Когда солнце склонило рыжую голову, а день притворился вечером, он был в начале пути. Он шёл пешком, чтобы видеть небо и думать о нём в любую минуту. В нагрудном кармане грел душу блокнот с большими квадратными листами. В него заносились мысли и делались выписки из прочитанного, чтобы потом использовать в книге прожитых дней. Люди не знали об этом, поэтому Костин для них был обыкновенным, они смотрели не опасаясь, не замечая удивительной его особенности.
Прямо на пути малыш лет четырёх, разглядывает серую стену облезлого дома, высоко запрокидывая несмышленую голову. Костин хотел обойти это малолетство, но озаботясь отсутствием взрослых замедлился, чтобы сильнее почувствовать беспокойство за чужую жизнь. Крупная женщина с ярко накрашенными губами схватила за руку человеческого детёныша и исчезла вместе с ним так же скоро, как и появилась. Чувствуя радость оттого, что ребёнок не потерялся, Костин все же загрустил, желая малышу другую маму. Дальше пришлось остановиться, перед ним выросла скороспелая очередь и перекрыла возможность движения.
- Для чего вы не даёте мне пройти? - спросил Костин ближайшего человека, - и зачем вас так много в неуютности улицы?
- Мы здесь по необходимости, желаем получить что-нибудь для лучшего существования,- отвечала старушка.
- И не жаль тебе тратить последнее время жизни на такие подробности?
Старушка ничего не ответила, исполнилась обиды, отвернулась.
- Тебя здесь никто не знает, ты не пронумерован, так что не суйся,- заступился за обиженную старость мужчина с небритым лицом и показал ладонь руки с перекошенной надписью числа.
Костин осмотрел свои руки, на которых ничего кроме мозолей не присутствовало.
- Расступитесь, я пройду мимо, мне ничего не надо, я безвреден вашему коллективу.
- Этого нельзя, - насторожился мужчина,- по твоей прихоти кому-то придётся сойти со своего законного места и нарушить, хотя бы на время, правильность численного ряда.
Костин двинулся вдоль, надеясь найти неуверенность человека или неточность линии, но люди стояли плотной стеной, прикрываясь сумками, сетками, рюкзаками и другими устройствами для переноски вещества и материальных благ. На его обращения предъявляли оцифрованные ладони, читали вслух свои и соседние числа, а других разговоров слышать не хотели. Когда нумерация иссякла, пошли неорганизованные, стоящие просто так, без всяких вычислений. Они примкнули недавно, не успели сплотиться и выбрать вожака, поэтому пройти через них не представляло труда.
Возле щита с наклеенными газетами фланировал толстый гражданин с портфелем, и лицо его выражало несоответственную остальному озабоченность. Он что-то торопливо рассказывал, замедляющим шаг прохожим, указывал на газету, снимал шляпу, поворачивая анфас головы. Костин почувствовал, что его не минет чаша сия, и подошёл сам. Гражданин с портфелем снял шляпу:
- Скажите, товарищ, соответствует газетное фото изображению портрета лица, или есть какая-нибудь неуверенная.
Костин разглядел множественное лицо группы людей, которые, сразу не понравились.
- Моё присутствие можно заметить здесь,- гражданин с портфелем устремил палец в подробности репортажного фото. - Как, по-вашему, соответствует?
- Нет,- отрезал Костин, и шляпа выпала из рук гражданина. - Там Вас можно спутать с человеком умственным, а я вижу перед собой совершенно иное.
- Врёте, я умственный! Вы мне просто завидуете...
Костин шагал дальше, стараясь не замечать других, бесплатно читающих несвежие новости. Возле последнего щита заметил странную серую личность и, замирая, почувствовал стыдное желание сбежать. Преодолев малодушие, снова подошёл сам. У человека оказалось лицо грустного клоуна, глядя на которое хотелось плакать и смеяться одновременно. Можно было предположить, что он хочет, чтобы с ним поговорили, но не решается заговорить сам. Костин осмотрел газету:
- Даже на последней странице я не нашёл вашей фотографии. К чему такая задумчивость?
- Я изображён печатным словом, в ругательном смысле. Это чудовищная неправда.
- Но почему вы здесь? Идите домой и переживайте.
- По решению общего собрания должен находиться возле, смотреть в глаза обманутых граждан и мучиться от своего позора.
- Делайте перерывы грустной судьбы, отдохните в парке, который за вашей спиной. Вас надолго не хватит, и вы снова подведёте товарищей.
Мужчина задумался, оглянулся в указанную сторону:
- Обещаю, про меня будете слышать только хорошее и очень хорошее.
Прощались как добрые приятели и разошлись, почти довольные друг другом.
2
Впереди, ведя под руку хрупкую женщину в дорогом платье, вышагивал крупный человек в генеральских погонах. Он оживлённо рассказывал, спутница смеялась. Когда впереди показался человек в военной форме, переглянулись. Встречный был ещё большего роста, но звёзды на погонах оказались помельче. В одной руке держал туго набитую папку, другой отдавал честь, приветствуя старшего по званию. На лице застыла осторожная улыбка.
- Стой! - скомандовал генерал.
Военный замер, не сопротивляясь многолетней привычке подчинённости.
- Брось!
- ?
- Это приказ!
Папка приземлилась в небольшую лужу, бумаги разлетелись. Мужчина застыл, изображая вопросительный знак, повисла пауза, но тишина не наступила.
- Ха-ха-ха...- загудел генерал.
- Хи-хи-хи...- запищала его спутница.
Когда смеющаяся пара ушла, удивление в глазах военного превратилось в другое. Костин помог собрать, сочувственно покачал головой:
- А нельзя послать?
- Устав категорически не рекомендует.
- И что же делать?
- В нашем городе я не самый младший офицер, отыграюсь. - оглянулся на свои погоны. - Вы что, в армии не служили?
Костин не ответил, надеясь забыть лицо этого человека навсегда. Догнал знакомые силуэты, и когда оставалось совсем чуть, от волнения закашлялся. Когда упитанный затылок стал поворачиваться розовым лицом, закрыл глаза, чтобы удержаться от необдуманного.
- Вам плохо,- спросил генерал.
- А Вам? - переспросил Костин.
- Мне? Мне хорошо, - в недоумении огляделся.
- С чем Вас и поздравляю!
Генерал пожал плечами, переглянулся со своей спутницей, которая не осталась в стороне:
- Да он же пьян!
3
Костин шёл прочь, не разбирая дороги, пересекая газоны с чахлой травой и печальными кустами. Под ногой вздрогнуло, покатилось по бетонной дорожке.
- Осторожно! - послышался испуганный голос.
Мужчина в пиджаке с отвисшими карманами ловко подхватил, не успевшую остановиться, пустую бутылку, осмотрел горлышко, спрятал в обширную авоську. Захотелось спросить, но случайно заглянул в глаза мужчины, прозрачные и бесцельные, и раздумал.
На соседней аллее проявилось стремительное движение. Человек африканской внешности бежал, высоко поднимая длинные ноги, стараясь увернуться от крепышей с красными повязками. Неожиданно преследуемый свернул, пустился прямо по траве, отрываясь от преследователей, но не успевая смотреть под ноги и, скрытая в густой траве, сломанная ветка прервала стремительный отрыл беглеца. Он споткнулся, потерял направление, въехал в ствол векового дуба, который осыпал разбудившего его человека обилием великолепных желудей, чисто прогудел, единственную известную ему, ноту и снова замер. Преследователи подняли ослабевшее тело, взяли под руки, повели. Они, впечатлённые лёгкой победой, оживлённо переговаривались, не обращая внимание на случайных свидетелей.
- Как вам это нравиться? - спросил худой старик в спортивном костюме.
- Совсем не нравится. Разве можно так обращаться с иностранными товарищами.
- Товарищи не участвуют, но заграница причастна, здесь Вы не ошиблись.
- Вы о чём, ведь это негр?
- Да нет, это наш, отечественный.
- Да как у нашего может быть такое лицо?
- Вы что, ничего не слышали о местных неграх?
- Как же негры могут быть местными? В мире и так неспокойно, зачем усугублять?
- Я сам знаю, какая сейчас напряжённая международность,- сказал старик, и окаменел, намереваясь обидеться.
- Расскажите, о чём я не догадываюсь,- извинительно просил Костин.
Старик оживился и подобрел.
- В прошлом месяце завезли в городские магазины стеклоочиститель импортного качества. Стоил недорого, и некоторые брали в больших количествах для неизвестных целей. Через неделю стали появляться люди с потемневшим оттенком кожей. Их принимали за африканцев, оказывали соответствующее уважение, но подозрительно было то, что заграничной речи они не признавали, а на русском разговаривали преимущественно матерным способом. Да и выглядели удивительно нетоварно.
Попал один из них в вытрезвительное заведение. Проверили документы, и получилось, что гражданин вовсе не иностранный, а очень даже наш, только с плохими отзывами с работы. При нём оказался пустой пузырёк из-под очистителя. Стали разбираться, и выяснилось, что употреблял он эту злую жидкость исключительно внутрь, для получения алкогольной радости, а протестующий организм, проявляя категорическое несогласие, потемнел.
Доктор старой школы, почти академик, категорически объяснил все тонкости и буквально за неделю выдумал лекарственное спасение. Объявили по радио, показали по телевидению, а никто не приходит. Когда с ними пробуют разговаривать, так просто убегают или прячутся. Ещё он открыл, что если ничего не делать, то кожа останется тёмной до конца жизни, и даже дети будут неграми. Было принято решение вылавливать замеченных и лечить принудительным способом.
Старик засмеялся, но взял себя в руки и продолжил:
- Одного поймали, поместили в стационар, а он не светлеет и ночью по латыни бредит. Долго бились, и кровь переливали, и кожу пересаживали. Кое-как вылечили, а он возьми и окажись чистопородным афроамериканцем. На врачей в суд решил подавать, но через неделю самопроизвольно потемнел и улетел домой, радуясь, что все кончилось не слишком плохо.
Старик посмотрел на часы, заторопился:
- Извините, должен бежать. Физкультурное время иссякло, теперь предполагаю тренироваться умственно.
4
Костин проводил взглядом медленную фигуру старика, и едва увернулся от чего-то, упавшего сверху. Это было большое зелёное яблоко. Странные силуэты бродили вокруг дерева, подбирали, лежащие на земле, зелёные плоды, пытались ими сбить висящие красные. Но с дерева, по-прежнему, падали лишь зелёные.
- Хочешь яблоко? - спросил розовощёкий парень и загадочно улыбнулся.
- Могу, - согласился Костин, но рассмотрев полученное, есть не решился. Предложенное оказалось незрелого цвета и деревянной твёрдости.
- Почему красные плоды остаются висеть, а зелёные падают, противоположно правильной жизни?
- Вот именно! - согласился, выросший словно из-под земли, человек. Всё, одетое на нём было защитного цвета, возможно он давно находился рядом, оставаясь незаметным. Лицо его по форме напоминало грушу, узкий лоб и широкие скулы украшал сливообразный нос, глаза напоминали ягоды крыжовника, прямолинейный рот казался вырезанным для пробы, как это делают с арбузами на осеннем базаре. Весь этот натюрморт обрамляла копна рыжих волос. Когда он говорил, его рот оставался неподвижен, глаза смотрели совершенно одинаково:
- Эта яблоня не вполне. Остерегайтесь!
После этих слов все, кто были рядом, бросили своё занятие, построились в колонну по два на перекошенной опушке возле старого дуба.
- А почему они вас слушаются,- удивился Костин.
- Сам удивляюсь,- парень расправил плечи, показал кулак, и половину неба закрыла угрюмая туча. - Я у них освобождённый председатель.
- Освобождённый от чего?
- Ото всего.
- А какое имя соответствует вашей дружбе?
- Мы - общество природолюбов. Собираемся два раза в неделю, чтобы чувствовать живое начало и соответствовать.
Парень замолчал, потом то ли спросил, то ли подумал вслух:
- А может эту приблизительную яблоню под корень?
- Не нужно вмешивать эволюцию,- огорчился Костин. - Может это дерево через 300 лет спасёт нашу вселенную. Пусть растёт до выяснения.
- Пусть,- согласился, ошарашенный размахом, председатель и, махнув рукой, двинулся впереди отряда, прокладывая единственно верный путь, который, несмотря на растущие качества трав и кустов, был безупречно прямолинеен.
Костин сколько-нибудь шёл следом, но, оступившись, захромал, отстал и потерялся. Выбрался на дорогу, когда дневного света стало ещё меньше, и некоторые близорукие машины зажгли неяркие фары. Трамвайная остановка была пуста, только на скамейке спал, нетрезвый, пёстро одетый гражданин. Разглядел лицо человека, темнокожее, испуганное, догадался, что во сне бедняге так же невесело, как и в жизни. Поправил неудобно висящую руку, положил в оттопыренный карман немного денег.
5
Почти все места были заняты, но, уставшие от дневных обязанностей, были молчаливы, не старались занимать много места, и казалось, что вагон полупустой. Через запылённое стекло Костин различал яркие огни большого города, но видел в них только электричество, без живого участия необходимых человеков.
В одинаковом дрожании твёрдых механизмов отчётливо слышал стук собственного сердца, одинокого и невечного. Огляделся, желая заметить в других отголоски своей неустроенности, и с ужасом понял, что это не живые граждане, а какие-то пустые куклы, набитые всяким хламом, не имеющие ни понятий, ни чувства. Соглашаясь, они кивали из-за неровной дороги, от этого становилось ещё страшней.
Захотелось оказаться рядом с живыми, бросился к водителю, но и там увидел такое же чучело. Рванул кран аварийного открытия дверей и шагнул в темноту, переживая момент решимости и героическое предчувствие неизбежной боли.
Вагон покатился дальше, оставляя на мокром асфальте упавшего человека. Руки его были широко раскинуты, как это делает подстреленный солдат, желающий схватить часть земли жадными объятиями ускользающего сознания. Но ничего не случилось, и жизнь продолжилась. Перевернулся на спину, чтобы видеть звезды и помнить о хорошем. Пересчитывал мерцающие точки неба, стремился к ним и боялся их, чувствуя неумирающее равнодушие космоса и бесконечное пустоту невидимого.
Часом позже Костин лежал в своей комнате на печальном диване и даже не пытался уснуть. Прожитый день не принес ничего такого, о чём бы хотелось не забыть. Казалось, что всё удивительное произошло где-то рядом, он снова разминулся на малую секунду, непоправимо опоздал на встречу со своим будущим, и теперь ничего не изменится, он останется в этом дне навсегда. И сколько их ещё, таких одинаковых дней?
Чувства переполнили, Костин подхватился, порывисто раскрыл окно и прокричал чёрному небу свою, только что придуманную, мантру. Его слова повисли в воздухе, отыскивая место, где можно незаметно пережить короткое существование, но, не найдя ничего подходящего, всё это заблудилось в глухом тупике улицы Мира и бессильно упало в сухую летнюю землю.
Люди не опомнились, все осталось по-прежнему, только шарахнулась, сидящая на ветке, пташка, да завыла от тоски привязанная на цепь сторожевая псина.