- Часовой первого поста рядовой Василенко,- представился я в трубку телефона, расположенного на наблюдательной вышке первого поста, - за время несения службы происшествий не случилось.
- Смена вышла, - ответил мне равнодушным голосом солдат из состава караула.
- Хорошо, - ответил я и положил трубку на аппарат.
Вот и подходят к концу очередные два часа, проведенных мной на наблюдательной вышке. Через несколько минут после сообщения о том, что вышла смена, смена караула появилась в парке. Трое караульных, заступающих на посты, и разводящий младший сержант Мордованов неспешно приближались к моей вышке. Наблюдательная вышка первого поста стоит в центре автомобильного парка части и ее никак нельзя обойти, чтобы не пройти рядом. Вот и сейчас смена, не останавливаясь, проходит как раз под моей вышкой. Сегодня в будний день я сменяюсь с поста последним, поэтому и не покидаю пока своей вышки, грустным взглядом провожая парней. Смена караула сначала идет на второй пост. Сменив там часового, смена пошла на третий пост и только после этого стали менять меня. Покинув вышку и сменившись, я со сменой, молча, пошел в караулку. Во время движения смены караула строго запрещено переговариваться, хотя караульные естественно нарушают иногда это правило, шепотом переговариваясь друг с другом, если конечно рядом нет офицеров, и ведет смену лояльный разводящий. Сегодня разводящим Мордованов Роман - мой друг. Подружился я с Мордовановым еще по духанке. Его призвали на несколько дней позже меня, и он был из пьяного призыва. Так прозвали парней прибывших в часть из Амурской области. Когда их неровным строем еще одетых в гражданскую одежду ввели на территорию части через КПП, то это было то еще зрелище. Половина из тех парней едва держались на ногах, так они напились по дороге в часть, но, несмотря на это, вели себя они довольно дерзко. Начали орать на всю часть нехорошие слова в сторону дедов.
- Ну, где вы, деды?! Выходите - будем драться! Где вы, суки?! А ну строиться!!! Вешайтесь, мы с Амура вас задолбим!
Конечно, понятно, что пьяным море по колено, но деды обиделись. Когда парней переодели и перевели на карантин в казарму, группа старослужащих вечером тайком проникла в расположение молодых солдат и по одному отдубасили парней с пьяного призыва. Однако били они в основном невиновных, потому что офицеры, понимая, что самым главным сквернословам из пьяного призыва жизни не дадут, сразу же перевели их в другую воинскую часть. Но деды, помня те оскорбления, били теперь парней с пьяного призыва яростнее других духов. И именно из этого пьяного призыва был Мордованов. И он тоже получил свою порцию побоев за ту провокацию. Он, конечно, отрицал, что что-то кричал в адрес дедов, но то, что они вдрызг напились в автобусе, с улыбкой признавал. Мы, духи, искренне жалели парней с пьяного призыва и как могли, помогали им, пряча их от дедов, которые периодически наведывались к нам в расположение в поисках обнаглевших. Больше других мне было жалко Мордованова.
Мордованов высокий парень 185 сантиметров ростом был и широк в плечах. У него были сильные руки с широкими ладонями. Он никого не боялся, кроме старослужащих, потому что был крепок и смел. Обладал он и прекрасным чувством юмора, любил по-доброму шутить и заливисто смеялся над удачными шутками других. С его лица улыбка почти не сходила, потому что он во всем видел смешные стороны. У него был небольшой набор деревенских шуток-прибауток, которые подходили под те или иные бытовые ситуации. Как-то мне пришлось справлять малую нужду рядом с ним на газон возле туалета на улице, потому как в туалете было не протолкнуться. И неожиданно Мордованов смачно пукнул. "Поссать и не пернуть, что трахнуть и не кончить!" - заявил он и все засмеялись, мгновенно забыв про неприятный инцидент с испорченным воздухом. Или когда сильно хотелось есть, Роман часто приговаривал: " Хочется есть больше чем трахаться!" и все Мордованова прекрасно понимали. Я не видел, чтобы Роман с кем-нибудь дрался или конфликтовал, потому что он умел сглаживать острые углы уместными шутками. И противники предпочитали смеяться, нежели пытать счастья в драке с сильным противником.
Мне очень захотелось подружиться с Мордовановым, потому что это был добрый и сильный парень, но я Роману был не особо интересен. И это было понятно и объяснимо. Он искал себе в друзья-союзники больших ребят, а я был невысок ростом и не широк в плечах. К тому же после карантина мы попали хоть и в один батальон, но в разные роты. Роман в своей роте подружился с таким же высоким и широкоплечим Козловым - солдатом нашего призыва, который был очень агрессивен и уважаем среди солдат нашего призыва. Козлов почему-то сильно невзлюбил меня, наверное, потому что я подрался с его другим другом Божиковым. И мне пришлось бы однажды подраться и с Козловым, потому что он постоянно пытался поднять меня на смех и ни в какую не хотел признавать во мне ровню себе. Мы бы и подрались, если бы не Мордованов. Роман всегда уводил Козлова в сторону от меня под разными предлогами, как только замечал, что между нами вспыхивает ссора. Роману нравилось, как я шутил, и нравилось ему то, что я понимал юмор в его тонких шутках. Между нами была некая взаимосвязь, но не было еще дружбы. Но вот однажды, тогда еще по духанке, я предложил Роману пойти со мной в увольнение. Жил он далеко от города, где мы служили, и в увольнения не ходил, но я позвал его к себе домой. Я решил воспользоваться тем, что служу по месту жительства и это сработало. Роман согласился пойти со мной в увольнение, благо на тот момент проблем с увольнениями в батальоне не было. Мои родители встретили нас очень хорошо, накормили, напоили и все такое. Выспавшись, на следующий день мы решили пойти в центр города - Роман хотел посмотреть на город. Мои родители помогли найти ему гражданскую одежду и вот мы вышли гулять.
Я показывал Роману, что где находится интересного в нашем городе и тут мы встретили солдата из его роты, который тоже вышел в увольнение. Это был отслуживший уже год младший сержант Петров - мягкий, но крепкий молчаливый парень с красивыми чертами лица. Родом он был тоже издалека - из Магадана и вот он, как и мы вышел посмотреть на город. Одет он в отличие от нас был в солдатскую парадную форму, которая и сыграла с ним злую шутку. Мы с Романом обрадовались встрече с Петровым, и хотели было постоять с ним поговорить, но он в испуге лишь озирался по сторонам и вдруг, увидев кого-то, поспешил прочь от нас, быстро заскочив в какой-то магазинчик.
- Что это с ним? - спросил я Романа.
- Не знаю, - ответил Мордованов. И тут к нам подошли человек шесть. Это были молодые невысокие накачанные парни с короткими стрижками и в спортивных костюмах.
- Где он? - Спросил самый здоровый из них у меня.
- Кто? - поинтересовался я.
- Ну, этот салабон чушкарь по форме.
- Не знаю, - ответил я.
- Что ты мне чешешь, - не поверил мне здоровяк. - Я видел, как он подошел к вам и вы о чем-то говорили. Вы тоже салабоны?
- Нет, - ответил я. - Мы местные с Междуречья, - назвал я микрорайон, в котором жил.
- А почему вы тогда лысые? - обратился здоровяк к Роману.
- А сейчас все так стригутся - под солдата, - ответил Мордованов не слишком правдоподобно.
- Ты тоже местный? - спросил у него десантник.
- Да, - соврал Роман.
- Он живет рядом со мной в соседнем доме на Междуречье, - вклинился я в разговор десантника с Мордовановым.
- Ну и чо ты, Междуречье? Междуречье и чо. - Попер на меня с агрессией здоровяк. - Тоже мне - местный! Ну, а мы дэшэбы, служим тут. Давай, короче, собирай своих парней местных с Междуречья и поговорим.
Я не знал, что ему ответить и лишь молчал, рассматривая его глаза.
- Чо? Зассал? - продолжал давить на меня десантник.
- Нет, - спокойно ответил я, не отводя взгляда от его глаз. - Просто непонятно зачем собирать народ. Что я скажу своим парням? У тебя какие-то претензии ко мне? Или ты что-то хочешь доказать?
- Да, вот мы вшестером все твое Междуречье перебьем. Понял? Проверим?
- Понял, - ответил я и замолчал, стараясь не провоцировать агрессивного десантника.
- Ладно, пошли, парни, - обратился он к своим молчаливым сослуживцам, которые смотрели на нас ненавидящими глазами.
Банда десантников оставила нас, отправившись выискивать новых жертв из числа солдат других частей, которых десантники почему-то считали ниже себя и которых считали своим долгом побить за это. Вообще десантники всегда вели себя вызывающе, где бы я с ними не сталкивался, а столкнуться с ними мне пришлось еще и в госпитале, куда я попал по болезни. До этого Вадик Ковтун мне рассказывал, что в госпитале десантники беспредельничают и я поверил ему после этого случая, а вскоре еще раз в этом убедился, сам столкнувшись с десантниками в госпитале.
После этого происшествия Мордованов зауважал меня. Я не испугался толпы накачанных хулиганов и ловко все разрулил. К тому же принял Романа дома как самого дорогого гостя. Теперь это был мой верный друг, который ни разу за всю мою службу меня не подвел. Но вернемся к тому моменту, когда сменив часовых на постах, смена караула шла из парка в караульное помещение.
Навстречу смене караула в парке вырулил 66-ой ГАЗик, за рулем которого сидел Шурик Сахаров, наш с Мордовановым приятель. Я губами прошептал: "Шурик", - и Сахаров, в знак приветствия, закивал мне головой. Именно Шурик Сахаров постриг меня на карантине машинкой под ноль. Он тогда всех духов стриг под ноль, но мне сделал на машинке самый приемлемый уровень, чтобы остались хоть какие-то волосики на моей голове.
Возле стоянки легковых автомобилей какой-то отставной офицер с усердием чистил свою собаку колли. Пес равнодушным взглядом взглянул на сменившихся часовых, а мне почему-то подумалось, что офицер чистит свою собаку так, как будто это автомобиль. Как-то так грубовато у него получалось - без ласки и нежности. Но собаке было все равно - она, наверное, уже привыкла к такому отношению. Пройдя мимо этой парочки, мы вошли в длинный "коридор смерти" - так прозвали в нашей части проход от парка до караульного комплекса. Прозвали этот проход так страшно, потому что в нем караульные были особо беззащитны. С одной стороны этого прохода стоял бетонный забор с колючей проволокой наверху, за которым шла гражданская дорога, а с другой стороны высокая кирпичная стена автомобильного бокса. Если бы кто-то незаметно забрался на крышу этого бокса и начал вести оттуда по нам огонь, то он покрошил бы нас в два счета, потому что спрятаться нам здесь было негде. Также могли нас пострелять и через забор, ведь верхняя его часть была узорчатая с пустотами, через которые легко можно было просунуть дуло автомата. Всю опасность этого прохода мы отлично понимали, ведь офицеры не раз обращали наше внимание на этот коридор, поэтому заходя сюда, мы всегда были настороже, по крайней мере я.
- Ван, комбат приходил? - спросил Мордованова Барейшин, один из сменившихся часовых. Барейшину было интересно, приходил ли командир батальона подполковник Грачев в наше отсутствие в караульное помещение для проверки караула. Если бы он приходил, то нашей смене дышалось бы легче - второй раз комбат врядли пришел бы проверять.
- Нет, не приходил, - ответил Мордованов.
- Приходил? - переспросил Барейшин.
- Нет, - ответил разводящий.
- Да? - опять не расслышав ответа Мордованова, переспросил Барейшин.
- Нет! - Роман развернулся к Барейшину, идущему позади него. - Ты задолбал уже! Глухой вконец!
- Конечно, ты отвечаешь себе под нос, - проговорил в свое оправдание Барейшин.
- Я три раза тебе ответил.
- И все время себе под нос. То ли да, то ли нет - не поймешь.
С Мордовановым не боялись пререкаться и спорить даже солдаты младших призывов, к которым относился и Барейшин, потому что у Романа был добрый нрав. На его месте Ведьмаченко, например, уже врезал бы Барейшину, но как хорошо, что сейчас нас разводил Мордованов.
Смена подошла к калитке караульного комплекса. Одновременно с нами к калитке подошел прапорщик Еремин, видимо он хотел вскрыть свое хранилище в парке, а для этого ему нужно было получить разрешение начальника караула. Мордованов клацнул тумблером на калитке, после чего в караулке должен был раздаться звонок, извещающий о том, что кто-то пришел. Но из караулки что-то никто не вышел. Мордованов опять клацнул тумблером, однако эффекта это никакого не дало.
- Опять калитка не работает, - Барейшин подошел и трясанул железную дверь калитки. Одновременно с этим трясом громко свистнул разводящий Мордованов. Однако опять никто не вышел открывать калитку.
- Самбын, - обратился Роман к третьему часовому, сменившемуся с поста, - пойди, обойди караулку, залезь там под воротами и постучи в дверь.
Самбын самый низкий солдат в нашем батальоне - это один из призванных недавно десяти тувинцев. Для него не составило особого труда пролезть под воротами караульного комплекса и вот он уже стоит перед дверью и стучит в нее.
- Сильнее стукни по двери, Самбын, - посоветовал товарищу Барейшин. Самбын для верности ногой пнул в дверь, и она наконец-то открылась. На пороге стоял ПНК (помощник начальника караула) сержант Ведьмаченко.
- А через дверь вы не могли зайти? - недовольно произнес Ведьмаченко, подумав сначала, что мы все пролезли под воротами караульного комплекса.
- Мы здесь уже минут десять долбимся, - ответил Мордованов, - открывайте калитку.
Когда Ведьмаченко пошел обратно в караулку, прапорщик Еремин расхохотался.
- Ну и служба у вас тут!
- Да это просто калитка опять не работает, - попытался оправдаться Мордованов.
- А как же вы вчера принимали наряд?
- А вчера она работала.
- Да я вчера в полседьмого приходил - калитка тоже не работала, - продолжал настаивать Еремин.
- Она у нас целый день нормально работала, - знаючи и я вклинился в спор, - вот только сейчас она сломалась.
Из караулки вышел караульный Тернов со связкой ключей и наконец-то открыл нам калитку.
- Ведьма задолбал, мыть полы нас заставил, - проговорил Тернов, конкретно ни к кому не обращаясь.
Прапорщик Еремин зашел в караульное помещение, а к нам вышел начальник караула. Мы пошли к пункту разряжания оружия и положили свои автоматы на специальные подставки.
- Ох, и холодно стоять на вышке два часа без движения, - промолвил Барейшин. Он, как и Самбын, недавно начали ходить в караул, и для них многое было вновь.
- Так двигался бы, - посоветовал начальник караула старший лейтенант Коротков.
- Да на вышке надвигаешься...
Мы разрядили наши автоматы. Оставив пункт разряжания оружия, мы вошли в помещение. Здесь полным ходом шла уборка. Мышкин в комнате бодрствующей смены накрошил мыла на пол и собрался намыливать его щеткой. Тернов домывал коридорчик, расположенный рядом с туалетом.
- Мышкин, а почему ты здесь моешь? - обратился я к Мышкину. Накануне, когда Ведьмаченко озадачил всех предстоящей генеральной уборкой, мы трое караульных первого поста по справедливости распределили между собой территории для уборки. И вот сейчас я вижу, что Мышкин наглым образом залез на мою территорию, не собираясь, конечно же, убирать свою.
- А мне Ведьма сказал убирать здесь, - ответил Мышкин и дополнительные вопросы отпали сами собой.
"Ну, хорошо", - подумал я, - "твою территорию я все равно убирать не буду. Я уберу кухню, которую должен был мыть, заступивший на пост, Доронеев".
- Быстро ешьте и приступайте к уборке, - крикнул нам, сидящий перед телевизором, Ведьмаченко.
"Вот, черт", - подумал я: "поставил нам задачи и сидит, телевизор смотрит. Тут только с вышки пришел, отдохнуть бы, а этот - уборку устроил! Отоспался за ночь в караулке и теперь командует тут, гад!"
Мы, молча, поставили автоматы в пирамиду, разделись и пошли есть на кухню. Завтрак сегодня представлял из себя жидкую картошку с плавающими в ней маленькими кусочками мяса. Барейшин взял первым тарелку, наложил себе завтрак из ведра и поставил тарелку с картошкой греться в духовку.
- Пусть подогреется, а то картошка холодная совсем.
Я заглянул в ведро с картошкой и увидел там сиротливо плавающие три кусочка мяса. И это при том, что в тарелке у Барейшина мяса было чуть ли не в два раза больше, чем в ведре, из которого предстояло поесть мне и Самбыну.
- Ну, ты, Бара, и даешь,- возмутился я действиям Барейшина. - Забрал все мясо и ничего нам с Самбыном не оставил.
- Да там еще есть, - стал оправдываться Барейшин, - всем хватит.
Чтобы избежать ругани Барейшин быстренько вышел из кухни. Вообще с Барейшиным я в нормальных отношениях. Он тоже, как и я, местный, но жили мы в городе в разных микрорайонах. Барейшин призвался в армию позже меня на полгода и попал к нам в роту. Поначалу это был здоровый и упрямый увалень ростом где-то метр восемьдесят. Он ничего не хотел делать, со всеми спорил, но, после того как несколько ночей подряд Цыплич, Лисицын и их шайка хорошенько полупили его, Барейшин стал покладистей. Потом он сильно похудел на солдатских харчах, и теперь это был стройный смышленый парнишка. До этого у меня было несколько стычек с Барейшиным, когда он начинал барагозить на меня, подвергая сомнению мой авторитет. За это я перестал записывать его в рапорты на увольнения. Еще однажды, когда мы сменой вышли из караулки и пошли на посты также с разводящим Мордовановым, случилось так, что я ударил Барейшина. Он шел впереди меня и что-то там вякал на меня как обычно. Я решил дать ему под зад ногой, как делал до этого уже не раз в подобных ситуациях, но попасть по двигающейся мишени было всегда непросто. В тот раз я подошел к Барейшину как можно ближе и ударил с поправкой на то, что он сместится немного вперед. Однако мой несильный удар получился немного глубже, нежели я рассчитывал, и попал я не по заднице, а по яйцам Барейшина. Он мгновенно сложился пополам и упал в траву на обочине, схватившись за пах.
- Вася, ты дурак! - сквозь боль процедил Барейшин.
- Извини, - со смехом ответил я. - Я хотел ударить по заднице, но попал еще лучше. Ха-ха-ха.
- Не дай Бог еще ударишь меня, - поднялся на ноги Барейшин.
- А ты не вякай на меня, - сказал я. - И все будет нормально.
С тех пор Барейшин не борзел при мне и соблюдал субординацию со мной как с солдатом, отслужившим больше него.
Я наложил себе картошки в тарелку, налил чая в кружку, взял хлеба и сел есть за кухонный стол. Через минуту, наложив себе завтрак в тарелку, за кухонный стол сел и Самбын. Самбын заслуживает того чтобы рассказать несколько слов и о нем. Как я уже писал выше он был одним из десяти одновременно призванных к нам в часть тувинцев - это коренные жители Тувы. Они внешне похожи на корейцев или на китайцев. Держали их первые два месяца в нашей части вместе, чтобы они лучше прошли адаптацию. Приставили к ним сержанта Омарбекова, который защищал их от других и понемногу обучал солдатскому ремеслу. Жили они в нашем расположении, то есть расположении дорожного батальона. Близко столкнулся я с тувинцами, когда однажды, будучи уже щеглом, заступил в наряд по столовой. Тогда со мной в наряд заступили еще несколько щеглов из моей роты и несколько духов. Получилось так, что я и Вадик Ковтун были самыми авторитетными среди нашего наряда по столовой. И вот сдавать нам наряд по столовой должны были тувинцы, которые на тот момент отслужили на полгода меньше меня и Вадика. Мы прошлись по столовой и заметили, что убрано довольно плохо. Тогда мы подошли всем своим нарядом к тувинцам.
- Парни, а что так плохо убрано? - обратился я к тувинцам.
- Да нормально все убрано, - встрял в разговор единственный солдат русской национальности, который оказался в одном наряде с тувинцами.
- Ну, где же нормально, - возмутился я. - На мойке грязно, в зале грязно, в цехах грязно. Давайте вымывайте все.
- Не будем мы ничего мыть, - настаивал славянин, тувинцы же, насупившись, молчали.
- Слышь ты, душара, схватил тряпку и начал мыть, - стал терять я терпение.
- А то что? - не унимался обнаглевший дух.
- А то однажды ты пожалеешь об этом, - я вдруг заметил, что к нам в варочную, где мы разговаривали, зашел Рэмбо. Рэмбо - это погоняло очень уважаемого деда со спецбатальона. Уважали его за невероятную силу и твердость характера, которые он не раз проявлял на спортивных праздниках, которые офицеры регулярно устраивали для солдат в выходные. По ходу именно Рэмбо был старшим наряда по столовой среди тувинцев. Решимости у меня резко поубавилось.
- А то, что будет? - продолжал выпытывать обнаглевший дух. Да, если бы за моей спиной был Рэмбо, я бы тоже наглел.
- А то однажды, когда тебе нужна будет моя помощь, ты ее не получишь, - витиевато ответил я.
- Что тут происходит? - подошел ко мне и Вадиму Рэмбо.
- Да вот наезжают на нас, - начал жаловаться дух. - Говорят, что мы - духи и должны все перемывать.
Рэмбо тут же врезал кулаком по лицу Вадиму Ковтуну. Его голову резко откинуло назад, и сам он отшатнулся, сделав полшага назад. Однако Ковтун быстро пришел в себя, и хотел уже было врезать в ответ, но я остановил его. Не хватало нам еще проблем с дедами из спецбатальона. А то, что Рэмбо мог вмиг собрать огромную толпу дедов, я нисколько не сомневался. Нас бы так отделали за этого Рэмбо, что и мама бы потом не узнала.
- Ладно, - сказал я, - мы потом еще сочтемся. Пошли, парни, - обратился я к своему наряду, и мы оставили непокорных духов во главе с Рэмбо.
- А что ты мне не дал его ударить? - возмутился тогда Вадик, когда мы отошли.
- Ты что не понимаешь, что это Рэмбо! Нас за него порвут на части!
- А почему он ударил именно меня? - обиженно спросил Ковтун. - Почему он тебя не ударил?
- Потому что ты самый здоровый среди нас, - ответил я со смехом. - А когда разговариваешь с разъяренной толпой, то, вырубив самого здорового, можешь внести смятение в сердца и остальных.
- Но он меня не вырубил. - С гордостью сообщил мне Вадик.
- Я видел, - сказал я. - Что больно он ударил?
- Да, ничо, - не стал плакаться мне друг.
Потом тувинцев разъединив, разбросали по батальонам и к нам в роту попали трое. Это были Ламна, Самбын и Курасал. Меня и Вадима они поначалу боялись как огня, но бить их начали не мы, а все те же Цыплич, Лисицын и их ватага. Самым сильным и уважаемым среди тувинцев был, как это ни странно, Самбын. Почему это странно показалось мне сначала, да потому что Самбын был ростом чуть выше ста пятидесяти сантиметров и отнюдь не богатырского телосложения. Но как выяснилось позже, Самбын был отменным каратистом. Он с легкостью садился на шпагат и ногами махал не хуже самого Брюса Ли. По прибытии в роту Самбын показал себя тихим и исполнительным солдатом, в отличие от других тувинцев. Все что ему поручали, он исполнял добросовестно и даже проявлял инициативу. Всегда был улыбчивый и доброжелательный. Общался Самбын в основном со своими земляками, но не отчуждался и от других. Никого не трогал, не обижал и себя в обиду не давал. Трогать его поначалу боялись, но вскоре за него взялся Ведьмаченко, который почувствовал в Самбыне конкурента, способного отобрать часть его власти. Ведьмаченко очень хитер, он понимал, что может и проиграть в драке Самбыну, и чтобы не искушать судьбу сделал очень неожиданный маневр. Когда в расположении тувинцы отказались что-то выполнять и спрятались за Самбына, то Ведьмаченко резко схватил Самбына за грудки и прижал его своим телом к спинкам двухярусных кроватей. За мощным телом Ведьмаченко Самбына стало и не видать. Схватившись руками за железные прутья кроватей, сержант сильно сдавил Самбына и стал его воспитывать:
- Будешь еще выступать? Будешь?
Ведьмаченко обездвижил мелкого противника и тот лишенный свободы действий ничего не мог противопоставить значительно более крупному противнику. Все его навыки каратэ оказались бесполезными в данной ситуации. Сейчас ему и дышать-то было трудно, вследствие чего он и сдался. Тувинцы перестали борзеть и дожали их Цыплич и Лисицын с друзьями. Как это ни странно, но я с тувинцами подружился, особенно с Самбыном. Несмотря на то, что он молчун, со мной он всегда охотно разговаривал и рассказывал о себе и своей родине Туве. Против меня он никогда не шел и почти всегда был послушен мне как более старшему солдату. Нередко он откровенничал со мной и однажды даже признался, что если бы у него были такие же физические данные как у меня, то он бы отдубасил Цыплича по самое не хочу. Самбын не понимал меня, почему я не побью Цыплича, ведь он мне по силам по мнению Самбына, хотя я не был так уверен в своем превосходстве над Цыпличем. Цыплич все же был намного выше меня, да и на гражданке занимался греблей, отчего у него хорошо были развиты грудь и спина. "Но зачем мне с ним драться?", - ответил тогда я: "Мне Цыплич ничего такого не делает, так что у нас с ним мир, труд, май". И все-таки Самбын так хотел, чтобы я подрался с Цыпличем и поколотил того...
И вот сейчас на кухне в караульном помещении мы сидели вместе за одним столом и ели завтрак. Я достал из кармана маленькое китайское радио, включил его и поставил на подоконник. Кухню наполнила звуками низкосортная современная музыка. Через время Барейшин сел есть рядом с нами. Он сел поближе к приемнику, взял его в руки и поймал какую-то другую радиоволну, где музыка была чуть-чуть лучше.
- Да, ништяк сейчас Чуче, - проговорил Барейшин и задумался.
- Он еще едет? - спросил я.
- Нет, он уже дома, - с завистью в голосе произнес Барейшин.
Вчера солдат Чучукалов уехал в отпуск на тридцать суток. Отпуск в армии - это мечта каждого солдата. А когда в отпуск уезжает твой друг, то это вообще как пенопластом по стеклу. А Барейшин и Чучукалов - это были друзья, не разлей вода. Оба одного призыва и в нашей роте среди своего призыва они были самыми авторитетными. И вот сейчас один из них балдел дома, а второй тащил наряд в карауле - это Барейшин.
- Васек, в караулке, наверное, паливо бухать? - Спросил меня Барейшин.
- Да нет, - ответил я. - Пили уже, все нормально.
- Тогда в понедельник, нет в воскресенье, выпьем, да? - Предложил Барейшин,
подсчитав что в воскресенье мы снова заступим в караул.
- Да, - согласился я, лишь бы он отстал. Конечно, если получится пронести водку в караульное помещение, то выпить ее возможность будет, но вот потом трудно будет выпившим не уснуть на посту - я помнил это по прошлым посиделкам и был не в восторге от предстоящей выпивки.
В увольнение, в которое я собрался сегодня в пятницу вечером, Ведьмаченко меня отпустил, только после того, как я пообещал привезти бутылку водки. Барейшин, кстати, тоже собрался в увольнение и тоже привезет бутылку.
Самбын поел и, пожелав всем приятного аппетита, пошел к раковине мыть посуду, из которой ел. Я тоже закончил завтракать, но не вставал пока из-за стола. Плотно набив свой живот, мне было лень сейчас что-то делать.
В тарелке с маслом остался один лишний кусочек масла, и Барейшину не терпелось его съесть. Я заметил ему, что может кто-то еще не поел, и тогда он начал расспрашивать входящих в столовую солдат все ли уже позавтракали. Позавтракали уже все и тогда Барейшин, предложив мне половину кусочка масла, размазал его по хлебу. Я от масла отказался, потому что наелся уже сполна. Наконец, встав из-за стола, я пошел мыть посуду. На кухню ворвался Тернов.
- Есть что-нибудь попить? - спросил он и, не дожидаясь ответа, подставил кружку под кран с льющейся водой.
- Есть чай, - ответили мы с Барейшиным одновременно.
Ша, как прозвали Тернова, вылил воду из кружки и набрал себе чаю. Я помыл свою тарелку и приступил к ведру из под картошки. Почему именно я взялся мыть это ведро? Да потому что я сегодня первый пост первая смена. А по давно заведенному порядку именно первый пост первая смена моет ведра. С этим в карауле строго. Обязанности здесь распределены давно и почти не нарушаются.
Барейшин закончил завтракать и пришел помыть свою посуду.
- И все-таки зря каждый за собой моет тарелки, - заметил он. - Потому что я знаю, как это делается. Кое-как промывают тарелку, а кому-то потом сдавать.
Барейшин имел ввиду сдавать чистую посуду новому наряду.
- Я-то с мылом мою, а вот другие...- Барейшин провел пальцем по вымытой им тарелке и заметил:
- Жир все равно не смывается.
- Да, - согласился я. - Только мылом.
- Нет, и после мыла не смывается, - сказал скептически Барейшин, рассматривая свою тарелку.
Горячей воды ни в казарме, ни в караульном помещении у нас в части нет, вот и возникают проблемы с мытьем. Домыв за собой посуду, Барейшин ушел. Я один остался на кухне. Сначала я домыл посуду, которая стояла на столе, а потом начал вытирать крошки со стола. На кухню вошел Ведьмаченко.
- Вася, тебе помыть кухню. Везде пыль вытереть, печку помыть, шкафы и пол. Пол - щетка с мылом!
Раздал указания и сразу ушел. Нет, конечно, я не против порядка в караульном помещении, но как это осуществляет Ведьмаченко, мне что-то не очень нравится. Ни: как дела? Ни: как здоровье? Никакого участия, приказал и ушел! Закончив убирать крошки со стола, я сел за стол и стал записывать наброски, вот именно этого рассказа. Закончив работать над набросками, я приступил к уборке кухни. Печка, шкафы, пол - щетка с мылом - ничего не пропустил. Измучившись, но все сделав как надо, я пошел спать. Подошло время моей отдыхающей смены в карауле, во время которой мы должны спать, и караульные Самбын, Барейшин и я заняли свои места на кроватях. У нас было всего два часа на сон, так что зря время тратить не хотелось. Сняв сапоги, караульные укрылись одеялами и сразу захрапели.