Васильев Сергей Валерьевич : другие произведения.

Царство Љ27

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Желание попасть в сказку знакомо каждому. Добрую, сим-патичную - с лешим, водяным, русалками и не очень злыми ведьмами. Даёшь приключения! Да здравствует Славянский Диснейленд! Тимофей не хотел. Но попал! Да еще как попал! Интриги сказочного мира затянули его с головой! Позади дру-зья, впереди враги! Или ... наоборот? Как во всем этом разо-браться? Не все так просто, дорогие мои! Не все так просто...

  
   Желание попасть в сказку знакомо каждому. Добрую, симпатичную - с лешим, водяным, русалками и не очень злыми ведьмами. Даёшь приключения! Да здравствует Славянский Диснейленд! Тимофей не хотел. Но попал! Да еще как попал! Интриги сказочного мира затянули его с головой! Позади друзья, впереди враги! Или ... наоборот? Как во всем этом разобраться? Не все так просто, дорогие мои! Не все так просто...
  
  
  
  

Царство N27.

  

Дожди, дети, в тот год шли не переставая. Засуха сгубила все посевы, а съедобная ягода осыпалась зеленой. Саранча летела над нашими угодьями не останавливаясь. Дятлы в поисках съестного били дерево насквозь и мерли не найдя даже крошки съедобного. Кроты, вперив незрячие зенки в прохожих, торчали из земли, как маленькие памятники самим себе и просили милостыню. А вот грибы... грибы тогда уродились мощно! Косами косили, возами возили, ими и спаслись!

- Полно тебе брехать дедушко, не может такого быть, чтобы столько грибов!

-А вот и может! А вот и может!

- А ел ли ты их дедушко?

- Что значит ел?!!!

   Во времена давние на том месте, где ныне Старый Бор, недоброю славой овеянный, от самых Черных скал до Странных холмов тянулась Великая равнина. Так старики сказывали, а они врать не будут. Разве только им кто сказок насочинял, да только кому это надо?! Люди в ту пору уважения средь зверья не имели, и поэтому жили в пещерах на склонах Черных скал, уже в ту пору тянувших к небу каменные плечи. Так, наподобие ласточек, ютилось племя в пещерах на крутом каменистом обрыве. На равнинах же царствовали саблезубые и когтястые, потому ходили туда человеки с большой опаской и робостью и, завидев колыханье трав в безветренный день, неслись к пещерам не хуже дикого оленя. Саблезубые были очень недовольны таким поведением трусливой пищи и злобно рыча еще долго бродили внизу.
   Покровителем этого племени (а у них был покровитель) стал огромный черный ворон живущий где-то высоко в горах. Время от времени черная точка возникшая в небесах превращалась в величавую птицу, которая сделав круг над головами восхищенной зрелищем кучки людей, тяжело опускалась на утоптанную площадку возле входа в главную пещеру. Назначенный кормитель с поклоном нес ему дары от всего племени. Иногда птица не отскакивала с хриплым карканьем от воняющей кучи (дары собирали долго), и что-нибудь склевывала огромным клювом. День тут же объявлялся "прожитым не зря" и событие праздновалось в течение семи восходов солнца. Праздновать до семи закатов сил хватало не у каждого.
   В минуты редких посещений покровителя заваливали просьбами и жалобами. Мудрый ворон отвечал резкими клекочущими звуками. Со временем их начали понимать. То ли птица постигла человеков, то ли человеки птицу, но понимание возникло. В большинстве случаев покровитель отсылал просителя спать, мотивируя, что после крепкого сна все пройдет. Хотя назойливый проситель Су, просивший сделать его птицей, все же отправился в полет. Приземлился удачно, вскочил, минуя когти удивленных саблезубых, порывом ветра взлетел по узкой тропе и грубой, плетеной из лиан лестнице. В дальнейшем ни о чем подобном он не просил. Так что часть желаний вороном все же исполнялась.
   Со временем от языка знаков народ начал порядком уставать. Если, к примеру, давно не видел соплеменника из дальней пещеры, а новостей накопилось с большую гору и маленькую скалу, можно было отмахать себе руки, заплести в узлы пальцы и собрать в страшные складки всю кожу на лице - пытаясь объяснить, что охота удалась, саблезубый не догнал, а Го наконец-то привел в свою пещеру Жо. И тогда Му, мозг племени, придумал разговаривать звуками, что все и начали с удовольствием делать. Научившись говорить - начали наделять друг друга именами. Делалось это без затей, но всем очень нравилось. Старые имена тоже оставляли, чтобы не путаться на первых порах. Волосатый Го, Костлявая Жо, Мудрый Му, Вонючка Фу, Летучий Cу все были в восторге от новой забавы. В чью-то, немытую с рожденья, голову пришла мысль и заметалась по черепу, спеша вырваться на волю и донести до всех, что благодетель-то не назван! Мысль обсудили, пришли в ужас, перебрали кучу вариантов, слегка подрались и, не придя к согласию, отправились к Мудрому Му. Тот, будучи в почтенном возрасте (для тех времен конечно же, когда путевого лекаря или ведуна днем с огнем не сыщешь, а голодного и скорого на ногу саблезубого в любое время и где угодно), пребывал на смертном одре и готовился к отбытию в край вечного блаженства. Всем племенем попросили обождать, растерли старому уши, намяли тело для бодрости, не слушая протестов, и, задав волнующий вопрос, принялись благоговея внимать. Мудрец не стал томить, молвил единственное слово - "Кутх", и отбыл - куда собирался. Прозвание однозначно понравилось: коротко, звучно, непонятно! Внушало священный трепет и уважение, будучи сказано в темноте, громко и на ухо вызывало страх и позывы. Самые умные догадались после, что старик просто кашлянул перед смертью. Только кому нужна такая правда, за нее не от самых умных легко получить по голове за такие мысли. Так и остались в заблуждении. По этому принципу история и дальше развивалась. Так было, так есть и так будет!
   Казалось - жизнь налаживается! Но небо! Само небо готовило им сюрприз! Принесло страшную косматую тучу из холодных краев, где небосвод соединяется с землей, где растут костяные леса у ледяной скалы, где в огромной пещере запечатан Жуткий Хлад - злобный демон, способный уничтожить мир! Черная, как сама ночь, заняла полнеба, затмила солнце и озарила зловещий сумрак вспышками молний, приводя в страх все живое. На пути встали горы, ощерились клыками пиков. Зацепилась туча за вершины, треснуло ее черное, тяжелое брюхо, да и слила свою злобу на изломы скал. А на великую равнину ничего не осталось. Кроме десятка огненных стрел исторгнутых небом на сухие травы степи! От них-то и заполыхало от горизонта до горизонта Великое Пламя. Много животных, спасаясь от смерти, пришло к скалам. Вслед тянулись саблезубые.
   Вот с этого все и началось. Клыкастые твари похоже надолго обосновались у подножия пещерной гряды, а племя уныло дожевывало скудные запасы и кидалось в хищников камнями, отчего те еще кровожаднее поглядывали на людей.
   Шли дни. Саблезубые, частью сожрав, разогнали зверье и не торопились уходить, как бы понимая, что деваться людям некуда. Племя уныло доедало припасы и начало поглядывать на воняющую кучу приношений.
   Зябким ранним утром поползли из своих нор сонные чумазые люди и узрели Кутха. Пернатый орлом восседал на привычном месте, топорща белесые перья, и терпеливо ждал, пока племя соизволит обратить внимание на символ. Загомонили разом, тыча грязными пальцами в низ, на этот раз просьба у всех была одна: "СОС! (Спаси. Оборони. Сохрани.) Горбатый, иссиня-черный клюв качнулся и огромные крылья в несколько мощных взмахов растворили ворона в синеве неба.
   Не совсем поняв, чего теперь ожидать, племя приготовилось к самому худшему. Для начала подравшись из за остатков съестного, принесли в жертву саблезубым Летучего Су. Авось отстанут, клыкастые твари! Но не зря Летучего обучал сам Кутх! На этот раз Су прилетел прямиком в спящего зверя, мягко приземлился, изрядно того покалечив, и привычно вернулся обратно. Все плюнули и пошли спать.
   На следующий день, во второй его половине, на выцветшем покрывале неба кто-то узрел черное пятнышко. Оно росло, близилось, превращаясь в Кутха. И возрадовались люди, и приуныли тут же, потому как были съедены все дары, и нечем угостить благодетеля. А тот расправив крылья, скользил по спирали вниз, вовсю изображая орла. Когда спустился еще, разглядели у него в клюве огромный орех, такой огромный, что если издалека принес его волшебный ворон, то не иначе иссушил он себе всю глотку, летя против ветра с такой распоркой. И еще раз пригорюнились люди. Надо заметить, в тот отрезок времени горюнились они довольно часто. Можно сказать постоянно.
   Тем временем Кутх завис над одной ему заметной целью, разинул клюв пошире (оказалось, что это возможно) и орех полетел к земле. Все сгрудились на краю площадки провожая дивный плод жадными глазами.
   Никто не понял, что произошло! От удара оземь скорлупу прорезала ветвистая как молния, трещина. С треском разлетелись в стороны половинки и ядро покатилось по траве, обрастая на ходу...волосами! Белесые, гибкие тут же вцепились в почву, остановили плод... И началось! Волоски впились в землю, разбухая и утолщаясь, превратились в корни и ввысь устремился зеленый побег! Скрипела земля уступая напору корней, которые неведомо с каких глубин со всхлипом тянули воду, ствол с гулом ее усваивал, выбрасывая все новые ветви, обрастая постоянно лопавшейся корой. Несмотря на орех, с которого все началось, по всем признакам это был дуб! В подтверждение, следом за листьями на ветвях возникли и закачались крепкие желуди, молниеносно созрели, налились и ...не упали, нет! Начали лопаться прямо на месте! Скорлупа разлеталась вдребезги, а ядрышки летели в разные стороны со скоростью урагана, причем ни одно не ударило в родителя, только от него. Племя вихрем унеслось в пещеры подальше от неприятностей, а вот саблезубым спрятаться не хватило ума. Теперь они жалобно ревели срочно пытаясь унести лапы, а точнее шкуру, которой еще никогда так не доставалось.
   Попадая на почву, скорострельные плоды по родительскому примеру тут же обрастали корнями и начинали стремительно укореняться. Округа наполнилась невнятным гулом: шорохом, потрескиванием, скрипом. По скорости роста юная дубрава не уступала родоначальнику! Вскоре, взору дрожащего от страха племени предстала дубовая роща, занявшая без малого пятую часть равнины. Зрелище впечатляло - могучие стволы - исполины, вздыбленная корнями земля чернеет свежими ранами, с тоскливым воем мечутся саблезубые, явно решившие, что наступил конец света. Но некому было выразить благодарность за чудесное спасение, спаситель, поймав поток, уже не просматривался в небе, и решил, судя по всему, улететь прямо на солнце. И люди от души пожелали ему не обжечь крылья, и не упасть на дно самого глубокого ущелья!
   С тех пор не видели Кутха в тех местах. Сильно устал пока летел за тем орехом к Мировому Древу (а куда ж еще), потому подался от беспокойных людей куда-то на север. А может на восток. Или на северо-восток. Он не докладывал, улетел и все тут!
  

  
   Черный столб дыма с белыми прядями завиваясь лизал закопченный потолок подвала и, закручиваясь далее спиралью, уходил в широкий, жадный зев дымохода. Пламя под котлом уже не бушевало, его хватало только, чтобы варево слабо кипело. Моргана задумчиво помешивала в двухведерном старом котле мятой бронзовой поварешкой. Отблески огня терялись в ее черной хламиде и отражались в зеленых глазах. Колдунья была стара. Космы седых волос, острый нос, тонкие губы. От былой красоты, великой в прошлом волшебницы, не осталось и следа. Ослабевшая память с трудом хранила остатки знаний, обрывки заклинаний и рецепты зелий. Приходилось записывать на пергамент, экспериментировать, составляя отвары и вздыхать, понимая, что лучшие годы канули в прошлое.
   Приняв какое-то решение, она подошла к массивному столу красного дерева, заваленному свитками, и, развернув один, провыла заклинание. Ничего не произошло. Хлопнув ладонью по лбу, Моргана скрюченными пальцами начертила перед собой замысловатый символ, щелкнула языком и повторила заклинание в той же тональности. Мгновение ничего не происходило и волшебница, недоумевая, опять повернулась к столу...
   И тут в мрачном помещении явно начались предполагаемые чудеса! Под самым потолком сконденсировалась из ничего какая то темная масса, и в кипящий котел обрушился здоровенный ифрит, типичный представитель своего нечистого во всех смыслах племени! Тяжелая, заросшая черной шерстью туша конечно не поместилась в такой небольшой посудине, просто ее хозяин на какие-то доли секунды уселся в котле, как бы намереваясь отдохнуть. Однако, проявив поистине дьявольскую прыть с ревом вылетел из кипятка, влепился в шкаф, разнеся его в щепки и обиделся окончательно! Память памятью, но реакции ведьмы могла бы позавидовать молодая и спортивная валькирия. Ифрит еще грел хвост в котле, а она, отпрыгнув, с ходу перешла в партер, юркнула под стол и притворилась кучкой старой рухляди. Снаружи, в поисках жертвы бушевал ошпаренный демон, что-то рушилось, ломалось и ударялось о стены. Это безобразие, казалось, никогда не закончится. Но всякая буря заканчивается, и постепенно все утихло. Колдунья осторожно, стараясь не задеть ничего из утвари, живописно украсившей пол, выглянула из своего убежища. Ифрит, страдальчески морщась и раздувая широкие ноздри с обязательным бычьим кольцом из желтого металла, выпутывал из курчавых волос вареную змею, что-то тихо шипел на древнеарабском, но в целом выглядел вполне созревшим для мирных переговоров.
   - Разорена! - ахнула Моргана, прикинув на глазок ущерб от погрома. - Все, что нажито непосильным трудом...
   В этот момент джинн повернулся, и она подумала, что решение вылезти было несколько преждевременным.
   - Твои проделки, ведьма! - взревел он, и змея полетела ей в голову.
   - Sorry, милый, ошибка вышла, - с достоинством ответила она, увернувшись от вареной рептилии. - С кем не бывает. Зато помылся, заметь - бесплатно! Конечно я чуточку неправа и даже готова обсудить ущерб. Полагаю... двух-трех золотых будет достаточно, чтобы замять этот маленький конфликт?
   - Два-три мешка золота и мы квиты! - улыбка демона обнажила желтоватые клыки приличного размера.
   - А как насчет ключей от терема?! - вне себя от ярости возопила Моргана. - Ну конечно, - растянув толстые губы в неприятной усмешке кивнул ифрит, располагаясь в уцелевшем кресле. - Конечно обсудим и недвижимость. Но безусловно сначала золото. Долгов я не прощаю никогда и, как демон силы, могу разнести вдребезги и пополам все на две мили вокруг, или в чем тут у вас меряют! Так что подумай хорошо, прежде чем отказать!
   Колдунья затосковала и поняла, что деньги все же придется отдать. Однако тосковала недолго. Ее, весьма кстати, посетила гениальная идея!
   - Видишь ли, дружок, - вкрадчиво начала она - нужно уважать обычаи страны в которой находишься.[Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   - Ну? - Подозрительно уставился на нее джинн.
   - На Руси расплачиваются вот этим, - она щелкнула пальцами и на столе возникла ведерная бутыль зеленого стекла. Нахмурив брови, оппонент сверлил колдунью взглядом, чувствуя подвох. Он встал, почесал за ухом, потом спину, потом... потом под его взглядом бутыль задрожала, как нагретый воздух, и исчезла! Вместо нее, не теряя формы исчезнувшего сосуда, над полом висело и колыхалось содержимое. Ифрит принюхался и недоверчиво покачал головой.
   - Меня невозможно отравить, - сказал он на всякий случай.
   - Очень надо, - буркнула колдунья. - Этим даже люди не травятся. По крайней мере, не всегда.
   Сложив губы трубочкой он в один глоток засосал субстанцию. Раздался чудовищный рев. Акустическим ударом хозяйку подвала впечатало в кирпичную стену, и джинн исчез в яркой вспышке.
   Фата Моргана сползла со стены, и стоя на четвереньках, простонала:
   - Себастьян!
   Гранитная, тесаная плита на полу, отодвинулась, из дыры вылез гном, и, пошатываясь, встал навытяжку. Мутными зелеными глазами, преданно глядя на хозяйку, доложил:
   - Внедрение проходит успешно, приняли тепло и неоднократно!
   Колдунья вытаращилась на слугу. Традиционного шахтерского платья, как ни бывало. Армяк, рубашка в горошек, зеленые штаны с заплатами на коленях, лапти и треух, залихватски сбитый на затылок. Борода торчала веником, брови домиком, резкий выдох во время доклада сразил пробегавшую мимо мышь, пытавшуюся сейчас из трех норок, угадать настоящую. Причем шишка, растущая между ушами, не убавляла её упорства.
   - Где остальные? - неприязненно бросила колдунья.
   - Ннн...- попытался объяснить и не смог обрусевший гном. Поморгал, собрал подбородок в горсть и посерьёзнев, собрался.
   - Нннеоднократно! - радостно улыбнувшись доложил он наконец и явно посчитал миссию выполненной.
   Моргана зашарила вокруг, но достойный представитель древнего племени шахтеров-горняков успел раньше! Рыбкой войдя в темноту подземелья, ногой гном успел зацепить плиту. Со щелчком она встала на место, а мгновением позже в нее прилетела табуретка!
   [Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   Мышка хмуро ощупывала распухший нос. Где-то под полом заиграла гармошка, и до колдуньи донеслась разудалая песня.[Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   [Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   Что-то определенно шло не так! Фата Моргана - могущественная волшебница решила отойти от дел. Ураганы, тайфуны, засуха, болезни, насылаемые на людское племя, отнимали массу времени и сил. А силы были уже не те, возраст неумолимо приближался к трем сотням. Не за горами была пенсия. Хотелось покоя. Дикая страна, послушные аборигены, всеобщее поклонение, как, в сущности, мало нужно немолодой, одинокой колдунье, чтобы достойно встретить старость. И ведь поначалу все шло как по маслу. Под видом королевы в изгнании, из далекого Постхауза, она попросила политического убежища в этой варварской стране. Трогательно промакивая заплаканные глаза крохотным, кружевным платочком, она живописала местному владыке Авдею IV, унижения, пришедшиеся на ее долю. " В Постхаузе должны быть молодые королевы, вот что сказали мне эти соплячки, ваше величество! А как же чувственная красота зрелости?" Она кинула на царя томный, призывный взгляд и Авдей, сославшись на срочные дела, быстренько ретировался. Не забыв, впрочем, отдать необходимые распоряжения. Моргану приняли при дворе, но аудиенции у государя она более не удостаивалась. Видимо златозубая улыбка вкупе с морщинистой шеей и откровенными взглядами произвели на царя неизгладимое впечатление!
   Гномы, верные слуги колдуньи, тесно сошлись с местными домовыми и даже нашли общие корни. Скупердяйство, присущее гномам и прижимистость хозяйственных домовых порешили считать общим родовым признаком. И, теперь по избам ночью можно увидеть домовых с шахтерскими фонариками. И кошек, верхом на которых они ездят, погоняют теперь не прутиком от веника, а кайлом. Отчего мяв летней ночью стоит типично мартовский.
   "Чего это плита так дрожит - насторожилась Моргана, наверное, кто-то что-то пилит. Подкравшись, она резко её откинула. Глаза её округлились. На земле, укрытый гармошкой, храпел Себастьян. Рядом выводила носом тоненькие рулады давешняя мышка. Под её головой лежал украденный кусок сыра. Колдунья плюнула, и закрыла ход. Пора было принимать меры. Надо вызывать другого демона.
  
   Они заходили на посадку, как стая маленьких бомбардировщиков. Свист крыльев, истошное кряканье и вот они уже над озером. Тим небрежно, с превосходством бывалого охотника, бросил приклад к плечу. Курок сухо чакнул, выстрела не последовало. Второй курок тоже ударил вхолостую. Вне себя от злости, Тим ударил кулаком по прикладу и... проснулся. .оснулснулся.ааучилась.За окнами вовсю хозяйничала ночь, и никаких признаков рассвета не наблюдалось. Сев на кровати, нащупал кнопку настольной лампы, которая стояла на прикроватной тумбочке, и зажег свет. Дешевый китайский будильник, вызывающе громко тикая, показывал без четверти пять. С завтрашнего утра открывалась охота на пернатых и водоплавающих. Истинный (можно сказать потомственный) горожанин, Тим всей душой любил природу. Брат отца - дядя Егор, был заядлым охотником. Он часто брал племяша с собой и сумел таки зажечь в душе подростка страсть к охоте. Теперь, будучи взрослым 28-ми летним мужчиной со сложившимся характером и привычками, на охоту он ездил самостоятельно. В силу деятельного характера, Тимофей после армии пробовал применить себя в разных профессиях: челночил, перегонял машины на продажу из стран ближнего и отдаленного зарубежья, охранял тела и ценное имущество, как государственное, так и частное. Крепкого телосложения, почти метр девяносто ростом, русоволосый, со слегка простоватым лицом, Тим, если и не был душой компании, то и на последних ролях не прозябал. Шутил в тему, морду бил за дело, слово старался держать. В общем, в компании и на работе слыл человеком надежным, компанейским и своим. Но на охоту он всегда ездил в одиночку. С природой, считал он, надо общаться один на один. Иначе, не прочувствуешь ее красоту и величие. Все сведется к обычным посиделкам на природе с обсуждением насущных на данный момент горячих тем.
   Плотно позавтракав жареной колбасой, яичницей и помидорами, выпил кружку крепкого чая и засобирался. Сборы были недолги. Практически все было собрано с вечера. Через пятнадцать минут он уже спускался во двор к машине. Было темно. Свет единственного исправного фонаря падал на деревья, автомобили беззаботных хозяев, проломленную шпаной крышу беседки и скатывался на землю. На его машине лежала маскировочная сетка из рваных пятен света и причудливых теней листвы. Пока двигатель, мягко урча, гонял горючие, смазочные и охлаждающие жидкости по своему железному телу, охотник неторопливо грузил снаряжение.
   Драндулет марки ВАЗ-2106 восемьдесят восьмого года сменил множество хозяев до того как попал к Тимофею. Хороший приятель Тима, работающий в автосервисе, высказался о нем прямо - лошадку надо пристрелить, чтобы не мучилась. Только после долгих и настойчивых просьб, обещаний "припомнить", и клятв " всю жизнь должен буду", он сдался. Сказал, что им движет чисто научный интерес, поскольку реанимация трупа этого непарнокопытного и приведение его в чувство, будут греть его душу до глубокой старости. Что, конечно же, вовсе не исключало разумного гонорара за потраченное время. После чего долгих десять дней в своем гараже крутил, менял, варил и доводил до ума. В заключение, со словами "не расплатишься", вручил Тиму вполне приличный автомобиль. Не юный, но все еще бодрый.
   Светало. Машин навстречу почти не попадалось, стрелка спидометра замерла на цифре 120, и дорога серой лентой наматывалась на колеса. Динамики ворковали голосом безымянной поп звездочки десятилетней давности, отчего проснулись воспоминания, посвященные тем временам. Густой березняк вдоль дороги полоскал листву в струях утреннего ветерка, зелень во множестве пробивали желтые всплески наступающей осени. Ехать предстояло около двухсот километров, а в конце маршрута его ожидал маленький, симпатичный поселок с редким названием "Черная топь". Там, по рассказам дяди Егора, возле огромного болота во множестве разлились маленькие озерца, на которых уток - " не меряно, не считано и не стреляно".
   Указатель гласивший "...рная ...пь" он заметил случайно, судя по ветхости стоял он здесь с основания поселка. Хотя, глинистый проселок, серой змеей уползающий вдаль, наверняка помнил копыта коней идущих в набег кочевников. Разыгравшееся воображение предложило в виде версии происхождения дороги, стадо динозавров, гуськом бредущее на водопой и оставляющее длинный, извилистый след. Но, подумав, версию пришлось отбросить, как несостоятельную. Так могли идти только очень пьяные динозавры, а это было маловероятно. Съехав с шоссе, Тим в полной мере почувствовал на себе всю прелесть проселочной дороги. Местами во всю ширь мутными зеркалами путь перекрывали огромные лужи. Километра полтора все шло вполне прилично, Тимофей даже успевал окинуть взглядом окружающий пейзаж, не отвлекаясь, впрочем, надолго. "Жигуль", изображая катер, рыча, выбирался из очередной лужи, как вдруг двигатель чихнул и заглох. " И к гадалке не ходи, трамблер залило"- вяло подумал Тим. Вздохнул. Натянул сапоги и с отвращением опустил ноги в жидкую грязь. Солнце скрылось за тяжелыми тучами, потянул ветерок. Тимофей вылез из машины и выругался. Полегчало. Открыв капот, он занялся внеплановым ремонтом. Догадка оказалась верна и, вскоре Тим, протерев насухо все что можно, уже вытирал тряпкой руки. Опять выглянуло солнце. На одинокую старую березу, расколотую когда-то прямым попаданием молнии, спикировала со щебетом стайка синиц и устроила свои птичьи разборки. Жизнь определенно налаживалась.
   Сзади раздался деликатный кашель, - "простите, дескать, за беспокойство, но не могли бы вы встать к лесу задом, а ко мне, кашляющему, передом". Тимофей вздрогнул и резко повернулся. И обнаружил, что обочину дороги украшает собой весьма колоритный дед. Загорелая лысина бодро отражает солнечные лучи. Росточком аккурат вровень с "Жигулем", рыжая кустистая борода, растущая от самых глаз. Которым, в связи с возрастом, полагалось быть блеклыми. И которые, вопреки всему, весело сверкают ярко-зелеными огоньками из под рыжих мохнатых бровей. Преклонный возраст выдавали только морщины, они причудливо избороздили лоб, свободную от бороды часть лица, а уж что было под ней, представить решительно невозможно. Одетый весьма непритязательно: стоптанные кирзачи, старые джинсы, протертые на коленях, застиранная зеленая рубаха, он однако не производил впечатления опустившегося бомжа. Обычный сельский дед в чистой, рабочей одежде.
   - Далече собрался, парень? - неожиданно басом спросил он.
   - В Топь... Черную, - растерянно ответил Тимофей. "Откуда ж ты взялся? - пронеслось у него в голове. - Вокруг поле, до лесочка километра полтора, минуту назад никого, а тут - здрасти-нате целый дед!"
   - А я отдохнуть прилег, - словно услышав его мысли, принялся частить забавный старик, - умаялся да и задремал чуток. А тут ты, аккурат напротив меня аварию претерпел. Я бы сразу подошел, да разомлел на солнышке, лежал вот, слушал, как ты брякаешь железяками-то.
   - Все понял, - облегченно выдохнул Тим,- а я, было подумал, местного лешего повстречал.
   - Леший в лесу живет, не в поле, - строго сказал старик - понимай разницу-то! И шутить с ним не след! В трех верстах так закружит, сутки выбираться будешь.[Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   [Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   - Ладно-ладно, - Тим, улыбаясь, выставил ладони - обязуюсь не хамить лешему, водяному и прочим разновсяческим барабашкам. - Меня Тимофеем зовут, если по пути, могу подкинуть. Тороплюсь, извини дед, времени в обрез![Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   [Author ID1: at Tue Sep 26 14:26:00 2006 ]
   - А меня Кузьмой Никитичем прозывают. Ежели до села довезешь, очень я тебе благодарен буду. Потому, старый я уже такие километры пехом нахаживать. Да и тебе помощь, коли застрянет колымага твоя.
   Тим закашлялся. Компании он был конечно рад, но представить деда Кузьму, выталкивающим машину, он решительно не мог. Ну не был Кузьма Никитич даже отдаленно похож на чудо - богатыря!
   Вдвоем ехать было не в пример веселее. Дед пообещал пристроить автомобиль на стоянку. Хотел и Тиму найти ночлег, но тот твердо решил ночевать на озере, не в санаторий, чай, приехал. Слово за слово, вот и село показалось.  - Тормози! - Скомандовал дед у крайнего дома, - прибыли на место временной дислокации! На озеро ты все равно не проедешь, не тот у тебя аппарат, вот кабы УАЗик... В общем покури пока, а я с хозяйкой потолкую.
   - А я думал это ваш,- вырвалось у Тимофея. - Может не надо...
   - Надо, Федя, надо, - буркнул старик, - усе будет у порядке. С тобой - Я! С этими словами он проскользнул в узкую калитку, притулившуюся между воротами и старой яблоней, подпирающей забор. Дом был хорош. Построенный, судя по всему, давно, выглядел не старым, а, скорее, заматеревшим. Стены, сложенные из лиственничных, в обхват бревен, казались несокрушимыми. Крыльцо поражало вычурной резьбой, а двери - массивностью и добротностью.
   - Не дом, а богатырская застава! - пробормотал Тим.
   Ждать пришлось недолго, хозяйка вышла сама, за ней семенил дед.
   - Знакомься, Тимофей, - преувеличенно важно зашумел дед, - это Анна Макаровна - хозяйка этой усадьбы. А это Тим, хороший парень, к людям сострадательный и уважительный. Прими, хозяйка, на постой, как меня бы приняла.
   - Это выгнать, что ли сразу - хмыкнула старуха. - Ну ладно, ладно, пошутила, - бросила насупившемуся деду. - Места много, не жалко.
   - Да мне, собственно, только машину...- заикнулся, было, Тимофей.
   - Ты, голубь, сначала в избу зайди, чайку попьём, там и поговорим - прервала его Макаровна. Повернулась и, приглашающе махнув рукой, зашла в дом.
   За чаем выяснилось, что машину оставить можно хоть на месяц. До ближайшего озера - семь километров. И за умеренную плату, внук может отвезти его на тракторе до самого места. На болото лучше не соваться, утки там есть, но место гиблое и люди там пропадали не раз. Тут Кузьма Антонович с Анной Макаровной тут же выдали Тиму свои версии пропажи людей. В них имели место - леший, водяник, русалки, кикимора, болотные огни и многое другое. Первые пять минут он честно пытался не смеяться, отчего лицо его приобрело помидорный цвет и дыхание стало прерывистым. Старики замолчали и строго на него уставились. Героически задушив в себе рвущийся наружу хохот, Тимофей, извинившись, собирался пройтись по деревне. Потом он собирался лечь спать, чтобы утром выехать пораньше. Аккуратная, чистенькая деревня ему понравилась, пьяных не было видно, заборы целые и покрашенные, дома ухоженные. Пробежала, гомоня, стайка ребятишек, две бабки с сумками явно направлялись в магазин, а прямо посреди дороги развалилась огромная черная собака, дворянской породы. Сделав круг по деревне, он зашел в местное сельпо, чтобы купить Макаровне конфет и печенья к чаю. "Не полтинник же ей совать", - кстати, вспомнив классиков, подумал он. Хозяйка уже приготовила ему постель на веранде, сказав, что сначала "отдохнуть надоть, а уж потом по лесу болтаться". Порадовалась подаркам, и сказала, что с внуком уже договорилась, заедет в шесть утра. Поблагодарив, Тим тут же разделся, рухнул в койку и моментально уснул.
   Внук оказался на удивление точен. Без пяти шесть у дома остановился трактор и, хлопнув калиткой, во двор вошел высокий, широкоплечий парень в танковом комбинезоне.
   - Серега,- сразу представился он, протянув руку.- А ты - Тимофей, знаю, бабушка говорила. Поедешь в телеге, я на обратном пути дров напилю, чтобы зря не мотаться. Лады?
   -Без проблем! - улыбнулся Тим, отвечая на крепкое пожатие, - мне хоть на метле, лишь бы до места.
  
   Старенький МТЗ, кашляя выхлопной трубой, резво бежал по лесной дороге. Трава на обочине, от обилия мелких капелек росы, была почти молочного цвета. То и дело приходилось пригибаться, чтобы встречная ель не смахнула кепку или, того хуже, не отвесила огромную оплеуху огромной мохнатой лапой. Семь километров незаметно утекли под колеса и остались позади. Озеро Русалочье встретило их тишиной, лишь иногда её прерывал ветерок, раскачивающий шуршащие заросли камыша.
   Разгрузились быстро, рюкзак, палатка, спальник и ружьё - вот и всё снаряжение. Тим сделал бутерброды с колбасой, разрезал помидор и наплескал в кружку огненной воды. По очереди выпили, неторопливо пожевали и приняли еще по одной.
   Серега попрощался, пообещав приехать через три дня. Пожелал, что положено, Тим традиционно послал его куда полагается. И вот, трактор, оставив на память облако сизого выхлопа, переваливаясь на ухабах и громыхая телегой, скрылся в лесу. Поставив палатку, и наскоро перекусив, Тим помчался на озеро. Было оно сравнительно небольшое, около четырехсот метров в длину и двухсот в ширину. За час он спокойно его обошел, прикинул, где именно будет сидеть на вечерней зорьке. Немного смущало, что следов жизнедеятельности утиной братии было немного. Но... Чем живет человек, как не надеждой на лучшее?
   И вот наступил вечер. Темнело медленно, яркие краски ранней осени потихоньку выцветали под натиском приближающейся темноты. И только небо, а точнее закат радовал глаз буйством оттенков, от пламенно красного и лимонного до бирюзового и темно-синего. Созерцание подобной красоты плюс сладостное ожидание вечернего лета уток, наполнили душу Тима невыразимым блаженством. Однако, по мере уплотнения сумерек, начало расти недоумение. Где водоплавающая, ныряющая, летающая, пернатая, указанная в путевке дичь?! Наступила темнота, а над озером так и не раздался знакомый свист крыльев, даже захудалый чирок не нарушил покоя водной глади. Это был вечер крушения надежд. Бутылка "лекарства", стандартной ёмкостью ноль пять литра, закончилась удивительно быстро, не принеся желаемого облегчения. Расстроенный Тимофей улегся спать с твердым намерением обойти завтра все окрестные озера. Скоро из палатки донесся негромкий храп, возвестивший, что её хозяин отбыл в царство снов.
   В метре от берега раздался негромкий всплеск, и появилась нечто, напоминающее болотную кочку. Тут же рядом появилась вторая.
   -Уснул! - хихикнула первая, - не дождался.
   - Проверить надо,- досадливо ответила вторая. - Не шуми и, вообще, накинь на него морок для верности.
   - Да хоть два! - отозвалась первая. - Неделю спать будет.
   И на берег, переступая чем-то отдаленно напоминающим ласты, выбралось... существо. Насколько позволял разглядеть лунный свет, это была настоящая кикимора.
   Голова-кочка поросла травяными космами, крохотные зеленые глазки выглядывают из под нависших тинистых бровей, нос торчит раздвоенным сучком. Тело - узловатая коряга, длинные, суставчатые руки и ноги. По людским меркам - страхолюдина. А по кикимориным - возможно очень даже симпатяжка!
   Деловито прошлепав к палатке, кикимора присела у входа. Сделала несколько пассов, что-то бормоча, и перед палаткой сконденсировалось облачко голубого, полупрозрачного тумана. Удовлетворенно хмыкнув, она расставила лопатообразные ладони и сделала отталкивающее движение. Облачко втянулось в палатку.
   - Марфа, готово!- хрипло крикнула она.
   Вторая кикимора выбралась на берег, повернулась к озеру и коротко крякнула. Тут же из камышей, радостно гомоня, потянулись утки. Насидевшись за день, расправляли крылья, прихорашивались и приступали к кормежке.
   - Ну что, патроны топить будем?- деловито спросила подошедшая к Марфе подруга.
   - Ты, Авдотья, мухоморов на ужин, поди, переела? А ну как он смекнет, что дело нечисто! Наша с тобой задача, чтобы не в кого ему палить было. Вот тогда покрутится наш охотничек, да и подастся восвояси не солоно хлебавши! Да вдругорядь, глядишь, не потащится в наши места. Понятно?
   - Все, как есть! Кабы ты сразу так доходчиво мне все объяснила, так я бы и не кинула их в воду.
   - Что кинула?- ахнула Марфа.
   -Да всего только пачку. Сей же час достану. - Авдотья, зашла в озеро и, пошарив, выудила мокрую упаковку с десятком патронов.
   Посовещавшись, решили положить ее в траву подле рюкзака. Вроде выронил, да не заметил. А поутру трава росистая, вот и намокли. Случайно.
   До утра, однако, было далеко, заняться нечем, а на тагане целый котелок свежезаваренного чая, до которого все кикиморы большие охотницы. Разлили по кружкам ароматный напиток и сели сплетничать.
   - Гляжу на людей Авдотья, и понять их не могу. Куда ни заберутся, везде напакостить норовят! Зверей да птиц пострелять, реки, озера потравить, а уж мусору от них, нерадивых...
   -Я так думаю скоро на ту сторону перебираться надо. Меня тетка уж давно зовет. Она там озерцо заболоченное мне присмотрела. Сотню лягушек на обустройство дает, а стрекоз да жуков-плавунцов и вовсе без счету.
   - Да, - завистливо покачала головой Марфа, - мне бы такую тетку!
   -У меня поживешь сотню-другую лет, а там и себе чего сыщешь. - щедро предложила Авдотья.
   Настроение у подружек поднялось, и, посовещавшись, решили они охотника проучить, чтобы надолго об охоте думать забыл.
   -А то ишь че удумал стервец, птицу безобидную дробью стегать! - возмущалась Марфа.
   - Точно! - подпрыгнула Авдотья, - в меня, как-то охотник спьяну выпалил, думал, что кочка, до сих пор к дождю зудится!
   -Да, - захихикала подруга, - тот бедолага до сих пор не пьет и заикается. Даже я, как вспомню, что ты ему орала, и какое у тебя обличье было, и то вздрагиваю!
   И кикиморы опять развеселились.
   Кусты у берега шевельнулись. Головы затейниц разом повернулись на шум. Поняв, что прятаться бесполезно, на поляну крадучись выбрался огромный черный волк. Он с надеждой посмотрел на рюкзак, потом на подруг, и неуверенно махнул хвостом.
   - Степан! - строго сказала Марфа, - давай-ка без мародерства.
   - А сами то, - проскулил волк. - Все себе, да?
   - Мы в чай водички добавим, и не заметно будет. А ты все сожрешь и рюкзаком закусишь.
   - А хоть бы и так, - мрачно сказал Степан. - Брюхо к спине липнет, ветром с ног валит. Утопиться от такой жизни и то не получится, нету во мне никакой тяжести, буду поверху плавать.
   - Ну, не потонешь ты не потому, что легкий такой, - хихикнула Авдотья.
   - Издеваетесь, - надулся волк, - белки и так достали, какой-то "баскервильской" собакой дразнят, проходу не дают.
   - Какой такой собакой?- заинтересовалась Авдотья.
   - Слыхала я, - сказала Марфа.- Есть у людей такой ужастик. Жил на болоте огромный черный пес и жрал туристов вместе с рюкзаками почем зря. Кончил плохо! Пришли охотники, распороли ему брюхо, а оттуда бабушка в красной шапочке и вылезла. А Баскервилий - первейший людоед в округе - хозяин его. Как проголодается, выйдет из замка (людоеды все в замках живут, обычай у них такой) и орет - "бага-рра! Тащи собака мне поесть, иначе хвост откушу! "
   Степан выразительно посмотрел на подружек и ушел за палатку.
   Тут Авдотья подскочила к Марфе и зашептала ей на ухо. Не дослушав, та закивала и позвала:
   -Степан, поди сюда.
   - Чего надо?
   -Слушай серый... тьфу, черный! Ты вроде кушать хотел?
   -С чего вы взяли? - Степана переполнил сарказм. - Неужели видно?! Должно быть, ребра проткнули шкуру, раз вы соизволили это заметить!
   -Третьего дня на болота забрела корова, - вкрадчиво начала Марфа, - отбилась, видать, от стада. Проходила под сухой лесиной, а та возьми, да и упади на нее, горемычную. Буренка приказала долго жить, а где она лежит, только мы с Авдотьей и ведаем.
   Степа рухнул навзничь, молитвенно сложив мощные лапы.
   -Благодетельницы! - провыл он. - Где? Координаты!
   -Не так быстро милый. На халяву все горазды говядинку трескать. Сослужи-ка сперва службу.
   -Я готов! - волк вытянулся во фрунт, глаза загорелись, в каждом отразилось по корове.
   -Заработай еще, - буркнула Марфа.
   Степан опомнился, коровы пропали. Осталась непреклонная решимость выполнить задание, во что бы то ни стало.
   -Приказывай! - выдохнул он, - все исполню, отслужу. Мамой назову!
   - Кикимора окинула его придирчивым взглядом и осталась довольна: " Орел! Клыки-ножи, когти-бритвы. Хвост саблей, уши торчком, нос двустволкой. Черен, как демон. Страшен, как голодная собака "Баскервилей".
   - Ставлю тебе задачу, воин. Управишься - моя тебе благодарность и корова в придачу. Ну, а нет, значит, права Авдотья - не от легкости ты не тонешь. И значит, диета продолжится. В общем, слушай...
   Занимался рассвет. Смутные очертания предметов приобрели четкость, две мохнатые кочки у костра превратились в кикимор. В палатке зашевелился Тимофей. Марфа коротко крякнула два раза, и утки исчезли в зарослях камыша, отсыпаться до следующей ночи.
   Из палатки показался заспанный Тим. Обшарил глазами пустое озеро, коротко охарактеризовал несовершенство жизни, как таковой, прошелся по родословной уток в частности и, споткнувшись о котелок с чаем, растянулся у косторовища. Поднявшись, он в полный голос загнул такое, что две кочки недалеко от берега, покраснели сквозь осоку и, булькнув в два голоса - "хам", скрылись под водой.
   Тимофей сворачивал лагерь. Мысли его носили черный цвет самого мрачного оттенка. "Отвел душу, настрелялся!" - накручивал он себя, яростно набивая рюкзак. Под руку попалась пачка патронов. Подмокшая от утренней росы, она разлезлась прямо в руках, и патроны посыпались на землю, сталкиваясь с костяным стуком. Тим схватил ружьё, переломив, вбил патроны. И дуплетом выпалил в сторону озера. Свинцовый град ворвался в стену камыша, срезая стебли. Раздалось истошное кряканье и приличный табунок кряковых, покинув укрытие, быстро набрал высоту и понесся к болоту. Вслед за ним прыжками летел Тим, на ходу заряжая ружьё, в зубах был зажат патронташ. Не отпуская взглядом уток, он заметил, что они пошли на снижение. Быстро вырезал ножом посох из длинной, относительно ровной талины и решительно двинул дальше. Кочки сами ложились пол ноги, коварные бочаги, с темной водой разбегались в стороны, острые сучья коряжника торчали по ходу, и не делали попыток оставить на память кусок штанов или шкуры Тима. Вот таким спринтерским махом он и выскочил на этот остров.
   С болота за ним наблюдали две пары зеленых глаз. Кочки, по которым только что несся Тим, уже скрылись под водой, которую быстро затягивала ряска. Коряга, сложив сучья, щелкнула зубастой пастью, и ушла на дно.
   Авдотья шлепнула перепончатой лапой по ладони Марфы.
   - Попался, сердешный! Вот ужо Степан ему покажет, где раки зимуют.
   - Покажет, саблезубый наш! - хихикнула Марфа.
   И кикиморы, с чувством выполненного долга, отправились отдохнуть.
   Царь Авдей восседал, как и положено царю в рабочий день, на троне. Широкоплечий, с буйной рыжей шевелюрой и сросшимися густыми бровями, походил бы он на лихого разбойничьего атамана, кабы не присущая породе стать. Простоватое лицо несло внутреннее величие, и хотя был гневлив, но был так же и отходчив, если кого и казнил в гневе неправедно, потом каялся и молился. В общем, и целом неплохой царь, где ж в царях ангела то найти. Сегодня, подперев монаршью голову державным кулаком, смотрел он на жизнь мрачно и прямо перед собой, а по дворцу разносилось тревожное - " Не в духе! Суров и грозен!". Челядь ходила на цыпочках и старалась не попадаться на глаза. Бояре боязливо жались вдоль стеночки, не решаясь войти, надеясь, что кто-то, самый неразумный, рискнет первым навлечь на себя немилость.
   Надо отметить, что страхи были не безосновательны, прозвище царя - "Мудрый" не отражало всей многогранной сущности монарха. Как уже отмечалось выше - был он и грозным и всемилостивейшим, добрейшим и на расправу крутым, а поскольку одно другого не исключало, мало ли с какой ноги помазанник божий поднялся, на всякий случай его боялись.
   Самодержец повел глазом и высмотрел прячущегося за колонной думского дьяка Федора.
   Федька, - разнесся по зале зычный бас, - зови всех, знаю, что за дверями стоят, жмутся.
   Дьяк рысью помчался к дверям, тряся на ходу пегой бороденкой и ликуя внутренне, - "Пронесло! Не меня! Слава те господи, и здоровья государю!"
   Бояре нестройною толпою повалили в просторный зал, места на лавках у каждого были свои, а у некоторых и родовые, однако прошло некоторое время пока почтенные, осанистые вершители судьбы государства расселись, наконец, по местам. Бросая на Авдея настороженные взгляды, сжимали они посохи в потных ладонях и, в конце концов, угомонились.
   - Буду краток, господа бояре, - негромко, но внушительно начал царь, наградив последних тяжелым взглядом из под насупленных бровей, - желаю знать, что творится в государстве нашем, о чем известно вам и не ведомо мне. Чистосердечное признание облегчит вашу участь, ну, а кто не успеет облегчиться, того в орду послом на пять лет, без права переписки.
   Боярское сообщество всколыхнулось, и, после очень недолгих прений, вперед шагнул рассудительный Толкован, побывавший послом в царствах восточных, и вынесший оттуда если не мудрость, то слог мудреный и велеречивый.
   - Проницательность твоя, о, великий царь, не имеет границ! - закатывая глаза и призывая в свидетели небеса, начал он...
  
   Великий охотник Тим изучал остров. Метров двести в ширину и столько же в длину, островок зарос старыми елями, и лишь по краю, ближе к воде, белели хилые березки, и покачивали кистями молодые рябинки. Пробравшись в середину острова, Тимофей вышел на поляну, отряхивая с волос паутину, и остановился в изумлении. "Капище?! Быть не может!". Но, внимательно присмотревшись, он удивился еще больше. Сооружение меньше всего походило на святилище языческих богов. Две каменные плиты, высотой около трех метров, были вкопаны параллельно друг другу. Завершала композицию еще одна плита, лежавшая сверху. Примерно в десяти шагах правее, стояла вторая конструкция, как две капли походившая на первую. "Стоунхендж, блин, какой то...", - подумал Тим. Почему то ему стало не по себе. Была во всем этом некая сюрреалистичность. И, бодрясь, разгоняя гнетущую тишину, он громко сказал:
   - Так! Двери есть, причем и парадный, и черный вход, осталось найти дом.
   - Точнее косяки есть, - тут же поправился он, - дверей тоже нет.
   Тут он увидел каменную крышку, лежавшую точно посередине, между "дверями". Сравнение с крышкой канализационного люка, пришло ему в голову сразу. Круглая, ребристая от непонятных знаков и символов, а посередине отпечаток ладони, как бы вплавленный в камень плиты.
   - Да, - с опаской глядя на отпечаток, сказал себе Тимофей, - откинешь такую крышечку, а оттуда - рогатые, с копытами и абонементом на самую прогретую сковородку. На этот островок непременно надо наведаться, но только не одному, а, допустим, с Серегой, который очень даже может что то знать. - С этими мудрыми словами, он собирался покинуть странную поляну, и даже сделал первый шаг. И тут же увидел огромного черного волка, не сводившего с него немигающих, желтых глаз. Он стоял под высохшей старой елью, и, казалось, обдумывал меню своего завтрака. "Что откусить для начала?"- видимо размышлял хищник. А "завтрак" был близок к панике, и с трудом удерживался от поспешного бегства. "Почему черный? Волки же серые! - метались мысли Тима, - дробь пятерка в контейнере, в упор из обоих стволов, может, и остановит". Пауза затягивалась, зверь нервно дернул хвостом и, поднеся к пасти лапу, ковырнул когтем между зубами. После чего издал утробное рычание. Тим в панике отступил назад.
   - Песик, - дрогнувшим голосом сказал он. - Я не Баскервиль. "Песик" молчал, не отрывая от него нехорошего взгляда.
   - Пошел вон! - сорвавшись, заорал Тимофей. - Вали в болото, в Гримпенскую трясину, к черту на рога!
   Нервы его не выдержали, он прыгнул назад, одновременно поднимая ружье. Правая нога зацепилась за что-то, и стрелял Тим уже в падении. Со стороны, наверное, смотрелось эффектно. Падение, гром выстрела, с ели сыпется мелкий мусор и срезанная дробью ветка. Сам стрелок, уронив ружьё, приземлился на каменную плиту, как на жертвенный камень. Левая рука, дернулась, как будто ее зацепила невидимая петля, и легла точно в каменный отпечаток пятерни неизвестно кого. Ладонь присосало к камню, как вакуумом, он с ужасом почувствовал, что не в силах освободить руку. Вот тут его настигла самая настоящая паника, и Тим задергался, как зверь, попавший в капкан, с ужасом ожидая, что зубы черного чудовища вот-вот сомкнутся на его шее. Мурашки табуном пронеслись по его спине. А тут еще земля задрожала, пошла волной, как при серьезном землетрясении, края каменных арок, обращенные к нему, засветились и, резкой вспышкой осветив поляну, выбросили навстречу друг другу полотнища голубого света. Теперь Тимофей находился в тоннеле из яркого синего тумана, в воздухе определенно пахло электричеством. Почувствовав, что рука освободилась, Тим тут же выскочил из синей мглы, дико озираясь и, не удержавшись на ногах, упал. Тоннель с легким хлопком исчез. Собаковидного волка в пределах видимости не было. Не было также - ружья, патронташа, ельника и собирающегося начаться дождя. Он стоял на четвереньках на вершине холма под палящим солнцем. Покосившийся каменный идол злобно буравил пришельца раскосыми, скифскими и, если приглядеться, жадными очами. Неподалеку громоздились грубые ворота из дикого камня, которые никуда не вели, стоя каменной аркой в знакомые три человеческих роста. Сам холм, или небольшая гора, возвышался на берегу довольно широкой реки, лениво текущей мимо, собственно, одна сторона холма и являлась крутым берегом. С другой стороны, у подножия темнел лес, а на горизонте вставал, упираясь снежными верхушками пиков в небо, величественный горный хребет.
   Ошалело взирая на все это, Тимофей добросовестно округлял глаза, подбирал и тут же ронял на грудь челюсть, искал и не находил подходящие творящемуся беспределу слова. Хотя слова, наконец, все же нашлись, эхо послушно их повторило, Тим слегка покраснел. Немного успокоившись, он сел на мшистый серый камень и задумался.
   Будучи человеком неглупым и образованным, читывал Тим и фэнтэзи. В коей подобных переходов в иные измерения, как гуталина у сторожа на гуталиновой фабрике. И главный герой разгуливает по мирам, как мы по собственной квартире, изничтожая злодеев и попутно спасая трепетных красавиц.
   - А почему, собственно, я паникую? - спросил себя Тимофей, - пока ничего плохого со мной не случилось. Наоборот, от такого волчары ушел, до сих пор мороз по коже. Раз получилось забраться сюда, значит и обратно дорога есть. Надо осмотреться. И, заодно, изыскать какой ни на есть провиант, поскольку завтрака не случилось по известным обстоятельствам, а обеда пока не предвидится по не известным.
   Приняв решение, он провел ревизию карманов, обнаружив: зажигалку газовую, китайскую, четыре патрона охотничьих, шестнадцатого калибра и десяток ирисок. На ремне номерной охотничий нож в ножнах, на шее компас. Робинзон в первый день обзавидовался б. С такими бодрыми мыслями он начал спускаться к реке, и тут же наткнулся на свежее костровище. "Кстати, к вопросу о коллеге Робинзоне, - поразмыслил Тим, - а не жарили случайно на этом костре кого нибудь? Или даже не случайно, что ситуацию никак не улучшает". Впрочем, костей и расколотых на части черепов поблизости не наблюдалось, легкий ветерок, лениво гладивший заросшую разнотравьем макушку холма, освежал заодно и его. В общем, не верилось в туземных каннибалов совершенно. А то, что местные жители знакомы с огнем, значит только, что они едят горячую пищу и гостя тоже, глядишь, не обидят и покормят.
   Позади послышался тоненький визг и Тим, не раздумывая ни секунды, скачками понесся на голос. Выскочив к воротам, от которых только что ушел, он увидел, как камень, на котором он сидел, щелкая черными клыками во внушительной пасти, недвусмысленно пытается сожрать какую-то зверушку величиной с белку. Не глядя, он сцапал под ногами палку, запустил в коварный булыжник и зашарил в надежде найти, что нибудь посолиднее. Как вдруг ослепительная вспышка ударила по глазам. Оранжевая ветвистая молния, возникшая неизвестно откуда, на миг оплела жгутами отростков хищный стройматериал и с оглушительным грохотом исчезла. Камень покрылся сетью трещин, издал утробный, воющий стон и осыпался горкой щебня. Зверек кучкой грязного меха неподвижно лежал рядом. Только тут Тим узрел, что палочка, пущенная на манер гранаты в пылу боя, висит над останками камня и падать совершенно не собирается. Опасливо поглядывая на молниеносную деревяшку, он подошел, опустился на колени и ... увидел перед собой маленького мохнатого человечка. Ну не человечка, конечно, но и не зверька, это точно. Крохотное тельце, покрыто короткой зеленоватой шерсткой, меховая безрукавка, по виду из мышиных шкурок, на лапках такие же штанишки, широкие ступни с острыми коготками были босыми. Маленькое заросшее личико, заостренные ушки оттопыривала зеленая шапочка из листьев и травы, маленький ротик страдальчески кривился.
   - Ннн...да, - протянул Тим, - так вот ты какой, северный олень.
   Один глаз "оленя" приоткрылся, он оказался цвета спелого лесного ореха с вертикальной черточкой зрачка, и тут же закрылся снова.
   - Хорош притворяться, хоббит, - пробурчал Тим - я не кусаюсь.
   Поняв, что кустиком полыни прикинуться не удалось, мохнатый малыш, помогая себе руками сел, и со страхом вытаращился на спасителя. А тот, широко улыбаясь, уселся рядом и пощекотал ему пальцем пушистый животик. И... получил довольно чувствительный укус.
   -Я тебе не белка! - верещал возмущенный малыш, - я леший, а не ежик ручной. Ты что себе позволяешь!?
   - Так, брат, - решительно сказал Тим - давай-ка, для начала познакомимся, а уж потом ты мне обрисуешь что, где и почему. Только больше не кусайся, как-то я этого не люблю. Лады?
   - Я, конечно, у папы не спрашивал, смущенно сказал маленький леший, но я рад, что у меня есть еще один брат. А зовут меня Чук.
   - Гкхм..., - поперхнулся Тим, - прям стихами чешешь, а брата Гека у тебя случайно нет?
   - Есть! - радостно сообщил Чук, - так ты и вправду ...
   - Не гони коней, братка! Сходство у нас, конечно, несомненное. На генном, так сказать, уровне, особенно линия подбородка. Но родители у нас все же разные. Одна у нас только Родина, она наша мать, а мы её дети! Зовут меня Тимофей, для своих Тим, Тимоха, Тимыч. Ну, ты, как брат, можешь со мной запросто. А пока просвети-ка меня, что это за место, и каких проблем от него ждать?
   Ошеломленный бурным натиском Чук поморгал и начал рассказывать. Происходил он из славного рода леших Старого леса (как и ты, Тим). Почтенный лесной хозяин с супругой хозяйничали здесь без малого триста лет и имели почет и уважение. Лесные обитатели величали его "Зеленый папа", и слушались, как родного. Гора же под ними, зовется Лысой, и ежегодно на Ивана-Купалу собираются сюда на шабаш ведьмы. Танцуют, фейерверки пускают, на метлах голые летают. Тут лешонок мечтательно прищурился.
   - Ты, младшенький, слюни тут не пускай - сурово сказал Тим - рано тебе еще. И от главного не отклоняйся.
   - Да-да, - виновато шмыгнул носом Чук - главный людской град, прозывают Китежем, отсюда на восход, переходов пять будет.
   -Твоих, что ли, переходов? - рассмеялся Тимофей.
   - Нам туда без надобности, - важно ответил Чук, - лес без присмотра чахнет, хламится. За ним глаз да глаз! Иначе одичает.
   Тут лешонок насторожился и завертел головой. Увидев далеко в небе черную точку, он заметался, и с отчаянным писком - "ведьмы" полез Тимофею в карман куртки. Точка быстро приближалась и над Лысой горой, на бреющем полете, вихрем пронеслась ведьма, естествен
   но на метле. Заложив крутой разворот и, на подлете закрутив перед собой маленький смерч, возле ворот с метлы спрыгнула молоденькая ведьма.
   - Чего расселся, - закричала она, сверкая черными глазищами - полосу перекрыл, пингвин сухопутный!
   Вид у юной летчицы был более, чем соблазнительный. Волна каштановых с рыжиной волос растрепанной копной струилась по крепкой, изящной фигурке и доходила до самой ...поясницы. Те тряпочки, что на ней были, скорее, подчеркивали, чем прикрывали её наготу. Заметив масленый взгляд Тимофея, она засмущалась и, щелкнув пальцами, прикрыла свои прелести длинной пестрой юбкой и ярко-синей блузкой.
   - Глаза сломаешь, - проворчала она, довольная, впрочем, вниманием молодого человека.
   - Сударыня, - галантно воскликнул Тим, - травму моим глазам могут нанести только ребристые, худосочные создания, лишенные тех очаровательных форм, которыми природа так щедро вас наградила!
   - Меня зовут Аннет, - лукаво улыбнулась ведьмочка. - А тебя сладкоречивый льстец, зовут Тимофей. Правда?
   И, увидев удивление на лице Тима, запрокинув голову, захохотала.
   Отсмеявшись, приняла важный вид и, явно кого-то, цитируя, прогнусавила в нос:
   - Начинающая ведьма должна владеть азами распознавания: имени - по глазам, темперамента - по форме носа, содержимого кошелька - по наполненности аппендикса!
   - Кошелька у меня нет,- поспешно предупредил Тим. - И вообще, я не вкусный, выпиваю, курил три года и ем много соли, перца и чеснока.
   - Ты забавный, - полные алые губки опять улыбались, - мы не едим людей. Это ты сказок наслушался. Да! Кстати! Ты не видел где-нибудь поблизости длинную палку с навершием из кованого серебра? Нет? Тогда может быть палочку красного дерева с локоть, узорами изукрашенную? Тоже не видел? А что же ты тогда видел? Ты вообще по сторонам то смотришь?
   Тим, не в силах прорваться сквозь потоки слов симпатичной ведьмы, молча ткнул пальцем в сторону палочки, которая все еще висела у нее за спиной над останками зубастого камня.
   - Фи, как неприлично тыкать в девушку пальцем, - надулась Аннет. Однако повернулась и, увидев палочку, просияла. - Ну вот, я ее и нашла! - и подозрительно глядя на Тима, строго добавила, - а говоришь - не видел. Ты, я гляжу, парень не промах!
   Подхватив палочку, она прыгнула на метлу и стремительно стартовала, подняв вихрем в воздух мелкий мусор. Когда обалдевший Тим открыл рот, намереваясь ответить на несправедливые обвинения, метла с наездницей неслась уже над лесом, едва не задевая верхушки вековых елей.
   - Чтоб ты на елку без... юбки села! - в сердцах пожелал ей вслед Тимофей.
   - Правильно! Ишь моду взяли всех обвинять направо и налево! - дополнил вылезающий из кармана Чук.
   До подножия холма спустились споро, за дружеской беседой и не заметили, как пришли. Затейливо петляющая меж камнями тропка добросовестно привела их к лесу. Здесь Тим попрощался с маленьким лешим, пообещав зайти как нибудь "если что".
   - Обязательно приходи, - попросил Чук,- как дорогу назад, домой найдешь, так и забеги. А сейчас иди к бабке Агафье, у нас ее все Ягой кличут. Уж она то все ведает, если не она, то никто тебе не поможет. Здесь рядом, только с тропы не сходи, пока к озеру не выйдешь, на берегу камень лежит, он тебе дорогу и укажет. Я бы проводил тебя, только домой мне надо бежать и так припоздал.
   - Беги, беги, - улыбнулся Тимофей, - камуфляжному папе привет передавай! То же самое, что зеленый, - предупредил он вопрос малыша. - Ну, будь здоров Чук, спасибо и удачи тебе!
  
  
   - Так! Если я правильно понял, а ошибаться я не могу, поскольку царь... - Авдей сделал паузу. Бояр затрясло. - В государстве у нас все в порядке?
   Взгляд царя сверлил советников, они потели, преданно глядя ему в глаза, в тронном зале нарастала предгрозовая тишина. Самодержец вдруг заговорил, подчеркнуто спокойным тоном:
   - В предгорье земля треснула кабы не до самой преисподней, по сю пору земля дымит и серой по окрестностям прет. Соловей, мать его, разбойник опять озорует на Крапивной реке, обозы потрошит, купцы слезьми по его милости изошли! У Малых Дибунов чудище в чаще поселилось, крестьяне за околицу выйти страшатся.
   Авдей, набычившись, обвел всех тяжелым взглядом. Брови его давно срослись в одну линию.
   - А куча дерьма, с корову величиной, на подворье царском, у окон Тарбарского посла - это, вроде как, клунба с заморскими цветами. Оченно душистыми, я бы сказал цветами...
   Напускное терпение улетело желтым осенним листом, не выдержав натиска бури царского гнева...
   - Значитца так, - отдышавшись изрек самодержец, - три... нет, пять дней сроку. Чудище поймать! За Соловьем отрядить два десятка стрельцов с наказом без разбойника злокозненного не возвращаться! К трещине земляной отправить умников, кои в библиотеке штаны просиживают, хоть польза от дармоедов будет. А кучу, престиж государства поганящую, убрать немедля! Горыныча-Змея ко мне доставить, живого или мертвого. Я его козла трехголового, свинью с крыльями к порядку то приучу! Он у меня строем в сортир ходить будет! Лично все сожрать заставлю! - в запале крикнул Авдей.
   Наиболее впечатлительные придворные, позеленев, ринулись к выходу. И то сказать, миазмы, витавшие во дворе, отнюдь не напоминали запахи роз. Тонко чувствующие дамы, особенно жены иноземных послов, время от времени, испустив душераздирающий вздох, падали в обморок по две, по три зараз.
   Подогнав телегу вплотную к лежащей посреди двора куче, конюх Савва поплевал на ладони и взялся за вилы. " Нам без разницы, - ворчал он себе под нос, споро орудуя инструментом - змей или корова. Дерьмо, оно и есть дерьмо, все одно, на огород пойдет. Царю-батюшке репу да редьку на стол выращивать надо? Надо! То-то и оно!"
   В царском тереме раздалось сдавленное: "кгхм", и окно захлопнулось.
   - Нет, - продолжал рассуждать, закончивший погрузку Савва, - не Горыныч это. Не его размер, - почесал небритый подбородок и заключил, - запах тоже не его. Горыныч - он наш змей, местный, а тут нерусским духом пахнет. Так-то!
  
  
   " То-то они живут здесь, - думал Тим, шагая по тропе,- это не лес, это прапрадед всех лесов, такой чащобы точно нигде больше не увидишь". Посмотреть действительно было на что. Огромные ели разлапистыми ветвями нависали над тропой, серая, в крупных трещинах кора казалась шкурой чудовища. А мощные, узловатые корни, хищно впившиеся в землю, добавляли сходства с тяжелой, когтистой лапой. Вокруг царствовал зеленый полумрак. Лишайник свешивался с еловых лап, полз по стволам, охватывал пни. Сквозь мох и старые иглы пробивались мухоморы, казалось, были слышны хруст и скрип, с которыми они вытягивались и расправляли нарядные шляпки. Словом, классический дремучий лес из сказки, что-то слегка похожее было в детских фильмах с Милляром в роли бабы Яги, но здесь однозначно круче! Несмотря на мрачность и неприветливость окружающей обстановки, шагал путешественник бодро, мычал под нос вечный шлягер про косящих зайцев-пофигистов и жевал последнюю ириску, Чук оказался сластеной и времени в кармане даром не терял.
   В тишине над головой раздался дикий хохот, Тимофей вздрогнул, спину обожгло холодом озноба, и он отпрыгнул в сторону с грацией полного сил кенгуру. Еще до того, как он увидел автора омерзительного звука, Тим уже понял, кто его так напугал, но, тем не менее, еще несколько минут к нему возвращалась, утраченная было бодрость.
   - Ты не филин! - погрозил он кулаком ухмыляющемуся пернатому негодяю. - Ты свинья в перьях! Полцарства за ружье!
   Кинуть в насмешника было нечем, поэтому досталось, как всегда в таких случаях, мухомору. Размочаленные молодецким пинком останки галюциногенного красавца разлетелись праздничным салютом, и путешествие продолжилось. Однако, видимо обидевшись за "свинью в перьях", мстительный филин следовал за ним, и разражался приступами мерзких воплей, надеясь его доконать.
   -Машенька по грибы пойдет, ее и напугаешь! - насмешливо крикнул Тим, оборачиваясь.
   - Охотника такой ерундой не возьмешь! - добавил он, как белка взлетая на ближайшую елку.
   В конце поляны объявился старый знакомый - "баскервильский" волк. Не торопясь, подошел к той самой ели и сел, задрав крупную лобастую голову, "чтобы лучше видеть тебя, дитя мое". Потом открыл пасть и облизнулся, белые клыки влажно засветились в сумраке.
   -Пошел вон! - храбро сказал Тим, обнимая ствол, как любимую женщину, и с тоской понимая, что вряд ли его послушаются.
   - Не хами, - приятным, слегка рычащим баритоном, спокойно ответил ему волк. - И, вообще слезай, я за тобой.
   - Кто бы сомневался! Только тебе придется недельку обождать, пока я не созрею и не упаду. А пока погуляй, желательно подальше, где-нибудь.
   То, что зверь разговаривает, его уже не удивляло. Почему бы и нет, вон какая у него башка здоровая. К тому же действительность вокруг явно сказочная, а в сказках, как известно, разговаривают все кому не лень. А волки в сказках - персонажи хулиганистые, но глупые, отправить такого хвостом рыбу добывать раз плюнуть.
   - Вот что, эээ... серый! - решительно сказал Тимофей. - Тут недалеко озеро, рыбы там - завались! Окуней, плотвы и всяческих карасей, как грязи! Исключительно клюют на волчий хвост, особенно вечером на закате. Сейчас, конечно, еще рано, но если не поторопишься, все лучшие места займут другие волки, и останешься ты с носом. А за меня не беспокойся, я буду тебя дожидаться, мне здесь очень даже нравится!
   - Слезай дурак! - возмутился волк. - Меня бабка Агафья за тобой послала. И сказки поменьше читай, врут там все.
   - А ты не голодный?
   - Утром половину барашка умял, - успокоил его "серый". - Того, что сейчас на елке сидит, так и быть сожру в следующий раз.
   "Какой нынче веселый пошел хищник, - размышлял, спускаясь Тим, - царь природы для него всего лишь объект для шуток низкого пошиба". Потом он успокоил себя тем, что, как ни крути волк - животное, пусть и говорящее. А на животных обижаться не принято, на хищных и саблезубых - так просто опасно, поэтому пусть себе зубоскалит, лишь бы на клык не пробовал. С этими отважными мыслями он оказался на земле и двинулся за своим необычным провожатым, подозревая, что все обычное осталось за воротами Лысой горы.
   По дороге разговорились, выяснилось, что волка зовут Степан. Мастью он пошел в отца - огромного деревенского кобеля неизвестной породы. Леса тот не боялся, как не боялся вообще ничего и никого, гулял, где хотел, вот и набрел в тайге на симпатичную молодую волчицу.
   - У них любовь, понимаешь, а я страдай всю жизнь! - жаловался Степа.
   Сородичи-волки его третировали с детства, укусов и обид он претерпел с избытком. А когда подрос, презирали уже издалека, потому как Степан, благодаря папиным генам, мог обидчиков по трое в узел вязать.
   Потянуло свежестью, ельник плавно перешел в березовую рощицу, и они вышли к лесному озеру. Солнышко уже перевалило полдень, и лучи легко пробивали стеклянную толщу воды без малого до самого дна. Стайка окуней вылетела из глубины и, блеснув начищенными боками, сыпанула вдоль берега. Следом к поверхности пронеслось узкое стремительное тело и смятое рябью, бликующее под солнцем зеркало водной глади разбил дельфиний хвост, тут же исчезнув.
   - Милка балует, - хмуро объяснил провожатый, - одна на все озеро, развлечений никаких, вот и дурит. Вроде нежить, русалка, а тоже одной скучно, обчество требуется. О-хо-хо.
   Понятно было, что, сочувствуя русалке, Степа вздыхает и о своей тяжкой доле изгоя. Тимофей тут же загорелся помочь бедолаге дельным советом, но начавшаяся суета на том берегу озера отвлекла их. На песчаный берег высыпала стая серых хищников, перед собой они гнали испуганного, вывалянного в черной грязи бурундука. Взяв его в кольцо, восторженно взвыли и принялись футболить несчастного друг другу. Судя по всему, зверек, не по своей конечно воле, изображал черного волка, и серые хулиганы развлекались вовсю.
   - Бандиты! - возмутился Тим, - Степан, я на твоем месте уже полчаса дрался бы!
   Мог бы и не говорить, глаза у того уже горели огнем, хвост вытянулся поленом, уши прижались, а шерсть вздыбилась, казалось от загривка до самого хвоста. " Мать моя! - ахнул про себя Тимофей, - тираннозавр в ярости! Бедные хулиганы!"
   - Дальше сам, - прорычал волк, - я сейчас кой-кому хвост на уши натяну!
   И умчался огромными прыжками.
   Оставшись один, путешественник двинулся на поиски путеводного камня, и шагов через тридцать означенный камень обнаружил. Оглянувшись, увидел, как черный вихрь влетел в стаю серых негодяев и разметал их словно кегли. Вскоре до него донеслись вопли, указующие на то, что Степа начал экзекуцию. Порадовавшись восстановлению справедливости, Тим приступил к изучению примитивного дорожного указателя. Картину Васнецова, на которой три богатыря напряженно раздумывают, куда же им все-таки податься, видели все. Этот камень был точно такой, вросший в землю, старый и неровный, а из-под него веером расходились три утоптанные тропки, не блиставшие прямизной. На камне, как положено, было написано. Сразу вспомнился подходящий к ситуации анекдот, но рассказать, как назло, было некому. Выбитые надписи так же не поражали новизной. Как положено, грозили потерей коня, головы и женитьбой. Каждый согласится, что лучше потерять коня, потому что женитьба и потеря головы, где-то недалеко друг от друга, но у Тимофея случай был особый, требовалось поразмыслить. "На коня позарятся либо конокрад, либо хищник, - развивал мысль он, - но никак не старая бабка Яга (она же Ага, она же Агафья). Жениться в ее возрасте? Он не известен хотя, но судя по сказкам, не меньше ста. Конечно, всяко бывает, но понадеемся на благоразумие бабушки. А вот потеря головы уже гораздо горячее. Что нужно старушке, как не покой? А по натоптанной тропе идут и идут просители, кому яблок молодильных, кому Змея для подвига, а кто просто поглазеть да стырить че-нибудь, хорошо оно лежит или плохо. Бабушка-то, поди, уж старенькая, глубоко пенсионного возраста, а тут всех накорми, напои, в баньке попарь, да на утро дорогу укажи. Нашли, понимаешь, санаторий! Что остается старушке? Правильно! Запустить дезинформацию в виде такого вот указателя. Вот и едет народ кто куда, конные жениться, пешие коня терять, а если какой ухарь суицидально настроенный и прорвется, того хотя бы за храбрость по полной программе обслужить можно.
   Расправившись с указательным булыжником, как со сканвордом из детского журнала, Тим избрал среднюю тропку и решительно по ней зашагал. Не евший со вчерашнего дня, он готов был обглодать недоеденного Степаном барашка, после чего вдумчиво и обстоятельно пообедать. Поэтому, когда в ароматы леса вплелся едва уловимый запах человеческого жилья, страдалец не выдержал и перешел на рысь. Выскочив на опушку, он по инерции сделал еще несколько шагов и замер. Роща полукольцом охватывала большую поляну, примыкавшую к озерцу, заглушенному ряской и плавно переходящему в обширное болото. А на поляне стоял теремок, да какой! Бревнышки стен светились янтарем, наличники изрезали причудливые узоры, даже ступени у крыльца просились в музей народного зодчества. И ведь взяли бы! Крыша была крыта корьем, и оно, черепично уложенное, придавало теремку законченный сказочный вид, и даже курячьи ноги, на которых гордо возвышался шедевр, сверкали чешуйчатой желтизной и отполированными когтями, при виде которых птичий царь - орел от зависти умер бы на месте.
   - Чего пялимся? - лениво спросил кто-то, - если жизнь не мила, болото прямо, проходи, топись на здоровье.
   - Еще чего! - оскорбился Тимофей, - я здесь по делу и, вообще, сначала вежливые люди здороваются, потом за стол зовут да чарку наливают мирному путнику.
   - Так то люди, - возразил с крыльца здоровенный рыжий кот размером с хорошую овчарку. - А ты, путник, ухарь, как я погляжу, с ходу чарку требуешь. Кто таков? Царевич, поди? И зовут, конечно, Иван. А хочешь ты меч булатный, копье долгомерное, коня богатырского и красавицу царевну в жены. Ничего не забыл?
   - Как же, как же, - изобразил возмущение Тим, - полцарства полагается к царевне-то! Нам чужого не надо, нам по списку чтобы: царевна - одна штука, конь - одна штука, царство - ноль пять лит... штуки. Порядок должон быть!
   Потрясенный кот некоторое время молчал. Потом собрал в кучу оставшийся сарказм и поинтересовался:
   - Царство, какое половинить будешь, сам выберешь, или, может, помочь?
   -Это, киса, завсегда успеется, - решительно ответил нахальный гость. - Однако ж, ты все это великолепие оптом не за так мне отсыпешь, непременное условие, как обычно, отсечь энное количество голов ящерице-акселерату, так?
   - И откуда ты только взялся такой умник? Нормальный богатырь крепок как дуб и мышление у него соответствующее, а тебе вижу палец в рот не клади, по плечо отхватишь. Жди, молодец, хозяйку, с ней о делах своих толкуй.
   - Что ж, делать нечего, подождем, - не стал противиться "молодец", - меня, кстати, Тимофеем зовут.
   -А мне все одно, - вальяжно мурлыкнул кот, - Иван-дурак, Тимофей-дурак, какая разница.
   - Хамите парниша, - грустно сказал оскорбленный в лучших чувствах Тим, взвешивая в руке суковатое березовое полено. - Будем воспитывать.
   - Эээ... царевич, я хотел сказать царевич, - занервничал кот, - что ты сразу за полено, ошибся я, с кем не бывает. Ты полешко-то положи, да присядь, отдохни, поди, издалека приперся родимый. Меня Котофеем Баюновичем кличут, будем знакомы.
   - Почти тезка, - развеселился Тим и, бросив полено, почесал Баюновича за ухом. Тот, ясное дело, от фамильярности слегка обалдел, и даже выпустил, было когти, но, памятуя о решительности царевича-Тимофея, предпочел получить удовольствие и заурчал, как небольшой трактор. Идиллию прервал обрушившийся с неба предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся лаптем, который едва не угодил в разнежившегося кота, и, смачно впечатался в доски крыльца. Почти одновременно раздался крик:
   - Не трожь котика, злодей!
   Котофей Баюнович, подскочив, на мгновение завис в воздухе и, оценив опасность, скользнул под крыльцо.
   Путешественник нашел глазами источник голоса и обалдел не хуже кота. Над поляной зависла ступа. Старая, заслуженная, вся в сколах и трещинках, судя по всему, высеченная целиком из каменной глыбы. Покачивалась, как люлька на тросах, но обходилась без оных, а внутри суетилась и подскакивала старушка в сбитом на затылок беленьком платочке, придававшем ей залихватский вид. В левой руке она сжимала метлу, а правой выцеливала Тима вторым лаптем.
   -Оп...па! - гость ловко поймал незатейливую обувку и, защемив нос, объявил, - Внимание! Производится посадка рейса N 666 следующего из страны Оз. Пристегнуть ремни! Ноу смокинг! Багаж будет выдаваться у третьего пня, обращаться к старшему смены Мухомору Поганычу.
   Указав рукояткой метлы на землю, старушка привела в движение свой транспорт и благополучно приземлилась. Вылезающую из летающей посудины бабушку, Тим деликатно подхватил под локоток. А та уже поняла свою ошибку и поглядывала на парня виновато, и выражала сожаленье, дескать, "бес попутал, да глаза уже не те". Так что "не гневись касатик, так уж вышло. Иным так не везло, пока разберешься, то да се, и швырнешь не лаптем, а заклинанием, глядишь - одним козленочком на земле стало больше. Но я уж тебя за ошибку мою накормлю, напою, помогу, чем смогу".
   Агафья Тихоновна шустро металась по избе, накрывая на стол. "А как же батюшка? Накорми, напои, в баньке попарь, а только потом уж расспрашивай. Законы гостеприимства везде одинаковы, не дикари, чай!" Гость, сглатывая слюну, осматривал интерьер, любовался самобытным дизайном, в общем, получал удовольствие от отдыха и предвкушения угощения.
   - А где бабушка Ага у вас вещи волшебные? - покрутив головой, спросил он. - Сапоги-скороходы, к примеру, или шапка-невидимка? С детства увидеть мечтал!
   - Так вот же она скатерть-самобранка, - показала на стол бабка. - Нешто не видишь?
   - Погоди, погоди бабушка, насколько я разбираюсь в самобранках, накрывать ее точно не надо. Знай себе, заказывай, стерлядь под соусом, поросенок с хреном и все, поляна сама накрывается!
   Тимофей хотел было развить тему, как вдруг надтреснутый старческий голос обидчиво произнес:
   - Ишь, стерлядь ему! А хрена без поросенка не желаешь?! Доживи-ка до моих лет, охламон, поди, ничего сложнее яичницы приготовить не сможешь!
   - Раньше она все могла, - примирительно сказала Агафья, - а нонче ей триста лет в обед, позабыла все рецепты. А ведь как готовила, ммм... пальчики оближешь!
   - Так она вообще ничего не может, или на скорую руку бутерброды все-таки сгоношит? - поинтересовался Тим.
   - Ежели, Агафья, энтот охальник и дале будет мне обиды чинить, я тебе не помощница боле! Сворачивай и убирай меня сей момент в сундук, от позорища такого подальше!
   - Да полно тебе, - принялась увещевать хозяйка обидчивую собеседницу, бросая укоризненные взгляды на Тима, - не хотел он тебя обидеть. Отрок еще неразумный, молвил слово, не подумавши, а ты уж и в бутылку полезла.
   - Эээ... извините, - подал голос отрок. - Вину свою признаю, был не прав, вспылил. Готов, как говорится, загладить, искупить. В самом деле, не подумавши, брякнул. Дело то молодое, говоришь быстрее, чем думаешь, нет у нас вашей мудрости, опыта жизненного.
   - Не подумавши, - ворчала скатерть, - быстро сказал, наскоро извинился и хвост трубой, дале по жизни понесся. Эх, молодежь!
   - Ну, вы тут пообщайтесь, а я за грибочками в погреб сбегаю. Трапезничать пора, пока у молодца брюхо к спине не приклеилось, а мы его все байками потчуем, - протараторила бабка Агафья и шустро убежала, только дверь стукнула.
   Наступила неловкая тишина. Скатерть видимо еще дулась, а Тимофей с любопытством глазел по сторонам. Русская беленая печь занимала добрую половину маленькой избушки, широкая лавка под окном (стеклянным, между прочим) покрыта цветастой, грубой на вид тряпкой, по стенам пучки зверобоя, ромашки и прочего целебного сена. Высокие рыжие кожаные сапоги, довольно потертые и пыльные, покачивались на гвозде как маятник, левый задевал шпорой висевшие по соседству гусли, и струны тихонько, на пределе слышимости, звенели. Не простые, видимо, сапожки, поди, те самые знаменитые скороходы, ишь как неймется им на стене.
   - Ты на сапоги то не посматривай, соколик, - подала голос обидчивая скатерть, - бегают они быстро, да только в разные стороны. Годков то им поболе, чем мне, вот и чудят. Иной раз и вместе бегут, только надеяться на это не стоит, то в догонялки играть начнут, то дерево с разных сторон обежать норовят, забывают, что в них кто-то есть и несутся, где сами пройдут, там и ладно. В общем, не советую!
   - А меч-кладенец, шапка-невидимка, ковер-самолет, - взмолился Тимофей, - они то хоть рабочие или тоже убиты маразмом и для использования непригодны? Или их вообще в природе не существует, а бабушка?
   - Охти ж мне, внучек объявился, - довольная, впрочем, вежливым обращением и интересом молодого человека, съязвила самобранка, - есть и они, как не быть. Не знаю, кто таков маразм, но все они со своими фокусами. Нас ведь один волшебник сотворил, Таган-Рох его звали, великий был чародей, гигант колдовской мысли! Жил скромно и долго, две тыщщи лет, без малого. Меня вот сотворил и помер, из всех наших - младшенькая я. Пока молодая была, скока рецептов держалося в голове - страсть! Кушанья - жгучие, жирные, кислые, сладкие, соленые, маринованные, вина заморские в ассортинменте, медовуху на всех травах настоянную, все помнила, и сама еще придумывала, вот! Кто ж знал, что благодетель по возрасту только кашки трескать, горазд, а мои разносолы для его организма, как песок для механизма, откушал от души да в удовольствие, и окочурился родимый!
   Дверь скрипнула, бабка Агафья, с мисой соленых груздей наперевес, ринулась собирать на стол, каковой и был накрыт в считанные минуты.
   - Ну, гость дорогой, чем богаты, тем и рады. Не в столицах живем, в углу медвежьем, сами едим не досыта, что придется, а гостю самый сладкий кусок. Откушай гостюшка, не обижай старушку!
   И гостюшка откушал. Впрочем, хозяйка не отстала и отдала должное незатейливой, крестьянской пище наравне с ним.
   Должное отдавали: поросенку молочному, запеченному целиком и курам жаренным, капусте квашеной с брусничкой и моченым яблокам, груздям в сметане и опятам маринованным, помидорам свежим с укропчиком и огурцам малосольным, карасям жареным и ухе стерляжьей. Медовуха так же присутствовала и вниманием обойдена не была. Перед тем, как начать, Тим вспомнил об участи незабвенного чародея Таган-Роха, вздохнул и, ухватив покрепче ложку, покорился судьбе...
   Дивный закат предвещал на завтра хороший денек, дневной зной вытеснила вечерняя прохлада, и сидеть на теплом крылечке, потягивая холодный, с ледника, квас было так хорошо, что жизнь казалась вполне удавшейся. Хозяйка, прибирая со стола, вывесила скатерть на перила, и Тимофей лениво с ней переговаривался.
   - Так ты говоришь Самобрановна, никто из вашей старинной компании уже ни на что не годен?
   - Ну, уж и ни на что, - приобиделась собеседница. - Прежней силы, конечно, нет, но кое-что можем. Вот взять хотя б шапку, оденешь, и не узрит тебя ни человек, ни зверь, ни птица. Одно только плохо, ты-то будешь невидим, а вот одежа твоя нет.
   - Хорошо не наоборот! - развеселился гость.
   - А ты не смейся. Зимой может и не пригодится, а летом очень даже можно и голяком походить, ежели дело того стоит. Или вот ковер-самолет к примеру. Ведь по сю пору летает! Пусть невысоко и медленно, ну так в его-то годы ты уж и ползать не будешь давно. Так-то!
   - А меч-кладенец по причине преклонных лет давно затупился и войско вражье не изрубит в капусту, а только отшлепает! - подхватил Тим.
   - Скажешь тоже. Кладенец в руках умелых, богатырских басурман еще ох как посечет-покрошит! Вот только весит он без малого три пуда, потому не всякому дано им володеть и в битвах славу воинскую собирать. В былые времена только выхвати его из ножен, сам в сечу рвется, руку богатырскую за собой тянет, а ныне поднимать его надо самому, а уж он потом сам падет на головы супостатов молнией смертьнесущей! И неча хихикать, недуг этот вполне мужской, и никого еще стороной не обходил, раньше или позже, - строго сказала самобранка.
   -Тьфу на вас! - передернулся Тим.
   - Плюйся не плюйся, а конец один!
   - Тьфу на вас еще раз!
   - Чегой-то расплевался, - оскорбилась скатерть, - вообще ничего боле не расскажу!
   - Да это обычай такой! Накаркаешь, вдруг да случится, да не позже, а раньше. Сама подумай, мне оно надо? А сплюнешь, вроде как отведешь от себя сглаз-то!
   - Сколь живу, про обычай такой не слыхивала. А только ругательный он, и я прошу ко мне его не применять!
   - Замяли, - быстренько согласился Тимофей, и плавно перескочил на другую тему. - Ну, а сама то, как самая молодая, чего умеешь или как? Не может того быть, чтобы все напрочь позабыла, наверняка какое нибудь фирменное блюдо типа яйца всмятку или огурца, крупно порезанного, еще, поди, приготовишь, а?
   - Очень простое могу, - подумав, призналась скатерть, - мяса варенного кусок и соли к нему выдам сию же минуту, а вот котлету из него же, уволь, не сделаю, все тонкости позабыла, а кое как не приучена!
   Так, так, так, - оживился Тимофей, - а позволь-ка тебя спросить Скатертина свет Самобрановна, где и в каком количестве ты полуфабрикаты держишь, окорока копченные, икру всякую, в том числе заморскую, баклажанную, грибочки соленые и иные запасы? В лавку то ведь не бегаешь. И насчет вин заморских да медовухи меня так же терзают смутные сомнения, не готовила же ты каждую чарку отдельно! Думаю, есть у тебя запасец, и немалый!
   - Ну, ты ухарь! - потрясенно выдавила собеседница, - бабка сколь годов не догадывалась, а ты вот так запросто!
   Она перешла на шепот и, такое ощущение, оглядывалась по сторонам:
   - Ты, касатик, меня не выдавай, пожалей старую, а я может, где и пригожусь тебе еще! Ни в жисть не пошла бы на обман, а тока не стало моей моченьки терпеть. Пока Агафья каменюку на озере не поставила, что ни день перлись к нам добры молодцы, красны девицы и потерявшиеся детки. Сестрицы Аленушки, якобы искали заблудших братцев, молодцы по одному и ватагами выспрашивали, где им счастье сыскать, а девицы шастали через день про тех молодцев вызнать, где их носит и за кого кому замуж пойти, когда они таки возвернутся! А ведь кажного не только выслушать да советом помочь, еще и за стол позвать и попотчевать требуется! Так не поверишь, витязь, семьями начали ходить, спросют каку ни на есть чушь и сидят рты пораскрывши, ждут, тока-что ложками по столу не стучат! Память в ту пору у меня слабовата стала, а я и вовсе притворилась, что все позабыла разом, такое, слыхала, у вас, людей бывает, бабка и поверила. И трех дней не прошло, притащила на озеро камень, выбила надпись и потекла у нас спокойная, тихая жизнь, которую ты, гостюшка, можешь порушить в одночасье!
   - Не горюй, Самобрановна, думаю я, что пригодишься ты мне раньше, чем тебе кажется, а когда вновь вернешься в избушку, вот тогда сполна насладишься тишиной и спокойствием.
   - О, нет! - простонала скатерть и сползла на пол.
   - Не боись, в режиме ресторана трудиться не будешь, ну может раз-два. Побудешь моим личным поваром, какое то время и на заслуженный отдых, по-моему, достойная плата за молчание. Договорились!
   Солнце укатилось за деревья и стильно окрашивало свой, закатный край неба в лимонно-желтые с багровыми мазками тона. На темной стороне первые звездочки только начинали обозначаться, чтобы вскоре засверкать, дождавшись ухода светила.
   Было слышно, как по избе, шаркая лаптями, ходит бабка. Вот она угомонилась и, вытирая передником руки, вышла на крыльцо.
   - Будет, Тимоша, у нас разговор сурьезный и даже секретный, - торжественно начала она, - я тебе все расскажу, как на духу, а ты уж решай, соколик, в сторонке постоять, али помочь нам со всем усердием.
   - Выкладывай, бабуля, обсудим. Накормила, напоила, теперь, понятно, службу надо сослужить. Только сразу предупреждаю - я с этим кладенцем престарелым на дракона охотиться не пойду.
   Не обращая внимания на иронию Тима, бабка начала рассказывать:
   - Я ведь давно уже знала, что ты у нас появишься, - извиняющимся тоном произнесла Яга, - еще бабка моя предсказывала, да я и сама, сколько ни ворожила, всё одно судьба показывает. Есть такое давнее предсказание: " Придет на Русь чародей злобный да могучий. Приведет на земли наши нечисть иноземную. Полыхнут горы огнем, станут водой стеклянные скалы и покатятся над градом Китежем белопенные волны. Тому быть, ежели в четверг день, после дождя малого, не придет из чужемирья витязь. Собою высок, светлолик, могуч, статен и добр. Через многие испытания пройдет и с честью их выдержит, и непонятен будет обличием, и велик деяниями..."
   - Копия! - похлопал в ладоши Тимофей, - удивительно точный словесный портрет, я, например, себя сразу узнал. Короче, только вы меня увидели, так почему-то сразу решили, что я и есть тот самый объект. А если вы ошибаетесь и этот легендарный парень бродит где нибудь неподалеку, пока мы тут беседуем, а?
   - Лысая Гора,- многозначительно поджав губы, негромко произнесла Яга. - Именно там должен был появиться мм... объект.
   - И кроме меня...
   - Никого!
   - Когда дождь был? - хмуро осведомился "объект".
   - Аккурат вчера, - заторопилась бабка, - ближе к вечеру, тепленький, грибной, недолго шел.
   Помолчали. Тим привыкал к статусу спасителя и былинного героя, а Яга деликатно ему в этом не мешала. Вдруг он подскочил.
   - Я ж в субботу из дома выехал, в субботу! Так что сегодня воскресенье, выходной законный, так-то!
   - Я не знаю, что там у вас, - недовольно ответила бабка Агафья, - а только у нас вчера была среда и шел дождь, а сегодня появился ты!
   - А "обличьем непонятен" тоже про меня?! - возмутился он. - Чем это мое обличье не угодило, сказано же ликом светел!
   - Да, не все пророчества точны! - осерчала в ответ Яга. - Может и не ты тот витязь, а только слишком совпадений много. Ежели трусишь, так и скажи, посередь героев трусов не бывает, дам тебе тогда клубок, и катитесь с ним на пару с глаз моих!
   - Ладно, Тихоновна, не кипятись, в шкуре богатыря бывать еще не приходилось, вот и погорячился я, - сдался Тимофей, - сейчас все обдумаю не торопясь, а ты пока давай информацию качай: кто виноват, что делать, где меч из камня выдергивать и кого, потом, этим мечом охаживать.
   Яга остыла быстро и, вскоре, налив по кружке ароматного, на травах настоянного чая, они, как ни в чем ни бывало, продолжали беседу.
   - В нашей стороне Тимошенька, завсегда между нечистью уговор был - друг дружке не мешать. Кажный на своем месте живет-обитат: водяные, болотники, русалки да кикиморы - в воде, лешие да оборотни - в лесу, в деревнях - домовые, овинники, банники и прочая мелкая братия. Горыныч только озорует, да и то редко, раз в год налетит в какую нибудь деревню, подавай ему корову на прокорм, и первую на селе красавицу тоже подавай.
   - А вот с этого момента поподробнее! Признаться честно, с детства хотелось узнать, что же змей с ними вытворяет, что бы там ни говорили, жениться ну никак не получится, слишком разные габариты. Сидит, понимаешь три года и три месяца в застенках у зловредного ящера, а чем занимается, какие отношения связывают с тюремщиком, а? Насколько я понимаю, красоток он не ест?
   - Да, что ты, батюшка, конечно же, нет! Зачем ему эти вертихвостки, он и сам не знает. Говорит что положено мол, семейный обычай, так сказать, традиции предков. Сидят девки у него в пещере годами, бездельем маются, то сказки сказывают, то пятки ему копьем чешут. Баловство одно. Родители очень недовольны. Но энто все в укладе местном давно прописано и наскрозь привычно, есть и подиковиннее случаи. Примерно год назад дошли до наших мест слухи. Появились, мол, в горах чудища каменные, что скалы обломки. Посудачили мы, да и порешили, детки у горной гряды народились, подрастут, да и встанут, где родители уготовили. Нам в горах делать неча, пущай растут себе, не нам их кормить-поить. А спустя время малое шел путник по тропе у каменной осыпи, у подножия кряжа трехглавого, там дорога на Китеж рядышком пролегает. И ты, к слову, по той тропе возле братьев проходить будешь, внимательно слушай, не верти головой-то!
   - Очень внимательно вас слушаю, Агафья Тихоновна, но где-то упустил про каких таких братьев речь?
   - Тьфу ты, забываю, что ты Тимоша не наш. Кряж трехглавый в народе "Тремя братьями" кличут, есть и легенда, мне бабка сказывала...
   - Ближе к делу! - решительно сказал Тим, - фольклор - то бишь сказки, легенды и, конечно же, тосты, будет изучать этнографическая экспедиция, а мне, пожалуйста, факты и детали спецзадания.
   - Что за искпидиция такая? - всполошилась Яга в стиле популярного плюшевого мишки, - никто боле пройти не сможет, закрыт проход-то!
   - Тимофей, прищурившись, пристально посмотрел на старушку. Она слегка занервничала и поправила платок, робко отметила, что "небо нынче было на редкость голубое", начертила на половице носком лаптя сложный узор и, наконец, сдалась.
   - Ну да, - с истерическими нотками заголосила она, заламывая сухие, тонкие руки, - я тебя сюда вытащила! Тока сделала энто не корысти ради и не баловства для, а потому как один ты на острове болотном оказался, откуль прямая дорога на Лысую Гору открывается. Вот и помогла чуток пророчеству, открыла тебе дорогу!
   -В общем "не виноватая я, ты сам пришел". А волчара, выходит, казачок засланный, загонщиком послужил за кусок мяса, а?
   - За вину свою, как есть отвечу, а чужого мне не надо! Ежели и виновата в чем, так тока в патриотизьме непомерном!
   И, вскинув острый подбородок, что твоя Жанна Д Арк перед костром, сверкнула с вызовом глазами.
   Впечатления страстная речь на Тима не произвела, случалось, врали ему и с более честными и убедительными лицами, а прожила старушка явно не мало и времени научиться лицедейству было достаточно. Но, тем не менее, что-то начало проясняться, да и мотив был понятен, хотя вполне возможно его втемную вербуют в герои, с целью поиметь личную выгоду. И все же не это было главным! Яга наверняка знает, как отправить его домой, раз уж сумела затащить его сюда! Хотя, будучи по натуре любителем острых ощущений и обладая достаточно авантюрным характером, ему не особенно горело срочно попасть домой. Какого черта! Намечались приключения, было интересно весело и страшно, и, возможно, будет страшно весело, и пусть даже его проглотит дракон... Нет, это уже лишнее пусть подавится кем нибудь другим, дел намечается немало.
   - Ты, бабушка, не волнуйся, прими валерьяночки, разберемся, что к чему, - примирительно начал он, - побуждения твои мне понятны и близки, и помочь в таком деле я завсегда готов. Только вот мучает меня один невысказанный вопрос...
   - Домой, что ль попасть желаешь? - встрепенулась она, - так ты не сомневайся, как новый месяц народится, опять дорожка к дому твоему и проторится. Ворота - они ж света лунного магией напитываются и тропу отворяют только, когда солнышко ночное полную силу наберет, округлится, как масленичный блин - желтый да ноздреватый. Выплескивают всю силу за один раз и затихают до следующей луны.
   - Понятненько, свободного времени у меня, значит, еще больше, чем я ожидал. Ну, что же, назвался клизмой, полезай...куда напросился, в общем. А ты, Тихоновна, продолжай, для меня сейчас информация дороже золота. Кстати, у вас товарообмен или золотишко в ходу? Ладно, не отвлекаемся. Мыслью по дубу особо не растекайся, излишние подробности типа старинной легенды о происхождении названия трактира "Трое непьющих", можно смело опустить и перейти к главному.
   - Дык, не бывало у нас отродясь такого трактира...
   - Так я и не говорил, что бывало. Кстати, спешу успокоить насчет искпидиции, она если и явится, то будет невелика, один человек и один осел. Руководителя зовут Шурик, рекомендую припомнить побольше старинных тостов, это его конек. Так, что у нас дальше в программе?
   Яга откашлялась, видимо пытаясь усвоить информацию, которую кучей вывалил на нее новоиспеченный витязь, ошеломленно покачала головой и приступила:
   - Шел, значит, путник, никого не трогал, глядь - у дороги камень лежит-полеживает. А место, надо сказать, не каменистое и указатель там не надобен. Подходит и видит, вправду указатель, все верно показывает - налево, мол, Китеж-град (а где ж ему быть-то), направо, значит, голову потерять (ну, энто у нас в любую сторону), прямо коня потерять (вестимо, там же степь, соплеменные торки враз без штанов оставят, не то, что без коня!) А ведь здороваются поначалу, подлецы, табачку просют. Его еще из за моря не завезли, а они уж просют! Обычай, вишь, у них такой, просто так не грабят. Почитал он, грамотный наш, да и потрюхал себе дале. Слышит, загремело сзади, застучало, обернулся, мать честная, камень уж на попа поднялся! И не камень - чудище! Ручищи загребущие, глазки махонькие, красные, рот - трещиной поперек морды, а зубов в ем черных, да острых не сосчитать! Насилу он ноги унес.
   - Тот каменный злыдень?
   - Тьфу, на тебя, насмешник! Истинно говорю, так и было, про то Зеленый Хозяин сказывал, а он шутить с детства не любит! Опосля того еще случаи были, которые может и враки, но не все. Получается, спускаются они с гор-то.
   - Ну, так и в чем проблема? Видал такого с утра. Здоровый, страшный, но все ж таки камень! В яму заманить, огнем подогреть и водичкой холодненькой остудить его родимого! Верное дело, треснет, как яйцо о сковородку.
   - Дак ты дослушай же меня торопыга! - осерчала старушка, - каменюки энти в краях чужедальних, троллями прозывают. И хотя дюже сильные, умишка у них - чуть, совладать с ними можно, как ты говоришь. Не главное это.
   Яга сделала эффектную паузу, в расчете на град вопросов, но Тимофей, как и положено витязю, не проявил недостойного богатыря любопытства. Разочарованно махнув рукой, она продолжила:
   - Чужое колдовство я, Тимоша, чую, не наше оно. Вся наша волшба - стихийная, от земли, неба, воды да огня. Их силу берем понемногу и, заклинаньями усмирив, в дело применяем. Есть, конечно, и Алатырь-камень, и Великое Древо, но и в них духи огня и земли заключены. А здесь другое, неведомое, могучее, и чего ждать от него не знает никто. А ежели зло какое, щупальца запустило, и все сгубить жаждет?
   - Дела... И меня вы значит снаряжаете в путь-дорожку, дабы супостата одолеть и за мокрый, скользкий, посыпанный солью хвост приволочь? Или все же достаточно будет головы, либо иных частей злодейского тела?
   - Ты хоть прознай - кто да что, а рубить, аль не рубить на месте разберешься, чай не дитя малое. Те богатыри, которые знают, когда биться, а когда ноги уносить - живут долго. Народная мудрость! Запомни!
   - И даже сделаю своим девизом, - согласился Тим, - осталось только уточнить направление и прилечь перед дорогой минут на шестьсот.
   -Все обскажу, что непонятно - спросишь. Только еще хотела я тебе сказать... ты только не серчай, но имя у тебя не богатырское, не солидное. Мало ли, песни потом про тебя сложат, подвиги славить будут. Ежели Святогор или Громобой, так сразу ясно - герои! А вот Тим, как-то...
   - Не имя красит героя, - приобиделся Тим, - а герой имя! Да и не хочу я быть Громобоем, и Долбодубом тоже не хочу, меня мое имя вполне устраивает.
   -Так-то оно так, - покивала Яга, - а ты все ж поразмысли! Тебе, например, Добрыня очень подошло бы. Был такой богатырь, не худший между прочим, а по настоящему Федул его звали. Он, вишь, понял, что не звучит и поменял, а ты кобенишься, как дитя малое!
   - Ну, Добрыня еще, куда ни шло, - неохотно согласился без пяти минут витязь.
   - Вот и ладненько, вот и хорошо, - засуетилась старушка, - ты приляг, а я поворожу. Утречком глазыньки продерешь, ан уже и богатырь!
   - Погоди-ка бабуля! - Всполошился Тим. - Какая еще ворожба, ты меня в кого превращать собралась, старая? Не дамся!
   - Умение героическое в тебя вложу, дурень! Сейчас ты ни мечом махнуть, ни из лука попасть, ратному делу не обучен. Силушка у тебя имеется, а вот духа и умения богатырского... Ложись, говорю! Для тебя ж неразумного стараюсь!
  
   Первые лучи, лизнув верхушки деревьев, по хозяйски проникли в избу, но никого там не застали. Путешественник уже топал по тропе, имея самый, что ни на есть взаправдашний богатырский вид, попутно стряхивая за шиворот росу с нависших веток. Яга стояла на опушке в обнимку с котом и махала ему вслед морщинистой ладошкой. Встав ни свет, ни заря, Тим, а точнее теперь уже наполовину Добрыня, успел позавтракать на скорую руку (блины, вареники, отварная оленина, непременные соленые груздочки и яичница) и экипироваться. К сборам богатырь отнесся серьезно. Решительно заявил, что ковер-самолет, шапка-невидимка, сапоги- скороходы и скатерть-самобранка реквизируются на нужды спасителя отечества. Возражений не последовало. А вот настойчивые попытки всучить меч-кладенец были с негодованием отметены, из оружия он взял только мощный, охотничий самострел да не длинный, в два локтя, меч в ножнах. Клинок висел за спиной, краем глаза над правым плечом было видно рукоять, обвитую кожаным ремнем, ведь именно так носят мечи настоящие бойцы и рубят подлого ворога без замаха и лишних слов. На этом его знания о приемах фехтования заканчивались. Впрочем, Тим еще знал, что истинные самураи наносили в схватке только один удар, смертельный. Если честно, он просто нравился себе с мечом, вот и все. Вновь приобретенного умения обещанного Ягой он пока не чувствовал. На вопрос она ответила туманно, погоди, мол, пускай рассосется. А вот когда бабка выудила, откуда-то пыльную кольчугу, его всерьез заинтересовало куда, собственно подевался хозяин снаряжения? Не иначе парень отказался помочь бабушке Яге спасти мир. Спрашивать, однако, не стал, мало ли.
   Итак, он шел этаким безлошадным "гайдаром", позади же, обозом, низко над землей летел ковер, со скатертью, шапкой и провиантом, собранным бабкой в дорогу, на борту. Знакомая уже тропа скоро привела его к озеру. Пологий берег, ласково желтея песком, плавно скатывался в воду, а на небольшом камне у воды, что твоя Аленушка в ожидании копытного братца, расположилась русалка Мила. Сидела, видимо, давно, перламутровая, слюдяная чешуя хвоста подсохла, длинные русые с зеленью волосы шевелил ветер, давая полюбоваться плавными, мягкими формами пышной русалочьей фигурки.
   Кашлянув для приличия, Тимофей подошел поближе и, видя равнодушие хозяйки озера, завязал разговор с оригинальной, свежей фразы:
   - Доброе утро, сударыня! Прекрасная сегодня погода.
   Гибкое тело мгновенно развернулось, тяжелый хвост, качнувшись, удержал равновесие, и на него с интересом уставились самые синие глазищи, какие он когда-либо видел.
   - Какой гость ко мне пожаловал, - грудной, с легкой хрипотцой, голос завораживал,- иди ко мне, милый странник, я так долго тебя ждала...
   Голос манил, бездонные глаза затягивали и обещали. Облизнув розовые губки, красавица послала ему полный огня и неги призывный взгляд, и Тим едва не поддался. Однако он был опытным бойцом с женскими хитростями, подруги не единожды делали попытки женить на себе симпатичного парня, но не тут-то было!
   - Э, нет, - пришел он в себя, - знаю я ваши штучки, "милый странник" превращается в странника очарованного и прописывается в ближайшем омуте, мило улыбаясь из-под коряги. Не пойдет!
   Потянул свежий ветерок, зашумело в кронах и по озеру, морща гладь зеркала воды, побежала рябь. Милка, завесив лицо густыми, под цвет болотной ряски, вьющимися волосами, обиженно всхлипнула и негромко высморкалась.
   Невольный обидчик мерил песчаный пляж шагами и обдумывал ситуацию. Покинуть просто так, обиженную (пусть и заслуженно), красивую (пусть даже и с хвостом) девушку, он не мог, как джентльмен! Извиниться? Ерунда! Надо помочь, реально, по богатырски.
   "Поселиться с ней под корягой, - подсказал, ехидно, внутренний голос, - наплодить кучу мальков и до смерти перепугать всех браконьеров в округе".
   "Что-то о ней говорил Степан... Точно! Одна живет, со скуки бесится!
   - Вот что Мила, - прекратил хождение Тимофей и повернулся к ней, - за резкость прошу прощения, меня не каждый день соблазняют такие красивые русалки, а жить под водой я как-то не умею, вот и... в общем, сударыня, позвольте выразить вам свое восхищение!
   Из под рассыпавшихся волос заблестели чудные русалочьи глаза, комплимент явно попал в цель. Можно было, не боясь быть не услышанным, продолжать дальше.
   - Что тебе, молодой, красивой и соблазнительной делать в этой глуши? Не так далеко течет хорошая, чистая река с множеством омутов, заводей, мелей, кос, быстрин и стариц. Веселые компании тамошних русалок, украшенные венками из цветов, плавают друг к другу в гости и веселятся.
   - Да, да! - чуть не плача, закричала Мила, - я хочу туда, хочу к ним! Но я же не умею ходить! Никогда мне не попасть в реку, не обнять моих подружек!
   Тим отошел к своему импровизированному обозу и начал совещание.
   - Самобрановна, скажи мне как эксперт, какова грузоподъемность нашего коврика?
   - Нуу...- задумчиво пошевелила бахромой скатерть, - пудов десять, однозначно возьмет, тока ненадолго и недалеко, вот!
   - Значит, килограмм сто пятьдесят точно потянет, я полагаю. Отлично! Барахла у нас не много, захватим с собой вон ту милую, хвостатую девушку, тем более что ее так и зовут - Мила.
   Ковер демонстративно свернулся в трубку и отлетел шагов на десять.
   - Сырости боится, - быстренько объяснила скатерть, видя, как у командира их маленького отряда брови угрожающе срослись в одну линию.
   Тим заложил руки за спину, прошелся, сурово поглядывая подчиненных, наконец, откашлялся и приступил к воспитанию личного состава:
   - Надеюсь, никто не забыл, - внушительно начал он, - что командиром здесь являюсь я, а приказы руководства не обсуждаются? Я готов уважить старость, но, в таком случае, означенная старость должна сидеть дома, а не принимать участие в трудных, полных тягот и лишений, богатырских делах!
   При последних словах тканые изделия волшебного производства встрепенулись и всем своим видом изобразили готовность сидеть дома. Командир предпочел этого не заметить и, посчитав порку законченной, приступил к раздаче пряников.
   - Доберемся до реки, повисишь, просохнешь, время будет, обещаю. Ты же член команды, кто как не мы о тебе позаботится? Вот нападет на тебя моль, кто тебе на помощь придет? Мы придем, верно, Самобрановна?
   - А то, - ошарашено согласилась скатерть, усиленно соображая, чем она-то может помочь в борьбе с молью, которую сама боялась до дрожи.
   Ковер, тем временем, преисполнившись чувства благодарности, с хлопком расправился, торчком поднялся ворс, затейливый восточный рисунок заиграл многоцветьем, а углы с золотыми кистями подгребали воздух. Короче, весь его вид говорил о готовности следовать за Тимом куда угодно. Авторитет был восстановлен!
   Погрузка прошла без особых затей, сначала Милка вскрикивала и боялась ковра, полета и неизвестности, трогала хвостом ворс и никак не могла решиться. Тимофей, посмотрев по сторонам, изловил скатертью любопытную полевку, наблюдавшую из под листа подорожника за процессом, и сунул ее под нос трусихе. Через секунду он зажимал уши, спасаясь от визга перепуганной русалки, отброшенная мышка пыталась зарыться под валун, а ковер прогнулся едва не до земли, приняв на борт роскошное увесистое тело.
   Лес не принес компании никаких сюрпризов. Мила рассказывала, как оказалась одна в озере (нагрубила прохожему старичку, оказался волшебником), и как скучно ей там было все три года. Скатерть поддакивала и жалела ее. Так и дошли до реки Молочной, оставив Лысую гору левее, как, собственно, и полагалось по плану Яги. Ковер прибавил ходу, намереваясь побыстрее избавиться от груза. Вылетев с обрывистого берега, завис на высоте человеческого роста и резко перевернулся, произвел, так сказать, оверкиль. Раздался уже знакомый визг, и несчастный ковер окатило солидной порцией воды.
   - Ирод! Вражина! Чтоб ты заплесневел! Чтоб тебе мокрому замерзнуть да сломаться! Меня, как мусор с телеги... да я ж тебя... да ты у меня...!
   "Вражина" сох, распластавшись на камне (проверено не тролль), Тим обозревал место переправы, поскольку путь лежал на ту сторону, и получал удовольствие от незатертых, ярких и образных выражений русалки. Вдруг он уловил, что в ее красочную речь вплетаются посторонние звуки и, пошарив взглядом в округе, обнаружил их источник. На опушке леса, у раскидистого старого дуба, суетились и размахивали руками две фигурки, оттуда и доносились приглушенные расстоянием вопли. Оставив свою команду загорать на берегу, командир отправился на разведку.
   - Не было такого уговору! - услышал он, приблизившись, и, продолжая шагать, рассмотрел говорившего. Персонаж, к слову, исключительно сказочный - остроухий, кряжистый (шире Тима раза в два, хотя на голову ниже), густой мех по всему телу отливает яркой зеленью листвы, топорной работы лицо с крупным носом и трещинами-морщинами. В общем, увеличенная и постаревшая копия Чука, хозяин леса - местный леший. Второй тоже личность незаурядная: длинная, чуть не до пят, мешковатая бурая рубаха с множеством прорех обтягивала рыхлое грузное тело завязавшего со спортом и увлекшегося пивом штангиста, весившего на глазок под двести кэгэ. В отличие от лешего безволос, широкорот и подвижен телом, как квашня. Пришлось применять дедуктивный метод имени Ш. Холмса: " так, глаза водянистые, за ушами, похоже, жабры... Ихтиандр! В старости! Нет, вряд-ли... да и колышется, как резиновый шар с водой...кого-то он мне... Эврика! Это ж водяной! Настоящий! Не тот, которому почему-то летать охота". Тем временем спорщики уже заметили гостя и настороженно примолкли.
   - Здравствуйте уважаемые! - громогласно начал общаться Тим, - может я могу вам чем-то помочь? Зовут меня Т... Добрыня Иванович, имущественные и прочие споры решаю на раз, беру за то долю малую, веду дела честно! Итак, слушаю вас.
   Не размениваясь на приветствия, леший шустро подскочил к нему и, ухватив за рукав, потащил за собой к трухлявому березовому пню. У старого древесного гриба, прилепившегося к остаткам коры, торчали два дятла. Именно торчали, как стрелки для игры в дартс: клювы ушли глубоко в пень, тело в струнку, крылья прижаты, хвост распушен.
   - А ну-кась рассуди, мил человек, чей дятел к грибу ближе, мой или энтого жулика Мокрилы?
   Строгий судья быстро определил центр мишени, от него относительно ровной палочкой замерил расстояние до объектов и задумался. Спорщики, внимательно наблюдавшие за его манипуляциями, в нетерпении заерзали.
   - Третейский суд окончен, - заявил Тим, отряхивая колени, - вердикт будет следующий: поскольку оба дятла торчат на равноудаленном расстоянии от центра гриба..., победила дружба!
   - Так ведь он жулит, - завопил разгоряченный хозяин леса, - его дятел крылами шевелил, направлял, стало быть, себя, а то бы этот мазила мокрохвостый и в пень не попал бы! Струей шишку с двадцати метров сшибет, а руками... ниче путного руками он не могет. Водяник, что с него взять!
   Водяной Мокрила вспыльчивостью не отличался, поскольку постоянно в сырости пребывал, но вот кипения его натура не исключала. Доведенный язвительным лешим, он надулся, став еще шире, и готов был вступить в перепалку, когда за дело опять взялся гость.
   - Вот что отцы, - глубокомысленно выступил он, - птах, я полагаю, тоже надо допросить. Как минимум они свидетели, а может статься, что и соучастники.
   Отцы, подумав, согласились и "свидетели по делу", отплевываясь трухой, навытяжку предстали перед строгим, справедливым и скорым "судом".
   - Орлы! - восхитился Тим, но тут же строго продолжил, - чистосердечное признание, как вам известно, прямая дорога в ...в общем, покайтесь публично птицы и вам ничего не будет! А если будем глазки строить, ваньку валять и всячески запираться, лично я вам не позавидую! Начинай ты - красноголовый.
   Вперед выступил "красноголовый", названый так за перышки, что кардинальской шапочкой топорщились на остроклювой голове.
   Он выплюнул с отвращением последние крошки, и сипло сказал:
   - Это я курс изменил.
   - Отлично! - обрадовался "дознаватель", - то есть очень нехорошо с вашей стороны, товарищ дятел. Кто же или что заставило вас это сделать?
   - Если бы не отвернул, ему (кивок в сторону пернатого сотоварища) худо было бы.
   - То есть твой клюв финишировал бы у него ммм...в хвосте? - потрясенно выдохнул Тим. - Так ты герой, братец! А чего сразу-то не сказал?
   - Клюв занят был, - мрачно сказал красноголовый, - а команды вольно не было, оне сразу спорить взялись.
   Мнения разделились, Тимофей с Мокрилой были за ничью, леший еще чуть-чуть покобенился, упирая на то, что кидали на спор и потому "закрой глаза и лети, а там видно будет". Но, увидев, что при этих словах его дятел упал в обморок, видимо представив последствия слепого полета, все же сдался и признал, что он погорячился.
   Остаток времени до переправы они хорошо посидели на берегу за разговорами.
   - Ежели, как ты говоришь, странностей ищешь, то тебе, витязь, к Громовой скале путь держать. Вон видишь - тучка над горами повисла, ни облачка рядом, а она чернотой ночной напитана?
   И впрямь наблюдалось в безоблачной синеве в районе горной гряды темное пятнышко. Только висело оно над горами так низко, что казалось продолжением скал, этакой нашлепкой радикально черного цвета, в глаза, прямо сказать, не бросающейся.
   - Туча висит прямиком над той скалой, - продолжил Мокрила, - а пройти к ней можно через ущелье огненных змей, да. Когда-то оно было просто змеиным ущельем, много там гадов собиралось, на теплых скалах тела холодные понежить, Да переменилось все в какой-то момент и поселились заместо обычных - огненные, с тех пор никто там более не проходил, хотя смельчаки вроде тебя, земля им пухом, пытались.
   - Я, отцы, в толк не возьму, зачем туда вообще кто-то ходил, если сначала там одни гады обитали, а после другие поселились? Чего туда лезть?
   - В том и дело, что есть за чем! - встрял леший, - у самой скалы добывали камень желтый прозрачный, навродь того, что на берегах пьяного Болтай-моря находят, только тот - смола застывшая, Ялдарем прозванная, а этот по крепости алмаз превосходит и ночью светится. Волхвы хорошо его брали. Денег у них отродясь не бывало, но наворожить много чего полезного могли, вот и несли им люди камешки-то.
   - А ныне, - опять вступил водяной, - по ущелью не пройти, а сверху по скалам не подпускает та самая туча, все склоны в округе молниями побиты, обожжены, так что соваться туда давно уж дураков нет!
   - Спасибо на добром слове, - кротко ответствовал Тим, - но я все же наведаюсь. Терпеть не могу учиться на чужих ошибках. Свои запоминаются лучше, потому как отпечатываются на шкуре глубже. И потом каждый нормальный, нестандартно мыслящий герой всегда идет в обход! Короткая дорога туда имеется?
   -Лучше прямиком через болото идти, - забасил водяной, - там у меня подводник хозяйством заправляет, скажешь, Мокрила, мол, послал, проводит аки посуху.
   - Кто проводит? - поразился Тим.
   - Не дорос он еще до водяного, молод еще, потому и подводник, полтораста годков только-только разменял, пацан! А так ниче, шустрый, все сделает в лучшем виде, не сумлевайся!
   - Ага,- ехидно влез папа леший, - только крюк загнешь такой, два дня потом выпрямлять придется. Через Старый Бор надоть, за день добежит!
   - Ты в уме ли, пенек трухлявый? - не менее ехидно отозвался Мокрила, - как он пойдет, там же Одноглазый со своей бандой обосновался. Сожрут! Они сейчас в силе.
   - Так, - решительно влез богатырь, - я как бы тоже не фантик! Бабуля меня со злом бороться направила, а тут какая то банда держит в страхе мирных жителей. Да каждый уважающий себя витязь просто таки обязан разогнать эту нечисть!
   -То-то и оно, что нечисть, - протянул леший, - с оборотнями шутки плохи, особливо в полную луну, как сейчас.
   - Оборотни?! Настоящие? - не поверил новоявленный Добрыня. - А хоть бы и так, мы же днем пойдем! Чего их боятся?
   Поглядев на непонимающие ммм...лица, он понял, что его данные о привычках и образе жизни волкодлаков и прочих кровожадных метаморфов далеко не полны и даже, возможно, ошибочны.
   А тут еще Мокрила, увидев его сомнения, вновь принялся его уговаривать.
   - В общем, не сумлевайся Добрыня, прямо за рекой тропа начинается, хорошая, торная, так по ней и выйдешь к ручью. Перейдешь его, и направо по бережку отправляйся, тропа-то к Старому Бору идет, а тебе к болоту надо. Тока до пригорка как доберешься, с которого болото видать, от ручья уходи. Там он недалеко начало берет, из болота, стало быть, проистекает. Сказывали, семейка болотных чмырей там обосновалась. Мне все недосуг проверить было, а тебе с ними связываться ни к чему, они аспиды щетинистые только и ждут, кому бы пакость состроить. А на болото, как выйдешь, к воде наклонись и шепотом скажи: Мокрила, мол, послал. Садись потом и жди.
   - Так они, чмыри эти, вроде, по твоему ведомству проходят, болотные же! Или я чего-то не понял?
   - Да характер у них дюже пакостный! Пока рядом, ну тише воды! Отошел чуток, пиши-пропало! Причем длинный список пиши, чего пропало. Я их на задворках держу, в приличные места не пущаю. Так ведь бывает, просачиваются, черти!
   - Ладно, отцы, информации выше крыши, разберемся. За помощь, однозначно, мое вам богатырское спасибо, при случае забегу!
   К переправе готовились недолго, старики-природники помогли загрузить ковер. Мокрила что-то сунул в руку Тиму и нашептал ему на ухо. Хозяин леса ревниво косился, потом подошел, сунул богатырю еловую шишку, и многозначительно молвил:
   - Растишка! - и не видя понимания, досадливо добавил, - плюнешь на нее, бросишь, вымахает будь здоров.
   Вскоре, помахав старикам, кто чем мог, команда двинулась навстречу дальнейшим приключениям. Ковер летел в паре метров от воды, боязливо поджимая просохшие кисти, опасался брызг, которыми пыталась его достать мстительная русалка Мила. Командир, возлегая на мягком ворсе и положив под голову сложенную самобранку, задумчиво жевал ватрушку, и продумывал дальнейший маршрут.
   - Вылазь, нерусь, - молвил устало царь, опускаясь на трон, - пообщаемся.
   Из-за тяжелой портьеры, оглядываясь, выбрался спортивного вида, импозантный господин. Манера держаться, одежда, напудренный парик, все выдавало в нем представителя Окоемных, или, как называли их на Руси, Окаянных островов.
   - Сведения ты мне доставил, что надо. Кстати, поражаюсь, как ты их добыл в таком виде. За версту ж иноземца видать!
   - Ваше величество, - тонко улыбнулся вошедший, - я не счел возможным предстать перед особой царской крови недостойно облаченным. Находясь на задании, я, конечно же, прибегаю к маскировке и надеваю соответствующее платье.
   Джон Бентли был матерым шпионом. Более тридцати лет он верой и правдой служил родной стране, но... старость не радость. Прибывшая в разведуправление комиссия предложила ветерану почетную пенсию, а когда тот попытался доказать, что порох в пороховницах еще не закончился, ему устроили сдачу зачетов по физподготовке. Вот тут то и сказались бурная молодость, ночевки на свежем воздухе и многочисленные раны. Все бы ничего, но проклятый радикулит обострился в самый неподходящий момент! Комиссия поцокала всеми имеющимися у нее в наличии языками и вынесла окончательный вердикт: ветерану пора на отдых.
   Отдых нужен всем. Профессионалам разведки в том числе, но осознание того, что он никогда не закончится, понемногу вгоняло Джона в депрессию. До тех пор, пока яркой вспышкой не пришло озарение - частная детективная деятельность! С его то опытом! Да от клиентов отбоя не будет! Его предположения оказались абсолютно верны. Успешно проведенные операции снискали ему славу суперагента. Его помнили и уважали. В общем, не прошло и месяца, как он снова вышел на тропу войны. В данное время он работал на русского царя и начал, судя по всему неплохо.
   Царь откинулся на троне, пристально вгляделся в агента и, поколебавшись, начал говорить:
   - Будет у меня еще к тебе поручение...
   - Приказывайте ваше величество! Любой каприз за ваши деньги! - бодро рявкнул Бентли.
   Авдей поморщился: "Наемник он и есть наемник, про деньги ввернуть не позабудет. Ну да ладно, за хорошую работу заплатить не грех".
   - Не перебивай царя! - рыкнул он и продолжил, - пойдешь к Каменным горам. Походишь, посмотришь, послушаешь. Что-то там недоброе затевается, а вот что не ведаю. Посылал надежных людей - не вернулись, хотя по срокам должны бы. Степняков опасайся, часто озоруют в той стороне, быстро определят в бесплатные пастухи. Так что не расслабляйся и оглядывайся почаще. Ну да ты в этих делах не новичок, справишься поди. Две седмицы тебе. Вернешься, сразу ко мне. Вопросы есть? Ну вот и ладно, с утра отправляйся. По холодку.
   Какие могут быть вопросы у старого агента! Получил золотишка на расходы и полный олл райт!
  
  
   Тропа действительно была хороша. Мало того, она была широка и производила впечатление маленькой дороги. Но не это вызывало восхищение! Желтый кирпич, которым она была вымощена, навевал детские воспоминания! Где-то поблизости Гингема творила свои непотребства, милые, но трусливые Жевуны занимались по ее поручению сбором пиявок и лягушек, а в лесу, подняв топор, ржавел железный дровосек.
   - Первым делом снимем с кола Страшилу, - деловито сказал Тим, - потом соберем остальную команду и двинем на Изумрудный город. Гудвин, однозначно, обманщик, поэтому церемониться с ним не будем, свергнем сразу. Страшилу на трон, малость передохнем и подумаем, как одолеть Бастинду.
   Увлекательный монолог прервала скатерть:
   - Ты, милок, об каких страшилищах говорил сейчас? Я про таких не слыхала никогда, а живу уже не одну сотню лет. Ты может, перепутал чего?
   - Нет, бабушка, - вздохнул мечтатель, - просто везет в сказках маленьким девочкам, а у нас впереди гнуснопрославленная семейка болотных чмырей, банда оборотней с одноглазым атаманом и, в перспективе, змей-многоженец. Двинули!
   Дорога петляла по лесу, выделяясь в траве неброским, бледным колером желтка магазинских яиц. Местами, плотно пригнанные камни раздвигали зеленые ростки, сухие ветки, сброшенные ветром, преграждали путь, из чего закономерно следовал вывод - за тропой не следят и пользуются не часто. А лес радовал. Густой, тенистый, преобладающе лиственный с ярко освещенными земляничными полянами, птичьим щебетом, ароматами цветов, жужжанием пчел, журчанием ручья, струящем хрустальные воды...
   - Помогитеее...Спаситеее...!
   Вместо беззаботного Тима в, тут же ставший неприветливым, лес уже всматривался, вслушивался и внюхивался суровый богатырь. В подобных случаях витязи принимают решения не быстро, а очень быстро и поэтому, когда скатерть, фигурально выражаясь, открыла рот для уточнения дальнейших действий, дробный топот богатырских сапог уже затихал за поворотом.
   Весь в предвкушении схватки герой едва не проскочил маленькую, несуразную фигурку, жалобно стенающую у куста орешника близ дороги. Вид существо имело самый отвратный. Полутора локтей росту, вытянутая редькой голова, отвисшие губы, запавшие глазки и, сопливо-скользкая даже на вид, морщинистая кожа с реденькой щетиной.
   Опешивший было герой, быстро взял себя в руки, без труда подавил в себе желание погладить несчастного уродца по голове и вопросил (так внушительнее):
   - Что за проблемы? Кого спасти? Чем помочь? Скорая богатырская помощь к вашим услугам!
   - Аааа... - заливалось существо, - дочурку милую, красу ненаглядную Змей кровожадный в логово свое мерзопакостное унес-утащиил! Съест-проглотит теперь басурман ненасытный кровиночку нашу родненькую!
   Тим в замешательстве оглядел сморщенное, заплаканное личико.
   - Значит, говоришь краса ненаглядная? А ты, поди, мамаша украденой фемины? А доченька красотою писаной в родительницу пошла?
   На все вопросы существо мелко кивало, не переставая всхлипывать и сморкаться.
   - Ну, тогда права ты мать, вряд ли Горыныч решил твоею дочуркой свой гарем пополнить. Я лично в успех такой версии верю, но слабо, где-то далеко в глубине души. Очень глубоко.
   Прервать очередную порцию воплей удалось только обещанием разобраться с хулиганом и примерно наказать. Уточнив местоположение коварного ящера - " тута недалече, батюшка, мимо не пройдешь, пешшеру издаля видать", он отправил безутешную мамашу дожидаться дитятко дома (если таковой имеется) и совершено было собрался выдвинуться походным шагом к месту свершения подвига, как вдруг узрел показавшийся из-за поворота арьергард исполнявший так же функции обоза. Сразу захотелось немного подкрепиться, тем более что солнце уже перевалило полдень. Пришлось задержаться.
   Лес кончился сразу. Как будто открыли дверь, шаг вперед и стена деревьев с узкой щелью, пробитой желтой дорогой, уже позади. Впереди косогоры чернели каменистыми проплешинами и, взбираясь наверх, окончательно переходили в скалы. Впечатления монолитности они не производили, но и покорять их, что-то не тянуло. Благо дорога поворачивала вправо и тянулась ниточкой ближе к скалам, нежели к лесу, что, в общем, и понятно, неприятностей из леса всегда ожидаешь больше. По крайней мере, так было раньше. В целом вполне мирный пейзаж.
   А вот по левую руку не все было так пасторально и благолепно. В полукилометре скалы подходили к лесу вплотную, и в подножии каменного нагромождения зияла угольной чернотой дыра. Судя по расстоянию - не маленькая.
   - Если я, что-то в этом понимаю, - попытался пошутить Тим, - дыра это нора, только, думается мне, не кролик там проживает.
   - Горыныч это, - подтвердила самобранка, - боле некому!
   - Ну, так подойдем ближе и покумекаем, как с негодяем справиться. Покричать в пещеру (надеюсь это она, а не часть тела Змея, как в известном анекдоте) и начать махать мечом никогда не поздно.
   Вблизи входа в пещеру на удивление не валялись в живописном беспорядке кости и прочие останки дерзнувших нарушить покой трехголового террориста. Художнику пришлось бы либо нарушить историческую правду и пририсовать пару черепов, сломанное копье, заржавевший меч и черного ворона с хорошего гуся величиной, либо изобразить все как есть, но подписать в уголку - "Пещера Змея Горыныча". На выбитой площадке, правда, были как бы вмятины от гигантских шпилек великанши-модницы, и вот это уже похоже было на прямое свидетельство существования Змея. Такие следы могут оставлять еще и когти. Очень большие когти!
   Тима заинтересовал дуб, в одиночестве растущий на склоне у входа в пещеру. Впрочем, растущий - громко сказано, половина корней безжизненными сухими змеями повисла над землей. Листва была больной и скукоженной. Видимо весной талая вода, устремляясь вниз, сильно подмывала могучее дерево, и стоять ему оставалось, максимум, до будущей весны. Но пока оставшиеся в земле корни держали его крепко. Исследователь не поленился забраться повыше, постоял на козырьке пещеры и с огорчением отметил, что ничего подходящего, чтобы скинуть на голову Горынычу, под рукой нет, не говоря уже о том, что у него их три. Побродив по склону еще немного, не принял никакого решения, залез на огромный валун, явно лежавший тут со времен ледникового периода, и задумался. Мысли в голову лезли толкаясь и пища, но все не по теме. Подумалось, к примеру, что поток, подмывший дуб, мчался именно здесь, огибая этот самый камень, захлестывал его грязной пеной, пытался сдвинуть... Н-да, пожалуй, сдвинешь такой булдыган. Он сполз по шершавому боку, прошел пару шагов вниз и замер. Обернулся, вновь оценил размеры камня, его очень приблизительную, но все же шарообразность и, прошептав: "Эврика!", - понесся вниз. Ковер идиллически возлежал на лужайке, пользуясь случаем, надо полагать, прогревал старые нити. Волшебное барахлишко аккуратной кучкой высилось рядом, правый ботфорт-скороход лежащий в самом низу, тихо позванивая шпорой, вяло пытался вылезти. При виде командира тут же затих и притворился валенком, так как из всех вещей они с братом были наиболее близки к воинскому обмундированию и дисциплину (в присутствии начальства) чтили.
   - Самобрановна! Какой инструмент у тебя в наличии имеется? - бухнувшись на траву, спросил Тим.
   - Какой такой струмент? - всполошилась скатерть, - я ить, милай, не плотницкий ящик! Не забыл часом?
   - Да я так на всякий... ну, нет, так нет! Есть у меня один план. Слетайте-ка с ковром, поищите булыжник пуда на два, желательно круглый, и притащите мне воон к тому камешку. Все вопросы потом! От винта!
   Когда, выполнив поручение, подручные вернулись, витязь сосредоточенно подкапывал валун со стороны склона. Мечом рыть было не очень удобно, но вариантов не было. Полчаса упорного сопения и кряхтения принесли кой-какие плоды. Тем не менее, каменная громада по-прежнему выглядела несокрушимой, как легендарная red cohort.
   Тим надавил на край ковра, тот послушно прогнулся, и камень килограммов в сорок с гаком, с хрустом примял каменистый грунт, и, наращивая скорость, устремился вниз. Слегка подпрыгивая, он двигался строго по прямой. Выскочить вбок ему не давали невысокие стенки сухого русла весеннего ручья. Вот, подпрыгнув последний раз, он с костяным стуком влепился в дерево и с легкостью мячика отрикошетил в сторону. Дуб содрогнулся, посыпались увядшие листья, отмершие ветки и сорочье гнездо.
   - Со словами: "Атас, линяем!", - Тим втянул команду за камень, справедливо полагая, что подобные эксперименты могут ускорить встречу с хозяином пещеры, что в планы пока не входило.
   Однако мифический ящер, то ли спал после сытного обеда, то ли наслаждался обществом прекрасных пленниц, так и не появился.
   Когда все было готово, они спустились вниз и застыли у входа в пещеру. Сделав несколько глубоких вдохов, командир диверсантов пробормотал, что-то типа: "перед смертью не надышишься", попробовал унять дрожь в коленках и заорал:
   - Горыныч! Выходи скотина, ответ будешь держать перед богатырем русским!
   Пару минут было тихо. Очень тихо. Потом из темноты послышалось шуршание, затем оно усилилось, к нему добавились бряцание и хруст. Почва начала подрагивать, с карниза над пещерой тонкой струйкой полетел песок. И вот на пороге появился... ОН! Дракон с большой буквы - Д, ящер с большой буквы - Я, монстр, хозяин здешних мест, гроза богатырей и любимец женщин - Змей ибн Горыныч! Прошу, так сказать, любить и жаловать!
   Не хотелось ни того, ни другого. Тимофей только сейчас начал понимать, во что он ввязался. Противник - около трех метров в холке и пяти в длину, покрыт от носа до кончика хвоста чешуей цвета потемневшей бронзы и, наверняка, не менее твердой. Шипастый гребень вдоль спины, огромные зазубренные когти, предназначенные рвать и пронзать, три набора острейших, изогнутых клыков предназначенные...о чем говорить! Машина для убийства! И эта машина сейчас в упор разглядывает его шестью желтыми, с вертикальным змеиным зрачком, глазами.
   Тим вздохнул и потащил из ножен меч. Дракон вздохнул и выжег перед собой пятак два на два метра.
   - Ну? - великолепным оперным басом вопросила средняя голова. - Перед кем чего держать надобно? Пришел незван-неждан, хамишь тут мне всяко! Чего приперся? Смерти ищешь, богатырь?
   - По делу. Личного характера, - сухо ответил герой.
   - По личному, - хохотнула правая голова, - хорошо, хоть в кольчуге, это ты молодец!
   - Тебе - то, что в моей кольчуге, огнемет?
   - Он оскорбил или как? - осведомилась правая у левой. Обе посмотрели на центральную.
   - Да пусть покуражится, - лениво сказала та, - на закуску грех обижаться.
   - А в кольчуге ты, лапоть, лучше пропечешься, меньше подгоришь, - любезно проинформировала богатыря левая голова.
   - Мы тебя послушаем и с костями ск-ушаем! - заржала правая.
   - Рифмуешь, трехголовый? - понесло Тима. - Нервничаешь? Чувствуешь конец свой скорый! То-то! Выходи на бой че... чего время тянуть, мой меч - твои головы с плеч.
   Видимо давно никто со змеем так не разговаривал. Три пасти разом распахнулись, обидчик красиво, кувырком ушел с линии огня и место, где он только что стоял, накрыл тройной залп. Горела трава, тлела земля, пощелкивали раскалившиеся за доли секунды камни, и дым едкой грязно- желтой волной растекался по сторонам. Пока Змей перезаряжался (по крайней мере, второго залпа сразу не последовало), Тим скороговоркой выдал заклинание Мокрилы: "из зерна колос из луковицы волос из горя беда из камня вода"!
   Где-то рядом выстрелом раздался хлопок, шипение, бульканье и вот из-под камня вверх по склону ударили фонтаны воды. Артефакт водяного явно сработал! Глыбу с грохотом подкинуло и она, нехотя набирая скорость, устремилась к подножию. Горыныч озадаченно наблюдал за процессом, не испытывая и тени беспокойства, одно лишь удивление, и совершенно забыл о противнике. Как оказалось совершенно напрасно. Богатырь подскочил и ткнул Змея мечом в брюхо, не так надежно защищенное, как спина и бока. Конечно, и это было для ящера всего лишь булавочным уколом, но кому понравиться, если его будут тыкать булавкой в живот? Возмущенный рев потряс окрестности, и все три головы развернулись, пытаясь высмотреть и зажарить наглеца. В это время могучий удар сотряс дуб! Валун, немного изменив направление, покатился дальше, а дерево, выдирая из склона, последние корни ухнуло вниз. Клубы пыли рассеялись через пару минут. План вполне удался! Грозный Змей с дубом на шеях жалобно шипел не в силах сбросить с себя проклятое дерево.
   - Попался, который кусался! - Тим широко улыбнулся, испытывая нешуточное облегчение, - а что это у тебя с тылу пыль так подозрительно взвихряется? Ааа... это ты лапами скребешь! Прошу пардону, а то я уже бог весть что подумал!
   - Ну, руби! - с натугой просипела центральная, - за этим пришел!
   - Кто тебе такое сказал? Я, лично, поговорить хотел, это ты начал закидываться. Мне тут тетенька пожалилась, что единственную дочурку аки тать в логово уволок. Кстати я так и не понял, что тебе от нее понадобилось, судя по мамаше дочура вряд ли на красу-царевну похожа, а?
   На этот выпад Горыныч ничего не ответил, похоже просто не обратил внимания, весь занятый проблемой снабжения своего немалого организма кислородом. Срочно нужно было искать какое-то решение. Зверек, несомненно, редкий, мог погибнуть. Будучи цивилизованным человеком, пусть охотником (не браконьер, билет, лицензия имеются), однако не склонным к бездумному уничтожению фауны, Тимофей решил пойти на компромисс.
   - Эй, зубастый! Жить хочешь?
   Змей выразительно сверкнул увеличившимися глазами и прикрыл их в знак согласия. Чешуйчатый хвост, подтверждая, несколько раз ударил по утрамбованной земле. В довершение левая голова пустила слезу. Одну. Из левого же глаза. Черт его знает, как там плачут крокодилы, но даже самый крупный и самый сентиментальный наверняка бы обзавидовался.
   Победитель коротко махнул рукой, к нему тут же подлетела вымуштрованная скатерть.
   - Можно доверять? - указал подбородком на поверженного.
   - Драконье слово нерушимо, батюшка! Пусть все три головы поклянутся, что вреда тебе не сделают, и можешь смело выпускать, ни в жисть не тронет. Служить, правда, тоже не будет, не то воспитание, а вот помочь может, но только ежели сам захочет!
   - Понятно. - Тим вопросительно глянул на Горыныча, - ты все слышал Змей, чего молчишь? Подмоги ждешь? Эскадрилью летающих огнеметов? Мне кажется пора уже порешать ситуацию, а то я уже мысленно примеряю твою шкуру на чехол к моему авто!
   - Мы согласны, - просипела центральная, - обещаем...
   - Э, нет, дружок! Дабы не было обману, текст клятвы я зачитаю сам а вы будете повторять! - Не давая возможности возразить, если такое намерение возникало, Тим начал надиктовывать:
   - Обязуемся не причинять вреда богатырю Добрыне и его спутникам ни тайно, ни явно, ни действием, ни бездействием, ни утром, ни вечером, во веки веков! Клянемся! Клянемся! Клянемся!
   Горыныч послушно в три горла просипел клятву, и богатырь начал действовать. Упав на колени, заполз под ствол рухнувшего дуба у корней, покопался там и, пятясь, выбрался обратно. Отряхнул штаны, упер кулаки в колени и принялся методично плевать туда, где только что был. Потерпевший ящер, рискуя заработать косоглазие, наблюдал за происходящим и от изумления перестал дышать вообще. А Тимофей уже начинал нервничать. Слюна кончалась. Ничего не происходило. Собрав остатки слюны, он произвел решительный прицельный плевок и только собирался отдохнуть и оправдаться, как из земли резво вымахнул гибкий побег. Он, упершись в ствол, начал на глазах толстеть, оброс иглами как арестант щетиной, изогнулся и уперся вершинкой в землю. Тим резво отскочил от хищного в своем стремительном росте растения и продолжил наблюдение. Растущий монстр образовал арку, подпиравшую упавший дуб, и она, набирая силу, стремительным домкратом начинала его поднимать. Похоже, затея удалась. Лишь бы выдержало неокрепшее еще растение, по виду, кстати, типичная елка.
   Выдержало! Гнулось. Скрипело. Рвало грунт. Но устояло и помалу пошло давить-поднимать тяжкий груз, освобождать Змея из деревянного капкана! А тот не зевал, только просвет позволил массивным головам пройти, мигом из западни выскочил, и в пещеру, не дожидаясь дальнейших неприятностей, одним прыжком влетел.
   И вовремя! Быстрорастущая ель хоть и обросла к тому времени ветвями, удержать массивный ствол на себе не смогла, и дуб плавненько соскользнул с трехметровой высоты и сотряс землю аккурат в том месте, где секундами ранее располагались Горынычевы шеи.
   Отвисшие челюсти змея прямо указывали, что ситуацию он прочувствовал и преисполнился. Победитель начал ковать по горячему.
   - Ну, приглашай, что ли! Стол накрывай, чарку наливай! Чего, как не родной?
   Горыныч синхронно сглотнул, одновременно захлопнув пасти, и приглашающе повел когтистой лапой. Тим, в сопровождении ковра, разноцветным бревном парившим чуть позади, храбро зашагал в темноту.
  
   Прошла минута, вторая...муравейник, застрявший меж двух рябинок, метрах в трехстах от пещеры, шевельнулся, взметнулся снеговым зарядом, застыл на секунду этаким мусорным роем, и слепился-собрался, обрел вполне человеческую фигуру, наделенную узнаваемыми чертами бабки Агафьи (или Яги, кому как больше нравиться). Оперевшись на клюку, она с непонятным выражением смотрела на пещеру. Солнце уже укатилось порядком за полдень и тщетно пыталось запустить лучи в черный проем. Словно очнувшись, старуха мотнула головой, пробормотала что-то, зажала палку под мышкой и, сунув указательные пальцы в рот, заливисто свистнула. Чиркая по верхушкам, над лесом тяжелым снарядом мчалась ступа.
  
   Утро не задалось. Мелкий дождь накрыл степь водяной взвесью, низкие облака серым одеялом тяжко повисли от горизонта до горизонта. Казалось, что досрочно, незваной гостьей, пришла осень. Конечно же, любимую ханом соколиную охоту пришлось отменить, и все в округе стали передвигаться исключительно бесшумно, а говорить только шепотом. Хан Эгегей грустил. Сгущал, как мог редкие черные брови, хмурил морщинистое смуглое лицо одновременно во всех местах, поджимал тонкие, жесткие губы с тонкой ниткой усов, теребил жидкую бороденку. Вся эта мимика означала только одно - НЕДОВОЛЕН! И в этот момент головы на плечах приближенных держались очень и очень некрепко. Прямо сказать - просто лежали. Толкни - покатятся. Что творится?! Отослал вон прислугу, многочисленных жен, не менее многочисленных детей, а так же нукеров и телохранителей. Так и молвил им, беспрекословно внимающим:
   - Пошли вон! Моя грустить будет!
   Разом надоело все! Угодливость приближенных, ласки женщин, скачки, пиры. Все приелось, набило оскомину, короче, не радовало. Ему, потомку самого Барыги, ведущему род от самого Кирдык-хана хотелось битвы! Жаркой сечи! Орда должна воевать, иначе теряется сам смысл ее существования! И, что хуже всего, находятся претенденты на власть, которую, далеко не каждый осмелится оспорить у военного вождя! Там по законам военного времени...раз-два и в расход негодяя-предателя! А надо чтобы, как бывало, стрелы, затмевая небо, пели песнь войне, сшибались в жестокой схватке воины, умирающие герои мертвой хваткой сжимали желтыми зубами пятку противника. А он, на лихом коне, при кольчуге и сабле, с верхушки близлежащего кургана шлет в атаку все новые и новые тумены. Враг трусливо бежит, и на плечах бегущего противника он первым врывается в осажденный город! Китеж!!! Тамошний князь в конец обнаглел, назвался царем, выгнал ордынского посла, прибывших за ежегодной данью куда-то послал, видимо туда, где она хранится. Те добросовестно искали, опрашивая в поисках направления местное население. Население очень веселилось и каждый раз, почему-то, указывало в разные стороны. Сотник Кончат, командовавший этим отрядом, застрелился с досады из собственного лука. Поэтому за недобрую весть Эгегей приказал казнить не его, а его заместителя Замута. Ну не шашлыком его кормить, в самом деле, за такие новости, казне-то прямой убыток! А ведь еще надо расплачиваться за пару боевых носорогов, приобретенных в кредит. Кстати, надо еще разобраться, что это вообще за зверь такой - кредит. Вроде бы в долг, но почему-то черные глаза у того индусского раджи прямо-таки сочились лукавством. А предчувствиям своим хан доверял, хоть и подписал тогда все бумаги. Крест поставить не сложно, а читать он все равно не умеет, да и платить все равно не сразу. В общем, будет время - будут деньги. Или в набег сходить, да раджу того к ногтю! С носорогами-то мы теперь ого-го, а точнее эгегей и даже с большой буквы!
   Снаружи донесся невнятный шум. Тревоги в нем не ощущалось, но ситуация возникшая там, явно выходила за рамки повседневного бытия орды. Полог юрты заколыхался, послышался придушенный писк: "Хана шибко занят, просила не беспокоить", и, спиной вперед в жилище владыки степей влетели по порядку: главный советник Карапуз, стражник номер один, стражник номер два и два сломанных копья. Причем состояние стражников позволяло предположить, что копья были сломаны об их владельцев. Следом, нервно покручивая метлу, вошла Яга. Метла крутилась. Воздух гудел. Яга молчала. В юрте нарастало напряжение, посторонние затихли и прикинулись ветошью. Эгегей, подавшись вперед, сверлил бабку огненным взглядом, та, в ответ, тоже пыталась провертеть в нем дыру. Первым не выдержал хан:
   - Проходи гостья незваная-нежданая, ешь, пей, ничего не бойся, джигит старушку не обидит!
   Бабка мельком оглядела все еще находящуюся в прострации стражу во главе с советником, но возражать не стала. Подобрав под себя ноги, решительно уселась напротив хана и подтянула к себе превосходно приготовленное национальное блюдо шашлык-башлык, пренебрежительно отодвинула бурдюк с кумысом и набулькала в пиалу красное тягучее вино из Фряндии. Хан, бурый по темному, был сама политкорректность.
   - С чем пожаловала, почтеннейшая?
   Яга не спеша прожевала, глотнула, отрыгнула, и приступила прямиком к, самому, что ни на есть, делу.
   - А покрепче у тебя нет ничего?
   Смуглая кожа владыки приобрела какой-то совсем невозможный оттенок бурого, но он мужественно ответил:
   - Кумыс марочный, пять лет в кожаном бурдюке, настоян на помете черного козла, умерщвленного в пятницу тринадцатого дня, букет - умереть не встать, подойдет?
   Бабка подумала и, сославшись на суеверность, от выпивки все же отказалась. Разговор начался!
  
   Пещера оказалась весьма комфортабельной и обжитой. Тот мрачноватый коридор, которым они пришли, оказался довольно коротким, метров пятьдесят неосвещаемого тоннеля (хозяин любезно подсвечивал, так сказать - в три свечи) и добро пожаловать во дворец! Почти идеально круглая пещера, метров двести в диаметре, сплошной камень, куда ни глянь. Гладкие черные колонны в два обхвата, хаотично, на первый взгляд, разбросаны по огромному залу, взмывают на два десятка метров к своду пещеры и держат его там. Этот, с позволения, потолок освещается плавающими на высоте восьми - десяти метров прозрачными пузырями, полыхающими внутри зеленым огнем. Его отделка - белый, полированный до зеркальности камень заливает помещение довольно ярким отраженным светом. На изломах стен никаких мозаик, барельефов и картин, но взгляд оторвать невозможно! Оттенки всевозможных цветов плавно перетекают из одного в другой, камни, срезанные под разными углами, поражают разнообразием рисунка, изящно рассекаются прожилками, сверкают вкраплениями чего-то блестящего. И все это завораживает, гипнотизирует и восторг от увиденного чуда ознобом проходит по телу!
   По правую руку, вдоль стены высилось сооружение: вытесанное из цельного куска гранита циклопическое кресло, украшенное по навершию спинки красиво вспыхивающими в плавающем свете пузырей разноцветными искрами, одних только зеленых было оттенков шесть (а художник насчитал бы и поболе)! На подлокотниках матовые серебристые шары, в аккурат под лапы Змея, явно из металла. Перед креслом, дополняя гарнитур, стоял...нет, простирался массивный, несокрушимый и монументальный каменный стол! Горыныч по хозяйски, вразвалочку, подметая каменный пол тяжелым хвостом, достиг кресла и водрузил себя в него. Приглашающий жест чешуйчатой лапы указал место напротив.
   Видимо физиономия Тимофея честно отражала владевшее им чувство восхищения окружавшим великолепием. По довольному выражению морды Змея, становилось понятно, что это не просто гордость собственника красивой вещи. Это удовлетворение мастера, художника, понимающего, что картина удалась! Кстати, гость только сейчас заметил, что эмоции отражаются только у центральной. Правая и левая головы индеферентно покачивались на длинных шеях и наблюдали пространство перед собой немигающими глазами с бессмысленным выражением. Тим отметил этот факт, но для начала решил пообщаться о более глобальных вещах и уже, было, открыл рот. Но в этот момент хозяин щелкнул желтым, полированным когтем по металлическому шару на правом подлокотнике, и пещеру заполнил вибрирующий гул пронизывающий все. Он казалось, заставил резонировать все косточки в теле. Начали поднывать зубы. Лапа легла на шар, и все прекратилось. Сдвинулись каменные панели в стенах, из обнаруженных за ними проходов поплыли-заскользили довольно пригожие нарядные девицы, румяные, улыбчивые, на изможденных узниц никак не походящие. И не просто скользили, а с подносами, кувшинами и прочей посудой с питьем и яствами, в два счета накрыли стол и шустро, пересмеиваясь, тут же за него присели.
   Хозяин пошарил за креслом и достал серебряное ведро без ручки. Присмотревшись, гость опознал в нем огромный кубок! Его собственный был гораздо меньше, дома он как раз с такого употреблял пиво. Налитый по края явно не пивом он стоял напротив. И Тимофей попытался спастись:
   - Горыныч спасибо тебе большое и все такое, но завтра много дел и в общем...короче, я сегодня не пью!
   - А я пью?! - возмутился Змей в три голоса, - что тут пить? - И ткнул когтем куда-то вдоль стены.
   Там в тени, если присмотреться, угадывались бочки литров на сто пятьдесят, в количестве не менее десятка. Отступать было некуда, решительно настроенный Горыныч, осведомившись уважает ли его дорогой гость, и услышав положительный ответ, поднял свое "ведро" и предложил за это выпить.
   Поднялись кубки, и вечеринка началась. В начале гость пытался вставить пару слов о деле, но пирушка имеет свои законы, а компания оказалась более чем приятна. Потому и пошло по накатанному. В общем, все привычно и знакомо: "За хозяина!", "За дорогого гостюшку!", "За присутствующих здесь дам!", "За любовь!", "За друзей!", "Горыныч, ты мне друг?", "За правую голову!", "За левую!", "За уважение!", "Ты меня уважаешь!?", "Марфа Васильевна я...", "Эх, Марфуша...", "Думаешь, нам богатырям легко?", "Я требую продолжения банкета!"...
   Проснулся сразу, как будто переключатель сна поставили на "выкл.". Небольшая комната, точнее келья, высеченная в скале, слабо освещена одним летающим пузырем. Тело тонет в мягких шкурах устилающих немаленькое ложе, у изголовья из стены торчит полукруглая плита, изображая столик, как бы откидной. На нем кувшин, кубок и блюдо с каким-то мясом, не то птицей.
   - Эвона как, - вяло помыслил хозяин больной головы, - и вечерина удалась, и утро не плохо начинается.
   Неторопливое течение сонной мысли прервал призрачный силуэт здоровенного мужика в кольчуге и мятых, опять же прозрачных штанах, заправленных в сапоги. Он легким облачком оторвался от стены и в стиле классического британского родового привидения, слегка колыхаясь, завис напротив ложа. Только суперподготовка российского видеомана и нынешнее состояние организма позволили Тиму не потерять лицо и не ударить оным в мокрую, жидкую землю.
   - Изыди, глюк. Не нависай, - по-хорошему попросил он.
   - Не гони, Тимоша, дай слово молвить, - слова осыпались шелестом ломкой осенней листвы.
   - Не гони - это в смысле не прогоняй?! А я то уж было... не поверишь, родным накатило!
   - Непонятно, - тоскливо прошептал-прошелестел призрак, - дозволь слово...
   - Давай - давай, молви, конечно! Извини, брат, перебил тебя. Как звать-величать только скажи, гость бесплотный, а то не расслышал я.
   - Добрыня-воин, - дымчатый пришелец сделал попытку отбить поясной поклон, но начал расплываться. - Яга меня с тобой отправила. Поскольку наук воинских ты не превзошел, с мечом да копьем обращаться не свычен. А я тебе и советом помогу и руку в бою поправлю.
   Удивляться сил не осталось, да и нечему, собственно. Эка, понимаешь, невидаль. Сонный мозг работал в полнагрузки, потому пришлось произвести несколько "длинных, как лассо" глотков. И процесс пошел. Включилась память. Сначала ближайшие события - банкет (Тим слегка сконфузился), затем все остальное. Заработало ассоциативное мышление.
   И вот все разложено по полкам, вдумчиво прожевана ножка неведомой птички, можно задавать неудобные вопросы. Меж тем богатырский призрак вписался в интерьер комнаты, и покорно висит вдоль стены этакой тюлевой занавеской, не проявляя признаков нетерпения.
   - У меня создается впечатление, не все ты мне говоришь, - Тим поднял руку, останавливая колыхнувшегося было призрака, - я дам тебе слово. Изволь ответить на мои вопросы. По порядку или вразбивку не важно, главное - как на духу. Прости, скаламбурил немножко. Итак, что хотелось бы от тебя услышать: во-первых, насколько я знаю, солнечный свет вашей братии противопоказан. Ничего не путаю? Так, где же ты дружок при свете белом обретаешься, меня, неуча, оберегая? Второе: как именно в бою будет поправлена рука, в чем, так сказать, это будет выражаться? И третий, пока последний из терзающих меня вопросов, тебе-то на кой ляд это сдалось?
   - Я поведаю тебе свою историю, - прошелестел призрак, - а после отвечу на все вопросы, хорошо?
   - Излагай. Только самую суть, со временем туго, а на сегодня еще пара подвигов запланирована. Так что соблюдай, брат, регламент.
   Тим поудобнее устроился на ложе и, прихватив блюдо с едой, подумал, что так еще недавно устраивался у телевизора.
  
   Одиннадцать лет уж минуло, как покинул юный Добрыня отчий дом и пошел искать доли иной, тяжелой, но почетной - богатырской. Ибо нет ничего более достойного, нежели врага подлого на землю отчую не допустить, не отдать села да нивы на разграбление, а людей русских на поругание... В общем, был в ту пору будущий защитник земли отчей вовсе даже пахарем, а поскольку силушку имел немерянную, батюшка родный много от того претерпел. Отвлечется чуть Добрыня при пахоте, ан плуг то по самые рукояти в сырой земле! Постромки трещат, конь на заднице, родитель в трансе. Отдал кузнецу в помощь, обучится, мол, отрок, мастером станет. Селу польза, старикам родителям почет и уважение! Дело, что и сказать хорошее, а только к вечеру привел коваль Добрыню обратно, и наковальню надвое расколотую принес. Много знакомых слов говорил - мужских, суровых. Много сам придумал. Сильно из-за наковальни расстроился. Уходя, на калитку плюнул. Отрока же назавтра к отцу Прокопию повели, просили слезно взять в церкви послужить, да делу звонному обучиться. Огладил бороду отец Прокопий, задумчиво на храм глянул, на просителей взор мудрый обратил и...отказал. Дескать, церква еще крепкая и обчеству послужит, а вот как соберутся прихожане новую справить, милости просим. Так-то. А в конце лета, в сенокосную пору, занесло попутным ветром в их деревню Терновку сказителя баллад Филимона. Сам себя он то акыном величал, то бояном, то вовсе не выговоришь как. Спел-прочитал модной среди баянов скороговоркой песнь о подвигах богатырских некоего князя Олега. Убил поганый сказитель того Олега с помощью гадюки и наотрез отказался сочинить счастливый конец. Слушатели, недовольно ворча, расходились, и только Добрыня сидел, как наковальней по темечку приласканный. Вот она - судьба его, долюшка! Нет, не от укуса аспида пакостного в землю лечь, а подвиги ратные вершить, да Русь от ворога беречь!
   И ушел на заставу богатырскую, испросив перед тем батюшкино благословление. Родитель, не дослушав, дал добро. "Годен" - сказал, перекрестился и заплакал.
   Добрыня же, найдя смысл своей жизни, был вполне счастлив. Наскоро собрался, обнял на прощание родственников, вымерял направление (два лаптя правей Ярила) и двинулся в путь, как положено служивому, с песней:
   Полноводна, широка, эх, Молочная - река!
   У нее стоит застава, упирая в гору справа.
   Всякий бы хотел пройти по короткому пути.
   Тока вражьей харе ходу здеся вовсе нетути!
  
   По долинам и по взгорьям мчалась половцев орда.
   Чая с ходу взять заставу. Боле не придут сюда!
   Перелесок с корнем вырвал богатырский наш отряд.
   И ложил одним замахом степняков длиннющий ряд!
  
   Богатырскую заставу основал легендарный Илья из Мурома, сразу после битвы с объединенной ордой хана Барыги. Времена были лихие, беспощадные, все решала сила. А Барыга на тот момент интригами, посулами и той самой силой уже в течении десяти лет подминал под себя степь. Владея самым многочисленным войском и хорошо подвешенным языком, так же двигал национальную идею, показывая себя талантливым политиком. Его слова о: "превосходстве мудрого прищура кочевника над глупой пучеглазостью славян" грели сердца наивных детей степи, а заявления: "восток - дело тонкое, западному уму не подвластное" заставляли поверить их в свою избранность. Были конечно и несогласные, но о тех можно сказать лишь то, что они были. Недолго. Так, грамотно владея кнутом и изредка давая понюхать пряник, он принял под свою руку почти все роды в степи. Несколько мелких племен, спасая свою независимость, откочевали на такие дальние пастбища, о которых не знал даже широко известный всем Макар, гонявший своих поджарых телят везде, где можно и нельзя. А стало быть вернуться им, когда-либо было не суждено. Согласно легенде, от них-то и пошли оседлые представители их кочевого племени. Впрочем, их так до сих пор и не нашли, так что возможно все это сказки.
   Короче, однажды, ранним солнечным, морозным утром, застив солнце пылью из-под копыт, орда выступила на Русь. Выступление гляделось грандиозно! Хан взирающий на войско с близлежащего холма, даже впал в несвойственную полководцу сентиментальность, и родил следующие строки, посвятив их молодой, двадцать пятой жене:
   Морозное солнце осветит победу!
   Чудесный настанет день, Гаянэ!
   Славой покрытый к тебе я приеду,
   На белом, как снег, скакуне!
   Дело происходило ранней весной и Барыга, ничтоже сумняшеся, двинул своих головорезов через замерзшие Коморские болота. Минувшая зима случилась на редкость лютой, тухлая вода покрылась надежным ледяным панцирем. Для своего набега он даже позаимствовал у тевтонов красивое, но непонятное название - "блицкриг". Две сотни богатырей, охранявших в то время границу вблизи Коморья, в отчаяние, конечно, не впали. В баню, однако ж сходили и в чистое, по обычаю, переоделись. Вот тогда-то и прибыл на границу в качестве молодого пополнения Илья Муромский.
   Личностью, тот Илья, по всем статьям был замечательной. С младенческих лет не вставал он на ноги, говорят - заколдован был. В силу беспокойного характера усидеть на месте не мог, а потому к юношеским годам силищу в руках развил неимоверную, да и сам далеко не мелким вырос. Дед его по матери, кузнецом знатным был, быка с ног валил не напрягаясь. Вот в него и пошел, не в отца, у того вся сила в гуслях звонких обреталась. Попить да попеть - это да, равных нету, а в остальном... Отсидев на печи тридцать с лишним лет, даром времени Илья не терял. И то сказать, не так уж много он на ней времени проводил, то в кузне сидит, молотобойцем подрабатывает, то кожи мнет по пять штук зараз. А по весне поля новые чистил, все каменья из земли выдернет да за край выбросит и хоть бы взмок. Мужики, что на тачке его возили и то больше уставали. Но пуще всего любил он думать, возьмет какую нибудь мысль, и со всех сторон на нее посмотрит, да на части мелкие разберет, по полкам разложит и снова соберет. И вот уж она как новая, бери да пользуйся. А Илья уж за следующую принялся.
   Пришла наконец пора, поднялся на ноги, походил пару дней, попривык, ну - и на границу, долг Родине отдавать! Он тогда и предложил задействовать волхвов в помощь. "Ежели пройдет Барыга напрямки, кирдык придет отечеству, братья! - рубил он воздух широченной ладонью. - Собрать надобно волхвов, пущай делу благому послужат! И нам сложа руки ворога ждать не годится!". Поскольку орда была в двух днях неспешного хода от границы, слушали его внимательно. Чем он пользовался, доводя стратегический план до ушей и умов однополчан.
   У Барыги было два пути на Русь. Основной лежал по берегу реки Молочной. К ней вплотную подходили отвесные, дикие скалы на расстоянии половины дневного перехода и, хотя проход, получался довольно широким (в самом узком месте четверо конных, не особо теснясь, могли встать рядом), для большой армии был неудобен. Войско растягивалось, не могло сразу вступить в бой и ожидай его на выходе мало-мальски серьезная армия, это грозило серьезными потерями и, возможно, поражением. Не зная о том, что врагу известны его намерения, он двинул войско через замерзшие болота, планируя напрямую выйти к длинному и пологому, со стороны топей, перевалу со странным названием "Саваронок". Спуск в долину к русам там довольно крутой, но все же не подъем. Кони обучены, воины безудержны в ожидании богатой добычи. Таким образом он в кратчайшие сроки перебросит основную массу войск через границу Руси и ударит по немногочисленному русскому воинству железным кулаком. Дальше просто - ударить, разбить, рассеять и добить дезорганизованные остатки!
   Поскольку большой армии у русских не имелось, богатыри поставили на проходе заставу. Две сотни воинов за два дня возвели стену, закрыли вход воротами, вырыли ров и попадали в тени стены. Солнце жарило по-летнему. Чем волхвы умаслили Ярилу, неизвестно по сю пору, но факт - в основном благодаря им не попал в тот год ворог на Русь. Отошли от зимней спячки болота, при их гнилой воде - недолгое дело, и приняла трясина передовые отряды хана в свои негостеприимные объятия. Осерчал он тогда не на шутку. По болоту не пройти, по реке тоже, глубока, бурлива, ледоход вот-вот тронется. Потемневший лед, монолитность потеряв, не лежит, играет на воде. Единственный путь Русы перекрыли стеною да рвом окопались.
   Пришлось вернуть войско и двинуться по берегу. Пренебрегли тогда верной народной приметой - коли вернулся - удачи не будет. А зря! И началось! Осада! Тучи стрел затмевают небо. Под прикрытием лучников таран катят на повозке, щитами закрывшись, ров перед воротами засыпают не считаясь с потерями, штурмовые группы пружинами застыли в ожидании! Где ж устоять супротив силищи. Эх! Подались ворота, не устояли, с ревом и визгом хлынул в пролом смертоносный поток, растекся за стеною и...уперся в следующую! А сверху - стрелы в упор, бревна, смола, камни!
   В этой стене ворот не было, но степняки - народ упорный, взяли, хотя не сразу, и эту преграду. И, конечно, сразу уперлись в третью стену. Очевидцы сказывали, Барыга плакал, как ребенок, кулаком в сторону неба тряс, саблю об колено ломал. Не сломал, порезался только. Еще седмицу пытался хан взять укрепление богатырей русских, все зря. Сотня витязей обороняется, сотня следующую стену ладит. Меняются иногда для разнообразия, ибо лучший отдых - это смена работы. Разброд начался в войске Барыги, о черной метке разговоры пошли. Плюнул хан слюною горькой да и увел орду от греха подале, пошел Чучмеров воевать. Они победнее русских, да хлопот с ними меньше.
   План обороны той славной полностью Илья придумал, позже прозвали его Муромец и доверили поставить в том месте заставу крепкую и ею командовать!
  
  
   Службу Добрыня нес бодро, ничем не отвлекаясь, ратоборству всяческому обучился и достаточно возмужал. Кольчуги сослуживцам чистить перестал. Иногда чистил ряшки, как особо надоедливым соратникам, так и подвернувшимся под руку половецким шайкам. Его зауважали. Служба не тяготила. Подкапливалось потихоньку золотишко на старость, которая не радость. В родной деревне, будучи в законном отпуску, срубил избу-пятистенок, женился на девице славной, статью ему не уступавшей, обзавелся хозяйством и ушел на заставу. Дальнейшие его отпуска можно было посчитать по многочисленной детворе снующей по двору. Раз в год гостил дома богатырь и, не забывая детишек, Матрену свою вниманием не обходил.
   Шли годы...
   Ранним августовским утром к воротам заставы усталой походкой приблизился путник. Серый балахонистый плащ не мог скрыть худобы пришельца, хотя и закрыл его долговязую фигуру до самых, испачканных засохшей глиной сапог черной кожи, с золочеными бляхами по бокам. На плече висела плетеная из бересты котомка, добротная, с плотно пригнанной крышкой. Широкополая шляпа невиданного доселе фасона не давала увидеть лицо, но длинная по грудь, с густой проседью, борода позволяла предположить, что ее обладатель уже вышел из юношеского возраста. Широкие кисти рук, с выступающей сеткой вен под темной заскорузлой кожей, покоились на простом ясеневом посохе, схваченным в навершии широким медным кольцом. На дубовые доски ворот обрушилась ясеневая колотушка, подвешенная длинной цепью к ржавому кованому крюку.
   - Отворяйте!
   Добрыне с утра было тяжко. Как и чем завершился вчерашний день, он решительно не помнил, а начинался он исключительно приятно. Десять лет службы совпали с тремя десятками прожитых, а посему боевые товарищи категорически отказались отмечать сие знаменательное событие насухую. С самого утра на заставе кипела подготовка к событию. Одна команда на реке трясла поставленные с вечера сети. Вторая на ближайшей озерине по быстрому настреляла серых уток, они же, походя, возвращаясь, насадили на копья пару могучих, жилистых вепрей. Проходящие курс молодого богатыря отроки, так же приняли участие. Кипя молодым задором притащили из чащи двух лис, бурундука и старого, облезлого, беззубого медведя, который совсем было собрался помереть, когда на него с гиканьем и посвистом напали и утянули к заставе волоком. Зверье, конечно, отпустили ( престарелого медведя оттащили обратно), молодцам слегка дали по шее и отправили накрывать столы. Пир удался на славу, ели много, но пили, однозначно, больше. Сухая, жесткая вепревина шла на ура, хотя пережаренные карпы несомненно были гвоздем стола, уступая лишь слегка недоваренным и слабоощипанным уткам. Богатырские челюсти перемалывали яства и по богатырскому пищеводу все отправлялось в богатырский желудок. А тому было все равно. Тонкие византийские (и не только) вина, причудливо смешивались там с медовухой, а зелено вино с домашним пивом, и превращались в зелена змия. Супротив которого ни у одного из блюд шансов не было, все растворялось и усваивалось еще до желудка. Здоровья богатырям не занимать, но... именинник должен опрокинуть чарку с каждым, но... тостуемый пьет до дна, но... ты меня уважаешшь? В результате - дружина с утра двинулась на обучение молодых стрельбе из лука по бегущему подловцу, плывущему торку и ползущему козарину. А его, старого воина, оставили ворота сторожить. И все было путем, и даже родная деревня снилась, пока не грянуло - "отворяйте". Свесив голову со стены, он увидел старого мухомора в смешной шляпе и соответственно отозвался:
   - Никого нет дома! - И опять улегся, чая досмотреть сон до конца.
   - Как это никого? - возмутился пришлец. - А где дружина? И кто, в конце концов, мне отвечает?
   - Дружина ушла в гости. К своему другу. Винни-Пуху.
   Добрыня и сам не понял откуда и почему появилось это странное имя. Он находился сейчас между сном и явью и, язык, видимо, работал в паре с внутренним сознанием, за которое никто ответственности не несет.
   Путник стащил шляпу, обнажив слабо загорелую лысину с венчиком седых, коротких волос и потер морщинистый лоб. Взгляд серых, водянистых глаз ощупал стену, брови угрожающе нависли и сомкнулись. Теперь стало видно его лицо и если бы нерадивый охранник глянул бы вниз, то явно его не запомнил бы. Потому что сразу бросался в глаза и застревал там надолго, только огромный, бугристый, потрясающий нос! И любой знающий человек очень даже не посоветовал бы Добрыне ссориться с его обладателем. Старик был известен под именем Гунн, хотя, как видавший виды, матерый знахарь, ведун и, чего там скрывать, неслабый колдун, имел еще несколько про запас. Слухи про него ходили разные, в том числе были и те, которые на ночь не сказывают. Видоков, правда, не было ни единого, но и проверять подлинность тех историй охотников не находилось.
   - Спать, значит, хочешь богатырь, - нехорошо, одними губами улыбнулся колдун, - это я тебе устрою!
   Уселся близ стены на траву, прислонился к потемневшим лиственничным бревнам и, откинув крышку, принялся вынимать из котомки мешочки, берестяной туесок, глиняные бутылочки залитые воском и прочие предметы колдовского быта. Не глядя крутнул кистью и, как бы стряхнул с нее что-то, тотчас перед ним заплясал на тонкой ножке маленький вихрь. Колдун что-то буркнул и тот, добежав до сухой ветки, ловко подкинул, закружил и перенес к ногам хозяина. И еще, и еще, а потом повинуясь приказу взлетел в крону молодой березки и принялся играючи лохматить листву. Сам собой вспыхнул костерок, на горящих ветках уже лежал плотно свернутый лист лопуха, сразу начавший шипеть и корежиться. Вот он подсох, обуглился, раздался тягучий скрип плохо смазанных дверных петель, окончившийся слабым хлопком. Одновременно с ним над костром повисло плотное облачко, точная копия небесных кучевых, только размером с подушку. Верной собакой скользнул к стене ветерок, повинуясь еле заметному жесту, подхватил игрушечное облачко и взлетел к сторожевой башне.
   Добрыня спал. Беспокойно, как положено часовому, ежели тот в нарушение всех уставов все-таки спит, в пол уха, в пол глаза и с оружием под рукой. Потому движение на стене он заметить успел, адреналин в момент выбил из головы остатки сна и хмеля. Дальше - все на рефлексах. Прыжком на ноги, разворот в сторону опасности, защита мечом, при надобности легко переходящая в атаку и оценка ситуации... По мере осмысления приходит понимание, что правильно оценить сие невозможно. Против диверсанта в форме сгустка тумана он приемов не изучал, опасных сторон этой гадости (если таковые имеются) не знает, поэтому следует рубящий удар наотмашь, еще один, еще... Коварное облачко, слегка смазавшись, толчком влетело ему в лицо, и Добрыня с ужасом осознал, что тело ему больше не подчиняется!
   Со стороны казалось, что богатырь тяжко болен или, того хуже, ослеп. Спускаясь по крутой, тесаной лестнице, нащупывал каждую ступень, руки расставлены по канатоходски, лицо бессмысленно-сосредоточенное, и только ступив на утоптанный пятак у подножия, зашагал увереннее. Дубовый брус, запиравший ворота, тяжело сотряс землю. Кованые штыри в руку толщиной, мягко вышли из пазов и упали рядом. Малые засовы мягко, беззвучно скользнули из петель. Наконец лязгнула массивная цепь, окончательно освободив створки, и повисла дохлой змеей. Коротко и негромко скрипнули петли, в проем, опираясь на посох, ступил Гунн. Цепким взглядом прощупал двор, и, походя, мазнул богатыря по челу морщинистыми пальцами. Задерживаться на заставе колдун не стал, прошел сквозь, держа путь вдоль реки. За ним, как привязанный тащился Добрыня, безвольно повесив голову, на плече болталась котомка колдуна...
  
   - Да, брат, рассказчик ты еще тот, заслушаешься, - потянулся Тим, - но, что характерно, времечко идет, подвиги не свершаются, а я так и не получил ответа на заданные мною вопросы!
   - Потерпи, осталось немного! - взмолился призрак вздевая прозрачные руки, и, увидев, что слушатель неохотно кивнул, быстро продолжил.
  
  
  
   День двигался к полудню, утренние тучки растаяли, освободив место солнцу, которое, выйдя на боевую позицию, щедро поливало землю теплом. Отразившись от главного купола Кирганского собора лучи любопытными зайчиками прыгнули на царский двор. А там определенно, что-то происходило. Прислуга передвигалась исключительно бегом, периодически наскакивая друг на друга. Ругалась сквозь стиснутые зубы или же в полный голос, что зависело от расстояния до царевых окон. Тот же фактор определял насколько густо уснащалась речь богатой, красочной, но не литературной частью могучего русского языка.
   У крыльца стояли две крепкие грузовые телеги с высокими бортами, запряженные степенными тяжеловозами со стриженными челками и длиннющими хвостами. Слуги, бойко снуя, таскали из терема и укладывали корзины с едой, охотничье снаряжение.
   - Куды пресси с верховыми, идол?! - наскакивал дьяк на конюха, - царь батюшка не сию минуту выезжать собрался!
   - А ежели они споро соберутся, дак можно без места остаться, - степенно возражал ему Степан, - а можно и без головы. Без головы мне никак не можно, на кой мне место без головы? Ты Федька не бузи, начальник тоже сыскался, слуги без тебя разберутся. Скажи-ка лучше, что за спешка такая, нешто до завтра не подождет энта охота? Время-то уж почитай обед!
   - Да кто ж его кормильца разберет! С вечера приказывал баню истопить, да чтоб, говорит, пар с ног валил. Посла, говорит, акбарского лично вениками отделаю до полной прострации, невзирая на привычность его к зною палящему. Изладили в лучшем виде - веники дубовые, веники березовые, веники новомодные корби... тьфу, язык сломаешь об слова басурманские, ком-би-ни-ро-ван-ные, во!
   - Энто еще что за зверь? - поразился Степан, - нешто из пальмов, или, как их - баобабов, что ли? Не уморили б государя, Федька! Сказывают у них там и ядовитые дерева водются!
   - Сам ты Степа - баобаб! Те же дуб с березою, с разных веток веник скрутили вот и вся недолга! Ну так вот, все уж готово, квас холодный с ледника в кувшине запотевшем дожидается, камни рубином светятся, аж подходить боязно! Зовет! При полном охотничьем параде и кинжал на поясе! Чтоб через час, молвит, был готов выезд на охоту. Развернулся и пошел себе, благодетель. А я, как та векша, в колесо попавшая, уж полчаса весь в мыле приказ сполняю!
   Дьяк досадливо хлопнул по колену шапкой, зажатой в кулаке, и помчался дальше.
   Ровно через полчаса из восточных ворот града выдвинулась шумная процессия. Вперед неслись на крепких, выносливых лошадях егеря, удерживая на длинных сворках, рвущихся собак. Слегка приотстав, на красавце аргамаке следовал Авдей с небольшой свитой из тех, кто всегда сопровождал его на охоту, причем каждый заслужил это право, в одиночку выйдя на вепря или медведя. В общем народ был боевой, тертый, калеченый, праздных бездельников - ни единого. Да еще отряд воинов, числом в два десятка. Сила! Поодаль тащились возки, поднимая широкими колесами клубы пыли. Так не меняя порядка втянулись в редкую березовую рощу и егеря сразу начали работать, собаки взяли свежий след молодого оленя.
   Царь с охраной и свитой пришпорили коней. Не прошло и получаса, как выскочили они на высокий, обрывистый яр, высившийся над окрестностями так, что верхушки деревьев, что росли внизу, были в десяти локтях ниже охотников. Долину в этом месте сжимали боками - цепь высоких холмов и тот самый яр на котором, они собственно и стояли. Место было старое, притертое, именно сюда выгонят зверя загонщики, только здесь загнанное животное могло подняться наверх. А чтобы не пробежал зверь мимо тропы, внизу давно уж соорудили гигантскую засеку через которую никто крупнее куницы не проскользнет.
   Приволокли кресло без подлокотников, пребывавшее здесь постоянно, застелили волчьими шкурами и поставили, как всегда, к самому краю, рядом со старым заросшим муравейником. Авдей коротким движением царской длани отослал всех подальше, положил на колени степняцкий лук, более подходивший для стрельбы сидя, и остался в одиночестве, рассеяно озирая высившиеся вдалеке горы.
   - В общем так, - сказал он негромко вслух, как бы самому себе, - пригляди за Бентли. Каким бы матерым он не был, не понять иноземцу нашего русского бытия, в общем, сделай так, чтобы дошел без проблем. Пока он нам нужен. А как все исполнит, тогда уж пусть сам возвращается. Все понял?
   - Как не понять, - глухо отозвалась муравейная кочка, - а все ж таки может...
   - Не надо! - твердо сказал царь.
   - А если...
   - А вот это попробуй! Больше самостоятельности, Соловей! Приказ мой выполнишь - награжу, да старые грехи побоку, а не выполнишь - считай, отсвистелся! А вот как ты его выполнять будешь меня не касаемо. И вот еще что, не вздумай кому брякнуть, что на царевой службе ты. Дела твои - дела разбойничьи, а не государственные, сам по себе и все тут.
   - Да понял я, понял, - обиделся зарывшийся в муравейник некто по имени Соловей, - все будет в лучшем виде. Не извольте сомневаться, не впервой.
   - Да! - Вспомнил царь, - на Крапивной ты озоровал?
   - Именно что озоровал, величество, - искренне отозвалась кочка, - едут простодырые с песнями, без охраны! Пришлось поучить, но без излишеств, клянусь!
   - Ну-ну, - неопределенно хмыкнул самодержец, - смотри у меня!
   Авдей поднялся, неторопливо потянулся, и зычно, на выдохе гаркнул:
   - По коням!
   Схватил у набегавшего Федьки повод, и, без помощи, орлом взлетел на коня.
   - Повезло сегодня дичи, - крикнул он, удерживая, перебирающего ногами, скакуна, - в баню хочу! Где там посол акбарский? Ужо отведает веников по филейным местам!
   И пустил жеребца в галоп, только замелькали косогоры да овраги, деревья да кусты. Замелькал и быстро кончился обоз с прислугой ползущий встречь. Там долго чесали в затылках, и порешив, что раз команды не было: "может забыли чего, возвернутся поди", продолжили неспешное движение.
   А на покинутом месте тоже кое-что произошло, сожженный то ли молнией, то ли людьми дубовый пень, в пяти шагах от муравейника и, соответственно от кресла, качнулся и откинулся, как крышка на кубке. Из дыры опираясь на могучие руки вымахнул могучий, хотя и обильный телом мужик в зеленой холщовой рубахе, таких же портах и размятых лаптях невероятного размера на босу ногу. Взявши пень за обожженные края, аккуратно поставил его на место. Подпиленные корни точно вошли в свои дыры и пейзаж немедленно приобрел идиллический вид.
   Соловей, а это, конечно же, был он, довольно долго был разбойником, более того - хозяином здешних лесов. Беспокойный нрав, неусидчивость и неуживчивость с юности толкали его на поступки лихие и не обдуманные. Лодку ли чужую взять покататься не беспокоя хозяина посудины просьбами, репу ли собрать на соседском огороде на свои, конечно, нужды, много таких подвигов за ним водилось. Поскольку был молод, его, как правило, ловили и долго учили уму разуму. С годами учение таки возымело результат, Соловей попадаться перестал, хотя и деятельности своей не прекратил, однако понял, что в селе ему в ближайшее время, не утруждаясь доказательствами, устроят суд скорый. Поэтому перешел на нелегальное положение и поменял деревенское житье-битье на лесное обитание с грабежом на пропитание. Свистел он и вправду громко, за что и получил свое прозвище. Передних зубов он лишился рано, по причинам вполне понятным, а дело-то молодое, рыло щербатое никого еще не красило. Вот и пошел он к кузнецу, и упросил таки, стервец, сковать ему железные зубы. Было б лето, ничего у него не вышло бы, а тут дело к зиме, работы мало. Кузнец без работы, что деньги без счету, руки зудятся, не может он не куя. Сделал парню зубы, ходит тот по деревне, оскалом железным блистает, чисто волк! А как засвистит сквозь них, так в округе собаки с ума сходят, у людей головы раскалываются от боли невыносимой, а кто поближе так и вовсе с ног валится. Собрались обчеством, объяснили, что не прав он, пообещали зубы вместе с головой оторвать, коли свистнет еще хоть единожды! Враз отрок успокоился.
   Проходил через деревню ведун знающий, знахарь неплохой, за плату больных пользовал, богов призывал. Бывало, избавит от недуга, толкует деревенским: человек, стало быть, хороший, дозволяют боги на свете белом задержаться. Ну, а коли, несмотря на усилия, помрет болезный, и тут объяснит толково. Ведь все в руках богов, селяне! К себе забрали, значит никак там без него, не справляются. Раз так: опять же - человек хороший. Этого мудреца и попросили глянуть на Соловьевы зубы, нет ли колдовства какого. Долго он пальцами немытыми челюсть железную ощупывал, да глазами близорукими в упор оглядывал, как будто голову хотел в блестящую пасть положить и денег за это заработать. Колдовства, однако, не нашел, и решил эту загадку просто: мол, кузнец случайно так выковал те зубы, что при свисте обычном, выделяется еще свист неслышимый уху человеческому. И никто его спокойно переносить не в силах, ни люди, ни звери. Люди в деревнях хоть и простые, однако в неслышный свист не поверили, похмыкали в бороды, похихикали в платки да и забыли. Младенцу понятно, без чародейства не обошлось! Мало ли что колдунский дед наговорит, он, ить, старый, а старые иной раз такое несут, что ни в какие ворота.
   Только было разбойник собрался покинуть место шпионского рандеву, послышались голоса и характерный тележный скрип, причем шум явно близился. Соловей прищурился, подобрался и проворно скользнул в заросли орешника, почти бесшумно, что-что, а по лесу ходить он умел. На поляну вскоре выкатил царский обоз. Распоряжений ими получено не было, потому было принято решение ждать, пользуясь случаем вздремнуть в тенечке, почесать языки, помаяться блаженным бездельем. Так оно и было бы, но "бы" всегда мешает даже самым лучшим устремлениям, а тут оно приняло облик Соловья - разбойника, хуже и пожелать было нельзя. С присущим деловым людям с большой дороги прагматизмом, а так же благодаря недюжинным - смекалке, сметке, мужицкому уму, наглости и воровскому опыту, он решил ограбить означенный обоз. По исполнению царского задания Авдей такую мелочь простит не глядя, а ежели ничего не сладится, ограблением больше, ограблением меньше, делов-то! Спокойно и деловито вышел на поляну, сурово осмотрел оцепеневших со страха слуг и улыбнулся.
   - Свистеть? - мягко осведомился он.
   - Не надо! - в едином порыве ответствовали вопрошаемые.
   - Что ж вы так-то, совсем без сопротивления! - делано приобиделся Соловей, - оно понятно, добро не свое, хозяйское, но все же...Хотя бы разик?
   Народ неорганизованно полез под телеги. Со времен юношества Соловей развил свой талант, все это знали и геройствовать никому из присутствующих не хотелось. Разочарованно вздохнув, разбойник нашел подходящий мешок, запасся провиантом из царевой кухни. Подумал, нашел еще один и запасся в него тоже. Больше брать было нечего. Выпряг мохнатого гнедого, флегматично взирающего на это безобразие, соорудил подобие уздечки и, погрузив мешки, взгромоздился на широкую спину коняки. Повинуясь удару пяток в бока и решительному, - "нн - ооо, пошел залетный!", - конь переступил с ноги на ногу и покосился на всадника хитрым, лиловым глазом. Еще минут пять взбешенный конокрад пытался стронуть его с места, все было тщетно. И тогда он свистнул, вполсилы, чтобы наказать упрямую скотину, забыв, что на этой самой скотине, собственно, и сидит, которую режущий уши и проникающий в мозг свист, заставил сначала присесть, а потом выдать великолепную свечу в первый и, может быть, единственный раз в жизни. Разозленный гнедой несколько секунд перемешивал передними копытами воздух, а Соловей тем временем в компании мешков съехал на круп. Еще пара секунд и, миновав хвост, он оказался бы на земле. Но не тут-то было! Передние копыта коснулись земли, и тут же в воздух взметнулись задние. Красиво прогнувшись, задрав круп едва ли не на одну линию с ушами, гнедой исполнил великолепный удар задом! Обрыв был в десяти шагах. Соловей легко их преодолел и исчез из поля зрения. Мешки по более крутой траектории обрушились следом.
  
   Наутро Авдей с дружиной спешно отбыл к западной границе. За себя оставил думу многомудрую с Толкованом во главе, через неделю обещал вернуться. В принципе, его присутствие в этом походе не было так уж необходимо, просто засиделся самодержец, натер троном мозоль на энном месте и решил энтим местом тряхнуть, положив его на седло.
   Некогда дружественное, братское Синегорье, благодаря интригам завидущей Окаянии раскололось ныне на мелкие княжества. Каждое, преисполнившись собственной значимости, гордо подняв хвост, норовит теперь куснуть исподтишка всех кого дотянется. И если грызня между собой до известных пределов не возбраняется, в последнее время несколько раз были задеты интересы Русского государства, пострадал престиж. Требовались срочные меры! В таких случаях иногда очень помогает учебное сражение аккурат на границе, строго на своей территории, конечно же. Пара десятков ядер абсолютно случайно могут улететь и даже попасть в заранее разведанные цели оборонительно-военного характера. Ну так на то и войско на границе, чтобы ядрами пулять, а дипломаты, конечно же, извинятся от имени царя. А примчится сам владыка этого суверенного клочка к царю на аудиенцию, так Авдей примет и выслушает. А как же! Коли вежлив, да с подарками - правь друже, да народ держи потуже. Ну, а ежели ты ссоры ищешь с Китежским царем, ввечеру войну объявим, утром ж... надерем! Политика!
  
   Семь раз по семи подумал Эгегей прежде чем пойти в этот набег. Казалось все складывается как нельзя лучше. Лучшего проводника через Коморские болота, чем Яга с ее ступой, и желать нельзя. Орде пора встряхнуться, мирная жизнь вредна для воина. К тому ж, относительно сухое лето подсушило трясину, если не пойти сейчас, такой случай может уже не представиться. Есть проход по болотам, давно про него слышал и даже проводника один раз нашел. Молодой еще был, наскоком хотел. Собрал три сотни воинов, проводнику нож к горлу: "веди рус, да смотри верно веди, а не то...". Половину пути одолели, встали отдышаться, оглядеться, пленник рядом стоит, тоже башкой крутит. В сторону ступил да на кочку примостился, "ногам роздых дать". Вмиг вода стоялая вздыбилась, ровно дракон голову вскинул на шее долгомерной! Проводник словно птица взмыл над трясиной, улетел неведомо куда, не хуже камня силачом брошенного. Осмотрелись, нет никакого дракона! Русы на болото машину камнеметную протащили, да притопили в нужном месте. Проводник подосланный сел в ложку, кочкой прикрытою и полетел белым лебедем в место пристрелянное, безопасное. Мало кто из отряда тогда вернулся, русы следом шли, вешки убирали. Хан, вздрогнул, передернул плечами, отгоняя тяжелые воспоминания. Ныне все по уму. Передовой отряд уже на той стороне, в русских землях, путь надежно отмечен, в опасных местах гать положена. Не дорога - мечта захватчика! Кстати подгадал и Авдей со своим походом на запад, ценную информацию подкинула Яга, весьма ценную. Но мучили его какие-то недобрые предчувствия, то ли первая неудача так на него подействовала, то ли давнее поражение Барыги. Не было азарта, огня, жажды боя! Но, невзирая на сомнения, все уже решено. Войне быть! Брожение в орде прекратится, воинам пора размяться, помахать оружием, а как возьмут богатую добычу, надолго забудут о смуте. Решено!
  
   - Иду за колдуном треклятым, ноги передвигаю и боле ничего сделать не могу! Глазами и то двинуть не получается, только перед собой смотрю, как филин. Где-то к обеду, сворачивает Гунн к стене каменной, скала сплошная, ни выступа, ни трещинки, только куст лещины прилепился у подножья. Останавливается рядом с тем кустом и тычет посохом своим в камень. А я столбом стою и гляжу во все глаза, чего он там задумал. Ну, думаю, либо слово какое поганое на каменюке проявится, либо ручей из скалы забрызжет, хотя он нам вроде и ни к чему, как и слово, пусть даже и не поганое. Не угадал! Ничего не случилось, ровным счетом ничего! Только шагнул он вперед и весь в камень ушел, а я то за ним тащусь, как телок на веревке. И даже глаз закрыть не могу, хорошо обделаться со страху тоже не получится, а то бы непременно. Коснулся стены, потемнело в глазах, глядь, мы уже в пещере! Небольшое такое вместилище, человек на десять, потолок низкий, прыгнешь, рукой пощупать можно. Свет откуда-то сверху падает, не яркий, а как бы в пасмурный день. И посередь пещеры стоитбольшущий, прозрачный гроб на толстой каменной плите узорчатой. Пустой! Ну все, думаю, Добрынюшка, отходил по свету белому, потешился, сейчас даст колдун злобный по буйной головушке посохом своим волшебным, и придет карачун богатырю русскому, то бишь мне! Сам же иду неспешно и укладываюсь в это, словно из цельной льдины рубленое последнее мое обиталище. Ложусь и зрю, как такая же прозрачная крышка надвигается и скрывает тело бренное от мира! Но самое страшное - наблюдаю все это со стороны! А Гунн стоит в сторонке, усмехается:
   - Ни человеку, ни зверю не потревожить сон твой, невежа-богатырь! Я тебя усыпил, я тебя и разбужу! Десяти лет, думаю, хватит выспаться даже такому лентяю, как ты! От пещеры далеко не отходи, ветром унесет, развеет, тогда не найти тебя уж никому. Прощай!
   И сгинул. Я, конечно, сразу к гробу! Хрустальному, как оказалось. Всяко пытался проникнуть, да колдун не дурак, сквозь плиту каменную прохожу, через стену проникаю, а к телу своему хоть убей, нету прохода! Год промаялся, места не находил, а наружу выглянуть страшно, вдруг правда разметает по свету белому. Но опостылело все, была не была, прошел сквозь стену ночкой темною. Поначалу одно ухо вытащил наружу, улетит, думаю, невелика потеря. Тихо да благолепно было той ночью, слабенький ветерок от реки не мог мне повредить. Проступил я из стены наружу, окинул взором окрестности, вижу - заяц серый под лещиной на ночь устроился, первая живая душа, которую за год увидал. Накатило на меня, тронул косого за уши рукой невесомой, вроде погладить, тут меня и перекорежило, в комок смяло и втянулся я в зайца, как в омут нырнул! Что почувствовал заяц, сказать не могу, только скакнул с места, да как помчится! А я вроде как в каждую его частичку проник, глазами его зрю, ногами перебираю и уши к спине прижатые, как свои ощущаю. Взял да остановился, потом снова побежал. Получается! Подчинил себе животину дикую, неразумную! Про Ягу в ту пору я уже знал, потому, подумав, лапы к ней направил. Более деваться мне было некуда, не ждать же еще девять лет колдуна поганого! Сколь претерпел, до благодетельницы добираючись, за день не обсказать, но под смертушкой, бывало, по два раза на день ходил! Лапы в кровь, вся шкурка в шрамах, но дошел ведь, доскакал! Так ведь и старушка хотела сперва в печь меня наладить, пока вприсядку не сплясал. Потом поняла - что к чему, покумекала малость, в книжках порылась, карты раскинула, и по всем раскладам выпало мне помощь тебе оказать, а тебе из беды меня вызволить. И теперь, спасибо Яге, незримо в тебе обретаюсь и чем могу - помогаю. Вот она моя история, витязь, немудреная, нескладная, но вся до последнего словечка - правда!
   Вот на этом самом месте Тима проняло по взрослому:
   - Ах ты ж...житие твое, пес смердящий! Висеть, не колыхаться, я сказал!!! Чтобы во мне мужик посторонний находился? Не бывать тому, еще хоть раз попробуй - развею к чертовой бабушке!!!
   Добрыня непонимающе хлопал глазами, пытался вставить слово в бурный поток, и, наконец, когда собеседник вспомнил и воспроизвел все экспрессивные обороты, красочные выражения и сильные, но нехорошие, слова, воскликнул:
   - Да с чего ты взял?
   Причем колеблющаяся физиономия приняла тот невинно-честный, обиженный вид, что бывает у застигнутого на месте преступления, но не схваченного за руку карманника.
   - Нужда была в тебя лезть! - продолжил он, развивая наступление, - кишки разглядывать, что ль? Жизнь, что тебе дадена, не только внутри, тебе вот не видно, а я зрю, как она на тебе волнами радужными переливается, ты в ней ровно гусеница в коконе, только гусеница оболочку скинет и, фьють, полетела бабочкой-красавицей. А коли ты скинешь, то, фьють, поминай - Тимошей звали! Вот по этой радуге я растекся, себя не чуя, и путешествую с тобой. Пока мы вместе, ты все мои умения используешь не хуже меня, а ежели, как сейчас, у стеночки вишу, воюй в одиночку.
   Приостыв, Тим слушал призрака внимательно. Такой поворот, если честно, его устраивал, однако что-то засело в мозгу, какая-то нескладушечка, которую он пока не мог поймать за хвост, для насыпания на оный изобличительной соли.
   - Если так - живи! - решительно и строго сказал он, - но если, что худое против меня удумаешь...Развею и фамилии не спрошу! Симбионт, блин!
   Призрачный богатырь заверил подлинного в полной своей лояльности, речитативом напел клятву, начинавшуюся со слов: "Ты развей меня Борей...", и тактично исчез, когда Тим на секунду отвернулся.
   "По ауре растекся", - уже вполне спокойно подумал тот, и позвал:
   - Эй, напарник! Слышишь меня?
   Определенно, что-то произошло, на ментальном, так сказать, уровне, а может быть на внутриклеточном почуял он некое движение, и тут же, в мозг, минуя барабанные перепонки, мягко толкнулся голос:
   - Еще до того, как ты начинаешь говорить. Я слышу твои мысли. Но не пугайся, друг, я умею хранить тайны.
   "В конце концов, - быстро приходя в себя, размыслил Тимофей, - я здесь не навсегда, черт, как говорится, с ним! Абы дело было!"
   С такими вот бодрыми думами вышел он из своего нумера, и завертел тяжелой головой в разные стороны. Как вчера оказался в этих апартаментах, он не помнил, но ощущения подсказывали ему путь. Вот здесь его несли, причем, не особо церемонясь, голова четко помнит ребристо-выпуклые углы, которые терлись о его голову, хотя, скорее, все было наоборот! Сзади мягкой узористой трубой неслышно выплыл ковер, и парил впереди, явно показывая дорогу. Так, потихоньку - полегоньку выбрался к тронному залу, в котором монументально восседал Горыныч, казалось, а может и в самом деле, не уходивший со вчерашнего. Впрочем перемены все же были. Средняя голова на крепкой шее высилась в гордом одиночестве, крайние возлежали на столе с закрытыми глазами, видимо спали. Здесь на Тимофея снизошло озарение в виде припомнившегося эпизода вчерашних посиделок. Источающий ядреный перегар Змей шепчет ему на ухо: " Голова у меня одна, эти, что по бокам - безмозглые. Когда надо, я через них и поговорить могу, и огнем дохнуть, а отрубят шустряки вроде тебя, не беда - новые скоро отрастают, как и хвост. Пока витязь их рубит, я его выцеливаю, залп и легкий ужин готов, богатырятина в собственном соку! И вполне по конски заржал во все три глотки, демонстрируя сказанное.
   Узрев входящего, змей потянулся к правому шару на троне, с самыми наилучшими пожеланиями, конечно. Однако, памятуя вчерашнее, и помножив оное на сегодняшнее состояние, Тим вскинул руку в останавливающем жесте, едва ли не до того, как осмыслил, что, собственно, происходит! Шума в черепе ему и так хватало!
   - Сядь, поговорим! - раскатилось под сводами.
   Полумрак придавал происходящему некий аромат нереальности, налет симпатичной дикости, старой, доброй сказки. Тимофей едва не повелся на хозяйский тон Горыныча, но весьма вовремя спохватился, и взял инициативу в свои руки.
   -Думаю ты не забыл о чем вчера был разговор - солидно, по- мужски начал он, одновременно пытаясь вспомнить: о чем еще он общался с Горынычем, какие темы были затронуты, чем вчера все закончилось, и не в обиде ли на него трехголовый.
   Змей заметно смутился, нервно забарабанил когтями по столу, выбивая малахитовую крошку (видимо тоже вспоминал) и сдался:
   - Говори ты!
   Как там с места забирают в карьер - дело лошадиное. Тим атаковал змея с ходу, сознательно выдвинув неприемлемые для террориста требования.
   - Девушек отпустить! Скотину не хитить! Богатырей в собственном соку не жарить! По другому рецепту не жарить тоже! Вот!
   - Ладно, - без долгих споров согласился тот, - ты меня победил, имеешь право. Только учти, что половина из твоих треб - предрассудки, а вторая половина никак не согласуется с инстинктом самосохранения! Так что согласно своему драконьему, нерушимому слову подохну я не позднее, чем через полгода, и то, благодаря своему сибирскому здоровью! Аминь!
   Тут он обиженно засопел, пуская носом пузыри, как бурлящий кипятком чайник, потому что аккурат в этот момент с досады хлебнул успокоительного из немалого своего стопаря.
   - Ну зачем так мрачно, друг! Есть другое, более приемлемое предложение. Мне позарез надо попасть в одно местечко под кодовым названием "Громовая скала", дела у меня там.
   - Ну, так в чем же дело? - удивился дракон, - до тропы рукой подать, вышел и двигай себе на закат, не спеша за пол дня дотопаешь. Я тебе зачем?
   - Есть у меня к тебе поручение - надо бы местных хулиганов пугнуть, говорят, засела на пути не очень хорошая компания во главе с неким "одноглазым". За себя-то я не волнуюсь, но от противоправных действий этих маргиналов могут пострадать невинные путники! Помогай Горыныч!
   - Не могу, - понурился Змей, - тебе сам знаешь, как родному, но...
   - Во-первых, не знаю, ты мне пока еще не помогал! - закипел Тим. - Во-вторых, не за себя, заметь, прошу! Не использую клятву драконью, нерушимую! В-третьих, корову умыкнуть у трудового крестьянства, это мы можем, а в такой малости другу помочь...
   - Да погоди ты! - обиженно взревел паровозом Горыныч, - пойми, дурья голова, пешком до Старого Бора я три дня добираться буду, а летать сейчас не могу - линька у меня. Посмотри сам!
   Он с хлопком расправил широкие кожаные крылья, и...коротким толчком прессованного воздуха Тима чуть было не опрокинуло навзничь. Каждое крыло по размерам в два раза превосходило само тело. Огромные кожаные тенты натянутые на костяной веерообразный каркас, способные поднять в небо тяжеленную бронированную тушу, светились дырами. Серые подсохшие с краев куски кожи свисали отставшими заплатами.
   - Т-теперь понятно. Сворачивайся, а то стоишь, как прокаженный. Ты только в следующий раз предупреждай, что парашюты свои раскрываешь, если бы не эти дырки - меня бы по стене размазало! Ну ладно. Делать нечего, придется, видно, без тебя.
   Расстались мирно, Горыныч клялся: "в случае чего - всенепременно, а сейчас - сам понимаешь...", Тим заверения принимал, от подарка в виде костяного, желтого в мелкую трещинку свистка тоже не отказался: "только свистни, говоришь?".
   К болоту решил не возвращаться. Тем паче, что в безутешной мамаше, якобы украденной дочки, Горыныч по описанию признал самку болотного хмыря. Выяснять какие еще пакости подготовило ему, проказливое семейство Тим не захотел, и предпочел двинуть к Старому Бору, обдумывая по пути стратегию борьбы с оборотнями.
   А снаружи утренняя зорька слегка смочила траву росой, сдвинула темноту за горизонт и подготовило небо и окрестности к приходу солнца. Разноголосый веселый птичий гомон и легкий, порывистый ветерок шли в комплекте к этому чудесному летнему утру. Плечи расправились, грудь выгнулась коромыслом, в голову пришли и тут же легли на музыку знакомые слова:
   Нас утро встречает прохладой,
   И чем-то встречает река,
   Кудрявая что ж ты не рада?
   До встречи, Горыныч, пока!
   Змей печально махал когтистой лапой пока беспечно горланящий богатырь не скрылся за пригорком...

   По дороге вдоль полей бодро шагал отставной рыцарь плаща и кинжала - мистер Бентли. Хотя сейчас его не признала бы и родная мама, если старушка, конечно, была жива и здорова. Итак, уверенной походкой со стороны града Китежа по направлению к каменным горам продвигался бодрый мужичок, по виду ремесленник. Латаный, но еще не старый блекло-синий кафтан, ловко сидевший на крепком путнике, вряд ли соблазнил любителей поживиться чужим добром. Впрочем и весь остальной гардероб тоже был далеко не новым. На боку болталась полупустая котомка. Густая борода скрыла пол-лица, непонятного цвета и покроя шляпа, сдвинута на брови, глаза задорно блестят, особенно левый, полуприкрытый в силу здоровенного синяка, явно приобретенного недавно.
   Соловей зеленой тенью скользил следом вдоль дороги и приглушенно ругался, профессионально вплетая свое бурчание в щебет птичек и шорох листвы:
   - Понесла ж тебя нелегкая через деревню, окаянная душа! Рази ж можно отказываться от чары, когда тебе со всей душой, да за здоровье молодых подносят! Какие к чертовой родне дела в этот момент у русского мужика быть могут?! Чему тебя только учили, шпионская морда!
   Если бы не вмешательство Соловья, не унести б старому агенту ноги и прочие части туловища! Народ почуял чужака и твердо намерен был разобраться: "а чей-то ен здеся вынюхивает?" Вспомнив недавний опыт общения с упрямым тяжеловозом, разбойник быстренько высмотрел здоровенного рыжего быка, привязанного к редкой ограде и меланхолично жующего жвачку в тени куцей березы. Дальнейшее - предсказуемо. Веревку долой, короткий свист в мохнатое ухо и бег с препятствиями в сторону гомонящей свадьбы. В ушах свистит ветер, на пятках висит мускулистая туша с длинными рогами! Вот это жизнь!
   До сих пор ныла спина коей досталось, когда он в великолепном прыжке, птицей перелетел через стол, а секундой позже этот самый стол вместе со скатертью, праздничной посудой и угощением, поддетый разочарованным не сбычей надежд быком, придал ему дополнительное ускорение. Особенно возмущало, что подопечный, не подозревающий о его роли, явно чувствовал себя едва ли не победителем. Ишь разулыбался, стервец!
   "Стервец" в самом деле, был доволен. Не случайно он столько лет был лучшим. За короткий срок полностью избавился от акцента, говорил исключительно на местном диалекте, даже думать себя заставил только на русском. Что же касается последнего инцидента - то конечно малость сплоховал, но вышло все - как нельзя кстати. Лучше походить с подбитым глазом, который, кстати, тоже не плохая маскировка, чем застрять дня на три в этой деревне, как ее ...Малые Дибуны! Несмотря на ворчание Соловья, он уже неплохо разбирался в местных обычаях и опираясь на собственный опыт, понимал, что Малые Дибуны для него запросто могли превратиться в Большие Бодуны. Соревноваться с русскими в питии было решительно невозможно, это было установлено экспериментальным путем. Попытки пропустить очередное возлияние, так же не проходили, рассматривались как неуважение и карались за ближайшим углом. Задержек он позволить не мог, поэтому бешеный бык оказался весьма кстати!
   К вечеру жара начала спадать. Дорога по причине малого пользования утратила свое гордое название и стала широкой, но все-таки тропой. Бентли свернул к ручейку, долго пил студеную, вкусную воду и не спеша взобрался на пологий холм, где уютно устроился подле невысокого, кряжистого дубка. Порылся в котомке, достал кусок каравая, луковицу, вяленое мясо и с большим аппетитом принялся за еду. Жевал не торопясь, было видно, что путник либо кого-то ждет, либо решил остаться на ночлег и потому наслаждается отдыхом, прохладой и скромным ужином в полной мере, без суеты. Завершив трапезу, внимательно огляделся вокруг, благо окрестности хорошо просматривались, ничего подозрительного не обнаружил и взялся за шляпу. Вывернув наизнанку, легко снял подклад, никчемный по такой жаре. В руках оказалась тряпица - изукрашенная линиями, надписями и непонятными рисунками. Бентли разгладил ее ладонями на колене и вгляделся.
   Если бы в этот момент его застали обиженные жители Дибунов, славный путь агента был бы завершен окончательно. Непьющий грамотей с подозрительной бумагой, рядящийся под мужика! И за меньшее бывало на березе вверх ногами подвешивали, пока не признается, а тут... Но все было тихо, лишь бормотание одинокого путника нарушало покой. "Дорога ж/к, - напряженно размышлял тот шевеля губами, невнятно дублируя мыслительный процесс, - вдоль гор идет какая-то дорога. Жутко красивая? Жидко-кристаллическая? (кстати как это?) Слева горы, горы, очень долго горы. Далее - справа болото - "оч. глуб." Ну с этим ясно. А вот это что у нас за лесок... Старый Бор! Судя по всему - небольшой лесок. Кое-что я про него уже слышал... В тех местах, как мне говорили - не все чисто. Народ по одному туда не ходит, да и толпой не наведываются, а вот богатыри-одиночки в поисках приключений наезживают. Информация от них сплошь одинакова - тишь мол да гладь, как у мамы за печкой. А люди-то видят, что из троих проехавших, в лучшем случае один возвращается. Что наводит на мысли!" Видимо определившись, он спрятал карту на место и растянулся во весь рост, явно намереваясь отбыть в мир грез, то бишь - вздремнуть.
   Соловей со сноровкой бывалого таежника обустроил себе лежанку в близлежащих кустах и, не прекращая наблюдения, принялся закусывать чем бог послал. Как ни быстро покинул он разгромленную свадьбу, успел кое-что вкусненькое прихватить со стола не только размазав по штанам и рубахе. Ну, а насчет "закусывать", тоже понять можно - свадьба. За здоровье молодых всенепременно положено поднять прихваченную на бегу чару, да и употребить по назначению, пожелав, чтобы счастье деньги и удача так же гонялись за ними всю жизнь, как тот бык. В общем, принять надобно от души, иначе не сложиться у новобрачных семейная жизнь, но в меру - поскольку на работе!
   Ай и зорки же глаза у Соловья - разбойника! Только открыл их по утру, глянул под дубок и все как на ладони видит до мельчайших подробностей: муравья, что по ветке дохлую муху тащит, листочки в прожилочках и даже след лаптя на старой кротовьей куче легко примечает. А вот подопечного-поднадзорного - хоть убей не наблюдается!
   Ругаясь далеко не последними, но явно не лучшими словами, раззява бороздил носом место ночевки Бентли в поисках хоть малейшей подсказки - куда подевался иноземец. Все было тщетно! Ни следочка! Расширение круга поиска тоже особых результатов не дало. Из не особых - вляпался рукой в медвежью кучу, топтыгин видимо прошел тут перед рассветом. Приведя себя на ручье в порядок расстроенный Соловей двинул на восток, куда, как он предполагал, направился проклятый окаянец.

   Жара стала невыносимой, пропотевшая под кольчугой рубаха липла к телу и зеленая стена дубравы казалась райским уголком. Особой усталости не было, дать телу поостыть, примять спиной траву на полчасика и можно заниматься оборотнями. Одноглазый, поди, заждался.
   Спустя час Тим, облазив всю опушку, растянулся на траве. Все необходимые приготовления были сделаны, можно позволить себе блаженное безделье. Где-то далеко кукушка вела отсчет чьим-то годам, а в десятке шагов, убаюкивая, журчал еле слышно неширокий ручей. Долго, однако, скучать не пришлось...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   34
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"