Убили страну и теперь радовались, плясали на её трупе и приговаривали, это была плохая страна, негодная, в ней совсем нельзя было жить, и как легко она дала себя убить, подыхай, мы построим совсем другую, новую страну, в ней можно будет делать всё и ничего не бояться.
Но сначала нужно было зарыть эту.
Пришло время, оттаяла земля, наступило лето и зловоние, его запах, уже мешал всем. Зима, её спасительный холод и постоянство остались позади, и теперь всё стремительно разлагалось под первыми лучами жаркого солнца. Солнце нарывало так больно, серыми газами смердели машины, жёлто гноились одуванчики на газонах и люди, люди в это последнее время становились больными и безнадёжными.
Нужно было работать. С тех пор, как я понял, что живу во время похорон, я стал молчаливее и осторожнее, не потому, что об этом не было принято говорить, а оттого, что не хотел идти вперёд, но и обратно вернуться тоже не мог. Так я и стоял на месте, выбирая открытые, продуваемые сквозняком места, где не так чувствовался этот запах.
Нужно было работать. Чтобы не стоять без дела и добыть средства для жизни, я нашел себе работу. Я работаю плотником на стройке. "Эй, плотник, - говорит начальник, - нужно поставить двери, плотник. Четыре двери на четвертом". Я не спорю. На четвёртом, так на четвёртом. Надо же чем-то заниматься, а страну всё равно не вернёшь. И ставлю двери. И когда они стоят, все четыре крест-накрест, я показываю их начальнику и ухожу домой.