У Мишки порвались кроссовки. Разнесло их начисто. Подошвы отклеились и шлепали по асфальту, как ласты. Швы лопнули кое-где, нитки полезли, стельки сгорбились, скукожились...
Ходить еще можно было бы, если пальцы поджать... Но вот пнуть коробку с песком, или по трубе водосточной... Или по консервной банке с размаху... Не получается, эх-эх... Нелегкая у пацанов жизнь!..
И Мишка предъявил маме вещественные доказательства погоревшей обуви, а мама только руками развела:
- Безобразие! Весной же покупали! Новенькие, с иголочки! Что это с обувью делается? Я в твоем возрасте туфли по пять лет носила...
И Мишка плечами пожал. Носила она! Так не носилась же? А он на месте стоять не может... Разве он статуя? Вот бы посмотреть на мамины туфельки после футбола консервными банками на сыром песке... Или после прыжков по весенним лужам... Или, скажем, если батарея чугунная на них, шле-епс... Бывает же... А Мишке легче кроссовки на гвоздь повесить и забыть про них, чем держать их в полном послушании. Пылинки с них сдувать. Чистить, драить... И прогуливать их по одной дорожке: школа, дом, библиотека, а-ать-два-а-а... Нет уж!..
И Мишка вздохнул, а мама покачала головой:
- Все горит на твоих ногах!.. Просто, горит... Уму непостижимо!..
И дала Мишке денег на кроссовки. Чтобы сам купил. Не маленький. Сходит и купит сам. Как миленький. Только чтобы покрепче и недорого. И сказала мама Мишке, чтобы без кроссовок домой не приходил. Потому что деньги в доме последние. Хотя, можно было бы и не напоминать об этом. Мишка и так знает, что любые деньги в их доме последние. Что тут поделаешь?
И пошел Мишка в школу утром, гремя подошвами по асфальту, дры-ынь, дры-ынь... А в школе такие страшные новости, закачаешься...
Маша Бурмистрова в аварию попала с родителями. Страшное происшествие! Невероятное!.. Сама Маша Бурмистрова!.. Подумать только!..
Ведь Бурмистрова первый в школе человек. После директора, конечно. Представьте себе! И не только потому, что Маша отличница по всем предметам. Это ерунда! Подумаешь, какие-то оценки! А потому что, скрипка у нее в руках играет круче любого магнитофона, в смысле - лучше. Больше на музыку похоже. На всех олимпиадах Маша - чемпион из лиги чемпионов. И стихи Маша такие пишет, умереть и не встать... Плакать хочется и смеяться! И все мальчишки этой Бурмистровой любуются, даже если на нее со спины смотреть... А уж если она сама свои бархатные ресницы вскинет, и плеснется в них синь морская, пропал человек... Погиб смертью храбрых...
И вот эта Бурмистрова в аварию умудрилась попасть. Такая она необыкновенная. Всюду успевает.
И Мишка узнал, что лежат все Бурмистровы в реанимации. Лежат без сознания. Под капельницами. И операции им предстоят мучительные. И кровь им нужна какой-то редкой группы. Четвертой, резус положительный. Срочно-пресрочно...
И Мишка страшно обрадовался, когда выяснилось что у Маши такая же кровь, как у Мишки, редкой четвертой группы. И Мишка для Маши Бурмистровой целое ведро такой крови сдал бы. Запросто! Но только, сказали, что у школьников кровь не принимают. А принимают исключительно от взрослых. Которые с паспортом. А вот деньги могут и у школьников принять безо всякого паспорта. Потому что деньги нужны немалые. На операцию к Бурмистровым едут академики с профессорами. А они дорогого стоят...
И тут же зашевелились в кармане у Мишки деньги на кроссовки. Прямо как змеи. И даже, кажется, зашептали ему на ухо:
- Молчи, Мишка! Молчи-и-и.. Нету у тебя никаких денег! Не-ету!.. Мы же у тебя всегда последние! Ты посмотри на себя, Мишка! У тебя же дыра на дыре! Латать не перелатать! Кроссовки у тебя рваные... Рубашки старые... Шапку ты потерял! Растяпа! Разве ж мы тебе лишние? Разве ж мы тебе чужие? Родненькие мы твои! Роднее не бывает!..
И Мишка даже зубы стиснул. Хлопнул по карману кулаком. И сказал:
- Чего тут ахать! Чего думать! У кого шапка есть? Клади ее на парту...
И сунул Мишка в эту мятую шапку целую бумажную горсть, которая ему и руки жгла и, кажется, царапалась и чуть ли не кусалась.
И тут же в эту шапку полетели бумажки мятые. Самого разного достоинства, а умнее сказать, номинала. И сам Марк Ясинский, Мишкин одноклассник, накрыл все это богатство сверху сотенной купюрой. Блестящей и прямо хрустнувшей от важности. И все на Марка уставились. А Марк небрежно плечами пожал:
- Подумаешь! Не хватит, еще принесу. Не последние!
И у многих зачесалось в затылке. Щедрый, конечно, Марк! Не жмот! Кому жвачку нежеванную даст, кому ручку шариковую кинет на память, кому блокнот подарит просто так... Недаром у Марка папа депутатом в Киеве.
А Мишка ноги спрятал под парту и глубоко задумался. И что это на него вдруг нашло? Последние деньги отдал! Где их теперь возьмешь? И грустно посмотрел Мишка на лапти дикорастущие сорокового размера. Вот они, просят каши, просят, пожалуйста...
А тут еще Колька Задорожный локтем толкнул.
- Слушай, Мишка, после школы на поле пойдем. Там команда с Красной Горки грозится с нас штаны спустить... Смотри, Мишка, обязательно приходи!
А Мишка только вздохнул. Мало того, что босиком, так еще и со спущенными штанами... Ужас! И что теперь Мишка маме скажет? Как тут отбрешешься? Домой-то без кроссовок приходить не велено.
Все уроки вздыхал Мишка. И вместо футбола поехал в больницу с делегацией от школы, фрукты и соки пострадавшим отвезти с запиской от класса. Фрукты и соки, конечно же, Марк купил. И записку сам лично писал. И всю школьную делегацию возглавил. Потому что у него наследственность такая и тяга к общественным делам через папу-депутата в Киеве.
А после больницы, поздно вечером Мишка перед родной дверью встал, и руки у него даже стучать уже не могли, не то, что на звонок нажать. Но только мама его горькие вздохи и так услышала. Через закрытую дверь. На то она и мама, чтобы сына сквозь стены чувствовать.
Она настежь открыла дверь и сказала:
- Знаю уже... Все знаю... Рассказали, добрые люди, про твои подвиги! С самого утра поведали...
И потерла красные глаза:
- Вот уж молоде-ец!
И вздохнула горько, безутешно:
- Прибила бы тебя, Мишка, не задумываясь... Если бы сама не была такая же...
И распахнула дверь пошире:
- Ну, заходи уж, босяк несчастный!
И Мишка зашел. Что ж делать-то? Денег-то не вернешь. Да и босиком жить можно. Это ж не смертельно!
И тут Мишка вдруг заметил бинты у мамы на локте. И почерневшую от крови вату на самом сгибе, там, где вены тонкие, синенькие... И Мишка чуть криком не закричал... Чуть до потолка не подпрыгнул... Чуть язык не прикусил...
А мама сказала:
- Тише, ты, тише! Не один ты, такой простофиля... Не гляди на мои руки! И не кричи!
И совсем тихо добавила:
- К тому же совсем не больно кровь сдавать... Только голова чуть-чуть кружится... Давай-ка лучше твою рухляндию на свет разглядим...
И стащил побледневший Мишка рваные кроссовки с ног.
До глубокой ночи вместе с мамой клеил Мишка лопнувшие кроссовки. Зашивали швы, выщипывали старые нитки, зажимали клееные подошвы струбциной. Авось, послужат еще! Никуда не денутся! Подправили обувку, как могли.
И всю неделю несчастный Мишка ходил как парализованный. Ни по трубе водосточной, бэ-эмс, ни по кирпичным крошкам, ты-ыкс, ни даже по коробке из-под обуви... Знаем мы эти коробки!
И ноги у Мишки были будто на костылях. Мука страшная, неописуемая... Сами попробуйте-ка! Ходить вот так, с пяточки на носок...
Но только кроссовки все равно лопнули. Как Мишка ни старался. И подошва опять зашлепала ластами по асфальту. И швы разъехались пуще прежнего. И стельки расползлись в разные стороны... Э-эх! И столько ниток вдруг повылазило, тьма-а...
А тут, как назло, наконец, разрешили к Машеньке в палату делегацию пропустить. И когда список составляли, Мишку записали первым. После Марка Ясинского, разумеется. И Мишке так захотелось увидеть васильковую синь Машиных глаз, хоть лопни... Хоть зубами кроссовки зажми. Вот она, жизнь какая у пацанов! И решил Мишка все-таки пойти и за спинами у ребят все время прятаться, чтобы рваными кроссовками Машу не испугать. Хорошо, что у Марка-младшего спина широкая, полкласса закрывает...
И поплелся Мишка в больницу, как побитая собака, у всех в хвосте. В больнице шлепал подошвами позади всех. В палате устроился в укромном уголке. И только из-за плеча Маркового украдкой смотрел, как лучатся синью Машенькины глаза над белизной больничных простыней.
Маша сказала:
- Спасибо, вам всем, ребята... За деньги, спасибо... За фрукты... И тебя, Марк, особенно благодарю!
И спина у Марка стала еще шире, так что совсем Мишка скрылся за этой спиной.
И, наверное, так бы и остался Мишка совсем незамеченным, но тут вдруг заскрипела оконная рама, и от порыва ветра взмыли вверх тонкие паруса занавесок. Что-то посыпалось с подоконника, зазвенело, дзы-ынь... Хлопнуло стекло о стену, до-онс... И бросился Мишка, не задумываясь, придержать эту раму поскорее.
А зря не подумал...
Потому что поехало у него что-то под самыми пятками. Скользнуло предательски... Затрещало...
И пока боролся Мишка с коварной стихией, прижимал раму и крутил защелками вверх-вниз, внезапно похолодели у него пятки. Лопнуло что-то с жалким писком под Мишкиными ногами, и покатилось прямо к Машиной больничной койке.
Все обернулись посмотреть на нечто.
И Мишка обернулся.
И от ужаса закрыл глаза. Потому что это были оторвавшиеся подошвы Мишкиных кроссовок. Скорченные, безобразные, в потеках застывшего клея... И Мишка понял, почему похолодели его несчастные пятки. Потому что Мишка в прямом смысле босиком оказался, а не в переносном.
А Маша вдруг наклонилась, протянула руку и подобрала старую подошву своими нежными музыкальными пальцами.
И сказала жалобно:
- Что же ты, Мишка? Тоже деньги сдавал?
Марк за Мишу ответил.
- Восемдесят гривень сдал Мишка, а я сто гривень...
Но Машеньке почему-то было безразлично, сколько Марк денег сдал. Она посмотрела на Мишкины голые пятки и сказала задумчиво:
- Что же это?.. Ты последние деньги отдал... Ради меня...
И вдруг подняла свои чудесные глаза на Мишку. И столько нежной плещущей синевы вылилось на Мишку, просто утонуть, не встать...
А Марк сказал:
- Ты Мишка, дурак... Последние деньги отдать! Кто ж так делает? Только последние дураки...
Марк покачал головой:
- Я тебе свои кроссовки подарю. У меня этих кроссовок восемь пар... Хоть соли их...
И Марк тут же достал крохотный мобильный телефон и степенно поднес его к уху, ал-ло-о...
Так что, приперся Мишка в больницу почти что босиком, а вышел из больницы в новых кроссовках. Привезли кроссовки на шикарном "мерседесе" с ветерком.
Но это не главное...
Главное, что Маша шепнула Мишке, когда прощались за руку:
- Ты вот что, Миша... приходи ко мне завтра... Если сможешь... Обязательно приходи!..
И Мишка обомлел и подумал, что, в сущности, плевать на какие-то кроссовки. Разве в кроссовках счастье?
Да к Машеньке можно и босиком по холодному снегу, и по горящим углям, и даже по битому стеклу...