Питкерн Теодор : другие произведения.

А кто мой ближний?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Автор этой статьи - Теодор Питкерн (1893-1976). Рождённый в семье клана миллиардеров, являвшейся, наряду с семьями Рокфеллеров, Морганов и иных "китов" большого бизнеса, одной из базовых столпов американской капиталистической системы конца прошлого века, во времена её созревания и становления, (и, как это ни неожиданно прозвучит, также составившей собою одну из столбовых опор для церкви Нового Господнего Откровения), Теодор Питкерн всю свою жизнь посвятил глубокому и исключительно плодотворному изучению материй, относящихся к самым высшим сферам религии, теософии и метафизики. Его многочисленные труды отличаются необыкновенно глубоким проникновением в теологические и теософские проблемы христианства, а также исполнены духа высочайшей интеллигентности и просветлённой мягкости просвещённого христианина. Третья статья цикла, посвящённого толкованию двух наибольших заповедей из Нового Завета. Первая и вторая статьи этого цикла - ТОЧКА ОТСЧЁТА и РАБ ГОСПОДЕНЬ были уже помещены на этой странице немного ранее.

Теодор Питкерн

А кто мой ближний?

   На небесах есть два различных рода любви: любовь к Господу, и любовь к ближнему; в самых внутренних, или же в третьих небесах - любовь к Господу, а во вторых, или же средних - любовь к ближнему. И та и другая исходят от Господа, и та и другая составляют небеса. ... На небесах любить Господа не значит любить Его в отношении к Его личности, но значит любить благо, от Него происходящее; а любить благо - значит хотеть и творить благо по любви; любить же ближнего - не значит любить кого-либо в отношении к его личности, но любить истину, принадлежащую Слову, а любить истину - значит хотеть и делать её. Из этого очевидно, что эти оба рода любви различаются как благо от истины, и что они соединяются, как благо с истиной. Но всё это с трудом доступно мысли человека, который не знает, что такое любовь, что такое благо, и что такое ближний. (Эм. Сведенборг О Небе и об Аде 15)
  
   И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?   На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе. Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же. (Лук. 10; 25-37.)

   Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22; 39) Под утверждением о том, что человек должен любить ближнего своего, как самого себя, охотно подпишется почти каждый, включая сюда даже атеистов и обитателей преисподней, ибо всякий ищет себе друзей и товарищей, а там, где не признаётся необходимость любви ближайшего к тебе как самого себя, там невозможны ни дружба, ни даже хоть какое-либо товарищество.
   Слово говорит нам, что любовь к ближнему - это любовь к исполнению, искренне и правдиво, всяческих служений для ближнего, и, в частности, исполнение служений таковых для всего человеческого сообщества. Но, опять же, нужно отметить, что под подобным толкованием с радостью подпишется практически всякий человек в мiре. И, поэтому, для того, чтобы уразуметь подлинный смысл, вложенный Господом в это утверждение из Слова, мы должны, прежде всего, уяснить для себя, что же там понимается под ближним, что - под собью, и что - под служением.
   Сказано было, что когда Господь нисшёл в мiр, то там уже не оставалось совершенно никакого блага духовного, и едва ли хоть сколь-нибуть подлинного природного добра, и что, также, ко времени Его второго Пришествия, ситуация в мiре была ещё гораздо хуже, чем во время Его первого Пришествия. Согласно же учению, принятому Академией [Академия - религиозно-духовное движение, возникшее среди членов Новой Церкви в США в конце 19-го столетия, приведшее к образованию религиозного Братства с аналогичным названием. Члены Академии, исповедовали, как базовый принцип своего религиозного мышления, непосредственно божественное происхождение текстов, подписанных именем Эммануила Сведенборга. - Прим. Переводчика], в их собственные времена, если сравнивать с тем временем, когда в мiре жил Сведенборг, ситуация и ещё более ухудшилась.
   И, тем не менее, если мы оглянемся вокруг, то вполне может показаться, что никогда ещё, за всю историю человечества нашего, не провозглашались здесь с большей помпой столь повсеместно и навязчиво идеи о всеобщем служении - как о самоотверженной службе своей родной стране в частности, так и о служении всему человеческому сообществу вообще, и что никогда ещё не кричалось повсюду, так громко и так настойчиво, о всеобщей и единой братской любви, как между отдельными представителями рода людского, так и между различными человеческими группами, расами, нациями и народами. И, поэтому, вполне может показаться, что дух всеобщего дружелюбия, добросердечности, склонности ко взаимослужению, а, также, и к соблюдению универсального общечеловеческого порядка и взаимной гармонии, что дух этот утвердился в современном мiре с гораздо большей прочностью и основательностью, нежели удавалось ему это во всех иных временах и эпохах, особенно же в нашей собственной стране [в США - прим. пер.], или же, что любовь к ближнему в мiре нашем постоянно и непрерывно всё более и более возрастает и крепнет, или же, по крайней мере, что она правит у нас с той же, если не с гораздо большею силою, чем это было во времена Античности или же Средневековья.
   Но, однако же, Слово Господне учит нас, что ближний, в духовном понимании, есть исключительно те блага и истины, которые, в ближнем этом, от Господа обретаются, или же, в высшем смысле - это Сам Господь. И оно учит нас и тому также, что любовь к ближнему в человеке принадлежит исключительно Самому Господу, ибо, как мы читаем там:
   Божественное начало Господа на небесах есть любовь к Нему и благолюбие (charitas )по отношению к ближнему. (Эм. Сведенборг О Небе и об Аде 13)
   Существует любовь к Господу, и любовь к ближнему, происхождение своё ведущая от Господа, и которая есть Господним Божественным началом как в Небе, так и в Церкви, но существует, также, любовь к Господу, и любовь к ближнему, происхождение своё ведущая от соби человеческой. Во внешнем своём, обе эти любви могут казаться нам абсолютно одинаковыми, но, рассмотренные внутренне, они совершенно противоположны друг другу. Ибо, поверхностному наблюдателю, они могут казаться внешне одинаковыми таким же образом, как, например, могут показаться неискушенному взгляду совершенно одинаковыми драгоценные камни с жемчугом и их искусные имитации, или же как могут казаться подобными друг другу настоящее лицо, оживотворяемое изнутри чистотой и приятностью естественного и прямого характера, и его искусное подобие, созданное профессиональным портретистом, каковые подделки и подобия, к тому же, ещё и являются ужасающими соответствиями различного вида осквернений вещей духовных.
   И это потому так, что любовь к служениям, происходящая от Господа, есть Господней любовью к образованию Небес [или же благолюбием (charitas) - прим. переводчика], любовь же к служениям, происходящая от соби, есть любовью грубых, скотских служений преисподней. И как же легко может обманываться современный человек, принимая любовь к служениям от соби своей, за подлинную и неподдельную благостыню!
   Небо и церковь есть царством служений, и формою этих служений является Большой Человек Неба, и каждый человек лишь настолько пребывает внутренне в служении, насколько он обретается, в своём собственном месте, и в своём собственном отправлении в Божественном небесном человеке, который, под усмотрением Господним, и есть Небом и Церковью. Ибо, как сказано в Слове:
   Сокровенное (Божественного Провидения) заключается в том, дабы человек был бы в том или другом месте в небе, и в том или другом месте в Божественном небесном Человеке, ибо тогда он в Господе. ... Небо, как было сказано, различается на столько же обществ, сколько есть органов, черев и членов в человеке, каждая же частица их не может быть ни в каком ином месте, как лишь на своем собственном; а так как ангелы суть такими частицами в Божественном небесном Человеке, и только бывшие людьми становятся ангелами, то и следует, что человек, допускающий вести себя к Небу, постоянно приуготовляем Господом к своему собственному месту. (Эм. Сведенборг Премудрость Ангельская о Божественном Провидении 67, 68)
   А также и что:
   Это, будучи тайной ангельской Мудрости, не может быть понято иначе, как человеком, духовный разум которого открыт; ибо такой, по сочетанию с Господом, есть ангел; и лишь человек этот ... и может понять следующие положения:
   1. Что все, как люди, как и ангелы, суть в Господе и Господь в них, сообразно с сочетанием с Ним или же, что то же самое, сообразно с восприятиями любви и мудрости, исходящими от Него.
   2. Что каждый из них получает место в Господе, и, таким образом в Небе, сообразно качеству сочетания, или восприятия им Господа.
   3. Что каждый, в своем месте, имеет состояния, отличные от состояний других, и извлекает от общего свое назначение, сообразно со своим положением, со своею функцией и со своею потребностью, совершенно так же, как каждая частица в человеческом теле.
   4. Что каждый человек внедряется в свое место Господом сообразно со своею жизнью.
   5. Что каждый человек с детства вводится в Божественного Человека, душою и жизнью которого есть Господь, и он веден и поучаем по Его Божественной Любви согласно Его Божественной Мудрости, и в нём, а не вне Его; но так как свобода не отнята у человека, то человек может быть ведён и поучаем лишь сообразно с восприятием его, то есть как бы сам собою.
   6. Что воспринимающие ведутся на свои места по бесчисленным изгибам и поворотам, почти так же как перевариваемая пища, переносимая месентериальными и млечными сосудами в цистерну, и оттуда, грудными протоками, в кровь и, таким образом, в свое вместилище.
   7. Что не воспринимающие отделяются от тех, которые в Божественном Человеке, как отделяются кал и моча от человека. (Эм. Сведенборг Премудрость Ангельская о Божественном Провидении 164)
   И что:
   В числе тайн неба есть и та, что все Ангельское Небо перед Господом предстоит как один человек, которого душою и жизнью есть Господь, и что этот Божественный человек есть человеком в совершенной форме, не только что до внешних членов и органов, но даже относительно внутренних членов и органов, которые многочисленны, затем, также, и относительно кожи, плевы, хрящей и костей; однако части эти, как внешние, так и внутренние, в теле Человека этого не материальны, но духовны; и от Промысла Господня дабы те, к которым не могло достичь Евангелие, но у которых есть религия, могли бы иметь место в Божественном Человеке, то есть в Небе, образуя в нём части, именуемые кожею, плевою, хрящем и костью. (Эм. Сведенборг Премудрость Ангельская о Божественном Провидении 254)
   Если мы рассудим о вышеприведенном, то мы в состоянии будем уразуметь, что значит подлинно быть в любови к ближнему, или же во благолюбии, а также и сможем увидеть, что означает пребывание в Божественном Человеке на своём собственном месте, и в своём собственном отправлении, или же, что то же самое, пребывание именно в том Божественном служении, для которого конкретно мы и были созданы. Ибо любые служения, которые не совершаются в этом Божественном Человеке на своём должном месте, и в своём должном отправлении, все они тогда - лишь скотские служения, совершаемые в человекоподобном чудовище, иле же в преисподней.
   И никто не может пребыть в этом Божественном Человеке, который и есть Небом и Церковью, как тот лишь, кто был рождён заново, тот, кто погубил жизнь свою, и кто обрёл, через это, новую жизнь от Господа, и, таким образом, введён был в своё собственное служение, или же в своё собственное отправление, на своём должном месте, в этом Божественном Человеке. Все же остальные, из тех, кто приуготовляемы Господом, все они - лишь как питательная субстанция в теле этом, которая, пока ещё, не была телом в себя преобразована; если же они не обретаются в состоянии приуготовления, то они тогда - как испражнения, которые направляемы к извержению вон из тела. И, кстати, одним из тех грубейших и примитивнейших служений, которые осуществляются адом для пользы Неба и Церкви, и есть удаление подобных извержений из этого тела.
   Всякий человек или же исполняет, на своём должном месте в Божественном Человеке, своё собственное Божественное служение, под усмотрением Господним, или же он употребляем для какого-либо грубейшего служения, которое, внутренне рассмотренное, выглядит совершенно подобным какому-либо служению из преисподней. И, поэтому, живя в мiре, всякий человек, с точки зрения Неба, осуществляет или же служение небесное, или же какое-либо грубое скотское служение из преисподней, и это есть тогда его подлинное занятие в мiре. Скажем, сапожник, который, сразу же после смерти своей, возносится немедленно на третьи небеса, исполнял, со всей очевидностью, также и в мiре какое-либо небесное служение, тогда как король или же первосвященник, которые не проходят здесь через возрождение, и не возрождаемы вновь Господом, осуществляют, пока ещё в мiре, с точки зрения Неба, исключительно какое-либо грубое скотское служение, подобное какому-нибудь служению из преисподней. Скотскость же какого-либо служения заключается в том, что оно, служение это, есть служением лишь во внешних своих началах, тогда как внутренне оно состоит исключительно из нечистот, происхождение своё ведущих от любви соби, и любви к мiру.
   Пусть же каждый из нас исследует себя, дабы распознать, что же именно является правящей им любовью, или же господствующим в нём стремлением. Правит ли в нём желание отказаться от жизни своей, дабы мог он быть перенесённым Господом в своё собственное место в Божественном Человеке, и войти в предначертанное ему там служение? Или же в нём господствует лишь желание продвинуться в своей профессии, или в чем-либо другом, чем он сейчас занимается? Или же он желает открыть что-либо новое, доселе совершенно неизвестное человечеству, дабы получить общественное признание и всеобще одобрение? Или же он желает трудится непрестанно, дабы его трудолюбие было бы отмечено и вознаграждено по заслугам, чтобы пустота и однообразие его скучной жизни, наконец, развеялись бы хоть чем-либо приятным и неожиданным? Или же, всё-таки, в нём правит неутолимое ожидание посещения Господнего, и непрекращающееся моление души о том, чтобы его собственная жизнь умерла бы безвозвратно, дабы, таким образом, Господь смог бы исполнить его чисто природное служение подлинно внутренним содержанием, и одарить его небесной благодатью?
   Любовь к ближнему - это ничто иное, как обретение своего собственного места, и своего собственного отправления, вкупе с относящимися к жизни такой её собственными наслаждениями, в Божественном Человеке. Но, в противоположность мудрости этой, мы видим вокруг людей, лишь толкущих друг друга совершенно бестолково, в неистовейшем желании превзойти во всём друг дружку, до предела озабоченных, и по самое горло загруженных делами и заботами всяческими, мятущихся и бьющихся беспрестанно, как в последней агонии, без наималейшего постижения того, имеет ли всё то, что они делают, хоть малейшую ценность в глазах Неба, и относится ли это, хоть чуть-чуть, к отправлениям Божественного Человека, или же эта их активность есть не более чем вспомогательной деятельностью, подобной той, которой загружены находящиеся в преисподней, ибо и в преисподней также наличествуют все виды отправлений общественных, относящихся к должностям правителей, священников, судей, учителей, и многих, многих других общественных функций, и те, кто занимают там должности эти, отправляют их там весьма прилежно, и весьма исправно, если только они, при этом, уж совершенно не ленивы от природы.
   Ибо ад, если только свет Небесный туда не проникнет, кажется всем, там находящимся, полной копией того, что они имели здесь, в мiре, или же, иначе говоря, они представляются там друг другу существами вполне нормальными, и отнюдь не уродливыми, то есть видятся друг для друга вполне обычными людьми; ибо всё их уродство, и вся извращённость облика их бытия внешнего становится видимым им лишь тогда, когда к ним проникает хоть чуть-чуть света из Неба.
   Но в общем, впрочем, точно также дело обстоит и здесь, на земле. Ибо, как было сказано, этот мiр является достаточно точным подобием ада, с той лишь разницей, что ад гораздо лучше организован и управляем. По этой-то причине, из того факта, что мы, в общем и целом, воспринимаем окружающих нас людей как существа более или менее человекоподобные, и что от нас совершенно скрыта вся ужасная извращенность их подлинного духовного образа, и следуют два таких вывода: что, во первых, мы и сами пребываем в подобной же мiрской форме, и что, во вторых, мы видим окружающее нас исключительно во свете адском, в котором извращение форм внешних мiра нашего совершенно не проявляется, и что мы абсолютно лишены всякого света небесного, в котором всё извращение форм этих стало бы для нас более чем очевидно.
   Возлюби ближнего своего, как самого себя - если собь и ближнего, упомянутые в выражении этом, разуметь личностно, то может показаться, что злые пребывают в любви этой заповеди гораздо чаще, и с гораздо большей последовательностью, чем добрые; ибо злые проявляют часто гораздо большее дружелюбие, и гораздо большую сердечность по отношению к близким своим, и часто весьма великодушны в своём желании сделать всё, что только ни возможно им совершить будет, для своих друзей; но всё это происхождение своё у них ведёт исключительно от их соби, что и становится совершенно очевидным из того факта, что, если только задета бывает, каким-либо противлением или же обличением, господствующая в них любовь, то они тут же впадают во гнев, и загораются местью против своего недавнего друга, хоть и могут они скрывать чувства эти внутри себя, от немедленного внешнего проявления, по каким-либо мiрским причинам.
   Совершенно очевидно поэтому, что собь, разумеемая здесь, в выражении этом, отнюдь не является той же самой собью, которая обычно, в Слове Третьего Завета, имеется ввиду, когда там говорится о любви своей соби, или же о личностной любви своей соби, ибо любовь к ближнему, проистекающая от любви соби, или же вдохновляемая к жизни исключительно идеей персонификации, относится скорее к области преисподней, нежели чем к Небесам.
   Здесь, в этом месте, понятие своего или же своей соби, относится исключительно к той новой соби, каковую человек обретает от Господа по возрождении своём, а также к истинам и ко благам, и, отсюда, к тому служению, в котором человек, от Господа, пребывает; ближний же здесь относится к ангельской соби, к любви, к мудрости, и к служению ближнего. Сказано было, что Ангелы любят ближнего гораздо более, чем себя, по той причине, что то, даже и наималейшее, служение, которым они пребывают в Большом Человеке Неба, всегда существует у них исключительно ради всеобщего блага, или же блага всего этого целого вообще, и они любят благо, или же общее служение этого Большого Человека, со всеми его сообществами, гораздо больше, чем то наималейшее служение, которого вотелесненным воплощением они и являются, тогда как злые раздувают и возвышают своё собственное мельчайшее служение до совершенно непропорциональных, по сравнению со всем остальным комплексом служений, размеров, помещая его в самый центр этой всеобщности. Именно такая диспропорциональность и приводит к тому, что внешний образ ада искажается и деформируется до чудовищных масштабов.
   В человеческом теле сердце служит всему остальному организму, непрестанно направляя кровь, с её животворными свойствами, ко всякой, пусть даже наималейшей части всего организма, и всякая, даже и самая наималейшая частица в сердце, участвует в этом отправлении всего органа, в совершеннейшей гармонии своего служения со всеобщностью отправления этого. Лёгкие также служат сердцу, в этом отправлении его для организма, очищая, освежая и оживотворяя кровь, и, подобным же образом, также и всякий другой орган в теле человеческом.
   Подобно этому, любовь к ближнему, или же благолюбие, также состоит ни в чём ином, как лишь в обретении своего собственного места в Божественном Человеке, и в утверждении наслаждения жизни своей в полнейшем и непрестаннейшем подчинении всех деяний, помыслов и желаний своих исключительно повелениям общего Духа этого Большого Человека, Которым и есть там Сам Господь, и в едином желании сердца своего совершать ни более, и не менее того оптимума, от которого единого только и может проистекать всеобщее благоденствие этого Человека, ни подвигаясь, гордостью своей, подъять более того, что тебе там отведено и предназначено, ни отвергая тех служений, которые Господь предначертал тебе при создании твоём.
   Ибо высшая мудрость как раз и состоит в совершенном постижении и приятии нашего собственного места, а также и приличествующих к нему деяний, и в совершении деяний этих с честностью, правдивостью и прямотой, и в желании не покуситься на свершение чего-либо иного, к ним не причисляемого.
   В человеческом же обществе господствует сегодня совсем иная, мiрская мудрость, руководствуясь которой нынешние люди рвутся, давят как очумелые всё вперёд и вперёд, совершенно не разбирая дороги, и сталкивая соседей своих постоянно в придорожные канавы, дабы самим пробиться в первый ряд, и возглавить неудержимое кипенье этого бешеного потока, хотя, впрочем, и извиняясь иногда, более или менее притворно, за это неукротимое бешенство порывов своих, перед другими, побуждаемые к извинению такому необходимостью соблюдения хоть некоторой видимости взаимной вежливости и дружелюбия.
   В живом общественном организме любовь к Господу, и любовь к ближнему проявляется особенно ярко у молодёжи, в её неукротимом молодом энтузиазме, в её горячей готовности пожертвовать всем ради идеалов. Разумеется, все такие порывы у них, по сути своей, совершенно внешни и природны, но, тем не менее, порывы эти у них всегда совершенно искренни и серьёзны. В более же зрелом возрасте, любовь эта принимает форму борьбы с искушениями, в которых собь человеческая ломается, смиряется, и испытуется огнём, дабы мог человек затем приуготовлен быть к своему подлинному месту в вечности. В старости же, невинность младенчества, детства и юности его, вкупе с невинностью любви к Господу и к ближнему, которыми собь его окружена была, во все годы его предшествующей жизни неизменно, но, которая, по этой же причине, и пребывала ВНЕ, а не ВНУТРИ его, невинность эта зачинается и возрождается Господом тогда уже в нём самом, и становится затем непрестанно оживотворяемой, и непрестанно обновляемой невинностью внутри его личности, или же непрерывным внутренним в нём прославлением Господним, в Котором он, затем, и обитает. Ибо Реликвии юности его тогда становятся не безвозвратно позабытым прошлым, но в тысячу раз более оживотворёнными, чем ранее, Реликвиями настоящего его, если только они возрождаемы непрерывно в нём Господом.
   И, поистине, скудна духовно та земля, в которой юношество лишено горенья идеалов, и где в юных сердцах угас с рожденья жертвенный огонь самоотдачи и самозабвенья, где зрелые поколенья покоятся беспечно в самодовольстве благоприобретенных познаний своих, и в гордыне самоудовлетворенья уже достигнутым, и где старики слишком устали, и слишком истощены всей прежней жизнью своей, дабы искать для духа своего рожденья нового, и преобразованья личности своей, и где единственное, что занимает ум их в старости - это лишь приторность сентиментальных и слезливых воспоминаний о своём героическом прошлом, и для которых Реликвии духа, или же, скорее, то, что таковыми быть для них должно бы, становятся лишь мёртвой и выхолощенной традицией, в удушающих рамках которой, вместо того, чтобы зачинаться и рождаться с каждым утром в зарнице подлинной, и оживотворяемой Господом непрестанно жизни духовной вновь и вновь, они обречены лишь взирать назад бесплодно, мутно и тоскливо, со сладостной меланхолией по давно и безвозвратно ушедшему. И именно эта их тоскливая утомлённость, и тяжкая заморенность всей своей прежней, столь бесполезно и бесцельно прожитой жизнью и становится тогда в них тем жалостливым внутренним голоском, который, как Никодим, в них вопрошает непрестанно:
   Как может человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться? (Ин. 3; 4)
   Нам сказано было, в Слове Господнем, что в Небе каждое утро совершается новое пришествие Господне, отчего они и живут там непрестанно лишь в настоящем, и в этом-то и заключается высшее наслаждение их жизни. И таковое состояние души должно быть, в непрерывном пребывании своем, обычным также и у человека, по мере его возрастания в мудрости с возрастом. Ибо, хотя исторические познания и весьма полезны для молодых, для формированья идеалов ума их, тем не менее, если человек и с возрастом продолжает пребывать лишь в исторических познаниях памяти своей, особенно же в исторических буквальностях Слова, и, к тому же, Слова Небесного Учения Веры, а также и лишь в историчностях Новой Церкви, вместо вхождения своего в ту Новую Жизнь, которая ежедневно, всяким утром, могла бы быть дарована ему милосердием Господним, как хлеб его насущный, то человек такой обречён всё более и более исполнять исторические эти познания памяти своей лишь тем, что относится единственно к его соби.
   Латинское слово для ближнего есть слово proximus, что означает буквально ближайший. Во фразе ближайший и милейший [идиома английского языка - прим. переводчика], слово ближайший означает то, что ближе всего к сердцу. В высшем смысле - это Господь, как ближний. И, поэтому, любовь к ближнему есть любовь к Господу, направленная, в Божественных Служениях, к Господу же в ближнем. Здесь ближний есть тот, к кому, в потоке Божественного Провидения, такие служения должны быть направляемы, и, соответственно, любое иное служение, любая иная любовь, или же любое иное дружеское расположение, которые исходят не из этого источника, внутренне не подлинны, и не имеют в себе ни малейшего отношения к подлинной любви ближнего, рассмотренной внутренне, или же в истинном свете духовном, но происходят исключительно от любви соби, даже если, при этом, милосердием Господним, они и могут быть, как это происходит даже в и преисподней, быть обращаемы в какие-либо грубейшие служения, также небесполезные, до некоторой степени, в Царствии Господнем.
   Поэтому существеннейшим началом любви к Господу, и любви к ближнему является сердечное признание, и подлинная вера в то, что всё, относящееся к любви к Господу, и к любви к ближнему, а также и всё, относящееся к мудрости и к служениям, оттуда проистекающим, что всё это принадлежит исключительно Единому Господу в человеке, и, поэтому, совершенно в себе Божественно. Мы читаем в Слове, что:
   Ангелы в небе совершенно ясно постигают, что всё блага и истины происходит исключительно от Господа, и, более того, что лишь от Господа они удерживаемы от зла и содержимы во благе, и, таким образом, в истине, и это - посредством могущественного усилия. Мне также дано было совершенно ясное постижение всего этого на протяжении многих лет, а также и того, что насколько я оставляем был в моём собственном, или же в себе самом, настолько же я был погружаем и во зло, и насколько я был извлекаем отсюда Господом, настолько же я был и возвышаем от зла ко благу. Откуда и очевидно, что присвоение истины и блага себе самому является совершенно противоречащим всеобщности законов, правящих на небесах, и это также совершенно противоречит признанию того, что спасение совершаемо исключительно по милосердию [Господню], или же признанию того, что человек, сам от себя, пребывает в преисподней, и извлекаем он оттуда исключительно Господним милосердием. Человек не может пребывать в уничижении, и, соответственно, не может обретаться в милосердии Господнем (ибо оно нисходит [на людей] лишь в состоянии уничижения, или же лишь во смиренные сердца), если только не признает он, что от него исходит лишь единое зло, и что всякое благо исходит исключительно от Господа. Ибо без такого признания, человек, с неизбежностью, присваивает себе в заслугу, а, затем, также, и в праведность, всё, что только он ни делает, ибо приписывание себе истины и блага, от Господа исходящих, есть также и приписыванием себе праведности. И отсюда берут начало своё очень и очень многие зла, ибо тогда человек взирает лишь на себя самого во всём, что только ни делает он для ближнего своего, и совершая это, он любит себя более всех остальных, которых он, затем, и презирает, если даже и не открыто, то, тем не менее, во глубине своего сердца. (Эм. Сведенборг Тайны Неба 5758)
   Из вышесказанного становится совершенно очевидным, что если только человек не обладает совершенно ясным постижением относительно той могущественной силы, которой он извлекаем непрестанно из соби своей, и которою он содержим непрерывно в Божественных принадлежностях Господних, и если он не пребывает, отсюда, в непрестанном уничижении, то всякая его любовь, направленная к другому, всякое его к кому-либо дружеское расположение, а также и всякое его кому-либо служение или же услужение, всё это внутренне тогда есть совершенно адским. Ибо даже самая наималейшая частица любви человеческой к служениям его должна существовать в нём исключительно от Господа Единого, так как, в противоположном случае, всё это будет не более, чем ложной видимостью. Качество же такой любви описано, совершенно однозначно, в нижеприводимом пассаже из Слова, и оно, по сути своей, действительно именно таково, как здесь об этом сказано, совершенно невзирая на то насколько человек отрицать может с негодованием такое определение качества этой своей любви, и убеждать себя непрестанно, что он доподлинно служит, таким образом, и Господу, и ближнему:
   Что любовь образует ближнего, и что каждый есть ближний, согласно качеству его любви, ясно видно на тех, которые находятся в себялюбии. Они признают ближними тех, которые их наиболее любят, то есть, поскольку они им принадлежат; их они обнимают, ласкают, благодетельствуют им, и называют своими братьями; и так как они злы, то и называют их своими ближними преимущественно пред другими; прочих же почитают за своих ближних лишь постольку, поскольку они их любят, итак, согласно качеству и степени их любви. Такие люди начало ближнего производят от самих себя, потому что любовь образует и определяет его. (Эм. Сведенборг Тайны Неба 6710)

Написано 7 марта 1937 года,

Переведено 9 января 2000 года Васильевым А.В.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"