Аннотация: Рассказ с конкурса "Бес Сознательного".
Петя отвернулся лицом к стене, подтянул одеяло к подбородку и притворился, что задремал. Она перевела взгляд с его затылка на облупившуюся краску у изголовья. Все трещины Лиза изучила так, что могла описать их с закрытыми глазами. Стена выкрашена в два цвета: вдоль плинтуса и наверху - под самым потолком - в грязно-серый, между этими полосами ядовито зеленел болотно-салатовый. Пересекая провалы трещин, вверх полз маленький деловитый паучок. Лиза смотрела на букашку, пока та не свалилась от неловкого движения вниз, потом уставилась на вяло растущую каплю и пробормотала про себя протяжно, как мантру: "Физраствор можно побыстрее, а все остальное - только медленно..." Кап. Следующая повисла на самом кончике трубки. Кап. Бесцветная жидкость вместо крови. Кап. Месяц без разговоров. Кап. Холодный обмен дежурными фразами: "Пить хочешь?","Позови сестричку", "Судно?", "Шла бы уже домой, поспала немного..." Кап. Дежурные фразы - и все, словно больше не нужно слов. Кап.
В маленькой палате на четыре койки Петя лежит у окна. Подоконник высоко, поэтому ему виден только кусочек неба, а Лиза иногда привстает и, растирая затекшую от сидения на жестком табурете поясницу, выглядывает во двор. Вот на тополь у самого окна села ворона. Крутит большеносой башкой и возмущенно покаркивает. Вот из выбитого подвального окошка вылез толстый серый Кузька. У Степы все коты Кузьки, а кошки - Мурки. Пациенты на отделении не отличаются аппетитом, поэтому объедков вдоволь. Но охотничий азарт неистребим, и полосатый разбойник подбирается к стайке суетливых воробьев. Прыжок. Птахи разлетелись, а обиженный Кузька сел вылизываться, как будто только для этого и выбрался из крысиного рая.
Кап. Лиза снова смотрит на банку с раствором. Минут десять, и нужно переколоть иглу. За последние месяцы она многому научилась - делать уколы, снимать капельницу, чутко дремать, сидя рядом с ним, и говорить пустые ободряющие слова. Они всегда старались быть честными, хотя бы друг с другом, а теперь между ними пролегла ложь.
К хорошему легко привыкаешь. Банально? Но это так и есть. Пять лет вместе. Пять счастливых лет и непонятно, как жить дальше. Жить одной, когда это произойдет. Пять лет все насмехались и выспрашивали, что она нашла в этом бесцветном субъекте? Невысокий, тощий, сутулый и с некрасивым, по общепринятым стандартам, лицом. Маленькие, близко поставленные глаза, которые Петя постоянно беззащитно прищуривал, потому что не хотел носить очки, а к линзам никак не мог привыкнуть. Редкие очень светлые волосы с намечающимися залысинами...
-Такого короля могла отхватить, - громогласно убивалась баба Степа в его отсутствие. - А что выбрала? Чухну белоглазую!
Степанида взяла к себе внучку погостить, когда родители Лизы собрались разводиться. Она одинаково резко, не выбирая слов и выражений, осуждала и невестку и сына.
- И что за моду взяли сходиться-расходиться? - возмущалась бабка, сидя с товарками у подъезда на лавке. Те согласно поддакивали, жадно впитывая подробности чужого горя.
- Нечего дитю на ваши скандалы глазеть, - заявила она сыну, собрала немудрящий гардероб шестилетки, ее книжки, игрушки и увела к себе, пока все не утрясется. Утрясалось долго. Девочка успела пойти в первый класс в школу возле Степанидиного дома. Потом и отец, и мать обзавелись новыми семьями, а маленькая Лизонька так и осталась жить с ворчливой, выпивающей стопку-другую беленькой по праздникам, но доброй и любящей бабулей.
Над "чухной" она только смеялась, как и над пошловатыми подколками ехидины-Машки, например, о зависимости между длинной мужниного носа и размерами его мужского достоинства. Смеялась и не обижалась, тем более, что на годовщине Машкиной свадьбы они и повстречались с Петей.
Что она в нем нашла? Ничего особенного и все, что ей было нужно от близкого человека. Внешне общительная, она с трудом сходилась с людьми, при встречах долго ощущала внутренний барьер, который обычно не уменьшался и после длительного знакомства. Рой приятельниц и только одна подруга, еще со школы, где они семь лет просидели за одной партой. Много симпатичных ребят и ни одного, с кем хотелось бы завести серьезные отношения. Тогда в качестве кавалера на вечер ей пригласили однокурсника молодожена - красавца, спортсмена и балагура. Но после застолья тот быстро переключился на белокурую хохотушку, усиленно строившую ему глазки, а Лиза скучала на диване в углу комнаты, притворившись, что внимательно рассматривает свадебный альбом.
- Кажется, мы с Вами остались без пары, - присев рядом, весело сказал парень, которого Машин муж представил друзьям как Петра - недавнего знакомца по стройотряду. - Можно пригласить Вас на танец?
Они танцевали и разговаривали весь вечер. Потом он вызвался ее проводить, по дороге развлекал смешными байками из экспедиций - белобрысый "ботаник" оказался не архивным червем, а этнографом, проводил много времени на выездах. Расставаясь, Петр слегка замялся и попросил номер телефона. Позвонил уже на следующий день. Девушке с ним сразу было легко. Казалось, что она знает его уже много лет, и телефонная болтовня быстро переросла в желание почаще видеться, тем более, что Степа ворчала, когда внучка долго висела на телефоне. Когда он бродил по таджикским кишлакам, Лиза писала ему почти каждый день и получала в ответ мятые листочки, покрытые почти нечитабельными, но такими дорогими каракулями. Через пару месяцев после его возвращения в город они поженились.
Он всегда серьезно относился к ее словам. Даже если они были брошены ненароком, по случаю. Когда, разбирая по вазам подаренные на свадьбу пышные букеты, Лиза обмолвилась, что не любит умирающие цветы, Петя торжественно поклялся, что отныне будет дарить ей кактусы и только кактусы. В горшках.
- Почему кактусы? - удивилась она.
- Потому что смешные и колючие, как ты, Лисенок, когда сердишься. К тому же они живучие, и поливать их можно редко, что при нашей кочевой жизни совсем не лишнее, - подмигнул ей весело.
За отливающие в рыжину каштановые кудри он придумал ей прозвище и называл так только тогда, когда они оставались вдвоем. Кактусы. Забавные зеленые ежики, которых за пять лет собралось не меньше двух дюжин. Когда Петя заболел, они покрылись шершавыми коричневыми пятнами и медленно засыхали на широком подоконнике.
Кап. Все скоро закончится. Кап. По капле в вену втекает лекарство. Кап. По капле из тела уходит жизнь. Лиза поймала вчера в коридоре врача, который уже несколько дней избегал разговаривать с нею, и тот, отводя глаза в сторону, грубо буркнул, что делает все, что может, и что надо быть готовой - мучиться Вашему мужу осталось немного. Кап. Она открыла сумку, порылась там и вытащила амулет. Его привез Петя из последней экспедиции. На плетеном из толстых шерстяных ниток, украшенном разноцветными бусинами шнурке висела уродливая человеческая фигурка из темного дерева. Овальное туловище, руки и ноги только слегка намечены, а вот голова вырезана тщательно - жутенькая такая голова с приплюснутым носом, узкими прорезями глаз и оскаленным широко открытым ртом. Когда она впервые увидела этого уродца, то от омерзения по спине ледяные мурашки пробежали. А Петя, радостно улыбаясь, рассказал, что амулет ему подарил местный колдун. Тот раньше даже разговаривать с европейцами отказывался, а вот с ним, после долгих обхаживаний и улещиваний, нашел общий язык, пригласил в свой дом, напоил горьким, отдающим прелым веником зеленым чаем и рассказал несколько мрачноватых старинных легенд, в том числе и об амулете-ловушке. Будто бы раньше Избранным чародеи дарили бессмертие. Для этого рядом с умирающим нужно было повесить особую ловушку с заключенным там злым духом. Демон заглатывал отходящую душу. Потом амулет вешали на шею молодого раба. В новолуние пришелец пожирал личность хозяина, и умерший обретал вторую жизнь. Будто бы эти ловушки все утрачены, кроме одной - вот этой самой, которую колдун вручил ему, взяв клятву, что это личный подарок, который европейский друг никому не отдаст.
Лиза взглянула в злобную мордочку уродца, расправила спутавшийся шнурок и повесила амулет на рожок ночника. При этом она неловко зацепилась за край тумбочки, и посуда на ней громко звякнула. Петя приоткрыл глаза. При виде ловушки лицо его сморщилось, рот передернулся, но кроме скрипа зубов оттуда не вырвалось ни звука.
Родня и друзья уже пару часов, как разошлись. Только баба Степа, отвыв по не слишком любимому "зятьку" положенное, осталась убрать со стола, помыть посуду и теперь похрапывает на разобранном в углу кресле, не обращая внимания на неяркий свет. Лиза набросила на плечи джемпер, приоткрыла форточку, несколько раз щелкнув зажигалкой, закурила. Сквозь просветы в облаках на ночном небе проглядывал тонюсенький лунный серп. "Если похож на букву "С", то луна спадает, а если на петлю от "Р", то растет," - смутно промелькнуло в голове. Значит, уже новолуние. Она вытащила из выреза платья деревянную фигурку, чтобы та висела снаружи, и подошла к зеркалу. Сдернув закрывающий его темный платок, посмотрела на свое отражение. Между убранными в непривычный тугой пучок волосами и чернотой одежды белело ее исхудавшее лицо с темными кругами вокруг глаз и обкусанными до болячек губами. В последние дни она мало обращала внимания на то, как выглядит, даже причесывалась на бегу или в больничном коридоре, прислонившись к стене, чтобы никому не помешать, поэтому это новое отражение было для нее не слишком знакомым. Новое, непривычное лицо, но это ее лицо. Измученное и изменившееся почти до неузнавания, но ее. Несколько минут Лиза пристально вглядывалась в зеркальную глубину, стараясь рассмотреть что-то невидимое, потом рванула за фигурку так, что шнурок лопнул, и бусины с глухим стуком раскатились по полу, и отшвырнула ловушку в сторону. Швырнула и рухнула, не раздеваясь, на опустевшую холодную кровать. Слез не было. Перед закрытыми глазами мелькали какие-то лица, невнятные сцены, в ушах протяжно гудело и звенело, противный сухой ком в горле заставлял время от времени судорожно сглатывать. Лиза натянула на себя край пледа и свернулась в комочек, словно зародыш в материнском чреве. На границе между явью и сном невнятный шум в ее голове внезапно сменился гулкой тишиной, в которой отчетливо раздался знакомый голос: