Оме погрузил весло в воду и широким плавным движением послал лодку вперед. Потом аккуратно, без плеска, приподнял весло. Он словно специально медлил, чтобы я успела полюбоваться на капли, вразнобой срывающиеся с его кромки. Они полыхали расплавленным металлом под первыми лучами солнца. Казалось, сорвется капля, тронет борт и прожжет дырочку в туго натянутой на деревянный каркас коже.
Хорошо... Тихо, спокойно. Никаких тебе насекомых, жужжащих над водой, никаких ранних орнитоидов, со скрежещущими криками охотящихся на рыбу, ни ватаги четвероногих ратопсов, выбежавших к берегу и шумно лакающих воду.
Удивительно. Оме их распугал, что ли?
Фейн сидел впереди меня, почти на носу лодки, и мерно греб одним веслом, попеременно опуская его то с одной стороны, то с другой. Не оборачивался, так что я могла думать, что хочу. И делать - тоже. В пределах разумного.
Я навалилась на борт и опустила пальцы в теплую воду. Зачерпнула горстью, а потом стряхнула налитые золотом капли. Подсвеченный встающим солнцем скальный обрыв отражался в темной воде. Бурунчик за кормой резал его темно-желтую поверхность, покрывал мелкой рябью, расходящейся всё дальше и дальше - до самого берега.
Куда плывем, зачем? Оме так и не сказал. Не успел, должно быть. Утром у станции появился, так все на него посмотреть сбежались. Еще бы! Живой фейн сам в гости пришел. Только начальнику довелось живьем аборигенов видеть. Я тоже пошла, конечно. Новенькое на станции редко происходит.
Оме лодку на берег вытащил, весло положил и представился на галактическом. А мы, как дураки, все на него уставились и молчим. Хорошо хоть Ибрагим Самедович догадался ответить. Дескать, всегда рады, заходите, с чем пожаловали и тому подобную чепуху.
- Я могу взять одного человека с собой.
Никто не спросил - для чего. Все тут же напрашиваться стали: "Меня, меня возьмите!" Мы уже столько заявок посылали, да всё без толку, а тут такой случай. Оме всех оглядел. В меня пальцем ткнул, а потом на лодку показал: забирайся, мол.
Ну, я и пошла. Чего ж не пойти, раз зовут. Не спрашивать же у Ибрагима разрешения - и так понятно, что отпустит. Жаль, что не взяла с собой ничего. Только потом сообразила, что без некоторых вещей слегка некомфортно плыть в неизвестность. Оме даже не сказал - надолго ли.
- Оме! Тебе хоть разговаривать можно?
Молчит. Нельзя, наверно. Еще завезет куда-нибудь, где следящих камер нет, и что-нибудь такое со мной сделает. Да пусть делает, не жалко, хоть какое-то развлечение. Скука здесь смертная. Отец, когда сюда привез, всё хотел меня работать заставить. Нет, я, конечно, попробовала, а потом плюнула - ну, не мое это. Я еще в универе это поняла, потому и бросила учиться. А для отца первей его науки и нет ничего. Тяжко. Зато теперь на заповедник посмотрю. Причем, в натуре, а не запись с камер, которых мы, кстати, до сих пор не смогли там поставить - разрешения не получили.
Не знаю, почему резервацию фейнов заповедником назвали. Наверно, заповедник звучит приятнее для чиновников. Хотя, если аборигенов считать частью природы, которую надо охранять, тогда, вроде, и правильно.
- Можно...
Надо же, ответил! Думал? Или советовался? Вдруг у них телепатия между своими. Или, там, со старейшинами. Ну, да. Ничего-то мы про них не знаем - нет материала для исследований. Конвенцию соблюдать приходится, а то совсем с Фейна выгонят.
- Мы куда плывем?
Оме на секунду посмотрел, - я не поняла, с каким выражением - отвернулся и ответил четко и правильно, а потому без тени эмоций:
- Прямо. По реке.
Когда ж они галактический выучили? И как? Мы ж к ним специалистов по адаптации не направляли. Да и слышно - не живой говор у Оме, а литературно-выверенный. Записи слушали? Ну, может быть, может быть. Только записи просто так не получишь - покупать надо. Опять же - у кого? И на какие деньги? Или здесь в ходу натуральный обмен? Ничего-то мы про аборигенов не знаем.
А всё потому, что согласно Конвенции, планета Фейн причислена к разряду 2Б, и изучение ее разумных обитателей возможно только с их личного согласия. И как получить это согласие, если они не желают контактировать?
Кстати, вот он, контакт! Полномочий у меня, конечно, с гулькин нос, но кто на это смотреть будет, когда результаты добуду? Ай, да я!
Мне захотелось саму себя погладить по голове за сообразительность. Осталось вспомнить "Общий курс начального контакта", который на первом курсе изучали, и - за дело.
- Оме! Это твое личное имя? Можно к тебе так обращаться при других людях или разумных?
Смуглая спина фейна бугрилась вполне приличными мускулами. Кожа была гладкой, без рисунков или татуировок, и казалась мягкой. И, разумеется, она не выражала никаких чувств.
- Обращайся, Хель. Тебе разрешается.
Что он имеет в виду? У меня какое-то особое положение? Статус? Стоп. Как он меня назвал? Откуда он мое имя-то знает? Причем, уменьшительное, которое не для всех, а для самых близких? Точно, телепат.
Мне стало неуютно.
- Меня зовут Хельга, - отчеканила я. При общении нужно обязательно устанавливать границы допустимой близости и выход за них рассматривать, как попытку прервать контакт.
Я посмотрела. И что? Ну, солнце встает. Ну, лес подходит к самому берегу. Ну, станция наша видна.
- Слышишь?
Тишина...
- Ничего не слышу, - уведомила я фейна с чувством превосходства над ним. Ишь ты, подшучивать вздумал.
- Разговаривают. Ибрагим Самедович распекает Виталика, что тот не дал тебе никакой аппаратуры.
- Правда, что ли? - как-то глупо получилось. - И далеко вы нас слышите?
- Вы очень громко говорите.
Оме махнул веслом, и лодка поплыла дальше.
Надо же. Неужели они всё слышат и слушают? А ведь мы там о всяком говорим. Даже весьма неприятные вещи, которые посторонним лучше не знать. Может, поэтому они и не идут на контакт?
С именами теперь понятно. Кто ж меня Хель называет? Борис, только он. Вернусь - в глаз дам, чтоб знал свое место.
Скоро река повернет, а еще через два поворота мы попадем в фейнский заповедник. С нашей стороны там стоит наблюдательный пост и охранная система, не пускающая всех разумных внутрь. Ну, кроме аборигенов, конечно. Надеюсь, Ибрагим успеет подать команду, чтобы меня пропустили. По всему выходит, что туда плывем. Без вариантов.
Я откинулась на спину, заложила ладони за голову и стала с интересом наблюдать за облачком, которое нас сопровождало. Оме работал, как автомат, - размеренно и экономно. Ни тряски, ни толчков, ни волнения. Любуйся природой и отдыхай. Чем и занимаюсь.
Граница отсвечивала радужными разводами - чтобы случайный прохожий не наткнулся на силовой барьер. Хотя, откуда тут случайные люди? Туристов сюда не пускают. Если незнакомца увидишь - надо сразу к силовикам бежать: наверняка, либо контрабандист, либо еще какая темная личность. Но я ни одного не видела за весь год, что на поверхности находилась.
Оме никак не готовился к встрече с барьером. А я напряглась. Сейчас как неожиданно даст в лоб, и купание неизбежно. Потом же бежать назад вдоль берега во всем мокром. Это рядом с Оме мошки нет, а над станцией тучи кружатся - всё норовят щелочку в защите найти. Орнитоидам раздолье - никаких трудов по добыванию пищи. Наедятся и гадят. В голову метят. Если попадут, сразу в возбужденное состояние приходят: кричат, носятся бешено и норовят неудачника целиком пометом облепить. Можно представить, в каком виде на станцию добреду.
Не было барьера. Опоры стояли, разводы вокруг них светились, только никого не сдерживали. Даже когда с паролем сквозь барьер проходишь, каждый раз покалывание такое неприятное. А тут миновали - и ничего.
- Что с барьером? - спросила я у Оме. Я, конечно, понимала, что зря его спрашиваю - вряд ли охотник может разбираться в современной физике. Но молчать не получалось.
- Нейтрализатор на лодке, - фейн всё-таки ответил.
Я о таком и не слышала. Где ж они его взяли? Небось, там же, где и обучающие программы. А с виду - обычные разумные первичной стадии. Вон, вдоль борта копье лежит. И наконечник на нем - каменный, гладкий, блестящий, черный. У второго копья - костяной, зазубренный. Острога, стало быть, на рыбу.
Кстати, мы уже в заповеднике. Вовсю по сторонам смотреть надо, запоминать. Да только ничего особенного нет - тот же лес, что и на нашей стороне. Деревья, трава всякая, кусты шипастые. Летяга непуганая: остановилась на секунду, мордочкой повела, будто провожает, чуть ли не лапкой помахала.
Нет, есть отличия. Не смотреть надо. Слушать. Шум невнятный, то затихает, то опять усиливается, звенит иногда - словно молоточки по металлу стучат. Вроде насекомые, что едва в воздухе держатся, сердятся, гудят, дребезжа. Потом стихают довольно, и опять шелестение, шорохи...
- Что это, Оме?
- Голос леса, - Оме сказал это с почтением
Вот как. А у нас лес молчит... Да что такое? Как же лес говорить может? Наваждение. Листва шелестит и всё. Может, тут ветерок особенный. Рельеф другой. Ну да, постепенно вверх забираемся.
- Почему вы именно меня пустили в заповедник?
- Время пришло, - тихо ответил Оме. - Ты принесешь меньше вреда, чем другие.
Лестно, однако. Тем не менее, тревожно звучит - вроде, как ответственность на мне какая-то. Я захотела об этом разузнать, да не получилось.
Фейн обернулся ко мне, оглядел оценивающе с ног до головы - я приосанилась - и сказал совершенно не то, что я ожидала:
- Приплыли.
Оме подтолкнул лодку к берегу, прыгнул на землю и вытянул суденышко из воды на половину длины. Зеленовато-желтые листья деревьев полностью заслоняли обзор, не показывая даже намека на проход.
- И зачем мы здесь?
- Дальше на лодке нельзя. Пороги. Пешком пойдем.
- Оме, куда мы? - мне нравилось называть его по имени.
Фейн достал из лодки копья, махнул рукой - идем, дескать, - и промолчал. Так и быть - на месте узнаю. Интересно - покажут обратный путь, или самой выбираться придется? На месте аборигенов, я бы проводила. Мало ли куда забреду: увижу что-нибудь запретное или поломаю по незнанию ценные артефакты.
Подобные вопросы Оме не заботили. Он аккуратно раздвинул ветви и зашагал по тропе.
Оме шел впереди, ловко уворачиваясь от торчащих над тропой веток хватая. Мне же они вцеплялись в волосы, я ругалась, останавливалась, выпутывала сухие застрявшие сучья и кричала Оме, чтоб подождал. Он ждал меня и, едва я нагоняла, снова убыстрял размашистые шаги.
Наконец, одна из веток изловчилась так хлестнуть меня по лицу, что я не удержалась на ногах и с размаху села на колкую лесную подстилку. Дурацкое место! Дурацкие деревья! Да и сама ты - дура!
Оме наклонился, приподнял мое лицо за подбородок и покачал головой.
- Что - страшная? - с вызовом и злостью спросила я.
- Кровь течет. Если так оставить, микоидные споры поселятся. Тебе нужен незаживающий шрам на лице?
Я вздрогнула, представив себе такой ужас.
- Нет-нет. Хочу, чтоб его не было.
- Я обработаю рану.
Оме присел рядом со мной на корточки, наклонил мою голову к себе и провел чем-то влажным по лбу, от чего зудящая ссадина мигом перестала меня беспокоить. Потом отвернулся от меня и далеко сплюнул.
- Спасибо, - сказала я и поперхнулась. Это что? Он меня лизнул? Ничего себе обеззараживание! Каких микробов он мне еще засадил, помимо спор этих гадких?
- Рана скоро затянется, - сообщил он мне. - Но всё же - будь осторожней. Хватай не думает. Только на твое тепло реагирует.
- Не получится у меня! - я так и осталась сидеть. - Может, сделаешь какую-нибудь приспособу, чтобы они ко мне не лезли?
- А ты знаешь, что на твоей ноге мирмекоиды дорожку проложили? - Оме слегка улыбнулся.
Ай! Я тут же вскочила и посмотрела на ноги. Обманул. Зла на него не хватает. Завел девушку в какую-то глухомань и подсмеивается над ней. Хотя, улыбающийся фейн выглядел весьма симпатичным. Ладно, простим ему милую шутку.
- Как же вы тут живете? Неужели, прямо среди этих деревьев? Или в травяных хижинах, или в гнездах? А по вам мирмекоиды ползают и кусают?
- Мы плетем помосты из трав. Не на каждом дереве это можно сделать. Только на родительском.
- Это что за штука? - такое словосочетание я слышала в первый раз.
- Ты не поймешь...
Я обиделась. Мог бы и объяснить что-нибудь. И вовсе он не симпатичный. Подумаешь, под метр восемьдесят вымахал. Мало ли у кого рельефные мышцы и ровный палевый загар. И походка уверенного и сильного человека, то есть, фейна. Характер у него никуда не годится. Не понимает, какое слово обидным покажется. Говорит, что думает. Ну, его.
Заросли хватая резко закончились, и лес стал совсем другим - светлым и радостным. Желтые лучи солнца свободно проходили сквозь редкие кроны, поднятые на громадную высоту, а внизу росла невысокая мягкая трава. Уже ничего не угрожало, не пыталось схватить, ущипнуть, укусить. Лес ждал нас.
Мы шли быстро, словно куда-то торопились. Наверно, и торопились, только Оме не говорил - куда и зачем. Ничего сам не рассказывал, но на вопросы отвечал, хотя и без подробностей. Приходилось выспрашивать.
- ...Сколько вас в заповеднике?
- В этом - четыре тысячи.
- Ого, - удивилась я. Совсем немного. По нашим подсчетам, площади резервации хватило бы обеспечить приличным уровнем жизни, по меркам примитивного мира, двадцать тысяч аборигенов.
- А почему вы из леса не выходите? Могли бы легально получать знания через информаторий.
- Лес - наша жизнь, - просто сказал Оме. За его словами было много силы.
- Это понятно, - оборвала я его. - Но сколько вас, а сколько леса? На всех хватит.
- Лес - он разный. А мы можем жить только на родительских деревьях.
- Так насадили бы их, сколько нужно! - недоумевала я. - Кто не дает?
- Всё взаимосвязано.
- Фигня. Всегда можно найти выход. Чего-то нужного сделать больше, а ненужное - убрать. Мы так и делаем. У себя, - я махнула рукой за спину, пытаясь объяснить - где мы делаем так, как нам нравится.
- Вы, люди, странные. Почему-то предпочитаете не хранить то, что у вас есть, а транжирить. А если это не ваше, то вообще не задумываетесь о том, что кроме вас, оно может понадобиться кому-то еще.
- У нас договоренность была, - Оме меня иногда раздражал, - с вашими старейшинами. Раздел сфер влияния. Мы - здесь, а вы - там. Вам что, леса мало? Заповедника не хватает?
- А ты знаешь, что уже пять лет новых деревьев не вырастает? Сколько мы не бьемся, они сразу гибнут, стоит им взойти. И мы думаем, что это из-за вас, землян.
Во дает! Как гонит-то! У нас все разработки в пустынях - месторождения хланоида только там нашли. И космодром там же, чтоб вывозить удобнее было. Мы их лес вообще не трогаем! Каждый месяц замеры, контрольные датчики, пропускная система.
- Быть не может. Мы сюда не вхожи. Мало ли причин? Да и не верится что-то в гибель леса: у нас спутники висят - ничего такого не показывают.
- Ты увидишь.
Да, через час ходьбы я увидела.
С первого взгляда деревья были одинаковыми. Что здесь, что - там. Но тут, где мы с Оме стояли, от деревьев шла радость, а там - боль. Граница чувствовалась очень четко. Словно великан провел черту невидимой косой, забавляясь. И еще - там было тихо.
- Потрогай, - сказал Оме.
Я дотронулась до ближайшего ствола. Он был гладкий, твердый, дышащий влагой сквозь мелкие поры в бархатной коре. От него шло спокойствие постоянства. Я еле заставила себя оторвать ладонь от дерева.
- Теперь этот, - Оме показал на дерево за чертой.
Сухой, звенящий, горячий, словно налитый злым жаром. Проткни в коре дыру, и забьет огненная струйка, сжигающая всё подряд.
- Мертвый лес. Нельзя в нем жить.
- У нас есть специалисты. Пригласили бы - они б помогли, - уверенно сказала я.
Оме не ответил. Чем дальше мы углублялись в заповедник, тем менее разговорчивым он становился.
- Нам - туда, - ткнул он пальцем за черту.
Теперь я почувствовала, что значит идти по пересеченной незнакомой местности без снаряжения. Мертвый лес брал свое сполна. Даже Оме умерил шаг. Сколько же живого леса осталось? Быстро мы его прошли. Немудрено, что фейнов так мало. А зачем туда нам? Неужели Оме хочет лес возродить? В одиночку? Ах, да, меня же он с собой взял. Надеюсь, в жертву приносить не станет.
Мне вдруг стало совсем нехорошо. Устала, да еще и мысли эти. Ну, его, этот заповедник. Насмотрелась уже. Домой хочется, на станцию.
Оме как почувствовал мое настроение. Внезапно остановился, наставил на меня палец, чуть ли не упираясь в ключицу, и, вкладывая всю убежденность, произнес:
- Мы всё исправим.
- Что же вы делать собираетесь? - недоуменно спросила я.
Вместо ответа Оме начал декламировать какое-то предание, судя по переходу на возвышенную речь и излишний пафос:
- Наступят дни смерти. То, что служило укрытием, станет болью. То, что спасало, превратится в охотника. Будет тот, кто не убоится смерти. И прольется дождь. Поднимется лес из тела его. И вновь будут дни жизни.
Ничего не понятно. Я же не специалист по словесности. Смерть какая-то, дождь, жизнь. Мифическое что-то.
- И как это всё понимать?
- Один из фейнов должен отдать жизнь. Дождь возродит его.
- Умереть? Добровольно, что ли? Кто согласится-то?
- Многие, - Оме отвернулся. - Не касайся деревьев.
Чем дальше мы заходили в мертвый лес, тем большим жаром несло от стволов.
- Вы верите в этот дождь? - не удержалась я. Молча идти рядом с Оме не хватало выдержки.
- Нет причин для веры. Мы знаем.
- А я тебе зачем? Судя по всему, это ты с жизнью решил проститься? Свидетель, что ли, нужен? - я прищурила левый глаз.
- Есть еще одно. Но тебе - не скажу.
- Почему это? - оскорбилась я.
- Иначе - не получится.
Не люблю всякие тайны. Люблю, чтобы прямо и открыто в глаза говорили. Хотя, может, у фейнов так принято изъясняться - кратко и загадками, я не в курсе. Работа у меня техническая - обслуживание всего рода вспомогательной техники. Не ученый я. А хотелось бы что-нибудь этакое открыть, чтобы Виталик, например, нос свой задирать перестал. Они сами ничего про аборигенов не знают, а тут вот она я - с открытием.
Я увлеклась фантазиями и прослушала, что говорил Оме.
- Что-что?
- Ты же одна? - переспросил он.
- Ну, одна, - насторожилась я. - А вам то что? Мне так удобнее. У мужиков этих одно на уме - в постель затащить. А мы девушки гордые, с кем попало не общаемся. Да и нет на станции подходящих. А то бы закрутила...
Эх, как бы я развернулась... Размечталась, ага. Нет, на Фейне - работа, еще раз работа и ничего, кроме работы. Личные отношения будем устанавливать, когда уберемся отсюда в более приличный мир.
- Я расскажу, как это происходит у нас. Всегда выбирает девушка. Она подходит к тому, кто ей нравится, долго смотрит ему в глаза, и если тот не отводит взгляд, значит, эти двое будут вместе.
- Оме! Какого цвета у тебя глаза? - насмешливо спросила я.
- Посмотри, - он обернулся.
Зачем я это сделала? Чтобы посмеяться над примитивными обычаями аборигенов? Было не смешно. Не должна я была ему в глаза смотреть. Да так уж получилось. Много чего я там увидела, что и себе объяснять не станешь. Эх, Оме. Не ту ты спутницу взял. Глупую. Да чего там! Просто дуру. Которая дальше своего носа не видит и думать отказывается.
Мы с трудом брели между деревьями, не особо обращая внимания на то, что находится дальше того места, куда надо поставить ногу на следующем шаге. Автоматизм. Не упал - и ладно.
Оме сделал шаг, споткнулся, рухнул на колено, упираясь одной рукой в землю, а потом упал на бок. Я неуверенно дотронулась до его плеча - может, это ритуал какой? Кожа фейна оказалась шершавой и безумно горячей, так что я резко отдернула руку. Заболел что ли? Но при такой температуре любой белковый организм сгорит в два счета. Так и умереть недолго...
Я спустила рукава на ладони, чтобы не обжечься, и принялась тормошить фейна, щипая, толкая и тряся.
- Эй, Оме! Ты чего? Ты же сильный! Правда же, сильный. Ты не оставишь меня. Мне будет страшно. У вас тут дикие звери водятся, я знаю. А? - мне хотелось расплакаться. Как он может так со мной поступать? Нашел время.
- Ты должна помочь, - голос Оме слабел, выдавая непонятные хрипы и присвистывания.
- Я не смогу дотащить тебя обратно. Ты же тяжелый. Мы далеко ушли.
- Далеко... Да... Недостаточно. Думал - смогу дойти. А ты не хочешь понимать.
- Что понимать?! Что?! - я не знала, что нужно делать, что хочет от меня Оме, и как мне потом быть, если он умрет у меня на глазах.
- Недалеко до места. Там я и лягу... Обязательно туда нужно, иначе всё напрасно.
- Да что происходит-то?!
- Иначе лес не вырастет.
Вот оно как. Значит, всё по преданию. Умереть, дождаться тучи, и пусть прольется дождь жизни, который ее возродит. А моя роль какова? Доставить этого немощного до места? С этим пара мужиков лучше бы справилась. Оме говорил еще о каком-то условии. Как же его выполнить, если непонятно, что он имел в виду?
Курсы по оказанию первой помощи в свое время хорошо сдала. Я приподняла Оме, обхватила его руки и выпрямилась. Высокий и горячий. Ноги цепляться будут, и спину обжечь можно. Ничего. Дойдем. Главное - первый шаг сделать, за ним - второй, третий и пошла, пошла...
Может ли быть стыдно фейну? Почему он вдруг решил заговорить? Или как человек вспоминает прожитую жизнь перед смертью, так и Оме? Он рассказал мне всё. От момента рождения, через взросление, возмужание - к самому концу, такому внезапному, и такому логичному. Всю свою жизнь. Короткую и насыщенную.
Странно. Казалось, я прожила с Оме бок о бок всё это время - настолько хорошо я его узнала. Как такое могло случиться за те несколько тысяч шагов, что я сделала с ним на плечах? Не всё ли равно. Я уже не анализировала, не строила планов, слушала и поддакивала.
- Я могу спеть тебе, - кажется, Оме пытался шутить. - Тебе будет легче.
Идти и нести мужика под восемьдесят килограмм было действительно тяжело.
- Ну, спой, - придушенно сказала я, приостановившись на секунду.
Это была песня о судьбе фейна. Он живет в лесу, плавает в лодке. Иногда фейн должен уйти насовсем. Найдет ли он что-нибудь в конце пути? Ничего, кроме дождя. Но этого достаточно...
Грустная была песня. Оме пел тяжело, не выводя мотив, а, скорее, проговаривая строки речитативом. Чем дольше он пел, тем мне становилось спокойнее и легче. Но голос слабел, пропадал, оставалось неразборчивое мычание, сквозь которое пробивались отдельные слова. И усталость снова сковывала мышцы. Еще три шага - и я завою. Еще два - сброшу неподъемный груз. Еще один - упаду и сдохну.
- Здесь. Клади меня, Хель.
Я не сразу сообразила, что хочет Оме, - в голове шумело - и сделала еще два шага от края поляны. Неужели дошла? Я повалилась рядом с раскаленным телом.
- Отойди. Так надо.
Оме прав. Он не может ошибаться. Я отойду. Присяду под деревом и буду просто смотреть. Ведь можно, Оме? Ты не против?
Оме молчал. А к поляне приближалась небольшая тучка. Сверху сине-черная, набухшая влагой, а снизу - сияющая желтым золотом, подсвеченная уже опускающимся солнцем. Вот и дождик. Станет прохладнее, и Оме поправится. Ведь так?
Первая звонкая капля ударила по листу. Вторая, третья. Неспешно, со знанием дела. Я подставила ладонь и чуть не затрясла рукой, когда тяжелая капля коснулась кожи. Это не была вода. Что-то странное - то ли расплавленный металл, то ли насыщенная живыми организмами жидкость золотого цвета. Поверхность капли бурлила, взрываясь микроскопическими фонтанчиками.
Я брезгливо стряхнула ее с ладони и посмотрела на фейна. Он уже уплыл на своей лодке в последний путь. Тихо и незаметно. И дождь провожал его.
Золотые капли ударяли по телу Оме, обнажая мышцы, смывая плоть с костей, и уходили в землю. Просто уходили, а Оме истаивал на глазах. И больше ничего. Он что - зря умер? Зря? И леса не будет, и человек погиб. Ну, да, человек. Какая разница, что он фейн, что генетически он с людьми и рядом не стоял, что его планета не входит в Земной Альянс. Всё равно для меня он - человек. Больше всего мне вдруг захотелось, чтобы он вовсе не умирал, чтобы встал, как ни в чем не бывало, подошел ко мне и обнял. А я прижмусь к его груди, обхвачу, сколько смогу, и буду слушать его сердце. Тук-тук. Тук-тук...
Я подняла голову и посмотрела на тучу. Она медленно таяла, изливая капли золотого дождя. Почему-то мне не хотелось, чтобы она видела, как я плачу. Да и не плакала я вовсе. Это так, упавшие с неба жгучие золотые капли.
Мне не хватало Оме. Прямо здесь и сейчас.
Последняя капля упала, и тучка растаяла. Раскаленный лес выпил ее. Можно возвращаться.
Взгляд на останки. Мельком, чтобы не кинуться к ним в безнадежном порыве. Поздно. Надо было раньше думать.
Но что это зеленое? Рядом с черепом? И еще, и еще... Прорастает сквозь ребра, охватывает кости рук и ног, поднимает череп и тянется вверх, к белому неистовому солнцу. Почему-то веет прохладой. Ни одно растение не может расти так быстро - это противоестественно. И вспоминаются слова, которые сказал Оме: "Поднимется лес из тела его".
Лес рос, радовался, наливался силой, отпихивал мертвые деревья, вбирал их в себя и отпускал уже живыми. Стволы разносились вширь и ввысь. Он ожил. Оме ожил. Пусть его уже не обнять, не заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть там привычную усмешку. Но всё равно, это - он.
Я сделала шаг назад.
Лес добр. Но мне надо домой.
Не помню, как обратно дошла. Очнулась, когда станцию увидела и ребят, бегущих ко мне.
Они столпились вокруг меня, округлив глаза, а я только и могла, что улыбаться им. Ноги болели жутко. Хотелось присесть на камень и не вставать.
Но, наверно, я выглядела неплохо, потому что никто и не догадался предложить помощь, а все набросились с вопросами:
- Что видела, что?
Я вяло отмахнулась:
- Ничего. Всё нормально.
Тут уж и Ибрагим Самедович не утерпел:
- Вы же понимаете, Хельга Артуровна, всю значимость того, что видели? Это весьма важно для наших исследований на планете. Будьте добры поделиться. Я понимаю, что это дело добровольное, и что вы не обладаете достаточной квалификацией. Но любое ваше слово услышат специалисты, - начальник станции поднял голову и строго оглядел подчиненных, - и сделают определенные выводы.
Специалисты, тоже мне. Не поймут.
- Хоть что-то, что вам запомнилось? - Ибрагим уже почти упрашивал.