Васильев Николай З. : другие произведения.

Девочка из Аркадии: Роман-утопия

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:




Николай З. Васильев

Девочка из Аркадии

Роман-утопия

  
   No one knows what will happen next, such portents fill the days and nights;
   Years prophetical! the space ahead as I walk, as I vainly try to pierce it, is full of phantoms,
   Unborn deeds, things soon to be, project their shapes around me,
   This incredible rush and heat, this strange ecstatic fever of dreams O years!
   Your dreams O years, how they penetrate through me! (I know not whether I sleep or wake;)
   The peform'd America and Europe grow dim, retiring in shadow behind me,
   The unperform'd, more gigantic than ever, advance, advance upon me.
   Walt Whitman
  
   Часть I. Аркадия
   Глава 1.1
   Глава 1.2
   Глава 1.3
   Глава 2.1
   Глава 2.2
   Глава 2.3
   Глава 3.1
   Глава 3.2
   Глава 3.3
   Часть II. Полис
   Глава 4.1
   Глава 4.2
   Глава 4.3
   Глава 5.1
   Глава 5.2
   Глава 5.3
   Глава 6.1
   Глава 6.2
   Глава 6.3
   Часть III. Океан
   Глава 7.1
   Глава 7.2
   Глава 7.3
   Глава 8.1
   Глава 8.2
   Глава 8.3
   Глава 9.1
   Глава 9.2
   Глава 9.3
   Часть IV. Элизиум
   Глава 0
   Послесловие автора
  
   Часть I. Аркадия
  
   Глава 1.1
  
   Представьте себе девочку, которая живёт в посёлке посреди леса...
   Представьте себе внешность девочки, выросшей посреди леса. Невысокий рост, смуглая от загара кожа, светло-русые волосы, заплетённые в две длинные косы, карие глаза, немного вздёрнутый нос, полные губы. Девочка растёт и постепенно становится женщиной. Женское, взрослое начало сталкивается в ней с детским началом, и это порождает нескладность, угловатость, неопределённость, незаконченность.
   Представьте себе посёлок, в котором живёт девочка. Три десятка неогороженных деревянных срубов с двускатными крышами стоят двумя рядами вдоль реки. Дома наполовину врыты в землю, смотрят входами на улицу. За каждым домом -- огород: картошка, лук, репа, конопля, рожь. Лес и река дают травы, ягоды, грибы, рыбу и мясо птиц и зверей.
   Представьте себе дом, в котором живёт девочка. Вход в виде узкого низкого коридора -- надо нагибаться, чтобы войти. Посредине большой очаг, обложенный камнями, у стен -- топчаны. Везде звериные шкуры -- на полу, на стенах, на топчанах. На шкурах сидят, на шкурах лежат, шкурами укрываются. В крыше -- отверстие для выхода дыма, окон нет.
   Представьте себе семью девочки. Отец -- богатырь: высокого роста, широкоплечий, почти квадратное лицо, длинные светлые волосы, светлая борода, серые глаза, как будто всегда прищуренные, нос с горбинкой, прямой рот. Мама -- красавица: у неё круглое лицо, русые волосы -- две косы, -- широко расставленные карие глаза, широкий вздёрнутый нос, полные губы.
   У девочки -- четверо братьев и сестёр: младшие брат и сестра и два старших брата-близнеца. Девочка и младшая сестра чертами лица пошли в маму. Три брата похожи на отца: такие же почти квадратные лица, как бы прищуренные голубые глаза, но юность проступает в них румяными пятнами на щеках.
   Глава семьи -- не отец, а дедушка. Он выглядит так, как будет выглядеть отец лет через двадцать пять: густые седые волосы и густая седая борода, складка над веками, придающая лицу печальный вид, мешки под глазами, потерявший форму грушевидный нос, углы губ опущены, морщины на лбу, морщины на шее, морщины на руках, сгорбленная спина, охрипший голос. Но дедушка -- старый богатырь, у него ещё крепкие ноги и сильные руки.
   Мама с сёстрами носят длинное, ниже колен платье с круглым вырезом, мамино платье подпоясано широким кожаным ремнём, который украшают звериные зубы и вышитые "коловраты". На мужчинах -- длинные рубахи, кожаные ремни с звериными зубами и "коловратами", широкие штаны. Взрослые обуты в кожаные сапоги, дети от первой травы до первого снега бегают босиком. Зимой вся семья укутывается в шкуры.
   Так, по словам дедушки, жили все их предки, все их пращуры -- не годы, а века. Девочка верит дедушке. Дедушка -- не только сильный, но и мудрый. Самый мудрый человек на свете, и все это знают.
   Дедушка говорит: "Есть земля, и есть небо. Человек рождён жить на земле. Человек не сможет жить на небе", -- и это правда.
   Дедушка говорит: "Земля -- это звук, цвет, вкус. Небо -- это пустота. Земля -- это горы и равнины, реки и озёра, деревья и травы, звери и птицы. Небо -- это ничто. Земля тверда, крепка, надёжна. Небо опасно. Земля -- для людей. Небо -- не для людей. Небо -- для драконов", -- и это тоже правда.
   Дедушка говорит: "Земля, мир, Мать-Природа -- это можно. Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет".
   Неужели всё это правда?
  
   * * *
  
   Рысь выглянула из-под шкуры и осмотрелась. В доме было светло от горящего очага, возле которого стояла мама. Отца и дедушки не было. Братья и сёстры ещё лежали на своих топчанах. Людмил укрылся шкурой с головой, наружу торчала только его рука, а Милуша почти сбросила свою шкуру. Милослав лежал лицом к стене, а Милорад -- лицом к середине комнаты. Милорад подмигнул Рыси. Рысь тоже подмигнула, только у неё, как всегда, это получилось не с первого раза, и сначала она подмигнула двумя глазами.
   -- Вставай, Мила, -- послышался знакомый ласковый голос. Мама знала, что повторять два раза не нужно. Рысь была старшей сестрой и должна была помогать маме в готовке еды. Хотя ей было трудно, но она каждое утро пересиливала себя. Не оставлять же голодными восемь человек. За готовкой утренней ржаной каши с мясом Рысь не заметила, как совсем рассвело.
   К этому времени все братья и сёстры проснулись и сидели на топчанах в ожидании каши. Первыми поднялись двойняшки Милослав и Милорад и сразу заговорили об охоте. Они могли говорить только об охоте. Людмил, повторявший за старшими братьями, смотрел на них, не отрываясь. Было видно, что он тоже хочет поговорить с ними об охоте, но они не обращали на него внимания -- мал пока.
   Людмил был так увлечён, что не увидел, как Милуша взяла его деревянную ложку. Милушу не интересовала охота, она играла двумя ложками -- своей и Людмила: "Мир вам, уважаемая ложка". -- "Мир вам, уважаемая ложка". Ложки обошли топчан и снова встретились: "Мир вам..."
   Мама попросила Людмила позвать отца и дедушку. Людмил выбежал, как будто ему велели сообщить, что начался пожар. Милуша повернулась к Рыси и сказала -- точнее, её ложка сказала:
   -- Мир вам, Милава.
   Только от мамы и от дедушки Рысь терпела, чтобы её называли Милой или Милашей. Остальные должны были называть её Милавой, тем более младшая сестра.
   -- Мир вам, ложка, -- ответила Рысь.
   Людмил вернулся и сказал, что отец с дедушкой скоро придут. Он пошарил глазами в поисках своей ложки и увидел её в руках Милуши.
   -- Моё, -- сказал он и схватился за конец ложки.
   Милуша потянула ложку на себя, но Людмил легко вырвал у неё ложку. Милуша на мгновение застыла. За это мгновение Милорад успел сделать знак маме, а Рысь -- немного отодвинуться и зажмуриться. Потом Милуша открыла рот и закричала.
   Мама, присев на корточки, утешала Милушу, приговаривая: "Не плачь, родная", -- и краем платья вытирая мокрое от слёз Милушино лицо. Людмил напряжённо пялился в угол и делал вид, что он тут ни при чём. Милослав морщился, как от боли, -- он терпеть не мог слёз. Милорад сочувственно смотрел то на Людмила, то на маму. Рысь терпеливо ждала, уперев руки в бок. Тут дверь распахнулась, и, наклоняя головы, вошли дедушка и отец. За ними вбежал огромный, лохматый Варяг, который мокрым носом ткнулся в ногу Рыси. Рысь потрепала голову Варяга, и он отправился на свою подстилку возле входа.
   -- Что за шум, а драки нет? -- весело спросил отец. Наверное, Милушины вопли были слышны и во дворе.
   Мама громко вздохнула, усадила вздрагивающую и шмыгающую носом Милушу и подошла к котлу. Дедушка по лицам Людмила и Милуши сразу понял, что случилось, и, проходя к котлу, огромной ладонью погладил обоих внуков по голове. Милуша перестала вздрагивать и шмыгать носом, а Людмил перестал пялиться в угол и расслабился. Отец тоже прикоснулся к голове младшей дочери такой же огромной, как у дедушки, ладонью. Мама и Рысь выдали каждому по деревянной тарелке с кашей.
   Отец и дедушка ели неторопливо, осторожно дули на поднесённые ложки, долго жевали мясо.
   -- От мяса вся сила, -- как обычно, сказал отец, и дедушка кивнул.
   Мама торопилась, чтобы поскорее начать уборку. Милослав и Милорад проглотили кашу раньше всех, потом проглотили добавку и ждали, пока доедят старшие. Людмил заставлял себя есть нелюбимую кашу, чтобы поспешить за старшими братьями.
   Милуша съела половину и попросила яблоко. Мама вздохнула, забрала у Милуши тарелку, переложила остатки её каши к себе, и дала ей яблоко. Яблоко выскользнуло из Милушиных пальцев, перепачканных кашей, и покатилось по полу. Милуша получила другое яблоко, а первое достал Людмил.
  
   * * *
  
   Варяг подбежал к двери, и когда она открылась, шмыгнул наружу. Отец, Милослав и Милорад подхватили копья, луки и стрелы, побросали в заплечные мешки приготовленную с вечера еду -- сушёное мясо, варёную картошку, луковицы -- и без лишних слов ушли следом за псом. Дедушка с Людмилом вышли их проводить. Людмил наверняка надеялся, что его возьмут с собой.
   Мама с Рысью принялись за мытьё посуды. Милуша сидела на топчане и играла с двумя куклами, вырезанными из дерева. Это были муж и жена, а детьми были щепки.
   После мытья посуды мама прилегла отдохнуть, а Рысь пошла во двор. Хотя лето кончалось, но солнце пока светило по-летнему ярко и горячо. По Большой реке бежала искрящаяся рябь. Возле горы дров на чурбане сидел дедушка и, как он сам любил говорить, "грел кости". У его ног, растянувшись во всю длину своего толстого тела, валялась Мурка. Людмил с недовольным лицом расхаживал по двору. Отец со старшими братьями ушли на охоту, а его оставили.
   Дедушка пощекотал живот Мурки и сказал:
   -- Хороший день, чтобы сходить в лес.
   -- На охоту? -- обрадовался Людмил.
   -- Почти что на охоту.
   -- За травами, -- поняла Рысь. Она бы сходила и на охоту, но за травами -- тоже интересно.
   Рысь отпросилась у мамы. Хотя работы по дому и огороду хватало, но в лес с дедушкой мама не могла не отпустить. Перекусив нитку, -- она штопала старую одежду -- она сказала, чтобы Рысь вернулась к готовке дневной еды. Дедушка взял мешок для трав, палку и костяной нож -- лечебную траву нельзя резать железом, а то она потеряет свою силу. Еду он брать не стал, всё равно уходили недалеко и ненадолго. А если кто-то проголодается, то дедушка всегда найдёт что-нибудь в лесу.
   Дедушка с Рысью и Людмилом шли по улице, между двумя рядами домов. Дедушка шагал неторопливо, но не от слабости, а чтобы внуки могли примериться к его шагу. Примериваться пыталась одна Рысь, Людмил постоянно то отставал, то забегал вперёд. Соседи приветствовали дедушку с уважением и с таким же уважением смотрели на его внуков. Дедушка был знатоком лечебных трав, опытным охотником. Он был самым мудрым человеком на свете, и все это знали.
   На самом краю посёлка дедушка остановился возле дома Злобы, который, как недавно дедушка, сидел и грел кости. Злоба был такой же старый, как и дедушка: большая голова на толстой шее, плешь, окружённая редкими седыми волосами, седая борода, низкий лоб, широкие брови, маленькие бесцветные глаза, нос картошкой, большие уши. Рядом стоял улыбающийся Неждан, его внук: полноватый, с кудрявыми рыжими волосами, зелёными глазами, огромными веснушками по всему лицу.
   -- Мир тебе, Богомил, -- сказал Злоба.
   -- Мир тебе, Злоба, -- ответил дедушка.
   -- За травами? -- спросил Злоба. -- Возьми и моего внучка.
   Дедушка принял ещё одного спутника. Рыжий Неждан посмотрел на Рысь и ещё шире улыбнулся. Рысь была рада, что Неждан идёт с ними. Она подмигнула Неждану -- и надо же, получилось подмигнуть с первого раза одним глазом. Неждан почему-то засмущался и отвернулся, но продолжал улыбаться.
   Старый Злоба пожаловался, что кашель всё не проходит -- ничего не помогает, и сразу так закашлялся, что чуть не упал. Откашлявшись, отплевавшись и отсморкавшись, он попросил принести чего-нибудь посильнее. Дедушка пообещал, что принесёт.
  
   * * *
  
   Лес начинался сразу за посёлком. Сосны скрыли солнце, из-за кустов не было видно, что находится в нескольких шагах, из-за листьев папоротника не было видно, что находится на земле. Людмил при входе в лес присмирел и вложил свою ладошку в огромную дедушкину ладонь. Неждан всё так же улыбался, его зелёные глаза округлились от удивления.
   Рысь, бывая в лесу, не чувствовала ни страха, ни удивления. Любопытство -- вот что рождал в ней лес. В посёлке всё было знакомое, сто раз виденное. В лесу можно было найти что-то новое и неизвестное. Она потому и любила ходить в лес с дедушкой, что дедушке можно было задавать вопросы об этом новом, и он всегда отвечал. Или почти всегда. Некоторые вопросы дедушке не нравились, и он с подозрением оглядывал Рысь из-под нахмуренных седых бровей.
   -- Дедушка, а гора сейчас где? -- спросила Рысь.
   Дедушка показал рукой в четыре стороны:
   -- Вот там закат, там Большая река, там восход, там гора.
   -- А мы не пойдём на гору?
   -- Сегодня не пойдём.
   -- Дедушка, а за горой -- что?
   -- Другие леса, другие луга, другие горы.
   -- А за Большой рекой?
   -- Тоже леса, луга, горы.
   -- А где это всё кончается?
   -- Земля нигде не кончается.
   -- Нигде? А где тогда начинается небо?
   Дедушка нахмурился и с подозрением оглядел Рысь. Дедушке не нравились вопросы о небе, и Рысь давно поняла, что такие вопросы лучше ему не задавать. Такие вопросы лучше никому не задавать -- ни дедушке, ни маме, ни отцу.
   Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет.
  
   * * *
  
   Они шли в сторону восхода, сходили с хорошо утоптанной тропы и углублялись туда, где трава была выше Рыси. Дедушка шуровал палкой в траве, чтобы отогнать гадюк, внимательно осматривал землю и подзывал ребят, показывая им ещё одно полезное растение. Вот это хорошо для заживления ран и царапин, это -- от кашля, это -- от лихорадки, это -- от высыпаний на коже, это -- от ломоты. А про некоторые дедушка не объяснял, от чего они, но говорил, что тоже пригодятся. Сколько болезней -- на каждую есть своя трава, свой листок, свой корень, своя ягода. За что спасибо Матери-Природе.
   Дедушка осторожно присел на поваленную берёзу, которая прогнулась под его тяжестью, и опустил между ног набитый мешок. Берёза упала недавно и ещё не успела обрасти мхом. Людмил, уставший от долгой ходьбы, примостился рядом, положил голову на дедушкины колени и скоро засопел. Рысь и Неждан прислонились к раздвоенной берёзе. Неждан достал из-за пазухи яблоко и протянул Рыси. Рысь помотала головой -- столько яблок было съедено за этот месяц, что она не могла их видеть. Неждан в два укуса слопал яблоко и достал второе.
   -- Спасибо Матери-Природе, -- повторил дедушка, оглядывая вершины деревьев. -- Спасибо за её доброту. За то, что она так заботится о нас, людях. Мы ничего не сможем сделать без Матери-Природы. Всё -- от Матери-Природы: еда, лекарства, дом, посуда, одежда.
   С едой и лекарством понятно. Дома строят из деревьев, посуду вырезают тоже из дерева. Одежду шьют или из конопляной ткани, или из шкур.
   -- А откуда берутся котлы, иглы, ножи, лопаты, топоры? -- спросила Рысь. -- Откуда берётся железо?
   -- Тоже от Матери-Природы, -- ответил дедушка. -- Железо лежит в земле. Его достают из земли и плавят на огне. Железо -- как куски смолы, только твёрже. Если разогреть его на огне, оно становится жидким. Пока оно жидкое, из него делают разные вещи.
   -- А как оно становится жидким? Наш котёл стоит на огне и не становится жидким.
   -- Для этого нужен очень сильный огонь. В нашем посёлке плавить железо не умеют. У нас все железные вещи -- выменянные.
   -- А в каких посёлках умеют? В тех, которые за горой?
   -- В тех, которые за Большой рекой. Они очень далеко, пешком не дойти. Но нам туда идти не нужно. У нас ещё много железных вещей, на твой век хватит.
   Рысь смотрела на вершины деревьев и видела ясное голубое небо, о котором нельзя спрашивать.
   -- О чём задумалась, Милаша? -- спросил дедушка.
   -- Мама ждёт, -- ответила Рысь. -- Пора домой -- готовить дневную еду.
   -- Пора так пора.
   Дедушка приподнял Людмила за плечи и слегка растормошил его. Людмил долго мычал, отмахивался, потом открыл глаза, пальцами потёр лицо, как будто снимая с него налипшую паутину, и пробурчал:
   -- А я вообще нисколечко не спал!
  
   Глава 1.2
  
   Представьте себе мужчину средних лет, который живёт в большом, просто огромном городе...
   Представьте себе внешность мужчины, выросшего в большом городе. Невысокого роста, жилистый, узкоплечий, короткое туловище и длинные руки, вытянутая лошадиная голова, чёрные волосы, высокий лоб с залысинами, глубокие морщины на лбу и вокруг рта, выпуклые глаза, выбритый до синевы подбородок, крупные зубы, небольшой шрам на верхней губе справа, и, может быть, из-за шрама он говорит так негромко. Он знает, что прожил больше половины жизни, и осталось ему меньшая часть.
   Представьте себе город, в котором живёт мужчина. Это всегда был большой город, он всегда рос во все стороны света и поглощал более мелкие населённые пункты, и теперь это просто огромный город. Один из поглощённых населённых пунктов назывался Звёздный Город, и это имя распространилось на весь огромный город. Впрочем, есть те, кто предпочитает называть его не Звёздный, а Крысиный Город.
   Внешний слой города -- микрорайоны с многоэтажными домами, "китайскими стенами" в двадцать четыре и тридцать шесть этажей. Дальше вглубь -- исторические кварталы со старинными малоэтажными, до девяти-двенадцати этажей домами. В самом центре, как "бычий глаз" на мишени, находится средневековая крепость. В этой крепости, заседает правительство города и всей окружающей территории, которая пока подчиняется городу.
   Но настоящий центр города -- не крепость с правительством, а деловой комплекс "Пирамида", состоящий из множества небоскрёбов от ста до семидесяти этажей, соединённых между собой подземными и надземными переходами, -- башня Свободы, башня Демократии, башня Независимости... -- и действительно составляющих нечто вроде стеклянной пирамиды. "Пирамида" притягивает жителей города: каждый хочет устроиться на работу в "Пирамиде", каждый хочет обедать и ужинать в "Пирамиде", делать покупки в "Пирамиде", развлекаться в "Пирамиде". Копии "Пирамиды" стоят в микрорайонах -- уменьшенные копии, "Мини-Пирамиды".
   Деревья давно исчезли из города, уступив место зданиям и дорогам. Круглые сутки улицы забиты автомобильными пробками. Круглые сутки не прекращается поток автомобилей и вертолётов с окраин в центр и из центра на окраины. Над городом нависает густой жёлтый смог, от которого жители спасаются респираторами и баллончиками с кислородом. Мусоровозы ежедневно вывозят за пределы города тонны и тонны мусора, но только из центра, а до микрорайонов с "китайскими стенами" мусоровозы не доезжают.
   Богатые жители селятся ближе к средневековой крепости и "Пирамиде", в исторических кварталах, а беднота скапливается на окраинах. Половина бедняков нигде не работает -- в городе нет работы для такого числа жителей. Они до последнего живут в квартирах, ничего за них не платя, но постепенно теряют жильё и пополняют ряды бездомных. Дома не пустуют, их занимают новые жители города, переселенцы с половины континента -- население города только прибавляется. Никто не знает, сколько жителей в Звёздном Городе, -- после пятидесяти миллионов все подсчёты потеряли смысл.
  
   * * *
  
   Фурман закурил сигарету, взял стартфон и вышел в Международную сеть. Первым делом -- прогноз погоды. Хотя был конец лета, но на этот день обещали по-летнему высокую температуру -- плюс двадцать, отсутствие облаков и ветра.
   Приложение-ежедневник напомнило, что сегодня состоятся выборы. Фурман был законопослушным гражданином Звёздного Города, поэтому он обязательно собирался поучаствовать в выборах и проголосовать за Партию Естественного Развития. Мрачные консерваторы из Партии Старого Порядка всё-таки перегибают палку, а левых вообще пора запретить. Партия Естественного Развития во главе с Сергеем Владимировичем Жарковским -- то, что надо для нашего города. Жарковский -- не самый плохой руководитель на памяти Фурмана, а святых ищите в церкви.
   Впрочем, Фурман -- добрый прихожанин, истинный верующий. Днём можно зайти и в церковь, поставить свечку за то, чтобы его, Фурмана, дела шли так же гладко, как они идут сейчас. Разве бог не заслуживает свечки за то, что дела Фурмана идут гладко?
   После увольнения из Цирка и после развода с Ириной дела Фурмана шли гладко уже год подряд, такого раньше не бывало. Агентство информации и аналитики "П. Р. Ф." процветало, клиентов становилось всё больше, деньги текли ровным потоком, просторная квартира в старинном пятиэтажном доме оправдала большие затраты. Фурман никому не был должен, зато у него были должники, которых он в любую секунду мог схватить за то самое место, за которое хватают должников.
   Кто бы мог предсказать, что бывший жонглёр добьётся таких успехов? Это, знаете ли, не всякому бывшему жонглёру удаётся -- большинство просто спивается. Из тех, кому повезло, Фурман мог вспомнить только Смеяна, который работает в администрации "Пирамиды" на неплохой должности. При редких встречах они по старой привычке делают вид, что незнакомы.
   Фурман открыл страницу избиркома, и не успел он дойти до строчки Партии Естественного Развития, как раздался звонок. Фурман переключил стартфон на разговор и увидел лицо, которое ему вовсе не хотелось видеть ни сегодня утром, ни в любой другой день. Короткие кудрявые волосы, широко расставленные выпуклые глаза с полуприкрытыми веками, острый нос, впалые щёки и непременная улыбочка. Никита Елисеев, в каталоге агентства он значился как номер Пятнадцать.
   -- Пётр Романович, дорогой, доброе утро, -- сказал номер Пятнадцать.
   -- Доброе утро, Никита Львович, -- ответил Фурман. -- Чем могу быть полезен?
   -- Это я хотел быть вам полезен. Не могли бы вы встретиться со мной сегодня, допустим, часов в одиннадцать-двенадцать?
   У Фурмана была примета: время встречи с любым человеком -- клиентом или не клиентом -- назначал только он. Он никогда не соглашался на время, предложенное собеседником, и назначал другое. Поэтому он сказал:
   -- Извините, но у меня на одиннадцать запланирована встреча. -- Это было не вполне враньё.
   -- Тогда, допустим, в два-три.
   -- Может быть, отложим встречу на пару дней? Сейчас я очень занят.
   Улыбочка расширилась.
   -- Видите ли, Пётр Романович, эта встреча нужнее вам, чем мне. Мне бы хотелось поделиться с вами ценной информацией, и чем скорее, тем лучше.
   Это было странно. Обычно Фурман поставлял информацию для номера Пятнадцать.
   -- Вы можете поделиться этой информацией прямо сейчас, -- сказал Фурман.
   -- Нет, лучше это сделать лично, наедине.
   -- У меня шифрованный канал, вы же знаете.
   -- Всё-таки я бы предпочёл личную встречу. Заодно пообедаем. Приятно пообедать с хорошим человеком.
   Фурман был вынужден согласиться. Номер Пятнадцать назначил место встречи. Против этого Фурман не возражал, все места в этом прекрасном городе одинаковы -- одинаково хороши и одинаково плохи. То же касается безопасности и конфиденциальности. Ничем не хуже других ресторан "Коммерсантъ" в "Пирамиде".
   Когда номер Пятнадцать отключился, Фурман набрал Карабалту. На экране стартфона показалось круглое лицо на толстой шее, с блестящими чёрными волосами, раскосыми глазами, сплюснутым носом, полными губами, начинающим проявляться вторым подбородком. Круглое лицо Карабалты лоснилось от удовольствия -- он что-то жевал.
   -- Поздно завтракаешь, -- пожурил его Фурман.
   -- И вам приятного аппетита, начальник, -- сказал Карабалта, проглотив то, что жевал.
   Наглеет мальчик, подумал Фурман.
   -- Что с клиентом номер Пятьдесят один? Ничего не изменилось?
   -- Ничего, начальник. -- Карабалта посерьёзнел. -- Сегодня в десять в конторе.
   -- Не опаздывай. И вытри соус с подбородка.
   Карабалта вытер подбородок салфеткой и с недоумением осмотрел оставшуюся чистой салфетку. Шутка, мальчик, шутка! Не будь таким наивным.
  
   * * *
  
   Такси летело над потоком автомобилей, стремившихся в центр, над толпами людей в респираторах, которые заполняли тротуары. У Фурмана, как полагается серьёзному человеку, было два автомобиля, но они стояли в подземном гараже старинной пятиэтажки. Проще было потратиться на такси, чем каждый день стоять в пробке.
   Фурман открыл на стартфоне досье на номера Пятнадцать. Имеются ли о нём свежие сведения? Имеются. В последнее время номер Пятнадцать вёл беспокойную жизнь. Постоянно перелетал с континента на континент, из одного города в другой. Официально он был владельцем компании по производству и продаже совершенно законных стимуляторов -- на одних студентах, сдающих экзамены, можно неплохо заработать. Из личных увлечений: коллекционирование живописи, причём он собирал не модных передвижников, а дешёвый хлам, вроде Ван Гога, Малевича и Дали.
   Но Фурман подозревал, что номер Пятнадцать занимается чем-то ещё, кроме продажи стимуляторов и коллекционирования, и это что-то было связано с правительством. Возможно, не с нашим правительством. Возможно, с несколькими правительствами. Так зачем этому коротышке понадобилась встреча с Фурманом? Какой ценной информацией он хотел поделиться? И какая ему выгода в том, чтобы делиться с Фурманом ценной информацией?
   Такси село на крышу семидесятиэтажной башни Наций, Фурман расплатился наличными -- в Звёздном Городе никто не доверял банковским картам, -- вышел из такси и направился к лифту. В лифте Фурман связался с Карабалтой. Круглое лицо Карабалты выглядело по-детски растерянно. Оказывается, клиент номер Пятьдесят один отменил встречу за полчаса до её начала.
   -- Сам отменил? -- спросил Фурман.
   -- Через помощника. Начальник, я ничего не понимаю. Час назад сам клиент подтвердил, что выехал.
   Фурман пока не видел ничего ужасного, мало ли какие бывают неотложные обстоятельства. Он попросил Карабалту связать его с клиентом. Карабалта надолго пропал. Он появился снова, когда Фурман уже доехал до шестого подземного этажа, где располагалась его контора. Все сотрудники сидели по своим кубиклам, Фурман кивал головой на их приветствия. Дойдя до кубикла главного аналитика Суйменкула Чокморова, известного в узких кругах под прозвищем Карабалта, Фурман остановился и вопросительно посмотрел на Карабалту.
   -- Опять помощник, -- сказал тот и включил аудиозапись.
   Унылый голос проговорил: "Извините, Роман Эмильевич просил передать, что не приедет... Извините, я всего лишь передаю то, что мне было приказано... Извините..." Значит, клиент номер Пятьдесят один не постарался сочинить никакой уважительной причины для неявки на встречу. Значит, Фурман не заслуживает даже вранья о том, что "у меня заболела голова" или "моя любимая кошка рожает".
   -- Что у нас на него? -- спросил Фурман.
   -- Номер Пятьдесят один, -- отрапортовал Карабалта. -- Арбитман Роман Эмильевич. Торговля оружием. Кроме того, владелец клиники пластической хирургии. Не только пластической хирургии.
   -- Нелегальная пересадка органов?
   -- В точку, начальник!
   -- Ладно, дадим ему сутки на размышление. Завтра в это же время свяжись с ним ещё раз. Если он опять не захочет поговорить, внеси его в чёрный список. Потом придумаю, что с ним сделать, -- так круто меня давно не динамили. Что у тебя ещё?
   -- Есть инфа по Марсу. Но совсем немного.
   -- Ко мне в кабинет.
  
   * * *
  
   Ресторан "Коммерсантъ" помещался в башне Демократии, на двадцатом этаже. Он был отделан под старинный ресторан -- в стиле девятнадцатого, а, может, восемнадцатого века, кто его разберёт. На потолках лепнина и хрустальные люстры, на стенах картины в золотых рамах, посреди зала фонтан со статуей какой-то древней богини, у которой ночнушка сползла ниже груди.
   Официант во фраке проводил Фурмана в отдельную кабинку, где Фурмана уже ждал номер Пятнадцать, одетый, как все обитатели "Пирамиды", в деловой костюм. Они сели за стол, на котором стоял самовар -- старинный аппарат для приготовления чая, -- и блюда с пирогами и ватрушками. Номер Пятнадцать подставил чашку под кран самовара, налил в неё чай и пододвинул её к Фурману вместе с блюдечком, на котором лежал нарезанный лимон. Фурман опустил в чашку кружок лимона.
   -- Мёду, Пётр Романович?
   -- Спасибо, мне нравится несладкий.
   -- А я, с вашего позволения... -- И номер Пятнадцать положил в свою чашку три ложки мёда.
   Фурман ел кусок пирога с осетриной и пил чай, а номер Пятнадцать не притронулся к угощению. Он поставил перед собой вазочку с наломанными дольками шоколада и методично клал себе в рот дольку за долькой, запивая её сладким чаем.
   -- Вам понравился пирог? -- Спросил номер Пятнадцать и положил в рот дольку шоколада. -- Попробуйте ещё ватрушку. Хозяин этого ресторана -- мой давний приятель. Представьте себе, он хотел, чтобы у него всё было по-настоящему, по-старинному. Он поехал в Сибирь, в один из этих первобытных посёлков и нашёл там первобытных поварих, которые умеют печь натуральные пироги. Сколько он их ни уговаривал переехать в город, они совершенно не желали уезжать из своего посёлка, ведь там же Мать-Природа. -- Слова "Мать-Природа" номер Пятнадцать произнёс с непередаваемой иронией. -- Тогда мой приятель сдал им на обучение трёх девушек из города, стопроцентных горожанок, которых тошнило от запаха леса. И что вы думаете? После окончания обучения две девушки заявили моему приятелю, что останутся в посёлке, с Матерью-Природой. Приятель выразил возмущение, но посёлок заплатил за них выкуп шкурами. Так ещё две заблудшие души были спасены от пороков города. Третья же душа работает в ресторане, и это под её руководством пекут такие пироги и ватрушки.
   Фурман тоже знал несколько историй о горожанах, которые сбегали от цивилизации в первобытные посёлки, и несколько историй о первобытных людях, которые сбегали в города. Он улыбнулся для приличия и для приличия же откусил от ватрушки. Всё-таки номер Пятнадцать был прав: это натуральный продукт. Или отличная подделка под натуральный продукт, что тоже неплохо. Фурман закурил сигарету и подумал: когда же этот коротышка перейдёт от забавных историй к сути?
   -- О, извините, Пётр Романович, я совсем заболтался. -- Номер Пятнадцать положил в рот дольку шоколада. -- Между тем, информация, которой я хотел с вами поделиться, представляет для вас большую ценность. Не буду говорить, как я её заполучил. Допустим, у меня есть приятель, а у него есть свой приятель... Так вот, приятель рассказал приятелю другую забавную историю. В ней речь идёт о некоем Александре Бухарове. Возможно, Пётр Романович, он вам знаком.
   Фурман помнил Бухарова. Обычная работа.
  
   * * *
  
   Александр Бухаров был незаметным врачом в государственной больнице. Скромный семейный человек. Вдруг -- "это "вдруг" всегда так ужасно!", заметил номер Пятнадцать -- на его горизонте появилась одна тёмная личность. Эта тёмная личность узнала кое-что важное о прошлом Бухарова и предложила Бухарову выкупить у него эту информацию. Увы, у Бухарова не было столько денег. Он понадеялся на преданность своей семьи и сам всё рассказал о своём прошлом. Было ли в этом прошлом что-то сверхъестественно потрясающее? Для кого как. Бухаров рассказал о своём прошлом семье, тёмная личность осталась ни с чем, а через месяц сын Бухарова, подававший надежды юный хирург, выпал из окна на десятом этаже.
   После похорон сына жена Бухарова стала странно себя вести, начала больше пить, напала на Бухарова с ножом. Её отправили в психиатрическую клинику -- Бухаров отдал все скопленные деньги, чтобы заплатить за лучшую клинику. Жена до сих пор находится в клинике, она не хочет видеть мужа, поскольку уверена, что он виновен в самоубийстве сына.
   Бухаров не считал себя виноватым и решил найти настоящих виновников. Он выяснил, откуда тёмная личность получила доступ к информации о прошлом Бухарова, и вышел на агентство информации и аналитики "П. Р. Ф.". Он пожелал наказать настоящих виновников. В его списке оказалось два человека: один -- тёмная личность, а второй -- владелец агентства "П. Р. Ф."...
   Здесь Фурман не выдержал и засмеялся. Всего-то! Ещё одна обиженная жертва! И ради этого номер Пятнадцать вызвал его сюда посреди дня и стал плести небылицы про приятеля своего приятеля, который рассказал приятелю приятеля... хотя понятно, что всеми этими приятелями был он сам.
   Но Фурман рано смеялся. Итак, Бухаров пожелал наказать настоящих виновников. Для этого он обратился не к уличным отморозкам и даже не в полицию, а к людям одного могущественного лица. Это могущественное лицо в определённых кругах было известно под прозвищем Соломон...
   Фурман знал о Соломоне.
   Люди Соломона назвали Бухарову сумму. Бухаров понял, что не может осуществить свою месть в полной мере. Он должен был выбрать между тёмной личностью и владельцем агентства "П. Р. Ф.". Он выбрал владельца агентства "П. Р. Ф.". Люди Соломона пообещали им заняться, а когда люди Соломона обещают кем-то заняться, то это означает, что речь идёт не просто о физическом устранении. У Бухарова не осталось денег, и он расплатился с Соломоном почкой.
   -- Пётр Романович, вы лучше меня знаете, что предпринять, но я бы рекомендовал временно сменить место жительства.
   Шоколад был выжран. Улыбочка на лице номера Пятнадцать давно угасла. Он нервничал больше, чем Фурман. На лбу выступила испарина, уши покраснели, глазки бегали туда-сюда. Как будто он сам принял большую дозу своих стимуляторов. Ну, конечно, шоколад. Шоколад для студентов, сдающих экзамены, -- с дополнительными ингредиентами. Номер Пятнадцать слопал столько этой дряни, что мог бы сейчас сплясать на потолке.
  
   Глава 1.3
  
   Представьте себе человека, живущего в Космосе... Это проще всего.
   Представьте себе внешность человека, живущего в Космосе. С первого взгляда она не покажется примечательной: высокий, но не слишком высокий рост, пропорционально развитое тело, коричневая -- чайного цвета -- кожа, чёрные курчавые волосы, чёрные глаза, прямой нос с едва заметной горбинкой, небольшой рот с полными губами. Во внешности человека нет ничего чрезмерного, излишнего, она говорит о совершенном физическом и психическом здоровье человека, о мире и спокойствии вокруг и внутри него. Только в чёрных глазах мелькает какая-то скрытая сила, и эта сила может кого-то испугать, а кого-то, наоборот, привлечь.
   Представьте себе Космос -- бесконечное чёрное небо. Оно не давит на человека, не угнетает его, не вызывает мрачное настроение. Он смотрит в эту черноту, и его охватывает благоговение. Наверное, так же его предки смотрели в голубое небо Земли, надеясь увидеть там богов. Он не надеется увидеть богов, поскольку знает о существах, которые более могущественны, чем боги.
   Существа более могущественные, чем боги, прошли долгий путь от молекулы-репликатора до обезьяны, снаряжённой сложнейшим мозгом, ловкими конечностями-манипуляторами, сплочённой социальной организацией и стремлением создавать что-то такое, чего не бывает в природе и что, на первый взгляд, -- но только на первый! -- не помогает выживанию. Существа более могущественные, чем боги, научились преодолевать притяжение родной планеты и отправились на освоение Космоса, как финикийцы или греки некогда отправлялись в плавание по Океану для основания новых колоний.
   Существа более могущественные, чем боги, тоже основали колонию -- на чужой планете, безжизненной, покрытой пустынями. На планете вырос купол, защищающий от губительной солнечной радиации, а под куполом -- город, просторный, зелёный, чистый. Дома в этом городе сделаны из новых материалов, умеющих излучать свет и тепло, менять форму, разделяться и объединяться, как живая клетка. Новая техника -- усилители мускулов и интеллекта -- избавляет от рутинного труда. Новый транспорт не загрязняет ни воздух, ни воду, ни почву. Новая еда улучшает здоровье и не отравляет организм. Новые отношения скрепляют общество надёжнее, чем родовые или национальные связи. Новая система управления позволяет всем и каждому принимать участие в решении самых важных вопросов.
   На чужой планете родился новый мир, родились новые люди. Люди Космоса, люди Океана.
  
   * * *
  
   В просторной комнате со светящимися мягким светом стенами и потолком, под звуки негромкой музыки работал Самех, человек Океана. Он был одет так же, как одевались другие люди Океана: чёрная курточка без воротника, белая рубашка, прямые брюки, туфли на мягкой невысокой подошве.
   Самех мерно вышагивал по комнате, погружённый в разбор электронного архива, который люди Океана вывезли с Земли. Самеху не нужно было держать в руках настоящие документы или даже копии. Фейнманы -- наномашины -- воссоздавали копии книг, рукописей, фотографий, аудиозаписей, видеофильмов прямо в его мозгу. Самех силой мысли манипулировал документами, листал их, переставлял с места на место, отдалял и приближал.
   Самех всегда следил за новыми находками в изучении органической и неорганической природы, за новыми техническими изобретениями, но его делом было изучение прошлого Земли. Он был историком -- археологом-теоретиком и историком археологии. Электронный архив Земли, копившийся десятилетиями, был для него важнейшим источником.
   Самех изучал тех людей, которые жили в евразийской степи и лесостепи в бронзовом и железном веках -- эти удачные термины были в ходу у людей Океана. За прошедшие годы ему удалось создать общую историю важнейших археологических культур бронзового и железного веков: классифицировать орнамент, точно очертить пути миграций, реконструировать повседневную жизнь и картину мира. Конечно, он бы ничего не сделал без машин и без людей -- коллег из своего нуклеуса, которые могли напрямую следить за его работой. Впрочем, это мог делать любой -- у людей Океана не было научных тайн.
   Одновременно Самех приступил к изучению биографий тех археологов, которые когда-то раскапывали памятники и писали журнальные отчёты о результатах раскопок. Самех считал своим долгом не только подвести итог их многовековым изысканиям, но и нарисовать портреты этих людей, со всеми их достоинствами и недостатками. Для этого надо было прочитать и проанализировать всё ими написанное -- опубликованное и оставшееся в рукописях. Машина проводила первичный поиск по архиву и анализ найденного, но машина не могла справиться со всеми задачами.
   В конце двадцатого века жили два археолога, полных тёзки -- обоих звали Антон Герасимович Кунгурцев. Они были почти ровесниками, жили в соседних городах, говорили на одном языке, писали статьи и книги примерно на одни темы, печатались в одних журналах, и отличить статью первого от книги второго мог только человек. Самех пока отбирал то, что было связано со вторым Кунгурцевым.
  
   * * *
  
   Антон Герасимович Кунгурцев родился в самой середине двадцатого века в городе Новосибирске -- крупном научном центре того времени. Уже на первом курсе университета Кунгурцев занялся археологией. На третьем курсе Кунгурцев познакомился с Михаилом Петровичем Грязновым. Легендарный Грязнов, "охотник за грифонами", ученик не менее легендарного Сергея Александровича Теплоухова. Так ковалась цепь преемственности поколений, несмотря на попытки тоталитарного режима разорвать эту цепь -- Грязнов в молодости побывал в ссылке, а Теплоухов покончил с собой в тюрьме.
   Грязнов был знатоком железного века и скифской эпохи. Кунгурцев изучал бронзовый и железный век. Его увлекала гипотеза о северном, степном происхождении индоиранцев, тех всадников, которые две тысячи лет назад до нашей эры создали две великие священные книги -- "Авесту" и "Веды", захватили Индию и Иран, положив начало двум цивилизациям, изменившим мировую историю. Основными претендентами на роль пра-индоиранцев были носители андроновской археологической культуры или, иначе, андроновской культурной общности. Эта гипотеза связывала воедино огромные пространства от Южного Урала и Западной Сибири до берегов Индийского океана, связывала степных кочевников -- скотоводов и воинов с изысканными поэтами, глубокими философами, проницательными математиками.
   О своих находках Кунгурцев писал не только в статьях для научных журналов и монографиях, но и в научно-популярных книгах. Литературный стиль Кунгурцева отличался простотой, лаконичностью, доступностью для самого далёкого от науки читателя. Подобный стиль принято было называть пушкинским.
   Умер Кунгурцев рано даже для того времени -- в пятьдесят пять лет. Тяжёлые последствия никотиновой наркомании...
   В Кунгурцеве Самех видел образец типичного учёного своего времени, который не достиг уровня светила, не был избран в члены престижных научных обществ, но честно и достойно занимался настоящим делом. Типичные черты сочетались с нетипичными. Хотя Кунгурцев был прирождённый полевой работник, всю жизнь провёл на раскопках, однако он выдвигал парадоксальную идею: необходимо, считал он, прекратить раскопки. Ведь раскопки памятника -- это, по сути, его разрушение, а Кунгурцев хотел сохранить памятники нетронутыми -- для потомков, для более совершенных, щадящих методов исследования. Он был, разумеется, прав. Уже при жизни Кунгурцева появились радары и лидары для изучения памятников без раскопок. Теперь же люди Океана владели такими методами, о которых Кунгурцев не мог и помышлять.
   Мозговые фейнманы показали Самеху два изображения Кунгурцева, сделанных на основе его фотопортретов: молодой Кунгурцев и Кунгурцев немолодой -- не хочется говорить "старый", поскольку до старости он не дожил. Молодой -- в экспедиционной одежде, немолодой -- в костюме. Открытое лицо, аккуратная причёска, крепкое телосложение, у молодого -- усики и более длинные волосы, у немолодого -- одутловатые щёки, морщины на лбу, мешки под глазами, большие затемнённые очки. Изображения в мозгу медленно крутились, объёмные, как голограммы.
   Самех задумался, и, пожалуй, этот вопрос он задал себе впервые: если бы у Кунгурцева была возможность покинуть Землю, он бы ей воспользовался? Вряд ли. Он был слишком земной человек, и призвание его было слишком земное -- земное, земляное, почвенное. Он не смог бы жить в Космосе, без ежегодных поездок в поле, без ночёвок в палатках, без приготовленной на костре еды, без леса и реки.
   Самех мыслью отодвинул документы, и мозговые фейнманы показали картину евразийской лесостепи: зелёный ковёр травы, отдельно стоящие деревья и кусты, сплошная полоса леса на горизонте. Посреди травы высились холмы. Это не были естественные холмы. Это были курганы или бугры, как называли их в восемнадцатом веке искавшие золото грабители.
   Мозговые фейнманы создавали полную иллюзию трёх измерений. Самех всмотрелся в один из курганов. Трава колыхалась под ветром, по голубому небу лениво плыли белые кучевые облака, уменьшающиеся к горизонту. Он понял, что хочет увидеть эту картину вживую. Именно теперь ему нужно ступить на земную почву, увидеть земную траву, почувствовать земной ветер. Иначе он не сможет завершить свою работу. Завершить ли? Скорее, начать.
   Он должен увидеть то, что видел Антон Кунгурцев, исходивший и изъездивший все эти курганы в поисках не только золота, но любого остатка человеческой деятельности. Давно ушедший из жизни обитатель Земли, биографию которого писал Самех, человек Океана.
  
   * * *
  
   В стене бесшумно открылся невысокий проход, через который вошёл Плутарх. Пёс отличался от своего предка-волка только более крупной головой, закрученным хвостом, висячими ушами, чёрной с рыжими подпалинами шерстью, но по интеллекту мог сравниться с шимпанзе или пятилетним ребёнком. Самеху встречались фотографии Антона Кунгурцева с немецкой овчаркой, и его радовало, что у них с Кунгурцевым есть нечто общее. Самех посмотрел на Плутарха, и Плутарх, виляя хвостом, рысью потрусил к Самеху.
   Самех отложил документы, сделал разминку, наклонился, протянув руки к полу, и легко встал на руки. Он сделал несколько шагов на руках, выбросил ноги вперёд и вернулся в нормальное положение. Плутарх коротким "гав!" одобрил это физическое упражнение.
   Самех вернулся к работе, и увидел, что фейнманы обнаружили пересечение его интересов и интересов другой исследовательницы. Удивительно, но этой другой исследовательницей была его старинная подруга Зен. Самех не думал, что его пересечения с Зен возможны: ему казалось, что слишком большое расстояние разделяет историю и теорию археологии от истории той "подземной" литературы, которую изучала Зен.
   "Подземной" литературой называлось творчество даже не второразрядных, а третьеразрядных, десятиразрядных писателей, которые или ничего не успели создать, или что-то создали, но остались известны только в кругу близких, или были недолго популярны и быстро забыты. Это была тоже своего рода археология -- через слои признанных авторов докопаться до тех, кого презрительно называли графоманами и неудачниками. Но Зен считала, что любой художник ценен для истории как представитель своего времени.
   Одним из "подземных" писателей был некий десятиразрядный поэт и прозаик, который покончил с собой, когда ему был двадцать один год. Несколько его рассказов и стихов было опубликовано в журналах, но их не заметили ни читатели, ни критики. Другие поэт выложил на страницу в земной Международной сети, и так они попали в архив, вывезенный с Земли. Сам поэт позже удалил их из Сети, но полностью оттуда ничего нельзя удалить, следы остаются, и люди Океана научились извлекать эти следы. Фейнманы нарисовали в мозгу Самеха копии рукописей: тетрадные листки, исписанные, исчёрканные графитовым карандашом и шариковой ручкой.
   Самоубийство, содрогнулся Самех, как это ужасно... Увы, одно из многих в том жестоком мире. Ужаснее всего, что на Земле это было обыденностью, и теперь остаётся обыденностью. На какое-то время Самех перестал быть холодным исследователем -- да он и не был холодным исследователем! -- и задумался о том, что мог чувствовать человек, осознанно лишивший себя жизни.
   Поэт-самоубийца жил в городе под названием Тюмень, и в его сочинениях нередки отсылки к истории и археологии. Кунгурцев жил в Тюмени примерно в то же время. Он преподавал на историческом факультете университета, а поэт учился на филологическом факультете того же университета.
   Может быть, отсылки к археологии не случайны, и между поэтом и археологом есть какая-то связь? Проще всего предположить, что поэт как-то попал в археологическую экспедицию, которой руководил Кунгурцев. Отсюда отсылки к археологии. Надо будет поискать надёжные доказательства, подумал Самех. Представить только, Кунгурцев мог вдохновить поэта на стихи -- небольшая, но важная чёрточка в биографии.
   Самех почувствовал то, за что он любил изучение биографий: ощущение всеобщей связи людей. Как будто все люди были соединены волшебной невидимой нитью. Тронешь нить в одном месте -- отзовётся в другом. Эта вибрирующая нить соединяла и современников между собой, и людей настоящего с людьми прошлого -- по горизонтали и по вертикали. Никто не существовал в одиночестве, сам по себе. Как жаль, что поэт-самоубийца не смог этого осознать!
  
   * * *
  
   Самех прочитал сочинения поэта-самоубийцы. О чём они повествовали? О мраке внутри человека, об одиночестве, о страхах. Мироощущение вечного подростка, который чувствует себя ненужным и непонятым. Телепат мучается из-за того, что его преследуют мысли других людей, и попадает в психиатрическую клинику. Моряк после кораблекрушения оказывается на острове и понимает, что встреченные им незнакомцы давно мертвы, и он сам мертвец -- он погиб при кораблекрушении. Студент приезжает в город, и его не узнают родные и друзья, -- как будто его вообще не существовало. В стихах -- грамотная версификация, оригинальные рифмы, эпатажные образы и полное отсутствие мысли. Невыносимо тяжёлое чтение!
   Самеха привлекло одно из неопубликованных "археологических" сочинений поэта: оно было написано редким для поэта верлибром, и в нём говорилось о загадке черепков алакульской культуры. Тут Самех убедился, что он на верном пути: этот верлибр очевидно появился под влиянием статьи Кунгурцева.
   Самех быстро нашёл нужную статью, и после сочинений поэта она показалась не глотком, а потоком свежего воздуха. Речь шла о необычных находках на погребении андроновской археологической культуры. Андроновская культура, или андроновская культурная общность, делилась на несколько культур, одной из которых была алакульская. Алакульская же делилась на два региона -- со своими особенностями, отражёнными в орнаменте на керамике.
   При раскопках крупного алакульского погребения в могилах нашли несколько черепков. Это были не сосуды, раздавленные тяжестью земли и превратившиеся в набор черепков, а отдельные черепки, потёртые, с окатанными краями, как будто их долго носили в кармане и держали в руках. Необычность была в том, что погребение располагалось в одном регионе, а отдельные черепки происходили из другого региона, что показывает различие в орнаменте. Кунгурцев задавался вопросом: что делают одиночные черепки из одного региона на погребении в другом регионе? Как они туда попали? Какие процессы за этим скрывались? Кунгурцев не находил ответа.
   Но поэт выдвинул свою гипотезу и изложил её в верлибре. Причём, судя по дате под верлибром, он был написан до публикации статьи Кунгурцева, то есть поэт узнал о загадке черепков не из статьи, а из какого-то другого источника, возможно, что от самого Кунгурцева. Самех чувствовал, как волшебная невидимая нить завибрировала...
   Он не успел додумать свою мысль до конца, когда по Нейросети -- сети мозговых фейнманов -- прошло сообщение, которое прервало все разговоры, все обсуждения, все споры. Такое происходило нечасто и позволялось немногим.
   "Внимание, люди Океана! С вами хочет говорить Аин!"
   Самех немедленно отодвинул бумаги в сторону. Ни один человек Океана не мог пропустить очередной сеанс связи с Аином.
  
   Глава 2.1
  
   Дома было тихо, каждый занимался своим делом. Дедушка перебирал принесённую траву, мама с Рысью готовили картошку с мясом и свежими грибами и отвар из малиновых листьев. Людмил и Милуша давно забыли об утренней ссоре, и Милуша слушала о том, как Людмил сегодня ходил на охоту с дедушкой. Рысь его не перебивала, дедушка тоже. Людмил обещал, что завтра мама сварит кашу с мясом убитого Людмилом кабана. Милуша порывалась убежать в сарай, чтобы посмотреть на кабана, но Людмил говорил, что нельзя.
   Рысь думала о посёлках за Большой рекой, где плавят железо, как смолу. Вот бы туда добраться. Какие люди там живут? Какие у них дома? Какая одежда? Какая еда? Но они очень далеко, пешком не дойти. А что, если до них долететь? Вот отличный способ! Но на чём долететь? Мухи, птицы, драконы -- все летают на крыльях, а у людей крыльев нет. Спрашивать дедушку Рысь опасалась.
   Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет.
   Поели без отца и старших братьев -- они должны были вернуться к вечеру. После еды дедушка лёг подремать, Людмил убежал на улицу -- наверняка его друзья тоже услышат о том, как он ходил на охоту, -- а мама, уложив Милушу, позвала Рысь полоть и поливать огород. Потом они с мамой долго сидели на земле и пили прямо из кувшина остывший отвар малиновых листьев. Солнце клонилось всё ниже и подсказывало, что нужно снова готовить еду.
   Из дома, потягиваясь, вышел дедушка, сел на свой чурбан и стал вырезать ложку из небольшой деревяшки. Он собирался сделать новые ложки и новые тарелки на всех. Сверху, с горы дров спрыгнула Мурка, потёрлась о ноги дедушки и растянулась рядом.
  
   * * *
  
   Рысь ждала отца и старших братьев. Она увидела их издалека: отца, у которого тряпкой была перевязана голова, Милорада, который хромал и опирался на палку, как дедушка, Милослава, который поддерживал брата-близнеца, и вдобавок -- старого Злобу, который ковылял за отцом. К ним присоединялись другие соседи, было слышно, как отец преувеличенно бодрым голосом успокаивает их, но соседи не отходили. Перед самым домом отцу удалось их убедить, и они разошлись. Последним ушёл старый Злоба, пообещав зайти после вечерней еды.
   Рысь онемело таращилась на отца и Милорада. Она видела, что с отцом и братьями случилась беда! Но какая беда? Неужели на них напал дикий зверь? Нет, наверное, целая стая диких зверей!
   Отец прикоснулся к голове Рыси огромной ладонью, Милорад подмигнул Рыси, Милослав -- лицо у него было злое, в красных пятнах -- пробормотал ей:
   -- Не стой на пути, -- хотя она стояла от него в нескольких шагах.
   Рысь прошла в дом с отцом и Милорадом, Милослав задержался во дворе. Людмил и Милуша радостно подбежали к отцу и обняли его, не заметив ран. Мать округлила глаза, безмолвно открыла рот и прислонила к губам ладонь. Дедушка нахмурился. Все молчали, даже Людмил и Милуша скоро поняли, что происходит что-то необычное. Когда мама собиралась задать вопрос, отец махнул рукой:
   -- Потом, потом...
   Он тяжело уселся на топчан и потрогал повязку на голове. Левая сторона лица у него распухла и покраснела, над левым глазом, на скуле, на губе засохла кровь. На костяшках пальцев тоже засохла кровь. Рубаха спереди побурела от засохшей крови.
   -- Дед, -- он называл своего отца дедом, -- посмотри, что у Милорада с ногой.
   Дедушка и без напоминания уже повёл Милорада к топчану. Милорад со стоном лёг, и дедушка начал разматывать тряпку на его ноге. Мама, с ужасом глядя на перевязанную голову отца, отвела от него Людмила и Милушу. Дедушка потребовал воды и велел всем не заслонять очаг. Все смотрели, как дедушка промывал ногу Милорада, а побледневший Милорад при этом старался улыбаться и не стонать. Ввалился Милослав с таким же злым, красным лицом, взял головку репы и стал её грызть.
   -- Покорми людей, Всемила, -- сказал дедушка, не прерывая своего занятия.
   Когда все, кроме дедушки и Милорада, уселись на свои обычные места, и мама раздала тарелки с ржаной кашей и остатками дневной картошки, Рысь поняла, что кого-то не хватает. А где Варяг? Варяг никогда не отходил далеко от отца -- отец был для него вожаком. Варяг спал, когда спал его вожак, ел, когда ел его вожак. Теперь подстилка возле входа, покрытая толстым слоем вылинявшей пёсьей шерсти, была пуста.
   -- А где Варяг?! -- спросила Рысь.
  
   * * *
  
   Отец, дедушка, Милослав и часто кашлявший старый Злоба начали разговор в доме, но потом вышли во двор. Мама осталась, чтобы проверить, как спят её дети после беспокойного вечера. Милуша и Людмил давно сопели. Милорад, выпив особого дедушкиного средства, заснул спокойным сном и больше не стонал. Рысь хотела притвориться спящей -- она взрослая, и ей не нужны разговоры с мамой перед сном, -- а вместо этого приподнялась на локте.
   -- Не спишь, Милаша? -- Мама села на край Рысиного топчана.
   Рысь понимала, что не надо говорить о том, что случилось на охоте. Это было не её дело. У неё, у девочки, должны быть другие заботы, а охота и война -- это для мужчин.
   -- Не спишь? -- ещё раз спросила мама. -- Давай-ка засыпай.
   -- Не хочу, -- сказала Рысь.
   -- Ты что, плачешь? Плачешь? -- Мама приподняла голову Рыси за подбородок и всмотрелась в её лицо. -- Не плачь, родная.
   Рысь обняла маму, но она вовсе не плакала, хотя ей было очень плохо. Она не могла ничего ей объяснить, потому что не могла ничего объяснить самой себе. Дедушка говорил: земля тверда, крепка, надёжна, а небо опасно. Теперь на земле не было ничего твёрдого, крепкого, надёжного. Ни дом, ни отцовское оружие, ни сам отец больше не казались ей защитой. То, что случилось с Варягом, могло в любое мгновение случиться с дедушкой, с отцом, с Милорадом. Это могло случиться с каждым...
   Рука Людмила, торчащая из-под шкуры, дёрнулась. Милуша пошевелилась всем телом, и её шкура упала на пол. Рысь шмыгнула носом и отлепилась от мамы. Мама подняла шкуру, укутала Милушу и снова села на топчан Рыси. Рысь улеглась поудобнее и нашла мамину руку.
   -- Сказку... -- тихо сказала она.
   -- Что? -- не расслышав, спросила мама.
   -- Расскажи сказку, -- попросила Рысь.
   -- Вот ещё, сказку. Ты что, маленькая? Тебе скоро самой рассказывать сказки.
   -- Последний раз.
   Мама задумалась.
   -- Ладно. Про что сказку?
   -- Про драконов.
   -- Про драконов. Опять про драконов.
   -- Последний ведь раз.
   Мама и Рысь покосились на дверь.
   -- Ох, дедушка узнает -- рассердится.
   -- А мы ему не скажем.
   Мама не хмурилась. Она и раньше рассказывала сказку про драконов. Почему бы не рассказать ещё один раз, последний? Мама склонилась так низко над головой Рыси, что Рысь чувствовала её дыхание на своей щеке, и зашептала:
   -- Высоко-высоко в небе живут драконы...
  
   * * *
  
   Высоко-высоко в небе живут драконы. Так высоко могут жить только драконы. Драконы всю свою жизнь летают в небе и никогда не опускаются на землю. Им не нужна земля, не нужен воздух, не нужна вода, не нужна еда. Им не нужно ничего, что нужно нам, людям. Драконы живут в пустоте, дышат пустотой и питаются пустотой.
   Но когда-то, давным-давно драконы жили на земле вместе с людьми. В то время драконы не были полностью драконами. Они были всего лишь наполовину драконами. По виду они ничем не отличались от людей. Только когда они собирались улетать в небо, они превращались в огромных змеев с крыльями. А когда они прилетали обратно на землю, то снова превращались в людей.
   В то время жили два друга -- обычный человек и человек-дракон. Они были друзьями с детства и всё делали вместе. Вместе работали и вместе веселились. Иногда человек-дракон превращался в змея и улетал в небо, но ненадолго. Скоро он начинал скучать по своему другу и прилетал обратно. Человек тоже скучал по человеку-дракону. Он грустил, когда человек-дракон улетал, и радовался, когда человек-дракон прилетал обратно. Он просил человека-дракона больше не улетать. Но человек-дракон был наполовину драконом, и ему нравилось летать в небе. Человек-дракон снова улетал и снова прилетал обратно. Человек снова грустил и снова радовался. Человек-дракон говорил человеку: "Давай полетим вместе!" Человек не соглашался лететь в небо.
   Так они жили. Скоро человек нашёл себе невесту. Он женился, построил себе дом, завёл детей, хозяйство, как должен делать каждый человек. Человек-дракон не нашёл себе невесту. Ему нравилось летать в небе, и больше ему ничего не нравилось. Человек теперь не веселился вместе с человеком-драконом. Он добывал еду для своей жены и детей. Человек-дракон обижался и всё чаще улетал в небо. Каждый раз он улетал всё дальше и дальше, всё выше и выше. Человек добывал еду для жены и детей и не замечал, что человек-дракон улетал. Когда человек-дракон прилетал обратно, человек говорил: "Ты улетал! А я не заметил!" Человек-дракон обижался ещё больше.
   Один раз человек-дракон улетел надолго. Он не прилетал обратно много лет. Человек сначала не заметил, что человек-дракон улетел. Потом заметил и начал скучать. Он смотрел в небо и ждал, что вот-вот человек-дракон прилетит обратно. Но человека-дракона всё не было. Человеку надоело ждать, надо было добывать еду для жены и детей. Человек больше не ждал человека-дракона и забыл о нём.
   Прошло много лет. Человек-дракон прилетел обратно и пошёл в дом человека. Человек увидел человека-дракона, сразу вспомнил про него и обрадовался. Человек-дракон сказал: "Я так скучал, что прилетел обратно. Но я уже снова хочу улететь в небо. Давай полетим вместе!" Человек не хотел снова прощаться с человеком-драконом на много лет. И он согласился полететь в небо.
   Человек-дракон превратился в огромного змея с крыльями. Человек сел на его спину, и они полетели в небо. Нельзя описать словами, Милаша, что видел человек в небе. Он видел пустоту, он видел ничто. Но он не мог дышать и питаться пустотой. Человек начал умирать. Человек-дракон увидел, что человек умирает, и быстро прилетел обратно на землю. Человек вдохнул воздуха, выпил воды, поел мяса и ожил. Он не мог жить в небе. А человек-дракон не мог жить на земле. Им нужно было проститься друг с другом навсегда. Дракон улетел в небо, а человек вернулся к своей жене и детям.
   С тех пор драконы живут в небе. Они не прилетают обратно на землю и поэтому никогда не превращаются в людей. Они навсегда стали огромными змеями с крыльями. А люди живут на земле и не пытаются попасть в небо. Все люди знают, что небо -- не для людей.
   Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет.
  
   Глава 2.2
  
   Торговля информацией -- одно из самых выгодных дел на нашем шарике. Информация дороже нефти, оружия, наркотиков и человеческих органов. Нет, пожалуй, органы дороже, потому что вне закона. А информацией, нефтью, оружием и наркотиками можно торговать оптом и в розницу, только не забывай отчислять налоги.
   Агентство информации и аналитики "П. Р. Ф." покупало и продавало информацию. Покупало подешевле у одних, продавало подороже другим, согласно вечным законам рынка. А уж для каких целей клиенты покупали информацию, это Фурману было безразлично. И что следовало за продажей информации, ему тоже было безразлично. Банкротство, распад семьи, инфаркт или самоубийство. Торговец коньяком не думает о проценте людей, больных сердечнососудистыми заболеваниями. Торговец нефтью не думает о том, сколько преждевременных смертей вызывают бензиновые выхлопы.
   Фурман не толкал в окно этого парня, этого подававшего надежды хирурга, и не отправлял в психушку его чокнутую мамашу. Он всего лишь делал обычную работу. Александр Бухаров в прошлом был придворным врачом Его Императорского Величества Аттилы Второго Конголезского, а все вокруг считали, что добровольцем в "Красном Кресте и Красном Полумесяце". И чего сопляк так расклеился? Отец прислуживал диктатору, который достреливал последних слонов и насиловал негритянских малолеток. И что же? Батя Фурмана в молодые годы, в самый разгар Великого Кризиса работал выбивателем долгов -- отрезал людям уши и носы. Фурман не стал бы прыгать в окно из-за этого алкоголика и кокаиниста, который догнивал в доме для престарелых.
  
   * * *
  
   Фурман последовал рекомендации номера Пятнадцать и временно сменил место жительства. На этот случай у него давно была куплена запасная квартира в микрорайонах, в двадцатичетырёхэтажной "китайской стене". Такси привезло Фурмана в узкий двор, который был завален мусором.
   Из окна квартиры открывался вид на такую же "китайскую стену". В единственной комнате стояла новая мебель из самого дешёвого пластика -- кресло, диван, столик, стенной шкаф -- и огромный холодильник, забитый консервами и полуфабрикатами. Еды хватит на месяц, сигарет тоже.
   Дверь в квартиру была пуленепробиваемая, а на площадке были установлены три миниатюрные камеры. Хотя работали только две -- вот и доверяй после этого надёжным продавцам! Парализатор, заряженный наэлектризованными иглами, лежал на столике. Фурман надеялся, что предосторожности будут излишни, что он не задержится в этой квартире, и скоро вернётся в старинную пятиэтажку.
   Фурман набрал Карабалту. Круглое лицо Карабалты было ещё более растерянным, потухшая сигарета висела в углу рта.
   -- Трое клиентов не ответили, двое ответили и попросили отложить встречу. Я вообще ничего не понимаю, начальник.
   Кончилась полоса везения, подумал Фурман. Дела больше не идут гладко. Похоже, Соломон решил для начала избавить Фурмана от источников дохода. Понятно, что если такое могущественное лицо посоветует клиенту не связываться с агентством "П. Р. Ф.", любой клиент быстро разорвёт все деловые отношения.
   -- Продолжай работу, -- сказал Фурман. -- Особо следи за марсианским досье. Собирай всё, что попадётся, даже самые глупые слухи. Мне нужно срочно улетать, вернусь через неделю. Если ты мне будешь нужен, я с тобой свяжусь.
   Фурман и раньше улетал, перед Карабалтой он не обязан был объясняться. Карабалта и все остальные ничего не должны знать. Пусть работают, как обычно. А Фурману надо залечь на дно, и не на неделю, а на месяц. В Крысином Городе есть множество потайных нор, где Фурмана не найдёт даже Соломон. Месяц-полтора, а там посмотрим.
   Размышления Фурмана были прерваны громкой музыкой внизу. В "китайских стенах" звукоизоляция не была предусмотрена. Снизу доносилась музыка, сверху -- крики пьяных мужа и жены и плач детей, слева -- такие удары, как будто там постоянно падал шкаф. Зато справа всегда было тихо. Услышав эти звуки, Фурман сразу вспомнил детство, которое провёл в такой же "китайской стене".
   Перед прощанием в "Коммерсанте" номер Пятнадцать подарил Фурману карту памяти, на которой была записана информация о том, что он рассказал, -- о Бухарове и его семье, о тёмной личности, о Соломоне. Фурман читал это досье на стартфоне, пока не наступил вечер.
  
   * * *
  
   В халате на голое тело Фурман вышел из душа -- пыль Крысиного Города заставляла принимать душ два-три раза в день -- и проверил дверь. Дверь была заперта. Фурман распахнул дверь в комнату и увидел нежданных гостей: двух незнакомцев в строгих костюмах и с длинными, стянутыми в хвост тёмными волосами. Оба держали в руках парализаторы, направленные на Фурмана.
   В квартире справа всегда было тихо потому, что эта квартира тоже принадлежала Фурману. Квартиры соединялись замаскированным проходом через стенной шкаф. Ясно было, как незнакомцы проникли к Фурману, минуя дверь.
   Первый незнакомец сидел в кресле Фурмана -- широкоплечий, крупные черты лица, твёрдый подбородок. Второй незнакомец стоял у стены слева -- худой, сужающееся книзу лицо, выпуклый лоб, сросшиеся брови, выпяченная нижняя губа, выступающий вперёд раздвоенный подбородок, короткие бакенбарды.
   Широкоплечий выстрелил не сразу, а через секунду, но этой секунды Фурману хватило, и он успел увернуться. Всё же реакция была уже не та, и от выстрела худого увернуться не удалось. Наэлектризованная игла вонзилась в грудь -- по телу от макушки до пят прошли судороги.
   Похоже, самоуверенные незнакомцы не знали, что напали на бывшего жонглёра -- не знали, что для жонглёра одной иглы мало, -- и больше не стреляли. Фурман не потерял сознание, он только почувствовал лёгкую слабость и спиной опёрся о стену. Худой, опустив парализатор и ещё больше выпятив нижнюю губу, подошёл к Фурману.
   Фурман, пересилив слабость, левой рукой перехватил руку худого с парализатором и отвёл её в сторону, а правым коленом врезал ему в пах -- тут не до джентльменских правил. Широкоплечий от удивления привстал и выстрелил, но попал в худого, которого Фурман толкнул на широкоплечего. Наэлектризованная игла вонзилась в тело худого, он повалился на спину и затрясся, болтая головой. Для него-то одной иглы было более чем достаточно.
   Парализатор худого остался в руке Фурмана, и Фурман сразу выстрелил в широкоплечего. Парализатор не сработал -- наэлектризованная игла не вылетела из ствола. Недолго думая, Фурман со всей силы бросил парализатор в лицо широкоплечему, а затем прыгнул на него, и они упали на кресло, которое треснуло под их общим весом. Фурман упёрся широкоплечему коленом в грудь, левой рукой задержал его руку с парализатором, а правой несколько раз быстро ударил его по лицу -- в нос, в висок, в ухо. Когда широкоплечий обмяк, Фурман легко вынул из его пальцев парализатор, отошёл на шаг назад и два раза выстрелил в широкоплечего -- второй раз в награду за тупость. Широкоплечий затрясся так, что сполз с кресла.
   Два незнакомца лежали, как две медузы, вытащенные на берег. На губах у них запеклась кровавая пена, худой напрудил под себя. Жалкие дилетанты, обожравшиеся стимуляторов, явно переоценили свои силы. Худой даже не позаботился о состоянии своего боевого оружия.
   Но кое-что заставляло отнестись к нападению серьёзнее. У обоих нападавших на запястьях была одинаковая татуировка: лист конопли. Знак людей Соломона.
  
   * * *
  
   Конечно, было бы лучше дождаться, пока незнакомцы очнутся, и допросить их. Но Фурман опасался, что к тому времени к нему могут нагрянуть другие незнакомцы с вытатуированным листом конопли на запястье. Поэтому он решил опять сменить место жительства. Было ясно, что заранее приготовленные тайные убежища больше не тайные, поэтому надо было найти что-то другое, надо было импровизировать. А уж чему-чему, но импровизировать жонглёров учили.
   Сначала Фурман хотел спрятаться у своего главного аналитика. Карабалта был ещё студентом, когда подсел на стимуляторы и быстро увяз в долгах. Фурман случайно с ним познакомился, оценил его таланты и решил спасти парня, пока тот не докатился до кокаина, как батя Фурмана. С тех пор Карабалта готов был работать для Фурмана днём и ночью и без всякого соцпакета. Но вариант с Карабалтой отпадал: уж если люди Соломона знали о запасной квартире, то в жилище главного аналитика наверняка ждала засада.
   В ближайшей "Мини-Пирамиде" Фурман нашёл ночной кинотеатр и выбрал зал, где показывали старую киноэпопею об одной старой войне, которую называли Великой. Деньги у Фурмана были, но этот показ, как все показы фильмов о Великой войне, был бесплатным. Зрительный зал был заполнен кучками подростков, нарушавших установленный для них комендантский час, влюблёнными парочками и сомнительными одиночками. Впрочем, Фурмана тоже можно было включить в разряд сомнительных одиночек.
   Фильм начался, по экрану поползли танки, а подростки завопили: "Ура! За Сталина! Бей фашистов!" Фурман закрыл глаза и приготовился заснуть. Он услышал шуршание в проходе, оглянулся и увидел девушку в облегающих шортах и маечке. Девушка склонилась к Фурману, обдавая его ароматом дешёвых афродизиаков, и спросила:
   -- Простите, у вас не занято?
   Фурман, как и все сомнительные одиночки, сидел с краю ряда. Остальной ряд был пуст, как были пусты несколько рядов спереди и сзади. Фурман ещё пытался рассмотреть девушку в темноте, но девушка приняла его молчание за согласие и стала пробираться мимо него на соседнее кресло. Фурман привстал и пропустил девушку. Она села рядом, прижалась к нему и прошептала:
   -- Вон там сзади -- можете посмотреть -- сидят мои подружки, такие дуры невозможные. Я с ними поспорила, что не все одинокие мужчины в этом зале -- извращенцы. Вот про вас я им сразу сказала: этот -- не извращенец. Вы ведь не извращенец?
   Она прижималась к Фурману всей горячей полной фигурой, пухлой мягкой рукой приобняла его руку. Он видел её пышную грудь, широкие бёдра, складки на животе.
   -- Вы ошиблись, девочка, -- сказал Фурман, -- я самый настоящий извращенец. Но моя специальность -- некрофилия.
   Девушка засмеялась во весь голос, отстранилась от Фурмана и в упор посмотрела в его лицо.
   -- Я же говорила, что вы не извращенец! -- закричала она.
   Сомнительный одиночка, сидевший на несколько рядов впереди, оглянулся на них, с задних рядов раздался гогот.
   -- Благодаря вам я выиграла спор, -- опять шёпотом сказала девушка.
   -- И какой вам достался выигрыш? -- спросил Фурман.
   -- Мороженое.
   -- Смотрите, не простудитесь, а то вы слишком легко одеты.
   -- У меня есть тёплая курточка.
   -- А вы не станете считать меня извращенцем, если я сам угощу вас мороженым?
   -- Не стану...
   -- Тогда...
   -- Вы идите, а я вас догоню.
   Девушка убежала к своим дурам-подружкам за курточкой, а Фурман подождал её в холле. Девушка вышла, одетая в кожаную куртку с множеством карманов, ремней, заклёпок, и вставила в рот сигарету. Фурман протянул ей зажигалку и наконец рассмотрел свою новую знакомую.
   Восемнадцатилетняя блондинка, одетая в канареечного цвета шорты и маечку, с нарочно растрёпанными волосами, она была не такой уж красивой -- слишком узкие глаза, слишком толстый нос, слишком тонкие губы, -- но было в ней что-то обаятельное. При разговоре она очень мило склоняла голову то на один бок, то на другой. Девушка тоже рассмотрела Фурмана и, кажется, окончательно решила, что он не извращенец.
  
   * * *
  
   От "Мини-Пирамиды" они углубились в микрорайоны с "китайскими стенами". Девушка заверила его, что такси вызывать не нужно -- проще дойти пешком. Они врезались в ночную толпу местных жителей, которые, надев респираторы, возвращались с работы, ехали на работу, направлялись в "Мини-Пирамиду" и просто слонялись по улицам. В кучах мусора копались крысы и собаки.
   Фурман с девушкой дошли до арки нужной "китайской стены", и в арке заворочались спавшие там бездомные. Девушка обернулась на бездомных, и Фурман тоже обернулся. Трое бездомных поднялись: фонарь осветил незнакомцев в строгих костюмах, с длинными, затянутыми в хвост волосами, в респираторах. Один из них был такой верзила, что головой почти задевал потолок арки. Люди Соломона! Они преследовали Фурмана неотступно, как зубная боль. Теперь их уже трое. Оглушу всех троих и отрежу им уши, как делал батя, решил Фурман, опуская руку в карман за парализатором. В следующий раз семь раз подумают...
   Девушка вдруг -- "это "вдруг" всегда так ужасно!", как заметил бы номер Пятнадцать -- ударила Фурмана по правому плечу нижней стороной кулачка. Фурман удивлённо посмотрел на неё: что случилось? Из-за респиратора не было понятно, улыбается она или злится. Фурман не сразу почувствовал укол. А это был укол -- в руке девушки был зажат шприц-ручка. Трое "бездомных" медленно приближались, никто из них не достал оружия. Правая рука Фурмана одеревенела, он пытался дотянуться до правого кармана левой рукой, но не смог. Девушка мило склонила голову на бок и сказала:
   -- Извини.
   Колени Фурмана подогнулись, но когда он начал падать, подбежавший верзила осторожно подхватил его под локти.
  
   Глава 2.3
  
   Чем ближе космолёт, управляемый машиной, подлетал к Земле, тем больше волновался Самех. Не ошибка ли это -- возвращаться на Землю после стольких лет? Разве не от земных проблем он некогда улетел на Марс? Если говорить своими словами, то не улетел, а сбежал.
   Он вспоминал себя в те давние годы. Себя ли? Тогда на Земле жил совсем другой человек, и звали его иначе: не Самех, а Саша Богданов, тридцатилетний инженер-строитель, который был разочарован в своей жизни, в своей работе, в своей неудачной женитьбе. Он хотел строить новые здания на более разумных основаниях, но приходилось строить одинаковые промышленные здания из бетона. Он мечтал о "живом" доме, который умеет излучать свет и тепло, менять форму, разделяться и объединяться, как живая клетка. Но для этого нужны были не только новые материалы, но и новые заказчики, для этого нужны были новые жители. В конце концов, для этого нужно было новое общество, основанное на других принципах.
   Саша услышал о конкурсе, который объявил человек, уже тогда назвавший себя Аин, -- известный своей эксцентричностью бизнесмен, инженер-ракетотехник и скульптор-самоучка, создававший статуи из любого подручного материала. Аин набирал первую команду для колонизации Марса. Не надеясь на успех, Саша поучаствовал в конкурсе и неожиданно прошёл во второй тур. После второго тура он встретился с самим Аином. Собеседование с Аином закончилось приглашением лететь на Марс. Саша сразу понял, что на своём жизненном пути столкнулся с гениальным человеком, с величайшим визионером и революционером в истории, и у него есть возможность поработать вместе с этим гением. Пусть у них ничего не получится, но уже одна попытка многого стоит.
   Полёт на Марс с другими пионерами, тяжёлые условия первых лет, строительство города, новые переселенцы, кто-то прилетает, кто-то, не выдержав, улетает обратно. Наконец поток переселенцев иссяк -- каждый, кто мечтал о новом мире в Космосе, переселился в Космос.
   На Земле остались те, кто не хотели или не решались улетать. Общество стремительно поправело, в большинстве государств к власти пришли олигархическо-фашистские режимы. Они развязали несколько крупных войн с применением ядерного оружия.
   После войны Землю захлестнула волна консерватизма и обскурантизма. Границы между представителями разных рас, национальностей, религий закрепились, как никогда прежде. Формально объявлялась терпимость, но на самом деле, царила всеобщая ненависть. Люди Земли не понимали, что причина вражды -- само существование рас, национальностей и религий.
   Научно-техническое развитие остановилось. Отказ от генной терапии, когда антибиотики перестали действовать, привёл к распространению старых и новых инфекций -- кожных, респираторных, кишечных. Отказ от возобновляемых источников энергии привёл к отравлению атмосферы. Отказ от ГМ-продуктов вызвал нехватку еды и голод. Отказ от машин с искусственным интеллектом мешал обществу перейти на новые формы управления.
   В этой волне реакции был большой элемент лицемерия. Люди Земли боялись техники, но только новой техники, хотя пользовались той техникой, к которой привыкли. Они ездили на автомобилях с бензиновыми двигателями, летали на вертолётах и самолётах, связывались друг с другом с помощью электронной Международной сети, и у каждого в кармане лежал переносной компьютер с выходом в Сеть -- стартфон. Новая техника тоже применялась, но втайне. Богатые и власть имущие пересаживали себе искусственно выращенные органы, тратили деньги на разработку новых компьютеров, роботов, наномашин, нового высокотехнологического оружия. Даже Сергей Владимирович Жарковский, председатель Партии Естественного Развития, по слухам, имел искусственные органы, что тщательно скрывал, а его "умный дом" был оборудован новейшей техникой.
   Реакция произошла и в искусстве: везде почитали классических писателей, живописцев, композиторов, кинорежиссёров. Поддержку получали только те художники, которые опирались на классиков, новаторы же подвергались травле и уголовным преследованиям. Преследователи забывали, что все классики когда-то были новаторами и тоже преследовались.
   Уже во время войны связь Земли и Марса стала непостоянной, а после войны наступил окончательный разрыв. Разрыв был односторонний: Земля не отвечала на призывы Марса, не присылала новых переселенцев. Аин иронично назвал этот разрыв Схизмой. Один год назад люди Океана после долгих дискуссий между собой решили восстановить связь с Землёй и сумели наконец договориться об отправке посланников. Это событие было названо Унией.
  
   * * *
  
   Самех поддерживал сторонников Унии. Не мог не поддерживать, поскольку к тому времени он, как и большинство пионеров, несколько раз поменял профессию, и теперь был уже не инженером-строителем, не архитектором, не урбанистом, а историком, кровно чувствовавшим свою связь с Землёй и людьми Земли -- людьми прошлого и настоящего. Он чувствовал свою вину перед Землёй.
   Перед отлётом Самех последний раз пытался поговорить об этом со своим другом Вавом, который на Земле был социологом, на Марсе стал инженером-сантехником, потому что считал, что сантехника пока важнее социологии, и наконец занялся загадочной даже для людей Океана тахионикой. Вав, принципиальный противник Унии, много раз вызывал Зен, главную сторонницу Унии, на диспуты и всегда выглядел очень убедительно. Самех через Нейросеть встретился с Вавом: фейнманы нарисовали в мозгу объёмный образ тахионика -- невысокого, с чёрными волнистыми волосами, полноватым лицом, карими глазами, толстым носом с горбинкой, постоянно кривившимися, как будто от недовольства, губами. Рядом с Вавом сидел его шимпанзе Линней -- самый умный шимпанзе на Марсе. Линнею, как человеку, были инсталлированы мозговые фейнманы, поэтому он мог видеть Самеха.
   "Много лет назад, -- говорил Самех, -- Земля столкнулась с проблемами: войны, эпидемии, голод, невежество, загрязнение природы. Человечество оказалось на краю гибели, самоистребления. У человечества была одна надежда -- его лучшие люди: учёные, инженеры, врачи, учителя, художники. Они могли направить свои усилия на решение земных проблем, они могли построить другое, более совершенное общество на Земле. Но лучшие люди решили иначе. Они решили построить более совершенное общество на Марсе, потому что строить с нуля -- проще, чем исправлять уже существующее. Вместо того, чтобы лечить больного старика, проще родить здорового младенца, а больной старик и так обречён. Они бросили Землю, бросили человечество тогда, когда были ему необходимы, пусть человечество -- большинство человечества -- не осознавало этой необходимости. Поэтому я чувствую вину перед людьми Земли".
   "Я слышал нечто подобное от Зен, -- отвечал Вав, искривляя губы. -- Хорошо, вы чувствуете вину, но я не чувствую вину. Мне не в чем себя винить перед жителями Земли. Я не понимаю, зачем ты отправляешься на Землю. Ты прав, больной старик и так обречён. Дайте ему спокойно отойти в мир иной".
   "Но я вижу и практическую пользу от Унии, -- говорил Самех. -- Она выгодна обеим сторонам. Чем люди Океана могут помочь людям Земли, это и так понятно: новые материалы, новые лекарства и так далее. Но чем люди Земли могут помочь людям Океана? Очень многим. Марсу нужны люди Земли, поскольку ему нужна новая кровь. Марс остановился в развитии, застоялся в благополучии. На Марсе больше не создают новое, а повторяют старое в разных вариациях. Марсу нужны новые идеи -- оригинальные идеи, даже нелепые, безумные идеи, чтобы идти дальше. Такие идеи можно получить только от других людей, которые выросли в других условиях. В ходе обмена идеями родится что-то действительно новое. Одним словом, Марсу опять нужны лучшие люди Земли. Но на этот раз лучшие люди будут трудиться и на благо Земли. Люди Океана и люди Земли все вместе будут делать общее дело".
   "Красивые слова. Реальность более сурова. Осознаёшь ли ты, Самех, что люди Океана и жители Земли так далеко разошлись, что, по сути, являются разными видами. Мы отличаемся так же, как отличается собака от волка. Собака и волк теоретически могут скрещиваться. Теоретически собаки и волки могут объединиться в одну стаю для сотрудничества и взаимной помощи. Практически волки ненавидят собак и пытаются их убить, видя в них конкурентов. Такие случаи известны. Попробуйте практически скрестить волка с собакой какой-нибудь мелкой породы, какие были популярны на Земле: болонкой, шпицем, чихуахуа. Это вряд ли получится. Теоретической возможности скрещивания мало, чтобы считать собаку и волка одним видом. То же самое мы видим в случае с людьми Океана и жителями Земли. Практически ни один человек Океана не станет скрещиваться с жителем Земли, и наоборот. Практически чувства, которые испытает житель Земли, столкнувшись с человеком Океана, -- это страх, недоверие, ненависть. Дело не в биологическом, генетическом сходстве, дело в культурных различиях. Мы -- разные виды, которые идут по двум разным путям культурной эволюции".
   "Извини, но я отвергаю аналогию с волком и собакой. Люди Земли в такой аналогии -- тоже собаки, а люди-волки на Земле давно вымерли".
   "Боюсь, что ты подзабыл, что такое Земля". -- В голосе Вава звучала не насмешка, а печаль.
  
   * * *
  
   Строго говоря, Уния была заключена не с Землёй, поскольку Земля, как и тысячи лет назад, была разобщена, не существовало единого правительства Земли, а международные организации были слабы. Уния была заключена с одним правительством -- правительством Звёздного Города.
   Сначала Звёздный Город согласился принять двенадцать посланников, позднее сократил число до десяти, а в конечном счёте -- до трёх. Звёздный Город ставил условие, которое нельзя было обойти: на его территории одновременно могут находиться только три посланника Марса. Руководителем первой тройки посланников и всех последующих была избрана Зен, которая до сих пор находилась в Звёздном Городе.
   Главной целью посланников была собственно Уния -- союз Земли и Марса, способствующий выгоде обеих сторон. Первой задачей для выполнения главной цели было установление постоянной связи с правительством Звёздного Города. Считалось, что политическим режимом Звёздного Города является представительная демократия, -- так было записано в его Конституции, -- но люди Океана ясно видели, что, на самом деле, это олигархическая диктатура в одеяниях демократии: политическая и экономическая власть сосредотачивалась в руках небольшой группы лиц.
   Центральным правящим органом было Гражданское Собрание, которым руководили два Сопредседателя. Они должны были принимать решения коллегиально, тем не менее, настоящим правителем был Первый Сопредседатель -- ему подчинялись армия, полиция и Секретная служба, которая по традиции называлась Цирком. Второй Сопредседатель послушно утверждал все предложения Первого. Гражданское Собрание избиралось всеобщим, тайным, равным голосованием. Последние выборы в очередной раз выиграла Партия Естественного Развития во главе с нынешним Первым Сопредседателем Сергеем Владимировичем Жарковским.
   Самех поддерживал Унию, но не стремился лететь на Землю в числе первых. Он считал, что для этого нужны люди с большей склонностью к дипломатии. Теперь, через один год после прекращения Схизмы, он всё-таки выдвинул свою кандидатуру на должность посланника, и люди Океана утвердили кандидатуру Самеха.
   Разумеется, Самех не скрывал, что решение лететь на Землю согласовывалось и с его научными интересами. Он мечтал о путешествии в Западную Сибирь -- для того, чтобы лучше понять и людей бронзового века, и тех археологов, которые изучали бронзовый век.
  
   * * *
  
   Космолёт превратился в искусственный спутник Земли, а Самех перешёл в отделяющийся модуль-ракетоплан. Ракетоплан врезался в атмосферу Земли и через шесть часов мягко опустился на аэродроме к востоку от Звёздного Города. Через экраны Самех видел, что аэродром окружён легковыми и грузовыми автомобилями. Он не был столь наивен, чтобы думать, что посланников с Марса встречают "простые" жители Звёздного Города.
   Дверь ракетоплана открылась, и Самех увидел на ближайшем ангаре растяжку с лозунгом "Марсиане и земляне -- братья навек!". Перед трапом стояли два ряда военных в пышных парадных мундирах, а между ними -- группа людей в деловых костюмах. Когда Самех спустился на землю, то первым к нему приблизился Иван Путилин -- назначенный правительством Звёздного Города секретарь Зен. Это был мужчина лет тридцати, среднего роста, стройный, узкоплечий, светловолосый, бледнолицый, с широкими бровями, голубыми глазами, утиным носом, полными губами, большими желваками. Он улыбнулся, показав крупные белые зубы. На лице даже через косметику были заметны застарелые оспины.
   -- Уважаемый Самех! -- с жаром воскликнул Путилин. -- Я спешу засвидетельствовать вам почтение от имени Гражданского Собрания Звёздного Города, народа Звёздного Города и народа всей Земли.
   -- Приветствую вас, господин Путилин, -- сказал Самех.
   От группы встречающих отделился ещё один человек: крупные нос и губы, твёрдый подбородок сочетались в нём со светло-русыми курчавыми волосами и карими глазами, полными задумчивости. Самех с радостью узнал Вирта, своего ученика. Вирт был меметиком и при этом успешно занимался синтетическим искусством, которое давалось не каждому. Вирт был учёным и художником, вернее учёным-художником, какими были многие из тех людей Океана, которые родились уже на Марсе и были воспитаны с помощью диалогической педагогики.
   Самеху хотелось поговорить с Виртом, но встреча учителя с учеником была недолгой, поскольку оба помнили, что на территории Звёздного Города одновременно могли находиться только три посланника Марса. Самех прилетал, а Вирт улетал -- на том же космолёте.
   -- Прошу проследовать в вертолёт, уважаемый Самех, -- сказал Путилин.
   Самех прошёл мимо группы в деловых костюмах, мимо военных в парадных мундирах и вслед за Путилиным забрался в вертолёт.
  
   * * *
  
   В умеренном поясе северного полушария Земли царила осень, и в окно вертолёта Самех видел знакомые ему жёлтые, оранжевые, багровые краски сухих листьев. Леса простирались во все стороны, в этих лесах таились следы отступившей цивилизации: разрушенные дороги, мосты, строения, оставленные жителями деревни и города. Эти виды производили печальное, болезненное впечатление. Цивилизация здесь проиграла, но и природа не выглядела торжествующей.
   Огромная страна, столицей которой был Звёздный Город, пребывала в запустении -- не только из-за кризисов, войн и эпидемий. Тому причиной была сама столица, столетиями высасывавшая самых талантливых людей страны. Свежие переселенцы постоянно укрепляли силы столицы и ослабляли страну. Столица разрослась, разбухла, распласталась по суше, сосредоточила в себе все средства, все силы -- людей, деньги, власть, промышленность, искусство и науку. Она забыла своё прежнее имя и взяла новое, помпезное -- Звёздный Город.
   Жители Звёздного Города ненавидели звёзды, запретили полёты в Космос, не желали тратить деньги на исследования Космоса, но они знали, что с территории их государства когда-то на орбиту Земли были запущены первый искусственный спутник и первый человек. Это было действительно достижение, начало новой эры в истории человечества, но с тех пор утекло много воды. С тех пор это государство больше ничего не достигло, и больше нечем было гордиться. Жителям Звёздного Города было присуще чувство юмора, злое чувство юмора, и они переделали помпезное название в совсем другое -- Крысиный Город.
   Звёздный Город был не единственным и не самым большим из городов Земли. Каждый континент нёс на себе бремя нескольких подобных городов, похожих, словно близнецы, словно клоны. Первобытное поселение, античный полис, средневековый бург, город Нового времени -- каждый со своим лицом -- ужаснулись бы, узнав о таких наследниках, но не сумели бы опровергнуть право наследования. К сожалению, это и были новые города, новые бурги, новые полисы -- места обитания не свободных граждан, а просто жителей, избирателей, налогоплательщиков -- не общества, а толпы. А Звёздный Город был образцом нового полиса -- Полисом с большой буквы.
   Полис начался со смога -- густого жёлтого смога, который издалека выдавал город, как дым издалека выдаёт костёр. Полис показал свой внешний слой -- микрорайоны с многоэтажными домами в двадцать четыре и тридцать шесть этажей. Самех вспоминал эти тесные бетонные коробки с жалкими пятачками растительности -- скверами, парками, бульварами, но теперь от скверов, парков и бульваров не осталось даже названий. Сплошные дома с узкими дворами, сплошные дороги, по которым неслись заправленные нефтепродуктами автомобили. Полис открылся центром -- историческими кварталами. Самеху было интересно, много ли подлинно исторического сохранилось в этих кварталах.
   Даже мысль о постоянном проживании в Полисе вызывала у Самеха тошноту. Из таких полисов мы уходили в Океан, думал Самех.
   Самех родился в городе, который тоже теперь назывался не так, как в детские годы Самеха. Теперь это был Имперский Город, давно отринувший собственное своеобразие и безуспешно пытавшийся соперничать со Звёздным Городом. Где-то на севере Звёздный Город незаметно смыкался с Имперским Городом: при нынешнем варианте развития через два-три десятилетия эти города окончательно сольются и образуют новое, ещё более кошмарное человеческое поселение. У Самеха не было никакого желания побывать в Имперском Городе.
   Средневековая крепость в центре Полиса ещё стояла: толстые зубчатые стены, островерхие башни с рубиновыми звёздами на шпилях, церкви и дворцы, часы на одной из башен, захоронения в стене. В сохранности крепости Самех не сомневался, поскольку это был не просто памятник прошлого, построенный итальянскими зодчими для древнерусских князей, -- это был один из символов страны и государства.
   Вертолёты пролетели над крепостью и направились к тонувшим в смоге небоскрёбам делового комплекса "Пирамида".
  
   * * *
  
   Хотя посланников Марса было всего трое, но для них отвели целый этаж в отеле "Рай" в башне Свободы. Здесь Самеха встретили Зен и Лара-Ли. Зен за один год совсем не изменилась: высокая, стройная, длинные русые волосы, уложенные в строгую причёску и перетянутые тонкой лентой-фероньеркой, высокий гладкий лоб, карие миндалевидные глаза, ровный прямой нос, в углу губ гнездится небольшая полуулыбка. Лара-Ли -- высокая, стройная, -- казалась младшей сестрой Зен, но отличалась от Зен золотистыми волосами и голубыми глазами. Лара-Ли была инженеркой, она создавала новые материалы.
   Одеты посланницы были по-разному. Лара-Ли -- в обычный марсианский костюм: красно-чёрная курточка без воротника, белая рубашка, прямые брюки, туфли на мягкой невысокой подошве. Зен же носила деловой брючный костюм, какой носили на Земле, и туфли на высоких каблуках. Лара-Ли соорудила на своей голове сложнейшую причёску -- несколько кос, тёмные ленты, жемчуг, -- которая была отдельным произведением искусства. Самех подумал, что на ком-то другом такая причёска смотрелась бы вызывающе и аляповато, но она очень подходила к нежным чертам Лара-Ли.
   Лара-Ли поприветствовала Самеха, а Зен не только подняла руку с изящными пальцами, но и обняла Самеха, прижавшись щекой к его щеке. Самех тоже был рад после такого перерыва видеть свою старинную подругу, старинную соратницу.
   Зен и Лара-Ли отвели Самеха в его номер. Привыкший к удобному жилищу на Марсе, Самех не знал, что он будет делать в этом огромном четырёхкомнатном номере: спальня, гостиная, кабинет, спальня для гостей, высокие потолки, обделанные деревом стены, обшитая кожей и бархатом деревянная мебель, шёлковые ковры, покрытые золотом ручки и краны. При этом, несмотря на огромные размеры, помещение казалось тесным из-за обилия ненужных предметов: зеркал, хрустальных люстр, бронзовых статуэток, тяжёлых портьер, настенных часов, шкафов с неподъёмными бумажными книгами в кожаных обложках, сделанных под старину телефонных аппаратов.
   Большие окна с одной стороны глядели на город, на реку, на средневековую крепость и другие исторические здания, а с противоположной стороны -- на зимний сад. Укрытый стеклянной крышей зимний сад располагался внутри небоскрёба и был единственным видом, на котором смог отдохнуть глаз Самеха. Сад был усажен тропическими деревьями, в середине сада был разбит небольшой пруд, в котором плавали чёрные лебеди.
   По договорённости, в Звёздном Городе посланники должны были носить земные имена. Вирт был Виктором, Лара-Ли стала Ларисой. Пионеры назывались теми именами, которые некогда носили на Земле: Зен была Марией Сторер, а Самех -- Александром Богдановым. Самех чувствовал, что, поменяв имя, он отказывается от части своей личности. Вернее, возвращается к своей прежней личности, к разочарованному тридцатилетнему инженеру-строителю.
  
   Глава 3.1
  
   Медведь -- это мясо и шкура, а ещё дедушке нужен медвежий жир для лекарства. Поэтому отец с Милославом и Милорадом выслеживали медведя. Медведь засунул голову в ветви яблони и срывал зубами яблоки вместе с листьями. Дерево было невысокое, а медведь -- большой, так что ему не надо было вставать на задние лапы, чтобы дотянуться до яблок. Трое охотников прятались за кустами -- ветер дул от медведя в их сторону. Варяг молча -- он привык к виду любого зверя -- лежал на земле и только иногда оскаливал зубы.
   По знаку отца охотники подняли копья. Отец уже прошептал свои обычные слова: "Прости, брат-медведь", -- как медведь поднял голову и насторожился -- он что-то услышал. Охотники тоже услышали треск и урчание -- какое-то чудовище ломилось через кусты с другого края поляны. Медведь не стал разбираться, какая там опасность, и драпанул. Охотники вскочили. Они не знали, что делать -- идти по следу медведя или ждать чудовище.
   Чудовища они не увидели. Из кустов вышел человек, явный чужак. Чужак был одет в одежду из зелёной пятнистой ткани, в руке у него была железная палка, по виду -- вроде большой рогатки. Чужак держал железную рогатку за раздвоенный конец. Чудовище продолжало прятаться в кустах, оно урчало, и от него доносилась такая вонь, что кружилась голова. Отец, кажется, не очень удивился этой вони, и пятнистой ткани, и железной рогатке. Он велел Милославу и Милораду оставаться на своём краю поляны и спрятать копья и луки.
   -- Мир вам! -- сказал отец чужаку, как он сказал бы любому охотнику, которого встретил в лесу.
   -- Ты ещё кто такой? -- нагло ответил чужак, прибавив ругательства.
   Из кустов вылезло ещё три чужака в пятнистой одежде и с железными рогатками. Отец пытался мирно договориться с ними, но чужаки наглели всё больше и больше. Милорад видел, как отец сделал шаг к чужакам, и один из чужаков неожиданно приблизился и ударил отца раздвоенным концом железной рогатки по голове. У Милорада от злости запылало лицо и уши, он достал нож и бросился на врагов. Чужак направил на него конец железной рогатки -- на конце блеснул огонь, раздался грохот. Милорад почувствовал жгучую боль в ноге и упал.
   Что произошло дальше, Милорад помнил смутно. Отец метнул в одного чужака нож, сцепился с другим, третьего сбил Варяг. Отец, Варяг, чужаки -- все они катались по высокой траве, ругались, кричали, рычали...
   Отец не стал мстить чужакам за нападение -- он разбил железные рогатки о дерево и отпустил чужаков. Побитые чужаки, ругаясь и хромая, залезли в кусты, чудовище заурчало и развонялось ещё сильнее, но скоро всё затихло. Подошёл Милослав с виноватым лицом в красных пятнах. Когда ранили Милорада, он замешкался, никак не мог решить, на кого напасть. Кажется, он считал себя трусом, хотя не сделал ничего особенно трусливого.
   Отец наклонился над лежащим Варягом. Варяг со скулением лизнул огромную ладонь отца и затих -- его брюхо было распорото ножом. Отец приподнял обмякшего Варяга и обнял его, как ребёнка.
   ...Отец и дедушка ничего не объясняли Рыси, только сказали, что Варяга больше нет, он умер. Милослав в последующие дни пропадал на охоте, возвращался поздно вечером, а иногда не возвращался и ночевал в шалаше на берегу Большой реки. Милорад, наоборот, был дома, он ходил с палкой и не выбирался дальше двора. Рысь часто сидела с ним и рассказывала всё, что видела и слышала в посёлке и в лесу. От Милорада она и узнала подробности о сражении с чужаками.
  
   * * *
  
   После обеда дома было тихо. Милослав два дня назад поругался с дедушкой и отцом, разломал свой лук и ушёл в шалаш. Отец охотился с Некрасом -- отцом Неждана -- и его старшими, уже женатыми сыновьями. А Людмил убежал на улицу к друзьям. Мама возилась с Милушей и разрешила Рыси пойти погулять. Милорад и дедушка грели кости во дворе, рядом валялась Мурка. Дедушка строго приказал Рыси не выходить из посёлка и возвращаться домой, если она увидит любого чужака.
   Рысь не собиралась выходить из посёлка. На улице её ждал улыбающийся Неждан, и они вдвоём пошли к большой сосне на опушке, где прятали свои сокровища. Они присели возле ствола, разгребли наваленные ветки и откопали неглубокую ямку. Сокровища Рыси были спрятаны в железную коробку, а Неждановы -- завёрнуты в тряпку.
   У каждого мальчика и каждой девочки в посёлке был такой тайник с сокровищами, найденными в лесу. Не все вещи, найденные в лесу, считались сокровищами. Многие вещи были обычными вещами, их можно было использовать в хозяйстве -- нож, топор, оселок. Сломанные не брали, а целые приносили домой и отдавали родителям. Сокровищем была только такая вещь, которая была не похожа на обычную, домашнюю -- бесполезная вещь.
   У Рыси первым сокровищем была коробка, которую ей отдал Милорад, а в коробке лежали... Кусок железной верёвки, которую нельзя было разрезать ножом. Нож с множеством тупых лезвий, которые вкладывались в рукоятку. Железный кругляшок, на котором был выцарапан какой-то почти стёршийся рисунок. Маленький, с ладошку Рыси, плоский горшочек с узким горлом, но сделанный из чего-то прозрачного и холодного. Твёрдая, но не деревянная и не железная, палочка, внутри которой была другая палочка, более тонкая и гибкая.
   А больше всего ей нравилась железная штучка размером с ноготь в виде красного листика с гладкими краями и без ножки. Сзади у штучки было что-то вроде иголки, и её можно было прицеплять к одежде. Штучку нашёл Неждан и подарил её Рыси. У двух или трёх мальчиков были похожие штучки с иголками, но ни у кого не было такого красного листика.
   Рысь и Неждан заметили, что приближается орава мальчиков из посёлка, и быстро закопали сокровища. Никто не должен знать, где лежат твои сокровища. Тайник раскроют -- надо перепрятывать. Послышались звуки шагов, голоса, и мальчики окружили сосну, среди них был и Людмил.
   -- А, целуетесь! -- противным голосом завопил Венцеслав, самый старший из мальчиков, почти ровесник Милорада и Милослава. Он был лопоухий, пучеглазый, губастый и всегда лез, куда не просят.
   -- Дурак ты, Венчик. -- Рысь нарочно назвала его Венчиком, как маленького.
   Венцеслав прищурил выпученные глаза и долго думал, пока не выдавил из себя:
   -- А Неждан -- тру-у-ус.
   Неждан улыбался, такие слова его не обижали. Зато Рысь обиделась.
   -- Почему это он трус?
   -- А мы все идём на гору, а он не хочет. Потому что трус. Потому что ему дедушка запретил.
   Неждан, услышав эти слова, перестал улыбаться, замотал головой и замахал перед собой руками.
   -- Да он ведь со мной пошёл, -- возразила Рысь. -- При чём тут -- трус, не трус? Сам ты трус! Он тебе ответить не может, а ты обзываешься.
   -- А пусть он по-мужски ответит. -- Венцеслав ударил кулаком по ладони.
   Неждан с серьёзным лицом, с нахмуренными бровями, сжатыми губами подошёл к Венцеславу. Веснушки ещё ярче проявились на побелевшем лице. Венцеслав ещё раз ударил кулаком по ладони. Рысь всплеснула руками:
   -- Мальчики! Чего вы тут устраиваете? Вы же хотели идти на гору, так идите.
   -- Так он же трус... -- опять начал Венцеслав.
   -- Заладил -- трус да трус. -- Рысь повернулась к Неждану. -- Ты же пойдёшь с ними на гору? Ты же не трус! -- Рысь твёрдо проговорила последние слова, как будто убеждая Неждана.
   Неждан кивнул. Венцеслав оглянулся на мальчиков -- все были согласны, что если Неждан идёт с ними на гору, то он не трус. Значит, драка не нужна. Мальчики отходили от сосны, когда Рысь спросила Венцеслава:
   -- А вы точно идёте на гору?
   -- Точно, -- небрежно ответил Венцеслав.
   -- На гору, за лес? Можно мне с вами?
   Венцеслав и остальные с удивлением вытаращились на Рысь: девочку взять на гору -- такого ещё не было. Мальчики не хотели брать девочку.
   -- Я всё равно пойду, -- пригрозила Рысь.
   -- А дедушку не боишься? -- с насмешкой спросил Венцеслав. -- Дедушка ведь запретил.
   После сражения с чужаками родители, дедушки и бабушки запретили всем детям выходить из посёлка. Но у Венцеслава не было ни дедушки, ни бабушки, а отец и старший брат умерли несколько лет назад от лихорадки. Венцеслав жил с матерью и младшей сестрой Ветой, и мать не могла ему ничего запретить: Венцеслав делал, что хотел.
   -- Никого я не боюсь, -- раздражённо сказала Рысь Венцеславу.
  
   * * *
  
   Они долго шли по лесу, пока не оказались на каменной тропе. Деревья кончились, открылись просторы лугов, по которым текла заболоченная Маленькая река. Каменная тропа шла с заката на восход и переходила через Маленькую реку. Гора с другого берега Маленькой реки тоже тянулась на восход и плавно спускалась к каменной тропе. Гора возле обрыва была голая, покрытая только травой, а дальше по склону росли деревья.
   Рысь с мальчиками по каменной тропе подходили к горе, и чем ближе они подходили, тем выше казалась гора. У самого подножия было понятно, что забраться на гору не так-то легко. После ходьбы по лесу и по каменной тропе надо было отдохнуть, но отдохнуть никто не предложил, чтобы не показаться слабаком. Венцеслав первый полез на гору, за ним отправился Людмил, но скоро Людмила обогнали другие мальчики. Рысь карабкалась по покатому земляному склону, чувствуя, как тяжелеют ноги. Она протянула руку отставшему Людмилу, но Людмил отмахнулся: сам дойду.
   Наконец она добралась до верха, где уже расселись и разлеглись мальчики. На плоской вершине горы было хорошо видно два холма -- побольше и поменьше. Рысь обернулась, посмотрела с вершины в сторону заката, и от этого вида у неё как всегда перехватило дыхание. Гора и каменная тропа расходились, а между ними виднелись леса и луга до самого горизонта. За каменной тропой темнел лес, который окружал посёлок. С горы можно было увидеть весь мир, только Большую реку не было видно из-за леса. Сейчас Рысь не верила, что мир может быть ещё больше, что есть леса за горой и посёлки за рекой. Сейчас она верила, что видит сразу весь мир.
   Даже до сражения с чужаками ходить на гору детям не разрешалось, но мальчики постоянно бегали сюда без всякого разрешения. Рысь раньше ходила на гору только с дедушкой. Дедушке не нравилось бывать на горе, и понятно почему. С горы было видна не только вся земля, но и всё небо. Небо с горы казалось больше и ближе. Разбегись, подпрыгни -- и полетишь! Рысь сама испугалась таких мыслей.
   Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет.
   -- Смотрите! -- крикнул Венцеслав, подпрыгивая и тыча пальцем на закат.
   Рысь посмотрела туда, куда указывал палец Венцеслава. Над каменной тропой прямо к горе летело что-то, что было похоже на огромную стрекозу. Людмил схватил Рысь за руку и пискнул:
   -- Дракон!
  
   * * *
  
   Рысь видела драконов -- конечно, не так часто, как птиц, но видела. Ведь драконы жили в небе, а небо -- вот оно. Никакой перегородки между небом и землёй не было. Драконы летали в небе, а люди смотрели на них снизу. Нельзя было думать о том, чтобы попасть в небо: небо -- это запрет. Но можно было смотреть на него, никуда от этого не денешься.
   Драконы пролетали над посёлком туда и сюда, с заката на восход, от Большой реке к горе -- и наоборот. Некоторые летали очень высоко и казались не больше ласточки, другие летали пониже. Драконы летали и в темноте, тогда у них ярко сверкали глаза. Иногда самого дракона не было видно, но его глаза сверкали среди тёмно-синих облаков.
   Как-то раз один дракон пролетел так низко над посёлком, что переполошил всех соседей. Матери уводили детей в дом, маленькие дети -- и Милуша тоже -- заплакали, старики вполголоса призывали Мать-Природу спасти их, старый Злоба погрозил дракону кулаком и чуть не бросил в него полено. Дракон с гудением пролетел прямо над Рысью, и она рассмотрела его голову со сжатой пастью и вытянутую шею, его белое змеиное туловище, его распрямлённые крылья -- он не махал крыльями, а парил, как чайка или коршун.
   Рысь тогда представила, как дракон садится посреди улицы... Что происходит потом, Рысь представить не могла. Вряд ли старый Злоба посмеет бросить полено в дракона. Но драконы никогда не останавливались в полёте и никогда не садились на землю.
   Большинство драконов были змеями с крыльями, но несколько раз Рысь видела других драконов. Они быстро двигали своими крыльями и не были похожи на змеев. Они были похожи на мух или стрекоз.
  
   * * *
  
   Стрекозиный дракон приближался, и уже слышалось его гудение. Рысь с мальчиками бросились в траву, чтобы дракон их не увидел. Сначала казалось, что дракон летит прямо на них, но он немного свернул -- Рысь хорошо различала его стрекозиное тело, его огромные крылья спереди и маленькие крылья сзади -- и полетел к двум холмам на горе. Дракон завис над холмами, повисел и начал снижаться. Рысь не могла поверить глазам -- дракон спускается на землю!
   -- Убегаем! -- прошептал кто-то из мальчиков.
   -- Трусы! -- чуть не закричал Венцеслав.
   -- Дракон! Убегаем! -- шептали другие.
   Вокруг зашуршала трава -- мальчики поспешно отползали к склону. Рядом с Рысью остались только Людмил, который не выпускал её руки из своих потных ладошек, и Неждан, сбоку лежал Венцеслав. Венцеслав подполз к Неждану и хлопнул его по плечу.
   -- А ты, Неждан, не струсил, молоде-е-ец! -- Рысь он почему-то не похвалил.
   Дракон спускался всё ниже. Ещё несколько мгновений, и он исчез за холмом. Гудение затихло, как будто никакого дракона вовсе не было. Но дракон был, и сейчас он спустился на землю за холмом.
   -- Ты понимаешь?.. -- Рысь обернулась к Неждану и Венцеславу. -- Вы понимаете?.. Это же... -- Она не могла говорить от волнения, она путала, забывала слова. -- Дракон!.. Сел на землю!.. Он сейчас превратится!..
   По лицам Неждана и Венцеслава было ясно, что они прекрасно её поняли: дракон сел на землю, а когда дракон садится на землю, он превращается в человека. Первый раз в жизни Рысь могла увидеть, как дракон превращается в человека. И она хотела это увидеть. Надо торопиться, надо успеть! Она вскочила и, вытащив руку из потных ладошек Людмила, побежала к большому холму. Людмил побежал за ней, громко повторяя:
   -- Милава! Милава! -- а ведь его мог услышать дракон.
   Рысь, не оглядываясь, вместе с Венцеславом бежала к холму. Венцеслав вырвался вперёд, почти добежал до холма и замер. Рысь тоже замерла -- она увидела то, что увидел Венцеслав. От удивления она с аханьем открыла рот и прислонила к губам ладонь. Сердце её колотилось, по коже бежали мурашки.
   На вершину холма с другой стороны медленно поднимался человек -- он как бы вырастал из холма: голова, туловище и руки, потом ноги. Это был не обычный человек. Это был человек-дракон, который превратился обратно в человека. Как в сказке! Как давным-давно!
   Рысь наблюдала, как человек-дракон осматривает землю с холма. Вот он повернул голову слева направо и обратно, вот он опустил голову, и взгляд его остановился на стоявших у подножия Венцеславе и Рыси. Человек-дракон смотрел на них, и под этим взглядом Рысь не могла шевельнуться. Откуда-то -- Рысь не сразу поняла откуда -- донёсся вопль, такой вопль, который не мог издать ни один человек. Венцеслав беспорядочно замахал руками, развернулся и рванул к склону горы. Вопли Венцеслава как будто сняли оцепенение с Рыси, но она не побежала.
   Рысь обернулась -- как там Неждан и Людмил? Неждан тоже видел человека-дракона, хотя и не так близко, видел бегство Венцеслава. Они с Людмилом побежали за Венцеславом, но Людмил отстал, запнулся о траву и упал. Неждан его не бросил, он присел рядом с Людмилом.
   Рысь снова посмотрела на холм. Человек-дракон медленно спускался по склону. Он шёл прямо к ней! Рысь дрожала, но не убегала. Она вспомнила сказку. В сказке говорилось, что драконы живут в пустоте и питаются пустотой. Но ведь там ничего не говорилось о том, что драконы вредят людям.
  
   * * *
  
   -- Не бойся, -- просто сказал человек-дракон. -- Я тебя не обижу.
   Ничего страшного в нём не было. Он был похож на обычного человека: высокий и сильный, чёрные кудрявые волосы, красивое -- да, очень красивое! -- сильно загоревшее лицо. Вроде бы ничего такого, но чем-то -- гладкой кожей, особой стройностью, приятным голосом, плавными, как у кошки, движениями -- он отличался от отца и мужчин-соседей. Одежда тоже была необычной: короткая чёрная рубаха до пояса, прямые узкие штаны, обрезанные по щиколотку сапоги.
   Но главное, главное -- это глаза. Рысь не могла заставить себя оторваться от глаз человека-дракона: большие, чёрные, глубокие. В них как будто горел огонь -- не злобный, убивающий огонь пожара, когда горит лес или дом, а добрый согревающий огонь, как в очаге зимой. Когда человек-дракон сказал Рыси и Людмилу, что он их не обидит, Рысь тут же ему поверила -- из-за огня в его глазах. Но остатки страха ещё сидели в ней и, преодолевая страх, она сказала -- громче, чем нужно:
   -- Мир вам, человек-дракон!
   Человек-дракон мгновение помедлил, задумался и ответил:
   -- Мир тебе! Меня зовут Саша. А тебя как зовут?
   -- Меня -- Милава. -- Она назвала своё мирское имя, которое знали все в посёлке, но ей почему-то хотелось открыть этому Саше и своё тайное имя -- Рысь, которое было известно только ей, отцу, маме и дедушке.
   -- Ты смелая девочка, Милава, очень смелая.
   Рысь покраснела от удовольствия -- она любила, когда её хвалили за смелость и силу, а не за красоту.
   -- Это твои друзья? -- Саша показал на Неждана и Людмила.
   -- Это мой братишка, а другой... -- Рысь не знала, назвать Неждана другом или нет. -- Один мальчик из посёлка.
   -- Я полагаю, им требуется помощь.
   Рысь с Сашей подошли к Неждану и Людмилу. Неждан округлившимися глазами пялился на Сашу, а Людмил и не замечал никакого человека-дракона -- он тёр ссадину на коленке и хныкал. Саша, мягко убрав руку Людмила, приложил свою ладонь к ссадине, немного подержал и отпустил. Ссадина перестала кровоточить, как будто покрылась кусочком прозрачной плёнки. Людмил ткнул пальцем в плёнку и всхлипнул:
   -- Не болит...
   Рысь осторожно прикоснулась к ссадине -- плёнка была упругая, как кожа.
   -- К вечеру заживёт, -- пообещал человек-дракон. -- Меня зовут Саша.
   -- А это -- Неждан и Людмил, -- сказала Рысь.
   Рысь не заметила, что к ним подошёл ещё один человек. Увидев его, она вздрогнула и снова напряглась. Он был одет в рубаху и штаны, но не такие, как у человека-дракона -- совсем другого вида и из другой ткани. Белолицый, узкоплечий, с утиным носом и толстыми губами, Рыси он сразу не понравился. А дальше стояли ещё два человека в такой же одежде, как у белолицего, и глаза у них были закрыты блестящими чёрными кругляшками.
   Чужаки! Рысь не знала, что и подумать. Это чужаки, но они одеты не в пятнистую одежду, и у них нет железных рогаток. Но дед приказал возвращаться домой, если она увидит любого чужака. Но эти чужаки пришли вместе с человеком-драконом, а человек-дракон -- добрый, он никого не обидел, он помог Людмилу.
   Рысь вспомнила сказку. Наверное, это друзья человека-дракона. Друзья, которые много лет ждали, пока он вернётся с неба. Увидев, что человек-дракон не опасается чужаков, Рысь успокоилась: это были не те чужаки, которые напали на отца и старших братьев.
   -- Это Иван, -- представил Саша белолицего.
   Белолицый Иван наклонился к Рыси, Неждану и Людмилу, широко улыбнулся -- зубы у него были большие и белые, прямо сверкали -- и протянул:
   -- Здравствуйте, детки, -- таким голосом, каким взрослые говорили с Милушей. Из-за этого он ещё больше не понравился Рыси.
   -- Мы раньше не были в ваших краях, -- сказал Саша Рыси. -- Расскажешь нам обо всём?
   -- Я не смогу, -- призналась Рысь. -- Дедушка сможет. Дедушка всё знает, он самый мудрый человек на свете. Пошли к дедушке, в посёлок. Скоро будет вечерняя еда, мама вас покормит.
   -- Далеко твой посёлок? -- спросил Саша.
   -- Далеко -- возле Большой реки. Как раз к еде дойдём.
   Саша и Иван переглянулись. Услышав приглашение, Иван скривил лицо. Если не хочет, подумала Рысь, пусть не идёт. Больно он нужен! Иван отозвал Сашу, они отошли к двум чужакам с чёрными кругляшками на глазах и о чём-то пошептались. Двое с чёрными кругляшками пошли за холм, а Саша с Иваном вернулись.
  
   * * *
  
   Рысь держала Людмила за руку, Неждан шагал справа, Саша -- слева, а Иван, который тоже нацепил на лицо чёрные кругляшки, плёлся сзади. Никого из мальчиков они не встретили -- наверное, все удрали в посёлок. На каменной тропе Саша остановился и спросил:
   -- Скажи, Рысь, а это что такое?
   -- Это все знают. Каменная тропа.
   -- Каменная тропа, -- повторил Саша. -- А это как называется? -- Он имел в виду гору.
   -- Гора, -- ответила Рысь и, не дождавшись вопроса, пояснила: -- А это Маленькая река.
   -- Маленькая река, -- повторил Саша. -- Значит, там Большая река, а здесь Маленькая река.
   Рысь показала рукой в четыре стороны, как обычно показывал дедушка:
   -- Вот там закат, там Большая река, там восход, там гора.
   -- А говорила, что ничего не сможешь рассказать, -- похвалил её Саша. Он протянул руку на восход, где каменная тропа огибала гору. -- В той стороне был посёлок, правильно?
   -- Посёлок? -- удивилась Рысь. -- Нет, посёлок за лесом, возле Большой реки. А там везде лес.
   Они почти дошли до того места, где надо было сворачивать с каменной тропы в лес, и здесь их уже ждали. На каменную тропу из леса высыпала целая толпа: все мужчины посёлка, вооружённые луками, топорами, ножами, а возглавляли их отец, дедушка и Милослав. Заметив чужаков, отец и Милослав выбежали вперёд. Отец направил стрелу на Сашу, а Милослав -- на Ивана. Иван, явно испугавшись, поднял руки и глупо хихикнул, а Саша спокойно осматривал лучников. Дедушка схватил Рысь с Людмилом и Нежданом и увёл их к толпе.
   Рысь хотела закричать, что это же человек-дракон. Отец злобно выругался и выпустил стрелу.
  
   Глава 3.2
  
   После укола, который поставила ему девушка из кинотеатра -- доберусь я до этой шлюхи! -- Фурман очнулся в тёмной комнате. У него отобрали бумажник и стартфон, сняли шнурки и ремень -- знали, на что способен бывший жонглёр с таким оружием.
   Находилась комната в подвале или на десятом этаже, Фурман понять не мог. В первый день он ощупал комнату: пустые бетонные стены, окон нет, одна запертая железная дверь, на полу тонкий матрас, а в дальнем углу -- квадратное отверстие, в которое можно было засунуть руку, но нельзя было засунуть голову. Настоящий бетонный мешок размером три на четыре шага. Где-то под потолком наверняка скрывались видеокамеры.
   Для чего нужно отверстие, Фурман понял сразу, но пользоваться им у него желания не было. Когда ему первый раз захотелось помочиться, он постучал в дверь, думая, что охранники -- кто-то же его охранял, -- выведут его в надлежащую кабинку. Ответа он не получил. Не в силах терпеть, он помочился в отверстие в полу. Со второго дня он туда не только мочился. Отходы не отправлялись в канализацию, а оставались где-то поблизости -- на нижнем этаже? -- и скоро в комнате завоняло, как в общественном сортире. Фурман, ты в дерьме, говорил Фурман сам себе, ты в полном дерьме, -- и это не было преувеличением.
   В темноте, не видя смены дня и ночи, он потерял счёт времени. Сначала он хотел опереться на время сна -- ведь человек спит один раз в сутки, значит, один сон равняется одним суткам. Но он не знал, сколько часов он спит и сколько бодрствует. Может быть, он спал по четыре часа, а, может быть, по пятнадцать часов.
   Голодом его не морили. С какой-то периодичностью -- раз в сутки? -- в двери внизу открывалась заслонка, и через неё просовывали пластиковую миску с жидкой безвкусной бурдой, какой-то кашей с кусками овощей. Ничего такого Фурман обычно не ел, но тут он не отказывался и съедал всё без ложки, с помощью языка и пальцев: если он собирался выбраться из бетонного мешка, надо было копить силы. Кормёжка стала новой опорой для счёта времени: каждый раз когда приносили еду, Фурман отрывал от матраса кусочек ткани и клал его в карман брюк.
   За стенами была полная тишина. Часами он лежал под дверью и возле квадратного отверстия, но и оттуда не доносилось ни писка, ни треска. Такую бы звукоизоляцию в наши "китайские стены"! Хотя теперь он бы отдал палец за то, чтобы оказаться даже не в старинной пятиэтажке, а в своей запасной квартире, с соседями, которые ругались, включали музыку и роняли шкаф.
   Хотелось выкурить сигарету, просто вдохнуть сигаретный дым. Иногда ему казалось, что из-под двери доносится слабый дым, и он боялся, что начинаются глюки. Больше всего он боялся сойти с ума, поэтому так держался за счёт времени.
   После первого раза он больше не стучал в дверь и не пытался вызвать охранников. Через неделю -- то есть через семь кормёжек или через семь кусочков ткани -- он решил надавить на охранников по-другому и отказался от еды. На следующий день, как ни в чём не бывало, старую миску забрали и подали новую. Фурман выдержал ещё несколько часов и сожрал еду. Хреноватый из него был голодающий, он даже пост ни разу не соблюдал -- не мог жить без мяса.
   Фурман мог бы легко расколоть голову о бетонную стену или железную дверь. Но Соломон прекрасно знал, что в жонглёры берут только тех, у кого нулевая склонность к самоубийству, поэтому засадил его в бетонный мешок, а не в комнату с мягкими стенами.
   Фурман часто думал о том, что в тот день, когда его схватили люди Соломона, он так и не поставил свечку в церкви. Вот бог его и наказал за невыполненное обещание...
  
   * * *
  
   Сверху ударил свет. После двух недель -- четырнадцати кормёжек и четырнадцати кусочков ткани -- свет вызвал такую боль в глазах, что Фурман зажмурился и заслонил глаза рукой. Он пролежал так с полчаса или с час, боясь, что откроет глаза и ослепнет, боясь, что уже ослеп. Постепенно глаза привыкали к свету, он рассмотрел, что свет идёт от ламп, расположенных в углах под потолком. При свете комната выглядела таким же бетонным мешком, каким казалась наощупь.
   Раздался лязг, и железная дверь распахнулась. Фурман приготовился. Пусть вошедший будет прикинут, как спецназовец на боевом задании, но Фурман сумеет показать ему, чего стоит бывший жонглёр. Пусть у вошедшего будет автомат, так даже лучше -- автомат можно отобрать. А если прорваться не получится, то ничего страшного тоже не будет. Его до сих пор не убили, значит, не убьют и после попытки побега.
   Вошёл человек Соломона: строгий костюм, длинные, затянутые в хвост волосы. Он был такой верзила, что наклонился, когда входил. Двухметровый, накачанный блондин с квадратным лицом, голубыми глазами, прямым носом, тяжёлой нижней челюстью. Он стоял, как на параде: задранный вверх подбородок, прямая спина, выпяченная грудь, широко расставленные ноги, руки за спиной. Фурман чувствовал: верзила гораздо опаснее двух сопляков, которые пытались захватить его в "китайской стене".
   Фурман решил рискнуть и бросился на верзилу. Верзила резко вытянул руку -- в ней была электродубинка -- и ударил Фурмана по плечу, потом по другому плечу, потом ткнул в солнечное сплетение. Фурмана пронзило несколько разрядов, и он осел на матрас. Верзила знал, как управляться с бывшими жонглёрами: один удар электродубинкой Фурман бы выдержал, как и одну наэлектризованную иглу.
   -- Правила! -- пробасил верзила. -- Я говорю -- ты подчиняешься. Ты не подчиняешься -- я тебя наказываю. -- Он поднял дубинку, и Фурман рассмотрел на запястье вытатуированный лист конопли -- знак людей Соломона. -- Сейчас: отойти в угол, не двигаться. Говорить можно. В угол!
   Фурман, скомкав матрас, отполз в самый угол. Верзила, как по команде, развернулся и вышел, дверь захлопнулась. Фурман ждал, что свет погаснет, но свет продолжал гореть. Фурман сидел в углу, боясь нарушить приказ верзилы. Так он просидел полчаса или час.
   Опять раздался лязг, и железная дверь опять распахнулась. Это был Александр Бухаров. Низенький, тёмные волосы, длинный нос, широкие усы и плачущее выражение в глазах. Такое плачущее выражение было у него задолго до гибели сына и болезни жены. Фурман удивлялся -- неужели такой растяпа был придворным врачом Аттилы Второго? Как же он жил среди карателей и насильников? Хотя в тихом омуте...
   Бухаров смотрел на Фурмана и молчал. В глазах его не было злости, а всё то же плачущее выражение. Фурман, по приказу верзилы, сидел в углу и не двигался. Но ведь верзила разрешил ему говорить.
   -- Имел я твоего сыночка, -- ухмыльнулся Фурман. -- А жену твою имеют санитары в психушке.
   Бухаров молчал. Фурман умел играть в гляделки и не отводил глаз.
   -- Меня винишь? Нашёл виноватого. Не надо было быть таким подонком.
   Бухаров молчал. Он достал пачку сигарет, вытянул сигарету и закурил. По комнате поплыл горький, но такой приятный дымок. Фурман с наслаждением вдохнул. Бухаров сделал два шага, затянулся и бросил сигарету в квадратное отверстие. Почти целая сигарета упала на самый край, на пропитанный мочой бетон. Фурман чуть было не рванулся за ней, но вспомнил дубинку верзилы. Бухаров подошёл к квадратному отверстию и носком ботинка сбросил сигарету вниз. Выражение его глаз не изменилось.
   Бухаров вышел, дверь захлопнулась, и свет погас. Фурман несколько раз вдохнул оставшийся после Бухарова дымок и свалился на матрас.
  
   * * *
  
   Каждый день Фурман ждал верзилу или Бухарова, но его на несколько дней оставили в покое. Темнота, тишина, матрас, миска бурды, квадратное отверстие. План был ясен: не физическое устранение -- тут номер Пятнадцать был прав, -- даже не пытки. Доведение до сумасшествия. Медленное, очень медленное доведение до сумасшествия. Превращение в недочеловека, в полузверя. А после этого -- удар милосердия. Так Соломон расправлялся со своими врагами, судя по досье, которое собрал номер Пятнадцать. Вот за что Бухаров заплатил своей почкой.
   Свет зажёгся, Фурман зажмурил глаза. Когда он привык к свету, железная дверь распахнулась, и вошёл верзила с дубинкой.
   -- Встать! Повернуться ко мне спиной!
   Фурман повернулся, и верзила со всей силы толкнул его ногой пониже спины. Фурман не ожидал такого детсадовского приёмчика и чуть не упал. Он разозлился и прыгнул вниз, под ноги верзилы, чтобы только сбить его, а там... Верзила два раза махнул дубинкой -- у Фурмана онемели обе руки. Верзила ногой отпихнул Фурмана на матрас.
   -- Крутой жонглёр.
   -- Покруче, чем ты, -- прохрипел Фурман.
   На лице верзилы показалась улыбка -- не улыбка, а оскал.
   -- Крутой жонглёр. Всех может побить. Вооружённых, невооружённых, слабых, сильных. Побил двух салаг. Бедные Митя и Серый. Ведь это была часть нашего плана. Жонглёр попадает в ловушку, жонглёр выбирается из ловушки и думает, что он всех уделал. Тут жонглёр встречает прекрасную девушку. Клюнул на самую простую приманку. Крутой жонглёр.
   Фурману было плевать, говорил верзила правду или нет. Пусть сопляки -- салаги -- были частью плана, но он побил их, и парализаторы были настоящие. И верзилу с его дубинкой он когда-нибудь побьёт, не просто побьёт -- убьёт, и самого Соломона, да хоть Сергея Владимировича Жарковского.
   Железная дверь захлопнулась. Фурман приготовился вернуться в темноту, но свет продолжал гореть.
  
   * * *
  
   От бившего по глазам света, который никогда не выключался, нельзя было спастись, как Фурман ни зажмуривал веки, ни заслонялся рукой. Сухие воспалённые глаза горели и чесались, как будто в них насыпали песок. Фурман оторвал большой кусок от матраса, зубами проделал две дырки и завязал глаза этой полумаской.
   Из-за света Фурман не мог спать, бессонница вымотала его сильнее, чем несвобода, жидкая бурда, темнота, одиночество, невозможность затянуться сигаретой. Это была настоящая пытка. Есть не хотелось, испражняться не хотелось, курить не хотелось, хотелось просто лежать.
   Он был в состоянии полусна-полуяви и не пытался выяснить, в чём разница. Несколько раз в комнату заходили верзила и Бухаров. Бухаров смотрел на Фурмана плачущими глазами, а верзила оскаливал зубы и махал дубинкой. Один раз зашли верзила с плачущими глазами Бухарова и Бухаров с оскалом верзилы. Заглянули Ирина с Петром, и Фурман опять доказывал Ирине, что никогда ей не изменял.
   Железная дверь распахнулась, и вошёл парень лет восемнадцати -- широко расставленные, как будто вдавленные в череп раскосые глаза, широкий нос, острый подбородок, шрам на щеке. Он скривил лицо, как клоун, и прокричал:
   -- Фурман в куче дерьма! В большой куче дерьма! В такой куче дерьма, из которой он никогда не выберется! Сколько народу будет смеяться над этой картинкой -- Пётр Фурман в дерьме!
   Кривляющийся парень со шрамом на щеке был знаком Фурману. Это был "первый опыт" Фурмана -- первый убитый им человек. Всех убитых он не помнил, но лицо со шрамом на щеке снилось ему много лет. Увидев это лицо теперь, в бетонном мешке, Фурман понял, что давно ловит глюки. И это вовсе не от света, не от бессонницы, подумал Фурман. Его мучители добавляли в бурду не только варёные овощи, но и кое-что покрепче. Дополнительные ингредиенты вроде тех, что продаёт номер Пятнадцать.
   -- Подумай, Фурман! -- Кривляющийся парень наклонился к лицу Фурмана, и Фурман чувствовал его дыхание. -- Подумай о своей паршивой жизни! Ведь у тебя была паршивая жизнь! Что ты делал в своей паршивой жизни? Добывал секреты, покупал секреты, продавал секреты, перепродавал секреты. Для государства, для самого себя, для преступников. Хоть раз в своей паршивой жизни ты кому-нибудь помог? Ты кому-нибудь облегчил страдания? Кого ты сделал счастливым, Фурман? Жену? Сына? Или сына Бухарова? Ты всю свою паршивую жизнь заботился только о себе. Деньги, развлечения, квартира в старинной пятиэтажке -- больше тебя ничего не волновало. Подумай, Фурман, подумай! Может быть, ты заслуживаешь этого наказания?
   Фурману хотелось врезать по кривляющемуся лицу, но он понимал, что это будет драка с воздухом. Он видел глюк, но он знал, что это глюк, -- это означало, что он ещё не окончательно сошёл с ума. Это означало, что мучители не сумели его сломать. Он поднял голову к потолку, где скрывались видеокамеры и спокойно, негромко сказал -- сказал не кривляющемуся парню, а своим мучителям:
   -- Моя жизнь не была паршивой. Я жил не хуже других. Я этого не заслуживаю.
  
   * * *
  
   Железная дверь распахнулась, и вошёл верзила.
   -- Сейчас: отойти в угол, не двигаться, не говорить.
   -- Я буду сидеть, где захочу, и говорить, когда захочу, салага, -- ответил Фурман.
   Впервые на квадратном лице верзилы появилось что-то похожее на удивление. После стольких уроков Фурман не научился вести себя правильно!
   Верзила сделал шаг и махнул дубинкой. У Фурмана был единственный шанс, и он его использовал. Он успел и двумя руками перехватил правую руку верзилы с дубинкой. Пока верзила не опомнился, Фурман зубами впился в его ладонь, в мясистое основание большого пальца -- рядом с тем местом на запястье, где был вытатуирован лист конопли. Верзила выронил дубинку, замычал, задёргал правой рукой, левой пытался оторвать Фурмана. Он был выше и сильнее -- он оторвал и отбросил Фурмана, а затем прыгнул к двери, сжав правую кисть.
   Фурман упал, его рот был полон чужой крови. Дубинка лежала у его ног. Верзила наклонился, но Фурман его опередил -- теперь дубинка была в его руках. Верзила, оскалив зубы, отступил. Он вовсе не испугался, он только больше разозлился. Фурман с трудом поднялся, направив дубинку на верзилу.
   -- Правила! -- пробасил Фурман, подражая голосу верзилы. -- Я говорю -- ты подчиняешься. Я засовываю эту штуку тебе в...
   Фурман не договорил -- верзила метнулся к двери и исчез в коридоре. Железная дверь захлопнулась. Фурман погрозил дубинкой в видеокамеры и засмеялся: этот бой он выиграл вчистую! Теперь, когда в его руках оружие, мучителям придётся придумать что-нибудь новенькое. К нему пришлют больше охранников, всех он не победит, но парочку выведет из строя навсегда. И парализатор, и электродубинка только называются нелетальным оружием, но если их использовать умело, они вполне летальны. Жаль, что Фурману не удалось хотя бы разок пощекотать верзилу.
   Свет выключился. Они хотят добраться до него в темноте? Пусть попробуют. Фурман полчаса простоял, зажав дубинку в руке, но никто не входил. Когда Фурман устал ждать, включился резкий свет -- ещё более резкий, чем раньше, -- и ударил по глазам. Фурман зажмурился и услышал лязг открываемой железной двери. Три или четыре человека -- Фурман не мог разглядеть -- вбежали в комнату и набросились на Фурмана с дубинками. Фурман ожидал электрических разрядов, но это были обычные резиновые дубинки.
  
   * * *
  
   Свет продолжать гореть в полную мощность. Всё тело Фурмана было покрыто синяками, правое плечо было вывихнуто, когда ему заламывали руки. Но Фурман всё равно выиграл: ведь с самого начала люди Соломона старались действовать так, чтобы не нанести ему никакого физического ущерба. Только давить на психику дерьмовыми условиями -- медленно сводить с ума. Теперь они взбесились и обработали его, как уличные отморозки. Вряд ли это нужно Бухарову, ведь он не зря заплатил почкой не отморозкам, а Соломону. Фурман не сломался, он сам ломал планы мучителей.
   Железная дверь распахнулась. Верзила смотрел на Фурмана с ненавистью, его правая кисть была перевязана бинтом -- Фурман вырвал у него отличный кусок мясца. Верзила ничего не приказывал, ничего не говорил о правилах. Он просто выставил руку с дубинкой, показывая, что теперь будет разговаривать с Фурманом с помощью этого инструмента.
   На этот раз Фурман сначала учуял сигаретный запах, а потом увидел Бухарова. Бухаров вошёл с сигаретой в зубах. Фурман за эти недели -- или месяцы? -- почти отвык от сигарет. Курить ему не хотелось, но теперь, когда он учуял запах, рот его наполнился слюной. Он мучился, но был этому рад -- лишнее доказательство того, что они его не сломали. Он продолжает быть тем Петром Фурманом, каким он был сорок пять лет.
   Бухаров курил, молчал и плачущими глазами смотрел на Фурмана. Фурман не поддавался и не отводил глаз. Жизнь Бухарова была не менее паршивой, чем жизнь Фурмана. Фурман был ничем не хуже, чем Бухаров. Фурман ничего этого не заслуживал.
   -- Ты мне надоел, -- устало сказал Фурман. -- Тебе ничего не светит, проваливай.
   Бухаров выбросил докуренную сигарету в квадратное отверстие -- сигарета исчезла. Фурман, глотая слюну, проводил её взглядом. Бухаров обернулся на верзилу и показал ему поднятый кверху указательный палец. Верзила удовлетворённо оскалил зубы и кивнул. Ничего не говоря, Бухаров вышел, за ним вышел верзила. Железная дверь захлопнулась.
   Фурман думал об указательном пальце Бухарова. Верзила понял этот знак, и этот знак ему понравился. Что он обозначал? Число один? Это время, отведённое Фурману? Сколько времени? Одни сутки? Одна неделя? Месяц? Год?
  
   * * *
  
   Фурман провалился в полусон. Когда он увидел перед собой Поздеева, -- зачёсанные назад вьющиеся тёмные волосы, маленькие глазки, морщины на переносице, нос кнопкой, тонкие, как будто сжатые губы, всегда спокойное, безмятежное выражение лица, -- то решил, что это опять глюк. Поздееву нечего здесь делать, в этом бетонном мешке. Это такой же глюк, как Ирина с Петром, -- такой же привет из прошлого. Фурман поднял голову и сказал мимо Поздеева, в видеокамеры:
   -- Я этого не заслуживаю.
   -- Не надоело прохлаждаться, Фурман? -- спросил Поздеев. -- Собирай манатки и пойдём.
   Фурман вскочил и схватил Поздеева за лацканы пиджака. Поздеев брезгливо отстранился и носовым платком обмахнул пиджак.
   -- Так ты не глюк? -- спросил Фурман.
   -- Собирай манатки. Оперативник хочет тебя видеть.
   Фурман сел на матрас.
   -- Передай Оперативнику, что я не смогу прийти, дружище. У меня маленькие, просто крохотные проблемки. Вот управлюсь с ними и обязательно загляну.
   -- Оперативник управился с твоими крохотными проблемками, дружище. Пойдёшь со мной? Или будешь сидеть здесь и гадить под себя?
   -- А условия?
   -- Вопрос не ко мне -- к Оперативнику.
   Поздеев достал сигарету, раскурил и всунул её в растрескавшиеся губы Фурмана. Фурман жадно затянулся, раскашлялся и выплюнул сигарету. Голова закружилась, его чуть не вырвало. Поздеев не делал попытки ему помочь: по его лицу было видно, что он хочет побыстрее убраться от вони, которая пропитала комнату. С сигаретами придётся погодить, подумал Фурман, опираясь о стену и отдуваясь.
   Поздеев вышел в коридор и поманил Фурмана: смелее. Фурман, еле передвигая ослабевшие ноги, сделал несколько мелких шажков, немного помедлил и переступил порог. За железной дверью был коридор: в одном конце -- тупик, в другом -- ещё одна железная дверь. Фурман с Поздеевым вышли в дверь, поднялись по бетонным ступеням, оказались в другом коридоре и вошли в жилую комнату: стенной шкаф, диван, стол с остатками еды. У одной стены стоял пульт видеонаблюдения с четырьмя экранами, на которых отражался родимый бетонный мешок. Верзила, сидевший за пультом, повернулся на вертящемся кресле и пробасил:
   -- Уже уходишь, крутой жонглёр?
   Фурман ещё раз пожалел, что ему не удалось пощекотать верзилу электродубинкой. Он придумывал ответ, когда Поздеев достал из-за пазухи парализатор и с тем же безмятежным видом, даже не поворачивая головы, два раза выстрелил в верзилу. Верзила взметнул руки, свалился вместе с креслом и затрясся. Фурман удивлённо посмотрел на Поздеева.
   -- Я думал, Оперативник мирно договорился с Соломоном.
   -- Знакомься: Виктор Строгальщиков. Этот отморозок где-то налажал -- тебе лучше знать. Теперь он твой. У тебя же есть, о чём с ним потолковать?
   -- Надо подождать, пока он очухается.
   -- Подождём, время есть.
   Поздеев взял с дивана два пакета и передал их Фурману: в одном были полотенце, мыло, бритвенные принадлежности, в другом -- новый костюм. В ванной Фурман посмотрелся в зеркало: на подбородок и щёки до самых глаз как будто налепили клочья шерсти. Борода у него была так себе, вот поэтому он всегда тщательно брился.
   ...Когда Фурман вышел из ванной, верзила почти очнулся.
  
   Глава 3.3
  
   Из всех посланников с Марса Первый Сопредседатель встречался только с Зен. Они уединялись в его кабинете в средневековой крепости и долго разговаривали.
   Зен уставала от этих разговоров, как от тяжёлого физического труда. Она признавалась товарищам, что её первоначальный оптимизм не имел под собой оснований. Первый Сопредседатель с большим интересом расспрашивал о жизни на Марсе, внимательно выслушивал всё, что Зен говорила об обществе Марса -- об автоэволюции, о прямой демократии, об М-степени, о диалогической педагогике, о фейнманах. Он хорошо понимал преимущества того общества, которое построили люди Океана, но не хотел перенимать даже отдельные элементы этого общества. Его интересовала только новейшая техника, с помощью которой можно укрепить положение государства в мире и своё собственное положение в государстве. Предложения по изменению в образовании или управлении он отклонял с одним аргументом: жители Звёздного Города пока к этому не готовы.
   С Самехом Первый Сопредседатель тоже не пожелал встретиться, но с ним охотно встретился Второй Сопредседатель, Шавкат Абдусаламов -- невысокий пожилой мужчина с круглым, но не полным лицом -- у него были впалые, покрытые оспинами щёки и острые скулы, -- чёрными, очевидно крашеными волосами, узкими глазами, широким носом, добродушной улыбкой. Встреча, которая прошла в зимнем саду, была любопытная, но совершенно бесполезная. Второй Сопредседатель попросил называть его не "господин Второй Сопредседатель", а по-простому -- "Шавкат Фазилович", наговорил много любезностей, надавал много туманных обещаний, с гордостью признался, что это он сочинил лозунг "Марсиане и земляне -- братья навек!", а затем раскланялся.
   Самех рассказал Зен о пересечении в биографиях археолога Кунгурцева и "подпольного" поэта-самоубийцы. Зен ответила, что это очень интересно, но было понятно, что сейчас ей не до "подпольной" литературы. Она была сильно занята: работала над переговорами между самыми крупными партиями Звёздного Города.
   Лара-Ли улетала в Имперский Город для встречи с членами Академии наук и позвала с собой Самеха. Самех отказался, сказав, что его родной город для него больше ничего не значит. Через Путилина он попросил у Первого Сопредседателя разрешения на поездку в Западную Сибирь, -- для любой поездки требовалось разрешение Первого Сопредседателя, -- и через неделю получил такое разрешение.
   Неожиданно к Самеху захотел присоединиться Путилин, которого, кажется, сильно беспокоила эта поездка. Самех был не против такого сопровождающего -- пусть все видят, что он не шпион, -- но возражал против двух охранников в чёрных костюмах и с солнцезащитными очками. Не помогло даже обращение Зен к Первому Сопредседателю: Самех мог совершить такую дальнюю поездку только с охранниками, и никак иначе.
  
   * * *
  
   На самолёте Самех, Путилин и два охранника долетели до военной части возле Малахитового Города. Малахитовый Город был большим по меркам Урала и Сибири, но незначительным по сравнению со Звёздным Городом. На аэродроме военной части Самеха уже ждал вертолёт. В тот район, куда хотел попасть Самех, можно было долететь только на вертолёте.
   Вертолёт приближался к курганам, которые некогда исследовал Кунгурцев. Курганы находились на коренном -- древнем -- берегу реки Исеть, которая с тех пор сдвинулась немного к северу, оставив протоку -- небольшую речку. Когда вертолёт пролетал над коренным берегом, Самех как будто увидел в траве несколько крупных юрких животных, но не разглядел, кто это был.
   Вертолёт, разгоняя волны травы, сел между двумя курганами -- большим и маленьким. Самех в нетерпении выскочил из вертолёта, всей грудью вдохнул воздух, потрогал пальцами верхушки трав. Не дожидаясь Путилина, он направился к большому кургану. Он взобрался на курган и оглядел ту картину, которая виделась ему на Марсе: трава колыхалась под ветром, по голубому небу лениво плыли белые кучевые облака, уменьшающиеся к горизонту. В той стороне был распаханный могильник, который копал Кунгурцев, а в той...
   Самех посмотрел перед собой и увидел, что внизу, почти у подножия кургана стоят два подростка -- девочка и мальчик. Мальчик закричал и, спотыкаясь, побежал к краю берега. Позади стояло ещё двое детей -- два мальчика. Когда первый мальчик побежал, два мальчика побежали вслед за ним. Один из двоих -- тот, что был поменьше -- запнулся и упал, второй присел рядом.
   Девочка на секунду обернулась на двух мальчиков, потом снова посмотрела на Самеха. Она замерла на месте и не отрывала от Самеха своего взгляда. Чего было больше в этом взгляде -- страха или любопытства? Самех задумался о том, что ему теперь делать. Уйти, оставив перепуганных детей? Или попытаться их успокоить? Он медленно спустился с кургана и подошёл к девочке.
   Девочке было лет двенадцать-тринадцать. Невысокого роста, смуглая от загара грязная кожа, светло-русые сальные волосы, заплетённые в две длинные косы, карие глаза, немного вздёрнутый чумазый нос, полные потрескавшиеся губы. Девочка была одета в грязное ветхое платье неопределённого цвета, разукрашенное зубами животных и свастикой, обуви у неё не было. Хотя лицо было покрыто оспинами от старых болезней, в целом, девочка выглядела более сильной и здоровой, чем жители Полиса. Вся она была полна жизненной силой, силой юного зверя: по-мальчишески крепкие мускулы рук и плеч напряглись, кулаки сжались, глаза сверкали. Но всё же это была девочка -- девочка-подросток, которая постепенно становится женщиной. Женское, взрослое начало сталкивается в ней с детским началом, и это порождает нескладность, угловатость, неопределённость.
   Самех понимал, откуда в этой глуши взялась девочка-подросток.
   С довоенных времён многие жители городов, уставшие от городской, машинной, технологической цивилизации уходили в природу. Этим беглецам от цивилизации казалось, что они уходят в девственную природу, хотя девственной природы на Земле почти не осталось. Они устраивали посёлки посреди лесов и жили в них первобытной жизнью, отказавшись от связи с порочным миром городов. Занимались охотой, собирательством, сельским хозяйством, поклонялись возрождённым языческим богам или просто природе, Матери-Природе. Такие посёлки были раскиданы повсюду по диким местностям Сибири, Африки, Латинской Америки, североамериканского Дальнего Запада. Эти дикие местности только формально подчинялись правительствам, а на деле были брошены на произвол судьбы. После войны первобытных посёлков появилось особенно много.
   Самех посмотрел в глаза девочки -- всё-таки в них было больше любопытства, чем страха, -- и сказал:
   -- Не бойся. Я тебя не обижу.
  
   * * *
  
   Вот таким и должна быть настоящая Уния, думал Самех. Союз не с правителем, который всего боится, а с "простым" человеком, который испытывает любопытство. Впрочем, Самех чувствовал, что в Милаве -- так звали девочку -- мало обычного. Если бы она жила в подходящих условиях, то сумела бы стать кем-то вроде Зен или Лара-Ли.
   Самех представился Милаве, её младшему брату Людмилу и её другу Неждану своим земным именем -- Саша, представил подошедшего Путилина, и все они решили пойти в посёлок, чтобы познакомиться с семьёй Милавы и Людмила. Исеть Милава называла Большой рекой, коренной берег -- горой, протоку -- Маленькой рекой, заброшенную шоссейную дорогу -- каменной тропой, лес -- лесом. Этими названиями ограничивался весь доступный Милаве мир.
   Рысь сказала, что пора сворачивать, когда из леса вышло несколько десятков разозлённых мужчин в грязной ветхой одежде, разукрашенной зубами животных и свастикой, в руках у них были копья, луки со стрелами, топоры и ножи. Двое мужчин -- два высоких, широкоплечих богатыря, постарше и помладше -- вышли вперёд и направили стрелы на Самеха и Путилина. Ещё один богатырь -- совсем старый и седой -- увёл детей.
   Тогда старший богатырь выругался и выпустил стрелу. Самех с лёгкостью увернулся от стрелы: мускульные фейнманы усиливали его реакцию. С такой же лёгкостью он поймал стрелу, которую молодой богатырь выпустил в Путилина. Мужчины охнули от ловкости Самеха, старший богатырь с досадой отбросил лук.
   -- Отец, да ведь это же человек-дракон! -- пронзительно закричала Милава, второй раз назвав Самеха человеком-драконом.
   -- Человек-дракон... -- недоумённо повторил старший богатырь.
   Совсем старый богатырь сильно хлопнул его по спине и сказал:
   -- Девочка наслушалась сказок. А вы, что ли, девочки? Это не человек-дракон. Это просто чужак.
   -- Вы правы, я не человек-дракон, -- признался Самех. -- Я просто чужак. Милава пригласила меня в посёлок. Но, разумеется, в посёлке решения принимают взрослые. Если вы, взрослые, разрешите, я с удовольствием посещу ваш посёлок. Если не разрешите, я уйду.
   -- Это же человек-дракон! -- опять закричала Милава.
   Неожиданно отец Милавы -- Самех уже понял, что перед ним отец и дедушка Милавы, -- отозвал дедушку. Все мужчины шёпотом что-то обсудили, отец и дедушка Милавы серьёзно поспорили, после чего дедушка вернулся к Самеху. Лицо его было нахмуренное, но выражение злобы с него сошло.
   -- Мы мирные люди. И вы мирные люди. Мы всегда рады видеть в нашем посёлке мирных людей. -- Он сделал рукой приглашающий жест.
  
   * * *
  
   Если Звёздный Город был Полисом, то посёлок посреди леса был идиллией, пасторалью, западносибирской Аркадией. Вернее сказать, карикатурой на идиллию и пастораль, пародией на Аркадию, кривым зеркалом, в котором отразились сентиментально-романтические представления о первобытных людях, которые жили в гармонии друг с другом и с природой. В посёлке присутствовало смешение элементов палеолита, бронзового века, средневековья. Несомненно, основатели посёлка не задумывались, какую именно эпоху прошлого избрать в качестве идеальной. Все эпохи слились для них в одно понятие -- Золотой век, Потерянный рай, Светлое прошлое.
   Дома представляли собой полуземлянки -- деревянные срубы, наполовину врытые в землю, с покосившимися стенами и крышами. Вокруг дома -- скудный огород, растянутые на палках шкуры, вялившееся на солнце мясо. Внутри дома -- теснота, грязь, запах немытых человеческих тел, едкого дыма, варёной еды, густой пыли, экскрементов, старые порченые шкуры, сточенные от долгого употребления железные инструменты.
   Жители посёлка -- немытые, грязные, в ношеной, застиранной, покрытой заплатами одежде, потерявшей свой изначальный цвет и изначальную форму, -- имели болезненный вид. Бледная кожа, оспины, синяки под глазами, потрескавшиеся губы, морщины -- следы каждодневного непосильного труда, следы болезней.
   В семье Милавы мужчины были богатырями, но здоровье этих богатырей тоже было подточено болезнями. Мать Милавы ещё сохраняла остатки былой красоты, но через несколько лет не будут заметны и эти остатки. Дети выглядели более здоровыми -- новое поколение вырабатывало иммунитет против многочисленных инфекций.
   Дома, одежда, глиняные горшки, берестяные туеса, оружие были изукрашены орнаментами, среди которых выделялась свастика. Этот древний солярный символ, который в Европе после войн и тоталитарных режимов двадцатого века был совершенно дискредитирован, благодаря неоязычникам воскрес под выдуманным, якобы исконно славянским названием "коловрат".
   За один день Самех побывал в городе, застрявшем на уровне конца двадцатого -- начала двадцать первого веков, и в первобытном посёлке. Оба варианта развития земной цивилизации произвели на него гнетущее впечатление. Если бы его попросили выбрать, какой вариант хуже, он бы не знал, что ответить. Он наблюдал два эволюционных тупика, и он знал, что выход из этих тупиков существует. Тот выход, который некогда предложил визионер и революционер Аин. Тот выход, который выбрал инженер-строитель Саша Александров, будущий Самех.
  
   Часть II. Полис
  
   Глава 4.1
  
   Когда вечером Саша с белолицым Иваном уходили из посёлка, Рыси не разрешили проводить их до горы. Рысь смотрела, как Саша уходит в лес, и ей было так грустно, что хотелось плакать. Человек-дракон появился в её жизни лишь на одно мгновение и теперь исчезал, навсегда исчезал. Вместе с ним исчезало ещё что-то важное, возможность каких-то перемен, которые Рысь не могла осознать.
   На следующий день у Рыси всё валилось из рук. Она ходила с понурым видом и не хотела отвечать на вопросы мамы о том, что с ней. После дневной еды она упала на топчан и лежала молча, но не плакала. Мама пыталась успокоить её и, видя, что всё бесполезно, сама чуть не заплакала. Отец только раз прикоснулся к спине дочери огромной ладонью и больше к ней не подходил. Дедушка нахмурился и вовсе не подходил.
   Целый день в дом прибегали соседи, чтобы расспросить о чужаках. Было видно, что все они перепуганы -- уже вторая встреча с чужаками за такое короткое время. Пусть во второй раз чужаки оказались мирными, но больше этого терпеть нельзя. Что же сделать, чтобы защититься от чужаков? Рысь слышала, как старый Злоба втолковывал дедушке и отцу:
   -- Уйти отсюда на север, в тайгу. Как я с самого начала и предлагал.
   -- Зимой от холода помирать, летом -- комарьё кормить, -- отвечал дедушка. -- Подумай о детях, Злоба, подумай о своём внуке.
   -- Мать-Природа о нас позаботится.
   -- Мать-Природа о дураках не заботится.
   Все загалдели одновременно, и мама прогнала спорщиков во двор. Милуша играла с двумя деревянными куклами: одна кукла была обычный человек, а вторая -- человек-дракон. Кукла-дракон улетала в небо, а кукла-человек причитала: "А-а-а, один я остался, совсем один! А-а-а!" Милорад сидел на своём топчане и шевелил ногой: кажется, прозрачная упругая плёнка, которую Саша налепил на его рану, подействовала. Дедушка был против этого лечения, но отец заставил дедушку отступиться, и даже мама посмела возразить дедушке.
   Перед вечерней едой пришёл Милослав -- лицо в красных пятнах -- и, ни к кому не обращаясь, проворчал:
   -- Идут!
   Рысь сразу поняла, кто идёт, и выбежала во двор. Саша возвышался над окружавшими его отцом, дедушкой, старым Злобой, соседями, которые хотели посмотреть на чужака. На улице стояла орава мальчиков -- Венцеслав, Людмил, Неждан и другие.
   Рысь всматривалась в Сашу и искала в нём перемены, как будто не видела его несколько лет. Но он был всё такой же -- высокий, сильный, стройный, с красивым сильно загоревшим лицом, гладкой кожей, плавными движениями, в своей необычной одежде. И его глаза были всё такие же -- большие, чёрные, с горевшим в глубине тёплым огнём. Саша заметил Рысь.
   -- Мир тебе, Милава!
   -- Мир вам, человек-дракон!
   Взрослые засмеялись -- все, кроме дедушки, который постоянно хмурился.
   -- Почему человек-дракон? -- сказал отец. -- Посмотри, он такой же, как мы. Просто живёт в другом посёлке. А теперь хочет пожить у нас. -- Отец повернулся к соседям. -- Пусть поживёт. Мы рады мирным гостям.
   -- Пусть поживёт, -- повторил старый Злоба.
   -- Пусть живёт, кто хочет, -- пробурчал дедушка.
   Саша поселился в семье Рыси. Белолицый Иван тоже вернулся с Сашей, но после вечерней еды ушёл, и никто о нём не горевал, тем более Рысь. Отец в первую ночь хотел отдать Саше свой топчан. Саша отказался и спал на полу, на шкурах, а в следующие ночи -- во дворе, прямо на земле. Ночи были прохладные, но Саше было всё нипочём.
  
   * * *
  
   Началось с того, что Рысь с Сашей снова заговорили о горе, и тогда Саша спросил:
   -- Милава, ты хочешь узнать, что находится за горой? Или за Большой рекой?
   Он как будто прочитал мысли Рыси. Ведь именно про это Рысь всегда хотела узнать. Что там за горой и что там за Большой рекой? Что там на восходе и что там на закате? Как выглядят другие леса, другие горы? Какие люди живут в других посёлках? Откуда пришли чужаки с железными рогатками? Где кончается земля, и где начинается небо? И что там -- там, в небе? Но разве можно спрашивать про небо?
   Небо -- это нельзя. Небо -- это запрет.
   Оказалось, что Саше можно задавать вопросы про небо. Саша не только не нахмурился, он даже обрадовался, когда Рысь спросила про небо.
   -- Ты узнаёшь обо всём, -- пообещал Саша. -- И о земле, и о небе, и о том, что над небом.
   -- Какое ещё над-небо? -- удивилась Рысь. -- Расскажи!
   Как-то так само собой получилось, что Рысь стала называть Сашу на "ты", как Неждана или Венцеслава. Другой взрослый отругал бы её за такое непочтительное обращение, а Саша не возражал.
   -- Земля и небо -- только маленькая часть огромного мира. Представь свой дом. Пол в доме -- это земля, крыша -- это небо. А вокруг дома -- посёлок, леса, горы, реки. Земля и небо -- это всего лишь маленький домик в огромном мире. И над небом находится ещё много всего.
   Рысь наконец-то нашла того, кому можно задавать вопросы. Каждый день она подолгу разговаривала с Сашей -- в доме, во дворе, на улице. Саша не увиливал от вопросов, он не говорил: "Вырастешь -- узнаешь" или "Много будешь знать, скоро состаришься", как часто говорили отец или мама. Иногда он объяснял очень просто, иногда довольно путано. Рысь переспрашивала, и он пытался объяснить другими словами.
   Домашние разговоры Рыси с Сашей слушала Милуша. Людмил сначала презрительно хмыкал и делал вид, что это для девочек, но скоро вмешался в разговор с вопросом. Рысь привела к Саше Неждана, и Неждан с всегдашней улыбкой слушал Сашу. Пару раз было видно, что ему хочется задать вопрос, его лицо так белело от напряжения, что Рысь за него волновалась. Потом стали приходить другие дети, даже Венцеслав, боясь заходить во двор, слушал с улицы.
   Саша водил детей в лес, а один раз -- с разрешения взрослых -- все пошли на гору. Саша говорил, что холмы -- это могилы людей, которые когда-то жили в этих местах, а гора -- это старый берег Большой реки, которая с тех пор передвинула свои воды. То, что Рысь узнавала от Саши о мире, было так необычно, что не помещалось в её голове. Холмы -- это могилы? Значит, люди, которые жили раньше, были великанами? Река передвинулась? Значит, река умеет ходить, как зверь? Саша выслушивал вопросы Рыси и всё подробно объяснял.
   Милорад, рана которого совсем затянулась, один раз остался на разговор, но ему было скучно. Целый день они с Милославом пропадали на охоте и часто ночевали в шалаше. Дедушка был недоволен разговорами, но только бурчал что-то и уходил к Злобе, Огневеду или кому-нибудь другому из стариков. Отец занимался своими делами и не вмешивался. А вот мама слушала разговоры. Она не задавала вопросы, только слушала. Однажды Рысь заметила, как мама во время разговора отошла и украдкой вытерла слезу. Рысь ничего не понимала. Ведь разговоры такие интересные! Чего же тут плакать? Рыси почему-то стало жалко маму.
  
   * * *
  
   Почти все соседские дети -- сверстники Рыси и Людмила -- собрались во дворе и расселись кто на чурбанах, кто на разложенных шкурах. Саша говорил о других посёлках, больших, как лес. Они называются города. В городах намного больше домов и улиц, чем в нашем посёлке. В городах умеют делать всё, что умеют делать в посёлке, -- еду, одежду, инструменты. В городах умеют делать такие большие предметы, чтобы ездить по земле и летать в небе. Они называются машины. Можно построить такую большую машину, чтобы летать в над-небо. Не люди-драконы, а обычные люди летают в небо и над-небо.
   Опять Саша как будто прочитал мысли Рыси. Ведь она как раз думала о том, чтобы долететь до других посёлков, и огорчалась, что у людей нет крыльев, как у птиц и драконов. Значит, для этого не нужны крылья, для этого нужны эти самые... как их... ма-ши-ны.
   -- Я хочу полететь в небо! -- воскликнула Рысь. -- В небо и над-небо.
   -- Для этого нужно лишь одно, -- ответил Саша. -- Нужно выйти на большую дорогу. -- Он немного помолчал, а потом затянул странную длинную песню:
  
   -- С лёгким сердцем я выхожу пешком на большую дорогу.
   Я здоровый, свободный, весь мир лежит передо мной.
   Длинная бурая тропа приведёт меня туда, куда я захочу.
   Я больше не прошу удачи, я сам себе удача.
   Я больше не ною, больше ничего не откладываю.
   Сильный и довольный, я путешествую по большой дороге.
   Я думаю, все героические поступки совершались под открытым небом.
   Я думаю, я мог бы остановиться здесь и совершить чудеса.
   Я думаю, всё, что я встречу на дороге, мне понравится, и каждый, кто встретит меня, мне понравится.
   Я думаю, каждый, кого я увижу, должен быть счастлив.
   Вперёд, иди путешествовать со мной!
   В путешествии со мной ты никогда не устанешь.
   Слушай! Я буду честным с тобой.
   Я не предлагаю старых лёгких наград.
   Я предлагаю тяжёлые новые награды.
   Вот дни, которые тебя ждут.
   Ты не будешь собирать то, что называется богатством.
   Ты будешь разбрасывать щедрой рукой всё, что ты накопил.
   Ты появишься в городе на одно мгновение, а потом непреодолимый зов позовёт тебя в путь.
   Ты увидишь злые улыбки и насмешки тех, кто останется.
   На призывы любви ты ответишь только прощальным поцелуем.
   Ты никому не позволишь себя удержать.
   Товарищ, вот тебе моя рука!
   Я отдаю тебе то, что важнее любых сокровищ.
   Я отдаю тебе себя без всяких правил.
   Ты отдашь мне себя? Ты пойдёшь путешествовать со мной?
   Будем ли мы с тобой вместе всегда, пока живы?
  
   Когда Саша закончил песню, никто из детей не мог выговорить ни слова. Эта песня была не похожа на те песни, которые поют мамы перед сном, или те, которые поют взрослые на праздниках. Не всем она понравилась. Милуша заскучала, не дослушала и ушла в дом. Многие -- и Людмил в том числе -- сидели с непонимающим видом. Но Неждан понял очень хорошо -- это отличная песня.
   -- Что это такое? -- спросила Рысь.
   -- Это называется стихи, -- объяснил Саша. -- Песня без музыки.
   -- А ты ещё знаешь такие песни?
   -- Я знаю много песен. Но попробуй -- вы все попробуйте -- придумать каждый свою песню. Придумайте песню о себе, своей семье, своём доме, своём посёлке, обо всём мире. Песню о том, что вам больше всего нравится, чего вам больше всего хочется. Песню обо всём, что придёт в голову.
   Дети молчали, смущённо переглядываясь. Придумать песню? Вот прямо сейчас? О чём? Венцеслав, который всё время торчал на улице, боясь приблизиться, наконец вошёл во двор -- все обернулись на него -- и хриплым дрожащим голосом сказал:
   -- Я хочу пойти на охоту,
   Чтобы принести маме гору мяса,
   Чтобы она забыла, что отец умер.
   -- Молодец, Венцеслав! -- с одобрением сказал Саша. -- Молодец! Это настоящие стихи.
   Рысь была удивлена и немного обижена: она не сумела придумать стихи, а Венчик сумел! Она сосредоточилась, зажмурила глаза и сжала кулаки, пытаясь придумать что-то про посёлок, драконов, небо... "Высоко-высоко в небе..." Нет, не то! Ничего не выходило!
   -- Я хочу пойти на охоту,
   Чтобы принести кабана,
   Чтобы мы его ели, ели, ели! -- закричал Людмил.
   -- Молодец, Людмил! -- засмеялся Саша. -- Это тоже настоящие стихи.
  
   * * *
  
   На следующий день дети окружили Сашу, выкрикивая свои стихи. Стихи мальчиков были про охоту, а стихи девочек -- про дом и домашние занятия. Саша достал дощечку размером с две ладони и палочку -- они были твёрдые, но не деревянные. Саша заставил каждого повторить его стихи, а сам водил палочкой по дощечке. Дети выкрикивали свои стихи и с любопытством посматривали, как Саша водит палочкой по дощечке. Что это он делает? Саша оторвался от дощечки и сказал Венцеславу:
   -- А теперь, Венцеслав, расскажи нам свои стихи, которые ты придумал вчера.
   Венцеслав с пылом начал, но в конце разволновался и сбился. Саша, смотря в дощечку, правильно слово в слово повторил стихи Венцеслава. Потом он повторил вчерашние стихи Людмила и сегодняшние стихи всех детей. Как это он запомнил?
   Саша показал дощечку: на ней были нацарапаны какие-то непонятные закорючки, как будто птичьи следы на снегу. Это были слова. Оказывается, слова можно не только говорить вслух, слова можно рисовать, вернее писать, а потом читать. А зачем это нужно? Чтобы не запоминать все на свете песни и рассказы. Гораздо проще записать, а потом прочитать. Ещё можно написать кому-нибудь письмо и передать это письмо вместо того, чтобы с ним говорить. Конечно, если хочешь сообщить что-то соседу, то можно ничего не писать. А если нужно сообщить что-то в другой посёлок? Тогда пиши письмо. Так можно прочитать даже то, что люди написали много-много лет назад. Человек давно умер, а его письмо живёт. Значит, человек даже после смерти может рассказать что-то интересное, чему-то научить, чем-то помочь тем, кто живёт сейчас.
   Саша записывал стихи детей, потом читал эти стихи, и Рысь удивлялась, как точно он всё повторяет. Вот что значит умение писать и читать! Рысь потрясло это открытие так же, как знание об огромном мире вокруг посёлка, возможность полёта на машинах и сочинение стихов. Она захотела научиться писать и читать эти непонятные закорючки, эти птичьи следы. Хотя ведь писать ей нечего. Стихов она так и не сочинила, как ни старалась. Когда она пожаловалась Саше, то он предложил:
   -- Тогда расскажи сказку. Ты ведь знаешь сказки? Расскажи мне сказку о людях-драконах.
   -- Ты не знаешь сказку про драконов? -- недоверчиво спросила Рысь. -- Ну, слушай! Высоко-высоко... -- Она прервалась. -- А ты будешь писать?
   -- Я буду писать. -- Саша взял палочку.
   -- Высоко-высоко в небе живут драконы. -- Рысь убедилась, что Саша записывает, и продолжила: -- Так высоко могут жить только драконы...
  
   * * *
  
   Рысь боялась, что однажды она встанет утром, а Саши нет. Она боялась, что он снова превратится в дракона и улетит. Хотя она уже не знала: Саша -- человек-дракон или не человек-дракон? Ведь драконы живут в небе, а Саша -- из над-неба. Но раньше он жил на земле, как человек-дракон, и потом улетел. Саша говорил, что он не человек-дракон, и все взрослые говорили, что он -- обычный человек, только чужак. Рысь запуталась. Но какая разница, кто он такой? Главное, чтобы он больше не уходил. Рысь думала, что если Саша уйдёт, то она умрёт.
   Она видела Сашу каждый день, целый день, но не могла на него наглядеться. Она разглядывала его волосы, глаза, нос, рот, сильно загоревшую кожу, и волновалась так, как никогда не волновалась. Она не могла оторваться от его волшебных глаз -- больших, чёрных, с горевшим в глубине тёплым огнём. Она восхищалась его стройностью, его гладкой кожей, его приятным голосом, его плавными, как у кошки, движениями. Всё больше и больше она видела, как он не похож на отца, на соседей.
   Во время разговоров Рысь пыталась переговорить всех детей -- больше всего задавала вопросов и раньше всех отвечала на вопросы Саши. Она раздражалась, когда кто-то успевал вставить слово раньше неё. А особенно она злилась, когда Саша кого-то хвалил. Подумаешь, Венчик придумал стихи! Стихи проклятые! Никак она не могла придумать свои стихи. Ей казалось, что все остальные посмеиваются над ней.
   Она ругала себя за то, что разрешила приходить на разговоры другим детям и кого-то позвала сама. Из-за Неждана она себя не ругала -- он ей ничем не мешал. Ей хотелось, чтобы, как в начале, только она одна разговаривала с Сашей. Да ведь никому больше так не интересно, как ей. Другие дети отвлекаются, болтают, встают посреди разговора, даже уходят. Рысь хотела остаться с Сашей наедине и при этом одновременно хотела, чтобы все вокруг, как она, слушали Сашу -- не только дети, но и взрослые.
   Она лежала ночью и не могла заснуть, думая о Саше. Саша, Саша, ты был драконом и летал в небе, ты спустился с неба на землю и превратился в человека. Саша, Саша, когда я тебя увидела, то я не испугалась и не убежала, потому что я знала, что ты меня не обидишь. Саша, Саша, я отдам тебе все свои сокровища, чтобы ты навсегда остался со мной... с нами... Нет, со мной!.. Рысь ахнула и вскочила. Ведь это песня, это стихи, которые она так долго не могла придумать. Наконец-то у неё получились стихи!
   -- Что такое, Милаша? -- приподнялась мама на своём топчане.
   -- Ничего, мама.
   Спрятавшись с головой под шкуру, Рысь думала о том, что про стихи, которые она сочинила, она не расскажет никому на свете.
  
   * * *
  
   После недолгих прохладных дней наступила жара, совсем как летом. Рыси нравилась такая погода: солнце, лёгкий тёплый ветер, нет дождей. Дети всё так же приходили на разговоры с Сашей -- все, кроме Неждана, которого не отпускал старый Злоба. В один из дней Венцеслав не пришёл, а потом дети узнали, что он не пришёл из-за поноса, и посмеялись над бедняжкой. Даже болезни у Венчика такие, что стыдно рассказать! В тот же день оказалось, что ещё у нескольких детей был понос. А потом заболела Милуша...
   Саша сильно забеспокоился. Не попрощавшись с Рысью, он ушёл из посёлка. Когда Рысь узнала об уходе Саши, она убежала к сосне, где были спрятаны её сокровища. Она сидела возле сосны и, сжав губы, слушала, как мама ходит по улице и зовёт её. Потом к сосне пришёл Неждан, а вместе с ним -- мама. Рысь в это мгновение ненавидела Неждана.
   -- Милаша, глупышка, -- сказала мама, -- вернётся твой ненаглядный Саша, вернётся. Он уехал за лекарством для Милуши. У Милуши очень нехорошая, очень тяжёлая болезнь.
   По совету Саши здоровых детей отправили ночевать в те дома, где не было больных. Милослав и Милорад ушли спать в шалаш. Мама повела Рысь и Людмила в дом к старому Злобе, но там болели и старшие братья Неждана, и их дети. Неждан со своим отцом Некрасом собирались спать во дворе своего дома. Мама тоже уложила Рысь и Людмила во дворе, на кучу из шкур. Отец и дедушка легли рядом, только мама оставалась в доме с Милушей.
   На следующее утро заболели мама, отец, дедушка, и Рысь неожиданно осталась в доме за старшую. Она готовила еду для здоровых, подавала больным воду -- много воды с солью, как советовал Саша, -- и выносила за ними вонючие горшки и корыта. Рысь никогда не видела отца, маму и дедушку такими слабыми, это были как будто другие люди. Она хотела позвать на помощь соседей, но у соседей было то же самое -- и взрослые, и дети лежали больными. Хоть бы пришёл Милорад, думала измученная Рысь.
   Ближе к вечеру в доме было не продохнуть от вони, и Рысь вышла на улицу подышать свежим воздухом. На улице было не легче -- из всех домов неслась та же вонь. В тишине Рысь услышала необычное урчание где-то в лесу, за посёлком. На улицу выскочило что-то, чего Рысь никогда не видела. Это что-то было огромное, блестящее, с горевшими круглыми глазами, с поджатыми лапами. Какой-то зверь? Это что-то остановилось у крайнего дома, у дома Злобы. В боку у этого чего-то открылась дверь -- простая дверь, -- и оттуда вылез человек. Чужак! Нет, это что-то не было зверем. Рысь вспомнила, что Саша говорил про машины, на которых можно ездить и летать. Это что-то и было машиной, внутри которой ехали чужаки. А дальше Рысь видела ещё две таких машины.
   Чужак был одет в пятнистую одежду, в руках у него была палка. Или не палка? Может быть, большая железная рогатка? Рыси надо было бежать в дом, чтобы предупредить отца, но она смотрела на чужака с рогаткой. Из своего дома показался старый Злоба и заковылял к чужаку, размахивая кулаком. Чужак приставил конец рогатки к животу Злобы, и послышался грохот -- такой грохот, что Рысь вздрогнула. Злоба отступил назад и, как будто запнувшись, упал на спину.
  
   Глава 4.2
  
   В санатории всё -- и отдельный номер, и коридоры, и холлы -- было окрашено в приятные тёплые цвета. В столовой кормили четыре раза в день, подавали свежие овощи, варёную и жареную рыбу, морепродукты, сыр, вино. Отдыхающие могли посещать бассейн, спортзал -- личный тренер прилагался, -- кабинет психолога и небольшой парк с какими-то старыми деревьями. Короче говоря, санаторий мало походил на бетонный мешок с матрасом, квадратным отверстием и жидкой бурдой.
   Фурман потихоньку приходил в норму. Он чувствовал себя даже здоровее, чем до бетонного мешка, и жалел о том, что раньше не вёл такой образ жизни. Он решил выжать из этой передышки всё, что можно, но понимал, что нельзя отлёживаться здесь вечно. Оперативник вытащил Фурмана из лап Соломона и отправил его в санаторий. Значит, Фурман нужен Оперативнику и Цирку. Бывшему жонглёру приготовлено какое-то задание. Какое именно?
   По телеэкрану говорили о прилёте очередного марсианского посланника, о встрече главной посланницы Марии Сторер с Жарковским. Бабы у марсиан были высшего сорта, самые отборные, как будто марсиане послали их соблазнить Жарковского. Хотел бы я, думал Фурман, чтобы такая вот Мария Сторер попробовала соблазнить меня. А ведь совсем недавно о марсианах если вспоминали, то только как о предателях Земли. Теперь всё поменялось, и связь с Марсом была восстановлена. Дипломаты и политики ведут переговоры, потом подключится бизнес. Но это на поверхности. А под поверхностью идут другие игры.
   Вот зачем Оперативник вытащил Фурмана из лап Соломона, вот зачем дал возможность обрасти новой шкурой в санатории. Цирк начинает марсианскую игру, и для этого ему нужны жонглёры, даже бывшие жонглёры.
  
   * * *
  
   Фурман вернулся из спортзала, лёг на кровать и включил телеэкран, где говорили о марсианке -- ещё одна баба высшего сорта, -- которая встретилась с какими-то учёными-копчёными. Демонстрации против марсиан, которые устраивала Партия Старого Порядка, по телеэкрану не показывали, и это правильно. Незачем баламутить народ разными мнениями. Теперь марсиане наши друзья, значит, всегда были друзьями, а предателями никогда не были.
   Портье позвонил и сообщил, что к Фурману пришёл посетитель. Через несколько минут в дверь постучали, и Фурман увидел Поздеева. Поздеев уселся без приглашения, как будто это был его номер, вытер лоб платком и с безмятежным выражением на лице сказал:
   -- Неплохая богадельня. Уже закрутил роман с кем-нибудь из местных старушек?
   -- Моя специальность -- некрофилия, -- ответил Фурман. -- Уже едем?
   Поздеев развёл руками: что поделать?
   -- Собирайся, дружище. Я подожду тебя в баре.
   Фурман посидел на кровати, не торопясь переодеваться. Век бы не видеть эту морду, думал Фурман об Оперативнике. Встреча с ним не предвещала ничего хорошего. Фурман взял полную открытую пачку сигарет, помял её в руках и положил обратно. При мысли о затяжке во рту появилась противная горькая слюна. Людям Соломона надо открывать фирму "Хочешь бросить курить -- спроси меня как". Фурман подозревал, что виноваты "дополнительные ингредиенты", которые были подмешаны в бурду. Может, в этом и заключалась суть мучения -- лишить человека его главной радости в жизни?
   Фурман переоделся, поглядел на себя в зеркале и подумал, что хоронить его ещё рано. Он спустился в бар, где Поздеев в одиночестве курил сигарету и пил чёрный кофе по глотку в минуту -- чашка была выпита едва наполовину. Не обмениваясь ни одним словом, Фурман и Поздеев вместе вышли из санатория и направились на стоянку к неприметному автомобилю устаревшей модели. Поздеев сел в кресло водителя, Фурман -- рядом.
   -- Отдохнул -- пора и поработать, -- сказал Поздеев.
   Фурман послал Поздеева куда подальше. Поздеев покосился на Фурмана, ничего не ответил и завёл двигатель.
  
   * * *
  
   В старинном двухэтажном особняке от старины оставили только переднюю стену, а всё остальное перестроили. В квартире на втором этаже были деревянные двери, в комнате висел оранжевый абажур, стояла деревянная лакированная мебель. Полстены занимал большой аквариум. Высокий и очень толстый человек, наклонившись над аквариумом, кормил рыбок. Он всегда любил аквариумных рыбок и часто говаривал: "Рыбы -- прирождённые молчуны".
   Оперативник развернулся, и Фурман побоялся, что он сметёт аквариум своим брюхом -- так оно выросло с последней встречи. Оперативник был высокий, пузатый, с большой головой, тёмными волосами с проседью, высоким лбом, изогнутыми бровями, широко расставленными маленькими карими глазами, толстыми щеками и губами, вздёрнутым носом, выпяченной нижней челюстью, тройным подбородком. В этой туше невероятная физическая сила -- своими сосископодобными пальцами он мог сгибать монеты -- соединялась с невероятным интеллектом, хитростью, коварством. На Оперативнике был надет неизменный пиджак с кожаными заплатами на локтях. Изо рта торчала сигара, и по комнате плыл пряный сигарный дым.
   Оперативник указал на стулья и сам сел за столик. Фурман тоже сел за столик, а Поздеев примостился у стены возле аквариума и закурил сигарету. Оперативник прокашлялся и мощным голосом, от которого чуть ли не задребезжало аквариумное стекло, произнёс:
   -- Вы знаете, зачем я вас пригласил, Пётр. -- Он не задавал вопрос, а делал утверждение.
   -- Знаю, Олег Анатольевич: марсиане. -- Фурман тоже не задавал вопрос.
   -- Марсиане, -- повторил Оперативник. -- Дело в том, что мы ничего не знаем о марсианах. После разрыва отношений -- как они говорят, Схизмы, -- мы перестали получать какие-либо сведения с Марса. Никто не ожидал, что переселенцы так долго протянут на Марсе, поэтому никто не принимал их всерьёз. Сейчас мы ничего о них не знаем. Они как будто бы выдают всю информацию -- о своей политике, экономике, технике, но главное они скрывают.
   -- Оружие? -- предположил Фурман.
   -- И оружие тоже, -- подтвердил Оперативник. -- Но есть нечто, что делает марсиан намного более опасными. У нас есть сведения, что они совершили контакт с инопланетянами. Строго говоря, марсиане -- сами инопланетяне, но я имею в виду внеземной, чужой разум. Понимаете?
   Фурман машинально потянулся за сигаретой, прервал движение и погладил свой галстук. Инопланетяне? Чужой разум? Это такая шутка?
   -- Конечно, вам нужны доказательства. -- Оперативник кивнул Поздееву, и Поздеев включил телеэкран, который висел на стене напротив аквариума. -- Взгляните, Фурман.
  
   * * *
  
   Комната напоминала операционную, в центре комнаты стояло кресло. К креслу за запястья, щиколотки и лоб был привязан мужчина лет тридцати восточной внешности: смуглая кожа, курчавые чёрные волосы, густые чёрные брови, большие тёмные глаза, орлиный нос, толстые губы. Под глазами темнели круги, впалые щёки были покрыты многодневной щетиной. Допрос под запрещёнными спецпрепаратами, который длился уже не первый час. Когда раздался женский голос из-за камеры, Фурман узнал английский язык.
   "Ещё пару вопросов, Али, и мы закончим". -- В женском голосе не слышалось ни капельки сочувствия.
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу..." -- пробормотал по-английски привязанный мужчина и, насколько позволял ремень на лбу, помотал головой.
   "Вы подтверждаете, что завербовали секретаря министра обороны?" -- спросила та, кто допрашивала.
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... -- мотая головой, отозвался привязанный мужчина и тут же ответил на вопрос: -- Я завербовал секретаря министра обороны".
   "Вы помогли ему похитить деньги и потом угрожали, что выдадите его, если он не будет с вами сотрудничать?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я помог похитить деньги, я угрожал, что выдам его".
   "Вы передавали марсианам данные о разработках нового оружия?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я передавал марсианам данные".
   "Вы передавали марсианам данные о разработках в области роботехники?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я передавал марсианам данные".
   "О разработках в области роботехники?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я передавал марсианам данные".
   "Али, я ещё раз прошу, не повторяйте фразу "Я ничего не знаю, я всё расскажу".
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я не буду повторять фразу..." -- Привязанный мужчина что-то забормотал, мешая английские слова с арабскими.
   "Кармен, дайте..." -- раздался другой, мужской голос из-за камеры, и на этом видеозапись прервалась.
   Снова показалась комната с креслом. Привязанный мужчина медленно помотал головой и сказал:
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Бет, Гамл, Делт... Алефа нет..."
   "С кем из них вы лично встречались? -- спросил женский голос. -- Вы встречались с Зен?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Я встречался с Зен".
   "Зен сообщала вам о том, что Аин совершил контакт с инопланетянами за пределами Солнечной системы?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Зен сообщала мне, что Аин совершил контакт".
   "Зен сообщала вам, что марсиане хотят вернуться на Землю для захвата власти с помощью инопланетян?"
   "Я ничего не знаю, я всё расскажу... Зен сообщала мне, что марсиане хотят вернуться".
   "Али, я вас прошу, не повторяйте фразу "Я ничего не знаю, я всё расскажу".
   Привязанный мужчина опять забормотал, путая английский и арабский языки. Мужчина за камерой отчётливо выругался, и видеозапись прервалась.
  
   * * *
  
   -- Осип предоставит вам полную запись, -- сказал Оперативник, кивая в сторону Поздеева.
   Фурману хватило и неполной. Ему и так было противно -- перед глазами встали стены бетонного мешка, квадратное отверстие, железная дверь, яркий свет...
   -- Эта запись была передана нам в порядке дружеского сотрудничества коллегами с другого берега, -- продолжил Оперативник.
   Вот оно что! Фурман не смог скрыть удивления. Коллеги с другого берега, которые всегда были нашими главными врагами, разоблачают у себя шпиона и передают в Цирк запись его допросов. А ведь эта запись -- ещё и доказательство того, что секретная служба на другом берегу применяет запрещённые спецпрепараты. Такого случая "дружеского сотрудничества" Фурман не помнил за все годы службы в Цирке.
   -- Секретные службы крупнейших государств, -- объяснил Оперативник, -- заключили негласное соглашение об обмене любой информацией о марсианах. Речь идёт не о безопасности отдельного государства, а о безопасности всей нашей планеты. Марсиане готовят почву для инопланетной агрессии на Землю. Вы меня хорошо понимаете?
   Фурмана мучили сомнения. С одной стороны, то, что говорил привязанный восточный мужчина, было явным бредом. Бредом в медицинском смысле этого слова. Под спецпрепаратами признаешься в чём угодно -- хоть в покушении на Деда Мороза. С другой стороны, если соперничающие секретные службы объединились, значит, всё очень серьёзно. Значит, в этом бреде есть доля правды. По коже Фурмана пробежал холодок. Безопасность планеты, инопланетная агрессия...
   -- Марсиане начинают новую волну переселения на Марс, -- сказал Оперативник. -- Первый Сопредседатель дал добро, скоро об этом будет объявлено открыто. Марсиане увезут с собой несколько сотен добровольцев -- столько, сколько поместится на их космолёте. Они не выдвигают никаких требований к добровольцам: национальность, возраст, пол, образование не имеют значения.
   У Оперативника-то никаких сомнений нет, подумал Фурман. Он уверен, что Цирк нафарширован марсианскими шпионами, которые готовят инопланетное вторжение. Сколько ещё бывших жонглёров в эти дни возвращается в Цирк, чтобы участвовать во внедрении на Марс?
   -- Ваша первоочередная задача, Пётр, -- это так называемые пионеры, руководящая верхушка на Марсе. Марсиане утверждают, что у них вообще нет правительства, что народ прямо управляет всеми делами. Но мы-то понимаем, что это только проформа. Марсом управляет группа пионеров, вы должны войти к ним в доверие и через них получить информацию о контакте с инопланетянами.
   -- Пионеры -- это потомки первых переселенцев?
   -- Это не потомки, а настоящие пионеры -- первые переселенцы на Марс. Они отличаются тем, что отказались от старых имён и взяли имена по буквам финикийского алфавита: Бет, Гамл и так далее, причём Алефа, первой буквы финикийского алфавита, у них нет. Основатель города на Марсе называется последней буквой -- Аин. Остальные марсиане носят чисто марсианские имена -- сочетание любых букв и слогов.
   -- Прошу прощения, -- прервал Фурман Оперативника. -- Пионерам должно быть лет сто, даже больше.
   -- Больше ста лет. Самой старшей, которую зовут Бет, -- сто пятьдесят лет. Вы видели тройку нынешних посланников. Двое из них пионеры -- Мария Лонгворт Николс Сторер, она же Зен, и Александр Алексеевич Богданов, он же Самех.
   Сторер -- из пионеров, подумал Фурман. Значит, ей больше ста лет. Она старше, чем моя бабка, царствие ей небесное! А выглядит лет на тридцать пять -- сорок. Эта стервозная красотка отлично сохранилась. Они там на Марсе изобрели лекарство от старости? А, может быть, лекарство от смерти? В телепередачах о возрасте посланников ничего не говорили, чтобы не пугать простой народ.
   -- Моя легенда? -- спросил Фурман.
   -- Ваша легенда проста. Вы -- ушедший из Цирка жонглёр Пётр Фурман, которому надоела жизнь на Земле.
   -- Мне откажут с порога.
   -- Такое может произойти. Но ещё вероятнее, что вас возьмут на Марс именно потому, что вы работали в Цирке. Хотя марсиане утверждают, что у них нет секретной службы, я уверен, что она есть. Вы будете нужны марсианам, чтобы узнать наши тайны. Сообщайте им всё, что знаете, если это будет полезно для дела.
   Как Фурман и предполагал, встреча не предвещала ничего хорошего. Полёт на другую планету под своим именем без возможности удрать, если всё сорвётся. Но деваться было некуда. Фурман подозревал, что Цирк следит за всеми жонглёрами. За ним тоже следили, и когда Оперативник увидел, что Фурман влип в неприятности, то решил ему помочь и снова втянуть в дело. Иначе Фурман не согласился бы опять работать на Цирк. И если за Фурманом следили, то Оперативник с самого начала знал, что люди Соломона схватили Фурмана. Он с самого начала знал, что Фурман гниёт в бетонном мешке, но так долго ждал, чтобы Фурман дошёл до края и не рискнул бы отказаться. Соломон против Оперативника -- просто щенок.
   -- Почему вы доверяете мне внедрение? -- спросил Фурман. -- Мне, бывшему жонглёру?
   -- Бывших жонглёров не бывает, -- ответил Оперативник и воткнул сигару в пепельницу.
  
   Глава 4.3
  
   Придя в посёлок, Самех объяснил взрослым родственникам Милавы -- деду Богомилу, отцу Всемилу, матери Всемиле, -- что он прилетел с Марса как посланник. Их это не удивило, они знали о заселении Марса. Самех сделал вывод, что представители старших поколений родились в городе и переехали в посёлок в сознательном возрасте, а младшие родились уже в посёлке. Первобытность жителей посёлка была внешняя, наигранная, фальшивая.
   Утром Самех уходил из посёлка с тяжёлым сердцем. Он видел людей, совершающих огромную ошибку. Особенно ему было жаль детей, которые страдали не по своей вине. Он чувствовал, что обязан что-то для них сделать. Невозможно потратить всю жизнь на людей прошлого, нужно обратить внимание на своих современников -- на тех современников, кто живёт в самых трудных условиях. В Полисе у людей имеется множество возможностей, имеется право выбора, но у жителей посёлка никакого выбора не было. Они обречены на материально и духовно скудную первобытную жизнь. Естественная жизнь в гармонии с природой -- сколько в этом самообмана!
   Когда ближе к ночи вертолёт привёз его в военную часть возле Малахитового Города, Самех всё про себя обдумал. Он признался Путилину, что хотел бы на какое-то время остаться в посёлке. Удивлённый Путилин не мог принять решения и пообещал, что запросит указаний. Самеха поселили на ночь в старой гостинице при военной части, и он всю ночь ждал, какой ответ получит Путилин. Утром Путилин пришёл к Самеху с переносной рацией и сообщил, что с ним хочет поговорить Зен.
   -- Что у тебя за странные идеи, Самех? -- спросила Зен. -- Первый Сопредседатель в замешательстве.
   -- Это Уния, Зен, -- убеждённо сказал Самех. -- Это и есть настоящая Уния.
   -- Первый Сопредседатель передал мне право решать, можешь ли ты остаться в посёлке. Если ты считаешь, что это необходимо, оставайся. Хотя я бы хотела, чтобы ты был рядом со мной, но я согласна с тобой, что это тоже важная часть Унии.
   -- Огромное тебе спасибо, Зен, -- сказал Самех.
  
   * * *
  
   Путилину было приказано проводить Самеха до посёлка, потом вернуться в военную часть возле Малахитового Города и оставаться на связи с Самехом на случай, если Самеху понадобится помощь. Самех с Путилиным опять прилетели в первобытную Аркадию.
   Хотя Самех был погружён в свои мысли, он видел, что Путилин давно хочет о чём-то поговорить. Когда они шли по каменной тропе, Путилин оглядывался на Самеха, хмурился, вздыхал и уже почти открывал рот, но никак не решался.
   -- Не терзайте себя, Иван, -- сказал Самех. -- Выскажитесь. Вы не одобряете моё желание остаться в посёлке?
   -- Очень даже одобряю, Самех, очень одобряю. Это очень хорошо, что вы захотели остаться в посёлке. Я хотел поговорить с кем-нибудь из людей Океана, но в городе везде скрытые камеры, прослушивающие устройства, стукачи.
   -- О чём вы хотели поговорить?
   Путилин остановился, оглянулся и заговорил шёпотом, как будто здесь их тоже могли подслушать:
   -- Я вёл переговоры с Зен о прилёте посланников. Я много говорил с Зен, Виртом и другими людьми Океана. Я восхищаюсь новым миром, который вы построили на Марсе.
   -- Вы хотите отправиться с нами на Марс? -- в полный голос спросил Самех.
   -- Я хочу построить новый мир, -- продолжал шептать Путилин. -- Но я хочу построить новый мир на Земле, в Звёздном Городе.
   Самех начинал догадываться, к чему ведёт Путилин, и слова Путилина подтвердили его догадку.
   -- Вы обладаете новейшей техникой, а, значит, и новейшим оружием, какого нет на Земле. Вы сильны и мудры, вы почти бессмертны, по сравнению с землянами вы боги. Помогите нам, и мы изменим политику Звёздного Города. Для начала -- Звёздного Города, а потом и всей Земли. Мы построим новый мир по образцу нового мира на Марсе.
   -- И вы начнёте строительство нового мира с убийства Жарковского?
   -- Мы будем его судить. И его, и Шавката, и всю эту банду, это Гражданское Собрание. Да ведь вы ничего о них не знаете. Они начинали войны, они убивали оппозиционеров, они растлевали малолетних девочек. Все они преступники -- не лучше, чем какой-нибудь Аттила Второй.
   Бледное лицо Путилина побледнело ещё больше, по лбу и вискам катились капли пота, нижняя губа дрожала. Ему очень дорого далась эта откровенность.
   -- Иван, -- сказал Самех, -- вы не можете построить новый мир, используя старые способы. Сначала вы совершите одно убийство ради нового мира, за ним последует ещё одно, и ещё, и ещё. При этом вы будете оправдывать себя тем, что вы строите новый мир, в котором убийств вообще не будет. В конечном счёте, останутся одни убийства, а новый мир так и не будет построен. Старые способы окажутся важнее нового мира. В истории Земли это повторялось великое множество раз. Мы сбежали на Марс именно потому, что не знали, как изменить уже существующий мир без применения насилия. И мы вернулись не для того, чтобы совершать насилие. Мы вернулись для того, что помочь Земле медленно изменяться. Вы правы, политический режим Звёздного Города уродлив. Но его насильственное свержение только ухудшит ситуацию. Я вижу, что у вас добрые намерения, но не могу вас поддержать.
   -- И Зен ответит то же самое? -- обиженным голосом спросил Путилин.
   -- Зен откажется ещё более категорично, -- уверил его Самех.
   -- Тогда мне конец. -- Путилин отвернулся и схватился за лицо, его плечи затряслись.
   -- Иван, -- сказал Самех, -- если вы боитесь, что я вас выдам, это значит, что вы слишком плохо меня знаете.
   Путилин повернулся. Он не плакал, как могло показаться, а, наоборот, нервно хихикал.
   -- Нет уж! -- сказал он. -- Теперь я знаю вас очень хорошо! Даже слишком хорошо!
  
   * * *
  
   В посёлке Самеха встречали все жители. Он видел недоверие и настороженность в глазах большинства, и только два человека обрадовались его приходу. Первая -- это, разумеется, Милава. Когда она выбежала из дома, Самех сразу увидел, что она промучилась весь день. Вторым, как ни странно, был отец Милавы, Всемил. Он предложил Самеху жить в его доме, сколько тот пожелает. Больше всех были рассержены дед Богомил и старший брат Милавы Милослав. Они, очевидно, не хотели видеть чужака в своём доме.
   Путилин, оставив Самеху переносную рацию, незаметно ушёл после ужина. Всемил хотел уступить Самеху свой топчан. Самех отказался, лёг на пол и не мог заснуть всю ночь, задыхаясь от запахов. Он понимал, что это не физиологическое -- фейнманы защищали его от вредных воздействий, -- это психологическое. Ему было неуютно в тесном первобытном доме точно так же, как ему было неуютно в огромном номере отеля "Рай".
   Утром после завтрака Всемил отвёл Самеха к берегу реки. По растерянному лицу богатыря Самех видел, что его ожидает ещё один откровенный разговор. Самех смотрел на разорванные серые облака и серую воду, по которой бежала рябь. С противоположного берега на этот летело несколько уток, высоко в небе парила какая-то хищная птица. Наконец Всемил заговорил.
   -- Вы надолго к нам? -- спросил он.
   -- Я не могу ответить на этот вопрос, Всемил, -- сказал Самех. -- Неделя, месяц. Я не совсем свободен в своих действиях. В любую минуту меня могут отозвать в Звёздный Город, и в любую минуту нас, посланников, могут выслать с Земли. Что же касается меня лично, я хочу остаться здесь подольше -- и в посёлке, и на Земле.
   Всемил опустил глаза в землю и сказал, медленно подбирая слова:
   -- Я тогда... когда выстрелил в вас... Я это от злости. Недавно на нас напали чужаки из города. На охоте, я был с сыновьями. Меня учили жить мирно. А пришлось драться. Милорада ранили. Я разозлился -- готов был убить любого чужака. Вот почему я выстрелил.
   -- Я понимаю, Всемил. Вы живёте во враждебном окружении, и в каждом чужаке видите врага. Таковы законы Земли.
   Всемил поднял голову и посмотрел в глаза Самеха.
   -- Вот про что я и хотел вам сказать. Я был маленький, когда мы ушли из города в лес. Но я помню разговоры про марсиан. Что где-то на Марсе есть город, и там живут по-другому. Потом всё забылось. Я жил в посёлке, охотился, ни о чём не думал. Дед с другими стариками создали посёлок. Хотели спастись от городского зла. Но в лесу не спастись от зла. Весь мир -- это зло, хоть город, хоть посёлок. Вы -- из другого мира. Когда я вас увидел, то понял, что делать. Саша, мне страшно за детей. Увезите их отсюда. У них должна быть другая жизнь.
   -- Вы просите меня увезти детей с Земли на Марс?
   -- На Марс, на Луну, куда-нибудь. Только не в город. В другой мир!
   Самех понимал, какой бурный конфликт происходит внутри Всемила. Попросив Сашу увезти детей на другую планету, Всемил тем самым отказался от всего, чему учили его родители. Он отказался от своей собственной жизни.
   -- Я могу увезти и взрослых тоже, -- сказал Самех. -- Так всем будет легче: и вам, и детям.
   -- Мы как-нибудь доживём здесь. Мы будем чужаками на Марсе.
   -- Поверьте мне, вы не будете чужаками. Вы очень молодой человек, вы сможете стать на Марсе кем угодно -- строителем, врачом, учёным. Нужно только потратить время на обучение, а времени на Марсе предостаточно.
   -- Поздно мне учиться. Лучше учите детей, Саша. Вот я давно забыл, как писать и читать. А дети даже не знали, их никто не учил. Выучите детей и увезите их отсюда.
   -- Ваш отец и другие старшие будут против того, чтобы я учил детей.
   -- С дедом я разберусь. С дедом, со Злобой, с остальными. Учите Милаву, она уже готова за вами бежать на край света. А с дедом я разберусь.
   Самех догадывался, что в посёлке давно назревало противостояние. Суть противостояния составлял вопрос о будущем посёлка. Что делать дальше? Как жить следующему поколению? Продолжить жизнь в лесу, подвергаться опасностям -- болезням, нападениям чужаков? Или изменить жизнь? Подобными вопросами мучился Всемил и дошёл до того, что попросил чужака увезти его детей не только из этого посёлка, но и с этой планеты. Всемил отвергал неудачный эксперимент, который затеял его отец. Его отец, разумеется, никогда не признает своих ошибок.
   Самех понимал, что противостояние вырвалось бы наружу, даже если бы Самех не приехал в посёлок. Но оно вырвется наружу немедленно в тот момент, когда Самех начнёт обучать Милаву и других детей грамоте. Только меньшинство поддержит Всемила, а большинство будет на стороне Богомила. Но разве Самех вернулся в посёлок не для того, чтобы попытаться изменить жизнь его жителей? Теперь он получил в союзники одного из самых авторитетных жителей, на что не мог и надеяться.
   Самех размышлял до вечера и не мог придумать правильного решения. Он опасался, что правильного решения здесь не было. По рации он связался с Зен. Зен посоветовала не торопиться.
   -- Отрывать детей от родителей -- это слишком серьёзно, слишком опасно, -- предупредила Зен. -- Не может быть речи о том, чтобы увезти детей против их воли или против воли их родителей. Только сами дети, достигнув совершеннолетия, смогут выбрать, по какой дороге им идти. Начни с обучения детей грамоте, с развития их способностей. Это работа на годы, Самех, на годы. Я тебя поддержу, но подумай, имеешь ли ты силы на такую работу. Ведь это означает, что тебе опять придётся менять профессию.
   На ночь Самех не стал ложиться в доме. Он уже понял, что в доме спать не сможет, и лёг во дворе -- под бесконечным чёрным небом, под чернотой Космоса.
  
   * * *
  
   Каждый человек Океана получал педагогическое образование, каждый преподавал в начальной, средней и высшей школе, занимался с детьми и молодёжью. Диалогический метод педагогики был хорошо известен Самеху и теоретически, и практически.
   Самех начал с бесед об окружающем мире -- о лесе и горе, о Маленькой реке и Большой реке, о животных и растениях. Милава проявила себя как очень любознательная, смышлёная девочка, у неё накопилось множество вопросов, и на все вопросы Самех терпеливо отвечал. Чем больше они беседовали, тем больше вопросов задавала Милава.
   К беседам скоро присоединились Людмил и Милуша -- младшие брат и сестра Милавы. Постепенно большинство детей посёлка -- сверстники Милавы и Людмила -- стали участниками бесед. Старшие братья Милавы Милорад и Милослав не заинтересовались беседами, считая, что единственное достойное занятие для мужчины -- это охота. Самех понимал, что со старшими детьми будет сложнее всего, поскольку их мировоззрение уже полностью сформировалось, но он не терял надежды, что когда-нибудь сможет их увлечь. На взрослых Самех не рассчитывал, но с удивлением наблюдал, как иногда Всемила в перерывах между домашними делами приходит послушать беседы.
   Богомил был очевидно недоволен, но на словах недовольства не высказывал. Всемил сдержал обещание и каким-то образом уговорил деда не вмешиваться в обучение. Понятно, что за спиной Самеха Богомил с другими стариками обсуждали беседы Самеха с детьми. Рано или поздно Самеху придётся столкнуться с их сопротивлением в открытую.
   Самех продолжал свои беседы, расширяя темы, говоря о том, что лежало за пределами быта, за пределами ближайшего окружающего мира -- о городах и машинах, о достижениях науки и техники. Это были именно беседы, разговоры, увлекательные рассказы, обмен вопросами и ответами. Самех не пытался вместить в головы первобытных детей все знания о мире даже в рамках начальной школы -- это было просто невозможно, -- но Самех пытался разжечь в них любопытство, потребность учиться, жажду добывать знания.
   Чтобы самому добывать знания, требуется грамотность, поэтому Самех приступил к обучению чтению и письму. Самех дал детям образец в виде переработанного стихотворения Уолта Уитмена, которое они приняли за песню, поскольку никогда не слышали о стихах, и попросил их сочинить нечто подобное. Самеху не нужно было их долго уговаривать: после того, как один из мальчиков сочинил своё первое стихотворение -- не очень складное, но очень искреннее, -- все дети превратились в поэтов. От сочинения собственных стихов была прямая дорога к умению читать и писать.
   Только у Милавы, несмотря на всю её талантливость, стихи не получались. Когда Самех попросил её рассказать сказку, она рассказала сказку о человеке-драконе, который стремился только к одному -- улететь в небо. Самеха заинтересовала эта сказка. Почему она возникла в первобытном посёлке? Кто и когда её придумал? Милава говорила, что знала эту сказку всегда, и остальные дети тоже знали её всегда. Самех расспросил о сказке Всемила и Всемилу, и они ответили, что эта сказка принесена кем-то из города. Старики не одобряли рассказывание таких сказок, но они всё равно распространялись. Самех подумал, что сказку можно считать аллегорической историей об отношениях людей Земли и людей Океана. Не зря, совсем не зря Милава называла Самеха человеком-драконом.
   Самех видел, что диалогическая педагогика уже даёт результаты. Дети, рождённые в первобытном посёлке, были наделены такой же удивительной склонностью к обучению, как и дети, рождённые на Марсе.
   Самех волновался только за одного мальчика -- за Неждана, друга Милавы. Неждан был немым -- по словам его дедушки Злобы, Неждан потерял способность говорить в глубоком детстве после шока. Немота очень мешала обучению Неждана, но в этом вопросе знаний Самеха не хватало. Неждана должны осмотреть врачи, а для этого его необходимо было отвезти в город. Здесь нелишней станет помощь Зен, которая, хоть давно поменяла занятие, начинала как врач -- и замечательный врач.
   Когда Самех пришёл в дом Злобы и заговорил о необходимости отвезти Неждана в город для осмотра врачами, то старый Злоба не на шутку рассердился. Наверное, он уже подозревал, что Неждана учат чему-то запретному, а теперь Самех предлагал нечто совершенно непотребное.
   -- Ни за какие коврижки! -- закричал Злоба, тряся густой седой бородой. -- Только не в город!
   -- Поймите, Злоба, тогда ваш внук останется немым, -- сказал Самех.
   -- Пусть останется! Зато не увидит эту грязную дыру, эту вонючую канаву. -- Злоба ткнул мозолистым пальцем в Самеха. -- Вот что ты задумал! Хочешь выманить детей в город? Забрать у Матери-Природы -- и обратно в цивилизацию? Всех выманивай, раз у них родители такие дураки. А моего больше не увидишь.
   Злоба запретил Неждану ходить на беседы, но Милава по секрету призналась Самеху, что она встречается с Нежданом у сосны и пересказывает ему всё, что узнаёт за день.
   Самех был так увлечён своим новым делом -- обучением детей, что старое дело -- осмотр курганов -- отошло в сторону. Один раз эти два дела удалось совместить, когда он с детьми сходил на гору и рассказал им о курганах. Но он уже не мог улететь в другие районы и бросить детей. Зен была права: для этой работы требовалось много сил. Самех понимал, что один он не справится. Он надеялся, что Зен сумеет договориться с Первым Сопредседателем о свободном прилёте людей Океана, и тогда в посёлке появятся новые учителя. Но когда это случится?
  
   * * *
  
   Жаркие осенние дни стали чёрными днями для жителей посёлка. Жара принесла с собой болезнь -- старую, давно известную болезнь, которую когда-то, казалось, удалось укротить с помощью антибиотиков. Но болезнетворные бактерии выработали сопротивляемость, и антибиотики не всегда действовали эффективно.
   Сначала заболел Венцеслав -- тот мальчик, который сочинил первые стихи. Самех не обратил внимания на его понос, поскольку нездоровая пища и плохая гигиена часто вызывали у жителей посёлка кишечные расстройства. Но когда заболели ещё несколько детей, Самеха это встревожило. Он обошёл все дома, осмотрел больных и понял, что в посёлке разразилась эпидемия холеры, которая особенно опасна именно для детей. Под руками у Самеха не было даже антибиотиков, которые, вполне вероятно, не дали бы нужного результата. Самех по рации связался с Зен, и Зен пообещала произвести лекарство и выслать его в посёлок. Самех на всякий случай решил полететь в Малахитовый Город, чтобы там встретить курьера с лекарством, и вызвал вертолёт.
   Всемила не было в посёлке, и Самех хотел сказать Богомилу, что скоро привезёт лекарство. Он нашёл Богомила в доме Злобы, где собралось несколько стариков -- старых, седых богатырей с палками, которые смотрели на Самеха, нахмурив брови.
   -- Я ухожу для того, чтобы привезти лекарство, -- сообщил Самех старикам. -- Пока советую принять такие меры: устроить карантин для больных и давать больным большое количество воды с солью для восполнения потери жидкости. При холере убивает именно понос и потеря жидкости.
   Старики молчали и хмурились. Самех надеялся, что они услышали его советы, и хотел уйти, но тут Богомил нарушил молчание.
   -- В нашём посёлке никто никогда не болел, -- прохрипел он.
   -- Никто не болел, никто... -- Старики закивали седыми головами.
   -- Никто не болел, пока не явился ты, чужак из цивилизации, -- продолжил Богомил. -- Ты влез в нашу жизнь, ты оскорбил Мать-Природу. И теперь Мать-Природа наказывает нас из-за тебя.
   -- Пожалуйста, Богомил, давайте оставим споры до конца эпидемии... -- сказал Самех, но Богомил грубо его оборвал:
   -- Не нужны нам твои лекарства! Это всё из-за тебя! Уезжай отсюда навсегда! Убирайся туда, откуда пришёл! Убирайся в свою цивилизацию!
   -- Вы, отрицаете цивилизацию, Богомил, -- спокойно ответил Самех, -- но сами не замечаете, каким лицемером при этом выглядите. Вы отрицаете цивилизацию и при этом пользуетесь благами, которая даёт цивилизация. Вы считаете, что цивилизация -- это только зло, это машины, это оружие, это загрязнение природы, это пороки, свойственные городской жизни. Но разве в вашей лесной жизни нет признаков цивилизации? Разве ваши орудия труда -- это не цивилизация? А дома, одежда, посуда? А одомашненные животные и растения? Это тоже цивилизация. Если вам так ненавистна цивилизация, если вы хотите от неё избавиться, то вы должны избавиться от орудий труда, домов, одежды, посуды, одомашненных животных и растений. Вы должны избавиться от всех признаков цивилизации. И что у вас останется? Только ваше собственное тело, не прикрытое даже кусочком тряпки, поскольку тряпка -- это тоже цивилизация. Будьте честны и оставайтесь с природой один на один, без защиты домов и одежды. Тогда вы поймёте, что природа -- не мать и не мачеха. Природа не имеет личности, она безразлична к человеку и к любому другому живому существу. Но вы, Богомил, знаете это и без меня. Вы образованный человек, вы многому научились, когда жили в городе, -- как охотиться, как строить дома, как шить одежду. Эти знания дала вам не безразличная природа, а цивилизация, от которой вы попытались сбежать, но не сбежали. Я согласен, городская цивилизация ужасна, но ваше ложное бегство от цивилизации точно так же ужасно. Это плохое решение проблем. Вы желаете вернуться в прошлое. Но в прошлое вернуться невозможно, поскольку прошлое уже прошло. И тем более невозможно вернуться в золотой век, поскольку золотого века не существовало. Не существовало в прошлом такого времени, когда человек жил в гармонии с природой и друг с другом. Первобытные племена вели жестокие, кровопролитные войны с другими племенами и выжигали леса. Если они не смогли истребить природу, то не потому, что жили в гармонии с ней, а потому, что у них не было для этого технических средств. Вы совершили ошибку, Богомил, и последствия этой ошибки сказались и ещё скажутся на ваших детях и внуках. Вы выбрали бегство от цивилизации -- пусть это ложное бегство, -- но ваши дети и внуки ничего не выбирали. Вы лишили их права выбора. Подумайте об этом, подумайте, пока не стало слишком поздно.
   Ни Богомил, ни другие старики не решились прервать речь Самеха, произносимую твёрдым, уверенным голосом. Самех немного сожалел о своих словах, к тому же сказанных в такое неподходящее время, но когда-нибудь он должен был высказаться. Теперь Самех не сомневался: люди Океана обязаны помочь людям Земли. Всем людям Земли -- и тем, кто живёт в городах, и тем, кто скрылся в диких лесах. Впрочем, отложим такие вопросы на потом, подумал Самех, сейчас главное -- это лекарство.
   Самех ушёл на каменную тропу, чтобы подождать там вертолёт, и забыл попрощаться с Милавой.
  
   * * *
  
   Самех возвращался в посёлок с Зен, которая сама привезла лекарство. Приближаясь к посёлку, они издалека почувствовали запах гари. Они взволнованно переглянулись и ускорили шаг. То, что они увидели, можно было назвать только одним словом -- катастрофа.
   Пока Самеха не было, на посёлок напала какая-то банда на автомобилях-вездеходах, вооружённая винтовками, и устроила пожары и стрельбу. Больше половины домов было сожжено -- некоторые сгорели дотла, от других остались обугленные срубы, у третьих только провалилась крыша. Лишь немногие дома уцелели от пожаров. Жители посёлка из-за болезни не смогли обороняться, и многие погибли в огне или от пуль бандитов, ещё больше было раненых. Целью бандитов, как понял Самех, не являлось уничтожение всех жителей, иначе в посёлке не осталось бы ни одного человека. Это была месть чужаков, с которыми Всемил столкнулся на охоте.
   От дома, где жила семья Милавы, ничего не осталось. Милавы среди погибших не было, и кто-то сказал Самеху, что видел, как она убежала в лес, когда автомобили чужаков скрылись. Оставшиеся в живых жители ухаживали за ранеными и больными и готовили погибших к похоронам. Самех и Зен хотели помочь, но везде их встречали яростными взглядами и грубой бранью.
   -- Вот они, эти чужаки! -- закричал ковылявший к ним Злоба. Его правая рука и живот были перевязаны тряпками, лицо, волосы, борода были перепачканы золой. Он махал руками и топал. После гибели Богомила -- негласного вожака посёлка -- Злоба стал самым старшим и самым главным.
   -- Мы привезли лекарство, -- сказал Самех. -- Нужно вылечить больных холерой.
   -- Нам не нужны твои лекарства! -- Злобу трясло от злости и ненависти. -- Правильно Богомил говорил: это всё из-за тебя! Мать-Природа наказала нас из-за тебя! Убирайся! Вон отсюда!!!
   К Злобе подходили другие жители посёлка, они тоже зашумели, закричали. Никто не вступился за Самеха, никто не сказал хоть слово в его защиту. Раньше его защищал авторитет Всемила, но Всемила больше не было.
   Самех слушал обвинения, и хотя он понимал их абсурдность, но всё равно чувствовал вину. Разумеется, дело не в наказании посёлка Матерью-Природой. Самех не должен был покидать посёлок в такой тяжёлый момент. Если бы он остался, он бы сумел защитить жителей от бандитов. Но он уехал -- уехал потому, что у него не было знаний и умений, чтобы помочь жителям в охваченном эпидемией посёлке. Ему было невыносимо смотреть на то, как они страдают. Впервые за долгие годы он почувствовал свою слабость, свою беспомощность.
   Как бы он хотел вернуть время всего на сутки назад, но это было невозможно. Теперь ему с Зен оставалось только уходить от разъярённой толпы. Зен оставила на видном месте сумку с лекарством, которого хватило бы на три таких посёлка. Уходя, Самех и Зен видели, как Злоба пнул сумку, но кто-то из его соседей поднял сумку и раскрыл её. Способ применения лекарства был очень простой -- наклеить полоску пластыря на кожу, чтобы лекарство впиталось. Самех с Зен надеялись, что здравый смысл всё же возобладает, и жители посёлка применят лекарство хотя бы для детей.
   Почти дойдя до каменной тропы, Самех и Зен неожиданно увидели вывалившихся из кустов двух подростков -- грязных, в оборванной одежде. Подростки держали в руках луки и стрелы. Самех не без труда узнал в них Милаву и Неждана.
   -- Саша! -- Милава обняла Самеха, зашмыгала носом, но не заплакала. -- Мы хотели... хотели...
   Она не могла закончить ни одной фразы. По её словам Самех понял, что они с Нежданом хотели догнать автомобили чужаков и расстрелять их из луков. Каких языческих богов -- или Мать-Природу, или судьбу? -- благодарить за то, что чужаки не обратили внимания на таких преследователей?
   --Ты смелая девочка, очень смелая, -- сказал Самех. -- Всё закончилось, и никто тебя больше не обидит.
   Милава только шмыгала носом.
   -- Мы улетим с тобой в над-небо, смелая девочка, -- продолжил Самех и переглянулся с Зен.
   Зен смотрела на него со своей полуулыбкой, и не было понятно, одобряет она решение Самеха или нет.
  
   Глава 5.1
  
   Когда Саша говорил о больших посёлках, то Рысь представляла себе такой же посёлок, в котором жила, только побольше. Ну, немного побольше. Ну, дома повыше, улицы пошире, и по улицам ездят машины. Ну, немного побольше людей.
   Но пока Рысь не увидела настоящий город, она не могла себе представить, что это такое. Город был огромный, больше, чем весь мир, который она до этого видела, -- от Большой реки до горы. Город был высокий -- дома выше деревьев, дома до самого неба. Людей в городе было столько же, сколько деревьев в лесу, сколько песчинок в земле, сколько капель в дожде и снежинок в снеге. Ей всё равно было любопытно, но вот теперь ей стало и вправду страшно. Сидя внутри вертолёта -- вот как называлась летающая машина, которую Рысь считала драконом, -- Рысь не отпускала Сашиной руки.
   Подруга Саши Маша ей сразу понравилась -- она была такая же необычная, как Саша: очень красивая, стройная, с гладкой кожей, приятным голосом, плавными, как у кошки, движениями. Рысь хотела бы носить такую же ленточку на лбу, как у Маши.
   Неждану было плохо. Он сидел, боясь выглянуть в окно, и на его белом лице больше не было улыбки. Его пугал вертолёт, его пугали чужаки, его пугала даже Маша. Рысь пыталась ободрить его словами, подмигиванием, пожатием его руки, но Неждан почти не отвечал на эти знаки. Рысь была рада, что Неждан тоже уехал с ними, и ей было очень его жалко.
   Рысь взяла железную коробку с сокровищами. Это единственное, что уцелело из её вещей, ведь коробка хранилась под сосной, а не в сгоревшем доме. Даже одежда у неё была другая -- Рысь и Неждана переодели во всё новое и чистое. На Рыси была рубашка с короткими рукавами, юбка до колен и ещё одна рубашка с длинными рукавами -- курточка -- из более толстой ткани. Обувь носить в такое время года Рысь не привыкла, и ей хотелось скинуть неудобные короткие сапожки, которые назывались туфли. На Неждане была такая же одежда, только вместо юбки -- штаны. Рысь сравнивала свою одежду с одеждой Саши и видела, что его одежда сделана из совсем другой ткани.
   Вертолёт всё летел и летел, а город всё не кончался. Впереди, за рекой -- в городе тоже была река -- стояла сверкающая гора, но это была не гора, а много высоких домов. Внутри такой дом не был похож на дом -- в нём было просторно, как в лесу. Саша увёл Неждана, а Рысь пошла с Машей. У Рыси голова заболела от новых слов: "Пирамида", лифт, отель, номер. В номере было много комнат разного размера, и у Рыси тоже была своя комната. Отказавшись от еды -- у неё кусок в горло бы не полез, -- она забралась на огромный топчан, укуталась в покрывала и крепко заснула.
  
   * * *
  
   В комнате было много разных вещей, которым Рысь не могла придумать применения. Вот где были настоящие сокровища! Железная коробка Рыси показалась ей такой жалкой. Её любимая штучка в виде красного листика с иголкой -- что в ней такого особенного? Таких штучек в городе должно быть много-много. А если их много-много, то это уже не сокровище. Рысь легла обратно на топчан и накрылась с головой. Вот бы убрать одеяло и снова увидеть свой дом, маму, отца, дедушку, братьев, Милушу...
   -- Вставай, Мила.
   На мгновение Рыси почудилось, что она слышит мамин голос, но это была не мама -- это была Маша. Рысь вскочила, подбежала к Маше и прижалась к ней.
   -- Маша, Машенька... -- повторяла она.
   Маша погладила Рысь по голове и сказала:
   -- У меня для тебя подарок.
   Подарком была новая одежда -- такая же, как у Саши. Рысь быстро натянула белую рубашку, прямые узкие штаны, туфли, сине-красную курточку и всей кожей ощутила, как отличается эта одежда от одежды, которую она носила в посёлке, и одежды, которую ей дали после посёлка. Она была такая мягкая, приятная, удобная, что не хотелось её снимать. Маша подвела Рысь к стене, где всё отражалось, как в воде, -- она называлось зеркало, -- и Рысь увидела себя рядом с Машей. У Маши почему-то была не такая одежда, как у Саши. Особенно Рысь удивили странные туфли с длинными тонкими каблуками.
   -- А ты научишь Неждана говорить? -- спросила Рысь.
   -- Он сам научится, а я ему только помогу, -- пообещала Маша. -- А теперь пойдём поедим. Ты хочешь есть?
   -- Очень! -- ответила Рысь.
   В большой комнате за столом сидели Саша и Неждан. Неждан, тоже одетый в такую же одежду, как у Саши, был совсем белый. Он сидел на стуле и пустыми глазами смотрел перед собой. Рысь быстро проглотила утреннюю еду -- нарезанные свежие овощи, жидкую кашу и сок, -- но не наелась. Ей хотелось кусочек мяса -- "от мяса вся сила", как говорил отец. Но через короткое время Рысь поняла, что есть больше совсем не хочется, и почувствовала себя бодрой и полной сил. Но всё равно хотелось мяса -- просто пожевать.
  
   * * *
  
   Рысь и Неждан не знали, чем заняться. Саша и Маша ушли по своим делам и оставили с Рысью и Нежданом белолицего Ивана. Иван немного посидел, похихикал, поговорил с Рысью, как с маленькой, и тоже ушёл, пообещав, что сейчас вернётся. Рысь и Неждан остались одни в пустом номере Маши. Иван не возвращался, и Рысь не огорчалась: Иван был всё такой же противный, как раньше.
   Рысь и Неждан сидели на толстой шкуре, которая покрывала весь пол, потом перебрались на топчан. Потом Рысь подошла к большому окну, отодвинула тряпку и увидела за окном лес и озерцо. Она подозвала Неждана, и обрадованный Неждан тут же подбежал к ней. Хорошо было увидеть что-то знакомое, но, приглядевшись, Рысь поняла, что это какой-то другой лес. В нём не было ни сосен, ни берёз, ни осин. Рысь переглянулась с Нежданом -- Неждан тоже понял, что это не тот лес, и сразу скис.
   Неждан сел на диван, обхватив колени, а Рысь легла на пол, раскинув ноги и руки. Так продолжалось очень долго. Рысь не понимала, почему Саша её бросил. Надо было обидеться на него, но Рысь не могла обидеться на Сашу. Рыси было так одиноко, что сейчас она бы с радостью увидела даже противного Ивана.
   Ведь это большой посёлок, подумала Рысь, и здесь должно быть много интересного. Здесь плавят железо, как смолу. Здесь умеют делать всё, что умеют делать в посёлке. Здесь умеют делать машины, чтобы ездить и летать. Здесь все умеют читать и писать, и все пишут стихи -- песни без музыки. А Рысь сидит в доме -- ничего и никого не видит. Зачем надо было приезжать в большой посёлок, чтобы всё время сидеть в доме? Саша и Иван ушли по своим делам. Рысь тоже уйдёт по своим делам.
   Голова Рыси заработала. Не так-то просто разобраться в этом большом посёлке. Тут больше нового и неизвестного, чем в лесу. Для начала -- выйдём из номера и осмотримся. Никого. Уже хорошо, можно выдохнуть. Значит, так, номер -- наверху огромного дома. Как дойти от номера до улицы? Нужно спуститься вниз. А как спуститься вниз? В комнате, которая двигается вверх-вниз и которая называется лифт. А где этот лифт? Тут так много дверей -- лифт нигде не найти. Зато есть лестница, которая ведёт вниз. То, что нужно!
   Лестница длинная-предлинная, и везде двери. Выйти в одну из дверей -- тут такой простор, и много-много людей. Мир вам! Они не отвечают, смотрят как-то странно, отходят в сторону. Ничего не видно из-за этой толпы. А вон там, возле стены -- лифт! Добежать и успеть заскочить в лифт. В лифте -- несколько человек, они тоже смотрят странно. Пусть смотрят! Лифт останавливается, кто-то заходит, кто-то выходит, лифт едет дальше. Ехать в этом лифте -- всё равно что лететь на вертолёте.
   Лифт останавливается, и все люди выходят, но тут же заходят другие люди. Продраться через заходящих -- пусть ругаются, -- и снова простор, и снова много-много людей. Мы уже внизу? Где улица? Вот окно -- можно посмотреть. Ничего себе, какая высота! До улицы ещё топать и топать. Как будто бы даже выше, чем раньше. Ужасная догадка: а, может, лифт ехал вверх, а не вниз? Как тут разберёшься?
   Опять лифт. Тут какие-то стрелки. А, понятно, эта стрелка вниз -- значит, лифт едет вниз, а эта стрелка вверх -- значит, лифт едет вверх. Так нам в тот лифт, который едет вниз. Снова несколько человек в лифте, тоже смотрят странно. У меня, что ли, на лице что-то нарисовано? Или, может, буквы написаны? Или это они на одежду смотрят? Завидуют такой удобной одежде! Завидуйте, завидуйте...
   Вниз, вниз и вниз. Снова простор, и снова люди. А это что за странная лестница? Лестница, которая двигается. Встать на лестницу и ехать вниз. Осторожно, Неждан, не упади! На этой лестнице страшнее, чем в вертолёте. Толпа уносит за собой, как река, -- невозможно устоять на месте. Где это мы? Опять куда-то едем. Это что, лифт? Не похоже на лифт. Ведь лифт ездит вверх-вниз, а сейчас мы как будто едем в бок. Да ведь мы внутри какой-то машины! Толпа затащила нас в машину, и мы едем в машине непонятно куда.
   Снова простор, и снова люди. Никаких окон нет. Лестница, которая двигается. Толпа валит наверх. Значит, наверх с толпой -- больше идти некуда. В толпе люди с какими-то масками на лицах. Может, это не люди, а уродливые носатые звери?
   Воздух бьёт в нос. Запах бьёт в нос. Такого противного запаха я в жизни не нюхала! Трудно дышать, кашель, слёзы на глазах. Это что, уже улица? Здесь везде толпа. А там что? Там машины -- такие же машины, которые приезжали в посёлок. Бесконечный поток машин. Вонь, толпа, машины... Неждан, что с тобой? Держись, не падай! Какой же противный запах!..
  
   * * *
  
   Мимо шли толпы людей в носатых масках. Люди не замечали друг друга -- даже когда они толкались и переругивались, они не оглядывались. Все спешили, некоторые почти бежали, обгоняя других. На Рысь и Неждана никто не обращал внимания -- их как будто здесь не было. Рысь давно перестала говорить встречным "Мир вам!" -- всё равно люди не отвечали, только смотрели ещё более странно. Некоторые люди несли в руках белые палочки, которые тлели с одного конца и дымились. Люди приподнимали свои носатые маски, подносили палочки ко рту и снова закрывались масками.
   Вдоль дороги лежали кучи всякой всячины: остатки еды, куски ткани, дерева, железа и чего-то ещё, тушки птиц и зверьков. В этих кучах было много сокровищ наподобие тех, которые дети из посёлка находили в лесу, но Рысь после всего увиденного в городе уже мало интересовалась сокровищами. В кучах рылись люди в рваной одежде, которые тоже держали во рту тлеющие и дымящиеся палочки. Тут же садились вороны, подбегали собаки и огромные мыши.
   Смотря на собак, Рысь вспомнила Варяга -- как он подходил к ней, мокрым носом тыкался в ногу, а потом ложился на свою подстилку. Эти собаки были совсем другие. В них не было спокойной уверенности Варяга, не было ощущения грозной силы. Они были разные -- и худые, облезлые, и огромные, с густой шерстью, -- но вели себя одинаково. Они часто озирались, как будто боялись, что их прогонят или побьют, -- в отличие от ворон и мышей, которые никого не боялись.
   Небо было тёмное, вечернее, но на улице не было темно, отовсюду лился свет -- от огней сверху, от дверей и окон. В свете огней Рысь заметила невдалеке ораву мальчиков. Мальчики стояли возле кучи, одеты они были в новую одежду вроде той, которую Рыси и Неждану выдали после посёлка. Мальчики уже давно пялились на Рысь и Неждана, и по лицам было понятно, что желать им мира бесполезно. Это были маленькие чужаки -- как те чужаки, которые напали на посёлок. Хотя погоди, подумала Рысь, они-то здесь свои, свои-пресвои, это мы с Нежданом чужаки. А чужаков в городе не любят ещё больше, чем в посёлке.
   Надо было уходить, тем более скоро ночь. Но куда уходить? Рысь не смогла бы найти дорогу обратно в номер Маши. Она поняла, как глупо поступила, когда пошла на улицу. В таком огромном городе нельзя ничего найти, можно только потеряться. Вот бы сейчас здесь оказался Саша! Пусть не Саша, пусть хотя бы Иван.
   Мальчики продолжали смотреть на Рысь и Неждана, о чём-то переговариваясь. Рысь оглянулась: очень толстая женщина в рваной одежде выбирала что-то из кучи и складывала в свой мешок. Позвать её на помощь? Но в городе никто никому не помогает. Рысь взяла Неждана за руку, развернулась и пошла подальше от мальчиков. Не успели они сделать несколько шагов, как сзади послышался гнусавый голос кого-то из мальчиков:
   -- Эй, вы, стойте!
   Рысь не остановилась.
   -- Стойте, блядь! -- снова послышался гнусавый голос. -- Куда пошли?
   Послышался топот ног, Рысь и Неждана схватили за плечи, обступили со всех сторон. Рысь и Неждан прижались друг к другу плечами и испуганно смотрели на мальчиков.
   -- Оглохли, что ли? -- спросил один из мальчиков, который держал в руке незнакомый предмет: что-то вроде лука на палке. -- Говорят же, стойте! Вы кто такие? Чо вам тут надо?
   -- Ничего не надо, мы сейчас уйдём, -- ответила Рысь.
   -- Уйдут они! -- засмеялся другой мальчик. -- Покажи-ка, чо там у тебя в карманах.
   Руки мальчика потянулись к карманам Рысиной курточки, но она отстранилась. Мальчик взял её за запястье, и Рысь сильно толкнула его в грудь. Кто-то сзади пнул Рысь под коленку, ноги её подкосились, и она упала. Когда Рысь упала, Неждан ожил. Он кинулся на одного из мальчиков с кулаками, но его оттащили.
   -- Не дёргайся, рыжий!
   Рысь попыталась подняться, но тут её схватили за косичку и потянули назад. От боли на глазах выступили слёзы. Она опрокинулась на спину и ударилась спиной о твёрдую землю. Мальчики загоготали. Рысь боролась с тем, чтобы не заплакать. Нельзя плакать из-за этих...
   -- Вы что творите? -- услышала Рысь пронзительный женский голос.
   Очень толстая женщина в рваной одежде, которая раньше копалась в куче, теперь приближалась к мальчикам.
   -- Отстаньте от них! -- завизжала толстая женщина.
   -- Это тётя Марго! -- крикнул один из мальчиков.
   Толстая женщина мешком замахнулась на мальчиков. Мальчики отпустили Неждана и Рысь и отбежали. Они ещё немного постояли, обзывая женщину толстухой, уродиной, шлюхой, и после этого растворились в темноте. Женщина протянула руку и помогла Рыси подняться. Это была действительно очень толстая женщина -- круглая, как шар, -- с седыми волосами, мешками под глазами, широким носом, двойным подбородком.
   -- Крысёныши, -- сказала женщина вслед мальчикам. Она дышала тяжело, как будто после долгого бега. -- Давай знакомиться. Меня зовут тётя Марго. -- Она улыбнулась, и её глаза превратились в щёлки. -- А тебя как зовут, дорогуша?
   -- Меня зовут Милава, а это -- Неждан.
   -- Какие прелестные имена. Вы, наверное, потерялись?
   -- Нам нужно в номер Маши.
   -- Маша -- это ваша мама?
   Рысь отвернула голову.
   -- Моя мама умерла.
   -- Значит, ты сиротка? Такая красивая девочка -- и сиротка. Не волнуйтесь, тётя Марго вам поможет. Тётя Марго отведёт вас в одно прелестное местечко. Пойдёте с тётей Марго? Вот и хорошо. Бедные вы мои сиротки!
  
   Глава 5.2
  
   Новость об исчезновении известного бизнесмена Йордана Стефанова Йовкова на какое-то время -- на какие-то часы -- заслонила собой новость о том, что марсиане объявили набор кандидатов для переселения на Марс. В телепередачах Йовкова называли уважительно, по имени и отчеству, но никогда не произносили его прозвище, а прозвище у него было -- Соломон. Фурман не знал, хорошо это или плохо, что Соломон исчез. Он предпочитал не думать о том, кто стоит за этим исчезновением, связано ли оно с Фурманом, с Цирком, с внедрением на Марс. Это слишком далеко уводило его от предстоящего задания.
   Фурман готовился к заданию, не выходя из санатория: изучал марсианское досье, собранное Цирком и коллегами из других секретных служб, просматривал записи телепередач о прилёте марсиан. Он всё так же ходил в бассейн и спортзал и ел только здоровую еду. В гости к Фурману никто не приходил, да Фурман никого и не ждал. Некому было приходить к нему в гости. Поздеев должен был появиться только после собеседования у марсиан.
   О квартирах Фурмана и об агентстве информации и аналитики "П. Р. Ф." должен был позаботиться Цирк. Ирину Фурман видеть не хотел, хотя встретился бы с Петром -- надо же посмотреть, каким человеком стал его сын. Но Фурман знал, что Ирина ни за что не разрешит ему увидеться с Петром. Да и плевать! После возвращения в Цирк глупо возрождать семейные связи. Сейчас у него только одна связь -- Поздеев.
  
   * * *
  
   Посланники с Марса расположились в башне Свободы, в отеле "Рай" -- в самом дорогом отеле "Пирамиды" и Звёздного Города. А строят из себя таких скромненьких -- нам ничего не надо, нам только дайте поговорить про науку, искусство и прочую философию. В общем, ничем они не отличаются от наших политиканов -- такие же обманщики.
   Площадь возле башни Свободы была запружена толпой с флагами и транспарантами. Были видны эмблемы "КЛФ" -- молодые леваки по-настоящему радовались прилёту марсиан и, кажется, готовы были ждать их круглые сутки. Но остальная толпа стояла с постными лицами -- этих работяг и пенсионеров явно пригнали сюда по разнарядке. Надписи на транспарантах восхваляли не только марсиан, но и науку и технику. Отличный спектакль устроил Жарковский для марсиан. А ведь совсем недавно Партия Старого Порядка при одобрении Партии Естественного Развития проводила здесь демонстрации против роботов, генетики и космических исследований, и в этих демонстрациях участвовали те же работяги и пенсионеры. Политика -- грязное дело, чего тут рассусоливать.
   Фурман долго готовился к собеседованию у марсиан. С такой легендой -- ушедший из Цирка жонглёр, которому надоела жизнь на Земле, -- можно сказать, совсем без легенды -- он работал впервые. Оперативник разрешил рассказывать обо всех тайнах, которые известны Фурману, лишь бы войти к марсианам в доверие. Это не слишком повредит Цирку -- тайны, известные Фурману, давно устарели. Зачем марсианам списки жонглёров, которые давно или перебирают за столом бумажки, или вообще вышли в отставку? Так что предателем Фурман не будет, даже если очень захочет.
   Фурман поднялся в отель "Рай" на этаж посланников. Для собеседования отдали конференц-зал. Холл перед конференц-залом был забит теми, кто пришёл на собеседование, -- не хватало места, чтобы сесть. На собеседование приглашали по предварительной записи, но, кажется, все кандидаты в переселенцы пришли пораньше и пытались прорваться вне очереди. Но у марсиан был налажен порядок -- в конференц-зал пускали строго по времени записи. Фурман отметился у девушки за стойкой -- землянки, а не марсианки, -- встал у окна и, глядя на зимний сад с прудом, ждал, пока подойдёт его очередь.
   Когда вызванный по радио кандидат заходил в конференц-зал, за ним устремлялась толпа. Ждать выхода кандидатов было бесполезно -- их, видимо, выпускали через другую дверь в другой холл.
   -- Наши болваны из всего устроят бардак, -- вполголоса произнёс стоявший рядом человек, державший в руках пластиковый стаканчик с кофе. -- А ещё собрались на другую планету. Научились бы вести себя прилично. -- Он нервно повёл плечами и отпил кофе.
   Человек был высокий, худой, с постриженными под ноль чёрными волосами, выпученными глазами, морщинами на высоком лбу и впавших щеках. Его можно было принять за сорокалетнего, но было ему лет тридцать. Это был Константин Высоцкий, лидер непризнанной Партии Космистов. Партия Космистов была очень мелкая, вряд ли в ней состояло больше двадцати человек -- просто кружок по интересам. Высоцкому предлагали вступить в "КЛФ", но для него "КЛФ" была слишком умеренной партией.
   Теперь многолетняя мечта Высоцкого осуществилась -- он может полететь на Марс. А ведь этого психа наверняка возьмут, подумал Фурман, надо мне с ним подружиться.
   -- На Марсе бардак устроить не получится, -- сказал Фурман.
   -- Конечно, не получится! -- горячо согласился Высоцкий. Когда он обращался к собеседнику, он ещё больше пучил глаза. -- На Марсе создано новое общество на новых принципах.
   -- Новое общество... Пожить бы хоть часок в новом обществе.
   -- Поживём ещё.
   Фурман и Высоцкий представились и пожали друг другу руки.
   -- Так вы из Партии Космистов? -- спросил Фурман. -- Вы один? Где же ваши соратники?
   -- Все передумали, -- с презрением сказал Высоцкий. -- Столько лет болтали о переселении в Космос -- и все передумали.
   -- Не огорчайтесь. Они ещё пожалеют о том, что передумали.
   -- Обидно всё-таки. Старые друзья...
   -- Надеюсь, вы найдёте новых друзей среди марсиан.
   Высоцкий выпучил глаза.
   -- Не марсиане, Пётр. Не марсиане, а люди Космоса. Или люди Океана. Так они себя называют.
  
   * * *
  
   Фурман послал Высоцкого к чёрту в ответ на пожелание "Ни пуха, ни пера!" и вошёл в конференц-зал. Здесь не было ничего марсианского -- стол и расставленные перед ним кресла. Фурмана встретила марсианка -- очень красивая женщина с перетянутыми ленточкой волосами и со странной полуулыбкой. Это была знаменитая Мария Сторер, она же Зен, -- руководитель марсианских посланников, а по совместительству шпион. По крайней мере, Оперативник был уверен, что она шпион. Первая марсианка, которую Фурман видел так близко. Точнее, первый человек Космоса или человек Океана.
   -- Приветствую вас, -- сказала Зен, подняв руку с тонкими длинными пальчиками. Голосок у неё был просто ангельский.
   -- Добрый день, -- ответил Фурман.
   Они сели: Зен -- за стол, Фурман -- в кресло перед столом. Фурман не мог забыть, что хотя Зен выглядит на тридцать, ей, на самом деле, больше ста лет. Он заставлял себя смотреть ей в глаза, но его хватало ненадолго. Что-то загадочное было во всём её лице, в её глазах, в этой полуулыбке. Честно говоря, несмотря на свою красоту, она пугала Фурмана. Он ясно понимал, что перед ним сидит не такой же человек, как он сам. Вообще не человек. А кто это тогда? Сверхсущество?
   -- Вас зовут Пётр Романович Фурман, -- сказала Зен. -- Вы родились в Звёздном Городе. После окончания университета вы работали в Секретной службе Звёздного Города, в так называемом Цирке. Затем вы владели агентством информации и аналитики "П. Р. Ф.", но недавно его продали. Вы разведены, и у вас есть сын-подросток. -- Говоря о биографии Фурмана, Зен не заглядывала ни в какие бумажки. Неужели она помнила биографии всех кандидатов в переселенцы? Или это всё марсианская чудо-техника?
   -- Всё точно, -- подтвердил Фурман.
   -- Теперь вы намереваетесь отправиться на Марс, -- сказала Зен. -- Какова же причина?
   -- Причина простая. Мне хочется начать новую жизнь в другом месте, и как можно дальше от Звёздного Города. Я знаю, что так вам говорят все, кто сюда приходит, но я не могу придумать ничего более оригинального. Мне надоел Звёздный Город, у меня не осталось здесь близких людей, и меня здесь ничего не держит.
   -- А как же ваша жена и ваш сын?
   -- Бывшая жена и сын, который меня ненавидит.
   -- У вас также есть пожилой отец.
   -- У всех пионеров оставались родственники на Земле. У вас тоже.
   -- Вы правы, нам всем пришлось что-то или кого-то оставить на Земле. -- Зен на секунду задумалась, и даже её полуулыбка исчезла.
   Если ей больше ста лет, подумал Фурман, значит, все её близкие родственники на Земле давно умерли. Кажется, эти марсиане не такие уж толстокожие.
   -- Вы говорите, что хотите начать новую жизнь, -- сказала Зен. -- Следовательно, старая жизнь вам не нравится. Но вы не похожи на человека, которому не нравится жизнь в Звёздном Городе. Я осмелюсь предположить, что вы чувствуете себя в Звёздном Городе и в других городах, как рыба в воде.
   Зен смотрела на Фурмана со своей полуулыбкой, как будто видела Фурмана насквозь. Фурман начал злиться -- непонятно, на себя или на неё. Она ждёт полной откровенности, так получит полную откровенность.
   -- Конечно, мне нравится наш Звёздный Городок, -- признал Фурман. -- Толпы людей, автомобили, небоскрёбы, вертолёты, бездомные, мусор, смог, собаки, крысы, шум, вонь -- я ко всему привык. Это мой город. Я здесь родился, здесь, мне казалось, я и умру. Но, понимаете ли, госпожа Сторер, недавно я подумал о своей жизни. Я понял, что у меня была, извините за выражение, паршивая жизнь. Что я сделал в своей паршивой жизни? Добывал секреты, покупал секреты, продавал секреты, перепродавал секреты. Для государства, для самого себя, даже для преступников. Хоть раз в своей паршивой жизни я кому-нибудь помог? Кому-нибудь облегчил страдания? Кого-нибудь сделал счастливым? Всю свою паршивую жизнь я заботился только о себе. Деньги, развлечения, квартира -- больше меня ничего не волновало. Теперь я хочу сделать хоть что-нибудь, чтобы моя жизнь была не такой паршивой. Я хочу начать с нуля, как начинали все пионеры. Скажите мне, госпожа Сторер, имею ли я право начать с нуля?
  
   * * *
  
   Фурман вышел на улицу и вдохнул вонючий воздух. Вспоминая о собеседовании, он даже почувствовал облегчение. Значит, ему не нужно будет лететь на Марс. Зен не была впечатлена тем, что Фурман работал в Цирке. Она не заметила намёки Фурмана на то, что он не прочь сдать некоторые секреты Цирка. Но она отказала ему вовсе не из-за его работы в Цирке. Она вообще ему не отказала -- она просто предложила подождать до следующего раза. Сейчас на Марс полетят те, кому это действительно нужно. А Фурман полетит когда-нибудь потом. Когда? Через год, через два года? Неизвестно.
   Фурман надел респиратор. Конечно, он провалил задание, но муки совести его не терзали: он сделал всё, что смог. Он наверняка не был единственным жонглёром, которого внедряли на Марс. Наверняка Оперативник послал на собеседование разных жонглёров -- и опытных, и новичков, с продуманными легендами. У кого-то обязательно получится пройти собеседование.
   А Фурмана ждёт работа в Цирке -- новое задание на Земле. Ведь Оперативник уже от него не отвяжется -- за освобождение из бетонного мешка надо платить. А какое может быть задание для жонглёра, который себя засветил? Только такое, куда жалко отправлять незасвеченного жонглёра. Такое, из которого вряд ли вернёшься на своих двоих. Ох, кончилась полоса везения, подумал Фурман, навсегда кончилась!
  
   Глава 5.3
  
   В Звёздном Городе было две крупных и влиятельных партии. Партия Естественного Развития во главе с Жарковским исповедовала умеренный консерватизм и привлекала к себе большинство. Партия Старого Порядка стояла на более консервативных позициях. По многим вопросам обе партии держались одного мнения, и существовала точка зрения, что Партия Старого Порядка -- это просто крайне правое крыло Партии Естественного Развития. Члены Партии Старого Порядка иногда резко критиковали политику Партии Естественного Развития, но почему-то никогда не критиковали самого Жарковского.
   Из других партий выделялась "Коалиция Левого Фланга" или "КЛФ", которая была альянсом небольших левых партий: в "КЛФ" входили либералы, социал-демократы, коммунисты, анархисты, феминистки, экологисты, трансгуманисты, атеисты, пацифисты. Много лет эти партии и движения враждовали, бросались взаимными обвинениями, напоминали друг другу старые обиды, но в последние годы сумели по-настоящему объединиться. Отчасти этому способствовало прибытие людей Океана. Безусловно, по земным критериям, общество Марса было левым -- если к Марсу вообще были применимы такие термины, -- поэтому "КЛФ" была наиболее близка к людям Океана.
   Но Зен понимала, что для пользы Унии нужно договариваться со всеми партиями, а левым и правым партиям -- договориться между собой. Нужно хотя бы заставить их сесть за стол переговоров. А для этого нужно найти то, что их объединяет. Зен со своей полуулыбкой говорила Самеху, что, возможно, единственная причина, по которой правые и левые могут объединиться, -- это нападение на Землю врагов с другой планеты. Хотя бы с Марса.
  
   * * *
  
   На встречу с лидерами партий отправились Зен и Самех -- Лара-Ли всё ещё была в Имперском Городе. Самех оставил Милаву и Неждана на попечение Путилина. Хотя Путилин очевидно не нравился Милаве, но больше детей из Аркадии не с кем было оставить. Встреча была назначена в конференц-зале отеля "Рай". Посланники и лидеры партий пожали друг другу руки и уселись за большой овальный стол со стеклянной столешницей.
   Партию Естественного Порядка представлял заместитель председателя Шавкат Абдусаламов, с которым Самех был уже знаком. Жарковский, по словам Зен, горячо одобрил идею встречи, но предпочёл послать вместо себя заместителя. Зато Партию Старого Порядка представлял председатель -- Олег Дозморов, семидесятилетний мужчина, высокий, жилистый, седоволосый, с морщинистым высоким лбом, густыми чёрными бровями, прищуренными глазами, большим носом, толстыми губами, оттопыренными ушами, крупными оспинами на лице. От "Коалиции Левого Фланга" тоже присутствовала лидерка -- Елена Иваницкая, сорокалетняя женщина, высокая -- выше любого из посланников, -- худая, с длинными кудрявыми тёмно-русыми волосами, вытянутым лицом, карими глазами, длинным прямым носом, тонкими губами, выдвинутой вперёд крупной нижней челюстью.
   Абдусаламов, как всегда, был добродушен, он с улыбкой пожал руку не только Дозморову, но и Иваницкой. Дозморов с каменным лицом пожал руку Иваницкой. Иваницкая улыбнулась в ответ на улыбку Абдусаламова и посерьёзнела в ответ на каменное лицо Дозморова. Из трёх лидеров она обладала самой необычной биографией: лесбиянка, феминистка, радикальная экологистка, которая в молодости была приговорена к тюремному заключению за эко-терроризм.
   Абдусаламов предложил Иваницкой сигарету, и она не отказалась. Дозморов засунул в рот потёртую трубку с изгрызанным кончиком мундштука, но не набил её табаком и не раскурил.
   -- Приветствую всех участников, -- сказала Зен, подняв руку с изящными пальцами. -- Я очень рада, что три крупнейшие политические партии согласились участвовать в этих переговорах. Хотя я бы осмелилась назвать это не переговорами, а, например, встречей. Я рассматриваю наше собрание как встречу потенциальных союзников в борьбе за общее дело.
   -- Какое общее дело вы имеете в виду, госпожа Сторер? -- спросил Дозморов, вынимая изо рта трубку и ещё больше прищурив глаза.
   -- По-моему, тут всё ясно, -- уверенно заявила Иваницкая.
   -- Мне не ясно, -- возразил Дозморов. -- Я не понимаю, что такое общее дело. Я понимаю, что такое порядок. Если под общим делом понимается всякий разврат...
   -- К чему это вы клоните?
   -- Друзья мои, не будем начинать со споров, -- сказала Зен. -- Не будем начинать с того, что нас разобщает. Давайте начнём с того, что нас всех объединяет.
   -- Что же нас всех объединяет? -- спросил Дозморов.
   -- Нас объединяет то, что мы все принадлежим к одному человеческому виду. Нас объединяет приверженность общечеловеческим ценностям.
   -- Я ни к какому виду не принадлежу, -- перебил Зен Дозморов. -- Я принадлежу к великорусскому народу, а не к какому-то виду.
   -- Вы же не станете отрицать, что великорусский народ, как вы его называете, -- это часть человеческого вида?
   -- Стану. Отрицал, отрицаю и буду отрицать. Великорусский народ, как и всякий другой народ, развивался при своеобразных условиях -- климатических, географических, экономических, политических, религиозных. Великорусский народ тысячи лет шёл своим путём, отличным от путей, по которому идут народы Европы и Азии. И на этом пути великорусский народ добился огромных успехов. Основал самое большое в мире государство, создал могучую культуру, выстоял во всех войнах и революциях, вышел за пределы Земли. И это сделал не какой-то абстрактный общечеловек, а именно великоросс! -- Дозморов замолчал и вгрызся зубами в мундштук трубки, которую так и не раскурил.
   -- Гром победы раздавайся, веселися, храбрый росс, -- с язвительностью в голосе процитировала Иваницкая.
   Дозморов с недоумевающим видом воззрился на неё -- кажется, он не понял, что это цитата. Абдусаламов продолжал оглядывать всех с добродушной улыбкой. Посланники Марса хранили спокойствие. Самех подумал, что когда человек, известный своими выступлениями против космических исследований и колонизации других планет, говорит о выходе в космос как о великом достижении, это несколько непоследовательно.
   -- Где вы видели этого абстрактного общечеловека? -- продолжил Дозморов. -- Я бывал в других странах, видел многих иностранцев. Все народы разные, у всех свои ценности.
   Дозморов в своём яростном консерватизме напоминал Самеху Богомила и других стариков из первобытного посёлка. Впрочем, эти два консерватизма были схожи только яростью, но суть у каждого была своя. Дозморов и Богомил вряд ли нашли бы общий язык: один яростно поклонялся Матери-Природе, другой столь же яростно поклонялся народу, который понимался как отдельный вид, отделённый от других народов непроницаемыми границами.
  
   * * *
  
   Абдусаламов, во время спора не проронивший ни слова и не показывавший, чью сторону он поддерживает, сослался на важные государственные дела и ушёл. Минуту после его ухода царило молчание, а затем Дозморов примирительно сказал:
   -- Я же не призываю к войне всех со всеми, я за мир между народами, но я требую признать тот непреложный факт, что никакого общечеловечества не существует.
   -- Не признаю, -- с полуулыбкой сказала Зен. -- Не признавала, не признаю и не буду признавать.
   -- И в чём сходство между мной и каким-нибудь африканцем? -- спросил Дозморов. -- У нас всё разное -- от внешности до культуры, до ценностей.
   -- Что касается внешности, -- ответила Зен, -- то это несущественное отличие. Генетически все люди -- это один биологический вид. Генетически разница между вами и человеком из Африки минимальна. Эта минимальная разница не помешает вам иметь плодовитое потомство от связи с африканкой.
   -- Ну, прямо уж потомство... -- буркнул Дозморов, не вынимая трубки из рта. Кажется, перспектива иметь потомство от связи с африканкой его не прельщала.
   -- Что же касается культуры, то давайте взглянем на культуру любого народа, любого племени, любого этноса. Под культурой я понимаю не только искусство, но вообще всё, что создал человек -- искусство, науку, технику, политику, экономику, религию, то есть вторую природу, -- пояснила Зен. -- Так вот, давайте взглянем на культуру любого этноса. Мы увидим, что основы культуры везде одни и те же. Например, у каждого этноса есть свои сказки, свои песни и свои танцы. Разумеется, они отличаются, но, по сути, имеют много общего. Сказки, песни, танцы -- это те элементы культуры, которые имеются у всех и которые понятны всем. В дальнейшем, когда культура развивается, то появляются серьёзные отличия, но основа у всех одна.
   -- Но этика у всех разная, -- возразил Дозморов.
   -- Этика, в конечном счёте, тоже сводится к набору общих элементов.
   -- Какие могут быть общие элементы, если мы верим в разных богов. А кто-то вообще не верит в бога. Какая у него может быть этика? Если бога нет, значит, можно убивать, воровать, развратничать.
   -- Вы заблуждаетесь, когда ставите знак равенства между этикой и религией. Этика старше религии, она может существовать без бога или других сверхъестественных существ.
   -- Это как же?
   -- В основе этики лежит биология. У человека есть голова, две руки, две ноги, он ходит по земле -- ногами вниз, головой вверх. Так он чувствует себя комфортно. Он понимает, что если его перевернуть головой вниз, он будет чувствовать себя некомфортно. Когда он общается с другими людьми, то он видит, что у них тоже есть голова, две руки, две ноги. Он делает вывод, что они такие же люди, как он сам. Далее он делает вывод, что им тоже комфортно ходить головой вверх, а не вниз. Наконец, он понимает: ему не понравится, если его перевернуть вниз головой, следовательно, и другому человеку это тоже не понравится. Таким образом, человек приходит к так называемому "золотому правилу" всех этических и религиозных систем: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. И, заметьте, для этого нет необходимости привлекать каких-либо сверхъестественных существ.
   Иваницкая согласно кивала, Дозморов брюзгливо морщился.
   -- Допустим, -- сказал Дозморов, хотя было ясно, что он ничего такого не допускает. -- Но вот возьмём ценности. Вот возьмём свободу. У меня и у африканца разное понимание свободы. Кто-то ставит свободу выше всего и для него свобода -- это свобода развратничать, а для кого-то сплочённость народа, безопасность народа выше свободы.
   -- Разумеется, есть разные оттенки свободы. Но основа опять-таки одна. Представьте себе, что вас заперли в клетку -- я прошу только представить, -- и каждый день, извините, бьют палкой по голове. Вам это понравится?
   -- При чём тут клетка? На что вы намекаете?
   -- Это просто пример, Олег Витальевич. Вам понравится, если вас запрут в клетку и будут каждый день бить палкой?
   -- Не понравится, конечно. И что из этого?
   -- Вам это не понравится. И точно так же это не понравится любому другому человеку, в том числе африканцу, американцу, женщине, ребёнку, либералу, коммунисту, гею и даже, можете мне поверить, марсианину. Не существует людей, которые бы ценили рабство. Все люди одинаково ценят свободу.
   По лицу Дозморова было видно, что проповеди Зен не произвели на него никакого впечатления.
   -- Вам надо было позвать сюда этих чудаков из Партии Космистов, -- презрительно сказал Дозморов. -- Они любят трепаться об объединении общечеловечества.
   -- Партия Космистов, к сожалению, распалась из-за внутренних противоречий, а лидер Партии Космистов прошёл у меня собеседование и скоро отправится на Марс.
   -- Скатертью дорога. -- Дозморов засунул в карман трубку, которую так и не раскурил, и встал. -- А мне здесь делать больше нечего.
  
   * * *
  
   Когда Дозморов ушёл, Иваницкая выразилась о нём с прямотой бывшей арестантки:
   -- Чёртов старый фашист!
   Зен дипломатично промолчала. Самех подумал, что лучшего определения, чем то, которым воспользовалась Иваницкая, не найти. Иваницкая закурила очередную сигарету и спросила:
   -- Вы поможете нам прийти к власти?
   -- Главным приоритетом для нас является объединение всех политических сил, которые имеются в Звёздном Городе, для борьбы за общее дело, -- ответила Зен. -- Разумеется, все эти силы должны быть равным образом представлены во власти.
   -- Значит, вы готовы и дальше терпеть Жарковского, и Шавката, и Дозморова?
   -- До тех пор, пока они находятся у власти законно, то есть на основании выборов.
   -- Вы же понимаете, что выборы -- это фикция. Каждый раз на выборах побеждает одна и та же партия, один и тот же человек.
   -- Мы не ставим перед собой целью насильственное свержение нынешней власти. Мы вернулись на Землю не для того, чтобы совершать насилие, а для того, что помочь людям Земли, в том числе гражданам Звёздного Города, медленно изменяться. Главными нашими задачами на этом этапе мы видим объединение людей Земли.
   -- Это объединение ускорилось бы, если бы у власти стояли те, кто на вашей стороне баррикад.
   -- Мы пока не видим необходимости выбирать, по какую сторону баррикад вставать, поскольку мы не видим никаких баррикад.
   -- Значит, я всё это время неправильно понимала ваши намерения.
   -- Мы все здесь для того, чтобы лучше понять намерения друг друга.
   -- Слишком много экивоков, Зен. -- В голосе Иваницкой слышалось всё больше раздражения. -- Или лучше сказать -- госпожа Сторер? Ведь сейчас вы говорите не как человек Океана, а как простая землянка.
   -- В какой-то мере я осталась простой землянкой.
   -- Значит, я в вас ошиблась.
   Самех про себя задался вопросом: участвует ли Иваницкая в заговоре против Жарковского, который вынашивает Путилин? Именно к ней должен был обратиться Путилин в первую очередь. Если участвует, то зачем она так себя выдаёт? Путилин сделал свои признания на "каменной тропе" в Западной Сибири, а Иваницкая откровенничает в центре Звёздного Города, отлично зная, что встреча снимается скрытыми камерами и что запись непременно попадёт к Жарковскому. Сам Самех никому не рассказал о признаниях Путилина, не рассказал даже Зен.
   -- Значит, я в вас ошиблась, -- повторила Иваницкая.
  
   * * *
  
   Когда стало понятно, что встреча с лидерами партий оборачивается не просто неудачей, а провалом, в конференц-зал вошёл взволнованный Путилин. Попросив у всех прощения, он на ухо шепнул Самеху, что у него есть важная новость. Самех считал, что важные новости могут подождать, но Путилин считал иначе и настойчиво звал его выйти. Зен взглядом разрешила Самеху выйти с Путилиным. У дверей Путилин поразил Самеха действительно важной и ужасной новостью: Милава и Неждан пропали!
   -- Я только на секундочку их оставил, -- хихикая, оправдывался Путилин.
   -- Но как они могли уйти? -- спросил Самех.
   -- Кажется... кажется, я забыл закрыть дверь, -- опять хихикнул Путилин.
   -- А как их пропустили охранники?
   -- Охранники ничего не могут объяснить.
   Самех был ошеломлён: какое дикое стечение обстоятельств привело к тому, что двое подростков, привезённые из первобытного посёлка и никогда ранее не бывавшие в городе, сумели выйти из огромного охраняемого здания? И как долго эти подростки -- девочка и немой мальчик -- смогут выжить в Звёздном Городе, в котором и коренного жителя поджидают тысячи опасностей?
   -- Охрану я оповестил, -- заверил Путилин. -- Во всех небоскрёбах "Пирамиды", на окружающих улицах, в метро расположено множество видеокамер. Рано или поздно, следы детей найдутся. Сам начальник охраны "Пирамиды" обещал заняться этим делом.
   Путилина вызвали по стартфону, и он повёл Самеха на пост охраны. На посту находился начальник охраны: грузный мужчина лет шестидесяти, тёмные волосы с проседью, залысины, мешки под глазами, большой нос с горбинкой, седая бородка, скрывавшая немного безвольный подбородок. Круглые очки и костюм с бабочкой делали его больше похожим на профессора, чем на охранника.
   -- Что нового, Павел Евгеньевич? -- спросил Путилин.
   Начальник охраны показал на экран.
   -- Мы отследили путь детей. Вот они выходят из номера, вот садятся в лифт и едут вверх.
   -- Вверх? Почему вверх? -- спросил Самех.
   -- Это же ваши дети, вам лучше знать, господин Богданов, -- ответил начальник охраны. -- Вот они выходят из лифта, пересаживаются в другой лифт и едут вниз, в метро. Вот они в метро, едут на Юго-Запад. Вот они выходят на улицу, и здесь их следы теряются.
   -- Там нет видеокамер?
   -- Там есть видеокамеры, господин Богданов, но также там много шпаны с рогатками и арбалетами, поэтому видеокамеры и фонари долго не выдерживают. Мои ребята уже вылетели в этот район и скоро наверняка найдут детей -- они не могли далеко уйти. Я же прошу вас, господин Богданов, дать нам шанс и не обращаться пока в полицию. Мы обычно своими силами справляемся с такими небольшими проблемами.
   -- Если вы так уверены в своих силах, то, разумеется, можете считать, что вы получили этот шанс, -- сказал Самех.
   -- Благодарю, господин Богданов. Я буду сообщать вам обо всех наших действиях.
  
   Глава 6.1
  
   Рысь была очень рада, что в городе нашёлся хоть один добрый человек -- тётя Марго. Что бы Рысь с Нежданом делали без тёти Марго? Тётя Марго отвела их в какой-то дом, где сидели люди и ели, принесла им очень вкусную еду -- два куска мягкого хлеба с мясом между ними, -- добрым голосом расспросила о том, где они живут, кто были их родители, почему они оказались одни на улице. Когда тётя Марго узнала, что Рысь и Неждан из посёлка в лесу, она сильно удивилась и как будто обрадовалась.
   -- Так, значит, вы не из города? -- сказала тётя Марго. -- Бедные вы мои сиротки! Доедайте скорее свои бутерброды, и тётя Марго отведёт вас в одно прелестное местечко. Там вам понравится, там дядя Лёва о вас позаботится.
   -- А дядя Лёва такой же добрый, как вы? -- с набитым ртом спросила Рысь.
   -- Намного, намного добрее, Милочка.
   -- А я думала, в городе нет добрых людей.
   -- В городе очень-очень много добрых людей, Милочка, и дядя Лёва -- один из самых добрых. Он поможет и тебе, и твоему другу. Скажи, Милочка, а почему твой друг постоянно молчит? Он не из разговорчивых, да?
   Неждан с совершенно белым лицом откусил от бутерброда только два кусочка, а остальное отложил.
   -- Он не умеет говорить, -- объяснила Рысь тёте Марго.
   -- Бедный мальчик! -- вздохнула тётя Марго. -- Ладно, поели, а теперь потопали, бедные вы мои сиротки.
   Тётя Марго с Рысью и Нежданом вышли на улицу -- в нос снова вдарил противный запах. Тётя Марго достала три носатых маски и показала Рыси и Неждану, как их надевать. В носатой маске дышать было намного легче. Тётя Марго с Рысью и Нежданом двинулись мимо куч мусора. Рысь увидела деревья: это был не тот странный лес, который Рысь видела в "Пирамиде", где не было ни сосен, ни берёз, ни осин. Здесь было несколько берёз с жёлтыми листьями и несколько рябин с гроздьями спелых красных ягод. Эти деревья были в городе такими же чужаками, как Рысь и Неждан. Мать-Природа была в городе чужаком.
   Возле деревьев стояли взрослые в носатых масках на лицах и с белыми, тлеющими с одного конца палочками в руках. Они разговаривали и смеялись. У одной женщины было большое пузо -- скоро у неё родится ребёнок, догадалась Рысь, -- и эта женщина тоже подносила ко рту дымящуюся палочку. Рядом бегали дети, похожие на детей из посёлка.
   Женщина с большим пузом вдруг заорала: "Куда пошёл? Быстро ко мне!" -- и маленький мальчик, ровесник Людмила, покорно подбежал к женщине с большим пузом. "Кому говорила: не ходи туда, засранец!" -- с этими словами женщина с большим пузом шлёпнула мальчика ладонью по затылку. Другие взрослые не обращали внимания на её крик и продолжали разговаривать и смеяться. Рысь удивилась: в посёлке взрослые никогда не кричали на детей и никогда их не били. И уж просто нельзя было представить, чтобы Саша кричал на детей.
  
   * * *
  
   Рысь и Неждан вошли за тётей Марго в какую-то неприметную дверь, -- тётя Марго стянула с Рыси и Неждана носатые маски, -- прошли по коридору и оказались в большой комнате. Здесь Рысь увидела двух мужчин, которые сидели за столом и держали во рту палочки с тлеющим концом. Они склонились над деревянной доской, а на деревянной доске были расставлены маленькие кругляшки. Эти взрослые мужчины сейчас были похожи на детей из посёлка, которые рассматривают свои сокровища.
   -- Привет, христопродавцы! -- сказала тётя Марго. Она улыбнулась, и её глаза превратились в щёлки.
   Мужчины оторвались от доски, встали и подошли к тёте Марго. Один из них был низкий, худой, с короткими волосами, большими выпученными глазами, острыми скулами и толстыми губами, вытянутыми так, как будто он собирался вас поцеловать. Он был одет в чёрные курточку и штаны, на шее у него была повязана ярко-красная тряпка, а слева, у сердца висел большой, такой же ярко-красный цветок. Второй мужчина был высокий, по виду очень сильный, с редкими длинными волосами, серыми глазами, длинным носом и усами. Он носил зелёную куртку с большими карманами на груди.
   -- Это дядя Лёва, а это его друг -- дядя Вова, -- сказала тётя Марго Рыси и Неждану.
   -- Мы большие друзья! -- Дядя Вова громко хохотнул.
   Дядя Лёва твёрдыми пальцами схватил Рысь за подбородок, приподнял её голову и всмотрелся в лицо.
   -- Ничего себе девочка, -- гнусавым голосом сказал он. -- Костлявая чуток.
   -- Она из первобытного посёлка, -- сказала тётя Марго. -- Придётся сперва откормить. Но и щас видно -- девочка высшего сорта.
   -- Как зовут? -- спросил дядя Лёва у Рыси.
   Рысь уже привыкла к доброму обращению тёти Марго и от грубости дяди Лёвы онемела не хуже Неждана.
   -- Её зовут Милава, а мальчишку -- Неждан, -- сказала тётя Марго. -- Они оба из первобытного посёлка. Мамаша, говорят, умерла. Так что никто их искать не будет. Кстати, мальчишка не умеет говорить -- это тебе тоже пригодится.
   -- Не надо будет отрезать язык, -- сказал дядя Вова и снова хохотнул.
   -- Раздевайтесь, -- приказал дядя Лёва Рыси и Неждану.
   Это было и неожиданно, и просто страшно. Что он собирается с нами делать?! Рысь умоляющим взглядом посмотрела на тётю Марго: пожалуйста, помогите нам!
   -- Какое там "раздевайтесь"! -- возмутилась тётя Марго. -- Ты сперва заплати, а потом раздевай их, сколько влезет.
   -- Лёва, заплати этой жирухе, -- сказал дядя Вова, -- и давай доиграем. Потом осмотришь своих цыплят.
   -- Надо сначала осмотреть, а потом платить, -- сказал дядя Лёва. -- Игра твоя подождёт.
   -- Ага, как я начал выигрывать, так ты: "подождёт"!
   Дядя Лёва обернулся к тёте Марго и сказал:
   -- Отведи их в комнату, я позже их осмотрю, тогда и про деньги поговорим. Может, они больные у тебя. Кто их знает, чего они там подцепили в своих первобытных посёлках!
   Тётя Марго что-то недовольно пробурчала. Когда она снова вывела Рысь и Неждана в коридор, Рысь схватила её за толстые пальцы.
   -- Тётя Марго, вы ведь не оставите нас тут?
   -- Да ничего с тобой не случится, шагай быстрее, -- сказала тётя Марго злым голосом. Таким же злым, каким женщина с большим пузом разговаривала с мальчиком, ровесником Людмила.
   Навстречу им шагал незнакомый мужчина в тёмной одежде и с носатой маской в руке. Он мельком оглядел тётю Марго, Рысь и Неждана. Рысь хотела попросить его о помощи, но он уже входил в ту дверь, за которой дядя Лёва со своим другом играл в непонятную игру.
   Тётя Марго толкнула Рысь и Неждана вглубь коридора. Им повстречалось несколько взрослых женщин. Они были одеты в коротенькие обтягивающие платья, которые совсем не прикрывали голых рук и ног. Их лица были размалёваны красным и синим, от них шёл незнакомый сильный запах, похожий на запах цветов.
   -- О, тётя Марго привела пополнение! -- крикнула одна из размалёванных женщин.
   Женщины обступили Рысь и Неждана и начали трепать их по голове, по щекам, по плечам -- так дети обычно играются с щенками или котятами. Рысь не могла продохнуть от их запаха, у неё чуть не закружилась голова.
   -- Скоро Лёва до сосунков дойдёт, -- сказала та же размалёванная женщина.
   -- Только сосать они будут не мамкину титьку! -- сказала другая размалёванная женщина, и все они громко засмеялись.
   Когда размалёванные женщины прошли мимо и завернули за поворот, то в коридоре всё равно чувствовался их запах.
   -- Вот шлюшки! -- почему-то улыбнулась тётя Марго, и её глаза превратились в щёлки.
   Хотя Рысь просила тётю Марго не оставлять их, тётя Марго ничего не отвечала и только подталкивала Рысь и Неждана. Она открыла дверь, втолкнула Рысь и Неждана внутрь, захлопнула дверь и ушла.
   Рысь и Неждан были заперты в маленькой комнате без окна, где стояли кровать и два стула. Рысь испугалась из-за того, как обращались с ней дядя Лёва и дядя Вова, -- она запомнила этот страшный приказ: "Раздевайтесь!" -- но ещё больше удивлялась тому, как в один миг пропала вся доброта тёти Марго. Неждан был всё время белый, а теперь побелел так, что белее некуда. Он сел на стул, сжался в комок и заплакал. Рыси тоже хотелось плакать, но она не плакала. Она погладила Неждана по рыжим волосам и сказала:
   -- Не бойся, не бойся. Саша спасёт нас, вот увидишь.
  
   * * *
  
   Сколько они пробыли в запертой комнате, Рысь не знала. Сначала они сидели на стульях и молча глядели в пол. У Неждана от плача всё лицо было мокрое, из ноздрей свисали сопли. Рысь утешала его, как могла, но сама не плакала. Она предложила Неждану лечь на кровать. Неждан лёг, долго всхлипывал, а потом заснул.
   Рысь сидела на стуле и думала: вот сейчас откроется дверь, я со всей силы ударю стулом того, кто войдёт -- тётю Марго или дядю Лёву-Вову, -- и мы с Нежданом убежим. Но хватит ли у неё сил так ударить взрослого, чтобы он не смог их догнать? И хватит ли у неё вообще сил ударить взрослого? В посёлке она иногда дралась с мальчиками, с тем же Венцеславом, а тут -- взрослый. А как ещё сбежать? Она думала про это, пока тоже не заснула.
   Когда дверь открылась, то Рысь резко проснулась, но даже не пыталась ударить вошедшего. Взрослый, который вошёл в комнату, был тот самый незнакомый мужчина в тёмной одежде. Он был не похож на мужчин из посёлка, он был не похож на Сашу. Он был похож на дядю Лёву-Вову. Невысокий -- просто коротышка для взрослого, -- худой, с длинными руками, большой головой, чёрными волосами, высоким лбом, морщинами на лице. На верхней губе справа был небольшой шрам.
   -- Приветствую, детки, -- негромким голосом сказал мужчина со шрамом. -- Собирайтесь, пойдёте со мной.
   Рысь мотнула головой и твёрдо сказала:
   -- Нет.
   -- Значит, вы хотите здесь остаться? -- сказал мужчина со шрамом. -- Оставайтесь, а я пойду.
   Рысь вскочила со стула и с надеждой в голосе спросила:
   -- Вы спасёте нас?
   -- Уже спасаю, девочка, -- ответил мужчина со шрамом. -- Собирайтесь, я отведу вас в "Пирамиду", к вашим.
   Рысь подбежала к Неждану и затрясла его за плечо. Неждан проснулся и заозирался, как будто не мог понять, где он и что происходит. Рысь растолковала ему, что скоро они будут у Саши и Маши.
   -- Вы ведь отведёте нас к Саше? -- спросила Рысь у мужчины со шрамом.
   -- К Саше, к Саше. Собирайтесь.
   Мужчина со шрамом повёл Рысь и Неждана по коридору. Они прошли мимо двери, за которой раньше играли дядя Лёва с другом. Дяди Лёвы не было видно, а дядя Вова сидел на полу. Лицо у него было всё в крови, и он держал левой рукой правую, как держат куклу или младенца. Его побил мужчина со шрамом, догадалась Рысь. Он не побоялся двух взрослых, чтобы спасти нас. Значит, он и вправду хороший? Единственный хороший человек в городе?
   Мужчина со шрамом вывел Рысь и Неждана на улицу и дал им носатые маски. Когда они прошли несколько шагов, человек в рваной одежде, который стоял возле стены дома и держал в руках огромный бутерброд, выкрикнул что-то такое, чего Рысь не разобрала. Мужчина со шрамом попросил Рысь и Неждана никуда не уходить, быстро подошёл к человеку с огромным бутербродом, оглянулся туда-сюда и резко, без замаха два или три раза ударил того в живот. Человек с огромным бутербродом выронил бутерброд и согнулся пополам.
   Надо же, какой он сильный, с восхищением подумала Рысь про мужчину со шрамом.
  
   * * *
  
   Рысь и Неждан были в безопасности -- в "Пирамиде", куда привёл их мужчина со шрамом, с Сашей и Машей, которые от радости долго обнимали Рысь и Неждана. Рысь развеселилась. Теперь, когда неприятности были позади, ей даже понравилось это приключение, теперь оно казалось ей совсем не страшным. Она увидела много нового, она увидела город, она увидела людей города -- и детей, и взрослых, -- она встретила хорошего человека.
   Лицо мужчины со шрамом не выходило у неё из головы. А ещё больше не выходило из головы то, как быстро он расправился с человеком, который ел огромный бутерброд. И вовсе он не был похож на дядю Лёву-Вову! Не похож он был и на Сашу, но что-то в нём было очень хорошее. Он же привёл их к Саше! Не то, что эта врунья тётя Марго -- она только притворялась доброй. Привёл к Саше... Но Рыси вдруг захотелось подольше побыть не с Сашей, а с мужчиной со шрамом.
   Неждан вёл себя по-другому -- он снова расплакался и так ослабел, что не смог даже поесть. Маша уложила Неждана в кровать и сказала, что он заболел. Неждан не заснул, а начал метаться, биться головой, мычать, стонать, выть. Маша дала Неждану лекарство и всю ночь просидела с ним, а утром ей показалось, что Неждан что-то хочет сказать, и она позвала Рысь. Рысь увидела, что Неждан и вправду что-то хочет сказать -- мычанием и жестами. И это что-то её сильно огорчило.
   -- Он хочет домой, -- сказала Рысь, -- в посёлок, обратно к дедушке Злобе.
   Неждан закивал головой.
   -- Ты хочешь домой, Неждан? -- спросила Маша, и Неждан ещё сильнее закивал головой.
   Маша переглянулась с Сашей.
   -- Неждан, неужели ты хочешь вернуться в посёлок? -- тоже спросил Саша.
   Неждан закивал и стал тыкать пальцем куда-то в ту сторону, где, как он думал, находится посёлок.
   -- Ты не хочешь уехать с нами в другой город? Наш город совсем не такой, как этот. В нём живут только хорошие люди. Ты много увидишь, многому научишься.
   -- Над-небо, Неждан! -- напомнила Рысь.
   Неждан опять заметался и замычал: нет, он не хотел уехать в город Саши, не хотел в над-небо.
   -- Неужели ты оставишь Милаву одну? -- спросил Саша. -- Ведь она твоя подруга.
   Неждан на мгновение замер, посмотрел на Рысь и снова заметался и замычал.
   -- Он хочет домой, -- грустно сказала Рысь.
   Неждан закивал.
   -- Мы не можем увозить тебя против твоей воли, -- сказал Саша. -- Подумай ещё, у нас есть время. Если ты будешь твёрдо уверен, что хочешь домой, то я отвезу тебя домой, обещаю.
   Неждан закивал и заулыбался. Он улыбнулся первый раз с тех пор, как они приехали в город.
  
   * * *
  
   Неждан проболел ещё несколько дней, хотя Маша говорила, что эта болезнь не из-за каких-то повреждений, не из-за какой-то заразы, а от головы, от мыслей и чувств. Рысь не заходила к Неждану -- она не хотела его видеть. Она-то думала, что они вместе улетят в над-небо. Она думала, что Неждан будет ей как брат, ведь её настоящих братьев больше нет... Рысь вспомнила дедушку, отца и маму, Людмила и Милушу, Милослава и Милорада, Варяга и Мурку -- всю свою семью. И старого Злобу, и Венцеслава, и всех остальных жителей посёлка. Слёзы наворачивались на глаза, но Рысь не плакала.
   Саша попросил Рысь зайти к Неждану -- перед тем, как его увезут в посёлок. Рысь согласилась на Сашины уговоры и вошла к Неждану с недовольным лицом. Она делала вид, что ей всё равно -- уедет Неждан в посёлок или останется с ней и полетит в над-небо.
   Неждан уже мог вставать, теперь его лицо не было таким белым, и веснушки не так на нём выделялись. Выглядел он весёлым. Веселится ещё, с досадой подумала Рысь. Но когда Неждан подошёл к ней и взял за руку, то она поняла, что не может на него злиться. Ведь это был её друг Неждан, её самый лучший друг, она знала его всю жизнь, она только ему показывала свои сокровища, она его защищала, а он защищал её. Она вспомнила, как они вдвоём схватили луки и побежали вслед за чужаками, которые сожгли посёлок. Неждан тогда ни капельки не испугался. И не испугался, когда на них напали городские мальчики.
   Неждан приложил ладонь Рыси к своей груди -- туда, где билось его сердце. Приложил и прижал. Он опять что-то хотел сказать. И каким-то чудом Рысь угадала.
   -- Ты что, хочешь сказать мне своё тайное имя? -- спросила Рысь.
   У жителей посёлка было два имени: тайное и мирское. Мирское знали все, а тайное -- только самые близкие родственники: дедушка, бабушка, мать, отец. Даже братья и сёстры не знали тайных имён друг друга.
   И вот теперь Неждан хотел открыть Рыси, как его зовут по-настоящему. Он отпустил руку Рыси и приставил свои ладони к голове -- он показывал разлапистые рога.
   -- Олень? -- спросила Рысь.
   Неждан мотнул головой и снова показал рога.
   -- Лось! -- поняла Рысь. -- Конечно, Лось!
   Неждан с улыбкой закивал.
   -- Я никому не расскажу, -- пообещала Рысь и наклонилась к уху Неждана. -- А моё тайное имя знаешь какое? Знаешь? Моё тайное имя -- Рысь.
   Неждан снова улыбнулся и стал совсем похож на прежнего Неждана -- Неждана из посёлка, лучшего друга Рыси. Неужели, подумала Рысь, я больше никогда не увижу эту улыбку?
  
   Глава 6.2
  
   С помощью Поздеева Фурман быстро нашёл почтенное заведение, где работала та шлюха, которая сдала Фурмана верзиле. "Только не очень там... -- предупредил Поздеев. -- Чтобы до Оперативника не дошло".
   Почтенное заведение находилось в микрорайонах на Юго-Западе, Фурман долетел туда на такси. Не обращая внимания на собак, крыс и бездомных, Фурман дошёл до пристройки к тридцатишестиэтажной "китайской стене". Над неприметной дверью висела вывеска "Сауна. Бильярд", над вывеской торчала видеокамера. Ещё одна вонючая нора Крысиного Города.
   Фурман позвонил в домофон, назвал кодовое слово, которое он узнал от Поздеева, и его без вопросов впустили. В коридоре он увидел невероятную толстуху -- таких он в жизни не встречал! -- и двух подростков -- мальчика и девочку. Фурман сразу приметил, как сильно отличаются одежды толстухи и подростков. Толстуха была одета в рваньё, как все бездомные, а подростки -- в чистую выглаженную одежду. Что-то было странное в этих подростках, но сейчас на них не было времени.
   Фурман вошёл в комнату, где сидели двое с сигаретами в зубах и играли в нарды на деньги. Один из них был низкий, худой, с короткими волосами, большими выпученными глазами, острыми скулами и толстыми губами, вытянутыми так, как будто он собирался вас поцеловать. Он был одет в строгий костюм, на шее у него был повязан ярко-красный галстук, а в петлице висела большая, такая же ярко-красная роза. Второй был высокий, по виду очень сильный, с редкими длинными волосами, серыми глазами, длинным носом и усами. Он носил зелёную военную куртку с большими накладными карманами на груди. Про первого Фурман знал, что это хозяин почтенного заведения Лев Усыскин, а второй, видимо, был местным бандюганом, который крышевал Усыскина.
   -- Чем могу служить? -- гнусавым голосом спросил Усыскин, отрываясь от доски для нардов.
   -- Мне нужна одна из ваших девочек, -- ответил Фурман.
   Усыскин встал.
   -- Девочки, мальчики, мальчики-девочки -- всё к вашим услугам.
   -- Мне нужна Мария Ватсон.
   -- Наша Мэри популярна! -- Усыскин обернулся к бандюгану, и тот хохотнул.
  
   * * *
  
   Когда Фурман и Усыскин вышли в коридор, в нос Фурману шибанул запах дешёвых афродизиаков. Наверное, сотрудницы почтенного заведения разошлись по рабочим местам.
   -- А что, дети у вас тоже имеются? -- спросил Фурман.
   -- Так вас интересуют дети? Только назовите возраст, и мы всё сделаем.
   -- Спасибо, это я так, на всякий случай. Сейчас меня интересует ваша популярная Мэри.
   Усыскин довёл Фурмана до нужной двери и вежливо постучал. "Войдите", -- послышался из-за двери женский голос. Тот самый голос, который Фурман впервые услышал в ночном кинотеатре на просмотре киноэпопеи о Великой войне. Ему казалось, что с тех пор прошёл уже целый год...
   Усыскин показал рукой в сторону двери и удалился. Фурман подождал, пока Усыскин исчезнет из виду, и вошёл в комнату, которая была пропитана запахом дешёвых афродизиаков. Тяжёлые шторы, толстый ковёр на полу, зеркальный потолок и огромная, в полкомнаты, квадратная кровать. Мэри лежала на квадратной кровати и курила сигарету. Да, это была та самая шлюха из кинотеатра: такая же пышногрудая, широкобёдрая, такая же некрасивая -- слишком узкие глаза, слишком толстый нос, слишком тонкие губы, -- но обаятельная. И одета она была так же: в облегающие шорты и маечку канареечного цвета.
   Увидев, что Фурман вошёл, она встала не сразу. Не отводя взгляда от Фурмана, она затянулась сигаретой, потом стряхнула пепел в стеклянную пепельницу, медленно опустила ноги на ковёр и медленно подошла к Фурману, виляя широкими бёдрами и ставя ступни так, как будто шла по канату. Она обняла Фурмана за шею, улыбнулась, мило наклонила голову на бок и сказала:
   -- А ты мне нравишься.
   Было видно, что Фурмана она не узнала. Мало ли таких мужиков она видала за свою восемнадцатилетнюю жизнь! Фурман тоже улыбнулся и вдруг -- "это "вдруг" всегда так ужасно!", как заметил бы номер Пятнадцать, -- коротким ударом кулака врезал ей по печени. Мэри раскрыла рот, захрипела, нагнулась и осела на ковёр. Снизу вверх она посмотрела на Фурмана глазами, в которых скопились слёзы. Но на лице у неё не было страха, а только злость.
   Едва отдышавшись, она привстала и потянулась к тревожной кнопке в стене -- пыталась вызвать своего хозяина. До кнопки она не дотянулась -- Фурман врезал ей по лицу, и она упала, забрызгав ковёр своей кровью. Фурман легко подхватил обмякшее тело и перенёс его на кровать. Мэри вжалась в подушку, из её разбитых губ текла кровь. Фурман надел кожаные перчатки-кастеты с металлическими вставками на костяшках. Потом он достал из кармана шёлковую нитку с двумя кусками засушенного мяса и потряс ими перед лицом Мэри.
   -- Знаешь, что это такое, девочка? -- спросил Фурман. -- Это уши того ублюдка, того верзилы, которому ты меня сдала. Ты, надеюсь, помнишь, девочка: моя специальность -- некрофилия.
   Узкие глаза Мэри стали не круглыми, а квадратными от ужаса. Вот теперь она узнала Фурмана.
  
   * * *
  
   Фурман лежал на кровати рядом с Мэри и смотрел в зеркальный потолок. В зеркальном потолке отражалась голая Мэри с лицом, перепачканным кровью. Фурман встал с квадратной кровати, прикрыл покрывалом лицо Мэри и оделся. Его взгляд зацепился за обрывки валявшихся на ковре шорт и маечки Мэри, и он вспомнил об одежде подростков, которых видел в коридоре. Что-то было странное в этих подростках, что-то было странное в их одежде.
   Эх, Фурман, староват ты стал, сказал он себе, когда наконец додумался. Ведь на этих подростках была такая же одежда, как на марсианских посланниках. Вроде обычные курточки, рубашки, брюки, туфли, но марсианское происхождение выдавали необычный крой и необычный материал. Фурман читал в марсианском досье, что этот материал, придуманный на Марсе, дышит, никогда не пачкается и никогда не мнётся. Значит, марсиане привезли с собой подростков? Или это земные подростки? "Так вас интересуют дети?" -- вспомнил Фурман вопрос Усыскина. Марсиан тоже интересуют дети? Ладно, разберёмся!
   Фурман натянул кожаные перчатки-кастеты, вышел из комнаты Мэри и сразу же в коридоре наткнулся на Усыскина и его приятеля-бандюгана. Бандюган держал руку в кармане военной куртки, и в этой руке, кажется, был зажат парализатор.
   -- Бедная Мэри, -- гнусавым голосом сказал Усыскин, и его приятель хохотнул. -- Теперь ей только одна дорога -- на свалку. И за это вам придётся отдельно заплатить.
   Значит, в комнате Мэри была не только тревожная кнопка, подумал Фурман, но и видеокамера. Значит, Усыскин спокойно смотрел, как его "популярную" девочку избивают до полусмерти и имеют во все дыры, чтобы потом взять за это отдельную плату.
   -- Деньги у меня есть, -- ответил Фурман.
   Они прошли в комнату, где на столике стояла доска для нардов -- игра не закончилась, -- а рядом лежала пачка банкнот. Усыскин назвал сумму.
   -- Вы что-то говорили о детях, -- сказал Фурман.
   -- Так вас интересуют дети? -- спросил Усыскин. -- Девочки или мальчики?
   -- Девочка и мальчик лет двенадцати-тринадцати. Сегодня я видел их в коридоре с какой-то женщиной. Такой, знаете ли, полноватой женщиной.
   Бандюган хохотнул, а Усыскин сказал:
   -- Это же новички. Пока они ничего не умеют. Если они вас интересуют, мы с вами свяжемся примерно этак через недельку. Но у нас есть опытные двенадцатилетки -- вы будете приятно удивлены.
   -- Меня интересуют именно неопытные, если вы меня понимаете.
   -- Понимаю. Но эти двое даже ещё не приняты на работу. Тётя Марго их привела только сегодня. Тётя Марго -- это та полноватая женщина, которую вы видели. Скажу вам по секрету, это наш главный поставщик бедных сироток. Она высматривает на улице нужную девочку, потом натравливает на неё шпану с арбалетами, а потом сама же "спасает" от шпаны. После такого девочка готова пойти с тётей Марго хоть на край света, а добрая тётя Марго приводит её к вашему покорному слуге.
   Усыскин закурил и предложил сигарету Фурману. Фурман почувствовал, как к горлу подкатывает комок горькой слизи, и не взял сигарету.
   -- Если эти дети всё равно новички, -- сказал он, -- то есть вы в них ещё не вложились, я хотел бы выкупить их у вас.
   -- Боюсь, ничего не выйдет, -- сказал Усыскин. -- Простите, но мы слишком долго говорим, а деньги за Мэри пока не получены. Я так беспокоюсь за бедную девочку. Она ведь самая талантливая из всех, кто у меня работал. Всего два года назад, когда её привела тётя Марго -- а её тоже нашла тётя Марго, -- она не могла отличить...
   -- Всё-таки я бы хотел выкупить детей, -- перебил Фурман. -- Назовите любую сумму.
   Усыскин ещё сильнее вытянул губы и сделал еле заметный жест бандюгану. Бандюган вытащил из кармана куртки руку -- конечно, в ней был зажат парализатор.
   -- Деньги, и разговор закончен, -- сказал Усыскин.
   Фурман мог бы тоже вытащить свой парализатор, но разминка с Мэри пробудила в нём огромное желание ещё кого-нибудь избить -- по старинке, кулаками, чтобы костяшки ныли. Он сделал вид, что хочет достать из внутреннего кармана пиджака бумажник и шагнул к Усыскину и бандюгану.
   Бандюган хохотнул. Фурман левой рукой перехватил руку бандюгана с парализатором, резко вывернул её и рванул вверх, одновременно несколько раз правой рукой врезав бандюгану в солнечное сплетение. Бандюган заорал, -- плечо вывихнуто, попробуй не заорать, -- выронил парализатор и наклонился. Фурман отпихнул парализатор ногой и ещё несколько раз, с наслаждением врезал кулаком в лицо бандюгана -- к вывихнутому плечу прибавились выбитые зубы и сломанный нос.
   Боковым зрением Фурман следил за Усыскиным. Усыскин так перепугался, что заблудился в собственной комнате. Ему бы, дураку, побежать к двери, но он отходил вглубь комнаты и по пути опрокинул столик -- доска для нардов упала, шашки и банкноты рассыпались по полу. Желание кого-нибудь избить Фурмана не покинуло. Хотя Усыскин был слишком жалкой для этого целью, Фурман всё равно расколотил ему лицо и, хныкающего, загнал за опрокинутый столик.
   О чём там предупреждал Поздеев? "Чтобы до Оперативника не дошло". Чтобы Оперативник, видите ли, не расстроился... А какое это имеет значение для Фурмана? Какое это имеет значение для даже не бывшего, а конченого -- именно так, конченого! -- жонглёра?
  
   * * *
  
   Странными они были, эти подростки -- и не только из-за одежды. От марсиан они явно отличались, но отличались и от жителей Крысиного Города. Девочка была загорелая, ловкая, волосы её были заплетены в две косички -- косичек городские девочки не носят. Умные карие глаза смело оглядывали Фурмана. Она была ещё девочкой -- для Фурмана она была пока маловата, чтобы попользоваться ей, как бедной Мэри. Но скоро, скоро женщина вытеснит в ней ребёнка, и мужики будут валяться у её ног. Фурман не мог и надеяться, что, повзрослев, она хоть на секунду взглянет на него, старика и урода. Заплаканный мальчишка был совсем другого сорта -- рыжий, бледный, и вообще вёл себя, как умственно отсталый.
   После недолгих уговоров подростки согласились уйти с Фурманом. Уйти им никто не мешал. На улице Фурман надел свой респиратор и выдал подросткам респираторы, которые он прихватил в комнате Усыскина. Бездомный, который жрал огромный бутерброд и видел, из какого почтенного заведения вышёл Фурман с подростками, заорал пьяным голосом:
   -- Тебе чо, одного пацана мало! Отдай девку!
   Фурман уже удовлетворил своё желание кого-нибудь избить -- три человека за сегодня! -- но этот кусок говна просто сам напрашивался. Фурман быстро подошёл к бездомному и несколько раз резко ударил его в живот. Бездомный выронил бутерброд, сполз по стене на землю, и Фурман поскорее отошёл, чтобы бездомный не замарал его одежду выблеванными кусками бутерброда.
   Фурман привёл подростков в закусочную, заказал для них жареной картошки, газировки и мороженого и стал думать о том, как попасть к марсианам. Если это марсианские дети -- а по их разговору и манере поведения это было неочевидно, -- и если они пропали, то их наверняка ищут охранники "Пирамиды". Охрана "Пирамиды" в таких случаях, чтобы не портить свою репутацию, старается до последнего не обращаться в полицию. У них своя профессиональная гордость. Тем более начальником охраны там работает бывший жонглёр -- из тех, кто не спился, как большинство бывших жонглёров. И не просто бывший жонглёр, а мой приятель Смеян. Вот он-то и приведёт меня к марсианам.
   Пока подростки жрали картошку и рыгали из-за газировки, Фурман связался с охраной "Пирамиды". Его долго не хотели соединять со Смеяном. Даже когда он сказал, что он жонглёр, это всё равно не помогло -- видимо, много бывших жонглёров надоедали своему более удачливому коллеге нытьём о помощи. Но когда Фурман упомянул о марсианах и пропавших подростках, то его соединили со Смеяном в одну секунду. Смеян выслушал Фурмана и коротко приказал вести подростков к нему. Фурман так и не понял, подростки -- марсиане или нет?
   Подростки наелись и отрыгались -- разве марсиане так себя ведут? -- и Фурман вместе с ними двинул к ближайшей площадке такси. Он заметил, что девочка не отрывает от него взгляда. Но когда он оборачивал к ней голову, то она отводила глаза. Странные они, эти подростки. Особенно девочка.
  
   * * *
  
   Второй раз Фурман встречался с марсианином. Самех, или Александр Богданов, как и Зен, отличался от жителей Звёздного Города -- гладкостью кожи, особой стройностью, приятностью голоса, кошачьей плавностью движений. Под марсианской одеждой скрывались сильные мускулы. Больше всего Фурмана напрягало то, что Самех -- негр. Фурман видел Самеха по телеэкрану, читал о нём в марсианском досье и знал, что он негр, что его дед был африканцем, который женился на уроженке Имперского Города. Но одно дело -- читать о негре, а другое -- общаться с негром, пожимать ему руку, улыбаться ему. Впрочем, Самех был полукровкой, мулатом: кожа не чёрная, а коричневая -- чайного цвета, -- а черты лица почти совсем европеоидные.
   В Зен, в этом столетнем сверхсуществе, Фурмана напугала её загадочная полуулыбка. Теперь его точно так же напугали чёрные глаза Самеха. В них мелькала какая-то скрытая сила, и эта-то сила и пугала. В них как будто горел огонь -- не мягкий огонь свечи, а злобный, убивающий огонь пожара, когда горит лес или дом. Самех тоже был не человеком, а таким же сверхсуществом, как Зен. Фурман представил себе целый огромный город на Марсе, который населён сверхсуществами, и понял, что Оперативник был прав: марсиане опасны не только для отдельного государства, но и для всей нашей планеты, а значит, Фурман обязан внедриться на Марс.
   Когда Фурман рассказал Самеху о том, как подростки попали в почтенное заведение Усыскина, Самех возмутился -- эти подростки явно что-то для него значили. Они не были марсианами, но были важны для марсиан. О том, зачем Фурман пришёл в почтенное заведение, что он там делал и каким способом вытащил подростков из лап Усыскина, он рассказал без особых подробностей: незачем марсианину знать о кожаных перчатках-кастетах и обо всём остальном.
   -- Господин Фурман, -- спросил Самех, наливая себе и Фурману яблочно-апельсиновый сок, -- как я могу вас отблагодарить?
   -- Вы, наверное, знаете, -- ответил Фурман, -- что я хотел полететь на Марс. Я проходил собеседование у госпожи Сторер, и она мне отказала.
   -- Отказала? -- переспросил Самех.
   -- Ну, не отказала, -- поправился Фурман, -- а предложила подождать до следующего раза. Но когда он будет, этот следующий раз?
   Самех отпил сок и сказал:
   -- Вы ведь работали в Секретной службе? В Цирке?
   -- Чего уж тут скрывать -- у вас все мои данные. Да, я работал в Цирке.
   -- Следовательно, вы жонглёр. -- Самех загорелся от любопытства: он явно первый раз видел живого жонглёра. -- Мне всегда было интересно, почему теперь на Земле шпионов называют жонглёрами. В наше время их называли просто шпионами. Так откуда появилось это необычное прозвище? Потому ли, что "жонглировать" по-английски обозначает "обманывать"?
   Звучит немного обидно, подумал Фурман и одним глотком допил сок.
   -- Это не прозвище, господин Богданов. Нас называют жонглёрами потому, что мы и есть жонглёры.
   Фурман немного отошёл от стойки, за которой они оба стояли, взял наполовину выпитую закрытую бутылку сока, свой стакан и попросил стакан Самеха. Самех быстро допил сок и дал его Фурману. Фурман взял два стакана в правую руку, а бутылку в левую -- и стал жонглировать. Начал он с самых простых трюков, потом без остановки перешёл к более сложным. Один раз стаканы слегка столкнулись в воздухе, но не разбились. В другой раз один стакан выскользнул из ладони и упал, но Фурман ловко -- на самом деле, это получилось случайно -- поймал его носком ботинка, подбросил и продолжал жонглировать.
   Самех смотрел на Фурмана чуть не с открытым ртом -- такого-то он уж точно не ожидал. Не видел ты, марсианин, как я жонглировал лет двадцать назад! Когда Фурман закончил, поймав оба стакана на горлышко бутылки, и при этом ничего не разбил, Самех зааплодировал и сказал:
   -- Господин Фурман, вы полетите на Марс, я вам обещаю.
  
   Глава 6.3
  
   Прибыв на Землю, Самех сразу же разослал запросы в библиотеки и архивы с просьбой найти и прислать все материалы, связанные с археологом Антоном Кунгурцевым, и долго не получал никакого ответа. Только в день, когда проходили переговоры лидеров партий и когда пропали Милава и Неждан, пришла посылка из Тюмени -- того города в Западной Сибири, где жил и Кунгурцев, и его младший современник, поэт-самоубийца.
   В посылке лежали пять толстых тетрадей, точнее, самодельно переплетённых бумажных листов. Это были фотокопии неопубликованных даже фрагментарно дневников Кунгурцева -- настоящее сокровище для исследователя. Наконец-то Самех получил возможность заглянуть во внутренний мир Кунгурцева. Но в тот день и на следующий день Самех мог думать только о пропавших детях.
   Когда начальник охраны сообщил Самеху о том, что дети нашлись, Самех не мог сдержать радости. Эти дети стали для него близкими людьми. Разумеется, он не воспринимал их как своих собственных детей. Они были его учениками, а Милава была его самой любимой, самой способной, самой талантливой ученицей -- не среди детей из посёлка, а среди всех его учеников, в целом. Теперь он не чувствовал, а знал, что она сумеет стать не просто кем-то вроде Зен или Лара-Ли -- она намного превзойдёт этих лучших представительниц людей Океана.
   Начальник охраны привёл Милаву и Неждана, а вместе с ними -- какого-то незнакомого человека. Это был мужчина лет сорока пяти: невысокого роста, жилистый, узкие плечи, короткое туловище и длинные руки, вытянутая лошадиная голова, чёрные волосы, высокий лоб с залысинами, глубокие морщины на лбу и вокруг рта, выпуклые глаза, тщательно выбритый подбородок, крупные зубы, небольшой шрам на верхней губе справа. Он был одет в новый, с иголочки деловой костюм, который скрадывал недостатки фигуры.
   Начальник охраны назвал имя мужчины со шрамом: Пётр Романович Фурман. Было очевидно, что Фурман и начальник охраны давно знакомы. Поскольку Самех знал, что начальник охраны некогда работал в Цирке -- как теперь говорят, был жонглёром, -- то с большой долей вероятности и Фурман был жонглёром.
   Фурман выразил желание побеседовать с Самехом о важном деле -- говорил он негромко, наверное, из-за шрама на губе. Самех ненадолго оставил Фурмана и увёл детей к Зен, тем более Неждан был бледнее обычного, выглядел ослабевшим и больным. Зен, которой Самех рассказал о Фурмане, предупредила, что Фурман действительно работал в Цирке, а недавно приходил к ней на собеседование, но она ему отказала. Вернее, не отказала, а предложила подождать до следующего раза. Фурман показался ей очень умным, но очень жестоким, очень опасным человеком, несмотря на его блестящие манеры. Его слова о желании начать жизнь с нуля вызвали у Зен недоверие.
   После слов Зен Самех догадался, какое важное дело имел в виду Фурман. Разумеется, Фурман не потерял желания отправиться на Марс. Теперь Самех не посмел бы отказать Фурману. Как же он мог отказать тому, кто спас Милаву?
   Самех и без предупреждения Зен видел скрытую в Фурмане жестокость и опасность. Самех видел в Фурмане коренного обитателя Звёздного Города -- пожалуй, в данном случае вернее сказать: Крысиного Города, -- видел воплощение всех пороков его общества, которое зашло в эволюционный тупик. Самех видел, что Фурман имеет большой опыт в грязных делах, более того, он профессионал грязных дел. Достаточно было его рассказа о том, как он вызволил Милаву и Неждана из публичного дома. Слишком легко хозяин публичного дома согласился с тем, чтобы отдать Фурману только что приобретённую девочку. О применении физической силы Фурман даже не упомянул, а по нему ясно было видно, что применять физическую силу он умеет и любит.
   В то же время Самех видел, что Фурман наполнен смертельной усталостью, и это была не физическая усталость. На собеседовании он говорил Зен, что хочет начать с нуля. Теперь он помог Милаве и Неждану. Разве хотя бы за это он не заслуживает награды, разве он не имеет права начать с нуля?
   Умение Фурмана жонглировать ещё больше расположило к нему Самеха. Он считал, что шпионов называют жонглёрами только для конспирации, но он никак не ожидал, что жонглёры действительно умеют жонглировать. А как Фурман, не прерывая жонглирования, поймал носком ботинка упавший стакан! Такая ловкость при отсутствии мускульных фейнманов просто восхитила Самеха.
   Одним словом, Самех поверил Фурману. Разумеется, сомнения оставались, но любой кандидат в переселенцы вызывал сомнения: идеальных людей среди них не было. Самех как никто понимал, что и среди людей Океана не было идеальных. Он знал, что Зен будет возражать, но надеялся, что сумеет её переубедить. Когда Фурман закончил жонглировать, Самех пообещал ему, что тот полетит на Марс.
  
   * * *
  
   Неждан болел, мучился и жестами просился обратно в посёлок. Не помогали никакие уговоры, никакие рассказы о том, что город на Марсе сильно -- и в лучшую сторону -- отличается от города на Земле. Неждан как будто забыл о дружбе с Милавой и продолжал проситься в посёлок. Милава обиделась на Неждана и не заходила к нему. Можно было понять Милаву. Но можно было понять и Неждана.
   Всё-таки это были очень разные характеры. В Милаве самой главной чертой было любопытство, а в Неждане любопытства было мало. Его главной чертой было дружеское чувство к Милаве. Он согласился уехать в Звёздный Город только из-за Милавы, но с самого начала испугался города. Милава восприняла выход в город как интересное, нестрашное приключение. Неждан же испугался ещё больше. Даже его дружеское чувство к Милаве не могло осилить его страх.
   Самех и Зен решили, что Неждана следует отвезти в посёлок. Самех очень не хотел возвращаться в посёлок и, тем более, не хотел возвращать туда Неждана. Но он понимал, что ехать придётся именно ему. Он хорошо представлял, как встретят его Злоба и другие старики -- они обвинят его в похищении Неждана, и опять Самеху придётся что-то долго объяснять. Объясняться и просто общаться с жителями первобытного посёлка у Самеха не было ни малейшего желания.
   Перед отлётом в посёлок Самех попросил Милаву всё-таки зайти к Неждану, чтобы попрощаться. Самех не знал, о чём они говорили, но, кажется, они примирились. Увидит ли Милава когда-нибудь Неждана? Захочет ли она увидеть Неждана после жизни на Марсе? А захочет ли её увидеть Неждан, который чем дальше, тем больше будет превращаться в подобие Злобы? Самех чувствовал свою ответственность за судьбу этих детей.
  
   * * *
  
   Когда к Самеху зашёл Путилин, это стало ещё одним поводом для вопросов и сомнений. Самех ставил себя на место Путилина и видел, что тот после откровений, сделанных на "каменной тропе", живёт в постоянном страхе. А зачем сейчас Путилин зашёл к Самеху, было непонятно. Путилин смущался, хихикал больше обычного, то вставал, то садился, то пересаживался с места на место. Казалось, он делает всё, чтобы не уходить от Самеха. Самех ожидал было новых откровений, но Путилин не говорил ни о чём конкретно.
   С Самехом связался начальник охраны и попросил разрешения зайти. Самех, разумеется, разрешил. Путилин страшно испугался звонка, он сел на стул и весь задрожал, мелко тряся головой. Он как будто впал в транс. На вопросы Самеха о том, что случилось, он не отвечал. Если он боялся, что Самех его выдаст, то почему теперь пришёл к Самеху и очевидно не желал уходить?
   Вошёл начальник охраны, а следом за ним -- четверо незнакомых мужчин. Трое были одеты в полицейскую униформу, а четвёртый -- в штатский костюм и плащ, в руках он держал шляпу и кожаную папку. Во внешности четвёртого было что-то смешное, нелепое: маленький, худой, короткие чёрные с проседью волосы, густые чёрные брови, немного косящие маленькие чёрные глаза, оттопыренные уши, большой кривой нос, маленький рот, щетина вокруг рта, большая чёрная родинка на левой щеке.
   -- Извините, господин Богданов, -- сказал начальник охраны, -- к вам из полиции. Это полковник Афромеев и его сотрудники.
   -- Очень рад познакомиться с представителем Марса, -- сказал полковник, и его губы растянулись от уха до уха. В этой улыбке тоже было что-то смешное и нелепое.
   -- Чем обязан посещению полиции? -- спросил Самех.
   -- У меня имеется ордер на арест господина Путилина. Ознакомьтесь.
   Самех оглянулся на съёжившегося и дрожавшего Путилина. Теперь стало понятно, почему Путилин пришёл к Самеху. Он, по-видимому, знал или догадывался о предстоящем аресте, но посчитал, что полиция не осмелится арестовать его у Самеха. Тем не менее, полковник Афромеев с ордером на арест все-таки явился.
   -- В чём обвиняют господина Путилина? -- спросил Самех полковника.
   -- В организации антидемократического государственного переворота, -- буднично ответил полковник, как будто ему каждый день приходилось арестовывать людей, обвиняемых в таком тяжком преступлении.
   Организация государственного переворота! Следовательно, Жарковский узнал о планах Путилина и его единомышленников. Что же теперь делать? Зен недавно вызвали к Жарковскому, и посоветоваться Самеху было не с кем.
   -- Разве мы не находимся на территории посольства Марса? -- обратился Самех к начальнику охраны.
   Начальник охраны промолчал.
   -- Вы находитесь на территории делового комплекса "Пирамида", где действуют законы Звёздного Города, господин Богданов, -- вместо начальника охраны ответил полковник. -- Я имею приказ применить силу в случае препятствования исполнению моих служебных обязанностей.
   -- Попробуйте, -- невозмутимо ответил Самех.
   Неожиданно Самех почувствовал желание, чтобы полицейские действительно применили силу. Тогда бы Самех... Но Самеху немедленно стало стыдно из-за такого желания. Разве не он столько лет проповедовал ненасилие? Путилин наконец поднял трясущуюся голову и с надеждой посмотрел на Самеха. Начальник охраны, бывший жонглёр, усмехнулся: было видно, что к полковнику он не питает особого уважения -- сотрудники секретных служб и полицейские во все времена недолюбливали друг друга. Полковник не сделал ничего -- не произнёс ни одного слова, не двинулся с места, даже не изменился в лице.
   -- Вы препятствуете аресту опасного государственного преступника, господин Богданов, -- сказал полковник.
   -- Я полагаю, полковник, -- сказал Самех, -- что вам необходимо покинуть это помещение. Я вас больше не задерживаю.
   Полковник обернулся к троице в полицейской униформе. Те достали из своих кобур ручное короткоствольное оружие, похожее на пистолеты. Это были парализаторы, заряженные наэлектризованными металлическими иглами. В Звёздном Городе был такой высокий уровень повседневного насилия, что в попытке с ним справиться правительство запретило любое летальное оружие, карая смертной казнью даже за его ношение. И преступники, и полицейские были вооружены только нелетальным оружием -- парализаторами и электродубинками.
   -- Предупреждаю вас в последний раз, господин Богданов... -- начал полковник, но Самех его перебил:
   -- Это я вас предупреждаю: господин Путилин входит в число тех лиц, которые изъявили желание переселиться на Марс. С этого момента я считаю его не гражданином Звёздного Города, а гражданином Марса. Вы осознаёте, к чему приведёт попытка арестовать гражданина Марса?
   Начальник охраны, склонив голову, то тщательно чесал нос, то поправлял свои круглые очки, чтобы скрыть усмешку. Троица в униформе вопросительно посмотрела на полковника. Полковник был растерян -- такого поворота он не ожидал, -- но быстро взял себя в руки.
   -- Кто приказал доставать парализаторы, болваны? Вы куда пришли, в притон, в бордель? Убирайтесь отсюда! -- закричал он на троицу -- и в этом приступе напускного гнева тоже было что-то смешное, -- а потом повернулся к Самеху. -- Прошу прощения, господин Богданов, за своих подчинённых. Молодые, опыта пока маловато.
   Когда полковник с троицей и начальник охраны вышли, Путилин кинулся обнимать Самеха. Его губы кривились, по лбу катился пот, в глазах застыли слёзы.
   -- Вы спасли мне жизнь! -- Он задыхался от восторга. -- Вы просто не понимаете! Вы... спасли... мне... жизнь!..
  
   * * *
  
   По телеэкрану передавали сенсационные новости.
   Абдусаламов и половина членов Гражданского Собрания арестованы за организацию антидемократического государственного переворота. Иваницкая объявлена в розыск как сообщница Абдусаламова. Оставшиеся на свободе члены Гражданского Собрания вопреки закону за один день изменили Конституцию, и Первый Сопредседатель стал единственным Верховным Председателем Гражданского Собрания.
   Партия Естественного Развития и Партия Старого Порядка самораспустились, все остальные партии были запрещены. Была создана новая партия власти -- Всенародная Партия под председательством того же Жарковского. Заместителем председателя Всенародной Партии стал Олег Дозморов, бывший председатель Партии Старого Порядка.
   В Звёздном Городе вводилось военное положение. Свобода слова и свобода собраний временно -- это подчёркивалось: временно! -- отменялись. Комендантский час теперь распространялся на всё население, а не только на тех, кому младше восемнадцати лет. Улицы города и небо над городом патрулировали военные на автомобилях и вертолётах.
   После таких новостей Самех ожидал, что людей Океана попросят удалиться из Звёздного Города. Но Зен, которая вернулась от Жарковского очень поздно, держа в руках большой свёрток, сказала Самеху, что Верховный Председатель не собирается изгонять людей Океана. Более того, он дал разрешение увеличить количество посланников до пяти и согласился на открытие экспериментальной диалогической школы. Он особенно подчеркнул, как важно воспитание молодого поколения для укрепления демократии и для Унии Земли и Марса. Верховный Председатель поставил ещё одно важное условие: возглавлять посольство Марса в Звёздном Городе всегда должна только Зен, поэтому Зен не могла, как намеревалась, вернуться с Самехом на Марс.
   -- Верховный Председатель передал тебе свои извинения за попытку арестовать Путилина. Он утверждал, что это какая-то бюрократическая ошибка, что лично он верит в полную невиновность Путилина. -- Зен начала разворачивать свёрток. -- А это его подарок нашему посольству -- портрет с автографом.
   Самех всмотрелся в портрет. Типичный для нынешнего времени "реализм" -- и "реализм" этот банальный, скучный, попросту неумелый. Художник кое-как передал черты лица Верховного Председателя, но не передал и, наверное, не пытался передать его внутреннее содержание. На портрете был изображён худой, жилистый мужчина шестидесяти лет: аккуратно уложенные редкие седые волосы, высокий лоб, залысины, ввалившиеся щёки, высокие скулы, прищуренные глаза, прямой тонкий нос, тонкие губы, светлая родинка над губой, глубокие вертикальные морщины, идущие от носа и скул к подбородку.
   -- Что будет с арестованными, Зен? -- спросил Самех. -- Ты же не веришь, что Абдусаламов пытался организовать переворот.
   -- Верховный Председатель говорил, что у него есть неопровержимые доказательства их вины. Теперь их будут судить.
   Самех посмотрел на портрет Жарковского и подумал, что он совершенно не жалеет о том, что не видел Жарковского вживую. При встрече пришлось бы притворяться -- в дипломатических целях, -- а притворяться Самех не любил и давно разучился этому ценному на Земле умению.
   Глядя на портрет Жарковского, вспоминая о Путилине, Абдусаламове, Дозморове, Иваницкой, Смеяне, Фурмане, Афромееве, вспоминая о нападении на первобытный посёлок и о "приключении" Милавы и Неждана, Самех думал о том, что теперь ему многое стало понятно... Впрочем, нет, не так. Ему это было понятно и раньше, давным-давно, когда он был не Самехом, а Сашей Богдановым. Его друг Вав был абсолютно прав -- за сто лет Самех подзабыл, что такое Земля. Самех забыл, что такое город, он забыл, почему поэт-самоубийца мог покончить с собой в двадцать один год, а Кунгурцев -- умереть от никотиновой наркомании в пятьдесят пять лет.
   Полис убивал людей -- так или иначе, но убивал. И даже живые люди были здесь мертвецами.
  
   Часть III. Океан
  
   Глава 7.1
  
   Представьте себе девочку, выросшую в посёлке посреди леса, но живущую уже не в посёлке, а на другой планете...
   Она живёт вместе с людьми Океана в городе, расположенном на равнине Эллада, который называется Цандер, -- в честь Фридриха Артуровича Цандера, одного из основоположников ракетотехники, который был учеником Константина Эдуардовича Циолковского и учителем Сергея Павловича Королёва. Ещё в начале двадцатого века, когда полёты на другие планеты были предметом фантастических романов, а ракеты были похожи на китайские петарды, Цандер мечтал о колонизации Марса.
   Прошло два года, девочка подросла, и женское, взрослое начало продолжает бороться в ней с детским началом. Эта борьба до сих пор порождает свойственные подросткам нескладность, угловатость, неопределённость, незаконченность. Но женское, взрослое проявляется в большей определённости, в округлости, в плавности, в нежности и в то же время в твёрдости.
   Девочка носит обычную для людей Океана одежду: курточка без воротника и прямые брюки жёлто-коричневого цвета, белая рубашка, туфли на мягкой невысокой подошве. Её короткие светло-русые волосы спрятаны под широкой синей лентой. В её левое ухо вдета серёжка с большой искусственной жемчужиной -- единственное украшение девочки.
   Девочку больше не зовут ни Милавой, ни Рысью. Как и все люди Океана, родились ли они на Земле или на Марсе, она сама выбрала себе новое имя. Теперь девочку зовут Линк. Она выбрала себе такое имя потому, что слово "линк" похоже на латинское название рыси -- линкс, -- а ещё потому, что по-английски "линк" обозначает "звено, связь, соединять". Своим именем Линк показывает, что она не отреклась от себя прежней, от девочки из первобытного посёлка, что она не отреклась от Земли.
   Девочка по имени Линк часто вспоминает о Земле, о посёлке, в котором родилась и выросла, о родственниках, погибших после нападения чужаков. Но, хотя она не забывает о Земле, она довольна жизнью на Марсе, в городе под огромным куполом из геймита, защищающим от губительной солнечной радиации. Девочка живёт в удобной "живой" комнате, стены, пол и потолок которой умеют излучать свет и тепло, менять форму, по мановению руки превращаться в нужную для девочки мебель -- стол или кровать.
   Девочка живёт в комнате одна, но она не чувствует себя одинокой. Нейросеть -- сеть мозговых фейнманов -- всегда связывает её с другими людьми Океана. Любой человек Океана может проверить, чем занимается девочка, и она может проверить, чем занимается любой человек Океана. Девочка ничего не боится, поскольку ни в комнате, ни на просторных зелёных улицах ей не грозит никакая опасность: её надёжно защищают мозговые и мускульные фейнманы, созданные на основе её ДНК и ставшие частью её тела.
   Каждый день девочка учится в диалогической школе. Персональное расписание для каждого ученика составляют машины. Обучение продолжается целый день, поскольку у людей Океана нет разницы между жизнью, работой, обучением, развлечением, общением. В диалогической школе каждый ученик занимается со своими учителями индивидуально, но может войти в тот или иной нуклеус -- временную группу для решения каких-то общих задач. Здесь отсутствуют классы, уроки, оценки, экзамены. Отсутствует необходимость осваивать определённое количество знаний за определённый срок и поэтому нет таких понятий, как "отстающий" или "одарённый". Отсутствует и граница между средней и высшей школой, переход совершается постепенно и незаметно. Девочке привычнее учиться в такой школе, чем какому-нибудь уроженцу земного города, ведь на Земле она в школе не училась, и у неё нет привычки к порядкам земной школы.
   Среди учителей девочки -- пионеры Самех, Зен, Вав, а также уроженка Марса Лара-Ли. Самеха и Лара-Ли девочка считает своими друзьями, и они тоже относятся к ней как к подруге, а не только как к ученице. Из подростков девочка больше всего общается со своим ровесником, уроженцем Марса Ян-Янгом.
   Есть у девочки и ещё один взрослый друг, который разительно отличается от людей Океана. Это уроженец Земли, уроженец Звёздного Города Джей -- такой же новичок на Марсе, как сама девочка. Не может пройти и дня без того, чтобы девочка не встретилась с Джеем или хотя бы не связалась с ним через Нейросеть. Она знает, что на Земле у него была нелёгкая, порочная, опасная жизнь. Она знает, что на Земле он совершал неблаговидные поступки, но она верит, что он прибыл на Марс для того, чтобы начать жизнь с нуля.
   Часто перед тем, как заснуть, девочка думает о Джее, и у неё возникает желание, чтобы он сейчас оказался рядом с ней. Девочка видит разницу между тем, что она испытывала к родственникам, к Неждану, тем, что она испытывает к Самеху, к Лара-Ли, к Ян-Янгу, -- и тем, что она испытывает к Джею. И это не только чувство благодарности за то, что он спас её в Звёздном Городе. Это нечто большее, и это нечто волнует и пугает девочку.
  
   * * *
  
   Машина каждый день рассчитывала, какое количество калорий, витаминов, микроэлементов, клетчатки необходимо конкретному человеку с учётом пола, возраста, физического и психического состояния, и выдавала порцию пищи, состоящую из фруктов, овощей, зерновых, кисломолочных продуктов и мяса. Клеточное мясо выращивалось на фабриках-лабораториях из настоящих коровьих, куриных, рыбьих клеток, запасы которых были некогда привезены с Земли, и ни по виду, ни по вкусу, ни по питательным характеристикам не отличалось от мяса убитых животных. Многие люди Океана, особенно пионеры и уроженцы Марса, -- например, Самех -- не ели и такое мясо, но Линк никак не могла отказаться от первобытной привычки пожевать кусок мяса -- "от мяса вся сила", как говорил её отец.
   Когда Линк дожевала мясо, она вышла на улицу через проход, который образовался в стене, -- никаких постоянных дверей или окон в Цандере не было. Геймитовый купол светился, освещая весь город. Под куполом был создан искусственный климат, но для внесения в жизнь разнообразия существовали небольшие сезонные изменения. Сейчас был разгар лета -- с жарой, с приятным свежим ветерком, с зелёной листвой деревьев и разноцветными цветами. Не хватало только кружащих в воздухе насекомых и поющих птиц. Но диких животных на Марсе не было -- ни под куполом, ни вне купола, -- если не считать микроорганизмов: пока не закончилось терраформирование поверхности, диким животным негде было жить. Опылением растений занимались пчелоподобные микророботы, а вместо пения птиц люди Океана наслаждались негромкой музыкой.
   Автомобили не мешали Линк пройти по улице -- в Цандере не было даже электромобилей. В личном транспорте не было никакой необходимости, людям Океана хватало бесплатного общественного транспорта: высоко над крышами домов протянулись эстакады, и по ним бесшумно мчались управляемые машинами поезда на магнитной подвеске, которые не загрязняли ни воздуха, ни почвы. Грузы же перевозились по подземным туннелям -- невидимо и неслышно для людей Океана.
   В Центральном парке -- впрочем, весь Цандер был огромным парком -- Линк встретила Плутарха -- пса с интеллектом, равным интеллекту шимпанзе или пятилетнего ребёнка. Человек Земли сказал бы, что пёс принадлежит Самеху. Но пёс не принадлежал Самеху -- они не были хозяином и слугой или отцом и ребёнком, как бывает на Земле. Скорее, они были старшим и младшим товарищем. Плутарх жил почти самостоятельно, бродил по улицам и паркам, справлял нужду в собачьих туалетах, где экскременты тут же собирались машинами для переработки на удобрения, получал еду в автоматизированных собачьих столовых. Плутарх не был бездомным или бродячим -- за него отвечал Самех, но и Самех отвечал за благополучие Плутарха перед всем обществом людей Океана. Когда Самех был посланником на Земле, за Плутарха отвечал его друг Вав.
   Домашних животных могли позволить себе не все люди Океана -- это было особой привилегией. Только люди Океана, имеющие много заслуг, имеющие высокую М-степень, то есть высокий статус социальной ответственности, могли держать домашних животных. Для рыбок, пауков или ящериц требовалась более низкая М-степень, а для собак и шимпанзе, для животных-товарищей, -- более высокая. Самех имел такую привилегию как пионер с одной из самых высоких М-степеней. Зоопарки же на Марсе не создавались, поскольку считались варварским обычаем, концлагерями для животных.
   Глядя на Плутарха, Линк вспомнила Варяга -- пса, который был товарищем её отца. Внешне они были совсем не похожи: Варяг был огромный, лохматый, а Плутарх -- более низкий, более поджарый, с короткой шерстью, с крупной головой. При встрече Плутарх так же, как Варяг, тыкался мокрым носом в ногу Линк. В начале их знакомства Плутарх не позволял себе никакого панибратства, но постепенно умный пёс понял, что Линк не возражает против такого приветствия.
   В парке Линк уже ждал Ян-Янг, который сосредоточенно решал в уме какие-то топологические задачки. Линк восхищалась математическими способностями Ян-Янга, поскольку сама была, честно признаться, не большим знатоком математики. Вав постоянно говорил, что её испортил Самех, превратившийся из отличного нанотехника в "дистиллированного" историка, бумажного червя, для которого рукописи из архивов Земли важнее тайн Космоса.
   Как Плутарх напоминал Линк Варяга, так Ян-Янг напоминал ей старого друга, Неждана, хотя внешность у Ян-Янга был совершенно другая: длинные каштановые волосы, большие серьёзные глаза, румяные щёки и полные губы. Сейчас, как и обычно, он был одет в оранжевую курточку, синюю рубашку и синюю шапочку.
   Люди Океана гуляли по парку, сидели на траве, общались в реальности или через Нейросеть, учились, работали, развлекались, занимались гимнастикой. Плутарх позволил Ян-Янгу погладить себя по спине и лёг на траву, поместив крупную голову на мускулистые передние лапы. Фейнманы нарисовали в мозгах Линк и Ян-Янга огромную трёхмерную карту Вселенной, и друзья ползали по этой карте, отслеживая путь Аина по дальнему Космосу.
   Аин, величайший визионер и революционер в истории, основатель Цандера, пионер номер один, первый человек Океана, скромно назвавший себя последней буквой финикийского алфавита, -- первой же буквы, Алеф, вовсе не было, -- прямо сейчас направлялся к центру Галактики. Когда-то он понял, что сделал на Марсе всё, что мог сделать. Он достиг вершин во всём, в чём можно было достичь вершин -- в строительстве нового мира, в науке, в искусстве. Ему надоела жизнь на Марсе, превратившаяся в рутину, и он вместе со своей единомышленницей Делт отправился исследовать Космос в надежде найти внеземной разум или хотя бы следы внеземного разума.
   Аин постоянно держал связь с Цандером, и во время очередного сеанса связи, когда по Нейросети звучало: "Внимание, люди Океана! С вами хочет говорить Аин!" -- прерывались все разговоры, все обсуждения, все споры. От Аина и Делт уже два года не было никаких известий, и люди Океана могли только делиться догадками о том, что же с ними случилось.
  
   * * *
  
   Вав продолжал рассказывать Линк и Ян-Янгу о квантовой механике: о странных законах микромира, которые не подчинялись никакому здравому смыслу, -- "наука всегда, всегда противоречила здравому смыслу", утверждал Вав, -- о сотнях элементарных частиц, которые были обнаружены на Земле с помощью примитивных приборов, и об открытии века, когда на Марсе, в огромном подземном детекторе обнаружили новую частицу под названием тахион Хокинга, или Х-тахион. Но здесь начиналась загадочная тахионика, которая была для Линк, говоря по-простому, тёмным лесом. Она знала только то, что благодаря тахионным двигателям космолёты людей Океана могли передвигаться с фантастическими скоростями.
   Ян-Янг задал Ваву такой сложный вопрос, что Линк даже не поняла его смысл. Вав искривил губы, как будто был недоволен, и сказал:
   -- Сейчас я не могу ответить на твой вопрос, Ян, но обещаю над ним подумать.
   Чем отличались люди Океана от людей Земли, так это тем, что при всех своих невероятных познаниях они легко могли ответить на какой-нибудь вопрос: "Этого я не знаю". Но это был не способ увильнуть от вопроса, вроде фразочек "Вырастешь -- узнаешь" или "Много будешь знать, скоро состаришься", это было честное понимание ограниченности своих познаний. Пионеры и уроженцы Марса гораздо легче, чем люди Земли, признавали свою ограниченность в том или ином вопросе. Они не считали, что этим они как-то себя принижают.
   Во время занятия Линк, Ян-Янг и Вав дошли до самого центра парка, где стояло невысокое куполообразное здание. Каждый человек Океана бывал внутри этого вроде бы непримечательного здания. Это было самое первое здание, которое построили переселенцы по проекту Самеха и Делт. Оно было старше всех зданий в Цандере, оно было старше купола. Когда другие первые здания ветшали, то их постепенно сносили, чтобы построить на их месте более удобные, но самое первое здание оставили, отремонтировали и создали в нём Музей пионеров.
   Хотя Линк много раз была в Музее, но она захотела ещё раз туда заглянуть. Ян-Янг тоже был не прочь зайти в Музей. Вав скривил губы, но последовал за своими учениками. В Музее не было никаких выставок, никаких экспонатов -- здание просто сохранялось таким же, каким оно было в первые годы колонизации. Внутри было тесно и мрачно, поскольку здание было построено из грубых материалов, привезённых с Земли. Линк представляла себе, как в этой тесноте, в этом неудобстве жили переселенцы, и понимала, почему Вав из социолога стал сантехником -- сантехника в этом месте поначалу была действительно важнее социологии.
   Люди Океана не собирались создавать культ пионеров, поэтому в Музее не было их изображений. За исключением одного. На самом нижнем подземном этаже стояла статуя, которую когда-то создал Аин из марсианского камня, кусков металла и разноцветной проволоки. Это была статуя Гамла, или Белы Терновски, -- самого старшего из пионеров и единственного из пионеров, которого уже не было в живых.
   В самом начале колонизации, когда люди Океана ещё не разработали технологию фейнманов, Гамл погиб, спасая Аина, своего друга. Тогда ему было шестьдесят лет, и в таком возрасте он и был изображён Аином. Статуя не была "реалистична" -- с первого взгляда она казалась хаотичным смешением разнородных материалов. Затем можно было различить отдельные черты -- плешь, длинные волосы, густые насупленные брови, мешки под глазами, большой нос, опущенные углы рта, длинная борода без усов. Статуя передавала внешнее сходство, но она передавала также внутреннюю суть: могучий интеллект, твёрдый характер и в то же время трогательную человечность во взгляде. В Гамле было нечто такое, что объединяло его со всеми пионерами.
   Линк и Ян-Янг заворожённо смотрели на статую. Вав скривил губы и похлопал своей ладонью каменную ладонь статуи.
  
   Глава 7.2
  
   Представьте себе мужчину средних лет, который родился и жил в большом, просто огромном городе, а теперь живёт в другом городе, на другой планете...
   Уже два года мужчина живёт на Марсе, в городе под названием Цандер. Прошло два года, но город до сих пор кажется ему непривычным -- непривычно светлым, просторным, зелёным. Воздух здесь непривычно чистый, уличные звуки непривычно тихие, а люди -- знакомые и незнакомые -- непривычно доброжелательные.
   Впрочем, мужчине из большого города нравится и "живая", как будто из волшебных сказок, комната, и удобная одежда, которая сидит на теле, как вторая кожа. Ему нравятся мозговые и мускульные фейнманы, благодаря которым он чувствует себя вдвое моложе, никогда ничем не болеет, мало ест и спит по три-четыре часа в сутки. Правда, ему немного не по себе от того, что благодаря фейнманам он всегда находится на связи с другими марсианами. Нейросеть -- сеть мозговых фейнманов -- представляется ему чем-то вроде большой площади, на которой стоит толпа. Каждый человек в толпе отделён от других, но его видят, к нему могут подойти и заговорить, он может присоединиться к какой-нибудь учебной, научной, художественной группе, которые на Марсе одинаково называются нуклеусом. Нуклеус создаётся для решения конкретной задачи, а для более серьёзных задач нуклеусы могут объединяться в супернуклеусы.
   Как и все марсиане, мужчина из большого города придумал себе новое имя. Пионеры брали имена из финикийского алфавита, а мужчина из большого города взял имя из английского алфавита, и теперь его зовут Джей -- первая буква в слове "жонглёр". Джей не скрывает, что он бывший жонглёр, -- это и невозможно скрыть, ведь все данные о человеке лежат в Нейросети в открытом доступе, и от них зависит уровень социальной ответственности, или М-степень, как это здесь называется.
   Благодаря фейнманам марсиане могут оценивать те или иные поступки, слова и намерения друг друга, и машины составляют рейтинг марсиан на основе М-степени. Суть М-степени проста: чем больше у тебя прав, тем больше у тебя обязанностей. Чем больше ты влияешь на жизнь других, тем больше твоя жизнь открыта для других. Чем больше у тебя полномочий, тем больше у тебя работы и тем меньше времени на личную жизнь. Никто не заставляет никого выворачиваться наизнанку, но скрытность сразу снижает М-степень, и такой скрытный марсианин потеряет доверие, не будет избран на важную должность, не будет принят в нуклеус, который занимается важной работой.
   На Марсе и выборы проходят не так, как на Земле. На Земле господствует представительная демократия, когда граждане передоверяют право принимать решения своим представителям в законодательных и исполнительных органах. Причём в большинстве случаев -- например, в Звёздном Городе, -- это фальшивая представительная демократия, это олигархия в одеяниях демократии.
   На Марсе управление происходит с помощью прямой демократии, когда решение принимают все марсиане -- это тоже одно из преимуществ, которое даёт Нейросеть. Главный принцип прямой демократии: голосование -- зло! Любой марсианин может выдвинуть на обсуждение какой-либо вопрос, и любой марсианин может принять участие в этом обсуждении, высказать свою точку зрения, если эта точка зрения аргументирована. Но побеждает не та точка зрения, которая набрала больше всего голосов. Администраторы, которые, в свою очередь, тоже выбираются путём обсуждения -- не голосования! -- из марсиан, имеющих более высокую М-степень, анализируют все аргументы за и против и подводят итог. Затем воплощение итога передаётся нуклеусу или супернуклеусу, состоящему из специалистов по конкретному вопросу.
   Таким образом, на Марсе не создаётся отчуждённого от основной массы слоя публичных политиков и управленцев, не создаётся замкнутой на себе элиты. Ни администраторы, ни даже так называемые пионеры не являются элитой в земном смысле слова. Это марсиане с высокой М-степенью, которая налагает на них огромнейшую ответственность. Хотя среди пионеров есть одна одиночка с очень низкой М-степенью. Это Бет -- самая старшая пионерка, если не считать погибшего давным-давно Гамла. Бет живёт отшельницей и больше не принимает участия в обсуждении никаких вопросов.
   Мужчина из большого города учится в диалогической школе -- на Марсе учебное заведение, которое даёт среднее и высшее образование, называется просто школой. Пока он пытается освоить всё, что марсиане узнали о мире, и одновременно думает над будущей профессией. Хотя на Марсе нет узкой специализации, хотя возможно заниматься сразу несколькими занятиями -- быть учёным и художником, как Вирт, меметик и синтетический художник, хотя возможно менять занятия, но что-то всё равно нужно выбирать. А выбор огромный: меметика, атмосферная инженерия, генная инженерия, нанотехника, биотехника, роботехника, диалогическая педагогика, энергетика, танатология, эвристика, тахионика. В конце концов, история -- в это понятие входят все гуманитарные науки, связанные с прошлым. Историей занимаются пионеры Самех и Зен -- старые знакомые.
   Иногда, когда Джея захватывает учёба, решение сложной задачи, общение с необычными людьми -- марсианами или землянами, -- он забывает о том, что он жонглёр. А ведь он остаётся жонглёром, Джей остаётся Петром Фурманом. Он продолжает выполнять задание, которое дал ему Оперативник: войти в доверие к пионерам и через них получить информацию о контакте с инопланетянами. Если Самех -- историк, значит, Джей для выполнения задания должен стать его учеником.
   Тем более что Линк -- тоже ученица Самеха...
  
   * * *
  
   Друг Джея Константин Высоцкий, который на Земле был инженером и лидером непризнанной Партии Космистов, а на Марсе стал называться Эф-Эф -- он сам не мог объяснить, почему выбрал такое дурацкое имя, -- уговаривал Джея заняться атмосферной инженерией. Он считал, что это пока самая нужная для Марса профессия. Ведь терраформирование Марса продолжалось -- атмосферные фабрики выбрасывали огромное количества газа, чтобы создать парниковый эффект и растопить ледяные полярные шапки, на голых камнях высаживались мхи и лишайники.
   -- Ведь мы, люди Океана, не можем всегда жить под куполом. Мы обязаны колонизировать всю планету, -- сказал Эф-Эф, выпучивая глаза и отхлёбывая кофе.
   Так же, как на Земле, Эф-Эф выпучивал глаза при разговоре и пил много кофе, но это был кофе без кофеина, с нужными витаминами и микроэлементами, хотя по вкусу он ничем не отличался от земного кофе. Даже если земляне тащили на Марс земные привычки, то эти привычки изменялись. Джей на Земле бросил курить после бетонного мешка, а, прилетев на Марс, вдруг -- "это "вдруг" всегда так ужасно!" -- почувствовал, что его тянет закурить. Даже после инсталляции фейнманов, которые должны были излечить его от любой наркомании, у него сохранялась тяга к курению. Его личный врач-робот говорил, что это психологическое, со временем пройдёт. Но со временем Джею хотелось курить всё больше. Это мучило его -- иногда мучило сильнее, чем мысли о задании... Или мысли о Линк.
   -- А чем поможет Марсу твоя история? -- спросил Эф-Эф.
   -- Кто-то должен заниматься историей общества, -- ответил Джей. -- Интерес к истории своего вида отличает нас от других животных.
   -- Повторяешь слова Самеха. А я считаю, что человека отличает способность создавать то, что природа создать не может.
   -- Природа создала жизнь на Земле, а ты хочешь создать жизнь на Марсе. Ты просто повторяешь природу, дружище.
   -- Природа создала жизнь на Марсе, потом уничтожила её, а мы, люди Океана, восстановим жизнь. И так мы победим природу.
   -- Всё бы тебе спорить. Я не вижу противоречия: полезны и атмосферные фабрики, и изучение истории.
   -- Но ведь мы живём в условиях ограниченных ресурсов -- и, в первую очередь, людских ресурсов. Если все будут заниматься историей, то кто будет заниматься атмосферными фабриками?
   Джей засмеялся.
   -- Успокойся, все не будут заниматься историей!
   Ещё на Земле Джей хотел подружиться с лидером Партии Космистов -- сначала просто для выполнения задания. А на Марсе Джей понял, что Эф-Эф стал его настоящим другом. Хотя у них были разное прошлое, разные характеры, разные интересы, но Джею нравился восторженный энтузиазм этого психа. Когда Джей говорил с Эф-Эфом, он не чувствовал себя чужаком на Марсе. А чем Джей нравился Эф-Эфу? Эф-Эф, конечно, знал, что Джей был жонглёром, а жонглёров, как и полицейских, военных, чиновников, политиков, он люто ненавидел. Но на Джея, как ни странно, его ненависть не распространялась.
   Джей хотел сегодня встретиться с Линк -- он встречался с ней почти каждый день, -- и поэтому закончил разговор с Эф-Эфом по Нейросети.
   -- Опять ты к своей девчонке, -- догадался Эф-Эф. -- Свадьба-то скоро?
   -- Брось, дружище. Линк для меня -- как дочь, -- сказал Джей и подумал, что за такое враньё ему могли бы снизить М-степень.
  
   * * *
  
   Джей и Линк сидели прямо на полу, который изогнулся по форме их тел, и разговаривали. Линк сняла курточку и осталась в одной белой рубашке. Широкую синюю ленту с головы, которая прятала её короткие волосы, она тоже сняла. Джею не нравилось, что Линк отрезала свои косы, -- косы отличали её и от городских, и от марсианских девушек, -- а вот жемчужина в её левом ухе ему, наоборот, нравилась.
   -- А сейчас расскажи мне об этом. -- Линк дотронулась пальцем до шрама на губе Джея.
   -- Да нечего рассказывать...
   Первые месяцы Джей ждал, что с ним свяжется секретная служба Марса, чтобы выведать у него тайны Цирка. Потом до него дошло, что при той системе, которая есть на Марсе, -- с фейнманами, Нейросетью, М-степенью, прямой демократией -- секретные службы попросту не нужны. Не нужна даже полиция, потому что на Марсе не происходило преступлений. Воровство и грабёж были бессмысленны -- каждый имел доступ к нужным ему вещам. Убийства и изнасилования были невозможны -- каждый находился под защитой фейнманов. Мелкие ссоры и споры решались обсуждениями, итоги которых опять-таки подводили администраторы. Прозрачность каждого обеспечивала безопасность всего общества, но и общество обязано было заботиться о каждом.
   Никто не связывался с Джеем, его служба в Цирке мало кого интересовала. Его учителя Самех, Вав, Вирт, его друг Эф-Эф не задали ему ни одного вопроса о Цирке. Как будто все заключили тайное соглашение: забыть, что Джей был жонглёром. Как будто ему действительно дали шанс начать с нуля.
   Только Линк постоянно расспрашивала Джея о Цирке. Но Линк вообще была очень любопытная. Её интересовал город, который она почти не успела увидеть. Она сравнивала городские порядки с порядками на Марсе и всегда находила, что на Марсе лучше. Особенно её интересовало то, что существовало на Земле в городах, но чего не было на Марсе.
   Джей пытался объяснить Линк, зачем землянам нужна религия, ведь на Марсе не было даже простейших элементов религии -- здесь изначально не было носителей этого комплекса мемов. Он пытался объяснить, зачем нужны деньги, ведь на Марсе денег не было, всё было бесплатно. Он пытался объяснить, что такое нации, почему землянин ощущает себя не человеком Земли, а представителем великорусской или американской нации, -- на Марсе люди не делились на группы в соответствии с цветом кожи, разрезом глаз или составом крови, все считали себя людьми Океана, людьми Космоса. Он пытался объяснить, зачем люди портят себе здоровье, выпивая, вдыхая, вкалывая и поедая наркотики. Он пытался объяснить, зачем на Земле происходили войны, убийства, угнетение личности, преследование по религиозным, расовым, национальным, половым и другим признакам. Зачем нужны ненависть, жадность, враньё, лицемерие, насилие. Когда Джей смотрел на земные порядки с Марса, они становились противны ему самому.
   Ещё Линк интересовал лично Джей, Пётр Фурман -- каким человеком он был на Земле, что он там делал, с кем общался, какая у него была жена, какой сын. И что это вообще за Цирк такой? Сначала Джей отшучивался: "Много будешь знать, скоро состаришься", -- но Линк злилась из-за этой шутки.
   Тогда Джей честно рассказывал ей о своей жизни, начиная с самого детства. Он рассказывал о своём бате, который работал выбивателем долгов -- отрезал людям уши и носы, много пил, а потом стал нюхать кокаин. О своей матери, которая умерла от пневмонии, когда её сыну не было и десяти лет. О том, как он бродил по улицам Крысиного Города в банде злобных подростков с пистолетами -- тогда ещё огнестрельное оружие не было запрещено, и подростки таскали пистолеты, а не арбалеты с резиновыми болтами. О том, как они делали себе татуировки с помощью чернил и смоченной в одеколоне иголки. О том, как однажды вечером они завалились к соседке-проститутке, напились водки и по очереди потеряли невинность.
   Сейчас Джей честно рассказал Линк о том, как заполучил шрам на губе, хотя эта история была, скорее, смешная, чем героическая или романтическая. Но Линк не засмеялась. Она внимательно смотрела на Джея своими карими глазами. Джей умел играть в гляделки, но в игре с Линк он всегда проигрывал.
   -- Твоя очередь. Расскажи мне о своём посёлке, -- попросил Джей. -- Знаешь, жизнь в этом вашем первобытном посёлке для меня так же непонятна, как жизнь марсиан.
   -- Я тебе кое-что покажу. -- Линк встала и подошла к стене, откуда достала что-то вроде коробки.
   Линк открыла ржавую металлическую коробку. Там лежали старые вещи: кусок проволоки, сломанный складной нож, стёртая монета, стеклянная бутылочка, дешёвая авторучка из пластика и главная гордость Линк, а точнее, первобытной девочки Милавы -- небольшой металлической значок в виде красного сердечка, которое девочка считала листиком.
   -- Мы называли это сокровищами, -- объяснила Линк. -- Коробку подарил мне мой брат Милорад, значок -- мой друг Неждан, а остальное я нашла в лесу. Это всё, что осталось у меня от моего дома.
   Джей ждал, что вот теперь Линк заплачет, но она не заплакала. Он давно заметил, что она никогда не плакала.
  
   Глава 7.3
  
   Представьте себе человека Океана на другой планете, которая уже стала ему родной... Это проще всего.
   Человек Океана всё так же обитает в своей "живой" комнате, работает над биографиями археологов, учит детей и взрослых в диалогической школе, участвует в обсуждениях самых разных вопросов по Нейросети, как администратор подводит итоги обсуждений, и его итоги почти никогда не оспариваются, общается с псом Плутархом, со своим другом Вавом, скучает по своей находящейся на Земле подруге Зен и, как все люди Океана, волнуется из-за того, что два года не было сеанса связи с Аином и Делт.
   После пребывания на Земле он ещё больше уверен, что люди Океана идут по правильному пути. Жизнь в Цандере -- это воистину утопия по сравнению с жизнью в Звёздном Городе или первобытном посёлке. Но человек Океана не теряет надежды, что когда-нибудь люди Земли осознают необходимость перемен. Пока же остаётся делать всё, чтобы перевезти на Марс тех людей, которые уже мечтают о переменах, чтобы условия земной жизни не раздавили их физически и духовно.
   Человек Океана доволен теми, кого он сам перевёз с Земли. Они не разочаровывают его -- ни Путилин, он же Нов, ни Пётр Фурман, он же Джей, ни, тем более, Рысь, она же Линк. Он знает, что Джей и Линк часто встречаются, и понимает, к чему могут привести встречи взрослого опытного мужчины и девочки, в которой женское начало борется с детским. Но он не беспокоится за Линк, поскольку знает, что на Марсе ей ничего не угрожает. На Марсе девочки и мальчики, в которых взрослое начало борется с детским, не остаются один на один со своими психологическими и физиологическими проблемами. Им есть, с кем посоветоваться и кому довериться: у них есть личные врачи-роботы, надёжные друзья, настоящие учителя. Любой человек Океана бросит все важные дела, если увидит, что девочке или мальчику требуется помощь.
  
   * * *
  
   Самех по Нейросети вёл занятие по истории археологии -- он рассказывал об археологах, изучавших бронзовый век. Учеников было немного -- эта была очень узкая тема, -- но Самех заметил Нова, Джея, Линк. Самех рассказал об Антоне Кунгурцеве и его статье, посвящённой находке одиночных черепков из одного региона алакульской археологической культуры на крупном погребении в другом регионе той же культуры. Кунгурцев не нашёл ответа, и Самех предложил своим ученикам подумать над этой загадкой -- небольшая разминка для мозга всегда полезна.
   -- Это были талисманы, -- немедленно отозвался Нов, который на Марсе разучился постоянно хихикать.
   -- Но почему в качестве талисманов использовались черепки из другого региона? -- спросил Самех.
   -- Вероятно, считалось, что они обладают какой-то особой магией.
   -- Это невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Есть ещё версии?
   Высказался Ян-Янг, -- лучший ученик Вава, который ходил на занятия к Самеху только из солидарности с Линк, -- и несколько других уроженцев Марса, но их версии были далеки от правдоподобности. Ученики замолчали, кто-то напряжённо думал, кто-то просматривал статью Кунгурцева. Слова попросила Линк.
   -- Вы сказали, что у этих черепков были окатанные края, как будто их носили в кармане или держали в руках.
   -- Да.
   -- Значит, задолго перед смертью кто-то постоянно носил такой черепок с собой. Практического значения он не имел, он имел символическое значение.
   -- Я же говорю: талисман! -- вмешался Нов. -- Магия!
   -- Тут всё проще, -- сказала Линк. -- У алакульцев, очевидно, были экзогамные браки, то есть они брали жён из других местностей. Можно представить, что девушка из одного поселения, становясь женой мужчины из другого поселения, переезжает в это другое поселение. Что она может взять с собой на память о родине? Вряд ли украшения. Люди бронзового века в материальном плане очень бедны. Проще всего взять то, что очень распространено, не имеет особой ценности, но явно отмечено принадлежностью к родине. Всеми этими признаками обладает керамика: её много, всегда можно найти черепок, и каждый черепок украшен орнаментом, характерным для конкретного региона или даже поселения. Девушка берёт с собой черепок на память о родине, всю жизнь носит с собой, и после смерти черепок кладут с ней в могилу.
   Умозаключения Линк были приняты другими учениками с восхищением. Самех сказал, что сам он не разгадал загадку черепков, но ему помогло стихотворение поэта -- современника Кунгурцева. В своём стихотворении поэт выдвинул гипотезу, похожую на гипотезу Линк, и попытался передать ощущения девочки, которая попадает из родного поселения в чужое, незнакомое, понимает, что оставшуюся жизнь ей суждено провести среди чужих людей, и только черепок становится единственной ниточкой, которая связывает девочку с покинутым домом.
   -- Это был великий поэт? -- спросил Нов.
   -- Это был никому не известный поэт. Он покончил с собой в возрасте двадцати двух лет.
   Ученики зашумели. Археология бронзового века, а с ней и загадка черепков были забыты. Ученики заспорили о том, насколько оправданно самоубийство.
   -- Это просто глупость! -- решительно отрезал Ян-Янг. -- Это оскорбление для человеческого разума. Человеку дан мозг -- сложнейший прибор для решения задач, и с его помощью возможно найти выход из самой трудной ситуации.
   -- Я полагаю, -- сказал Джей, -- что ты, Ян-Янг, ещё не был в трудной ситуации.
   -- Конечно, у меня не так много опыта, как у вас... -- смутился Ян-Янг.
   -- Надеюсь, ты никогда не приобретёшь тот опыт, который есть у меня. Иногда человеку бывает так плохо, что он готов на всё -- хоть улететь на другую планету, хоть повеситься.
   -- Как же можно сравнивать?
   -- Спросим у нашего учителя. Самех, а что вы думаете о самоубийстве?
   В диалогической школе было принято, что вопросы задают не только учителя, но и ученики. Самех оглядел учеников. Ян-Янг ждал поддержки своих слов, Нов был готов принять любые слова Самеха, Джей помрачнел, Линк смотрела не на Самеха, а на Джея, и в выражении её лица читалась тревога. Среди учеников Самех заметил Вава -- в этом не было ничего неожиданного, учителя диалогической школы часто приходили на занятия, которые вели другие учителя. Рядом с Вавом, как всегда сидел Линней -- самый умный шимпанзе на Марсе.
   -- Среди нас присутствует мой друг Вав, мнение которого я очень высоко ценю, -- сказал Самех. -- Может быть, ты, Вав, согласишься высказаться на эту тему?
   -- Я не скажу ничего оригинального, -- ответил Вав. -- Противоположностью жизни является смерть. Любое живое существо обязано бороться со смертью -- продлевать свою жизнь и помогать продлевать жизнь других. Стремиться, в конечном счёте, к полной победе над смертью. Это чисто биологическое стремление. Для большинства видов это обозначает только бессмертие вида, а не индивидуума. Человек благодаря культуре -- благодаря науке и технике -- получил возможность добиться бессмертия индивидуума, личного бессмертия. Самоубийство -- это предательство. Не только предательство своего вида, но предательство самого себя как живого существа, предательство самого себя как мыслящего существа, как личности.
   -- Полагаю, ты, Вав, сформулировал мои мысли лучше меня, -- сказал Самех.
   -- Но ведь есть случаи, когда можно, даже нужно пожертвовать своей жизнью на благо других людей, -- возразила Ваву Линк.
   -- Благо других людей -- это весомый довод, -- ответил Вав. -- Если человек отдаёт жизнь на благо других людей, то здесь не о чём спорить. Человек, который спасает других людей во время какой-либо катастрофы и рискует своей жизнью. Врач, который проводит над собой эксперимент, чтобы найти лекарство от опасной болезни. Тираноубийца, который идёт на верную смерть ради освобождения народа. Но это не самоубийство. Самоубийца, который уходит из жизни от отчаяния, не совершает благо ни для себя, ни для других. Самоубийство -- это призыв о помощи, который никто не может услышать. Звать на помощь нужно другими способами.
   Ян-Янг сиял от радости -- он был согласен с Вавом, -- а Джей оставался таким же мрачным. После занятия Джей попросил разрешения поговорить с Самехом.
  
   * * *
  
   Самех отключился от всех остальных учеников и остался наедине с Джеем.
   -- О чём вы хотели поговорить, Джей? -- спросил он.
   -- Я обращаюсь к вам, Самех, потому, что там, на Земле, вы показали, что доверяете мне. Сейчас мне опять нужно ваше доверие.
   -- Я вам доверяю.
   -- Я выбрал, какой профессией хотел бы заняться на первое время. Я бы хотел заняться историей.
   -- Неожиданно. Почему вас заинтересовала история Земли?
   -- Нет, не история Земли, а история Марса.
   -- Ещё более неожиданно. Так что вам мешает? Есть нуклеус, который изучает историю Марса. Подавайте заявку на вступление. Я не думаю, что вам откажут.
   -- Для изучения истории Марса мне придётся говорить с людьми, которые делали эту историю, -- с пионерами.
   -- Вы же знаете, пионеры всегда доступны для общения. Конечно, существуют исключения, но, в общем, пионеры так же доступны, как остальные люди Океана.
   Джей ещё больше помрачнел.
   -- Боюсь, для меня они будут менее доступны.
   -- Почему, Джей?
   -- Вы знаете мою биографию, и все знают мою биографию. Представим, что я не бывший жонглёр, а действующий. Какое очевидное задание должно быть мне дано? Конечно, втереться в доверие к самым уважаемым людям на Марсе, то есть к пионерам. Если я сейчас начну приставать к пионерам с вопросами, даже самыми невинными вопросами, это вызовет подозрения: "Он пытается втереться к нам в доверие, чтобы выведать наши тайны, а потом сообщить о них на Землю", -- и никакого разговора не получится.
   -- Джей, вы ещё слишком земной человек. Поверьте мне, вы не вызовете никаких подозрений ни у одного пионера, если начнёте расспрашивать его о прошлом.
   -- Но я бы хотел быть уверен в этом на сто процентов. Поэтому я и прошу вас помочь мне.
   -- Каким образом?
   -- Если вы вместе со мной будете разговаривать с пионерами, тогда эти разговоры точно не вызовут никаких подозрений.
   -- Вы предлагаете мне тоже заняться историей Марса? Пожалуй, это интересно. Со своими археологами я скоро закончу, и тогда с удовольствием вместе с вами вступлю в нуклеус по изучению истории Марса.
   Джей поблагодарил и отключился. Самех видел, что сразу после окончания разговора Джей связался с Линк.
  
   * * *
  
   Самех писал итоговое исследование об археологах, изучавших бронзовый век. Биографии, научные достижения, общие особенности личности на фоне эпохи. Получался не набор разрозненных портретов, а единый портрет целой группы людей, живших в конце двадцатого -- начале двадцать первого века.
   Написание книги было довольно простой работой, поскольку вся рутина была отдана машине. Автор задавал общий план, идеи, стиль, а машина писала текст по заранее намеченной программе. Затем автор перечитывал текст, делал поправки и опять отдавал его машине. Почти так же писались и художественные тексты, только там вклад конкретного автора был выше. Научные же работы давали меньше возможностей для проявления оригинальности, допустим, в стиле.
   Сочинение научных и художественных текстов с помощью машины не казалось людям Океана чем-то предосудительным. Оно соответствовало одному из главных принципов людей Океана: любая рутинная, нетворческая работа -- будь то физическая или умственная -- отдаётся машине. Машина для написания текстов была не более странна, чем машина для уборки мусора или машина для опыления цветов. Человеку Океана доставалась главная роль -- он был генератором идей.
   Самех перечитывал текст, написанный машиной, и делал поправки, когда пришли новости с Земли -- из посольства в Звёздном Городе. Новости были неутешительны. Шавкат Абдусаламов, два года ожидавший суда в тюрьме, умер от осложнений после гриппа. Он так и не признал своей вины -- в отличие от других арестованных членов Гражданского Собрания, которые через несколько дней после ареста признались в попытке организовать переворот. Возможно, и причиной смерти Абдусаламова были совсем не осложнения после гриппа?
   Путилин, он же Нов, уже давно рассказал Самеху о подоплёке переворота. Когда Путилин просил Самеха помочь в свержении Жарковского, то он, как говорится, блефовал. За Путилиным не стояла никакая организация, он был один, он надеялся только на помощь людей Океана. У него не было соратников ни среди членов Гражданского Собрания, ни среди военного или полицейского руководства, ни среди высшей бюрократии. Он ни к кому из них не обращался, потому что боялся доносов. "А уж про Шавката я и не думал, -- говорил Путилин, -- он же безмозглая марионетка Жарковского". Похоже, подлинный Абдусаламов оказался совсем не безмозглой марионеткой, каким он представлялся не только Путилину, но и Самеху.
   К официальным новостям Зен добавила то, что не звучало из телеэкранов Звёздного Города: Иваницкая до сих пор находилась в розыске. Судя по реакции Жарковского, больше всего на свете он хотел бы добраться до бывшей лидерки "Коалиции Левого Фланга". Путилин, скрывшийся на Марсе, его не интересовал, а при упоминании Иваницкой Жарковский просто выходил из себя. "Я сам буду присутствовать при казни этой изменницы!" -- как-то, не сдержавшись, сказал он в разговоре с Зен.
   Зен также сообщала о таинственных исчезновениях кандидатов в переселенцы на Марс, которым было отказано. Когда Зен рассказала об этих исчезновениях Жарковскому, он ответил, что в Звёздном Городе постоянно пропадают люди, и нет ничего странного, что среди них есть и кандидаты в переселенцы. Зен на всякий случай прекратила прямо отказывать желающим и предупредила Жарковского, что будет следить за судьбой каждого, кто проходил у неё собеседование.
   Последняя новость тоже не слишком обрадовала Самеха: Жарковский собирался прибыть с визитом на Марс. Два года он под разными предлогами не соглашался посетить Марс, -- очевидно, боялся, что здесь его сразу посадят в клетку, -- но наконец согласился.
   Самех не успел обдумать, хорошо это или плохо, что Жарковский прибудет на Марс -- и не следует ли действительно посадить его в клетку? -- когда в Нейросети началось новое обсуждение. В Нейросети постоянно что-то обсуждали, дискуссии были естественной частью жизни для людей Океана, но это обсуждение было особенным.
   Его начала Бет -- самая старшая пионерка, которая при этом имела самую низкую М-степень среди всех пионеров, отшельница, которая жила с пауками и не желала ни с кем общаться. Более всего она была близка с Делт, но она превратилась в отшельницу задолго до отправления Делт и Аина на поиск внеземного разума. По-видимому, Бет так же, как Аину, надоела жизнь на Марсе. Но Аин нашёл себе новое дело, а Бет новое дело найти не смогла. Когда люди Океана выбирали первых посланников на Землю, то никто из администраторов не решался подвести итог сложнейшего обсуждения кандидатур. Зен обратилась к Бет, но Бет ответила, что ей это не интересно. Тогда её М-степень упала до невероятно низкой -- для пионеров -- отметки, а итог, в конце концов, подвёл Аин.
   Теперь Бет возвращалась к активности с предложением, которое давно ожидалось. Она предлагала отправить экспедицию для поиска Аина и Делт, от которых не было известий уже два года, и выдвигала свою кандидатуру. На какое-то время в Нейросети воцарилась тишина: все были поражены возвращением Бет. Самех, придя в себя после удивления, немедленно поддержал предложение об отправке экспедиции, но поддерживать кандидатуру Бет пока не стал.
  
   Глава 8.1
  
   Гудящая разноцветная толпа покидала Форум -- самое большое здание в Цандере -- и растворялась на улицах. Линк первый раз видела вживую такую толпу людей Океана. Она не чувствовала никакой опасности, никакой агрессии. Люди Океана были переполнены радостью, восторгом, счастьем. Все разговоры в реальности и в Нейросети были только об одном: о прошедшем синтетическом представлении, которым руководил или, как это называлось, дирижировал Вирт.
   Синтетическое искусство соединяло в себе все виды искусства: литературу, музыку, театр, кино, акционизм. В нём стиралась грань между автором и потребителем-зрителем-слушателем. Благодаря мозговым фейнманам в синтетическом представлении могли участвовать сотни и тысячи человек. Каждый участник был соавтором представления и влиял на его ход. Поэтому каждое представление было уникально, ни одно представление невозможно было повторить. Результат зависел от любой детали: от количества участников, от настроения каждого участника, от того, находились ли участники в одном зале или связывались по Нейросети. Первые опыты синтетического искусства проводил Аин, но величайшим из живущих синтетических художников был признан Вирт. Он дирижировал самыми большими, самыми сложными синтетическими представлениями, когда сотни участников собирались на Форуме и одновременно к ним присоединялись участники со всего Марса.
   Нынешнее представление было особенным, первым в своём роде: в нём приняли участие не только те люди Океана, которые находились на Марсе, но и посланники на Земле. Это требовало очень тонкого дирижирования со стороны Вирта. Каждый участник почувствовал ту нотку, которую вносила в представление Зен.
   Линк и Джей шли по парку в окружении других людей Океана, и Линк чувствовала, что задыхается от восторга. Она не могла говорить, она только посматривала на Джея и ждала увидеть в нём тот же восторг. Джей вовсе не выглядел восторженным, он о чём-то напряжённо думал.
   -- Тебе понравилось? -- наконец спросила Линк.
   -- Странное зрелище, -- не сразу ответил Джей. -- Но я ведь в искусстве ничего не понимаю.
   -- Вирт просто гений.
   -- Да, наверное.
   Они дошли до дома, где жил Джей, и зашли в его комнату. Джей заказал машине напитки. Линк сначала сделала кувырок через голову, а потом легла на пол и свернулась калачиком.
   -- С тобой всё в порядке? -- встревоженно спросил Джей.
   Линк вскочила, взяла Джея за руку и медленно закружила его, не отводя от него глаз. Джей, как обычно, не смог долго выдержать её взгляд и отвёл глаза. Линк засмеялась: Джей, такой сильный, такой смелый, он мог побить любого, он бы мог побить, наверное, даже Самеха, -- если бы не фейнманы, -- но он не мог выдержать взгляд девочки Линк.
   -- Так тебе понравилось? -- спросила Линк.
   -- Не знаю, -- ответил Джей. -- Теперь понятно, почему у марсиан нет наркотиков. После такого никакие наркотики не нужны.
   -- Вирт -- гений.
   -- Наверное.
   -- Вирт -- гений, -- повторила Линк, приблизилась к Джею, обняла его за шею, заставила его наклониться и неожиданно для самой себя прошептала: -- Но я люблю тебя, Джей, тебя.
   Она уже потянулась губами к его губам, она хотела ощутить небольшой шрам на его верхней губе, но Джей остановил её и отвернулся.
   -- Я люблю тебя, -- сказала Линк.
   Джей убрал её руки со своей шеи и сделал шаг назад.
   -- А ты меня любишь? -- спросила Линк. -- Джей?
   Голос Линк дрогнул, она готова была заплакать, но даже сейчас она не заплакала.
  
   * * *
  
   Линк знала, что Джей -- бывший жонглёр. Наверное, если бы он не был жонглёром, он бы не вытащил её из заведения дяди Лёвы. Только жонглёр мог осмелиться влезть в драку с двумя мужчинами, один из которых был вооружён парализатором. Любой другой прошёл бы мимо двух детей, обречённых на то, чтобы стать рабами в публичном доме.
   Линк знала, что Джей был жонглёром, но это её не волновало. Ведь теперь он изменился, теперь он больше не Пётр Фурман, а Джей. Линк влюбилась в Петра Фурмана, жонглёра, но по-настоящему полюбила Джея, человека Океана. Синтетическое представление подействовало на неё как катализатор: оно словно помогло Линк осознать эту любовь до конца. Смутное чувство оформилось, кристаллизовалось в простые слова: "Я тебя люблю".
   Где-то внутри Линк ещё жило чувство, которое она испытывала к Самеху, где-то там хранились стихи, которые она сочинила однажды ночью, её первые и единственные стихи -- "Саша, Саша, я отдам тебе все свои сокровища, чтобы ты навсегда остался со мной..." -- но теперь это чувство казалось ей детским. Теперь она воспринимала Самеха как старшего товарища, как друга, как учителя. Она не хотела бы сказать ему: "Я тебя люблю", -- не хотела бы коснуться своими губами его губ. Самех был слишком хороший, слишком правильный, в нём не было чего-то такого, что было в Джее.
   Линк думала, что и Джей испытывает к ней такие же чувства. Но в ответ на "Я тебя люблю" Джей как будто испугался и сделал шаг назад. Линк приблизилась, но Джей сделал ещё шаг назад. Линк почти физически ощутила стену, которая выросла между ними.
   -- Да что с тобой такое? -- Линк протянула руки к Джею. -- Я думала, ты тоже любишь меня.
   -- Я жонглёр, Линк.
   -- Я знаю, что ты бывший жонглёр. Но мне всё равно.
   Джей схватил Линк за запястья и сжал их.
   -- Я не бывший жонглёр. Я жонглёр, я всегда был жонглёром, всегда буду жонглёром и сдохну жонглёром.
   Линк вырвала руки из хватки Джея -- мускульные фейнманы делали их силу почти равной.
   -- Какой же ты жонглёр, Джей? Ты бывший жонглёр!
   -- Бывших жонглёров не бывает. Я жонглёр, и у меня есть задание: попасть на Марс, войти в доверие к пионерам и через них получить информацию о контакте с инопланетянами. Первый пункт я уже выполнил, второй почти выполнил -- Самех мне доверяет, -- а третий был бы выполнен рано или поздно.
   Линк никогда раньше не видела такого Джея. Его лицо перекосилось от волнения, голос хрипел, пальцы судорожно сжимались, как будто он хотел кого-то схватить или ударить.
   -- О чём ты говоришь, Джей? Какой ещё контакт с инопланетянами?
   -- Аин совершил контакт с инопланетянами за пределами Солнечной системы. Марсиане готовят почву для инопланетной агрессии на Землю. У них свои шпионы во всех земных правительствах. Поэтому секретные службы крупнейших государств заключили негласное соглашение об обмене любой информацией о марсианах. Поэтому я внедрился на Марс.
   -- Это чепуха. Аин улетел на поиски внеземного разума, но ведь он никого не нашёл.
   -- Просто тебе не сказали о том, что он нашёл, а чего не нашёл. Об этом знают только пионеры, и они не собираются делиться такой информацией с тобой или со мной.
   -- Почему ты так думаешь? Почему они станут скрывать информацию о контакте с инопланетянами?
   -- Потому что пионеры, марсиане, эти твои люди Океана -- это уже не люди, это сверхлюди, сверхсущества. У них свои планы, и они не будут раскрывать их нам. Ведь мы-то -- не сверхсущества. Видела, как смотрят на землян Самех, или Зен, или даже твой приятель Ян-Янг? Земляне для них -- просто насекомые. Мы с тобой для них просто насекомые -- и ты, и я.
   -- Нет, Самех не такой, и Зен не такая, и Лара-Ли, и Ян-Янг. Они не считают меня насекомым.
   Джей махнул рукой.
   -- Ты уже зомбирована их пропагандой. Ты уже считаешь себя марсианкой. Конечно, Земля для тебя ничего не значит. Родители из первобытного посёлка погибли, а Звёздный Город ты ненавидишь.
   Линк было неприятно, что Джей заговорил о её родителях. Ведь он знал, что не проходит и дня, как она вспоминает о них.
   -- Разве ты не ненавидишь Звёздный Город? -- спросила Линк.
   -- Ненавижу, ещё как ненавижу. Но ещё больше я ненавижу завоевателей с Марса, которые захотят навязать Звёздному Городу свои порядки. Тогда я первый возьму оружие и буду мочить завоевателей, пока меня самого не прикончат.
   -- Джей, я не верю в то, что ты говоришь серьёзно. Люди Океана не хотят никого завоёвывать, они не хотят навязывать свои порядки. Если бы они хотели навязать свои порядки, они бы давно свергли власть Жарковского и других таких же олигархов. Люди Океана ненавидят насилие -- они хотят помочь Земле медленно изменяться.
   Линк видела, что в этот миг Джей ненавидит и её тоже -- ненавидит за то, что она с ним не согласна.
   -- Джей, если ты прав, тогда зачем ты мне всё рассказал? Зачем ты рассказал, что ты жонглёр, что у тебя задание войти в доверие к пионерам? Неужели ты думаешь, что я скрою от людей Океана твои признания?
   На лице Джея изобразилась растерянность, он перестал сжимать пальцы и прислонился к стене. Из стены тут же выдвинулось сиденье, и Джей упал на него, как будто в одно мгновение лишился сил. Линк с удивлением увидела, что он заснул.
  
   * * *
  
   Линк знала, что скрытые под землёй бесстрастные гигантские машины, которые следят за каждым разговором, уже уловили в разговоре Линк и Джея слова-сигналы в нужном контексте -- "жонглёр", "секретные службы", "завоеватели", "оружие", -- уже заметили небольшой уровень физического насилия в разговоре. Сейчас машины анализируют, насколько опасна ситуация для участников разговора и для всего общества Марса.
   Если они решат, что Джей представляет опасность, они возьмут его фейнманы под контроль и передадут информацию об этом в Нейросеть. Тогда судьба Джея будет решаться на обсуждении людей Океана. В Цандере не было штрафов и тюрем, достаточно было снижения М-степени, а уроженца Земли, новичка на Марсе вполне могли наказать высылкой на Землю. Такого случая пока не было, но пока на Марсе никто и не признавался, что он шпион земного правительства. А если Джея вышлют на Землю, то для Линк это будет означать... Что это будет означать для Линк? Конец света!
   Джей проснулся и поднялся, обхватив руками голову. Он выглядел так, как должны выглядеть люди, которые выпили большую дозу алкогольного напитка.
   -- Что я тут наговорил? -- спросил он слабым голосом.
   Линк пришло в голову, что признание Джея -- это вовсе не признание. Просто он заболел, он бредил, и теперь его нужно лечить. Но она не могла обманывать себя, это была не болезнь. Синтетические представления, особенно такого мастера, как Вирт, пробуждали всё, что таилось внутри человека -- не только самое лучшее, но и самое худшее. Они заставляли человека быть более искренним и открытым, и он освобождался от мучивших его тайных мыслей и чувств. Поэтому Линк искренне призналась, что она любит Джея, а Джей искренне признался, что он шпион, который работает во вред людям Океана.
   -- Мы тут оба наговорили... -- вздохнула Линк и села рядом.
   -- Извини.
   -- Не за что извиняться.
   -- Что нам теперь делать? Что с нами будет? Всё кончено?
   Джей задавал вопросы так, как будто он был младшим, а Линк -- старшей. Джей, такой сильный, такой смелый, ждал советов от девочки Линк. И Линк придумала, что он должен делать.
   -- Сейчас ты должен выйти в Нейросеть и сделать признание всем людям Океана. -- Она не предлагала, а почти приказывала. -- Это будет зачтено в твою пользу, твоя М-степень меньше снизится, тебя не вышлют на Землю. Тебе дадут второй шанс. Я буду бороться за то, чтобы тебе дали второй шанс. Ничего не кончено.
   -- Я не могу...
   -- Соберись, жонглёр! Ты выжил в Крысином Городе, когда был ребёнком, ты выжил на службе в Цирке. Так неужели ты не выживешь на Марсе, где все -- все до одного! -- хотят помочь тебе выжить, и не только выжить, но и стать лучше?
   Джей молчал, а Линк сидела рядом и вспоминала свои стихи: "Я отдам тебе все свои сокровища, чтобы ты навсегда остался со мной..." Я отдам тебе все свои сокровища, Джей, подумала Линк, чтобы ты навсегда остался со мной...
  
   Глава 8.2
  
   Джей злился на себя. Какой провал! Какой позорный провал! А всё начиналось так хорошо. Ему повезло, что он случайно наткнулся на Линк, тогда ещё Милаву, и спас её. Из-за этого ему удалось познакомиться с одним из пионеров и с лёгкостью попасть на Марс. Он уже готовился вырвать у пионеров все их тайны, но тут случилось синтетическое представление. Он знал об эффекте синтетического искусства, но думал, что уж он-то, жонглёр, выдержит. Но это чёртово представление подействовало на него как запрещённые спецпрепараты!
   Джей сделал то, что советовала Линк. А что оставалось? Другого выхода не было. Он вышел в Нейросеть, признался всем, что он не бывший, а действующий жонглёр, и подробно рассказал о своём задании. На это было нелегко решиться, и ему было немного обидно, что даже не все марсиане обратили внимание на его слова. Когда старуха Бет очнулась от спячки, это было большей сенсацией, чем признания земного шпиона.
   Машины не взяли его фейнманы под контроль, он остался на свободе. Обсуждение о том, что теперь с ним делать, открыл Самех. Мнения разделились. Половина марсиан считала Джея предателем и требовала выслать его на Землю, а перед этим промыть ему мозги, чтобы он забыл всё, чему научился на Марсе.
   Вторая половина не видела в признаниях Джея ничего ужасного. В конце концов, все знали, что он жонглёр, и была большая вероятность, что он прибыл на Марс с заданием. Так пусть выполняет задание до конца, пусть входит в доверие к пионерам, а пионеры дадут ему понять, что у них нет никаких тайн от Земли. Он уже два года прожил на Марсе, учился в диалогической школе, общался с людьми Океана, видел, как устроено их общество, и это не могло не повлиять на его сознание. Он на полпути к тому, чтобы стать настоящим человеком Океана, так пусть пройдёт путь до конца.
   Самех только следил за обсуждением и не высказывался, Линк защищала Джея, Нов обвинял Джея -- среди противников Джея было вообще много уроженцев Земли, -- а Эф-Эф молчал. Джей пытался связаться с Эф-Эфом по Нейросети, но тот не отвечал. Джей ходил к нему домой и узнал только, что Эф-Эф уехал на атмосферную фабрику вне купола. Похоже, закончилась моя дружба с этим психом, думал Джей.
   Это было сложное обсуждение, и итог должен был подводить кто-то из пионеров. Самех предложил, чтобы итог подвела Зен. Линк заспорила, что Зен ещё на Земле отказала Джею, и теперь не будет объективной. Джей удивился, сколько ярости в этой девочке -- она пошла даже против Самеха и Зен, которыми раньше восхищалась. Но марсиане это оценили: за время обсуждения М-степень Джея сильно снизилась, а М-степень Линк, наоборот, повысилась.
   Тогда появилась старуха Бет, которая пообещала, что подведёт итог, но попросила сутки на размышление. У неё была самая низкая М-степень среди пионеров, но всё равно она оставалась высокой по сравнению с М-степенью других марсиан, и её хватало для подведения любого итога. Джей не ждал от старухи Бет ничего хорошего.
   -- Не волнуйся, -- сказала Линк, -- мы ещё можем победить. Аргументы в твою пользу очень сильные, многие пионеры выступили за тебя. А Бет раньше была очень объективной администраторкой.
   -- Если объективно, то меня надо погнать с Марса, -- сказал Джей.
  
   * * *
  
   Огромный космолёт, на котором марсиане летали на Землю и обратно, был небольшим космическим городом. Джей вспомнил, как он сам первый раз попал на этот космолёт и как его поразили размеры космолёта. Полёт в космосе был удобнее, чем полёт на самолёте на Земле. А благодаря тахионным двигателям он продолжался не полгода, а намного меньше. Джей ещё не видел Цандера, но уже во время полёта понял, какой мощи достигла марсианская наука и техника.
   Автономные миникамеры со всех сторон снимали посадку космолёта, на котором прилетели Жарковский, Зен и новая партия переселенцев, и каждый мог через Нейросеть наблюдать, как встречают Жарковского. А встречали его несколько пионеров, в том числе Самех, и несколько уроженцев Марса с самыми высокими М-степенями.
   Когда космолёт сел на космодроме, он состыковался с подземными помещениями, в которых находились службы космодрома и которые были туннелем связаны с Цандером -- можно было проехать от Цандера до космодрома, не выходя при этом на поверхность. Группа встречающих поднялась на космолёт, там их ждали Жарковский и Зен.
   Удивительно, что марсиане поддерживают Жарковского, думал Джей, глядя на то, как пионеры, эти сверхсущества, жмут руку диктатору Звёздного Города, который был не лучше, чем какой-нибудь Аттила Второй. Ведь ценности Жарковского были прямо противоположны ценностям марсиан. Пока марсиане пытались перевоспитать Жарковского, он спокойно уморил Шавката в тюряге, а доберётся до Иваницкой, то уморит и её. Исчезновения кандидатов в переселенцы на Марс -- тоже наверняка дело рук Жарковского. И вот теперь марсиане, обрадованные тем, что Жарковский прилетел к ним на Марс, подарят ему своё лекарство от смерти, и этот подонок будет править вечно.
   А, может быть, Жарковский помогает марсианам готовить инопланетное вторжение? Может быть, он агент марсиан? Если так, то значит, операция по внедрению на Марс с ним не согласована, и Оперативник действует сам по себе. Значит, Оперативник -- единственный человек во власти Звёздного Города, который хочет помешать инопланетному вторжению. Или Оперативник наврал, и не будет никакого инопланетного вторжения?
   Запутался ты, Джей, сам не знаешь, кому и чему верить!
   -- Я чрезвычайно рад, что наконец оказался на Марсе, -- говорил Самеху Жарковский. -- Это ещё один важный шаг в укреплении Унии Земли и Марса.
   Самех кивал с бесстрастным видом. Он мог ничего не говорить, но его-то отношение к Жарковскому было всем понятно. Самех был кем угодно, но он не был политиканом, и он не умел притворяться. А стервозная красотка Зен всё улыбалась своей загадочной полуулыбкой.
  
   * * *
  
   Линк пришла к Джею, чтобы вместе посмотреть, какой итог вынесет Бет по вопросу о Джее. Итог был неожиданным. Джей не представляет никакой опасности для Марса, решила Бет, и он имеет полное право остаться на Марсе и стать настоящим человеком Океана, хотя с такой низкой М-степенью ему придётся долго потрудиться, чтобы восстановить доверие всех людей Океана. Но если он чувствует себя чужим на Марсе и не готов стать человеком Океана, то он может по своей воле вернуться на Землю с Верховным Председателем Звёздного Города. Высылать насильно его не станут.
   Решение Бет оспорили несколько уроженцев Земли, в том числе Нов, и опять началась дискуссия. Но решение Бет подтвердил Вав, а его уж точно никто не мог заподозрить в симпатии к новичкам с Земли, ведь он был главный враг Унии.
   -- Мы победили! -- сказала Линк Джею.
   Но Джей не чувствовал себя победителем. Победили марсиане, которые своими трюками заставили его раскрыться, потом заставили извиняться, а потом милостиво простили, как взрослые прощают ребёнка за шалости. Как ему теперь жить среди марсиан? Он прилетел на Марс как жонглёр, как шпион, чтобы добыть информацию. Теперь он не может быть жонглёром, не может добывать информацию, он всегда будет на подозрении. А хотел ли он стать человеком Океана? Стать таким же сверхсуществом, как идеальный негр Самех, самоуверенный умник Вав, стервозная красотка Зен? Нет, он не хотел стать сверхсуществом. Он хотел оставаться обычным человеком. Обо всех сомнениях он рассказал Линк.
   -- Ты не хочешь жить на Марсе? -- спросила Линк, глядя в глаза Джею.
   -- Не хочу. -- Джей опять не выдержал её взгляда и отвёл глаза.
   -- Ты не хочешь узнать все тайны Вселенной, не хочешь путешествовать к звёздам? -- продолжала расспрашивать Линк.
   -- Мне плевать на тайны Вселенной и плевать на звёзды.
   -- Ты не хочешь стать человеком Океана?
   -- Я человек Земли, мне этого хватит. А эти твои сверхсущества... Я их просто боюсь.
   -- Ты до сих пор думаешь, что люди Океана готовят вторжение на Землю?
   -- Не знаю. Но даже если есть малейшая возможность, что они готовят вторжение, то я должен быть на Земле. Здесь от меня не будет никакой пользы, а на Земле я ещё чем-нибудь пригожусь.
   Линк помолчала.
   -- И у тебя нет ни одной причины, чтобы остаться на Марсе?
   -- Нет ни одной причины.
   Линк отвернулась.
   -- Если ты полетишь со мной на Землю, -- сказал Джей, -- то у меня не будет ни одной причины, чтобы остаться на Марсе.
   Линк открыла рот и прислонила к губам ладонь. На несколько секунд она просто онемела. Такого предложения она явно не ждала.
   -- Ты хочешь, чтобы я полетела с тобой на Землю? -- наконец спросила она. -- Хочешь, чтобы я жила в Звёздном Городе? Ведь я там умру через неделю!
   Джей схватил Линк за плечи.
   -- Я тебе обещаю. Я куплю самую лучшую квартиру, в самом чистом районе, в самом безопасном районе. Я буду тебя охранять, тебя никто не тронет. У тебя будет жизнь не хуже, чем на Марсе.
   Линк повела плечами и вырвалась из рук Джея.
   -- Как ты можешь такое говорить? Где ты найдешь в Звёздном Городе чистый и безопасный район? Как ты устроишь мне жизнь не хуже, чем на Марсе? Я люблю Марс, я люблю учиться, мне не плевать на тайны Вселенной и не плевать на звёзды. Я не могу и не хочу жить в Звёздном Городе или в любом другом городе на Земле.
   -- Тогда мы будем жить в твоём посёлке. Я научусь жить простой жизнью, буду охотиться и рыбачить, буду поклоняться Матери-Природе.
   -- Что за чепуха? Я не хочу поклоняться Матери-Природе. Я не хочу жить ни в городе, ни в посёлке. Я не хочу жить на Земле.
   -- А я не хочу жить на Марсе! -- закричал Джей. -- Понимаешь ты это или нет? Меня тошнит от твоего Марса и от твоих марсиан!
   Линк нахмурилась, но ничего не ответила. Она просто развернулась и вышла. Джей посмотрел ей вслед и усмехнулся. Нет, нет уж, он не побежит за этой девчонкой, не будет просить у неё прощения и не будет ей подчиняться. Погостили на Марсе -- пора и домой. Там хоть покурим от души!
  
   Глава 8.3
  
   Признания Джея не стали для Самеха неожиданностью. Разумеется, у него оставались подозрения, что Джей -- не бывший, а действующий жонглёр. Слова о желании начать с нуля могли быть частью его шпионской "легенды", при этом Джей мог в этих словах выражать своё настоящее желание, скрытое даже от него самого. Джей получил возможность начать с нуля, и это было для него испытанием: сможет ли этот прожжённый житель Звёздного Города -- Крысиного Города! -- исправиться, стать лучше? Это было испытанием и для общества Марса: сможет ли оно перевоспитать человека, который всю жизнь прожил в атмосфере ненависти и обмана?
   Сначала Самеху казалось, что и Джей, и общество Марса проходят испытание успешно. И даже после того, как Джей сделал своё признание, Самех не считал, что испытание провалилось: возможно, подобное признание было очередным шагом на пути к исправлению, на пути к тому, чтобы стать человеком Океана.
   Самех открыл обсуждение о том, что делать с Джеем, но сам не высказывался. Его могли посчитать необъективным, поскольку все знали о его близких отношениях с Линк и о том, что Джей спас Линк на Земле. Самех с удовольствием видел, что люди Океана разделяли его точку зрения: они не считали Джея опасным и готовы были дать ему ещё один шанс. Против Джея выступали, в основном, уроженцы Земли, особенно яростно требовал высылки Джея на Землю Нов. При этом друг Джея Эф-Эф, известный ненавистник шпионов и полицейских, молчал, и это молчание можно было, скорее, понять как аргумент в пользу Джея.
   Линк защищала Джея и готова была спорить с кем угодно. Самех видел, что роль Линк в исправлении Джея могла быть очень значительной -- она словно поддерживала Джея, чтобы он не упал, и помогала ему идти вперёд. Любовь -- разрушительное чувство, особенно если речь идёт о таких разных по возрасту и жизненному опыту людях, как Линк и Джей. Но в нашем случае любовь Джея к Линк и любовь Линк к Джею могла быть полезной, она могла спасти жонглёра.
   Самех предложил, чтобы итог этого сложнейшего обсуждения подвела Зен, которая должна была скоро вернуться на Марс. Но кандидатуру Зен смело отклонила Линк, и другие люди Океана поддержали её. Другие пионеры не брались за подведение итога, потому что все высказались в обсуждении. Из пионеров только Бет не принимала участия в обсуждении, поэтому она пообещала подвести итог. Самех был рад, что Бет опять проявила себя -- самая старшая пионерка действительно возвращалась к активной жизни.
   Бет взяла сутки на размышление -- это были именно те сутки, когда на Марс должен был прибыть Жарковский.
  
   * * *
  
   Самех не имел желания встречаться с Жарковским, но понимал, что он должен быть в группе встречающих. Надо было показать Жарковскому, что на Марсе ему рады. Но был ли Самех действительно рад? Ему всё больше казалась правильной мысль о том, что следует посадить Жарковского в клетку. С другой стороны, Жарковский всё-таки согласился на некоторые предложения Зен: почти два года в Звёздном Городе успешно работает диалогическая школа для детей и взрослых, идёт подготовка к открытию второй диалогической школы -- в Имперском Городе, люди Океана свободно разъезжают по всей стране, не спрашивая специального разрешения у Жарковского, и постоянно выступают по телеэкрану с рассказами об обществе Марса.
   Жарковский отличался довольно высоким ростом, но всё равно был ниже Зен и Самеха. Портреты, фотографии и видеозаписи не передавали жёсткость, суровость, которые выражались во всём его облике. Даже когда он улыбался, это выражение жёсткости и суровости не исчезало. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что этот человек никогда не отступается от своего. Не отступится он и от своей единоличной власти.
   Самех и Зен повели Жарковского осмотреть Цандер. Сначала они проехали через весь город по эстакаде в поезде на магнитной подвеске, затем спустились и пошли пешком. Они прошлись по улицам-паркам, наблюдая за работой беззвучных роботов -- уборщиков, ремонтников, садовников, опылителей. Они заглянули в Музей первопроходцев и на Форум, посидели на занятии в диалогической школе. Они заходили в дома, где их встречали люди Океана и показывали им внутреннее устройство домов.
   Самех видел, что Жарковский, как и все люди Земли, прибывающие в Цандер, был поражён и не скрывал этого чувства. У Жарковского, разумеется, не было фейнманов, поэтому ему подарили довольно примитивные очки дополненной реальности, чтобы он мог видеть то, что видят люди Океана. В очках появлялась информация обо всём, что попадало в поле зрения Жарковского, но он всё равно задавал Самеху и Зен много вопросов.
   По пути к Самеху, Зен и Жарковскому присоединился Плутарх. Оглядев Жарковского и как будто всё про него поняв, Плутарх спокойно затрусил сбоку от Самеха и подальше от Жарковского. Жарковский сначала немного испугался Плутарха -- собака в земных городах давно перестала быть "другом человека", -- а затем похвалил породистость Плутарха. В ответ на эти слова Плутарх зевнул, громко клацнув зубами.
   -- Как ты себя ведёшь, Плутарх? -- пожурил его Самех, и пёс стыдливо склонил голову.
   -- Всё понимает! -- восторженно сказал Жарковский.
   Наконец все четверо дошли до дома, который предназначался для проживания Жарковского. Плутарх остался на улице, не пожелав войти в дом -- или догадавшись, что этого не желает Жарковский, -- а Самех, Зен и Жарковский поднялись в комнату. В середине комнаты выдвинулся стол с едой с пищей, которую приготовила машина, рассчитав нужное количество калорий и витаминов для каждого. Жарковский с подозрением смотрел на простую еду -- овощи и прочее, -- но затем признался, что было очень вкусно и сытно. Машина добавила Жарковскому порцию клеточного мяса -- Самех и Зен не ели мяса, -- и клеточное мясо особенно впечатлило Жарковского: он не сумел догадаться, что оно выращено на фабрике-лаборатории из клеток.
   -- Такого сочного бифштекса у нас не найдёшь, -- сказал Жарковский, и машина в виде исключения выдала ему ещё одну порцию.
  
   * * *
  
   Самех был доволен тем итогом обсуждения по вопросу о Джее, который подвела Бет. Он связался с Бет по Нейросети, чтобы поблагодарить её за объективность. Мозговые фейнманы нарисовали трёхмерное изображение Бет: крупные черты лица, круглое лицо, аккуратно уложенные длинные тёмные волосы, высокий лоб, выпуклые карие глаза, большой нос, в углу губ гнездится небольшая полуулыбка, напоминающая полуулыбку Зен. Бет и Самеху было о чём поговорить: и об Унии с Землёй, и о прилёте Жарковского, и о поисковой экспедиции, и об изучении истории Марса.
   -- Почему же ты всё-таки вернулась к активной жизни, Бет? -- прямо спросил Самех.
   -- Ответ на твой вопрос очень прост. На Марсе и на Земле грядут большие перемены. Какие именно это будут перемены, я точно не могу сказать, но по всем признакам они неизбежны. Уния с Землёй даст свои результаты. Переселенцы привнесут в наше общество нечто совершенно новое, поскольку теперь эти переселенцы имеют за плечами опыт жизни и в огромных мегаполисах, и в первобытных посёлках. Да, да, я слежу за успехами твоей ученицы. Невероятно, что за такой короткий срок девочка из первобытного посёлка стала полноценным человеком Океана. В ней есть какие-то необычные черты, которые отсутствуют в пионерках или в уроженках Марса. Я предвижу её большое будущее.
   Самеху было приятно, что Бет так думает: слова Бет подтверждали давние мысли Самеха о талантливости Линк.
   -- Наконец, Аин и Делт, -- продолжила Бет. -- Они поставили перед собой труднейшую задачу: поиск внеземного разума. Перед нами стоит не менее трудная задача: поиск Аина и Делт в глубинах Космоса. Мы не можем их бросить, мы обязаны отдать все силы, чтобы их найти. И этот поиск тоже представляет собой нечто новое, с чем мы пока не сталкивались.
   -- Теперь я понимаю, как важна для тебя поисковая экспедиция, -- сказал Самех. -- Я поддержу твою кандидатуру.
   -- Спасибо, Самех, но, пожалуй, мне не стоит отправляться на поиск Аина и Делт. Слишком много дел на Марсе. Много переселенцев, которым предстоит стать людьми Океана. Я вернусь к преподаванию в школе. К тому же мне очень понравился твой проект опроса всех пионеров для изучения истории. Я скромно полагаю, что без меня здесь не обойтись.
   -- С тебя и начнём: всё-таки вторая буква алфавита! Но ты немного ошиблась, Бет, это не мой проект. Этот проект предложил уроженец Земли Джей, которого ты спасла от высылки на Землю.
   -- Боюсь, что я не смогу спасти Джея от него самого. Мой итог не играет никакой роли в его судьбе. Он всё равно продолжает чувствовать себя чужаком среди людей Океана. Теперь только он сам может решить, чего он хочет: остаться на Марсе и стать человеком Океана или вернуться на Землю.
   Бет ни разу не встречала Джея, никогда с ним не разговаривала, но, кажется, поняла его лучше, чем понял Самех.
  
   * * *
  
   После разговора с Бет Самех связался с Линк: интересно, как она переживает победу Джея, да и свою собственную победу? Когда Самех увидел огорчённое лицо Линк, то сразу догадался, что у них с Джеем что-то произошло. Джей не мог причинить Линк физический вред -- теперь машины строже за ним следили, -- но вред можно причинить и словом.
   -- Джей хочет вернуться на Землю, -- сразу сказала Линк. -- Он не отказывается от всего того, что он наговорил после синтетического представления. Он ненавидит и боится пионеров, он считает, что вы совершили контакт с инопланетянами и готовите вторжение на Землю, он собирается воевать с вами, его тошнит от Марса. Тошнит от Марса!
   Бет была права насчёт Джея, подумал Самех. Он продолжает чувствовать себя чужаком среди людей Океана.
   -- Очень жаль это слышать, -- сказал Самех. -- Я полагал, что решение Бет повлияет на его отношение к обществу Марса.
   -- Решение Бет его больше всего и взбесило.
   -- Очень жаль. Может быть, мне попробовать поговорить с ним?
   -- Не надо. Это бесполезно. Он уже всё решил.
   У Линк было такое лицо, как будто она вот-вот заплачет, но она не плакала. Самех заметил, что она никогда не плакала. Даже после нападения на посёлок, когда Самех нашёл её в лесу, она не плакала. Даже после того, как она пережила приключение в Звёздном Городе, она не плакала. Никакие огорчения не могли довести до слёз эту девочку с железным характером.
   -- И он предложил мне вернуться на Землю вместе с ним, -- сказала Линк.
   Этого Самех не ожидал. Он уже свыкся с мыслью, что Линк -- часть общества Марса, что жизнь на Земле ей не подходит. Понятно, что сама она ни при каких обстоятельствах не вернётся на Землю, но может так поступить под влиянием Джея.
   -- А ты хочешь вернуться на Землю? -- спросил Самех.
   -- Не хочу. Не знаю, -- тихо сказала Линк и вдруг воскликнула: -- Скажи, что мне делать, Самех? Мне так плохо, что я бы сейчас... Я бы сейчас... Помоги мне, Самех!
   На Марсе никого не оставляли наедине с его или её мучениями. Люди Океана выстояли в Космосе только потому, что поддерживали друг друга во всём.
   -- Линк, ты уже взрослая, -- сказал Самех. -- Ты, разумеется, имеешь полное право вернуться на Землю, когда тебе будет угодно. Я не могу навязывать тебе никакого решения, и никто не может навязывать никакого решения. Но мне было бы очень жаль, если бы ты уехала с Марса. Мне кажется, что в тебе заложен огромный потенциал, и раскрыться этот потенциал может только в Космосе. На Земле же он зачахнет. Ты уже слишком много прошла, слишком многого добилась, чтобы теперь всё бросать. Такого быстрого роста М-степени, как у тебя за время обсуждения Джея, никогда ни у кого не было. Это означает, что люди Океана относятся к тебе с огромным уважением, доверяют тебе. По-моему, ты просто обязана оказать им ответное уважение и доверие. Повторяю, решение за тобой. Если ты считаешь, что на Земле, с Джеем ты будешь более счастлива, то возвращайся на Землю. Но прежде хорошо подумай. Переселенцы, которые решили вернуться на Землю, улетят вместе с Жарковским. У тебя ещё достаточно времени. Перед тем, как принять это решение, прошу тебя, поговори с теми людьми, мнение которых для тебя хоть сколько-нибудь важно. Поговори с Ян-Янгом, с Лара-Ли, с Вавом. Поговори с любым пионером. Поговори с Зен... Хотя ты не захочешь говорить с Зен. -- Самеху пришла в голову неожиданная идея. -- Вот что, Линк, поговори с Бет. Она как раз упоминала тебя. Она в тебя верит. Если я тебя не убедил, может быть, Бет сумеет убедить.
   -- Спасибо, Самех. -- По лицу Линк было видно, что сомнения её мучили, но разговор с Самехом принёс какое-то облегчение. -- Я всегда знала, что ты -- мой лучший учитель и мой лучший друг. Я обязательно поговорю с Бет.
  
   * * *
  
   Самех продолжал работать и при этом думал, не поговорить ли ему всё-таки с Джеем. Возможно, его решимость вернуться на Землю -- это напускное? Возможно, он мучается так же, как Линк, и тоже хочет с кем-нибудь поговорить. Пока Самех об этом думал, Джей сам связался с ним. На лице Джея не было ничего, кроме злости.
   -- Я рад, что вы со мной связались, Джей, -- сказал Самех, но Джей прервал его:
   -- Хватит уже! Со мной ваши трюки не пройдут.
   -- Что вы имеете в виду под "моими трюками"?
   -- Вся эта ваша вежливость у меня в печёнках сидит. Мне надоело быть вежливым. Я человек невежливый, и я не собираюсь меняться.
   -- Очень жаль. Все должны меняться.
   -- Хватит, хватит ваших лозунгов. Давайте, расскажите мне ещё про автоэволюцию!
   -- Могу рассказать и про автоэволюцию, если вам интересно. Но с какой целью вы со мной связались? Для того, чтобы оскорблять меня? Оскорбления на меня не подействуют.
   -- Я не собирался вас оскорблять. -- Тон Джея немного смягчился.
   -- Я вас высоко ценю, Джей. Я вижу, что если вы останетесь на Марсе, то это принесёт обоюдную пользу -- и обществу Марса, и вам.
   Джей замялся. Очевидно, он начал этот разговор с грубостей нарочно для того, чтобы спровоцировать собеседника на ответную грубость, и высказать всё, что накопилось внутри него. Но собеседник не был намерен грубить в ответ, и теперь Джей не знал, как продолжать этот разговор.
   -- Ладно, хватит обо мне, -- немного смущённо сказал Джей. -- Не мешайте ей.
   -- Не мешать кому? Линк? В чём я ей мешаю?
   -- Не мешайте ей улететь со мной. Не вешайте ей на уши вашу пропагандистскую лапшу. Мы с ней -- не люди Океана, а люди Земли. Вот на Земле мы и должны жить.
   -- Я не уверен, что Линк или вы должны жить на Земле, но мешать ни ей, ни вам я не стану. Я уже говорил Линк и повторю вам: решение за вами. Я только прошу: прежде хорошо подумайте.
   -- Хватит, хватит! Я всё продумал и передумал. Меня тошнит от Марса и от всех ваших трюков. Я улечу на Землю, и Линк улетит со мной.
   -- Линк сама решит, улетать ли ей или нет. Ни вы, ни я не можем решать за неё.
   Лицо Джея перекосилось от злости, его пальцы судорожно сжимались, как будто он хотел кого-то схватить или ударить. Если бы он был рядом, то, наверное, он бы действительно ударил Самеха. Вдруг он громко рассмеялся, обнажив свои крупные зубы.
   -- Мне давно всё с тобой понятно, марсианин! -- прохрипел Джей. -- Ты же мне завидуешь. Ты просто мне завидуешь.
   -- Чему же я завидую? -- опешил Самех.
   -- Ты завидуешь, -- продолжил Джей, -- что Линк влюбилась в меня. В меня -- урода, психопата, конченого человека. В меня, а не в тебя -- такого идеального.
   -- Мне очень жаль вас, Джей, -- ответил Самех. -- За два года жизни на Марсе вы так и не поняли, что вы -- не конченый человек. Вы не поняли, что у вас есть будущее, и вы решили обменять это будущее на прошлое. В дополнение к этому вы решили втянуть в это прошлое и неповинную девочку, которая в вашем прошлом просто погибнет. И если вы думаете, что я вам завидую из-за того, что Линк испытывает к вам чувство любви, то я скажу вам одно: вы совершенно не понимаете людей Океана.
  
   Глава 9.1
  
   Дом, где жила Бет, со всех сторон был окружён деревьями. Линк шла по тропинке, слушала шум листьев, и ей на секунду показалось, что она вернулась в лес. Но это был не лес -- здесь была хорошо видна рука человека, точнее, рука робота-садовника. Вскоре Линк увидела одного из роботов, который возился с кустом шиповника. Отметив приближение человека, робот подвинулся в сторону. Линк наклонилась и погладила тёплую и эластичную геймитовую оболочку робота. Робот замер, ожидая приказа, но приказа не последовало, и он продолжил возню с кустом.
   Линк без стука вошла в проход, который открылся перед ней в стене. Первое, что она увидела, это два паука-птицееда, которые медленно ползли по полу. Пауки были огромные, мохнатые, коричневые с яркими жёлтыми пятнами. Хотя Линк знала, что они генно-модифицированные и потому безвредные, но всё равно сначала испугалась: с этими ребятами не поговоришь так, как с Плутархом.
   Когда-то Бет на Земле состояла в организации, которая занималась защитой уродливых и страшных животных. Организация пыталась перебороть распространённое мнение о том, что защищать надо только красивых, милых животных, вроде панды или тигра. В защите нуждались все животные, в том числе уродливые и страшные. Привычку держать страшных пауков-птицеедов Бет сохранила и на Марсе.
   Бет была одета в тёмное одеяние длиной до пола. Она была самая старшая из пионеров, но выглядела лет на сорок. Её полуулыбка напоминала полуулыбку Зен. Что-то было общее в Зен и Бет, в этих двух женщинах Океана с их загадочными полуулыбками, что отличало их, например, от Лара-Ли. Не только пауки пугали Линк, но и сама Бет, которая не производила с первого взгляда впечатление приятного, открытого человека, как это было с Самехом или Зен.
   -- Приветствую вас, Бет, -- сказала Линк, пытаясь оторвать взгляд от пауков.
   -- Приветствую тебя, Линк, -- сказала Бет.
   Со спины на плечо Бет выполз ещё один мохнатый паук-птицеед, почти чёрный, с рыжими пятнами. Бет сняла паука с плеча и протянула его Линк. Это, наверное, испытание, подумала Линк и, немного замешкавшись, всё-таки взяла паука. Паук сидел на ладонях Линк, не двигая лапами. Бет взглядом показала: отнеси его к остальным. Линк повернулась, донесла паука до того места, где сидели два других паука, и, присев, опустила его на пол.
   -- Как тебе мои питомцы? -- спросила Бет.
   -- Мне больше нравятся собаки, -- честно ответила Линк, не вставая и осторожно поглаживая трёх пауков.
   -- Ты смелая девочка, -- сказала Бет.
   Линк поднялась, смущённо улыбаясь. Она всегда любила, когда её хвалили за смелость и силу, а не красоту, но в последнее время что-то изменилось. Теперь похвала её смелости не вызывала у неё такого удовольствия, как раньше.
   -- Я обыкновенная, -- сказала Линк. -- Я просто знаю, что ваши пауки не могут причинить мне вреда. Они ведь неядовитые, и от них не может быть аллергии. Это все знают.
   -- Когда на твоём месте был мой старый друг Вав, то он не подходил к паукам ближе, чем на три метра, хотя он тоже прекрасно знал, что они неядовитые и что от них не может быть аллергии.
   Линк засмеялась, представляя, как Вав, весь такой строгий, обходит пауков стороной, и кривит губы. Из пола выросли два кресла, и Бет предложила Линк сесть. Одна из стен стала прозрачной: открылся вид на колышущиеся на ветру деревья, послышался шум листьев.
  
   * * *
  
   -- Так ты хочешь поговорить? -- спросила Бет.
   -- Я не знаю, что мне делать, -- сказала Линк. -- Я думала, может быть, вы посоветуете.
   -- Советовать в таких делах всегда трудно. Посоветовать я могу, но ты же понимаешь, что решение, в конце концов, должна принять ты сама.
   -- Я понимаю. А как бы вы поступили на моём месте?
   -- Я не была на твоём месте, и мне трудно представить себя на твоём месте. Ты любишь Джея?
   -- Да, люблю. И не могу без него.
   -- Хотя он старше тебя, хотя у него другой опыт, другое мировоззрение, и он ненавидит всё, что тебе нравится?
   -- А что я могу поделать?
   -- Но раньше ты любила Самеха.
   Линк вздрогнула.
   -- Как вы догадались?
   -- Догадаться нетрудно.
   -- Я любила Сашу... то есть Самеха. На Земле он называл себя Сашей.
   -- Я прекрасно помню те времена, когда он был Сашей Богдановым, а не Самехом.
   -- Он называл себя Сашей, и он показал нам, что такое стихи и попросил сочинить стихи. У меня долго не получалось ничего написать, но однажды ночью я сочинила стихи.
   -- Стихи о Саше?
   -- Да. "Саша, Саша, ты был драконом и летал в небе, ты спустился с неба на землю и превратился в человека. Саша, Саша, когда я тебя увидела, то я не испугалась и не убежала, потому что я знала, что ты меня не обидишь. Саша, Саша, я отдам тебе все свои сокровища, чтобы ты навсегда остался со мной..." Смешные, правда?
   -- Мне кажется, что они искренние, а это главное. Но я ничего не понимаю в стихах.
   -- А потом, уже в Звёздном Городе я познакомилась с Фурманом... то есть Джеем. Его настоящее имя -- Фурман, вы знаете? Он спас меня, он был для меня настоящим героем. Потом мы прилетели на Марс и стали часто с ним общаться. Мы рассказали друг другу обо всём, обо всей своей жизни.
   -- А затем он решил вернуться на Землю и предложил тебе последовать за ним. Хотя он знал, что ты не желаешь возвращаться на Землю, поскольку тебе не нравится общество Земли. Он знал, что тебе нравится жизнь на Марсе, что ты разделяешь ценности, важные для людей Океана, что ты сама мечтаешь стать человеком Океана, мечтаешь изучать Космос и открывать его тайны. Но Джей всё равно позвал тебя на Землю.
   -- Он тоже меня любит. Он тоже без меня не может.
   Бет встала и прошлась до прозрачной стены. Она молча смотрела на зелёные деревья, а Линк смотрела на Бет и ждала, что та скажет. Бет обернулась.
   -- Любовь, любовь, любовь... -- сказала Бет. -- Через любовь должен пройти всякий -- как через детскую наивность и подростковый максимализм. Это естественный процесс. Но если кто-то посвящает всю жизнь исключительно любви, он совершает преступление против человеческого разума. Зачем нужна любовь? В древности любовь была нужна для укрепления семьи, а семья была нужна для продолжения рода. При отсутствии естественного размножения необходимость в семье отпала. Стало быть, отпала необходимость в любви.
   -- Разве вы не любили? -- спросила Линк. -- Ведь вы любили Делт.
   -- О, мы любили, и как любили! Нас, пионеров, было очень мало, и мы все ощущали такую невероятную близость, какая была недоступна никому из жителей Земли. Разумеется, тогда мы все влюбились друг в друга, у нас были чрезвычайно запутанные отношения. Я влюбилась в Делт, Делт влюбилась в меня. Самех и Вав влюбились в Зен, Зен влюбилась в Аина. Аин же ни в кого не влюбился, поскольку все его мысли были о другом -- о строительство нового мира. Я помню, как он раздражался из-за того, что мы уединяемся парочками и скрываем что-то от других. Он мечтал о таком обществе, где никто ничего не скрывает, где нет необходимости что-то скрывать. Прошло много лет, почти сто лет, мы повзрослели, мы стали людьми Океана, и мы все осознали, что любовь только разъединяет.
   -- Значит, вас больше ничего не связывает?
   -- Нас связывает высшее чувство человека к человеку -- чувство товарищества, чувство дружбы. Вот что важнее любви. Любовь -- разрушительное чувство. Посмотри на себя, Линк. Разве твоя любовь приносит тебе счастье? Твоя любовь тянет тебя туда, куда ты не желаешь возвращаться. Твоя любовь разрушает твою жизнь. Да, любовь -- разрушающее чувство. Товарищество, дружба -- чувство созидающее и объединяющее. Это ощущение принадлежности к общему делу, к большому общему делу. Любовь необходима для того, чтобы чувствовать поддержку другого человека, хотя бы одного человека, во враждебном окружении. Но я живу в дружелюбном окружении, я чувствую поддержку тысяч человек, и в любой момент я могу обратиться к ним за помощью. Разумеется, есть люди, с которыми я более близка. Надеюсь, что и ты станешь для меня близкой подругой.
   -- Я бы этого хотела...
   -- Когда-то на Земле я читала много художественной литературы, написанной в разных странах и в разные эпохи. Меня удручало и поражало, что в литературе было так много произведений о любви, много настоящих шедевров, посвящённых любви счастливой, а чаще несчастливой. Но я почти не находила произведений о дружбе. Романы, которые должны были рассказывать о дружбе, на самом деле, рассказывали о любви, а не о дружбе. Прочитай знаменитый роман начала двадцатого века "Три товарища". Очень скоро из романа о трёх товарищах он становится романом о любви одного товарища к больной девушке, и получается очередная история о несчастливой любви. Более того, даже в откровенно идеологических, откровенно пропагандистских романах всё равно возникала тема любви, а часто она выходила на первый план. Лишь в немногих романах двадцатого века на первый план выходила тема товарищества и дружбы. Но среди произведений, действительно посвящённых дружбе, так и не появилось шедевров на уровне "Ромео и Джульетты" или "Войны и мира". Другой повествовательный род искусства, кинематограф, тоже не создал шедевров на тему дружбы. Если и возникали романы и фильмы о дружбе, то это были исключительно романы и фильмы о дружбе мужчины с мужчиной. Дружба женщины с женщиной и дружба женщины с мужчиной были редкостью. Дружбу женщины и мужчины вообще отрицали, её высмеивали даже очень талантливые люди. Такая дружба должна была обязательно закончиться любовью. По какой-то неведомой причине художники всех стран и эпох считали, что любовь - более достойный предмет описания, чем товарищество, дружба, общее дело. Нет, я не против произведений о любви, но меня, повторяю, удручает и поражает такой дисбаланс: слишком много любви и слишком мало товарищества и дружбы. Я же полагаю, что человек может обойтись без любви. Ты, разумеется, не веришь, но со временем убедишься, что может. Человек может обойтись без любви, но человек не проживёт без дружбы.
  
   * * *
  
   Линк лежала на траве в парке, раскинув ноги и руки, смотрела в светящийся купол и думала о словах Бет. Конечно, Бет была во всём права! Глупо сейчас бросать едва начатую жизнь на Марсе и возвращаться на Землю только из-за любви. Ведь любовь пройдёт, и что тогда делать? Опять лететь на Марс? Люди Океана примут меня обратно с распростёртыми объятиями, но потерянные годы не вернуть.
   Земля -- это моя родина, и я должна была бы чувствовать ностальгию по Земле. Но, странное дело, никакой ностальгии я не чувствую. Я каждый день вспоминаю дедушку, отца и маму, Людмила и Милушу, Милослава и Милорада, Варяга и Мурку -- всю свою семью, и как мне жаль, что я никогда их больше не увижу. Я вспоминаю Неждана, который до сих пор живёт в первобытном посёлке и до сих пор не умеет говорить. Зен потом приезжала в посёлок и просила Злобу разрешить хотя бы вылечить Неждана от немоты, но Злоба её выгнал. Единственная причина, по которой я хотела бы вернуться на Землю, -- для того, что помочь Неждану. Да и другим таким же Нежданам, которые живут в первобытных посёлках и огромных городах и не могут никуда оттуда выбраться. Но сейчас я ничем не смогу помочь. Прежде всего, я должна стать настоящим человеком Океана, а для этого я должна остаться на Марсе и учиться.
   Самех как-то рассказывал о загадке черепков из погребений алакульской культуры. Девочка из одного первобытного посёлка, переезжая в другой посёлок, всю жизнь таскала с собой черепок как память о родине. Никакой загадки здесь не было. Я точно так же, переехав на Марс, таскаю с собой мусор с Земли, который когда-то называла сокровищами. Теперь-то я понимаю, что это мусор. Пришла пора избавиться от мусора. Вот сейчас приду к себе в комнату и выброшу все эти сокровища.
   Я никогда не забуду свою семью, никогда не забуду Неждана, -- и, конечно, я никогда не забуду Джея! -- но я не чувствую ностальгии по Земле. После разговоров с Самехом и Бет я окончательно поняла: моя родина -- это Вселенная. Моя родина -- это Космос, неисследованный Космос, безбрежный Океан, моё детское над-небо, куда не залетали даже драконы. Рано или поздно я вернусь на Землю и постараюсь помочь всем, кому требуется моя помощь. Но сначала я отправлюсь туда, в просторы Океана -- на поиски Аина и Делт. Вот что я сделаю: я выдвину свою кандидатуру для участия в поисковой экспедиции. Пусть не сразу, не в первый отряд, но меня обязательно возьмут, не могут не взять.
   Моя родина -- это Космос. Космос ждёт меня.
  
   Глава 9.2
  
   С другими возвращенцами на Землю Фурман не был знаком. Они прилетели на Марс позже Фурмана, и на Марсе он с ними не пересекался. За время полёта на Землю Фурман с ними познакомился, но старался не общаться. Ему хотелось быть одному. Жарковского он вообще ни разу не увидел -- Верховный Председатель жил в отдельном помещении огромного космолёта и не снисходил до простых смертных.
   На военном аэродроме к востоку от Звёздного Города Фурмана встретил Поздеев всё с тем же безмятежным выражением на лице: он как будто и не заметил, что Фурман на два года улетал на другую планету. Вертолёт привёз Фурмана и Поздеева в главное здание Цирка в центре Звёздного Города. Поздеев привёл Фурмана в подвал, в небольшую комнату с серыми обоями, где их ждал Оперативник с сигарой в сосископодобных пальцах и два мордоворота с парализаторами.
   В середине комнаты стояло кресло с ремнями для закрепления запястий, щиколоток и лба. Фурман не сопротивлялся, когда его усадили в это кресло, связали, -- он увидел в стене напротив две видеокамеры, -- а потом вкололи в руку какую-то дрянь. Он знал, что после возвращения его обязательно допросят, и при этом допросе будут применены спецпрепараты. Фурман ничего не скрывал, он начал рассказывать всё, что знал, ещё до того, как спецпрепараты начали действовать. Когда же спецпрепараты подействовали, он рассказал про Линк. Перед глазами стояла муть, но он разглядел, как при упоминании Линк на лице Оперативника появилось удивление, и даже Поздеев ухмыльнулся. Что ж, такая реакция была предсказуемой. Оперативник особенно напирал на контакт с инопланетянами, но об этом Фурману сказать было нечего.
   Фурман не помнил, сколько длился допрос, в конце он часто терял сознание, пока совсем не вырубился. Очнулся он в обычной квартире в "китайской стене", и после недолгого осмотра понял, что это была та самая квартира, где он прятался от Соломона. В квартире стояла та же мебель, не было только кресла, которое сломалось во время драки Фурмана и людей Соломона. Сначала у соседей было тихо, но через пару часов внизу включилась музыка, потом сверху начали орать пьяные муж и жена и плакать дети, а слева упал шкаф. Вот я и дома, подумал Фурман.
   Он кое-как поднялся, добрёл до ванной и умылся. Сильно хотелось жрать. Холодильник был забит консервами и полуфабрикатами, которыми когда-то запасся Фурман. Фурман вскрыл три первых попавшиеся банки -- мясо, мясо и мясо, -- вывалил содержимое в большую тарелку и поставил тарелку в микроволновку. Он сожрал мясо с мясом и мясом и запил всё пакетом апельсинового сока. Чего-то не хватало.
   Сил идти в магазин не было. Фурман поднялся на верхний этаж, позвонил в квартиру, где жили вечно пьяные муж и жена и обменял у жены с опухшим лицом несколько консервов на початую бутылку водки и пять мятых сигарет. Он заметил, что за спиной жены с опухшим лицом стоит девочка лет пяти в грязной майке и со спущенными трусиками и испуганно смотрит на Фурмана. Фурман взял бутылку и собирался уходить, но показалась харя мужа -- ещё более опухшая, чем у жены, -- и из пасти хари полетели такие слова, за которые в другое время харя отхватила бы по полной. Но у Фурмана не было желания марать руки, и он ушёл к себе.
   Фейнманы были деинсталлированы на Марсе, и Фурману ничего не мешало отравить себя дозой любого наркотика. Он выдул полбутылки водки и выкурил сигарету -- первую сигарету за два года с хвостиком. Это было зря. К горлу подкатила волна, и Фурман еле успел добежать до унитаза.
  
   * * *
  
   Фурман сидел в неприметном автомобиле устаревшей модели, а Поздеев говорил ему, какое задание надо сегодня выполнить. Всего лишь простое убийство. Зайти в нужный подъезд, в нужную квартиру, убить нужного человека, уйти. А на что ещё годится конченый жонглёр? Только на то, чтобы убивать врагов Жарковского -- работа, с которой справился бы последний уличный отморозок.
   -- Оружие, -- потребовал Фурман.
   Поздеев передал ему большой охотничий нож в чехле из кожзама.
   -- А где пистолет? -- сказал Фурман. -- Ты бы мне ещё лук и стрелы дал.
   -- Нужно, чтобы было много страшных ран, -- объяснил Поздеев, -- и много крови.
   -- А парализатор?
   -- Никакого парализатора. Нужно, чтобы они все боялись.
   Фурман не стал уточнять, кто это такие -- "они все". Понятное дело, враги Жарковского. Вот бы Зен здесь поприсутствовала, подумал Фурман. О чём бы она тогда говорила с Жарковским? Хотя к чёрту Зен! Я улетел от всех этих Зен, Самехов и Эф-Эфов.
   -- Если в квартире ещё кто-то есть, -- сказал Поздеев, -- то имей в виду: свидетели не нужны.
   -- Что значит "если"? Есть или нет?
   -- Кто-то ещё может быть.
   -- Ну, работнички! -- пробормотал Фурман. -- Ну, подготовочка!
   Он вылез из машины и, на ходу натягивая на лицо респиратор, а на руки -- перчатки, дошёл до нужного подъезда "китайской стены". На лифте он доехал до нужной квартиры и открыл дверь дубликатом ключа, который дал ему Поздеев. В квартире было тихо -- как будто никого нет. Фурман вошёл в комнату, потом в другую -- никого.
   В третьей комнате на кровати лежал мужчина в брюках и свитере. Это был тот самый нужный человек. Он закрыл глаза правой рукой, дыхания почти не было слышно. Наверное, прилёг ненадолго отдохнуть и случайно заснул. Фурман быстро подошёл к лежащему мужчине и схватил его за горло. Мужчина открыл глаза, захрипел и попытался оторвать от своего горла руки Фурмана. Фурман сильнее сдавил шею, и скоро всё закончилось. Только после этого Фурман достал нож...
  
   * * *
  
   Крови было столько, что "они все" описаются от страха. Фурман вытер лезвие ножа и вышел из комнаты. Входная дверь распахнулась, и на пороге показалась женщина в пальто и с респиратором на лице. Она с непониманием осмотрела Фурмана, потом заметила в его руках нож, и непонимание сменилось ужасом. Только не ори, подумал Фурман, я тебя умоляю, только не ори. Женщина не заорала, не произнесла ни звука, она замерла на месте. Фурман легонько оттолкнул женщину, проскользнул в дверной проём и сбежал вниз по лестнице. На улице он выдохнул, сбавил шаг и спокойно дошёл до автомобиля.
   -- В квартире ещё кто-то был? -- спросил Поздеев, глядя через лобовое стекло на улицу.
   -- Нет, -- ответил Фурман и кинул нож на колени Поздееву. -- Сваливаем.
   Поздеев предложил зайти в кафе, и Фурман согласился. Они доехали до ближайшей "Мини-Пирамиды", нашли кафе и заказали кофе с булочками. Фурман быстро выдул свой кофе и заказал ещё, а Поздеев пил свою чашку медленно -- по глотку в минуту. Поздеев закурил сигарету и предложил Фурману. Фурман помотал головой.
   Через стеклянную стену кафе он увидел, что по холлу уверенной походкой, задрав кверху подбородок, идёт блондинка с пальто, перекинутым через руку. Поздеев открыл рот, чтобы что-то сказать, но Фурман не стал его слушать. Он сорвался со стула и, подбежав к блондинке, загородил ей дорогу. Да, это была Ирина. Бывшая фотомодель, она выглядела всё так же шикарно: высокая -- на полголовы выше Фурмана, -- очень стройная, небольшая грудь, длинные ноги, средней длины волосы цвета соломы, вытянутое лицо, высокий лоб, прямой нос, острые скулы, ясные голубые глаза.
   -- Здравствуй, Ирина, -- сказал Фурман. -- Рад тебя видеть.
   -- А я не рада. -- Ирина хотела обойти Фурмана, но он опять загородил ей дорогу.
   -- Ты совсем не изменилась -- такая же красавица.
   -- А ты всё такой же урод.
   -- Можно с тобой поговорить?
   -- Нельзя. Петю ты не увидишь, и он сам не хочет тебя видеть.
   -- Вот пусть сам мне это и скажет.
   -- Считай, что сказал. Пропусти, или я закричу.
   Фурман сделал шаг в сторону и показал жестом: проходите. Ирина, не оглянувшись на Фурмана, продолжила путь. Фурман посмотрел ей вслед и подумал: интересно, а что Ирина делает в микрорайонах? Раньше она сюда носа не совала. Фурман вернулся в кафе и с вызовом посмотрел на Поздеева.
   -- Тёплая встреча двух любящих супругов, -- с безмятежным выражением прокомментировал увиденное Поздеев, сделал глоток кофе и добавил: -- А ту бабу ты зря пожалел. Потом всё равно придётся её навестить.
  
   * * *
  
   Новое задание было необычным. Фурман и Поздеев должны вылететь на Чукотку, где коллеги с другого берега передадут им задержанного преступника. Преступника нужно доставить в Звёздный Город к Жарковскому. Кем был этот преступник, Поздеев Фурману не говорил. А Фурману было плевать -- ещё один враг Жарковского, вот и всё.
   Фурман и Поздеев вылетели рано утром на специально предоставленном самолёте, где они были единственными пассажирами. Из-за метели им пришлось сесть в Малахитовом Городе, и здесь они застряли на сутки. Выходить из самолёта им было запрещено, так что эти сутки они провели в самолёте, где можно было есть, спать и жить в своё удовольствие. Они пили кофе и смотрели по телеэкрану какие-то старые комедии, где все герои пели. Поздеев курил сигарету за сигаретой и постоянно предлагал сигарету Фурману, как будто нарочно хотел его позлить.
   Метель закончилась, и они поспешили дальше. Самолёт летел над Западной Сибирью, и Фурман подумал, что где-то там внизу стоит первобытный посёлок, где жила Линк. От этой мысли ему стало так же противно, как от мысли о сигарете. Он засмеялся над своей глупой любовью. Да и какая могла быть у него любовь к наивной девчонке из первобытного посёлка с мозгами, которые промыли марсиане? Никакой любви не было, это был сон, бред, мираж.
   Когда самолёт приземлился на Чукотке, здесь было около двенадцати часов дня. В сером здании местного Цирка Фурмана и Поздеева ждали два отлично говорящих по-русски жонглёра с другого берега, которые передали им преступника, точнее преступницу, одетую в длинный пуховик с капюшоном. По некоторым отличительным приметам -- очень высокий рост, выдвинутая вперёд крупная нижняя челюсть -- Фурман узнал Елену Иваницкую, лидера запрещённой "Коалиции Левого Фланга". Похоже, она пряталась где-то за границей, но Жарковский и там до неё дотянулся. Коллеги с другого берега явно накачали её какой-то дрянью -- она еле держалась на ногах, её глаза были полуприкрыты, и она совершенно не сопротивлялась.
   Поблагодарив коллег с другого берега, Фурман и Поздеев подхватили Иваницкую и повезли её на аэродром. В самолёте они сняли с неё пуховик -- под пуховиком оказался мятый серый комбинезон -- и уложили её в кресло, она сразу заснула и проспала всю дорогу. Фурман даже испугался, не окочурилась ли она, и пощупал пульс. Пульс был замедленный, но всё-таки был. Лучше бы она сейчас умерла, подумал Фурман, этот садист Жарковский наверняка придумал для одного из организаторов государственного переворота что-то пострашнее смертной казни. Речь идёт не просто о физическом устранении, как говорил номер Пятнадцать о методах Соломона.
   В Звёздном Городе Фурман и Поздеев повезли Иваницкую в ту самую квартиру, где Оперативник два года назад давал задание Фурману. Всё было на месте: деревянные двери, оранжевый абажур, лакированная мебель, только большой, в полстены аквариум стоял пустой -- без рыб и без воды. Фурман и Поздеев положили Иваницкую на кровать в спальне и остались охранять её до вечера.
   Из-за перелётов и смены часовых поясов у Фурмана сбился режим сна, и он так и не смог заснуть. Поздеев сидел в кресле и спал -- на лице его сохранялось всё то же безмятежное выражение, -- а Фурман стоял у окна и смотрел во двор, где лежали редкие кучки серого снега.
   Иваницкая очухалась и сразу поняла, что с ней произошло. Она ничего не просила, а в ответ на предложение Фурмана принять душ и поесть ухмыльнулась, но в душ пошла. Поздеев положил в спальню новое вечернее платье, но Иваницкая надела тот же серый комбинезон, в котором её привезли. Фурману и Поздееву она не сказала ни одного слова, только, сложив руки на груди, презрительным взглядом осматривала их сверху вниз.
  
   * * *
  
   Вечеринка Жарковского проходила в "Пирамиде", на верхнем этаже башни Свободы. Сюда Фурман и Поздеев и привезли Иваницкую, которая не захотела менять комбинезон на вечернее платье. Фурман думал, что они передадут Иваницкую в другие руки и уедут, но стоявшие при входе на этаж охранники в чёрных полумасках сказали, что они должны привести "гостью" к Верховному Председателю. Фурман и Поздеев собирались войти в дверь, но охранники потребовали у них сдать парализаторы. Фурман и Поздеев переглянулись -- они оба презирали охрану высоких начальников, -- но парализаторы сдали. Взамен они получили чёрные полумаски, которые им приказали тут же надеть.
   Верхний этаж был открытой площадкой со стеклянными стенами. За стенами разливалось море огней ночного Звёздного Города. Вся площадка была заполнена толпой: мужчины были одеты в карнавальные костюмы и маски, а женщины с внешностью фотомоделей тоже были в масках, но при этом совершенно голые, если не считать туфель на высоких каблуках и -- у некоторых -- меховых накидок. Между гостей шмыгали официанты в чёрных полумасках, разносившие напитки. На сцене скрипачи и пианист играли что-то древнее -- в музыке Фурман ничего не понимал, -- и голая певица в маске кошки выводила песню без слов: сплошное "ля-ля-ля".
   Навстречу Фурману и Поздееву -- не Фурману и Поздееву, конечно, а Иваницкой, -- через расступавшуюся толпу шёл человек в старинной одежде, разукрашенной золотой вышивкой, и в маске тигра. С двух сторон его окружали охранники в чёрных полумасках. Человек снял маску тигра -- это был Жарковский. Непохожий на самого себя, радостно улыбающийся и, кажется, пьяный Жарковский с красным, блестящим лицом. Вся толпа смотрела на то, как Жарковский подходит к Иваницкой, обнимает её и, приподнявшись на цыпочки, пытается поцеловать её в губы. Иваницкая сначала смотрела на всё с презрением, потом смутилась и отвернулась от губ Жарковского, подставив щёку.
   -- Добро пожаловать на наш праздник, дорогая Елена Николаевна! -- сказал Жарковский.
   Иваницкая молчала, на её лице опять отобразилось презрение.
   -- Как видите, у нас карнавал, -- продолжил Жарковский, -- и каждый должен быть наряжен соответствующим образом. -- Он взял переданную одним охранником маску с огромным крючковатым, как у Бабы-яги, носом. -- Вот ваша маска. Мне кажется, она передаёт вашу суть, дорогая Елена Николаевна.
   Жарковский приставил маску Бабы-яги к лицу Иваницкой, и в толпе расхохотались. Иваницкая взяла маску, которую всучил ей Жарковский, но не надела её.
   -- Чуть не забыл про костюм, -- сказал Жарковский и кивнул Поздееву.
   Поздеев всё понял -- он заранее всё знал -- и подошёл к Иваницкой. Иваницкая с возмущением посмотрела на него и закрылась руками. Поздеев взглядом подозвал Фурмана. Фурман замешкался -- это было ему совсем не по нутру, -- но всё-таки помог Поздееву: они заломили руки Иваницкой и повалили её. Поздеев достал складной нож, сделал надрез на комбинезоне и разорвал комбинезон. Сквозь разорванную ткань показалась худая спина с торчащими косточками позвоночника. Иваницкая долго сидела, спрятав лицо в руки. Поздеев потянул её вверх, и она встала. Она не стеснялась, не закрывала голое тело руками, она гордо подняла голову, и опять на её лице было только презрение.
   Жарковский осмотрел её и протянул бокал с шампанским. Иваницкая взяла бокал, покачала его в руке и выплеснула шампанское в лицо Жарковского. Жарковский не смутился, он обтёр поданным ему платком лицо, попросил ещё бокал и выплеснул его в Иваницкую. Шампанское не попало на лицо Иваницкой и стекло по её груди и животу. Жарковский жестом показал гостям, что они могут повторить то, что он сделал. В Иваницкую полились потоки вина, вино лили и мужчины, одетые в карнавальные костюмы, и голые женщины. Иваницкая не заслонялась и только жмурила глаза.
   Жарковский махнул рукой: за мной. Поздеев и Фурман подхватили Иваницкую под руки и повели её за Жарковским. Жарковский подошёл к стеклянной стене и приказал открыть одно окно -- сегмент стеклянной стены. Через окно подул холодный ветер, мужчины отходили подальше, голые женщины, ёжась, прятались за мужчин. Жарковский схватил Иваницкую, поставил её прямо под ветер и выплеснул в неё шампанское. Опять в Иваницкую полились потоки вина, теперь на неё лили вино прямо из бутылок. Иваницкая стояла под ветром, обхватив дрожащее тело руками.
   Фурман узнал некоторых гостей. Среди мужчин были высокие чиновники, военные, бизнесмены, среди женщин -- известные певицы, актрисы и спортсменки. Здесь был старый знакомый Фурмана Никита Елисеев, он же номер Пятнадцать, -- в маске с рогами, с приклеенной бородой и в костюме из кусков мохнатых шкур. Он стоял поодаль и не принимал участия в обливании Иваницкой вином. Здесь был Дозморов -- в маске кабана с торчащими клыками. Он лил на Иваницкую вино из бутылки.
   Здесь был ещё один человек. Он был одет в строгий чёрный костюм, и маски у него не было. Невысокий, худой, с длинными дредами, голубыми глазами -- левый глаз был стеклянный, -- прямым носом, тонкими губами, редкой бородкой. Под левым, стеклянным глазом у него был серповидный шрам. С такой примечательной внешностью ему не нужна была никакая маска. Фурман первый раз видел Йордана Йовкова по прозвищу Соломон. Два года назад передавали, что Йовков-Соломон исчез, а теперь он, как ни в чём бывало, развлекался у Жарковского.
  
   * * *
  
   Гости танцевали и веселились, а Иваницкая, голая и мокрая, сидела на коленях под открытым окном, на её лице была надета маска Бабы-яги. Жарковский танцевал с голой спортсменкой в маске зайца и как будто на время забыл про Иваницкую. Очередной танец закончился, и Жарковский вернулся к Иваницкой.
   -- Дорогая Елена Николаевна! -- Он обнял Иваницкую за плечи. -- К сожалению, любой праздник рано или поздно заканчивается. Для вас наш праздник закончится совсем скоро.
   Иваницкая не поднимала головы. Жарковский достал из-за пазухи пистолет -- это был настоящий пистолет, а не парализатор, понял Фурман, -- и приставил его к голове Иваницкой. Голые женщины охнули в один голос. Иваницкая задрожала ещё сильнее и закрыла голову руками. Жарковский несколько раз ткнул стволом пистолета в голову Иваницкой.
   -- Вы знаете, что вы приговорены к смертной казни, заочно приговорены. А я обещал одной прекрасной даме -- вы с ней хорошо знакомы, -- что лично буду присутствовать при вашей смертной казни.
   Жарковский вполне мог убить Иваницкую на глазах у сотни человек -- он же чувствовал себя властелином всего мира. Никто не шелохнулся, чтобы ему помешать, все замерли в ожидании выстрела. Жарковский отвёл пистолет от головы Иваницкой, подозвал Фурмана и передал пистолет ему.
   -- Господин жонглёр, кажется, это ваша работа -- убивать для меня.
   Толпа хотела увидеть убийство -- это было бы отличное окончание такого весёлого праздника. Номера Пятнадцать не было видно. Соломон и Дозморов стояли в первом ряду. Дозморов с каменным лицом грыз пустую трубку. Соломон от нетерпения весь потянулся вперёд -- если бы ему дали пистолет, он бы сам застрелил Иваницкую, а потом изнасиловал и съел.
   Фурман приставил пистолет к голове Иваницкой. Нужно было только нажать на спусковой крючок. Чего же он тянул? Ведь он раньше убивал людей для Жарковского, а ещё раньше -- для других правителей, как бы они ни назывались. Одним трупом больше, одним меньше -- какая разница? Марсиане хотели перевоспитать Фурмана, но не смогли, и он остался убийцей на службе диктатора, только и всего. А убийца должен убивать.
   -- Стреляй! -- крикнул Жарковский. -- Чего ждёшь?
   -- Мочи её! -- крикнул Соломон, и этот крик подхватила вся толпа:
   -- Мочи её! Мочи!
   Фурман сдёрнул чёрную полумаску, бросил её на пол, а затем направил пистолет на Жарковского. Голые женщины опять охнули. Иваницкая подняла голову и, убрав с лица маску Бабы-яги, посмотрела на Фурмана. Жарковский закрылся руками, как бы говоря: не надо, -- и сделал шаг назад.
   Смотря прямо в глаза Жарковскому, Фурман нажал на спусковой крючок. Осечка! Фурман нажимал на спусковой крючок -- выстрелов не было! Пистолет не был заряжен, вот в чём штука. Жарковский перестал притворяться, что испугался, и расхохотался, и за ним расхохоталась вся толпа. Иваницкая упала лицом вниз.
   Меня обдурили, как последнего сопляка, подумал Фурман и выронил пистолет. Как последнего сопляка.
  
   Глава 9.3
  
   Вагон на магнитной подушке спустил Самеха и Зен под землю и довёз их до ангара экзоскафандров, который находился вне купола. Машины заметили приближение пионеров с высокими М-степенями и открыли ворота ангара. Самех и Зен вышли из вагона и осмотрели ангар, где вдоль стен стояли экзоскафандры высотой в два человеческих роста. В главном ангаре хранились действительно огромные экзоскафандры -- высотой в десять человеческих ростов, но ими редко пользовались из-за сложностей в управлении.
   Самех подошёл к своему экзоскафандру, по выдвижной лестнице поднялся до уровня груди и влез внутрь. Он раскинул руки и ноги и почувствовал, как его мозговые фейнманы соединяются с системой управления экзоскафандра. Он повернул головой влево-вправо, поднял и опустил руки, затем поднял и опустил одну и другую ногу, и экзоскафандр отреагировал на его движения. В мозгу Самеха появилась картинка: соседний экзоскафандр, внутри которого расположилась Зен, выполняет такие же упражнения. На другой картинке Самех видел объёмное изображение головы Зен.
   -- Готова, Зен? -- спросил Самех.
   -- Готова, Самех, -- ответила Зен.
   Машины на борту спутников, которые обращались на орбите Марса, получили сигнал от фейнманов Самеха и Зен и стали следить за их передвижениями, передавая информацию в Нейросеть. Теперь каждый человек Океана мог узнать точное местонахождение Самеха и Зен, чтобы в случае опасности прийти к ним на помощь. Самех и Зен встали на подъёмник, который поднял их на поверхность Марса. На безжизненной равнине Эллада стоял непоколебимый геймитовый купол, а над ним нависли мрачные чернильные тучи, сгенерированные атмосферными фабриками. Зен смотрела на Самеха и улыбалась своей полуулыбкой.
   В качестве главного посланника Марса на Землю отправился Вирт, а Зен, несмотря на возражения Жарковского, осталась в Цандере. Самех был рад, что Зен не полетела на Землю: достаточно было одного взгляда на неё, чтобы понять, как она устала от своей должности. Чтобы развеяться, Самех предложил Зен совершить прогулку по поверхности Марса -- они уже давно не гуляли вместе по Марсу. Самех позвал также и Вава, но Вав в этот день был особенно погружён в свои тахионные проблемы.
   Большую часть времени люди Океана проводили под куполом, но иногда выходили за пределы купола. Ученики диалогической школы должны были сами изучить поверхность Марса и осознать, что Марс не ограничивается Цандером, а Космос не ограничивается Марсом. Немногие люди Океана, например, атмосферные инженеры, которые должны были следить за работой атмосферных фабрик, по служебной необходимости чаще выходили за пределы купола. А чтобы получить право на развлекательную прогулку, нужна была высокая М-степень -- такая, какая была у Самеха и Зен.
   Самех пропустил Зен вперёд, пристроился чуть сзади по её левую руку, и они медленно двинулись в путь по плоской равнине, оставляя в породе глубокие следы. В мозгу Самеха рядом с картинками, изображающими экзоскафандр Зен и лицо Зен, появилась ещё одна картинка, которую передавали спутники: две красные точки, ползущие по карте-схеме на юг.
  
   * * *
  
   Самех еле поспевал за Зен. Зен то бежала по прямой, то делала резкие повороты, то вдруг прыгала на несколько десятков метров. Самех согнул ноги в коленях и одним прыжком догнал Зен, но она резко свернула и остановилась. Повернувшись к Самеху, Зен засмеялась, и Самех засмеялся в ответ. Отсмеявшись, Зен сказала:
   -- Спасибо, что вытащил меня на прогулку, Самех.
   -- Я беспокоился за тебя, -- ответил Самех, -- ты плохо выглядела.
   -- Ещё немного, и я бы не выдержала, -- призналась Зен. -- Если бы ты знал, как мне надоела политика, как мне надоела дипломатия. Я себя переоценила, я не была готова к такой ответственной должности. Жарковский идёт только на те уступки, которые не угрожают его режиму. Но он не желает менять суть своего режима. На любые предложения о серьёзных изменениях он отвечает так же, как отвечал три года назад: жители Звёздного Города пока к этому не готовы. А когда они будут готовы? Когда?
   -- До сих пор ты отлично справлялась со своей должностью, Зен. Большего, чем ты сделала, никто не смог бы сделать.
   -- Я не сделала ничего. Жарковский продолжает управлять по-старому. Он продолжает расправляться со своими политическими противниками. Одних отправляет в тюрьму, других запугивает, третьих -- убивает. Представь себе, он убивает своих политических противников. Я об этом знаю, и он знает, что я об этом знаю. Но я, зная об этом, должна встречаться с ним и вести беседы об автоэволюции, прямой демократии и диалогическом образовании. Я из дипломатических целей закрываю глаза на те преступления, которые он совершает. Я молчу о преступлениях и чувствую себя так, словно я его сообщница.
   -- Если ты сообщница Жарковского, тогда мы все тоже сообщники. Ты ведь была не единственной сторонницей Унии. Тебя поддержала большая часть людей Океана.
   -- В том-то и проблема. Теперь я понимаю: Вав был совершенно прав, прав во всём, а мы ошибались, и я как главная сторонница Унии беру на себя ответственность за эту ошибку. Три года жизни на Земле показали мне, что общество Земли больно смертельной болезнью. При таком развитии событий оно, как и говорил Вав, обречено, и наша терапия только продлевает его агонию.
   -- Что же ты предлагаешь? Эвтаназию?
   -- Я предлагаю хирургию. Необходимо вырезать больные органы, чтобы спасти организм от гибели.
   Самех не поверил тому, что услышал. Он вспомнил каменную тропу, на которой Путилин предложил Самеху свергнуть Жарковского. Неужели теперь Самех должен убеждать Зен, эту мудрую, всезнающую Зен, в том, что насильственное свержение Жарковского не приведёт ни к чему хорошему?
   -- Я знаю, что ты мне ответишь, -- сказала Зен, предупреждая возражения Самеха. -- Тебе противна сама мысль об устройстве нового мира на насилии, и мне тоже противна эта мысль -- это противоречит всем нашим принципам. Но пойми, Самех, что бездействовать далее невозможно. По крайней мере, мне надоело бездействовать. Я не вернусь на Землю, я не стану встречаться с Жарковским и делать вид, что ничего не знаю о его преступлениях, поскольку я не хочу быть сообщницей преступника. И я не хочу, чтобы другие люди Океана были пособниками преступника. У нас есть только два пути: либо активное вмешательство в дела общества Земли, активное воздействие на правительства Земли, принуждение их к изменениям, либо -- другого варианта нет -- завершение Унии.
   -- Ты имеешь в виду новую Схизму?
   -- Да, новую Схизму.
   Самех всматривался в лицо Зен, изображение которого рисовали в его мозгу фейнманы, и видел, что на лице Зен нет её полуулыбки. Зен была совершенно серьёзна.
  
   * * *
  
   Самех шагал по своей просторной комнате со светящимися мягким светом стенами и потолком. Плутарх сидел у стены и поворачивал голову, следя за Самехом. У Самеха не выходил из головы разговор с Зен. Бет была права: на Марсе и на Земле действительно грядут большие перемены. Если люди Океана вмешаются в дела земных правительств, то последствия будут непредсказуемы. Люди Земли могут воспринять это как объявление войны, а во время войны, как известно из истории, общество всегда объединяется вокруг даже самых дурных, самых преступных правителей, поскольку собственный дурной правитель кажется более предпочтительным, чем чужак-завоеватель.
   Существует надежда на сторонников изменений среди людей Земли, но, как показывает пример с Путилиным, эти люди разобщены, они не доверяют друг другу, опасаются друг друга. Сколько таких людей, как Путилин, мечтает о свержении олигархической диктатуры, но боится открыться кому бы то ни было. Разве Самех, инженер-строитель Саша Богданов, некогда не был таким же бессильным мечтателем? Ему повезло -- он встретил Аина и отправился на Марс.
   Самех вспомнил, как он занялся историей. Ещё на Земле он хотел строить новые здания на более разумных основаниях, он мечтал о "живом" доме, который умеет излучать свет и тепло, менять форму, разделяться и объединяться, как живая клетка. На Марсе он осуществил все свои мечты, он создал всё задуманное. "Живые" дома стали обыденностью Цандера, стали рутиной, и тогда Самех заскучал. Он посчитал, что цель его жизни выполнена, и не понимал, что делать дальше. Он чувствовал себя так тоскливо, что некоторое время никого не хотел видеть. Подобное переживали все пионеры без исключения, и лекарство было только одно -- смена занятий.
   Неожиданно для себя Самех обратился к истории Земли, которой никогда по-настоящему не интересовался. Он осознал, что он является переселенцем с Земли на Марс, но в истории Земли это было не первое переселение. Вся история Земли -- это история переселений, история пионеров. Самех рассматривал бесконечное путешествие, которое человек совершал на протяжении истории, как единый процесс.
   Самех погрузился в самое начало -- в выход человека из Африки, но потом продвинулся вперёд по стреле времени и остановился на бронзовом и железном веках, когда новые племена вторично осваивали уже освоенные территории, сталкиваясь с "коренным" населением. Дальше его увлекла повседневная жизнь и картина мира людей того времени. Отсюда был один шаг к биографиям археологов.
   Теперь, когда Самех закончил книгу о биографиях археологов, он закрыл для себя тему археологии -- как историю археологии, так и теорию археологии. Слишком много времени он отдал этой теме и порой даже жалел, что так много. Археологи той эпохи не были крупными учёными, но это не беда. Беда в том, что они не были и крупными личностями. Дневники Кунгурцева, которые Самех вывез с Земли, разочаровали его. Кунгурцев был заражён всеми недостатками своего времени: национализмом, карьеризмом, чинопочитанием. Он вовсе не был таким романтиком науки и романтиком полевой жизни, каким казался Самеху.
   Надо было приниматься за новую работу -- ту, которую предложил Джей. Хотя Джей оказался шпионом, хотя он бросил Марс, но от этого его предложение не теряло своей привлекательности. Изучить историю Марса, опросить всех пионеров, создать единый портрет марсианского пионера -- это была достойная задача для исследователя.
   Что же касается всех тех вопросов, которые казались неразрешимыми или трудноразрешимыми -- политика в отношении Земли, перемены на Марсе, поиск Аина и Делт, предсказания Бет и радикальные предложения Зен, -- то здесь Самех надеялся на коллективный разум людей Океана. Он верил, что все вместе они смогут справиться с любой задачей, которую поставила перед ними жизнь, -- жизнь на Земле, на Марсе, в Космосе. И Самех, человек Океана, приложит все силы, чтобы помочь в решении этих задач, но теперь -- теперь у него впереди очень интересная и очень важная работа.
  
   * * *
  
   Вместе с другими членами нуклеуса по изучению истории Марса -- среди них был и Нов -- Самех по Нейросети обсуждал план опроса пионеров. Он сразу стал своим в этом нуклеусе, его приняли без возражений и даже обрадовались, поскольку он стал первым пионером, который взялся за историю Марса. Обсуждение было в самом разгаре, когда по Нейросети прошло сообщение, которое прервало все разговоры, все обсуждения, все споры. Такое происходило нечасто и позволялось немногим.
   "Внимание, люди Океана! С вами хочет говорить Делт!"
   -- Делт? -- удивился Нов. -- Почему Делт? А где же Аин?
   Вопросы остались без ответа. Самех и другие члены нуклеуса молчали, ожидая новостей из глубин Космоса. Никто не мог предугадать, что это будут за новости.
  
   Часть IV. Элизиум
  
   Глава 0
  
   Представьте себе эволюцию вида хомо сапиенс, или человека разумного. Представьте себе эволюцию, которая привела к появлению нового вида -- наследника человека разумного. Но эта эволюция произошла не благодаря миллионам лет естественного отбора, а по желанию самого человека. Это не просто эволюция -- это автоэволюция. От примитивных замен для зубов, костей и внутренних органов до усиления мускульных и интеллектуальных функций с помощью наномашин, до полного отказа от смертной плоти с пересадкой сознания в вечно молодое, вечно живое искусственное тело. Мечта о бессмертии, которое люди выпрашивали у несуществующих богов, которого они пытались добиться с помощью магических средств, на которое они могли только надеяться, стала реальностью. Бессмертие стало реальностью тогда, когда человек преодолел просторы Космоса и стал частью Космоса.
  
   * * *
  
   Космолёт приближался к пятой планете из восьми планет, которые обращались вокруг ультрахолодного красного карлика, по размеру сопоставимого с Юпитером. Четвёртая, пятая и шестая планета находились в зоне обитаемости, что обозначало наличие на них жидкой воды, а, следовательно, жизни. Пятая планета по размеру напоминала Землю, но её масса была намного меньше. Период её обращения вокруг звезды составлял всего девять дней.
   -- Вот и наша цель, -- сказала Лара-Ли. -- Тебе пора, Линк.
   Я оглянулась на Лара-Ли, которая сидела в кресле рядом со мной. После того, как мы познакомились -- ещё на Земле -- прошло много лет, целая вечность, но Лара-Ли совсем не изменилась: внешне она оставалась всё той же двадцатипятилетней красавицей с золотистыми волосами, уложенными в сложнейшую причёску -- несколько кос, тёмные ленты, жемчуг, -- и голубыми глазами. Казалось, что Лара-Ли тоже подумала о возрасте и связанных с ним переменах, и, погладив меня по плечу, сказала:
   -- Как ты выросла! Я помню тебя нескладной, угловатой девочкой из первобытного посёлка, а сейчас ты полноценный человек Океана, и неудивительно, что именно тебя Аин выбрал для встречи на этой планете.
   -- Я бы хотела, чтобы ты пошла со мной на встречу с Аином, -- сказала я.
   -- Мы с тобой увидим ещё много интересного, -- пообещала Лара-Ли. -- Тебе пора.
   Пол под моим креслом раздвинулся, и кресло опустилось на нижний уровень, который представлял собой пристыкованный к космолёту отделяющийся модуль-ракетоплан. Космолёт стал искусственным спутником планеты, а ракетоплан отделился от космолёта и врезался в атмосферу. Посадка прошла удачно: ракетоплан сел на более или менее ровную площадку среди острых скал, покрытых снегом. Дальше текла извилистая река, а за ней возвышались такие же острые скалы.
   Я вошла в задний отсек, где хранились три экзоскафандра высотой в два человеческих роста, закреплённые в сидячем положении -- иначе они бы не уместились в относительно небольшом ракетоплане. Забравшись внутрь одного из экзоскафандров, я раскинула руки и почувствовала, как мои мозговые фейнманы соединяются с системой управления экзоскафандра. Я повернула головой влево-вправо, подняла и опустила руки, затем подняла и опустила одну и другую ногу, и экзоскафандр отреагировал на мои движения. В борту открылся люк, и экзоскафандр выехал на поверхность планеты, находясь в том же сидячем положении.
   Почувствовав под собой голую твёрдую землю -- снег вокруг ракетоплана растаял, -- я распрямилась в полный рост и ещё раз проверила, как работают голова, руки и ноги экзоскафандра. Фейнманы рисовали в моём мозгу объёмную картину планеты: скалы, снег, лёд. Облаков на небе не было, иногда налетал очень слабый, почти незаметный ветерок. В небе, ближе к закату, висела огромная красная звезда, которая окрашивала снег и реку нежным розовым цветом, и этот цвет вносил в невесёлый, на первый взгляд, пейзаж нотку умиротворённости, безмятежности. Кроме звезды, в небе можно было увидеть ещё два небесных тела -- мне вспомнились марсианские Фобос и Деймос, -- но это были не естественные спутники, а другие планеты звёздной системы: одна из них была размером с земную Луну, другая -- чуть меньше. Ещё одна планета была похожа на Венеру, видимую с Земли, а остальные планеты были совсем маленькие, как звёзды.
  
   * * *
  
   Когда в воздухе передо мной появились сверкающие пылинки, то я сначала подумала, что пошёл снег. Но откуда мог взяться снег, если не было облаков? Столб из пылинок был похож на комариный рой, внутри роя пылинки хаотично двигались, но не выходили за определённую границу. Движение пылинок стало менее хаотично, они начали сближаться друг с другом, образуя какую-то форму, ещё неясную, прозрачную и призрачную.
   Форма становилась всё более определённой, всё более плотной, и скоро передо мной стояло человекоподобное существо высотой с мой экзоскафандр, то есть в два человеческих роста. Туловище и конечности ещё были довольно призрачны, но лицо получило чёткие очертания: глаза, нос, рот, скулы, уши, волосы средней длины. Это было мужское или женское лицо? Я бы не смогла ответить на такой вопрос. В целом, у этого существа не было заметно признаков ни пола, ни возраста, ни расы.
   -- Приветствую тебя, Линк, -- сказало существо, и поскольку мы общались с помощью мозговых фейнманов -- или что у него было вместо фейнманов? -- то нельзя было определить, женский у него голос или мужской.
   -- Приветствую вас, Аин, -- ответила я, -- если вас ещё можно называть Аином.
   -- Когда мы меняемся, то нам приходится менять имя, -- сказало существо. -- Но ты можешь называть меня Аином -- для удобства общения.
   Я старалась держать себя в руках, но мне хотелось от радости выпрыгнуть из экзоскафандра и помчаться по этим снежным скалам. Ведь мы нашли Аина! Передо мной стоял Аин! Тот самый Аин -- эксцентричный бизнесмен, инженер-ракетотехник, скульптор, основатель марсианского города Цандера. Тот самый Аин -- величайший визионер и революционер в истории, перед гениальностью которого преклонялись такие неординарные люди, как Бет и Самех.
   -- Люди Океана помнят о вас и ищут вас, -- с пылкостью сказала я. -- Мы с моей подругой Лара-Ли потратили много лет на ваши поиски.
   -- Я благодарен людям Океана. Я тоже помню о них.
   Существо вдруг потеряло форму -- сверкающие пылинки разлетелись, как будто от взрыва, затем соединились в рой, но на этот раз рой облепил мой экзоскафандр со всех сторон. Из-за сверкания пылинок я перестала видеть заснеженный пейзаж. Я чувствовала себя так, словно за мной наблюдают миллионы глаз. Действительно, каждая пылинка была глазом, точнее, органом восприятия, которая получала информацию от окружающей среды и отправляла эту информацию для обработки... Куда? Никуда! У этого существа отсутствовала центральная нервная система, и оно представляло собой совокупность пылинок, которые и принимали, и обрабатывали информацию. Все эти пылинки были одновременно телом и мозгом. Пылинки снова стянулись в одно место и образовали человекоподобное существо.
   -- Я понимаю, что мой вид для тебя непривычен, -- сказало существо, -- но, извини, я не имею желания принимать точную форму человека.
   -- Вам больше не нравится быть человеком?
   -- Представь себе, что ты потратила много времени, чтобы узнать нечто важное для тебя, и теперь тебе предлагают отказаться от всех этих знаний и вернуться в состояние изначального незнания. Ты бы согласилась?
   -- Или, например, предлагают вернуться на Землю из Космоса.
   -- Или снова стать ребёнком в невинной Аркадии.
   -- Значит, вы всё про меня знаете?
   -- К сожалению или к счастью для тебя, я всё про тебя знаю. Я видел, как девочка Милава из первобытного посёлка становится человеком Океана.
   -- Как же вы это видели? -- удивилась я.
   -- Я видел, -- с нажимом повторило существо. -- Я читал твою сказку про драконов. Мне близка твоя сказка, мне близки твои драконы. Драконы живут в пустоте, и я живу в пустоте -- в космическом вакууме. Драконы питаются пустотой, и я питаюсь почти пустотой -- космической пылью. Можно даже сказать, что твоя сказка помогла мне осознать самоё себя.
   Мне было лестно, хотя я догадывалась, что существо немного преувеличивает роль этой сказки.
   -- Я понял, что я дракон, который не может вернуться на Землю, не может обратно превратиться в человека, -- продолжило существо. -- Но ты ведь хочешь вернуться на Землю?
   -- Я хочу помочь людям Земли, -- ответила я. -- И я думала, что вы дадите мне совет, как им помочь.
   В моём мозгу возникла картинка, которую передало мне существо. Сначала я увидела ультрахолодный красный карлик, который был центром этой звёздной системы. Затем рассмотрела приближавшийся к красному карлику космолёт. Это был небольшой космолёт, по размерам похожий на тот, на котором прилетели мы с Лара-Ли, но совершенно другой конструкции. Космолёт направлялся прямо внутрь звезды и по пути распался на несколько крупных частей. Каждая часть постепенно приобрела человекоподобную форму -- это были такие же существа, как то, с которым я общалась. Существа, находившиеся внутри звезды, начали совершать странные движения руками, ногами, всем телом. Они словно танцевали на фоне раскалённой плазмы.
   Я поняла, насколько были самоуверенны переселенцы на Марс, когда назвали себя людьми Космоса. По сравнению с существами, которые живут в вакууме и проникают внутрь звезды, мы просто дети, играющие с камушками на берегу Океана, а сам Океан мы почти не видели. Поселившись на Марсе, мы решили, что мы чем-то принципиально отличаемся от тех, кто остался на Земле, и даже смели утверждать о появлении нового вида или о появлении сверхлюдей. Но, во многом, мы были всё теми же хомо сапиенсами, которые вышли из Африки. Впрочем, Аин тоже когда-то был одним из нас, и вот теперь он -- один из них. Это существо, состоящее из сверкающих пылинок, действительно является сверхчеловеком, новым видом, прорывом в эволюции. И для того, чтобы совершить этот прорыв, нужен был первый шаг -- переселение на Марс. Так что мы всё-таки были людьми Океана, пусть неопытными новичками, но всё-таки людьми Океана.
   -- Вы поможете людям Земли? -- спросила я.
   Существо долго молчало, а затем без ответа разлетелось на сверкающие пылинки.
  
   * * *
  
   Элизиум.
   Когда я думала обо всём, что пережила, мне пришло в голову это слово из древнегреческой мифологии. Занятия по античности, которые вёл Самех, сильно на меня повлияли. Свою жизнь я рассматривала под углом древнегреческой истории и мифологии. Вот я в посёлке -- в невинной Аркадии, среди людей, мечтавших жить в гармонии друг с другом и с природой. Вот я в Звёздном Городе -- в Полисе, где должны царить логика и закон, но из-за скученности и отчуждённости царят страшные пороки. Вот я в Космосе -- в Океане, великой реке, которая омывает мир.
   Аркадия -- Полис -- Океан. Здесь должен быть конец человеческого мира. Ведь когда Одиссей переплыл Океан, он оказался в загробном царстве, где нет людей, где есть только тени людей, бывшие люди. Но разве Аин -- это не бывший человек? Да, он уже не человек, он совсем другое существо, он сверхсущество. Он житель загробного мира, но не серого, скучного Тартара, а Елисейских полей, Элизиума, где живут души праведников. И этот Элизиум -- действительно конец человеческого мира, но одновременно начало другого мира.
   Я видела три варианта развития человечества. Один вариант, который выбрала большая часть человечества, -- это городская, техническая цивилизация. Доведённая до абсурда, она стала чистой антиутопией, гибелью для всего живого. Другой вариант -- полный отказ от цивилизации, бегство в первобытность. Это тоже была антиутопия, в которой только наивные или глупые люди могли видеть утопию. И ещё один вариант -- космическая цивилизация на другой планете как вариант утопии.
   Я чувствовала себя путешественницей не только в пространстве, но и во времени -- из прошлого в будущее. В посёлке люди пытались скрыться в прошлом, в городе -- как можно дольше растянуть настоящее, на Марсе -- смело двигаться в будущее. И вот я дошла до будущего -- до сверхсуществ, танцующих в плазме звезды. И что же дальше? За Океаном -- Элизиум, за Марсом -- Космос, за будущим -- другое будущее. Остановки нет и не будет, развитие жизни должно продолжаться -- естественным ли путём, либо за счёт науки и техники. Потому что противоположностью жизни является смерть, и остановка будет означать только одно -- смерть.
   Итак, за будущим -- другое будущее! Оно недостижимо, как горизонт, -- сказали бы люди Земли. Оно недостижимо, как пределы Вселенной, -- скажем мы, люди Космоса. Хотя я уверена, что когда-нибудь мы выйдем за пределы нашей Вселенной и окажемся в другой Вселенной. О, будущее, другое будущее! Каким ты предстанешь?
  
   Никто не знает, что вскоре произойдёт, такими знамениями заполнены дни и ночи.
   Годы пророческие! Пространство передо мной, которое я тщетно пытаюсь пронзить, полно призраков.
   Нерождённые деяния, вещи, которые грядут, бросают свой отсвет вокруг меня.
   Этот невероятный прорыв и пыл, эта странная исступлённая лихорадка сновидений, о годы!
   Ваши сновидения, о годы, как они проникают сквозь меня (не знаю, сплю я или бодрствую).
   Свершённые Америка и Европа, свершённая Земля тускнеют, отступают в тень позади меня.
   Несвершённое, такое гигантское, какого никогда не бывало, надвигается, надвигается на меня.
  
   Послесловие автора
  
   Статья вымышленного археолога Кунгурцева о загадке черепков основана на статье И. Рудковского "К проблеме культурной самоидентификации у андроновцев" (Томский журнал лингвистических и антропологических исследований. 2013. Вып. 2 (2). С. 115-118). Прототипом Кунгурцева, конечно, стал другой археолог.
   В качестве эпиграфа романа используется фрагмент из стихотворения Уолта Уитмена "Годы современности". Моё переложение этого фрагмента даётся в главе 0. В главе 4.1 цитируется стихотворение Уитмена "Песня о большой дороге" -- также в моём переложении.
  
   Сентябрь 2016 -- март 2019


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"