Огнева Василиса : другие произведения.

Да они же однояйцевые...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Кто сказал что моя Сванхвит не похожа на Эмму Птичку?!
    ...или почему рукояти боевых секир в матке эротичней зонтика в заднице?!









  Сравнение моих шедевров с гениальными творениями моих муз:
  
  Вот к примеру о тростях и зонтиках в заднице:..
  
  Симона Вилар (или по-русски Наташа Гавриленко) гениальное произведение "Нормандская легенда" (серия Эмма Птичка)
  
  Сванхвит, между прочим... тоже... птичка... Лыбедь белая.
  
  
  Ветер с севера (Пленница викингов)
  Нормандская легенда Книга 1. Глава 6
  
  
  "Он неторопливо опустил могучие руки на плечи Эммы, железные пальцы обвили ее шею. Девушка снова рванулась, почувствовав, что задыхается, но неумолимые тиски сжались еще крепче. Она судорожно хваталась за эти отбиравшие у нее по капле воздух руки, но они были так сильны, что ее усилий хватило лишь на то, чтобы оцарапать их кожу. Норманн с холодным любопытством наблюдал, как побагровело ее лицо, а глаза открылись в ужасе так широко, как никогда. Воздуха не хватало, в ушах стоял гул, грудь разрывалась. В полубессознательном состоянии Эмма сквозь снопы фиолетовых искр в глазах видела, как подошедший к ней первым юноша сзади прыгнул на спину Ролло, что-то крича и пытаясь ослабить его хватку.
  
  Мир перевернулся, она упала на четвереньки, захлебываясь и хрипя, и уткнулась носом в траву. В груди бешено металось и рвалось сердце, кровь все еще шумела в ушах, когда она жадными глотками пила воздух. С ним возвращались свет и жизнь. Она отчетливо видела перед собой высокие шнурованные сапоги своего врага, слышала, как издевательски кричат вокруг викинги. Один из них пнул ее пониже спины, и Эмма сунулась лицом прямо в эти сапоги. В следующий миг она опять оказалась на ногах, и Ролло снова держал ее за плечи. Его глаза светились яростью, сверкали зубы из-за брезгливо искривленных губ.
  
  Она задыхалась, не в силах найти слова. Каждое давалось ей с трудом. Она хрипела, и горло болело все сильнее. Страха больше не было, и прежде чем она осознала, что делает, Эмма плюнула в ненавистное лицо предводителя норманнов. Ролло смотрел на нее не мигая. Медленно подняв руку, он тыльной стороной сжатого кулака отер со щеки плевок. В следующий же миг этот кулак стремительно врезался в лицо девушки.
  
  Рагнар в красной тунике хмыкнул:
  - Да это же их Птичка! Это она пела и плясала вчера весь день. А я, когда не нашел ее, решил уже было, что Фульк Рыжий забрал ее с собой! Кровь Локи![90] Она родня Анжуйскому ярлу, и мы сможем взять за нее небывалый выкуп!
  Ролло криво усмехнулся. Он видел, как девушка ошеломлена, как она переводит панический взгляд с его лица на лица других норманнов.
  
  - Ну уж нет, клянусь молотом Тора! За все золото Мидгарда я никому ее не отдам. Я придумаю убийце Ингольфа такую кару, воспоминание о которой будет долго веселить мое сердце.
  - Жаль, - почесывая рукоятью меча за ухом, проговорил Рагнар. - Признаюсь, она красавица, и я еще вчера присмотрел ее для себя.
  
  - Красавица? - задумчиво произнес Ролло, глядя, как слезы смешиваются с кровью на лице его пленницы. И вдруг захохотал, а затем резко разорвал одежду девушки, обнажив светящееся белизной тело.
  
  Эмма вскрикнула и отшатнулась, пытаясь прикрыться руками. Воины изумленно примолкли, потом кто-то хмыкнул, кто-то помянул Локи, кто-то пробормотал кенинг - "омела злата". Они обступили ее со всех сторон, с жадностью разглядывая. Глаза их светились, как уголья, но сквозь похоть в их взглядах проступало и невольное восхищение.
  
  Казалось, сама Фрейя предстала им, блистая совершенной наготой. Пленница была невысокого роста, но вся ее, словно сияющая изнутри, точеная фигурка была совершенной, мягкой, дышащей драгоценностью. У девушки была нежная бело-розовая кожа, изящные плечи, еще по-детски худощавые, а грудь - высока и округла, с маленькими, отливающими перламутром сосками. На удивление тонкая талия плавной линией переходила в округлые, соблазнительные бедра. Плоский живот с темным пушком у лона вздрагивал от рыданий. Длинные, стройные ноги, без малейшего изъяна, оканчивались узкими маленькими ступнями.
  
  Ролло хлестко ударил по рукам, прикрывавшим тело. Когда же Эмма не повиновалась, силой отвел их в стороны, окидывая девушку презрительно-оценивающим взглядом. Наконец он кивнул, словно соглашаясь, что она действительно хороша, и вгляделся в ее перепачканное, измученное лицо. Сквозь грязь и кровь явственно проступали на редкость привлекательные черты. Но в глазах были только ужас, стыд и гнев.
  
  - Мясо! - процедил он сквозь зубы. - Хорошее мясо? - спросил он, видя жадные глаза своих воинов, и вдруг с силой толкнул девушку к ним. - Берите. Она ваша. Делайте что хотите. А то, что останется, сгорит в погребальном костре Ингольфа...
  Он повернулся и пошел, словно она больше не занимала его. Гнедой Ролло прядал ушами, косил взглядом туда, откуда раздавались хохот и отчаянные крики. Ролло успокаивающе погладил его по холке. Тяжело, как старик, вставил ногу в стремя, медленно сел в седло и, больше не оглядываясь, неспешным шагом поехал прочь.
  
  Эмма все еще не верила, что все это случилось именно с ней. В нее вцепилось сразу несколько алчущих рук, до боли сжимая грудь, терзая ягодицы, выдирая волосы. Сначала она отбивалась молча. Они так жаждали ее, что не сумели сразу повалить, а с неистовым хохотом толкали друг к другу. Она видела их всклокоченные бороды, оскаленные рты, горящие, как у волков, глаза. И тогда девушка истошно завизжала, отталкивая воинов и, охваченная безумной паникой, пытаясь вырваться.
  
  Чье-то лицо оказалось совсем рядом, и Эмма изо всех сил ударила кулаком в ощеренные зубы. Норманн взревел от боли и наотмашь вернул ей удар. Девушка стала падать, но кто-то уже подхватил ее, вцепившись в грудь. Эмма вопила и брыкалась, вырываясь из цепких, словно у лесной нечисти, лап. Но вскоре норманнам надоела эта игра, и теперь сразу множество рук удерживали все ее тело, парализуя движения. Ее кости трещали, она слышала зловонное дыхание у самого лица, ее оглушали их возбужденные крики и урчание голодных зверей. Ее окончательно пригвоздили к земле. Она задыхалась слезами и криком, но хохот и хриплые голоса вокруг становились все громче и громче. Кто-то склонился к ней, и она, не в силах освободить руку или ногу, зубами впилась в бородатое лицо. Сильнейший удар по голове оглушил ее. Наползала темнота, сознание раздваивалось.
  
  "О, Пречистая Дева! - молила девушка. - Сделай так, чтобы это была уже смерть, забери меня к себе, забери меня к матушке! Небо! Пусть я хотя бы лишусь сознания!"
  Но она вновь и вновь выплывала из небытия. Норманны воспользовались ее слабостью, чтобы уложить на траву. Но Эмма вновь стала рваться так, что ее пришлось держать, как бы распяв.
  
  Теперь она отчетливо видела, как толстый, обросший почти до глаз норманн опустился на колени между ее пригвожденных к земле раздвинутых ног и, отталкивая мешавших ему приятелей, с хохотом развязал веревочный пояс и стащил с себя штаны. Эмма в ужасе закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Но едва викинг опустился над нею на четвереньки, как девушка внезапно рванулась, освободив ногу. Коленом, что было сил, она двинула насильника в пах, тот взвыл и стал скакать под хохот сотоварищей.
  
  Но это была лишь короткая отсрочка. Сквозь пелену слез девушка увидела перед собой красное пятно. Нарядная туника Вульфрада. "Немой" Рагнар занял место своего неудачливого предшественника. Его рысьи похотливые глаза жадно ощупывали извивавшееся перед ним тело Эммы. Ее кожа блестела от пота, вся она мелко дрожала. Это возбуждало противника все больше и больше.
  - Я буду у тебя первым, Птичка, - хищно скалясь, сказал он на ее языке. - Я решил это еще на вашем празднике, когда ты скакала как коза, показывая кому попало свои ноги. Попробуем, какова у тебя кровь, девственница...
  Он оглядел своих сотоварищей.
  
  - Хотя... не люблю грязной работы. Придется измазать нарядную одежду, хоть она и красная, как все та же кровь.
  Он говорил это по-норвежски, и Эмма ничего не поняла. Ее глаза округлились от ужаса, когда она увидела, как он сначала освободился от одежды, а затем под гогот норманнов потянулся за секирой. "О, пусть он лучше убьет меня! Пусть убьет! Иначе все будет гораздо хуже, чем смерть".
  
  Но, к ее ужасу, Рагнар повернул секиру лезвием к себе и с силой ввел рукоять оружия между ее ног. Эмма сцепила зубы, но не сдержалась, и глухой стон перешел в полный отчаяния и муки крик. Боль молнией пронзила ее, отдалась в мозгу, в сердце. Она кричала и тогда, когда Рагнар отбросил секиру и навалился сверху. Ей казалось, что она глохнет от собственного крика, но из ее горла вырывался лишь приглушенный сиплый звук. Каждый толчок липкого тела норманна отзывался в ней все новой болью.
  Пытка была недолгой, но мучительной. Она слабо застонала, когда он встал. Новый варвар, сдвинув на затылок шлем и развязывая пояс, занял место Рагнара.
  
  И тогда насмешливая Эмма, беспечная Птичка, гордая принцесса Анжуйских лесов стала умолять, плакать, просить... Она готова была ползать на коленях перед врагами, целовать их руки, но ее вновь грубо опрокинули на траву. И снова были боль, ужас, нестерпимое унижение. Казалось, ее слезы только распаляют мучителей. Они толпились вокруг, дышали ей в лицо, наступали на нее, рвали волосы. Эмма вскоре перестала понимать, что с ней происходит, и потеряла счет времени. Ее глаза смотрели в никуда, пока окончательно не закрылись.
  
  - Ткни ее ножом! - вопил очередной мучитель, чувствуя, что под ним неживое тело. - Коли, приведи ее в чувство! Я еще не получил своего, а она уже труп. Слабая девка попалась. Я только восьмой, а она уже почти не дышит!
  Девушку убивали, терзая и втаптывая в грязь. Один из воинов его брата достал кинжал и принялся колоть бедро девушки. Выступила кровь, поверженное тело слабо вздрогнуло, на миг открылись огромные темные глаза."
  
  
  Принцесса викингов
  Нормандская легенда Книга 2 Глава 7
  
  
  Рагнар прочел ужас в ее глазах, и это доставило ему удовольствие.
  - Да, я убью тебя, - он улыбался. - Я не могу лишить себя такого удовольствия, несмотря на то, что ты принадлежишь братьям. Но сначала... Сначала я поиграю с тобой. И своим людям дам немного развлечься. У тебя мягкая плоть, и парни получат удовольствие. А потом мы забросаем твое тело камнями в первом же овраге, и только духи тьмы будут знать, куда девалась Эмма из Байе.
  Эмма едва различала его слова, гогот спутников ярла. К горлу подкатывала тошнота.
  - Ролло никогда не простит тебя! - едва вымолвила она.
  
  Казалось, это имя еще сильнее разозлило Рагнара. Он резко взмахнул кинжалом. Длинный лоскут ее платья отлетел в сторону, обнажив тело от горла до пояса.
  - Нет! - отчаянно закричала она, извиваясь. И вдруг все ее существо сотряс мучительный спазм.
  Рагнар отпрянул, его лицо исказило отвращение.
  - Мне противно даже прикоснуться к тебе, шлюха!
  Он отошел в сторону.
  - Если не брезгуете блевотиной, можете развлечься, - кивнул он своим воинам.
  
  
  Принцесса викингов
  Нормандская легенда Книга 2 Глава 9
  
  
  Лес стоял в безмолвии.
  Укрывшись за стволом ели, она вдыхала чистый запах снега и хвои и вглядывалась в полумрак. Тяжелые ветви опускались едва не до земли, скрывая ее. Под ногами пружинил ковер старой хвои. Окликая ее, совсем близко подошел Ролло. Она опустила веки.
  Конунг так и не смог найти ее по следу, но вскоре снег посыпался с ветвей, и они раздвинулись:
  - Не хватит ли нам играть в прятки? Нас ждут, а тебе еще предстоит понести наказание за мою голову.
  Ролло усмехнулся, отряхивая плащ. Эмме уже не хотелось шутить. Не отрываясь, она смотрела на него огромными, таинственно мерцающими глазами.
  - Фея... - пробормотал он, ступив на настил опавшей хвои. Ветви опустились, и они оказались отрезанными от всего мира в этом естественном шатре.
  Казалось, из всех звуков осталось только биение их сердец.
  'Только бы он не ушел! Только бы не покинул меня сейчас!' - молилась Эмма. Золоченая застежка мехового плаща Ролло на бегу расстегнулась, его край волочился по снегу. В светло-русых волосах алмазной пылью сияли снежинки. Эмма ловила его пристальный взгляд в полумраке, каждой клеточкой тела ощущая присутствие возлюбленного. Ей нестерпимо хотелось, чтобы он шагнул к ней и коснулся ее, обнял. Но вместо этого она приблизилась сама и коротким движением, как когда-то с Атли, поправила плащ.
  
  Ролло тяжело дышал, пар от его дыхания коснулся ее лица. Она узнала этот жаркий огонь в его глазах и вся затрепетала, ощущая поднимающееся от слабеющих коленей тепло. То, как он смотрел на нее, будило в ней то же чувство, как если бы он касался ее тела. У нее отчаянно кружилась голова от страха и желания стать еще ближе к нему.
  'Если и сейчас он оставит меня, я действительно ничего не стою!'
  
  Она не знала, что следует делать, чтобы удержать его, ибо была еще слишком неопытна. Очень осторожно (О небо! Так поступала и Снэфрид!) она провела тыльной стороной кисти по его щеке, твердой скуле, запустила пальцы в волосы. Ролло поймал ее запястье, останавливая, но вдруг сам прижал ее ладонь к лицу и закрыл глаза. Эмма чувствовала кожей его горячее, сбивающееся дыхание.
  - Отпусти меня, - вдруг умоляюще проговорил он.
  Эмма ощутила мгновенное торжество. Ролло, который никогда не менял решений, теперь был слаб, был в ее власти!
  - Ни за что!
  Стремительным движением она обвила его плечи, притянула к себе его лицо.
  - Один лишь раз, - прошептала она у самых его губ. - Один... Об этом никто не узнает. Будь со мной, забудь обо всем. Один-единственный раз, о Ролло!.. Чтобы потом я стала сильной, чтобы сумела повиноваться твоей воле... Люби меня!
  
  В самом сердце зимы она бормотала эти дикие, горячечные, безумные слова, словно в нескончаемом сне. Странное освещение, запах хвои, иссушающий жар в груди... Она сама испугалась силы и новизны своих чувств. На миг где-то в глубине души шевельнулся стыд, но она заставила его замолчать. Могучее притяжение, которое она испытывала к этому мужчине, удесятеряло ее силы, а ощущение своей власти над ним делало ее свободной как птица.
  - Люби же меня! - задыхаясь приказала она.
  
  Мучительная дрожь, звучавшая в ее голосе, заставила его обезуметь. Совсем близко было это прекрасное, бледное от волнения лицо. Хмель бросился в голову Ролло. Она была словно риф, который невозможно обойти, его корабль неотвратимо несло к ней, и он упивался неотвратимостью надвигающейся гибели. В ней смешались невинность ребенка и тяжкое дыхание страсти земной женщины - и эта сладчайшая смесь путала мысли, туманила рассудок. Он грубо схватил ее и впился в ее губы, не пытаясь сдерживать клокочущее в нем желание, не давая ей пошевелиться и в то же время стараясь не касаться ее тела. Но Эмма вдруг сама припала к нему.
  
  Ролло зарычал, но она не испугалась, подчиняясь воле изголодавшегося зверя, и тогда он стал теснить ее, пока не прижал спиной к шершавому стволу. Эмма запустила руки под его плащ и гладила его спину, остро сожалея, что не может касаться его кожи.
  
  Теперь он целовал ее спокойнее и так нежно, что внутри у нее все дрожало. Все мысли ушли, и теперь она испытывала только радость от его близости. Когда же конунг, склонившись, коснулся губами ее горла там, где расходился лисий мех, eй показалось, что тепло этого поцелуя проникло в самое сердце. Оно забилось еще неистовее, и несмотря на то, что вокруг лежал снег, тело ее покрылось испариной. Пожалуй, она и сама не знала, чего хочет, не ведала, что сейчас произойдет. Ролло с силой рванул вверх, комкая, край ее платья, и она на миг испугалась, ощутив холод там, где над коленями оканчивались вязаные чулки. Но его руки, ласкающие ее тело, оказались такими теплыми и бережными, что она только окунула пылающее лицо в мех его плаща, и тогда земля ушла у нее из-под ног, а колени оказались за спиной у Ролло.
  
  И тотчас она ощутила его в себе, поразившись, как легко это произошло. В ее сознании невольно всплыло воспоминание о рвущей, лишающей разума боли, но никакой боли она не чувствовала. Откинув голову, она смотрела в его лицо широко открытыми глазами. Их дыхание смешивалось. Ролло едва заметно улыбнулся, заметив недоумение в ее взгляде. Его движения стали сильными и ритмичными, а сама Эмма, казалось, утратила вес, сохранив только податливый жар. Однако ее широко открытые глаза оставались настороженными и серьезными, пока все вокруг не окутал теплый туман. Теперь она словно не видела Ролло, вслушиваясь в то, что происходило в глубине ее существа. Тихое, все нарастающее блаженство, зародившееся в ней, безмерная радость плескались во всем ее теле, в сердце, в душе. Она порывисто задышала. Ролло видел, как медленно опустились ее ресницы и горло исторгло протяжный звук - мучительный стон, перешедший в счастливое воркование... Да, она оказалась именно такой, как он и ожидал.
  
  Ролло беззвучно засмеялся и сейчас же замер, слившись с девушкой, замер в ней. Мир вспыхнул слепящим белым пламенем и разлетелся на тысячи раскаленных осколков... Эмма была так слаба, когда он опустил ее на землю, что ему пришлось поддержать ее. Холод постепенно стал возвращать их к действительности. Она отстранилась, оправляя одежду, не в силах поднять на него глаза. Однако ей хотелось, чтобы он сказал ей что-нибудь, хоть немного ободрил ее. В том, как он отвернулся, справляясь с плащом, было какое-то безразличие.
  - Я не думала, что все это будет так, - наконец тихо проговорила она.
  Ролло, не ответив, раздвинул полог ели и вышел. Поток мелкого, как мука, снега обрушился сверху. У Эммы застучали зубы. Она шумно вздохнула, резко встряхнула головой и рванула шнурки плаща, затягивая у горла капюшон. Когда она показалась из-под ели, Ролло был уже далеко. Он шел не спеша, слегка сутулясь на ходу. Эмма, ускоряя шаг, последовала за ним. Маленький взбешенный зверек вновь ожил в ней. 'Дьявол его побери! Он отшвырнул меня, как пустой мех. Это не пройдет ему даром!'
  
  
  Дикое сердце (Огненный омут)
  Нормандская легенда Книга 3. Глава 12
  
  
  Она вдруг умолкла, видя, как он расстегнул пояс. Попятилась. А он медленно надвигался на нее, как хищник, подкрадывающийся к жертве. И она вдруг ощутила только ужас и просто обезумела. Вся ее решимость вмиг улетучилась, и инстинктивно она кинулась прочь, рванулась с криком, стараясь укрыться за широкой столешницей. Но Ролло одним гибким движением перескочил через стол, и Эмма не успела отскочить, более того, сбитая его телом, она потеряла равновесие и рухнула на плиты пола.
  - Отпусти меня! - закричала она, отползая, но он резко схватил ее за щиколотки и так сильно рванул вверх, что она оказалась висящей вниз головой. Одежда сбилась ей на голову, и она не знала, что делать: то ли оправлять юбки, то ли отбиваться от Ролло! Ролло же перехватил ее за бедра и грубо, как куклу, бросил на стол так, что она больно ударилась затылком о доски. - Нет! - кричала она, вырываясь и холодея от сознания того, что он собирается с ней сделать. - Грязное животное, скот, отпусти меня!.. Но Ролло, не отвечая, навалился на нее, молниеносно забросив ее ноги себе на плечи. Прямо перед собой она видела его бледное, напряженное лицо зверя... лицо, которое она так любила целовать и ласкать, на котором знала каждую черточку... Но сейчас она не узнавала его. Это был словно не ее Ролло.
  
  - Не смей! Я стану презирать тебя, варвар! Пусти - и будь ты проклят. Ненавижу!
  Она попыталась расцарапать ему лицо, но он вмиг словил ее руки и, сжав их в одной своей, прижал к столешнице, запутав в волосах. Она рвалась, чувствуя, как рвутся пряди, а он, шумно дыша сквозь зубы, возился с одеждой, а потом она вскрикнула, когда он грубо вонзился в нее одним резким толчком. Она ругалась и осыпала его проклятиями, пока он быстро и жестоко насиловал ее. Когда он опустил ее ноги и отошел, Эмма медленно села. Боже, где же ее любовь? Разве за этим она так рвалась через болезни, подземелья и ужас?
  - Будь ты проклят, пес!
  
  Он уже оправил одежду. Стоял, застегивая пряжку богатого пояса. Лицо его оставалось недвижимо, как каменное.
  - Наверное, эти слова ты говорила и всем тем, кто бросал тебя ранее. Она не могла вымолвить ни слова. Ненависть и стыд охватили ее с такой силой, что к горлу подступила дурнота, ей казалось, что сейчас она рухнет на землю. Ролло глядел на нее. В серых глазах застыл холод. Ни отблеска былой нежности.
  - А теперь убирайся. Если к вечеру ты еще будешь в Руане - то пожалеешь; что родилась на свет.
  
  
  Лесная герцогиня
  Нормандская легенда Книга 4. Глава 1
  
  
  В небольшой мазанке, пристроенной за ведущей наверх лестницей, было тепло. Служанки успели принести ей горячей воды и завесили стены цветными полотнищами, придав грубой пристройке пристойный вид. Кровать была застелена вышитыми покрывалами. Они помогли Эмме раздеться, расчесали и уложили на ночь волосы и удалились с поклоном. Она осталась одна, но ненадолго. Вошел герцог, стал раздеваться. Эмма молча глядела на мужа. Сухая лысая голова, нервное подергивание мышц рта, толстая мощная шея. У Ренье было худощавое мускулистое тело, немного сутулое, но не производившее впечатления старого. Она уже свыклась с его запахом, с этим холодным телом... И все же, когда он лег рядом, Эмма внутренне сжалась. Ей захотелось свернуться в тугой комочек - ночи с Ренье были невыносимы. Он щипал ее тело до синяков, сжимал грудь до боли, будто злился, что она рядом. Учтивый вельможа, за которого, находясь в безвыходном положении, она согласилась выйти замуж, мало походил на распаленного похотью и собственной слабостью старого злобного фавна. Его безуспешным судорожным попыткам, казалось, не будет конца. Эмма покорно выполняла все его прихоти, но он только больше бесился. Его костлявая рука грубо вонзилась ей между ног.
  - Сука!.. Вся сухая. Ты не хочешь меня.
  - Я покорна вашей воле...
  Эмма поперхнулась от неожиданной резкой пощечины. Герцог отвернулся.
  - Лежишь как полено. Вся охота пропадает. Ладно, спим.
  И вновь, когда он уснул, она не смогла сдержать слезы, которые все лились и лились, обжигая щеки, но хоть немного облегчая душевные муки...
  
  
  Лесная герцогиня
  Нормандская легенда Книга 4. Глава 2
  
  
  Грек медленно облизнул пухлые губы. Заговорил хрипло:
  - Я захотел попробовать вас, едва только увидел. Ваша кожа, рот... Я хочу вдохнуть ваш запах, я хочу грызть и целовать вас, хочу владеть вами.
  Эмма в ужасе отступала от него, лихорадочно оглядываясь, ища, чем бы обороняться. Сено, одно сено.
  - Вы не посмеете! Я жена вашего господина, я все сообщу ему, и вас накажут... кастрируют... вздернут!..
  Она уперлась спиной в стену, когда Леонтий вдруг дико захохотал.
  - Герцогу?.. А что вы для герцога? Увидитесь ли вы вообще? Он сказал, что я могу с вами делать что мне заблагорассудится, что для него будет хорошо, если вы вообще исчезнете, принцесса Эмма, которую он так добивался и которая не оправдала его надежд.
  Он вдруг зарычал как зверь и бросился на нее. Она визжала и отбивалась. О небо - она и не ожидала, насколько он силен.
  - Не смей! Пусти меня!
  
  Он все так же рычал, до боли сжимал ей грудь, заламывал руку. Она звала на помощь - кого? Они рухнули на сено и боролись, пока он не подмял ее под себя. О, когда-то она падала в обморок, едва ее касался мужчина. Сейчас же она лишь вырывалась, отчаянно, безнадежно.
  - На помощь!
  Никто не придет. А если и придет, то только затем, чтобы держать ее. Она в ловушке, как когда-то давно, когда Ролло бросил ее в руки своим воинам. Откуда у нее брались силы? Она сопротивлялась, но этим словно только распаляла грека, она пыталась бить его, но он лишь хохотал, потом навалился на нее и начал душить. 'Я умираю, - подумала она. - Это хорошо, это конец'.
  
  Но Леонтий заставлял ее прийти в себя, стал трясти, бить по щекам. И едва она застонала, зашелся безудержным смехом. Потом он ударил ее, сильно, кулаком в лицо. Она охнула, старалась отползти, задыхаясь пылью и сеном. Но он вновь опрокидывал ее, избивал так, что она ничего не стала соображать, превратилась в тряпичную куклу.
  Он тряс ее.
  - Ну, давай же!.. Сопротивляйся!
  У нее больше не осталось сил. Чувствовала, как трещит ткань платья, как его жесткие, похотливые руки мнут и терзают ее тело. Нет, она не станет сопротивляться. Она была готова сдаться, лишь поскорей бы все закончилось. Даже не пошевелилась, когда его холодные пальцы скользнули ей между ног, больно вонзились в низ живота. Эмма сцепила зубы, сдерживая стон.
  Но Леонтий неожиданно прекратил пытку.
  - Очнись!
  
  Она не желала подчиняться, но, оказывается, его не устраивала ее пассивность. Он ущипнул ее за бедро, рванул.
  - Ну же! Сопротивляйся!
  - Нет. Я больше не шевельнусь, - прошептала она разбитыми губами. - Делайте все, что угодно, и будьте вы прокляты.
  Он неожиданно затих, тяжело дыша. Потом поднялся. Эмма слабо приоткрыла глаза. Он стоял, глядя на нее. Потом стал возиться с одеждой, и она увидела, как он резко сорвал ремень, сложил его вдвое. Длинно выругался на незнакомом языке, схватил свою обессиленную жертву за волосы, рывком приподнял от пола.
  - Ты не обманешь меня, сука! Я не буду тешиться с неживой!
  
  Он вдруг с силой заломил ей руку так, что она не смогла сдержать невольного крика, и это снова распалило палача. Рывком он задрал ей платье и со всей силой стал хлестать пряжкой ремня по ягодицам, по бедрам. Она кусала губы, пыталась вырваться, но поняла, что он способен сломать ей руку. Ремень вновь опустился, и она взвыла под торжествующий смех своего мучителя. Ремень рассекал ей кожу до крови. С каждой минутой боль становилась все нестерпимее, прожигала ее насквозь как огнем. Эмма сгорбилась, сжалась, а грек продолжал ее хлестать не помня себя.
  Ее крики довели его до исступления, и тогда он намотал ее волосы на руку и рывком поставил ее на колени.
  - Славная охота! - прохрипел он, вонзаясь в нее.
  - Не-е-ет! - прокричала Эмма и сдалась, и лишь задыхалась и рыдала в сене, пока все не кончилось.
  Когда он ушел, она лежала, не в силах пошевелиться. Тело ее было истерзано, а в душе словно что-то треснуло, надломилось. В оставленную открытой дверь врывался холод. Эмма продрогла до мозга костей, но при малейшем движении резкая боль пронзала ее, и она расплакалась, натягивая на израненное тело одежду. Она была вся в крови.
  - Я хочу умереть... Ролло, кому ты меня отдал?..
  
  Она еле доползла до двери и, прикрыв ее, припала к ней, застыла. Она не смогла откинуться на спину, так как вся ее спина, ягодицы и ноги были изранены. Но вдруг она ощутила страх за свое дитя, ощупала себя. Кажется, грек не уничтожил зарождающуюся в ней жизнь. Но даже это не приободрило ее. Что ее ждет? Что еще с ней сделает это чудовище? Она полностью в его власти, она беззащитна перед ним, она отдана ему.
  Эмма застыла, оцепенела, боясь пошевелиться. Душа ее беззвучно кричала, взывая к Деве Марии, но Эмма не была уверена, что небо внемлет ей. Все отвернулись от нее - даже небеса. Когда это произошло? Она уже не могла вспомнить. Ведь были же в ее жизни радость, пение, смех. Но уже давно ей стало казаться, что она провалилась в бездну. Она боролась, она противилась своему падению. И вот она оказалась на самом дне. И теперь ей надо научиться существовать в этом аду. Однако при одной мысли об этом она вздрогнула и выпрямилась. И тут же застонала. Нет, ей нужно что-то делать. Ради того, чтобы не оставаться беспомощной игрушкой в руках Леонтия, которую он выбросит, когда сломает и изорвет в клочья. Нет, она должна выстоять - хотя бы ради ребенка, что зреет в ее теле. Ведь если она не потеряла ребенка после сегодняшнего кошмара - значит, ей еще что-то осталось. И ради этого стоит бороться. Но как? Что она может предпринять? Она застонала, переменив позу. Тело казалось сплошной раной. Когда-то она уже пережила подобное унижение. И смогла выжить, смогла многого добиться в жизни. Что ж, придется опять начинать все сначала.
  
  
  Лесная герцогиня
  Нормандская легенда Книга 4. Глава 10
  
  
  Эмма стояла у огня, расплетая косы. Гизельберт замер - такой легкой, яркой, словно золотистой показалась она ему. Жена его старого отца. Сколько ей лет - двадцать, двадцать пять? И, спотыкаясь о меховые коврики, он шагнул к ней, протянул руки, обнял.
  - Я не отдам тебя никому! Ты будешь только моя...
  Эмма почти не понимала, что он говорит. Но его тихий срывающийся шепот окутал ее волной тепла, и все остатки сомнений рассеялись. Гизельберт был невысок, почти одного роста с Эммой, но сила его рук, его несдерживаемая страсть, жадность, с которой он привлек ее к себе, заставили почувствовать себя слабой и покорной ему. Она была пленницей одиночества, и вот пришел освободитель, и Эмма глядела на него как зачарованная, пока глаза ее счастливо не закрылись и она не доверилась его рукам, не думая больше ни о чем.
  
  От бесконечных жгучих поцелуев губы Эммы стали красными и припухшими, а Гизельберт продолжал целовать ее - глаза, щеки, лоб, подбородок. Легонько покусывая ее мочку уха, он заставил ее застонать и сам застонал, легко поднял ее, отнес на ложе, медленно опустил, не отрывая от нее губ. Потом лег рядом, едва касаясь ее груди своей грудью и продолжая осыпать поцелуями. Да, в любовных играх этот мальчик был не новичок, она поняла это, когда заметила, что на ней совсем не осталось одежды. И тотчас сама судорожно стала стягивать с него тунику. Она так хотела касаться его, быть к нему ближе, еще ближе... Ничего и никто теперь не сможет помешать им. Ведь он приехал сюда из-за нее, приехал к ней... Это была ее последняя мысль, а потом остался лишь он, его лихорадочные поцелуи, ненасытные ласки, тяжесть его тела, и, наконец, пришло то невероятное блаженство, которого она была лишена так долго, когда весь мир расплылся и лишь глубоко в ней нарастала теплая волна, и ее понесло куда-то ввысь, пока она не вскрикнула, не в силах сдержать себя в блеске этого ослепительного наслаждения.
  
  Приподнявшись на локтях, Гизельберт пораженно разглядывал женщину, которая медленно приходила в себя. Ее разметавшиеся огненные волосы, влажные губы, полузакрытые глаза. Он видел кожу ее шеи, нежные полушария груди со шрамом... У него еще никогда не было женщин со шрамом. Такой изъян на столь совершенном теле. И это опять возбудило его, черт возьми - он вновь хотел ее. Неудивительно, что даже его старого отца смогла воспламенить эта женщина. И он вновь набросился на нее, почти грубо, даже не обратил внимание на ее легкий протест, однако не останавливался, пока ее дыхание вновь не стало сбиваться, и он опять наблюдал за ней, упиваясь зрелищем, чувствуя, как она, словно помимо воли, отвечает на толчки его тела, и ощущая удовольствие от ее полной покорности, от готовности принадлежать ему безраздельно. И он не смог сдержать ликующего крика и сильно укусил ее в губы, рыча и задыхаясь одновременно.
  
  Эмма только потом ощутила боль, словно с недоумением провела пальцами по губам. Он смотрел на нее, смотрел странным напряженным взглядом, и она улыбнулась ему, все еще чувствуя привкус крови. Однако ее тело было словно сломлено блаженной усталостью, она не хотела возмущаться, она была благодарна ему за доставленное удовольствие. Поэтому ощутила себя неуютно, когда он отодвинулся, сел.
  - Мой принц... - Она ласково провела кончиками пальцев по его спине. Так и не поняла, отчего он так глубоко и протяжно вздохнул и почему-то отстранил ее руку.
  - Тебе было хорошо со мной?
  Он как-то странно поглядел на нее через плечо. Теперь, когда прошел порыв страсти, он видел все иначе. Он даже стал все воспринимать по-другому. Но невольное волнение в ее глазах словно задело что-то в его душе, и он опять ощутил предательскую нежность. Проклятье, он не может быть слабым. Он всегда должен помнить, что привело его к ней. И Гизельберт засмеялся сухим, нервным смехом.
  - Эмма, ты любишь меня?
  Она чуть нахмурилась, и ее медлительность рассердила его.
  - Ты любишь меня?
  - Не знаю, мой принц. Но мне кажется, я смогу полюбить тебя.
  Она заставила себя улыбнуться, но теперь он был серьезен.
  - Тогда могла бы ты сделать для меня кое-что?
  
  Кое-что? Что же он еще от нее хочет? Она пожала плечами, все так же улыбаясь и не сводя с него глаз.
  Гизельберт встал и стал торопливо одеваться. Она смотрела на него с легким удивлением.
  - Ты уже уходишь? Разве не останешься со мной?
  Он как раз надевал через голову тунику. На миг замер. Потом резко натянул ее. Еще взлохмаченный, улыбающийся, глядел на нее.
  - А ты бы хотела, чтобы я остался?
  - Да. О да. Иди ко мне.
  Но он проигнорировал ее протянутые руки. Резко встал. Вышел.
  
  Она все еще ничего не понимала, когда услышала, что он возвращается. Но не один. Она торопливо набросила на себя одеяло.
  Зачем он привел их сюда? Всех. Они глядели на нее так, что она испугалась.
  - Гизельберт?
  Он, улыбаясь, сел на край ложа.
  - Ты прекрасная возлюбленная, рыжая Эмма. Но эти люди - мои ближайшие подданные, и у нас принято делиться всем. Даже женщинами. Поэтому я попрошу тебя оказать те же милости, что ты оказывала мне, и этим людям.
  Эмме показалось, что она сходит с ума. Глядела на них, еще не в силах поверить, что это не страшный сон. Перевела взгляд на принца.
  - Гизельберт?
  И замерла, увидев жгучую печаль в его потемневших глазах. Почти боль.
  - Я обещал им тебя, Эмма. И не могу нарушить слова.
  
  Она пыталась вздохнуть, но дыхание давалось словно с трудом. А потом появилось ощущение, будто что-то треснуло в груди. Она поняла... поняла, что опять попала в ловушку. Тяжело подняв веки, взглянула на Гизельберта. И он едва не пошатнулся от безграничного презрения в этом взгляде. Но заставил себя сдержаться, продолжая глядеть на нее с решительным спокойствием господина. Пока не сдавило грудь, и он отвернулся. Его люди стояли рядом. Их глаза горели, слышалось тяжелое дыхание. Аббат Дрого первый шагнул вперед, навалился коленом на кровать так, что она скрипнула.
  
  Первым у нее был нетерпеливый аббат Дрого. Она лежала под ним спокойная и безучастная. Но едва Гизельберт вошел, как она повернула лицо, и он встретился с ее полным ненависти взглядом. Гизельберт невольно передернул плечами, попытался улыбнуться, но улыбка вышла похожей на гримасу. И он поспешил отвернуться. Отошел к слабо рдеющему камину, но сил подбросить поленьев не было. Осел в кресло, сгорбившись, как старик. Больше не оглядывался. Слышал довольное хрюканье аббата. Взбираясь на Эмму, тот подзадоривал себя непристойными, грубыми словами.
  
  Она лежала покорно, не шевелясь. Когда-то это все уже было в ее жизни. Тогда она выдержала, сможет и теперь. Она лишь кусала губы, ругая себя за глупую доверчивость, за слабость, за то, что не может удержать бессильных слез, которые словно еще больше распаляли насильников. Они едва не стонали, еле сдерживались, и, пока очередной из мучителей насиловал ее, они мяли ее грудь, запрокидывали ей голову, стараясь засунуться ей в рот. Она все принимала безучастно, как труп. И лишь когда в нее вонзился Матфрид, не смогла сдержать болезненного, рвущегося сквозь сцепленные зубы стона.
  
  - Ага, красавица! - захохотал Матфрид. - Теперь узнаешь, почему меня называют Бивнем.
  Ей казалось, что он сейчас разорвет ее пополам, что они все растерзают ее на части. И даже потом, когда Бивень довольно обмяк и свалился с нее, а сверху оказался следующий - она уже не различала кто, - она продолжала стонать и желала лишь одного - чтобы скорее этот ад закончился, чтобы она провалилась в небытие, чтобы она умерла... Они гоготали, говорили сальности, хрипели. По-видимому, вседозволенность преступления и беззащитность жертвы совсем свели их с ума. Они не знали усталости, они просто озверели. И когда Гизельберт увидел, что Гильдуэн и близнецы вытворяют с ее полуживым телом, у него потемнело в глазах. Он кинулся к ним, стал расталкивать, кричал... пока не увидел направленное ему в горло лезвие ножа. Молоденький Адам совсем, видно, потерял голову, раз поднял оружие против своего принца. Но остальные не спешили его останавливать. Гизельберту пришлось взять себя в руки. И в нем словно проснулась передавшаяся ему по наследству спокойная властность его отца.
  - Мы договорились использовать ее, но не убивать. Нам не будет большой выгоды, если всплывет убийство герцогини.
  
  Даже само слово 'герцогиня', казалось, было не применимым к этому измученному, лежавшему поперек кровати телу. И они рассмеялись. Кто узнает об этом? А ребенка можно просто убить - и все концы в воду.
  Однако Гизельберт уже накрыл Эмму, заслонил собой.
  - Ее ищут. Рано или поздно нападут на след. И нам не будет большой корысти, если мы прослывем убийцами.
  Он говорил, обращаясь ко всем, но глядел на Гильдуэна, самого рассудительного. И ему понадобилась вся воля, все его упорство, чтобы смысл сказанных им слов дошел до них. Сначала Гильдуэн, а потом и другие стали постепенно приходить в себя. Матфрид наконец заметил, что весь в крови, стал вытирать бороду сорванным с армы станка неоконченным куском полотна. Потом натянул тунику.
  
  
  Happy End
  
  
  Эмма щурилась в темноте, чувствуя, как на ресницы ложатся снежинки. Улыбнулась, когда Ролло заставил коня боком приблизиться к ней. И обнял. Тихо всхлипнула, прильнув к нему.
  - Ролло...
  Сказать больше ничего не успела, так как его теплые губы уже прижались к ее устам. И в следующий миг они словно забыли обо всем, целовались, не замечая, что их все обогнали, что они остались одни среди ночи и снега. Но вместе. И на свободе.
  Их лошади затоптались, заставив их разомкнуть объятия. Все еще тяжело дыша, счастливые, они во тьме глядели друг на друга.
  - Я люблю тебя, - сказала Эмма.
  - Я знаю, - ответил он. - Поэтому и приехал за тобой.
  - Нет, ты приехал потому, что тоже любишь меня.
  Он засмеялся.
  - О да! Да! Это так, рыжая. И теперь я тебя никому не отдам.
  Так же, смеясь, они пришпорили лошадей и поехали догонять остальных.
  
   Собственно, если разбавить мою нетленку псевдоисторической водой то будет то же самое что у Вилар, только сверху (взгляд на викингов ис Асгарда).
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"