Я - цветок, качающийся на ветру. Я - ветвь цветущей сакуры. Я - призрачный луч луны.
Я - воплощенная красота и грация. Моя мантра. Повторяю ее каждый день, еще не раскрыв глаза.
И каждое утро просыпаюсь с надеждой. Надеждой на встречу с ним, на встречу с сестрой.....
Встаю. Шея ноет от такамакуру, но это привычная боль. Боль и красота, две не разделимые теперь вещи...
Белое, молочно-белое, выбеленное особым составом, оно отражается в старинном серебряном зеркале. Мое лицо. Чистое, как пустой лист бумаги. На нем я нарисую красоту. Тонкие, изогнутые линии бровей. Ярко-красные, словно искусанные в кровь, губы. Подведенные тушью глаза. Глаза.... Темно синие, как полуночное небо, скольких мужчин уже пленил их лукавый блеск.... Легкий взмах пушистой кисточки, немного румян. Все, кукольное лицо готово.
Немного духов на запястье и волосы, собранные в высокую, сложную прическу. Слабый запах ирисов и лимонника....
Склонившись в поклоне, служанка подает шкатулку с украшениями.
Да, утро началось.
Слабость. Я с трудом передвигаю ноги, шагая вперед по пустой улочке. Зачем?
Глаза слезятся, все кажется размытым и нереальным. Я опираюсь рукой о забор, пытаясь не упасть.
Мир кружится. Но я делаю очередной шаг.
Ветер. Холодный и мерзко мокрый. Он дует прямо в лицо, хотя я уже не чувствую холода.
Вдох - выдох. Грудь болит.
Прости сестра. Прости, что оставила тебя, в надежде выжить самой. Прости, похоже, я не смогу тебя найти. Я не сдержала обещание...
Вдох. Темнота.
- Госпожа, это какая-то бродяжка, может выкинуть ее?
Грубый мужской голос доносится из далека, сверху. Я приоткрываю глаза, но не вижу ничего, кроме черного пятна.
- Подожди.
Она склоняется надо мной и я вижу ее лицо. Оно прекрасно. Сказочно, нереально красивая маска из фарфора с добрыми теплыми глазами. Если мне суждено умереть теперь, то я умираю счастливой, смотря на нее...
- Приготовьте горячую ванну и еды, поживее.... Бедняжка совсем замерзла и ослабла.
Я широко раздвигаю створки дверей ведущих в сад, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет. И нежный аромат цветущей сакуры. Хорошо.
Меленько семеню через комнату, улыбаясь, сажусь напротив него. Служанка оставила на столике поднос со всем необходимым. Что ж....
Не торопясь открываю шкатулку с чаем, насыпаю горсть в чашку. Заливаю кипятком. Плавно помешиваю. Он неотрывно следит за моими руками, за их изящными и четкими движениями. Словно невзначай я показываю ему узкое запястье, чуть прикусываю губы...
Господин Джуширо Укитакэ почтительно берет чашку, на мгновение касаясь моих рук. Пальцы у него прохладные и мягкие, совсем как у меня.
Смущенно опускаю глаза, так же неторопливо и плавно готовлю чай себе.
Господин Укитакэ отпивает, рассеянно смотрит в сад.
- Какая холодная в этом году весна....
- Холодная, но сакура все, же расцвела....
- Оюки... - он хочет сказать еще что-то, задумчиво смотрит на меня своими печальными глазами.
- Отец назвал меня так. В день моего рождения выпал первый снег...
Наглая и красивая ложь. Я не помню своего отца. Зато помню совсем другое.
Оюки - имя фарфоровой куклы...
- Оюки, теперь тебя будут звать Оюки.
- Госпожа Юри так добра.
Мне хочется плакать от счастья. Новое, нарядное кимоно, совсем как у госпожи. Высокая прическа с изящными заколками. Этим утром госпожа Юри сама сделала мне макияж, выбрала духи и украшения.
- Оюки, не опускай свои красивые глаза, они сведут с ума не одного мужчину!
- Госпожа так добра.
- Перестань мямлить, будь уверена в себе и тогда ты станешь самой желанной, самой знаменитой гейшей.
- Да, госпожа Юри.
- Идем.
Так я стала гейшей. Госпожа Юри брала меня с собой повсюду, куда бы ее ни приглашали, представляла всем своим знакомым и друзьям. А я стояла за ее спиной и тихо наблюдала за этой потрясающе красивой, жизнерадостной женщиной. Ее шутки всегда были остроумны, ее высказывания были полны глубокого смысла, ее движения были изящны, а сама она вся светилось яркой, удивительной красотой. Мне не верилось, что когда-нибудь я стану хоть немного похожа на госпожу Юри...
- Оюки спой нам.
И я послушно пела, вкладывая в песню остатки души.
- Оюки станцуй.
И я танцевала, пытаясь быть грациозной и изящной.
- Моя маленькая Оюки, ты имела большой успех. А ты еще сомневалась, что однажды превзойдешь меня.
Как могла я превзойти столь сияющую, столь прекрасную госпожу? Нет, госпожа Юри была слишком добра, но...
С тех пор мое настоящее имя было забыто, впрочем, его и не знал никто, кроме моей госпожи....Для всех я стала Оюки.
Высокий пронизывающий сердце звук флейты.
Госпожа Юри всегда говорила, что игра на фуэ моя самая сильная сторона. И я старюсь.
Флейта поет так жалостно, так надрывно, словно это стонет моя душа.
- Оюки, прошу тебя.
Господин Ичимару Гин сидит напротив, застыв словно статуя. Его всегдашняя улыбка и хитрый прищур глаз исчезли.
- Я в жизни своей так не грустил.
- Прошу простить меня ...
Кроткий, полный раскаяния взгляд.
- За что? Это светлая печаль, Оюки. Ты моя светлая печаль.
- Господин слишком добр...
Прячу флейту и сажусь напротив. Мягко улыбаюсь, зная, что сейчас он начнет рассказывать как прошел день, шутить и посмеиваться. А я буду внимательно слушать, кивать, смеяться, прикрыв лицо рукавом, когда надо.
Фарфоровая кукла. Только потяни за веревочки.....
Однажды госпожа Юри сказала:
- Пора. Оюки ты готова для мидзуагэ.
Мидзуагэ. Несколько раз я слышала, как друзья госпожи Юри говорили с ней об этом.
- Я получила столько интересных предложений... Оюки, посмотри же на меня, ты должна гордится собой, ты имела определенный успех.
Я опустила глаза и кажется, покраснела. Не обращая внимания на меня, госпожа продолжала рассуждать.
- Завтра же нужно будет приготовить дюжину экубо и разослать их.
Госпожа Юри перечисляла имена. Я слушала, только один раз позволив себе удивленно приподнять брови.
- Бьякуя Кучики?
Я видела господина Кучики всего несколько раз и мельком. Он казался таким холодным и надменным.
Госпожа Юри сделала так, как говорила. Несколько следующих дней в нашу дверь постоянно звонили посыльные, принося записки с предложениями.
Торги моей девственностью начались...
Сама же я безвылазно сидела в своей комнате и несмела ни о чем расспрашивать госпожу Юри. Нельзя сказать, что мне было не интересно, или я не волновалась, но я старалась держать чувства под контролем, как и подобает настоящей гейше. Старательно упражняясь в каллиграфии, и танцах я делала вид, что вся эта суета не имеет ко мне никакого отношения.
Госпожа Юри зашла ко мне сама, поздно вечером. Впервые я видела ее смущенной и немного растерянной.
- Девочка моя, я всегда знала, что тебя ждет судьба столь потрясающая, столь удивительная.
Сердце мое сжалось, губы предательски задрожали.
- Не говорите так, госпожа, я обязана вам своей жизнью.
- Когда я впервые увидела тебя на пороге своего дома, полумертвую, даже тогда я была очарована твоей красотой. Истерзанная белая лилия. Оюки, я получила очень щедрые предложения. Никогда бы не подумала, что такое возможно, но... Я люблю тебя девочка моя и потому хочу, что бы ты сама выбрала бы того, кто тебе больше по сердцу.
Крупные соленые слезы потекли по лицу. Госпожа моя, как же вы благородны, как же вы добры ко мне... Смогу ли я хоть когда - ни будь отплатить вам? Достойна ли я? Сердце рвалось на части от любви и благодарности к этой женщине.
- Оюки, девочка моя, не плачь.
Глаза госпожи Юри блестели, она ласково гладила меня по лицу.
Кого выбрать. Я вспомнила имена покупателей, вспомнила их лица.
Кого выбрать? Да мне было абсолютно все равно. Ни одного из этих мужчин я не знала, ни кому не могла отдать предпочтение.
- Пусть это будет тот, кто выиграл, - горло противно щипало и говорить было трудно, - пусть будет тот, кто заплатил больше.
- Значит Кучики-сан
Господин Кучики? Вспомнилось его красивое равнодушное лицо.
Госпожа Юри подошла к окну, задумалась.
- Кучики Бьякуя. Он не так прост...
Изящное движение руки, держащий веер. Поворот головы.
На мне сегодня темно-синее кимоно расшитое серебром и серебряный же пояс. От резковатых движений танца тяжелая ткань иногда расходится, обнажая точеные лодыжки.
Господин Шунсуй Кьераку смотрит с нескрываемым вожделением.
Я знаю, что он представляет меня без всякой одежды, и тихонько посмеиваюсь, вкладывая в каждое движение как можно больше чувственности. Это такая игра. И первое время мне было интересно в нее играть, заставляя его буквально сгорать от страсти. Но потом ... Движения, доведенные до автоматизма, без души, без желания, просто потому, что так надо. Просто я фарфоровая кукла...
- Оюки-тян, остановись, ты сводишь меня с ума...
Я останавливаюсь, осторожно опускаюсь на циновку напротив, притворно смущаюсь.
- Простите меня господин, должно быть сегодня я была такой рассеянной, что путалась в складках своего кимоно....
- Перестань, Оюки, ты прекрасна, как всегда.
Я осторожно подливаю ему саке. Он пьет, все так же рассматривая меня.
Я знаю, он просидит еще час или два. И будет говорить о холодном свете луны. О снеге. И о том, что если снег растопить то получится вода, дающая жизнь....
А я отвечу, что луна, это солнце призраков. И что снег и так растает с приходом весны...
Он уйдет, и глядя ему в след я буду надеяться, что он не вернется. Но он вернется, я знаю, он упрямый.
В бледном свете луны сад так прекрасен. Посеребренные луной отцветающие вишневые деревья, длинные чернильные тени на траве.
Луна - это солнце призраков...
Что ж прошел еще один день и кукле пора спать. Но сначала...
Госпожа Юри сидит за столом, нахмурившись. Я как всегда поражаюсь ее красоте и кипучей энергии. Тихо встаю в дверях комнаты.
- Ушли? - я киваю. Она снова хмуро смотрит на меня.