Любой христианин сам себе может вполне честно ответить, думал ли он когда-либо про Бога с таким же лихорадочным жаром души, с такой же настойчивостью, с какой он думал иногда о каких-либо делах, а особенно о надежде на "переспать с девой"... Обычный христианин искренне изумится, что "о каком-то Боге" можно думать с лихорадочным увлечением, например так, как в случае если сынок придёт из леса и сообщит "я вот там-то в ручье нашел золотой самородок, да он весит двадцать килограммов, я поднять не смог" -папаша пулей полетит на двоих ногах ночью и под дождём за десять километров, не сомневайтесь... Если про золотой самородок я для вас "здорово загнул", то давайте я вам напомню страсть мародёров на месте крушения большого самолёта, где среди трехсот трупов можно собрать двадцать тысяч долларов и сто золотых колец содрать с пальцев...
Обычно христианин о прополке грядки в огороде думает куда живее, чем о Боге!
А. Вот в этом смысле быть убеждённым умственно -и недостаточно, и никуда не ведёт, если к этому не прибавляется какой-то внутренний опыт, какое-то преображение, какое-то раскрытие.
В. И после этого -что нам делать со словами в Библии про "малое стадо"? Считать что они отзвучали в глубокой древности? Именно потому, что все мы званы, но мало будет избранных, мы должны помнить о Боге со страхом и трепетом. А не думать, что Он лично мне что-либо гарантировал за мои свечки.
А в итоге оказывается, что отец Антоний не сумел нам ничего сказать. Потому что вера в Бога также невыразима словами, как и образ Бога которого "никто не видел" после Восшествия Христа.
Мы идём к вере как тёмной ночью в лесу под Краснодаром (там вы в сентябре уже вытянутую руку не увидите, такая тьма...). И если у нас все чувства какие-то полуживые, то где уж нам распознать подлинность нашей веры? Есть лишь одно средство: лет через двадцать спросить себя "А что мне дала моя вера?! Каким я был и каким я стал?". Заметьте, любой безбожник при желании может перечислить много дел, сделанных за 20 лет, но глядя на него мы скажем "какой он был, таким он и остался". А христианин станет другим... А поскольку мы в своём приходе не видим, кто бы стал другим за 20 лет, постольку нам сие не по силам понять даже теоретически...
Согласитесь, не может быть какого-то разрыва между рядовыми прихожанами и святыми... Есть какая-то категория людей, которые не станут святыми, но станут не рядовыми... По чисто формальному признаку давайте отнесём к этой категории каждого прихожанина, который за 20 лет прочитал -и обязательно запомнил!! - не меньше 500 страниц духовных книг, когда все остальные на приходе не прочитали и 200 страниц, и прочитанное забыли начисто уже через 3 часа...
Невозможно об этой проблеме сказать понятнее и лучше, чем сказал Н.В. Гоголь в "Избранных местах из переписки с друзьями" около 1845 года (полтора века назад, когда вообще христианство в России не доросло до осознания подобной проблемы!...):
=== ...Друг мой! считай себя не иначе, как школьником и учеником. Не думай, чтобы ты уже был стар для того, чтобы учиться, что силы твои достигнули настоящей зрелости и развития и что характер и душа твоя получили уже настоящую форму и не могут быть лучшими. Для христианина нет оконченного курса; он вечно ученик, и до самого гроба ученик. По обыкновенному, естественному ходу человек достигает полного развития ума своего в тридцать лет. От тридцати до сорока ещё кое-как идут вперёд его силы; дальше же этого срока в нём ничто не подвигается, и всё им производимое не только не лучше прежнего, но даже слабее и холодней прежнего (но если это в самом деле так - можно ли на 7000 высших должностей в государстве Российском допускать людей старше 32 лет и можно ли на этих должностях держать старых балбесов старее 45 лет?!-В.В.). Но для христианина этого не существует, и, где для других предел совершенства, там для него оно только начинается.
(Следовательно, из христианства надо нещадно гнать всех тупых и глупых, не способных ни много читать, ни думать, ни писать о своих раздумьях...-В.В.). Самые способные и самые даровитые из людей, перевалясь за сорокалетний возраст, тупеют, устают и слабеют. Перебери всех философов и первейших всесветных гениев: лучшая пора их была только во время их полного мужества; потом они уже понемногу выживали из своего ума, а в старости впадали даже в младенчество. Вспомни о Канте, который в последние годы обеспамятел вовсе и умер, как ребёнок. Но пересмотри жизнь всех святых: ты увидишь, что они крепли в разуме и силах духовных по мере того, как приближались к дряхлости и смерти. Даже и те из них, которые от природы не получили никаких блестящих даров и считались всю жизнь простыми и глупыми, изумляли потом разумом речей своих. Отчего ж это? Оттого, что у них пребывала всегда та стремящая сила, которая обыкновенно бывает у всякого человека только в лета его юности, когда он видит перед собой подвиги, за которые наградой всеобщее рукоплесканье, когда ему мерещится радужная даль, имеющая такую заманку для юноши (и много ли за последние 80 лет на Руси было юношей, которые видели вдали что-то более существенное, чем пивной ларек своего райцентрика?-В.В.). Угаснула пред ним даль и подвиги - угаснула и сила стремящая (а ведь в толпе болванов и баранов социализма любой юноша мог бы поставить себе целью жизни: путём самообразования стать через 20 лет одним из 100 000 наиболее просвещенных людей своего времени... Каким же нужно быть скотиной, чтобы не избрать себе эту цель в жизни?- В.В.). Но перед христианином сияет вечно даль, и видятся вечные подвиги. Он, как юноша, алчет жизненной битвы; ему есть с чем воевать и где подвизаться, потому что взгляд его на самого себя, беспрестанно просветляющийся, открывает ему новые недостатки в себе самом, с которыми нужно производить новые битвы. Оттого и все его силы не только не могут в нём заснуть или ослабеть, но ещё возбуждаются беспрестанно; а желанье быть лучшим и заслужить рукоплесканье на небесах придаёт ему такие шпоры, каких не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытимейшее честолюбие. Вот причина, почему христианин тогда идёт вперёд, когда другие назад, и отчего становится он, чем дальше, умнее. (Не кажется ли вам, что этими раздумьями Н.В.Гоголь заслужил причисления его к лику святых Православной церкви? И нет ли у вас желания задаться вопросом: а сколько истинных христиан было на Руси за последние 170 лет? И не кажется ли вам, что если всякого рода атеисты и безбожники - не скоты безголовые, они должны говорить "против веры" имея в виду тех христиан, о которых говорил Гоголь, а не всякое придурочное мусорье постильно-крестильное, от которого тошно всем до невозможности? И о которых много уже наговорил Ницше в "Антихристе"...-В.В.)
Ум не есть высшая в нас способность. Его должность не больше, как полицейская: он может только привести в порядок и расставить по местам всё то, что у нас уже есть. Он сам не двигнется вперёд, покуда не двигнутся в нас все другие способности, от которых он умнеет. Отвлеченными чтеньями, размышленьями и беспрестанными слушаньями всех курсов наук его заставишь только слишком немного уйти вперёд; иногда это даже подавляет его, мешая его самобытному развитию. Он несравненно в большей степени находится от душевных состояний: как только забушует страсть, он уже вдруг поступает слепо и глупо; если же покойна души и не кипит никакая страсть, он и сам проясняется и поступает умно. Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстьми. Его имели в себе только те люди, которые не пренебрегли своим внутренним воспитанием. Но и разум не даёт полной возможности человеку стремиться вперёд. Есть высшая ещё способность; имя ей - мудрость, и её может дать нам один Христос. Она не наделяется никому из нас при рождении, никому из нас не есть природная, но есть дело высшей благодати небесной. Тот, кто уже имеет и ум и разум, может не иначе получить мудрость, как молясь о ней и день и ночь, прося и день и ночь её у Бога, возводя душу свою до голубиного незлобия и убирая всё внутри себя до возможнейшей чистоты, чтобы принять эту небесную гостью, которая пугается жилищ, где не пришло в порядок душевное хозяйство и нет полного согласья во всём. (Если мы возьмём сразу 10 000 безбожников, мы там, несомненно, найдём людей умных. Но сколько их найдём? И какие недоумки все остальные безбожники? И сколько там мы найдём негодяев и негодяек? И если умного вроде бы человека окружающие единомышленники по безбожию своим кривоумием и негодяйством не смущают - с чего же он самого себя считает за человека порядочного? О разуме и мудрости у безбожников вообще смешно говорить...-В.В.). ... Но если только возмнит он хотя на миг, что ученье его кончено, и он уже не ученик, и оскорбится он чьим бы то ни было уроком или поученьем, мудрость вдруг от него отнимется, и останется он впотьмах, как царь Соломон в свои последние дни. ===
А. Свобода -неизбежное условие взаимной любви. Святой Максим Исповедник говорит, что Бог может сделать всё; одного только Он не может сделать: заставить человека Его любить, потому что любовь должна быть свободным даром. с.153
В. А кто из нас и когда и в какой мере любил кого-нибудь?! Ведь любовь внутри семьи ничего не стоит. Во множестве семей и нет ничего похожего на любовь, есть терпимость, есть доброжелательность, есть привычка к присутствию другого, есть даже общение, более тёплое, чем с не родными... По моей оценке, только в пяти семьях из ста есть тёплые отношения между супругами, и только у двух-трёх человек из ста тысяч есть сердечные отношения с посторонним человеком.