Аннотация: Тяжка участь Героя, а каково тогда сестре Героя? Финал Колфана-13
- Вы не ошиблись, господин. Это дом Героя, а я - сестра Героя... Моё имя? Мария, господин. Нет-нет, просто Мария... Герой? Ой, простите господин, у него это... живот болит. Он скоро. Вы пройдите пока в дом. Я и матушка стол накроем, угостим, чем Бог послал.
Молодой барон Фридрих - для друзей просто Фредди - глянул в сторону столь щедро предлагаемого ему приюта: еще крепкий, но уже изрядно вросший в землю сруб, закопченные деревянные ставни на окнах с отверстиями для дыма. Через распахнутую по случаю доброй погоды входную дверь туда-сюда шныряли пестрые куры, оставляя повсюду черно-белые отметины... Глянул, осмотрел цепким взглядом стратега, потянул носом и... предпочел отказаться. Девушка, кажется, не обиделась. Барон сел на поставленный "на попа" широкий обрубок дерева, махнул рукой свите, мол - можете быть свободны - и улыбнулся симпатичной селянке. Девушка, и правда, была очень мила. Причем - не грубой полнокровной красотой деревенских девах. Красотой, которая после первых родов сменяется рыхлой дородностью, а после многочисленных следующих - обрюзглостью. И не поймешь, как ни присматривайся: двадцать пять лет бабе, тридцать или уже хорошо за сорок перевалило. Нет, Мария была хорошенькой на самый взыскательный вкус. Стройная фигурка с тонкой талией и высокой грудью, белокурые волосы, лукаво-бедовые с кошачьим зеленым отливом глаза. А прелестнее всего - улыбка, с которой на розовых щечках вырисовывались две шаловливые ямочки. Мария знала про неотразимость этих ямочек и кокетливо улыбалась молодому господину, почтившему их визитом.
Еще три месяца назад молодой наследник баронского титула служил при дворе сюзерена. Замком и землями управлял его отец - крепкий властный мужчина неполных пятидесяти лет, и ничего не предвещало скорых перемен. Но с первыми осенними ливнями замученный скачкой гонец привез вести. Дурные вести. За такие в стародавние времена вестникам рубили головы. Друг и сосед барона сообщил юному Фридриху, что отец его подло убит, родовой замок фон Элхов захвачен узурпатором, а крестьяне боятся выступать против нового хозяина. В округе ходят слухи, что не обошлось и без черной магии.
Свежеиспеченный барон фон Элх еле удержался от того, чтобы не выехать назавтра же с рассветом. Гонец успел до осенней распутицы, а вот отряду пришлось ждать устойчивых заморозков. Кони со всадниками в тяжелом вооружении просто увязли бы в непролазной грязи - фамильные владения фон Элхов располагались вдали от ухоженных торных дорог.
- Итак, любезная Мария, расскажи мне все, что ты знаешь про чародея. Все. Слухи, бабские сплетни, а главное - то, что ты видела своими глазами. Садись и рассказывай.
Девушка смущенно подергала руками холщовый передник, присела на ступеньку и начала:
- Ну, как колдун этот в замок попал, я только по чужим рассказам и знаю. Те, кто живой остался, вам, господин, получше моего все распишут. Говорят, приехал колдун этот всего с дюжиной воинов. В замке чужакам гостеприимство оказали. Покушали они, отдохнули, значит. А после колдун приказал батюшке вашему ему на милость сдаться. От такой наглости господин барон чуть со смеху не лопнул. Чародей сутки на размышление дал и лагерем недалеко от замка расположился. Господин барон лазутчика послал, потом второго - разузнать, что наглец затевает. Послал, а вот назад их так и не дождался. Утром два тела возле моста нашли. Ни одной раны на теле, словно своей смертью померли, только лица, говорят, страшные очень. А колдун снова за свое: мол, признайте меня своим господином, отведите мне лучшие покои да отдайте две трети дохода от земель, и я вас от всех защищать стану. На что господин барон ему в ответ: все фон Элхи верно служили герцогу Фрайляндскому и верностью своей не торгуют. Кухарка Эльза, а я все это от нее узнала, божится, что господин барон колдуну еще и в рожу поганую плюнул. Но она любит приврать, так что было точно так или нет, я не знаю. В общем, не успел старый господин ответить, как и он сам, и личная охрана его замертво рухнули. Все. Даже кривой Густав, который еще дедушке вашему служил и безобиднее божьей коровки был. После чего колдун в замке расположился так, словно там и родился. Часть челяди сбежала, остальные удрать побоялись.
Пару дней спустя колдун к нашему старосте приехал. А покойный Карл упрямый, что твой баран. Он как процессию из замка заметил, мужиков с вилами загодя собрал. Даже на порог к себе самозванца не пустил, да еще и высказался, что мол ни ломаного гроша от него никто, кроме молодого фон Элха, вас то бишь, не получит. Тут на глазах всего селения, а сбежались и стар, и млад, да и я там среди остальных стояла, колдун нашего старосту и порешил. Никаких при этом заклинаний не выкрикивал, руками в воздухе не дергал, даже близко к дяде Карлу не подошел. Только раз-два, и староста, точно куль с телеги, плашмя лицом в землю рухнул. Гансик с друзьями к нему подбежали, перевернули, а тот уже и не дышит. И лицо у него такое... бабы деток на руки скорехонько похватали и по домам. От сглазу подальше. В общем, мужики выбрали нового старосту, посговорчивее, заплатил он колдуну. Пришлось всем пояса туго подпоясать, но жизнь-то дороже.
- А как убили колдуна? Мне рассказывали, из-за тебя все произошло? Или нет? - Фридрих ободряюще кивнул девушке. - Рассказывай дальше.
- Я за Гансика, сына шорника, просватана была. Весной сговорились свадьбу сыграть. А тут на беду заприметил меня колдун в толпе. Глаз-то у него на худое зоркий. Уж не знаю, для чего я ему понадобилась - по женской части или для чародейства какого - но приказал он прислужникам меня в замок отвезти. Жених мой на выручку мне кинулся, хоть старая Ханна - мать его - завопила: "Стой, дурачина! Стой!" - и как кошка в него вцепилась. Лучше бы он ее послушался... - тут ровный голосок Марии задрожал, и на глазах выступили слезы. Она громко шмыгнула носом, сглотнула и продолжила. - Убил гад этот моего Гансика, за просто так сгубил. Тот трех шагов добежать не успел. Упал. Не знаю уж, что со мной тогда сотворилось, но только я в ноги колдуну упала, в сапоги его лицом уткнулась и как волчица завыла. На вой этот братишка старший и прибежал. Его, когда этот ирод в селенье наведывался, из дома - от греха подальше - не выпускали. Так он дверь вышиб - понял, сердешный, что сестренку обижают. Полено на ходу схватил и на колдуна попер. Прислужники чародеевы и пальцем не шевельнули, ждали, что сейчас колдун сам с Михелем разделается. Ан нет! Братец гаду поленом прямо меж бровей заехал. Бумс! У того голова, как тыква гнилая, треснула. Тут мужики, не будь дураками, всех чародеевых прихвостней мигом повязали.
Мария помолчала немного и продолжила:
- Потом лекарь заезжий рассказывал, что у чародея этого не настоящее колдовство было. Что супостат этот - пыси... писи..., в общем, мозгоед по нашему. Якобы в голове у нас все-все, что мы в жизни видели и слышали, сохраняется, как зерно в амбаре. А чтоб от избытка памяти человеку худо не было, там словно стена такая особая стоит. Для защиты. Так колдун в стене этой с дверей все замки и защелки мигом сшибал и двери настежь распахивал. Воспоминания оттуда - хлысь дурным потоком. Вот голова изнутри и лопалась. А у Михеля нашего только и памяти, что про вчерашний день. Он ведь с рождения дурачок. Только матушку, батюшку, меня и собачку Тявку и помнит. Даже корову нашу с соседскими путает. Только такому, как он, колдун повредить и не мог. Дурачка-Михеля - Богом отмеченного - и раньше все жалели и любили, а теперь он Героем стал. Да вот же, и он сам!
Из дальнего угла двора, поддергивая на ходу нетуго подпоясанные штаны, топал здоровенный детина с широкой детской улыбкой на щетинистой физиономии.
- Ты мне гостинец принес? - издали протянул он лопатообразную ладонь барону. - Вкусный? Давай.
- Не обижайтесь, господин, его все балуют. Без подарка к нам никто и не заходит. Он ведь Герой.
- Тебе сестра много гостинцев купит. Вкусных. Держи.
Фридрих положил в протянутую руку золотую монету и протянул толстый кошель покрасневшей Марии:
- Не отказывайся, милая. У сестры Героя должно быть богатое приданое.
А Герой, покрутив блестящий кругляш, отбросил его в сторону, сгреб на колени собачку Тявку и стал выбирать блох из ее пегой шерсти.