Слон поднял с земли ржавый ключ и, придирчиво осмотрев его, направился к часам.
- Каррамба! Тебя следовало бы вздернуть на рее, - сказал он, обращаясь к кабану, - но я дам тебе еще один шанс.
Слон лукавил - никакой реи поблизости не было. Впрочем, как и кабана - поэтому слон мог безнаказанно говорить ему все, что заблагорассудится.
Он завел часы и сломал ключ. Придирчиво осмотрел зажатый в лапах обломок и подумал, вынимать ли второй из земли. Решил все-таки не вынимать - старый кусок металла был слишком тусклым, чтобы помешать отлаженному ходу солнечных часов.
- Ну и ладно, - сказал слон и направился к большому баобабу, чтобы немного поспать в блаженной тени его заросших буйной листвой ветвей.
По небу, ругаясь и роняя перья, пролетел павлин. Павлины летать не умеют - не умел и этот, просто ему ужасно не хотелось обратно на землю, потому что, как не трудно догадаться, приземляются павлины тоже не слишком профессионально.
Слон хмыкнул - это его могучий пинок когда-то помог сей птице преодолеть закон тяготенья.
"Рожденный ползать летать да возможет!" - с выражением продекламировал он, опускаясь на воображаемый шезлонг.
- Низко летит! - пропищал кто-то внизу.
Слон опустил голову и увидел мышь, восседающую на корнях баобаба. Мышь ковырялась во рту былинкой и грустно смотрела вслед удаляющемуся павлину.
- Вчера будет дождь, - с видом знатока добавила она.
Слон сурово посмотрел на мышь.
- Правильно будет - завтра был дождь, - назидательно изрек он. - Он же летел вперед хвостом.
- Ога, - вздохнула мышь.
Они замолчали и просидели в тишине минут пять, а может, и все два часа, пока наконец не пришел лев и не поставил вопрос ребром... вернее, ребрами.
- Ну, и чьи ребра мне обглодать? - спросил он, плотоядно оглядывая вероятную добычу.
- Сколько время? - не понял слон.
- Четыре? - почесав лапкой за ухом, робко предположила мышь.
- А вообще, если серьезно... - Слон махнул лапой в сторону горизонта, - то туалет там. Где-то...
Лев присел на задние лапы и затряс головой.
- Так. Давайте сначала. Я спросил, чьи...
- Не "чьи", а "сколько"! - пискнула мышь.
- Не перебивай старших! - прикрикнул на нее слон и, обращаясь ко льву, вежливо произнес:
- Продолжайте, пожалуйста, мы вас внимательно слушаем. Вы остановились на том, какой сейчас день...
- Да нет же! - лев взревел так, что слон и мышь подскочили, а воображаемый шезлонг, испустив низкочастотный визг, скрылся в глубинах слоновьего подсознания, так что слон в ту же секунду с грохотом обрушился на землю, подняв тучу пыли.
- Вот видите! - с упреком сказал слон, поднимаясь и потирая ушибленный бок, - так всегда бывает, когда пытаешься сумничать, а не чем.
- Да я... я же, - кашляя от попавшей в рот пыли, пытался оправдаться Лев, - я просто голоден, вот и все.
- Ах, вот оно что! - радостно закричал слон. - Так бы и сказали! Только это не к нам - это в буфет.
- В буфет, в буфет! - заверещала мышь и пустилась в пляс.
Лев громко выругался, плюнул и ушел, а через три дня околел с голоду - буфет был давно закрыт на ремонт.
Но это было через три дня.
А в данный момент времени мышь прекратила плясать и очень серьезно спросила у слона:
- Слон, я тебе дорога?
- Нет, - ответил слон, - твоя шкура с учетом инфляции стоит двадцать рублей сорок шесть копеек, мясо - четырнадцать центов. Получается даже меньше фунта.
Мышь обиделась и отвернулась от него, демонстративно сложив лапки на груди.
- Слон, будь человеком и скажи, что я тебе дорога! - плаксиво сказала она.
- А вот и буду! - вдруг сказал слон и, схватив себя за хобот, дернул что есть силы. Слоновья шкура слетела с него, явив миру мускулистого кареглазого брюнета в черных плавках и галстуке-бабочке.
- О, мышь, - с придыханием сказал он, опускаясь на одно колено. - О, мышь! Как ты мне дорога!
- Атас! - восторженно взвизгнула мышь. - Все, мы едем на курорт. Собирайся!
На курорте было хорошо - тепло, людно и солнечно, вот только плавать было ей в муку, и поэтому они довольно быстро вернулись домой...
Вернувшись, они молчали и сидели в тишине дней пять, а может, и все два года, пока наконец не пришел какой-то другой лев. Он хотел поставить вопрос ребром, но тут мышь внезапно закричала:
- С меня хватит!!! Как можно так жить? О, эта обыденность меня погубит...
И, собрав вещи, она ушла в неизвестном никому (ну, может, неизвестном никому, кроме пары-тройки голодных котов - буфет-то все еще не работал) направлении.
- Нет, ты видел? - спросил какой-то другой лев. - Что я ей сделал?
И он убежал, пораженный обидой в самое сердце.
Мускулистый брюнет в черных плавках и галстуке-бабочке остался один. Он стоял и наблюдал за тем, как медленно тлел деревянный предмет, бывший когда-то могучим баобабом.
- Вот так, - сказал он, - если даже баобаб не смог устоять перед кучкой пионеров, приехавших сюда на шашлыки, то чего обо мне говорить? А, пропади оно все!
Он поискал глазами слоновью шкуру, но тщетно. Он хотел было пуститься на поиски, как вдруг услыхал за спиной чей-то хриплый негромкий голос.
- Эээ... если бы кто-то меньше разъезжал по курортам...
Человек обернулся - шагах в десяти от него стоял кабан, которого никогда не было поблизости.
- Так вот, если бы кто-то меньше разъезжал по курортам, то знал бы, что из его шкуры давно уже сделали чучело и продали в Британский музей.
- Так значит, обратного пути... нет? - спросил брюнет.
- Нет. - покачал головой кабан. - По крайней мере, мне он не известен.
- Скажи, - обратился к нему человек, - а как ты...
- Нет-нет-нет, так не пойдет, - решительно перебил его кабан. В нем вдруг произошла какая-то странная перемена - он весь словно потускнел и как будто просвечивал, так что сквозь него можно было разглядеть тянущуюся до самого горизонта пустыню. - Мне пора. Я ведь слоновья фантазия, а не твоя. Забыл? Так что кончено... Финита ля комедия!
С этими словами кабан пропал, растворившись в воздухе, и брюнет вновь остался в одиночестве.
Он так и стоял - молчаливой, бронзовой от загара скалой - неподвижно застывший, нелепый одинокий человек в выцветших плавках и совсем неуместном здесь, в пустыне, галстуке-бабочке. Стоял целую вечность, а может, лишь одно мгновение.
А потом человек осмотрелся и, увидев лежащее на земле бесхозное павлинье перо, поднял его. На мгновение задумавшись, он воткнул его себе в волосы и, сев на горячий песок, стал ждать.