МалАя билась, пытаясь вскарабкаться вверх и вырваться наружу. Крючковатые пальцы старшин держали цепко:
- Куда лезешь, дебильная? Осади назад!
- Тыкни, тыкни её по башке, чтоб не высовывалась. Ишь, мудреная какая...
Приходилось затаиваться, уливаться слезами, сидя в занюханном уголочке черепной коробки. И круглые сутки выслушивать старческие бредни. Пыталась затыкать уши - не помогало. Старики брюзжали, бырзгали слюной, глухие по природе, не слушали друг друга, начинали орать, срываясь на сварливый визг. Только после ужина и полученной таблетки нозепама тихо-мирно затихали, подремывая. И тогда Малая начинала снова попытки выбраться наружу. И почти, почти получалось у неё это сделать, как вдруг поступала новая порция нозепама, валившая её обратно, на самое дно.
Голова болела по-дикому. Уже не первую неделю, да и пожалуй, не первый месяц. Сначала Алена все списывала на ПМС - ну, да перед критическими днями башка просто трещала. Потом стала замечать, что не миожет заснуть, пришлось принимать курс нозепама. Потом вдруг среди ночи будила резкая пронзительная боль, и приходилось принимать еще спасительную таблетку.
Впридачу примешался кашель - постоянных заказов все не было, и Алена безуспешно пыталась продать этюды, простояв несколько часов в холодном сквере. Никого не интересовали стройные зеленые березки в беленьких гольфочках, веселые зайчики с морковками и аккуратные деревнеские домики. Один хмырь с толстой цепью на шее вообще заявил:
- Это чё, типа - живопись? Ты мне чё-нить а-ля Малевич давай... Тогда может и куплю, - и добавил гордо: - у меня даже в гараже черный квадрат висит. А ты тут со своим силосом колхозным.
Художники ржали, Алена ревела, глотая валерьянку пополам со слезами. Вечерами глуша грустные мысли нозепамом.
Малая все же ухитрилась, очередную таблетку поймала и спрятала да сделала из неё себе браслетики - вроде фенечек - получилось прикольно, классно. Только руки пришлось за спину от старух прятать - засмеют, а то и отымут браслетики. Полдня сидела в своем уголочке, заткнувши уши -- надоели старушечьи бредни. Дождалась, когда старшины вальяжно расслабились и захрапели с присвистом, рванула вверх и явилась пред Аленины светлые очи.
Алене всё не спалось. Ни о чем не думая, она грустно перебирала красивые, но никому ненужные этюды, тупо рвала разрисованную бумагу на мелкие обрывки. В голове вдруг что-то звенькнуло, и Алена услыхала тоненький голосочек.
Вдруг стало легко, ясно, светло. Увидела Алена Малую - смелую и дерзкую.
- Глянь в небо, - затормошила Малая, ручонками тоненькми в фиолетовых браслетиках показала вверх.
А что там? Ну, небо... Ну, точка черненькая далеко вдали.
- Ты гляди, гляди! Это не точка, а самолет это! Пиши давай, рисунок свой делай эскиз! самолет...
Алена бросилась за этюдником, достала палитру: нанесла голубую гуашь, глянула на небо.
- Ну, чего ты? - мысль торопила, нервничала - а ну щас старики проснутся да завопят.
- Давай быстрее!
И Алена решительно отразила на картине последние штрихи. Голова больше не болела. Малая веселилась, подсказывая новые сюжеты, Алена еле успевала менять листы.
В субботу, все же побаиваясь, выставила одну работу в сквере на продажу, спрятав остальные в этюднике.
Появился тот же новый русский, выпученнно уставился на Аленин эскиз:
- Это че?
- Самолет, летящий в голубом прозрачном небе, - не моргнув, ответила девушка...
- Хмырь вытаращил глаза, отошел и глянул с видом знатока - как баран на новые ворота - кивнул, вытащил кошелек.
- Ещё таких намалюешь?
- А у меня есть. Вот. - И она выставила придурку несколько посдказанных Малой этюдов.
- Вот это: "Черти в озере купаются" (ага, просто круг нарисован).
- "Рус-Аллочка" ( над тремя косыми избами лохматая баба в балахоне с микрофоном в небе пляшет).
- "Перст наказующий" ...(ну, очень известный и популярны)
Новый русский охал, ахал, ржал, матерился от восхищения, повизгивая, чесал мошонку.
- Ты, типа того. Никому не продавай. Я щас кредит в банке возьму и вернусь.
Умчался. Художники ржали, Алена - вместе с ними, глотая валерьянку напополам со слезами. В черепной коробке вовсю веселилась Малая, рассаживая стариков по строго отведенным местам.
Вышло солнышко, осветило картину: белая лохматая диагональ по голубому квадрату, и надпись: "Самолет, летящий в голубом прозрачном небе".
Хмырь вернулся, забрав у Алены все картины и заказав ей ещё, ещё и ещё: а то семь копий черных квадратов ему уже изрядно наскучили.
- А наказующий перст я отсканирую и на окно в джипе наклею - а то надоело всяким долбодылам руку показывать!
Художники ржали, Алена ревела от радости, угощая всех коньяком, а Малую - сладким лиекром. Голова больше не болела. И неудивительно: заведовала там теперь Малая.