- Настя, живо тащи бинты, привезли! - зычный голос Николая Петровича проникает в каждый уголок военного-полевого госпиталя.
- Опять?! - молодая девушка со следами усталости на лице останавливается у входа в операционную, сжимая в руках серую пластиковую коробку.
Тело очередного пациента уже лежит на столе, закрытое по шею простыней. Голова откинута на бок, и от входа виден только иссиня-черный клок волос, спадающий до подбородка. Настя подходит ближе и застывает в недоумении:
- Но это же... - она растеряно переводит взгляд на врача, до конца не веря, что это происходит на самом деле.
- Да, и что? - в глазах Николая Петровича читается твердая уверенность.
- Как что?! У нас хватает своих раненых! Мы же...
- Мы давали клятву. Вспомни об этом, - жестко прерывает хирург, и Настя понимает, что спорить с ним сейчас бесполезно...
***
Потягивая белковый коктейль, расслабленно сижу в кожаном кресле с высокой спинкой. Грядущие торжества в честь годовщины Великого Завоевания Земли требуют тотального контроля, и мне все реже удается выкроить время для отдыха. Так много всего навалилось. Разведение клонов с местной генетикой -- перспективное направление, которое поддерживает сам Император! Следует привлечь новые мощности -- еще несколько заводов выведут нас на уровень, необходимый для обеспечения безбедной жизни всей колонии.
- Командор, позволите? - на пороге появляется ассистент.
Снисходительно киваю, и Вольф усаживается на низкий стул рядом, в жесте подчинения закатывая глаза к потолку.
- Мне только что сообщили данные по обстановке в Северной Америке -- жалкие остатки сопротивления сломлены. Выжившие партизаны бежали в Кордильеры, и теперь мы полностью контролируем ситуацию!
- Хорошие новости, Вольфи, напомни, чтобы я поставил тебе еще несколько шрамов.
Ассистент кивает и совсем по-детски взмахивает хвостом. Меня всегда поражало, как ему мало нужно для счастья!
- Да, и еще. Сегодня у вас интервью с Вандой, - Вольф натыкается на мой непонимающий взгляд и спешит пояснить, - ну, с журналисткой. Она готовит статью о роли десятого корпуса в исходе великой войны.
***
Ванда смотрит на меня в упор, и в ее зрачках играют блики света.
- А правда, что вы лично выжигали людской сброд из городов?
- Правда, - устало отвожу взгляд, возвращаясь к своему коктейлю, который так и остался недопитым. - Я участвовал в зачистках. Шел плечом к плечу с рядовыми...
- А что вы чувствовали, когда сжигали заживо безоружных детей и женщин?
Резко поднимаю глаза, и внутри сжимается невидимая пружина. Такого странного вопроса мне еще не задавали, и он пробуждает что-то давно забытое.
***
Шла холодная зима две тысячи сто двадцать третьего года по местному летосчислению. Северный гарнизон армии Императора Рорха продолжал свое разгромное наступление. У нас было все, чтобы одержать великую победу: мощные плазмометы, генетические преимущества и поистине звериное чутье. Военные аналитики утверждали, что значительное сокращение численности местных позволит нашей расе гораздо быстрее проникнуть в каждый уголок этой прекрасной, но доведенной до угнетенного состояния планеты. Стать господствующей формой разумной жизни!
***
- А что вы чувствуете обычно за ужином? - смотрю на журналистку, не мигая, пока она не отводит, наконец, взгляд.
- Не понимаю... Какое это имеет отношение... - Ванда показывает свои хорошенькие острые зубки.
- Ну, вы же едите мясо? Вы что-то чувствуете в этот момент?
- При всем уважении, командор, - она расстегивает ворот рубашки и приоткрывает шею, демонстрируя позу покорности, - но пример не очень удачный.
- Почему же?
- Клоны выращивают специально, - Ванда тщательно подбирает слова, - и у них нет личностной идентификации, все это знают! А там, на войне, вы сжигали людей, которые имели жизненный опыт, какие-то свои желания, привычки... И -- они ведь понимали, что происходит?
- Безусловно, - мой взгляд упирается в стену, - они понимали...
***
Образ худой девчушки с бездонными глазами возникает в голове внезапно.
Делаю шаг навстречу, и несчастная отступает, вжимаясь в оконный проем. Я видел тысячи таких, как она, и ни разу рука не дрогнула. Но сейчас я медлю.
- Не убивайте! - девчонка заглядывает в глаза, и я вижу в них робкую надежду. На меня еще никто не смотрел так.
Светлые волосы едва прикрывают худые плечи, спутанные пряди падают на лицо, и я осторожным движением отвожу их назад. Она опускает голову, и я дотрагиваюсь до ее заостренного подбородка, заставляя вновь коснуться меня взглядом.
- Как тебя зовут?
- Это неважно... Ведь вы же все равно... - девушка всхлипывает, кивая на плазмомет, и по ее щекам катятся слезы.
Слезы... Всегда хотел понять, как это -- плакать... Что ощущает человек в этот момент? Облегчение?
Физиология колонизатора и человека поразительно схожа. Наши древние предки тоже когда-то могли плакать, но в ходе эволюции этот защитный механизм оказался биологически нецелесообразен.
Снимаю перчатку и провожу тыльной стороной ладони по щеке, вытирая скользящую по ней каплю. Девушка вздрагивает, и я незаметно нажимаю на кнопку активации, стреляя в упор.
Странно. Этот момент такой яркий и живой. Вижу все так, будто это происходит прямо сейчас в моем сознании, но... Не помню, что бы я думал об этом когда-либо раньше. Неужели оригинальный вопрос журналистки спровоцировал снятие блока памяти?
***
Снег. Много снега, окрашенного красным. Вижу себя в полной боевой экипировке в центре поля боя. Ветер разносит запах горелой человеческой плоти. Повсюду - черные обугленные тела, сваленные друг на друга. Кровь на белом полотне.
Снимаю шлем, и мороз тут же стягивает кожу.
"Мы победили", - проносится мысль, но она не приносит, почему-то, особой радости.
- На войне нет победителей, - кто-то трогает меня за плечо, и я резко разворачиваюсь. Неужели я произнес это вслух?
Широко распахнутые глаза оттенка грозового неба смотрят насмешливо. Белесые волосы девушки треплет ветер, и я невольно любуюсь ею. На бледных щеках проступили пятна румянца.
- Какие громкие и какие пустые слова! - я скалюсь, перехватывая поудобнее плазменную винтовку. - Это был последний бой, и теперь Земля полностью в нашей власти!
- Не все можно решить с помощью силы, - девушка грустно улыбается.
Я не хочу спорить, хотя и уверен в обратном. Сила, направляемая разумом -- залог успеха. Нажимаю на спусковую кнопку, и винтовка послушно оживает, выплевывая из своего раструба огненный сгусток. Плазменный снаряд проходит сквозь тело девушки, не причинив ей ни малейшего вреда.
- Нельзя убить человека дважды! - произносит она.
Замечаю, как меняется ее лицо. Под глазами проявляются синие круги усталости, румянец пропадает, а кожа приобретает сероватый оттенок.
Только сейчас я начинаю осознавать, что это всего лишь фантом. Бесплотный призрак, поселившийся в моих болезненных видениях.
- Меня зовут Настя, - девушка медленно протягивает руку и осторожно тянет на себя оружие. Я не сопротивляюсь. А зачем? Если это все равно сон... - Вы сейчас находитесь в русском лагере конфедерации "Альянса".
Раздается до боли знакомый звук активации заряда... Бэнг! Она стреляет в упор, приставив винтовку к моей голове.
Вспышка боли пронзает насквозь, и я чувствую, как вытекает кровь из моего черепа. Очень реалистичное ощущение. Совсем не скажешь, что сон...
Приоткрываю глаза. Лампочка на потолке троится. Радужные круги. Границы яви и сна стерлись, и я не могу понять, какие из воспоминаний истинные.
- Николай Петрович! Идите сюда! - с удивлением наблюдаю, как внезапно сжалась девушка под моим взглядом. Странная... Только что она была такой насмешливой и смелой. - Он очнулся! Скорее!
- Кто я? - заглядываю в глаза Насте. Теперь я знаю хотя бы ее имя.
- Вы... что же -- ничего не помните? - лепечет она, промакивая мой лоб ватным тампоном.
- Ну почему, кое-что помню. Десять лет прошло с тех пор, как... - осекаюсь и осматриваю комнату с новым интересом.
- С тех пор, как... ? - девушка ведет бровью, ожидая продолжения, но я замолкаю.
- Скажи... все еще идет война? - слабо хватаю Настю за рукав, и она смотрит на меня, как на умалишенного.
- Второй год третьей мировой... - тихий голос теряется в лабиринте сознания.