По жизни я человек везучий. Потому и повезло мне заблудиться в трущобах провинциального города N. Трущобы эти, как водится, оказались не самым привлекательным местом. Душная затхлая атмосфера, ощущение всеобщего упадка и разложения, вдобавок присыпанного солнечной пудрой... Будто старуха, больная лепрой, навела красоту в честь праздника - моего визита. Но именно в этом кроется и особая притягательность подобных мест, вызывающая у меня неподдельный и какой-то извращённый интерес.
Вот и блуждаю я по здешним кривым дорожкам, кое-где мощённым гнилыми досками. Пыль набивается в нос, а я иду - головой по сторонам верчу. Туда-сюда, сюда-туда. А ветхие домишки с обеих сторон на меня таращатся подслеповатыми окошками. Греют старые деревянные косточки под лучами угасающего солнца, застенчиво прикрываясь покосившимися заборчиками... Такая вот заплесневелая идиллия. Но нечто тревожное присутствует в этой предзакатной ленивой неге. И я уже который раз невольно оборачиваюсь - не смотрит ли кто на меня из-за угла...
Попадаются мне и двух-трёхэтажные экземпляры с поцарапанными грязными фасадами. Из-под их облезающих шкурок тут и там торчат кирпичи кроваво-красного цвета, будто незаживающие раны, нанесённые рукой неумолимого времени. А вот угольные надписи различного (чаще всего непотребного) содержания явно нанесла рука иного существа. Существа разумного - и стремящегося поведать об этом миру. Чтобы этот самый мир помнил, кто здесь побывал и оставил свой след в истории таким незатейливым способом. Но отчего-то ни одно имя разобрать не удаётся, как я ни стараюсь - знакомые буквы не желают считываться, расплываясь в глазах... Лишь хлопает на ветру забытое бельё, во множестве развешанное в маленьких заросших двориках.
А время-то идёт, течёт неумолимо вместе с последними лучами солнца... И скоро мне придётся покинуть этот тихий городишко, ведь он лишь остановка на моём пути. А потому, чтобы не опоздать, я ускоряю шаг, пытаясь выбраться из лабиринта мусорных переулков и зловонных тупиков. Наконец, я нахожу лазейку в одном из заборов и - чуток оцарапавшись - выбираюсь в более современную часть города. Многоглазые высотки встречают меня недобрыми взглядами, в которых алеют закатные огоньки. Здесь такая же бесприютность и безмолвие, как и в старом районе. Только ветер тихонько шуршит пожелтевшими газетами прошедших лет. Я пересекаю нестриженые газоны с пожухлой травой, направляясь к остановке. Мимо покосившихся качелей, что поскрипывают в сгущающихся сумерках; мимо ржавеющих автомобилей, похожих на притаившихся во тьме хищников... Становится холодно и ещё более тревожно. Изъеденные кислотными дождями бетонные туши многоэтажек нависают надо мной, словно пытаясь меня раздавить, не дав добраться до пункта назначения.
... А по нелюдимым улицам уже вовсю разносится дребезжащий трамвайный звон. Вот и сам трамвай, трясясь и подпрыгивая на разбитых рельсах, показался из-за угла. Весь помятый, с облупившейся алой краской на боках, но всё ещё резвый. Я занимаю своё место, и мы уносимся прочь из этого города в наступившую ночь. Больше остановок не будет. Впереди, насколько хватает глаз, расстилается пустыня, чьи сверкающие в лунном свете пески заботливо укрывают чернеющие руины. Обломки множества безымянных провинциальных городков - подобных тому, что остался далеко позади... Как и остальные пассажиры-тени, я молча смотрю в мутное трамвайное окно.