Он нашёл меня в умывальнике. Я, трясущимися руками смывал кровь с лица, вместе со слезами, и соплями. Он был мой земляк, на полгода старше - "призовом".
- Вот ты где! - запыхавшись, воскликнул он и подошёл ближе. - Ты чего, "Зёма", совсем что ли?
- Я сломался. - Ответил я всхлипывая. - Меня... Сил больше нет!
- Он смотрел на меня с такой злостью, что хотелось утопиться в раковине.
- Сломался, говоришь? Всё, будешь теперь как последний чмо?!
- От этих слов, всё внутри опустилось. От безысходности, мысли о суициде, всплывали перед глазами в ярких картинках. Осталось только выбрать удобный вариант.
Немного успокоив дыхание, он вдруг резко спросил.
- Значит всё кончено, и терять тебе уже нечего?
- Я, тупо уставившись в раковину, кивнул.
- Тогда пошли! - Он схватил меня за рукав, от неожиданности я съёжился.- Пошли, пошли!- Прорычал он, потащив меня за собой.
Он пнул ногой дверь "каптёрки" и вошёл первым, не выпуская мой рукав. Удивлённые "деды", застыли от неожиданности.
- Значит, говоришь - терять тебе не чего? - Он сверлил меня взглядом, "в котором было - столько ярости". От страха меня мутило, болел живот. Ноги стали ватными, я с трудом на них стоял. - А раз терять тебе нечего, что мешает тебе их - отпиз...ть, на пример табуреткой? - Он схватил табурет и кинулся на опешивших "дедов". А я, обезумев от страха, ринулся прочь, отсюда.
Дальше не помню, как было. Говорят, упал с лестницы. Летел как угорелый, и распластался на полу, потеряв сознание. Очнулся в госпитале. Милая медсестра, бинтовала мне голову. - Очнулся, боец? - улыбнулась она. - Что же ты носишься, как ошпаренный!- Улыбнуться в ответ, не было сил. А мутные воспоминания о прошедшем, всплывали в памяти, как дурной сон. -Ничего, через недельку, будешь как новенький!
Через два дня - выписка. А при мысли о возвращении в часть, всё внутри холодеет. Взгляд потускнел, хотелось уснуть и не проснуться.
В казарме, укладывая свои - "мыльно-рыльные" принадлежности в тумбочку, я вздрогнул, когда в кубрик влетел "дед". Один из тех - троих. Он метнулся к своей тумбочке, и остановился, заметив меня.
- А, боец! Выписали? - Он достал что то - из тумбочки и, ухмыльнувшись, вышел.
Обед прошёл спокойно. Ребята с взвода, со мной общались. Правда, так - ни о чём. Стараясь не смотреть в глаза. Как собаки, всё понимают, а сказать...
За четыре дня, мне довелось увидеть тех "дедов" несколько раз. Поодиночке, и вместе. Но интереса ко мне, они не проявляли. Я начал понемногу успокаиваться. И тут в курилке, мы пересеклись с ребятами из соседней роты.
- А-а-а, выписали! А "земелю" твоего комиссовали. Говорят - почка отказала! Еле до госпиталя довезли.
Они рассказывали ещё что то. О каких- то новостях в роте. Ухмылялись, хихикали...
- Эй, ты чего застыл? - толкнули меня. - Пошли на построение!
После отбоя, я не мог уснуть, размазывая слёзы по щекам. Тяжесть в груди, не давала дышать.
- Один! Воды мне!
- Я вздрогнул от голоса "дембеля".
- Чё бля, спят все?!
- Сердце забарабанило по рёбрам. Мы поднялись вдвоём. Это уже рефлекс, выработанный страхом. Я был ближе, и потому, нырнул в сапоги и пошёл к бачку с водой. Принёс воды, вернул кружку на место, и зашёл в "умывальник". На полу, валялась бритва. Кто - то уронил впопыхах. Я прошёл к раковине, открыл кран, набрал в ладони воды и выплеснул на лицо. Подняв глаза, в зеркале увидел отражение той самой бритвы.
- "Мне уже всё равно", - подумал я - "терять не чего"!
С этими же мыслями, я поднимался по лестнице. Я знал, они в "каптёрке", дербанят Васькину посылку. Утюг в руке, был плотно примотан шнуром. Я даже не помню, как взял его, и что сказал дневальному (наверное, что буду гладить подшивы дедам). Дверь была заперта изнутри, из каптёрки доносились приглушённые голоса. Я тихонько постучал, голоса притихли. А через секунду открылась дверь.
Потом был суд. Пред глазами всё плыло; заплаканная мать убитого бойца, проклинающая меня и армию, с её беспорядками. А я, отсутствующим взглядом, смотрел в суровое лицо отца.