Варлей Вика : другие произведения.

Вороны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Во времена язычества в одном из малых поселений живет редкой красоты девушка. Однажды Гардиния приходит на капище и просит послать ей истинную любовь. Если бы только девушка знала, какая странная судьба ей уготована богами..."

Вика Варлей

"ВСроны"

   http://varlei.ru/

Глава I

   Шепот капель по листьям бессильно склоненных ив усилился и уже напоминал треск горящих в печи сучьев. По лесу разносилась трель соловья. В траве неподалеку стрекотали кузнечики. Она склонила голову набок, прислушалась. Ощущение, что за ней тайно наблюдают, не оставляло. Страх промелькнул в синих глазах. Девушка оглянулась, но никого не заметила. Сплюнув перед собой, она быстро обронила: "Чур меня!" -- и подняла взор к небу, которое заволокло свинцовыми тучами. "Будет гроза", -- подумала девушка, затем ловко привстала с колен, отряхнула подол синего сарафана и зацепила коромыслом ведра. Путь до дома неблизкий. Если дождь усилится, ее наверняка промочит насквозь.
   Маленькие ступни легко и уверенно приминали траву. Несколько раз прогремел гром. Девушка ускорила шаг. Вскоре на пригорке показался большой серый дом с синими ставнями. Радостно залаял Пурш -- огромный белый пес с бурыми пятнами на боках (отец привез его из северных земель, когда Гардиния была еще ребенком). На крыльце показалась Пелагея.
   -- О боги! Сколько можно пропадать возле ручья?! Дел полно, и твой дядя Богдан обещал пожаловать. Прибери себя! Надень свежую рубаху да красный сарафан с вышивкой.
   Дочь послушно кивнула и поспешила в дом. Ее покои находились по левую руку от входа. Возле окна стояла небольшая деревянная кровать с пуховым одеялом и аккуратной горкой пуховых подушек сверху. Рядом -- комод с девичьими нарядами, над ним -- зеркало. В правом, родительском крыле за еще большей по размеру кроватью хранился под неусыпным материнским оком сундук с приданым Гардинии. Стены дома украшали картины из сухих цветов, вышитые полотенца, дорожки. Мать предпочитала красить ткань и пряжу в розовые, синие и серые цвета. В центре дома располагалась просторная столовая, под ней -- купальня. В комнатах всегда было уютно и чисто. Отец Гардинии построил этот дом специально для Пелагеи еще до свадьбы. Родители девушки прожили вместе тринадцать счастливых лет до того дня, как отец ушел на охоту в лес и больше не вернулся. Мать осталась вдовой. Хотела было вновь выйти замуж, -- все не так страшно, да и по хозяйству легче, -- но передумала.
   Их село было небольшим -- десять величественных теремов с резными окнами, массивными дверьми на толстых запорах, шатровой крышей с козырьком. На коньке каждого дома красовалась вырезная голова медведя с разинутой пастью для отпугивания злых духов. Неподалеку на общинном поле трудились не покладая рук мужчины. Среди них и старший брат Пелагеи -- Богдан, который нередко помогал сестре по хозяйству.
   Услышав шаги на пороге, Гардиния обернулась.
   -- Здравствуй, дядя! -- поклонилась вошедшему девушка.
   При виде красоты девушки сердце мужчины затрепетало. Темно-синие глаза лани, обрамленные длинными черными ресницами, белая кожа, высокий гладкий лоб, красиво изогнутые брови, пунцовые губы, черные как ночь волосы, мягкими локонами ниспадающие ниже пояса...
   Пелагея заметила в глазах брата восхищение и довольно усмехнулась. Затем дала знак Гардинии, чтобы та вышла. Женщина старательно протерла стол и лавку перед дорогим гостем, выставила красиво украшенные блюда с яствами, от которых исходил волнующий запах.
   -- Как похорошела твоя дочь, сестра. Настоящая красавица!
   -- В большой любви зачинала -- за то боги и одарили.
   Богдан приступил к трапезе. Отведав несколько кушаний, он с достоинством произнес:
   -- Хозяйка ты всегда отменная была, Пелагея! Моя женка тебе не ровня. Дочку небось тоже всему научила?
   -- Что правда, то правда, -- с гордостью произнесла Пелагея, -- Гардиния не хуже моего мастерица! Ткать, прясть -- все умеет. И сготовить, и одежду сшить. И в доме красоту наведет такую, что любо-дорого смотреть. На выданье она у меня. Семнадцать годочков весной исполнилось. В невестах одна в нашем селе ходит, а женихов нет. -- В голосе женщины слышалось беспокойство. -- Кто невест ищет, -- продолжала Пелагея, -- тот в такую даль ради нее одной не поедет. Не упустить бы время...
   -- Долго в девках не засидится, -- убежденно проговорил Богдан. -- Такой яркой красоты я еще не видывал. Ты бы в город ее свозила, на ярмарку. Там народ разный бывает. От селян до людей знатных, богатых. Нужна будет защита в дорогу -- меня зови. Сам с вами поеду или сына Ярослава пошлю. Поможем. Не чужие люди. И на гуляньях общинных бывайте чаще. Краса без показа, что клад зарытый -- никому пользы нет. Завтра праздник большой -- посолонь. В гости приглашаю. У нас посидим, а вечером в соседнее село пойдем -- там молодые хороводы водить будут, у костров играть. Гардинии твоей все развлечение.
   Пелагея задумчиво посмотрела на Богдана, а тот поднялся из-за стола и направился к выходу. На пороге остановился и произнес:
   -- За мукой что давно не приходила? Несколько мешков для тебя в амбаре держу.
   -- Заберу на днях. Спасибо, Богдан.
   -- И тебе спасибо за сытный ужин, Пелагея. Да хранят тебя и твою семью боги!

Глава 2

   Пелагея трудилась в саду. Раздраженно вырвав еще один пучок крапивы, тяжело вздохнула -- никакого спасенья от этого сорняка нет. Шмели летали над колючими кустами малины, подтверждая, что время трудиться всем. Женщина вновь схватилась за пучок, но тут краем глаза заметила в конце сада белое пятно, -- это любопытная курица ухитрилась пробраться к грядкам и уже приготовилась расшвырять их лапами.
   -- Пошла прочь! А ну, пошла! -- прикрикнула на нее Пелагея.
   Курица замерла.
   -- Кышть!
   Курица не двигалась с места, лишь трясла красным, упавшим набок гребнем.
   "Так и придется самой выгонять!" -- поняла Пелагея и, прихватив тонкий малиновый прут, решительно двинулась вперед. Вдруг кругом потемнело. Женщина взглянула на небо и не сразу поняла, что это. Сверху огромной плотной тучей на нее что-то надвигалось, затягивая все больше небосвод. Она присмотрелась. Над ней кружила стая черных ворон. "Сколько их здесь!" -- с ужасом подумала Пелагея. Ноги сами собой подкосились; она присела на землю, растерянно наблюдая за движением темных пятен. Тревожная мысль о дочери резанула по сердцу и как игла заколола: не принесло бы мрачное племя какой беды! Ведь нет у ее кровиночки никакой защиты, кроме матери. Пелагея попыталась опереться на руки, чтобы встать, но те не слушались. Рядом послышался шум крыльев -- огромная черная птица присела на куст вишни напротив. "Только бы не каркнула! Только бы не каркнула!" -- взмолилась про себя женщина. Ворон, словно в насмешку, издал сухое и колючее: "Кра-а!".
   -- Чего тебе здесь нужно?!! -- в отчаянии крикнула женщина. -- Убирайся!
   Ворон медленно сделал круг над садом и вдруг камнем бросился к земле. В воздух взметнулось и закружилось несколько белых перьев -- все, что осталось от курицы. С добычей в когтях ворон направился в сторону леса. Пелагея тяжело вздохнула и... проснулась.
   Весь праздничный день она ходила молча, думая о чем-то своем. Тяжело вздыхала, на вопросы отвечала лишь "да" или "нет". Наконец Гардиния не выдержала:
   -- Матушка! Что случилось-то? Может, я в чем провинилась пред тобой? Скажи, прошу!
   -- Ничего, доченька. Просто дурной сон. Отойти никак не могу.
   -- Плохой сон лучше рассказать до обеда -- тогда не сбудется.
   -- Твоя правда... Вороны мне снились. Они все кружили надо мной, кружили. Вороны -- печальный вестник. А уж если крикнет -- жди беды. Вот я и гадаю, -- откуда ее ждать, беды-то? Ничего у меня нет более дорогого, чем ты... Может, не пойдем сегодня на гулянья?
   -- Успокойся, матушка. Что со мной может случиться? Там народу сколько будет! Веселье, танцы... И не одни там будем -- родня с нами. Что дома вдвоем-то сидеть? А?
   Гардиния ласково гладила рыжего кота, свернувшегося на лавке клубком. Пелагея улыбнулась, глядя на дочь.
   -- И то верно... Прав брат -- тебе возраст пришел в люди выходить. Хочу, чтобы сегодня ты была особенно хороша!
   -- Охотно!
   Гардиния показала ямочки на щеках и тут же скрылась в своих покоях. Мать покачала головой: "Одно слово -- стрекоза!"
   Сама Пелагея собиралась недолго. Надела светло-серый сарафан, убрала тяжелые косы под дорогой кокошник, достала серебряные украшения. В зеркале на нее смотрела все еще красивая и статная женщина. Пелагея подумала, что Гардинии не будет стыдно за мать; люди на родителей смотрят, что ни говори. Чуть помедлив, она пощипала щеки для румянца. Вот и готова. Осталось дождаться Гардинию.
   Когда дочь вошла к ней в покои, ее щеки пылали от смущения и удовольствия, а глаза сияли. Расшитая бисером рубаха с широкими рукавами до локтя, длинный темно-синий сарафан, украшенный серебряной тесьмой, кожаная обувка, отделанная бисером, на голове как обруч -- синяя шелковая лента. На запястьях и шее -- нитки жемчуга. Все подчеркивало ее благородство и изящество.
   -- Был бы отец жив, как бы сейчас гордился тобой!
   Пелагея смахнула с ресниц слезинку. Гардиния подошла сзади, прижалась.
   -- Ну, что ты, матушка! Нам веселиться надо, а не плакать!
   -- Это я от радости...
   На поляне, недалеко от капища, собрался народ. Мать сидела в кругу взрослых женщин. Сколько новостей и пересудов соберешь зараз на празднествах! У кого пропала корова, где-то сено пожгли завистливые соседи, у кого муж спутался с другой, у кого ребенок появился на свет раньше срока... Последней слово держала Марфа, известная на всю округу своей плодовитостью и знанием всех тонкостей деторождения. Женщины уважительно ее слушали. Пелагея же, удрученная отсутствием плодовитости у нее самой, отвела взгляд в сторону, нашла дочь. Та вела хоровод. Женщина видела, как молодые люди всячески стремились завладеть вниманием Гардинии, но та лишь хохотала, играла с ними.
   "Парни все как на подбор, -- думала про себя Пелагея. -- Говен -- прекрасный охотник, к тому же высок, строен, глаза чистые, ясные как небо. Велерад играет и поет так, что душа замирает. И сила в его молодом теле играет немалая. Он будет верным спутником и опорой. Третьяк смышлен и умеет добиваться своего -- за таким не пропадешь. Тронет ли кто из селян сердце дочери?"
   Самой старшей из танцующих оказалась Прасковья, которая со смехом взяла в руки хлеб и встала в центр хоровода. Пелагея посмотрела на нее и подивилась -- как уродуют годы. А ведь были времена, когда Прасковья считалась одной из первых красавиц. Неужели и ее лицо превратится в такое вот печеное яблоко?
   После танцев начались игрища. Длились они всю ночь и закончились, как полагается, обрядовым пиром. Чего только не было на праздничном столе: творог, яйца, сыр, оленина, овсяная каша, мед, пиво, ягодное вино. Старейшина Яромир поднес чашу вина идолам, раздал освященный хлеб. С восходом солнца народ разошелся по домам.

Глава 3

   Светало. День обещал быть жарким. Пелагея в который раз порадовалась, что пустилась с дочерью в дорогу еще ночью. Как раз успеют к началу торговли. А смилуются боги -- займут неплохое место.
   Телега была набита доверху: скатерти, полотенца, простыни, расшитые причудливым узором. Женщина потянула вожжи на себя -- лошади требовался отдых. Гардиния резво соскочила с повозки, потянулась навстречу восходящему солнцу и зашептала:
   -- Солнце ясное, солнце красное, пошли мне суженого, освети ему путь-дорогу к моему порогу. Солнце ясное, солнце красное, пошли любовь горячую, любовь настоящую. Солнце ясное, солнце красное, защити от беды-горести, от призора и напасти. А я в оберег обряжусь, златом-серебром обвяжусь. Любовь сохраню, от беды убегу, врагу глаза туманом застелю.
   Обернувшись на восток, девушка поклонилась до земли. Бросила горсть хлебных крошек.
   Пелагея усмехнулась:
   -- Кто ж заговор на любовь в новолуние читает? Погодила бы. Толку все равно не будет.
   -- Ах, матушка! Не терпелось мне, -- смущенно улыбнулась Гардиния, -- А почему дядька с нами не поехал?
   -- Отказалась я. Дел в поле полно, -- пара мужских рук нужна сейчас как никогда. Да и не страшно утром добираться то. Вот вечером с ярмарки возвращаться негоже. Если даже на сто монет продадим, мало ли кто встретится. Может, у кого дурное на уме... Я вот что решила: остановимся у родичей отца твоего. Там заночуем, а поутру тронемся обратно.
   Гардиния кивнула. Пелагея же с любовью поправила у дочери выбившуюся прядь волос.
   -- Ишь как растрепалась! Дай-ка я тебя приберу.
   Мать достала гребень, усадила дочку на телегу.
   -- Вот выдам тебя замуж за хорошего человека, -- приговаривала Пелагея, -- расплету косу твою девичью и сама надвое разделю. С той поры будешь носить две косы, как полагается. Остепенишься. Вся резвость твоя уйдет. После ночных-то ласк и горячих объятий...
   Щеки Гардинии налились от смущения румянцем.
   -- Матушка! -- только и выдохнула она.
   -- Муж тебе и защита, и опора будет. А уж если богатый попадется -- твое счастье. Засверкаешь краше камней самоцветных. Я ведь замуж за твоего отца пошла только потому, что сильно любил он меня, дом на диво всем выстроил, все для меня делал, берег... И в один день раскрылось к нему сердце, по-другому на него посмотрела я. Ох, да... Знаешь, как замужняя жизнь женщину меняет? Округлишься, расцветешь. Детишек народишь здоровых мужу своему, да и мне в старости будет чем заняться. Буду сыновей и дочерей ваших воспитывать, уму-разуму учить.
   -- А почему у тебя я одна, а других детей нет?
   -- Не знаю, дочка. После родов никак понести не могла. А как хотелось! Я даже к ведьме Воробе ходила. А уж к ней ходить -- страх один. Вся седая, страшная, как лесная кикимора, и голос скрипучий, что колесо у нашей телеги. И путь к ней ох трудный какой! Одной идти надо. Через лес. Тропа там есть, на деревьях -- зарубки.
   -- А далеко она живет?
   -- Пешком, так день.
   -- Сколько же лет ей? Жива ли она, матушка? Может, обманывают люди?
   -- Знаю, Нафанья, Кирилова дочь, к ней ходила прошлый месяц. Стало быть, жива. А сколько лет ей -- никто не знает. Говорят, кому-то действительно помогла, а кому-то... Кто в немилость к Воробе попадет -- того вмиг со свету сживет. Может и весь род погубить... Сильная колдунья. Но мне она не стала помогать. Сказала, что нельзя. Один ребенок мне положен. Знак был.
   -- Какой знак, матушка?
   -- Когда ты родилась, град сильный пошел. Все посадки в селе погубил. Знающие люди говорили, что это -- жертва богам за необычного ребенка. Я погоревала, да потом успокоилась, -- ты мне на радость как звездочка росла...
   На ярмарке было шумно. Гардиния с любопытством огляделась. Чего здесь только не было! Окорока, колбасы, соленья, живые куры, кони, свиньи, изделия из дерева, кованого железа, кожи, меха, украшения из бисера, золота, заморские ткани... Увидев плетеные корзины с полотенцами, Пелагея тут же направилась к ним. Торговцы схожим товаром, как правило, держались вместе. Женщина вовремя заняла бойкое место и стала быстро выкладывать привезенное. Гардиния крутилась рядом, помогая. Пелагея бросила взгляд на солнце, вытерла платком лицо. День точно будет жарким!
   Черный ворон сидел на высокой ветке возле ручья. Очевидно, что сидел он здесь долго, словно ожидая кого-то. Иногда тревожно вскрикивал, перепрыгивал на другую ветку. Наконец, он взмахнул сильными крыльями, покружил над селом, нарисовал несколько плавных линий вокруг серого дома на окраине и опустился на вишню возле сада. Никто не появлялся. Несколько раз издав резкое "кро-о", ворон сорвался и исчез в чаще леса.

Глава 4

   Тяжелая корзина оттягивала руку. Гардиния сорвала ветку, чтобы отгонять мух, еще раз вскинула корзину, полную белья. Если ей повезет, то возле ручья никого не будет. В том месте, где ручей впадал в озеро, местные женщины стирали белье. Мужчины для удобства соорудили им площадку из бревен, но та была совсем небольшая, -- умещалась лишь пара старательных хозяек, косо поглядывающих друг на друга.
   Девушка прикрыла глаза рукой, как козырьком. Солнце отражалось в водной глади, золотило мелкий песок, на котором копошились селянки с малыми детьми. Гардинии повезло -- на бревнах никого не было. Она поспешила к берегу, достала первое полотенце. Слышно было, как рядом мальчишки с криками и улюлюканьем прыгали в воду. Мал мала меньше -- все семь сыновей Кирилла, их круглолицего соседа. Высокая ива, теряя листья, раскачивалась от ударов маленьких, проворных ног, и ствол был весь перепачкан глиной. Один из мальчишек -- Бажен -- ловко подпрыгнул в воздухе и нырнул в воду. Его круглая голова со смешно торчащими ушами показалась над водой.
   -- Гардиния! Иди с нами купаться!
   -- Еще чего! -- нахмурилась девушка. -- Сами чумазые, как поросята. Толку, что в воде...
   Озорная улыбка осветила мальчишечье лицо, и на Гардинию вмиг обрушился каскад брызг. Позади слышались торопливые шаги маленьких ног. Не успев сообразить, что задумала подлетевшая стайка, Гардиния очутилась в воде.
   -- Ах, вы! -- пригрозила озорникам девушка. -- Ну, я вам задам...
   Вокруг нее показались из воды светлые макушки с оттопыренными ушами и рыжими от слепящего солнца носами. Гардиния расхохоталась, глядя на их забавные рожицы. Довольные приключением, мальчишки поспешили назад к берегу, размышляя на бегу, что бы еще затеять.
   Девичья одежда быстро высыхала на ветках ивы. Гардиния подобрала подол рубахи, устроилась поудобнее и принялась полоскать.
   Сколько прошло времени, она не знала, когда неподалеку раздалось ржание коней и в нос резко ударил запах конского пота. Гардиния повернула голову. Обоз из нескольких повозок остановился у озера. От него отделилось двое мужчин, явно направляясь к ней. Один был постарше, другой -- молодой, широкоплечий. Лицо чистое, ухоженное, светло-серые глаза обрамляли темные ресницы. Его яркий облик невольно приковал к себе девичье внимание. Гардиния смущенно опустила глаза и тут же спохватилась: негоже было показываться перед чужаками в одном белье. Она вмиг скрылась в кустах, руки стали торопливо натягивать сарафан. К счастью, она успела привести себя в порядок.
   -- Доброго дня, красавица...
   Гардиния отвесила поклон, на ее лице читались удивление и опаска.
   -- Мы ищем дорогу на ярмарку. Не подскажешь ли?
   -- Подскажу. Дорога та на окраине села, пройдете прямо и возле дома с синими ставнями увидите поле. Прямо вдоль поля и идет дорога к ярмарке...
   Мужчины пристально разглядывали девушку. Увидев, что она заплетает одну косу, пожилой со значением кивнул молодому -- красавица ходит в невестах. Девушка насторожилась. Чужаков всегда стоило опасаться. Хорошо, что она здесь не одна.
   Напоив коней, пришлые двинулись в путь. Раздался свист, послышались удары кнута. Обоз принадлежал человеку с достатком -- это было видно по красиво расшитым поясам мужчин, по сбруе и по тому, как ухоженны были кони. Когда чужаки скрылись из виду, девушка облегченно вздохнула. Мать права: муж -- всегда защита и опора. Сейчас она остро почувствовала, как ей этого не хватает.

Глава 5

   Закат казался зловещим и в то же время прекрасным; будто желтый диск солнца утопал в луже алой крови, а насыщенные багровые и синие пятна расползались по горизонту. Такие же багровые отблески падали на древнее святилище богов. Все здесь было необычно и странно. Ни запаха, ни звука. Потаенное место вне времени и пространства... Всё видящие, всё знающие лица. Всё знают, но молчат. Девушка поклонилась идолам до земли и осторожно вошла под навес. Гамаюн -- вещая птица с головой человека -- строго смотрел прямо на нее и, казалось, за что-то корил. Стало не по себе. Гардиния уколола палец, смазала кровью когтистые лапы Гамаюна, зашептала:
   -- С севера на юг, с запада на восток, прошу, приведите, боги, к моему порогу счастье и богатство. Тремя сетями реку перегорожу для того, чтобы не упустить счастье мое, и тремя силами защиту выстрою. Пусть встреча чудом произойдет с тем единственным, кто нужен мне в мире. И соединятся пути наши светом любви истинной.
   Гардиния опустилась на колени, расправила опущенные плечи. Юное сердце трепетало. Услышат ли боги ее просьбу, смилуются ли, укажут ли судьбу ее...
   Ветер гулял, шевелил волосы, легкая дрожь волнения пробегала по телу... Две тени поднялись с земли, зашевелились. И не тени это были уже, а фигуры -- то размытые, то четкие до немыслимой остроты. Вот диск луны, а на нем -- крылья огромной птицы. Каждое перо отчетливо прорисовано, видна каждая черточка... Но что это? Это уже не перья, а волосы. Длинные, развевающиеся на ветру космы, виднеющиеся из-под капюшона... А под ним -- лицо женщины, суровое, холодное... Кто она?
   Гардиния вздрогнула -- никогда раньше такого страшного лица не встречала. От предчувствия беды в груди защемило, дыхание участилось, но оторваться от видений уже было невозможно... Тени шумели, продолжали сплетаться, показывать разные образы, людей, каких не знала она, чьи-то голоса, странные звуки, звон, ее стоны, высокие кроны деревьев, золотые монеты, которые сыпались к ее ногам. И вдруг как вспышка -- неясное очертание мужского лица. Сердце Гардинии забилось еще сильнее. А тени все сгущались, закручивались, шум и скрежет нарастал. И уже не тени были над землей -- стремительный вихрь, рвущийся ввысь. Небеса над капищем распахнулись, обнажив фрагмент удивительно чистого полотна. И с ужасающим ревом вихрь ворвался туда, всосался в небесное окно...
   Вдруг все стихло, словно ничего и не было... Лишь каменные идолы -- величественные, испещренные временем и магическими знаками фигуры в багряном одеянии -- свысока взирали на нее.
   Зябко поежившись, девушка очнулась. Привстала с колен, поклонилась идолам в пояс. И поспешила от сакрального места прочь.

Глава 6

   Не успел закончиться посолонь, как наступил праздник плодородия, который отмечался особо пышно и радостно. По лесу разносился звонкий визг -- две девушки в легких белых одеждах убегали от парней, придерживая на голове большие венки из листьев. Парни олицетворяли охотников -- на лице каждого красовались отметины, за спиной виднелись луки и стрелы. Одну пойманную девушку охотник сразу же отпустил, а вторую привели к капищу, чтобы поругать за то, что заставила молодцев долго бегать. Старейшина произнес славления богам, под громкие возгласы принес жертву. Праздник начался.
   Раздался удар сильных умелых пальцев по барабану, зазвенели бубенцы. Пелагея прислушалась к волнующей тонкие струны души музыке. Хрипловатый женский голос мастерски вступил под ритмичные удары барабана, и полилась старинная песня-легенда. Сколько раз Пелагея слышала ее... И каждый раз песня завораживала. В ней говорилось о том, как однажды молодой и красивый ворон влюбился в девушку. Не в силах жить без любимой, он обратился человеком. Страсть вспыхнула между ними, и вскоре он предложил ей стать птицей, его спутницей. Вороны живут долго, создают пару одну и на всю жизнь. Но обернуться человеку вороном непросто... Девушка испугалась, говорила песня, -- выбрала другого. Дух смерти забрал душу влюбленного в свою вотчину навсегда -- такова жертва, которую ворон должен принести за неразделенную любовь. И мучается душа птицы на том свете от тоски по любимой до сих пор...
   "Какая красивая песня!" -- вздохнула про себя Пелагея. Нашла глазами дочь -- та задумчиво переводила взгляд с разгорающегося костра на счастливые парочки, сидевшие в обнимку неподалеку. Сухие сучья потрескивали, рассыпая каскад красных огней к ее ногам. Пелагея поняла все без слов; тоска по любви гложет девичье сердце. "Да... Где судьба ее ходит? По каким тайным тропам?" -- Пелагея грустно вздохнула. Сколько она сама прожила в одиночестве? Сколько лет, которые могли бы проходить иначе -- в любви, заботах о муже. Где те долгие ночи, что проводила она на мужнином плече? Вспомнилось, как ее, совсем девчонку, белокурую и длинноногую, выдали замуж за страшного чужого мужчину. Муж показался ей таким взрослым тогда! Как боялась она! Хотела из дому убежать в первую же брачную ночь. Пелагея горько усмехнулась над своей девичьей робостью и глупостью. Гораздо позже научилась она быть примерной хозяйкой и страстной любовницей. Женщиной, которая умеет вокруг себя создать не столько вышитую умелыми руками красоту, сколько ажурное пространство тепла и покоя. Место, куда стремится мужчина, куда врастает своими корнями.
   Пелагея посмотрела на звездное небо. Где сейчас ее муж? Видит ли? Думает ли о ней? Встретятся ли они вновь?
   Знала она лишь, что среди предков душа его. А предки его достойные были люди. Сильные и смелые. Никого не встречала она честнее и порядочнее мужа. Одарили боги ее таким человеком. Одарили и забрали. Как несправедлива жизнь! Только дочь у нее и осталась. А уж ради нее она постарается. Чтобы у нее, у кровиночки, было все самое лучшее. Чтобы дочь не нуждалась ни в чем и была счастлива. Тогда и умирать не страшно, и перед любимым мужем будет не стыдно...

Глава 7

   Гардиния сегодня проснулась рано. Девушка любила субботу -- в субботу, по обычаю, они топили купальню. Мать в этот день откладывала прочие дела и доставала полотенца, стелила новые простыни, тихо напевая. Вечером они сидели в родительских покоях и вышивали. За этим занятием Пелагея могла часами рассказывать обо всем на свете: о местах, где побывала, о лесных чудищах и их проказах, о том, как наказывают и милуют людей боги. Иногда они доставали из сундуков наряды и примеряли их...
   Девушка привела себя в порядок и прошла в покои матери, -- та уже была на ногах и суетилась возле шкафа.
   -- Знаешь, нет ничего лучше отвара крашеницы! -- пробормотала Пелагея, открыв дверцу, -- Смотри, какое белье после нее чудесное. А запах какой!
   Перед тем как идти стирать белье к ручью, они замачивали его в отваре травы. Белье становилось чистым, мягким и пахло приятно. Гардиния вдохнула запах чистой наволочки. Мать продолжала:
   -- А в соседнем селе пользуют какую-то другую травку. И одежка после нее другая. Я у соседки нашей -- Марии спрашивала, да ведь она молчит. Гляди-ка, какой секрет! А мне-то что? И моя мать, и моя бабка крашеницу использовали. Наверное, не глупее их были... Ты бы по воду сходила. Раза три сбегай -- помыться нам хватит. Иди. Еще натопить надо успеть...
   Пелагея спустилась вниз, прошла через кладовые с запасами солений, варений, маринадов, сушеных трав. Там же стояли и шкафы с тканями и тесьмой. Наконец, она попала в отделанную деревом и украшенную резьбой купальню. Мать присела на низкую скамью. Век бы отсюда не выходила! Сейчас вернется Гардиния, она разведет очаг, и весь дом наполнится ни с чем не сравнимым запахом душистых листьев и домашнего мыла...
   Девушка же накинула меховую безрукавку, надела теплую обувку, выглянула на улицу. И сразу ощутила свежесть прохладного утра. Вдалеке виднелся лес, -- оттуда доносился шум. Лес всегда шумел -- и днем, и ночью. А в селе еще было тихо. Высокая трава стояла не шелохнувшись, словно еще не стряхнув с себя сладкую дремоту. Капельки росы звенели под лучами восходящего солнца.
   Гардиния не спеша направилась к колодцу, наслаждаясь погожим днем. Поставила ведра на край. Прислушалась. Затем настороженно оглянулась: что-то подсказывало, что она здесь не одна. Откуда опять этот неотвязный страх и предчувствие? Девушка сплюнула через плечо и поспешила обратно. Поставила ведра на крыльцо. Вернулась с полными ведрами во второй раз. Еще разок, и можно отдыхать. Она легко добежала до ручья. За спиной вновь раздался легкий шорох. Она с опаской оглянулась -- никого. Гардиния вздохнула, постаралась отогнать дурное со своих дум, зачерпнула воды, обернулась... и тут же растерянно отступила назад. Перед ней стоял молодой мужчина. Гардиния вздрогнула: как он здесь оказался?
   Мужчина был высок, строен, широк в плечах. Красив. Черные как смоль волосы были зачесаны назад. Черты лица отличались благородством. И какой пронзительный взгляд! Зовущий, идущий прямо из сердца. "Странно! На местного совсем не похож, а одет как все мужчины в селе!" -- думала Гардиния, отмечая вышитую белую рубаху, широкий кожаный пояс, темные штаны, короткие кожаные сапоги.
   -- Кто ты? Я тебя раньше никогда не видела... -- пробормотала она.
   -- Меня Михас зовут. Напрасно ты боишься меня, Гардиния. У меня и в мыслях нет причинить тебе зло.
   Девушка почувствовала искренность в его словах. Она потянулась за коромыслом, зацепила ведра. Парень залюбовался ее горделивой осанкой, нежностью кожи, под которой чувствовалась горячая кровь.
   -- А ты еще красивее, чем я думал.
   На лице девушки заиграл румянец.
   -- Думал? Разве ты обо мне слышал?
   -- Слышал. И многое про тебя знаю... Послушай! Приходи завтра сюда, к ручью. Я ждать тебя буду. Придешь?
   Он осторожно дотронулся до ее руки. Девушка отметила, как сильно вздымается молодецкая грудь. Она чуть склонила голову, затихла, прислушиваясь к голосу своего радостно забившегося сердца. В синих глазах блеснул огонек.
   -- Приду. Об эту ж пору и приду.
   Гардиния откинула длинную косу и плавно двинулась прочь. Она еще долго ощущала завороженный мужской взгляд, устремленный ей вслед.
   Бросив ведра на крыльце, Гардиния метнулась в свои покои, подбежала к зеркалу -- щеки ее пылали, глаза сияли, улыбка не сходила с лица. Послышался укоряющий голос матери:
   -- А ведра что не убрала на место? Век им тут стоять? Гардиния!
   -- Иду!
   Она плеснула в лицо воды. Вытерлась рушником. Сбежала по ступенькам вниз.
   -- Летает как стрекоза! -- продолжала ворчать мать. -- Что, думаю, покушать сготовить? Может, крошенку? Я кваса развела. И каша есть с молоком. Или ну ее, эту крошенку -- возиться неохота в выходной-то день. Чего сама желаешь? А? Отчего улыбаешься? Что-то случилось?
   -- Ничего! -- мотнула головой девушка. -- Лучше крошенку -- каша уже надоела!
   Гардиния скрылась от пытливых материнских глаз в кладовую. Бросила в корзину овощей, сходила в сад за пучком зелени. Зовущий горящий взор Михаса неотступно преследовал ее. Кто он? Откуда? Ночью девушке было не до сна.

Глава 8

   Михас будто старался вобрать в себя прелестный образ девушки. Вот она настороженно смотрит на него, как дикая горная лань. Но какой же лукавый, радостный огонек горит в прекрасных очах. В них можно утонуть, заблудиться...
   -- Если хочешь, прогуляемся, -- проговорил он.
   Гардиния кивнула. Девушка, в свою очередь, отмечала про себя, что Михас все больше и больше нравился ей. Ее спутник был нетороплив и спокоен, в каждом его движении чувствовались уверенность и сила.
   Они прошли вдоль ручья, вышли на лесную тропинку. Михас тронул ее за руку.
   -- Все еще не верю, что пришла. Что ты здесь, со мной...
   Гардиния стрельнула глазами в ответ и шутливо ущипнула его за палец. Михас усмехнулся и спросил:
   -- Сколько тебе лет?
   -- Весной семнадцать исполнилось.
   -- Хороший возраст для замужества. Родители, наверное, тебе жениха подыскивают. Вернее, мать. Вы ведь вдвоем с матерью живете?
   -- Да. Отец погиб в лесу, когда я маленькой была. Наверное, на волка или на медведя случайно вышел. Даже одежку не нашли. Всем селом искали. Я его уже плохо помню, только голос... густой, басистый. Семечком меня называл и в небо подбрасывал. Мама говорит, он высокий ростом был. Помню, мне он казался просто огромным. Отец баловал меня -- часто гостинцы привозил, ткани на наряды, украшения. Маленькая, я лишь игралась, бегала на природе, как степной ветер. Родня у нас вся на севере, да мы с ними и не знаемся. В селе несколько из рода по линии матери живут, в городе -- по линии отца. Вот и все. А твои родители...
   -- Мои родители живы, -- быстро ответил Михас. -- И они... живут... живут в другом селении, в лесу.
   -- В лесу?!! И не страшно?
   Михас улыбнулся.
   -- Нет. У меня еще есть младший брат, двое старших и сестра. Никто еще семьей не обзавелся. И я тоже...
   -- Что ж я вас на гуляньях никогда не видела? Вышли бы в люди, там такие песни и пляски местные ребята устраивают! Наш старейшина Яромир добрых людей привечает. Сюда из всех ближайших поселений народ собирается. На капище приходят дань богам отдать да поклониться. Здешнее капище самым древним и сильным считается. Почитай, несколько пожаров за последний год было, а нас огонь стороной обошел...
   -- Мы живем обособленно, -- тихо ответил Михас. -- Но иногда бываем и среди людей.
   -- Так и соскучиться недолго.
   -- Почему? У нас семья большая, вместе мы часто выезжаем в другие места... Зимами путешествуем.
   Девушка украдкой рассматривала своего спутника. Какое странное, притягательное чувство, когда смотришь в глаза Михасу...
   -- Скажи, ты других кровей? Наши мужчины все как на подбор белокурые да сероглазые. Я до тебя таких чернявых не видела... И имя у тебя не наше...
   -- Можно сказать, что других. Да и ты сама на белокурую деву не похожа...
   -- Отец мой из северного рода. Там все как один -- синеокие и темноволосые. А мать из местных. Отец как увидел ее, тут же влюбился. Жить здесь остался. Дом поставил. Через четыре года я появилась на свет, -- мать уж боялась, что совсем детей не будет.
   Вдруг Гардиния остановилась и пристально посмотрела на Михаса. Он тоже остановился и встретился с ней взглядом.
   -- Ответь...
   -- Что?
   -- Прошлый раз ты сказал, что все знаешь обо мне...
   -- Слышал, что люди говорят. Слава о твоей красоте разнеслась далеко... Я захотел тебя увидеть и увидел... издали... здесь, у ручья и в лесу тоже. Ты славная девушка. Добрая. Верной и надежной супругой будешь мужу своему...
   Гардиния заалела от смущения и побежала по тропинке вперед. Михас догнал ее, схватил за руку:
   -- Стой! Тебе нечего стесняться. Это прекрасно.
   Гардиния ощущала его горячую ладонь, его близкое дыхание. Его силу. Михас внимательно смотрел на нее, словно что-то тревожно искал в ее глазах. Он сжал ее руку крепче и с волнением прошептал:
   -- Скажи, Гардиния, я тебе нравлюсь? Нравлюсь? Ты придешь еще? Завтра. Ты придешь завтра?
   Гардиния молча кивнула, оставив спутника гадать, на который из вопросов она ответила согласием.

Глава 9

   В бескрайнем поле пшеницы переливались гирлянды лазоревых васильков. За полем темнел высокий и могучий лес. Причудливые холмы, покрытые изумрудным ковром, показывали свои ломаные вершины. Пелагея окинула взором поля; урожай в этом году хороший будет. И меда много. И запасов сена тоже много. Они встали еще до рассвета, чтобы успеть обернуться до солнцепека. Богдан закинул вилами последний пласт сухой травы на телегу. Пора было двигаться обратно. Гардиния как с горки съехала с груженой телеги вниз, отпила из плетеной бутыли припасенного отвара, протянула матери.
   -- Попей, матушка. Жара-то какая!
   Пелагея вытерла струйки пота с висков.
   -- К полудню доберемся. Слава богам, что без дождя обошлись. На небе ни облачка. Не зря вчера я помолилась. Вечером дар понесешь...
   Все уселись на телегу. Богдан причмокнул, и лошадь двинулась в путь. Телега двигалась очень медленно. Пелагея обмахивалась листом лопуха, гадая, успеет ли до холодов съездить к родичам в город. Гардиния же рассеянно думала о том, что вечером после посещения капища она пойдет... Девушка вздохнула и поняла, что с трудом дожидается наступления темноты. Почти каждый день она под тем или иным предлогом выскальзывала из дома и отправлялась к ручью -- туда, где ее ждал Михас. Словно незримая, но крепкая нить протянулась меж ними.
   Впереди показалась хрупкая фигурка женщины. Богдан присмотрелся повнимательнее: женщина была уже в годах, но шла бодро и легко, как молодая. Видно, привыкла бродить по свету белому.
   Поравнявшись с незнакомкой, он остановил лошадь:
   -- Тпру-у-у, милая! Стой! Стой, говорю... Старица, куда путь держишь? Садись, подвезу.
   Путница живо согласилась и ловко пристроилась на телеге.
   -- Спасибо, добрый человек. А то идти далече, думала, всю ночь пройду. А тут, глядишь, и засветло до места доберусь.
   Гардинии было странно слышать почти юный и чистый голос попутчицы. Вдруг ее осенила догадка:
   -- Скажите, вы сказительница?
   -- Да, -- приветливо улыбнулась в ответ женщина. -- Хожу по селеньям, народ развлекаю. Песни пою, сказки сказываю, книжки многие наизусть помню. Грамотная...
   Богдан одобрительно кивнул и спросил:
   -- А сейчас куда путь держишь?
   -- К сыну -- тут недалече. Давно не видала. Чую -- помру скоро, хотелось свидеться под конец. Через лес ночью шла -- страшно до жути. Мимо дома Воробы проходила...
   Гардиния задумчиво посмотрела на сказительницу и протянула:
   -- Интересно, как она там живет одна в лесу среди диких зверей? Про нее говорят, что она сама умеет в лесного зверя превратиться...
   Дядька усмехнулся наивности племянницы:
   -- Гардиния, про эту ведьму никто толком ничего не знает, поэтому и болтают люди всякое. Все, что в голову взбредет. Разве можно всему верить?
   -- А я могу рассказать про Воробу наверняка... -- донесся с края телеги нежный, переливчатый голос.

Глава 10

   Пелагея с Гардинией в изумлении уставились на попутчицу. Та кашлянула, прочищая горло, и начала свой рассказ.
   -- Все случилось, когда я еще совсем девчонкой была. И произошло это с родной теткой моей. Воробу не Воробой тогда звали, а Арсеньей. Хоть и молодой она тогда была, но на всю округу уже слыла известной гадалкой и знахаркой. Не раз приходилось мне встречаться с ней. Жила она в соседнем селении, от нас в пяти верстах. Многие ее побаивались, но уважали и слова плохого зазря не говорили. Тетка моя -- Настасья -- красивой девушкой была, что ваша Гардиния, только волос светлый, мягкий и очи огромные, голубые, как небо в летний день. Все парни из нашего селения к ней свататься ходили, да из соседних сел тоже... Наконец, выбрала она себе жениха -- местного кузнеца. Прохаживались они вдоль села, за руки держась, друг без дружки жить не могли. И свадьба уж была назначена скоро. И решила Настастья на радостях сходить к Арсенье, то есть к Воробе, -- погадать. Узнать о том, что ждет ее в замужестве. Та погадала, да так, что Настасья еле жива воротилась, два дня мрачнее тучи ходила, а к вечеру другого дня с кузнецом вместе к Воробе пошла. Никто не понимал, что произошло, но мешать не стали. А надо было...
   Старица грустно вздохнула, отмахнулась от назойливой мошки и продолжила:
   -- Вороба-то, когда кузнец с Настасьей к ней только вошли, в лице изменилась, глаза ее заблестели -- хорош кузнец лицом-то был. Но слова она им казала недобрые, страшные. Напророчила им бездетность и горькую долгую старость, если поженятся они...
   Кузнец тогда испугался, по-другому на Настасью смотреть стал -- никому не хочется без деток в жизни остаться. Тетка моя убежала в слезах, а Вороба к кузнецу подошла, речь ее словно тихая реченька зажурчала:
   -- Не горюй, кузнец. Поправимо горе твое. На вот, выпей сам зелья целебного и Настасье своей тайком дай. И будет у вас все: и детки, и дом, и все, что душе угодно...
   И так уж она крутилась перед ним, всякими яствами стала его потчевать. Тот угощения принял, поблагодарил колдунью и сделал все так, как Вороба велела. С того дня словно пропасть меж влюбленными разверзлась. И кузнец, и Настасья стороной друг друга обходить стали. Пропал любовный огонь в сердце кузнеца и взор потух. Смотрел он на Настасью, но не видел ее. Люди все чаще стали замечать его у Воробы в гостях. Потом они уж и парой по селенью прогуливались. Настасья, как увидела их вместе, прыгнула с высокого обрыва в реку и убилась насмерть. А кузнецу словно нет ничто. И мать Настасьи приходила, плакалась, но он одно что мертвый изнутри -- как чурбан бесчувственный сидел и только руками разводил. Вороба не постеснялась, -- свадьбу с чужим женихом сыграла. Видать, действительно полюбился он ей. И потекли их деньки вместе...
   Первое время кузнец крепкий ходил, дом им поставил, осталось лишь крышу наладить. Но тут захворал, и никто не знает, чем. Несчастья начали сыпаться на его голову, и все разваливалось, что бы он ни делал. И здоровье уходило сквозь пальцы как речной песок. Вороба загрустила не на шутку, в слезах все чаще видели ее люди. Перестала чародействовать да гадать -- все силы на кузнеца тратила. А тот сгорел за два года -- из богатыря в сухой сучок превратился. Вороба же в одну ночь собралась и пошла в дальнее селение к еще одной чародейке за советом. А та ей и говорит:
   -- Сама виновата. Любовь кузнеца разрушила? Приворот, что камень, на него повесила? Девку невинную сгубила! Вот теперь смотри, как и любимый погибает! Наказанье это тебе на всю жизнь, и ничего уже не поделаешь. Боги отвернулись от тебя, и теперь проси не проси, никто тебе не поможет. Иначе на нас самих наказание падет.
   Вороба заголосила, завыла, да что толку... Умер красавец-кузнец. На ее руках и умер. Два с полтиной года прошло, как поженились. Вороба изменилась; поседела, подурнела, глаза все выплакала, -- и те сухие стали, цвет потеряли. Как только мужа схоронила, в лес ушла жить -- подальше от людей. Там и живет почти целый век в одиночестве. Получается, прочила бездетность и горькую старость Настасье, а взвалила ту судьбу-ношу на свои плечи. Дом тот, что кузнец строил, до сих так и стоит без крыши, заросший бурьяном и чертополохом. Никто к нему не подходит. Даже смотреть в ту сторону подчас опасается...
   Телега ехала, громыхая колесами по дорожным кочкам. Похоронное молчание воцарилось среди всех. Каждый думал о чем-то своем. Кто представлял красавицу Настасью, кто Воробу, решившую украсть чужое счастье, кто горе-кузнеца...
   Богдан понукал коня, выплюнул травинку и сухо произнес:
   -- Да-а-а... Чужое несчастье -- плохая основа для нового дома. А я думаю, ума не было у всех троих. Зачем было Настасье кого-то слушать? Или тому же кузнецу? Говорят, конечно, "послушай умных людей", но своя-то голова где была? И потом, человек человеку рознь. Доверила самое ценное, что было, другой, да еще чародейке... Одно слово, бабы-дуры...

Глава 11

   -- Ты слышала, что брат говорил? -- ворчала Пелагея, провожая дочь в лес. -- Волков в этом году много, уж до двора добрались. У Марии пару кур стащили, да к нам уж заглядывали -- сама следы видела. И не только на волка напороться можно.
   -- Матушка, я в лесную чащу и не загляну -- по краю похожу.
   -- Ладно, только не поздно возвращайся и Пурша с собой возьми...
   Собака радостно мчалась вперед, затем нырнула под кусты, девушка же отогнула ветвь и вошла в лесное царство... Она шла быстро, наслаждаясь запахом, подмечая грибные места. Разноцветные шляпки грибов то тут, то там выглядывали из-под зеленого мха. Пес радостно помахивал хвостом, обнюхивал хозяйку и мчался по тропе дальше, к дубовой роще. Где-то там, за высокими дубами, живет Михас (она замечала, что он всегда появляется с той стороны). Странно! Неужели его семья живет у Седого озера? Никто из местных не ходил туда. В селе говорили, что за границей озера живет лесная нечисть -- народ там пропадает. Лишь только ступит человек в лес, и его кружит, заманивает, и не может потом он вернуться. Считалось, что и вода в озере заколдованная; дымка тумана висела над водой круглый год. А сама вода стояла прозрачная, как кристалл, и даже зимой не замерзала...
   Рядом что-то хрустнуло. Раздался заливистый лай Пурша. Гардиния испуганно обернулась и ахнула -- коротко всхрапнув и наклонив голову, на нее шел молодой лось. Она отметила плотно прижатые уши, вздыбленную гриву и ужасные, вывернутые из орбит белки глаз. Девушка испуганно вскрикнула, сделала шаг назад...
   -- Стой! -- раздался позади голос Михаса. -- Не бойся! Он это сразу почувствует и нападет.
   Михас схватил Гардинию в охапку и отбросил назад. Девушка изо всех сил попыталась успокоиться. Все же присутствие Михаса вселило в нее уверенность; она спокойнее взглянула на лося -- тот остановился, равнодушно мотнул головой и начал спокойно обгладывать ветки.
   Девушка уткнулась Михасу в плечо и всхлипнула:
   -- Сердце в пятки ушло...
   -- Не бойся, здесь тебя никто не тронет, -- при этом Михас провел круг рукой над ее головой. -- Этот лес не опасен для тебя. Теперь не опасен.
   Гардиния удивленно подняла брови.
   -- Ты умеешь, чтобы...
   -- Умею, -- тихо промолвил он и потянул ее за руку. -- Пойдем!
   Он уверенно двигался вперед, девушка доверчиво следовала за ним. Только когда впереди показалась водная гладь, Гардиния поняла, куда они шли.
   Туманное озеро в центре леса, зеленые заросли камышей с коричневыми шапками, которые окружили озеро, но близко не подступали, жались друг к другу, как обездоленные сиротки.
   -- Это... -- изумленно посмотрела на Михаса Гардиния.
   -- Да, -- кивнул он. -- Седое озеро. Люди этого места избегают. В здешнем лесу много разных озер. Есть такие, что и правда лучше обходить стороной. Но здесь бояться нечего -- вода озера лечит и успокаивает. Животные и птицы добираются сюда, чтобы исцелить свои раны.
   Гардиния завороженно слушала своего спутника. А Михас продолжал:
   -- Я хочу, чтобы ты окунулась. Страх уйдет в землю, даже следа не останется.
   -- Хорошо, -- эхом отозвалась девушка.
   Она послушно разделась до нижней рубашки, потрогала воду ногой. Та оказалась горячей и мягкой, даже шелковистой на ощупь. Гардиния рассмеялась, быстро прыгнула в воду. Словно лесная нимфа, она скользила по водной глади, наслаждаясь окружающим величием и покоем. Михас любовался ее плавными и сильными движениями.
   Пока Гардиния плавала, он наломал сучьев, разжег костер. Языки пламени жадно взметнулись ввысь. Мокрый пес пристроился неподалеку, высунув язык. Гардиния же вышла из воды и с удивлением стала наблюдать за тем, как кукушка с раненым крылом слетела к озеру, кувыркнулась в воде и, взмахнув обоими крылами, резво поднялась ввысь...
   Воздух наполнялся ночной свежестью и прохладой. Михас притянул девушку к себе:
   -- Милая... Ты согрелась?
   -- Да...
   -- Мне так хорошо с тобой... Всю жизнь бы провел вот так, прижав тебя к своей груди. Раньше не знал, ради кого живу, для чего. А сейчас у меня столько всего... столько всего в душе... бурлит как водоворот. Хочется мир перевернуть. И одновременно спокойно как никогда. Не успеваю проводить тебя, а уже жду следующей встречи... Просыпаюсь и думаю о тебе: где ты, что делаешь? Засыпаю -- и снова думаю. А как весточку получаю -- лечу сюда стрелой. Думаю, может, сможешь прийти пораньше...
   -- Я и сама бы рада, только дел домашних полно: с утра птицу накормить, в саду поработать, обед приготовить. Нужно все успеть. Вечерами мы обычно прядем, вышиваем... И сейчас мне нужно набрать лечебных трав перед тем, как возвращаться.
   Михас заметил расшитый бисером край рукава, с интересом присмотрелся.
   -- Это ты вышивала?
   -- Да.
   -- Очень красиво. Ты настоящая мастерица!
   Гардиния смущенно улыбнулась, принялась рвать цветы. Михас стал ей помогать. Наполнив корзину, они свернули к кромке леса. Вот уже показалось и знакомое поле... Девушка почувствовала, что Михас хочет ей что-то сказать, что-то важное... Гардиния выжидающе замерла. Их взгляды встретились. Михас с тревогой искал что-то в глубине омута ее глаз, открыл было рот, но... лишь тихо вздохнул, отвернулся.
   Они расстались там же, на тропинке, договорившись о следующей встрече.

Глава 12

   С улицы донесся лай Пурша, шум шагов, чьи-то голоса. Затем в дверь постучали. Пелагея удивленно взглянула на дочь, но та ответила не менее удивленным взглядом: гостей не ждали.
   -- Входите! -- крикнула Пелагея.
   Трое мужчин вошли в комнату, заслонив собой проем. Отвесили поясные поклоны.
   -- Здравствуй, хозяюшка! -- заговорил самый старший. -- Я -- Армей, Вакулов сын. Это -- сын мой Радогор. И тесть мой -- кузнец. Из селения мы, что верст сто отсюда на запад будет.
   Пелагея охнула. Гардиния же узнала в вошедших тех самых мужчин с обоза, что приводили коней на водопой. Удивленно приподняла изогнутые брови. Что им понадобилось в родительском доме?
   -- Что ж вы, добрые люди, в такую даль... Мимо? Может, помочь чем?
   -- Нет, мы к вам и направлялись.
   Армей бросил взгляд на сидящую возле окна девушку, смущенно вытер пальцем усы и пояснил:
   -- У вас товар, у нас -- купец...
   Радогор во все глаза рассматривал Гардинию. Та заалела и мигом юркнула в свои покои. Пелагея же заулыбалась, широким жестом пригласила гостей к столу.
   -- Проходите, милости просим. Отдохните с дороги, да и к обеду все уж готово...
   Армей долго и обстоятельно рассказывал про себя и свою семью. У него было три сына, а вот дочерей -- ни одной. Жены сыновей и должны были стать ему дочерьми. Сам он -- из торговых. Отец Вакула от земли человек был -- хозяйственный и сметливый. В наследство сыну своему возделанное поле и табун лошадей оставил. Сам Армей в грязь лицом не ударил -- наследство отца сохранил и приумножил. Так что теперь он богатый человек. Все есть. Дом большой выстроил. И сыну Радогору дом поставит.
   -- На него, как на старшего, у меня вся надежда. Радогор -- моя правая рука. Умный, расторопный, и здоровьем боги не обидели. Жене его повезет -- как за каменной стеной будет. В нарядах как сыр в масле купаться станет. Правда, и хозяйство большое ей достанется, -- Армей внимательно посмотрел на Пелагею.
   -- Слышал, что хорошую хозяйку ты, Пелагея, вырастила, и дом у тебя хороший, светлый. Благополучием и теплом пахнет.
   -- Спасибо на добром слове, -- учтиво поклонилась в ответ Пелагея. -- Правду люди говорят: жаловаться на Гардинию не придется. Думаю, славная получится пара. Только вот понравятся ли друг другу... слюбятся ли...
   Тут вступил в разговор Радогор:
   -- С моей стороны причин опасаться нет. Я дочь вашу раньше видел. Возле озера. Специально коней погнал поближе рассмотреть. Яркая девка. Краше солнца. Кому ж она не по нраву придется? Любой готов ее за себя взять, я хоть сейчас под венец. Внуков вам здоровых народим. Уж я постараюсь...
   Мужчины громко захохотали. Пелагея раскраснелась от удовольствия -- удачная партия для дочери. О таком даже и не мечталось. Гардиния же, подслушав разговор, вытянулась, словно тетива. Краска вмиг сошла с молодого лица. В глазах показался тревожный блеск. Неужели судьба ее решится? Радогор... Тот ли это суженый, о котором просила она на капище? Колени мелко и противно зашлись в дрожи. Мать будет рада. Но как же Михас?

Глава 13

   Ноги сами несли ее к ручью. "Он уже здесь, ждет меня!" При виде Михаса девичья кровь быстрее побежала по жилам. Радостная улыбка украсила лицо. Что же он отворачивается от нее, словно чужой?
   -- Что случилось, милый? Ты мне не рад?
   Михас внимательно посмотрел на нее -- боль и тревога отразились в его взгляде. Он поежился от насмешливых огоньков в очах Гардинии. Относится ли она к нему серьезно? Или их встречи -- лишь игра, забава для нее?
   -- Ты расстроен? Чем? Не понимаю...
   -- Слышал я, что мать тебя замуж собирается выдать.
   Улыбка исчезла. Гардиния опустила взгляд вниз, но ее маленький подбородок гордо приподнялся.
   -- Собирается. Что ж тут необычного? Какая мать не хочет счастье дочери устроить?
   -- Кто приезжал к вам вчера? Сваты?
   -- Правда твоя. Были гости. Достойные люди. Только до сватовства еще далеко и... А откуда узнал ты о гостях тех?
   Наступила тишина. Михас опустил голову, нахмурился. Гардиния же, наоборот, изучающе вглядывалась в его побелевшее лицо. Затеребила косу и продолжила:
   -- Что ж молчишь ты? Кто рассказал тебе? С местными ведь ты не знаешься? В селе, откуда сваты родом, не бывал. Два месяца мы с тобой встречаемся, а я ничего толком не знаю о тебе. Ты же многое знаешь обо мне... То, что знать невозможно. От меня откровений просишь, а сам что скрываешь?
   Михас стоял, потупив взор, не в силах вымолвить ни слова. Гардиния вдруг рассмеялась, обняла его за шею, зашептала:
   -- Не горюй ни о чем, милый. Ни с чем уехали гости вчерашние. Только к чему тайны эти?
   Михас в смятении смотрел в радостные глаза Гардинии.
   -- Я все скажу тебе. Обязательно скажу. Но не сегодня. Не сейчас...
   -- Когда же?
   -- В следующую встречу. Обещаю, -- ничего утаивать не стану. Думаю, готова ты. Да и время против нас...
   -- Время? Не понимаю...
   -- В следующий раз, милая, -- пробормотал Михас и, расцепив ее руки, отошел в сторону.
   Гардиния почувствовала, что выпытывать бесполезно -- он ничего не скажет. Что ж, придется потерпеть. Хотя, видят всемилостивые боги, ей это будет нелегко...
   Под вечер на красивом гнедом коне прискакал Радогор. Он поздоровался с девушкой и ее матерью, при этом на его лице играла самодовольная улыбка. От приглашения прогуляться Гардиния отказаться побоялась -- слишком настойчивым был материнский взгляд. И как, чем она объяснит отказ? Девушка согласилась и не без внутренней дрожи вышла на улицу. Несколько мальчишек пролетели мимо, поддразнивая и крича: "Жених и невеста!" Радогор многозначительно посмотрел на спутницу, но та склонила голову и сделала вид, что ничего не слышала...

Глава 14

   Смеркалось. Гардиния надела красный сарафан, который так нравился Михасу. Еще раз взглянула на себя в зеркало -- на лице отразилась тревога. Ощущение надвигающихся перемен с утра поселилось в ее душе и мучило неизвестностью. Михас встретил ее у ручья как всегда поцелуем, прижал к сердцу. Затем взял девушку за руку и быстро повел в сторону леса. Гардиния едва успевала за ним. На лице Михаса читалась неумолимая решимость. Казалось, ничего и никого не замечал он.
   Наконец они вышли на лесную поляну и остановились возле старого дуба с раскидистой кроной. Чуть выше головы Гардинии виднелось небольшое дупло. "Сколько лет этому дереву? Пятьсот? Тысяча?" -- думала девушка, прислонившись к широкому стволу.
   -- Отдышись. Знаю, я шел слишком быстро, но я больше не мог ждать... Лучше все рассказать сейчас. Пока не слишком поздно.
   -- Поздно? Что поздно? Ты меня пугаешь, Михас...
   -- Гардиния, я хочу признаться тебе. Должен. Ты мне понравилась, как только я тебя увидел тогда, у колодца. Я чувствовал в тебе что-то такое, что заставило меня потом... -- от волнения Михас с трудом подбирал слова. -- Я старался забыть, не думать о тебе. Но не смог. Не смог не видеть тебя, не слышать твой голос, захотел почувствовать тебя рядом. Я долго думал, прежде чем решился принять новый... новый облик и подойти. Иногда... иногда можно заключить договор. На время. И мое время истекает.
   Гардиния испуганно смотрела на любимого. Переспросила:
   -- Облик? Какой облик? О чем ты говоришь?
   -- Ты спрашивала меня прошлый раз, где мой дом. Кто я. Откуда. Мой дом здесь, Гардиния. Вот эта дубовая роща. Этот лес. Я... я не человек.
   Девушка приоткрыла изумленно рот -- Михас ее не обманывал. Это было видно по его лицу, по судорожно сжатым кулакам...
   -- Ты видишь то, чего нет. Ты видишь меня в образе человека. Каким бы я был, если бы был человеком. Но я другой.
   -- Это не может быть правдой! Ты играешь со мной? -- Гардиния не могла поверить до конца в сказанное. Она смотрела на Михаса, вцепившись ему в руку, но не увидела и намека на веселье, лишь странный блеск очей и дрожь. Он также крепко сжал ее руку, словно боясь, что она исчезнет, растворится...
   Пронзительный страх добрался до ее груди. Гардиния закрыла глаза, чувствуя, как подкосились колени. Девичий задор и легкомыслие вмиг покинули ее. Она постаралась унять дрожь и тихо выдохнула:
   -- Говори, Михас. Я выслушаю все, что ты скажешь. Кто ты?
   -- Я -- ворон, Гардиния. Ворон. Птица в теле человека.
   Словно гром раздался у нее в ушах. Не ослышалась ли она? Такого не бывает! Не может быть!!!
   Михас будто услышал ее немой крик.
   -- Такое очень редко, но бывает. Мы -- очень древний род и имеем... имеем способности. Вороны всегда были связаны с магией. Существует заклятье, которое накладывается на одного из рода лишь однажды и влечет за собой определенные обязательства... как расплату... Я обратился к Воробе, чтобы та помогла мне. Ты, наверное, слышала о ней.
   -- Ведьма?! Ты ходил к ведьме, чтобы принять человеческий облик?!!! И...
   -- ...и подойти к тебе. Да. Так и есть. И я не пожалел о том ни на миг. Я хочу, чтобы ты стала моей. Навсегда. Всё хочу с тобой. Прожить всю жизнь вместе как муж и жена. Иметь детей. Хочу ввести тебя в свою семью. Если и ты решишься... Если ты испытываешь те же чувства, что и я, Гардиния. У тебя есть выбор. Свободный выбор...

Глава 15

   Девушка сползла по стволу вниз. Заплакала, закрыв лицо руками.
   -- Михас, мне страшно! Так страшно! Я не знаю, что и думать...
   Он присел рядом, привлек ее к себе.
   -- Не думай, милая. Скажи как есть. Что у тебя на сердце? Есть ли там место для меня? Готова ли ты изменить свою жизнь, чтобы быть со мной? Не бойся! Не бойся того, что услышала. И прошу, не плачь. На самом деле все... все не настолько ужасно. Я уверен, что ты сможешь быть одной из нас. Если захочешь. Я тебе помогу. Чтобы тебе не было так сложно... Я хочу быть с тобой всю жизнь, хочу, чтобы ты была счастлива. Я все сделаю для этого...
   Гардиния молча слушала его. В глазах Михаса читалось нетерпение, страдание и еще что-то... Огонь словно загорался, гас и снова загорался...
   -- Ты мучаешь меня! Ответь! Скажи хоть слово. Ты боишься? Боишься меня? Боишься того, какой я на самом деле? Но я такой и есть! Ты же смогла меня почувствовать... Прошу, не молчи! Я люблю тебя. Всем сердцем, всей душей своей. А ты? Может, ты не любишь меня?
   -- Я? Не люблю? Я...
   Михас прижал ее к себе так крепко, что Гардинии стало трудно дышать. Он несколько раз поцеловал ее волосы. Гардиния чувствовала, как часто бьется его сердце.
   На одно короткое мгновение на одной чаше весов оказались Михас и Радогор. Неужели ее судьба -- стать женой ворона? Или все же Радогор? Нет! Никогда! Только Михас в ее сердце, и уже давно поселился там. О чем она думает? Только Михас!
   Гардинии вдруг стало все равно, кто ее возлюбленный и что ее ждет. Лишь бы сидеть вот так. Лишь бы он был рядом и целовал ее...
   -- Знаю -- я нетерпелив. Но у меня нет сил больше ждать... И времени нет. Скажи, милая, что будешь моей... Будешь? Пообещай мне!
   -- Обещаю...
   Михас взял ее руку, надел на палец серебряное кольцо и прошептал на ухо:
   -- Это кольцо -- знак. Теперь я твой. Навсегда.

Глава 16

   На пороге показалась мужская фигура. Пелагея испуганно охнула и тут же признала гостя. Поклонилась.
   -- Здравствуй, Радогор.
   -- И тебе, хозяюшка, долгих лет. Дома Гардиния?
   -- Нет, к вечеру лишь будет.
   -- Жаль... Хотя, может, это и к лучшему; к тебе у меня тоже разговор есть.
   Пелагея суетливо протерла скатерть, скамью, предложила гостю присесть. Радогор бросил на хозяйку исподлобья взгляд.
   -- Небось и сами понимаете, зачем я здесь...
   Пелагея выразительно посмотрела на богатого жениха и помотала головой.
   -- Долго кругами ходить я не умею... Сразу к делу приступлю. Хочу о Гардинии поговорить. Дочка ваша мне по нраву пришлась, хочу в жены ее взять. Ни в чем отказа ей не сделаю. Что там им, девчонкам, хочется -- куплю. И вас ни подарками, ни помощью не обижу. Не знаю, есть ли за Гардинией приданое...
   -- Есть. И неплохое, -- быстро ответила Пелагея.
   Радогор довольно кивнул.
   -- Конечно, и без приданого она девушка достойная. Умная и красивая. За такую жену не будет стыдно. Да ведь деньги лишними не бывают...
   Пелагея кивнула и проговорила со знанием дела:
   -- Конечно, помощь родителей всегда к месту -- сами с мужем от родителей своих помощь получали и были только рады. Парень ты, я вижу, хозяйственный. И отец тебя хвалил. В дело добро родительское пойдет. И Гардинию отец с приданым оставил, хоть и пожил недолго. Я как могла сохраняла и приумножала его. Хотела, чтобы дочь с мужем жила в достатке... За этим дело не станет. Лишь бы согласилась выйти за тебя...
   Радогор слегка покраснел, пробормотал:
   -- Вот я к тому и веду. Насчет согласия... Может, вы как-нибудь подсобили бы... По-своему там... Раньше материнское слово закон было! Не то что сейчас! И мужа дочери родители выбирали...
   -- Были и такие времена... Да и сейчас многие той дорогой следуют... И меня родители силком замуж выдали. И хоть благодарна я им по сей день за супруга своего, но Гардиния у меня единственная дочь и неволить ее не стану. Ее счастье -- ее выбор. С чего твое беспокойство? Что не по нраву Гардинии моей будешь? С чего? Тебя боги ничем не обделили...
   -- Знаю, что за Гардинией раньше никто не ухаживал, замуж не звал. Может, потому она меня и чурается, молчит...
   -- Молодая она еще. Откуда ей смелости с мужчинами набраться? И я в ее возрасте пуглива, как дикий зверь, была. Здесь дело за тобой, а не за ней.
   -- Но, может, подскажете ей по-бабьи, как жениха приветить, приласкать...
   -- И медведь, когда по лесу ходит, ветку сначала не ломает, а гнет. А девушка тебе не сучок лесной. Пробуй, добивайся... Чай, не впервой тебе за девками ухлестывать да речи сладкие говорить. Не камень сердце-то женское... Не хмурься и не серчай на меня! Я бы рада была, если бы Гардиния за тебя пошла и все меж вами срослось. Скрывать не стану -- по мне хорошая ты пара для нее. И спокойно в твои руки дочь передам. Случится -- вставлю за тебя словечко, но за тобой основное дело, не за мной...

Глава 17

   Высокие дубы настороженно взирали на нее. Что ей здесь нужно? Резкое карканье раздалось над головой. Прокатилась дробь дятла. Чувствовалось чье-то незримое присутствие. Гардиния вся съежилась под невидимым оком. Возле одного из дубов, в ветвях которого виднелось гнездо, они остановились. Михас легко, словно пушинку поднял ее на руки и прошептал:
   -- Закрой глаза. Хорошо. Теперь прыгай.
   Девушка зажмурилась, прыгнула в пустоту и... очутилась на ступеньке старинной лестницы. Тусклый свет освещал путь вниз. Михас осторожно повел ее. Вскоре они оказались в большой зале. В центре стоял круглый стол со стульями, в конце залы в старинном громадном камине, несмотря на жаркий летний день, пылали дрова. Перед камином лежала медвежья шкура. А жарко между тем нисколько не было, скорее, наоборот. Все же зала казалась уютной. Ее убранство поразило девушку: все здесь все было простым и в то же время изысканным. На белых стенах висели картины из цветного стекла, на столе красовались позолоченные канделябры со свечами. Женщина с диадемой в черных волосах что-то вышивала, сидя на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нем бархатными подушками. На мохнатом, искусно вышитом ковре лежал один ботинок, сброшенный с ее ноги. В старинном утопающем кресле возле очага мирно дремал седовласый мужчина.
   Пораженная, Гардиния тихо произнесла:
   -- Ответь, почему...
   -- Что почему?
   -- Почему я вижу все как будто человеческое?
   -- Ты видишь чувствами, сердцем. Верь себе -- сердце никогда не обманывает. Чувства дают образы, которые превращаются в картины, в настоящую жизнь. Это через меня действует заклятье. Видеть то, чего нет, но в то же время все так, как есть на самом деле...
   -- А что будет со мной... потом...
   -- Ты изменишься внешне, но не внутренне. Будешь чувствовать все так же, видеть так же. Понимаешь? Это мой родительский дом.
   Михас мягко подтолкнул ее вперед.
   -- Нам нужно подойти ближе. Не думай, что здесь кто-то спит. Все уже ждут тебя...

Глава 18

   Михас сделал шаг вперед. Гардиния поклонилась, растерянно глядя на спутника. Как приветствуют друг друга вороны? Все же она тихо проронила:
   -- Здравствуйте...
   Дом тут же ожил, все пришли в движение. Мужчина, скрипнув креслом, встал. Поднялась с дивана и приблизилась к столу женщина. В соседней комнате что-то захлопало резко и колюче. В мгновение ока в зале появились еще четверо -- Гардиния заметила среди мужчин юную девушку. Остальные мужчины -- двое молодых, а один совсем юный, похожий лицом на Михаса, -- не уступали ему в стройности, в благородстве осанки и тонкости черт. Мужчины были одеты в черное: черные рубахи, черные штаны и сапоги. На женщинах одежды были тоже черные, но более мягкие, прорези в рукавах обнажали руки до плеч. На плечах у сестры Михаса лежала меховая накидка с серебристым отливом. Женщина же куталась в темно-зеленую шаль, такого же оттенка были изумруды на ее диадеме. На мгновение воцарилась тишина. Гардинию изучало множество пытливых глаз.
   -- Гардиния, -- громко произнес Михас, указывая на свою спутницу, -- моя невеста.
   Та бросила робкий взгляд на Михаса, затем на стоявших плечом к плечу возле стола. Были они словно высеченные из дерева или камня изваяния древних богов. Молодая девушка отделилась от остальных, взяла Гардинию за руку.
   -- Не бойся... Я -- Лира. Мы все очень рады видеть тебя, и нам приятно, что ты здесь. Просто... просто не знаем, как показать. Как показывают люди...
   Сестра Михаса была настоящей красавицей. Черные, чуть раскосые глаза, копна черных волос, затейливо уложенных в высокую прическу. Прямой с небольшой горбинкой нос, красивые губы, белая кожа...
   Гардиния приветливо улыбнулась Лире. Проговорила:
   -- И я очень рада. Мир дому вашему!
   Пожилой мужчина без тени улыбки вышел вперед, кутаясь в такую же шаль, что и женщина, важно произнес:
   -- Мы принимаем тебя, Гардиния, в нашем доме, а это значит, что ты -- наш друг, желанный гость, находящийся под нашей защитой, -- мужчина чуть склонил голову набок. -- Мы доверяем тебе и с сегодняшнего дня принимаем как невесту Михаса. Он видит с тобой свое будущее -- выбор свой сделал. Мы рады, что и ты сделала свой.
   После этих слов к гостье потянулись остальные: поджарый Карас, очень высокий Вагас и младший Алес -- с нежным выражением карих, в золотую крапинку, глаз. Алес с любопытством дотронулся до щеки Гардинии, провел по волосам и тут же отдернул руку. Последней была мать Михаса -- Сирия. На лице пожилой женщины еще были заметны следы былой прелести. Она выглядела представительно, но доброжелательно. Сирия обняла Гардинию, словно укутала большими теплыми крыльями.
   В голове Гардинии вдруг промелькнула мысль, что семья Михаса могла и отказаться принять ее -- ведь она для них такой же чужак, как и они для нее. Но вороны поддержали их союз с Михасом -- у него настоящая семья и крепкие связи. Она прижала ладонь к груди и благодарно склонила перед присутствующими голову.

Глава 19

   Дальнее озеро было запретным. Старейшина Яромир рассказывал, как однажды к нему пришла дружина воинов. Они расположились на ночлег, а перед этим решили искупаться. Ни одного воина с тех пор живым не видели. Случайно кто-то из охотников наткнулся на место их ночлега. Одежда, оружие, запасы еды -- все лежало нетронутым. Люди же словно сквозь землю провалились. Позднее селяне прибрали оставшееся без хозяев добро, но будить духов запретного озера с той поры больше никто не посмел. И именно туда сейчас Гардиния и Михас направлялись.
   Они обошли несколько зеленых холмов, углубились в глухую лесную чащу. Свет еле пробивался сквозь тяжелые кроны. Иногда дерзкий луч падал на кусты раскидистого папоротника, на влажный мох, усыпанный семенами и шишками. "Интересно, были ли здесь когда-нибудь люди на самом деле?" Гардиния прислушалась -- где-то неподалеку раздавался глухой шум, напоминавший барабанную дробь. Грохот приближался, становился все громче.
   -- Уже близко, -- пояснил Михас.
   Он помог девушке преодолеть крутой подъем, сделал несколько шагов и остановился в ожидании своей спутницы. Сердце Гардинии забилось от волнения, когда она встала рядом...
   Перед ней лежало озеро. Голубое, с серебристыми бликами. Форма его была необычной -- словно полумесяц спустился с небес и лег на землю. Все здесь казалось прекрасным: и водопад, бьющий с шумом о камни, и насыщенная зелень, и яркие, дивные цветы вокруг, рассыпанные, словно драгоценные камни. Девушка никогда не встречала столь дивной красоты, от которой бы так щемило в груди. Это место казалось ей пристанищем богов -- местом их игрищ и удовольствий...
   Гардиния вцепилась в руку Михаса, беспокойно затеребила косу.
   -- Люди говорят, что красота озера несет смерть...
   -- Погибель ждет здесь того, кто приходит с кровью на руках, со злыми помыслами, -- подтвердил Михас. -- Это озеро для влюбленных. Природа сама создала его и защищает от нежеланных гостей.
   Михас ступил на берег, затем снял одежду. Черные до плеч волосы, белая как снег кожа, мускулистое сильное тело. Тело воина. Девушка с волнением смотрела на Михаса. Она впервые видела тело любимого обнаженным. Девушка тихо подошла к нему, поцеловала в плечо. Сдерживаемая усилием воли страсть в его глазах на миг заставила ее забыться. Но она тут же гордо вскинула голову. На землю упал сарафан, за ним -- рубаха. Гардиния распустила волосы -- черные волны шелка заструились вдоль спины. Гулкие удары сердца, шум водопада о камни, легкое прикосновение ветра, слегка успокаивающее бурлящую кровь... Следом за мужчиной она вошла в воду.
   Две тени скользили по лунной глади. Они то сплетались в причудливый узор, то распадались. Уходили под воду и вновь появлялись на поверхности. Гибкость и изящество сплетались с силой и мужественностью. Молчаливый лес с замиранием наблюдал за любовным танцем -- таинством двух прекрасных тел. Двух горящих нежностью и страстью сердец. Михас подхватил ее на руки, понес к водопаду. Гардиния осторожно ступила на теплый камень, встала под сильные струи, сбивающиеся у ног в пену. Небывалая легкость и ощущение блаженства, от которого кружится голова, подсказывали, что озеро действительно обладает магией. Она как будто вышла из своего тела, очутилась за порогом времени. "Вот так можно вечность провести в этом блаженстве и покое", -- чувствовала девушка. Михас вновь подхватил ее на руки и перебрался на другой берег.
   Гардиния наблюдала, как Михас стряхивает с волос воду, смотрит на нее... Словно вся его жизнь в ней одной. Тысяча невысказанных слов копилась в ее душе и словно волна накатывала, отступала. Но что ему сказать? Как? Нужно ли? Он все читал в ее глазах, она -- в его. Гардиния нашла одежду, заплела косу. Он сорвал один из цветков, украсил ее волосы.
   -- Ты самая прекрасная из всех женщин.
   Гардиния нежно улыбнулась ему в ответ. Михас посмотрел на утопающий в озере диск солнца и произнес:
   -- Нам пора...

Глава 20

   На девичьей ладони лежал свитый из травы и речных ракушек шарик. Михас тяжело вздохнул и сжал ее ладонь в кулак.
   -- Не потеряй. Это ключ. Он сам притянет тебя на это место, к нашему дубу. Стоит лишь взять его в руку и подумать. Теперь ты можешь приходить сюда постоянно. А захочешь -- сможешь на время принять облик ворона.
   Гардиния звонко рассмеялась и тут же спросила с тревогой:
   -- А почему ты грустишь?
   -- Вороны никогда не смеются. Ты заметила на лицах родных хоть тень улыбки?
   -- Нет...
   -- Мы всегда серьезны, сосредоточенны. Летаем или дремлем. Можем играть, забавляться. Отдавать тепло, любовь, но не веселиться. А грустно мне, потому что... сам не знаю почему. Еще на шаг ты ближе, судьба уже стучится в дверь, а мне все не верится. Боюсь я, что беда случится, что не получится...
   -- Чур тебя! Не думай о плохом! Ведь я здесь, с тобой.
   -- У нас, у воронов, развиты способности -- мы предчувствуем бури, дожди, смену ветра. И события также можем иногда почувствовать...
   Девушка обняла его за плечи, уткнулась головой в грудь.
   -- Я помолюсь богам -- они всесильны. Они помогут нам. Однажды я уже ходила на капище и просила послать мне мужчину. Того, с кем счастлива буду...
   -- Что ж, услышали тебя?
   -- Думаю, да. Мне так хорошо с тобой, словно в родном доме нахожусь. Помню, тогда увидела я птицу. И лицо. Твое лицо. Все промелькнуло очень быстро и исчезло...
   -- Больше так не делай! Нехорошо обычным людям знать наперед то, что можно знать лишь посвященным. Последние знают многое и чтят законы, без надобности в судьбу не вмешиваются...
   -- А ты?
   -- Я? И я не знаю всего до конца. Будущее -- словно ветки ивы; не ломаются, но гнутся.
   -- Ты рассказывал, что был у колдуньи. Разве Вороба знает ваш язык? Что сказал ты ей?
   -- Она умеет читать мысли и видит, что на сердце у каждого. Разве для этого нужен язык? Да и знала она мою просьбу еще раньше, чем явился на ее порог. Дала мне зелье, которое образ ворона в образ человека меняет. Научила говорить, -- сперва я и двух слов связать не мог. Почти месяц жил у нее, помогал собирать травы и коренья, отвары делать. Людей повидал, -- много к ней народу ходит. Кто с чем. И злые люди. И добрые. Злые люди -- темные изнутри. Птицам видно все как на ладони. Я раньше не знал, что люди умеют зло скрывать за притворством...
   -- Видел ли кто тебя у Воробы?
   -- Нет. Я облик птицы опять принимал. Не смогу еще долго быть человеком -- я это чувствую. Но и тогда мы сможем видеться. Здесь, возле дуба, я для тебя все еще в теле человека буду появляться. Потом... Потом ничего изменить уже будет нельзя...
   Гардиния печально опустила глаза. Михас продолжал:
   -- Еще я должен сказать тебе... Чтобы девушке стать одной из нас, нужно десять ночей провести с вороном. Сила ворона войдет в твое тело, закрепится там. Слова заклятья закончат обряд, и ты станешь одной из нас. Вороны примут тебя и телом, и душой. Живем мы долго. Единственные наши враги -- люди и неосторожность. Если нет любви в сердце твоем, -- то превратишься ты не в ворона... Станешь навью, обитательницей загробного мира. А я... Действительно ли ты любишь меня? Хочешь ли измениться навсегда? Обратного пути не будет. Подумай! Еще есть время...

Глава 21

   Ее глаза уже блестели от предвкушения.
   -- Хорошо. Смотри еще раз.
   Михас широко раскинул руки, растопырил пальцы и ласточкой нырнул вниз. Сделав плавный круг над озером и водопадом, он вновь примостился на ветку. Девушка охнула, обняла Михаса за шею.
   -- Я боюсь до дрожи!
   -- Ты быстро научишься, уверен. Ни к чему страхи, Гардиния. Неужели тебе никогда не хотелось летать? Парить над облаками?
   Она глубоко вздохнула, вытянулась, как тетива...
   Неуклюже кувырнувшись и чуть не ударившись о землю, Гардиния взлетела. Михас вспорхнул с ветки и полетел рядом, равномерно двигая крыльями, поворачивая хвост. Она задышала спокойнее, плавно взмахнула обоими крылами... У нее получается! Вверх, вниз, опять вверх. Гардиния поднялась над деревьями, сделала несколько кругов над бороздой только что примятых ею лилий, затем устремилась ввысь, к лунному диску. Какой маленькой и смешной кажется дубовая роща! И какой громадный лес под ней! Как блестит и отражается в воздухе лунный свет! Как в колодце... Тысяча крошечных лунных брызг неслась ей навстречу, била в лицо. Она наяву очутилась в чудесной сказке... Гардиния поняла, что летит на немыслимой скорости. Испугавшись, она кувыркнулась в лунном свете и решила дождаться любимого. Вон он, поднимается следом. Она растопырила пальцы, замерла, качаясь, будто на волне...
   -- Пора возвращаться. Сил у тебя пока недостаточно. Мы и так улетели далеко от дома, -- прокричал тот.
   -- Да. Знаю. Просто не верится, что это происходит со мной...
   Гардиния для пущего удовольствия камнем бросилась вниз, снова поймала волну. Она не могла это объяснить, но знала наверняка -- эта волна выведет ее прямо к роще. Ощущение полета -- как новое рождение. Как она раньше жила без этого пьянящего чувства свободы?
   Долетев, девушка примостилась на знакомый сук.
   -- Может, еще полетаем?
   -- Нам пора возвращаться, милая. Еще будет время...
   Скоро они очутились на своем излюбленном месте для встреч. Гардиния со вздохом вернула Михасу шар, тут же превратившись в большого и громоздкого человека. Как, оказывается, долго и тяжело нести свое тело от ручья к дому! Михас обнял ее за плечи.
   -- Я рад, что тебе понравилось. Скоро мы будем вместе. Будем летать куда душе угодно. Всегда вместе. Я только о том и мечтаю.
   -- И я... -- вздохнула девушка.

Глава 22

   -- Михас, почему здесь никого нет?
   -- Сейчас родительский дом пустует, -- пояснил тот и обнял Гардинию за талию. -- Старшие в отъезде. Младшие на охоте. Мы здесь редко бываем, -- у каждого есть свой дом. Мы уважаем свободу действий каждого из семьи.
   -- На охоте? Вы охотитесь?
   -- По желанию. Делаем запасы. Но если есть возможность -- летаем каждый день. Вместе или поодиночке. Моя сестра любит летать одна, -- следовать за волками, выискивать их по следам. Мы -- спутники хищников. Чистим лес от всего больного, мертвого, слабого. Так хотели боги. Во всем должно быть равновесие, порядок.
   -- Расскажи еще что-нибудь. Интересно слушать, как ты говоришь.
   -- Мне не всегда просто это делать. Жизнь птиц и людей различна, и я не всегда могу найти нужные... нужные слова, образы, чтобы ты поняла, что именно я хочу сказать.
   -- Значит, ты здесь вырос?
   -- Да. Здесь я играл, рос, пока не стал взрослым и не встретил тебя. Какие красивые у тебя глаза! Один твой взгляд может наградить или убить. И жаль мне забирать такую красоту в свой мир. И это тоже причиняет боль. Не знаю, шутка ли это злых сил или мне тебя послало проведение... Пошли со мной...
   Наклонившись под низким арочным сводом, Гардиния прошла в небольшую комнату. "Как здесь сумрачно!" -- подумала девушка, внимательно осматриваясь вокруг. В центре комнаты стояла широкая кровать с белоснежными простынями и пышными подушками. Такими же белоснежными были стены. Тяжелая массивная мебель из темного, почти черного дерева резко выделялась на их фоне. Над кроватью Гардиния рассмотрела магический символ. Перед кроватью на резных ножках стоял стол со светильником в виде когтистых птичьих лап. В этих лапах горели толстые красные свечи. На полу лежал пушистый светлый коврик, на нем -- низенькая скамеечка. В стороне был еще один стол с ворохом старинных свитков сверху и снизу; тщательно уложенные, они напоминали поленницу. В комнате пахло смолой и еще чем-то вяжущим, но свежим.
   Гардиния указала Михасу на свитки:
   -- Что это?
   -- Это знания. Знания нашего рода. Мы храним их и передаем из поколения в поколение. Здесь есть всё: заклинания, обряды, законы природы, по которым движутся звезды... Когда станешь одной из нас, многое, что неведомо человеку, станет тебе доступно.
   Михас подошел к любимой сзади, прижался лбом к ее волосам, закрыл глаза. Гардиния набралась смелости и еле слышно прошептала:
   -- Ты говорил... ты говорил, что я должна перед тем, как обернуться вороном, провести с тобой ночь...
   Михас молчал. Гардиния опасливо посмотрела кровать. Больше всего на свете ей хотелось разделить ложе с Михасом. Принадлежать ему. Чтобы он принадлежал ей. Но...
   -- Знаю, человеческие законы запрещают деве иметь близость с мужчиной до брака, -- тихо произнес Михас. -- Я могу лишь дать клятву. Веришь ли ты мне? Хочешь, я дам ее сейчас.
   -- Ты мне уже давал клятву.
   -- Выбор за тобой. Я не хочу тебя неволить. И скрывать не стану -- готов на все, лишь бы ты согласилась. Любишь ли ты меня? Решилась? Готова ли?
   Девушка повернулась к Михасу. Губами коснулась его глаз. Тонкая рука обвила широкие плечи. Легкий вздох вылетел из приоткрытых мужских губ. Он взял ее на руки, положил на кровать...
   Домой Гардиния вернулась под утро, тихо пробралась в свои покои. Зарылась лицом в подушку, пряча пунцовое от смущения лицо. Нет ничего прекрасней страстных объятий и поцелуев Михаса! Перед мысленным взором всплыл его образ, и сердце затрепетало от нежности. Так смотрел на нее только он. Словно заглядывал в самые глубокие тайники ее души, и все в ней волновало его. Было важным. Словно он знает о ней все, одна и та же кровь течет в их жилах, и одновременно каждый день, каждая их встреча как откровение. Как легко и просто быть с ним, открываться навстречу! Счастье переполняло ее.
   Гардиния подошла к окну, впустила в комнату лунный свет и сияние звезд. Как прекрасен мир! Она любит этот мир, камни, траву, деревья -- всё, потому что Михас живет в нем и любит ее.

Глава 23

   С улицы доносились взволнованные детские голоса. Мальчишки, сверкая белобрысыми макушками, палками, что-то тормошили в траве. Пелагея выглянула в окно, но толком ничего разглядеть не смогла. Женское любопытство сразу же исчезло -- мысли заняла разостланная на полу пряжа. К вечеру она должна управиться. Удовольствие читалось на загорелом лице -- приятно, когда везде и во всем порядок. Можно еще разок успеть побывать на ярмарке, -- вырученные за часть пряжи деньги она поменяет на ткани или на бисер или...
   -- А-а-а-а...
   Резкий девичий визг оборвал размышления. На улице пятилетняя Арина кричала на Бажена.
   -- Глупый! Что ты наделал?!
   -- Ничего! Я только дотронулся!
   Арина в слезах смотрела на свою испачканную кровью рубаху.
   -- Все из-за тебя! Меня мать побьет!
   Бажен растерянно взглянул на пятно крови на ее подоле, но полученный трофей привлекал его больше. Он ткнул палкой, -- снова показались капли крови, и трофей шевельнулся. Улица вновь наполнилась громкими криками.
   Пелагея выскочила на крыльцо:
   -- Вы чего орете? А если кто из взрослых отдыхает? Всю общину взбаламутили...
   Суровый взгляд женщины упал на детвору, на платье, наконец, на предмет их волнений...
   -- Гардиния! Подойди! Посмотри-ка, что эти сорванцы учудили...
   Девушка вышла со двора, где кормила птиц, подошла ближе. На земле, весь в пыли, лежал взрослый птенец ворона. Пелагея наклонилась ближе:
   -- Смотри! Еще живой! Надо же! Пытается перевернуться... Нет, все равно сдохнет!
   Гардиния видела, как умирающая птица приоткрыла один глаз с темным ободком. Узнала этот зрачок -- коричневый, с золотыми крапинками... Гардиния прижала руку к груди. Предчувствуя беду, подняла голову -- стая ворон кружила над ними в небе. Их резкие, пронзительные крики звенели в ушах. Бажен снова ударил по подбитой птице палкой.
   -- Мы его прям тут поймали! Сбили из рогатки. Это я в него первый попал...
   -- Нет, я! -- раздалось рядом писклявым голосом. -- Вечно ты врешь! Я на тебя матери нажалуюсь...
   -- Гардиния! Доченька! Что с тобой? Да ты вся посерела!
   Земля закружилась, рванула из-под ног Гардинии. Без чувств девушка упала рядом с молодым вороном.
   -- Уйдите! -- кричала на детвору Пелагея. -- Да, разойдитесь все! Дайте мне ее в дом занести...
   Мужской окрик заставил детвору рассыпаться, как горох. Радогор подхватил Гардинию на руки и вошел в дом. Причитающая Пелагея шла следом. Птицы же еще немного покружили и неожиданно, как по негласному зову, унеслись прочь. Мертвый Алес остался лежать на траве.

Глава 24

   -- Ну, вот и славно! -- суетилась Пелагея возле кровати дочери. -- В себя приходит... Только белая, как молоко... Напугала до смерти!
   Девушка разомкнула веки: она в своих покоях, лежит на подушках. Рядом сидят Радогор с матерью, у обоих волнение на лицах. У матери -- искренняя тревога за нее, у мужчины же... Позапрошлой ночью она впервые узнала, что означает этот взгляд.
   -- Матушка... прошу... негоже ему быть здесь, -- простонала дочь и отвернулась к стенке.
   -- Да ладно уж тебе! Он тебя сюда отнес -- чай, не пустое. Причина есть. Люди зря судачить не станут.
   -- Я не стану ее неволить. На крыльцо выйду, -- Радогор поднялся и направился к выходу.
   -- Еще чего не хватало! На крыльцо! -- всполошилась мать, -- Что ж ты меня как хозяйку позоришь? У меня обед готов. Проходи в столовую...
   Тяжелые сапоги Радогора застучали в сторону кухни. У Гардинии же сердце разрывалось на части -- память болезненно рисовала ту заботу и нежность, с которой Михас смотрел на брата...
   Отведав кислых щей со сметаной, затем румяных оладий, Радогор вернулся в покои Гардинии. Не найдя ее, вышел на улицу и увидел хрупкую фигуру девушки, замотанную в теплый платок, возле садовой ограды.
   На шесте, воткнутом в землю, висела черная птица. Девушка подошла, стряхнула с нее грязь. Потом попыталась снять, но Радогор схватил ее за руку с восклицаньем:
   -- В своем ли ты уме? Ворон нельзя трогать -- вдруг болезнь какая прилипнет? Разве ты не знаешь, что вороны -- пособники злых духов? Одна падаль в их крови...
   -- Что ты понимаешь? Пусти!
   К ним в беспокойстве подбежала Пелагея.
   -- Что это вы, из-за вороны ругаться вздумали? Не для того я ее тут повесила. Пусть она вредителей огородных пугает. Что ей зря пропадать? Идите! Идите в дом! Гардиния! Что ты как рано поднялась? Ведь нехорошо тебе -- видно. Полежала бы...
   Девушка послушно вернулась в дом. Грусть и сонливость читались на ее бледном лице. Радогор изо всех сил старался развеселить ее, сгладить ссору, шуткой настроить на любовный лад. Ничего не выходило. Поняв тщетность своих усилий, он вскоре откланялся. Гардиния же молча отправилась к себе. Пелагея, поджав губы, проводила ее хмурым, недовольным взглядом.
   Все в ее покоях было Гардинии привычным, знакомым. На мгновение умиротворение сладостно согрело девичью душу. Здесь прошло ее беззаботное детство, которое осталось в прошлом. И она сама скоро станет прошлым. Воспоминанием в сердцах матери, селян... Легендой. Как в той песне, что поют ночами перед костром. Она достала из-за пазухи серебряное кольцо, что подарил Михас, приблизила к глазам. Что будет, когда мать узнает? Что будет тогда с ней? Что станет с ней самой, когда она навсегда превратится в ворона? Страшно! Ведь она больше никогда не увидит своих близких. Она бы многое отдала, лишь бы еще побыть рядом, провести рядом с матерью все время, что им отпущено, до того как... А вдруг ее так же убьют, как Алеса? А вдруг жизнь ворона -- не для нее? И так ли уж крепка их любовь с Михасом?
   Как нелегко дается ей этот переход! Словно кто-то по капле пьет жизнь и дергает за все страхи и сомнения разом. Она вскрикнула от боли и неожиданности. На веки будто кто-то резко надавил. Комната поплыла перед глазами, то расширяясь, то сжимаясь. Тошнота подкатила к горлу. Но дремота была сильнее. Что с ней творится?! Сегодня она обещала Михасу прийти, и, конечно же, придет... если проснется к вечеру... Голова сама склонилась на подушки, тело скользнуло под одеяло. Лицо Михаса -- последнее, что явилось перед тем, как Гардиния погрузилась в тяжелый долгий сон.
   Прозрачное черное покрывало упало на знакомый дуб. Тихий монотонный звон раздавался над головой. Гардиния перебросила в другую руку шар... Вот она и дома. Привычно налила себе воды. Быстро огляделась -- где же Михас?
   -- Здесь, -- раздалось за спиной.
   Девушка бросилась ему на шею, поцеловала полные тоски и горечи глаза.
   -- Любимый! Мне так жаль...
   Она привлекла его голову к груди. Гулкие неровные удары его сердца трогали за живое. Но что она могла поделать? Михас отстранился, тяжело вздохнул.
   -- Я так за него боялся! Он всегда был таким доверчивым, любопытным... Он очень хотел посмотреть, где ты живешь. Увидеть твою мать... Нельзя было отпускать его одного! Мы прилетели слишком поздно...
   -- А где все?
   -- Мать отправилась в дом сестры. Братья тоже. Отец на озере -- хочет побыть один.
   -- Что это за звон над дубом?
   -- Это что-то вроде плача по-вашему. Прощание с Алесом... Сообщение остальным воронам о гибели одного из рода. У нас тоже бывает траур.
   -- Траур? Может, ты тоже хочешь побыть один?
   -- Нет. Я рад, что ты сейчас со мной. Ты нужна мне. Траур по Алесу не должен помешать нам исполнить задуманное...

Глава 25

   Радогор сильнее пришпорил коня, бросил унылый взор на зеленую долину, простиравшуюся перед ним на многие версты, затем на пыльную дорогу. Невеселые мысли опять закружили, загудели. Может, он ошибся и лучше отступить? Нет. Унизительно... Курам на смех! Невесело быть не удел... Выбрал себе невесту, которая и знать его не хочет! Ни единого намека на ласку или интерес к нему. Есть ли хоть малая надежда? Еще пару дней назад Гардиния щебетала словно птичка, а сегодня холодна, суха с ним, что лежалый ломоть хлеба. В глаза не смотрит, отворачивается -- хуже не придумаешь. Что у нее в груди -- сердце иль ледышка? Он и не думал, что девушка так заденет его за живое... Неужели он ей совсем не люб? Не может этого быть! Все девушки на выданье в их селе на него заглядываются, робеют или пытаются понравиться. Вот выберет себе другую и женится! Женится ей назло! Потом с молодой женой поедет мимо их села и прямо перед ней промчится с радостными песнями, смехом. Пусть потом локти кусает, что такого парня упустила! Вот уж он тогда посмеется! Настанет его черед!
   Радогор натянул вожжи, пустил животное шагом -- нужно было перевести дух и ему, и коню. Неужели он один из тех простаков, что из-за девки себе душу рвет? Довольно! Он -- мужчина, хозяин. Много и других прелестей вокруг помимо девок. Дорога впереди, простор, верный конь под седлом... Внутри все продолжало ныть от гнева и обиды. Почему же не видит Гардиния своей выгоды? Не умеет ухватить птицу счастья за хвост? Да она просто глупа! Неожиданная мысль заставила его остановиться. А что если... если... есть другой?! Получается, глуп он, не она. Вот в чем настоящая причина!!! Он голову свою ломает, а невеста просто по другому сохнет! Нет... Не может быть... Пустое... Мать бы ее сказала, да и не было никого у них в гостях -- он, почитай, каждый день бывает. Застал бы нового ухажера в доме или где поблизости. Не тайком же она к нему бегает...
   Образ Гардинии всплыл в памяти мужчины. Ее тонкие черты, синие, как сапфиры, глаза... Стон вырвался из груди Радогора -- словно траву под корень сияние этих глаз режет и к ногам кладет. Нет! Не может он от нее отказаться. И никому не отдаст! Пусть остальные подвинутся. Есть ли соперник или нет -- Гардиния будет с ним. Он-то своего точно не упустит!
   Радогор пустил коня вновь в галоп. В голове у него зрел план...

Глава 26

   -- Гардиния! Гардиния! Ну, где же ты? Э-эх...
   На голос Марии девушка с лукошком ягод выбралась из малинника.
   -- Скорее! Да скорее же! -- суетилась соседка. -- Жених приехал! Подарок привез!
   Мария с Пелагеей и еще несколько соседей сгорали от нетерпения, глядя на Радогора. А тот с улыбкой подошел к смущенной Гардинии.
   -- Можно? -- заглянул он в глаза девушке.
   Гардиния покосилась на мать и непонимающе пожала плечами. Радогор надел ей что-то на шею и отступил. На мгновение в комнате воцарилась тишина, затем пронесся шепот восхищения, изумленные возгласы.
   Ожерелье из драгоценных камней сверкало, переливалось всеми цветами радуги на нежной бархатной коже. Гардиния подошла к зеркалу. До чего же красиво! Глаз не оторвать!
   -- Спасибо, Радогор, -- потупила взор девушка.
   -- Угодил! Видно, сильна любовь у жениха,-- улыбалась польщенная происходящим Пелагея. -- Княжеский подарок...
   Со всех сторон тут же понеслось:
   -- Еще бы не княжеский...
   -- Да за эту вещицу можно все наше село купить вместе со всем скарбом...
   -- Да... Балует девку...
   -- Не жалеет ничего...
   -- Эх... а мой вот даже колечка золотого за всю жизнь не подарил... Хоть за других порадоваться...
   Пелагея выглядела очень довольной. Глаза горделиво поблескивали, словно у кошки, объевшейся сливок. Как Радогор смотрит на дочь! Неужто та ничего не замечает? На все готов ради нее... Чего еще надо? Действительно, пора бы уж Гардинии сделать свой выбор. Сама побоится по неопытности своей -- так мать за нее подсуетится. Должна послушаться -- сейчас самое время соглашаться, ведь не будет же он вечно к ним ездить с такими-то подарками. От добра добра не ищут...
   Пелагея громко выдала:
   -- Спасибо и от меня, от матери, за такую честь. Теперь ты всегда желанный гость в моем доме. Думаю, и за свадьбой дело не станет... Гардиния, что молчишь? Что как побледнела? Иль не по нраву тебе подарок жениха? Может, не хочешь его принять?
   Вокруг раздались смешки и шутливые возгласы. Одна соседка с завистью прокричала:
   -- Если ты, Гардиния, не примешь такой подарок, то найдется много желающих занять твое место! Подумай!
   Последние слова Радогору пришлись явно по душе, но он постарался это скрыть. Пелагея жестко начала доказывать, что ротозеев в их родне нет и никогда не было. Побледневшая Гардиния же растерянно смотрела на присутствующих. Слова о скорой свадьбе, довольное лицо Радогора, гордость матери, зависть соседей -- все закружилось, завертелось перед глазами...

Глава 27

   Пелагея зачерпнула ковшом воды, расстегнула ей рубашку. Мокрой тряпкой провезла по лицу, шее, груди... И ахнула. Что это? На тонкой и нежной коже дочери проступали большие темные пятна. Вся грудь в странных разводах, как будто изнутри проступает чернота, где-то ярче, где-то светлее. Что же это? Мать беспокойно осмотрела руки -- и там были те же уродливые отметины.
   Пелагея выскочила на крыльцо, увидела играющего неподалеку Бажена и позвала:
   -- Поди сюда! Да поживей!
   Мальчишка резво подбежал, задрал голову:
   -- Чего?
   -- Сбегай-ка к Матроне, что на том краю села живет. Скажи, что я прошу ее прийти к нам и как можно скорее...
   Матрона была высокой и дородной женщиной, краснолицей и, как и сама Пелагея, вдовой. Боги не дали им с мужем детей. Все свое свободное время женщина ходила по селеньям и лечила людей. Знание ей передала одна старушка, к которой Матрона в свое время обращалась за советом. А некого было лечить -- помогала чем могла. Просто так. В селе Матрона пользовалась большим уважением, и к ее мнению прислушивался даже старейшина Яромир.
   -- Здравствуй, Матрона. Проходи... -- широким жестом пригласила хозяйка гостью в дом. -- Спасибо, что пришла так скоро. Меда или молока...
   -- Не за этим небось звала. После попьем. Что стряслось-то?
   Пелагея не выдержала и залилась слезами:
   -- За дочь напугалась до смерти! Не знаю, что и думать! Лежит холодная и... и... вся в пятнах. Что за напасть такая?
   -- Не горюй раньше времени. Где она?
   -- У себя... Спит...
   -- Ладно слезы лить. Пошли, посмотрим...
   Женщины прошли в покои Гардинии. Матрона тяжело села на кровать, откинула одеяло. Пятен, казалось, стало еще больше. Знахарка прислушалась к ровному дыханию девушки. Затем удивленно покачала головой и лишь развела полными руками.
   -- Даже и не знаю, что и сказать тебе, милая. Отродясь такого не встречала.
   -- Еще в прошлую субботу ничего не было -- сама ее в купальне намывала. Чиста была, как снег белый.
   -- Да, загадки... Чтоб кожа человека цвет меняла... Да так быстро... Никогда о том не слыхала! И холодная она у тебя как лед, правда твоя. Уж не навел ли кто какую проказу из ревности...
   -- Дитятко мое... Растишь, растишь... Все сердце изболится, пока вырастет. И уж вроде на ноги поставила, да и свадьба скоро, а тут такое... Я все на птицу думаю -- ворона мальчишки подбили, а Гардиния по глупости давай его отряхать...
   -- Может быть. Воронье племя рядом со смертью живет, смертью питается. Мало ли... Ты знаешь что... За Шептуньей пошли, что в дальнем селе живет к югу. Эта тоже из целителей, но больше с магией знакома, дурное снимает, обереги делает. Много видит того, что обычному глазу неведомо. Может, что и подскажет. Поможет.
   -- Сейчас Богдана попрошу съездить за ней. Пусть кого-нибудь из сыновей пошлет.
   -- Да скажи, чтоб не мешкал! Плохи дела...
   Матрона ушла. Запряженная братом повозка направилась на юг. Пелагея сходила проверить Гардинию, но та спала как убитая. Женщина беспокойно потопталась по дому, вышла на улицу и стала дожидаться вестей. Дорога до соседнего селенья неблизкая -- почитай, только к вечеру вернутся. Но сил оторваться от холма, за которым гонец скрылся, не было.
   Стемнело. Прохладный воздух гулял над равниной, над холмами, над темным, вечно шумящим лесом. Пелагея накинула теплую шаль, снова взглянула на гору. Ей показалось или что-то движется? Да! Их повозка возвращается! Сердце сильно застучало, кровь прилила к щекам. Мать зажгла факел и поспешила навстречу.

Глава 28

   С телеги слезла маленькая, круглая женщина лет пятидесяти. Одежда на ней была старая, залатанная. Она поклонилась хозяйке, грубым голосом попросила воды, чтобы помыть руки. Нарисовав над головой круг, вошла в дом. Колючие маленькие глазки впились в хозяйку.
   -- Ты Пелагея будешь?
   -- Я самая. Беда у меня с дочкой. А что за беда -- не ведаю...
   -- Серое облако страха стоит за твоими плечами. Тебе плохо от того, да и мне не по себе. И в доме твоем болью пахнет и чем-то инородным. Отпусти страхи -- нет от них никакого проку. Что суждено -- сбудется. Но ни злого человека, ни порчи я не чувствую здесь -- уже хорошо. Покажи девушку...
   Гардиния лежала на высоких подушках. Лицо ее было бледным, но все таким же прекрасным. Темные волосы были заплетены в густую косу. Тонкие красивые руки лежали поверх одеяла.
   -- Скажи мне, как ее зовут.
   -- Гардиния...
   -- Редкое имя, красивое. Как и она сама. Странный запах идет от нее. Значит, в ней причина.
   Шептунья прислонила запястье девушки к своему лбу, повернула руку... И отскочила от девушки в другой конец покоев. Ее ошеломленный взгляд встретился с испуганным взглядом Пелагеи. Шептунья прерывисто задышала, перевела взор на лежащую. Потом подошла ближе, что-то зашептала Гардинии на ухо. Снова выразительно взглянула на мать. Пелагея стояла ни жива ни мертва. Шептунья громко спросила:
   -- Пятна видела?
   -- Да. Сегодня как раз и увидела.
   -- И давно она спит?
   -- Почитай, с утра. Утром же и упала без чувств. И в чем дело, понять не могу... Она больна? Помоги! Я на все согласна, только бы выздоровела...
   -- Ох! Чем тут поможешь? -- покачала головой ведунья. -- Все у нее в порядке... И не в порядке в то же время. И не в здоровье тут дело... Надо же... Чудо, что мне на моем веку такое увидеть довелось!
   -- Чудо?
   -- Присядь, Пелагея, и послушай, что я скажу тебе. Ничего таить не стану. Не за тем ты меня звала и не за тем я в такую даль путь держала. И что скажу -- меж нас двоих останется. Слово даю. А там уж поступай, как знаешь. Не в здоровье причина, а в том, что превращается она.
   -- Превращается?!
   -- Меж двух миров сейчас дочь твоя, только не мир то живых и мертвых, а людей и птиц. С вороном Гардиния спала. Ложе с ним делила. Ворон тот -- оборотень был. И знала она все, решилась сама птицей стать. Ворон и его семя дало такой вот оборот. Переход человека в птицу -- дело трудное. И спать сном беспробудным ей еще один день и одну ночь захочется. Так легче ей меняться до того, как перейдет черту. Потом мало-помалу силы появятся. Но дочь твоя еще чернее станет, и даже лицо ее пятнами покроется. Затем совершит обряд и обернется вороном. Навсегда. Это ее выбор. Нет тут лекарства.
   Изумленная Пелагея не верила своим ушам.
   -- Уж не знаю, благодарить тебя или проводить, Шептунья, со двора... Что ты такое говоришь-то? В своем ли ты уме?
   -- Поверить в такое тяжело, знаю. Только так оно и есть. Если б я сама своими глазами не увидела -- ни за что не поверила бы. И к другим знахарям толку ехать нет никакого -- зря время потеряешь. Мне не веришь -- у дочери спроси. Или проследи за ней. Этой ночью она опять к ворону собирается. Останови ее! Жалко! Ведь с каждым разом все дальше от мира людей уходит...
   -- О боги! Помогите мне! Если правда то, что ты, Шептунья, говоришь, то могу ли я что-то изменить? Спасти ее?
   -- Изменить? Можно. Если она сама изменит свой выбор и от ворона того откажется. Откажется от ночных встреч с ним. Пойми, она уже наполовину птица! Одной ногой тут, а другой -- там. И даже если прервать эту цепь, то дух вороний все равно в ней останется -- изгонять придется. Не знаю, возможно ли вообще заклятье вспять повернуть. Я говорю лишь то, что знаю. Что слышала от своей матери. Но никогда не возвращала оборотня вспять. Я не могу дать тебе никаких обещаний, Пелагея. Могу лишь попросить духов рода о вразумлении чада твоего...

Глава 29

   В комнате было темно. За окошком стояла беззвездная ночь. Неужели она так долго проспала? Гардиния прислушалась -- ни звука. Матушка, наверное, спит. И Михас... Ведь он ждет ее! Радость озарила бледное лицо -- сейчас увидит его, и старый дуб, и дом, который стал ей родным. Девушка поднялась с постели, ополоснула лицо водой, оделась. Ее силуэт промелькнул за окном. Гардиния сняла обувку и по тропинке, ведущей в лесную чащу, пустилась бегом.
   Пелагея же, с вечера не сомкнув глаз, сидела на скамье и ждала. Увидев, как дочь вылезает из окна, она уж было хотела схватить ее за руку, но что-то остановило женщину. В душе еще теплилась надежда, что ведунья ошибается. Куда же все-таки беглянка двинется? Пелагея видела, как Гардиния свернула в сторону леса. Немыслимо! Выходит, Шептунья права?! Как это случилось? Когда? Почему она ничего не почувствовала?
   Под утро тихо скрипнули ставни, дочь спрыгнула с подоконника на пол... На ее постели спала Пелагея. Сомнений не было, что мать ее дожидалась, -- так и уснула в одежде. Гардиния виновато посмотрела на мать, на ее натруженные руки, измученное, припухшее от слез лицо. Что ей сказать? Правду? Это разобьет ей сердце. Но и тянуть больше нельзя -- правду все одно не утаишь. Она присела, ласково коснулась материнской щеки. Пелагея тут же очнулась, гримаса боли исказила лицо до неузнаваемости. Она схватила дочь за руки, сжала их.
   -- Где ты была? Куда ты ходила ночью? -- хрипло простонала женщина.
   Гардиния опустила глаза в пол.
   -- Что молчишь? Нечего сказать матери или стыдно признаться? Ведь ни словечком не обмолвилась! Притворялась...
   -- Мне не стыдно, матушка. Если бы ты знала...
   -- А зря! Тебе есть чего стыдиться! Мне ведь всё про тебя известно!
   В глазах девушки застыл немой вопрос: "Откуда?" Пелагея с горечью продолжала:
   -- Что ж ты домой-то воротилась? Так бы и оставалась с ним в лесу. С вороном своим!!!
   Пораженная, Гардиния вскочила, отшатнулась к стене.
   -- Шептунья приходила, видела черные пятна на тебе... А я-то все сердце изорвала: отчего мое дитятко заболело! Что за напасть такая... А она просто с оборотнем спуталась! Большая стала? Не рано ли жизнь свою ломать начала? Может, для начала мать бы спросила? Или я тебе враг?
   -- Нет. Но я думала, что...
   -- Что ты надумала своей бедовой головушкой? С птицами жить?
   -- Я его люблю, матушка. И мне все равно, что он...
   -- Ворон?! Так это все-таки правда?!!!
   Пелагея уронила голову и завыла, словно раненое животное.
   -- О боги... За что вы меня так наказываете-то? За что? Я же все законы чтила, родителей почитала, дитя свое холила, мужа уважала... Мужа забрали, теперь единственная дочь на такое темное дело решилась... Что ж вы у меня все отбираете-то...
   Гардиния бросилась к матери, обняла за шею.
   -- Не плачь, прошу, не плачь матушка... И в мыслях у меня не было причинить тебе боль...
   -- Не было?!! А что было в мыслях твоих? Или в сердце? Ты обо мне подумала? Посмотри на меня! Посмотри! Зачем ты столько горя матери своей принесла? Зачем меня раньше времени в могилу зарываешь?
   -- Матушка, прошу... Не пугайся ничего. Все хорошо будет. Михас очень любит меня, верит мне. Я счастлива с ним...
   -- Счастлива? Надолго ли? Колдовством да магией счастья не построишь! Что ты знаешь о жизни? Ты вообще знаешь, в чем оно, счастье-то?
   -- Договор меж нами есть. И нечего не могу уже изменить я...
   -- Да ты с ума сошла!!! Чего ты добиваешься, бегая к нему на свидания? Кто ж тебя после всего замуж возьмет? Посмотри на себя! Вся краска с лица сошла, прозрачная стала как стекло. Люди прознают отчего -- позора не оберешься. Зачем мучаешь и себя и меня? Неужели правда хочешь превратиться в ворону? В эту огромную черную птицу с толстым клювом? И ради чего?
   Женщина в отчаянии закрыла лицо руками, стеная:
   -- А он что же? Если так любит тебя ворон твой, зачем жизнь твою губит? Почему воспользовался твоей невинностью и наивностью? Я ведь замуж выходила чистой и святость супружеского ложа блюла. И муж меня до брака не брал, потому что уважал меня и чтил законы. Законы эти неспроста придуманы были. Дети в любви, в браке должны рождаться и зачинаться. Благословленные, защищенные, всем на радость. А не в хлеву в стыде и страхе. Что за путь ты выбрала? Понести от оборотня? И ты считаешь, что это хорошо?
   Вдруг Пелагею осенила какая-то догадка -- она решительно встала и потащила дочь за руку к двери.
   -- Пойдем!!!
   Пелагея выскочила в огород к трупу убитой птицы и в отчаянии крикнула.
   -- Смотри! Смотри хорошенько! Ты хочешь превратиться вот в ЭТО? Чем тебя человеческая любовь не устраивает? Зачем ты отказываешься от всего, что делает жизнь прекрасной? От поцелуев, от объятий и супружеского ложа? От человеческих детей, наконец? Ты же еще ничего не видела! А я-то мечтала внуков нянчить... Что получится от такой пары? Что за неведомые твари? И дадут ли вам боги вообще деток? Сама подумай! И ради чего ты на все это пошла? Ради него? Не велика ли жертва? Что он может дать тебе, этот ворон твой? Он ведь тебя обманул! Воспользовался магией, чтобы превратиться в человека, но он не человек и никогда им не был. Он -- другой! Решила с вороном всю жизнь прожить? Всю! Ты это понимаешь? И жалеть не будешь потом? За что мне это? Ведь не углядела за девкой! За единственной-то дочерью... Ах, если бы отец был жив...
   Гардиния краем глаза заметила движение в соседском окне -- шум разбудил людей.
   -- Не плачь! Прошу, не плачь, матушка. Не мучай меня. Пойдем в дом... Прости меня, что не оправдала твоих надежд... Поверь, сердце мое разрывается, на тебя глядя... Но не в силах я его оставить...
   -- Что пообещал тебе ворон такого, чего у людей нет? Чем прельстил? Люди должны жить с людьми, а птицы с птицами. И не тебе законы нарушать! Или ценой своей и моей жизни хочешь истину проверить?
   Сомнение отразилось на лице Гардинии. Может, матушка и права... Она действительно мало знает о жизни, о Михасе... Рыдая, Пелагея упала перед ней на колени, обняла за ноги. Девушка видела, как вздрагивают материнские плечи. Пелагея подняла заплаканное лицо и с мольбой прошептала:
   -- Прошу... Умоляю... Брось! Брось его! Ради меня... Ради отца покойного... Ради себя! Не губи ты себя...
   -- Погибнет он...
   -- Ведь он сам на это пошел! Знал ведь, что погибнуть может. Да и с чего ты взяла, что погибнет? Жив останется! Подумай, ведь оборотень он, значит, с магией знаком. Многое ему ведомо. Найдет способ...
   Гардиния вспомнила кучу свитков в комнате Михаса. С тоской взглянула в сторону леса...
   -- Успокойся, матушка. И с колен поднимись. Не могу видеть тебя в муках и страдании из-за меня... Воля твоя. Я послушаюсь...
   Вечером Гардиния осталась дома. Она тревожно мерила шагами комнату, слушала завывания ветра, всматривалась в оконную пустоту. Вдруг кто покажется? Что-то случится? Никого. Убаюканная ветром, девушка заснула.

Глава 30

   Всю ночь Гардиния металась по постели, то и дело просыпаясь. Днем нервно вздрагивала от каждого стука, легкого шороха. Два дня она не выходила за порог. Еще день в четырех стенах провести была уже не в силах. Входная дверь за ней захлопнулась. Какое хмурое небо! Сегодня такая же ненастная погода, что и в ее сердце...
   Ноги по привычке понесли к ручью. Но, подходя ближе, Гардиния остановилась. Стоит ли ей идти дальше? Был ли здесь Михас? Искал ли ее? Она взглянула на заросли ивы -- как строго смотрят на нее те ивы. Сверлят недобрым оком, давят... Все же она подошла к журчащему ручью. Окунула ладонь в прохладную воду. Даже в отражении видна была грусть в ее глазах. В лес идти нельзя: она поклялась матери. Домой идти не хочется, и там покоя нет. Куда ей теперь дорога? К Радогору? Как признается она ему, что с другим была? Вдруг он захочет расторгнуть помолвку, и пойдет слух по всем селеньям... Тогда она обречена на вечное одиночество. Начать семейную жизнь с обмана? Противно... И Михас... Как же Михас... Как он это все переживет? И как ей без него жить дальше? В груди нещадно ныло. Она сегодня же пойдет на капище молить богов о помощи, совете... Внезапно сердце забилось как сумасшедшее, в голове зашумело, -- черный ворон сел на плечо. Мрачно каркнул, словно чувствовал, что она сейчас скажет...
   Гардиния сжала в кулак дрожащие пальцы.
   -- Здравствуй, Михас...
   Мелкие, как бисер слезы заструились по исхудалой щеке.
   -- Я не могу... Я не могу быть с тобой, -- прошептала девушка, -- Очень тебя прошу -- прости и не держи зла... У тебя еще будет семья, и ты будешь счастлив. Только не со мной... Я не могу...
   Птица молча взмахнула крыльями, поднялась в небо и скрылась за тяжелыми седыми тучами.
  
   С того дня Гардиния изменилась. Пропал куда-то ее звонкий, беззаботный смех, яркий блеск глаз. Словно часть ее души улетела вместе с вороном. Тоска серым облаком опустилась на мысли ее и сердце. У ручья ей вспоминалось, как Михас первый раз предстал перед ней. У дома -- как провожал, ждал. Как признался в любви и надел на палец кольцо. Какой радостью наполнялись его темные глаза при встрече...
   Пелагея, видела, что дочь ходит мрачнее тучи и все молчит да вздыхает. Еще более настойчиво стала мать уговаривать дочь выйти замуж за Радогора. "Клин клином вышибают", -- приговаривала она. Пелагея убеждала Гардинию, что своим промедлением она лишь зря время теряет. К чему? Радогор -- парень видный. Достойным супругом будет и любит ее. Чего еще ждать или желать? А вдруг другая окрутит, дорогу перейдет? Зачем упускать свое счастье? А если что и не по нраву -- так ничего страшного. Стерпится -- слюбится. Зато будет за мужем, за каменной стеной. Сейчас можно дать согласие, а там, осенью, глядишь, и свадьбу сыграют...
   Пелагея с упоением расписывала, как славно они заживут. Отец Радогора уже и дом ставит для будущей невестки. Чем не второй отец? Ведь так заботится! А она, Пелагея, будет приезжать к ним в гости. Летом, конечно, нет, ведь у всех дел полно с посадками, урожаем, зато вот зимой и задержаться сможет. Лишний раз с любимой дочкой посидеть, поболтать о женском, да и просто помочь по хозяйству, подсказать. А уж когда детки пойдут... Пелагея рассказывала про проделки Гардинии, когда та была ребенком. Как жаль, что у нее самой не было много деток, -- ведь чем больше их, любимых и любящих головок, под ногами крутится, тем лучше. А потом эти головки, словно луковички, вырастают и превращаются в достойных людей. Каждый -- похож, каждый -- часть твоей плоти и крови и в ту же пору другой, отличный от тебя и от других детей. В них, в родимых, все истинное счастье женщины...
   Гардиния почти безучастно внимала речам Пелагеи. Радогор заезжал все чаще -- с гостинцами, радующими женский взор безделушками. И его глаза были не менее красноречивы, чем долгие задушевные беседы матери...
   Спустя две недели после прощания с вороном у ручья Гардиния тихо, но твердо объявила матери:
   -- Я согласна. Скажи Радогору -- пусть засылает сватов.

Глава 31

   Несколько запряженных лошадьми нарядных повозок остановилось возле дома с синими ставнями. Местная детвора и взрослые, прослышав про помолвку, высыпали на улицу. Пестрые ленты, бумажные цветы на сбруе, новые лица, возбужденные голоса -- все превратило ухоженный чистый двор в площадку для праздника и веселья.
   Пелагея, облаченная в один из лучших своих нарядов, еще раз посмотрелась в зеркало и полетела по ступенькам вниз встречать гостей. В ее руках по обычаю был каравай на вышитом собственными руками полотенце.
   -- Милости просим, гости дорогие... Милости просим... Наверное, устали с дороги? Вот, прошу, хлеб да соль, да пожалуйте в дом...
   -- Да и невеста уж небось жениха заждалась, -- весело затараторила румяная и задорная сваха, стоявшая от Пелагеи по левую руку. -- Голубка рада в гнездышко голубка выпорхнуть. А гостям -- сладкое вино да угощение предложить.
   Пелагея быстро сосчитала приезжих. Много ли гостей пожаловало? Усядутся ли все?
   Здесь был и Армей с женой, Радогор в дорогой шелковой рубахе, другие сыновья, а также их родственники. И все высокие, светловолосые, крепкие, как сосны. Довольные улыбки не сходили с их уст. Никто и не сомневался, что девушка примет предложение Радогора.
   Двор все больше наполнялся шумом и суетой. Кто-то пошел распрягать коней -- застолье продлится до вечера, а может, затянется и до полуночи.
   Армей с супругой отвесили земной поклон, отломили от хлеба по куску. На порог вышла Гардиния. С ее появлением на мгновенье воцарилась тишина, затем легкая волна восхищения пронеслась в толпе, -- в легком серебристом платье и с ожерельем на шее она была похожа на спустившееся с небес божество. На лице Радогора появилась горделивая усмешка. Невеста же, как и полагается, сдержанно поцеловала жениха в обе щеки. Поклонилась будущим свекру и свекрови. Теперь Радогору предстояло вручить молодой невесте и ее матери дары. Первой подарок полагалось вручить будущей теще. Пелагея с неподдельным интересом следила за тем, как из сумки появляется сверток. Памятуя о приличиях, отвела взгляд в сторону, лицо ее приняло безучастный вид, затем неожиданно резко побледнело. На лбу появилась испарина. Тревожный взор упал на Гардинию. Слава богам! Та смотрит вниз. Ох, только бы она не подняла глаза...
   Жена Армея, заметив смятение будущей сватьи, с любопытством оглянулась. Ничего особенного на близстоящей ветле она не увидела, если не считать большого черного ворона. Внимание гостьи обратилось вновь к Пелагее, но та уже улыбалась подарку и торопила гостей пройти в дом. Теперь настала очередь Гардинии принять дар от будущего супруга -- большой отрез розового шелка на платье. Сваха тут же размотала ткань и приложила невесте к лицу. Да-а... Таких красавиц в их роду еще не бывало. Хорошие дети пойдут от их пары...
   Пелагея же в душе молилась, чтобы все прошло гладко. Если что-то сорвется, она себе никогда не простит. Радогор подошел к Гардинии, вложил ей отрез в руки и, неожиданно для всех, сильно и смачно поцеловал в губы. Все рассмеялись. Девушка покраснела, затем вытерлась рукавом. Пелагея же стрельнула глазами на дерево: видел ли это ворон? Да! Ворон вздрогнул, словно от удара кнута, и тут же взмыл под облака. Черное пятно быстро превращалось в точку. Пелагея перевела дух. Воистину боги сегодня были на ее стороне!
   С облегчением вернулась она к своим хлопотам. К застолью нужно было успеть все вовремя подать. Закуска была готова, разносол на столе, а вот с горячими кушаньями ей обещала помочь Мария. Только вот где эта недотепа? Ладно, она сейчас рассадит гостей и сама сбегает -- недалече. А Гардиния и сваха пока развлекут гостей...

Глава 32

   Пламя свечи покачивалось от неровного девичьего дыхания. Гардиния потянулась за цветной нитью, сделала новый стежок, всхлипнула. Мать заглянула в покои дочери, почуяв неладное, присела рядом на кровать. Ласково погладила по волосам:
   -- Что ты, доченька? Что ты все грустишь? Хватит уж... Радогор -- выгодная партия, от которой можно иметь все, что только душе угодно. А не он, так будет другой. Любой красавец будет у твоих ног -- только помани. Что ты?
   -- Не знаю, матушка... На душе так тяжело, словно не в светлый путь собираюсь, а... на кладбище. Я счастливой хотела стать...
   Пелагея положила голову дочери себе на грудь, прижала, покачала, словно малое дитя.
   -- Все думы мои только об этом и есть. Только о тебе, о твоем счастье. А в чем оно -- счастье-то? Любовь на хлеб не намажешь, сыт ею не будешь. Счастье -- это крепкое плечо, надежный мужчина рядом, поверь мне. Благополучие и достаток. Я -- мать, жизнь прожила. Неужели я тебе зла когда пожелаю? Радогор может сделать тебя счастливой. Только позволь ему, доверься...
   Гардиния пуще прежнего залилась слезами.
   -- Тяжко мне без него... Вся душа изболелась -- как он там? А вдруг я его убила? Вдруг его уже нет в живых?
   -- Не бери на себя ношу эту, не надо. Он выбрал свой путь, ты -- свой... Все пройдет. Время все раны залечит. Забудется твой ворон...
   Дни потянулись в привычных хлопотах. Через месяц Гардинии предстояло войти в новый дом уже супругой, полноправной хозяйкой. Днем -- в заботах о хозяйстве, ночью -- в объятиях Радогора. Получится ли когда-нибудь забыть Михаса? Каждый раз при воспоминании о нем слезы подступали к горлу. Она строго-настрого запретила себе думать о нем, но сердце ныло, беспокойство и горечь светились во взгляде. Для чего она сама себя терзает? Выбор сделан. Мать счастлива. Обратного пути нет. Уже назначена дата свадьбы и гости приглашены, и старейшины обоих поселений тоже. Матушка, как и обещала, расплетет ей косу и заплетет надвое и тогда уже ничего нельзя будет повернуть вспять. Перед богами и людьми она станет женой. Нужно смириться со своей долей, с такой судьбой. Радогор -- тоже достойный муж, и почему он не способен сделать ее счастливой? Ведь если она даст ему такую возможность... Права матушка. И от нее многое зависит так же, как и от него. Если уж она решилась... Нужно лучше присмотреться к нареченному спутнику жизни. Целый век им вместе куковать...
   Раздумья Гардинии прервала вошедшая в покои Пелагея.
   -- Что ж ты жениха на улице держишь? Приглашай в дом да угощай! Покажи, что не только красой богата, но и я кой-чему научила...
   Гардиния послушно кивнула, поспешила в столовую, куда пожаловал Радогор. Тот оценивающе оглядывал дом, затем похлопал по лавке, присел. Его длинные ноги, обутые в высокие кожаные сапоги, вытянулись почти до другого конца стола. На лице без труда угадывалось самодовольство. Гардиния у него в руках. Наконец-то! Девушка кожей ощущала, как тот успокоился. Чуть искоса посмотрев на жениха, невеста любезно спросила:
   -- Что подать тебе? Есть уха, и крошенку могу принести. Творог с молоком. Скажи мне, что ты любишь, -- я ведь совсем ничего про тебя не знаю.
   -- А и не надо! -- громко хохотнул Радогор. -- Главное, что я про тебя знаю достаточно.
   -- Достаточно? Что ты знаешь?
   -- Что мне верной спутницей будешь и хозяйка ты хорошая. Детей здоровых родишь. Что еще мужчине надо? Да и женщине тоже...
   Его глаза с интересом блуждали по комнате, задержались на толстой перине материнской спальни, на горе подушек, а потом на сундуке -- приданом невесты. Девушка поймала его взгляд. Внутри неприятно кольнуло.
   -- Так что подать?
   -- Ухи принеси. Сама готовила?
   -- Да.
   -- Вот ее и неси.
   Гардиния скрылась за занавесью, затем явилась с котелком в руках. Молча налила в глубокую чашу суп, отломила ломоть хлеба и тихо присела рядом. Радогор пододвинул чашу к себе, стал жадно поглощать содержимое. Вытер под конец все мякишем, бросил его в рот.
   -- Отменная уха, а ты -- отменная стряпуха. Дай поцелую.
   Гардиния не отстранилась, когда губы Радогора коснулись ее.
   -- Что-то ты бледная опять!
   Радогор встал, еще раз прошелся по комнате. Половицы в одном месте скрипнули.
   -- Хорошо отец твой дом ставил. Долгую службу сослужит. Только вот пол поменять придется. Могу плотников прислать.
   -- Пришли, -- пожала плечом девушка.
   -- Жаль, что отец твой погиб, посоветовал бы он мне. Я сейчас хочу новый амбар строить, но отдельно от отца. Для начала у меня свои сбережения есть...
   -- Про такое с матушкой разговаривай. Она всем добром пока распоряжается.
   -- Хорошо. С матушкой так с матушкой.
   Радогор выглянул в окно, провел одобрительным взглядом по крепким ставням, по двору...
   Гардиния же становилась все более хмурой. Что-то было не так. Ее что-то смущало, но что -- она никак не могла взять в толк. Михас тоже смотрел на нее, тоже спрашивал обо всем, но как-то по-другому. И все ее радовало и грело.
   -- Вышиваешь сама?
   -- Да.
   -- И вот эти полотенца? Сама вышивала?
   -- Сама.
   Радогор остановился, потрогал материал.
   -- Хорошо получилось. Красиво.
   Словно зацепка, которую она все искала и никак не могла найти, выскочила наружу, и все сразу встало на свои места. Все, что ее окружало, интересовало Михаса, потому что делала это она. Часть ее была в том, и потому было важным и ценным для него. Для Радогора -- нет. Тот смотрел на полотно и видел лишь красивую и полезную вещь и в том видел ценность, -- вот в чем разница! Но почему...
   Радогор спиной почувствовал настойчивый взгляд, растерянно обернулся. Неожиданно девушка подошла к нему совсем близко, пытливо заглянула своему жениху в глаза, стараясь проникнуть в его душу, увидеть то, что...
   -- Ты же меня не любишь, -- медленно, удивленная собственной догадкой, проговорила она и отступила назад.
   -- Почему? Люблю!
   -- Это не так, -- мотнула она головой и отступила еще дальше.
   Радогор крепко схватил ее за плечи, прижал к себе. Она чуть вздохнула. Отстранилась. Отвернулась к окну.
   -- Ты просто создана для меня!
   Она снова внимательно всмотрелась в его лицо... Что-то промелькнуло, как искра... Бледная тень... Радогор начал что-то искать в карманах.
   -- Смотри, что я тебе привез! Сейчас! -- В ее руках оказалось плетение из бисера. -- Разве я тебя не люблю? Смотри. К сарафану пришить можно или к чему там... Я ваших женских хитростей не знаю...
   Гардиния равнодушным взглядом скользнула по плетению. Тогда Радогор схватил ее в охапку, силой прижался к ее губам. В этот момент в столовую зашла Пелагея. Весело подмигнув молодым, она стала убирать со стола. Гардиния отшатнулась, помрачнела.
   Мать и испуганный жених старались изо всех сил, желая ей угодить. Радогор каждый день приезжал с подарками, яствами, каких в их селе и не видывали. Все дивились. Невеста же сначала пробовала, затем отодвигала новое кушанье в сторону. Или вообще отворачивалась. Все чаще мать заставала дочь в слезах.

Глава 33

   Гардиния сидела на лавке возле окна и вышивала. Рыжий кот, мурлыча, терся возле ее ног. Рядом Пелагея сильным движением раскатывала чистое белье по столу. Большая корзина стояла возле ножки стола. Мать то и дело бросала беспокойный взгляд на дочь -- с утра та не вымолвила ни слова. Сильно изменилась ее стрекоза за последний месяц. Взор совсем потух. Что с ней творится?
   Гардиния бросила взгляд на шкатулку с драгоценностями. Подошла, открыла крышку, надела ожерелье. Затем наклонилась к зеркалу.
   Мать оживилась, облегченно вздохнула и скороговоркой начала:
   -- Что за чудо, скажи... Большой мастер делал, и видно, что денег больших стоит. А ты в нем еще краше становишься. Да-да. Хотя люди и говорят, что не украшение красит человека, а наоборот, только пустое все это. Как же не красит? Только посмотри на себя в зеркало. Нам, женщинам, начертано красоту создавать, глаз мужской радовать. Подарки, они всегда другого человека располагают к себе, что ни говори. Любая женщина украшениям рада, на то мы и женщины.
   Гардиния с болью произнесла:
   -- Да... Только не от сердца подарки те... И радости никакой нет мне для Радогора рядиться... Словно покупают меня, матушка... уже купили...
   -- Ладно глупости-то болтать! "Покупают!" Одаривают! Радогор -- хороший человек, не жадный, прекрасным мужем будет. Это ожерелье целое состояние стоит. Неужели бы он стал дарить его без любви? Видимо, высоко ценит тебя жених. Ты девушка красивая, заслуживаешь и большего. Правильный выбор ты сделала, даже не сомневайся. Этот мужчина даст твоей красоте достойную оправу. Ну и что, что любви у тебя к нему большой нет? Что любовь? Приятное дополнение к благополучию и достатку. А знаешь, почему так думаешь? А все потому, что Михаса своего никак не забудешь. Все потому, что близка была с ним. Но Михас твой -- сон. Сон пройдет, и что останется? Придет любовь и к Радогору, пусть позже... Ты пока не любишь, зато Радогор вон как на тебя смотрит!
   -- Как?
   -- С желанием и страстью. А любовь, она лишь глаза застилает. Может, и ни к чему она женщине в браке то...
   Девушка резко захлопнула крышку шкатулки.
   -- Матушка, о чем ты говоришь? Противно мне... Что ты, что он -- в одну дуду поете... Что ты, торговка на ярмарке, чтобы продавать мою красоту, да подороже?! Зачем мне эта красота? Зачем она мне? У меня БЫЛО все, -- всхлипнула девушка. -- Михас любил меня! Понимаешь? Ничего не даст мне Радогор! Ничего! Все его дары -- для него, чтоб самолюбие потешить. Никогда Радогор для меня и пальцем не пошевелит, а сделает -- так в тягость ему та услуга будет. И мне в тягость. За всю жизнь не увижу я от мужа своего ни искренней заботы, ни ласки, ни нежности. И каждый день мне с ним будет немил, как и он сам!
   Гардиния, не в силах сдержаться, зарыдала.
   -- Что же я наделала...
   В чем была, выскочила девушка на крыльцо. Осенний холодный ветер ударил в лицо, пробрался сквозь тонкую ткань одежды. Она ничего не замечала. Стрелой прилетела к ручью, прокричала несколько раз дорогое имя, оглянулась. Гардиния смотрела на место, где они сидели с Михасом, наслаждаясь журчанием воды и единением. Все уже в прошлом... Осознание пустоты, потери нахлынуло на девушку, закрутило в мощный водоворот, тошнотой подкатило к горлу. Что же она действительно наделала?!
   Гардиния вытерла набежавшие слезы, взглянула в сторону леса. Может, он все же жив? Может, он там? Если удастся, оставит ему весточку. А вдруг -- о чудо! -- он сам явится к ней. Явится и простит. Если любит -- простит. Ведь он любит ее, в этом сомнений быть не может. Надежда загоралась в сердце. Гардиния что было сил побежала к старому дуплу...
   Остановилась, прислушалась. Тишина. Только листья кружились в мертвом танце, опадая. Удары сердца колоколом отозвались в ушах. Она набралась смелости и негромко позвала. Прислушалась. Чуда не случилось. Никто не явился на зов. Она позвала громче. Ответа не было. Только лесное эхо вторило ей: "Михас, Михас..."
   Гардиния беспомощно вскинула глаза к небу, крикнула сквозь слезы:
   -- Прости меня, милый! Прости, что сомневалась, что отказалась от тебя... Никто мне не нужен, кроме тебя! Поверь! Нет мне без тебя жизни! Отзовись! Прошу!
   Что-то метнулось в кронах и пропало. За спиной раздался тихий вздох. Она резко обернулась -- неужели?!. Никого не было. "Все кончено, -- пронеслось в голове. -- Я все потеряла. Все, что было в жизни дорогого, -- любимого и любящего мужчину. И некого винить, кроме себя".
   Гардиния упала на шуршащий ковер из листьев и залилась горькими слезами.

Глава 34

   Трижды прокричал филин. Гардиния приподнялась на локте, не понимая, где она. Поежилась от холода. Как горько во рту и тяжко на душе. Она лежит возле старого дуба. Михас не появился, не ответил. Михас... Словно камень повис на груди и давил. Что же делать? Есть ли выход? Мысль о Воробе вспыхнула яркой вспышкой. Конечно! Она пойдет к ведьме, а там будь что будет. Михас ведь тоже к ней ходил! Наконец-то она увидит человека, который что-то знает о нем, говорил с ним, помог...
   Гардиния шла без остановки. Ночь сменилась дребезжащим рассветом, затем показался длинный хмурый день, следом за которым в права вошел сумрачный вечер с мелким моросящим дождем. Она почти не чувствовала ног от холода и сырости. Молила богов о том, чтобы только дойти, не сгинуть в лесной чаще. Что-то шептало, шумело за ее спиной. Вздрагивало. Девушка шумела, кричала, стараясь отпугнуть зверей, -- страх повстречать дикого кабана, волка или медведя преследовал ее. Нельзя сворачивать с протоптанной дороги, иначе пропадет, как отец. Но еще страшнее лесные духи. Что-то сзади касалось ее вздохом, немигающим взглядом, звуком. Неужели это происки безобразного лешего или лесных кикимор? Неужели ее судьба -- так же исчезнуть в диком лесу? Нет, боги этого не допустят. Выведут, помогут...
   Она бежала изо всех сил вперед. Все дальше и дальше. Мало кто ходил здесь -- тропинка еле видна. Если бы не зарубки... Вот зарубка. Еще одна. Тропинка резко свернула в сторону плотно прижатых друг к другу елей и исчезла. Девушка осторожно раздвинула колючие лапы. Перед ней была поляна. Чувствовалось присутствие человека. Человеческий дух. Гардиния огляделась -- справа стоял дом. Совсем небольшой, но крепкий. Из трубы валил дым. В стороне -- поленница сложенных аккуратно дров. Над крыльцом -- вырезанная фигурка ворона. Гардиния поняла, что пришла. Робея, она вошла внутрь...
  
   Гардиния поклонилась.
   -- Ну, здравствуй, деточка, -- донеслось откуда-то сверху.
   Кругом горели свечи. Она ступила на темные, скрипучие половицы, хрипло вымолвила:
   -- Мир твоему дому, Вороба. Да хранят тебя боги...
   -- Жду тебя... Храбрости тебе не занимать. Вытри ноги да проходи!
   Девушка припала к горячей печи, прижала к камням трясущиеся ладони. Тепло расползалось по телу, но дрожь от этого только усиливалась. В ступни словно вонзились тысячи игл. Гардиния отодвинула с лица спутанные волосы, оглядела комнату. У окна сидела женщина и тщательно ее изучала. Седые волосы, лицо жесткое, холодное. И сила из бесцветных глаз шла холодная, острая, словно сталь. Черный балахон еще больше подчеркивал пустоту очей и белизну до странности моложавой кожи...
   -- Отчего трясешься, деточка? От страха или от холода?
   Гардиния молчала. Женщина закрыла книгу, испещренную крестами и черточками, с кряхтением поднялась из-за стола. Подходя к Гардинии, принюхалась, словно дикий зверь. Сплюнула через плечо. Толкнула гостью к лавке.
   -- Меня не нужно бояться. За всю жизнь только раз зло свершила по глупости, за то лишили меня боги смерти. Смерти жду как спасения. А пока людям служу...
   -- Я не вас боюсь, матушка... За него боюсь... За нас...
   Рыданье вырвалось из груди. Гардиния закусила дрожащую губу, присела. Пара проницательных глаз изучала ее из-под косматых бровей. Ведьма усмехнулась, вышла в чулан. Гостья еще раз огляделась. Несмотря на устрашающий и грозный вид хозяйки, в комнате было уютно, пахло сушеными кореньями и травами. В печи мягко поблескивал огонь. Зеленые свечи на столе отбрасывали неясные тени на беленую печь и старый деревянный пол. Возле печи сидел, благодушно жмурясь на огонь, черный кот, а с ним -- такой же черный лохматый пес. Он же подошел к гостье, обнюхал ее ноги. Гардиния блуждающим взором поискала хозяйку. Вороба вернулась не с пустыми руками -- поставила перед девушкой темную глиняную кружку, до краев наполненную горячим молоком, положила ломоть хлеба.
   -- На, выпей! Согреешься... Значит, за него боишься?
   -- Да...
   -- Правильно боишься. Молодость! Только по молодости не умеем мы ценить, что имеем. А потерявши -- плачем...
   Девушка замерла, боясь пошелохнуться, -- словно острый нож ранил сердце. Его не вернуть?!! В бессилии она опустила голову, грудь сдавило так, что стало нечем дышать. Ведьма хриплым голосом продолжала:
   -- Что ж ты, милая, от счастья своего отказалась? Счастье само в руки тебе прилетело, а ты его оттолкнула. Сердце свое на замок закрыла. Мать пожалела, а любимого предала. Мать твоя умна, но не мудра, и тебе все равно ее покинуть придется. Каждой дочери путь-дорога за ворота да в мужний дом, под мужнино крыло. Ну и что, что ворон избранник твой был, -- любил-то он тебя по-настоящему. Поэтому и ко мне за зельем приходил. Хотя и очень дорогой выкуп я попросила. Знала ведь?
   -- Знала...
   -- А ведь он видел, как ты подарки от другого принимала. Как ласки от другого принимала. После того как ему в верности клялась да жарко целовала. Каково ему было?
   -- Не мучай меня, Вороба! Все знаю! Все мысли мои о том! Нет мне покоя. Сама себя измучила сильнее всех. Виновата перед ним, знаю. Только не казни, а помоги, прошу... Не могу я без него... Без него мне и жить незачем...
   -- Хм! Ладно говоришь... Помочь -- помогу. На то я и ведьма. Кто с какой бедой идет-торопится. Только помощь помощи рознь... Дай-ка я сперва посмотрю на тебя.
   Вороба сняла с полки гребень с длинными зубьями, провела девушке по волосам. Затем подвела ее к окну.
   -- Да! Редкой красы птица! Не зря Михас из-за тебя голову потерял. Будь я мужчиной, тоже не удержалась бы. Как острые стрелы твоя красота поражает. Гадала, ради кого он на такое решился. Поглядеть все на тебя хотела -- что ж за девица такая в селе живет, чтоб молодого ворона пленить. Да так, чтоб с жизнью он был готов расстаться...
   От последних слов Гардиния еще больше побледнела. Ведьма же хитро прищурилась, бросила на девушку проницательный взгляд:
   -- Значит, говоришь -- на все готова?
   Гардиния пошевелила потрескавшимися губами:
   -- На все...
   Вороба подошла к шкафу, забитому склянками, горшочками со снадобьями, долго что-то бормотала себе под нос. Гостья с помертвевшим лицом ждала... Время шло, а ведьма казалась все более и более растерянной. Вдруг Вороба резко обернулась.
   -- Иди! Иди обратно! Не стану помогать! Переночуй, а поутру ступай. Спозаранку ко мне еще просители явятся.
   -- Нет! -- в отчаянии закричала Гардиния. -- Мне больше не к кому идти! Не к кому! Я знаю... знаю, что есть у тебя заговор... что человека в ворона превращает... Если Михас еще жив...
   Вороба тряхнула седыми космами, топнула ногой:
   -- Ишь умные все стали! Думаешь, все так легко да просто? Пошептал, поплевал, и чудо свершилось? Не бывает простых решений и ответов, деточка. Есть законы, за нарушение которых строго наказывают. И не заговор, а заклятье. Придется с телом расстаться человеческим навсегда и просить богов перенести душу твою в тело ворона. Ты уверена, что именно этого хочешь?
   -- Да...
   Ведьма задумалась, что-то высчитывая, потом посмотрела на Гардинию.
   -- Ты сколько раз ложе с вороном делила?
   -- Семь...
   -- А полагается десять. Почему до конца не довела, раз начала? Одной ногой там, одной ногой здесь стоишь. Посмотри на себя! Даже тень твоя поблекла! Я могу только помочь тебе в человеческий облик вновь вернуться, иначе век твой будет недолог. И нелегкое это дело. Боги не терпят подобного вмешательства. Жертвой нужно будет закрыть обряд.
   -- Я не хочу... не хочу возвращаться к людям...
   -- Ты все нарушила! К людям не хочешь, а к воронам... Не боишься, что и туда теперь тебе ходу нет? Надеешься, что жив... Думаешь, он или его семья тебя примут снова?
   Гардиния еще больше побледнела. Вороба словно не заметила этого, с прищуром посмотрела на девушку.
   -- Сходи в лес!
   -- Была уж... Не явился он. Никто не явился...
   Вороба сжалилась над помертвевшей от усталости и безысходности девушкой, присела на дубовую лавку, покачала головой.
   -- А чего ты ждала? Он -- гордый. Вороны всегда очень гордые были. Если действительно любишь его -- сама найдешь нужные слова. Тогда и заклятье свершится. Надейся только на себя! На себя!
   -- Нужные слова? Не понимаю...
   -- Все рождается в душе, в ней одной. Что такое заклятье? Один сказал от сердца, другой повторил, третий записал... И заклятье не столько в словах, сколько в их силе. Поняла? Ложись спать! На рассвете к нему пойдешь. Ложись на печи, а я здесь, на лавке прилягу. На вот, шаль мою возьми, завтра ее надень, не то обратно не доберешься. Мыслимо ли! Пришла в такую стужу в одном сарафане... И еще. Домой не ходи, только хуже сделаешь. Иди прямиком к нему, в рощу. Там он еще. Живой.
   Огонек надежды сверкнул в глазах Гардинии. Вороба с улыбкой продолжала:
   -- Видел, что приходила. Знает, что любишь. Что как смотришь? Проверяла я тебя. Ну, вот... Опять ревет... Успокойся! Слышишь? Вытри слезы и ложись. А утром -- прямиком в рощу! Сегодня как раз полнолуние. Времени совсем мало осталось для вас обоих... Да помогут тебе и Михасу твоему боги!
   Девушка кивнула, добралась до печи и провалилась в глубокий сон. Убедившись, что Гардиния заснула, Вороба выдернула из ее косы черный волос. Затем подошла к печи, на которой стоял глиняный кувшин. Бросила туда добычу, достала из кармана пахучий порошок, воронье перо. Полоснула ножом себе руку, струйка алой крови потекла в кувшин. Все перемешав, Вороба дождалась полуночи и вышла во двор. Следом послушно засеменила собака. Девушка крепко спала и не слышала, как долго и протяжно завывал ветер, а с ним -- черный пес и человек, или человек как пес, вызывая духов в помощь, -- все смешалось. Порывы ветра разметали по лесу золу из кувшина, и даже запах обрядового костра исчез, растворился в лесной свежести...
   Утром прокричал петух. Вороба поднялась с лавки. Пришла пора будить гостью...

Глава 35

   Вдоль ручья, раздвигая стебли высокой травы, шла девушка. Издали ее можно было принять за призрак -- тело стало совсем невесомым, прозрачным. Соседский мальчишка узнал ее, окликнул, но Гардиния не повернулась. Отрешенность от всего земного читалась на ее прекрасном лице. Огромные очи горели странным огнем. Круги под глазами становились все темнее, кожа истончалась. Тень исчезала, растворялась под полуденным солнцем. Легкие и быстрые волны исходили от юного тела -- на тысячи частей разлеталось оно, превращалось в дымку, аромат цветов и луговых трав. Не Гардиния -- призрак ее словно в дом родной вошел в чащу леса, ступил на знакомую тропку...
   -- Пелагея! Пелагея! -- Бажен вскочил на высокое крыльцо и взбежал в дом. -- Там ваша Гардиния... Только что видел... В лесу она...
   Пелагея бросила все и со всех ног помчалась туда, куда указал мальчишка. У края лесной полосы остановилась, дальше пошла медленнее. Шум листвы, стрекот сверчков, жужжание мух и шмелей -- больше никаких звуков вокруг. Ни одного намека на то, что здесь еще есть люди.
   -- Гардиния! Доченька! Где ты?
   "Где ты-ы-ы-ы!" -- отозвалось эхо.
   Она прошла вглубь леса и остановилась. Куда дальше идти? Пелагея растерянно огляделась -- никого. Женщина прижала руку к груди, с мольбой прокричала:
   -- Доченька! Вернись!
   "..нись... нись..." -- вторило эхо.
   Больше никто не отозвался на ее мольбу. Пелагея горько заплакала, причитая:
   -- Доченька моя... Как же это... Всю ночь искала тебя, глаз не сомкнула. Неужели ты так и уйдешь, не простишь мать свою... Дурное ли я тебе желала? Ведь нет!
   Порыв ветра сорвал что-то с ветки и мягко уронил к ее ногам. Это было то самое ожерелье, что Радогор надел дочери на шею. Что это? Знак или случайность? Нет, случайности быть не могло. Это -- прощание? Неужели она ее больше никогда не увидит? Неужели она навсегда потеряла единственную дочь?!
   Пелагея испуганно прижала платок к губам, подняла голову, вглядываясь в кроны деревьев. Слезы текли по ее щекам.
   -- Доченька! Доченька моя... Здесь ли ты? Позволь мне хоть увидеть тебя! Увидеть тебя человеком... О, боги! Или птицей! Пусть птицей!!! Мне только б знать, что живехонька! Что здорова ты и с тобой все хорошо...
   Деревья безмолвно взирали на нее, храня свои тайны. Пелагея поняла, что ждать больше нечего. С тяжелым сердцем, утирая краем платка слезу, она пошла из лесной чащи прочь.
  
   Субботнее утро выдалось прохладным и солнечным. Желтые блики весело гуляли в материнских покоях. Сегодня день, когда они вместе с дочкой отдыхали и топили купальню. Пелагея тяжело вздохнула, заставила себя подняться с кровати, привычно застелила постель, омыла лицо водой из кувшина. Надо учиться жить заново, без своей дорогой "стрекозы". Без ее переливчатого смеха и легкой поступи быстрых ног. Была бы Гардиния рядом, сейчас бы шустро сбегала на колодец. Теперь все ей придется делать самой, привыкнуть к одиночеству до того дня, когда соединится с мужем. Что она ему скажет?
   Женщина оделась потеплее и, прихватив ведра и коромысло, направилась к ручью. У колодца наклонилась, опустила ведро в воду и вдруг почувствовала, как радостно забилось сердце... Позади раздалось хлопанье крыльев. Пелагея быстро обернулась и увидела, как на высокий тополь рядом с ней садится стая черных птиц. Две птицы отделились и примостились на ветку прямо у нее над головой. Ворон чуть поменьше посмотрел на нее, затем слетел с ветки, присел на материнское плечо...
   Пелагея провела рукой по гладким иссиня-черным перьям, запричитала сквозь слезы:
   -- Доченька моя... Гардиния... Слава богам, жива! Не знала, что и думать... Боялась, что не свидимся больше... Вот и хорошо, что прилетела... вот и славно... Это твоя новая семья?
   Птица прижалась к мокрой щеке, посидела на плече, затем взлетела, сделала круг и вернулась назад, к ворону. Тот внимательно взглянул на спутницу, наклонился к ней, заворковал, словно убеждая в чем-то... Та спокойно кивнула, покорно склонила голову.
   Пелагея наблюдала за ними с замиранием сердца. "Красивая пара, -- шепнуло материнское сердце, -- настоящая".
   Ворон огляделся, оценивая силу ветра, силы своей молодой жены и силы стаи. Наступают холода, и им пора улетать. Их ждут теплые страны, дом, где они будут жить, заведут детей. Место, где им будет привольно и хорошо. Еще нужно успеть долететь до Воробы, чтобы попрощаться и поблагодарить. Без нее не видать бы им счастья.
   По негласному зову стая птиц сорвалась с тополя и устремилась ввысь. Два ворона радостно поднимались все выше и выше, кружа в танце, -- два сердца, полные трепета и любви. Так летели они, пока не превратились в черные точки. Скоро и те исчезли.
   Пелагея облегченно вздохнула, подхватила ведра. Еще надо успеть напоить скотину, приготовить ужин. Колодезная вода мерно раскачивалась в ведрах, с тихим плеском падая на землю. В голове рисовался образ двух птиц, сидящих рядом так, словно они -- единое целое. На душе становилось все легче, спокойнее. Пелагея остановилась. Переместила коромысло на другое плечо. Шепнула:
   -- Если счастлива с ним, доченька... Значит, судьба твоя такая...
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"