.
Я с опаской приблизилась.
-Прикоснись ко мне ладонью.
Не понимая, ни куда я попала, ни что происходит, я выполнила приказ. В ладонь как будто вонзили жало. И меня окатила волна паники, когда я поняла, что руку не отдернуть. Но очень скоро принуждение исчезло. Я шарахнулась в сторону, чувствуя, как по лицу катятся слезы.
-Не надо плакать. Ты скоро забудешь, что такое боль. А вот во мне сидит жадная личинка, которая ест меня изнутри, - казалось, он вздохнул, и мне стало жаль его. - Поэтому я решил позаботиться о потомстве. И выбрал тебя. Там, откуда ты пришла, тебе ведь ничто не держит?
-Да, - чуть слышно согласилась я. Этот голос уже был роднее всех, кого я оставила. Он был другом. Отцом, которого мне предстояло потерять. Он беспокоился обо мне.
-Не бойся, та тварь, которая ест меня и которая скоро выберется наружу, не тронет тебя. Она ведь тоже только родится. А потом ты спрячешься. Я был неосторожен, когда выбрал домом эту поляну. Ты найдешь подходящее убежище. А потом тебе станет ясно, кто ты теперь и какая жизнь тебя ожидает. Длинная и интересная.
Я почти не понимала, о чем он говорит. Но его голос обволакивал теплыми волнами, лишая воли. Впрочем, он не так долго говорил. Через несколько часов он умер. Широко раскрытыми глазами я наблюдала за рождением существа, которое теперь было моим врагом. Но новорожденная оса улетела. А я отыскала известковую пещерку. И вскоре почувствовала, как с моим телом твориться что-то непонятное. Сначала оно как будто затвердело, лишив меня возможности двигаться, а потом его опутали плотные нити, превратившиеся в непроницаемый кокон. Я стала паучком.
Воспоминания отступили, и с раздражением я посмотрела на стоящего у входа мальчишку. Моя жизнь, которая казалась такой устоявшейся и безопасной, теперь зависела от него. Неужели я не смогу перехитрить обыкновенного ребенка? До сих пор я была убеждена в своем могуществе. Но сейчас чуть слышный голос внутри нашептывал: "Ты ничего не можешь. Слишком много он о тебе знает, этот мальчик". Я поинтересовалась:
-Почему ты хочешь убить меня?
-Ты питаешься людьми.
-Я не питаюсь людьми. Не передергивай, - наконец, позволила себе рассердиться я. - Не знаю, кто рассказал тебе эту глупость, но он соврал. Или сам не знал, о чем рассказывает.
-Нет, знал! Ты укорачиваешь человеческие жизни, не отпирайся.
-Да, это так. Но не я одна. Люди то и дело укорачивают друг другу жизни. В том числе и ты. Неужели ты думаешь, что не укоротил жизнь своей матери, когда родился?
-Неправда! - в его голосе звенели упрямство и злость.
-Правда, - не нужно было повышать голос, чтобы он услышал. Но это ничего не меняло. Мне стало скучно. Но все-таки я задала еще один вопрос: - Откуда ты узнал обо мне?
-Мой учитель рассказал мне.
-Это он послал тебя сюда?
-Нет, - в голосе ребенка опять зазвучала плохо скрываемая гордость. - Учитель не знает, как отыскать тебя. Он многое не знает, хотя он - УЧИТЕЛЬ. А вот я узнал. Узнал и отыскал тебя. Зато учитель рассказал мне о том, что для тебя - смерть.
Бесполезно было с ним разговаривать. Бессмысленно разубеждать того, кто считает тебя кровожадным чудовищем. Я рассердилась, и неожиданно ощутила, как мое раздражение превращается в плотный комок. Нет, в жало. Я вспомнила своего далекого "учителя". И стало ясно, как мне следует поступить... Боясь, что и на этот раз мне не удастся схитрить, я иронично заметила:
-Ну, ты же у нас герой. Что там за подвиги совершают в сказках герои? Сражаются с драконами? А ты пришел положить личинку рядом с моим коконом. Убить паучка, который не может сдвинуться с места... Какой храбрец! Ты даже ударить меня побоишься. Даже дотронуться. Побоишься ведь?..
Ребенок насупился, обиженно сжав губы. А я замерла в ожидании. Что будет, если мальчик не побоится дотронуться до меня?.. Он не побоялся. Шагнул и с силой стукнул по кокону рукой:
-Вот тебе!
И, едва почувствовав прикосновение, я впилась в его беззащитную ладонь. Когда он отдернул руку и отскочил назад, вытирая слезы здоровой рукой, на его лице впервые появилась растерянность.
-Что... что ты сделал со мной?
В другое время я от души насладилась бы его страхом и растерянностью. Но сейчас мне было не до этого - я не ответила на вопрос, внимательно следя за его лицом. Можно было не сомневаться, что учитель ни о чем подобном ему не рассказывал.
-Почему ты молчишь? Зачем... ты укусил меня? Теперь я умру?
Непривычно испытывать нежность к существу, которое только что вызывало раздражение. Я даже растерялась, когда ощутила в себе незнакомое желание опекать. Любыми способами защитить этого ребенка. Я никогда не испытывала ничего подобного. С тех пор, как я стала паучком, меня волновали только собственные нужды. Своя безопасность. Своя добыча. Непривычно было после стольких лет равнодушного уединения ощутить... привязанность. Я поняла, что испытывает мать, на руках у которой плачет ребенок.
-Успокойся, - как можно мягче заметила я, опасаясь, что он вскочит и убежит, если услышит правду. - Ты не умрешь. Но ты пришел сюда убить паука. И теперь наступило время расплатиться за этот поступок. Я сделала так, что ты тоже... станешь паучком.
-Но я не хочу.
Я опять промолчала. Это упрямое "не хочу" принадлежало другому миру - мальчик просто еще не догадывался, как переменилась его жизнь. Потом до него начал доходить смысл моих слов. Он округлившимися глазами посмотрел на личинку осы (она упала на пол пещерки, когда мальчишка отдернул руку, и сейчас лежала в стороне, забытая нами):
-Ты нарочно все это подстроил? Ты хотел, чтобы... эта личинка сожрала меня? Она будет есть меня изнутри...
-Не будет, - торопливо перебила его я. - Когда личинка проклюнется, ты еще будешь человеком. А она станет искать кокон. Так что не бойся, она сожрет именно меня.
Теперь мы оба молчали. Мальчишка тяжело дышал. А я старалась не думать о том, что меня ожидает. Следила за ним. И одновременно перебирала, как сокровища, незримые нити паутины. Напоследок не жалея свою добычу. Наслаждаясь и яркими лучами солнца, сжигающими плечи косарей, и купанием в реке, и чьими-то торопливыми ласками. Уже не различая, что можно отнимать, а что нужно оставить на потом. Сейчас для меня никакого "потом" не существовало.
Наконец, мальчишка с трудом сделал шаг вперед. Я следила за ним, не понимая, что он задумал. Его упрямая сосредоточенность завораживала. Он опять подошел ко мне почти вплотную, наклонился за личинкой.
-Не трогай, - одернула его я.
Но он не послушался. Пошатываясь, подошел к выходу, размахнулся и кинул белый кругляш личинки как можно дальше. Я с замиранием смотрела, как яйцо падает в бурлящую на перекате речушку.
-Теперь она не сможет тебя убить, - удовлетворение в голосе ребенка заставило меня улыбнуться. Интересно, когда это я научилась улыбаться?
-Спасибо, - теплота моего голоса должна была убаюкать мальчика (если с ним все происходило так, как когда-то со мной). Несколько мгновений я позволила ему гордиться собой. А потом жестоко добавила: - Но теперь ты сам должен будешь убить меня.
-Но... почему? - в его глазах опять промелькнуло обиженное недоумение. - Я не хочу... Я больше не собираюсь причинять тебе зло.
-Я знаю. Это ты еще очень многого не знаешь, мальчик. Тебе придется обзавестись жалом и вспороть мой кокон. Сделать так, чтоб меня не стало.
-Но зачем?!
-Потому что двум паукам не ужиться в одной паутине.
Молчание. Я не жду немедленного согласия. Даю мальчишке время привыкнуть. Слишком много на него свалилось за сегодняшний день. И пока в нем еще не ожили бесчисленные поколения паучков, которые жестко (а порой жестоко) диктуют, как надо поступить. Не удержавшись, я перебираю те знания, которые не являются моей памятью. Потом что-то внутри меня вздрагивает от непонятного звука. Ребенок плачет? Но, приглядевшись, я понимаю, что мальчишка давится от смеха. Он пытается сдержаться, морщиться, кривя губы. Но наконец его "прорывает". И он уже во весь голос хохочет. А я ловлю себя на мысли, что не могу на него рассердиться.
-Что тебе кажется таким смешным?
Задаю вопрос, чувствуя, как еще одна ниточка протягивается между нами. Так вот в чем дело. Мальчишке открылась моя память (и не только моя). И он с интересом окунулся в открывшиеся знания. Но и сам открылся для меня. Перестал казаться загадкой (следствие нашего внезапного родства). Еще до того, как ребенок отвечает, я знаю, что его так развеселило.
-Ты, правда, считаешь, что люди живут только в ближайшей деревне?
Я ловлю картинки его воспоминаний. И среди них - город, из которого он пришел. Мне, паучку, пережившему несколько поколений людей, такое скопление народа кажется удивительным. А девочка, которая все еще живет в глубине меня, просто застывает в изумлении. Этот город может прокормить не один десяток паучков.
-Ты сможешь дотянуться до него паутинкой?
-Конечно, - я все еще не могу оторваться от захватившей меня картинки.
-Значит, тебе не надо умирать? - мальчишка упрямо гнет свое. Но теперь я не вижу смысла возражать.
Смотрю на него. Пока он не настораживается от моего пристального взгляда. А потом словно бы про себя шепчу:
-Все-таки из тебя получится очень необычный паучок.