Качество доброго в жизни у человека определяется степенью его разумения истинного из Слова

"Это десять тысяч Ефремовы, это тысячи Манассиины". (Втор. 33:17)

Ефрем ... в Слове означает понимание Слова в церкви. Так как понимание Слова образует церковь, Ефрем назван дорогим сыном и любимым дитя (Иерем. 31:20), первенцем (Иерем. 31:9), крепостью головы Иеговы (Пс. 59:9; 107:9), могучим (Зах. 10:7), наполняющим лук (Зах. 9:13). Сыны Ефремовы названы вооружёнными и стреляющими из лука (Пс. 77:9), ибо лук означает учение из Слова, сражающееся против лжи. Поэтому же Ефрем был передан в правую руку Израиля и благословлён, и был принят на место Рувима (Бытие 48:5, 11сл.). Кроме того, Ефрем и его брат Манассия были возвышены над всеми Моисеем, когда он благословлял Сынов Израиля под именем Иосифа, их отца (Втор. 33:13-17). (T.C.R. 247)

Иосифом в Слове представительствуемо Господне Духовное Царствие - особенно же внутреннее, или же - небесное этого Царства, и посредством его двух сыновей - Ефрема и Манассии (там представительствуемы) истинное и доброе из этого внутреннего. Таким образом - Иосиф представительствует внутреннее доброе, а Манассия - доброе внешнее, тогда как Ефрем представительствует то разумение истинного, посредством которого внутреннее доброе низводимо в доброе внешнее, и, таким образом, (представительствует) то, посредством чего внешнее преобразуемо и возрождаемо. И по сей-то причине, или же потому, что он представительствует то, посредством чего совершаемо, в Церкви духовной, всякое возрождение, Ефрем и был возвышен над всеми остальными в благословении Моисеевом. Церковь предусматриваема Господом исключительно с целью возрождения человеческого, и, по сей-то причине, качество её полностью зависит исключительно от действенности её в этом употреблении, каковая действенность, опять же, зависит от того разумения истинного, которое в оной Церкви преобладает, и, таким образом (засвистит) от той степени, в которой Ефрем, в сопровождении брата своего Манассии, господствует там. В этих сериях (смысла буквального Господнего Слова) истинное, представительствуемое Ефремом, идёт прежде доброго, представительствуемого Манассией, по той причине, что качество внешнего доброго определяемо исключительно качеством того истинного, которое направляет и образует оное (внешнее доброе), и по сей-то причине десять тысяч, или же тьмы, отнесены (в этом месте Слова) к Ефрему, и тысячи - к Манассии.

"Десять тысяч означают бесчисленности, и, таким же образом, также и - тысячи; но десять тысяч употребляемы (в Слове) относительно истинностей, а тысячи - относительно всего доброго. ... Тьмы и тысячи означают неисчислимости потому, что десять (по соответствиям) означает множество, и, подобным же образом, (оное означает) и сто, и тысяча, и десять тысяч, ибо число, умноженное числом подобным же, означает (по соответствиям) подобное, означаемое теми простыми числами, посредством которых оно умножаемо. ... Более того, когда два числа умножаемы бывают - одно большее, и другое - меньшее, которые означают что-либо подобное, и произносимы совместно, как, скажем, десять и сто, или же сто и тысяча, то, в оном случае, меньшее число говоримо относительно всего доброго, а большее число - относительно всего истинного, причиною чему то, что всякое доброе состоит из множества истинностей, ибо доброе образуемо из истинностей, и, посему, доброе производимо из истинностей; именно по сей-то причине большее число говоримо относительно истинностей, и меньшее число - относительно всего доброго. ... То, что это так, может быть показано из следующего - одно-единственное удовольствие побуждения может быть изложено посредством множества идей, свойственных помышлению, и быть выражено множеством принадлежностей речи; удовольствие побуждения есть тем, что называемо добрым, идеи же, свойственные мышлению, а также разнообразные принадлежности речи, из оного (мышления) проистекающие, есть тем, что называемо истинностями; и совершенно аналогичным образом дело обстоит также с единственным, относящимся к воле, и множественностью относящегося к разумению, а также с единственностью, относящейся к любви, и множественностью, посредством какового оное (любви) выражаемо бывает. Отсюда происходит также и то, что "много" и "множество" в Слове употребляемы относительно истинностей, а "великий" и "величественность" - (употребляемы) относительно доброго, ибо то, что "велико", содержит в себе множество всякого. Но это здесь сказано для тех, кто может быть просвещён посредством примеров, дабы оные могли бы знать, почему именно тьмы означают (в Слове) неисчислимости, как и тысячи, и, всё же, что тьмы говоримы (там) относительно истинностей, а тысячи - относительно всего доброго". (A.E. 336)

Церковь такова, каково понимание Слова, по той причине, что церковь такова, каковы её истинности веры и добре благолюбия. Это две общие составляющие, которые не только рассыпаны по всему буквальному смыслу Слова, но и скрыты внутри него, как драгоценности в сокровищнице. Всякий человек может видеть всё, что содержится в буквальном смысле Слова, потому что это лежит у него прямо перед глазами. Но сокрытое в духовном смысле невидимо никому, кроме того, кто любит истину за то, что она - истинна, и делает добрые дела ради того, что они добрые. Перед такими людьми обнаруживается сокровище, которое укрывает и охраняет буквальный смысл. Именно эти составляющие в сущности и образуют церковь. (T.C.R. 244)

В Новой Церкви весьма на слуху то буквальное утверждение Слова, что всё доброе и истинное створяет Церковь в человеке; но, тем не менее, это утверждение можно понимать не только весьма разнообразно, но и, даже, совершенно противоположно его подлинному смыслу (в контексте Учения). Ибо оное можно понимать не только более или мене в согласии с учением подлинного истинного, но также и исключительно в согласии с теми, чисто природными, порывами (сознания), которые побуждают человека считать добрым единственно то, что он сам любит, и истинным лишь то, что оправдывает, в его глазах, именно то, что он любит сам. Это ведёт (человека) к тому, что он полагает доброе внешнего первейшим, истинное же - чем-то вторичным, подобно тому, как Иосиф, скажем, хотел поставить Манассию первым, а Ефрема - лишь вторым. Но поскольку всякое внешнее доброе должно быть возрожденным, и обрести (таким образом, или же через возрождение) совершенно новое качество из внутреннейшего, прежде чем оное (доброе) может стать (подлинно) небесным, и так как это новое качество может произойти единственно от внутреннего, посредством подлинно истинного, то из этого следует, что всякое доброе внешнее может быть (добрым) внутренним, и, таким образом, (стать) добрым Церкви лишь настолько, насколько подлинное истинное Учения входит в оное (доброе) и его (в актуальном действии из восприятия в подлинно истинном) образует. Ибо, как говорит нам Латинское Слово:

Известно, что церковь такова, каково её учение, и что учение происходит из Слова. Но церковь определяется не самим учением, а целостностью и чистотой учения, и следовательно, пониманием Слова. (T.C.R. 245)

Ибо Церковь утверждаема Доктриной, или же учением из Слова лишь настолько, насколько это учение представляемо и обретаемо в своей целостности и чистоте. Есть таковые (в Церкви), кто, в своём продвижении к оной цели, гораздо более доверяют собственному разумению, нежели целостности Доктрины, и которые, по сей причине, извлекают и выбирают из учений Новой Церкви лишь то, что, как им представляется, будет более приемлемым для их слушателей. Некоторые делают это в том убеждении, что всё остальное оттуда может быть представлено и позднее, после того, как будет положено (у тех в сознании) определённого образа начальное разумение (учения Церкви), друге же (поступают подобным образом) руководствуясь тем представлением, что оные, неприемлемые (с их точки зрения) положения (учения Церкви) уже попросту устарели. Но именно цельность учения, с самого начала, и является тем единственным, что может утвердить Церковь (в сознании) на хоть сколь-нибудь неизменном основании, или же таким образом, что это не будет лишь видимостью. Но вот что именно является этой самой цельностью доктрины? Ибо совершенно очевидно, что эта цельность вовсе не подразумевает того, что всё учение, в своей полностью завершённой и развёрнутой форме, должно быть немедленно представляемо (слушателю), ибо человек может постигать (что-либо) лишь постепенным продвижением, от одной частности - к другой, и по сей-то причине и должно существовать какого-либо рода приспособление (изложения учения) к сиюминутному его разумению (наставляемым).

Всякая общая истина (учения Церкви), если она излагаема в своей цельности, зетем обретается в полноте столь великой невинности (постижения), что она содержит в себе, тогда, потенциальную возможность к восприятию и всего остального (содержащегося в цельности Учения). И, таким образом, с самого начала учение пребывает тогда в таком отношении к Божественному Откровению, что всё, там обретающееся, может быть обретаемо (в дальнейшем) как нечто, уже само собой разумеющееся, и (свободно учваиваемо) не только невзирая на противоречие оного там собственным представлениям человеческим, но даже и в определённого рода ожидании, и предварительном (смирённом) принятии, того, что подобного рода противоречие там непременно должно быть встреченным.

Ибо и действительно - как же может Божественное выражение бесконечной мудрости не быть (в себе) противоречащим тем, сугубо природным, представлениям, которые человек (по ограниченности сознания своего) для себя с неизбежностью формирует? Ибо, если б Божественное откровение не противоречило бы природным представлениям человеческим, то в нём, тогда, не было бы и совершенно никакой необходимости. Поэтому-то Божественно Откровение и даруемо с целью наставления человеков в том, чего они никоим образом и никогда не достигли бы сами по себе, и без чего они с неизбежностью обречены были бы верить в совершенно противоположное. И Доктрина, или же учение Божественно Истинного, должно постоянно утверждать этот принцип перед глазами человеческими, для пребывания в своей цельности. Ибо, посредством этого, (в сознании у человека) будет тогда полагаемо определённого рода утвердительное основание для бесчисленного количества тех частностей учения, которые человеку Церкви ещё лишь будет предстоять обрести.

Ибо без подобного рода утвердительного основания (полагаемого изначально в его сознании) его разумение в Слове попросту не сможет возрастать в дальнейшем, как не сможет возрастать в нём, затем, и Церковь, которая пребывает (в человеке) исключительно лишь в согласии с (его) разумением Слова.

Таким образом, хотя подлинное разумение множества частностей Доктрины и не может быть излагаемо прежде того, как они бывают достигаемы (человеком) в процессе его постепенного продвижения в постижении учения, и изложение всего этого должно быть отлагаемо до этого момента, тем не менее, при этом, не может существовать никакого, даже самого видимого и малейшего избегания хоть какого-либо изложения определённого доктринального утверждения на том основании, что оное (утверждение) может, каким-либо образом, задеть представления человека сугубо природные, ибо подобный образ действий весьма вредоносен для утверждения в сознании должного основания, и, посему, весьма разрушителен для обретения хоть какого-либо (учения Церкви) в его цельности.

Ибо человек Церкви должен со всё большим и большим пониманием быть утверждаем в том, что всякая подлинно духовная истина, духовно же разумеемая, с неизбежность будет коренным образом противоречить его собственным понятиям сугубо природным, и что подлинное употребление (оного духовного истинного, как в отношении его помышлений, так и в отношении его жизни повседневной) всегда, и - с неизбежностью будет диаметрально противоположно его собственным, сугубо природным склонностям.

Ибо не может быть никакой такой цельности учения, или же его восприятия, даже в самых простейших его доктринальностях, если только, подобным образом, там не будет наличествовать определённого рода невинность (общего цельного восприятия). Представительно, это была именно та невинность мудрости, которая побудила Израиля поставить Ефрема перед Манассией, отнеся к первому десятки тысяч, а ко второму - лишь тысячи.

Именно совместные цельность и чистота Доктрины и являются совершенно необходимыми для того разумения Слова, посредством которого (в сознании у человека) и утверждаема Церковь. Цельность, как только что было показано, включает (в себя) и то, что (в такого рода разумении) должна непременно присутствовать и невинность. А чистота включает (в себя) и то, что в оном (разумении) полностью должно быть исключаемо всякое побуждение, проистекающее от собственно человеческого понимания.

И точно таким же образом, как, скажем, цельность, или же предельная завершённость Доктрины, может быть обретаема человеком (изначально) лишь потенциально, актуально будучи усваиваемой им лишь постепенно, точно также и относительная чистота его восприятия, от всякого рода побуждений его собственного разумения, также обретаема бывает им лишь посредством медленного, постепенного (очищения), и, тем не менее, с самого начала у него непременно должно присутствовать это самое категорическое отрицание всего собственного, которое заключается в совершенно полном отрицании того, что собственное разумение обладает хоть сколь-нибудь малейшей возможностью в наставлении (его) путям небесным, а также и постоянном признании отсюда того, что любые побуждения (проистекающие от собственного) не могут иметь ни малейшего веса в изучении всего, относящегося к Доктрине (Церкви).

Ибо человек, по природе своей, полностью исполнен лишь жизнью собственного разумения, и актуальное удаление оной (жизни) может быть осуществляемо лишь малыми, постепенными шажками, точно также, как (согласно буквальностям Слова) и Ханааниты не были удалены от Израильтян в один год, дабы оные не оказались бы в совершенном запустении. Но, тем не менее, та истина, что всё оное (относящееся к побуждениям собственного разумения), тем не менее должно быть удаляемо (из восприятия), эта истина должна быть постоянно удерживаема в сознании, дабы у человека присутствовала бы хоть какая-либо чистота в восприятии Доктрины.

Ибо если (у человека в сознании) не будет присутствовать постоянного сопротивления побуждениям собственного разумения, то они совершенно точно будут безнадёжно извращать (в его разумении) восприятие Доктрины, посредством обращения оной в полное согласие с (похотями его) невозрожденой воли. (Ибо доброе не может прийти в человека прежде того, как злое будет из него удалено посредством прекращения творения оного, как греха перед Господом, что может быть совершаемо лишь посредством подлинного истинного Доктрины, в её цельности и чистоте). И пока (в сознании у человека) существует постоянное практическое усилие сопротивления собственному разумению, человек, потенциально, будет прибывать в доктринальной чистоте, и, отсюда, будет неизменно возрастать в постепенном восприятии (этой чистоты) и актуально.

Откуда и следует, что именно эта двоица, или же цельность и чистота восприятия Доктрины, и даруют именно то разумение Слова, которым утверждаема (в человеке) Церковь, и которое (в Слове) разумеемо под Ефремом, который возвышаем, согласно следующему месту (в Писании): "Это десять тысяч Ефремовы, это тысячи Манассиины".

Из Слова нам очень хорошо известно, что:

Церковь, в частном смысле, которая существует у каждого отдельного человека, определяется и образуется не учением, а верой и жизнью по ней. Подобно тому, в каждом отдельном человеке Церковь определяется и образуется не Словом, а верой по истинностям, и - жизнью по всему тому доброму, которые он черпает оттуда и применяет к себе. (T.C.R. 245)

Ибо именно та самая жизнь, которой он живёт актуально и ежедневно, и сотворяет в нём его собственную, индивидуальную Церковь. Это - очевидно из Слова. Но, при этом, сколь же часто это доктринальное утверждение было извращаемо таким образом, что обращалось (в подобного рода извращениях) в утверждение о том, что человек, будто бы, может образовать Церковь, сам в себе, исключительно посредством ведения доброй жизни, и (при этом) без всякого особого взирания собственно к Доктрине (Церкви). Но, на самом деле, та жизнь, посредством которого в человеке Церковь образуема бывает, есть жизнью исключительно и единственно согласно Доктрине, в её цельности и чистоте.

Слишком часто (в Новой Церкви) бывает развиваема та идея, что у человека ограниченность веры вовсе не препятствует постоянному развитию качества в нём его жизни в добром. Но подобного рода примеры (успешного укоренения доброй жизни в человеке без особой заботы о развитии доктринального разумения у него, на самом деле) есть не более чем лишь сугубо внешней видимостью. Ибо человек (в Церкви) действительно может, как, впрочем, и многие язычники (и даже - атеисты) быть потенциально гораздо лучше (в отношении своей вешней жизни) нежели та система убеждений веры, которой он рассудочно руководствуется. Но вот относительно своей реальной жизни духовной человек отнюдь не может жить лучше общего качества своего разумения Слова.

Лучшее, что он может, при этом, делать, так это постоянно пытаться достичь хоть чего-либо большего, после того, как он актуально исполнит в жизни то, что уже пребывает в полном согласии с его разумением в Слове. И (более того -) если он может хоть сколь-нибудь значимо приблизиться к такому согласию (своей актуальной жизни, и своего индивидуального разумения в Слове), то и это уже будет для него весьма великим достижением. Ведь он-то потому только и может пребывать в стремлении к возвышению (качества своей актуальной жизни) над своим сиюминутным разумением Слова, что он, по сути, никогда (реально так и) не сможет достичь, в своей (актуальной) жизни, такого её качества, которое бы полностью соответствовало бы его нынешнему уровню разумения из Слова. Если - если только его разумение Слова, при этом, не будет, разумеется, полностью извращённым (и - полностью приспособленным, таким образом, под его собственные сиюминутные похоти).

Ибо если разумение Слова извращено, то оно тогда пребывает в своей самой внешней (природной) степени, дабы пребывать в полном согласии с похотями собственной человеческой воли. И - понятное дело, что жить в полном и гармоничном согласии с таким извращённым разумением Слова для человека не представляет тогда ни малейшего затруднения. (Ибо ему уже вовсе не нужно возвышаться, при этом, над своим невозрожденным собственным, дабы достичь планки своего разумения в Слове - ибо он эту планку, извращением истин Слова буквальных, уже заранее опустил до этого, своего собственного, комфортного ему уровня)

Но вот если разумение Слова, которое человек в себе образовал, как и положено всякому подлинному разумению оного, приходит (в его рассудочное) посредством Доктрины (Церкви, вовсе а не посредством "упражнений" над Словом и "достижений", в этих "упражнениях" исключительно из его собственного рассудочного), обретаемой в её цельности и чистоте, которые человек тогда имеет в себе от Господа, то человек (такой), затем, будет лишь следовать за ней постоянно (как за путеводной звездой), неизменно видя её перед собою, и, при этом, оная Доктрина никогда не может быть полностью достигнутой им (относительно общего качества его актуальной жизни), даже и в вечности, и, при этом, настолько приспособленной (для его восприятия), во всякой частности своей, дабы не пребывать, при этом, для него в постоянном опережении, относительно его актуальной готовности за нею следовать, если, конечно, он будет хотеть этого (следования жизнью за нею).

Господь всегда ведёт (всякого человека) очень мягко, но, тем не менее, всегда ведёт именно и исключительно только Он, ибо Он всегда пребывает в некотором опережении, относительно своих последователей, посредством той Доктрины (Церкви), которую Он дарует им (постоянным Откровением из просветления в Церкви) для их созерцания, и наставляя (посредством неё) их относительно тех качеств жизни, которых они, пока ещё, актуально не достигли.

И поэтому-то, в возрождаемом человеке, побуждение к развитию в себе разумения Доктрины из Слова, в её цельности и чистоте, должно быть постоянно возбуждаемо, и - смиренно, затем следуемо. Ибо:

Церковь такова, каково в ней понимание Слова. Она превосходна и драгоценна, когда понимание основано на подлинных истинностях из Слова, но разрушена и даже отвратительна, если оно основано на извращённых истинностях. (T.C.R. 247)

И ничто не приводит столь основательно к олжетворению истинного, как склонности, свойственные собственно волительному в человеке, которые в нём постоянно побуждают его собственное разумение к их оправданию (в его собственных глазах) - даже посредством (внешних) истинностей (Слова) - если только это возможно. Именно побуждения собственного волительного в человеке и есть тем всем тем (внешним, или же природным) добрым, которого мир постоянно взыскует, и развивает - с большим или меньшим искусством и мастерством.

И человек никогда не сможет избегать поклонения всему тому (внешнему и природному) доброму, которое мир таковым полагает, если только (в нём) не будет постоянно развиваемо непреложное понимание необходимости разумения подлинного истинного в Господнем Слове, и (это разумение) не будет утверждаемо им как тот единственный стандарт (жизни своей), за которым он исключительно и должен всегда стремиться, а также если только именно, и исключительно то доброе жизни, которое обретаемо посредством (разумения подлинного истинного в Слове) в его цельности и чистоте, не станет, затем, единственной целью всякого стремления (человека) в Церкви.

Ибо Ефрем (согласно этому подлинно истинному из Слова, всегда) должен приходить прежде Манассии, и быть возвышаем прежде всех сынов Израиля. Поскольку - "Это десять тысяч Ефремовы, это тысячи Манассиины"

Аминь

Эдвард Хаятт