Стоял тёплый июльский вечер, солнце уже село и темнота разом навалилась на лес. Лес замер в полной неподвижности, дневная живность уже затаилась по своим норам и гнёздам, а ночная ещё не вышла на охоту. Стояла такая тишина, что потрескивание небольшого костерка казалось оглушительным, как будто какой великан ломал вековые деревья. Вокруг костра сидели воины. Ужин уже закончился, спать ещё было рано, и бойцы сбились у костерка, послушать забавные или героические истории или просто побалагурить, да так и замерли вместе с лесом, и теперь казались лишь дополнением к своим мечущимся теням.

- Дааа, - протянул крепкий седоусый воин, и опять замолчал.

Прошло ещё пару минут в полной тишине, только зелёная луна появилась над деревьями на востоке и бесшумно, чтобы не спугнуть момент, заскользила в небо.

- Дааа, - ещё раз протянул воин, глядя расширенными зрачками на костёр, - прямо как у Коссожи

Вдруг совсем близко ухнула, а потом захлопала крыльями какая-то ночная птица. Бойцы, как будто спало заклятие, завозились, меняя позы, почёсываясь, зевая. Кто-то пошевелил костёр, и тот отозвался треском, уже не таким оглушительным.

- Такая же вот ночь была, тёплая да ароматная, да спокойствия не было, - неожиданно продолжил усач.

Бойцы опять затихли, в ожидании интересной истории. Рассказчиком Влинь слыл хорошим, потому его никто не перебивал и не торопил, позволяя рассказу потихоньку обволакивать слушателей, увлекать за собой, отрезать от реальности, которой, правда, и было-то, несколько метров вокруг костра, дальше была ночь.

- Обложили нас тогда намийцы со всех сторон. Неделю командующий пытался вывести армию из под удара, да вот оплошал, зашли мы в Долвейскую долину, а  выйти уже не смогли, с той стороны нас встречали. Часть намийцев, видать, сразу ушли к долине, вместо чтобы за нами гоняться, и за несколько дней там, почитай, крепость возвели. Рвов накопали, в три ряда засеки сделали. И было то их там не много, да не прорваться, пока оборону штурмовали бы, в спину основная армия бы ударила.

Влинь подкинул пару толстых веток в костёр.

- Ночь такая же, а было нам не так же. Слева горы, справа горы, сзади засеки да засада, да ещё и уклон не в нашу пользу. Все усталые да грязные, неделю как зайцы бегали, а тут даже речки-то толковой нет.

Бойцы закивали. Помирать грязным никому не хотелось. Помираешь не каждый день, всем хотелось достойно встретить такой момент, умытым и торжественным. А какое уж тут торжество, когда волосы как колтун, рожа как у чёрта, и пахнет козлом и котами.

-   Ну да делать-то нечего, выспались, а на утро строиться начали, угрюмые но злые. Промеж собой порешили биться до конца, не сдаваться никак. Да и то, как намийцам сдаваться.

Бойцы опять согласно закивали, слухи о том, что делают с пленными намийцы ходили самые паскудные.

- Вобщем, встали по всем правилам, как будто не помирать собрались, а побеждать. Один отряд оставили сзади, следить за засекой, чтобы значит в спину не ударили. Обоз на холм загнали, видно, что как отступать будем, то как раз на этот холм, к обозу и соберёмся, там можно будет ещё сколько-нибудь продержаться. Я тогда в егерях служил...

Слушатели уважительно выдохнули, будто впервые услышали где служил старый Влинь - история имела свои правила и требовала уважения. Егеря были элитой армии, личная гвардия короля. Просто рубак да сорвиголов туда не брали, чтобы попасть в егеря, надо было не только руками уметь махать, но и голову на плечах иметь. На войне, когда отряд терял офицера, командование мог принять обычный рядовой егерь. Вот кто такие были королевские егеря.

- Король с малым отрядом в столицу ушёл оборону налаживать, а мы, егеря, остались, чтобы намийцы думали, что король здесь и за нами гонялись, пока король из клещей выйдет. Долго-ли коротко ли, а рассказывать как нас намийцы в тот день погнали по полю не хочется, сами небось слышали. - Влинь тяжело вздохнул и продолжил - Вобщем, прижали нас уже к самому обозному холму. Как поднялись мы немного по склону да оказались выше намийцев, полегче стало, и мы упёрлись. Левее у холма обрывистый склон, там хорошо, бок прикрыт. На нас рыцари наседают, и так-то в броню закованы, что твои черепахи, так ещё и цепь пустили от лошади к лошади, совсем никак к ним не подобраться. Справа сотня копейщиков оборону держит, недалеко, но никак им не развернуться чтобы на всадников насесть. Что там правее за холмом не видно уже, но основные силы намийцев на нас брошены. За рыцарями, кованая же пехота стоит, своей очереди дожидается, когда рыцари отдохнуть отойдут. Понятно, нас хоть и загнали на холм, но потерь почти нет, и строй мы сохранили, да и не устали ещё - биться-то почти и не пришлось, отходили к холму вместе со всеми, то есть почти сразу и очень быстро.

Слушатели хохотнули.

- Кабы не эти рыцари, мы бы и копейщиков высвободили, а потом вместе с ними уже бы в спину остальным намийцам и ударили, пока они наших треплют. Рыцари это тоже понимают, потому не столько нас атакуют сколько просто сдерживают, в бой не лезут. Ждут, пока остальных разобьют, да с холма в спину нам зайдут, вот тогда уж потешатся. Наш сотник тоже это понимает, потому решил на прорыв идти, иначе всем крышка. Начали мы за копейщиков заходить, как зайдём они влево развернутся, и рыцарей сдержат, а мы тогда уж их неприятелями займёмся. Намийцы это понимают, но ничего особо поделать не могут, один шанс у них, либо плюнуть на нас да идти к обозу, обоз разорить, а потом с вершины холма в спину нашим ударить, либо просто выше нас по холму забраться, чтобы не могли мы за копейщиками спрятаться. Ну вот и поползли они вверх по склону, к обозу или на  нас развернутся, пока не ясно.

Влинь замолчал, и пошевелил палкой в костре, сноп искр вырвался в ночное небо, осветив лица бойцов. Лица и позы были напряжены, все они были сейчас на поле боя, и все, конечно, служили в егерях. Как выйти из под удара рыцарей? Они же сейчас выше нас на холме окажутся, что задумал сотник, неужели он не видит, что место конницы занимает тяжёлая пехота? Как спастись?

- Вдруг страшный гром потряс весь холм до основания. - прервал думы слушателей Влинь. - Все разом посмотрели на вершину холма, откуда донёсся гром. Рыцари пришпорили коней торопясь завершить манёвр. Сотник тоже привёл нас в чувство добрым командирским словом, чтобы мы значит шевелили своими ходулями, рачьи дети.

Слушатели заулыбались, командиров, умевших пользоваться словом уважали.

- Мы порысили к копейщикам, но равнение, как на самом высоком параде, строго на вершину холма. И тут появился Он.

Бойцы замерли в предвкушении, начинался самый увлекательный момент. Рассказ о чудесном спасении при Коссожи каждый слышал, конечно, десятки раз, но не уставал слушать снова. Влинь же рассказывал эту историю впервые, а это всё равно, что и история другая. Каждый рассказчик творит свою историю, каждый сам решает, что важно и как потечёт рассказ: как древняя легенда, полная героев и подвигов, или весь рассказ будет крутиться вокруг Доня из третьего пехотного, которому противник мечом срезал завязочки на штанах и всю битву Донь геройствовал придерживая то одной, то другой рукой спадающие портки. В такой истории даже Герой Коссожи хоть и спасает армию от поражения, но выходит героем второстепенным, который и спас-то всех только благодаря незадачливому Доню.

- Великан, в плечах сажень, волосы длинные, развеваются и своим светом светятся. Оседлал повозку самоходную, в руках меч, толстый как полено, пуд, не меньше, а он им ещё и размахивает. За ним ещё две повозки, полные бочек. Намийские всадники как увидали, что на них повозки летят, так и брызнули в разные стороны, то есть брызнули бы, да про свои же цепи забыли. Ох там куча мала получилась, лошади падают, какие не упали, рвутся в разные стороны, цепи натянули, не дают всадникам их с крюков скинуть, упавших всадников топчут. Преисподняя! И тут на всём ходу в них Герой на своей повозке врубился, да давай кромсать их мечом направо и налево. Вторая повозка тоже в конников врубилась, первый ряд сразу скосила, а потом бочки из неё повылетали, и по задним рядам вдарили. А третья мимо прошла, часть всадников успела таки цепи скинуть и с дороги повозки убраться. Но тоже не зря - в пехоту попала. Те за всадниками не видели, что происходит и убраться не успели, всадники в последнюю секунду отскочили. Копейщики и их намийцы ажно биться перестали, все разом повернулись и рты поразевали - будто ярмарка здесь, и им представление показывают. А мы хоть головы и вывернули, но двигаться куда командир приказал не перестали и вот уже рядом с копейщиками оказались, да в их противников с фланга, а теперь уже и с тыла, все ж к представлению поворотились, с разгону и врезались. Пока они очнулись, мы, почитай, треть порешили. Командир наш, сразу к старшему копейщиков рванул, объяснить, что от него требуется, и они на пару копейщиков в чувство привели, и те потопали всадников добивать, и пехоту, коли вздумают к нам идти, сдерживать. А мы намийцев смяли, в бегство обратили, и как они обзор нам открыли чуть тоже рты не поразевали. Мама моя, Герой то Коссожи, разошёлся, стал не просто врага сечь, а ещё и жечь его. Как махнёт мечом, так двое без голов на землю валятся, да трое как факелы, от блеска его меча загораются. Вой над полем стоит, как будто намийцев черти заживо в преисподнюю тащат. Копейщики уже не столько наседают, сколько пятятся. Ну и то, у них то кроме воя ещё и запах, да и вообще страшновато. Но командир не дал нам долго ужасаться, гаркнул да и отправил наших вызволять, которых уже почти к обозу загнали.

Влинь замолчал, видно погрузился в воспоминания того дня, но быстро спохватился и продолжил.

-   Ну дальше уже дело веселей пошло, первым мы снизу в спину ударили, им всю эту катавасию холм закрывал, и они не ожидали. Их смяли, наш отряд высвободили, и уже вдвоём к следущим пошли. Они и видят, да сделать ничего не могут, у них во фронт наш отряд, куда они денутся? А остальные уже и дожидаться не стали, развернулись да побежали.

Костёр почти догорел, и света почти не давал, но его заменила луна. Она вырвалась из плена облаков и по хозяйски расположилась над верхушками деревьев, заливая землю призрачным светом.

- Вот так вот, один человек, целую армию от неминуемой смерти спас. - подытожил Влинь и опять замолчал.

- А я слышал, - сказал совсем молоденький боец - что у него не меч а плётка огненная была.

На него посмотрели с укоризной. Конечно же мало рассказать, от рассказчика требовалось ещё и постоять за свою историю, а то развелось бы краснобаев. Но надо же иметь уважение к рассказчику и истории выждать хотя бы пару минут, дать истории утечь, дать слушателям освободиться, прежде чем сомневаться и рассказывать как прежде слышал. Опять же, чем лучше был рассказ, тем меньше на историю нападали, так, немного, потому что принято. Ну а если рассказ был плох, не понравился, то камня на камне не оставят, а рассказчика затюкают, так что тот впредь дважды подумает, прежде чем рот раскрывать.

Рассказывали конечно по разному, кто про плётку, кто, что не на повозке он ехал, а на крылатой колеснице летел, а запряжена та колесница была тройкой вороных как ночь коней. А кто и вовсе небылицы рассказывал, что было у Героя три головы и шесть рук, а иначе как бы он так быстро управился всех врагов перебить? Все ждали, как Влинь ответит. Он ещё немного солидно помолчал, так что молодой уже и занервничал, то ли он сказал, или впросак попал, и степенно ответил.

- Рассказывают. Да только не видал я, чтобы плёткой доспех прокалывали, а там много было с колотыми ранами.

Парень стушевался, и постарался стать маленьким и незаметным. Слушатели заулыбались, осадил старый Влинь выскочку. И видно было, что заготовившие свои вопросы, призадумались, стоит ли проверять Влиня, как бы самого на смех не подняли.

- А может он каждому по своему виделся, ведь после боя-то его никто не видал, как положил он врагов, так и пропал, как будто и не было его. Может стал обычным, как все. А если он может и обычным быть и трёхметровым великаном, то может он и каждому по своему кажется. - вставил Дуля, средних лет воин, со страшным шрамом через лицо и повязкой на левом глазу.

- Может и так. - задумчиво ответил Влинь.

Прошла ещё минута в молчании, похоже история была завершена,  никто больше не решался оспорить Влиня.

- Да не так всё было. - с досадой в голосе вдруг сказал один из бойцов.

Был он в отряде новый, неделю всего как прибыл, а сразу его поставили учётчиком, вместо ушедшего на покой по старости Ирха. Звали его Нушем, был он молод ещё, лет тридцати и без увечий. Волосы имел светлые и длинные, как у благородных. В интендантских отрядах обычно или дослуживали свой век старики, по возрасту не могущие служить в войсках, либо увечные, кто без глаза, кто без руки. Бывало, что просто по ранению в живот или в мышцу не могущий больше воевать, этот видимо из таких, на виду никаких ран у него не было. Впрочем и в движениях никакой скованности не было, и шрамов никто на нём не видал. Что касаемо волос, то не было, конечно прямого запрета носить простолюдинам длинные волосы. Была тысячелетняя традиция, лет сто с лишком назад отменённая Коругом Новоделом, тогдашним королём, обуздавшим знать, и собравшим королевство из лоскутов баронских владений. Но не так-то просто отменить традицию, и простые воины не решались носить длинные волосы - неровён час наскочишь на дворянского сынка ищущего драки, а этот, значит, не боялся.

- А ты почём знаешь? - спросил старый Влинь, - служил там что-ли?

- Служил. - как то неохотно ответил Нуш. Видно было, что не сдержался, когда влез, а теперь и сам не рад.

Бойцы вокруг костра подобрались, намечалось интересное, надо же, у них в отряде второй участник битвы объявился.

        Надо сказать, что воин, ни много ни мало, спасший тогда королевство, был личностью легендарной, хоть и прошло со времени битвы всего шестнадцать лет. О нём слагали песни придворные менестрели, о нём рассказывали истории воины у костра, о нём знал каждый ребёнок в королевстве. Сразу после битвы его искали для награды, и даже объявили награду за сведения о нём, считалось, что он скрывается из скромности, как и положено герою. Так как имя его было неизвестно, то первоначально он был известен как Герой битвы при Коссожи. Потом сократился до Героя Коссожи, а после, когда легенда о нём плотно укоренилась в народе вырос до простого - Герой. И вот так уверенно заявить не свою версию легенды, а единственно верную, это было сродни кощунству.

- У кого служил? - продолжил допрос Влинь.

Парень заметно замялся.

- В обозе я служил - наконец выговорил он.

- Ах в обо-озе, - Влинь развеселился - ну поведай нам, как оно из обоза-то смотрелось.

-   Хорошо смотрелось! - видно было, что Нуш опять завёлся. - Повозка на которой Герой с холма слетел откуда по твоему взялась? - спросил парень.

-   Почём я знаю, - Влинь продолжал насмехаться. - может с неба, может она летающая у него, - хохотнул он.

-   Ну хорошо, а две другие повозки с бочками, тоже с ним прилетели? - парень не сдавался. - ты когда последний раз в небе стаю повозок видал?

До некоторых стало доходить куда клонит Нуш и они перестали смеяться и задумались. И правда, сколько раз историю слышали, а что это за повозки, и откуда взялись, как-то не задумывались.

Нуш дождался когда все замолчали.

- Вот то-то и оно. Герой, он..., - Нуш пожевал губами. - вобщем он тоже в обозе служил.

Группка слушателей просто взорвалась недоверием, кто головой крутил, кто хмыкал.

- Ну ты даешь, ты хоть и учётчик теперь у нас, но все же скажу, брешешь ты. - не выдержал кто-то.

- И как же вы в обозе такого детину от всех скрывали? - хохотнул другой.

Нуш вертел головой вслед за репликами, прожигая бойцов взглядом.

-   Вообще я слыхал историю, - вдруг вступил до этого молчавший старшина и все уважительно замолчали, - что этого Героя как раз в обозе и возили. Спал он богатырским сном ещё с незапамятных времён. Легенда была, что проснётся в самый опасный для королевства момент и спасёт. При прежних королях он во дворце дрых, как и положено будущему спасителю отечества, а нынешний Величество рассудил, что самый опасный момент, он, поди, во время войны будет, и с тех пор возили его при войске с обозом.

И старшина опять замолчал.

- Да не спал он, и не герой он вовсе, служил, как я уже и сказал, у нас в обозе конюхом.

И потекла совсем другая история, воины притихли, куда-то она выведет, судя по началу, куда-то совсем в непривычное. Если рассказчики и разнились в деталях, то уж главного - Героя и его подвига никто не оспаривал, а тут вишь...

- Как с утра встали, велено нам было обоз на холм загнать. Пока запрягли, пока холм с пологой стороны объехали да поднялись, пока на холме расположились, битва то уже и к самому холму подошла. Нам с верхушки ничего не видно, но по шуму слышим, уже совсем рядом бьются. Как только расположились, я... - Нуш закашлялся, - я с Кадуем, так Героя на самом-то деле звали, побежали посмотреть. Но не успели мы смыться, как нас обозный старшина узрел, к себе позвал, и строго настрого приказал, за круг повозок не выходить, а то, сказал, поставит нас впереди ударного обозного отряда и отправит егерей от конницы выручать.

- Сколько ж тебе лет было? - вдруг как очнулся Влинь, - давненько ж битва-то была.

- Пятнадцать было. - ответил Нуш, и стало понятно, почему он служил в обозе. И нависшая над ним было туча, невысказанных и неясных ещё обвинений начала таять.

Таких вот мальчишек, обычно осиротевших по малолетству, забирали в солдаты и отправляли в обоз, или на конюшню, где они и начинали осваивать азы армейской жизни.

- А Герою сколько ж? - уже с искренним интересом спросил старый воин.

- И ему примерно столько же, я не спрашивал, но разница между нами была небольшая.

Нуш помолчал ещё, дожидаясь дальнейших распросов, и не дождавшись продолжил.

- И вот значит завертелись мы, трое нас, мальчишек там было, как белки. И посмотреть, ужас как хочется, и приказ старшины нарушить страшно, лютый он у нас был, старшина-то. - Нуш погрустнел, видимо вспомнив какой-то случай, - Герой на крайнюю повозку залез и аж на цыпочки встал. Всадников, говорит, видать и пехоту намийскую, что за ними идут, а наших не видать, склон заслоняет. Придумали мы тогда, как от любопытства не умереть и приказ не нарушить. Башмаки из под телеги вынули, упёрлись втроём, да на пару метров к краю холма подвинули, благо уже немного под горку шло - телега-то тяжеленная. Нам было приказано, за круг повозок не выходить, ну так мы и не выходили.

Слушатели заулыбались находчивости ребят.

- Залез он опять, - продолжил Нуш, - нет, говорит, всё равно не видать. Давайте, говорит, я на телеге останусь, а вы её потихоньку спускайте, я скажу когда остановить, тогда и вы ко мне залезете. Ну мы опять башмаки выбили, поднатужились и покатили потихонечку. Прокатили метра с три, Кадуй говорит, всё, табань, отлично видно. Мы с Донем, так третьего звали, попробовали было телегу остановить, да куда там, катится вроде небыстро, но тяжесть ого-го! Доверху маслом оливковым гружёная. Хватился я башмаков, да мы их где выбили, там и оставили, сейчас, кричу, держитесь! И за башмаками побежал, схватил, обернулся, а телега уже метров на десять к тому времени откатилась, и всё ход набирает. Донь, за ней уже то ли волоком, то ли летит. Прыгай, кричу, да куда там! А ниже по холму, метрах в пятнадцати, утёс торчал каменный. Телега разочек на камне подскочила, с утёса птицей взлетела, и вниз куда-то ухнула, Кадуй только и успел, что на бочки упасть, и в них вцепиться. Рванул я по склону вниз, посмотреть, что там с Кадуем, да жив ли. Смотрю, а Донь на самом краю этого утёса лежит и голова вниз свешена, вот, думаю дурак, ты то чего не отцепился. Но нет, смотрю, башкой завертел, вскочил, мне навстречу бежит, и руками машет, чтобы я возвращался. Ну я и припустил обратно наверх, добежал до телег, а Донь наверх бежит и орёт, чтобы я другую телегу тоже вниз катил. Вот, думаю, рехнулся парень, о камень поди головой стукнулся, но лицо у него такое, что башмаки из под телеги я повынимал, и начал толкать её вниз. Пока тужился, Донь добежал, хрипит, как лошадь загнанная, но тут же ко мне, и тоже в борт упёрся. Чуток мы её стронули, Донь к другой побежал и из под неё опоры вынимает, машет рукой, помогай! Эту телегу мы тоже вниз по склону покатили, да так бодро, что предыдущую у утёса догнала, ну и мы не останавливаясь туда же рванули. Остальные телеги стояли так, что они в другую сторону покатились бы, так мы их и не стали трогать. Добежали, на край упали, Донь-то уже видел, после того как первая телега скатилась, а я только сейчас диспозицию оценил. Конница смята и практически уничтожена, и одна телега в пехоту угодила. Смотрю, из свалки коней и людей Кадуй выбирается, в одной руке меч, в другой какое-то полено, и ещё у каждого упавшего рыцаря останавливается, наклоняется и чего-то там делает. Как потом выяснилось, это он их добивал, приставлял меч, и как гвоздь, забивал его поленом. - Нуш усмехнулся про себя и продолжил: - Тут Донь как заорёт - 'Масло!', я чуть с утёса не свалился, а он вскочил и бежать к обозу. 'Давай за мной!', орёт. Бегу, гадаю, что ему ещё в голову взбрело. А он пролетел мимо первых телег вглубь обоза, а мне кричит 'Хватай бочонок с маслом, и на утёс его неси'. Ну я схватил, а он пуда три будет, и пошёл вниз, заботясь как-бы не упасть и ноги с шеей не сломать. Дошёл, поставил, а с холма уже наши бегут, и старшина, и повара, и кладовщики, да ещё и с тюками какими-то. Добежали, тюки вскрыли, и посыпались на землю, луки, стандартные, армейские, да стрелы. Тут до меня дошло! Притащили и паклю, со всем необходимым, чтобы зажигательные стрелы делать, всё нужное в обозе же и хранилось. Бочонку дно проломили, серу, смолу да опилки в него высыпали, и начали в двадцать рук, наспех, зажигательные стрелы делать, да в сторону намийцев стрелять. Сначала показалось, что не удалась затея, но, видимо, не сразу просто разгорелось, смотрим, то там то сям живые факелы забегали. Жуть конечно, но что делать, то был наш единственный шанс, от намийцев отбиться, не дать коннице да пехоте ихней, очухаться, дать нашим егерям время закончить манёвр, уйти под прикрытие копейщиков. Я стреляю, а сам одним глазком за Кадуем слежу, он-то тоже поди весь в масле, как бы его не поджечь. Но он молодец, как нас заметил, перестал с рыцарями возиться, и к нам побежал. Вот так вот оно и было. - Нуш поковырялся веточкой в земле.

- Старшина наш обозный, потом ещё год нам житья не давал, на все работы первыми ставил. Когда искали, кого же награждать за победу, пригрозил всем, чтобы молчали, а наверх доложил, что телеги были плохо закреплены по недосмотру, виновные уже наказаны.

Слушатели оглушенно молчали, только кто-то сказал - 'Ну ты даёшь!'. Кто-то принёс и кинул в прогоревший костёр охапку хвороста, тот задымил, нехотя занялся, а потом разом вспыхнул, осветив собравшихся вокруг людей. Судя по луне, время отбоя уже прошло, но старшина похоже и сам о нём забыл.

- Тебя послушать, - осторожно начал Влинь, - так вы там целый час возились, а оно же всё быстро, почти мгновенно произошло. Раз - и нет конницы.

- Ну уж час, минут десять или пятнадцать всё заняло. От обоза до утёса, метров пятнадцать и было всего, так что бегали мы быстро. А то, что разом произошло, так то вам от неожиданности показалось. Сам посуди, сколько от вас до копейщиков было, когда вы от конницы отходить начали?

- Метров триста, пожалуй, было. - Влинь озадаченно почесал в затылке.

- Ну вот, - продолжил Нуш, - да вы поначалу ещё и задом пятились, а рванули уже когда первая телега в конницу врубилась. Сколько у вас это могло занять?

- Да пожалуй минут пять, никак меньше не выходит в боевом строю-то, - Влинь выглядел ещё более озадаченным.

- А потом пока вы с копейщиками позициями менялись, да их противников побили, сколько заняло?

- Ну тут уж не угадаешь, - Влинь развёл руками, - сеча была, а в сече оно время по другому течёт.

- А как вы их побили, так уже всё и закончено было, копейщики замешкавшихся добивали, а остатки рыцарей да кованой пехоты улепётывали.

Влинь о чём-то думал про себя, шевеля губами. Остальные не решались задавать вопросы, Влинь единственный, кто из них там был, вот ему и честь проверить стойкость рассказа и рассказчика. Наконец Влинь признал.

- Выходит что так, минут пятнадцать двадцать это должно было занять. Но ведь телеги-то разом вылетели! - сделал он ещё одну попытку.

- С разницей минуты в две они полетели, вы как раз на марше к копейщикам были, может потому и показалось, что разом. Ты ж вот только сейчас понял, сколько вы до них добирались, до того выходило, что вы за минуту до них добежали, - Нуш говорил примирительным тоном, стараясь сгладить содержание слов, - нам тоже тогда показалось, что и минуты не прошло, пока мы туда сюда носились, - Нуш широко и открыто улыбнулся.

- А вот скажи, - не сдавался Влинь, - мы когда к копейщикам подошли, как с ними менялись?

Это была отчаянная попытка, ведь она ставила под сомнение не только рассказ, но и то, что Нуш присутствовал при битве. Но Нуш не стал обижаться, ещё раз примирительно улыбнулся и рассказал:

- Вы выше по склону метров на тридцать забрались, и пошли к ним, только когда за ними оказались, пожалуй даже немного за них зашли. Задние ряды копейщиков переместились на левый фланг и копьями налево же развернулись, и во фронт их только два ряда осталось, вы же когда подошли, провели стандартную смену линий, а часть которая зашла за копейщиков, сразу ударила во фланг. - Нуш выжидательно посмотрел на Влиня, дескать, ну как, всё верно?

Влинь развёл руками показывая всем, что он больше претензий не имеет. Бойцы снова завозились, стряхивая мирно разрешившееся напряжение, и даже кто-то себе позволил заговорить уже не оспаривая, а просто продолжая беседу.

- А я вот слышал, что у Героя татуировка на шее была, то ли дракон, то ли феникс. У вашего, как его там, Кадуя, была такая?

Нуш на секунду застыл, а потом зябко поёжившись и подняв воротник кафтана ответил.

- Не, не было.

У Влиня, после вопроса повернувшегося к Нушу, в ожидании ответа, вдруг разлетелись глаза. На шее Нуша была татуировка какой-то хищной птицы, то ли ястреба, то ли кречета, до того скрытая длинными волосами, выбившимися из узла на затылке. Минута прошла в молчании, Влинь пришёл в себя и молчал, а молодой Нуш поднялся и нахохлившись пошёл к телегам бросив по пути.

- Пойду ка я спать, отбой-то давно уже был

При слове отбой, очнулся старшина, поднялся, отряхнув мелкий лесной сор с одежды и деловито скомандовал.

- Отбой, пять минут. Линок и Даруш в караул.

И бойцы, сладко позёвывая побрели, кто к своим палаткам, а кто и просто под телеги, лето стояло тёплое.