Не надо лжи. Ведь он уже просил.
  Просил не раз. Но больше не попросит:
  В его местах давно сложилась осень,
  Какую он так искренне любил.
  Любил и ждал. И не было минут,
  Когда бы мысли в дали не стремились.
  Увы, но там совсем иные снились.
  А лишние намеренно уйдут,
  Но чтоб не возвращаться никогда
  Во лживое и скользкое болото,
  Какое разливал под ноги кто-то,
  Чтоб ко нему во дом пришла беда.
  
  О, да, он понял, что игрушкой стал
  В устах, что похотливы и вульгарны.
  Он думал, что нашёл кого искал,
  Но видел, что соития ударны
  не важно с кем, а был бы просто тлен
  На той, что отыскал, увы, дороге,
  И где его с усердьем били ноги
  Прокрустом опуститься до колен...
  
  И он ушёл. Мешать пристало ли
  Тому, кто во соитьях видит цели?
  Тому, кто строит власть свою в постели?
  Тошнит коли, возможно ли любить
  Тот беспредел, что торит благо дна,
  Утробы своей властью заражая?
  Его тошнит. И не его вина,
  Что брезгует подобным урожаем.
  
  И он ушёл. На сей раз, навсегда,
  Чтоб больше пересечься не хотелось
  С телами, чтоб сколачивать стада,
  Пусть в засранных, пилось бы чтоб и елось.
  Ему не привыкать коль стол в степи,
  А травы во салаты сложат соки.
  Он слишком зорок, чтоб не видеть стоки
  От задниц, что мягки и велики...
  Пытаются кормить, кто брюхом вхож.
  Его тошнит от блядства и от рож.