Аннотация: Жалостливый стеб над гламурными историями.
Гламурная фантазия в замкнутом пространстве
Он приезжает на рассвете.
Сегодня никакого снотворного. Всю ночь буду смотреть на Тебя, как Ты спишь, любовь моя, то свернувшись под пушистым пледом, то раскинувшись сверху покрывала в невинном бесстыдстве своей красоты. Буду любоваться Твоей божественной грацией, вслушиваться в звуки Твоего дыхания.
Он всегда был против.
Он не терпел никого в доме. Удивительно, как Он согласился, чтобы рядом с ним был хоть один человек. Наверное, Он завел меня, как другие заводят редкого экзотического зверька. Маленького зверька для удовлетворения большого тщеславия. Он не жалел денег на одежду и украшения для меня, купил квартиру и загородный дом. Немногочисленные гости восхищаются размерами комнат, величественностью Его кабинета, уютностью гостиной и смелостью дизайна столовой. Но меня эта пустынная золотая клетка всегда пугала своим безлюдием и безмолвием.
Когда в детстве мне задавали дурацкий вопрос:
- А ты, когда вырастешь, кого хочешь: мальчика или девочку?
всегда отвечала:
- Большую собаку.
Но я, единственный ребенок в семье, хотела много детей. Хотела...
- Еще рано, дорогая, вот станем на ноги, бизнес окрепнет, тогда и о малыше подумаем. Да и нужны ли нам сейчас дети, когда у меня есть ты, моя девочка, а у тебя - я?
Ему всегда будет рано. А мне скоро уже станет поздно. Он сам - большой эгоистичный ребенок, играет в свои взрослые игры, завел красивую куклу для любви, для того, что Он понимает под любовью.
А у Его девочки появляются морщинки, старательно гримируемые тоном, волосы, если их не закрашивать, скоро будут пегими, как собачий окрас "перец с солью", и она на цыпочках входит в возраст молодящейся бабушки.
Эта патологическая любовь к чистоте. Демонстративное проведение белоснежным носовым платком по верхним полкам, ворчание из-за недостаточной, по Его мнению, аккуратности приходящей прислуги.
Я не успевала запоминать их имена. Люба сменялась Галей, Галя - Тоней...
И все были для Него недостаточно хороши.
Он не разрешил завести даже крошку-йорка. Обычно невозмутимое лицо слегка исказилось от брезгливости, не глядя на меня, процеживая по слову сквозь зубы, сказал холодно:
- Никаких животных в МОЕМ доме. Надеюсь, ты поняла.
Как я не любила Его командировки, когда остаешься совсем одна, только собственные бледные отражения в бесчисленных зеркалах.
Он часто любуется собой: легкий загар, гладко выбритое холеное лицо, плоский живот и ни грамма лишнего жира. Поэтому в нашем доме так много зеркал. Огромных зеркал и тишины. Тишина такая густая, что звук включенного телевизора не раскатывается по квартире, а затухает уже на пороге гостиной. Может быть, поэтому я не люблю включать телевизор...
Я боялась Его командировок, а теперь благодарю Бога за то, что они есть, за то, что у нас была целая неделя, а сейчас - бесконечная ночь. Ночь раздумий, ночь воспоминаний, ночь бдения над моими умершими чувствами к Нему. Ведь я смогла вынести все это только потому, что любила, думала, что любила, и что Он тоже, по-своему, но любит меня. Твое присутствие сняло пелену с моих глаз, с Тобой я поняла, что такое настоящая любовь, с Тобой я поняла, что грезила наяву, видела только то, что хотела видеть.
Как часто все начинается с пустяка. Нашу встречу устроил глупый и противный пустяк. Если бы не засорился мусоропровод, если бы мне не пришлось идти на улицу с этим мусорным пакетом в руке.
- Да, дорогая, я теперь неплохо зарабатываю, но ведь ты и так сидишь дома. По понедельникам и четвергам квартиру убирают, но смахнуть пыль и приготовить любимому мужу обед, надеюсь, ты еще в состоянии?
Там я и заметила Тебя. Бродяжка, роющаяся в помойке. Маленький жалкий бомжонок. На таких стараешься не обращать внимания из жалости, из брезгливости, из невозможности помочь.
Но Ты подняла голову, посмотрела на меня, и я утонула в Твоих бездонных синих глазах.
Они сияли словно звезды, сверкали как камушки на ожерелье, что я потом тебе подарила, на ожерелье, что исчезло куда-то на следующее утро. Я не обиделась на Тебя и не стала ругать. Я поняла: бродяжья привычка припрятывать все подальше на "черный день" за пару дней не пройдет.
Я не смогла оставить все, как есть, оставить Тебя там, Тебя - прекрасную как восточная принцесса с глазами северного Божества. Я не знаю, как Тебя звали раньше, я не хочу этого знать. Я дала Тебе новое имя. И Ты безропотно приняла его. Моя любовь, моя Суриотай, как мне хорошо рядом с Тобой все эти дни.
С королевской невозмутимостью Ты приняла мою любовь и мое поклонение. Неслышными шагами Ты обошла всю бесчисленность комнат и выгнала оттуда липкий страх темноты. Раньше я не выключала свет из-за таящихся в черноте кошмаров, теперь, чтобы, просыпаясь среди ночи, видеть Тебя. Раньше я ненавидела сыр - эти обветрившиеся белесые безвкусные жирноватые ломтики, которые в детстве ежедневно выдавали на полдник со стаканом тошнотворно приторного бурого компота. А теперь...
В холодильнике всегда лежит маленький кусочек для Него. Он каждое утро скушивает тост с чашечкой арабики. Когда Ты с жадностью съела жалкие остатки Его завтрака, я купила Тебе на пробу разные сорта: и желтый сладковатый Эмменталь, и пахучий плотный Чеддер, и тающую во рту жемчужную Моцареллу, кисловатый Таледжо и сладкий сливочный сыр. Ты щурила от наслаждения свои слегка раскосые небесные глаза, поглощая эти лакомые кусочки. Ты показала мне, как получить удовольствие от простого: от вкусной еды, теплого солнечного луча, просочившегося сквозь полуоткрытые жалюзи, от мягкости пледа на нашем ложе. Теперь я тоже люблю сыр. Я люблю все, что нравится Тебе. Я люблю Тебя, моя Суриотай, Твою молчаливость, Твои легкие ласковые прикосновения, Твой всепонимающий мудрый взгляд ирисовых глаз.
Как я смогу теперь жить без этого.
И стоит ли жить так...
И стоит ли жить здесь...
И стоит ли жить...
Телефон.
- Да, дорогой. Нет, я не сплю. Целую. Хорошо.
Он разбудил Тебя, моя сиамская принцесса.
Я беру невесомый шелковистый комочек на руки, прижимаю к груди и с замиранием сердца жду.