Эта огромная коробка заняла собою полприлавка. И все игрушки тут же уставились на нее в изумлении. И куклы вытаращили свои кукольные глаза, совсем забыв, что им совершенно не полагается так поступать посреди бела дня. И какая-то мягкая игрушка даже свалилась со стены, так она ерзала, бедненькая, так не терпелось ей. И даже продавщицы Леночка и Танечка покачали головами:
- Ах, какая же огромная, - воскликнула Леночка, - Ах, какая большая! Интересно, очень интересно...
- Совсем ничего интересного, - сказала Танечка, сухо и трезво. - Что с того, что огромная? Что с того, что большая? Ты лучше на ценник посмотри...
И Танечка покачала зеленым квадратиком.
- Умереть можно! Трехзначное число! Это нам с тобой целый месяц работать надо, не приседая. Ага... Чтобы купить такое громилище...
- Ну и что? - капризно сказала Леночка.
- Ага! - проворчала Танечка. - Месяц работать. Не пить, не есть, ни спать... Чудище!
- Прелесть! - сказала Леночка и вздохнула.
И стали они распаковывать новую диковинную игрушку.
Щелкнули скобочки на коробке, тэ-энс...
Захрустела с громом фольга, гр-р-р...
Посыпалась на кафель пола бумажная пыль.
И раздетый от фольги и целлофана, развалился на прилавке огромный, пушистый, белоснежный и вовсе не чудище, вовсе не слон...
Белый медведь. Даже не медвежонок. А настоящий, большой, с черным глянцевым носом и розовыми подушками на лапах, выше Танечки с Леночкой, медвежище...
И Танечка ошеломленно уставилась в его черные игрушечные глаза, а Леночка запрыгала, затанцевала и тут же чмокнула медведя в черный нос, такой он был неотразимый красавец!
***
Белому медведю досталось самое лучшее место. Для этого сняли с витрины три десятка мягких игрушек, пакеты с солдатиками, несколько гоночных автомобилей и даже невесту Катю в белоснежной фате, кружевном волане пышного платья и цветком флердоранжа.
Кукла Катя даже всхлипнула и зарыдала навзрыд: ма-а-а-ма-а-а, ведь, она была говорящей куклой, и Леночка насмешливо ущипнула ее за глянцевую щечку:
- Вот глупенькая, плачет... Да никуда твои женихи не денутся, подумаешь. Они тебя везде разглядят. Уверяю, мимо такой красавицы пройти невозможно...
Но Катя все равно зарыдала, ма-а-а-ма-а-а... Потому что дело вовсе не в женихах. Обидно потому что... Раньше Катя стояла на самом видном месте, окруженная зеркалами и люстрами. И на нее часто показывали пальцами, хоть это и неприлично. И обалдевшие мальчишки вываливали над прилавком блинки своих розовых языков. И девчонки растерянно охали и обморочно качались перед ней. И уходили, шатаясь, как лунатики, задевая плечами двери. А теперь?..
Огромная белоснежная туча накрыла тенью весь игрушечный магазин. Ой-ой! Какой ужас! И все игрушки в магазине страшно обиделись.
И пушка зеленой меди, стреляющая спичками, невзначай развернулась во фронт. И солдатики качнули штыками в сторону белоснежного медвежьего ворса. И герои, задирающие носы к небу, показали свои ужасные кулаки черной пуговке медвежьего носа. И даже добродушное существо, милейшая душа, свинья-копилка, растянувшая в вечной улыбке свою розовую мордашку, вдруг неожиданно помрачнела и незаметно развернулась к царскому месту задом, хвостиком, копытцами, во-от вам...
И нельзя сказать, чтобы белый медведь ничего не заметил. Заметил. И незаметно вздохнул. Ох-ох! Разве ж он виноват? Что ж поделаешь? Может, он сам не свой? Может, ему самому хочется стать тысячью маленьких белых медвежат, которые разбегутся по всему белому свету искать счастья в руках ребятишек. Ох-ох!
А строгая Танечка снова покачала головой:
- Кто его купит, такое чудище? Не представляю!..
***
Появление в игрушечном магазине огромного белого медведя не осталось незамеченным. Заходили мальчишки. Они косились на него издали. И расцарапанные пальцы у них сжимались. И белый медведь чувствовал своей шкурой, как им хочется вцепиться в его густой мех. До боли, до судорог... Ох-ох...
Заходили девочки. Они щипали друг друга и хихикали, потому что белый медведь был страшно симпатичным, как тут не хихикать... И белый медведь видел по их глазам, как им хочется, просто не терпится накормить его манной кашей или поднести ко рту ложечку горькой микстуры: пейте, пейте, больно-ой вы на-аш...
Заходили важные люди в кожаных пальто. И Танечка с Леночкой замирали перед ними, вцепившись накрашенными пальцами в прилавок. Но только люди в кожаных пальто не смотрели белому медведю в глаза. Они вообще избегали смотреть кому-нибудь в глаза. Они смотрели на ценники. И ценник белого медведя был для них чрезвычайно важен. Над кожаными воротниками стреляли в ценник колючие холодные глаза.
И Танечка тихонечко подталкивала Леночку локтем, а Леночка с улыбкой поправляла на медведе его великолепный пушистый мех.
Но только людям в кожаных пальто не нужен был белый медведь.
- Он, это-о-о, не то чтобы дорогой... Так себе... Пустяки... Он слишком мягкий... Он какой-то добрый у вас... Никак не годится...
А один господин спросил недовольно:
- Где у него, это-о-о, зубы? А-а? Где, это-о-о, когти? А-а? Глаза у него какие-то... Совсем нестрашные... Нету в нем, это-о-о, боевого духа, понимаешь... Не-ету!..
И хлопнула дверь за кожаным пальто. А белый медведь страшно испугался. А ведь и правда, нету в нем никакого боевого духа. Ни когтей, ни зубов, ни свирепой физиономии. Ой-ой... Вдруг, и правда, пришьют ему страшные когти и вставят ужасные зубы. Чтобы продать поскорее. Что же это будет такое? Караул! Ведь ему тогда ничего не останется делать, как научиться рычать, ур-р-р... И перекраситься в какой-нибудь черный безжизненный цвет. Кошмар!..
И белый медведь если бы смог зажмурить глаза, зажмурил бы. Если бы мог заплакать, заплакал бы... Как страшно! Никому не нужен большой и добрый белый медведь...
***
Но все же оказался нужен большой белый медведь. Очень нужен! И вовсе не кожаным пальто. Не лисьим и норковым воротникам. Не ярко накрашенным ресницам. И даже не густому колбасному духу, который однажды ворвался в игрушечный магазин с блестящей сиятельной лысиной...
Тихо вошел в магазин неприметный старичок в потертом пальтишке. Осмотрелся двойными глазами, причем, в первых глазах толстого стекла отразились и кукла Катя, и пушка зеленой меди, и герои в черных плащах, и, конечно же, огромный белый медведь. А дедушка снял свои первые глаза, очки с поломанной дужкой, и протер их фланелевой тряпочкой.
- Мне бы во-от этого медведя, - робко сказал он, сам ужасаясь своей просьбе.
И Танечка просто остолбенела. А у Леночки захолонуло ее девичье сердечко.
- Ну, да! - сказал дедушка. - Именно... Такого большого, мягкого и доброго!
И тут Танечка опомнилась. Она нерешительно подошла к медведю и взяла его за ногу, подержалась и не решилась снять.
- Что вы, дедушка? Посмотрите сами! Сколько он стоит! С ума сойти! Целое состояние!
- Ну, так что же, - тихо сказал дедушка. - Дорого стоит, догадываюсь. Что ж делать... Но только есть что-то и дороже денег...
И у Танечки от удивления вовсе опустились руки. Она только сняла ярлык с белого медведя и положила его на прилавок. И рука у нее заметно дрогнула. А дедушка посмотрел на зеленый квадратик и сказал:
- Это пустое... Эх-эх!.. Если бы вы знали...
И добавил еле слышно, так что замерло все в игрушечном магазине:
- Внук у меня умирает, девочки... Алешенька, мой внучок ненаглядный... Мучается мой внучок...
И что-то неслышно пронеслось в воздухе, ка-ап, ка-ап... И на блестящем прилавке что-то рассыпалось крохотным жемчугом.
- А вчера, - вздохнул дедушка, - Алеша игрушку просил... Последняя его просьба, наверное... Я вот целую ночь не спал, все думал, думал... Что ему подарить? Особенное такое? Чудесное! Душевное! Последняя ведь радость в его коротенькой жизни...
И опять еле слышно прошелестело в воздухе, ка-ап, ка-ап... Только с другой стороны прилавка, там где Танечка с Леночкой.
- Вот я и смотрю... Самая большая радость - это белый добрый медведь...
И все почему-то с дедушкой согласились. И невеста Катя затрепетала в согласии ресницами, и добрейшая душа свинья-копилка учтиво повернулась круглым бочком. И герои незаметно убрали свои страшные кулаки. И даже солдатики отвернули штыки в сторону.
Прав ведь дедушка. Что тут скажешь? Большая радость - белый медведь! Больше не бывает...
И дедушка достал из кармана вытертый кожаный кошелечек.
- Вот тут все мои сбережения. Пенсия тут за полгода... Сейчас считать будем...
И развернул ворох мятых бумажек, желтеньких, синеньких, красных с золотыми разводами... И полетели они по разным кучкам, желтые к желтеньким, синие к синеньким... И деловитая Танечка постучала их корешками о стекло и шу-урх... Все пересчитала, шелестя пальцами.
И вздохнула.
- Не хватает... Немножечко...
А Леночка взмахнула руками, как испуганная птица:
- Что вы, что вы? Как можно! Я вам сама добавлю? Ладно?..
И деловитая Танечка вдруг сказала дрогнувшим голосом:
- И я тоже добавлю... Если позволите?..
И они щелкнули замочками своих тощеньких девичьих сумок.
И к дедушкиной стопке денег легла еще одна худенькая стопочка.
И кажется, все куклы зааплодировали, а солдатики грохнули салют из своих ружей, и пушка тоже не осталась равнодушной, бабахнула, будь здоров, а герои сняли с себя звезды, чтобы... Словом, если можно было бы, все бы насмерть зацеловали Леночку с Танечкой...
А белый медведь снова оказался в нарядной коробке.
И поплыла большущая эта коробка по всему городу в трамваях, автобусах и маршрутных такси...
***
Маленький Алеша с нетерпением ждал дедушку. Он все поглядывал в окошко, к которому нельзя было и близко подойти, чтобы носом к стеклу... Нельзя!.. Что вы!.. Что вы!..
Он оглядывался на дверь, из которой всегда сквозняк, и тоже нельзя босиком, на цыпочках, чтобы ухом к замочной скважине. Что вы, что вы?..
И бедный Алеша только вытягивал худую шейку из-под одеяла, прислушивался, хмурил бровки. Ну, где же ты, дедушка?
И наконец все затрепетало в воздухе от соловьиных трелей дверного звонка. И сердечко Алешино тоже затрепетало, забилось, чуть не выскочило наружу.
Ура! Наконец-то!
И въехала в комнату, будто сама по себе, огромная коробка, хрустящая целлофаном.
И Алеша не удержался и поднялся, глядите все... поднялся из постели, в которой пролежал столько длинных недель. Поставил неверные ноги на коврик. Скрипнули пружины кровати. Охнула примятая подушка. Поехало одеяло на пол. И выдержали, выстояли худые Алешины ножки, закачалась мальчишеская фигурка под яркой люстрой.
И все радостно и облегченно вздохнули.
Алешин папа положил дрожащую руку на сердце. Сестра Маша приподнялась на цыпочки. Мама Алешина привычно заплакала, легкими, невидимыми слезами.
А коробка чудесным образом заскрипела своими картонными боками.
Зазвенели скобочки, тэ-энс...
Захрустела с громом фольга, гр-р-р...
Посыпалась на бархат ковра бумажная пыль.
И раздетый от фольги и целлофана, выкатился прямо на ковер огромный белый добрый медведь.
Здрасьте!..
И Алешенька вскрикнул и даже подпрыгнул от радости. И прямо-таки вцепился в белый мех. Откуда только силы взялись?
Он ткнулся губами в черный глянец медвежьего носа. И обнял толстую медвежью шею тонкими прозрачными ручонками. Ур-ра!..
А дедушка сказал:
- Ну, вот! Будет теперь у тебя верный дружок. Хочешь, спи с ним, хочешь, кашу трескай, хочешь, в шашки играй... Только выздоравливай поскорее!..
А сестра Маша погладила медведя по бархатистой шкуре:
- Живой медведь! Настоящий! Теплый и, кажется, дышит...
И они оба с Алешей приложились к медведю ухом и прислушались. И медведь прислушался и даже не поверил сам себе, потому что в нем будто бы появилось дыхание, и даже сердце у него обнаружилось и тихонько забилось, ту-ук, ту-ук... Вот тебе раз!
И Алеша с уважением пожал медведю лапу.
Живой!
Настоящий!
Здравствуйте, Михайло Потапыч, по фамилии Белый, то есть Северный.
А дедушка присел на ковре рядом с Алешей, Машей и белым медведем и стал им сказки рассказывать. И белый медведь тоже уши развесил, у-ух ты...
И узнал белый медведь о северном сиянии, о злющих метелях, у-у-у...
О немой рыбе в прорубях и усатых тюленях.
О снежных берлогах и крикливых чайках.
О ледяных дорожках...
Счастливый Алеша так и уснул у дедушки на руках, а точнее на медвежьей шее. И когда его переносили в кровать, он даже рук не разжал. Так и положили белого медведя рядом с ним, слабеньким, прозрачным...
И медведь замер и совсем растаял в теплых Алешиных руках.
- Смотрите-ка, - сказал дедушка шепотом, - кажется, ему легче. Помог, наверное, белый медведь...
И папа кивнул головой, а мамины слезы высохли на лице.
Но только белый медведь не помог. Потому что поднялся у Алеши жар к вечеру. Огненное пламя заметалось на щеках. Сознание Алеши провалилось в густую тьму. И начал он таять, как тоненькая свечечка из живого слабого воска.
Срочно вызвали врача.
Но и врач, солидный, пахнущий йодом, только пожал плечами.
- Временное улучшение... Кризис, - сыпалась свинцовая дробь незнакомых слов. - Надо подождать... Если легче не станет, придется везти в реанимацию...
И теперь уже только белый медведь видел то, что другим было видеть не дано.
В углу комнаты появилась черная неясная тень. Тень колебалась жидкой страшной медузой. Тень росла, вычерняя весь угол.
А над мальчиком будто появилось бледное крыло прозрачного пуха, и над самым изголовьем медведь заметил призрачное сияние. Будто кто-то склонился над больным мальчиком в сияющих одеждах.
И еще заметил медведь, как стало задерживаться слабое дыхание Алеши, словно мальчик забывал дышать. Странно...
И яркие пунцовые пятна на щеках Алешиных стали гаснуть, бледнеть.
И пальцы, сжимавшие медвежью шею, разжались и ослабли совсем.
Испуганный белый медведь хотел взреветь, хотел позвать на помощь. Но куда там! Если рот зашит начисто. И нет у него заводной гармошки в груди: ма-а-ма-а... Эх-эх!..
А ведь только, только ожило сердце под белоснежным мехом и стало стучать, ту-ук, ту-ук...
И белый медведь вдруг заставил свое сердце стучать на весь белый свет, ту-ук... ту-ук...
Ту-ук!..
Ту-ук!..
Ту-ук!..
Стучало, гулко билось большое медвежье сердце. Стучало на всю комнату, на весь дом, на весь город...
И достучалось!
Потому что скрипнула дверь, и скользнула в щелочку маленькая детская фигурка. Сестричка Маша увидела горькие медвежьи глаза, услышала гулкие обвалы живого сердца. Маша вскрикнула и бросилась к Алешеньке.
Она обхватила его крохотными ручонками и взмолилась:
- Алешенька! Что с тобой!
И слабо шевельнулось над Алешей ангельское крыло. Машенька словно почувствовала слабое колебание ангельского света. Словно догадалась она, что кто-то здесь есть, кто-то услышит ее.
- Боженька, - забился тревожный Машенькин голос, - пожалей нашего Алешеньку! Ангелочки миленькие, не забирайте моего братика!..
Упали Машины кудри на Алешино одеяло.
- Помилуйте нас...
Горящим шепотом обожгло медвежьи лапы.
- Пусть наш Алешенька выздоровеет! Пусть останется с нами! Пусть поправится!..
И горючие слезы таким градом посыпались на медвежью шкуру, что белый медведь съежился. Мохнатая лапа съехала ему на глаза, а то бы он увидел, как метнулась к кровати страшная черная тень, и блистающие крылья вдруг стремительно распахнулись и стали перед страшной тьмою нерушимой стеной...
Встали прямо над Машей, над Алешей и над неживым от страха медведем.
И отползла назад черная тень, улизнула, растворилась, улетучилась.
А когда вспыхнула люстра в Алешиной комнате, и врач склонился над детской кроватью, не было даже и следа этой тени.
И врач сказал:
- Ну, во-от, дорогие мои! Слава Богу! Кажется, обойдемся теперь без скорой помощи! Думаю, кризис миновал! Легче стало нашему Алешеньке. Посмотрите сами...
И все склонились над здоровым румянцем крепко спящего Алеши.
А Машенька весело вскинула золотистые кудряшки:
- Вот видите, чу-удо какое, настоящее чу-удо! Это все наш медведь помог, все он... Миленький, славненький, пушистенький... Еще как помог! А вы и не верили? Во-от как!
И Маша всплеснула пухлыми ручонками:
- Мы теперь с этим мишенькой ни за что не расстанемся!
Белый медведь хотел было возразить.
Что вы?! Как же так? При чем здесь медведь?
Если Машенька спасла Алешу. Он же сам видел.
Была страшная тень. Крылья были. И небесное сияние накрыло Алешу по молитве маленькой девочки...
Но куда там... Что тут скажешь? Если рот зашит начисто.
Так все и остались при своих заблуждениях.
И живет белый медведь до сих пор у Алеши с Машей припеваючи.
Только на плече у него теперь чернильное пятно. Лапу заднюю пришивали недавно. Нос потерялся, и это к лучшему. Потому что дедушка принес детям бронзовую пуговицу, начистил ее мелом, и она теперь на медвежьем носу блестит солнышком, переливается и пускает солнечных зайчиков.