Ближний свет фар сцепленными овалами облизывает блестящий от недавнего дождя асфальт.
Я нетерпеливо ерзаю, протирая вельвет брюк о скрипучую кожу сиденья. Ладони лежат на руле, нога готова вжать педаль газа в пол до упора. Каждая клетка моего тела требует действия, но вместо этого приходится морить себя голодом ожидания.
Нервы потихоньку сжимаются в комок - прошло уже пять минут с назначенного момента встречи. Пять долгих, мучительно-долгих минут, за которые я трижды успел пожалеть, что ввязался в эту идиотскую авантюру, шансов уцелеть в которой - в лучшем случае один к десяти.
Наконец, когда я почти убедил себя в том, что "что-то пошло не так", и нужно спешить обратно в Департамент за новыми директивами, из темноты выныривает высокая фигура мужчины в длинном плаще и шляпе-котелке. Чарли.
Пришлось задержаться, говорит он, усевшись на место и хлопнув дверцей. Забыл покормить собаку - в последнее время со мной такое частенько бывает. Неужто старость, мать ее так?
Снимает шляпу, кладет на колени - рядом с катаной, запрятанной в сая. Приглаживает рукой редкие волосы, чуть тронутые на висках сединой.
А вообще, привет. Здороваться я тоже забываю. Поехали?
Привет, говорю я, поехали. И служебный "Фордор Седан", завизжав шинами, с ревом рвет с места.
А ты резкий, говорит Чарли, отправляя в рот пластинку жевачку. Как тебя... малыш Джо, правильно?
Стэн, поправляю я. Малыш Стэн.
Ты не очень-то разговорчивый, малыш Стэн, хмыкнув, подмечает Чарли.
Я пожимаю плечами.
В свете фар проезжающих мимо машин его начищенная золотая звезда с выгравированными "DoL", прикрепленная к отвороту плаща, блестит не хуже отражателя. Любой из сотрудников Департамента готов выпрыгнуть из штанов, лишь бы получить такую же.
Я тоже был таким, как ты, говорит он. Молодым, молчаливым и жутко серьезным. Пока меня не подстрелили. Две пули, и обе чуть пониже спины, как тебе?
Глупо оставаться серьезным, усмехается он, когда каждый, от секретарши до шефа, не преминет при встрече поинтересоваться "кстати, как поживает твоя задница"?
И вообще, говорит он, я еще не достал тебя своим занудным монологом, а, малыш Стэн? Мы, старики, отличаемся особым занудством.
Какой вы старик, отвечаю я, я до сих пор не знаю человека, который рискнул бы сойтись с вами в рукопашной.
Брось, качает головой он, мы сейчас как раз едем к такому в гости.
Итак, Чарли.
Для тех, кто не в теме, поясняю:
Чарльз Паркер, живая легенда Департамента Правопорядка, за время своей службы упрятавший за решетку несколько сотен особо опасных преступников.
Чарльз Паркер, последний из учеников легендарного Мэй Тан Мана и единственный из бойцов, получивших должность Сыщика.
Чарльз Паркер, награжденный Золотой медалью Конгресса, что отказался от строительства памятника в свою честь и требует, чтобы все без исключения называли его просто Чарли.
И я прекрасно понимаю, почему шеф переступил через себя и лично попросил его вернуться - умереть рядом с Чарли любой из бойцов посчитает за честь. В нынешней ситуации, когда вингеры выкосили три четверти штата сотрудников Департамента, это сделал бы любой мало-мальски состоятельный руководитель.
Я не понимаю только одного.
Можно вопрос, говорю я.
Валяй, отвечает Чарли.
Как вы смогли принять предложение шефа, спрашиваю я.
Даже не знаю, что тебе ответить, малыш, говорит Чарли, выдержав небольшую паузу. Вытянув катану на несколько дюймов, он принимается невозмутимо полировать лезвие носовым платком.
Твой шеф та еще сволочь, говорит он. Коррупционер и жополиз, каких еще поискать. Девять лет назад прокуроры прижали меня к стенке за то, что при поимке сыночка большой местной шишки я немного разукрасил тому физиономию. А шеф и пальцем не пошевелил, чтобы воспрепятствовать моему увольнению из Департамента. Меня выгнали даже без права на пенсию, с формулировкой "за превышение должностных полномочий", представляешь?
Всем было наплевать на то, продолжает Чарли, что сыночка я взял при попытке ограбления ювелирной лавки, с окровавленным ножом в руках и телом охранника, свисающим с прилавка, а под ним лужа крови, которая натекла из перерезанного горла...
Горько усмехнувшись, Чарли сплевывает жвачку в открытое окно. Зато под окнами его загородного домика вскоре стоял новенький "Ситроен"... Ну, ты знаешь, из тех, что пароходом доставляют прямиком из Европы. Дрянь-человек, в общем...
Закончив говорить, он поворачивает голову и принимается разглядывать пролетающий мимо ночной пейзаж. В машине на некоторое время воцаряется молчание.
И все-таки, вновь спрашиваю я, почему вы вернулись?
Потому что я устал наблюдать за тем, как медленно умирает мой город, посерьезнев, тихо говорит Чарли. Говорит медленно, будто вытягивая из себя каждое слово.
Устал каждый вечер смотреть на небо и видеть, что крылатых силуэтов в нем стало еще больше. Устал вздрагивать ночью от криков тех, кто падает в истощении наземь...
И да, говорит он, и в голосе его звенит натянутой тетивой ярость, я хочу видеть на электрическом стуле тех ублюдков, кто, эксплуатируя нашу веру, убивает то немногое светлое и чистое, что еще осталось в этом бренном мире.
Человек всегда стремился ввысь, словно птица, продолжает он. И судьба награждала крыльями лучших из нас - тех, кто этого действительно заслужил своей жизнью - открывая им места, где находятся Заповедные холмы...
При всем уважении, Чарли, раздраженно перебиваю я, с чего это вы вдруг начали говорить, словно заштатный проповедник? Если вы не хотите говорить со мной на эту тему, то так и скажите. Только, умоляю вас, не полощите мне уши религиозной пропагандой, я ее и так порядком наслушался в детстве.
Сбавь обороты, малыш, говорит Чарли. Ты же сам спросил, правда? Я тебе ответил. А уж как воспринимать мои слова - дело твое.
Увлекшись разговором, я едва не пропускаю знак поворота и, резко крутанув руль, бросаю машину вправо.
Почти приехали, говорю я. Ну что, Чарли, вы готовы разворошить этот гадючник?
Если отбросить в сторону религиозные бредни про крылья, дарованные небесами, и вернуться к суровой действительности, то картина выйдет удручающая: самоврастающие биокрылья нынче можно купить чуть ли не в каждом переулке. Цена на них, естественно, велика, но это отпугивает лишь немногих покупателей. В большинстве своем люди закладывают машины, дома и фамильные драгоценности ради возможности пережить "эйфорию полета", которая сильнее, чем действие любого наркотика. Но самое страшное начинается после: крылья потребляют слишком много "горючего" - гораздо больше того, что может дать им человеческий организм. Час за часом и день за днем они высасывают из своего владельца жизненные соки, за считанные месяцы превращая его в ходячий скелет.
С тех пор, как три года назад вингеры открыли в городе лабораторию по производству биокрыльев, его население сократилось на пятнадцать процентов, и еще пятнадцать сейчас находятся под "эйфорией полета". Лучшие силы Департамента были брошены на борьбу с дельцами, но рейды раз за разом оканчивались провалами - в поисках лаборатории бойцы нарывались на засады вингеров, зачастую оснащенных гораздо лучше их, либо на безлюдные здания, начиненные взрывчаткой, срабатывающей, как только бойцы врывались внутрь.
Когда стало казаться, что в этой войне мы не имеем ни единого шанса на успех, случился настоящий прорыв: одному из наших агентов удалось выяснить истинное местоположение лаборатории, и он, оторвавшись от погони, сумел по телефону сообщить эту информацию в Департамент. А через несколько секунд возле таксофонной будки, откуда поступил звонок, взорвалась фугасная граната, брошенная, видимо, кем-то из преследователей.
Опергруппа, прибывшая на место через несколько минут, обнаружила лишь искореженный металлический остов будки с обгоревшим до неузнаваемости трупом внутри.
А ты уверен, что это не очередная приманка, спрашивает Чарли, когда я останавливаю машину в километре от здания, которое должно, просто обязано оказаться лабораторией вингеров.
Нет, говорю я. Потом выключаю фары и заглушаю двигатель. Откидываюсь на спинку сиденья так, что оно протестующее скрипит. Потягиваюсь, разминая затекшие мышцы.
Никто ни в чем не уверен, добавляю я, иначе зачем им посылать нас впереди остальных? Наша задача - убедиться, что это действительно лаборатория, и дать сигнал остальным...
Да знаю я вводную, бурчит он, натягивая шляпу, знаю. Пошли уже.
Выходим из машины. Чарли, чиркнув спичкой, закуривает. Я, открыв заднюю дверцы, лезу внутрь и достаю плащ и кобуру с патронташем.
А малыш-то, оказывается, стрелок, довольно констатирует Чарли, наблюдая, как я кручу в руке любимый "Штайр". Ты, главное, не вздумай палить раньше времени - если перебудим охрану, такой кипеж начнется...
Не впервой, говорю я. Не впервой, Чарли...
Когда огонек сигареты моего напарника гаснет, вдавленный в землю каблуком его ботинка, мы отправляемся - на юго-запад, сквозь небольшую лесопосадку, бросив машину возле шоссе.
В ушах шелестит и похрустывает, перед глазами мелькают кусты и скрюченные ветки, и вот наконец мы выходим на открытый участок, и я вижу невдалеке небольшое трехэтажное строение и еще несколько одноэтажных домов, обнесенных кирпичным забором.
Надвинув шляпу на глаза, Чарли отстегивает звезду и прячет ее в карман.
Старайся казаться естественным, тихо говорит он. Нам нужны эти чертовы крылья, запомни. Мы просто писаемся кипятком от одной мысли, что сможем немного полетать...
Мы подходим к воротам. Я стучусь, и металл отвечает низким гулом.
Небольшой прямоугольник, расположенный чуть ниже моего лица, отъезжает в сторону, и из образовавшегося окошка нас настороженно разглядывает пара внимательных глаз.
Частное владение, говорит голос из-за ворот, чего надо?
Мистер, мы... это самое... дрожащим неуверенным голосом говорит Чарли. Мы знаем, что здесь можно кое-что купить.
Это частное владение, упрямо повторяет голос, вы ошиблись.
Да скажи ты ему, что нам нужны эти чертовы биокрылья, громко говорю я. Мистер, вы не подумайте, у нас с собой деньги. Много денег!
Окошко закрывается, на той стороне слышатся чьи-то шаги и приглушенные голоса. Затем створки ворот разъезжаются в разные стороны. За ними - трое мужчин, по всей видимости - рядовые охранники. Двое из них сжимают револьверы, у третьего в руках пистолет-пулемет системы Томпсона - по всему видно, что главный здесь он.
Заходите, говорит обладатель "Томпсона", делая дулом приглашающих жест. От таких предложений обычно не отказываются, и вот уже мы на территории лаборатории, и ворота за нами с лязгом захлопываются.
Троица окружает нас.
Откуда вам известно об этом месте, спрашивает главный. Почему не купили крылья у одного из дилеров?
Я... я немного знаком с мистером Виксоном, испуганно говорит Чарли, он дал нам этот адрес.
Охранники недоверчиво переглядываются.
Покажите деньги, говорит главный. Посмотрим, что можно сделать.
Сейчас, говорит Чарли, сию минуту. Повернувшись ко мне, он шепотом добавляет: пригнись!
Его правая рука ныряет под плащ, и уже в следующее мгновение катана, возникнув словно из ниоткуда, стремительной свистящей молнией описывает круг, так что я еле-еле успеваю нагнуться.
Когда я выпрямляюсь, то вижу, что охранники неподвижно лежат на земле, а Чарли, достав свой платок, невозмутимо стирает с меча алые разводы.
Теперь твоя очередь, малыш, говорит он.
Я киваю и, достав ракетницу, даю залп. Небо над нами озаряется синей вспышкой.
Уходим, Чарли, говорю я, мы свою часть работы выполнили.
Сейчас здесь будет жарко, говорю я, время давать деру!
Мать твою так, Чарли, ору я, тряся его за плечо, какого хрена ты стоишь столбом?!
Ты уходи, малыш Стэн, спокойно говорит Чарли. Взгляд его устремлен туда, где высится трехэтажная постройка. А мне очень необходимо повидаться с мистером Виксоном.
И он, хлопнув меня по плечу, бегом устремляется к зданию лаборатории, в окнах которого постепенно начинает загораться свет.
Старый идиот, кричу я ему вслед, чтоб ты провалился! У тебя же нет ни единого шанса!
Но Чарли не слышит - он уже почти у цели, и я, чертыхнувшись, бросаюсь следом за ним.
Твоя смерть будет на моей совести, бросаю ему я, когда мы оба стоим у входа в лабораторию - он по левую сторону, я по правую. Из-за двери доносятся шум возни и недовольные крики.
Я дал тебе шанс уйти, глядя мне прямо в глаза, говорит Чарли.
Уйти - и мучаться всю жизнь из-за того, что бросил напарника на верную смерть? Я усмехаюсь. Стрелки сделаны не из того теста.
Что ж, говорит Чарли. Тогда вперед?
Я киваю и, передернув затвор, скашиваю замок одним метким выстрелом.
Навалившись плечом на дверь, Чарли влетает в помещение лаборатории и, перекувыркнувшись, приземляется прямо посреди изумленных, еще толком не проснувшихся вингеров. Я врываюсь следом за ним и успеваю уложить семерых из них, прежде чем в обойме кончаются патроны. Два уцелевших вингера, оправившись наконец от шока, как по команде тянутся к оружию, но падают, сраженные сюрикэнами Чарли.
Хорошая работа, малыш, говорит Чарли, показывая мне сжатую в кулак руку с поднятым большим пальцем. А теперь наверх, Виксон должен быть где-то на третьем этаже!
Да кто это вообще такой, ваш Виксон, кричу ему я вслед, пытаясь одновременно перезаряжать пистолет и поспевать за ним. И почему на третьем, а не на втором?!
Потому что на втором находится сама лаборатория, доносится сверху голос Чарли, ты что, не читал вводную? А Виксон и есть тот, кто заправляет этой лабораторией!
Сверху слышится крик, и я едва успеваю увернуться от падающего и прямо на меня тела.
Но вот лестница кончается, и мы уже идем по широкому безлюдному коридору, оставляя на пушистой ковровой дорожке грязно-бордовые отпечатки. Мы не пропускаем ни одной двери, но все комнаты на этаже пусты - видимо, мы положили их обитателей еще внизу. Остается последняя дверь - в конце коридора.
Когда мы почти достигаем ее, Чарли внезапно говорит: мой сын был одним из первых, кто купил биокрылья.
Он не протянул и четырех месяцев, говорит он, пробуя, не заперт ли замок.
И ему было всего лишь шестнадцать, когда он умер, добавляет Чарли, с силой толкая дверь.
Под грохот, раздавшийся от падения соскочившей с петель двери, мы входим в комнату.
Я успеваю заметить, что она обставлена весьма шикарно, прежде чем мой взгляд останавливается на тощем высоком блондине в свободных брюках и помятой рубашке, что стоит у окна, сложив руки на груди.
Что ж вы так шумите, господа, ехидно интересуется он. Я узнал о вашем появлении, когда вы были еще внизу. Или вы специально решили дать мне фору?
Мистер Виксон, спрашивает Чарли. Я не обознался?
Он самый, кивает блондин, а вот вам не мешало бы предст... Постойте!
Секунду Виксон пристально разглядывает Чарли, затем его губы расплываются в довольной улыбке. Неужели сам мистер Паркер? Вот уж не думал, что мне выпадет честь еще раз встретиться с вами.
Знал бы я, что все так обернется, говорит Чарли, я бы грохнул тебя еще тогда, когда застукал в ювелирной лавке со свежим трупом...
Что ж, у вас есть шанс сделать это сейчас, приглашающе улыбается мистер Виксон.
Что вы с ним нянчитесь, Чарли, встреваю я. Лаборатория окружена нашими бойцами, сопротивление подавлено. Арестуйте его, и все будет кончено.
Не будет, говорит Чарли. У него везде свои люди, малыш, и он вновь выйдет сухим из воды, как и много лет назад. Единственный шанс обезвредить его раз и навсегда - уби...
Молниеносным движением мистер Виксон выбрасывает вперед руки, и два метательных ножа, со свистом разрезая воздух, с бешеной скоростью летят в цель: один предназначается мне, другой - Чарли.
В то самое мгновение, когда лезвие клинка уже готово вонзиться в мою плоть, передо мной стремительной вспышкой мелькает лезвие катаны. Раздается металлический звон, и отбитый нож отлетает в сторону.
Вот это да, говорю я, с облегчением выдохнув, Чарли, вы же сейчас спасли мне...
Только теперь я замечаю, что второй нож торчит из груди моего напарника, войдя в нее по самую рукоятку.
Ничего, говорит Чарли, опуская катану и виновато улыбаясь, будто ему стыдно, что все вышло именно так. Ничего, малыш Стэ...
Не договорив, он валится на пол.
Чарли, растерянно говорю я, как же так могло выйти, Чарли...
Я продолжаю бормотать что-то бессвязное, ошарашено глядя на своего напарника, неподвижно лежащего у моих ног, а мой указательный палец, живущий сейчас какой-то своей, отдельной жизнью, раз за разом давит на спусковой крючок пистолета, пока все пули, что были в его магазине, не находят себе новое пристанище в теле мистера Виксона.
***
Сегодня с утра льет дождь, и траурная процессия движется, ощетинившись серыми куполами раскрытых зонтов.
Сегодня похороны Чарли... Мистера Чарльза Паркера, величайшего из всех сотрудников Департамента, и даже небо льет по нему слезы. Вместе с ним плачу и я.
Когда гроб, в котором покоится тело Чарли, находит в земле свое последнее пристанище, я, незаметно отделившись от остальной процессии, неспешно иду к выходу с кладбища, стараясь не запутаться в лабиринте асфальтовых тропинок, петляющих между надгробиями. В одной руке я держу зонтик, в другой - купленный в церковной лавке томик "Обретения крыл".
Я бы никогда раньше не взял в руки книгу, подобную этой. Но сегодня ночью, когда я находился между сном и явью, ко мне заглянул Чарли - он сидел на подоконнике у раскрытого окна, улыбаясь и слегка поводя белоснежными крыльями.
Привет, Чарли, сказал я, почему-то нисколько не удивившись. Я все еще сплю?
Возможно, малыш Стэн, сказал он. Я ненадолго, не возражаешь? Просто хотелось с тобой попрощаться.
Что ж, прощай, Чарли, сказал я. Спасибо, что спас мне жизнь.
О, сущие пустяки, великодушно ответил Чарли.
Тогда я собрался с духом и спросил: значит, вся это религиозная чушь про Заповедные холмы и прочую ерунду - на самом деле правда?
Скорее всего, да, кивнул он. Мне самому открылось пока лишь немногое...
Мы немного помолчали.
Ну, теперь мне пора, сказал он мне. Увидимся, малыш! И он, вспорхнув с подоконника, словно птица, взмыл вверх.
Я подошел к окну. Большое белое перо, раскачиваясь из стороны в сторону, плавно опускалось на еще теплый подоконник.