Варга Василий Васильевич : другие произведения.

Не хочу умирать

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
    [] Описание: Автор: Удалить Переименовать
  
  
  
  Варга Василий Васильевич________________________________________
  
   Не ХОЧУ УМИРАТЬ (I don't want to die)
  
   Повесть
  
  
  
   Смерть, когда все перестает болеть, смерть, когда солнце перестает излучать свет, когда исчезают звезды и прячет белизну луна. Смерть, когда все органы перестают работать и ничего не болит, смерть, когда все нажитое тобой честным или нечестным путем отходит все равно кому. Смерть, когда наступает безразличие к тем, кто плачет и умоляет Бога вернуть тебе жизнь, смерть, когда звучат кантаты Баха, но не доходят до твоего слуха. Смерть - это преисподняя, откуда нет пути назад, где ты превращаешься ни во что.
   Люди всех вероисповеданий умоляют своего Бога продлить жизнь, врачи лечат от болезней, но так, чтоб ты как можно дольше болел, поскольку они тоже зарабатывают на жизнь; каждый человек в современном мире соблюдает все правила поведения и быта, чтобы продлить жизнь. Но все бесполезно. Смерть, как злой рок, подкрадывается к тебе, и сев однажды на твои плечи, начинает высасывать твою жизнь, до последней капли. Ее еще называют та, с косой. Мало, кто бахвалится, что не хочет жить, не боится смерти и по своему недомыслию прибегает к суициду. Не всякий понимает, что жизнь - это радость, это возможность радости, это счастливая любовь, это успехи в труде, карьере, это видеть и прятаться от солнечных лучей, это видеть, как гнутся и белеют травы от ветра, это запах цветов. Даже если однажды человек это увидит - это уже счастье. Бог, когда создавал человека, он напихал в этот мешок не только ума, добра, умения видеть, слышать и творить только добро, но и глупости, зла, зависти и ненависти к себе подобным. Человек это зверь уже устарело. Зверь ни на кого не нападает первым, у зверей нет однополой любви для увеличения рода. Звери, как их бог создал, так они и живут от рождения и до смерти, не пытаясь поймать Бога за ноги.
   Человек убивает, ворует, обманывает, подсиживает, предает, грабит, приумножая свои богатства..., пока ему не начинают петь отходную. Кого-то в роскошном гробу, с караулом, на престижном кладбище, кого-то в гробу из не строганных досок, либо в колумбарий, - все туда где нас нет, куда нас зовут, но мы упираемся в животном страхе. Не хочу умирать, говорит каждый в любом возрасте, в любой ситуации.
   Наш организм состоит из мельчайших частей, их так много, их трудно перечислить и им трудно работать каждому в отдельности так, чтоб это была гармония, чтобы у человека светилась радость на лице, распирала жадность к деятельности -творческой, производственной, домашней, чтоб он был способным оставлять после себя наследников, таких же счастливых и благополучных.
  
   Всякий человек трудиться не только для того, чтобы зарабатывать на жизнь, но и для того, чтобы создать материальные блага для себя и для потомков, неважно, будут ли потомки за это благодарны или нет тем, кто уже ушел в иные миры и не слышит больше похвалы в свой адрес. Это традиция. Но согласитесь, не очень приятная. Это напоминание, что ты уйдешь в последний путь без возврата. А вот советский человек был лишен этой традиции. Получая нищенскую зарплату за свой труд, а крепостные крестьяне, работавшие в колхозе с утра до ночи, вообще не получали ни копейки за свой рабский труд. Тридцать, сорок лет проходили быстро, не успеешь оглянуть и начиналась новая пора в непростительно короткой жизни любого трудящегося человека. Это хождение по врачам, если в ближайшей округе в 50-70 километров были лечебные учреждения.
  
   Жизнь нашего героя, Александра Павловича Веревкина, прошла так быстро, что он этого практически не заметил. Ничего не болело, нигде не покалывало, сердце работало как часы, возможно уже успело перекачать десять тонн крови, но не подавало никаких нежелательных сигналов.
   Работа директором небольшого завода по выпуску метало-хозяйственных изделий для населения была всегда в плюсе и районное начальство положительно отзывалось о работе директора. Александр Павлович всегда сидел в президиуме на районных форумах, мог зайти к первому секретарю райкома партии без предварительной записи и обсудить любой интересующий его вопрос. Он обладал твердым характером и самодисциплиной, приходил на работу к семи утра, а уходил в восемь вечера. Сотрудникам это не очень нравилось, но... с любым директором тяжело воевать, если этот чудак пашет с утра до вечера, не употребляет православную, не имеет любимчиков и каждый год выделяет рабочему или инженеру квартиру по разнарядке исполкома.
  
   Все было хорошо и стабильно, и вдруг грянул гром. Последний секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, посещая другие страны, заметил, что народ не загнивает, а процветает, что в Дании пенсионе получает 2800 долларов в месяц, приблизительно столько же, сколько он, Генеральный секретарь.
   - Экая сволочь этот картавый, ввел рабство и крепостное право в великой стране, - сказал он сам себе и схватился за голову. Надо что-то делать, надо распустить фашистскую партию. Почему не пускают русских заграницу - не хотят, чтобы рабы видели, как там загнивают...в роскоши, свободе и богатстве. А почему бы в советском союзе так не сделать, что нам мешает? Должно быть полное отсутствие свободы, ведь что такое коммунизм и социализм? Это рабство, духовное, разумеется, и крепостное право на селе.
   Короче работа закипела. Едва люди стали говорить о свободе, как ленинский еврейский коммунизм стал трещать по всем швам и развалился.
   Люди в буквальном смысле осиротели: ими перестали управлять, а грянувшая свобода породила много негативного.
   Александр Павлович Тоже пострадал, он потерял работу. Его заводишка, тут же был разобран, и продан китайцам на металлолом. И остался еще год до пенсии. Квартиры нет, дача - жалкая лачуга, квартирка однокомнатная с одним туалетом, одним столиком, одним диваном, кишащим клопами и маленькая кухонька на двоих.
   Он держался, как мог, а сердце не выдержало нагрузки и стало барахлить. Пришлось думать о людях в белых халатах.
   "Пойду к Надежде Андреевне, заведующей 10 поликлиникой, что недалеко от дома, - думал он, еще не зная, что Надежда Андреевна тоже потеряла работу и ушла на пенсию, - она поможет, я всегда ей помогал? Ремонтом, сантехникой, посылал штукатуров, слесарей. Все брошу и буду заботиться о своем здоровье, - думал он, возвращаясь из сбербанка, где ему выдали пособие по безработице размером с гулькин нос. - Как-нибудь. Жена не бросит, Жена у меня золотая".
   Сердечный приступ случился неожиданно. Александр Павлович проснулся в три часа ночи и понял, что ему нужно к врачу. Срочно. Еще немного и сердце выскочит из груди.
   - Клава, а Клава, перестань храпеть. Вызови Скорую. Мне плохо.
   Клава вскочила, пощупала пульс.
   - Знаешь, Саша, выпей 50 грамм, на пробу, хуже не станет, сама пробовала. Будет хуже, тут же вызываю врача. У меня настойка боярышника с прошлого года. Чайную ложечку вместо водки. Попробуй, а?
   Настойка помогла, сердце успокоилось, больной лежал, полусидя, подложив две подушки под голову, и думал о том, что завтра к восьми подойдет к Надежде Андреевне, пора пройти обследование.
  
   2
   Десятая городская поликлиника претерпела значительные изменения, не говоря уже о том, что краска на фасаде стала кучер явить, сползать во время косых струй осенних дождей. Врачи стали убегать в платные медицинские учреждения, резко повысился спрос на врачей и медицинских сестер. Платные поликлиники, сначала ютившиеся в подвалах, куда вход бедным, пенсионерам, инвалидам и прочему, оставшемуся пролетарскому люду, был закрыт. Один осмотр стоил 2 тысячи рублей. В любом заброшенном подвале, обиталище мышей, крыс и прочей живности, был наведен идеальный порядок, расставлена заграничная аппаратура и небывалая вежливость сотрудников по отношению к больным. Это подкупало и привлекало состоятельных граждан, которые чудом становились белыми людьми. Они много зарабатывали, как в Дании, научились извлекать прибыль как в Америки и потратить им 20-50 тысяч на удаление прыща на затылке ничего не стоило. Эта медицинская помощь отделялась от обычной городской, той, что была раньше, при социализме, все дальше и дальше и быстро выползала из подвалов.
   Александр Павлович по ошибке попал в платную поликлинику на улице Дмитрия Ульянова, родного брата Ленина, поскольку советские люди почитали своего палача настолько, что половина улиц столицы носили одно и то же имя, имя Ленина.
   Сам Александр Павлович жил на улице, носившей смехотворное имя, улица Цюрупы. Царапа или Цюрупа до Октябрьского переворота не выходил из тюрьмы то одной, то другой, окончил начальную школу, то сбривал, то отпускал пейсы но шагал по трупам пролетариев до знакомства с Лениным, а потом просто взлетел на высокую должность и при этом стрельнул. А если кто стрельнул особенно из еврейских рваных штанов, уже становился.... пусть не гением, но таким, чьим именем русские люди стали называть улицы и даже города. Вот есть такая улица в Москве - улица Баумана. Кто такой Бауман? Это еврей, который получил три удара трубой по башке. А дальше пошло. Улицы, институты, переулки, закоулки...имени Баумана.
   Чем прославился Царапа, что сделал такого перед русским народом? Убивал, сжигал непокорных крестьян, как организатор продовольственных отрядов для изъятия остатков хлеба. Подох в 1928году.
   Что касается Дмитрия Ульянова..., до сих мало кто знает, что это за бескрылый орел. Известно только, что нагло присвоенные горки тут же стали ленинские, брат не хотел покидать после смерти брата- палача, потому что любил кататься на санках в этих Горках.
   На дверях медицинского учреждения так и было написано - платная поликлиника. Он автоматически открыл дверь, медицинская сестра первая поздоровалась, усадила его в шикарное кресло обтянутое белым полотном и стала спрашивать, в какой медицинской помощи он нуждается, где работает и не будет ли он возражать, если она зачитает, какие виды услуг сколько стоят. Александр Павлович охотно согласился, но первый же пункт привел его в изумление.
   - Вы знаете, я, должно быть, ошибся адресом. Мне нужна Надежда Андреевна, заведующая десятой поликлиникой. Она здесь работает или ушла?
   - Не могу сказать. Три года тому я от нее ушла. У нас платные услуги, вы не сюда попали. Я сразу определила...по вашему виду, что вы попутали адрес. Пожалуйста, одевайтесь, выход прямо, а потом налево, там десятая поликлиника. Всего вам доброго.
   "Гм, старый дурак, - сказал себе Александр Павлович, закрывая за собой массивную дверь.
  
  
   ***
   Десятая поликлиника, которую финансировало обедневшее русское государство, размещалась в четырехэтажном здании, было покрашено в салатовый цвет еще четыре года тому назад работниками завода, которым руководил Александр Павлович. Возможно, работники плохо его окрасили, возможно, морозы вздули краску, оставив первый слой, и потому вид у него был сиротливый, если не сказать ужасный. Верхняя петля на входной двери крепилась одним шурупом, а ступеньки скользили даже во время дождя.
   - Ну, вот это мое, - сказал он, поскользнувшись, но успел ухватиться за ручку двери.
   Павлович, как знаток внутреннего расположения кабинетов и этажей, мгновенно нажал на кнопу лифта, который без труда и без команды, поднял его на 4 этаж. Он оказался в знакомом фойе разделенном на две части и открыл дверь. Тут располагалась администрация поликлиники. Все было так, как было пять лет тому, только скамейки были поцарапаны, дерматин содран и на многих дверях исчезли номерки. У входа в кабинет Главврача стоял столик, за которым румяная, статная девушка лет двадцати, играла в крестики-нолики.
   - Вы куда??? Что это такое, прет, как танк. Нейзя!
   - Я к главному.
   - Нейзя! - сказано вам.
   - Я к Надежде Андреевне.
   - А кто вы?
   - Ммм, бывший директор завода, я оказывал помощь...
   - Достаточно, бывший. Что вам конкретно нужно, врачебная помощь? Спуститесь на первый этаж, пусть на вас заведут учетную карту больного...
   - Я пока не больной, так иногда покалывает.
   - Это знаете? игра в кошки - мышки. Вернитесь домой, полежите на диване..., вы пенсионер?
   - Почти что. Во всяком случае, я уже не работаю...
   - Выгнали, значит. Паспорт у вас при себе? покажите паспорт.
   - Но я же...
   - Я ничего не знаю. И вообще, не морочьте мне голову. Начиная со следующего месяца наш главврач будет принимать граждан, согласно графика. График разрабатывается, потом будет согласовываться, потом утверждаться комиссией, месяца не хват. Вы взрослый человек, пенсионер, как вы можете так просто вламываться на прием к Главврачу. Это недопустимо, я должна вам сказать.
   - Надежда Андреевна здесь?
   - Выгнали. Так же как и вас.
   В полупустой коридор четвертого этажа вошли трое казахов - упитанный отец с пузатой сумкой, мать в цветастой кофте и блестевшим ожерельем, свисавшим почти до пупка. Они общались на чужом языке, и только дочь общалась на ломаном русском.
   - Мама, русский речь надо брехать, раз мы на Россия бум жить.
   - Подождать, дочка, надо купить место врача на этот больница.
   Услышав эти слова, секретарь главврача пришла в волнение, даже поднялась с места. - Прошу, прошу вас. Лидия Геннадиевна вас давно ждет.
   Александр Павлович почесал затылок и направился к лифту. Дело гиблое, нерешенное, надо покориться и попробовать, как все. Он протянул руку, чтобы нажать на кнопку вызова лифта, но передумал и стал спускаться вниз по ступенькам, держась за перила. Уже на третьем этаже у каждого кабинета образовались очереди к врачам. Врачи часто выходили, задерживались, возвращались, по очередям проходила радостная волна вздоха, и кто-то заходил в кабинет на прием.
  
   - Ну что ж! коль гости пожаловали к Главному с полными сумками добра, я пошел домой, - сказал Александр Павлович и спустился на лифте с третьего этажа, не обращая внимание, что лифт щелкал, вздрагивал - пел техническую песню о том, что он вот-вот...остановится.
   - Ну, как спросила супруга, - наливая чай.
   - Никак, - ответил муж и ухватился за стакан с чаем, сваренным еще вчера вечером. Стакан почему-то стал плясать по зубам, издавая звук чечетки.
   - Говорила тебе: с первого этажа надо начинать. Там две медсестры за открытым окошком стоят, ждут вопросов, а потом копаются в стеллажах, чтобы найти карту больного. А потом ты занимаешь очередь к врачу.
   - Не приставай!
   - Что с тобой? Ты не в себе. Вон возьми, пригуби виски.
   - Да вот одна беда догоняет другую...
   - Завтра в поликлинику пойдем вместе. Я тебе все покажу. Ничего страшного. Надо привыкнуть. Врачи такие же бюрократы, как и все. И, у них одна задача: как можно туже набить карман.
   - Но мне завтра в строительный трест...с направлением на работу. Если откажут, пусть напишут отказ. Таких отказов должно быть три, тогда я смогу получить очередное пособие по безработице.
  
   3
  
   Получить разовый талон в регистратуре не составляло труда. Только надо было иметь при себе паспорт и отстоять очередь. Могли быть и сбои. Эти сбои возникали тогда, когда ваша медицинская карта таинственным образом исчезала. Тогда медицинская сестра заводила новую, а это длительная процедура, связанная с писаниной, надо было в это время молчать, не отвлекать медсестру разговорами, потому что люди стоящие в очереди начинали ворчать. Дескать, придешь потом, опосля смены, некогда нам тут торчать, ноги болят, сам понимаешь. Ну, что сказали, подвинься! Но Александру Павловичу повезло: его карта лежала в ячейке на самом дне, и в 8 утра он же был на третьем этаже у врача Шамова. Шамов опоздал на десять минут и столько же наводил марафет перед зеркалом. Потом вышла Мария Ивановна и сказала:
   - Кто первый - заходи.
   Шамов уже сидел на дерматиновом стуле, широко раздвинув ноги, и демонстрировал скучное выражение лица.
   - Ну что, зачем пришли, рассказывайте, да покороче.
   - Не сплю, все по маленькому бегаю, дискомфорт в промежности.
   - У вас ДГПЖ
   - Что, что? глуховат, малость.
   - ДГПЖ.
   - Запишите на бунажке, никак не запомнить.
   - В регистратуре спросите, там все скажут. И выучите наизусть, я и сам путаюсь в этом проклятом ДГПЖ.
   - Фсе?
   - Можете быть свободны.
   - Да, а как же ночью? можно пописать в это ДГПЖ, ну пущай два раза, а остальное время отвести сну?
   - В следующий раз определимся. Но учтите, теперь вводится предварительная запись на компе.
   - Что такое комп?
   - Послушайте, товарищ, здесь врачебный кабинет, а не бюро вопросов и ответов. Будьте здоровы.
   Тут ворвалась дама и плюхнулась в кресло. Кресло заскрипело, испугало даму.
   - Послушайте, как вас там...
   - Иван Андреевич.
   - Иван Андреевич, - наступала дама, - у меня сегодня простыня опять была испачкана, что это за катавасия такая? Если надо, я прибавлю, но результат...должен быть, как вы думаете, Иван Андреевич.
   - Не нервничайте, только не нервничайте, от этого болезнь только расширяется, увеличивается и усугубляется. Пойдемте лучше в комнату для осмотра. Прошу вас, дайте ручку.
   - А массаж будет?
   - Само собой, само собой. Мария Ивановна, дверь закрыть, никого не пущать. А вы как, вы еще не ушли, как вас, Александр Павлович? Это нарушение, а за нарушение следует наказание. Я вас лишаю посещения моего кабинета на десять дней. Мария Ивановна, зафиксируйте мой приказ. Пачпорт, проверьте его пачпорт и ДГПЖ заодно.
  
   Александр Павлович спустился на первый этаж ни с чем. Уже на выходе вспомнил про ДГПЖ.
   - Что такое ДГПЖ? подскажите, - спросил он в регистратуре. Мне этот ваш проклятый ДГПЖ вот тут сидит, - показал он на затылок.
   Девушка взяла, пожала плечами и сказала:
   - Это только заведующая знает. Кто вам дал такую бунажку, может просто посмеялись над вами?
   - Шамов. Он сейчас даме внутренний массаж делает при закрытых дверях.
   - А, Шамов! фрукт еще тот. Знаю я, кто такой Шамов. Хотя, как мужчина, не очень. Дуйте к заведующей, а то она сейчас уйдет по магазинам.
   Александр Павлович к лифту. Лифт работал и взяток не брал, четвертый этаж никуда не девался. Но госпожи Валентины Ивановны не оказалось на месте, ушла за помидорами. Пришлось возвращаться ни с чем.
   Дома супруга встретила вопросом
   -Ну, как?
   - Никак. Что такое ДГПЖ?
   - Никогда не слышала, но сейчас узнаю.
   Она порылась в компьютере и прочитала:
   ДГПЖ это доброкачественная гиперплазия предстательный железы. ... ДГПЖ - это доброкачественное образование, и растет оно не без участия экстремального компонента простаты (иными словами - железистого эпителия), а простатит - не что иное, как... доброкачественная гиперплазия предстательной железы. ... ДГПЖ - это доброкачественное новообразование. При нем в предстательной железе образуются маленькие узелки, которые по мере роста все больше и больше сдавливают мочеиспускательный канал. Из-за этого у мужчины появляются нарушения мочеиспускания. Это заболевание имеет доброкачественный рост.
   Статистика
   ДГПЖ - одно из самых распространенных урологических заболеваний. По статистике, оно появляется почти у 80% мужчин в возрасте старше 70 лет. В 20% случаев вместо ДГПЖ наблюдается атрофия железы или ее увеличение.
   Заболевание ДГПЖ чаще всего развивается у мужчин старше 45-ти лет. Более половины мужчин от 40-ка до 50-ти лет обращаются к специалисту с этим недугом, и лишь в редких случаях болезнь может настигнуть молодых.
   - Клава, хватит. Надо иметь высшее медицинское образование, чтоб разобраться в этих дебрях слабоумия тех, кто составлял эту расшифровку.
   - Надо переписать на бумажку. Так не выучить. А врач приказал выучить наизусть и сдать зачет. Он еще лишил меня права посещать свой кабинет на десять дней.
   - За что?
   - Э, там дело связано с дамой.
   - Дамой? Вы что - подрались? И ты, старый пень позарился на даму?
   - Э, подожди, я - в туалет. Но мы еще повоюем, не с вами, так с судьбой.
  
   4
  
   - Саша, вся беда в том, что все подорожало, работы нет, моя пенсия слишком тоща на двоих не хватает, а лекарства дорогие, твой простатит обходится ого-го, что делать, я просто не знаю, подскажи, ты глава семьи. Работал с утра до ночи, все отдавал этому гребенному государству. Как так можно? Наша халупа только на двоих, со старым диваном и алюминиевыми ложками. Ну, да ладно. Чапай за отказом в приеме на работу. Три справки принесешь, и тебе пособие по безработице выдадут, хватит на взятку двум-трем врачам.
   Я сама что-то поищу, уборщицей возьмут. Если в кармане хоть что-то будет, врачи изменят свое отношение к тебе вот увидишь, иначе мы больше потратим на лекарства. Аптек много, лекарств полно, а что покупать, что принимать, знает только врач.
   - Гм, да, точно, ты права. Мне две ложки овсяной каши и я лечу. Справки будут сегодня же.
   - А я в магазин побегу. Вот у меня тут сотня и мелочевка.
   Александр Павлович быстро обошел три организации и везде ему выдали отказ, написанный на бумажке и заверенный печатью.
   К шести вечера он уже оказался свободен, а в кармане шуршали бумажки с отказом приема на работу. Он уже подходил к дому, но вдруг мелькнула мысль: а что, если явиться в поликлинике. Сотня у меня завалялась во внутреннем кармане пиджака. Он пощупал карман, там сто-то твердое начало сопротивляться.
   Десять минут спустя он уже был в поликлинике и одетый помчался на третий этаж прямо к врачу Шамову. Шамов как возвращался в свой кабинет, и так как к нему не было очереди, спросил:
   - Ну что, как дела? Заходите, что с вами поделаешь. Вы народ жадный, не хотите признать, что мы тоже бедствуем. Зарплата у нас гулькин нос. А дома семья, супруга, дети, теща и еще сестра супруги. Все надеются, что врач принесет что-то в кармане, а он ничего не приносит, он может принести только белый халат. Я жалею, что выбрал эту профессию. Оставьте верхнюю одежду здесь в коридоре, ее никто не прихватит, можете не беспокоиться.
   - У меня там сотня, - почти шепотом сказал посетитель. - Она ваша, целиком, я того, даю без сдачи. Вот мне пришла хорошая мысль в голову, поделиться, так сказать. Я человек не жадный, вы не думайте.
   - Пройдите в ту дверь, там лежанка, присядьте и ждите.
   Александр Павлович сидел как мышка, ждал, что будет дальше. Шамов вошел в белом халате и тонких резиновых перчатках.
   - Снимай штаны, до колен, колени к животу, я сделаю массаж твоей простаты. Он сунул указательный палец в анальное отверстие, пошевелил и вынул. Это одно движение стоит сто рублей, а вообще тебе нужно иметь тысячу, тогда получится настоящий массаж. Могу выписать лекарство, импортное под названием дуодарт, 30 таблеток 1700 рублей.
   - Помилуйте, нет, нет. Такой суммы у меня не водится. Это слишком. А, если, допустим, когда-нибудь я смогу раскошелиться, то ...одна таблетка поможет?
   - Нет таких таблеток, чтобы вылечить твою болезнь.
   - Почему? Ведь наука идет вперед семимильными шагами, мы летали в космос, а какой-то дохлый простатит, не можем вылечить, как так.
   - Очень просто. Половина мужчин на земном шаре страдают от этой мужской болезни. Что будут делать врачи и вообще вся медицинская промышленность, если появятся такие таблетки и все выздоровеют, и перестанут покупать? Надо соображать.
   - Какой ужас! - воскликнул посетитель.
   - Никакого ужаса нет. Каждый человек покупает свое здоровье. Вы, пенсионеры платите гроши, можно сказать копейки, а есть таблетки, которые стоят до 500 сот тысяч. Это для богатых. Но богатые будут жить, а пенсионеры уже отбыли свое,им пора уходить, а не сидеть на шее общества. Знаете, сколько у нас пенсионеров? Нет, не знаете. Так вот, я вам скажу. Вас, бездельников и дармоедов, почти 40 процентов.
   - Какой ужас! мне теперь, что? веревку на шею? Так что ли? А я всю жизнь пахал, не воровал, вел скромный образ жизни, неужели я не заработал на старость, на суп гороховый, в Бога вашу мать, ворюги! Вот вам моя последняя сотня, но я вас больше не хочу видеть. Я к вам никогда не зайду в ваш кабинет.
   - Успокойтесь. Я почему-то вам поверил, я больше ни с кем не делился. Это...это, может быть и не так. Но жизнь подсказывает, что все мы...живем, как можем.
   - Вот вам сотня, последняя. Сунул один раз палец и уже сотня. Не много ли?
   Александр Павлович выскочил в коридор, схватил свою потертую куртку подмышку и надел ее только тогда, когда очутился на улице.
   Солнце уже садилось за горизонт, ярко освещая верхушки деревьев. Из верхних этажей семнадцати этажных зданий ярко блестели зеркала окон, посылающие отражение солнца в далекое пространство. Люди спешили по узким бетонным дорожкам между посаженных деревьев, поглощающих газ и отдающих кислород. НО Александр Павлович ничего и никого не замечал. ему стало жалко себя и всех тех старух и стариков, которые с утра и до вечера стоят в очередях, чтоб попасть к врачу, который поможет избавиться от болячки, как мать ребенка, когда он проголодался и начинает пищать.
  
   5
  
   - Ты чего, Клава? Я вижу: ты ничего не принесла. Ничего, обойдемся. Попьем чаю и все. Мне врач сказал, что нам пора уходить. Нечего старикам сидеть на шее государства. Нас потому и не хотят лечить. Не думай ни о чем. Сама пришла и хорошо. И я пришел, тоже хорошо, хотя, признаться, настроение не очень. Но оно пройдет. Два человека - это сила. А так если умножить минус на минус выходит плюс. Ставь чайник на плиту. Чай - напиток богов, даже без сахара.
   - Спасибо, Саша, моральная поддержка - большое дело. У нищих тоже бывает праздник. Я тебе объясню, в чем дело. Дело в принсипиальности. Ты знаешь, я слишком принсипиальная, как и ты. Набрала продуктов на триста рублей, подхожу к кассе, а кассирша мне впечатала пятьсот рублей. Я возмутилась, загорелась и говорю ей: тут нет продуктов на пятьсот, пересчитайте еще раз. Пересчитала, получилось 550.
   - Мне чек на сумму 550, - говорю. - Смотрю: набирает на клавиатуре.
   - Шестьсот, говорит, получается.
   - Тогда кушайте сами, воришки.
   - Ты сама воровка. Катись на колбаса.
   Люди стоят с авоськами в очереди, возмущаются. Нет, что бы заступиться, а на меня пошли. Ну, я расплакалась и ушла. Ни с чем. Вот такая история. У нас нет нормальных людей. Недоумки одни. И пусть их доят. Каждого...советского человека.
   - Не ходи в этот магазин. Надо было пойти в другой. Давай, я завтра встану пораньше и сбегаю в магазин "Виктория", а потом в поликлинику.
   - "Виктория" - магазин не для пенсионеров.
   - Ничего. Тогда в другой.
   Он прижал Клаву к себе, поцеловал в лоб.
   - Я принес справки с отказом в приеме на работу. Получу пособие по безработицы в сумме четыреста рублей. За пособием надо завтра ив поликлинику тоже завтра, вот талон в кармане. Куда идти, не знаю. А потом... мне сказали, что сейчас поликлиника переходит на новую форму обслуживания. Теперь надо обращаться к своему терапевту, ему жаловаться, что и где у тебя болит. Он тебя ощупает, как курицу и направит к специалисту. Думаю, это правильно. И еще, там, в прихожей устанавливают аппараты, где самому можно будет получить талон к врачу.
   А что, если мне пойти к моим старым сотрудникам и наняться у них сторожем, как ты думаешь? Не прогонят, думаю, совести не хватит.
   - Я одобряю твое решение. Сходи, чай узнают и спросят даже, как дела, Александр Павлович. А ты нос кверху и похвастайся, что здоров как бык. А вдруг сами предложат.
  
   Рано утром муж разбудил Клаву и сказал:
   - Погладь рубашку и штаны, да отыщи галстук. Принарядиться нужно. Увидят мои бывшие сотрудники и подумают: директор явился. Вот так, а потом будем проводить беседу насчет работы и прочего порядка. Клава протерла сонные глаза, вскочила как солдат по тревоге и на кухню, такую знакомую, такую бедную...Зайдешь, а там пусто, ничего нет и холодильник можно оставить открытым. Но сейчас...все изменилось, и она быстро справилась с заданием мужа.
   - Но ты же собирался в магазин.
   - Ничего, сама сходишь. Чай, кусочек черствого хлеба, и я - сыт. Ты сделай то же самое и в магазин.
   ***
   Как обычно в восемь утра он уже был на том самом месте. где раньше располагался заводик метало-хозяйственных изделий. Но вся территория была застелена бетонными плитами, а на том самом месте, где раньше располагался туалет, торчала одна палатка, покрытая не то красным материалом, не то дерматином. Сейчас она была закрыта на замок - висячую грушу с толстым пальцем продетым в угольник четвертого размера. Вскоре появился сторож.
   - Тебе чо? Убирайся, не то получишь в рыло.
   - Мне к главному.
   - А как зовут главного? Не знаешь? Назови хоть фамилию
   - Попердно.
   - Сам он? чичас будет. А вот он изволит быть.
   - Ну, Александр Павлович, заходи. Чем обязан? Видишь, получилось так, что я перед тобой на четвереньках и лбом об пол, а теперь все наоборот. Но я не виноват, коллефтив так распорядился, ну и я, малость подсобил.
   − Подсидел, а твои единокровные только этого и ждали. Я же тебе трехкомнатную квартиру отвалил, с полгода тому, но, кто старое вспомнит, тому глаз вон, гласит народная мудрость.
   - А что тебе теперь от меня нужно, говори.
   - Возьми сторожем, я буду добросовестно трудиться. Никто из сотрудников ни одной стамески из предприятия не вынесет, клянусь.
   − Какие там стамески, да сковородки? Мы торгуем яйцами. Мясо дорогое, а яйцо проглотишь и уже хорошо. Подсиживать не будешь?
   − Никогда. А ты меня подсиживал?
   − Ну как сказать, иногда бывало. И не зря. Руководство заметило, оценило преданность и бдительность. И видишь, я твое место занял. Не совсем твое, я просто расположился на том месте, где был наш заводик. А насчет подсиживания... так складывались обстоятельства. После того, как ты мне отвалил трехкомнатную квартиру, я стал тебя подсиживать, − сказал Сеня и расхохотался.
   − Неужели?
   − Вот те крест!
   − Ну и сука же ты! жидовская морда! Давай накладывай резолюцию: в приказ, − сказал Александр Павлович, подавая заявление.
   − Знаешь, Александр Павлович, я те скажу так: дурак ты..., зачем было так трудиться и людей мучить, ради чего? Всем квартиры раздал, а сам в коммуналке живешь. Ты думаешь, тебя любили сотрудники? ничего подобного, они просто перед тобой лебезили. Евреев ты не жаловал, а зря. Видишь, как получилось? теперь евреи правят Россией, они захватили все национальные богатства страны. Это Ходорковский, Гусинский, Березовский, Ресин, Станкевич, Лужков, Дерипаска, Потанин, Явлинский, Немцов и так без конца.
   − Сеня, трехкомнатную квартиру не забывай... не забывай!
   − Ладно. Поработаешь у меня сторожем годика два, а там посмотрим, если я не разорюсь, назначу тебя старшим сторожем.
   − Экие должности, Сеня, я просто в восторге, − сказа Александр Павлович, поднимаясь со стула.
   - Давай, чтоб и нашим и вашим, - сказал Сеня, победно улыбаясь, - приходи ко мне через три месяца и будем решать проблему. За это время я что-то для тебя подберу, а пока шутки в сторону. Хорошо, Александр Ксенофонтович?
   - Павлович, забыл, что ли?
   - Э, какая тебе разница? Для меня, нет никакой разницы. Бела, зови посетителя!
   Александр Павлович вернулся домой ни с чем. Он украдкой посматривал на супругу и все ждал, когда она потребует отчета о визите на старую работу, но Клавдия, просто молодчина, молчала, словно ничего не помнила.
   - Тебе к врачу, не забывай, - сказала она. - К кардиологу. Теперь предварительная запись. Иди, запишись, а потом еще ждать придется...неделю - другую. А я..., мне на смену. На плите вареная картошка, кусочек вареной, ельцинской колбаски, не обессудь.
   - Не беспокойся. Я начинаю привыкать.
   - Давай выйдем вдвоем, - предложила Клава.
   - Ты устроилась на работу? где, кем?
   - Мотальщицей, размотальщицей, восемь тысяч рублей в месяц. Работать шесть часов.
   - Что это за работа.
   - Э, много знать будешь - быстро состаришься. Собирайся, давай.
   Александр Павлович, молча напялил про худевший пиджак на плечи, открыл дверь и пропустил супругу вперед, как в старые добрые времена. Внизу, он направо, Клавдия - налево разошлись, не будучи уверены, что вечером снова увидятся.
  
   В поликлинике на первом этаже уже работали электронные тумбочки, которые выдавали талоны с указанием номера кабинета, время приема и фамилию врача. Однако записаться самостоятельно не было никакой возможности. Подслеповатые старухи нажимали кнопки наобум, матерились, а медсестра с трудом выручала собравшуюся толпу, помогая выбрать талон только к терапевту, закрепленному за определенным количеством больных по месту проживания.
   Александр Павлович дождался очереди, достал страховой полис и медицинская сестра выбрала участкового врача Орлову и записала его на шесть часов в конце месяца. . Ждать этой очереди пришлось две недели.
  
   6
  
   Несмотря на то, что платная медицина ютилась в подвалах в первые годы дикого капитализма в России, она, подобно зерну бурьяна, брошенного в каменистую почву, что прорастает при первой капле дождя, стала укрепляться, увеличиваться, разрастаться, снимать и закупать прекрасные помещения и новейшее оборудование. А что касается врачей, то врачи как бездомные дворняжки торчали в коридорах в ожидании хоть какой-нибудь должности. Врачи сбегали из городских поликлиник, как больные из плохих больниц, где плохо лечили, плохо кормили и дурно обращались с больными.
   Так в десятой поликлиники, она всегда занимала первое место при советской власти, теперь часть кабинетов была закрыта по причине отсутствия врачей.
   Главный врач Вершинина, недавно назначена на эту должность, заперлась в своем кабинете на два поворота ключом в знак протеста и никого не хотела видеть. Она ломала голову над одним вопросом, где взять врачей на место сбежавших в платные медицинские учреждения. Страдание длилось несколько недель. Вершинина уже собиралась сказать начальству, что сама уходит, но ей велели подождать. И, действительно, всего неделю спустя, к ней, Вершининой, пожаловал заместитель управления медицинской помощи по Юго-Западному административному округу Станислав Мартышкин.
   - Что загрустила, почему от тебя ни одного звонка, почему сама ни разу не пригласила к себе на кофе? Я же тебя рекомендовал, я же тебя утверждал.
   - Я скоро останусь одна в поликлинике. Врачи бегут как крысы с корабля, - сказала Лидия Геннадиевна, вытирая слезы платком.
   - Это и хорошо, очень даже хорошо. Мы извлечем из этого выгоду, для себя в первую очередь. Надо переключиться на южан. Они, конечно врачи слабые, но ничего, научатся, не Боги горшки обжигают, как говорится. Сама потрудишься, на курсы их, задания им. И контингент у тебя кто, пензионеры? Туды их в дышло, хотя это подопытные кролики. Могут таковыми. Да, на них опыты можно проводить, ежели хочешь знать. Но не сие главное. Главное то, шо мы должности врача можем...продавать.
   - Как это продавать? Кому? Мне даже сон такой снился, ноя не верила, даже плевалась, когда открыла глаза, - что вы, Мартышка?
   - Мартышкин, прошу любить и жаловать.
   - Извиняюсь и пардонюсь.
   - Что касается, кому и как продавать товар, а должность это тоже товар, сам Карла Марла об этом говорил. Все очень просто. Во время собеседования намекай.
   - Кому? уборщицам?
   - Южанам. Они толпами по Москве расхаживают в поисках работы. Дворниками устраиваться с дипломами врачей. Я тебе пришлю целую дивизию. Проводи собеседование, намекай, дескать, прописка, помощь в жилье, хорошие заработки, возможность работать в Москве. Все это разовая благодарность в сумме десять тысяч долларов. Поняла, Лидия Ги.Ге...Говнадиевна? Впрочем, южане и сами знают. Если даже ты не будешь намекать, то они начнут намекать сами, без намеков с твоей стороны.
   - Хорошо, - оживилась Вершинина, - мне что с этого будет?
   - Да все тебе и будет, все , голубушка -все. Ну, ты женщина неглупая, знаешь, что надо делиться, ибо отсутствие этого понятия делиться, свидетельствует о жадности и это не ко времени. Сейчас все приноравливаются, ибо жить на одну зарплату это просто аморально, я должен сказать. Мы можем даже заключить договор, устный, правда. Десятку надо делить пополам.
   Вершинина совсем повеселела, она не знала, что делать дальше и чмокнула гостя в щеку.
   - Вы, Мартышка, простите Мартышкин труд, опять простите, просто Мартышкин, хороший мужик. Давайте договоримся. После первой получки можем посетить сауну.
   - Вдвоем?
   - Ну, как получится. Если приглашенные не изволят явиться, то оно так и выйдет. Только заверяете меня, что никаких там шуры-муры, ничего такого, чтоб без последствий, то...там посмотрим, обстоятельства сами подскажут, что делать - держаться или сдаваться. Как все женщины, так и я, без исключения, без выкрутасы, Козюлькин, то бишь Мартышкин. Я женщина благородная, мужу не изменяю, хотя он свои обязанности не выполняет.
   - И моя клуша не выполняет. Выполним то, чего нам недостает.
   - Ну, Мартышкин, вы ввели меня в краску!
   Мартышка, то бишь Мартышкин все понял и от того, что он все понял, у него начали дрожать кончики пальцев, а язык стал молоть всякую чушь.
   - Ну, ты Вершинина-Дубинина, ты станешь богаче меня и возгордишься. Я буду звать в сауну, а ты начнешь крутить носом, знаю я вас, баб...красивых вершининых. Ить ты находишься в привилегированном положении. Знаешь ли ты, я вижу, не знаешь. Эх ты, Коляткина Невзяткина. Да должность Главврача - во! можно дом построить, машину купить и не одну. Десятка в кармане. Десять тышш зеленых. Пятьдесят зеленых за неделю. Казахи, чеченцы, армяне, узбеки толпами бродят в поисках работы. я уже говорил об этом. Они, конечно, ничего не оканчивали, дипломы закупили, но сунуть градус под мышку умеют. А это главное. Температура не выше 37 - здоров, выше - надо лечить. А там, глядишь, и уколоть могут: попа все выдержит. Я тебя обеспечу канди..., не могу это слово до конца выговорить...
   - Кандидатурами, - подсказала Главврач.
   - Вот видишь, какая ты умная. Завтра у тебя люди будут.
   Главный врач Вершинина так обрадовалась, что тут же подняла свой увесистый з..., подошла к входной двери и повернула ключ в замочной скважине еще два раза, и только после этого кошачьей походкой подошла к рабочему креслу, плюхнулась в него, так что оно издало звук.
   - Так вы грите, шо..., а сколько это предельно возможно?
   - Ну, мине пятерка - минимум.
   - Зеленых, али красных?
   - Зависит от внешнего вида. если претендент хорошо одет, значит, он не нищий, тогда это в долларах.
   - Доллалах? Какой ужас!
   - Но меня тоже следует включить в сию кумпанию.
   - Как же, как же! пополам.
   Лидия протянула руку, крепко пожала пальцы гостю и повторно чмокнула его в лоб.
   ***
   Московская поликлиника стала наполняться врачами из южных областей бывшего Советского союза. Пациенты стали возмущаться. Но оказалось напрасно. Южанки работали как рабыни от и до и соблюдали удивительную вежливость, не свойственную московским врачам, которые родились обычными, а потом, став врачами, переродились в профессиональных хамов.
   Практически ни одного русского врача, все приезжие из Казахстана, Грузии, Таджикистана. Еще не было талонов, талоны только вводились, еще участковый врач, могла принять больного и дать ему какой-то совет.
   7
  
   Александр Павлович не сидел в кресле не давил клопов на диване, он находился в движении и если в его организме случались сбои, терпел, искал работу - сторожем, дежурным у офиса, письмоводителем перекладывать бумажки с одного ящика стола в другой и нигде не получил отказа. Везде ему обещали позвонить, как только выясниться вопрос необходимости в усилении этой должности, либо ухода в декрет сотрудницы.
   Так в этой суетне, беготне прошли незаметно две недели, засветился конец месяца, а талон к Орловой подсказал, что в пятницу в 15 часов он должен сидеть в кабинете врача Орловой.
   Полученный им талон, где значилось время, номер кабинета и фамилия врача дал ему возможность пройти мимо окошка на первом этаже, где теперь сидела только одна девушка, а у окошка не толпились старухи, говорил о том, что в поликлинике происходят большие перемены. Теперь будет все, как на Западе.
   Он так обрадовался, что подумал, что у него ничего не болит. А что болело раньше, он стал забывать.
   У Саши Веревкина была аденома простаты, сердечная недостаточность, выпадали зубы, плохо переваривалась пища, часто страдал запорами, а в последнее время началась одышка, сначала едва заметная, потом вовсе исчезала, и снова возобновлялась. Не было глубокого сна, ночные позывы, будто почки работали как часы, требуя очищения. Во рту сохло, в животе прыгали лягушки, в пот бросало: полная дисгармония, хоть стой, хоть падай.
   В 18 часов вечера с талоном в руках, он уже стоял под дверью, но сигнальная лампочка над дверью врача не загоралась.
   - Можно? - спросил он в щелку приоткрытой двери.
   - Новенький? Тогда заходи, - ответила Орлова, не отрываясь от бумаги, которую заполняла ручкой- самопиской.
   - Я, вот с талоном. И не новенький. Мы уже встречались. Я уже знаю свои обязанности. Это на чай, - сказал посетитель и положил две сотни на стол.
   - Скромно, но на первый раз сойдет. Только учтите, в следующий раз надо будет прибавить. Так все дорожает - ужас. А зарплату не повышают, приходится жаться, жаться и еще раз жаться. И намекать, как вот сейчас. Не обессудьте. Муж от меня сбежал, видите ли, я его не удовлетворяю в постели. Не мужики сегодня, а кобели. Снимайте штаны.
   - Так сразу?
   - Вы не поняли. Приспустите немного штаны и наклонитесь.
   - Но если так...
   - О у вас все хорошо, ягодицы на месте, никаких шрамов...А вообще, а на что жалуетесь?
   - Мне бы анализ крови. И убрать революцию в брюхе. А потом еще много чего.
   - Давайте начнем с анализов. Анализы - это все. Завтра в 10 утра ко мне. Вы правильно сделали, что взяли талон ко мне. Отныне я буду руководить вашим лечением.
   - У меня уже есть талон к Шамову на завтра на 10 утра.
   - Тогда на 12. Вы знаете, что такое аденома? Э, ничего вы не знаете.
   - Я...хорошо, я могу попасть к Шамову раньше. Приду к восьми, а он в зубах ковыряется. Тут я и скажу: принимай, Шамов. А к Орловой, то бишь, к вам, давайте, хоть на сегодня. В крайнем случае, на субботу, − сказал Веревкин и встал.
   - Чего встал-то и без разрешения. Я - баба одинокая. Ты где живешь?
   - В соседнем доме.
   - И я в соседнем доме. Когда придешь в следующий раз, не забудь...
   - Чего?
   - Сам знаешь чего.
   - Дайте направление на анализ крови, и я пошел. Хотя, мне бы и к хирургу.
   - Нет проблем. Еще куда дать талон?
   - К зубному.
   - Без проблем.
   Александр Павлович получил бумажку с указания врачей и датой приема и вышел в коридор. Там стояла знакомая соседка.
   - Ира, ты?
   - Послушай, одолжи. На лекарства не хватает, а без лекарства - помру. Какой-то ликвис или элеквис - две тысячи - уму непостижимо.
   Александр Павлович обшарил карманы, нашел тысячу.
   - Бери, остальное доставай сама, может еще, кто займет.
   − А почему не клеешься, а? Ты мне давно нравишься, иногда сплю и вижу тебя во сне.
   - Погоди, вылечусь от аденомы - тогда.
   − Покажи, что у тебя. Гм, направлений много, только на первом этаже распечатай талоны.
   ***
   Александр Павлович испытывал неудобство еще от одной пикантной болезни. Оба места, на которые он садился почернели. Сидеть было не больно, а дотрагиваться больно. Во всяком случае, это его беспокоило: а что будет дальше. Кожа на ягодицах не то посинела, не то почернела. Нужен осмотр хирурга.
   У хирурга очереди не было. Он сидел за столом и читал газету, или журнал "Крокодил".
   - Иди, дорогой, посмотри, как Грузия дает на жопа Россия. Иди, иди, не бойся. Сесть моя тебе не предложит, у меня один табуретка, на которой я сижу. У тебя нога крепкие, постоишь, ничего с тобой не будет.
   И массивный грузин погрузился в чтение.
   - Мне бы...того, посмотреть одно место, на которое я сажусь. Боли нет, но кожа почернела, а я боюсь, а вдруг я весь почернею, и надо будет в землю закапывать.
   - Ничего не надо; твой труп сожгут и в колумбарий, как на Грузия.
   - Мне бы того...снять штаны, ну, приспустить, чтоб видеть почерневшее место.
   - Давай снимай. Тут баба нет. Тут один мужик, а мужик не станет пачкаться, вернее, баловаться мужиком. Ага, малость побледней твой кожа на жопа. Но нычего не надо делат, иди на пи... домой и не морочь мне голову, мне крокодил надо прочитать ... статья. Понимаешь меня, иди на пиз...
   - Простите, а вы где учились? У вас диплом есть об образовании?
   - Зачем диплом, кацо? я и так знаю, где что находится. Вот жопа, вот затылок, пятка, наперед колени, снова попка...
   - Пупок, грамотей.
   - И так до макушка. Ты довольна, тогда иди на п...а крючок забыл. У тебя крючок распрямляется, когда видишь красивый женшина.
   - Уже не помню, когда это было, а что?
   - Подожди на коридор, я тут разгадаю рэбус и тэбя позову.
   Александр Павлович вышел в коридор, улыбаясь, радуясь, что ничего не надо делать, а коли так, когда ничего не надо делать, то, значит, никакой напасти ждать не следует. Видимо не плавно опустился на твердую табуретку, а со всего размаха присел и травмировал обе ягодицы.
   Но в коридоре к нему пристала одна старушка - Кузнецова, врач - кардиолог, москвичка, русская. Она уже 20 лет тут отработала и не соблазнилась высокой зарплатой в платных поликлиниках. Сама перенесла шунтирование и решила, что если она уйдет из этой поликлиники, то десятки сердечников, которых она лечила, отправятся на тот свет.
   - Послушай, милок, - сказал она Александру Павловичу и, беря его под руку, - что ты делал у этого амбала Сискоридзе? Он купил диплом врача, и место врача купил, он...в медицине, как свинья в апельсинах. У нас теперь все продается, просто ужас какой-то. Что у тебя болит?
   - Стыдно как-то даме говорить о моей болячке, - застеснялся Александр Павлович.
   - А ты не стесняйся. Врачу все можно говорить. И надо все говорить, иначе беда.
   - Точно так. У меня почернело то место, на которое я сажусь.
   - Не переживайте. Пусть жена вам нарисует решетку из йода на том месте и все пройдет.
   - Спасибо. Буду считать, что мой визит в поликлинику впервые принес пользу.
  
   8
  
   Возвращаясь, домой, Александр Павлович зашел в аптеку. Оказалось, что в аптеке нужен рецепт, а рецепт выписывает врач. НО если рецепта не, продадут и так, без рецепта.
   - Назовите лекарство, и я вам отпущу без рецепта. В нашей аптеке - лучшие лекарства из западных стран. Есть такие, о которых врачи еще и не знают. Вот скажем эксфорж - сердечные и от давления..
   - Сколько стоит одна упаковка?
   - Две тысячи рублей. Это недорого. Одна таблетка в сутки и никакого давления. Возьмете?
   - С удовольствием. Только в следующий раз. Деньги не взял с собой. Не люблю таскать с собой деньги. К тому же денег у меня так много, не поместить в карманы. нужна сумка. Шаришь по карманам за носовым платком, а деньги выползают, как тараканы.
   - Это вы точно сказали. Мне эти тараканы - вот здесь. Покоя от них нет. Они, правда, завладели кухней и там хозяйничают, а в спальню не лезут, а я так их боюсь. Представляете, я лежу в ночной сорочке одна и больше на мне ничего нет, и вдруг таракан может пробраться и атаковать то место, которое самой природой предназначено атаковать мужчине. Мы и от мужчины бережем то место во избежание увеличения живота, но если он настойчив, мы с радостью приходим к выводу, что делаться некуда и с радостью сдаемся на милость победителя.
   - Абсолютно с вами согласен, - сказал Веревкин и набравшись смелости, спросил. -Вам, сколько лет?
   - Тридцать два, и я не замужем, а что?
   - Жаль.
   - Почему жаль?
   - У вас большой недостаток...
   - Какой, я что - уродливая?
   - Вы слишком молодая, и это уже не исправить.
   - Ха, испугался старый волк молодого ягненка. А ягненок - пальчики оближешь.
   - Мне надо бежать, меня ждут, если опоздаю, потеряю слишком много. Миллион потеряю, если сделка не состоится. А к вам я еще вернусь.
   Александр Павлович выскочил из аптеки, еще раз ощупал свои карманы и, убедившись, что они пусты, расхохотался.
  
   В России всегда все модное, пользующееся спросом было западное. Любое лекарство, любая тряпка, произведенная на западе, вызывала интерес, человек терялся и забывая о завтрашнем дне, выворачивал карманы или опустошал кошелек.
   Торговые тузы продавали любую тряпку, любое лекарство в два раза дороже ее стоимости. И находились покупатели. Покупатели сами торговали, воровали, накидывали, извлекали большие прибыли, а когда сами становились покупателями, не торговались, сколько владелец запросил, столько давали.
   Флакончик йода был по карману Александру Павловичу, он мог его приобрести, , да нарочно забыл, чтоб не потерять свой имидж в глазах девушки, которая ему даже не сказала, как ее зовут.
   Обыскивая карманы, он все же нашел десятку, свернутую в миниатюрный рулончик и собирался его выбросить, как крупный бизнесмен, как перед ним возникла старушка с протянутой рукой.
   - Пожалей старушку, сынок, одолжи, на флакончик йода не хватает, пенсию всю потратила, за фатиру расплатилась с осударством, полотенце купила и один раз в магазин сходила и все, денежки - куку.
   И старик тоже расхаживал, он все старался протянуть руку, высовывал вперед ладошку лодочкой и тут же убирал ее. Он стыдился. Это было для него впервые. Заблестевшие вдруг глаза тоже не помогли.
   Александру Павловичу пришлось отдать десятку старухе, а перед стариком извиниться. Старик извинил его не догадываясь, что подающий сам нуждается. Ужасное время, подумал Александр Павлович, направляясь в сторону дома в шестнадцать этажей с одним подъездом и двумя лифтами, которые работали попеременно. Когда один работал, второй отключался.
   Вдруг, по пути домой перед ним стала стелиться, порванная во многих местах и изорванная по краям лента его прошлой жизни. Оказывается, он перенес так много бед, что хватило бы на два поколения.
   Странно, - думал Александр Павлович, идя по направлению к дому, - с одной стороны врачи относятся к старикам, которые просят помощи от многочисленных болезней, как манны небесной, пренебрежительно, а порой даже с ненавистью, как к лишнему грузу, а с другой стороны, если не будет больных, что тогда врачам делать? Кто им станет предоставлять работу и платить неплохую зарплату? Где же тут золотая середина, кто виноват в этом, - ведь сколько раз врачи лечили так, что больной никогда не выздоравливал, особенно если догадывались, что у больного карман оттопыренный. Значит, врач заинтересован в больном.
   Кто побывал хоть раз в платной поликлинике, тот видел совершенно другое отношение врача по отношению к больному. В любой платной поликлинике врач просто преображался, выворачивался, как рукавичка. Александр Павлович невольно вспомнил молодость. У него в молодости сыпались зубы. Это Никита поднял цены на продукты питания на 40 процентов и заверил советский народ, что котлета будет такая же по весу и объему, чтоб успокоить дохлый советский народ. И действительно, по величине котлета была приблизительно такая же за счет хлеба. Если раньше две третьих было мяса в котлете, то теперь все поменялось: хлеба было в котлете две третьих и жалкий кусок дохлятины. А стипендия -18 рублей в месяц. Так КПСС говорила правду своему народу. У студента Веревкина полетели зубы, и плюс он получил гастрит вместе дипломом. Пришлось ложиться в больницу. Он спросил у врача Колова: неужели медицина не может избавить людей от зубного кариеса?
   − Гм, − ответил Колов то же самое, что говорил Шамов, с улыбкой превосходства, − а ты не подумал о том, что сотни тысяч зубных врачей могут лишиться работы, если у всех зубы будут здоровы и белые, как у африканцев? Вот, подумай хорошенько и сам сможешь ответить на свой вопрос.
   Саша вздрогнул от такого ответа, он даже переменил свое положение − из лежачего − на сидячее. Ведь все передние зубы - верхние и нижние - он потерял от кариеса. А ведь в армии он служил в штабе дивизии и мог посетить любого врача в каждом полку. И когда работал - тоже.
   − Ах, вы подлюки! - сказал он в сердцах. - Так, значит, своя шкура дороже чести? Карман вам ближе, клятву Гиппократа давали и тут же позабыли. А народ страдает, и это вам безразлично. Это только наши врачи так делают?
   − Я думаю, что врачи все одинаковы, что у нас, что за бугром.
   − И здесь врачи такие же? Э, нет, надо отсюда драпать.
   В это время послышался душераздирающий крик из соседней палаты. Там лежал молодой человек крепкого телосложения. У него была язва желудка, трудно сказать, на какой стадии. Он не знал и, похоже, врачи тоже не знали, на какой стадии у него язва. А возможно и рак на последней стадии. К нему никто не подходил.
   - Пойдем к врачам, они, небось, пиво дуют сволочи.
   - Пойдем, что делать, - произнес зубной врач, поднимаясь нехотя.
   - Ты чего боишься?
   - Мало ли что, мало ли как.
   Они спустились этажом ниже. В ординаторской действительно сидели врачи, дули пиво и играли в карты.
   - Сюда, на пятый этаж слышно как ревет человек от боли, а вы в балду играете, сволочи. Я на вас буду жаловаться, - сказал Александр Павлович.
   - Иди, Сеня, проверь этого материнского сосунка. А вы, как ваша фамилия? не очень-то. Знайте свое место, а то и самому придется выть волком.
   ***
   В этот раз Александр Павлович получил карточку медицинского страхования, очень важную и нужную, как оказалось потом, и с талоном в руках поднялся на третий этаж к участковому терапевту Орловой.
   Орлова сидела за столом, накуксившись: весь стол полукругом был завален бумагами и похоже, она в этих бумагах не могла разобраться, потеряла ориентацию и все думала: а с чего бы начать.
   - Вы молодой человек владеете этим скверным ящиком по имени компьютер? Надоел мне - сил нет
   - Не то чтобы владею, но никакого интереса у меня к нему нет. Признаюсь честно.
   - Ну, тогда побудьте с той стороны двери. Эй, кто там владеет компом, заходи.
   Но таких не нашлось, и Александр Павлович смог вернуться к Орловой.
   - Ну, что болит? Перебрал, признайся. Разведен? Нет, должно быть нет. Мужчины, которые мне нравятся, обычно заняты. Что болит? Садись, рассказывай, а то поздно будет.
   − Что рассказывать? сердце. Будь оно неладное. Яйца побаливают.
   - Оторви и выбрось.
   − А как же жена? Она, бедная...
   - Раздевайтесь и ложитесь. А чего, собственно, ко мне? Есть же кардиолог. К нему и надо было взять талон. Сколько лет?
   − Шестьдесят с гаком.
   − Гм, жаль. Был бы моложе... От меня муж сбежал ... к другой, к соплюшке, представляете? где работаете?
   − Нигде.
   − Жаль, а мог бы поработать еще. Женат, или разведен?
   − Вы уже спрашивали.
   − Тогда раздевайтесь! скоро все начнется.
   − Что начнется?
   − Болячки начнутся. Вон мешки под глазами, а это значит: почки. Да только рубашку снимайте, брюки потом, хотя это бесполезно, оставьте в покое брюки. Я все же дама, как-никак.
   − Извините. Никогда к врачам не обращался раньше...
   − Молчите, меня это не интересует. Сердце у вас...того, бьется, но с перерывами, и пусть так и бьется, ему отдых нужен. Один раз удар, второй отдых: тук...тук, тук−тук−тук и отдых. Но кардиолог вам скажет более точно. А сейчас вставайте. Да живо! Язык покажите. Мне некогда долго возиться. Гм, белый он у вас, как снег, а это значит воспаление внутри. Водку глушите? А, вот, термометр. Молчите, я сказала. Еще давление надо измерить. Видите, сколько с вами возни. А перхоти, весь пиджак белый, витаминов не хватает. Так значит, температура немного выше нормы. Ну да ладно. Я напишу вам направление на биохимический анализ. Через неделю придете, он уже будет у меня, вот тут на столе, видите какая горка, это все анализы. Есть такие анализы, о которых больные уже не помнят, потому они и лежат месяцами. Больные приходят просто так, хоть бы кто стакан газированной воды принес, у меня и воды−то нет. А, откройте еще раз рот. Так. Зубы...а я чувствую: изо рта несет. Жена есть? как же она это переносит, бедная? анализ мочи, кала и всякой там гадости тоже придется сдавать. А теперь можете уходить, у вас все хорошо.
   ‒ А какое у меня давление?
   − Нормальное, я уже сказала.
   ‒ Может, того...подбросить, врачи ведь так мало получают, я это знаю. Мэр Собянин заботится, или это так, разговоры одни?
   − Врачи бегут. И я собираюсь...в платную. Сейчас медицинская помощь ‒ платная. И правильно, давно пора. А я тут маюсь. Хорошо бы..., но наш народ не привык платить за помощь. А ведь мы работаем, оказываем помощь. Почему−то в платных поликлиниках больные рассчитываются, а тут только требуют.
   Александр Павлович вытащил пятьсот рублей и бросил в приоткрытый ящик. Орлова потеплела, выписала еще несколько направлений к другим специалистам. Она сделала то, что ей положено было сделать и без взятки.
   ‒ Если будете очень стараться, то недельки через две вернетесь ко мне, у меня уже будут результаты ваших анализов, и тогда мы с вами составим программу, чтоб вы могли поправиться. Но это займет месяцев ...шесть, а то и больше. Я, знаете, тоже мучаюсь, как и вы. Вас мучают проблемы со здоровьем, а меня денежные средства, зарплата, знаете, скромненькая, а я одна‒ одинешенька, как сирота казанская, муж от меня сбежал, а через какое-то время умер, да будет ему земля пухом, но ничего после себя не оставил. Теперь мне содержать нужно себя, а каждая дама в зрелом возрасте становится прожорливой, а тут еще собака и кошка. Они, знаете, дружат между собой, только кормить их нужно каждый день, представляете? И каждую тварь по отдельности.
   ‒ Я все понимаю, только не понимаю, зачем вы мне это говорите?
   ‒ Как зачем? Недогадливый какой. Еще хоть столько же принесите и положите в этот ящик.
   ‒ Знаете, мне пришлось уйти на пенсию раньше обычного, на два года раньше, так что с деньгами у меня проблемы, куда более серьезные, чем у вас. Если вы мне одолжите на пару месяцев, я готов положить в этот ящик такую же сумму.
   ‒ Хорошо, разберемся. Идите. Ах направление на био...Не забудьте завтра в восемь утра быть на первом этаже в левом крыле. Надо сдать кровь на анализ. Прощайте, то есть бывайте.
   - Так я уже сдавал и результат есть. Он у вас, вон целая куча на столе.
   - Сейчас, подождите.
   Орлова стала перебирать результаты.
   - Нет вашего результата. Вы же Веревка, так?
   - Веревкин, точно. Можно, я сам пороюсь.
   - Попробуйте.
   - А вот же результаты.
   - Ну, хорошо. Можете забрать их себе и периодически просматривать.
   Александр Павлович вышел от Орловой растерянным, расстроенным, разбитым. Если в обычной поликлинике врачи требуют на лапу, то, как быть, откуда взять деньги пенсионеру, у которого пенсия крохотная? А деньги в городе это все. Деньги это паспорт, дающий право на жизнь. Можно снова объявить себя безработным и получать жалкие гроши в качестве пособия, но они не спасут.
   Он медленно шагал переулками, закоулками все еще носившими имя Ильича и невольно представил кровать, которая его так к себе манила. И дома кровать не обманула его.
   Пока добрался до кровати, а теперь уже все клетки его организма тянулись к кровати, голова к мягкой подушке, а сердце и мозг к покою. Какое блаженство почувствовал он, когда принял горизонтальное положение. Этого раньше никогда с ним не было. Он вообще всю жизнь недосыпал, по выходным не любил валяться в кровати с открытыми глазами, с удовольствием ходил на работу пешком, а сейчас наступили иные времена, они подкрались тихо, незаметно и зажали его в тиски, из которых освобождает только смерть.
  
   Они-то, эти болезни то дремали, то оживали, но к старости оживал их целый букет. И если эти болячки собиралась вместе в единый букет, человек не в силах был с ними бороться, тогда он уходил на тот свет. Получался эдакий круговорот: одни умирали, другие появлялись на свет. И это было так просто. Рождение это крик малыша, глотнувшего первый раз воздух. Это боль, должно быть невероятная, это стресс. Как же так? купался в утробе матери, питался, облегчался и вдруг на тебе! на свет, на воздух, на муки, на заботы, ссоры, на борьбу с невзгодами и на частичку счастья, если, если Бог дал. А жизнь - колесом. Приходит старость, но человек невероятно терпелив и вынослив: кровь хлещет из его организма до последний капли. И только тогда он уходит в небытие. А те, кто остается, сжигают его труп. А пепел, далеко не его пепел, помещают в колумбарий. Это наиболее дешевый способ погребения
   Александр Павлович думал и чувствовал, как у него что-то дрожит внутри. Это должно быть страх. Страх потерять все. А как же Клавдия, а как же дерево, которое он обнимал, а как же эти великолепные разноцветные дома? ведь т а м - мрак? Зачем родиться, чтоб встретить и не пережить такую несправедливость? Я не хочу умирать! Не хочу, вот и все! - кричал он во сне и наяву, пока супруга не проснулась.
  
   9
  
   У трех колонн квадратной формы стояли три электронные аппараты, там тоже небольшая очередь. Но там же и медицинская сестра. Когда желающие старались получить талон и долго возились, нажимая на разные кнопки, и у каждого выходило не то, что требовалось, она тут же все исправляла ошибки и окно выплевывало талончик с фамилией врача и с номером кабинета.
   Старички и особенно старушки просто ахали от восторга. Вот она современная техника, мать ее ети. Уполне озможно, шо и булки можно будет получить таким способом, бесплатно, разумеется. Нажал на кнопку и бемц, булка в руках.
   У них, бесполезных, никому теперь не нужных, даже в семье лишних- своя жизнь, свои понятия о жизни, которая в любой день может кончиться.. Любое общество понимает, что старость приходит к каждому, и добровольно взвалив их на свои плечи, поддерживает стариков, продлевает старость, , а потом, после посещения той, с косой кого длинным, кого коротким путем провожает до кладбища, и эта миссия никогда не кончается.
   Люди работают не только на себя, но еще...на оборону, на содержание чиновников, содержание школ, институтов, инвалидов, немощных и, конечно же, стариков пенсионеров. А куда от них денешься? Этот круговорот повторяется из поколения в поколение. Правда, высокое начальство и не только медицинское и больше всего не медицинское в России стало задумываться над тем, как бы ускорить падение скота, простите умирание стариков пенсионного возраста, дабы уменьшить расходы государственного бюджета, так необходимого для нужд обороны в эпоху, сами понимаете, товарищи...
   Но поскольку этот вопрос чертовски деликатный, нельзя так, открыто выставлять его на всеобщее обозрение. Это не совсем точно, не совсем правда и у президента совершенно другая позиция по этому щекотливому вопросу, которую он открыто высказывает в публичных выступлениях. Скорее это выскочило из уст министра здравоохранения в юбке и пошло плясать по медицинским учреждениям. Но министра сняли с должности. Короче прекратим углубляться в эту тему, дабы не нажить врагов по обе стороны. Тут нужна система. И такая система будет разработана когда-нибудь.
   А пока в поликлинике торчи хоть с утра до вечера. Есть такие пенсионеры, что болтаются по коридорам с утра до вечера. Врачи их уже знают и молчат, и даже побаиваются их.
   Соседка Веревкина по этажу Ира, совершенно одинокая, восьмидесятилетняя старуха знает каждого врача, его профессиональную пригодность и даже, сколько у него дома внуков. Не врачи ее прижимают к ногтю, а она врачей, поскольку она носит с собой текст конституции страны. У нее куча болячек: коленки болят, шея не поворачивается, давление прет, сердце трепыхается, поясница постоянно ноет, запоры мучают, в брюхе не прекращается Октябрьская революция, мочевой пузырь не закрывается, засыпает только в пять утра. К тому же железа в организме не хватает, поэтому ее колышет на ветру, пальцы на руках щелкают, а зубы, вернее их жалкий остаток в виде нескольких заостренных пеньков на верхней челюсти, постоянно ноют, не дают спать. Да ты ей собери хоть тысячу врачей, все равно ей уже ничего не поможет. Но она всем твердит одно и то же: вы обязаны, вы за это деньги получаете. Докажите, что честно отрабатываете свою зарплату, и я вам на мороженное подброшу... из своей жалкой пенсии. Врачи ее жалеют, но при этом думают: скорее бы ты ушла...туда, где уже ничего не болит.
  
   ***
   К великому сожалению, приходится признать: в России плохо с медицинской помощью населению. И всегда было плохо. При советской власти нам талдычили об этой бесплатной помощи и сейчас талдычат, но весь политический бомонд, если даже в боку закололо, или лишний щелчок выскочил из одного места, тут же звонят в Германию, а то и за бугор, в зависимости от должности, и спешат в Шереметьево.
   Прилетев туда, они забывают, что они русские, извлекают пачки долларов, низко при этом нагибаются чтобы положить в карман маленький презент от щедрого русского Ивана, желающего Америке добра и процветания. А русский пролетариат оббивает пороги лечебного заведения, который можно назвать домом- дом "Обманутых надежд".
   Посетители стараются не ходить к своим врачам. Свои врачи, так себе - ни богу свечка, ни черту кочерга. А взятку требуют. Если у вас ни копейки в кармане, облают. Любой больной им нужен как объект наживы. Правда, это скромная нажива. Что может пенсионер? От силы 50 рублей, это половина доллара. Даже по его жалкому виду можно определить, что карманы у посетителя пусты. В десятой поликлинике была Кузнецова, врач- кардиолог. Она ни у кого ничего не требовала, но Александр Павлович вынул 5 тысяч рублей и сунул ей в карман, а потом убежал, чтоб она не вернула. Кузнецова была врачом высшей категории, она сама пережила операцию на сердце, и каждый сердечник был ее другом, беспомощным ребенком, за которым она ухаживала и звонила даже домой. Но вся беда в том, что она вскоре ушла. В платную поликлинику.
   Министр Здравоохранения России Скворцова, та самая, которую удалили, еще несколько лет назад могла покорить любого мужчину, возможно так оно и вышло, но руководить медицинской помощью всей России, явно не годилась. А там, наверху, если ты туда пролезла, надо развалить медицину страны на 90% , чтобы тебя заметили и предложили занять новую должность. Так оно и получилось. Президент вежливо попросил ее занять новое кресло.
   Премьер ее спросить ни о чем не может, он в этих вопросах ни бум−бум, впрочем, как и во всех остальных делах, он просто мизинец Путина с длинным не чищенным ногтем.
   К тому же он сам и его семья, если за свербило в боку, летят правительственным самолетом в Париж, Лондон, но чаще в Америку, страну, которая просто презирает русских.
   А рыба, как известно, гниет с головы. Уж если в московской поликлинике содом, то, что говорить о периферии?
  
   10
  
   Александр Павлович вернулся домой с одним талоном в руках. По дороге его стало заносить из стороны в сторону. Может, от того, что старался увеличить шаги, может от чего-то еще. Это состояние удивило и напугало его. В сумерках сошел с дороги, и ему ничего не оставалось делать, как открыть руки и обнять старое дерево, одна часть которого уже была подпилена, изрезана на куски и увезена далеко за город для продажи сельским жителям.
   Он ударился в ствол дерева, отпиленный в рост человека, хорошо хоть не головой, а бочком и в знак благодарности обнял дерево обеими руками.
   − Пьянь всякая расхаживает по газонам, - сказала пожилая женщина с детской коляской и маленькой собачкой.
   Но Александр Павлович только хихикнул, как шкодливый мальчишка и еще крепче прижался к дереву.
   - Дерево, оно иногда спасает, - сказал он и поднял голову вверх, чтобы увидеть хоть одну звезду на небе. Но звезд на небе не было, их никогда не бывает над Москвой.
   − Ась? - произнесла старушка, не поворачивая головы.
   - Мямля старая.
   − Сам ты мямля. Я грю, пьянь всякая расхаживает, ишшо приставать начнет.
   − Нужна ты кому, карга морщинистая. Моя Клавдия куда лучше. Правда, отлучила от себя, ничего не поделаешь. Десять лет назад. Так и сказала: -знай, Саша, ты для меня все равно что шкаф, али холодильник. Отстань. С тех пор...
   - А давай-ка мы того, хотя ты для меня тоже все равно, что шкап, али холодильник, понял? то-то же. Больше не приставай. Ну как? как ты относишься к такому предложению больше не приставать.
   - Безразлично.
   - А ты приставай. Может, что и получится.
   − Как только побываю у Шамова, так сразу начну приставать.
   - А что тебя мучает?
   - Аденома.
   − Так любая баба тебя вылечит. Давай, я первая.
   Тут закапризничал ребенок в коляске. Старуха испугалась и дала деру.
   "Гм, может и правда. Скажу Клаве, может, одумается, а то шкап, да шкап, выдумки старух, что без мужиков страдают.
   Гм, черт, с головой что-то не то. Как это меня угораздило сойти с пешеходной дорожки, чтоб удариться о дерево. Надо домой чапать, хрыч старый, а не гули-гули с незнакомыми старухами"
  
   Насладившись стволом дерева, Александр Павлович, отправился домой.
   − Не пойду больше в поликлинику, − сказал он дома супруге.
   ‒ А что делать? ‒ возразила супруга. − Теперь без поликлиники никак. И мне уже пора. Ты еще, ежели бы не сердце, мог бы трудиться. Это эти псы виноваты, выставили человека за два года до пенсии. А ты переживаешь, а от переживание в всякие болячки липнут как мухи на навоз. Какой-то Попердно занял твое место... сколько раз я его кормила, поила и денег взаймы давала, которых он никогда не возвращал.
   ‒ Да, это его работа. Но, ничего не поделаешь. Везде так: чем больше добра делаешь человеку, тем он алчные становится и старается тебе же ножку подставить. Словом, русский мужик того, не очень.
  
   ***
   Пришлось ждать конца ноября. Администрация поликлиники стала внедрять новую систему обслуживания населения, с точки зрения Веревкина совершенно непонятную и не эффективную. Все теперь решается через терапевта. Сначала больной посещает терапевта, а он уж потом сам решит, куда к какому специалисту следует кланяться. И даже выдает такую цидулку, то есть направление.
   Он намеревался домой, но вспомнил, что у него талон к Шамову. Надо выяснить, почему он этой ночью шесть раз просыпался и шесть раз торопился в туалет, чтобы освободиться от жидкости.
   Прием с восьми утра. Шамов как всегда опаздывал. Он был еще молодой, чистюля, большое внимания придавал ногтям, бровям и пучку растительности на самом кадыке, который он все время почесывал двумя пальцами правой руки.
   Десять минут не считалось опозданием, а еще пять минут уходило на прихорашивание, одевание халата и колпака.
   - Кто первый? Заходите, - наконец изрекла Мария Ивановна медицинская сестра.
   Александр Павлович робко вошел в кабинет и сел напротив врача.
   - Ну что, по тому же вопросу? Давайте, я вам выпишу простамол - новейшее лекарство, произведенное западными учеными.
   - Вы мне уже выписывали. Я его добавляю в кашу. Результата никакого. Что-нибудь такое, чтоб, - запнулся пациент. - Я сегодня ночью шесть раз посещал туалет. Последний раз несколько капель вышло и вот тебе все. А жжет, словно там идет борьба между грызунами.
   - Да, это скверная болезнь. У женщин свои болячки, у мужчин - свои. А у вас секс есть или вы, того воздерживаетесь? Так вот знайте: секс - это хорошее лекарство. Давайте пропишем секс.
   - Да писать ничего не надо. Вы бы лучше с женой поговорили. Все дело в том...
   - У вас жена молодая? Если молодая - приводите, я и сам...вы конечно, извините, это всего лишь шутка. Давайте все же простамол, ударим по простамолу.
   Он занес руку над бумажкой, называемой рецептом, вопреки согласия пациента, как вошла солидная дама в кольцах бриллиантах при массивной фигуре, с намерением испепелить бедного посетителя презрительным взглядом, но Александр Павлович выпрямился, выставил кадык вперед и это спасло его от непредсказуемого поведения дамы.
   - Товарищ Шалимов! Николай Николаевич отправился в сауну с какой-то сучкой, но по телефону назвал ваше имя и сказал, что ваш кабинет на втором этаже. Как видите, все совпадает. А моя благодарность - в кошельке.
   - Ах, Анна Ивановна, один секунд, как говорит наша молодежь, я только выпишу простамол больному и отправлю его лечиться.
   - Вы мне уже выписывали, не нужен мне ваш простамол. Кушайте его сами вместо картошки.
   - Прошу не дерзить.
   - До чего же капризные эти старики! как вы с ними ладите, товарищ Шулумов?!
   - Да не Шулумов он, а Шурупов, - сказал Александр Павлович, вставая. - Я уже 6 месяцев хожу к нему, и он мне один раз сунул палец в задний проход, и тут же его вынул за сто рублей.
   "Гм, секс, - думал больной, направляясь к дому по пешеходной дорожке, которую ремонтировали казахи. - Получится ли? И как склонить Клавдию к этому делу, ведь прошло так много лет с того самого дня, когда она сказала, что я для нее все равно что шкаф, как мужчина".
   Клава уже ждала к завтраку: печеная картошка и вареная фасоль с кусочком дешевой колбасы. Он называл эту колбасу пролетарской, сделанной из конских хвостов.
   Клавдия сразу учуяла недоброе, и как только муж уселся за стол, спросила:
   - Саша, что ты на меня смотришь, как кот на сало.
   - Да так, того. Доктор сказал про секс, вернее спросил, есть ли у нас секс, а я...не знал, что ответить.
   - Вот мужики сума посходили, какой там секс в шестьдесят лет? Так, название одно. К тому же, я бы может на что-то и решилась, да ты сердечник, ты сразу помрешь, прямо на мне, что скажут соседи, когда узнают. Жена мужа за трахала. Нет уж. Нет уж, ты мне нужен живым. А секс так, рунда одна, забудь об этом, раз и навсегда забудь. Лучше скажи, что болит, где болит и как ты, бедный все это переносишь?
   - Сердце отогревается, заживает, аденома развивается, ночью плохо сплю, сама знаешь, и еще одышка прибавляется, так себе маленький букетик. И лечить никто не хочет. Врачи просто игнорируют больных.
   - Ты у кого сейчас был?
   - У Шамова, я уже шесть месяцев к нему хожу, а воз и поныне там.
   -Хорошо, я к нему завтра сама схожу.
   - Да не ходи. Бесполезно.
   - Надо на них накатать жалобу.
   - Кому?
   - Мэру Москвы Собянину.
   - О, это дело.
   ***
  
   Утром следующего дня Клавдия вместе с мужем уже сидели у кабинета Шамова. У них не было талона, и когда Шамов открыл дверь и пытался закрыть ее изнутри, Клавдия ввалилась без очереди и устроила скандал.
   − Ощупайте его всего. Не может быть, нет такой болезни, которая не поддавалась бы лечению. Что вы его все время баснями кормите, он же живой человек. И страдает. Вы разве не получаете зарплату, как врач? Скажите, если вам не платят, я до президента дойду.
   - До президента? Ого! давайте его сюда и срочно, а то я по вызову сейчас уеду на другой конец города. Ну, пусть заходит, ощупаем его как курку-несушку, - сказал Шамов и улыбнулся.
   Александр Павлович рад до смерти, приготовился снимать штаны. И это возымело действие.
   - Я вас ощупаю по просьбе жены. Пока, снимай штаны.
   − Так сразу?
   − Запором страдаешь?
   − К сожалению, да.
   − Тогда иди к проктологу.
   − Но у меня мужская болезнь.
   − Ты, что, подцепил? Тогда к венерологу.
   − Аденома у меня: мужская болезнь.
   − Не позавидуешь. Хошь, выпишу простамол?
   − Нет, спасибо. Друзья говорят: дрянь. Только деньги из кармана вытаскивать. Все телеканалы рекомендуют: только простамол, значит, лекарство - дрянь.
   − Ну, тогда не знаю. Походи так, может, пройдет.
   − А подлечить нельзя?
   - Щупайте его, щупайте, - просила жена.
   - За яйца можно?
   - Хоть за сосиску.
   − Вставай раком.
   - Клава, ты что? Он же пе дик. Ты видишь, как у него руки дрожат?
   - Отпустите его, я сама вылечу. При помощи секса. Соседки говорят, что это полезно.
   - О, молодчина. Давайте так. После пятого сеанса вы, Александр, бегом ко мне на доклад о самочувствии. Это очень важно. Я и другим больным порекомендую.
   Александр Павлович вышел, не солоно хлеба вши. На лавке сидел мужчина средних лет напротив кабинета Шамова.
   − Ну, что? - спросил он.
   − А, ничего.
   - Педик он. Педик, - стала утверждать Клава.
   − Я хожу уже шестой месяц. Шамов фрукт еще тот. Ему нужны деньги. Без взятки он тебе ничего не сделает, а между тем, эту дрянь, надо лечить и не тянуть.
   − Чем она опасна? - задал вопрос Александр Павлович.
   − Она может превратиться в рак. Тогда операция, а после операции...
   − Что после операции? скажите, не тяните резину.
   − После операции надо заказывать гроб. Никто после операции долго не живет.
   − Ну, тогда...тогда...впрочем, желаю успехов.
   Саша направился к лифту, а потом снова к кабинету Шамова.
   - Клава, я согласен стать на четвереньки. Даю согласие на этот позорный акт.
   - Идем домой, я тебя прошу. Это все страхи нагоняют, хотят, чтоб мы раскошелились.
   - Я сейчас к лифту и на первый этаж. Хошь со мной?
   Он нажал, лифт поехал...наверх: не на ту кнопку нажал.
  
   У кабинета Главврача сидела та же полная молодая дама и как только увидела постороннего человека тут же встала и заслонила входную дверь своей тыльной стороной и задала тот же вопрос:
   − Вы куда?
   − Я по вызову.
   − Наш главный врач никого не вызывает и ее никто не вызывает. Не путайте первый этаж с четвертным, элитным.
   − Ого, точно, перепутал, звиняйте и прощевайте. Глядите, чтоб с вашей главной ничего не случилось. Она хоть выходит из кабинета в течение дня?
   − Зачем?
   − Ну, как зачем? пи-пи, а-а.
   − Фулиган. Должна вам напомнить, что лифт работает, и он вас ждет.
  
   11
  
   В одно из воскресений Александр Павлович, собрав все свои силы, отправился на прогулку в Битцевский лесопарк. Настроение было скверное, силенок осталось немного, но, очутившись в лесу, где не слышен шум транспорта, а ноздри не щекочут выхлопные газы, он как бы расходился и почувствовал силу в ногах. А ноги несли его по лесным тропинкам то вверх, то вниз, а его легкие наполнялись ароматом, исходившим от деревьев и кустов и даже от слабо движущихся ручейков. Но его скромных сил хватило на два часа, а потом захотелось прилечь или хотя бы присесть. И тут на глаза попалась скамейка из толстых, немного подгнивших бревен. Экая прелесть эта скамейка, подумал он и присел, и даже задремал.
   А ночью начались боли, которых не было раньше. Лежа на диване, он поворачивался то на левый, то на правый бок, искал место, такое положение тела, где бы ему полегчало. Но такого места не было. Любое место было занято болью. Пришлось встать, набросить халат на плечи и уйти на кухню. Он присел, прислушался и вроде боль начала отходить: пожалела его.
   Уже на рассвете боль совсем ушла, и веки глаз начали слипаться. Судьба подарила ему два часа.
   Жена не стала будить, а когда муж проснулся сам, она услышала от него нечто такое - вспоминать не хочется.
   - Клавушка- голубушка, мне нужны деньги, много денег. На лечение. Меня эта карга, эта болезнь взяла за жабры. Таких болей я еще не испытывал. Это моя аденома проклятая. Вчера посидел в лесу на сырых бревнах и простудил...все, что ниже пупка.
   - Сколько?! - в запале спросила Клавдия, не моргнув глазом. Обычно она морщилась в подобных случаях, старалась перевести разговор в другую плоскость, а тут прямо, не в бровь, а в глаз. - Да говори, не ерзай, не чужая, чай.
   - Больше десяти тысяч рублей. Я уже узнавал, у меня теперь много однокашников. Все они бесполезно торчат у Шамова, который их не хочет лечить.
   Судя по выражению лица, Клавдия его не слушала. Она смахнула слезу, открыла шкаф и тут же извлекла норковую шубу, подаренную ей сотрудниками на пятидесятилетие. Вывернув ее наизнанку, она скрутила шубу, перевязала шелковой лентой крест-накрест, а сама надела на худые плечи телогрейку.
   - Слава Путину - нашему президенту - вот, какой плакат надо бы присобачить на эту солдатскую телогрейку. Это он, создав богатую страну, сделал нас нищими. Но долой политику, я побежала в ломбард. Деньги будут сегодня к вечеру. Там, должно быть, огромная очередь: счастливые советские граждане ищут способ выживания.
   - Клава, лапочка, не надо этого делать. Как ты выкупишь потом свою шубу, это же гордость нашей семьи.
   Но Клавдия уже закрывала за собой дверь.
   К вечеру Клавдия вернулась с шубой: ломбард закрылся на переучет. Объявление извещало граждан, что открытие намечается к празднику Великого октября. А это еще неделю надо ждать.
   - Ничего, - сказал Александр Павлович, - я тоже не лыком шит. - Завтра я этого Шамова возьму на абордаж. Схвачу его за горло и скажу: лечи, падло, иначе самому придется ходить по врачам. Так-то.
   Как и в прошлые ночи, он дурно спал, но боль потихоньку утихала, не чувствовала себя комфортно в его теле.
  
  
   ***
   Не хочу умирать - продолжение
  
   Утром, едва перекусив, отправился к профессору Шамову...без талона. Он буквально ворвался в кабинет. Врач уставился на посетителя, как на врага народа, посмотрел на него бегающими бесцветными глазками, над которыми торчали по три рыжие волосинки бровей, грозно произнес:
   ‒ Бунажку.
   ‒ Простите... я не понял.
   ‒ Бунажка это...это талон к врачу, кандидату медицинских наук Шамову. Вы же уже были у меня, а порядок нарушаете. И медицинскую карту, черт возьми, вы не взяли с собой, и не первый раз в полуклинике находитесь.
   ‒ Но я ...всю ночь не спал, у меня были жуткие боли.
   − Хорошо, спуститесь на первый этаж, возьмите талон и ко мне.
   Больной спустился на первый этаж, получил талон, согласно которому, недели две спустя, он имел право посетить Шамова.
   − Ну, вот талон. Дату перепутали.
   − Что с вами делать - ума не приложу.
   − У меня только сто рублей. Больше нет. Вот они...на пачку сигарет, как только раздобуду, принесу остальные, я уже знаю: такса не ниже пятьсот.
   − Гм, приучают вас помаленьку, да потихоньку, а то знаете, тут в этой поликлинике платят гроши, да еще заведующая нас обирает, не сильно, правда, по божески, но все же. Кроме того, она продает должности южанам. Вот, попробуйте, сходите к хирургу. И...короче, ближе к делу. Я вам выпишу направление на исследование. Если рак, придется ложиться в больницу, если нет, придете ко мне и в кармане...
   − Все−все, дальше не надо, я и так знаю, я...карман заполню...опилками.
   С подписанным и скрепленным печатью направлением Веревкин отправился к хирургу на том же третьем этаже. Кабинет был открыт, ни одного человека в ожидании не обнаружено. На другой стороне фойе тоже был кабинет хирурга, и там была очередь.
   Александр Павлович уменьшил шаг, как бы стал подкрадываться и кашлянул, поскольку молодой человек уронил голову в монитор компьютера.
   Это был тот же грузин, который путал хирургию с заготовкой дров.
   - Ничего нэ надо.
   − У меня талона нет.
   − Плохо, дорогой, но усо равно расскажи, зачем пришел, пачэму пришел. Надо дома сидеть, жена ублажать. У тебя молодой жэна?
   − У меня от уколов почернели ягодицы.
   − Покажи, дорогой. А, ничэго. Усо есть харашо. Будь здоров, дорогой, твой попа тэбэ послужит ишшо много лет. На бутылка пива дашь?
   − Доктор, ни копейки в кармане. А по поводу почерневший задницы я у вас уже был. И вы мне сказали : иди гуляй, я не специалист, это хирург.
   − Так ты же мужик, симпатичный мужик и выражений иди на п. для тебя должно быть радость.
   - Доктор, у меня яйца болят, вот что.
   - Отрезать надо, и выбросить на чертова мать. Хочешь - приступим на операция?
   - В другой раз доктор. А если мне идти на п., то тебе на х., − сказал Александр Павлович, и расхохотался.
  
   Спускаясь с третьего этажа по скользким ступенькам, Александр Павлович заглянул в кабинет кардиолога Оганесян, просто так ради интереса. Но к его удивлению, кабинет оказался пустым: ни одного человека в очереди, а в глубине, за компьютером, сидела красивая дама грузинка, постукивая по клавишам.
   − Извините, ради бога, мне только спросить. Талона у меня, правда нет, но будет, будет, я даже сейчас могу спуститься на первый этаж, извлечь этот талон из банко мата.
   − Заходи, не стесняйся, − сказала дама вежливо, как любая женщина грузинка, в генах которой самой природой заложено почтение к мужскому полу. - Что у тебя там?
   − Мне бы проверить кардиостимулятор.
   − А что такое этот стимулятор? первый раз слышу, ты, что−то путаешь, дорогой.
   − Нет, я ничего не путаю, честное слово. Я ездил заграницу три года тому и мне там поставили такой маленький моторчик, который помогает сердцу качать кровь, то есть пульсировать, а точнее, по-народному сокращаться. Даже если сердце остановится, моторчик его разбудит, как бы говоря: эй, просыпайся, работать надо...все десять лет, исправно, а потом меня заменят на другой.
   − У вас голова не кружится? мошки перед глазами не летают? Только спокойно, спокойно, не надо волноваться. Вот стакан с морсом, сделайте два глоток, это мне подарил предыдущий клиент. О Боже, посидите, я сейчас приду, − сказала дама, и сделала попытку подняться.
   − Сидите! я вам сейчас докажу. Вот разденусь.
   − Да что вы? передо мной раздевается только муж и больше никто. Вы не знаете армянских женщин. Армянские женщины верны своим мужьям до гроба, клянусь вам.
   Но посетитель уже расстегнул ворот рубашки, а врач закрыла глаза ладонями рук и опустила голову в подол.
   − Вот у меня тут в левом боку, ниже ключицы, не думайте, что ниже пупка, немного выпирает, что−то в виде пуговицы, только крупной декоративной пуговицы. Вы не бойтесь. Этот член, простите, выпирающий кусок кожи не кусается...
   − А я и не боюсь, у меня скальпель есть, − сказала дама вдруг бодро и подняла голову, − отрежу и сдам в утиль.
   − Вы потрогайте, чтоб убедиться. От него идут проводки прямо в сердце, они там как бы прилипли.
   − Гм, точно. И это помогает? Проклятые капиталисты, когда они уже загниют? Представляете, московский медицинский институт закончила, а что такое стимулятор, первый раз слышу.
   − Да, точно. Зато мы по ракетам впереди планеты всей. А на западе эти кардиостимуляторы носят даже молодые люди, скажем спортсмены. Правда, это удовольствие не из дешевых. Нам с женой пришлось машину продать. А теперь мне надо проверить аккумулятор в этом моторчике, а вдруг он же разрядился, и я однажды упаду и больше не встану.
   − Я узнаю, даю вам слово. Должен быть такой прибор в Москве. Даже если он в элитной больнице, где лечатся наши депутаты, министры, президент и прочие слуги народа, − я все равно узнаю: мой близкий родственник, вернее моего мужа − начальник налоговой инспекции юго−западного района Москвы Копатько. Миллионер, должно сам там лечится. Муж все обещает пристроить в качестве семейного врача этого Копатько, но все тянет, ревнует: Копаться - бугай, ему всего сорок, рожа, как у бугая и красная как помидор.
   − А вы могли бы полюбить такого человека?
   − О чем вы говорите, что вы себе позволяете? Вы говорите с женщиной из Армении...Впрочем приходите недельки через три и с талоном, а без талона нам запрещено принимать больных.
  
   ***
  
   Александр Павлович вышел из поликлиники, кишевший больными, в основном стариками и потому так похожей на пчелиный улей с дурным запашком, думая, что эти несчастные просто напрасно тратят оставшееся драгоценное время вместо того, чтобы наслаждаться днями драгоценной жизни. Он сам почувствовал усталость. Эта усталость была в ногах, они плохо несли его немолодое тело.
  
   12
  
   И точно. Бесполезное хождение по кабинетам поликлиники с так называемым бесплатным лечением, которым не перестают хвастаться коммунисты, когда с сожалением талдычат о прошлых временах, немного утомило Александра Павловича, и он решил сделать перерыв, чтобы отдохнуть.
   Была еще одна негативная сторона этого хождения - негативное отношение медицинского персонала и некоторых врачей, у которых на то были причины. Это могли быть семейные отношения, неурядицы с жилой площадью и ожидание очереди в платных поликлиниках. Когда же, ну когда же позовут и будут платить в два раза больше, чем в пролетарской городской поликлинике, в которой лечатся одни старики и старухи. Они слюнявые, нервные, от них несет за километр и им уже не суждено выздороветь, даже если применять передовые методы западной медицины.
   Нищие пенсионеры не знали этих причин, ибо если бы знали, были бы более снисходительны к своим врачам, а они наоборот, вступали в конфликты и даже жаловались. И Александр Павлович жаловался. Не кому-нибудь, а мэру Москвы Собянину. А мэр Собянин, как старый закаленный коммуняка, накладывал резолюцию одного и того же содержания: разобрать:
   Товарищу Писько Потребко. Разобрать, наказать, провести идейно- политический спич и дать втык.
   Писько Потребко ниже резолюции мэра, начертил свою резолюцию: Начальнику медицинской службы города Попову: Провести работу и дать нагоняй.
   Начальник службы города Попов тут же наложил свою резолюцию: начальнику управления ЮЗАО Свистюлькину!
   Обсудить данный вопрос на собрании
   Начальник мед службы ЮЗАО Раскорякина написала резолюцию на бумажке и приклеила сверх других резолюций.
   Главному врачу Вершининой: Работайте в том же духе. Усовершенствуйте методы взяток с застарелыми болячками. Учтите, в прошлом месяце вы районную казну не пополнили ни на один рубль.
   Главврач Вершинина тоже захотела наложить резолюцию, но уже не было места, и махнула рукой.
   - Надо провести собрание и пропесочить этого Александра Павловича. Давайте готовить всеобщее собрание.
   - Надо смотреть на этих немощных стариков, как на врагов народа. У вас должны быть щеки надуты, глаза злые, нос красный, а губы слюнявые. Ногами надо топать по очереди: то левой, то правой и выговаривать: кыш отсюда полудохлая свинья. Тебе все равно не выжить. Колумбарий тебя ждет как ребенок сбежавшей матери.
   - Еще, какие методы воздействия на больных и на симулянтов по принуждению кто может предложить? Не стесняйтесь товарищи, вернее господа. У нас демократия и всякие методы воздействия на больных годятся. Только не забывайте об одном. Если мы своих больных окончательно замордуем и поместим каждого в колумбарий, - с кем же мы тогда будем работать. Начнется сокращение штатов. Может получиться так, что останусь я одна и руководить, и помещение убирать, и приборы налаживать, и компьютеры..., а я больше всего боюсь компьютеров. Это капризные и злые машины, они такое могут выкинуть - писать захочется. Короче, за работу, товарищи. Но, одну минутку. Мэру столицы Собянину надо выразить благодарность за резолюцию, за заботу, за его внимание, переживание, за его пролетарскую принсипиальность. Да здравствует мир во всем мире. Меньше больных, больше мертвецов. Будьте верны моим наставлениям и повторите клятву Гипократа-Гипопотама!
   Одна и та же форма работы, одни и те же анализы, градусники под мышкой, а разница в зарплате просто умопомрачительная. Может, эти старики, которых никак и никогда не вылечишь и не виноваты, что у них пустые карманы и в этих карманах ветер гуляет, но это не меняет положения.
   Государство виновато: оно не платит ни врачам, ни пенсионерам, оно молчаливо относится к старикам, кому они нужны со своими бесконечными болячками?
   И посетители проявляют недовольство. Они злятся на врачей, а врачи, с каким-то пренебрежением относятся к посетителям. Среди недовольных, были и такие, кто справедливо утверждал: сколько бы врачу не платили, он все равно будет брать взятки.
   Подготовка врачей в стране, как и учителей, на нулевой отметке. Она всегда такой была, если не хуже. Здесь причин очень много и они всегда были. Часто молодые люди поступают не по зову сердца, а по желанию, точнее по принципу: лишь бы поступить, а куда, на какую специальность неважно. Этим вопросом никто не занимается. Некому. Да и никому это не нужно. Если руководство страны думает об одних ракетах, то повлиять на развитие общества таким образом, чтоб оно работало слаженно как оркестр, никогда не получится. Дьявол в образе человека однажды разрушил этот оркестр, а чтоб его восстановить нужно 500 лет как минимум. На западе не было Ленина и потому на западе во всех сферах жизни общества идеальный порядок. Недаром дочь кавказского "гения" Светлана Алилуева променяла цветущую страну, с перспективой построить коммунизм, на загнивающий запад.
  
   ***
  
   С другой стороны поликлиника с утра до вечера представляла собой настоящий кипящий котел, либо взбудораженный улей: одни и те же старики и старухи заполняли коридоры, шумели и даже вели себя недостойно в кабинетах врачей, требуя настоящей медицинской помощи, а не пустых обещаний и непрерывных анализов. Нельзя было не заметить, что врачи, словно сговорились, выписывали дорогие лекарства, не под силу больным, либо лекарства отечественного производства, начиненные мелом, которые могли испортить здорового человека. Среди этой толпы обреченных на вымирание находились и ушлые старушки, которые путем слухов и сведений, полученных от племянников и племянниц и от старых знакомых, что врачи и работники аптек это одна врачебная мафия глядит не на больного, а на его карман. И тогда врачам доставалось. Они больше всего боялись бунта и слухов. О врачах тоже ходили слухи. И если эти слухи доходили до врачей, работающих в платной поликлинике, претенденту будет отказано в приеме на новое престижное место.
   Главврач, чтобы не вмешиваться, закрылась у себя в кабинете на 4 этаже и целый год не показывалась на глаза больных
   Каждый больной мечтал попасть в больницу. Там не только кормили, но и давали уколы и врачи приходили. Они спрашивали, как самочувствие и, не выслушав больного, уходили в другую палату.
   Были случаи, что человек шел по коридору, упал и умер.
   Но, все это простить моно. Всякие случаи бывают в жизни, - ведь если вы начнете кричать во всю глотку, что вы умираете, к вам прибегут, ощупают и даже сунут градусник под мышку.
   Однако, редко кто удостаивался такой чести. Стариков отправляли умирать у себя дома.
   Врачи были заподозрены в том, что нарочно не излечивают больных, а гоняют по разным аптекам за дорогими лекарствами, и эти лекарства не что иное, как простой мел, окрашенный в коричневый и красноватый цвет. Они эти лекарства не помогают организму бороться со смертью, а наоборот приближают ее.
   Намеки, а иногда и ссоры тоже выводили врачей из себя. Попадались и ветераны, с медалями на груди. С ними надо было вести себя врачу, так как следовало себя вести врачу в любой клинике мира, что никак не вписывалось в нравственное состояние, вчерашних студентов−медиков советских вузов.
   Младший обслуживающий персонал вообще страдал невероятно от таких посетителей, начиная с раздевалки.
   Александр Павлович понял, что он является белой вороной в этом медицинском вертепе, к которому он привязан своим возрастом, местом жительства, и вместо отдыха снова побежал в поликлинику в надежде получить если не помощь, то хотя бы консультацию, не говоря уже о моральной поддержке. Супруга собралась выстирать его штаны пятилетней давности в стиральной машине и обнаружила в кармане направление на биохимический анализ, выданный три недели тому.
   − Это что? - спросила она.
   − Гм, я уже сдал кровь, буквально на следующий день. Вот, какой я молодец.
   − А где же результат?
   − Результат? Ты говоришь - результат? Ха, мне надо бежать. Он у Орловой. Как же это я совершенно о нем забыл, голова: два уха? Я - сейчас, − сказал муж, накидывая плащ.
   − Кепку не забудь, а то каким-то гнилым прыщом сверкаешь на лбу. За километр видно. Он у тебя все время увеличивается. Спроси у своих врачей, что это такое.
   − Да спрашивал я про этот прыщ, но врачи только пожимают плечами.
   − Ну, ладно, иди.
   Поликлиника недалеко от дома, время еще такое удобное, еще нет трех дня, но и не больше трех. Это время пере смены. Орлова собирается домой, а сменщица еще не подошла. И точно. Орлова копошилась в своей дамской сумочке и никак не могла найти миниатюрные ножницы, чтоб подстричь заусеницы на среднем пальчике.
   − Здравствуйте! О, чуть не опоздал.
   − Опоздал. Я уже не работаю. Закрой дверь с обратной стороны.
   − Закрою, закрою, только вы, уж извините за настойчивость, отдайте мне результаты моих анализов, и я уйду. Мочу там, кал, костный мозг и сопли.
   − Почему ... плоские карманы?
   − Вы имеет в виду без перчаток?
   − Без перчаток, но с мозгами.
   − А, я понял. Но..., в моих карманах ветер гуляет, честное партийное. Можете проверить. К тому же прошлый раз я вывернул эти карманы и вся пыль в вашем ящике.
   − Если бы не был женат, может и проверила бы, а так, что толку.
   − Но прошлый раз я немного позолотил ручку, правда, это было давно, недели три назад.
   − Кто старое вспомнит, тому глаз вон. Однако, я вижу, ты не уйдешь просто так. Подожди.
   Перед ней лежала кипа красивых пустых бланков, она их всех перебрала, бросила на стол и стала жаловаться:
   - Не могу найти и все тут.
   - Бунажку?
   -Да, ее. Помоги.
   - Да вот же у вас перед носом.
   - Гм, забыла очки. В пятницу конференция на тему: надо делиться.
   − Твой результат еще не пришел. Бывай!
   - Какой результат, я никуда не ходил. Вы написали на бланке и поставили дату прошлого года. Надо мной посмеялись и выставили за дверь.
   - Я выпишу новое направление.
   - Пишите.
   Орлова написала на бумажке и подписала, но дату поставила декабрем.
   - Но сейчас сентябрь.
   − Этого не может быть. В лаборатории мне сказали, что результат будет через три дня, а прошло уже три недели.
   − Поставь дату сам, рядом с моей.
   - Вы его забыли дома. Вернее, очки забыли.
   − Не хами. Дама в моем возрасте еще очков не носит.
   − Посмотрите, все ли у меня хорошо. Я такое количество результатов вижу в первый раз, но я в них ничего не понимаю.
   Орлова бегло пробежала и сказала:
   − У тебя все в порядке. Можешь больше сюда не приходить...со своим ветром в карманах.
   Саша спрятал маленький бесценный груз в портфель и вышел в коридор, заполненный пенсионерами. Хотя древних лавок, покрытых дерматином, и поролоном было немало, на которых сидели больные в ожидании, когда загорится лампочка и можно будет войти в кабинет врача, но мест явно не хватало и те, кто покрепче, терлись спиной о стену, выкрашенную масляной краской еще десять лет назад.
   От этих трений следы оставались, как мраморные ступени после двадцати лет от ног посетителей. У одной старушки вид был измученный, взгляд умоляющий, она не могла ни сидеть, ни стоять, ни, видимо, лежать.
   Наконец дошла до нее очередь. Родственники завели ее в кабинет врача, но врач всплеснула руками и не то тревожным, не то истерическим голосом, произнесла:
   − Это не ко мне, не ко мне, вам говорят. "Скорую" вызывайте, скорую! Вон туда садитесь на скамейку, с кресла она упадет. У кого мобильник, я сама вызову скорую.
   Посетители, стоявшие в очереди, притихли: каждый понимал и полагал, что врач права, что обращаться в поликлинику не было смысла и, боясь, что с каждым может подобное случиться, притихли и опустили головы.
   Врач выскочила, зло хлопнув дверью, и куда−то побежала, должно быть на четвертый этаж к королеве, то бишь, к директору.
   Саша по семенил к лифту подальше от преддверия смерти, но во дворе поликлиники уже стаяла машина "Скорой помощи".
  
  
   13
  
   Дома вместе с супругой Александр Павлович изучали многочисленные пункты биохимического анализа крови, за прошлый год, но так ничего и не поняли.
   − У, кровища! да это же не просто жидкость! - произнес Саша, а супруга ответила ему хохотом.
   − Завтра тебе к дерматологу. Это далеко, на другом конце Москвы. Тамара это моя подруга, когда−то вместе учились. Теперь у нее свой кабинет. Свой - понимаешь? А у нас ничего нет.
   − Как же нет? А я? А мои болячки?
  
   Дерматолог Тамара принимала по записи, однако посетителей у нее было катастрофически мало. Видимо сказывалась ее манера обращаться с больными, у кого появлялся прыщик на лице, на губе, в носу и никак не исчезал, несмотря на всякие примочки и домашние процедуры. Она была настолько внимательна, добра и элегантна, что Саша заподозрил недоброе. Понравился, подумал он, но тут же понял, что он морально устойчив. Она танцевала вокруг этого прыщика свыше часа, разглаживала кожу на лбу, вспрыскивала и вытирала салфеткой, а потом увлажняла.
   Пациенту надоела эта возня, и он сказал:
   − Тамара, у меня просьба и от супруги тоже просьба : посмотрите результаты анализов, а то мы в них ни бум−бум.
   − Нет ничего проще, − сказала Тамара, радуясь прерванной пустяковой работе.
   − У меня в портфеле, можно я встану.
   − Да, да. Не могу же я вас держать до десяти вечера.
   Она пробежала глазами мои анализы и ахнула:
   − У вас почти не осталось железа в организме, как же вы ходите? Еще немного и летательный исход. Разве вам ваши врачи не сказали? Да это же..., за такие вещи надо отдавать под суд вашего участкового врача.
   − А что значит летальный исход? Потом это результаты прошлого года, за этот год терапевт Орлова не может найти. Надо подождать.
   − Летальный исход значит - смерть!!! я позвоню вашей жене и скажу, что ей надо делать и...и немедленно.
   − Сколько я должен, Тамара?
   − Одну тысячу всего лишь. На городской транспорт не садитесь, берите такси. Вам может стать плохо, вас могут упечь в больницу, вы понимаете это?
   − Понимаю.
   − Как же вы ходите? у вас голова не кружится?
   − Кружится. Я все время думаю: что-то с мозгами. Иногда мне хочется танцевать на площади или бежать за автобусом.
   − Мозги тут ни при чем. У вас дефицит железа. Отклонение от нормы почти восемьдесят процентов. Разве ваш лечащий врач не говорила вам об этом? Это обязанность врача-терапевта.
   − А, она в эти результаты даже не заглядывает. Можно и ручку позолотить, все равно результат анализов не посмотрит. Но что теперь делать?
   − Как что? принимать железо. Оно в таблетках, в уколах. Лучше в уколах. Срочно в аптеку, а, я обещала позвонить. Пусть ваша супруга сбегает, пока доберетесь до дома, лекарство уже будет у нее на руках.
   − Она мне сама укол даст, она это хорошо делает.
   − Ну, вот и отлично. Ко мне придете на следующей неделе. У нас начнется процедура вытравливания вашей болячки на лбу. Вы только с этим не шутите. Может, придется сдавать анализы. Мало ли что там! Мозг ведь рядом. Ну, все, чао. Свою Галочку за меня поцелуйте.
   Уколы железа оказались очень болезненны, но результативны. В течение 21 дня баланс железа в крови восстановился, и состояние самочувствия настолько улучшилось, что Александр Павлович начал улыбаться. Казалось, сердце стало лучше работать, мозг начал выдавать всякие идеи, потянуло на шутки, и даже на мелодии, которые он произносил только для себя.
   Все было бы хорошо, но тут, неожиданно, прихватил коренной зуб: надо было убить либо нерв, либо зуб удалить, а нерв оставить, как рубят голову, а туловище оставляют. А может два зуба сразу, просто болячка срослась.
   Пойду−ка я в платную, решил Саша, не зарежут ведь, правда?
   Платная зубная поликлиника находилась почти рядом с городской поликлиникой для бедных. С некой дрожью в коленях Саша подошел к массивной двери, потянул на себя круглый медный шар и вошел в приемную увешанную зеркалами. Ступая по мягкому ворсистому ковру в мертвой тишине, он и не заметил, как ему навстречу поднялась девушка с приветливой улыбкой на лице. Тень удивления появилась на ее лице, но она быстро с этим справилась и сказала:
   − Здравствуйте! если вы первый раз, вам нужен предварительный осмотр, он будет стоить одну тысячу двести рублей. Вам скажут характер болезни, сколько обойдется лечение и сколько для этого потребуется времени. Можете присесть в это кресло, попить морса. Ждать придется не более пяти минут.
   − Все хорошо, спасибо, у меня с собой только тысяча, я недалеко живу, сбегаю, возьму еще тысячу, а то и две, чтоб уже было все точно, без сдачи там, без недостачи. Можно так?
   − Можно, почему же нельзя. Если бы вы не были у нас новичком, мы бы вам поверили, и вы могли бы принести в следующий раз недостающую сумму.
   − Тем более, тем более, только вы не смотрите на меня так, я вовсе не бомж, у меня просто философское отношение к внешнему виду и к одежде в частности. Есть такой герой в мировой литературе Гобсек, он был очень богатым человеком, а ходил в стоптанных башмаках и рваной одежде. Когда пришлось умирать, спустился в подвал и лег на груду золота, где и отдал богу душу. А может дьяволу. Я не такой богатый как этот Гобсек, но...
   − Понятно, понятно, − повеселела девушка и стала вдвойне вежливее: юркнула вперед и открыла дверь для посетителя. - Глядите, там ступеньки, они крутые, не поскользнитесь.
   Едва мягко закрылась массивная входная дверь, Саша расхохотался над ситуацией, над самим собой, над тем, что он попал сюда первый и последний раз и что он был немного Гобсеком всю жизнь, но только в мечтах, которые просто не могли стать реальностью.
   − Ну что, пойду в дом смерти, − сказал он себе и направился в поликлинику, где лечили, а точнее калечили бесплатно.
  
   На последнем четвертом этаже, куда он не смог добрался без лифта, чувствуя тяжесть в левом боку, размещалась и администрация поликлиники в правом крыле, а в левом − престижный зубной кабинет, который воевал не на жизнь, а на смерть, чтоб получить право стать платным.
   Таинственная дама, директор поликлиники и ногами и руками была за такой кабинет, вышестоящее начальство, департамент по медицинскому обслуживанию населения юго−западного административного округа тоже был за, оставались кое−какие мелочи, и зубной кабинет выходил из круга мертвых. По медицинскому обслуживанию населения.
   Уже сейчас, какой−то босс, бесспорно московский вор, или бандит, закупил шесть шикарных импортных кресел. Заняв одно из них, вы находились в полулежащем положении.
   Александр Павлович рванул дверь на себя, сколько было сил, и был поражен: в просторном кабинете не было больных. Кресла пустовали. Но тут же грудью стала лаборантка: куда, зачем, кто разрешил?
   ‒ Да я только спрошу, ‒ сказал Веревкин и пошел грудью на грудь, и лаборантка отступила. Он направился к окну, где в своем обычном кресле сидел зубной врач Князьков. Он глядел в окно и ковырялся в собственных здоровых зубах при помощи специальной зубочистки. По привычке, должно быть.
   ‒ Извините, я...я ...только спрошу, а если можно и покажу...один зуб. Всего один. Мне пока ничего не надо делать, только глянуть и сказать, как быть дальше.
   Князьков даже не повернув головы, слегка улыбнулся, потом нахмурился и продолжил свое занятие, как ни в чем не бывало. Веревкин застыл в молчаливой позе и где-то, пять минут спустя, кашлянул.
   ‒ Как вы все надоели со своими зубами! Идут, и идут, с гнилыми зубами и требуют невозможное. И когда это кончится? Вот, вы...какого черта вваливаетесь? У вас талон? Покажите талон! Я вообще не принимаю. Никого, надоели все! Впрочем,...платите 600 рублей, и я, так уж и быть, загляну вам в рот. Но только загляну, не больше того. Мы теперь платные. Нам разрешили открыть в этом помещении платное отделение. Осталось только поставить печать, чтоб ткнуть вам нос это разрешение городского департамента. И мы все гуртом ‒ платные. Хватит за гроши работать. Пенсионеры конечно к нам перестанут ходить: пенсия мала. Но...зачем пенсионерам зубы? Кашу хлебать можно и без зубов. Ну что? где медицинская карта? Будете платить шестьсот рублей? тогда без карты. Шестьсот рублей заменят вам и талон, и медицинскую карту.
   ‒ У меня карта внизу. Шесть сот рублей...дома. Сейчас принесу медицинскую карту. Только...работает ли лифт? мне подниматься на четвертый этаж без лифта невозможно: я после операции на сердце.
   ‒ Давайте, давайте, дуйте, как говорится, ‒ произнес Князьков и расхохотался. − Вниз спуститесь, а наверх, уж как получится. Но я не советовал бы вам подниматься на четвертый этаж без лифта. Впрочем, одним пенсионером меньше. Попробуйте подняться без лифта.
   − И шестьсот я найду. Больной Веревкин все найдет, если потребуется. Вы только не уходите. Впереди выходные, а зуб того...ноет, черт бы его побрал, этот зуб. А тыкать мне в нос разрешением из департамента не нужно, я и так верю. Можете ткнуть себе в задницу.
   − Настырный какой! что ж, буду ждать. Это последний бесплатный осмотр, а хотя нет, шестьсот рубликов на бочку, так? Значит договорились.
   Александр Павлович, благо лифт работал, спустился на первый этаж в регистратуру.
   ‒ Медицинскую карту, девочки, срочно, я к зубному, а то они все уйдут. Князьков за шестьсот рублей согласился заглянуть мне в рот, представляете, какая удача...
   Ошарашенная таким напором информации сотрудница спросила адрес места жительства, стала рыться в картотеке и ничего не нашла.
   ‒ Нет вашей карты.
   ‒ Не может этого быть! Я же вам сдавал буквально вчера. Это было без десяти восемь вечера.
   ‒ Хорошо, еще раз посмотрю. Вы только не волнуйтесь так, а то у вас желваки танцуют на лице.
   ‒ А вы к зубному? ‒ спросила другая женщина.
   ‒ Так точно, только скорее, прошу вас.
   ‒ Лиля, он к зубному, не ищи. Это другая, специальная карта. Сейчас я ему выпишу. Потерпите немного.
   ‒ Не терпится, мне уезжать. Завтра, у меня билет на поезд в кармане, ‒ солгал Веревкин.
   Она выписала карту, ввела данные по паспорту и сказала:
   ‒ А теперь поднимитесь на третий этаж, комната 337 для подтверждения, что вы есть, то бишь, что вы это вы, а не кто-то другой.
   ‒ Как это? Я вот перед вами, вы, что не видите меня?
   ‒ Эй, вы не понимаете. Нужно подтверждение, что вы это вы, а не кто-то другой. В коммутаторе, то есть в компьютере вы должны значится, как москвич, как гражданин России. Я-то вас вижу, но я не знаю: а может вы хранцуз или мусульманин. Словом, идите на третий этаж. Это недолгая операция.
   ‒ Операция? О, боже мой! Я уже перенес одну операцию. А как же зубной? Они ить все, уйдут. Я остаюсь с больным зубом, а зубная боль отражается на сердце, а я перенес операцию на сердце, недавно вернулся из больницы, − пробовал сочинять Веревкин.
   Обе девушки в регистратуре пожали плечами, Александр Павлович махнул рукой и побежал к лифту, который, просто молодчина, тут же доставил его на третий этаж.
   На третьем этаже кабинет подтверждения оказался свободным и процедура подтверждения, что он есть он, что он это он, а не мусульманин из подворотни, заняло несколько минут, и Александр Павлович без лифта поднялся на следующий четвертый этаж. Князькова уже не было, но его поманила пальчиком довольно рослая, статная дама и усадила в шикарное кресло.
   ‒ У меня...
   ‒ Я все вижу, можете не говорить. Приходите ко мне завтра, в восемь утра. Я вам тут напишу на талоне, уже использованном, а то забудете. Не волнуйтесь, все будет хорошо. А сейчас можете встать и быть свободным. Всего хорошего. А на Князькова не обращайте внимания, он у нас...того... не того.
   ‒ Я вам...того, запла...
   ‒ Тс, молчите, это взятка, а коль мы официально открываем платное отделение, то нельзя вслух, а втихую положить на тумбочку, сказать спасибо и уходить, так чтоб никто не видел, что вы уходите. Вы поняли? То-то же.
   Александр Павлович спустился на первый этаж на лифте, получил пальто в раздевалке и счастливый, направился домой. И боль начала утихать. Чудо какое−то да и только. Воздух был прохладный с небольшим запашком неизвестно, какого происхождения, должно быть от выхлопных труб огромного количества машин, но на душе было хорошо. Он без талонов ухитрился пробраться к зубному врачу. А ведь это немалое достижение. Теперь осталось атаковать кандидата наук Шамова.
  
   14
  
  
   Утром, на рассвете он заснул, а когда проснулся, бросился к компьютеру, который мог дать ответ на любой вопрос. Но там говорилось о том, что чистотелом невозможно победить эту болезнь. Чистотел лечи, но не излечивает. А врачебная мафия не допускает таких лекарств, которые лечили бы болезнь. Что они будут делать и не только они, но и врачи и аптечные работники, если человек купил лекарство, принял его и выздоровел. В народе говорят: нет такой болезни, которую нельзя было бы вылечить. Медицина не заинтересована в здоровье нации. Ей чем больше больных, тем больше прибыли.
   Медицина - это вертеп, куда надо все время возвращаться. Александр Павлович оделся и вернулся в свой вертеп, а вертеп, как и прежде, кишел народом, как и прежде он походил на пчелиный улей, с той только разницей, что пчелы тащили в улей мед и массово отправлялись обратно. А в поликлинике люди бесполезно бродили по этажам, не подозревая, что им не окажут здесь никакой медицинской помощи.
  
   По этажам бродили пенсионеры и даже молодежь, но больше пенсионеры, словно прогуливались вдоль по центральной улице столице, Тверская.
   А вот, почти под потолком на верхнем этаже висел листок бумаги, испещрённый закорючками. Это, утвержденный план пожарной безопасности, под непонятной аббревиатурой и только там указана фамилия и инициалы таинственного главного врача поликлиники.
   Саша прошел в правое крыло, где за массивной дверью пряталась администрация, но, как и в прошлый раз, его не пропустили к главному врачу, руководителю поликлиники. Статус больного пенсионера не давал право пройти в кабинет амбициозной дамы, назначенной на эту должность по великому блату, либо за баснословный гонорар.
   ‒ Гм, жаль, ‒ сказал он секретарю, что сидела за столиком, преграждая путь к входной двери главного врача. ‒ Тогда хоть расшифруйте мне эту аббревиатуру. Я никак не пойму, что значит ГБУЗ ГПБПЗДРА.
   ‒ Это полуклиника.
   ‒ А дальше?
   ‒ Зачем вам это? Кому нужно, тот знает.
   ‒ Ну, тогда хоть скажите, как увидеть королеву?
   ‒ Номер нашего лечебного учреждения я вам сказала. В Москве сотни поликлиник, а наша двадцать вторая, самая лучшая. Все, не мешайте работать. Ходят тут всякие...
   ‒ А я на вашу поликлинику напишу жалобу мэру столицы.
   ‒ Хоть президенту.
   − Ну, тогда до завтра.
   − До завра в следующем году.
  
   На следующий день, в восемь утра Саша стоял у закрытой двери зубного врача Калининой. Оказалось, что он опоздал. Из кабинета выскочила медицинская сестра и побежала в другой кабинет, а больной в это время все разглядел. И врач Калинина была на месте. Такая же высокая, хорошо одетая, озабоченная, в массивных очках, она ковырялась в зубах какой-то дамы неопределенного возраста. Стрелки на часах перевалили за цифру восемь давно и приближались к девяти, а дама все не вставала с кресла. И только в десятом часу встала, как курица с гнезда, и ушла довольная. Калинина вышла к двери и позвала нового больного с талоном в руках.
   ‒ А как же я? ‒ спросил Александр Павлович, который и без того уже был на взводе по причине длительного ожидания.
   ‒ Я вас не помню. У вас, что − талон на восемь утра? ‒ спросила Калинина.
   ‒ Ну, вот вы же мне написали на бумажке, это же ваша рука. В восемь ноль-ноль быть у вас.
   ‒ Ах, да, точно, это мой почерк, заходите. Скажите, что вам надо делать.
   ‒ Убить нерв и запломбировать...один зуб, ‒ обрадовался Александр Павлович.
   ‒ Видите ли, у вас металлическая коронка, сейчас такие уже не ставят, это продукция прошлого века, вы, что из периферии? у вас паспорт при себе? давайте посмотрим. Мне нужна только прописка. Ах, да, точно, но, знаете, я не могу портить дорогостоящий инструмент. Поезжайте сначала на Ленинский проспект, там вам снимут коронку, а потом с талоном ко мне. Талон можно взять в автомате на первом этаже.
   ‒ А вы не можете снять коронку? Это же так просто. Я заплачу, компенсирую, так сказать...
   ‒ Видите ли, инструмент стоит очень дорого, у вас нет таких денег, я по вас это вижу. Потом мы уже переходим на платный режим, а платный режим...знаете, сколько это стоит? Вы не потянете, я по вас это вижу. Все, вы свободны.
   Этот приговор был произнесен таким властным тоном, что Александр Павлович, даже не успел возразить, как уже очутился за дверью.
   ‒ Не получилось, не повезло, эх, каналья, а зуб-то ноет, чтоб ему плохо было. Куда теперь? Но ничего, может, податься к профессору Шамову?
   Злой на себя и на работников поликлиники, он вместо Шамова, открыл дверь терапевта Орловой за результатом анализа мочи.
   ‒ Так вы уже были не то сегодня, не то вчера и сама уж не помню. Что это вы так врываетесь, без стука, без талона, без согласования, а может я тут губы крашу... Ах, да, вы за анализом. Но если уж если так вам нужен результат этого анализа, ищите его сами. Я уверенна, что его в этой кипе бумажек нет. Я без очков, видите? значит, я вижу хорошо. Посмотрим, что у вас получится. Гм, отвернитесь, у меня тут дама сидит, я ей грудь начну осматривать.
   ‒ Если бы другое место..., ‒ произнес Веревкин, отворачиваясь, ‒ то...
   ‒ Фулиган. К тому же стар уж...
   Веревкин стал перекладывать бумажки с результатами анализов так похожими одна на другую и сразу увидел свою фамилию.
   ‒ А это что?
   ‒ Результат анализов. Видимо, его только что принесли, а я не заметила. Я в это время между лопатками...порядок наводила. А вы можете взять с собой эту бамашку, коль она так дорога вам. И на этом наше сотрудничество будет закончено.
   ‒ И возьму, куда деваться, хотя мне кажется, что вы, как опытный врач, должны его внимательно прочитать и согласно данным, согласно результатам этого анализа назначить мне лечение.
   ‒ Лечитесь сами, как хотите, так и лечитесь. Записывайтесь к врачам, у нас почти сто человек здесь работает. Даже если у вас пятка чешется ‒ вылечат.
   ‒ Ну, Сталина Феликсовна, я того, подброшу еще немного, поймите, я пенсионер, не так богат, как другие.
   ‒ Тогда нечего шататься по коридорам да по кабинетам, отвлекать врачей. Ваше время ушло. Надо готовиться...к погребению.
   ‒ Сталина..., вы сволочь. За что взяла пятьсот рублей, я жаловаться буду.
   ‒ Сейчас все жалуются. Свобода. К тому же, кто видел? у вас свидетели есть? тогда неча поклеп возводить.
   Не сказав "до свиданья", Веревкин вышел из кабинета и направился к Шамову в правое крыло.
   Кабинет оказался закрыт. Больные, что толпились у двери, сказали, что его срочно вызвали, и он на вызове. Обещал быть...до семи часов.
   Расстроенный донельзя, он извлек лист бумаги и стал показывать свои анализы рядом сидящим больным, но никто ничего в них не понимал.
   ‒ А вы зайдите в платную поликлинику, она здесь за углом. Двести рублей, и вам все расскажут. И результат биохимического анализа растолкуют, а то наши врачи неспособны. Там такие вежливые, такие внимательные врачи, голова от них кружится. А тут дерьмо одно.
   ‒ Спасибо, но я уже был. Там лечат зубы, а что касается мочи, то это дело Орловой.
   Прошло около часу, но Шамов так и не появился. На другой скамейке сидела пожилая женщина в черном платке, и все время вытирала глаза. Александр Павлович побоялся к ней подойти предложить хоть какую−то помощь, но плачущая дама сама стала рассказывать рядом сидящий даме, что ее зять умер в реанимации в одной из городских больниц из−за того, что врач не захотел подойти к нему в самый критический момент. Медицинская сестра, что дежурила у больного, умоляла врача Поперденко подойти к больному, но получила категорический ответ:
   − Пусть подыхает. Мы ему сделали сложную операцию на желчный пузырь, а он, скупердяй, не дал нам ни копейки.
   Так и умер Женя, оставив двух маленьких детей сиротами.
   Саша сидел и наливался злостью.
   − Надо накатать жалобу мэру города, − сказал он мужикам, сидевшим слева и справа. - Это же безобразие.
   − Оно бы не мешало, и еще подписи можно собрать, коллефтивную, так сказать жалобу. Мэр у нас новый, сибиряк, непривычен к взяткам и грабежам как этот Лужман, или Кац.
   В это время дверь кабинета Шамова открылась, но в кабинете сидел не Шамов, а другой, молодой, худощавый парень с какой−то радостной улыбкой на лице. Вышла бывшая помощница Шамова и объявила:
   − Сегодня прием в общей очереди у господина Шамова, а все последующие дни только по талонам, прошу не забывать об этом.
   Александр Павлович был пятым в очереди, но не прошло и пяти минут, как он уже зашел в кабинет. Шамов, не глядя на больного посетителя, тут же дал ему рецепт с надписью "Простамол" и добавил:
   − Приходите в следующий раз.
   Посетитель не успел раскрыть рта, чтобы сказать, что этот "Простамол" продается в аптеках без рецепта и что это не лекарство, а говно, как раздалась команда:
   − Следующий.
   Больной быстро спустился на первый этаж, оделся, вышел на улицу, завернул за угол и в платную поликлинику. Но она оказалась закрытой ‒ выходной день. Ни с сего, ни с того, выходной день.
   ‒ Гм, псы! обязательно напишу мэру Собянину. По всей видимости, Шамов удрал в платную поликлинику. Надо их, малость, пощипать. Даром деньги получают и еще больных, нищих пенсионеров обирают. Откуда я по пятьсот рублей каждый день буду приносить, если у меня на квашеную капусту не хватает, если на шее жены пребываю.
   15
  
   Веревкин подошел к кабинету Шамова за десять минут до начала приема, что значился в его талоне, но там уже на длинной лавочке, покрытой дерматином, сидели больные старики и старухи. У них тоже были талоны и согласно этим талонам, они уже давно должны были пройти прием у Шамова. Но Шамов не появлялся. Дежурная медсестра выходила с виноватым видом и объясняла отсутствие Шамова тем, что они якобы на вызове, у кого−то седалище полностью вышло из строя и это грозит непредсказуемыми последствиями.
   Больные озабоченные своими болячками, нервничали, а чужое седалище им было до лампочки. Нервозные старушки стали поговаривать, что лучше было бы возродить старую традицию − создавать живую очередь, а то с этими талонами одна путаница: нужен прохфессор, чтоб разобраться. И Веревкин так стал думать. Он начал им поддакивать и тут же стал своим. Но чтоб эту новую традицию, она никак пока не приживается, поменять, чтоб отменить талоны и возродить живую очередь, как это было раньше, надо пробраться к главной врачихе, к мадам, к которой нет доступа как к ядерной кнопке. А у нее нет приема, она не желает разговаривать с пенсионерами, потому как у всех так много болячек, что в них можно запутаться, как мухе в паутине. Да и лечить их бесполезно, болезни только усугубляются.
   Один старый посетитель, с впалыми глазами, налитыми кровью, сидел на жесткой скамейке, опираясь то на одну, то на другую руку. Должно быть, позвоночник не выдерживал тяжести его массивной фигуры, жаловался на то, что он давно сидит, и что если была бы живая очередь, он мог пройти еще до того, как Шамов куда−то убежал.
   − Что хотят, то и делают, чтоб он простатитом заболел, чтоб потом у него аденома появилась, и была у него бельмом на глазу, − высказалась одна старушка, у которой горб был так высок, почти выше головы, и смотрела она только в ноги, даже не пытаясь задрать свою седую голову. − А я...я уже неделю не посетила общественное место, а када посещала, то без пользы.
   − Утром, не вставая с кровати, сделайте пять-шесть глотков холодной воды, − сказал Александр Павлович. − Может это то, что вам нужно.
   Ему было жаль старуху, которую возможно бросили дети, внуки на произвол судьбы. По ее фигуре, по тому, как она сидела, как морщилась от боли, было видно, что у нее не все хорошо дома. Известно: дети это цветы жизни на могиле родителей.
   − Скорее бы все кончилось. Я не живу − мучаюсь, мешаю своим близким и потому они ждут, не дождутся, когда я перестану дышать. Единственное место, где я могу найти понимание, это полуклиника, это добрые, обходительные врачи, особенно, когда я что−то сэкономлю и принесу им сотню−другую. Они могли бы мне помочь, ежели бы у меня что-то было в карманах побольше, но...в моих карманах ветер гуляет уже третий месяц. Внучек Слава пролез в тумбочку и все, шо было выгреб, каналья, шоб у его запор появился, када вырастет. Пензия маленькая, не заслужила. О, кажись, идут..., прохфессор идут. Я первая, я ненадолго.
   Однако это был не профессор, а Шамов, молодой, задорный, он высоко нес голову, а на тех, что сидели на лавочке в ожидании смерти, даже не посмотрел.
   Он прошел дальше, в свой кабинет и закрыл дверь изнутри. Ждите, приговоренные.
   Александр Павлович выяснил, что больные с талоном на 15 часов все еще ждут очереди, в то время как часы показывают половину пятого. Он махнул рукой на всю эту не стыковку и присел позади всех посетителей.
   Когда подошла его очередь, уже было половина седьмого вечера. Четыре часа в очереди это только начало, и если бы не эта единственная скамейка, куда можно присесть и отдохнуть, пришлось бы туго. За ним заняли еще три человека, но теперь он уже был первым. Дождался. Поскольку никто не приглашал, Веревкин стал рваться в кабинет сам, но медицинская сестра всякий раз выпроваживала его обратно, повторяя одни и те же слова:
   − Он занят, он занят, у него тяжело больная дама. И он там ей сует, только не подумайте что-то такое поганое; он сует ей палец, сами понимаете, куда, во, слышите, она стонет, − говорила медсестра почти шепотом.
   Этот стон вызывал улыбку у медицинской сестры и какую-то злую гримасу. Казалось, она сама рвалась туда, но почему-то воздерживалась от опасного для врача и для себя шага.
   После третий попытки Веревкин застал Шамова за рабочим столом. Он все вытирал испарину на лбу, глубоко дышал, казалось, ему не хватает воздуха. Тем не менее, он вытянул руку и сказал:
   ‒ Бунажки на стол!
   ‒ Вот талон.
   ‒ А медицинская карта?
   ‒ В регистратуре сказали, что медицинской карты нет, она должна быть у вас.
   ‒ Идите, скажите, пущай ищут, пока не найдут. У меня вашей карты в жись не было. Я все сказал.
   Веревкин выскочил из кабинета и спустился в регистратуру. Девушка тут же подошла к окошку с улыбкой на молодом лице.
   ‒ Сейчас, подождите немного.
   Девушка ушла вглубь, затерялась между стеллажами, недолго рылась на полках, но вернулась ни с чем.
   − Куда девалась ваша карта, не могу знать. В ячейке, где она должна быть, ее нет. Скажите врачу, пусть у себя поищет.
   − Он уже искал и не нашел.
   − Пусть ищет, как следует.
   − Ну, хорошо.
   Веревкин поднялся на третий этаж. У Шамова уже сидел мужчина.
   − Ну что? иде карта?
   − Сказали: у вас.
   − Спуститесь и скажите, что у меня вашей карты нет.
   − Я уже говорил.
   − Еще раз скажите.
   В регистратуре на первом этаже к окошку подошла та же девушка.
   − Карту!
   − Как фамилия?
   − Я уже вам говорил.
   − Вас тут много. С утра до вечера человек пятьсот проходит, всех не упомнишь.
   − Веревкин.
   − Подождите, веревка.
   Она вернулась так же быстро и точно так же развела руками.
   ‒ Скажите этому молокососу, что в регистратуре сказали, чтоб он вас принял, а медицинскую карту я ему передам.
   ‒ Хорошо, я так и сделаю, спасибо, ‒ сказал Веревкин.
   ‒ За что спасибо?
   ‒ За то, что не нашли.
   ‒ Все будет в норме. Пойдите, скажите, что мы сказали, а если он сделает квадратные глаза, пусть он скажет вам, а вы скажете нам, что он сказал вам, чтоб вы сказали нам. А мы скажем вам, что сказать ему. Договорились?
   ‒ Чертовщина какая-то, ‒ произнес Веревкин, поднимаясь на третий этаж. Он рванул дверь на себя и вошел без очереди. Шамов широко раскрыл глаза.
   ‒ Карты нет, то есть, она сейчас уже есть, когда меня нет на первом этаже, карта появляется, а когда я появляюсь у окошка, медицинская карта исчезает. Но они сказали, чтоб я сказал вам, а вы скажете мне, я спущусь и скажу им.
   − Скажите, что у меня вашей карты нет.
  
   У Александра Васильевича стал высовываться язык, который просился на плечо, когда он очутился у двери Шамова с пустыми руками. Теперь у него сидела дама, пришлось ждать.
   − Бунажку нашел?
   − Не нашли.
   − Пущай заведут новую медицинскую карту. Идите вниз.
   − Послушайте, профессор! мне надо будет вызывать скорую помощь: мое сердце не выдержит.
   − Ничего. Укол от простуды дам, и все пройдет. Не такое здесь бывало. Лифт работает?
   -−Кажись.
   − Ну, тогда у чем дело?
   Александр Павлович медленным шагом дополз до лифта и когда он открылся, быстро юркнул внутрь, потому что лифт быстро закрывался без нажатия кнопки. Девушка, что только что отправила его в третий раз на третий этаж, подошла к окошку и, сохраняя очаровательную улыбку на лице, сказала:
   − Вы знаете, как только вы ушли, ваша карта нашлась. Это...это какое-то волшебство. Такое случилось в первый раз. Уж не обессудьте. Но я знала, что вы придете, потому что деваться некуда. Вот забирайте свою медицинскую карту, хоть и не положено выдавать на руки больному, но в порядке исключения.
   Шамов сидел у себя, и все время посматривал на часы. Когда Александр Павлович положил карту на стол, он, держа мобилку у левого уха, изрекал: чичас буду.
   − Но вы уж меня не покидайте. Я оголюсь, вы гляньте на мой зад и коленкой под зад, и готово.
   ‒ Я скажу вот что: приходи через неделю, а лучше через две, но с талоном и я осмотрю...всю твою урологию, но не вздумай, кому сказать, что я тебе сказал.
   ‒ Профессор! Да чтоб я? никада такого случиться не может. Чтоб я единственного профессора на всю округу, на весь район, на всю Москву продал, такого никада не случится.
   − Я не профессор, я обыкновенный врач.
   − Так мы вам присвоим...за добросовестное отношение к работе и уважение к больным. Вон не прошло и двадцать минут, как вы двадцать человек осмотрели, а одной даме даже совали...
   − Это вас не касается.
   − Понял, так точно, есть.
   ‒ Гм, черт, подлизываешься, ‒ миролюбиво сказал Шамов. ‒ Обнажайся и ложись на кушетку.
   ‒ На спину или на живот?
   ‒ На левый бок.
   Веревкин с радостью улегся и приспустил штаны.
   ‒ Колени поджать к животу! ‒ приказал он, засовывая указательный палец, куда положено. ‒ Ну, знаешь, что-то есть, а когда что-то есть ‒ это сигнал. Необходим глубокий анализ. Мне тут надо гайки подвернуть на новом аппарате, а этот аппарат почти тоже, что и я. Приходи через неделю, а лучше через две...с картой и талоном. Все, можешь быть свободным.
   ‒ Благодарю вас!
   − О, какое взаимопонимание лечащего врача и больного. Как в Англии. Я там проходил практику. Там врач мужчина даже целуется с больным мужского полу. Если больной понравился, то есть пришелся по душе. Я тогда сказал себе: и я, Шамов, буду так поступать. Но здесь, в этой занюханной поликлинике меня не поняли. Главврач стала на дыбы. Целоваться с больными − ни в, какую. Короче, пока. Через неделю, лучше через две. Можно и без талона.
   ‒ А без медицинской карты?
   ‒ Это уж я не могу знать. Придешь через две недели, и я скажу, нужна эта карта или не нужна. Тут еще и лаборантка скажет свое слово, понимаешь. Поэтому если ты, если у тебя в кармане заваляется конфетка для будущего кандидата медицинских наук Шамова, то надо, чтоб там были две конфетки, а не одна, ты понял?
   ‒ Да, но пенсия у меня с гулькин нос. Недавно назначили по возрасту. Меня выпихнули с работы досрочно. Как в Турции: коленкой под зад. Двух лет не хватало до пенсии.
   − Меня это не интересует, хотя...я думал: мы подружимся. На каждый прием хотя бы десятку...зеленую, разумеется, а ты... ну жди, как все.
   − Чего ждать?
   − Смерти, чего еще? Пройдет, каких−то лет двадцать и я ее буду ждать, родненькую. Не обижайся, хорошо. Ну, вот молодчина-старикашка, а то все такие капризные, голова от вас болит.
   При этих словах у Шамова отвисла молодая нижняя челюсть, он еще раз, теперь уже презрительно, оглядел клиента, повернулся и ушел к своему столу, заваленному многочисленными бумажками, в коих до сих пор не разобрался.
   Веревкин почувствовал, как холодок прошел по его спине и застрял где-то внутри и там, внутри образовался комочек. Он этот комочек долго не проходил, сверлил мозг и посылал недобрые сигналы в сердце.
   Сердце среагировало тут же: оно забилось чаще, а потом устало и начало стучать едва-едва, плохо снабжая питанием головной мозг, руки, ноги и даже пальцы на руках и особенно на ногах. Не успев дойти до лифта, он присел на ступеньки и снова налился тяжестью. Голова стала клониться к полу, ноги выпрямляться в коленях, кулак лег под голову, и ...показалось так хорошо.
   Но этот покой нарушили медицинские сестры, они обступили его со всех сторон. Кто-то давал укол, кто-то измерял давление, кто-то совал ему под нос флакончик и от всего этого он ожил, встал на ноги и попросил всех, чтоб его отпустили домой.
   ‒ А вы точно доберетесь самостоятельно до своего дома, на каком этаже вы живете? лифт у вас работает?
   ‒ Спасибо, мои дорогие. Если ваш лифт довезет меня на первый этаж, я точно добреду до своего дома...по свежему воздуху. Я был у будущего вашего профессора Шамова, который вместо профессора Драчевского и после его приема мне стало дурно. Вот и результат, вы понимаете.
   ‒ Хи‒хи, Драчевский такой же профессор, как вы балерон.
   ‒ Неужели? А я-то думал... впрочем, я пошел. Еще раз благодарю за помощь. Это Шамов, а все думаю, что он профессор.
   Воздух в Москве хоть и желает лучшего, но все же на улице дышалось лучше, чем в поликлинике, и Веревкин медленными шагами побрел в сторону своего дома.
   По закоулкам, да переулкам редко шастали машины, дневной бум, прошел, и Александр Павлович думал грустную думу о том, что этих врачей он одолеть не сможет: ему придется бродить по этажам три месяца и ни один врач ничего для него не сделает. По одной простой причине: у него худые карманы. Ни долларов, ни рублей в этих карманах нет. Пособие по безработице, которое он получал и отдавал супруге, а супруга ездит на рынок покупает кости и варит на них супы, едва хватало, чтоб не отбросить концы. Изо дня в день. Кому пожаловаться? мэру города? Мэр даст им пенделя. Для этого у него служба, а эта служба старой закалки. Получив письмо, он тут же направит комиссию.
  
  
   16
  
  
   В эту ночь Александр Павлович не мог заснуть ни на мгновение, ни на минуту, ни на секунду. Пробовал зажмурить глаза и тихо лежать, не шевелясь, поворачивался с правого на левый бок, ‒ ничего не помогало. Вставал отлить, ходил туда-сюда по площади темной комнатенки, прислушивался, как посапывает жена и что-то скребет в углу под кроватью, а потом прошел на кухню, включил свет. Что делать, куда деваться, помоги мне Господи Боже! Может того, самому приняться за лечение, кто мне поможет, если я сам себе не буду помогать. Эта поликлиника это ворота в небытие, а я еще хочу жить, я имею на это право.
   И он сел за компьютер, а в компьютере о лечение все, о всех болезнях и название лекарств, и как их принимать. К тому же компьютер не хамит больному, взятку не требует, очередь не устраивает, он говорит всем: милости просим!
   Тем более, что главный орган его тела, его мотор - сердце защищено кардиостимулятором, а врач, который ему внедрял этот стимулятор, выписал минимум необходимых лекарств. Все остальное - дело времени.
   Зубы? надо с ними расправиться! их всех надо удалить и выбросить в урну и поставить обычные пластмассовые. А желудок? перейти на овсяную кашу, заменить свинину мясом птицы, по возможности индюшку. Не обжираться, особенно жирным. Пить по чайной ложке шотландского виски натощак. Надо не забывать, что жизнь - это движение.
   Оказалось, что соблюдение этих простых правил выше, полезнее любых научно−исследовательских медицинских институтов, бездарных профессоров от медицины, не говоря уже о поликлиниках, в которых бесплатно лечатся пенсионеры. Да их никто не лечат, их калечат, им сокращают жизнь. Московская поликлиника это бесполезная война со смертью.
   Уже три месяца спустя Александр Павлович почувствовал себя лучше. И зубы поставил пластмассовые, а чтоб они не становились желтыми, снимал их на ночь, аккуратно чистил зубной щеткой и опускал в стакан с холодной водой.
   Да и вообще, вода оказалась лечебной, особенно родниковая. Утром натощак один стакан - 200 грамм. И так каждое утро.
   Осталась неодолимая аденома. Результаты анализов и снимки показали, что подозрительной опухоли нет, а боли не утихали, особенно по ночам. Саша готовился к тому, что ночной сон от него уйдет, а это страшно.
   И он снова стал атаковать кабинет уролога Шамова. Это продолжалось шесть месяцев. Трудно было понять врача. Когда ему намекали на маржу, то бишь, на взятку, он отрицательно крутил головой и в то же время злился, что эту взятку больной не приносит, а, следовательно, никто за просто так ему ничего не будет делать. И он, Шамов, тоже.
   Он уже ходил немного в раскоряку, чуть согнувшись, словно ему там, внизу живота, кто−то напихал ржавых гвоздей.
   В этот раз Клава собрала мужа и к метро "Новые Черемушки"
   В красивом элитном доме, на первом этаже, недалеко от метро располагается "Мед. Центр сервис", только открыл дверь, тебя обдувает струя теплого воздуха, и кругом зеркала на всех стенах, что делят посетителя на несколько персон, а внизу сидит дама. Она, едва заметив посетителя, здоровается, спрашивает, что болит, где болит и тут же вызывает врача.
   Тут же выходит кандидат медицинских наук Кармен Аренович, человек небольшого роста, армянин и вежливо спрашивает:
   − Что будем делать, только общий осмотр, или сразу беремся за дело. Надо взять анализ простаты, тут же сдать в нашу лаборатория и завтра будет результат.
   − Все будем делать. У меня десять тысяч, если уложимся в эту сумму, то...
   − Это будет даже дешевле, ну, где−то в пределах 9800 рублей. Давайте приступим к делу.
   Он взял мазок, выписал рецепт, сразу определил, что простата воспалена и нужно лекарство, которое убивает микробы, потом нужно сделать несколько сеансов массажа и дело в шляпе.
   И правда, после принятия первых же таблеток, вернулся сон, маленький орган в промежности, что бывает только у мужчин, притих. Однако таблетки, как всегда, лечили одно, а калечили другое, в данном случае печень и почки, поэтому Саша смог выпить только двенадцать таблеток и побежал к врачу Огаханяну.
   − Вы счастливчик, − сказал врач, − у вас только воспаление, считайте оно уже прошло. Я вам выпишу таблетки..., их придется принимать... всю жизнь. Вот рецепт. Таблетки импортные, дорогие, но здоровье дороже. А пока несколько сеансов массажа. Один сеанс − тысяча рублей.
   Сеанс массажа заключался в том, что врач надевал напальчник на указательный палец, внедрял его в анальное отверстие и делал несколько движений.
   "Гм, черт, я бы тоже мог это делать, − подумал больной, выгребая последние деньги из кошелька супруги. - Не потяну я этот массаж. В семье придется...голодать".
   К счастью жена тоже думала об этом. На улице она сказала:
   − Поменяю работу, стану нянькой в богатом доме. Буду подтирать попку ребенку, выгуливать его, развлекать. Сегодня же пойду наниматься. Только там разные варианты. Вариант почасовой, на сутки и даже на выезд за границу. И сын пусть устраивается на работу, а тебе, голубчик, придется ходить по магазинам, по врачам, готовить себе баланду, − все это будет называться так: не хочу умирать. А что поделаешь, придется воевать. Как ты?
   − Буду воевать. Шубу только не продавай.
   − А я и не думаю, я ее сдала под залог.
  
   ***
  
   Супруга Клавдия устроилась без проблем и как будто довольно прилично: она могла там пообедать и поужинать, и с малышом нашла контакт, и получала приличную зарплату - 600 долларов в месяц. Она была не то гувернанткой, не то служанкой, не то нянькой, а, в общем, во всех трех ипостасях в одном лице.
   Хозяин Кодми Абрам Абрамович менял жен как перчатки. Все они были сопливые шлюхи, и относились к няньке Кларе свысока и пренебрежительно и даже требовали стирать за ними грязные трусы. Это больше всего обижало и унижало Клару.
   Однажды, когда Абрам, он был редким пакостным евреем, собрал трех шлюх и уехал с ними в Таиланд на неделю, а дом и двоих детей, восьмилетнего мальчика Семена и трехлетнюю дочку Бэлу оставил на няньку Юлию, отдал ей ключи от всех помещений, исключая сейфы.
   − Полторы тысячи долларов получишь, когда я вернусь, но чтоб в помещениях было чисто, детишки не пострадали в уличных драках. Сенечка драчливый мальчик, сама знаешь. Он уже стал требовать у меня Мерседес. Хочешь, я тебя трахну в качестве дополнительной благодарности за усердие.
   − Абрам Абрамович, я секс не переношу. В самое ответственное время у меня начинается рвота и стрельба из того отверстия, которое рядом. Если хотите, чтоб я вас облагородила рвотой и об..., сами можете догадаться, можем приступить. Если не верите, спросите у мужа, он уже грозит мне разводом по этой же причине.
   − Ты хорошо выходишь из положения. Ладно, ты уже старая и изо рта пахнет, вот тебе тышшу долларов, только гляди мне. Если что - убью.
   Абрам уехал - дом вроде бы опустел, но ненадолго. Буквально на следующий день вечером стали врываться шлюхи, кто за лифчиком, кто за трусами, кто за деньгами, которые Абрам Абрамович остался должен за усладительные ночи.
   Прошла вторая неделя, а Абрам Абрамович не возвращался и никто не знал почему. Вдруг появились какие−то неизвестные люди, один из которых назвался братом и потребовали, чтобы Клавдия немедленно покинула этот дом и больше никогда о нем не вспоминала.
   Клавдия заупрямилась, но один из них вытащил нож и приставил ей к горлу.
   − Ну, как?
   − Оставь это! - сказал "брат" на языке идиш.
   Кларе пришлось сменить работу. Теперь она стояла на улице с буклетами и предлагала их прохожим.
   ***
  
   Сын Михаил, что раньше снимал комнату, долго не мог найти работу. Он заметил, что московские боссы предпочитают иногородних, в том числе и хохлов, с которыми Россия находится в состоянии не то войны, не то в агонии словесных перепалок. Почему? Да потому, что иногородние, в отличие от москвичей, никогда не качают права, соглашаются на минимальную зарплату, послушны, всегда низко опускают голову, а если нужно, то еще и начинают отстегивать со своей мизерной зарплаты в карман хозяина. Они живут в бараках, сараях, землянках по десять человек на месте одного и питаются хлебом, консервами и обильно пьют чай, а после получки водку.
   В России принимается много законов, но нет ни одного закона, который бы выполнялся до конца, как на вчерашнем загнивающем западе. Отсюда и поговорка: закон что дышло, куда повернул, туда и вышло.
   Как бы то ни было, москвичи проявляют недовольство. И только. Москвичи очень инертные люди, поэтому...надо содержать хорошую гвардию, и никакой переворот не страшен. Эта социальная проблема пока никак не изучена. Видимо, то же самое было и в Петрограде в 17 году: когда иногородние израильтяне совершали переворот, жители столицы мирно почивали на пуховых подушках, а утром проснулись уже в другом государстве. А дальше за свое головотяпство пришлось расплачиваться жизнями и купаться в холодных водах Невы, окрашивая ее в красный цвет собственной кровью.
   Александр Павлович избавился от воспаления простаты и стал спать нормально.
  
   17
  
   Поскольку семейный бюджет изменился в лучшую сторону, Александр Павлович, направился в аптеку с высоко поднятой головой, где ему согласно рецепту, предложили два наименования импортного лекарства одинаковой стоимости - 1650 рублей.
   − Возьмите оба. Одно лекарство немецкая фирма, второе - голландская. Со скидкой. Скидка небольшая по десять рублей на одно лекарство, на оба двадцать, чем плоха, а? Кроме того, я выдам вам карточку, по ней всегда будет скидка. Таким образом, вы станете нашим постоянным клиентом.
   Слова " постоянным клиентом" понравились Александру Павловичу, и он без дальнейших уговоров выложил 3300 рублей. Стоявшие за его плечами пенсионеры ахнули. Они всегда искали лекарства отечественного производства, они были дешевы, доступны, но совершенно бесполезны. Чаще это был обыкновенный мел, окрашенный в разные цвета.
   Саша, возвращаясь, домой, делал из этого далеко идущие выводы. Ну, кому, например, нужен тот балласт, что сел на шею молодым инженерам, хлеборобам, заводским рабочим. Сколько в стране пенсионеров? Ужас! и все просят кушать и еще проявляют недовольство. А стране нужны ракеты, самолеты, танки, плечистые ребята, подводные лодки, которые кружат вокруг Америки на глубине тысяча метров. Вот, куда деньги идут, вот почему страна, обеспечивающая Европу газом и нефтью, лесом, драгоценными металлами, икрой, пушниной и прочими благами, добываемыми из глубин огромных просторов, не может обеспечить долгую счастливую старость. Может, закон такой ввести: стукнуло шестьдесят - на гильотину с табличкой на груди: да здравствует коммунизм, то бишь, свобода.
   Патриотизм настолько разгорелся в его душе, так что он прошел мимо своего дома и просто передвигался дальше, не думая, куда и зачем. Даже себя стало не жалко. Пусть рубят голову, зачем эта голова на плечах? это она выдает всякие неправильные идеи и заставляет человека делать неправильные шаги. Сгинь, голова с плеч я и без тебя обойдусь. Тут он понял, что его глаза не слушаются, они полные слез, красный свет светофора ему кажется зеленым и наоборот. Незнакомая женщина взяла его за руку и приветливо спросила:
   − Куда вы? погибнете же. Давайте, я вас переведу на ту сторону.
   − И погибну, и хорошо, я уже не имею право на жизнь, я бесполезно веду войну со смертью, но я не хочу умирать!
   − Идем же, что вы? Бог с вами. Где вы живете?
   Они перебежали на другую сторону, и дама оставила его, будучи уверена, что у незнакомца не все хорошо с головой.
   Душевная буря была короткой, но сильной и когда она прошла, Александр Павлович понял, что находится в конце Болотниковской, недалеко от метро "Каховская", а его дом за Севастопольским проспектом, и ему надо возвращаться обратно. Но, и это довольно странно, Болотниковская, такая знакомая улица, согрела его: он ежедневно ходил по ней на работу и возвращался обратно в течение двадцати лет. Каждый закоулок, каждый изгиб, был ему знаком, как на селе единственная улица, обычно носившая имя вождя мировой революции.
   Любовь к жизни, которая редко изменяет человеку, снова вернулась к нему, и он, словно впервые открыл глаза и увидел новый прекрасный мир, и вспомнил, что надо бежать домой за сумкой, а потом в магазин за картошкой, капустой и колбасой, ведь вернется же супруга Клавдия. Она начнет готовить ужин и обед вместе, и сын вернется с работы. Он не так давно развелся с женой, оставил двух детишек, мальчика и девочку сиротами и вернулся жить к отцу. Тяжелый парень, характер дурной и скверный: не пьет, не курит, но жить с ним рядом - сплошная каторга.
   Он, как ему показалось, вернулся быстро, открыл входную дверь, набрал много целлофановых пакетов и спустился вниз. А магазины - рядом, через улицу, продавцы ждут, они иногородние, приехавшие издалека, потому что дома нет работы, а здесь им платят копейки, и украсть они ничего не могут. А вот кассиры объегоривают, набрасывают небольшую цену на товар и если у вас в авоське много разнообразных продуктов, набегает тридцатник. Разве вы заметите этот тридцатник, ели вы набрали на тысячу, а то и полторы? Все дело в том, что за вами идет следующий покупатель, а за следующим опять следующий и хорошему продавцу удается собрать от трех до пяти тысяч дармовых рублей.
   Возьмите связистов мобильных телефонов. С вас могут снимать до тридцати рублей в день. Если вы случайно нажали не ту кнопку, с вас уже снимают за услугу, которой вы ни разу не воспользовались. Здесь особенно выделяется Билайн и МТС. В этих организациях жуликов десятки тысяч, а в самих организациях крутятся миллионы похищенных денег. Словом, нет такой отрасли, где бы вас ни объегорили. Саша вспомнил, что коллегия адвокатов на Новослободской выманила у него пять тысяч только за то, что открыл у них дверь, а два адвоката мусолили его всего пять минут, намереваясь получить с него восемьдесят тысяч. Так, просто, ни за что.
   К вопросу воровства, где воруют все от десяти лет и до своей смерти, мы еще вернемся, а пока последуем за Сашей. Он сейчас в магазине, набил полных три сумки продуктами и встал в очередь к кассиру.
   "Ну, теперь я прослежу, что, сколько стоит и насколько меня здесь, в этом магазине надуют. У меня ручка самописка работает и бунажка имеется, буду записывать". Он подошел к кассиру через восемь минут, выложил все на столик, но кассир стала так быстро щелкать, точнее нажимать на кнопки считывающего аппарата, что он успел достать только ручку, а бумажку нет.
   − С вас 998 рублей 67 копеек.
   − Ого, так это тысяча. Я не так богат, как вы думаете, − начал было разводить философию Саша, чтоб хоть за что−то зацепиться.
   Кассир посмотрела на него злыми глазами и повторила:
   − Деньги на бочку! Эй, Женя, иди, забери товар, у покупателя денег нет. Выпроводи его на улицу.
   − Ну, давай, двигай, неча тут финти−винти разводить, − пробурчала дама, что стояла за плечами с увесистой сумкой.
   − Вот, вот, берите, я как−то забыл, что так много набрал продуктов...на целую неделю, − виновато сказал Саша, доставая банкноту достоинством в одну тысяч рублей.
   Кассир, надо ей отдать должное, выдала ему выплюнутый машинкой чек и Саша, счастливый, по семенил в сторону дома, не оставляя надежды разоблачить кассира.
   Дома он трижды все пересчитывал, и всякий раз получалось так, что не они его надули, а он их, хотя, на самом деле, сорок пять рублей, тридцать восемь копеек, с него содрали больше, положенного.
   Теперь не только изобилие продуктов было на кухне, но и дорогие лекарства, сработанные в самой Германии, ждали его. Проглотив одну таблетку, он стал изучать инструкцию с другим названием, но предназначенную для той же проклятой аденомы, которая что в России, что в Германии везде одинакова.
   Капсула с миниатюрными шариками внутри с трудом миновала глотательный аппарат и застряла в дебрях желудка или кишечника, но Саша, заверил себя в том, что это то лекарство, которое ему должно помочь . И вроде бы стало действовать: он просыпался ночью всего два раза, а не шесть раз, как раньше и сон показался более глубоким.
   На следующий день перед сном он выпил другую таблетку, которая, почему−то, совершенно не действовала, у нее было смешное название Омник Окас из Нидерландов. "Гм, Бездомник Пукас" − подумал Саша и решил, что обязательно скажет своему лечащему врачу об этом.
   Но Кармен в платной поликлинике, просто ошарашил его своей настойчивостью брать в аптеке Омник Окас и никакое другое лекарство. И гладкая таблетка, и хорошо проникает в гортань, и держит все 24 часа, и результат от нее месяца...через три гарантированный. Он почти без акцента говорил на русском, и речь его была убедительной, и звание кандидата медицинских наук это подтверждало.
   − Это самое лучшее лекарство, все анализы показали, что именно оно вам подходит. Или вы сомневаетесь? я не совсем простой врач, я - кандидат. Давайте, становитесь, проведем очередной массаж. Вы ведь лучше себя чувствуете, правда?
   − Да, конечно. Ходил шесть раз на ночь, теперь меньше.
   Саше это запало в память. Вопрос, почему он настоятельно рекомендовал именно Нидерланды, выяснился позже. Оказывается, дилеры, которым привозят эти лекарства, заключают контракты с лечащими врачами, платят им неплохие деньги, за то чтоб они выписывали рецепты больным лекарства именно этой и никакой другой фирмы. Дилеры определяют цену для аптек, а аптеки щедро доят больных, вот почему импортные лекарства такие дорогие. Если, скажем, и это не точные данные, в Нидерландах вы можете купить упаковку в тридцать капсул за 700 рублей, то в российской аптеке вам придется платить 1650.
  
   Министр здравоохранения России, довольно симпатичная дама, не будем называть ее фамилии, как в советские времена выступает на телеканалах, хвастая, какая идеальная медицинская помощь населению в стране.
   Ей даже во сне не снится, что в столичных поликлиниках, возможно не во всех, продают должности врачей, приехавшим из кавказских республик врачам, которые не только ничего не знают, но нагло требуют мзду за прописанное лекарство, где им тоже дают мзду.
  
   Короче, все сошли сума.
   Бывший мэр Кац, взяв фамилию первой жены, стал Лужковым, ободрал Москву как липку, а его замы и помы, давно сбрившие пейсы и ставшие гусскими, стали изощряться в воровстве не хуже своего босса. И эта благородная традиция спустилась вниз вплоть до уборщицы.
   Новая власть, надо думать, тоже не лыком шита. Что стоит одна Васильева и ее любовник, бывший министр обороны Сердюков? Стоит ли продолжать дальше? Едва ли.
   Александр Павлович сел к обеду и ужину и выпив наперсток виски за ужином, взбодрился и принялся писать письмо мэру столицы.
  
   " То, что в этой поликлинике, то же самое и у остальных лечебных учреждениях. Мэр не может все знать, он в поликлиниках не бывает, а если и зайдет когда, так за ним свита чиновников...окружат его и начнут показывать то, что заранее запланировали. Даже подставных посетителей найдут, совершенно здоровых, а вид у них будет вид больного, получающего квалифицированную медицинскую помощь. Мэр останется доволен, а чиновники от медицины три дня станут праздновать. А я... я ему напишу все как есть. Тем более он недавно приступил к своим обязанностям. Предыдущий мэр, как его, а, Лужман, проворовался; заселил Москву узбеками, татарами, таджиками, и президент отпустил его на все четыре стороны. Иди, мол, гуляй, кепка. Новый мэр, еще не успел полюбить кормушку. Вот и самый раз сообщить: врачи не желают лечить больных, они ревностно относятся к коллегам, которые ушли в платные медицинские учреждения. Они ненавидят стариков и ждут их смерти, потому что старики ‒ нищие люди. На скудную пенсию прожить трудно, не то, что давать взятку каждому врачу".
   И он взял в руки ручку, бумагу, исписал шесть страниц, и рано утром, едва похлебал чаю, отправился на Тверскую, в мэрию, в отдел писем. Его беспрепятственно пропустили на первом этаже и показали, куда и кому отдавать письмо. В конце зала, у самой лестницы сидела приятная девушка с приятной улыбкой на молодом лице, приняла у него бумагу и даже паспорт не спросила.
   ‒ Ждите, ответ непременно будет через несколько дней.
   Веревкин почувствовал, как благородная струя опоясала его грудь и он, чуть ли не подпрыгивая, вышел на улицу и спустился вниз к метро.
   " Помогу мэру, он новый, нуждается в помощи, а то обманывают его чиновники крупного и мелкого пошиба, а там, глядишь, он чихнет, и меня в районную управу, в замы, ух, будет здорово. Буду честно трудиться, даже ночевать на рабочем месте согласен. Уж тогда я возьмусь за эту поликлинику, наведу порядок. Перво-наперво главврача надо поменять, что это она прячется от всех. Дней приема у нее нет, а такой график должен висеть на первом этаже. Прячется от всех. Нехорошо это. А врачи... что делать с врачами? пусть работают на полторы ставки, как в школе. Вот я вам, туды вашу мать" ‒ рассуждал Александр Павлович, пока не объявили" станция метро "Профсоюзная", где ему надо было выходить.
   Все последующие дни он ждал ответа на свою жалобу, даже заглядывал в поликлинику, чтобы посмотреть, как себя ведут врачи, часто ли бегают туда-сюда медицинские сестры, стоят ли на месте те аппараты, что выплевывают талоны к врачам, но все было так же, как раньше. Никаких изменений не произошло. Он расстроился, хотя причин для расстройства не было.
   Едва он поднялся на свой этаж, как к нему подошла медицинская сестра без белого халата, взяла его за рукав и велела:
   − Пошли.
   − Куда, зачем?
   − Затем.
   − Мы так не договоримся.
   − Ну, тогда я скажу. На вас пришла жалоба из московской мэрии за недозволенное поведение в полуклинике как больного, прикидывающегося больным пенсионера Веревкина. Наша главная приказала доставить вас живым или мертвым для обсуждения этого вопроса. Не упирайтесь, следуйте за мной, чтоб я не вызывала "Скорую". Там дюжие ребята, скрутят вас аки жгут и запихнут. Будете иметь вид мокрой курицы.
   − Гы, лучше петуха, пойдем.
   − То-то же!
   В актовом зале лечебного учреждения собрались все врачи во главе с Лидией, а дальше никто не помнит ее отчество, поскольку она вела затворнический образ жизни. В руках у нее была жалоба, отправленная мэру Москвы. Хорошо сработал мэр, как часы. Правда, по старой коммунистической схеме, возможно, он даже не прочитал текста, а наложил резолюцию в верхнем левом углу: "Бурбулидзе" разобраться. А Бурбулидзе начальник департамента медицинского обслуживания населения города Москвы, черкнул ниже резолюции мэра: "Сванидзе" разобрать и доложить. А Сванидзе− начальник департамента Юго−западного административного округа. А дальше - поликлиника. Главврач вспыхнула, намереваясь бросить кляузу в мусорную корзину, она никого и ничего не боялась, поскольку ее выдвинул на этот высокий пост скандального учреждения не кто−нибудь, а сам Бурбулидзе после второго похода в сауну, где она, как женщина, уже не устраивала козни, а сделала все, что могла и была вознаграждена.
   Но в это время в ее кабинет, как злая муха, влетела старшая медицинская сестра Турбукидзе.
   − Там один пенсионер кричит на весь этаж: жаловаться буду! У меня мошонка распухла до такой степени, что не знаю, что с ней делать и куда ее девать, хоть сам себе делай операцию. Уролог ничего не хотит делать, а хирург говорит нычэго нэ нада дэлат. Что прикажете, какие будут указания?
   − Никаких; пусть орет, пока не охрипнет. Тут еще один пенсионер жалуется, да прямо мэру столицы. Вот она жалоба. Я бросаю ее в урну.
   − Боже упаси! ни в коем случае. Лучше проведем собрание, признаем ошибки...в присутствии того, кто жаловался.
   − Хорошо, займитесь этим вопросом. Соберите врачей и этого бедолагу с мозгами набекрень, а потом меня позовите.
  
   ***
  
   Александр Павлович в сопровождении медицинской сестры кавказской внешности, почти на цыпочках вошел в актовый зал, где уже сидели врачи и с боязливой ненавистью посматривали на него, но молчали как партизаны.
   − Сейчас вызову Главную, − сказал медицинская сестра, и исчезла, но вскоре вернулась, сопровождая Главную даму, прилично одетую, прилично накрашенную, прилично высоко держа голову и едва заметно, презрительно улыбаясь.
   − Ну−с, так. На нас наши больные, кто ходит к нам на собственных ногах и прямо держит голову при сгорбленном позвоночнике, стали писать унижающие нас длинные трахтаты. Вот один из них, Армен Васильевич, простите Александр. Прямо мэру. Да как так можно? У мэра во, сколько работы, он, бедный даже сауну посетить не может из−за дифицита времени, а тут на тебе, жалоба на медицинский коллектив. Назовите мне врача, уважаемый, нет, не уважаемый, кто из здесь сидящих врачей требовал у вас взятку в долларах, в рублях и даже в конфетах? Кто? назовите, и я его тут же пущу на ветер ворон считать!
   − Да никто не требовал, что вы? я сам хотел дать, но вспомнил, что это нарушение закона. За это отвечает взяточник и взяткодатель.
   − Разве? - удивился уролог Шамов.
   − Да, голубчик, я вас спас и себя тоже, − произнес подсудимый Александр Павлович.
   − Тогда какие могут быть жалобы?
   − Есть жалобы. Меня врачи к этому приучили. Заходишь в кабинет, тут же вопрос: какие у вас жалобы? А, вам лучше сдать анализ мочи. Вот недавно получил "Приглашение на диспансеризацию от АО Спасские ворота−М", где было сказано, что такая ...диспансеризация проводится у вас. Обрадовался и к вам на третий этаж. Там посмотрели на меня, как на врага народа и сказали:
   − Сдайте анализ на мочу.
   Все вы тут мочой пропахли, вот что я вам скажу.
   − Но теперь−то какие у вас жалобы? - спросила Главврач.
   − У меня болят яйца.
   − Ну, сделайте из них яичницу, в чем дело?
   − Я бы не прочь, но время уже ушло, молодость кончилась...еще в прошлом веке.
   − Кто в этом виноват?
   −Уролог Шамов, я уже шесть месяцев к нему хожу, а он хоть бы хны. Все анализ мочи назначает.
   − Инспектор Шамов, это правда?
   − У меня своя метода. На больном Веревкине я испытывал два лекарства немецкой, а потом нидерландской фирмы. Когда испытание закончилось, я отправил его на Узи в другую балаторию.
   − В смысле амбулаторию.
   − Точно так. Я не виноват, что так быстро время идет. Надо быстрее поворачиваться, я это всем больным говорю.
   − Ну, вот видите, какие могут быть претензии? Шамов почти кандидат наук.
   − Отпустите меня домой. У меня мочевой пузырь на грани разрыва.
   − Кишконадзе, проводите больного.
  
   18
  
   Усталый, измученный Александр Павлович вернулся домой, сел к столу поужинать, а рядом в буфете стояла бутылка виски, которую он открыл недели две тому, а сейчас, для снятия стресса наполнил стограммовый стакан, выпил и поцеловал в донышко, как настоящий кандидат в алкаши. Жена посмотрела на него недобрым взглядом и ничего не сказала, но через некоторое время выдала:
   − Налей себе еще.
   − Лучше воздержусь. Сердце и так уже колотится, да и самого клонит ко сну. Перекушу и на диван.
   Он лег в надежде заснуть сразу, однако ворочался с правого на левый бок и обратно, а потом провалился, и началось путешествие по городу. Он преодолевал разные препятствия и, натыкаясь на молодых хулиганов, норовивших пробраться в его карман, но все ускользал. Уже было повернул в сторону дома, и обнаружил, что карманы пусты, какой-то молодой парень, что работал на его заводе учеником токаря, со всего размаху ударил его в промежность с такой силой, что там, в глубине загорелся пожар, потому что вместо носка у него оказалась горящая головня.
   ‒ Это тебе, Павлович, за то, что ты без всякого основания лишил меня премии за последний квартал. Хочешь, еще дам в пупок.
   И тут он проснулся, и действительно почувствовал жжение и боль в промежности. Это проклятая аденома давала о себе знать. Он достал таблетку дорогого лекарства, это была двадцатая таблетка, а в сутки рекомендовалась только одна. Но и она не помогла. А что было делать, никто не знал.
   Рыская по полкам со всякими настойками, он увидел миниатюрную бутылочку с настойкой чистотела, налил воды в стакан и добавил двенадцать капель настойки просто так, чтоб что−то налить и выпить, лег и стал ждать. Боль стала отступать медленно, но верно, вдобавок этот чистотел оказал снотворное действие. Александр Павлович заснул и проспал до десяти утра.
   С тех пор он принимал одну таблетку на ночь, а в три часа ночи 14 капель чистотела. Так уролог Шамов, едва не упрятавший его в могилу, отошел для него в небытие и стал ненужным.
  
   ***
  
   Отказавшись от тяжелой пищи - свинины, баранины, говядины, он перешел на курятину и индюшатину, в которой в два раза больше железа, чем в любом другом мясе.
   Избавиться от людей в белых халатах, работающих в этой Богом забытой и всегда заполненной стариками поликлинике, что может быть лучше? Он в одиночку решил объявить войну преждевременной смерти, не желая умирать прежде времени.
   Благодаря помощи государства, в котором он честно трудился, в виде скромной пенсии, он имел возможность завтракать и обедать, и ужинать лекарствами, все свободное время посвящал здоровью. Если раньше он об этом не думал и не мог думать по причине занятости, то теперь - неограниченная свобода, как в трехлетнем возрасте.
   Это отказ от курения, утренняя гимнастика, прохладный душ, а затем прогулка в Битцевском лесопарке, не менее пяти часов. И так каждый день. Овсяная каша эта королева среди всех остальных, известных людям, стакан воды натощак, ложка льняного масла до завтрака и лекарство от всех болезней − капли чистотела.
  
  
   ....Люди в белых халатах встречали его, если не равнодушно, то с какой-то злобной озабоченностью, и таким выражением лица, которое говорило: когда же тебя отвезут на кладбище, бесполезный старикашка, сидящий на шее общества? А что касается поликлиники, когда−то лучшей в районе, то она превратилась в ГБУЗГП ? ...ДЗМ, − в заведение под девизом: очисти карманы всяк сюда входящий. Но у этих стариков с трясущимися руками и убогим побуревшим костылем, карманы пусты. Чтобы жить, им нужна хоть раз в день похлебка, посещение аптеки, которая часто не по карману, непосильная квартирная плата, вода и электроэнергия. Люди там наверху, когда чувствуют, что внизу что-то там никак, начинают вещать о том, что постоянно проявляют заботу о народе, в том числе и о стариках. Будет повышена зарплата, пенсия и они ее даже повышают на несколько рублей и успокаиваются
   После многочисленных повышений, пенсия в России самая минимальная среди стран западной Европы. В маленькой Дании пенсия 2800 долларов в месяц. В России такую пенсию не получает даже министр. Похоже, что вымирание части населения запрограммировано нашими пастухами, поскольку мы представляем собой стадо баранов.
   Учитывая то, что наша половина, готова выходить замуж к тридцати и выше, и к сорока родить одного ребенка, это очень скоро скажется на численности населения всей страны. Нельзя не заметить, что эта коварная эмансипация бытует среди русских, но не среди многочисленных других национальностей, проживающих на русской земле и являющихся гражданами России.
   Лет эдак через триста−четыреста их станет большинство, и они смело скажут: русские, убирайтесь вон.
   Понятно, страна, на самом деле тратит большие средства на содержание стариков, да на вооружение. Страна не в состоянии обеспечить спокойную старость, и не желает лечить больных, тогда уж лучше бы приняли такой закон: вышел на пенсию, вот тебе таблетка, проглоти ее и отправляйся на тот свет, там тебе место. А мы тебя похороним, нет, не похороним, а соберем в кучу, погрузим в электрическую печь и сожжем. Родственники получат по горстке пепла и похоронят в колумбарии. Правда, этот пепел будет ничейный, потому что он будет смешан с пеплом других, чужих трупов.
   Наивные родственники будут считать, что этот пепел принадлежит их отцу, деду и начнут хранить о них память.
   Чего мучиться старикам? Денег на лекарства нет, врачей нет, настоящие врачи в платных поликлиниках, а в бесплатных осталась одна шушера. А в платных поликлиниках врачи, как бы вторично дали клятву Гиппократу и стали другими врачами и главное остались людьми, они полюбили свою работу, потому что их работа это хороший заработок, возможность жить на широкую ногу, как на загнивающем западе. Лечиться у таких врачей нам никто не запрещает, но не позволяет карман. Потому мы так не можем жить, нам не дают западные швабы так жить, как живут сами, они нас заставляют печатать ракеты, строить самолеты, совершенствовать ядерное оружие. Безумцы. Ведь и сами отправитесь на тот свет вместе со своей роскошью.
  
  
   19
  
   Врачи поликлиники страдали от больных не меньше, чем больные от врачей, которые не лечили их и по существу лишены были смысла лечить, а потому получался замкнутый круг: больных становилось не меньше, а больше. Пенсионеры мужественно выстаивали в очередях в надежде хоть на какую−то помощь. У пенсионеров времени хоть отбавляй. Некоторые приходили сюда, как на работу, некоторые, чтоб убить время.
   Умная машина на первом этаже медленно, но верно приучала посетителей приходить на прием к врачу, согласно указанному в талоне времени.
   Хождение по этажам, с первого на второй, на третий и четвертый немного уменьшилось, но это не значило, что на всех этажах народу было мало. Были и такие, кто просто болтался от нечего делать.
   Все пенсионеры, в силу своего возраста, довольно сложный и капризный народ. Каждый из них много знает и считает, что он пуп земли и посещение врача непременно должно дать какие−то положительные результаты. Но результаты если и есть, то временные. У каждого пенсионера один и тот же непобедимый враг - время. Придет время, и те же врачи точно так же будут слоняться по кабинетам надежде, что им помогут.
   Александр Павлович ходил шесть месяцев к урологу Шамову и потерял всякую надежду на медицинскую помощь. И те, кто давно сюда ходит, уже ничего не ждет, но ходит, потому что некуда больше идти, да и надежда прилипает к нему, как нательная рубашка.
   Ни один больной не знает, что он ходит сюда напрасно, это знает только врач, но врач не говорит об этом, это было бы нарушением врачебного этикета.
   ***
  
   Пока человек из каждого безвыходного положение может найти выход, хоть какой−то, но выход, так сказать маленькое отверстие, через которое, напрягая все умственные и физические силы, может пролезть, значит не все потеряно.
   Александра Павловича просто душила эта проклятая аденома простаты. Однажды ночью, приблизительно в четыре часа утра, он вскочил с кровати, будто кто−то выстрелил у его уха и бросился в ванную. В ванной много миниатюрных шкафчиков, заполненных лекарствами, как в аптеке, но от аденомы ничего не оказалось. И вдруг он увидел миниатюрную бутылочку, флакончик, где раньше хранились капли от бессонницы, а теперь светилась надпись: настойка чистотела для наружного применения.
   Дрожащими руками он схватил этот флакончик, и совершенно не думая о последствиях, налил двадцать капель в стакан, наполненный водой, и выпил.
   Он вернулся в кровать, лег и сказал самому себе:
   − Все, больше не встану!
   Едва он лег на спину, как что−то внизу живота, ниже пупка защекотало, и боль стала утихать, глаза закрываться, он заснул и проспал до восьми утра. Небывалый случай. Что это может быть? Надо узнать в интернете. Нет такого вопроса, на который бы не ответил интернет. Интернет несколько обтекаемо отвечал, что, да, дескать, капли настойки чистотела могут облегчить боль, но вылечить ими эту болезнь невозможно. Это под силу только врачу. Но почему же лекарства не помогают. Заграничные, очень дорогие, не под силу пенсионеру.
   Тот же интернет проболтался, что у людей, которые ежедневно совершают длительные прогулки, не бывает этой болячки: происходит естественный массаж простаты. А почему это нельзя сделать самому, всеми пальцами массируя промежность и лежа на правом или на левом боку, чуть согнув одну ногу, а затем повернуться на спину, приподняв ноги, делать перекрестные движения, как ножницами? И прогулки можно совершать. Битцевский лесопарк рядом, несколько остановок на троллейбусе - 49 или 85.
   Если в платной клинике уролог один раз сунет палец в анальное отверстие и берет за это тысячу рублей, то..., кто потянет такой метод лечения? Интересно, как на западе? может там уже отказались от этого унизительного метода? как бы это узнать? Тот же интернет дал ответ.
  
  
   Помимо основного лечения врачи часто прописывают препараты для улучшения сексуальных функций, повышения качества спермы, "восстановления организма" после антибиотиков и т.д.
   В итоге одноразовое лечение простатита в России обойдется мужчине от 30000 до 150000 рублей, урологи действительно формируют курс терапии исходя из финансовых возможностей пациента в первую очередь. При этом будут сняты только основные острые симптомы заболевания. Хронический же простатит останется и проявит себя снова, как только мужчина переохладится, или перестанет соблюдать назначенный врачом режим питания. В результате указанные суммы приходится платить ежегодно - именно на этом построен совместный уролого-фармацевтический бизнес в России.
   Стандартная процедура лечения простатита в России тщательно соблюдается всеми урологами.
   Мужчина обращается в клинику. Платную или бесплатную - не имеет значения, поскольку в итоге платить придется все равно.
   Врач проводит обследование, назначает кучу анализов. Некоторые даже не нужны, но на всякий случай, вдруг у человека найдется что-то еще, что можно вылечить. Плюс сами анализы стоят денег.
   После обследования врач ставит диагноз "простатит" и прописывает "рекомендуемые препараты". Препараты прописываются те, которые предназначены для снятия острых симптомов заболевания, но не лечения хронического простатита. И, конечно же, уролог рекомендует препараты компаний, чьи медицинские представители занесли ему больше всего денег. Препараты эти у всех на слуху.
   В дополнении к "рекомендуемым" препаратам для снятия симптомов врачи всегда прописывают ректальный массаж простаты или же аппаратное лечение схожего действия. Это унизительная и очень неприятная процедура - массаж делается пальцем через анальное отверстие мужчины. В среднем массаж подразумевает 10-14 сеансов. За каждый сеанс, конечно, приходится платить. В Европе данный массаж не делают уже более 20 лет, так как современные препараты позволяют вылечить простатит без него!
  
   В России аптечная мафия при попустительстве департаментов по медицинскому обслуживанию Москвы и России, закупает за рубежом такие лекарства, которые только гасят, но не лечат эту болезнь. Это делается для того, чтобы мужчины после сорока лет вечно болели и умирали, но выкладывались врачам, аптекам пока не помрут. Эти миллиардные прибыли. Не зря же чиновники снизу доверху при Путине обучают и содержат своих детей в Лондоне, Париже, Вашингтоне и делают им подарки по одной квартире в год. Батона разрешил им грабить матушку Россию, не ограничивая их в этом благородном деле. Конечно, аптечная мафия щедро делится со слугами народа.
   И самолечение, осуждаемое врачами, началось. Александр Павлович каждый день совершал пятикилометровые пешие прогулки, каждое утро делал массаж, натощак принимал 20 капель чистотела, и неизлечимая болезнь стала затухать. Но не совсем. Стоило переохладиться, и она не забывала проявляться в ночное время.
   Вторая, очень важная проблема, это питание. Александр Павлович обратил внимание, что бедные люди, которые отбывали незаслуженное наказание в сталинских лагерях по двадцать пять лет за "измену" родине, после возвращения, кто сумел выжить, умирали после 80 лет, а то доживали и до 90. Ведь они питались баландой, жили в нечеловеческих условиях, их содержали как ненужный скот.
   И наоборот: сытые, пузатые чинуши, обжиравшиеся свининой во время застолий, умирали после 60, а то и раньше. Оказывается, желудку нужна дозированная пища, желательно не мясная, не жирная, желудок нельзя перегружать.
   Утром, после сна человек должен выпивать стакан воды, желательно родниковой, сырой - не кипяченой. Перейти на такую диету оказалось трудно, практически невозможно, и он перешел на мясо птицы - курицу, индейку, и овсяную кашу.
   Спустя год у него многие болячки просто исчезли, а ведь их не смогли излечить даже профессора: они просто не знали, как можно привести желудочно-кишечный тракт больного в нормальное состояние, чтобы он работал, как в молодости. И вся мировая практика пока не знала. Это были всевозможные анализы, многомесячные лежания в больнице, всевозможные эксперименты, но выходило так: а воз и ныне там.
  
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
   1
   Как ни странно аденома простаты вдруг затухла, куда-то девалась, сердцу помогал кардиостимулятор, давление стало нормальным, щелканье в коленных суставах прекратилось, головокружение, слабое, правда, прекратилось. Можно было считать, что старческие болезни улетучились чудесным образом.
   Александр Павлович, а за ним и его супруга Клава поняли, что ходить в поликлинику бесполезно и даже вредно для здоровья, даже если у тебя будут полные карманы денег. В коллективе врачей, даже тех, кто приехал с юга укоренилось мнение, что лечить своих больных бесполезно. Их надо удерживать на одной линии - ни жизни, ни смерти. Есть ли такой врач на свете, кто излечил бы пациента от старости, когда его организм рушится, как чулан из песка? Нервы ни к черту, внутренние органы все в дырах, в ранах, сердце, это живая, все время работающая мышца и днем и ночью, начинает сдавать, кожа становится дряблой, - кто это может вернуть в двадцатилетний возраст? А старики требуют, чтоб у них все работало, как часы.
   Надо забыть дорогу в поликлинику.
  
   Погода в сентябре переменчива: то тепло и сухо, то дождливо. В одно из воскресений Александр Павлович одетый налегке, отправился в лес, на Лисью гору. А лес встретил его дождем и ветром. Куртка намокла и стала дымиться. Это из плеч и спины выходил пар, уносивший тепло и влагу. Пришлось прибавить шагу, а потом перейти на перебежки, а потом стала чувствоваться мокрая одежда, а ветер усиливался, становился прохладным.
   "Надо бежать, спасать шкуру, - подумал Саша и перешел на мелкий бег. - Надо было одеться теплее, а то нехорошо получится"
   Он бежал три километра, все тело у него было влажное и не от дождя, а от пота. А в троллейбусе открыты окна и везде сквозняки. Дома, сидя за чашкой чая, он уже горел, как ему казалось. Но ночь прошла спокойно. И сон был хороший, и настроение неплохое.
   - Голова - два уха, сказала же тебе: не ходи никуда. Что теперь будет, - ворчала Клава, подливая горячий чай в стакан.
   - Ничего не будет, вот увидишь.
   Так прошло три дня. Температура не поднималась воздухообмен в легких начал давать сбои. Появились едва заметные хрипы, постепенно исчезало нормальное дыхание. Это длилось целую неделю. Такой болезни раньше у него не было. Прогулки на воздухе усугубляли дыхание в ночное время. Пришлось возвращаться в поликлинику к терапевту, теперь уже не к Орловой, а к молодой девушке -южанке.
   Девушка воспользовалась стетоскопом и сказала:
   - У вас может быть болезнь, которую мы не лечим. Я вас направлю к пульманологу. Пульманолог у нас одна на всю округу. Она -кандидат медицинских наук, дама властная, себе на уме. Будь осторожны.
   - Запишите к ней. Через три недели можете попасть в шесть вечера. Как, подойдет?
   - Поздновато, но что делать, - сказал Александр Павлович и спустился на первый этаж, чтобы взять талон.
   То, что заболевание легких коварная болезнь, Александр Павлович раньше и не догадывался. Он обычно связывал это заболевание с воспалением легких, с простой простудой, знал, что лежать на сырой земле в одной рубашке опасно, но чтобы легкие болели сами по себе, ни с того, ни с сего, понятия не имел. А тут, по ночам, где-то с 12 до трех часов ночи сон улетал, приходилось вставать, опускать босые ноги на пол и сидеть крючком.
   Три недели - срок немалый и дождаться этого срока было тяжело. Чай с малиной помогал, мед с теплым молоком способствовал сну, а прогулки на холодном воздухе сводили все на нет. Могли бы помочь и врачи поликлиники, но они решили не вмешиваться, их дело разводить больных по другим поликлиникам.
   - И я с тобой пойду, - заявила Клава. - Мне нужно послушать, что скажет пульманолог.
   Когда время подошло, семья уже была на улице Дмитрия Ульянова, брата Ленина. Дмитрий заслужил бессмертие лишь потому, что был родным братом палача русского народа, и Москва не могла пропустить этот исторический шаг чинопочитания.
   Визит к пульманологу Асадуллиной был несколько омрачен самой Асадуллиной.
   - А это кто? - спросила она, глядя на супругу Александра Павловича.
   - Это моя жена. Она все запомнит, все, что вы нам скажете, а я плохо запоминаю, мне надо все записывать на бумажку.
   Клава, сиди, как мышка, ждала, что скажет врач. На татарском лице появились нехорошие блики, и она дала исключающую возражения команду.
   - Выйдите вон! мне нужен только больной. Тоже мне свидетель. Я - кандидат наук и в свидетелях не нуждаюсь.
   Клава покорно, как это было во времена татарского ига, приподнялась и вышла.
   Римма Раисовна (все подлинное) Раисовна достала стетоскоп, поводила по обнаженным плечам и спросила:
   - Какие жалобы у вас в это время?
   - В данное время жалоб нет, меня мучает одышка по ночам.
   Раисовна села, заполнила карту и сказала:
   - Придете ко мне в марте в следующем году.
   - Так это 4 месяца. За это время можно отдать концы.
   - Ничего страшного. Похороним.
   Александр Павлович еще не знал, что татарка, кандидат медицинских наук московского вуза отправила больного опасной болезнью, умирать под предлогом: посмотрим, что получится. В любой другой стране ее можно было бы отдать под суд, а в России - свобода, иди, куда хочешь, хоть к Богу, никто тебе не поможет.
   Со второй половины декабря и по начале марта следующего года ночи были мучительны. Однажды пришлось бежать в свою поликлинику и тут повезло. В коридоре на первом этажа он увидел сухощавую, невысокого роста женщину нерусской национальности и начал жаловаться.
   - Идемте со мной. Я вам выпишу разовое лекарство. Сделаете не меньше семи уколов, и у вас боли прекратятся.
   Так оно и вышло. За семь ночей Веревкин отоспался, а потом началось то же самое.
   Мой участковый врач дала мне направление на КТ(компьютерная топография).Картина легких была просто ужасная: все легкие были в белесых пузырьках. Она посмотрела и тут же решила: рак, средняя стадия. Смерть может наступить через месяц, два, а то и через год, но ничего не сказала больному. И правильно сделал. Теперь любой знает: рак - это неизбежная, неизлечимая болезнь с летальным исходом. Проще - это смерть.
   - Я вас направлю к онкологу, а он, возможно в онкологическую больницу. А что Асадуллина, ничего не делала.
   - Она отправила меня умирать.
  
   ***
  
   Но воспалительный очаг оказался роковым. Его можно было снять, но Рамиля Асадуллина решила, что этому больному лучше умереть. Он должен был принести хоть сотню долларов в кармане, а он - ни рыба, ни мясо. Ну и умирай, как можно раньше, ты не наш человек. Татар в Москве больше двух миллионов, а мечетей больше, чем православных церквей. Но надо, чтоб татар было 8 миллионов, тогда русских можно будет выдавить из Москвы и татары могут вернуть Россию в свое лоно. Мир за мусульманами, а вы, христиане, подвиньтесь.
   Наши женщины правильно делают, что рожают по пятеро и больше детей, а христиане только по одному ребенку. Что русские, что американцы. Будущее не за вами учтите. Мир должен принадлежать мусульманам. Аллах, помоги нам!
   Александр Павлович действительно умирал. Его ждал абсцесс легких, а пока он боролся, как мог. Он не хотел умирать.
  
   2
  
   Врачи словно сговорились: у больного рак.
   - А вы не думаете, что у вас может быть рак легких?
   - Не думал и думать не хочу. Рак - это приговор, ведь рак не лечится, так? А человек не должен знать, когда он умрет. Это тайна, возможно, одному Богу известна, а вы эту тайну собираетесь нарушить. Вы представляете, что я буду делать, если мне станет известно, что я завтра ил через неделю умру? Да я начну пить, крушить в доме все, что есть. Я не захочу, чтобы что-то оставалось после меня, зная дату своей смерти. Дайте мне угаснуть спокойно. Может, я умру во сне. Засну и больше не проснусь. Экая красивая смерть. А вы хотите передо мной все раскрыть. Мучительная смерть, заморозка трупа, его сожжение и помещение горстки пепла, чужого пепла в колумбарий для родственников, которые вскоре умрут и отправятся туда же. А потом этот колумбарий разравняют бульдозерами.
   Прекрасная перспектива, не так ли? но она мне не нужна. Я не хочу знать, что завтра или послезавтра, или через полгода умру. Только Богу дано такое право - знать, когда его раб умрет.
   - Но вам все равно придется пройти эту процедуру, иначе никто никаких лекарств вам не выпишет, не положено, понимаете? Потом, врач онколог сначала направит вас в туберкулезный диспансер. Там пройдете обследование. Может у вас туберкулез легких. Это не сахар, конечно, но это не рак. Попробуйте.
  
   ***
   И точно. Врач онкологии сказал:
   - У вас туберкулез. Поезжайте в диспансер. Они точно выведут диагноз, точнее определят этот диагноз. А у нас можете сдать анализ на рак. Это прокол в груди, из легкого заберут жидкость и определят.
   Александру Павловичу пришлось записаться на прием, все к тому же терапевту в своей поликлинике. Абдулханова Заида выдала направление в туберкулезный диспансер.
   Врач туб диспансера, в котором шел ремонт уже третий год, но на любом этаже в фойе все было занято всякой старой рухлядью, а на худых плечах врача топорщился белый, рваный во многих местах халат, сказал:
   - Садитесь, только подальше, я боюсь заразиться. Вы выглядите на профессионального туберкулезника. Вы - новичок? Отодвиньтесь вместе со стулом.
   Стул был на трех железных ножках, демонстрировал неустойчивость.
   - Срочно сдайте анализы, и я вас положу на четвертый этаж. Только теплое одеяло возьмите. У нас холодина в палатах, как на северном полюсе.
   - Простите, а разве мы с вами не в Москве? Где мы находимся?
   - Знаете, все деньги, которые нам выделил Минздрав, исчезли, осели в кого-то в кармане. Мы жаловались, но это бесполезно. Я сейчас выдам вам посуду. Вот сюда наплевать, а сюда мочу. Пока все, будьте здоровы. Сдадите анализы в приемную во дворе.
   Неделя с гаком ушла на анализы, после чего врач вынес вердикт:
   - У вас нет туберкулеза. Мы вам выдадим заключение на руки. Покажите его своему участковому врачу.
   - Зачем?
   - Она выдаст вам направление к онкологу.
   - Гм, по седьмому кругу. Но ничего не поделаешь.
   Дома было принято решение, когда посетить поликлинику, записаться к участковому врачу Дудовой, потом две недели постоять в очереди. Потом Дудова искала районного онколога и записала Александра Павловича еще через две недели. Онколог принял больного, но почесал затылок, потому что записаться на прием к врачу Онкологической больницы номер 1, что в центре города, на улице Баумнская, 17 можно было только к осени.
   - Да я не доживу до осени.
   - Постарайтесь, - сказал онколог. - Это больница - во! И все бесплатно, как у нас ...для всех пенсионеров.
   - Нахлебников.
   - Приблизительно.
  
   Теперь больной остался один на один с очередью. Даже в поликлинику ему хода не было. В поликлинике могли сказать: ждите очереди, что вы еще хотите. Вас записали в таку....такую престижную полуклинику. Всякий хочет туда попасть, да еще бесплатно.
   Но болезнь оккупировавшая легкие не дружила с летним теплом и немного отступила. Однако лето не очень баловало теплом москвичей, дожди приносили сырость, а сырость - все равно, что теплый дождь для грибов. Кроме того надо было избегать утренней и вечерней прохлады, хотя сырость в Москве слабая, скажем не то, что в Петербурге или даже на берегу моря.
   При полном отсутствии лекарства, даже самой дешевой таблетки пришлось спасаться теплым молоком и барсучьим жиром.
  
   3
  
   И вот улица Баумана в центре Москвы. Кто такой Бауман и какие у него заслуги перед русским народом? О, неоценимые. Знаком с Лениным. Террорист. В очередной уличной драке, получил металлической трубой по кум полу, то ли два, то ли три раза. Кровь сочилась из раны и окрасила пейсы. Но именем великого сына русского народа названы еще институты и еще бог знает, что. Онкологической больнице просто повезло ей позволили здесь обосноваться. Престижно, не правда ли?
   Но мы вынуждены признать: в больнице лежат онкологические больные, есть приемное отделение, целый этаж. Люди в белых халатах только представители русских. Ни одного южанина, хотя такого не может быть...только потому, что если они даже и есть, то они просто незаметны. Почти у каждого кабинета кожаные кресла, для больных. Кабинеты оснащены оборудованием, как в загнивающих странах. Александр Павлович под руку с Клавой были поражены внутренней начинкой и той позой медицинских мужей, что тоже сидели в креслах и дышали профессионализмом, внушая любому, кто пришел сюда за помощью, что они помогут, поскольку у них есть знания и медицинская аппаратура. Словом, онкологическая больница ? 1 это высшая ступень медицинской помощи по сравнению с жалкими поликлиниками, которые встречают больных разочарованием со скрытой надписью: оставь надежду вся сюда входящий.
   В кабинете ? 34, куда следовало дождаться очереди, чтобы войти к светилу медицины Кривозубову, пришлось ждать всего 15 минут.
   - Ну-с, что у вас? Вы новенький, констатировал врач.
   Больной положил дискетки с магнитной записью своих легких, сделанной в Районном КТ.
   - Я могу вам помочь расшифровать эти записи, они для нас с вами очень важны. Потом встретимся.
   - Спасибо за предложенную помощь, но вся беда в том, что у нас нет таких денег. А нельзя ли что-то другое?
   - Другое? Можно, я дам вам направление. У вас снимут пункцию из легких на наличие рака. Если у вас рак, это одна проблема, если рака нет - другая проблема. Давайте начнем с этого.
   Больной поерзал в сидячем положении, но промолчал, хотя для себя решил: если рак, то нет никакого смысла делать эту пункцию-унцию.
   - Кажется, все. Желаю вам выздоровления.
   - А нельзя какую-нибудь таблетку?
   - А как, если диагноз неизвестный.
   Лифт спустил на первый этаж, Зина сразу к окошку, чтоб стать на очередь на эту пункцю и записалась с месячным ожиданием.
   - Я за пункцию, - сказала Клава уже на улице.
   - Я против.
   - Как хочешь.
   Так вопрос дальнейшего лечения повис в воздухе. Александр Павлович стал готовиться к смерти, а эта подготовка складывалась из многих слагаемых - решаемых и не решаемых в зависимости от наполнения кошелька. В Москве, многомиллионном городе и рождаются и умирают тысячи, если не десятки тысяч людей, ежедневно. Если рождение ребенка это радость, это практически ничего не стоит. то погребение - целая проблема. И как во всяком щепетильном деле, не обходится без мафии, без жуликов, куда внедряются и властные структуры. Словом смерть и погребение обходится очень дорого. Недаром старики и старушки, начиная с советских, счастливых времен, практически всю жизнь копили на свои похороны, боясь, что их не предадут матушке земле. Но и тут их подстерегали представители больного общества, порожденного Лениным, и успешно грабили стариков.
   Но у Александра Павловича и у Клавы были специальные кошельки, в которых хранились деньги на похороны и еще был ум не поддаваться шулерам. Ввиду обширного проса на два квадратных метра земли. где можно было выкопать яму глубиной в 1 и 8 метра, поставить ограду, чтоб никто не мог выкопать труп и выставить у себя в качества экспоната, то ли государство, то ли мафиози придумали новый способ погребения. Огромное количество трупов помещали в специальный бункер и сжигали. По щепотке пепла выдавали родственникам ( пепел можно было поместить в карман) и в колумбарий. Эти крохотные сосуды с пеплом можно было поместить на полку до сотни. Этот метод погребения безусловно был предназначен для пролетарием и они им стали пользоваться. Ничего, что пепел мог оказаться чужим, какого-нибудь алкаша, а вовсе не родственника.
   Александр Павлович категорически возражал против такого способа погребения, ибо говорят, что человек вышел из земли, следовательно он должен быть погребен только в землю. Коммунисты всегда ставили в пример своего кумира, педика Энгельса, труп которого сожгли и развеяли над морем...по его распоряжению, умалчивая о Мордыхае Леви, похороненном в роскошном склепе в Лондоне. Рабы тут же тут же восторженно выразили согласие на сожжение своих трупов, после почетной смерти, отслужив делу Ленина и Сталина.
   Христиан на Руси и бедных и богатых отпевали в церкви и потом закапывали в землю.
   Проанализировав все это, Александр Павлович, откладывал эту неизбежную церемонию на потом, как можно дальше. Шестьдесят лет это не то время, когда уходят в небытие. Ночами, когда не спалось, он думал об одном и том же: я не хочу умирать. Не может быть такой болезни, которую нельзя победить.
  
   Об отказе сдать пункцию на рак Кривозубов узнал сразу же после даты назначенного дня, когда никто не явился. Он удивился, немного озлился, немного решил проучить смутьяна больного и передал сведения в другой корпус на комиссию. Комиссия принимала окончательный вердикт об отказе в лечении любого вида. Этот корпус был на улице Радио, рядом с улицей Баумана.
   Так же на третьем этаже, в определенно назначенное время Веревкин сидел вместе с Клавой на третьем этаже ожидая вызова. Один из членов комиссии все расхаживал по коридору и произносил одни и те же слова:
   - Наверное, вы правы. Рак это - рак, все знают, что такое рак. Есть ли смысл прокалывать легкие, если знаешь, что в борьбе за жизнь, рак все равно победит?
   - Вот видишь, я не зря сопротивлялся, - уколол Веревкин свою супругу, которая настаивала на том, чтобы решиться на эту пункцию.
   - Я все равно буду настаивать. Что ты теперь делать будешь? Это хорошая больница и специалисты тут высокого класса.
   - Товарищ Верекин! - можете войти.
   Веревкин вошел сели, как сирота казанская и молчал как партизан. Правда ему никто не задавал никаких вопросов. Дама просматривала дискетки, и все время заполняла бумаги. Мужчины сидела слева и справа, и тоже молчали как партизаны.
   Прошло минут 30, пока не кончилась писанина.
   - Вот вам решение, - сквозь зубы процедила дама, не глядя на больного и вручила больному клочок бумажки, где было написано слово : Отказать ввиду...
   - Говно, этот онкологический центр, - сказал Александр Павлович, когда они вышли на улицу, как два бомжа, которых лишили точки, где они могли стоять с протянутой рукой.
   - А эта Гунтупова, кто она может быть. Явно не русская. Недобрыми глазами она посматривала на меня, не сказав ни слова.
   - Какая разница, кто она? - озлилась Клава. - Что я теперь буду с тобой делать скажи? Деньги на похороны не растранжирил. Ну вот, держи в кулаке...и готовься...
   Она вытерла мокрые глаза и они спустились по эскалатору на станции Бауманская и сели на поезд.
   То, как он уходил, получив отказ на клочке бумаги, что ему сказал все тот же мужик, он решительно не помнил, ни одного слова. А в вагоне вспомнил.
   - Радуйтесь каждому дню, живите и радуйтесь. Вы отказались от пункции на рак. Это правильно. Вы правы и врач прав, который вас посылал. Мы вас отпускаем на все четыре стороны, как говорится. Живите и радуйтесь. Еще раз радуйтесь, - напутствовал его член комиссии по отказу в дальнейшем лечении. - К сожалению рак - это топор, который виси у вас над головой, он подвешен на волоске, понимаете? на волоске.
   - А лекарство?
   - Такого лекарства нет. И болезни такой нет. Мы не можем определить, что у вас за болезнь, она не поддается диагностике. Следующий! А вы радуйтесь, радуйтесь, радуйтесь, ра... Да бунажку не потеряйте, она - ваша, это важная бунажка, вместо рецепта. Видите, здесь семь подписей...выдающихся людей медицины.
   - Говно, а не медицина, - сказал Александр Павлович доктору медицинских наук, купившему в свое время диплом.
   - Дай бумажку, я посмотрю, что там написано, - попросила Клава. - О, научно- практический центр борьбы с туберкулезом.
   - А ты знаешь, что половина жителей Москвы больны туберкулезом?
   - Но мы-то не больны. А то, что они не могут определить диагноз...всякое бывает. Кто-то из профессоров вовсе не профессор, а так продавец гнилой картошки на рынке, а диплом купил. И ученую степень купил. А заведующая просто молодая сучка, татарочка - подстилка. Купила должность при помощи передка. А тот мужик, что выходил и заходил на цыпочках , он был в носках разного цвета.
   Вот тебе члены пульмонологической комиссии.
   Пойдем, будем лечиться домашними средствами.
  
   4
  
   Живчик Александр Павлович перешел в новую систему медицинского облуживания населения далеко немолодого возраста плавно и уверенно, и миновать этот переход никак было невозможно.
   С каждым годом количество болячек прибавлялось. Одна следовала за другой. Он упорно сопротивлялся, с ужасом понимая, что за ними этими болячками неумолимо следует смерть.
   - Гм, повоюю я с этой проклятой кривоногой, что прячется в тени с косой наготове. Карга старая, исподтишка приходит, сторожит, богатого и бедного с ног одинаково валит...косой, - говорил себе Александр Павлович на прогулке в зеленом лесу, листья которого кое-где уже начали отмирать и он топтал эти листья ногами. Листочки липли к его подошвам - покорно, будто береглись от ветра, которой молотил ими, поднимая в воздух.
   " Чего этот Шамов так подло со мной обошелся? Все обещал, кивал головой, дескать все придет в норму, ты не переживай, а на деле ждал, когда я приду в такое состояние, хоть на стенку лезь. Пойду-ка я к нему еще раз, так без талона, без ничего, загляну в его подлые глаза и спрошу, что ж ты, падло, человека мучаешь? Ну, получу я пенсию и двадцатку выделю тебе. Пенсия-то сто долларов, несколько раз в магазин сходить и еще обманутым быть. Любой кассир в магазине нащелкает тебе того, чего ты даже не видел на полк, не то чтобы взял."...
   Обуреваемый такими агрессивными мыслями, направился на автобусную остановку, она была довольно далеко от леса и почувствовал, что ноги становятся необычно толстые, ватные, не мешало бы отдохнуть, тем более, что в районе сердца, что-то тянет и тяжелеет.
   Уже половина третьего, к обеду пора. Супруга кашу сварила и даже кусочком масла заправила. Стараясь не сбавлять темпа пешего хода, он увидел номер своего троллейбуса примерно за сто метров от остановки. Пришлось перейти на бег. Задыхаясь от мелких перебежек, он все же вскочил в троллейбус и грохнулся на свободное место, будучи необыкновенно гордым, что вспомнил молодость и догнал троллейбус.
   - Я еще покажу! - произнес он, погрозив кулаком, неизвестно кому.
   На оной из остановок вошли три старухи, одна с клюкой. Так как сидячих мест не было, Александр Павлович, тут же поднялся и даже помог старушке занять место.
   - Спасибо, молодой человек, - сказала старушка. - У меня одна нога совершенно не работает. Мну ее и днем и ночью, а толку то что: она, знай, болит себе и служить отказывается, хоть ты тресни. Вам-то в вашем возрасте еще хорошо.
   Александр Павлович словно налился молодостью от этих слов. Он не так стоял, не то видел в большие окна.
   От конечной остановки до поликлиники было довольно далеко, но он успел, поднялся на второй этаж к Шамову. Шамов чаевал, а потом принял очередного посетителя. Он зашел с ним в процедурный кабинет для массажа. Медицинская сестра горой стала.
   - Не пущу. Там больной, нет, большой человек, из управы массаж принимает.
   - А мне это как раз и нужно. Я там, в этом процедурном кабинете сниму штаны, и пусть мне массаж тоже сделают. Я жду массажа уже шесть месяцев. Надо совесть иметь, я вам скажу.
   - Хорошо, хорошо, вы не шумите так, они там возмутятся. Вы просто ручку не позолотили, а тот из управы, позолотил. Сегодня ему позолотили и он позолотил. Это так называемая круговая порука добрых дел.
   - Нечем золотить. Пенсия маленькая. 14 тышш, вот и все. А на суп, а на картошку, пусть не жареную на масле, пусть вареную на воде из городской канализации, что попахивает дурно.
   Все шло хорошо, но тот из управы, пузатый, мордатый, величественный, амбициозный возмутился и достал мобильник и из кармана.
   - Сейчас милицию вызову!
   - Не надо, прошу вас. Это тот вредный старик. Мне придется его обработать, опосля вас, конечно ...
   Александр Павлович слышал этот разговор и после слов " я должен его обработать" испугался и смотал удочки.
   " Что значит, обработать? Я же не баба, меня неча обрабатывать, пусть обрабатывает представителя управы, а не таких людей, как я. А то я его могу сам обработать при помощи кулака. Его морду обработаю однажды, думал он по дороге домой.
  
   День прошел вроде бы ничего. Так было затрудненное дыхание, оно , это затруднение увеличивалось только при быстром шаге, но больной преодолевал это, шагал чаще и шире, пока не почувствовал, что спина стала влажной, а потом и мокрой и как будто бы пар пробирался у правого уха через воротник и уходил в пространство.
   - Это хорошо, - сказал себе Веревкин, не зная, что это было не очень хорошо, если не сказать очень плохо.
   Ночью, когда уже все спали, он почувствовал, что тяжело дышится, а потом воздух и вовсе перекрывает. Он набрался сил и принял сидячее положение, опустив ноги на холодный пол. И тут полегчало. Он снова прилег, и снова тоже самое. Сунув босые ноги в тапочки, и набросив на плечи теплый халат, ушел на кухню, включил свет и открыл холодильник.
   - Где тут лекарство? А молоко. Что если его согреть, заправить кусочком масла?
   Это согрело его внутренности и позволило прилечь и заснуть ненадолго. Потом начались боли еще сильнее. Пришлось будить Клаву. Клава вскочила, обшарила все полки и нашла какую-то сушеную траву прошлогодней давности.
   - Давай, вызовем Скорую. Если откажут легкие - это все. Я останусь одна, - сказала Клава, заливаясь слезами.
  
   5
  
   Козье молоко с кусочком топленого натурального масла, оказалось тем бальзамом, который подарил больному глубокий сон на всю ночь. Подогреть, но не кипятить, чайную ложку масла, размешать, выпить глотками при помощи столовой ложке и жуткая болезнь отступает.
   Потом медведки - чудо лекарство. Они продаются в специальных магазинах. Тридцать грамм полторы тысячи. Перемолоть, смешать с медом. Полкило меда. Натощак, за тридцать минут до еды, запивая обильным количеством теплой воды. И то и другое лекарство помогает, но не излечивает от болезни.
   А что больному надо, который потерял веру в жизнь? Ему нужна легкая смерть, избавление от тяжких мучительных минут.
   А те люди, которые желают смерти старикам, дабы избавиться от лишних ртов, это аморальные люди. Это ленинцы, головорезы.
   Наша политическая элита лечится в других странах. Никто даже не знает, где находится научно-практический центр борьбы с туберкулезом, в котором работают бывшие продавцы гнилой картошки. Зато все знают, что надо продвигать лозунг: наша медицина впереди планеты всей!
  
   При всех болячка, которые наступали внезапно и без спроса, дни проходили, как-то так, что казалось: каждый день воскресение и глядишь, годы позади. С одной стороны радоваться надо, а с другой, а чего так много лет-то? Ведь детство было совсем недавно: и беды были, и душа болела, как то место у откормленного хряка, куда хозяин сунул нож, а потом сказал: ладно живи до осени.
   На русских просторах есть, где разгуляться всяким бедам душевным. И эти беды, чтоб подкормиться окрепнуть и потом обнаглеть селятся в души многомиллионного народа, дабы ему жизни не было нормальной.
   Когда-то Ленин сделал великое дело, он превратил всех в рабов, а рабу что? перловую кашу и похлебку из крапивы и уже доволен. А если появляется ненависть, то есть кого ненавидеть. Вон сытый запад друг друга эксплуатирует и живет припеваючи. Дайте нам оружие, оружие нам дайте, и мы освободим народы от игы...
   А когда появились сбои в этом вопросе, когда нога русского солдата ступила на западную землю, и солдат увидел, как там загнивают, Иосифу пришлось огородить страну колючей проволокой, чтоб никто не смог увидеть, как там загнивают.
   Эти крамольные мысли будоражили мозг Александра Павловича где-то в три часа ночи, когда вся Москва крепко спала и видела сны, а он не спал. Не мог. Не хватало дыхания, а под одеялом было то холодно, то жарко, то какая-то дрожь брала все тело в нежелательные обоймы и трясла, как спелую грушу. Это уже был второй или третий приступ. И другие болячки на время притихли, надо к врачу. Только он это подумал, как новая беда перестала беспокоить. Вот тут-то он и стал размышлять о судьбе своего народа. И эта судьба, всего лишь перечисление козней этой судьбы могло бы занять тысячу страниц.
   Клавдия утром встала раньше мужа на целый час, а Александр Павлович сладко посапывал - досыпал нед осыпанное.
   - Чой-то ты так метался все ночь? - спросила Клавдия, когда муж проснулся в районе десяти утра.
   - Дых сперло, вот что. Куда теперь и сам не знаю.
   - К участковому врачу, милок. И не затягивай, хуже будет, по себе знаю. Чай-то будешь на завтрак.
   - Нет, вернусь с поликлиники, тады и попьем.
   Участковый врач - девушка, южанка, хорошо приняла и стала рыскать по компьютеру, чтоб найти пульманолога.
  
  
   ***
  
   Отправленный на три месяца умирать на домашней кровати, Александр Павлович получил воспаление легких, но продолжал воевать со смертью изо всех сил. Он делал по утрам зарядку, а после завтрака выходил на морозный воздух делал пешие прогулки.
   Далеко не все пенсионеры, которых общество выбрасывают на мусорную свалку истории, объективно садятся на плечи государства и даром едят хлеб.
   Александр Павлович ловил себя на том, что его мозг работал, как часы. Он рационально оценивал события, происходящие в стране и мире, и то, что он принимал бы совершенно иные решения, если бы ему доверили какой−то участок работы, но он оказался обществу не нужен. И общество как бы всегда спрашивало его, когда же ты уберешься с дороги? ведь он гопник, пролетарий, кроме убогого жилья, у него ничего нет. Но миллионы таких, как он гопников, просто одурели от полученной свободы, и эта свобода распространялась на грабежи, на воровство, мздоимство. Если у тебя карман пуст, нигде ничего не добьёшься, никакую проблему не решишь.
   Даже его простого пенсионера объегоривали. Огромный продовольственный магазин на Севастопольском проспекте "Виктория", работающий круглосуточно, как на загнивающем западе и обслуживаемый исключительно гастербайтерами, рассчитан на покупателя с кошельком, а не копеечников. зажавших мелочь в ладошке. Александр Павлович тоже заходил в "Викторию" по праздникам. Кассиры внесли в чек лишнюю сотню, они - воришки. Уже обучены: умудряются забить в чек то, что вы не брали, но в суматохе, когда напирают покупатели с полными корзинами на колесиках, рассчитываетесь, а потом дома обнаруживаете, что ни пиво, ни капусту вы не брали, но в чеке указано, что брали.
   Налоговая тоже берет. У нее много торговых палаток, не зарегистрированных в налоговой, и они налоги не платят, а несут доверенному лицу. А доверенное лицо несет начальнику отдела, а начальник отдела начальнику налоговой, и каждый при этом оставляет себе кусочек. Уже через полгода начальник отдела налоговой покупает себе трехкомнатную квартиру с двумя туалетами. Начальник налоговой покупает одну квартиру в Лондоне, вторую в Париже, а третью в Риме, либо в Нью−Йорке.
   ***
   От таких реакционных мыслей у Веревкина разболелась голова, и он шагал прямо, все равно куда, как приезжий в незнакомом городе, которому безразлично, куда идти, если он просто решил прогуляться по незнакомым ему улицам. Его тянуло к чему-то необычному, к такому, что могло бы его взбудоражить, оживить, заставить снова полюбить жизнь, взглянуть на солнце, вспомнить, что у него свой дом, а в доме свой уголок на верхних этажах, где его всегда ждут.
   Когда он очутился на той стороне Севастопольского проспекта и определил, что перед ним пяти этажки, оставшиеся еще от Хрущева, а за спиной магазин "Виктория", а куда иди дальше...куда дальше? а черт знает куда. Он, правда, недалеко, лучше вернуться домой. В "Викторию" не пойду, решил он, там все очень дорого, это магазин не для пенсионеров, а вот в "Монетку" можно. - Это наш магазин, магазин обездоленных и нищих. Возьму православной и наклюкаюсь вусмерть.
   Он пошел медленно по улице, что вела к продуктовому магазину "Монетка", остановился у винного отдела, там все было, кроме того, что он искал. Среди покупателей одни пенсионеры, большинство женщин. Некоторые все еще выпендриваются, высоко несут голову, возможно кошелек тугой. Александр Павлович интереса ради, стал наблюдать за одной старушкой, она задержалась у короба с картофелем. Картофель ‒ шестьдесят рублей килограмм. Видно было, что ей очень нужен картофель, но она не может взять два-три килограмма и выбирает. Чтоб не подгнивший клубень, чтоб не в ранах, не сморщен, не пах гнилью, чтоб кожура была гладкая и аккуратно складывает в целлофановый мешочек по одному клубню.
   ‒ А я молока взяла, ‒ похвасталась ее знакомая, подходя к ней вплотную. ‒ А ты чего так долго копаешься?
   ‒ Да мне грамм триста. Я потребляю по одному клубню в день. Пенсия у меня слабоватая, туберкулезная ‒ четырнадцать тысяч. Квартплата, телефон, телевизер, свет и всякая другая ерунда, почти половина уходит в тартарары. На питании экономлю. Жить хоцца.
   ‒ А мне пакета молока хватает на неделю. И ты так делай.
   ‒ Не могу. На лекарство коплю. Нога в колене не сгибается. На лекарствах приходится выживать, а то как же.
   Александр Павлович слышал этот разговор и думал, что и его ждет та же участь, она уже в двух шагах от него. Зубы надо лечить, сердце надо лечить, мочевой пузырь спать не дает, стоит съесть ложку риса ‒ запор. Железа не хватает. От укола железа глаза на лоб вы лазят. Зубной врач это заметил, а терапевт Орлова нет, она даже бумагу с результатами не могла найти. Или не хотела.
   Он ходил по магазину, но ничего не взял: не знал что брать. Этим занималась супруга. У входа дома, здание спичечный коробок, набрал код для входа, в замке щелкнуло, и он потянул дверь на себя, но дверь не поддавалась. Слабоват. Он рванул крепко, дверь поддалась, но в это время в сердце кольнуло и тут же отпустило, однако резко усилилась слабость в ногах. Благо лифт работал, потому что ему на 14 этаж.
   Войдя в квартиру и не раздеваясь, плюхнулся на кровать.
   В ногах блаженство, на сердце тяжесть, а веки глаз все время опускаются, его стал одолевать сон.
   ‒ Что это ты? не нализался где случайно? чувствуешь себя как?
   ‒ И сам не знаю. У зубного ничего не получилось, тышшу принес...принес...принес.
   И он умолк, и стал посапывать.
   Клавдия сняла ботинки, носки, пальто, пиджак и брюки и набросила старое одеяло.
   ‒ А как с ужином? скоро восемь вечера. Поспи, соколик, проснешься, накормлю тебя овсяной кашей.
   Она ушла на кухню, где гремел телевизор, и надолго прилипла к дивану, пока сама не заснула, не выключив свет.
   А Александр Павлович погрузился в глубокий сон ‒ отправился в причудливый мир сновидений. Выйдя на балкон, он заметил две машины Скорой помощи, откуда вышли дамы в белых халатах. Впереди во всей красе шагала главврач Вершинина Лилия Геннадиевна, за ней кандидат медицинских наук Шамов, кардиолог Манана в грузинской одежде, зубной врач Князьков с огромным животом и выпученными глазами и девушки из регистратуры, которые никак не могли найти его медицинскую карту. И сейчас они доказывали, что медицинская карта волшебная, а больной Веревкин необычный человек, он маг: когда он подходит к окошку регистратуры, его медицинская карточка исчезает, а когда он исчезает сам, то бишь уходит по своим делам, медицинская карточка появляется.
   ‒ Что будет сейчас? ‒ спрашивает сам у себя Веревкин. ‒ Ить это за мной. От них не спрячешься. Если только с балкона прыгнуть.
   И он тут же закидывает ногу за перила балкона, а затем и вторую ногу и с криком "Слава КПСС" летит вниз. Полет ‒ это просто сказка. Нет ничего мягче и благороднее воздуха. Он боялся воздушной ямы, но никакой ямы нет, это все ложь про эти воздушные ямы, он все летит, выпрямив руки. Сердце то замирает, то стучит так, как кувалда о металлический предмет. И не больно. Облетев несколько раз вокруг дома, он решил приземлиться у самого входа, но четыре дамы подставили огромное белое одеяло, а может и простынь, куда он мягко приземлился. − Привет, девочки! ‒ от восторга произнес он.
   ‒ Ага, поймался, каналья, ‒ погрозила ему кулаком терапевт Орлова. ‒ Девочки, тащите. Только не упустите его, он хитрый. Потом мэру начнет строчить кляузу.
   Две девушки, те, что работали в регистратуре и никак не могли найти медицинскую карту, с двух сторон взяли его под руки и потащили все больше, и больше убыстряя шаги. Они уже практически летели, а он все время перебрал ногами, потому что его прижимали к земле.
   ‒ Не успева ‒а‒а‒ю. И...и сердце колышет, оно может выпрыгнуть.
   ‒ Не успеваешь? ‒ произнесла главврач над ухом ( она все время летала над его головой и скрежетала зубами). ‒ Получай!
   Она стукнула его по тому месту, где ныл зуб, так что у него, бедного, посыпались искры из глаз. Он выплюнул зуб, зуб шлепнул в лужу, как раскаленный кусок железа, вода зашипела и лужа оказалась сухой. Тут его грохнули на землю, прямо в высохшую лужу, да так, что сердце сорвалось с места и подскочило к горлу. Сердце рвалось наружу.
   ‒ Ну что медлишь? выплевывай, ‒ пригрозила Орлова. ‒ Мы его заменим на собачье.
   ‒ Не буду, ‒ запищал Веревкин и стал кусаться.
   ‒ Лилия Геннадиевна, разрежьте ему грудь и вытащите сердце, оно у него недоброе. Доброе сердце кляузы на женщин не пишет. Мы проведем медицинское исследование, заштопаем все дырки и вернем на место. Но оно уже будет другим.
   Главврач приблизилась с длинным лезвием охотничьего ножа, запустила в ребра, ближе к ролу, то есть разрезала гортань. Раздался хруст, ребра разошлись и ключицы тоже, мгновение и сердце оказалось на ее ладони. Александр напрягся, сколько было сил, ударил носком сапога по тыльной стороне ладони, сердце выпало и покатилось по камням.
   ‒ Девочки, бегом, догнать, поднять и в целлофановый пакет.
   Но сердце катилось все дальше и стало подпрыгивать на том участке дороги, где было много булыжников, пока не достигло глубинного не то пруда, не то моря. И вдруг все померкло, исчезло, затихло, мир превратился в пустыню, и в этой пустыне было так хорошо, никто не пожелал бы возвращаться.
   В семь утра Светлана Ивановна заглянула в спальню мужа и ни с того, ни с сего спросила:
   ‒ Ну как, выспался?
   Но так как ответа не последовало, она подошла, стала тормошить за плечо. На удивление, плечо оказалось холодным, лицо бледным и каменным, губы чуть приоткрыты, но жизни в этих губах больше не было. Александр Павлович излечился от всех болезней на вечные времена. Она тихо прослезилась, ушла к себе и стала названивать детям, дабы сообщить о смерти отца.
   Александра Павловича кремировали и две недели спустя выдали маленькую горсточку пепла и с этим богатством направили в колумбарий.
   Прошло еще три года. Та же участь постигла и Светлану Ивановну. Дети бродили целыми днями по колумбарию, чтоб найти место захоронения отца, дабы поставить маленькую урну с пеплом матери рядом с урной отца, но никак не могли найти. Обычно администрация колумбария вела журнал ячеек, куда ставились урны. Но то ли тетрадь затерялась, то ли произошла еще какая-то оказия, но получить такие данные никому не удалось.
   Чтобы успокоить, детей начальник колумбария Козявко выделил самое заметное и самое почетное место ‒ справа от входной двери на верхнем ярусе.
   К сожалению, стены колумбария были плохо сработаны, они расползались, затем рухнули, а после, лет десять спустя, заброшенный колумбарий разровняли тракторами под строительство высотного здания.
   Москва, 2015 −2020
   P. S
   Уважаемые читатели! не подумайте, что в Москве все медицинские учреждения похожи на поликлиники, описанные в этой повести, как две капли воды. Подавляющее большинство оснащены современным медицинским оборудованием и укомплектовано высоко квалифицированными специалистами, в основном окончившими московские медицинские вузы. А что касается поликлиник, то это учреждения для бедных и в основном для пенсионеров, но и они уже меняют свой облик и только обслуживающий персонал требует замены. В основном это "специалисты", которые сдавали зачеты в ванной и экзамены тоже. Они приехали из Казахстана и других южных районов, чтобы купить место врача в Москве.
  
  Пока еще был жив наш герой Александр Павлович Веревкин, он все время выражал благодарность врачу- пульмонологу Первой онкологической больницы, расположенной на Бауманской - НИКОНОВУ И.В., врачу той же больницы ЧИКИНОЙ С, Н, врачу Первой городской больницы имени Пирогова СЕРОВОЙ М.В. за их высокий профессионализм, чуткое, материнское отношение к больному, в том числе и пенсионеру. Надо признать, что больной человек щедр на капризы, он думает, что после посещения врача ему станет легче, а то и вовсе избавится от всех болячек.
  В московской поликлинике, о которой речь шла в повести "Не хочу умирать" врачи воевали с больными, а больные с врачами и поводом для этого были не только капризы старушек, но и тощие кошельки пенсионеров. К сожалению, наше общество, а это вчерашние комсомольцы, погрязло в воровстве, взяточничестве, в отсутствии морали, творит чудеса духовного разврата, а страдают в основном старики и бедные люди.
  Москва 2015-2020
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"