Аннотация: повесть-сказка для детей, Магнитогорск, 2005 г., рисунки Кати Сенькиной (15 лет)
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
ПАПИНЫ НЕБЫЛИЦЫ
В одном из красивейших уголков Южноуралья, в том самом, ко-торый именуют русской Швейцарией, тянулась к облакам гора с жарким именем Солнцепёк. От ее основания до каменистой вершины, мирно поделив покатые склоны и тенистые лога, царственно восседали вековые неохватные сосны. Их спокойная уверенность казалась непоколебимой. И только в ветреный день, когда липовая и березовая поросль сгибалась до земли, сосны старчески вскрипы-вали, касались друг друга тяжелыми кронами и негромко перегова-ривались:
- Держись, соседка! Я - рядом.
- Держусь.
- Обопрись смелее, мое плечо - твое плечо.
Так, помогая друг другу, вставали нерушимой стеной и останав-ливали не в меру разбушевавшуюся непогодь.
От горы брал начало широкий луг в сочной траве - любимое ме-сто прогулок молоденьких брыкастых телят и надменно - сердитых гусей.
Отгородившись от луга, телят и гусей заборами из сетки, горбыля, а то и просто из двух-трех прокинутых жердин, возлежали немереные огороды. В огородах - крепкие бани и еще более крепкие дома; за домами - просторная улица с пыльной серой дорогой; за дорогой - каменистый берег и говорливая, петляющая в бесчис-ленных порогах и омутах речка.
Вот такой уголок древней как мир и прекрасной как жизнь земли нашей выбрали мы для своего повествования.
Луг не всегда был лугом. Когда-то давно, когда мамы этих див-ных сосен еще не родились, вместо луга пузырилось сплошное не-проходимое болото. Десятилетие за десятилетием камыши и ряска отвоевывали себе место, оттесняли болото к ивовой поросли. И, наконец, в извечной борьбе за свое место под солнцем, осталось на лугу маленькое наполовину заросшее болотце.
В этом самом болотце жила-была лягушачья семейка. Ни боль-шая, ни маленькая. Но дружная да удаленькая. И были в той семейке: Папа - Куак, Мама - Ква да три лягушонка, братцы Квак и Вак, и сестрица Уак. Впрочем, лягушата - это для них еще непривычное, чуть громкое слово. Лягушатами Квак, Вак и Уак стали только вчера, когда отбросили длинные перышки - хвостики и навсегда про-стились с обидными для любого прозвищем - головастик.
Теперь можно так же, как это делают Мама - Ква и Папа - Куак, выбираться из воды и прыгать меж огромных листьев и стрел травы, охотясь на комаров и мошек. Это куда интереснее плавания в болотной жиже и жевания глупых болотных обитателей. Их и ло-вить не надо - знай, открывай рот, они сами заплывают.
Маму и Папу лягушата видят очень редко. Можно даже сказать очень - очень редко. Только в нечастый жаркий полдень, если тако-вой выпадает, родители покидают свои посты, плюхаются в густую воду и, довольно квакая и щедро пуская шустрые пузыри, ложатся на прохладное болотное дно.
- Куак будто солнце на землю скувыркнулось, - придумывал очередную небылицу Папа-Куак.
Лягушата тут как тут, сидят возле Папы и Мамы и заглядывают им поочередно в рот.
- А зачем оно скувыркнулось? - проквакала маленькая Уак.
- Вы разве не знаете, зачем? - совсем серьезно спросил Папа. - Ах, что это я! И вправду, откуда вам знать. Вы ни в школе не учились, ни на солнце еще не бывали, света белого не видали.
Любопытство лягушат разгорелось больше самого большого ко-стра.
- Чтобы поджарить мне пятки и просушить мозги, - выдал Папа-Куак еще одну небылицу.
- У тебя жареные пятки?
- Можете откусить по кусочку!
Папа перевернулся на спину и подставил деткам все четыре поджаренные пятки.
Малышей не надо было уговаривать. Они навалились на Папу, кусали его, щекотали его, а он, уж-жасно довольный, смеялся до слез и подзуживал малышей:
- А кому вот эта! Самая-пресамая прожаренная да сладкая!
Мама-Ква, прищурив глаз, смотрела - смотрела на их возню и незаметно для себя взяла и рассердилась на Папу.
- Что ты детям в рот грязные лапы толкаешь? Знать, точно солнце все твои мозги высушило.
- А я о чем говорю! - легко согласился Папа. - Слушайте все! - Он затряс головой и зачмокал губами. - Слышите? Сухие мозги в пустой голове перекатываются.
Мама-Ква была самой серьезной лягушкой в их болотце. Больше всего на свете она не любила разные придумки, фантазейки, небы-лицы и сказки. Называла она эти совершенно непохожие одна на другую, но очень замечательные штучки одним обидным словом - враки. А раз это враки, значит - плохо. Так ее в школе однажды и на всю жизнь научили
И хоть лоб расшиби, все равно не переучишь. Вот и ворчала добрая Мама-Ква на веселого Папу-Куака.
- Совсем из ума выжил. Чему детей учишь? Чем им головы засо-ряешь?
Однако лягушата, к великому маминому сожалению, были иного мнения. Больше своего любимого болотца, больше комаров и мошек любили они папины небылицы. А потому встали на его сторону.
- Засоряй! Засоряй! - разрешили они.
- А я сказала - нет! - пуще прежнего серчала Мама - Ква.
С Мамой спорить бесполезно, да и не надо бы. Но против ее сер-дитости было у лягушат одно универсальное без промаху действу-ющее средство. Они переглянулись, перемигнулись и... в одно мгновение оставили в покое Папу, а прилепились к
Маме. Сочным чмоканьем наполнилось болотце. Попробуй поворчи, когда твои губы и щеки одновременно целуют три милых ротика.
Мама - Ква проквакала удовлетворенно и закрыла на все глаза.
А лягушата приготовились слушать дальше. Но, то ли жара дей-ствительно высушила папины мозги, то ли мамины строгости по-действовали, придумывалка сломалось.
- Куак в воде хорошо, - только и выдавил из себя Папа - Куак. - Так бы и сидел не вылезая.
- Вак, вак! - удивленно воскликнул лягушонок Вак. - Не вылезай на здоровье. Кто тебя гонит?
- Квак это? - в один голос спросили Мама и Ппапа, приподнима-ясь и выкатывая и без того выпученные глаза.
- Кто же будет по ночам песни петь? - задала сложнейший вопрос Мама-Ква.
- Кто будет жуков-короедов от нашего леса отпугивать? - спросил Папа-Куак.
Этого лягушата не знали.
- Кто будет огороды охранять?
- А людей и зверей от комаров и мошек защищать?
И этого лягушата не знали.
- Молчите?
- Молчим, - подтвердили детки.
Папа обнял малышей своими огромными лапами.
- Когда я был маленьким, я хотел все сразу узнать. И бесконечно у всех про все спрашивал-переспрашивал. От меня старые лягушки в самые щели прятались. А вы, - пошлепал он их по тому месту, откуда недавно росли хвостики-перышки, - а вы молчите. Куда это годится?
- Ох, смотри, отец, - предупредила Мама-Ква, -научишь на свою голову. И тебя прятаться заставят.
- Мама! Папа! - высунул из-под лапы головку маленький Квак. - А мы тоже будем большими, как Папа?
- И красивыми, как Мама? - добавила Уак.
- Обязательно будете. Все маленькие вырастают и становятся большими, - успокоил деток Папа.
- И даже иногда взрослыми, - сказала Мама и так выразительно посмотрела на Папу, словно ее слова адресовались не лягушатам, а ему. - Жаль только, что взрослыми становятся далеко не все, кто вымахал большим. Кое в ком ребенок живет до старости.
- Это плохо? - спросил Квак.
- Это... это иногда не совсем удобно, - ушла от прямого ответа Мама.
Пришлось отвечать Папе.
- Жизнь интересна только тогда, когда рядом со стариками живу их дети, внуки, правнуки. И чем больше внуков, тем спокойнее ста-рость. По этим законам живут и лягушки, и люди, и звери, и птицы. Но кроме этой жизни есть еще и другая жизнь.
- Где она? - лягушата завертели головками. О какой другой жизни говорит Папа? Или опять придумывалка включилась?
- Где? - Папа призадумался, выискивая понятный малышам ответ. - Там, где никогда не грустят, не болеют, не старятся и не умирают.
- Разве можно совсем не умирать?
- В этой жизни - нельзя. А в другой - можно.
- Ой! Я скорее хочу в другую жизнь! - запрыгал Квак. - Папа! Как туда попасть?
- И просто и не просто. Это целый мир, огромная страна. Чтобы отправится в нее, надо уйти из той, в которой вы сейчас живете.
- Она далеко?
- Очень далеко.
- Пока дойдешь, наверное, сто раз состаришься?
- Захотите вы жить в стране, где они дряхлые старики и старухи?
- Нет! - испугались лягушата. - Мы со скуки помрем!
- Правильно, - похвалил Папа. - Чтобы вы не умерли со скуки, в ту страну уходят и совсем маленькие головастики, и головастики постарше, и лягушата, и, уж конечно, взрослые и старые лягушки. Вспомните, сколько вас было, когда вы из икры вылупились?
- Видимо-невидимо! - сказал Вак.
- Сто тысяч миллионов! - сказала Уак.
- Целая куча! - уточнил Квак.
- А осталось только трое. Куда же подевались ваши сто тысяч миллионов и еще целая куча?
- Кто-то умер, - вздохнул Вак.
- Кто-то утонул, - пригорюнилась Уак.
- А кого склевали птицы или выловили мальчишки, - сжал ку-лачки Квак.
Мама - Ква шмыгнула носом и вытерла слезу, а Папа улыбнулся.
- Это вам так кажется, - огорошил он детей. - На самом деле они переселились в другую жизнь. И будут там жить вечно и дожидаться вас и нас. Только мы с Мамой состаримся, вы повзрослеете, а они навсегда останутся такими, какими ушли от нас.
- Вот здорово! Я хочу к ним, - Квак стал собираться в дорогу.
- Не спеши, торопыга, - остановила сыночка Мама. - Торопиться в ту страну не надо. Туда каждый из нас рано или поздно сам попадет. А вот назад дороги не будет. Старайтесь в этом мире побольше увидеть да получше узнать. Право же, он стоит того.
- А мир большой?
- Должно быть большой, - неуверенно сказала Мама. - Только я дальше речки не заходила.
- А ты, Папа, весь мир видел?
- Весь мир никто не видел.
- Даже самая древняя жаба?
- Даже самая древняя жаба.
- Даже самая быстрая птица?
- Даже тысяча самых быстрых птиц.
- Это плохо, - вздохнул Квак. - Жить, жить и всего не увидеть. Скука. Не у кого расспросить, не с кем посоветоваться. Вот погодите, еще немного подрасту и отправлюсь в путешествие. Всю жизнь буду по земле блуждать, но детям своим и внукам мне будет о чем по-рассказать! - пообещал Квак.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
МОЗГИ НА РАСКОРЯКУ
Что-то случилось с головой Квака. Папа говорил о засушенных мозгах, но Квак точно знал - его мозги не засушены. Если бы они были засушены, они бы не шевелились. А у Квака такое ощущение, словно в его голове булькает что-то разбавленное болотной жижей. Лягушонок и не хотел думать о всяких других мирах, странах и вечных жизнях, но мысли о них упорно бултыхаются в разбавленной голове и, как деревяшки в болоте - сколько не топи, они все равно выплывают и на поверхности покачиваются.
Разве могут в какую-нибудь более-менее нормальную голову за-лезть такие ненормальные мысли?
Зачем такой большой мир придумали, если его весь никто и нико-гда увидеть не сможет? Или его не для лягушек придумали? Тогда для кого? Или на земле есть кто-то главнее Папы - Куака и Мамы - Ква? Нет, они самые главные. А немного поменьше главные другие болотные лягушки и лягушата. Такими их всех придумали. Это было давным-давѓно. Жил на Земле один умный Квак. А может не на Земле он жил, а на облаке. Или на вершине вон той горы, которую Папа и Мама зовут Солнцепеклом. Этому Кваку очень не понравилось, что на Земле очень мало лягушек, только он один. Потому Земля такая скучная. Он взял и придумал еще много-много лягушек, и вот это теплое болотце для них. И жуков-короедов. И комаров с мошками. И всяких птиц и зверей. Всего и всех напридумывал.
Вот каким был этот самый первый Квак. Ляѓгушки его всегда вспоминают, хоть он давным-давно ушел из этой жиѓзни в другую, но рядом с ним всем хорошо живется. Поживут, поживут здесь и к нему уходят. Только, говорят, просто так не соберешься и не уйдешь, надо заслужить, не то с дороги собьешься, заблудишься и сто миллионов тысяч лет или больше будешь блуждать.
А чтобы не забывали о нем, в каждой лягушечьей семье обяза-тельно хоть одного малыша да назовут Кваком.
Папа и Мама считают меня маленьким. Ну и пусть. Я не буду спорить с ними, не открою им самой великой тайны. Они хоть и глав-ные, никогда и ни за что не узнают того, что знаю я.
Во мне, таком маленьком, только-только перешедшем из детского садика головастиѓков в школу лягушат, живет кто-то другой, он очень старый и очень мудрый. Он знает больше Мамы и Папы, больше всех. Я часто думаю не своими, думаю его мыслями. И словно в другой мир переношусь. Я виѓжу себя взрослым. Я знаю, что я им был. Жил тогда, когда мои сегоѓдняшние Мама и Папа были совсем малюсенькими головастиками, и даѓже еще раньше, когда они еще не родились на свет.
Когда этот друѓгой просыпается во мне, я подолгу разглядываю свое тело, лапки и перестаю что-либо понимать. Как же так? Трава растет только вперед. Личинки и жуки растут только вперед. Все лягушки и я тоже растем только вперед. А я один еще умею расти и назад. Давным-давно был большим, потом старым-престарым. А потом опять головастик... лягуѓшонок...
Почему меня назвали Кваком? Случайно? Или я тот самый Квак, который все на свете придумал и сотворил?
Если так, тогда почему я так часто бываю беспомощным, как са-мый маленький малыш?
Вот какие фантазейки живут в моей разбавленной голове. И воѓвсе это не фантазейки, а самые настоящие враки. Так же Мама говоѓрит? Я - "маленький глупенький лягушонок, которому еще жить да жить и день за днем учиться уму-разуму".
Мысли опять несогласно забултыхались. И Квак нашел самый верѓный выход. Он высунул голову из воды, подставил ее под лучи скувыркнувшегося солнца, и оно быстро сделало свое солнцепё-кольное дело. Раѓзбавленные мозги лягушонка подсохли, мысли пе-рестали бултыхаться и всплывать. А Квак, успокоенный и обрадо-ванный, вернулся в свой любимый болотный дом.
Мама и Папа уже проснулись.
- Вы опять на работу? - спросил Квак.
- А ты, наверное, думаешь, что мы на танцы или на посиделки каждый день ходим? - Папа после сна был необычайно весел.
- Хотел бы я посмотреть, что вы на своей работе проделываете, - проквакал Квак.
- Да уж поверь, не ворон считаем, - отбрыкивался Папа.
- Ха! В это я запросто поверю! - сказал малыш.
- В другое не поверишь, а в это поверишь? - переспросил Папа.
- В это нельзя не поверить. Ты и ворон считать? Ха-ха! Да наш Папа пока пальцы на своих лапах считает, пять раз ошибется и шесть раз со счета собьется!
Малышам очень понравился такой веселый Папа. Они вновь обле-пили его.
- Мать! - попросил защиты Папа-Куак у своей жены. - Ты посмотри на них! Родного отца на все болото позорят и не зеленеют от стыда. Где еще такое видано? Где еще такое слыхано?
Он выкатывал глаза, страшно чмокал губами и норовил прогло-тить всех сразу и каждого по отдельности. Но делал это так неук-люже, что деткам не составляло большого труда избегать прогла-тываний. Всякий раз, когѓда папины губы в очередной раз ловили то порцию воды, то ловко подсунутую гнилую деѓревяшку, болото оглашалось захлебывающимся смехом.
- Давай-давай, - увещевала Мама-Ква. - Ты с ними валандаешься, собираешь всякую чепуху, вот у них мозги и встают на раскоряку. Поѓдожди, они тебе еще не то скажут и не то покажут.
- Что они мне покажут? А? Ну-ка сознавайтесь, красавульки-зелепульки, что вы мне скажете и покажете, пока я, как попрыгуни-стый колобок из старой как мир сказки, не ушел от вас?
- Мы с тобой! Мы с тобой! - заквакали лягушата, присасываясь чмокательными ротиками к широкой папиной спине.
- Хорошо, - сдался Папа после того, как интенсивные покачивания талией не помогли ему избавиться от прилипучек и хохотусек. - А что вы собираетесь делать на моей работе? - Папа страшно выкатил глаза и по-милицейски строго спросил. - Только отвечайте без шуток.
- Без шуток?
- Только так! И без прибауток тоже!
- На твоей работе мы будем... ну это... как там? - силился вспом-нить Вак. - Вы же нам говорили... Уак! Ну, подскажи мне!
- Песни петь! - подсказала Уак.
- Во! Точно! Песни петь! - обрадовался Вак.
- Вы и слова этих песен знаете?
- Нет еще, - сознались малыши.
- Мы будем жуков-короедов от нашего леса отпугивать, - совсем по-взрослому сказал Квак.
- Надо еще посмотреть, кто кого быстрее напугается, - рассмеяѓлась Мама.
- Что же, выходит, мы ни на что не годимся? - расстроился Вак.
- Нам нельзя работать? - огорчился Квак.
- Мы зря хлеб едим? - всхлипнула Уак.
- Ах, вы мои глупышки, - ласково сказала Мама, прижимая деток к груди. - Всему свое время. И вы научитесь петь песни. И вы будете лес защищать.
- И нас будут бояться комары и мошки?
- Еще как будут! - заверил Папа.
- А когда они начнут нас бояться? Завтра? Или когда? - от нетер-пения Квак подпрыгивал на месте.
- Торопыги вы мои, торопыги. Они начнут вас бояться тогда, когда вы перестанете бояться их, - ответила Мама, но малыши ничего не поняли.
- Фу! Так никогда не дождешься, - огорчился еще больше Квак.
- А есть какое-нибудь такое-нибудь средство, чтобы съел его и сразу р-раз и вырос? - спросил Вак.
- И без всякого такого-нибудь какого-нибудь средства вы не за-метите, как вырастете, пообещала Мама.
- Ур-ра! И тогда нам каждому дадут по своему уголку леса!
- Мы будем следить в нем за порядком!
- В лесу можно прыгать, охотиться и играть в прятки! Ур-ра!
Папе-Куаку что-то не понравилось. Он нахмурил лоб и строго сказал малышам:
- Стоп, стоп!
Лягушата прекратили свои сумасшедшие пляски и заглянули Папе в рот. Что он им проквакает?
- В лесу вы играть не будете, - взял и проквакал Папа-Куак.
- Совсем совсем? - огорчились детки.
- В лесу надо работать.
- Как работать? Вы же сами говорили - мы еще совсем маленькие, нам еще надо подрасти.
- И для маленьких лягушат есть работа. Маленькая, но очень важная, - сказала Мама.
- И маленькие лягушата должны приносить пользу, - добавил Па-па.
- Пользу? Кому?
- Всем. И лесу, и огороду, и людям.
- Людям?
- А кто такие эти люди?
- Это те, которые построили по краю нашего болота заборы.
- Они такие большие-большие?
- Да, большие.
- Даже огромные?
- Даже огромные.
- А комары и мошки еще огромнее их?
- Кто тебе такое сказал?
- Никто мне не говорил, это каждому само собой понятно. Раз люди боятся комаров и мошек, значит эти комары и мошки больше люѓдей, - терпеливо объяснял непонятливым родителям Квак.
- Надо же, что выдумал, - удивилась Мама. - Люди боятся комаров. Да люди никого не боятся! Они на этой земле самые сильные.
- Сильнее комаров?
- Сильнее комаров.
- А зачем вы их защищаете?
- Комары злые. Они летают и от злости гудят. З-з-з! Ж-ж-ж! Вот так. У них длинный острый нос. Не нос, а целая вязальная игла! Он впивается в кожу и сосет кровь. А когда насосется и улетит, на том месте, где он сидел, вырастает большущая шишка.
- Бедная Мамочка, - пожалела Уак. - Тебя всю искусали эти уж-жасные комары.
- Ты ошибаешься, доченька.
- Почему же на тебе столько шишек?
- Это совсем другие шишки. Это не от комариных укусов. Они есть и у Папы, и у старой жабы, и у вас.
- Ага! Это от мошек! - догадался Вак.
- И не от мошек, а просто так. Для того, чтобы кожа лягушки не засохла.
- Как у Папы мозги, - подсказал Квак.
- А если кожа засохнет? Что будет? - пытала Маму Уак.
- Лягушка заболеет и умрет.
- Не умрет, а уйдет в другую страну, - поправил Квак.
Мама покосилась на папу.
"Вот видишь, - говорили ее глаза, - насочинял детям всяких небы-лиц. Они и поверили'.
Она еще долго переучивала лягушат, рассказывая им о комарах, шишках и других важных важностях.
Квак сидел рядом с Ваком и Уак, пытался слушать Маму, но в его голове опять забултыхались раскоряченные мысли.
Как же так? Люди такие большие, а боятся комаров. Мои Мама и Папа такие маленькие, а должны защищать огромных людей. Наверное, они уж-жасно смелые. А я? Я какой? Тоже смелый? Или еще немножечко не совсем смелый?
Вдруг я захочу защитить, а комары налетят на меѓня, выпьют всю кровь и улетят? И останусь без единой капельки кроѓви, весь в шиш-ках и сразу возьму и умру? И перенесусь в другую страну. Как же тогда быть с моими будущими путешествиями? Если я уйду в другую страну, значит меня не будет в этой? Но я еще ничеѓго не видел! Я даже не был в лесу и за речкой! Вдруг там что-ниѓбудь интересное есть, а я и знать о нем не знаю?
Нет! Я не должен так рано уходить. Я совсем еще маленький. Я никогда не смогу побеѓдить ни одного комара. Я никогда не стану таким сильным, как Папа и Мама. Из меня не вырастет защитник леса и огорода...
Спустился вечер.
В болоте стало темно.
Кваку показалось - со всех сторон к нему тянутся острые комари-ные жала. Квак хотел закричать, позвать на помощь Папу или Маму.
Но они ушли на работу.
Никто его не услышит, никто ему не поможет.
А жала совсем рядом. Они уже касаются его кожи, они уже про-никают внутрь. Нет! Это не жала! Это к нему прикоснулась жесткая болотная травинка.
Уф, от сердца отлегло.
Малыш успокоился, проквакал сонливую песенку и зарылся в гус-тые водоросли.
До утра.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
ЛУПОШАРЫЕ ПУЧЕГЛАЗИКИ
Круг за кругом ходит над землей неугомонное солнце.
День за днем скатывается к югу быстротечное лето.
Наливаются сладкой спелостью ягоды.
Выглядывают из-под игольчатой россыпи склизкие симпатюльные головки первых маслят.
Стремительно подрастают и отправляются знакомиться с неизве-данным миром юные обитатели болот и лугов.
На поверхности воды проклюнулся один, потом еще один, потом еще один треугольные носики. На каждом носике по паре лупоша-рых пучеглазика.
Носики не шелохнутся, чтобы их, не приведи господь, никто не принял за носики.
А лупошарые пучеглазики ничего не боѓятся: зырк налево, зырк направо, по кругу вверх и по кругу вниз: - нет ли чего-нибудь инте-ресного для них, или опасного, или уж-жасно страшного для носи-ков.
- У-у! Какая проглотистая солнцепеколъная гора выросла! - сооб-щил первый носик. - Смотрите! Она уже половину солнца съела!
- Где?
- Да не туда смотришь! Там корова траву ест. Ты сюда смотри!
- Ага, вижу! - отозвался второй носик.
- У горы сосны как не сосны вовсе, а как зубы. Жуют и жуют.
- От бедненького солнышка совсем маленький кусочек остался.
- Поплыли скорее, - пропищал третий носик, - скоро солнышко кончится, ночь начнется.
Никакой другой опасности пучеглазики не увидели. Они сказали об этом носикам и те смело собрались в кучку. А потом немножко по-спорили.
- До ночи совсем далеко, - сказал первый носик.
- Квак же далеко? - возразил ему самый пищальный. - Нисколько не далеко, даже совсем близко.
- Сейчас кто по-твоему? - не отступал первый.
- Не кто, а что, - поправил пищальный носик. - По-моему сейчас день.
- А после дня кто должен прийти, по-твоему?
- Не кто, а что! - повторил самый пищальный. - Ночь должна прийти. Вот!
- И не угадала! Вот! - и первый носик зачем-то показал язык. - После дня всегда приходят сумерки. А за ними по пятам следует ве-чер. И только за вечером топ-топ ковыляет ночь. Вот! - и опять за-чем-то показался язык.
- Ну и ладно, - совсем не обиделся пищальный носик. - Зато мы успеем по сто раз на лугу прыгнуть и со всеми болотными кочками переѓзнакомиться.
Носики с лупошарыми пучеглазиками поплыли к берегу. Они по-моѓгли друг другу выбраться на траву и оказались Кваком, Ваком и Уак.
На лугу стрекотали кузнечики. В кустах на пригорке прощались с уходящим днем дрозды. Пролетела запоздалая бабочка. Вдогонку за ней - стрекоза.
Мимо лягушат проползал большой черный жук. Он ворчал неиз-вестно на кого, сердито резал травинки на своем пути щелкающими клешнями.
- Что вылупились? - шлепая отвисшими губами, строго спросил он. - Делать вам больше нечего? Да?
- Мы... здесь...
- А-а! - подобрел жук. - Понятно! - кивнул жук. - Ну, тогда смот-риѓте, - разрешил жук. - Мне что ли жалко? - спросил жук. - Мне со-всем не жалко, - сказал жук и уполз.
Трава спрятала его.
А лягушата опять остались одни.
- Xа! - обрадовался Квак. - И никто на нас не нападает, и никто не просит о помощи!
- А тут и нет никого! - оказал Вак.
- Я думала - на земле шагу ступить нельзя, все кем-нибудь занято, - Уак посмотрела под своими лапами, под лапами Квака и Вака. - Даже не интересно.
Лягушата не знали, что им делать дальше. В воде просто, в воде захотел, - поплыл, захотел, - на дно лег, или от кого-нибудь спря-тался, или за кем-нибудь погнался.
- Я сейчас в-вак прыгну! - придумал Вак. - Сразу вон до той кочки долечу!
- И я прыгну! - подхватил Квак. - И я долечу!
- И я, - сказала Уак. - Только я не знаю, получится у меня или не получится.
Получилось у всех. Лягушата, опережая друг друга, пролетели над водой и приземлились на лохматую болотную кочку.
В воздух с громким гудением поднялась стая военных вертолетов и закружилась над ними. Вертолетов было так много, кружились они так низко, что небо над лягушатами потемнело.
- Это солнечное затмение или уже ночь? - задала глупый вопрос Уак.
- Куда мы попали? - шепотом спросил Вак у лягушат. - Случайно не на вражеский аэродром?
- Кто же аэродромы на болотных кочках строит? - упрекнул брата Квак. - Это обыкновенная болотно-замаскированная, ударно-вертолетная взлетно-присадочная площадка! И мы ее обнаружили.
Уак ничего не понимала ни в самолетах, ни в вертолетах. Она разглядывала гудящее солнцезакрывательное облако и моргала лу-пошариками.
- Мне кажется, - несмело вмешалась она в мужской разговор, - мы с вами приземлились на обыкновенный комародром.