Свобода. Этим словом, казалось, был пропитан весь мир вокруг. Дома, деревья, небо, проходившие мимо люди, теплый асфальт под ногами - никогда еще Антонина Палермо не думала, что жизнь может быть такой прекрасной. Начался дождь. Он накрыл землю внезапно. Жаркий день, пыль, разогретый солнцем асфальт, продавцы мороженного, возле которых выстроились очереди, и вдруг крупные капли, сорвавшиеся с голубого неба. Заблудшие странники. Казалось, что через минуту никто уже и не вспомнит о них, но нет. Нелепых капель становилось все больше и больше. Они прибивали к земле пыль, заставляя прохожих поднимать головы и удивленно смотреть на чистое небо. Мало кто верил в то, что сейчас начнется дождь, но он, тем не менее, начался. Антонина встала под один из многочисленных навесов. За ее спиной пестрела рекламой витрина магазина. Мимо прошла толстая женщина, настырно старавшаяся не замечать дождь. Повеяло свежестью. От остывающего асфальта начал подниматься пар. Антонина никуда не спешила. Крупные капли, барабанили о стеклянный навес, срываясь с него на землю и там, разбиваясь, приятно щекотали ее ноги. Антонина сделала глубокий вдох и по-детски беззаботно потянулась. Жизнь улыбалась, и она улыбалась ей в ответ. После месяцев, проведенных в одиночной камере, этот дождь казался чудом. Стоявший рядом с Антониной мужчина подозрительно отодвинулся в сторону. Ее счастливая улыбка смутила его. Вскоре дождь стих. В память о нем остались лишь серые тучи, застлавшие небо. Сняв туфли, Антонина шла по мокрому тротуару, наслаждаясь полнотой чувств, о которых она успела забыть в последние месяцы. С неба все еще срывались редкие капли, вызывая недовольства прохожих. Запрокинув голову, Антонина пыталась ловить их открытым ртом. Иногда из-за этого она наталкивалась на проходивших мимо людей. Вне зависимости от того, какой была их реакция, они все оставались за ее спиной - она шла дальше. Шла в дом, где ее все еще ждали. Ждали и любили.
- Боже мой, - прошептала Феона, открыв дверь.
- Не помешала? - спросила Антонина.
- Если только Джонни.
- Джонни потерпит?
- А у него есть выбор? - Феона весело улыбнулась. - Ну, ты так и будешь стоять на пороге?
Они прошли в гостиную.
- Что с твоим лицом? - спросила Феона.
- Долгая история.
- Но не напрасная?
- Нет.
- Значит, все хорошо?
Антонина кивнула и сказала, что хочет принять душ.
- И не забудь выбросить свою одежду в мусорный бак. Не нужно, чтобы она напоминала нам о прошлом. Верно?
- Верно, - Антонина улыбнулась.
- Когда закончишь, найдешь меня в спальне, - сказала Феона. - Надеюсь, Джонни тоже закончит к этому времени.
- Я постараюсь не торопиться, - пообещала Антонина.
Она прошла в ванную и избавилась от старой, пропахшей тюрьмой одежды, затем включила душ и прибавляла горячую воду до тех пор, пока не поняла, что горячее уже быть не может - грязь последних месяцев, впитавшуюся в тело, было не так просто смыть. Да и не только в тело. Антонине казалось, что запах одиночной камеры засел где-то у нее в мозгах, потому что сколь бы гелей и шампуней она не вылила на себя, этот запах продолжал оставаться где-то рядом. И можно было лишь сдаться, смириться, поверить, что рано или поздно это пройдет.
Антонина заставила себя выключить душ, обернулась полотенцем, вышла из ванной. В гостиной было свежо и прохладно. Антонина прислушалась. Тишина. Даже в спальне. Она осторожно постучала в дверь.
- Мы уже давно закончили! - крикнула Феона.
Антонина вошла. Кажется, за долгие месяцы ее отсутствия ничего не изменилось здесь: в этом доме, в этой спальне. Все осталось прежним. Менялись лишь те, кому было позволено остаться на ночь. Сегодня это был Джонни. Антонина знала его. Высокий, красивый, с копной светло-русых волос. Он лежал под золотистым одеялом, сложив за головой крепкие руки, прекрасно вписываясь в богатый интерьер этой комнаты. Его серые глаза смотрели на Антонину немного удивленно. Он помнил ее другой. Без синяков и шрамов. Без болезненной бледности и худобы. Они поздоровались. Феона открыла один из двух гардеробов и подозвала к себе Антонину.
- Ну, с чего начнем? - спросила она. - Можешь выбирать все, что угодно, кроме моих драгоценностей и мехов, - на розовощеком лице Феоны засветилась улыбка. - Джонни, мой мальчик, закрой, пожалуйста, глазки. - Она достала коробку с новым нижним бельем. - Розовое, да? - спросила она Антонину, перекладывая хрустящие пакеты. - Вот. Держи.
Антонина повернулась спиной к кровати и сняла полотенце.
- Милый, я же просила тебя не подглядывать! - засмеялась Феона, погрозила Джонни пальцем, словно тот был ребенком, затем мягко намекнула ему, что хотела бы остаться с подругой наедине.
- И давно ты с ним? - спросила Антонина, когда он ушел.
- Пару месяцев, - сказала Феона. - Бедный мальчик. Он так много времени проводит в спортивном зале, боясь потерять форму, что иногда мне его даже жаль. Ну, да не будем о нем, - она взяла Антонину за руку. - Расскажи, как ты?
- Уже нормально.
- Уже? - Феона помрачнела, разглядывая синяки и шрамы на лице Антонины. - Кто тебя так?
- Это было необходимо. Без этого меня бы не было здесь.
- Я понимаю, - Феона нежно погладила Антонину по щеке. - Что я могу сделать для тебя?
- Просто будь рядом.
- Я буду, - Феона осторожно подалась вперед и поцеловала Антонину в губы. - Я буду рядом столько, сколько ты захочешь.
***
Джим Стоун был мертв. Он ушел, унеся много тайн, тяжелых тайн, принадлежащих, как ему, так и другим. Близкие люди, от которых он удалился в последнее время, оплакали его кончину, как и подобает родственникам. Враги, посмеялись над случившимся, а друзья помогли нести гроб, отдав символическую дань памяти. Было тихо. Даже ветер притаился где-то за границей кладбища, очерченной редкими лиственными деревьями. Лишь крупные черные вороны, рассевшись в первых рядах соседних надгробий, наблюдали за молчаливой процессией, дожидаясь момента, когда люди разойдутся и они, вороны, смогут подлететь ближе. Гроб с телом осторожно опустили в могилу. Пожилая женщина в черном, мать Джима, смахнула сухую слезу, скатившуюся по морщинистой щеке. Она уже выплакала то, что могла за последние дни. Теперь можно было только лишь наблюдать. Комья сухой земли полетели в могилу. Разбиваясь о крышку гроба, они осыпались вниз, на дно. Пыль к пыли, прах к праху. Свежий холмик, увенчанный венками, проводил пришедших проститься людей.
Первая половина дня подошла к концу. Небо, словно не желавшее омрачать трагедию до этого, пролилось дождем. Люди, прожившие достаточно, чтобы забыть о том, что такое слезы, скорбели, глядя на стекавшие по оконным стеклам струи воды. Дождь продолжался несколько часов, затем стих, оставив после себя свежесть. Комья земли превратились в грязные лужи возле свежей могилы. Теплый ветер, подув с юго-востока, колыхнул кроны окруживших кладбище деревьев, так и не осмелившись вступить на землю, хранящую покой умерших. Лишь только вороны, каркая, кружили над надгробиями. Им было все равно, где летать. Стоявшая под одним из деревьев женщина, часть лица которой скрывали большие черные очки, презрительно махнула рукой, прогоняя воронов подальше от себя. Они взвились в воздух, усевшись на ближайшие надгробия, награждая ее недовольным взглядом. Элизабет достала пачку сигарет и закурила. Ее руки были тверды. Не было и отчаяния. Лишь только грусть. Теперь она сможет сказать Джиму, что растит его ребенка. Теперь, хочет он или нет, ему придется выслушать. Элизабет подошла к могиле. Она пыталась вспомнить, как выглядит Джим, представить его живым, но перед глазами вставал лишь только свежий холмик земли, да кружившие повсюду вороны. Хотел ли он когда-нибудь узнать, кто настоящий отец ее ребенка, хотя бы не ради нее, ради сына? Они же столько раз встречались, проходили мимо друг друга. Неужели он так ничего и не понял? Неужели ни один ее взгляд не донес до него ее немые слова? Элизабет бросила на землю недокуренную сигарету и пошла прочь. Нельзя в такой день ненавидеть человека. Не сегодня, не сейчас. Элизабет села в машину, чувствуя, что многое снова осталось недосказанным. А кому теперь говорить?
Она вернулась домой переполненная неоднозначными чувствами. Во-первых, умер человек, которого она когда-то любила, да, теперь после смерти Джима, она могла позволить себе признаться в этом. Утрата была слишком ощутима. Несмотря на все их разногласия, конфликты, ссоры, обиды, Джим значил для нее куда больше, нежели просто любовник, с которым она хорошо проводила время. Но чувства давно прошли. Теперь от них осталась только память. Возможно, если бы Джим повел себя немного иначе с ней, то сейчас многое было по-другому. Но ничего уже изменить нельзя, да и никто, наверно, не захотел бы. Мальчику, сыну Джима, было уже пять. Элизабет нашла для него нового отца. Скоро, не успеет закончиться это лето, у нее родится дочь - ребенок, зачатый от мужа, который заботится о ней и о сыне Джима.
Элизабет приняла ванну, долго сидела на кухне, пока не поняла, что наступила ночь. Перед тем, как лечь спать, она заглянула в детскую. Стояла в дверях, потеряв счет времени. Затем вздрогнула, очнулась. Муж смотрел на нее из спальни. Элизабет заставила себя улыбнуться ему. Он улыбнулся в ответ. Нет. Она никогда не заговорит с ним о Джиме. Никогда не признается, что была на похоронах. "Знает ли Майкл о том, что Джима больше нет? - подумала Элизабет, ложась с ним в постель. - Наверно знает. Хотя, что ему - он вышел победителем из этого спора, и его приз лежит сейчас рядом с ним". Она заставила себя улыбнуться мужу. Майкл улыбнулся в ответ и осторожно положил руку на ее живот. Он знал об их отношениях с Джимом намного больше, чем думала его жена. Знал и всегда молчал. Элизабет тяжело вздохнула и закрыла глаза, надеясь, что сон поможет забыться и успокоиться. Майкл разглядывал в темноте ее лицо, затем тоже попытался заснуть. С сегодняшнего дня тень прошлого под названием Джим Стоун больше не будет довлеть над ним и его семьей.
***
Лора. Она лежала на кровати, откинув одеяло, прислушиваясь к голосам за стеной. За окнами была ночь. Соседи занимались любовью. Лора знала их имена. Энн и Илаюс. Они жили вдвоем уже не первый год, но иногда, встречая их на улице, казалось, что эта пара переживает свой первый медовый месяц - их тянуло друг к другу, словно разноименные полюса магнитов. Лоре было сложно представить такую полноту чувств. Она была сдержана и предусмотрительна. Даже в те ночи, когда Джим Стоун оставался у нее, она не позволяла себе громких стонов и неистовых выкриков, помня, что стены в этом доме слишком тонкие, да и Джим никогда не был слишком требовательным. Ей казалось, что его все устраивает, а если это было так, то и ее все устраивало. Лоре хотелось лишь, чтобы Джим был чаще рядом, проводить с ним больше времени, сходить куда-нибудь в выходные, засидеться допоздна перед телевизором в будни и не важно, что там показывают. Она любила его, знала это и никогда не сомневалась в своих чувствах. Они познакомились задолго до того, как она переехала в эту квартиру с тонкими стенами. Сначала это были просто редкие встречи, симпатия, затем ухаживания, секс. Иногда Лора смотрела на Джима и ей казалось, что она знает его уже целую вечность, а иногда он был совсем чужим, отрешенным. Они никогда не жили вместе, не вели общего хозяйства. Джим просто приходил, когда считал это нужным. Несколько раз Лора пыталась звонить ему, говорить, что скучает и хочет встретиться, но поняв, что это ни к чему хорошему не приведет, перестала. Подобное положение вещей казалось ей крайне неправильным, но она смогла привыкнуть. Если где-то и были мужчины, способные воспламенять в постели страсть подобно той, которую Лора слышала каждую ночь в соседской квартире, то такие ей не встречались, по крайней мере, так, чтобы испытать их темперамент на себе. Джим не был исключением. Такой же, как и те, что были до него, но они все ушли, а он остался.
Лора поднялась с кровати, открыла окно и снова легла. Хорошо, что за стеной были Энн и Илаюс. Их страсть приносила жизнь в этот внезапно опустевший мир. Мир без Джима. Он не приходил в последние месяцы к Лоре, игнорировал ее, но сейчас она была даже благодарна ему за это - так будет проще пережить случившееся. Она запомнит его таким, кокой он был в их последнюю встречу - веселый, нежный.
***
Маргарита. Двоюродная сестра Джима Стоуна. Когда-то ей казалось, что он доверяет ей, как никому другому. Когда-то она думала, что способна понять его. Когда-то ее уши слышали то, о чем другие не могли даже догадываться. Когда-то, но эти времена уже давно прошли. Сейчас она была замужем. Ее дети ходили в школу, и о прошлом осталась только память, да и та неминуемо блекла под тяжестью времени. Все изменилось. Прошли те времена, когда они с Джимом были детьми, когда она приезжала в гости к его родителям, и он заботливо охранял ее от посягательств своих друзей, не желая ничего даже слышать о том, что у Маргариты может быть парень из его знакомых. Юношеский максимализм брал верх над женской хитростью. Джим всегда был упрям. Теперь Маргарита понимала это, как никогда. Их дружба, продолжавшаяся после совершеннолетия, была скорее следствием детских воспоминаний, нежели возросшего взаимопонимания. Они просто шли по накатанной дороге, продолжая доверять друг другу сокровенные тайны. Или же сокровенными были только ее тайны? Маргарита с грустью подумала, что в действительности совсем не знала Джима. Никто, наверно, не знал.
Умный, начитанный, интеллигентный. Несмотря на свою скрытность, Джим был общительным человеком. У него всегда находилась одна, две темы для разговора, и неважно интересно это его собеседнику или нет, он будет продолжать говорить с настойчивостью опытного лектора. Маргарита всегда поражалась его памяти. Иногда ей казалось, что он утопает в многообразии мелочей, но нет, все было разложено по своим местам в определенной иерархии. "Зачем ему было нужно все это, если он не находил своим знаниям практического применения? - думала Маргарита. - Наверно, ему было просто приятно считать себя умнее других людей, хотя в этом он бы никогда не признался". Кем были его друзья? Маргарита попыталась вспомнить их лица. Она ничего не знала о Джиме после того, как он вернулся из армии. Последний их откровенный разговор закончился рассказом о его несчастной юношеской любви. Все последующие разговоры заканчивались недопониманием и обидой. Маргарита строила свою жизнь, полагаясь на факты, искала в происходящем собственную выгоду, становясь с годами жесткой до чужой боли. Таким же становился и Джим, только его дорога шла где-то совсем в другой стороне.
Когда-нибудь она приедет к нему на могилу. Его родителям это, наверно, будет приятно. Она повяжет черный платок и будет стоять молча, склонив голову. В ее сухих глазах отпечатается грусть и сожаление. Безусловно, родители не должны хоронить своих детей, но им она об этом не скажет. Она будет молчать, позволяя им думать о том, о чем они хотят. Каждый человек имеет право на грусть. Джим поступил бы также. Маргарита была уверена в этом.
***
Алан Фостер. Джессика любила его руки, глаза, губы. Их отношения нельзя было назвать постоянными. Они начались внезапно и, казалось, не продлятся дольше пары встреч, но вот уже прошел не один год, а Джессика все еще не могла избавиться от потребности, хотя бы изредка видеть Алана. Даже разрыв, который произошел также внезапно, как и начало, не смог стереть это желание беспощадным ластиком времени. Иногда Джессика садилась в машину и часами колесила по городу в надежде просто увидеть Алана, пройти рядом, почувствовать на себе его взгляд - другого, казалось, уже и не надо.
Сегодня был один из таких дней. "Сколько раз может повторяться одно и то же?" - думала Джессика. Сколько еще она будет колесить по городу, ища нелепое оправдание своим поездкам, пытаясь отыскать в многоликой толпе лишь одно лицо, чтобы проехать мимо, мельком взглянув на него, в тайне надеясь, что их взгляды встретятся. Хватит! Джессика свернула на набережную. Длинная улица вела в тупик, заканчиваясь платиной, где вода всегда шумит так громко. Джессике нужно было побыть одной. Не подумать, а просто постоять, глядя на бурлящую воду. Она остановилась и вышла из машины. Сердце противно екнуло, распространив по всему телу волнительное оцепенение. Где-то там, на другой стороне платины стоял мужчина. "Нет, это не может быть Алан, - сказала себе Джессика. - Не здесь, не в таком месте. Возможно, где-то в толпе, среди людей, но не вдвоем, когда вокруг никого нет". Она снова посмотрела на мужчину вдалеке. Высокий, светловолосый. "Может, стоит уйти?" Волнение приятной волной растеклось по телу.
- Привет! - прокричала Джессика, перекрывая шум падающей воды.
Алан медленно обернулся, словно не веря, что здороваются с ним.
- Привет, - его серые глаза скользили по счастливому женскому лицу.
- Что ты здесь делаешь?
- Стою.
- Я тоже пришла сюда, чтобы побыть одной. Странно, правда?
- Наверно, - пожал плечами Алан.
Они замолчали. Джессика нервно кусала губы. Столько всего хотелось сказать, и в тоже время она понимала, что все главное было уже сказано когда-то давно, а сейчас это всего лишь повторение прожитого, но такое волнительное, как будто ничего до этого и не было.
Конечно, она знала Джима Стоуна. Видела несколько раз его в компании своего мужа, и он был другом Алана. Второе, казалось ей куда более значимым. Джессика смерила Алана внимательным взглядом. Вот почему на его губах нет той едва уловимой улыбки, которая всегда украшала его лицо, когда они были вдвоем. Значит, дело не в ней.
- Ты поэтому пришел сюда? Хотел побыть один?
- И это тоже.
- Тогда... - Джессика обернулась.
Ей хотелось остаться и хотелось уйти. Где-то там стояла ее машина, она могла сесть в нее и поехать домой, запомнив эту встречу, как одну из тех, когда она и Алан лишь сухо здоровались, проходя мимо. Или же она могла остаться здесь. На пару минут, может чуть дольше. Джессика не знала, что делать. Это были две дороги, конец каждой из которых был хорошо ей знаком.
- Тогда не буду тебе мешать, - выдавила из себя она. - Ты ведь пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве, правда?
- Правда.
- Ну... Я пойду? - Джессика заставила себя улыбнуться. - Рада была встретиться.
Теперь повернуться к нему спиной, идти к своей машине.
- Джесс! - он так редко называл ее по имени. Даже когда они встречались. Возможно поэтому, ей всегда казалось, что в его устах ее имя звучит как-то особенно.
- Да, Алан? - она обернулась, не пытаясь ничего скрывать.
- Я не хочу, чтобы ты уходила.
- Я тоже... не хочу...
***
Шерил. Последняя девушка, с которой жил Джим Стоун. Не встречался, как с Лорой, а именно жил. Ей было двадцать девять лет, каштановые волосы, немного полное, но весьма стройное тело, карие глаза, узкие губы и лицо, не лишенное привлекательности. Ее подруги часто спрашивали, почему она живет с Джимом. Шерил находила множество причин, но ни разу не сказала, что причиной их совместного проживания являются чувства. Их никогда и не было в действительности. Они просто случайно познакомились когда-то давно. Встретились один раз, другой. До какого-то момента это был просто секс, не более. Шерил жила одна, Джим тоже был один. Он не просил в постели многого, а она не собиралась это многое давать. Проведя вместе ночь, они расставались. Шерил все еще помнила те встречи. Джим был всегда так мил в начале. Дарил цветы, делал комплименты, интересовался, чем она занималась с момента их последней встречи. Потом они шли к нему. Он становился настойчив, она уступчива. Их ночь любви длилась десять-пятнадцать минут, затем все заканчивалось. Абсолютно все. Джим уходил в себя, замыкался, игнорируя переполнявшую Шерил нежность. В эти моменты ей начинало казаться, что вся его обходительность была создана лишь для этих пятнадцати минут, после его заполняло сожаление и разочарование. Других объяснений Шерил найти не могла.
Она не запомнила тот момент, когда их отношения переросли в нечто большее. Это произошло как-то незаметно. Визиты Джима стали более частыми. Он стал терпимее относиться к Шерил и ее женским капризам. "Он повзрослел", - решила для себя Шерил однажды. В тот день, возможно, и был сделан первый шаг к их совместной жизни. Второй случился чуть позже. Сейчас Шерил уже плохо помнила, что случилось, но накопившееся хлынуло в тот день из ее глаз слезами, пачкая безупречную рубашку Джима. Он был как всегда сдержан и недоволен, что Шерил настояла на встрече, но, тем не менее, выслушал ее. Тогда, в его объятиях, Шерил поняла, что больше не может оставаться одна. Ей двадцать девять, ни семьи, ни ребенка, ничего. Она плакала, уткнувшись Джиму в грудь, объясняя свои слезы иными причинами, но в тот момент она жалела себя как никогда в жизни. А Джим... Джим был рядом. Он обнимал ее и сухо пытался успокоить, совершенно не понимая истинную причину ее слез, но Шерил и не хотелось, чтобы кто-то копался в ее внутреннем мире, ей просто нужен был мужчина, который останется рядом, сильный, в чьих руках она сможет почувствовать себя защищенной. "Неужели он и станет тем самым?" - подумала тогда Шерил, пытаясь представить, как они будут жить вместе.
У них будет общая кровать, общий дом и общие дети. Последнее показалось Шерил более необходимым, чем все остальное. Она сказала об этом Джиму, сказала, что хочет от него ребенка. Не в эту ночь, не на следующий день и, возможно, даже не через месяц. Она просто попросила его подумать об этом. Сейчас, вспоминая те дни, Шерил не могла с уверенностью сказать, что все было именно так. Может быть, что-то она додумала, что-то забыла, но одно она знала наверняка - за два года, что они прожили вместе, она успела привыкнуть к Джиму. Это было единственным, что Шерил могла вспомнить хорошего.
***
Курт. За его глазами находилось слишком много секретов, которые принадлежали, как ему, так и другим людям. Слишком много интриг и тайн, которые сделали его взгляд твердым. Серые глаза смотрели на собеседника, обжигая его своей прямотой. За ними всегда что-то было. Всегда. Так же, как и слова, которые не произносились просто так. Все преследовало какую-то определенную цель, к чему-то стремилось. Во всем был смысл, понять который иногда можно было лишь имея такой же взгляд. Джим Стоун многое бы отдал, чтобы понять, что таится за этими глазами. Курт помнил его еще мальчишкой. Поначалу он просто использовал его, как одного из тех, что вечно крутится рядом, желая завести себе сильного покровителя. Не было ни доверия, ни дружбы, лишь только симпатия, которая увеличивалась изо дня в день. У Джима был свой путь, своя дорога, по которой он шел, то удаляясь, то снова возвращаясь к Курту. Его жизнь обрастала своими тайнами. Многие из них ушли вместе с ним.
- Извини, если не вовремя, - сказал Курт, когда Шерил открыла ему дверь.
- Джима больше нет.
- Я знаю. Я пришел предложить свою помощь. Если тебе что-то нужно, можешь обращаться ко мне.
- Хорошо, - Шерил опустила глаза, пытаясь собраться с мыслями. - Может быть, зайдешь?
- Если только ненадолго, - Курт перешагнул через порог, остановился.
- Проходи в гостиную. Я приготовлю кофе, - сказала Шерил, уходя на кухню.
Курт проследил за ней взглядом. Жизнь давно сделала его черствым, как до своей, так и до чужой боли. Он мог лишь сочувствовать, понимая скорбь людей, и, если на то были основания, молча скорбеть вместе с ними.
- Хорошо, что ты зашел, - Шерил поставил на стол две чашки. - У меня в последние дни такое чувство, что вместе с Джимом умерло все вокруг.
- Понимаю, - Курт опустил глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, взял свою чашку - кофе было отвратительным.
- Мне так одиноко! - Шерил пустила сухую слезу.
- Если я смогу чем-то помочь...
- Сможешь, - Шерил настойчиво пыталась встретиться с ним взглядом. - Пообещай, что не будешь забывать меня. Пообещай, что хоть изредка будешь заходить ко мне.
- Я могу сделать большее.
- Для меня сейчас это самое главное.
Они замолчали. Курт смотрел на дно своей чашки.
- Ты знаешь, что у тебя с Джимом одинаковые глаза? - спросила Шерил.
- Нет. Не знаю.
- У него были такие же глаза. Такой же взгляд... - она тяжело вздохнула. - Мне кажется, он никогда не любил меня. Скажи, вы не разговаривали с ним об этом?
- Нет.
- Странно. По-моему, он не пытался этого скрывать.
- Не думаю, что сейчас это важно.
- Ты прав. Это не важно. Я тоже его не любила, - Курт услышал, как она плачет, но оборачиваться не стал. Он просто пил свой кофе. - Посмотри на меня, пожалуйста, - попросила его Шерил. Курт заставил себя повернуться. Она осторожно вытирала слезы. - Не смотри на меня так!
- Ты сама меня попросила.
- Ты смотришь, как Джим.
- Извини.
- Нет. Не отворачивайся, - потребовала Шерил. - Почему у тебя такой холодный взгляд?
- Я не знаю.
- Знаешь, - она подалась вперед. - Ты хочешь уйти, ведь так?
- Я просто тороплюсь.
- Тогда уходи! - Шерил снова начала плакать. - Не хочу никого видеть!
- Хорошо, - Курт поставил на стол чашку кофе и поднялся на ноги. - Мой телефон у тебя есть. Если понадобится помощь, звони.
- Зачем? Чтобы ты пришел и снова смотрел на меня так, будто я тебе противна?
Курт не ответил. Молча развернулся и вышел в коридор.
- Курт! - Шерил побежала за ним. - Извини меня, Курт. Пожалуйста, извини!
- Я не обиделся, - он взялся за дверную ручку.
- Подожди, не уходи.
- Я, правда, очень спешу.
- Подожди! - Шерил схватила его за руку.
Он обернулся. Она смущенно опустила голову, продолжая держать его руку.
- Я просто...
- Все нормально.
- Нет. Не нормально, - она снова пыталась заглянуть ему в глаза. - Ты осуждаешь меня?
- Нет.
***
Прокурор Фил Берри. В его темных глубоко посаженных глазах всегда скрывалось нечто большее, нежели те слова, которые он произносил, общаясь с человеком. Возможно, именно это обстоятельство и объединяло его и Джима Стоуна. В остальном они были врагами. Врагами, которые ни разу открыто не заявляли об этом, но каждый из них знал, что это так. Теперь один из них проиграл, сдался. Прокурор позволил себе сухую улыбку, которую девушка, сидевшая напротив него за столом, приняла на свой счет. Джим Стоун умер, унеся с собой множество секретов и тайн, которые могли навредить прокурору и могли помочь ему. Хорошо это было или плохо, Фил Берри не знал. Он мог только лишь ждать, а ждать он уже давно научился.
Вместе с прокурором ждал и его ангел. Кто, как ни он знал то большее, что скрывалось за именем Джим Стоун. Простой человек не мог увидеть того, что видели глаза высшего существа. Каждый раз, когда Фил Берри и Джим Стоун встречались, ангел видел десятки своих сородичей, уныло бредущих возле человека, носившего имя Джим Стоун. Некоторые ангелы были все еще сильны, они смотрели на него молча, не смея просить помощи, а он мог лишь наблюдать, как истощается их сила. Но были среди этой процессии и демоны. Непримиримые враги шли бок о бок, стоически приняв свою участь, а где-то возле их ног сновали поникшие азоли, которым не суждено уже было сплясать свой танец. Шумная, жуткая, почти гротескная, неустанно следовавшая за Джимом Стоуном процессия. Это было проклятие одного человека. То, с чем он был вынужден жить, разрываемый многообразием голосов в своей голове, которые со временем научился не замечать, но они не становились тише. Их действа захватывали многие жизни, а постановки их все еще не были закончены, чтобы они могли смириться со своей участью. Ангел, преследовавший Фила Берри, сперва сам чуть не попал в эту неизъяснимую ловушку. Джим Стоун виделся ему обычным человеком, чей разум по странному стечению обстоятельств все еще оставался бесхозным хламом среди множества действ его сородичей. Не будь у него прокурора, то, возможно, он бы и сам был не против перебраться к этому человеку. С ним, казалось, возможно очень многое. Но у ангела уже был Фил Берри. Влиятельный, сильный и не обделенный интеллектом. Его слабости были мизерны в сравнении с достоинствами. Они вместе выиграли не одну игру, а их связь, продолжавшаяся уже долгие годы, ни разу не дала серьезной трещины, так что ангел Фила Берри не собирался искать себе в ближайшее время новой марионетки, довольствуясь тем, что имеет сейчас. Возможно, именно поэтому перед ним и открылся этот странный мир Джима Стоуна. Столь сладкая приманка, ведущая прямиком в лапы невидимых решеток, окруживших жизнь этого человека.
Конечно же, прокурор Фил Берри ничего не знал об этом. Для него Джим Стоун был обычным человеком, таким же, как и он, таким же, как и те, что окружают его каждый день.
Фил Берри отставил недопитый бокал с вином и поднялся из-за стола. Девушка, с которой он ужинал, улыбалась ему. Протянув руку, прокурор коснулся ее щеки. Молодая кожа была гладкой, почти бархатистой. Он никогда не был любвеобильным человеком и теперь, после смерти жены, эта девушка стала единственной, с кем пятидесяти двух летний прокурор позволял себе провести ночь. Ему нравилось это молодое тело. Нравился ее голос, ее улыбка. Ему нравилось знать, что она принадлежит ему. Каждый ее вздох, каждый удар сердца. Она всегда будет его собственностью, а он будет добр к ней за ее нежность и согласие. Добр до тех пор, пока она не разочарует его. Бэт поднялась со стула и обняла прокурора. Он целовал ее долго, неспешно, словно продолжал смаковать дорогое вино, которое пил за ужином.
Преследовавший прокурора ангел безразлично взирал на происходящее. У него не было другого выбора. Даже ангел понимал, что в жизни есть вещи, с которыми нужно считаться. Страсть прокурора должна быть утолена, иначе она лишит его рассудка.
Но сегодня что-то было не так. Ангел чувствовал это. В комнате, отделившей себя от ночи за окном непрочными стенами, было слышно, как тяжело дышит Фил Берри, и тихо постанывает Бэт. Остальной мир, казалось, смолк. Лишь слабый ветер сквозил неназойливо в уютном помещении. Но ветер креп, набирался сил. Ветер мира теней. Он стелился вдоль самого пола, пульсируя подобно артерии, несущей живую кровь. Кровь, которая искала себе новый сосуд, новую жизнь. Застывший за спиной прокурора ангел увидел, как в этом потоке крови мелькнули чьи-то крылья. Их взмах был слишком робок, но все-таки это был взмах. Где-то, уже в другом месте, появилась рука демона. Где-то ангел сумел различить уродливую морду азоля. Десятки, сотни существ пытались разорвать эту артерию и вырваться наружу. Они чувствовали запах жизни и хотели остаться рядом с ней. Демоны, ангелы, азоли, траджи и бульвайки. Прокурор и его любовница не могли принять их всех, поэтому обезумевшие существа дрались между собой. Все они хотели жить. Все они хотели остаться. И ангел, преследовавший прокурора Фила Берри, не мог этому противостоять.
Жирный и сильный азоль, раздирая глотки своим сородичам, вырвался из плена и бросился к ногам Бэт. Еще один азоль устремился к прокурору. Следом за ними появились два демона. Они рычали и дрались друг с другом за право оказаться рядом с девушкой, не желая выбирать Фила Берри и его ангела, но ветер, который принес их сюда, уже устремлялся прочь, грозясь забрать их с собой, если они не найдут хозяев, новых марионеток. И один из демонов уступил. Он занял место рядом с прокурором, позволив своему сородичу поселиться рядом с Бэт.
Заполнявший комнату ветер исчез. Исчезли живые реки кричащей крови. Застывший за спиной прокурора ангел молчал. Теперь он знал, откуда пришел этот ветер и куда направляется. Появившиеся существа были ему знакомы. Он видел их всех, безвольно плетущихся за одним единственным человеком. Человеком, носившим такое обычное имя - Джим Стоун. Теперь, когда его не стало, они были свободны. Лишь только ветер, собрав воедино, разносил их по тем местам, где когда-то бывал их прежний хозяин, позволяя им занять место рядом с теми, кто когда-то был связан с ним. И дорога эта должна была стать долгой.