Между нашей школой и библиотекой новую столовую построили. Двухэтажную, стекляшку. Это было первое здание в городе, построенное по современным представлениям архитектуры. Не громоздкие, украшенные лепниной и колоннами, а легкие, воздушные. Огромные окна, как стенки аквариума. На первом этаже кулинария и магазин полуфабрикатов. А еще есть отдельный вход, почти со двора - вроде как от школы отвернули - там пивная для местных любителей. Им площадку бетонными плитами выложили, газончики с цветами разбили, столики с зонтиками выставили - ну все тридцать три удовольствия, пейте, отдыхайте. Там, брат говорил - постоянно опер дежурил.
- А какой он?
- В обычной одежде, сидит, так же как и все, пиво сосет под рыбку или соленые сушки.
- Ты его видел?
- Откуда я знаю?
- Вы же всех знаете, вычислил бы.
- Ха! Его просто так не вычислишь, их полно в городе и они все время меняются, чтобы не засвечиваться.
- А для чего он там?
- Дурик! - подсмеивается брат. - Забуянит кто, пяти минут не пойдет, менты уже руки заламывают.
- Ну, - сомневаюсь я, - это и продавщица может кнопку какую нажимать, вот тебе и сигнал на пульт в ментовку пошел.
- Ничего ты не понимаешь, - гонит свое брат. - Если бы Райка (продавщица пива) на эту кнопку жала, она бы не боялась пиво бодяжить. А там пиво всегда неразбавленное.
- Ты чего, народный контроль с прибором во рту, разбавленное-неразбавленное - просто так отличаешь?
Брат на меня как на ущербного посмотрел, даже не стал на вопрос отвечать.
- Несвежее бывает, а вот разбавлять - ни-ни. Она только на пене и наваривается. Мы почему к "Утесу" теперь не ходим-то? А вот потому и не ходим, что там воды больше чем пива.
Мы один раз пошли после школы, Санька хотел пару кружек взять ну и приголубить за углом. Нам пива не продали, сказали, что рано еще. Я брату сказал, а у него и ответ готов.
- Правильно, она вам пива продаст, а ее уволят.
- Так никого же не было!
- Кому надо, все увидит...
Ага, увидит он.
Сколько раз вечером я, возвращаясь домой мимо этой столовки, заходил в пивной закуток. Увижу кого знакомого, спрошу:
- Братан здесь?
Мне покажут, где он, пьяненький, притулился. И тащу его домой по кварталам...
На втором этаже огромный зал, все в живых диковинных цветах, прямо как в летнем саду! Столики в белых скатертях, по четыре деревянных стула. Во всю стену мозаичное панно: "Молодые строители коммунизма уверенно шагают в светлое будущее". Ну и обязательные космические корабли над восторженными головами, бороздят бескрайние просторы...
И так чисто. Так красиво...
Мы даже фотографироваться к этой столовке ходили.
Рабочим талоны давали на бесплатное питание. И брату тоже давали. Но он только обедал на работе. А остальные талоны нам отдавал. Вот мы и бегали сюда. Ели как в ресторане, - салат, первое, второе, булочка и компот. Вкусно и разнообразно, дома так не накормят.
Там, наверное, повара совсем не воровали. Потому что один раз у Веньки Мурдасова мама шла после работы домой. Ее в десяти шагах от столовой остановили два обыкновенных мужика в костюмах.
- Здравствуйте, - говорят. - Сумочки для проверки предъявите.
Узнать захотели, что она с работы такое большое и тяжелое несет.
Мать Веньки растерялась, сумки уронила. Ни документа у них не спросила, что они имеют право проверять, ни кричать не стала. Все у нее опустилось куда-то. Она только и прошептала:
- Смотрите.
В сумке у нее продукты всякие были. А чека у нее, что она это купила и оплатила, как положено, не оказалось.
Что ей потом говорили, да как воспитывали, Венька не говорил. Но мать его потом уже не поваром работала, а техничкой в той же столовой. И посуду мыла.
Мы про все такое, правонарушительное, знали. Газеты в городе никакой не выходило, радио с утра до вечера не вещало, разве что экстренное передадут. Но кто-то настойчиво, шепотом, из уст в уста передавал информацию. Чтобы все обо всем знали. Особенно чтобы знали, что бывает, если вдруг не совсем правильно поступать будешь. Не как в коммунистическом обществе, где от каждого по способности, а каждому по потребности, но чтобы потребности твои были на высоком морально-этическом уровне. Постоянно про это талдычили: детям - в школе, взрослым на работе.
. . .
Старшие братья какими-то посулами уговорили девчонку с их фазанки. Она позволила сфотографировать себя. За полноценные три рубля. Только чтобы деньги ей сразу отдали, она их в общаге спрячет.
Как мы прознали? А у кого фотоаппарат они просили?
Пошли в лес за Красную горку, нас на стреме поставили, чтобы кто взрослый не застукал.
А нам бы не на стреме стоять, нам бы хоть в полглазка, хоть кусочек живой...
Косой предложил:
- Давай, один сторожит, остальные поползем подглядывать.
Ему подзатыльника отвесили, он и притих. Хотя, каждый об этом думал, вслух разве что не болтал. Но... братья прознают, что мы пост оставили, худо будет. Тумаками не отделаешься.
Фотоаппарат в наличии простенький, пионерский, "Смена". Качество так себе. Да и фотографы не шибко профессиональные. И девчонка условия жесткие поставила - снимать издалека. Пленку дураки купили на 250 единиц, высокозернистую, Думали, как лучше. А вышло - увеличивать начинаешь, вообще ничего вразумительного не видно.
И все равно, впереди была интереснейшая ночь.
В нашей бане толпой, сколько смогло набиться в тесный предбанник, делали фотки.
Хи-хи, ха-ха было! Комментариев всяких. Полный запас фотобумаги в расход пустили, каждый хотел себе такое добро иметь. А подхихикивали - так это чтобы скрыть свой бесконечный интерес, показать взрослость и всеосведомленность.
Целую пленку братки нащелкали. А сунулись печатать, печатать нечего. Или резкости никакой, или девка за деревом прячется, то ногу выставит, то спиной стоит. На одном снимке Грудь видно, на другом жопку выставила красиво. И только один раз стоит смирно, во весь рост перед объективом - все видать, даже темный треугольник волос...
Я потом карточку другу Саньке показал - он старше меня на два года, - на уроке сидели, на последней парте. Санька фотку разглядывал, а я, всезнайка, карандаш приставил к темному треугольнику на фото и как бы направление показал - сюда ее! Сверху вниз!
Друг взял у меня карандаш, почти положил его на фотку, маленький угол остался, нежно задал направление и так же нежно-ласково сказал:
- Вот так вот.
Вроде как поправил.
Я шары вылупил, и с нескрываемым осуждением говорю ему.
- Ты чего? Откуда знаешь?
- Да уж знаю, - буркнул Санька.
- Ты лазил уже, чё ли? - в голосе моем через край вылезало осуждение к такому нехорошему поступку.
Он повернул ко мне свое веселое лицо и сказал полушепотом.
- Дурак ты. Никому не верь. Слаще этого ничего в жизни нет. И не будет.
И фотку мою мне в книжку заныкал.
Сколько раз я после его слов снимок этот разглядывал, все пытался запомнить до мельчайших деталей, что у них там и где. И чем больше смотрел, тем больше понимал - не насмотреться раз и на всю жизнь. Опять хочется.
. . .
Мы же помешанные были на книгах. Но что читали? Сначала Носова, его Незнайку. Потом исторические книги, "Девушка из Пантикопея". Потом подросли, фантастику подавай, Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн Рида... А уж за Шерлоком Холмсом в читальном зале месяцами в очереди стояли. Про Дюма и не мечтали - не достать даже в библиотеке. Хотя книжный фонд был солидный.
Каждую среду толпой ходили в читалку и сидели там по многу часов, пока свет гасить не начнут и нас не выгонят. И еще долго бродили по улицам и взахлеб пересказывали, кто что прочитал.
Как раз лет в тринадцать я попал на экскурсию. Повезли нас в музей города Юрюзани. Город - это конечно с натяжкой. Населения тысяч десять не наберется. Несколько каменных купеческих домов дореволюционной постройки. А в остальном - деревня деревней. Завод там механический. Холодильники "Юрюзань" делали. Мы думали - это главная продукция завода. А потом узнали. Там секретное оружие для военно-морских диверсантов делали. Такого ни у кого в мире не было. А холодильники... Это так, один цех. Для прикрытия. Товары народного потребления. Точно так же в Златоусте. Завод холодильников "Полюс", на котором почти все автоматы Калашникова собирают.
Так вот, привезли нас в местный музей. Показали богатую на революционные события историю города и района. А потом к стенду подвели. С книгами. Их местный писатель написал, из этого маленького рабочего городка Юрюзани. Мне даже разрешили взять в руки одну из книг.
В моей голове произошел переворот. Я ж думал, писатели есть двух типов. Одни уже умерли, как Горький, Толстой, Пушкин. Другие настолько великие, что живут в Москве или в других огромных городах. Но чтобы здесь, в глухомани, ходят рядом со мной и по одним улицам...
Я ночь не спал, все книжку эту перед глазами видел. И, наверное, в эти минуты созрел до осознания того, что я тоже могу стать писателем. И я буду писателем.
С тринадцати лет я начал сочинять регулярно. Почти все, даже самые нелепые детские стишки помню. Может и не дословно, но...
. . .
А потом попалась повесть в роман-газете. "Из племени Кедра". Автора не помню (спасибо интернету., автор А. Шелудяков). И еще куча романов современных писателей. Мама работала в общежитии и часто приносила эти народные книги. У нас их было полно, целый сундук.
Я впервые понял, что есть любовь. Что есть девушки... женщины... И это не то, чтобы святое... но близко к небесному. Я уже не мог высказать вслух пренебрежительное или грязное о девушках, даже подумать о таком не смел. И понял Саньку, когда он в той истории с фотографией поправил меня.