Паршина Любовь : другие произведения.

Сломанный крест 7. Бессмертие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всякое может случиться под Новый Год: то неожиданная встреча, то серия убийств. А еще Новый Год - самое время для знакомства. Даже с тем, кого уже давно знаешь...


Любовь {Leo} Паршина

Сломанный крест

      -- Бессмертие
  
   Как ни печально, но с каждым годом новогодние игрушки становятся все более ненастоящими - стекло и стекло, или, не дай бог, пластик. Жизнь как-то не следит за календарем, идет, словно часы, не отвлекаясь на всякие глупости. То в Новый Год работаешь, то вдруг что-нибудь сломаешь или просто заболеешь, а то вдруг возьмешь да и помрешь.
   Максим Гарин до Нового Года тянуть не стал - умер раньше. Вернее, тянуть не стали его убийцы.
   Семейство, приехавшее проверить, прибрать и протопить загородный дом к Новому Году, обнаружило на соседнем, давно заброшенном участке сцену из фильма ужасов с кострищем, кровавыми пятнами, трупом и замерзшими головками цветов, лежащих кругом, словно мертвые птички.
   Разумеется, семейство тут же вызвало полицию, а Новый Год решило справлять в городских условиях.
  
   - Простите, Андрей Павлович, что я не вовремя...
   - Не мельтеши, Митя и быстро садись. Сегодня день такой - все не вовремя.
   Митя проскользнул в кабинет и сел за стол для совещаний. Савин и Федька уже сидели на своих местах, как всегда спокойно и в упор не глядя друг на друга.
   На сегодня было назначено совещание по новому делу - в Москву на конференцию приехал человек "Имморталитас", дочерней корпорации "Амариллиса", к которой в последние полгода тянулось множество темных гнилых нитей. Внешняя разведка и наружка вели Бориса Зингермана довольно давно и теперь готовы были сотрудничать с группой Кречетова. Дело было непростое и от него многое зависело. Человека этого, Бориса Зингермана, нужно было взять быстро, очень тихо и, желательно, не по надуманному поводу, так как он является гражданином Германии. Или можно было попытаться с ним договориться, но это было уже крайне маловероятно.
   Однако этим утром прицельно на группу Кречетова свалилось новое задание. Рекомендовано было разделиться и вести расследования параллельно.
   - В Подмосковье три убийства, совершенных с особой жестокостью. Все за одни сутки. Похоже на работу секты. Хотя, в общении с сектантами жертвы ранее замечены не были и вообще имели самые положительные характеристики. Здоровые, молодые, приезжие. Двое - русские, из глубинки. Один - нелегальный из Узбекистана. На мысль о работе секты наводит характер убийства - у жертв были изъяты внутренние органы - и обстановка на месте преступления. Но смущают в этом деле два момента. Первый - ни одной секты с подобным почерком за последние месяцы и даже годы у нас в регионе не наблюдалось. Однако все бывает впервые, случаются и гастролеры. И второй...
   - Слишком все напоказ, - закончил за него Федька.
   - Именно. Словно кто-то из кожи вон лез, чтобы мы поверили, что это сектанты.
   - А почему не один помешанный маньяк? - спросил Савин.
   - Анализ места преступления показал, что работала группа людей. И потом - три изувеченные жертвы за сутки. Ни у какого маньяка запала не хватит. В общем, руководство решило, что это как раз по нашей части. Нам рекомендовано разделиться и вести расследования параллельно. Так что мы с капитаном Савиным будем вести заезжего врача, а вы двое, - Андрей Павлович оглядел Митю с Федькой, - поедете в область, выяснять, кто и зачем потрошит людей.
   - А это как раз по моей части, - ухмыльнулся Федька.
  
   Первую половину дня Митя работал в одиночестве: общался с местной полицией, изучал отчеты, показания свидетелей. Потом в полицейской же машине проехался до первого места преступления, до другого и, наконец, до последнего. Было довольно холодно и он жалел, что не прихватил с собой термос с чаем. Пышнотелый сержант, что ездил с ним, особого рвения и любезности не проявлял. Вообще на его луноликой физиономии отображалась вселенская грусть: "К чему вы меня терзаете по вашему делу?".
   Последнее место преступления оказалось самым богатым на улики, словно тут убийцы оттянулись на последок.
   - Вот тут все в целом вот так вот... - пояснял сержант. - Потом в доме еще нашли миски с кровью и почкой.
   - Одной?
   - Ну да.
   - А удалены были обе?
   - Ну да. Там в отчете судмедэксперта все сказано. Вторую, наверное, съели или унесли.
   Митя поднял взор от припорошенного пеплом и заляпанного кровью снега и встретил ответный взгляд жуткого существа. Долговязый, сухой, похожий на мумию человек с длинными седыми у корней, крашенными в черный цвет волосами. Он стоял на морозе в кожаных штанах и пальто, в костлявых пожелтевших пальцах он держал вонючую даже на вид самокрутку, а взгляд у него был тяжелый и сверлящий, как у Распутина. Митя почувствовал, что по спине пробежал холодок. Мигом вспомнилось расхожее правило, будто убийцы возвращаются на места убийств.
   - Что встал? - окликнул странного мужика сержант. - Кто такой, откуда? Здесь что забыл?..
   - Меня сюда позвали, - жутким треском прокуренной глотки отозвался мужик.
   - Позвали? Ну так иди. Давай-давай, иди, документы свои покажи. Нарисовалось тут.
   Странный субъект послушно подошел к полицейскому, вытащил из-за пазухи и протянул ему паспорт, такой же потасканный, как он сам.
   - Уёмов Юрий Иванович, - протянул сержант, глядя то на фото в паспорте, то на его владельца.
   - Я - Ифрит, - пояснил субъект.
   - Да хоть марганцовка. По какой причине интересуетесь местом преступления, Юрий Иванович.
   "Ифрит" молчал, глядя остекленевшими глазами на полицейского, кажется, даже покачиваясь. Раздался глухой стрекот. Мите подумалось, что доносится он из горла Ифрита - уж больно напоминал звук его голоса.
   Но стрекот становился громче, превращаясь в рокот мотора. Через секунду-другую к участку подкатил громадный черный "харлей".
   - У вас тут шабаш? - опешил полицейский.
   Сняв шлем, Федька зашел на участок.
   - Это со мной! - поспешил сообщить Митя.
   - А это - со мной, - Федька указал на Ифрита.
   - Привет тебе, Темный, - прохрипел тот.
   Полицейский оглянулся на Митю.
   - Все в порядке, - заверил тот. - Необычное дело требует необычного подхода.
   - Как знаете. Я вам еще нужен, товарищ лейтенант?
   - Нет. Спасибо за помощь.
   Сержант спешно исчез, а Митя подумал, что теперь единственный вариант для него покинуть поселок - это ехать с Федькой на мотоцикле, и от одной мыли об этом становилось еще холоднее.
   - Ну здравствуй, Федор. Где же ты был?
   - Работал, Мить. Вот, эксперта подогнал.
   - Это эксперт? Я думал, это Ифрит.
   - А Ифрит - лучший эксперт по кровавым бойням с элементами каннибализма по всей Москве и области. Ну? - обратился Федька к Ифриту. - Чем порадуешь? Это, кстати, третье убийство за сутки. Почерк одинаковый.
   - Это не ритуал. Во всяком случае, я не встречал в нашем регионе таких сильных адептов, которые могли бы управлять такой сильной энергетикой, какая получается из трех смертей разом. Кроме тебя, Темный.
   - Спасибо на добром слове. А в итоге?
   - Кто-то просто убил их, а свалить решил на сатанистов. У обывателей всегда мы виноваты. И потом, если бы кто-то захотел провести такой мощный ритуал с жертвоприношением, то слухи неизбежно бы пошли.
   - Мы сделаем вид, что последнего не слышали. Правда, Мить? Все, спасибо, добрый человек. Можешь идти.
   Прежде чем удалиться, Ифрит подошел к Мите совсем близко и, указав на Федьку, прохрипел:
   - У него внутри тьма.
   - Обязательно учту это в дальнейшей работе. Благодарю за информацию.
   Ифрит улыбнулся, обнажив желтые тонкие зубы, развернулся и, хрустя снегом, ушел со двора.
   - Он пешком пойдет? - спросил Митя, когда он отошел достаточно далеко. - До станции ведь несколько километров.
   - Нормально, - отмахнулся Федька. - Он живет в соседнем поселке. Местная достопримечательность.
   - А ты не думал его проверить? Раз такой субъект живет рядом с местом ритуального убийства.
   - А я что, по-твоему, полдня делал? - отозвался Федька, прохаживаясь вокруг кострищ и заглядывая в дом.
   - Мог бы и меня предупредить.
   Федька издал короткий ехидный смешок - уж больно его позабавило серьезное выражение Митиного лица.
   - Так предупреждал - сказал, что присоединюсь в процессе, чтобы начинал без меня. Ладно, чего перемалывать? Какие соображения, Митя Батькович?
   - Соображений несколько. Целых два. Только давай поедем в теплое место.
   - Поедем, куда скажешь. Докачу с ветерком.
  
   Ехали и вправду с ветерком.
   Митя, призывая на помощь дух Александра Белова, пытался убедить себя, что ему не холодно, а главное - не страшно ехать на такой скорости, на какой гнал Федька. Зато, все закончилось быстро.
   Поскольку на вечер все равно было назначено совещание у Кречетова, приехали сразу в Управление.
   Едва переступив порог кабинета, где он обитал вместе с Савиным, Митя подлетел к батарее, будто сам был магнитом. Потер он нее руки, даже, кажется, носом дотронулся, а потом придвинул стул, сел к ней боком и нежно-нежно обнял.
   - Я не знаю, где я больше замерз - в поселке или на твоем драндулете. Будь другом, включи чайник!.. А соображения у меня такие. Работала действительно не секта. Либо психопат с образованием хирурга, как Джек Потрошитель. Мог работать и не один - были случаи, когда такими делами занимались семьи. Вторая версия - кто-то хотел убрать именно этих людей, а обставил все, как жертвоприношение. Ой, ты зачем?
   - Нормально, заяц! - Федя, заботливо налив Мите чаю и не обращая внимания на его недовольство, плеснул в кружку коньяку из початой бутылки, найденной в глубине шкафчика. - Ты же не хочешь заболеть в разгар расследования? Там у вас печенье какое-то с кремом, можешь им закусить.
   - Это Савина.
   - А он с тобой не делится? Вот жидо-масон!
   - Нет, он делиться. Просто... Ладно, дай штучку!
   Федька поставил перед Митей на подоконник кружку и коробку печенья.
   - А ты что думаешь?
   - А почему по-твоему это, второе дело поручили нам?
   - Потому что... - Митя замялся, думая, как объяснить. Хлебнул чайку для храбрости. - Я думал, из-за тебя.
   - Я тоже так вначале решил. А теперь думаю, что у высшего руководства больше информации, чем оно дало нам. Вот выкинь нас всех из этого дела - не ведем мы расследования, ни одно, ни второе. Что в сухом остатке? Международная врачебная конференция в городе Москве, спонсорами которого являются многие российские и зарубежные бизнесмены и даже политики, и - убийства здоровых молодых людей с изъятием внутренних органов. Не спорю, версия с Джеком Потрошителем мне нравится больше.
  
   Борис Зингерман казался милейшим человеком. В первый день конференции он не выступал, лишь общался с коллегами, пил кофе. Много кофе. Он вообще выглядел нервным и не выспавшимся.
   Вечером в гостинице он не стал вызывать себе девочку, только позвонил по Скайпу своей постоянной подруге в Германии, заказал на субботу экскурсию по вечерней Москве и сел смотреть телевизор, поскольку спать было рано. Наконец, он был счастлив и спокоен.
  
   А Андрей Павлович и Савин вернулись в Управление. Первым делом разошлись: Андрей Павлович - к генералу Зотову, а Савин - к себе в кабинет. Там он обнаружил, что в свете настольных ламп Митя спит, сидя в кресле, разложив верхнюю половину туловища на весь письменный стол, а Федор сидит за его собственным, Савина, столом (при чем, боком, перекинув ноги через подлокотник) и изучает копии полицейских протоколов.
   - Тссс! - прошептал Федька, приложив палец к губам. - Зайки спят.
   Савин хотел было велеть ему убираться вон из-за его стола, но потом подумал, что прозвучит это грубо и сказал просто:
   - Брысь с кресла.
   - Что же это вы, капитан, боевому товарищу "брысь" говорите?
   - Тут полно стульев. Вылезай.
   - А волшебное слово?
   - Федор, будь любезен...
   - Федор Алексеевич!
   - Федор Алексеевич, вылезай из-за моего стола. Пожалуйста.
   - На здоровьице, Владимир Иванович!
  
   Выйдя от генерала с новой порцией информации, Андрей Павлович решил не вызывать своих телефонным звонком, а прихватить их по дороге. Тем более, что Федька ему давно скинул sms, что они с Митей в Управлении, значит, все должны быть в сборе.
   И все были в сборе: сидели в полутемном кабинете при свете настольных ламп. Вернее, сидели Федька с Савиным (изучали какие-то бумаги, лишь бы не смотреть друг на друга), а Митя крепко и сладко спал.
   - Это еще что? - поинтересовался Кречетов вполголоса.
   - Замерз, а потом чаю хлебнул. С коньячком, - объяснил Федор.
   - Митя? С коньячком?!
   - Ну я ему подлил. А потом заставил есть Володькины печеньки.
   - Владимира Ивановича печеньки, - поправил Савин.
   Андрей Павлович подошел к Мите, тронул его за плечо - никакой реакции не последовало.
   - Митя, подъем. Митя, ты что ночью делать будешь?
   На Митином лице отразилось страдание. Словно где-то в глубине сознания он слышал командира и пытался проснуться, но никак не мог.
   - Двадцать пятьдесят восемь, - констатировал Федька. - Ровно через две минуты Штирлиц проснется и поедет в Берлин.
   Андрей Павлович с укоризной посмотрел на него - мол, не стыдно? - и вновь обратился к спящему лейтенанту:
   - Митя, тебе работать пора. Пока ты спишь, враги к родине подбираются.
   - Да... - не то согласился, не то вопросил Митя, отлепляя щеку от каучуковой подложки под бумагу. Поднял он свою тяжелую голову, открыл глаза и увидел начальника.
   - Андрей Павлович? - и через долю секунды глаза Мити округлились, а румянец по капиллярам уполз обратно в основные сосуды. Митя вскочил. - Ох, Господи! Простите, Андрей Павлович!
   - Ладно-ладно, Мить. Вот он уже признался, что тебя споил. Давай, просыпайся совсем, включай голову. Жду вас всех через десять минут.
  
   Митя пришел в себя моментально, но на Федьку с Савиным все-таки обиделся за то, что не разбудили. В кабинете Андрея Павловича, чтобы как-то компенсировать моральное падение в глазах начальства, он поспешил начать:
   - Я осмотрел места преступлений, изучил полицейские протоколы. Потом Федор обратился к кое-каким проверенным источникам... В общем, мы пришли к выводу, что это никакая не секта.
   - Идеи есть?
   - Есть, - Митя поглядел на Федьку. - Мы думаем, все дело в изъятии органов. Это объясняет, почему у последнего взяли только одну почку. Вторая в любом случае была не нужна - органы хранятся в среднем сутки.
   - А судя по масштабу, - вступил Федька. - Заказ очень срочный, очень крупный и очень серьезный. В аккурат к нашей конференции.
   Кречетов притянул к себе папку с делом об убийствах, пролистал.
   - С момента смерти Гарина прошло уже двое суток, значит...
   - Значит его органами уже нафаршировали богатых свиней, - закончил Федька. - Лежат теперь где-то переваривают.
   - Вчера, - продолжал Кречетов, - Зингерман на какое-то время исчез из поля зрения наружки. Официально он поехал на прием в коттедж в Подмосковье. Как он оттуда вышел, наружка не видела, а под утро он очутился уже в гостинице. Как его вывезли из дома и где он был все это время, пока не выяснено. А самое главное - неделю назад нам написал наш старый друг, pers. По его словам герр Зингерман приехал в Москву не только для участия в конференции, но и для того, чтобы открыть элитную клинику "Имморталитаса". Вернее, подпольный центр трансплантологии под видом клиники. Если верить этому письму, прошлой ночью Зингерман руководил двумя операциями по пересадке органов новым владельцам. Да, список возможных клиентов к письму прилагается: куча известных имен - и наших, и зарубежных.
   - Ну все, мне теперь версия с Джеком Потрошителем точно больше нравится! - устало вздохнул Федька. - Что, только мне одному?
   - Нет, Федь. Мне тоже психопаты милее таких сволочей. И еще по нашему таинственному другу. В этом же, последнем письме он дал наводку на некую Анастасию Сергеевну Зимину. Официально - пресс-секретарь Вадима Михайлова, на деле - помощница, доверенное лицо. Она сейчас тоже в Москве, приехала одновременно с Зингерманом. Обладает огромным объемом крайне важной информации. Взять можно весь подконтрольный ей офис на банковском деле - оформлении счетов и документов по подложным паспортам. Этим завтра займусь лично я. Вместе с оперативной группой наведаюсь к ним. Митя - со мной. Ты, Савин, продолжишь вести Зингермана. А ты, Федя, попробуй еще по каким-нибудь своим каналам узнать о новой, чудесной клинике. Не может быть, чтобы каких-то слухов не ходило. Проверяй, но без фанатизма, без жертвенности. Понял?
   - Понял. С кем попало не трахаться.
   - Именно. Все всё поняли?
   - Да, товарищ подполковник.
   - Молодцы. Завтра вечером совещание по итогам.
  
   ***
   Все отметили, что начальница в этот день была сама не своя, а после приезда из банка вообще стала как оголенный провод. Строила охранников, срывалась на менеджерах, а новенькую девочку-секретаршу вообще погнала куда-то за тридевять земель выяснять с деловыми партнерами некие тонкости контракта, которые легко можно было уточнить по телефону. Никто не мог взять в толк, что же случилось - вроде бы женщина она молодая, красивая, регулярно спит с боссом. С чего ей так психовать?
   Но в без четверти четыре психанул весь офис. Ведь довольно трудно сохранять душевное равновесие, когда в дверь внезапно вваливаются вооруженные люди в масках.
   Все послушно легли на пол, сцепив руки за головой.
   Офисные елочки с припаянными к веткам пустыми подарками продолжали задорно мигать по углам.
  
   Анастасия Зимина по приезду в Управление хранила ледяное спокойствие, а в допросной на ее лицо легла печать усталой обреченности, которая, по мнению некоторых, красит женщину.
   - Итак, Анастасия Сергеевна, - улыбнулся ей Андрей Павлович. - Готовы побеседовать чуть подробнее?
   - Да, пожалуйста. Присаживайтесь.
   - Шутите? Это хорошо.
   - Позвольте ручку и лист бумаги?..
   Нет, она все же нервничала, но где-то на среднем слое сознания: держала лицо, а в глубине души на что-то твердо решилась.
   Андрей Павлович молча открыл кожаную папку и положил перед ней пустой белый лист и ручку. За ручку Анастасия тут же схватилась, но писать что-либо не спешила.
   - Разрешите начать сначала? Пожалуйста, мне нужно объяснить.
   - Начинайте. Только постарайтесь по существу.
   - Ладно. Я сама родом из Новгорода, училась в Петербурге. После института работала в фирме, занимавшейся модными показами, фестивалями красоты. Сначала была на подхвате, стажером, потом пиарщица удачно вылетела в декрет. Мне повезло... На первом же мероприятии меня заметили люди Михайлова - он был одним из спонсоров. Неудивительно, я ведь из кожи вон лезла, старалась. Сейчас я понимаю, что они тогда подбирали среди моделей девушек для продажи за рубеж. И переформировывали свой PR-отдел. Не раздумывая, я перешла из одной корпорации в другую. Я ведь думала, что мне и здесь сказочно повезло! О том, что мой хозяин - бандит, я старалась не думать. Вернее, думала, что бандиты бывают разные. Ну пробился человек в девяностые, решил идти поперек системы, зато теперь - уважаемый бизнесмен, которого знают в Европе. Он ведь очень умный. И красивый. Кажется влюбилась в него тогда. Я стала спать с боссом и карьера пошла в гору. Чем выше становилась моя должность, тем больше я знала и понимала. Я ведь тоже не дура. Я поняла, что работаю в мясорубке и что сама живой оттуда не уйду. Но не выдержала я только когда появился проект клиники, которую вот-вот откроют официально. Тогда не в чем стало себя убеждать. Я понимаю, что и до этого участвовала в делах, от которых страдали и даже гибли люди, но теперь их собрались забивать, как свиней... У меня не осталось другого выхода. У Михайлова увольняются только вперед ногами. Я решилась, но действовала наугад. Знаете, в какой-то момент мне стало жалко себя, захотелось поверить, что это я - я! - в плену обстоятельств. В тот день я и сочинила новый адрес электронной почты - Персефона... Ну понимаете, Персефона в плену у Аида!
   Анастасия оборвала свой сбивчивый рассказ и что-то торопливо написала на листе: одно-единственное слово. Развернула к Кречетову и постаралась поймать его взгляд. Посреди листа красовалось непривычно рукописное: pers_E_phone.
   - Почему такое необычное написание?
   - Потому что просто "Персефона" с номером года была уже кем-то занята.
   - Ясно. Что ж, приятно познакомиться.
  
   Команда разделилась на два лагеря. В первом оказался Федька, а в другом - все остальные.
   Федька отказывался верить чему-либо из сказанного Зиминой и совпадение содержания писем, написанных ею, и данных разведки объяснял тем, что она просто-напросто заведомо заслана Михайловым. Андрей Павлович, Савин и Митя не то что бы уверовали в полное раскаяние грешницы, но допустили возможность ее желания сдать своего босса. Как допустили и возможность использовать сейчас ее и ее знания.
   В итоге решено было отпустить ее немедленно и отправить прямиком к Зингерману. Даже если он уже в курсе, что офис Зиминой взяло ФСБ, его вряд ли успели предупредить, что она может быть перебежчиком. При хорошем раскладе, об этом пока не должен был знать никто вне Управления.
   Федьку, несмотря на все его недовольство, приставили к ней для охраны и для страховки. Мите досталась роль шофера при них. Савин должен был следовать за ними на машине по городу. Кречетов был на связи со всеми в передвижном штабе. За ним же следовала группа быстрого реагирования, которая по традиции ждала команды.
  
   Борис Зингерман в своем номере доел легкий здоровый ужин и готовился ложиться спать, когда раздался настойчивый, нервный стук в дверь. Он знал, что на дверной ручке висит табличка "Не беспокоить" и понадеялся, что незваный гость заметит ее и уйдет, но стук повторился. Чуя беду, он открыл дверь и увидел пресс-секретаря Михайлова.
   - Госпожа Зимина!.. Я вас не ждал.
   - Есть срочный разговор, - оборвала его Анастасия. - Вы меня впустите, в конце концов?
   - Да, пожалуйста, проходите.
   Посторонившись, Зингерман пропустил гостью в номер, но отчего-то схватился за косяк прямо перед ее спутником. Интуиция подсказывала не пускать этого человека даже во временное свое обиталище.
   - Он - со мной, - отчеканила Зимина. - Живее, Борис Генрихович, счет идет на минуты!
   Едва Зингерман закрыл дверь, Зимина прошла в ванную и открыла до упора воду в душе. Зингерман и молчаливый темноволосый парень вошли следом. Парень закрыл дверь.
   Зимина схватила доктора за ворот халата, притянула ближе к себе и в шуме грохочущей воды произнесла полушепотом:
   - Под нас копает ФСБ. Мой офис взяли. Надо срочно ехать в клинику, чистить все возможные хвосты. Подозреваю, что официальное открытие придется перенести или вообще отменить.
   Зингерман застонал и, выскользнув из ее хватки, осел на кафельный пол.
   - Я знал, что ничего так просто не закончится, - горестно произнес он после нескольких слов на немецком - то ли мольбы, то ли проклятия. - Это наказание за то, что я связался с вами! Заключил договор с дьяволом...
   - Наказание будет, если мы не успеем все подчистить. Прекратите истерику. Одевайтесь и не вздумайте кому-то звонить или отвечать на звонки. Одевайтесь же!
   Зингерман подскочил с пола, зло посмотрел на нее и бросился прочь из ванной. Анастасия выключила воду и стало слышно, как Зингерман гремит дверцами шкафа и ругается по-немецки.
   Из гостиницы вышли по черной лестнице, сели в ожидавшую их в переулке машину и уехали в ночь. Водитель на первый взгляд показался Зингерману совсем зеленым мальчишкой, хотя, пока ехали по городу, он вроде бы заметил "хвост" и даже ушел от него.
   В клинику приехали уже заполночь.
   Охранник вначале не хотел пускать никого, кроме Зингермана, но когда признал Анастасию Сергеевну, извинился и разрешил проезжать.
   Трехэтажное здание клиники стояло посреди поля, обнесенного массивной оградой. Машину оставили на стоянке позади него. Кроме них тут уже стояла карета скорой помощи, лишь некоторыми деталями отличающаяся от государственной, машина без номеров и еще две иномарки с московскими номерами.
   Водителя оставили внизу, в комнате отдыха для обслуги. В кабинет поднялись только Зингерман, Анастасия и ее молчаливый спутник.
   - Пациенты еще здесь? - спросила Анастасия, когда они, наконец, оказались за бронированной дверью кабинета.
   - Разумеется! Куда они денутся после таких операций? Я вообще не представляю, что делать теперь!
   - Кто еще находится в здании?
   - У одного пациента свой личный охранник, еще дежурная врач и наши охранники. Их трое, кажется. Да, трое. Анастасия Сергеевна, делайте, что хотите, хоть революцию устраивайте, но отпугните ФСБ от нас! Людей с пересаженными органами мы никуда деть не сможем.
   - Достаточно убедить всех, что трансплантация была легальной. Для этого оставшаяся документация не должна вызывать вопросов. И для этого же вам нужна я - я умею улаживать сложные вопросы?
   - А купить их не получится?
   - Нет.
   Зингерман включал компьютер, вытаскивал из сейфа бумаги, а Анастасия украдкой поглядывала на своего спутника, словно с немым вопросом: "Вы ведь пишете разговор? Они это слышали? Они уже едут?". Спутник молчал и даже не ухмылялся.
   - Какие-то записи о донорах имеются? - окликнула она Зингермана.
   - Подложные.
   - Вы сами участвовали в изъятии органов?
   - Нет, нет! Все - местная бригада. Сами нашли, сами... выпотрошили. Зря только тронули узбека - без толку! Никто не поверил в сектантов. А под моим руководством проводились непосредственно операции.
   - Дайте взглянуть на подложные документы.
   - Пожалуйста. Mein Gott, что будет?..
   - Успокойтесь. Все, может быть, еще обойдется.
   У Зингермана зазвонил мобильный.
   - Это ваши люди, - пробормотал он, взглянув на экран.
   - А я вот не уверена. Куча наших уже в руках у ФСБ. Никому не отвечайте.
   Зингерман хмуро зыркнул на нее и стал проверять электронную почту, удаляя письма пачками.
   - Если бы не обстоятельства... Я знал, что с Михайловым связываться нельзя, что одним делом все не кончится...
   Мобильник снова заерзал и нетерпеливо запищал.
   - Это начальник местной охраны, - растерянно сообщил он. - С ним можно поговорить?
   - Не надо. Ваш телефон могут прослушивать. Где находится его кабинет?
   - На первом этаже, номер третий.
   Тут впервые за вечер заговорил спутник Анастасии:
   - Я разберусь, - спокойно сказал он и вышел за дверь.
  
   - Как обстановка? - пробормотал Федька как бы в пространство.
   - Мы уже на подходе, - сообщил ему из Центра Андрей Павлович. - Будь осторожен. Начальнику охраны могли сообщить, что Зиминой больше доверять нельзя.
   - Может, мне спуститься, подстраховать Чибиса?
   - Нет. Этих двоих оставлять нельзя. Чибис уже предупрежден, в случае чего - должен справиться.
   - Должен... - процедил Федька уже почти беззвучно.
   Он все же решил спуститься вниз - просто проверить, перестраховаться.
   Медленно и беззвучно шел он по коридору, нервный разговор Зингермана и Анастасии становился все тише. Пациенты, видимо, лежали на третьем этаже - дремали под капельницами, усваивая чужие органы. На мгновение захлестнуло жгучее желание: подняться и изрубить их в фарш. Ведь как пить дать - сумеют, гады, извернуться, скажут, что знать не знали, откуда их запчасти...
   Тишину нарушили шаги - кто-то поднимался Федьке навстречу. Это оказался очень крепкий, коренастый мужчина в неплохом костюме. Наверняка, тот самый начальник охраны. По сути, главный человек в столь закрытом заведении.
   - Добрый вечер. Вы с Анастасией Сергеевной? - безликим тоном поинтересовался он. Напряжение, похожее на готовность к броску, резонировало в нем, как звук в железобетоне. Сохраняя ледяное спокойствие, он шел убивать.
   - Да. Какие-то проблемы?
   - Нет, все в порядке. Поступила кое-какая информация от руководства, а Борис Генрихович почему-то не отвечает.
   - Они просили их не беспокоить. Что нужно передать?
   - Благодарю. Это надо передать лично.
   - Передайте и кое-что от меня, - мурлыкнул Федя и молниеносно наклонился к уху начальника охраны. Одной рукой - большим и средним пальцем он сжал его виски и прошептал ему на ухо что-то, что не услышали в Центре.
   Начальник охраны кивнул и стал подниматься дальше, на третий этаж.
   - Ангел, что у тебя происходит? - спросили из Центра.
   - Сообщите Зиминой, что ее раскрыли. Пусть запрутся в кабинете и погасят свет. Я вниз, к Чибису.
   - Ангел, что ты сделал?
   - Подкинул этому шкафу информацию к размышлению.
   С третьего этажа грянул фейерверк перестрелки.
   Федька поспешил вниз. Там пока был в разгаре рукопашный бой. Митя удачно засел в комнате и первого сунувшихся туда охранников застал врасплох и просто вышвырнул. Второй отшатнулся, пропуская товарища лететь дальше, и был схвачен Федькой за шиворот. С легкостью, словно у него в руке был кот или вовсе рюкзак, тот швырнул охранника в сторону. Шмякнувшись об стену, здоровенный детина стек на пол и застыл рядом с первым.
   Митя выглянул из каморки для водителей.
   - Что за выстрелы наверху?
   - Местные терки.
   - А доктор с Зиминой?
   - В кабинете. Пойду, проверю, как они.
   - Я с тобой.
   - Нет, будь здесь на всякий случай. И обездвижь и зафиксируй эти туши. А потом отдохни, зайчонок...
   - Прекрати.
   Усмехнувшись и пнув вырубленного им охранника, Федька пошел обратно наверх. Не успел он дойти до второго этажа, как наткнулся на ствол пистолета. Пистолет был в руках у разъяренного мужчины, который, впрочем, неплохо сдерживался - его состояние выдавали только испарина на лбу, лихорадочно блестящие глаза и раздувающиеся ноздри. Когда он заговорил, стало ясно, что в голове у него творится настоящий сумбур.
   - Что... что... что... - повторял он вполголоса с разными интонациями. Конечно, нелегко сохранять спокойствие, когда человек, которому вроде бы можно было доверять, у тебя на глазах без видимой причины расстреливает твоего прооперированного патрона. А потом ты расстреливаешь его самого. Нервный. Сломанную психику склеивали. Наверное, служил в горячих точках.
   - Тихо!.. - скомандовал Федька. - Охрана куплена.
   Пистолет из недрогнувшей сильной руки он выхватывает одним махом.
   - Отправляйтесь обратно. Сейчас со всем разберутся... - вынимает магазин, пули рассыпает по лестнице.
  
   Охранник обалдело смотрит на то, как последняя пуля, бряцая, скачет вниз по ступенькам. А потом, с мастерством, достойным Гуддини, достает нож - даже не достает, а обретает в мановение ока - и всаживает его Федьке в грудь. Теперь уже Федька смотрит на него обалдело.
   На лестницу все же суется Митя, услыхавший разговор в странных тонах, видит кровавую мизансцену, выхватывает пистолет и, не раздумывая, стреляет точно в лоб охраннику. Отличник боевой подготовки.
   Федька медленно, неловко падает, цепляясь за перила. Падать с ножом, почти пронзившим сердце, крайне неудобно.
   Митя подбегает, склоняется над раненым товарищем и лицо у него такое, что Федька рассмеялся бы, если б мог.
   - Федя, ты меня слышишь? Слышишь, не уходи! Слушай мой голос. Наши вот-вот будут. Только не умирай.
   Но Федькино тело выключает разум, готовится притвориться мертвым. Митька его тащит прочь с лестницы в какую-то кладовку. Убалтывает, пока тащит. Что-то про свою бабушку, которая умерла зимой. Только переехали в новый дом - новостройки посреди голого поля. Бабушка с утра напекла пирожков с капустой, оставила стынуть, пошла гулять с внучком. Потом присела на лавочку и тихо умерла. А Митька остался.
   - Федя, не смей! Открой глаза, слушай меня! Скоро же Новый Год!
   Федька не выдерживает, смеется. Что-то словно надрывается внутри, хрипит, булькает в горле, кровь идет ртом.
   - Мы на месте, - объявляет Андрей Павлович по все каналам. Переключается только на Федьку: - Ангел, если ты меня слышишь, так тебе и надо. За самодеятельность.
   Федька закрывает глаза. В последний раз вздыхает поглубже. Спокойной ночи, дорогие товарищи...
  
   Были какие-то вспышки - что-то виделось, слышалось. Потом наступил глухой, тупой, холодный дурман, беспамятство, после которого очень трудно было убедить свое тело очнуться. Кажется, он пролежал так несколько часов, неглубоко дыша, едва пошевеливаясь. Потом он, наконец, смог повернуть голову, вздохнуть... И этот вздох отозвался адской болью в левой части груди.
   Застонав от этой боли, Федька совсем проснулся. Он лежал у себя в спальне, укрытый тяжелым покрывалом с узором персидского ковра. За окном стояли зимние сумерки. Боль не проходила.
   Федька приподнял покрывало. На нем были все те же брюки и испачканная кровью рубашка, что и в клинике Зингермана. Рубашка была расстегнута, а вся грудь затянута в тугую повязку. На боль в груди отозвался и сгиб локтя.
   Включив ночник над кроватью, он оглядел себя внимательнее. На бинтах виднелись уже потемневшие пятна крови, на сгибе локтя - уже подтаявшая гематома. Ломота, холод и муть во всем теле говорили о том, что ему вкалывали какой-то анестетик, а потом вливали донорскую кровь. Зачем? Точно не из-за одного-единственного ножа, даже не задевшего сердца.
   Федька сел на кровати, утопив ступни в пушистом ковре. Общая одеревенелость тела сыграла на руку - боль оказалась терпимой. А ведь что-то подобное уже было - когда-то в семидесятых и позже, в самом начале этого века. Что-то железное, что-то новое и острое вновь было внутри.
   На журнальном столике перед телевизором лежал его мобильный и листок бумаги, вырванный из ежедневника - июньский день, по случайности ничем не занятый и теперь пущенный на письмо. Чтобы взять его, Федьке пришлось встать на колени - нагнуться не получилось.
  
   "Напиши или позвони, когда проснешься. Обязательно приезжай и покажись. Если не сможешь - приеду сам. Есть разговор на важную тему.

Кречетов"

  
   Мобильник с почти севшей зарядкой показал тридцатое декабря. "Проснулся. Буду завтра", - отправил Федька сообщение Андрею Павловичу. Минуту-другую он сидел, глядя в свое отражение в глянцевом экране, потом протянул руку и включил телевизор, пощелкал каналы. По каким-то шли детективы про бандитов или каннибалов, по каким-то - дурацкие, веселые новогодние фильмы. Сказки.
   Вот и советский инженер, проснувшись с сотрясением мозга у перегоревшей машины времени, тряс головой и задавался вопросом: "Почудилось или вправду было?..".
   - Иди на хер, Шурик! Без тебя тошно.
   Не хотелось даже гадать, что там под бинтами. Пусть этот распрекрасный и душевный полковник, глядя ему в глаза, сам скажет, что и зачем в него запихали.
   Переодевшись, Федька вызвал такси и поехал в самый злачный гей-клуб, который знал, где обычно без труда можно было подцепить кого-нибудь на ужин. Тут тусовались испорченные мальчики и еще более испорченные дяденьки. Под Новый год эротические черно-белые фотографии на стенах здесь оплели мишурой и несколько поддатых посетителей из общего числа зажигали в шапочках Санта-Клауса.
   Чувствуя, как от электронной музыки пульсирует боль в груди и голове, Федька сел у барной стойки, закурил и взял пятьдесят грамм коньяку. Пить он не спешил, потягивал для вида. Ему сейчас нужен был не коньяк.
   "Надо собраться с силами и хоть кому-то глазки построить, а то ко мне никто не подойдет. Краше в гроб кладут", - думал Федька, поглядывая на свое отражение в зеркале за рядами бутылок.
   Однако среди посетителей обнаружился любитель красоты в духе Эдгара По. Еще не дядечка, но уже не мальчик - около тридцати, не манерный, уже подвыпивший, но только до маслянистого блеска в глазах. Сначала просто сел рядом, заказал и себе выпить. Заволакивать ему взор дурманом Федька не стал - все равно тот больше пялился на его отражение, чем на него самого.
   - Есть компания на Новый год? - заговорил, наконец, кавалер.
   - Нет.
   - И у меня нет.
   - Ну так еще и не Новый год, - чтобы парень не подумал, что он огрызается, Федька сопроводил слова долгим взглядом.
   - Чего не танцуешь?
   - Неохота сегодня. Хочу расслабиться.
   - Да? Здесь есть места и потише.
   - Так пойдем, покажешь.
   Они расплатились с барменом и ушли.
   Клуб был устроен в здании бывшей фабрики, так что укромных темных уголков после перепланировки тут осталось предостаточно. Оказавшись в одном из них, новый знакомый, не тратя времени на болтовню, запустил руки Федьке под рубашку. Но тут же наткнулся на повязку и брезгливо спросил:
   - Что это?
   Однако вырваться из объятий оказалось не так просто, как в них попасть. Федька вжал парня в стену и, оттянув в сторону воротник, впился клыками в изгиб шеи. Тот и крикнуть не успел, прежде чем начал терять сознание. Вслед за тяжелеющим, оседающим вниз телом, Федька лег на пол и пил еще какое-то время. Почувствовав, что ему достаточно, он какое-то время посидел на тихо сопящем теле, потом вытер губы рукавом, поднялся и ушел.
   На выходе он сказал охраннику, что на втором этаже за лестницей один уже допился до бесчувствия.
  
   Придя домой, он наконец-то снял бинты. На груди действительно оказалось два шрама - короткий от ножа и длинный, глубокий хирургический разрез со стяжками тонких ниток. Разрез еще болел и сочился сукровицей, а от воды в душе его зверски защипало. Федька попытался осторожно прощупать то, что было под ним, но отек в тканях еще не спал.
   - Ну и чем ты недоволен? - поинтересовался он у своего подрумянившегося и посвежевшего отражения в зеркале. - Как будто произошло что-то новое. Сам, дурак, находишь себе неприятности. Единственный человек к тебе по-людски отнесся, ты и его довел...
   "А может, там все-таки что-то новое? - подумал он про себя, снова надевая на шею свой сломанный крест. - Может, просто устройство слежения без взрывчатки?"
   Нехотя обмахнувшись полотенцем и потрепав им по волосам, Федька забрался в кровать. Наступило утро, по одному из каналов уже начиналась "Ирония судьбы". Поставив телевизор на таймер, чтобы гудело что-то над ухом и ни о чем не думалось, Федька завернулся в одеяло и уснул.
  
   Проснулся он рано, после обеда. Шрам от ножа зажил окончательно. Разрез еще болел, но Федька все-таки решил поехать на мотоцикле. Оделся во все новое: новые джинсы, новая толстовка, новые сапоги и - самое главное - новая косуха. И белый шарф. Пускай этот его человек видит, что ему плевать на то, что теперь там, под ребрами. Может, и в самом деле плевать? Да нет, все-таки обидно.
   Обидно...
   Вот до чего дожил. Раньше бы убил за одну мысль о том, что обидно...
  
   ***
   До шести часов еще была надежда, что майонеза хватит на всё. Но когда оказался выжат последний пакет, Аню отправили в магазин. Убежала в пальто нараспашку - не зря же она уже нарядилась в новое платье с вышивкой крестиком.
   Марина продолжила хлопотать и волноваться на кухне, при чем с таким усердием, словно на новогодний ужин они ждали президента собственной персоной.
   Звонок в дверь привел ее в состояние паники.
   - Ой! Наверное, деньги забыла! Ой, дуреха! Андрюша, открой.
   Андрей Павлович оставил порученное ему нарезание огурцов и пошел открывать дверь. На пороге стоял Федька в белом шарфе, как у Сент-Экзюпери, холодный, как египетская статуя, с таким же надменным взором.
   Смерили друг друга взглядами, не говоря ни слова.
   - Ну что там? - крикнула Марина с кухни.
   - Все нормально. Это по работе.
   - Прошу прощения. Я, наверное, не вовремя, - отчеканил Федька. - Я ненадолго - явился лишь потому, что вы приказали. Если этого достаточно, я могу быть свободен?
   - Ты себя нормально чувствуешь, Федь?
   - А в чем дело, Андрей Павлович?
   - Что-то ты слишком вежливый.
   Федька стиснул зубы - аж желваки на скулах заиграли - в голубых глазах блеснула самая настоящая ненависть.
   - Что там теперь? - процедил он. - Что еще мне внутрь запихнули? Может скажете, дорогой вы мой Андрей Павлович?
   - Я тебе лучше покажу, Федь. Пойдем. Марина, я скоро! - крикнул он жене и, подцепив с вешалки пальто, вышел в коридор. - Пойдем-пойдем.
   Федька пошел следом, в лифте даже выслушал рассказ о том, что Андрей Павлович, оказывается, за прошлую неделю уже приезжал к нему на квартиру, но он спал крепко, как мертвый царевич.
   - Думал, мы с тобой до следующего года не увидимся.
   Федька молчал.
   В конце концов пришли они к гаражу в соседнем дворе.
   - В твоей квартире, пока ты спал, я это оставлять побоялся. Дома держать тоже как-то не хотелось. Сейчас ты заодно подскажешь, что с этим делать, - объяснял Андрей Павлович, возясь с замком, зажигая внутри свет.
   Под тусклой лампочкой Ильича посреди пустого гаража стоял медицинский жестяной контейнер, в котором обычно перевозят медицинские препараты.
   - Открывай, - велел Андрей Павлович, становясь рядом.
   - Что там? - не выдержал Федька уже встав на колено перед контейнером и уже коснувшись его крышки.
   - Сюрприз новогодний.
   Федька отщелкнул крышку и всмотрелся в то, что лежало на дне контейнера.
   - Не наклоняйся так, - попросил Андрей Павлович. - Я до сих пор боюсь, что оно рванет.
   На дне лежало нечто, представлявшее из себя два куска кости, несколько чипов, несколько проводков и пластиковую капсулу. Обильно заляпанные засохшей уже кровью, когда-то оно было частью живого организма.
   - Что это значит?
   - Это значит, что Зингерману я оформил явку с повинной. Извини, тебе пришлось привинтить две железные пластинки. Когда тебя перенесли в операционную, там же, в клинике, меня вдруг осенило, что раз они делают операции по пересадке сердца, то должны уметь резать ребра.
   - То есть... вы сами все это придумали?
   - Сам. Ты, надеюсь, меня не сдашь.
   Федька поднялся, неотрывно глядя на бывшие свои кости. Потом приложил ладонь к тому месту на груди, где находились теперь железные заплатки. Вдохнул поглубже - еще и еще. Заживающие такни тянули и сладко болели.
   - Федь? - улыбнулся Андрей Павлович, касаясь его плеча.
   Опомнившись, Федька схватил его руку и поцеловал.
   - Сдурел?! Не смей так больше делать никогда!
   - Я думаю, больше такого повода и не будет. То есть - никто вообще не знает?
   - Что именно было сделано? Нет, никто кроме Зингермана. Но молчать в его же интересах.
   - Я думал, вы злитесь на меня.
   - Я злился. Просто другого такого шанса могло больше не представиться.
   - А что вообще случилось после того, как я отрубился? - Федька словно оглянулся на обычную жизнь.
   - Об этом давай дома поговорим? Холодно тут, да и Марина будет волноваться. До Нового Года как раз успею тебе все рассказать. Это не рванет тут без присмотра?
   - Нет, если нужную кнопку не нажать.
   - Ну и хорошо. Идем.
  
   На обратом пути Федька вновь молчал и все время держал руку на месте разреза.
   - Это ведь не розыгрыш? - растерянно, почти робко спросил Федька уже в квартире. Андрей Павлович не успел сообразить, что ответить, как в коридор выглянула Марина. Увидев Федьку, она расслабилась - похоже, не думала, что от него может исходить какая-то опасность. Инстинкт или наивность? Андрей Павлович надеялся, что инстинкт.
   - Ты даже мобильный с собой не взял, - все-таки заметила жена.
   - Прости, родная. Был срочный разговор.
   - Аню не видели?
   - Нет. Мы посидим недолго в кабинете. Нужно договорить.
   - Дома говорите, сколько хотите - хоть до следующего года. Тем более, все почти готово.
  
   Едва войдя в кабинет, Федька вдруг взялся обнимать Андрея Павловича и целовать в обе щеки, а когда тот отпихнул его от себя, наконец, рассмеялся.
   - У вас выпить не будет?
   - Сегодня Новый Год, Федь. Конечно, есть.
   - А можно шампанское открыть? В честь такого события!..
   - Иди сам у Марины проси.
   Федька метнулся из кабинета в гостиную и вернулся с бутылкой и двумя бокалами. С мефистофелевским смешком открыл он бутылку, плюхнув целую лужу пены на ковер. Ежедневник и компьютерную мышь пришлось спасать при розливе шампанского по бокалам.
   - А я ведь думал, она шампанское не даст, - заметил Андрей Павлович.
   - Кому? Мне?! И потом - у вас под Владимира Владимировича еще бутылка осталась.
   - К Марине хоть целоваться не лез?
   - Как не лез? Еще как лез! Вообще, вы к поцелуям как-то слишком серьезно относитесь. Ну давайте хлопнем за мою новую жизнь!
   Чокнулись краями полупустых от осевшей пены бокалов. Андрей Павлович только пригубил, а Федька, запрокинув голову, влил в себя шампанское. Потом встряхнул кудрями, занюхал рукавом и даже, кажется, зарычал.
   - Через уши попер квасок таможенный. Рассказывайте теперь!.. - он сел верхом на развернутый стул у письменного стола. - Как все было?
   - Все было очень быстро. Наши люди оцепили клинику - как раз успели до того, как попытались подъехать три внедорожника без номеров. Там, похоже, сидели люди ученые: поняли, что два жигуленка с открытыми капотами и курящими водителями - это кордон. Развернулись и уехали. Из трех пациентов клиники выжил только один. Первого расстрелял охранник, с которым ты пошептался на лестнице. У второго было пересаженное сердце - не выдержало.
   - Какое несчастье. А кто этот наш последний счастливчик?
   - Замминистра. Уверяет, что не знал, откуда берутся органы.
   - Лег в частную клинику, финансируемую из-за бугра, до ее открытия, на полулегальных основаниях и...
   - Не знал, Феденька, никак не знал! Чуть ли не крест целовал! Высшее начальство, кажется, склонно ему верить. Он же слуга народа.
   - Повидал я этих слуг в свое время в освежеванном состоянии. Даже тоскую теперь по старым методам работы.
   - К сожалению, теперь это противозаконно. А он сам очень возмутился и теперь взялся всячески помогать следствию. Уже сдал своего секретаря, который вел дела с "Имморталитасом" и улаживал финансовые вопросы.
   - Молодец! А какие у него запчасти и чьи?
   - Одна почка и печень Максима Гарина. А само дело, как я понял, будет очень-очень тихим.
   - Зингермана хоть не отпустят?
   - Нет. Хотя из немецкого посольства звонили, ходатайствовали, но не особо рьяно.
   - Да они тоже понимают, что на воле он долго не проживет. А что с Зиминой?
   - Официально - под домашним арестом. На одной из наших квартир под постоянным наблюдением.
   - Но распутать всю эту дрянь, выйти на Михайлова теперь получится?
   - Гипотетически - да. Если позволят.
   - Думаете, могут не позволить?
   - У Михайлова много связей. Марченко и этот замминистра - только двое. Наверняка, есть и другие. Даже генерал Зотов нервничает, а я это видел очень редко. В последний раз - в девяностые.
   Федька ничего не ответил, только вздохнул и с отвлеченным видом налил себе еще шампанского.
   - Из основного - всё, - подвел итога Андрей Павлович, а затем, внутренне готовясь услышать любой ответ, спросил: - Ты теперь уйдешь?
   - Нет, - мотнул Федька головой. - Не теперь. Вы вляпались в очень неприятную историю, дорогой Андрей Павлович. Вляпались отчасти потому, что "имели доступ к ресурсу". Вот когда я буду спокоен за вас, тогда и уйду на заслуженный отдых.
   - Как и где намерен отдыхать?
   - Как и где угодно! Главное -подальше от большой политики.
   - А сможешь?
   Федька усмехнулся.
   - Интересный вопрос. Но на сотню лет отдыха меня, думаю, хватит.
   - Раньше так долго отдыхать не доводилось?
   - Доводилось - принудительно. Пролежал в вытесанной колоде в подполе. Пока меня Петр не откопал.
   - В старом монастыре?
   - Ну да.
   - Где-то в Белозерье?
   - Не угадали!
   - Да ну?!
   - В Белозерье меня изловили. Не сразу, прошу заметить, не сразу. А запрятали за семь замков и под пол уже в слободе.
   - Надежнее, спокойнее - под присмотром и безвреден. И нервы, опять же, приятно щекочет - такое ужасающее предупреждение. А еще - в любой момент можно открыть мой гроб, вынуть кинжал из моей груди... Вы только представьте, какой подвиг борьбы с искушением.
   - Но, извини за прямой вопрос, почему же с тобой не расправились окончательно - не отрубили голову, не сожгли, не утопили?
   - Фу, ну вы и маньяк! Хотите верьте, хотите - нет, но из жалости. Дали возможность поспать до Страшного суда, прежде чем отправляться в Геенну. Ну или думали, что дали. Изрядную долю времени я был в полном сознании. Мерзостное, должен я сказать, ощущение - чувствовать, как твое тело сохнет, мумифицирует заживо. И не мочь пошевелиться.
   - А в Белозерье один ехал?
   - Не один. С батюшкой. Только о нем давайте в другой раз? А то ваш предновогодний допрос затянулся.
   - Это не допрос, Федя.
   - А что?
   - Знакомство. Думаю, после того, что было, я имею право познакомиться с тобой заново. Официально.
   - Ну что ж, давайте знакомиться! - Федька протянул руку.
   Андрей Павлович через стол пожал ее.
   - Кречетов Андрей Павлович.
   - Басманов Федор Алексеевич.
   - Черт побери, а ведь действительно не верится, - улыбнулся Кречетов.
   Он немного подождал, прежде чем отпустить Федькину руку, совсем как тот сам не спешил отпускать его во время их первого рукопожатия в доме, полном странных трупов.
   "Объект". Опричник. Федька Басманов.
   Андрей Павлович пытался понять, изменилось ли что-нибудь теперь, когда он не догадывается, а точно знает, с кем имеет дело.
   - Вам, наверное, надо новую информацию переварить, Андрей Павлович. Так что, ежели вы не против, я пойду.
   Федька допил оставшееся в бокале шампанское и поднялся со стула.
   - Куда пойдешь?
   - Не знаю. Куда ноги понесут. Может, в клуб какой-нибудь.
   - Если хочешь, оставайся. Марина не будет против.
   - Нет, спасибо. Я чужой на этом празднике жизни. Тем более, что сейчас не две тысячи какой-то, а семь тысяч пятьсот двадцатый. Наступил он незадолго до нашего знакомства, и я его уже отметил. Представляете: Новый Год и у Крота инсульт. Сказка!
   - Федя, ну и злыдень же ты!
   - Только не говорите, что об этом вы не догадывались! Бывайте, дорогой Андрей Павлович. С Новым Годом!
   Перегнувшись через стол, Федька поцеловал его в щеку на прощанье.
  
   ***
   - Привет! Это ты? С тобой сейчас можно разговаривать?..
   Взяв бутылку дюшеса и новогодний букет из искусственных еловых веточек и розы, Аня отстояла здоровенную очередь, вышла из магазина и тут вспомнила про майонез. Пришлось возвращаться и стоять очередь по новой.
   В гипермаркете, на улицах, во дворах царила нервная, но радостная суета. Дух захватывало от того, что в эту ночь все были едины - в этом районе, городе, стране, по всей планете! Все готовились к встрече Нового Года, новой жизни. Даже самый последний гопник в глубине души мечтал, что с первого января (ну ладно, со второго!) жить станет лучше, легче, радостнее.
   Так, наверное, истинно верующие ждут Второго пришествия и конца Света - вот случится и все будет хорошо.
   И вот, во дворе родительского дома, среди суеты и пустоты последних сборов перед отправлением в новую жизнь, Аня увидела застывшую на холоде композицию.
   На черном-черном байке сидел молодой человек с черными-черными волосами, усыпанными белыми-белыми снежинками. Он сидел, чуть наклонившись, уперев локоть в лежащий перед ним шлем, подставив ладонь под подбородок. Его голубые-голубые глаза смотрели настороженно, внимательно и напряженно - смотрели в никуда, куда-то сквозь время.
   Признав своего петербургского конвоира, Аня подошла и окликнула его. Тот отозвался не сразу - он вообще сначала никак не отреагировал.
   - Эй, упоротый лис! Ты в засаде?
   Парень встрепенулся, оглядел ее.
   - Здравствуй, Анютка. С Новым Годом!
   - Я Анна Андреевна, - ухмыльнулась она и приосанилась.- Как Ахматова.
   - Ты краше.
   - Зато она гений. Ты от папы?
   - Да.
   - Знаешь, вот если бы не знала, не заподозрила бы тебя в патриотизме и желании служить Отечеству...
   - Дура ты, Анна Андреевна.
   - Сам дурак. Куда теперь?
   - Вот думаю - куда теперь...
   - Слушай, - Аня подступила ближе, теребя пушистый отворот дубленки. - Если у тебя планов нет - может, к нам?..
   - Зачем?
   - Ну, если других планов нет! Это первый Новый Год без Гены. Мама станет плакать, папа молчать. С тобой будет легче. Они мне сами предлагали кого-то из друзей пригласить. Давай представим, что ты мой друг! Папа обычно ничего не говорит о своей работе, а о тебе говорил - очень даже хорошо отзывался.
   - И с чего вдруг он взялся обо мне рассказывать?
   - Я спрашивала. Интересно было. Пойдем! Они не будут против.
   Аня схватила его за руку. Федька про себя отметил, что после его ночной трапезы прошло пока мало времени и ее рука сейчас холоднее. "Замерзла, дура, - подумал он. - Без шапки, юбка короткая по колено. Бегает, красуется. А ножки хороши. Вся хороша. И на ощупь тоже...".
   - Пойдем, Аня Андреевна!
  
   - Мама, папа! - крикнула Аня с порога. - Смотрите, кого я на улице нашла! Можно его оставить?
   Андрей Павлович с женой выглянули из гостиной. Марина на всякий случай посмотрела на мужа, но тот спокойно улыбнулся, так что она махнула рукой:
   - Можно! Аня, тебя только за смертью посылать.
   - Я уверен, она и ее уговорит, если будет надо, - заверил Федя.
   Марина приняла у Ани пакет и торжественно унесла на кухню. Аня скинула дубленку и побежала помогать матери.
   - Андрей Павлович, если я лишний, выгоняйте смело.
   Андрей Павлович подошел к Федьке. От того еще шел уличный холод, но теперь почему-то казалось, что это холод другой, древний - холод старых каменных храмов и могучей, полновластной зимы, не опутанной электричеством. "Романтиком становлюсь на старости лет", - подумал Андрей Павлович.
   - Нет уж, Федя, оставайся. Будешь с нами смотреть "Голубой огонек", есть салаты и пить шампанское. Кстати, как ты собирался ехать, раз уже выпил?
   - А меня не разбирает. Мне литр абсента нужно выпить, чтоб срубило.
   - Все равно - не положено. И потом, я Аню расстраивать не хочу.
   - Нет, Аню расстраивать нельзя! Но все-таки можно спросить - вас вообще не смущает то, что вы только что узнали?
   - А меня в последнее время мало что смущает. Особенно, после знакомства с тобой. Я догадывался, кем ты можешь быть, из какой эпохи. Историю немножко знаю. Помог и форс-мажор на даче Марченко - я стал интуитивно понимать. Все, что я знал о тебе самом, я узнал только в процессе непосредственного общения - то, что ты человеку голову можешь оторвать и то, что либидо у тебя бесконтрольное. Ну сегодня да, официально представился. Вот ты какой, северный олень!
   - Прекратите уже меня обзывать - то у Аньки я лис упоротый, то у вас - олень северный. Завели себе домашнее животное.
   - Не дай Бог! Анька их мучает. Одного кота, было дело, с самодельным парашютом в окно выбросила, другого спеленала. Первый разбился, второй посинел, но выжил.
   Аня как раз выплывшая из кухни с блюдом селедки под шубой, так и замерла, изумленная и оскорбленная.
   - Папа, ты что?! Еще не сели, а ты уже все гадости про меня рассказал.
   - А когда брат пытался кота распеленать, била его сковородой.
   - Папа, прекрати! Мне тогда пять лет было! - Аня действительно рассердилась, быстро зашла в гостиную, поставила блюдо и стремительно вернулась на кухню.
   - Федь, - произнес Андрей Павлович уже тихо, заводя Федьку в гостиную, освещенную только мигающей ёлочкой. - Ты сказал, что уйдешь, когда будешь спокоен за меня. Знаешь, всякое может быть, особенно, теперь. Что бы ни случилось со мной - прежде чем залегать на дно, убедись, что с ней все порядке. Ладно?
   - Ладно. Поработаю домовым, если нужно.
   - А если для этого нужно будет кромешником поработать?
   - Да легко. И потом, какая же это работа? Это судьба!
  
  
  
  
  
  
   Кромешник - другое название опричника (старорус. "опричь" - кроме)
  
  
  
  
  
  
  
  
  

[14]

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"