Удовлетворение не есть диктат чьей-то прихоти или личных особенностей.
Когда же истине отказывают в родстве с полезностью, то под
полезностью часто подразумевают нечто важное для чисто личных целей,
некую выгоду, в которой сердечно заинтересован отдельный индивидуум.
Концепция истины, в которой истина является инструментом для утоления
частных амбиций и жажды величия, до того отвратительна, что странно, как
это критики вообще приписывают подобные представления людям вменяемым.
== Уж если господин Дьюи около 1922 года не удержался от слов "жажда величия" как не редкое явление в странах Запада, то надо бы задуматься, есть ли основания предполагать что россиян всех уровней образованности заедает "жажда ничтожества"...
Не потому ли россияне стремятся к ничтожеству что на всех уровнях власти в России после 1917 года избыток ничтожных людишек и они свирепо реагируют на людей содержательных. По яркой аналогии с тем, как шпана во дворе реагирует на вполне приличного ровесника (якобы "ботаника").
Если в школах России свыше 7 лет существует наглое понятие о "ботаниках", то какова подлость лиц, которые кормятся на верхушке системы российского образования и не поспешили ввести в школах некий урок ежемесячный или целый курс, чтобы будущим пьянчугам, дуракам и уголовным выродкам уже с 4 класса разъяснять, что "ботаники" может быть станут после школы приличные люди, а вот все кто "не ботаники" станут почти все социальными отбросами?
Почему бы не ввести закон, согласно которому если конкретный Петька до 45 лет стал уголовником или алкашом -всем учителям, которые с 5 класса ему втюхивали в голову вроде бы "знания", урезают пенсии этак на 29%?!
Учителя в самом деле такие болваны, что не способны понимать что же на самом деле творится в жизни учеников с 10 лет за стенами школы?! ==
На самом деле под истиной как полезностью имеется в виду услуга
идеи либо теории, состоящая именно в таком их вкладе в реорганизацию
опыта, способность к которому и была в них заявлена. Полезность большой
дороги не измеряется степенью того, насколько она подходит разбойнику.
Она измеряется тем, насколько дорога действительно служит в качестве
дороги, как средство для простых и эффективных перевозок и сообщений.
То же самое можно сказать и о пригодности идеи или гипотезы как мере истины.
Отвлекаясь от таких довольно поверхностных ложных истолкований,
мы обнаруживаем основное, как я полагаю, препятствие к восприятию данного
представления об истине, заключенное в наследстве классической традиции,
которое уже слишком прочно внедрилось в человеческое сознание.
Совершенно сообразно тому, как существование было разделено на две
сферы - высшую сферу безупречного бытия и низшую сферу видимой, феноменальной, неполноценной реальности, - истина и ложность тоже стали
рассматриваться как неизменные, законченные, статичные свойства собственно вещей.
Верховная реальность есть подлинное бытие, низшая и несовершенная
реальность есть ложное бытие.
Последнее выдвигает необоснованные
претензии на статус более высокой реальности. Оно обманчиво, вероломно
и по самой природе своей не достойно доверия и надежды. Верования
якобы ложны не потому, что сбивают нас с толку; сами по себе они не
есть ошибочные способы мышления. Они ложны потому, что допускают существование ложных сущностей и адресуются им.
Другие же представле-
ния истинны именно оттого, что имеют дело как раз с истинным бытием - с
полной и абсолютной реальностью. Такое представление заложено в подсознании
любого, кто хотя бы косвенно усвоил античную и средневековую традицию.
подобным взглядам, и невозможность примирения или компромисса, я ду-
маю, и служит причиной шока, произведенного новой теорией.
Эта противоположность, однако, в равной степени сообщает важность
новой теории и вызывает бессознательное нежелание ее принимать.
Итогом старой концепции практически явилось отождествление истины с автори-
тетной догмой.
Общество, которое превыше всего боготворит порядок и на-
ходит всякий рост травматичным, а изменение вредоносным, непременно
озаботится поиском фиксированного свода верховных истин, на который оно
могло бы положиться.
== Кровавый и безумный психоз советского якобы "марксизма -ленинизма"... ==
Оно обращается в прошлое, к чему-то уже существу-
ющему в надежде обрести источник истины и ее поддержку. За подкрепле-
нием оно откатывается назад, к предшествующему, первичному, изначаль-
ному, априорному.
Мышление, обращенное вперед, к возможному, к по-
следствиям, создает затруднения и тревогу. Оно губительно для ощущения
покоя, сопутствующего идеям о неизменной, уже существующей истине.
Оно налагает на нас тяжелое бремя обязанности уделять все силы поиску,
неослабным наблюдениям, скрупулезным разработкам гипотез и тщатель-
ной их проверке.
== Замшелые старикашки в Кремле разве способны к интеллектуальной работе хотя бы на уровне "начальник пилорамы где не больше 7 рабочих"?! ==
В вопросах физических люди хоть и не сразу, но привыкли
к тому, что истинность всех верований этой сферы равнозначна их подтвер-
жденности. Но они по-прежнему не решаются признать последствия данно-
го тождества и вывести из него определение истины.
Ведь, хотя все уже
номинально согласны с тем фактом, что определения скорее должны выте-
кать из конкретных и особых случаев, чем браться из воздуха и затем при-
меняться к особенному, у людей тем не менее странным образом не наблю-
дается склонности действовать по тому же принципу в определении истины.
Расширение этого согласия и признание того, что истинный означает
проверенный и ничего более, возлагает на людей обязанность отказаться от
политических и моральных догм и подвергнуть свои самые любимые пред-
рассудки испытанию последствиями.
Подобные перемены включают в себя
колоссальные изменения в статусе авторитета и методах принятия решений
в обществе. Некоторые из них, как и первые плоды новой логики, мы рас-
смотрим в следующих лекциях.
Г л а в а V I I
РЕКОНСТРУКЦИЯ В ОБЛАСТИ МОРАЛЬНЫХ ПОНЯТИЙ
В целом влияние изменений в методах научного мышления на нрав-
ственные идеи очевидно. Блага, цели становятся многообразными. Прави-
ла смягчаются до принципов, а принципы превращаются в способы понимания.
У древних греков этическая теория началась с попытки найти регу-
лятор образа поведения, так как последнее должно не просто основываться
на обычае, а иметь разумные базис и цель.
== В любом поселении на Руси среди 50 тыс. жителей мы сколько найдём имеющих "разумный базис и цель"? Если человек имеет горячее желание стать директором райцентровой бани на 25 шаек в каждом отделении -он уже имеет "разумный базис и цель" для своего поведения?
А все остальные населенцы одержимы только желанием "пива попить"? ==
Но к разуму как заменителю
обычая перешло и обязательство такового, состоящее в том, чтобы обеспе-
чивать человеку столь же незыблемые объекты и законы. С тех пор этичес-
кая теория всегда пребывала в своеобразной гипнотической одержимости
понятием о том, что ее задача состоит в открытии неких конечных целей
или благ либо некоего абсолютного и верховного закона.
Это общий элемент
всего разнообразия подобных теорий. Одни полагали, что такой целью яв-
ляется верность или повиновение высшей силе либо авторитету, и в чем
только они ни видели выражения этого высшего принципа: то в Божествен-
ной воле, то в воле светского властителя, то в поддержке институтов, воп-
лощающих цели высочайших инстанций, то в разумном понимании долга.
В этом теориям позволялось разниться друг от друга, поскольку был один
пункт, в котором они абсолютно сходились: это положение о том, что ис-
точник закона един и абсолютен.
Другие утверждали, что нельзя сводить
мораль к покорности законодательной силе и что ее следует искать в сфере
целей, являющихся благими.
Кто-то усматривал нравственное благо в са-
мореализации, кто-то - в святости, кто-то - в счастье, кто-то - в полнейшей
из возможных совокупности удовольствий. Но все эти школы тоже верили
в то, что есть благо единственное, неизменное и окончательное. Их взаим-
ные разногласия были возможны только благодаря этому общему для всех
основанию.
Тогда возникает вопрос: может быть, чтобы найти выход из данной не-
определенности и противоречий, нам следует вернуться к самим корням про-
блемы и поставить под сомнение этот общий для всех школ элемент?
Не является ли вера в единственное, конечное и абсолютное (что бы под ним ни
понималось - благо или всесильный закон) интеллектуальным продуктом
той феодальной организации, которая уже изживает себя исторически, а
также того представления о связном, упорядоченном космосе, где покой пре-
выше движения, которое и вовсе исчезло из естественных наук?
Мы не раз высказывали предположение, согласно которому своей нынешней ограни-
ченностью интеллектуальная реконструкция обязана тому факту, что ее
задачи еще не прилагались всерьез к сфере нравственных и общественных
дисциплин.
Так, может быть, ее дальнейшие приложения требуют от нас
именно того, чтобы мы поспешили поверить в многообразие изменчивости,
Движения, индивидуализированных целей и благ, а также в то, что принци-
105
пы, критерии, законы суть интеллектуальные инструменты, необходимые
для анализа индивидуальных, уникальных ситуаций?
Безапелляционное заявление о том, что всякая моральная ситуация есть
уникальная ситуация, которой соответствует определенное незаменимое бла-
го, на первый взгляд может показаться не просто безапелляционным, но и
абсурдным. Ведь, как учит общепринятая традиция, именно ввиду нерегу-
лярности специфических случаев и возникает потребность во власти уни-
версалий над поведением; и суть добродетельного нрава заключается в
готовности подвергнуть всякий особенный случай суду с точки зрения неиз-
менного принципа.
А из этого вытекает, что, напротив, постановка всеоб-
щей цели или закона в зависимость от конкретной ситуации ведет к полней-
шей путанице и беспредельной распущенности.