Одинокий прохожий стоял возле закрытых железных ворот. Только отсюда можно было увидеть монолитный, словно вырубленный из цельного куска мрамора особняк Мольбрантов. В других местах высокая каменная изгородь скрывала дом от любопытных взглядов. Легенда о том, что случилось здесь три года назад, была все еще жива, вызывая интерес газетчиков, туристов, подростков. Но день был пасмурным, мерзким. Он распугал зевак и случайных прохожих. Улица была пустынна. Лишь только чернокожий мужчина стоял возле закрытых ворот. Его звали Дидье Мольбрант. Он не знал, почему пришел сюда. Почему стоит у ворот и смотрит на дом, о котором старался даже не вспоминать в последние годы. Смотрит и плачет.
- Негоже это для мужчины, - проскрипел позади него старик, который появился словно из ниоткуда. Бесцеремонно подвинув француза, он загремел связкой ключей, собираясь открыть ворота.
- Что вы делаете? - растерялся Мольбрант.
- Ты разве не видишь?
- Я думал, что в доме никто не живет.
- В доме? - старик презрительно сплюнул. - Боже упаси жить в этом доме! - он обернулся, награждая француза презрительным взглядом. - Ты разве не помнишь меня?
- Нет.
- Ну, тогда стой здесь и плач.
Старик закряхтел, закрыл за собой тяжелые ворота. Мольбрант смотрел, как он уходит - усталый, немощный, едва поднимая ноги - последний слуга этого проклятого дома. Старик не оборачивался. В сторожке, где он жил, было тепло. В сторожке был его дом. Он снял мокрый плащ и повесил сушиться над обогревателем, достал купленную газету, заварил чашку чая, надел очки. Какое-то время старик читал, стараясь ни о чем не думать, затем подошел к окну, увидел Мольбранта, заворчал и начал снова одеваться.
- Жалко мне тебя, - сказал он французу. - Вымок, наверно, весь? Ты только посмотри какой дождь, а у тебя и зонта нет...
- Я вас вспомнил, - перебил его Мольбрант. - Вы работали здесь садовником когда-то.
- Работал, - старик зазвенел ключами, открыл ворота. - Пойдем в сторожку. Согреешься, - он увидел, как вздрогнул француз. - Ну, чего ты? - растерялся старик. - Не бойся. Все уже давно закончилось. Здесь нет никого кроме меня и моей внучки.
- Вашей внучки?
- Да. Только не говори никому. Это вообще-то не положено, - старик недовольно замахал рукой. - Ну, пойдем же! Не заставляй старика мокнуть.
В сторожке он забрал у Мольбранта куртку и свитер, повесил сушиться. Чай, который он заварил, был крепким и пах мятой.
- Это моя внучка, - сказал старик, доставая потрепанный фотоальбом. - Правда, красавица?
Он долго показывал фотографии и вспоминал, вспоминал, вспоминал... Мольбрант слушал его, забившись в угол старого дивана. Озноб проходил. Скрипучий голос старика успокаивал. Мольбрант закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Он задремал лишь на мгновение. Так, по крайней мере, ему показалось.
Внучка старика деловито расхаживала по комнате, проверяя все ли на месте. Самого старика нигде не было.
- Не бойся, я не вор, - сказал ей Мольбрант.
- Все вы так говорите, - она наградила гостя недобрым взглядом. - Пользуетесь тем, что у старика доброе сердце. Работу бы лучше нашли, чем попрошайничать.
- Я не бездомный, если ты об этом.
- Ну, конечно!
- Посмотри на мою одежду, разве бездомные носят такие вещи?
Девушка окинула его недоверчивым взглядом.
- Тогда какого черта ты делаешь здесь? - спросила она растеряно.
- Когда-то давно я здесь жил.
- Жил? Здесь? В сторожке? - девушка нахмурилась.
- Меня зовут Мольбрант. Дидье Мольбрант.
- Мольбрант? - девушка нахмурилась еще сильнее. - Тот самый Мольбрант, что... - она тихо выругалась. - Извини. Я думала, ты еще один бездомный, которого притащил сюда из жалости мой дед... - она неожиданно просияла и протянула французу руку. - Меня зовут Урсула. Хотя старик, наверно, уже тебе и так все рассказал перед тем, как ушел делать вечерний обход.
- Вечерний обход? - Мольбрант тревожно выглянул за окно.
Наступавшие сумерки съедали очертания дома.
- Что-то случилось? - встревожилась Урсула.
- Ты слышала о том, что здесь произошло?
- Конечно, слышала. Все слышали, - в ее глазах вспыхнул интерес. - Скажи, а это действительно было так, как об этом рассказывают?
- Смотря кто рассказывает.
- Может быть, тогда расскажешь мне сам? Мы бы могли пробраться в дом и там...
- Не думаю, что меня это интересует.
- Тогда зачем ты пришел сюда?
- Я не знаю.
- Люди говорят, убийцы иногда возвращаются на место преступления.
- Я здесь когда-то жил, забыла? Это был и мой дом. И я не убийца.
- Тогда перестань бояться и расскажи, что здесь произошло на самом деле.
- Как мы проникнем в дом?
- Я знаю, где мой дед держит ключи. После того, как он заснет, у нас впереди будет целая ночь.
***
Когда до полуночи осталось чуть больше часа, когда дряхлый старик громко захрапел на старом диване, когда серые стены особняка поглотила тьма, Урсула и Мольбрант выскользнули из сторожки и направились к дому, прячась в тени деревьев от редких фонарей, которые освещали двор. Особняк ждал их - огромный, мрачный, величественный.
- Здесь так пыльно, - сказала Урсула, когда они оказались внутри. - И холодно.
- Здесь всегда холодно, - Мольбрант не двигался, ждал, когда глаза привыкнут к темноте. - По крайней мере, я не помню дом другим.
- Ты мне покажешь, где началась история этого дома?
- Ты уже в ней. Сам дом - история, - Мольбрант прикрыл за собой дверь.
Урсула прошла в центр гостиной. Здесь, где высокие потолки терялись в полумраке, а пробивавшегося сквозь большие окна лунного света было недостаточно, чтобы разглядеть детали интерьера, можно было представить себе все, что угодно.
- Когда-то здесь было очень красиво, - сказал Мольбрант.
- Здесь и сейчас красиво.
- Сейчас здесь одиноко, - он заставил себя не замечать мертвую тишину вокруг - густую, липкую, словно вдруг оказался в склепе. - В этом доме всегда было людно, - сказал Мольбрант. - С момента, как меня усыновили, я не помню и дня, чтобы здесь не гостил кто-нибудь. Стоило одним уехать, как на их место тут же заселялись другие. Я помню маленькую девочку, которая прожила в этом доме четыре года со своей матерью. Мы были детьми и сильно привязались друг к другу. Потом она уехала, и спустя пару лет никто даже не мог вспомнить ее имени... Таким был этот дом. Понимаешь? Пока ты жил здесь, ты был частью этого мира, но стоило уехать, и все - ты переставал существовать для тех, кто остался... Смешно, но иногда мне кажется, что все мои воспоминания связаны только с этим домом. Здесь я нашел первого друга, встретил первую любовь, первый раз переспал с женщиной. Я помню, как мой брат говорил мне то же самое. Да и не только он. Большинство людей из тех, кто жили здесь постоянно, согласились бы с этим. Возможно, именно это и сыграло с нами злую шутку. Мы слишком зависели от жизни внутри этого дома. Моя старшая сестра вышла замуж. Она жила с мужем здесь, у них был ребенок, но стоило ей на пару дней остаться одной, как она тут же забывала о своем супруге, находила себе кого-нибудь другого и развлекалась, пока он не возвращался. Никого из нас это не удивляло. Даже больше, казалось нормальным. Мы делали вид, что ничего не произошло, и жизнь продолжалась... Странно, но в день трагедии гостей было на редкость мало. Как никогда мало. Мы поужинали и разошлись по своим комнатам. Спать не хотелось. Я думал о Мэри Белл - замужняя мулатка с непроницаемо-черными глазами. Она гостила у нас вторую неделю. Ее пригласил племянник моего отчима. У них был роман, но в этом доме это ничего не значило... Я добивался ее расположения с настойчивостью девятнадцатилетнего мальчишки, выросшего в этом мире содома. Мне казалось, что цель уже почти достигнута, поэтому, вторую ночь подряд, я не закрывал дверь в свою комнату, надеясь, что Мэри Белл найдет предлог, чтобы зайти ко мне. Я ждал ее до одиннадцати, а затем лег спать, не переставая надеяться на ее ночной визит... Когда раздался первый выстрел, я проснулся, решив, что началась гроза, хотел закрыть окно, но на улице было тихо и свежо. Потом я услышал еще один выстрел - раскатистый, словно эхо в горах. Кто-то закричал. Снова выстрелы. Крики где-то уже совсем рядом. Я боялся даже дышать. Все, наверно, боялись, потому что между выстрелами каждый раз наступала мертвая тишина. Я услышал грохот в соседней комнате. От нового выстрела заложило уши. Я понимал, что должен бежать, спасаться, но когда убийца пришел ко мне я не мог даже пошевелиться. Высокий афроамериканец. Может быть, даже выше меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом он ушел, а я остался стоять возле окна, слушая, как грохочут выстрелы. Для меня до сих пор остается загадкой, почему он пощадил меня. Может быть, потому что я был единственным чернокожим в доме, может еще почему, не знаю... Не помню, сколько прошло времени, но когда я осмелился выйти, уже начинался рассвет. Из семнадцати человек, находившихся в доме, в живых остался только я. Убийца скрылся. Муж Мэри Белл был объявлен в розыск, но его так и не нашли, - Мольбрант замолчал.
- Муж Мэри Бэл? - удивилась Урсула.
- Он подходил под мое описание, у него были причины, первой жертвой стала его жена, разве этого недостаточно?
- Я слышала другую историю. Там главным подозреваемым был ты.
- Это не правда.
- Откуда мне знать?
- Меня бы давно арестовали.
- Ты умен и изворотлив.
- Если ты веришь в эту чепуху, зачем затащила меня в этот дом? Разве тебе не страшно?
- Страшно, - Урсула подошла к Мольбранту, пытаясь заглянуть ему в глаза. - Но я не думаю, что ты псих. Ты не станешь убивать ради удовольствия.
- Любишь пощекотать себе нервы, да?
- Очень.
- Мне придется тебя разочаровать. Я не убийца.
- Кто бы им ни был, он до сих пор на свободе.
- Но не здесь.
- Кто знает, - она взяла Мольбранта за руку. - Покажи мне, где произошло первое убийство.
Они прошли в комнату Мэри Белл.
- Здесь все прибрали после того случая, - сказал Мольбрант.
- Я понимаю.
Урсула прошлась по комнате, словно хотела впитать в себя атмосферу дома, атмосферу той далекой ночи. Запах смерти, безумия. Здесь, сейчас...
***
Они покинули особняк лишь пару часов спустя. Нарушили стройность тишины своим присутствием, оживили на мгновение застоявшийся воздух и вновь бросили умирающий дом на растерзание пыльному времени.
Но дом не был одинок. Эти стены служили темницей для заключенного здесь узника. Его мертвенно-бледные глаза не мигая смотрели в пустоту, словно там еще сохранился след недавних гостей. Прямые, белые волосы, обрамляя бледное, запечатлевшее в своей неподвижной гримасе скорбь лицо, падали ровными прядями на плечи. Он томился здесь давно. Очень давно. Застрявший между мирами ренегат. Лишенный свободы отступник. Эти стены были его оковами. Это одиночество было его карой. Изоляция, бездействие, тишина. А где-то далеко цветет и распускается мир. Дивный мир. Древний мир. Но увидеть его можно лишь из окна. Почувствовать, лишь вдохнув запахи людей, которые приходят в дом. В этот проклятый дом. И спасения нет.