Выглянув в окно, я невольно поёжилась. Унылое настроение добил серый фон кучкующихся напротив многоэтажек, низко нависшие хмурые тучи. Даже свежезаваренный крепкий кофе не прибавил настроения. А пробежавший по лужам мальчишка вызвал не улыбку, а недоумение: в такую-то непогодь? По лужам?!
Брр... Захлопнув форточку, помассировала плечи - почувствовав что озябла.
Внезапно потянуло теплом, словно по спине пустили струи теплого душа... И где-то внутри всё встрепенулось: неужели?! Я медленно повернулась.
Смешная конопатая девчонка в легком платьице из середины прошлого века радостно улыбаясь, помахала мне рукой.
- Татка?! Ты пришла? Я по тебе скучала...
- И я, - кивнула та и, подпрыгивая, уселась на диван, глянула по-взрослому понимающе, - тебе плохо?
Я печально улыбнулась.
- Слушай, а пошли на улицу? Погуляем?
- да ты, что? В такую погоду?
- Пойдем! Одевайся! Я покажу тебе что-то такое....
- Только что нагляделась на эту серость, - ещё пыталась сопротивляться я, но разве можно устоять перед Таткой? И вздыхая, напялив на себя джинсы, водолазку и курточку, прихватив два зонта, шагнула к двери.
- Подожди, Татка, но ты же замёрзнешь!
Та весело покачала головой, а после вытащила у меня из рук один из зонтов и положила на место. Странная девочка.. ну так, дак так. И мы вышли из квартиры...Татка, мурлыча под нос веселую мелодию, широко раскрыла подъездную дверь, и...
Ах! У меня даже дух перехватило... Не веря глазам, спустилась с крылечка, медленно подошла к стройной зеленоголовой березке.
- Здравствуй, красавица! - в ответ тихий шелест листьев. Но что это рядом? Не может быть! Воскресшая черемуха? Не жалкий куст, не уныло поникшее засыхающее на корню дерево, а живая, пышная, усыпанная белыми ароматными гро0здями, та самая, что много лет радовала жителей, пьяняя душистым ароматом.
Я повернулась к Татке:
- Как ты это делаешь? - та только посмеялась, схватила меня за руки, закружила, и...
Так же не бывает, Татка! Где полуголая земля с въевшимися отпечатками машинных протекторов, чахлые кустики с посеревшими от дорожной пыли листиками?
Я наслаждалась, понимая, что каким-то образом девчушка перенесла меня в годы юности, когда во дворе буйно цвели огороженные газоны. И ведь мы, молодежь, никогда не портили их, не рвали цветы, не топтали сочную зеленую траву.
А, может, это сама планета развернулась в прошлое? Я глубоко вдохнула, раскрыв пошире глаза.
Приветствуя нас, чуть наклонили тяжелые бутоны-головы золотые шары, с середины августа и до поздней осени радовали всех их желтые бутоны. Горделиво качнулись красно-бордовые мальвы. Пробежавшая кошка разбудила пушистых хулиганов-одуванчиков, и тысячи белых парашютов устремились наверх, к облакам, озадачив одуревшее животное. Набухшие на дикой вишне почки деловито хранили молчание - им ещё рано, но пройдет чуть времени, и расцветет вишня, а там ягодки созреют - кислые, но приятные. Яблонька уже принарядилась, украсилась цветами. Ох, и яблоки, и черемуху мы собирали и ели, яблочки были мелкие и очень кислые, а ягоды черёмухи, сладкие и сочные, перебивали вяжущее послевкусие, росли они высоко, собирать их было непросто, но мальчишки наши лазать умели.
Что-то влажное скатилось по щеке, дождь? Нет, губы дрожат, почему? Я тихонько обошла газон, затаив дыхание... Не ошиблась! Вот она, невеста-грушенька, надевшая нежно-розовый веночек. Ах, красавица, я ж помню, как её садили! Я, в легком платьице с пелериночкой-воротничком и рукавами-фонариками, точь-в-точь, как сейчас надето на Татке, деловито пытаюсь помочь родителям, ковыряя землю маленькой лопаткой.
По краям газона кусты желтой акации пышные, строгие как стражники. Я сорвала желтый цветок, пожевала медово-сладкие лепесточки, как когда-то давно, в детстве. С соседнего куста Татка сорвала пикулю, подала, улыбаясь*.
- Так не бывает, и цветы, и пикули...
Махнула рукой: мол, все бывает, когда очень-очень хочется, и вскоре мы весело пищали в наши свистульки, ах, получилось, не забылось, как пикули в музыкальный инструмент превращать. Такие трели всем двором выводили - соловьи завидовали!
А росла эта акация как дикарка, а ведь в ней столько полезных веществ! Мед акациевый считается одним из лучших медовых сортов, а кора и листья хорошее средство от бронхитов, простуды и атеросклероза, аллергии.
Я готова была остаться здесь навсегда, но неугомонная Татка потащила меня во двор. Вчера вечером тут и там засыпали уставшие от дневного пробега автомобили на платной стоянке, изуродовавшей когда-то большую красивую поляну с высокой сочной травой. Татка вернула эту красоту, и вот мы с веселым смехом падаем на землю, утопая в зелени, смотрим в небо и считаем облака.*
Откуда-то вдруг посыпался крупный снег. Ах, да... у нас то... хоть и весна, да ещё и снег лежит, Татка смеется, отмахиваясь от белого прилипающего пуха. Подувший ветер раскачал гривы стройных тополей, сорвал пушинки и закружил их, опуская наземь. Я повернулась на живот, чихая, залюбовалась рядом растущими черёмуховыми кустами.
Старые дворы - добрые дворы.
Первые друзья, юности мечты,
И нельзя заснуть под гитары звон.
Длинный летний день как черёмух сон.
Нет уже давно ни тополей, ни рябинок, ни кизила, хорошо, что самый пышный куст черёмухи сохранился. Но его цветы, увы, уже не перебивают запахов газа и бензина...
Я загрустила - как же мы это все потеряли?
Татка вскочила:
- А пойдем, за дом заглянем?
Ох... Татка, да там же прямо под окнами полотно автотрассы. Туда три полосы, обратно столько же да трамвайные пути... и машины, машины, машины... Грязные кусты на той стороне улицы, и ни одного дерева на нашей. Солнцепек.*
Но девочка махнула смешными хвостиками косичек, исчезла трасса, ожила поляна, с могучими тополями и красавицей рябинкой, пышными кустами акации вдоль тротуара.
На поляне, что тянулась от кустов до одной единственной когда-то полосы дороги, полно ребятни - кто с куклами, кто с мячами, а кто в гамаке качается.
Так было, я помню. Сейчас, когда снимаю сеточки с окон, с них стекает густая черная вонючая грязь...
Неугомонная Татка берет меня за руку и тащит за угол. Там сейчас ещё одна стоянка для машин, культурная - заасфальтированная, невдалеке перекресток, где когда-то мы пили из бочки наливаемый в кружки ядреный вкуснейший квас, а ещё была небольшая булочная, где всегда продавался вкусный свежий хлеб.
Старые дворы-радуга дождя,
Долгие часы, верные друзья,
Купленный на всех леденящий квас,
За душу берет, возбуждает джаз.
Да, точно! Музыка - кто-нибудь из соседей выставлял на открытый подоконник радиолу, перекрывая стук костяшек домино, и вот она - своя, дворовая танцплощадка.К горлу снова накатывает грусть, хочется обнять вернувшееся, прижать к себе и никуда не отпускать.
- Не реви, - ворчит Татка, и я невольно поддаюсь её настроению. И не зря...
Ведь все эти годы, проходя мимо десятков разномастных машин, я чувствую запах шиповника. Он, наверное, живет внутри души, в сердце, правда, красивых раскидистых с коварными колючками запашистых кустов уже давно нет, но нежный сладкий аромат, от которого кружит голову, никогда уже не забудется.
Старые дворы, доброе кино,
Милый сердцу звук - стук от домино.
Ночью за окном каблучки стучат,
В воздухе цветов пьяный аромат...
- Пока, - слышу тихий шепот, щелкает дверной замок, я остаюсь одна с кучкующимися многоэтажками и серыми хмурыми тучами да мчащимися по трассе машинами. Татка ушла. Я вытерла слезы и почувствовала, что замерзла.
Надо выпить чаю. Густого ароматного чаю, и я решительно иду на кухню.
Пью чай и с наслаждением наблюдаю за сороками, что строят гнездо на одном из деревьев. Да-да, это чудо, которое боязно спугнуть - лишь в одно окно я вижу пышные кроны деревьев, длинные ветви тянутся к окнам, словно руки в знак приветствия, а может, с просьбой:
- Сохраните нас! Мы же так нужны друг другу!
Здесь осина с длинными сережками, пара тополей, яблонька. Я с наслаждением любуюсь, когда они просыпаются, стряхивают снежные зимние шубки, надевая зеленые весенние наряды, украшенные яблоневыми цветами, как брошками. Деловито суетятся разные птицы: сороки, как полноправные хозяйки, воробьи-попрошайки, свиристели - прилетели, посвистели- улетели, зимой красавцы снегири и смелые горделивые синички.
Раньше голубей было много, сейчас разлетелись, видимо, мало их стало. Нет во дворе голубятен, не красуются сизари, выделывая головокружительные виражи. Но зато часто прибегают из леса белочки.
Я открыла окно и покрошила хлеба. Толстенькая сорока с аппетитом поедала насыпанные в "столовке"* то ли кусочки хлеба, то ли ещё что-то съедобное. "Столовку" соорудил один из жильцов нашего дома, славный парень по имени Дима, с добрым сердцем и золотыми руками.
Последние годы благодаря Дмитрию и в этом газоне, и во дворе появились домики для птиц, скворечники, красивые заборчики, забавные фигурки. И народ потянулся : одна соседка цветочки посадила, другая рябинку, привезли немного земли и закрыли ямы, кирпичиками обложили будущие клумбы.
Наверное, к ним тоже приходили гости из тех лет, когда всё радовало глаз, как ко мне сегодня Татка. Приходите почаще!