Когда Тони Лаквел познакомил родителей с Урсулой, они одобрили его выбор. Симпатичная, порядочная, целеустремленная девушка - так решили они. Конечно, они не могли видеть уродливого азоля, который влачился за ней следом. Азоля, доставшегося ей от прошлого парня. Но справедливости ради нужно отметить, что азоль этот засыпал. Он не мог оставаться один. Ему нужен был хозяин. Хороший хозяин, с которым они спляшут не один головокружительный танец. Иначе азоль погрузится в вечный сон. Он чувствовал, как тяжелеют его веки, наливаются свинцом. Поэтому он покинул своего предыдущего хозяина и ушел к Урсуле. Но и Урсула не могла дать ему то, чего он хотел, не могла прогнать этот надвигающийся сон. Вечный сон. И уродливому азолю оставалось лишь рыдать. Рыдать и пытаться не заснуть в свой первый и последний раз.
В эту ночь, когда родителей Тони не было дома, когда Урсула согласилась прийти, а сам Тони был так сильно взволнован, что путался в словах, умирающий азоль надеялся, что у него будет призрачный шанс отсрочить свой сон. Продержаться совсем чуть-чуть, чтобы найти себе нового хозяина.
- Я так долго ждал этого момента, - признался Тони, когда они с Урсулой прошли в спальню.
- Ты каждый раз говоришь это.
- Правда?
- Что, уже не помнишь?
- Нет, конечно, помню, просто... - Тони замолчал, увидев, что Урсула начала раздеваться.
Она делала это неторопливо, словно собирается лечь спать, а не заняться любовью. Но Тони волновал сам факт, а не то, как это происходит. Он спешно разделся и забрался под одеяло. Урсула сложила свои вещи на стул и легла рядом с Тони. Цеплявшийся за ее ноги азоль обреченно заскулил, чувствуя насколько безразлична к происходящему его хозяйка.
- Не так быстро, - попросила она Тони.
- Так лучше? - заботливо спросил он.
- Да. Только не торопись.
- Не могу. У меня так долго никого не было.
- Попытайся не думать об этом...
Из глаза азоля покатились слезы отчаяния. Неужели это все? Неужели конец?
- Извини, - тихо сказал Тони.
- Ничего страшного.
Они замолчали, неловко глядя в потолок.
- Ты останешься, у меня на ночь? - осторожно спросил Тони.
- Надеешься на утренний секс?
- Немного. Так, ты останешься?
- Останусь.
Урсула встала с кровати, надела его рубашку и пошла в туалет. Вцепившийся в ее ногу азоль мирно спал, не обращая ни на что внимания. Безумные танцы этого беспокойного существа были закончены.
***
Паола вспоминала Тони. Вспоминала, не смотря на то, что прошло уже больше года, как они расстались. Вспоминала даже с другим мужчиной. Особенно с другим мужчиной. Сравнивала. Тони был отвратительным любовником, но хорошим другом. Говард был хорошим любовником, но отвратительным другом. К тому же он был старше ее почти на пятнадцать лет - никакого будущего, лишь танцы плоти, к которым снова и снова склонял Паолу азоль. Именно этот азоль убедил Паолу бросить Тони. Бросить ради альковных тайн и безумных танцев. И азоль ликовал. Ликовал больше года. Но что-то изменилось.
- Думаю, нам больше не стоит встречаться, - сказала Паола Говарду.
Она ждала удивления, но он лишь пожал плечами. Азоль возле ее ног встрепенулся и настороженно зашевелил ушами.
- Если передумаешь, то ты знаешь, где меня найти, - сказал Говард.
- Я не передумаю.
Чувствуя недоброе, азоль завертел головой, пытаясь отыскать причину происходящего. Его волнение передалось хозяйке. Пытаясь воспользоваться ситуацией, азоль начал поглаживать ее ноги, умоляя станцевать еще один танец.
- Ну, мне пожалуй пора, - сказала Паола.
Говард снова кивнул. Азоль испуганно замер, прижался к ногам хозяйки.
Безликий силуэт, окутанный ореолом бледно-голубого свечения, проявился из пустоты. Его суровый взгляд, устремленный на азоля, заставил уродливое существо задрожать. Паола чувствовала, как проходит волнение, чувствовала уверенность в том, что расстаться с Говардом было верным решением. И безликий силуэт возле нее становился все более и более материальным. Он схватил азоля за горло, заставляя его оставить Паолу. Азоль сопротивлялся, сопел, скрипел зубами. Люди прощались, а два невидимых для них существа продолжали свою борьбу. Но сегодня у азоля не было шансов. Окутанный бледно-голубым ореолом силуэт еще сильнее сдавил его горло.
Азоль заскулил, признавая поражение. Традж был слишком силен, чтобы противостоять ему. Но традж не мог лишить это уродливое существо жизни. Он мог его лишь напугать. Когда из глаз азоля потекли слезы, традж подошел к Паоле и сказал ей, что пора уходить.
- Пора уходить, - повторила она его слова Говарду.
Оставшись без хозяина, азоль тихо заскулил и покосился на изгнавшего его траджа, затем неловко подпрыгнул, упал, распластавшись на брюхе, и пополз к Говарду. Но маленькому мохнатому уродцу не везло в этот вечер. Безликое существо, находившееся рядом с Говардом, вздрогнуло, проснулось, вспыхнуло бледно-розовым свечением, почувствовав опасность. Традж Паолы воззрился на своего злейшего врага - бульвайка. Оба они заботились о своих подопечных, но каждый делал это по-своему. Если в природе траджа было заложено помочь человеку отыскать цели и надежды внутри себя, то бульвайки помогали людям искать цели извне. Человек, рядом с которым находился бульвайк, становился завистливым, ему всегда было мало того, что он достиг, он всегда хотел большего, стремился к этому, прилагал все силы, что у него были, наполняя тем самым свою жизнь стремлением и смыслом. Что же касается людей, рядом с которыми находились траджи, то они были аморфны, спокойны, их устраивало положение дел, они радовались тому, что у них уже есть и редко помышляли о чем-то большем, если, конечно, рядом с ними не появлялся бульвайк. В такие моменты и начиналась та самая многовековая борьба траджей и бульвайков, исход которой предугадать было невозможно.
***
Традж Паолы еще не знал, но бульвайк Говарда уже послал к этой девушке своих соплеменников. Не знала этого и Паола, не чувствовала. Лишившись азоля, она мечтала лишь об одном - исправить ошибки молодости.
- Ты все правильно делаешь, - говорил ей традж, когда она позвонила сестре Хлое и договорилась встретиться. - Тебе скоро двадцать пять. Нужно браться за ум, строить свою жизнь. Кто, как не старшая сестра поможет и даст совет...
Именно так и сказала Паола при встрече.
- Ты хочешь, чтобы я познакомила тебя с мужчиной? - растерялась Хлоя.
Она долго мерила сестру подозрительным взглядом. Сестру, с которой в последние годы почти не виделась, почти не общалась. Два траджа, Хлои и Паолы, смотрели друг на друга так же недоверчиво. Но в отличие от сестер им не нужны были уловки, хитрости. Они делились друг с другом всем, что знали о своих подопечных, всеми их сокровенными тайнами и желаниями, чтобы впоследствии уберечь эти хрупкие судьбы, сгладить острые углы. И ради этого, ради того, чтобы мечта человека, рядом с которым они находятся, продолжала жить, каждый из них готов был пойти на что угодно. Любой обман, любое искажение фактов, лишь бы уберечь человека от крушений надежд, от боли, от страданий, которые может причинить ему действительность... Но у траджей всегда был противник - бульвайк.
Он появился, когда Паола вернулась домой - бледно-розовый силуэт, вспыхнувший рядом совершенно внезапно, заполнив сознание гордыней.
- С такой внешностью, как у тебя можно получить гораздо больше, чем есть у твоей сестры, - сказал бульвайк.
Паола задумалась на мгновение, вспоминая семью Хлои, затем осторожно кивнула. Находившийся рядом с ней традж молча взирал на появившегося противника, давая тому право сделать первый ход.
- В твоем возрасте у твоей сестры был уже муж, дети и свой дом, - сказал бульвайк.
- Зато ты свободна, - возразил ему традж. - Ты независима. Ты вольна поступать так, как ты хочешь. А она нет.
- Но ты можешь иметь все то, что имеет сестра.
- У тебя и так уже все есть.
- Но у нее есть больше! Вот почему она смотрит на тебя сверху вниз. Всегда смотрела и будет смотреть.
- Она просто переживает за тебя.
- Ты красивее ее, и она завидует тебе...
- Чему завидовать? Я все еще живу с родителями, - тихо сказала Паола.
- И они любят тебя больше, чем твою старшую сестру, - сказали традж и бульвайк в один голос.
- Но всегда приводят ее мне в пример, - грустно подметила Паола.
Она выключила свет и легла в кровать. Традж и бульвайк молчаливо замерли возле нее, позволяя заснуть и не мучиться от противоречивых мыслей всю ночь. Как ни как, они оба заботились о ней, только каждый делал это по-своему.
***
Говард не вспоминал Паолу. Если молодая любовница решила расстаться, то так тому и быть. К тому же он уже давно получил от нее все, что хотел, даже больше. Получил от ее тела. Как человек она его не интересовала. Слишком молодая, слишком глупая. Именно так говорил ему бульвайк. Говорил намного раньше, чем Паола решила поставить крест на этих отношениях. Говорил, потому что заботился о Говарде, оберегал его, заранее предвидя конец этой истории. Благодаря этому, сейчас, когда Паола вычеркнула себя из его жизни, Говард не остался один. У него была Люсия - зрелая замужняя женщина из высшего общества, куда Говарду путь был закрыт. Но именно это и подкупало в Люсии - красота, высокое положение, ум. Эта женщина могла выбрать себе в любовники кого угодно, но выбрала его - Говарда. Об этом говорил ему бульвайк. Говорил по несколько раз на дню, заставляя гордиться собой, уважать себя. Но потом этого стало мало. Мало для бульвайка. Мало для Говарда. Несколько раз в месяц Люсия приходила к нему домой, проводила с ним пару часов, а затем исчезала, растворялась в вечерних сумерках.
Но встречи с Люсией несли нечто большее, чем мог себе представить Говард. Каждую встречу, каждую проведенную с ней ночь, он чувствовал себя другим человеком, понимал это, но не мог объяснить. Что-то менялось внутри него, словно какая-то часть его беспокойного сознания ретировалась при виде этой женщины. Это происходило потому, что находившийся рядом с Люсией демон делал бульвайка беспомощным, лишал его сил. И даже после, когда демона не было рядом, бульвайк еще долгое время был слаб. Что касается демона, то он даже не замечал его. Для него это был не более чем безликий силуэт, ореол которого неизбежно погаснет в его присутствии. И ни один традж, ни один бульвайк не мог в одиночку противостоять этому. Опекаемый ими человек неизбежно оставался один. Таково было положение вещей. Там, где жили ангелы и демоны не было места траджам и бульвайкам.
Но бульвайк Говарда не собирался сдаваться. Он сам выбрал эту женщину. Выбрал, потому что рядом с ней был демон. Выбрал, желая испытать себя. Испытать весь свой род. Он жаждал борьбы и собирал для этого своих соплеменников, приводил их к Говарду. И вместе они строили план предстоящего сражения, надеясь, что беспечность демона сыграет с ним злую шутку.
Это был дерзкий замысел, который сводил Говарда с ума. Бульвайки превратили его в пешку в этой игре. Их собиралось все больше и больше. Они шумели и галдели. В голове творился хаос. Чем настойчивее Говард пытался не думать о Люсии, тем больше мыслей о ней заполняло его сознание. Он вспоминал ее, когда ехал на машине, вспоминал, когда ложился спать, вспоминал даже когда спал. Она была повсюду. Слишком многое напоминало о ней. Здесь они познакомились. Здесь она сидела, когда он сделал ей первый комплимент. Здесь они занимались любовью. Здесь просто молчали, потому что это был один из тех моментов, когда слова совсем не нужны...
Говард понимал, что она никогда не будет принадлежать только ему, что он для нее всего лишь увеселительный аттракцион, посетить который можно в свободное время, но... но в памяти всегда всплывало что-то нежное, теплое, чувственное, убеждая его, что он нужен ей. В конце концов, Говард запутался. Пытаясь разобраться в себе, он зашел в тупик и там отыскал новое объяснение, почему он не может не думать о Люсии. Он не любил ее - это факт. Воспоминания о ней грели его сознание, но в тоже время, они затрагивали его самолюбие. Она смеялась над ним, использовала его и делала это с целью, понятной лишь ей одной. Говард спрашивал себя, что мешает ему просто забыть ее, вычеркнуть из своей жизни, как одну из тех, что были до нее, но что-то его останавливало. Это чувство сжигало его изнутри. Ему мало было уйти в тень, мало было оставить Люсию одну. Он хотел отомстить ей, заставить ее чувствовать тоже, что чувствует он - унижение, предательство. Иногда Говард спрашивал себя, что будет потом, после того, как ему удастся воплотить в жизнь задуманное. Ответ всегда был один - тогда, возможно, он простит Люсию.