Маленькая девочка Юля росла в многодетной семье. Она не знала, что такое отец, кто такой отец. Многочисленные братья и сестры росли, так же как и Юля. Мать для них была и кормилицей и злой и сукой, как принято было ее называть, потому что она у них на глазах пьяная поганилась с каким-нибудь подвыпившим мужиком случайно забредшим в их дом на клубничку. Сама Мария, которая уже произвела двенадцать детей, трое из них не выжили, и сама уже не помнила, кто от кого родился. Да и кто может вспомнить, если женихов было бесчисленное количество. Были случаи, когда эти женихи с приспущенными драными, засаленными штанами, в очереди стояли, чтобы осеменить ненасытную двуногую кошку.
Советская власть не баловала матерей-одноночек, но и не оставляла их без куска хлеба: мать-одиночка получала скудное пособие, но все-таки это была солидная помощь, если у матери одиночки было свыше пятеро детей. На пособие выделяемое государством можно было не только купить одежонку, пусть не самую шикарную, но все же избавить детишек от дрожи в зимние холода и постоянного насморка, но и от голода. Но Мария, - мать одиночка, на радостях, что у нее немалая сумма дармовых денег, почти все тратила на спиртное: угощала женихов, подруг, соседей и сама приобщалась. А потом привыкла. Как говорит древня мудрость: привычка вторая натура.
Человек существо слабое, соблазны быстро берут его в свои когти. Мария, мать Юлии, сначала причащалась понемногу, а потом стала потягивать наравне с мужиками и очень скоро впала в зависимость от сивухи. Она, правда, никогда не страдала давлением и даже гордилась этим, но стоило ей сделать перерыв, начинались проблемы со здоровьем.
Большинство питомцев, рожденных ею в результате случайной связи, плохо посещали школу, а учились еще хуже. Если сын Ваня в шестом классе умел читать по слогам, это уже было большим достижением. Несколько мальчиков, зачатых в нетрезвом виде, росли инвалидами. На инвалидов мать тоже получала пособие, и это пособие было увеличено в два раза по сравнению с пособием, получаемым на остальных детей. "Надо бы еще несколько дебилов родить и тогда мне все до Фени", думала Мария в тишине ночи, когда не было женихов. Но даже те два неполноценных ребенка приносили ей значительные материальные блага. А это позволяло матери одноночке нигде не работать, не вести никакого домашнего хозяйства. Она, да и маленькие детишки, когда хотелось большего, промышляли воровством. Мать успешно передавала детям свой немалый опыт.
Когда кто-то из соседей корил Марию за дурной образ жизни, склонность к присвоению чужого имущества в тишине ночи и спрашивал, почему она нигде не трудится, Мария убивала собеседника одной и той же фразой.
- Гы, а зачем мне работать? Я работаю передком. Эта штука, что промеж ног, приносит неплохие доходы. Вон ты всегда занимаешь у кого рубль, у кого десятку, даже у меня как-то занимала, так или нет? А я никада ни у кого не занимала и занимать не собираюсь, и ...работать не собираюсь. Нельзя же работать и ночью и днем, гы-гы-гы. Православную я беру на веру, а када получаю пособие на своих двуногих поросят, гашу долги до копеечки. Так что здесь так: кто в выигрыше, кто в проигрыше. И вообще я планирую прекратить употреблять и своих дружков угощать и тады я разбогатею.
- Но вот твоей Юлечке еще и пяти нет, а она уже профессиональная воровка. Мне приходится стоять на стреме, когда курица в гнезде, потому что если прошляпишь, твоя Юля как кошка проберется к куриному гнезду - цап-царап яичко и в подол, а потом семенит к дому, не догонишь ее, - корила Марию соседка Елена.
- Подумаш, какое-то яйцо пожалела, - защищалась Мария путем нападения и укора, - осударство не жалеет пособие и это пособие выражается в сотнях, а ты одно поганое яйцо жалеешь. Да подавись ты этим яйцом. Я куплю тебе и принесу, ты при мне проглотишь его вместе со скорлупой. Пожалела бы голодного ребенка. - Мария нападала с напором, потом остывала и пыталась сгладить возникший конфликт. - Ну, ты Ляна не серчай. Давай тяпнем во имя мира и согласия, мы ить соседи все-таки, не так ли?
Когда Юля приносила ворованные яйца, братики постарше ее, выхватывали, пихали в рот, выпивали волшебную жидкость, а скорлупу выплевывали Юлии в лицо. Юля ревела, звала мать на помощь, но матери, как правило не было, она редко когда оставалась дома, а если и оставалась, то была пьяная, а детишки ползали по ней как мухи по свежему навозу.
Когда старшему сыну Ваньке было четырнадцать лет, он уже составлял матери компанию. Мать гордилась сыном и наливала ему, как взрослому. Правда, Ванька начал страдать: его мучили приступы падучей. В это время он умирал, а мать верещала, звала соседей на помощь. Соседи приходили, мочили тряпку в уксусе, прикладывали к горячему лбу, к грудочке, и Ванька постепенно оживал.
Время, как известно, проходит быстро. Мария стала сдавать. Женихи появлялись все реже и реже, а потом и вовсе перестали ее навещать. Она сначала обижалась, а потом, когда начался климакс, совершенно успокоилась.
- Они мне по барабану: что холодильник, что мужик, - с гордостью заявляла она. - Надоели. Ить у меня их было...если сложить все вместе, получится шланг длиной от Карпат до Москвы. Гы-гы-гы!
Сын Ванька подрос к этому времени и был призван военкоматом на комиссию. Но врачебная комиссия военкомата признала его негодным к несению воинской службы по причине нарушения психики.
Ваня вернулся домой преисполненный гордости. Соседских парней призвали на службу в армию, а его нет. Надо же кому-то трудиться и на гражданке. Мать по этому случаю поставила бутылку.
- Ты - сука, - произнес Ваня обидную фразу так неожиданно. - Ну, чо смотришь? как дам по роже, ногами накроешься.
- Ваня ты что - сдурел? как ты смеешь так вести себя с родной матерью? - вытаращила глаза Мария.
- Нечего прятать свиную тушенку, - сказал Ваня более миролюбиво, нехотя беря полный стакан и лениво проглатывая сорокаградусную. - На прошлой неделе поросенка оприходовала, а раз оприходовала, нечего по погребам прятать, да в землю закапывать.
- Так зима на носу, Ваня. Что мы зимой-то будем жрать? Я-то для вас, негодников, стараюсь.
- Ты купи еще одного хряка, да покруче, ты же много денег получаешь, - сказал Ваня, немного подобрев, после того как горячительная жидкость разлилась по его пустым внутренностям. - Жаль, что я не родился бабой, я бы тоже этих стручков нашлепал, да еще побольше, чем ты. Почему ты прекратила производство двуногих поросят? Родила бы мне еще несколько братьев и сестер.
- Стара я уже Ванька, - всплакнула Мария, - да и пособие на детей уменьшилось. Осударство помогает лишь до определенного возраста. На тебя так давно уже ничего не выделяют. И остальные подросли. Вот только на Игорька надежда, он настоящий дебил. У него падучая дважды в неделю. Если врачи признают его инвалидом, я, как мать-кормилица, буду получать на него довольно солидное пособие, тады и хряка купим, шоб сто килограмм весил. А пока, давай потерпим.
- Это ты терпи, а я не намерен.
Ванька вынес суровый вердикт, поднялся с деревянной скамейки и спустился в погреб. Там находилось десять литровых банок тушенки - огромное богатство для нищих. Прихватив две банки, Ваня открыл одну из них и на сковородку. Запахло на весь дом, на всю округу, а точнее запах раздался и в другой комнате, где играли в балду голодные братики и сестрички мал мала меньше.
- Айда! - бросил клич будущий инвалид Игорек. - Тусонкой пахнет. Мама, дай кусочек, позалуйста, два дня уже ничего не ќусал.
Ребятишки гурьбой набросились на мамочку и на старшего брата с вытянутыми худыми шеями, тонкими как пучок соломы.
- Брысь, шпана! - крикнул старший брат Ваня и схватил ремень.
Все разбежались, вытирая слезы и хныкая, а Игорек не уходил. Он получил от Вани несколько ударов по спине широким ремнем, но стоял, вытянув худую ручку. Слезы что текли по его худому личику, не вытирал и головку не опускал.
- Игорек, уходи, не то еще получишь, - звала Юля Игорька из другой комнаты. - Ваня - это же зверь, а мать зверюшка и к тому же сука. Я пойду, подежурю у соседского дома, может курка какая яйцо снесет. Как только снесет - принесу и тебе одному отдам.
- Не уйду! - ответил Игорек, прячась в подоле матери.
- Ванька-а-а! - заревела мать, - не будь зверем, не то эту сковороску я опрокину в помойное ведро. Угости ребенка. Давай так: мне ничего не нужно, даже чайную ложку не возьму, а Игорьку дай, Игорек - инвалид, он денег принесет нам много, Ваня. Ну, не дури, Ванька, я тебя умоляю.
Ванька уже, будучи порядочно бухой, встал и крепко съездил матери кулаком по скулам.
- Жрите сами, а я пойду к друзьям, - заявил он и снова спустился в подвал, прихватив на этот раз не две, а три банки, чтоб угостить друзей такого же круга, одного из которых тоже звали Ваней.
Мать долго терла в надежде, что не будет синяка на месте удара, а Игорек начал дрожать. Это от обиды. Дрожь усиливалась, повалила его на грязный пол, а потом перешла в более дикую фазу: Игорек корчился, бил головой об пол и выпускал слюну изо рта. Мать уже знала: нужна холодная вода и массаж в районе ушей. И действительно, вскоре Игорек пришел в нормальное состояние и даже забыл, что его обидели.
- Мама, пойдем к ручью, там такая соленая вода, а я хочу попить. Эта вода и пузыри пускает.
- Это минеральный источник, - сказала мать, глядя в зеркало. - Гы, зубы, кажись, не пострадали, - произнесла она то ли для себя, то ли для Игорька и дико расхохоталась, кулаком размазывая слезы по морщинистому лицу. Игорек тут же забыл про соленую воду, набросился на тушенку, а потом подошли и остальные. Они без ложек и вилок хватали пальцами, бросали в голодные рты, а когда вкусная тушенка кончилась, активно вылизывали ладошки и пальцы, а потом и охладевшую сковородку.
- Ешьте, мне не жалко, - сладко пела мать в испуге, что кто-то захватит бутылку с остатком жидкости.
- А почему Ванька себе все позволяет? - спрашивала Юля, глядя матери в глаза.
- Потому что он взрослый, - отвечала веселая мать. - Када вы подрастете, вам тоже будет все позволено. Да банку не разбей, Игорек. Там уже ничего нет, все вылизали, даже мыть нет надобности.
Неожиданно вбежала Света самая старшая среди девочек.
- Что вы здесь делаете, собаченки? Ну-ка марш в свою комнату. Ты снова пьяная, корова? Жрать нечего, а она последнюю копейку продувает. Где хлеб, сожрали? Холера бы на вас всех напала.
- Не ругайся, - примирительно сказала мать. - Лучше скажи, где ты была.
- Где была, там меня уже нет, - загадочно произнесла Света.
- Нет, ты все-таки скажи, где была, что делала, почему дома не ночевала?
- Мутузили меня всю ночь, - призналась Света. - А тебе завидно, да?
- С Димкой что ли? Да это же отец твоей сестрички Юлии. Ты хоть знаешь об этом? Отвоевала у меня хахаля, а я его любила. Ты не дочка, ты сучка.
- Ты уже старая, чего уж обижаться? Димка мой первый мужчина, он сделал меня женщиной в пятнадцать лет. Я дрожала как осиновый лист, и больно было - слезы текли по лицу, но он держал меня за волосы и бил по щекам, чтоб я не шевелилась. И ты знаешь: понравилось. Я потом как только была возможность, топала к нему, он ведь один жил. Бабушка его умерла, он один остался. Сучок у него около тридцати сантиметров. Ты знала об этом?
- Еще бы. Два года я им наслаждалась, пока ты не подросла, маленькая дрянь. Он на тебе женится? - спросила мать.
- А зачем жениться, я и так рожу и буду денежки получать, коль они дармовые. Так что, мамочка, я тебе на смену иду. Вчера он целый батон хлеба принес, да сегодня кончился. После сладкого греха не только мне, но и ему есть хочется. Так и ели сухой хлеб, пока он не кончился. Я думала: у тебя можно прихватить, да где с такой оравой? А Ванька, сволочь, куда подевался?
2
Ванька под покровом ночи пробрался к соседнему дому и пользуясь тем, что собаки во дворе не было и хозяева уже улеглись, подошел к входной запертой двери, где рядом со ступеньками стоял газовый баллон. Этот баллон он давно приметил и давно составил план действий. Покрутившись перед входной дверью и убедившись, что в доме все спят, он выхватил нож и стал мусолить шланг. Шланг никак не поддавался и операция была на гране срыва, но он в последний момент со всей силой потянул шланг на себя и шланг поддался. Видать на кухне был запас. "А что если подставить пенек под шланг и огреть лезвием топора, а потом отрезанный конец просунуть в отверстие в стене, а потом отвернуть вентиль, - подумал он. - Газ наполнит спальню, и хозяева заснут вечным сном".
Как раз топор валялся возле дроварни.
Скоропалительно созревший план удался как нельзя лучше. Газовый шланг был перерезан, как раз в том месте, где было необходимо. Просунув в отверстие стены на достаточную глубину, Ванька облегченно вздохнул и начал выворачивать вентиль.
- Ну, слава Богу, - произнес он радостно, когда газ зашипел, неся вечный сон хозяевам. - Это поместье будет принадлежать мне. Я женюсь, приведу сюда жену и мы заживем, припеваючи. И маленький магазинчик будет принадлежать мне и моей супруге.
Ваня повернулся и ушел. Ему никуда не хотелось идти, никого он не думал навещать. Ваня вернулся домой. Так как дверь дома не закрывалась, он свободно проник в помещение. Братья и сестрички уже спали, кто на полу с обнаженными попками, а мать просто лежала на кровати и ругалась матом. В чью сторону был направлен этот мат, нельзя было понять.
- Ванька, ты что ли? куда это тебя носило? почему так рано вернулся?
- Спи, мать. Завтра утром, как только проснешься, бегом к соседям.
- Зачем?
- Завтра они будут мертвы.
- Откуда это тебе известно, ты что, офонарел?
- Слушай, что тебе говорят. Я сделал так, что они уснут навеки, а их дом достанется нам, вернее мне.
- Газовый шланг, что ли перерезал? я так и знала. Сама думала об этом, но...это очень рискованное дело. Милиция, кспертиза и все такое...короче, не стоило с этим торопиться.
- А я жениться хочу. Куда я жену приведу, неужели в это пекло? Если бы ты передушила половину этих козлят на двух ногах, было бы другое дело, а так..., приходится искать выход.
Мать ничего не сказала на эти слова сына, только повернулась на бочок и задумалась. Чей сын Иванко, кто его отец? Да, давно это было, лет семнадцать тому. Она была в то время еще в форме хорошей сучки с той разницей, что половая охота была не временная, а постоянная. А кобелей было - не сосчитать и молодых и старых, слепых, хромых и все, как правило, отпетые алкаши, с бандитскими замашкам. Кажется из соседнего села полуслепой Канюка дважды отсидевший в тюряге за воровство и разбой приходил к ней по воскресным дням и поганил ее весь день и всю ночь. Его мужское достоинство была не только выносливым, но и увеличено в размерах, так что у Марии слезы радости текли по обеим сторонам щек во время полового акта. Ванька должно быть его сын. Интересно жив еще этот Канюка? Съездить бы, наведать бедолагу.
- Ванька, ты и вправду думаешь жениться? Только, смотри не регистрируй свой брак в загсе. Пособие не будете получать. Семня должна существовать без регистрации в загсе. Она повернулась на бок, напрягла слух, но Ванька ни одним словом не ответил: он уже посапывал на боку лежа на раскладушке.
Утром, чуть свет, Мария встала и направилась к соседям. Дверь, конечно, заперта на ключ, что с эти делать? не мешало бы первой зайти, наверняка там где-то денежки валяются, а потом уж объявить соседям, что так мол и так, соседи отравились газом. Но, сначала надо убедиться в главном. Тяжело дыша от перенапряжения, она взобралась по ступенькам и нажала на кнопку звонка.
В утренней тишине сердце колотилось еще сильнее. Краска бросилась в лицо Марии, она уже стала оглядываться вокруг в поисках топора, или стамески, чтоб открыть дверь, как вдруг щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге показался хозяин дома.
- Маша, привет! что так рано? - спросил Женя.
Мария заморгала глазами, хотела повернуться и убежать, но тут же сориентировалась. Если дело приняло такой неожиданный и нежелательный оборот, лучше выступить в роли спасительницы.
- Женя, из прихожей несет газом! у вас никто не отравился? Я шла мимо дома и услышала: чем-то пахнет и этот запах необычный. Газ, должно быть, мелькнула в голове и я решила разбудить, мало ли что? Таких прекрасных и добрых соседей поискать - днем с огнем не сыскать, - произнесла Мария - спасительница.
- Да, что-то есть.
- Срочно открывай окна и двери. Твоя супруга, должно быть, не закрутила вентиль на баллоне. Как же это вы остались живы, ума не приложу. Вы же могли погибнуть. А я, подходя к дому, почуяла недоброе: в нос шибануло. Я за чекушкой. Налей, пожалуйста. Денег, правда, у меня нет. Получу пособие на этих цыплят - отдам. Ты же меня знаешь. А вообще то, что я тебя спасла, стоит сто, нет тысячу чекушек. Так что давай наливай, прямо пол-литру.
Женя открыл все окна и двери, поднял супругу и стал спрашивать, почему мы все не погибли?
- Я дверь в спальню плотно закрыла, прежде чем лечь в кровать, - сказала она, вскакивая с ложа и направляясь в комнату сына, куда ушел весь газ. - Здесь сильный запах, надо тут все окна открыть.
Когда хозяева стали выяснять причины такого поведения газового баллона, то выяснилось следующее: они не погибли чисто случайно: плотно прилегающая дверь в спальню спасла. Газ из баллона поступал почему-то неохотно и вышел не полностью. Супруга потянула за шланг: в руках оказалась половина. Шланг был перерезан ровно пополам, а его половину, что шла от баллона вставлена в отверстие стены. Сын находился на учебе и приезжал домой только на субботу и воскресение.
Вопрос - кто? не заставил себя долго ждать, да и Оксанка, сестра Вани Плантича подтвердила: она видела, как Ванька, сын Марии, лихорадочно искал нож, как он бежал в сторону соседнего дома резать газовый шланг.
В селе главный человек - председатель сельсовета и участковый. Участковый вызвал Ваньку на беседу. Беседа состоялась, и тот, кто замахивался на жизнь других, был отпущен под честное слово, что больше такого не повторится. Женя решил позвонить в районный отдел милиции, начальнику Андрею Андреевичу Шлепкогубко.
- Вы живы? живы, ну и слава Богу. По законам Украины мы не имеем право арестовать хулигана за покушение на жизнь человека. Вот если бы вы отравились газом и отправились, не дай Бог на тот свет и это было бы доказано, что действие совершил именно этот Ванька Курячка, мы взяли бы его за жабры. А так, извините. У нас демократия. Мы под прицелом Евросоюза, а мы должны войти в этот Евросоюз во что бы то ни стало, поэтому мы должны придерживаться принципов демократии, точнее делать так как они нам велят. Попробуй отступить от принсипа думакратии, да с меня погоны снимут. Наши партнеры на западе бдительно следят за соблюдением демократических принципов на Украине. А почему так? это вы у них спросите.
3
Шестьсот лет закарпаские русины находились под диктатом стран западного мира - Австрией, Венгрией, Чехией. Они, как могли, вобрали в себя элементы западной культуры, сохранив при этом свой язык, некую помесь древнеславянского с украинским. Конечно, в течение шести столетий в их язык поневоле вклинились обиходные слова тех народов, которые поочередно господствовали над закарпатскими русинами.
В конце Второй мировой войны, после освобождения Закарпатья советскими войсками, они воссоединились с восточными украинцами входившими в состав Советского союза. Что принесло это воссоединение простым людям? Пусть на этот сложный вопрос ответят историки, а мы остановимся лишь на отдельных деталях.
До исторического воссоединения, закарпатские русины были не такими, как сегодня. У них была крепкая вера в господа Бога и Иисуса Христа, прочные семьи, они понятия не имели, что такое грабежи, взятки, тотальное воровство, однополые браки, холодящее душу распутство, беспробудное пьянство и моральное разложение. Раньше никто не запирал входных дверей дома, отправляясь в поле, или на рынок в дальние села. Возводить высокий забор вокруг своего поместья просто не было необходимости. Если на одно село приходился единственный алкоголик, его все знали и относились к нему с презрением. О том, чтобы сын мог избить родную мать, или обозвать ее всякими похабными словами, никто никогда не слышал, не прочитал ни в одной книжке.
Внебрачных детей можно было пересчитать по пальцам. Крестьяне трудились на скудной земле, особенно в горной местности от темна до темна. Это была их земля, политая потом, это был источник существования любого крестьянина. В селах, особенно чехи строили больницы, школы, магазины. Преподавание велось, как правило, на украинском языке. Простых людей, кто честно трудился, никто никогда не обижал. Потом наступило Освобождение в 1944 году. Ленинско- Сталинские гвардейцы в форме НКВД привезли с собой дикую культуру, связанную опрокидыванием той морали, которая прочно утвердилась в освобожденном крае на протяжении столетий. Бесстыдная, наглая ложь впечатывалась в сознание жителей маленькой области силой, Сибирью, концлагерями. Коммунистические головорезы в кожаных тужурках отняли у закарпатских крестьян самое главное, самое ценное - землю, лишив их источника существования. Чекисты ночью запихивали ни в чем неповинных в воронки с зарешеченными окнами и увозили в Сибирь. Ни за что, просто так, баловались ленинские эмиссары Большевики пытались внушать маленькому народу, что раньше их обижали, а то что сейчас, после освобождения, за малейшую провинность отправляли в ленинские концлагеря, расположенные в Сибири, выдавали за благо. У них отбирали скот, землю по самые углы и насильственно запихнули в колхозы, где было все общее. А так как крестьяне голодая, трудились от ночи до ночи, поневоле тянулись к тому, что созревало на полях и к тому, что давали коровы на фермах. Сначала прятали в карманах горсточку пшеницы, свекольные клубни, созревшие яблоки, бутылку с молоком, разбавляя оставшееся, подлежащее сдачи государству, водой. Это было начало будущего тотального воровства, а затем и грабежа. Главные начальники на колхозных полях бригадиры стали приобщаться не только к клубничке, но и к спиртному. Начались дикие оргии, связанные с беспробудным пьянством. А колхозники, эти крепостные двадцатого века, убегали на заработки в другие районы, особенно в глубь России.
О том, что мы имеем сегодня, частично отражено в этой повести. И так, пойдем дальше.
Ванька ждал свою мать с нетерпением, нервничал, проявлял нетерпеливость и решил, что ему никак нельзя оставаться дома. А вдруг мать уже роется в комодах этих Буташей, отдавших Богу душу? Было девять часов утра. Он собрался на встречу матери и, сделав несколько шагов, начал бежать. А бежать надо было в гору. Молодое сердце стучало как барабан, изо-рта пошла пена, не хватало воздуха, а он все равно бежал. И вдруг выплыла мать из-за куста.
- Ну что - капут им? ты обыскала все места, де могут быть спрятаны деньги, украшения и прочие ценности? - спросил он дрожащим голосом. - Без меня не сметь, а то в глаз дам, ты меня хорошо знаешь, мама.
- Нет, Ванька, все живы, твой замысел провалился. Опыта-то у тебя маловато. Я сама надеялась сорвать куш потяжелее. Но ты не переживай, мы их все одно обкорнаем, мы их обчистим. У меня есть более надежный план, ты пока потерпи.
- Я не хочу терпеть, я не буду терпеть. Буржуи должны ответить...
Ваня замолчал, он не знал, за что буржуи должны ответить и его мать тоже этого не знала.
Люди, у которых практически ничего нет за душой и которые не ограничены законом, способны творить чудеса в смысле преступлений. Их не интересует, почему зажиточный человек стал таковым, откуда взялись его блага. Еще в далеком 17 году дутый гений Ильич совершил переворот, опираясь на голь, на тех, у кого ничего было за душой. Это были озлобленные низы, которые крушили все на своем пути, не зная жалости, как звери, когда были под мухой и когда были трезвы. Это они сломали хребет русской нации, это они в крови топили Украину, Белоруссию и другие народы, где намечались признаки сопротивления.
- Мама, налей стаканчик, - попросил Ванька, - с расстройства не мешало бы тяпнуть. Я не могу успокоиться, нервы у меня бушуют, как в собачьем брюхе отравленная пища.
- Нет, Ванька, бормотухи у меня нет, ни капельки, поверь мне.
- Врешь, сука, я знаю, что у тебя есть. Если съезжу по роже, найдется, - пригрозил Ванька матери.
- Только попробуй. Милицию вызову.
Но мать уже получила по скулам, да так, что ногами накрылась.
На крик прибежала Света, старшая дочь Марии с дрючком в руках. Ванька решил не связываться с сестрой. Он убежал к Плантичам.
Мать обнаружила, что у нее передние два зуба выбиты и оттуда сочится кровь. Поскольку в доме не было водопровода и вообще ведро оказалось пустым, она выплевывала сгустки крови до тех пор, пока не кончились, а два выбитых зуба на нижней челюсти спрятала на полку, завернув их в тряпку, на всякий случай. Мало ли, Ванька будет нуждаться в ее помощи, а она достанет выбитые зубы и покажет ему поганцу: вишь, Ванька, обижал маму, а теперь просишь помощи, вот тебе помощь и она покажет ему дулю.
И действительно в этот день случилось нечто подобное. Ваньку отлупили так, что он валялся под кустом в моче и собственном кале, а два зуба выплюнутые валялись рядом. Мария, как только узнала, все бросила, прибежала босая, стала на колени, обхватив голову сына и начала выть. Соседи сбежались, кто с мокрой тряпкой мочить лоб, кто с табуреткой посадить Ваньку, дабы он не простыл на влажной холодной земле.
- Кумочку, мой дорогой, запряги лошадь, погрузи моего бедного сыночка и увези домой. Я тебе отработаю, три дня картошку полоть буду, только отвези. Вишь он тут лежит, кончиться может, дитя мое дорогое, - ревела Мария как белуга.
- Где ты потеряла два передних зуба? - спросил кум Иван, что жил по соседству с Марией.
- Споткнулась, кумасек, и упала, да о кочки рожей ударилась. Но это ерунда, зубы заменить можно, а вот если Ванька прикажет долго жить, что я делать буду, о-о-о-о!
Целых две недели Мария отпаивала Ваньку разными травами, а раны мазала нутряным салом с натертым чесноком, а потом промывала настойкой чистотела.
Ванька первый раз открыл глаза только на следующий день и как-то странно замычал, как недорезанный бычок и закатил глаза. Мария снова бросилась в рев, и только кум Иван немного успокоил ее.
- Ты прислушайся, как он дышит, - сказал кум, - сердце у него как у моей лошади. Как только поправится, он тебе и верхние зубы выбьет, не переживай. Ну и сын у тебя! Я бы, будь он моим сыном, подвесил бы его за ноги вниз головой, а ты, дура, ночами не спишь, убиваешься, будто он у тебя единственный и ты его уже хоронишь.
- Пошел ты, кум на х., - прошипел Ванька сквозь выбитые зубы и плотнее закрыл глаза.
- Ванька, ты ожил? какое счастье, как я рада! Господи, как я рада! - всплеснула руками Мария и пошла, доставать чекушку, чтоб подкрепиться.
Какой бы Мария ни была трудной женщиной для окружающих ее соседей, но в ней жило высокое чувство матери, которое так велико, что ни с чем сравнить нельзя. Это моральный урод Ванька был способен обидеть и унизить мать, нанести ей побои, и если бы возникла благоприятная ситуация мог бы продать ее за рюмку бормотухи, а она - никогда.
Ванька долго болел, даже похудел. Его одежда, которую он практически никогда не менял, дурно пахла какими-то непонятными запахами. Мать всегда сидела рядом, даже с ложечки его кормила и однажды спросила:
- Что бы ты хотел, Ванька, скажи, я все исделаю, лишь бы тебе было хорошо.
- Я хочу, чтоб у меня был отец. Ты хоть знаешь, кто мой отец, мама? Конечно, ты не знаешь, поскольку у тебя кобели всегда в очереди стояли и даже сейчас готовы стоять. Зачем ты нас нарожала, - на смех людям?
Мария опустила голову, а крупные слезинки шариками скатывались по ее лицу, на котором уже высвечивались морщины.
- Понимаешь, Ваня, жизнь такая сложная...А потом молодость..., ты уж прости...
- Это не ответ, мама. Ты все-таки скажи, где мой отец и кто он? Даже Плантычи, такие же алкаши и так же лупят свою мать почти ежедневно и то у них есть отец. Он умер, правда, они уже жалеют, что довели его, но все равно знают, кто у них отец. А меня все время спрашивают - кто он? А что я им отвечу, если даже ты не знаешь? Потому я тебя и луплю, и буду лупить, пока не вспомнишь.
- За что, Ванька? Потом у Плантичей тоже нет отца. Мать их нагулял от разных отцов.
- Не ври сука. Мать Плантичей жила с одним в неоформленном брка. Осударство стимулирует незаконные браки. А ты..., зачем ты меня родила и всех остальных поросят на двух ногах? чтоб пособие получать, да ВЦ беспробудном пьянстве пребывать? У тебя -то отец был?
- Кажется, был, но я точно не знаю, кто он и где он, - виновато ответила Мария.
- А теперь уходи, я не хочу тебя видеть...суку паршивую.
4
Ванька в этот раз воздержался, не стал распускать кулаки. То ли ему надоело лупить мать как сидорову козу, то ли в нем проснулось что-то сыновне, никто сказать не может, а потом, Ванька поскользнулся. Хозяева одного приличного дома наняли его на хоз. работы в конце лета. Ванька трудился добросовестно и в то же время изучал обстановку. А обстановка оказалась благоприятной. Входная дверь нараспашку, в доме ни души, а хозяин вместе с семьей подался на речку, совершенно забыв запереть дверь.
Ванька быстро взбежал по ступенькам и молниеносно очутился внутри. Вспомнив, как это делается в фильмах, особенно американских, начал потрошить выдвигающиеся ящики и о чудо, в одном из них, наряду с гривнами, оказались зеленые стодолларовые бумажки. У него просто не хватило сил отказаться оттого, что плохо было спрятано. Он выгреб все, что мог, и сунул за пазуху. Это было самое надежное место, потому что синтетическая рубашка, стиранная еще в прошлом году, была заправлена в брюки, а брюки он перевязала жгутом темного цвета. За пазуху, как ему казалось, можно было спрятать содержание целого шкафа.
Выбежав во двор, он схватил ту же лопату и как бульдозер стал рыть канавку. Пот увлажнил его волосы, а рубашка прилипла к спине.
Хозяин, прогуливаясь от речки к дому и обратно, не мог не любоваться ретивым работником, которого он нанял практически за смехотворную плату.
- Вань, я прибавлю тебе, ты очень стараешься, похвально, похвально. Ты всегда так работаешь? Я прибавляю тебе еще десятку, - произнес он и направился в дом, чтоб достать эту десятку. Как только он зашел за угол дома, Ванька бросил лопату, а сам направился в противоположную сторону, а за подворьем стал прибавлять шаг.
Отбежав с полкилометра, он уселся на сухой булыжник, достал ворованные деньги и все пересчитал. Оказалась умопомрачительная сумму - восемьсот долларов и триста гривен. Челюсть сама отвисла и находилась в таком положении, пока туда не залетела крохотная, но живучая муха. Муху он раздавил языком, потом сплюнул и почесал затылок.
- Вот это заработок! таких денег даже моя распутная матушка не видела, - сказал себе Ванька и поднялся с места. Но куда идти он не знал. В какую бы сторону ни направить свои стопы все одно хорошо, эх хорошо. Такой радости он никогда не испытывал.
- Сейчас в кафе, - сказал себе Ваня. - Но нет, это опасно. Домой! и только домой. За продухтами пошлю маманю: мешок за плечи и айда по магазинам. И дома можно устроить пир.
Он вышел на центральную дорогу, взял курс по направлению к дому и в то же время все оглядывался: не гонится ли кто за ним? Но шоссе, усеянное выбоинами, было пустым и каким-то радостным. Вдруг загудела машина. Ванька присел у обочины от страха, будто у него неожиданно появилась резь в животе. Но машина проскочила, а водитель нажал на сигнал со всей силой, в результате чего у Ваньки произошло непроизвольное мочеиспускание. Он не больно расстроился, ведь уже скоро поворот на узкую тропинку, ведущую в горы по которой ходят только пешеходы, да одинокие лошади. Если прибавить шагу, промоченные собственной мочой рваные штанишки, высохнут, как пить дать высохнут. Надо только руку набить на этом деле, и заработок выше крыши. Мать в этом деле мастерица, но опыт передавать сыну не спешит, курва.
Мама встретила Ваньку, будучи под мухой, но еще на такой стадии, когда все предметы не смещаются, покрываясь туманом, а кажутся реальными, когда смотришь на них в оба глаза и радоваться можно. Маша гордилась, что у нее глаза на месте. Ванька, если и давал ей кулаком в глаз, то глаз уходил внутрь, и только синяк вокруг глазного яблока сверкал в течение недели.
- Ну, что, заработал? чем порадуешь маму? - спросила она, когда Ванька весь сияющий, в поту, с прилипшей к спине драной рубахи, но улыбающийся вопреки всему, показался на пороге.
- Вот, - произнес он, выкладывая на стол сотни долларов и все гривни, которые он национализировал у Пищака.
- Ого! это что - действительно стодолларовые бунажки? Ну, Ванька ты даешь. Да тут на две недели хватит. Где ты это взял, украл, небось? если украл, что ж, так тому и быть. Не у бедных надеюсь ты прихватил столько денег. Давай эти гривни, я пойду, рассчитаюсь с долгами и возьму две бутылки бормотухи. Устроим пир.
Ванька кивнул головой в знак согласия.
Когда мать вернулась, запыхавшись, они стали пить вдвоем, закусывали луком и заплесневелым хлебом. Вечером явился участковый. Ванька только краснел, опустив голову. За него работала мама.
- Кто видел, что мой Ванька крал деньги? где свидетели? нет свидетелей и притензиев у вас не должно быть. Далее. Его за руку пымали? не пымали. Мало ли что говорит этот Пищак. Он такой, он ненадежный человек, я его хорошо знаю. Глаза бы мои его никада не видели. Хотите православной откушать? все же вы шли в гору изморились весь, вон роса на лбу.
Участковый внимательно слушал разумные доводы Марии, чесал подбородок, а потом и затылок, и, наконец, сказал:
- Шоб это было в последний раз, Ванька. Я не люблю, когда жалобы поступают на молодых людей. Сам был молодым, разбитным парнем, когда-то из колхозного сада я блоки воровал.
- Я вижу: с тобой не пропадешь, мать, - ласково сказал сын, когда ушел участковый. - В течение месяца всегда мой кулак будет опущен перед тобой, клянусь своим детородным прибором.
Когда старый Пищак понял, что от участкового ждать чего-то бесполезно, он пожаловался старшему сыну - бузосмену, который носил такое же имя - Ваня.
Тот сел за руль роскошного Мерседеса и помчался в районное управление внутренних дел. Будучи не жадным человеком, он вынул и кармана пятьсот долларов и положил на стол начальника рай управления.
- Возьми долг.
- Да? А рази... какие у тебя проблемы, выкладывай, не тяни кота за хвост, - торопил начальник милиции Андрей Андреевич.
- Отца обокрали, надо вора взять за шкирку.
- Знаешь кто?
- Курячка Иван из многодетной семьи. Его мать Мария у Дискалюка песни пела, и подол высоко задирала.
- А знаю, знаю. Счас мы его сюды доставим, в каталажку посадим, он во всем признается.
Начальник тут же нажал на вызов участкового и приказал: немедленно, сегодня же, сию минуту доставить такого-то и посадить в КПЗ.
Сын Пищака остался доволен. Он хорошо знал: не подмажешь, не поедешь. В милиции тоже работают люди, а люди сами по себе, если не сплошное дерьмо, то частично дерьмо и жадные от мала до велика.
А Ваньку схватили той же ночью. Карманы вытряхнули и нашли солидную сумму украденных долларов и гривен.
Три месяца спустя, состоялся суд, и Ваньку приговорили к одному году и двум месяцам тюрьмы. Поскольку приближалась зима, матери разрешено было принести сыну теплую одежду и обувь. Да только нести было нечего. И Мария пошла с челобитной до Буташа, до тех самых людей, которые лишь волею случая не погибли от рук Ваньки. Здесь она отоварилась. Ей отдали ношеную одежду и обувь. Маша благодарила и клялась, что отработает, что-то поможет по хозяйству по первому же зову.
Но Маша как всегда лукавила. Она никогда не держала своего слова. И об этом все знали. Поэтому и Буташи не ждали помощи от Марии.
-Ладно, - сказал Буташ, - я отдаю тебе за спасибо. Скажи нам спасибо и можешь быть свободна.
- Спасибочко, спасибочко. Ванька не виноват, это не он резал шланг, а другой Ванька по имени Марина, он уже отбывает срок за убийство Сидорячки. Это он Сидорячку топором отдубасил, да так, что та скончалась. Ей-богу он, сама видела его с ножом, но никак не могла подумать, куда и зачем он направляется. А ведь могло случиться несчастье. Но я так рада, так рада, что ничего не случилось, что не произошла трагедь.
Ванька нашел пристанище во Львовской тюрьме. Тут в первую же ночь его посвятили в голубые: двое держали, забив кляп в рот, а остальные сокамерники наслаждались его молодым телом. Не прошла и неделя, как Ваньке стало казаться, что это не так уж и плохо. Только ребята с разными сроками требовали пополнить счет в телефоне.
- У мене нет денег, - отбояривался Ванька.
- Ничего страшного. Звони матери, она пришлет. Мы все звоним своим родителям...по очереди и названиваем молодым ребятам, которые все еще на свободе, но которых мы...сам понимаешь.
Ванька звонил, и мать пополняла счета чужих номеров мобильных телефонов.
- Как тебе там Ванька живется? - спрашивала она сына сквозь плач.
- Все хорошо, мама, не переживай. Я хочу тут остаться, здесь классные ребята. А ежели я и отбуду свой срок, и меня выпустят на волю, я снова сюда возвернусь, сука буду, мама.
5
Марии не больно горевала, что потеряла сына, хоть на сердце и щемило, материнские чувства иногда пробивались и будоражили ее испорченную душу, но выбитые сыном два передних зуба портили ее вид и молотком стучали в мозг, напоминая о том, что это сделал ее бывший любимый сын. Какое-то время она жила более спокойно и более уверенно. И даже жених новый объявился. Мария была с ним счастлива и надеялась родить от него очередного малыша. Но счастье ее продолжалось недолго. Дочке Светлане пошел пятнадцатый год. Грудочки стали округляться, в глазах появился огонь и поведение ее заметно изменилось.
- Ты что подглядываешь, сучка маленькая, или уже свербит в одном месте?! - раскричалась Мария, заметив, что дочка подглядывает в щелку двери.
- Хи-хи, - ответила Света и убежала. Хахаль уже был в полной готовности, схватил Марию за волосы и придавил к грязному худому матрасу.
Потом случилось так, что Мария, получив очередное довольно солидное пособие на свою ораву, стала раздавать долги в буфете, а потом, ее так мучила жажда, решила пропустить рюмашку. А эта проклятая рюмашка потянула за собой вторую, третью и так Джо тех пор, пока Мария уже не могла самостоятельно стоять на своих двоих. Она и ночевала под открытым небом и денежки, полученные задаром от государства, растеряла, даже не помнила, как и каким образом.
А в это время Дима, новый жених матери, чуя по запаху, что Мария скоро вернется не с пустыми карманами, еще до захода солнца, пришел весь в молодой чувственной улыбке. Света долго мучилась, что делать: стыд мешал, но тайное желание тоже не давало покоя. Может, все бы и обошлось, если бы Света однажды не подсмотрела, как Дима извлек длинный шланг из штанишек, проткнул им тело матери, а мать, вместо того, чтобы кричать от боли, целовала его в уши, в бороду и произносила ласковые слова, которых Света от матери никогда не слышала.
- Ну что ты жмешься в углу, малышка? - спросил Дима и тут же добавил: - Если не боишься меня, посиди у меня на коленях. Надеюсь, мама не скоро вернется.
- Она пьяная лежит у дороги. Соседка Лена сказала и советовала пойти, привести ее в чувство. Ноя никуда не пойду: проспится к завтраму и появится.
Она уже сидела на коленях у Димы, а когда почувствовала, что-то еще твердое, пульсирующее, уронила головку на грудь Димы и едва слышно произнесла:
- Я ко всему готова.
Светлана стала матерью в шестнадцать лет. Ребенок родился слепым на один глаз. В доме, где она жила с матерью были две комнаты, одна из которых служила и кухней и спальней. Света, как только вернулась из больницы, решила отделиться от матери и заняла другую комнату, служившую небольшим складским помещением. В левом углу просел фундамент, а за ним и подгнивший деревянный пол. Свежий воздух поступал не только через открытое окно, но и с образовавшейся дыры в полу. Плита немного перекосилась, так как Ванька, когда буянил, выбил несколько кирпичей со стороны дверцы, куда кидали полена во время топки.
На окнах висела одна порванная дерюга, служившая занавеской. Несколько протухших от мочи дерюг валялось в углу. Их уже невозможно было ни отстирать, ни заштопать. Ни стола, ни табуретки, ни тарелки, ни ложки - живи, как хочешь. Но Света не растерялась. Получив довольно приличную сумму на незаконнорожденного ребенка, она, с малышом на руках отправилась в большой хозяйственный магазин расположенный в Апше, выбрала самую дешевую мебель, наняла мастеров-печников, повесила занавески, подремонтировала фундамент и комнатенка превратилась в жилое помещение. Это было еще одним доказательством того, что в сельской местности родить внебрачного ребенка просто прелесть. Она получала довольно солидное пособие на внебрачного ребенка, что давало ей возможность не только довольно прилично питаться, но и баловаться водочкой.
Мать косо стала поглядывать на дочь и зачастила в ее комнату.
- Мама, - сказала как-то Света, - возьми ребенка на руки, прижми к груди, покачай на руках, ты слышишь, как он бедный плачет.
- Дай на бутылку, - потребовала Мария. - Одолжи. Тогда я с твоим уродом повожусь.
- У меня кончаются деньги, - сказала Света, - потерпи. С получки дам...на две бутылки. Не могу же я без копья остаться. Я ребенка кормлю, молоко покупать нужно, да и кусок колбасы хоть раз в неделю попробовать, а тебе только бы горло замочить. Чай завари, или палец пососи.
- Гадина ты, отняла у меня Димку, а такой сладкий был мальчик. Видишь, и от тебя сбежал. И я очень рада. Поделом тебе, сучка.
- Ты получаешь пособие на детей? получаешь, а я что - рыжая что ли? И вот в чем промблема. А Димка, говорят тоже запил, теперь он ни на что негож.
Мария обиделась, хлопнула дверью и не заходила до тех пор, пока Света не принесла получку.
Света на какое-то время была занята грудным малышом, и телесная любовь сама по себе отошла на время. А потом начались проблемы. Глаза сами загорались, а молодое сердечко колотилось, когда ей попадался молодой, плечистый бычок. Но пока ответных взглядов не наблюдалось. Света поняла: надо менять прическу, одежду, наводить марафет. И чутье не обмануло ее. Какое-то время спустя, Света стала выглядеть настолько прилично, что сильный пол буквально ходил за ней по пятам. А некий Юра из соседнего села Апши, просто не давал ей проходу. Света все выкаблучивалась, всякий раз спешила домой, зная, что дома пищит ребенок.
И вот однажды, Юра явился к Свете домой. Вместо букета цветов он притащил большой кусок колбасы, бутылку водки, две бутылки вина и с полкило шоколадных конфет.
Свете понравились конфеты и вино кагор. Мать Светы тут же явилась и, видя, сколько добра на столе, сразу же стала называть Юру зятьком. А после второго стакана, стала его слюнявить. Света только улыбалась. Но Юра повел себя достойно. Он сразу сказал, что Света ему понравилась, как только он ее увидел. Это было что-то похоже на любовь с первого взгляда.
- Ну, бывайте, мои дорогие, - сказала теща после третьего стакана. - А ты, зятек, бери быка за рога. Сама знаю, как Светка соскучилась по мужику. Она хорошая баба. Года два тому отбила у меня мужика, а мужик был то, что надо. Я сперва немного поплакала, а потом вытерла слезы и стала думать: дождалась, слава Богу, дочки, которая стала настолько взрослой, что жениха у матери отбила. Так, мой Светик, правильно я говорю?
- Мама, перестань, сколько можно? одно и то же. Сейчас мне твой Павлюк не нужен. Даже на ребенка не явился взглянуть, сволочь. Разыщи его, если хочешь и тащи в постель, я даже глазом не поведу.
- Хи-хи, - произнесла мать. - А вдруг плакать будешь? Ты, Юрик, не оставляй ее одну. Присосись, она неплохие деньги на ребенка получает. Калекой, правда, родился, да что поделаешь.
Мать ушла, а Света с Юриком осталась - тет-а-тет. Ребенок запищал: кушать захотел.
- Отвернись, - сказала она гостю.
Юра отвернулся, достал папиросу и задымил.
- Ты что - сдурел? как ты можешь сосать махорку в комнате ребенка, выдь вон.
- Звиняй, - коротко процедил Юра и вышей на улицу.
Света накормила, переодела ребенка и уложила спать, а потом и сама улеглась. Юра долго не приходил. Может, ушел, придурок, подумала Света и закрыла глаза. Но тихо скрипнула дверь, послышались шаги, из полумрака стала вырисовываться мужская фигура. Юра дважды чмокнул и сплюнул на земляной пол, усаживаясь на односпальную железную кровать, где уже обстроилась Света. Рука невольно упала на грудь, потом скользнула вниз по горячему животу и застряла в волшебном бугорке. Горячая струя пронзила спину Светы, застряла сначала в районе копчика, а потом и в том грешном месте, в котором уже бушевал неугасимый огонь.
Губы у Светы сами раскрылись, но Юра не прилипал к ним: он активно массировал бугорок, а потом лихорадочно стал снимать с себя одежду.
Сладкая нарастающая волна парализовала ее волю и все ее тело и отныне этот скуластый, приземистый парень стал для нее до боли близким, а то что у него лицо как у бульдога, не имело никакого значения. Наоборот: у нее не будет соперницы, мало кому он может понравиться.
Так у Светы образовалась внебрачная семья. Юра умолял Свету оформить их отношения в загсе, повенчаться в церкви и Свете стоило немалого труда убедить гражданского мужа в том, что лучше рожать внебрачных детей. Уже на второго ребенка, если он будет жив, они получат сумму, вдвое превышающую на первого внебрачного ребенка.
Юра долго грыз ногти, а потом сдался. Он сам вырос внебрачным ребенком, и его мать походила на его новоявленную тещу, как две капли воды.
- Хорошо, согласен, - сдался Юра, - но учти, ежели чего там...задерешь хвост, как сучка, я возьму ребенка с собой.
- А куда ты его возьмешь, скажи? Да ты трусы не менял месяца два и домик у вас в одну комнатенку, там еще братья ютятся и мать жива..., похлещи моей матери. Молчи уж, голяк.
Это задело Юру, он хотел дать ей по зубам, но на этот раз воздержался.
- Отстегни десятку, тяпнуть захотелось от обидных слов.
- Бери, мне не жалко, - сказала Света, пристально разглядывая своего гражданского мужа, будто она его впервые видела. В этот раз он больно ей не понравился: скулистый, один зуб выбитый в пьяной драке, уши торчат, скулы выпирают, а нос картошкой. - Но... уже второй месяц ты на моей шее сидишь, мог бы устроиться куда-нибудь, копейку какую заработать. Негоже мужику на бабьей шее сидеть.
Она бросила кошелек на стол, а сама взяла пустое ведро и пошла к колодцу по воду.
Когда Света вернулась, Юры уже и след простыл. В мгновение ока он очутился на перевале, за которым располагалась его Апша - большое в пять тысяч человек село. В то время бутылка православной стоила десятку, и Юра тут же отоварился в маленьком буфете. Прижимая бутылку к стегну, он взял курс к хибарке, где его ждала мать Василина. Он шагал медленно, думал о том, как трудно ему живется, а тут вдобавок подул прохладный осенний ветер. А он в одной рваной рубашке. Согреться бы, подумал он и достал бутылку из штанин. Вкусная жидкость щекотала не только горло, но и согревала внутренности. Он посмотрел и поцеловал в донышко и снова приложил к губам.
"Что это? меньше половины, да как это так, может, вылилась, о, точно, пробка негожа. Не нести же ее в руках вверх горлышком. Лучше уж в брюхе домой принесу. Обыму маму и расцелую. Скажу: во! житуха пошла, мать".
Он поднес горлышко к открытому рту, но тут подкрались забулдыги сзади - и бутылка выскользнула из рук Юры.
- Что ты дуешь все один, да один, делиться надо, - сказал кореш Андрей, опустошая бутылку.
- Мать хотел угостить, у нее, должно горло уже совсем усохло, - недовольно произнес Юра.
- Послушай, это ты своровал овцу на прошлой неделе? признайся, лучше будет, - грозно спросил Андрей.
- Ты что - того? - покрутил Юра пальцем у виска.
- Того? ты сказал: того? Ах ты, гадина! видели же тебя, как ты подкрадывался ночью.
Андрей тут же схватил Юру за волосы, наклонил голову до колен и нанес несколько ударов коленкой по зубам. Юра повалился на землю, выплюнул три передних зуба и собрался, было, подняться, но Андрей нанес несколько ударов ногой еще по ребрам и по почкам. Потемнело в глазах, Юра быстро отключился. Больше он не чувствовал ни ударов, ни боли.
У Светы он появился к концу недели...голодный, израненный, тихий. Она пожалела его: откармливала, отстирала окровавленное белье. Потом съездила на рынок, купила рубашку, трусы и брюки.
А в одно из воскресений она устроила пир. Две бутылки водки, бутылка вина и ящик пива. Мать Светы тоже пристроилась, но вскоре ушла. Юра совсем окосел. Он долго смотрел на Свету стеклянными глазами, и вдруг Света превратилась в Андрея, что намедни так его обидел. Недолго думая он развернулся и со всего размаху дал Свете по зубам всей ступней правой ноги. Света как сидела на кроватке, так повалилась и дико закричала, а потом выплюнула два передних зуба.
Мать Светы оказалась на пороге.
- Что это у вас происходит? Убил! Убил, люди добрые, этот изверг убил мою дочь, держите его.
Юра поднялся с пола и головой ударил в живот тещи, освободив себе, таким образом, дорогу. Больше он не возвращался. Света перенесла эту обиду и стала собираться в путь. У нее был один ребенок на руках, а второй был внутри, ему пошел второй месяц.
Света очутилась под Киевом, устроилась на хлебопекарню, родила еще одного внебрачного сына и получила солидное вознаграждение от государства. Она писала матери очень часто и даже выслала посылку. А потом замолкла. Какова ее дальнейшая судьба, один Бог знает.
6
Дети Марии стали незаметно расползаться, и она прекрасно сознавала, что на старости останется одна. Разве что Игорек больной на голову, как говорили о нем соседи, останется с ней на старости лет. Та же судьба настигла ее сестер и братьев. Старшая сестра Аня очутилась в Ростовской области, вышла замуж, родила двух детей, но муж в пьяном состоянии зарезал ее ножом. Брат Василий подался в бандиты. В одной из драк был убит. Младшая сестра Василинка только один раз приезжала с тремя детьми, а потом пропала, где-то в Коми. Брат Митрий тоже погиб в той же Коми. Мария редко их вспоминала, но когда вспоминала много пила, долго ревела и ни с кем из соседей не общалась.
- Нет у нас никого из мужского пола, кто бы нас защитил в трудную минуту, - жаловалась она младшей дочери Юлии. - Вон, этот бандит Юрий при мне бил Свету так что она зубы теряла, а я смотрела и ничего не могла сделать. Хотела, было, топор взять, и по башке стукнуть, да как вас одних сиротами круглыми ставить, посадили бы ить, как пить дать, посадили. Все как-то в нашей семье не так как у других. Может Бог даст, хоть ты устроишь свою судьбу поприличнее.
Юля слушала да не очень внимательно. Ее головка была занята новым женихом, высоким стройным парнем с чуть-чуть скособоченным ртом. Он высоко задирал голову, и все время облизывал губы. Он ей еще больше понравился после того, как она согрешила с ним, когда отправилась следом в лес по грибы.
- А ты вкусная, как вареная картошка с салом, - сказал ей Женя после случки. - Мои родители и мать и отец все время киряют, надоели уже. Не хочу с ними жить. Ежели твоя мать не будет озражать, перееду к вам, поживем на веру до регистрации брака.
- Зачем нам регистрировать брак? Если у нас появится дитя, мы на него много денег получим. Ребенок будет считаться внебрачным, знаешь какие пособия? Ты за пять лет столько не заработаешь, понял?
- О, тады я согласен. Давай еще бим-бим сделаем.
- Давай завтра.
- Я хочу чичас.
И Женя грубо повалил Юлю на землю, а когда она стала брыкаться, несколько раз ударил ее по щекам. И странно: соединение легких пощечин с сексом понравилось Юлии.
В тот же день она собрала свои вещи - старые рваные туфельки и только что постиранный Соляникой платок и ушла со своим новым гражданским мужем в Апшу. Пьяная в дым свекровь встретила ее весьма своеобразно.
- Это что твое приданое? грязные, рваные калоши - это все, что ты заработала у матери? Ну и дела. Единственный сынок, вся моя надежда, а привел сучку, у которой нет отца и за душой ничего нет. Я даже не хочу знать, как тебя зовут, и видеть тебя не желаю. Вон там, рядом с собачьей будкой чулан. В нем и живите, а сюда на кухню ни одной ногой.
Женя знал, как успокоить матушку. Он шепнул на ухо Юле, что сейчас вернется, стрелой выскочил из дома. Юля все это время дрожала как осиновый лист и даже не вытирала слезы, градом катившиеся вдоль щек.
Вошел свекор, грузный, седой с трубкой во рту.
- Перестань, карга старая, видишь: ребенок слезы льет. И охота тебе мучить ее, невинную. Не сама же она пришла: сын привел, что теперь делать? Как тебя зовут, детка?
- Юля, - едва выговорила трудное слово невестка.
- Он тебя топтал, юбку заголял?
- Мугу.
- Ну что ж! родишь нам внука или внучку, а на мою старуху не обращай внимания. Она такая, сама не знает, что делает. Тебе надо было принести бутылку и сказать: вот вам Авдотья Пирамидоновна , подарок, давайте знакомиться.