Иван Иванович запустил дачу. Это казалось удивительным, потому что все вокруг стремились к выращиванию. Но Иван Иванович говорил, что на фоне всеобщей 'коллективизации' цены на сельхозпродукт будут мизерные и всё можно будет купить, не подрывая бюджета. Но прогноз не подтвердился. Жена отпускала в его адрес рискованные шуточки, и мстя, не разрешала включать телевизор, если там, по её мнению, происходило интересное для единственного и горячо любимого.
Однажды душным летним вечером он делал вид, что читает газету, а сам через дырочки в передовице подглядывал фильм про гангстеров. Увлёкшись, он не заметил, как 'подкралася' жена и стала подглядывать вместе с ним.
Когда на волнующем эпизоде телевизор пискнул и погас от нажатой с пульта кнопки, Иван Иванович вскочил. От такой прыти кровь ударила в голову, и он зашатался. Умывающаяся на окне кошка замерла с высунутым языком.
- Не надо орудовать мною! - вскрикнул он и на этом не успокоился.
Уши зарделись, подбородок взмок, живот выбился из-под рубашки и вися, грозно вздрагивал. Сделал несколько шагов навстречу, и женщина отступила. Иван Иванович включил и смотрел стоя, как каменный лев на питерском мосту, боковым зрением бдительно следя за обстановкой. Где-то заплакали. Не отрываясь от экрана, попятился в коридор и на секунду выглянул на кухню. Жена стояла у окна, кошка ходила вокруг и мяукала.
А гангстеры тем временем поубивали всех, кроме ненормального шерифа. Иван Иванович вернулся на диван, но в покое его не оставили. Единственная и горячо любимая, в сопровождении кошки, готовой к подвигу после съеденной рыбы, 'приближилась' и выдернула шнур, отделив от телевизора электричество. Герои фильма на секунду замерли, но скоро загремели новые выстрелы, видимо пауза совпала с сюжетом. Провод был в руках, но как оказалось, не тот. Иван Иванович хмыкнул.
В следующий раз она выдернула и тот и не тот. Она выдернула всё. Остановились электронные часы, замолк вентилятор, погас уличный фонарь. А Иван Иванович так осерчал, что стал громко объяснять, что современные телевизоры так выключать нельзя, и что его поздно переделывать, и что он имеет право и ещё, и ещё, и ещё. Но ничто не помогло, и было мучительно слышать, как у соседей продолжают стрелять.
- Съездишь сегодня на дачу, поночуешь там, пусть живого человека увидят.
Сама она не могла, потому что боялась мышей. А их там было.
- Съезжу, поночую, увидят - безропотно соглашался Иван Иванович, возвращая на место вынутые шнуры.
Фильм ещё не кончился, но до самого конца ничего не произошло. И вообще оказалось, что это не боевик а комедия, а их Иван Иванович не переносил - живот мешал смеяться и от смеха происходили колики.
- Зря, всё зря, - говорил он внимательно глядящей на него кошке, собираясь в поездку.
Было уже довольно поздно, когда Иван Иванович перестал ходить вокруг дома и устроился с книгой у приёмника. Передавали что-то негромкое, спокойное. Старый диван скрипел, поэтому Иван Иванович зря шевелиться не старался. Неожиданно музыка прекратилась. Вместо неё в полумрак дома обрушилось прерывистое шипение. Иван Иванович потянулся своими ручками к ручкам настройки, но был неуспешен. Тогда он дёрнул шнур из розетки, потому что выключатель на стареньком 'Океане' не выключался. В появившейся тишине отчётливо скрипнуло, а в дверь постучали.
- Кто там, - спросил Иван Иванович, но ему не ответили и постучали ещё.
Вскочив с дивана, который с испуга даже не скрипнул, шатаясь, подкрался к двери и закрылся на крючок.
- Кто там, - повторил он свою реплику, цепенея от страха.
- Откройте, я не сделаю вам ничего плохого.
Голос был почти детский и совсем не страшный. Иван Иванович приоткрыл дверь, но не успел ничего увидеть. Лампа на мгновение вспыхнула, осветив всё ярко белым, и лопнула. По полу зашелестели осколки. Иван Иванович стал шарить руками вокруг и наткнулся на посетителя. Непроизвольно почти обнял и понял, что это женщина. Эта женщина не оттолкнула. Он замер, не зная, то ли смеяться, то ли плакать, то ли выразить свои чувства другими способами.
- Не отпускайте меня, я боюсь, - сказала женщина и прижалась к его мощному животу.
- Не отпущу, согласился он и выполнил обещанное.
От неё пахло лёгким, волнующим, нездешним. Иван Иванович давно не обнимался, и совсем потерял голову. Всё кружилось, становясь нереальным, почти сказочным. Скоро глаза привыкли к темноте, и он увидел то, что обнимал. Она была немного выше его, волосы перехвачены лентой, длинное платье из мягкой, даже на вид, ткани, цвет которой казался разным, от тёмно-голубого до полупрозрачного. Глаза - большие, удивлённые, с кошачьими зрачками. Она посмотрела на него, и он увидел в её глазах отражение своего лица - маленькое, перекошенное, почти нечеловеческое. Улыбнулся, она уткнулась ему в плечо. Он обнял и погладил по голове. Её шея оказалась так близко, что нельзя было удержаться и не поцеловать туда, где едва заметно бил родничок чужой жизни. Потом он почувствовал, как она расстёгивает пуговицы его рубашки и силы оставили его. Случилось, всё что случилось. Ужасное и прекрасное, то самое, ради чего стоит жить и не хочется умирать, лучше и хуже которого не бывает ничто.
Вернувшись утром, Иван Иванович с аппетитом поел, чего не случалось давно, и лёг спать, сославшись на то, что из-за мышей не сомкнул глаз. Благо была суббота. Вечером засобирался на дачу. Сказал, что забыл документы и ещё что-то важное. Это казалось подозрительным, потому что раньше каждая поездка стоила скандала, но возразить никто не посмел.
Вскоре стал ездить через день, по средам, пятницам и на выходные, в которые соседи видели живого человека беспрерывно, целый день. В понедельник утром, не заходя домой, ехал на работу.
Её звали Ия. Она приходила после захода солнца, появляясь неизвестно откуда, туда же исчезая под утро. В первый день пытался проводить, но она так посмотрела, что больше он своих попыток не возобновлял. Они почти не разговаривали. Вернее, это происходило каким-то чудовищным способом. Иван Иванович первое время думал, что у него не в порядке с головой. Когда хотел что-то спросить, ответ появлялся сам, являясь по сути собственной мыслью, а на самом деле её ответом. Скоро он научился понимать её вопросы, различать своё и чужое. О себе она почти не говорила, предпочитая слушать его. Иван Иванович, молчун по жизни, здесь оказался говоруном. И это было нетрудно. Нужно лишь думать что-то определённое, стараясь не отвлекаться на постороннее, как это обычно бывает.
Сосед по дому, кряжистый, всегда небритый пенсионер, регулярно появлялся вместе с супругой. Сам он не работал, потому что не умел, и пока жена копала землю и дёргала траву, ходил по участку с дозиметром, делая замеры радиации, которая, по его словам, 'шурует везде и всюду'. Результаты исследований записывал в книжечку. 'Я отправлю куда надо', - говорил он, грозя кому-то невидимому. За это его уважали и даже побаивались. В дом к Ивану Ивановичу, с некоторых пор, сосед не заходил. Там всё зашкаливало, особенно возле дивана.
Сам же Иван Иванович ничего не замечал, но чувствовал, что здоровья у него не убавляется. Правда, он заметно похудел, но это ему шло только на пользу.
Сиплый голос 'дозиметриста' позвал откуда-то издалека. Иван Иванович, отсыпался после ночного свидания, поэтому вышел не сразу. Своего недовольства не показал, но активного участия в разговоре не принял. Да это и не было нужно. Сосед любил поговорить, и мог это делать сколь угодно. Абы слушали. Иногда он что-то спрашивал, и не ожидая ответа продолжал о своём. И вдруг Иван Иванович вздрогнул.
- А кто она такая? - спросил сосед, щёлкая ручками прибора.
- Кто она?
- Да брось, Иванович, - сосед хитро улыбнулся, - видел я ноне утречком, шла от тебя такая интересная. У меня, понимаешь, несварение приключилось, так на зорьке во дворе сидел. А тут от тебя такая дамочка.
Иван Иванович понял, что отпираться только хуже.
- Да ты, небось, я никому. Я же понимаю. Сам люблю их, что им было пусто. Если бы и они меня. Наверное, не жена.
- Не жена.
- Молодец, уважаю. Здешняя?
- Прилетает на тарелке из соседней галактики.
Сосед хмыкнул.
- Не хочешь, не говори. Уважаю.
- Умный ты мужик, а женщины не любят, - Иван Иванович отвернулся, ставя точку.
Отчего-то стало грустно.
- Да ты, небось, я никому, - подтвердил сосед, и его шаги стали удаляться.
В один из вечеров Ия была задумчива. На вопрос 'Что случилось', не ответила, долго смотрела в звёздное небо. Иван Иванович не мог слышать её мыслей - сейчас она этого не хотела. Уходила поздно, солнце уже расплескало свои лучи на крыши домов и верхушки деревьев. Напоследок оглянулась. Раньше она этого не делала. Иван Иванович замер, и безотчётная тревога закралась в душу. Едва дожил до следующего вечера, не спал всю ночь, ожидая удара в глиняный колокольчик, их условный знак. Но она не пришла. Не пришла и через вечер, не пришла и потом.
Иван Иванович переехал жить на дачу. Как упрямый ребёнок, отказывался верить и надеялся, что когда-нибудь она вернётся. Он тоски занялся хозяйством и преуспел.
По субботам ходил в баню, и вместе с соседом напивался самодельной водки. Ближе к ночи разговор шёл исключительно о женщинах. Сосед много чего рассказывал, а Иван Иванович только слушал и иногда кивал. Говорили и о ней. Иван Иванович сам хотел этого, потому что в эти моменты ему не казалось так одиноко. Когда собутыльник спрашивал, 'А как у тебя с ней было это?', он отвечал 'Как и с другими, только лучше', и надолго умолкал. Домой уходил поздно ночью, уходил с неохотой. Там лежал на старом диване, не зажигая огня, глядя как на небе бледнеют звёзды, предвещая новые, необходимые людям рассветы.
![Ия [Евгений Савинов]](/img/w/wasxko_f_f/017ia/ija2-525.jpg)